Аннотация: Быль о том, как философ кошек кормил...
Студенческая жизнь полна курьёзов, но мне больше всего запомнился один случай.
После десятилетки мы со школьным товарищем поступили в один и тот же университет в большом городе: я на филологический факультет, он - на философский. Сняли комнату рядом с университетом.
Комната - сильно сказано! Она была карикатурна: три на три метра жизненного пространства, потрескавшаяся штукатурка стен, местами покрытая плесенью, фанерный потолок, почти касающийся макушки наших голов, а за фанерой на чердаке... кошки. Они вечно царапали потолок с той стороны, грызлись между собой и кричали так странно и неестественно, подобно судорожному плачу ребёнка, что я порой просыпался посреди ночи в холодном поту. Товарищ же мой спокойно, по-философски заключал, что кошки голодают и следовало бы накормить их. Разумеется, дальше слов дело не шло: самим было не до жиру (у студента и кость голодная). Но к кошкам и кошмарам, связанным с ними, мы ещё вернёмся...
Ради справедливости надо сказать, что за стеной была ещё и небольшая кухня общего пользования, с газовой плитой и краном. В общем, минимально необходимые для жизни условия и никаких излишеств. Ко всему прочему хозяйка, сгорбившаяся под тяжестью лет маленькая старушка с живописно крупным носом, чем-то напоминавшая сказочную Бабу-Ягу, сразу же, едва познакомилась с нами, предупредила: 'Девушек не приводить!' Признаться, тогда нам было не до них: собственных забот хватало.
Моего товарища-философа звали Лорик. Наверное, такими и бывают начинающие философы: рассуждают умно, но слишком много и обо всём сразу, словно боятся, что больше не представится возможности выговориться, однако совершенно беспомощны в практических делах. Лорик мог беспрерывно и энергично говорить в буквальном смысле до самого утра, но стоило предложить ему сделать что-нибудь по хозяйству, как весь его энтузиазм пропадал, горящий доселе взор вмиг затухал, словно выключенная водителем фара машины, а сам он становился вялым и немного грустным.
Когда в первое после новоселья воскресенье я предложил Лорику сделать генеральную уборку, его лицо стало трагичным. Он поспешил выступить со встречным предложением: перенести уборку на следующее воскресенье. Однако я твёрдо стоял на своём.
Мы вынесли из полуразвалившейся тумбочки в углу хлам, сохранившийся от прежних обитателей нашего нелепого жилища, распределили участки, вооружились тряпками, тазиками с водой. Я невольно следил за неловкими движениями Лорика, который протирал на корточках пол под кроватью, за его нервной, периодически вздрагивающей спиной и наверняка знал, что про себя он ругает меня. Однако по завершении уборки философ облегчённо вздохнул и вроде бы сделал мне комплимент:
- Ты у нас прямо-таки Горбачёв!
По всей видимости, он хотел сказать, что как Михаил Горбачёв в масштабах всей бывшей советской империи, так и я в отдельно взятой комнатушке осуществили перестройку. И надо признаться, вскоре мои усилия действительно дали плоды - в один прекрасный день Лорик совершенно неожиданно сам проявил хозяйственную инициативу.
Вот как это было. В воскресенье Лорик собирался в баню. Накануне он, к моему искреннему удивлению, предложил с утра, до бани, разрубить мясо, которое мы хранили в холодильнике у хозяйки. Тогда в городе действовали всего две-три бани, и нужно было явиться туда пораньше, чтобы часами не ждать в очереди. В общем, назавтра, едва забрезжил рассвет, Лорик уже был на ногах. Я же решил немного понежиться в постели, в душе восхищаясь инициативой товарища. Не тут-то было!
Предутреннюю тишину в округе нарушил топор философа: он приступил к разделке мяса. Но какие-то странные, вечно меняющиеся звуки сопровождали эту нехитрую вроде бы процедуру - как будто аккомпанировал целый оркестр. Что-то падало, шлёпалось о стену, билось о стекло. Вокруг всё дрожало и дребезжало. Потом вдруг раздался сильный треск, грохот упавшего предмета, скорее всего, табурета, лязг клинка отлетевшего топора... Мне было ужасно интересно посмотреть, что творится за дверью, но лень было вставать. Потом вдруг всё стихло. Напряжённую паузу нарушил ржавый скрип приоткрывшейся двери: Лорик как-то подозрительно и неуверенно просунул голову в образовавшуюся щель и произнёс:
- Мясо готово. Я пошёл в баню.
Я чуял, что произошло нечто неординарное и не совсем хорошее. Вскоре мои предчувствия подтвердились: за дверью послышалось недовольное бурчанье старушки. Я встал и, спрятавшись за дверью, осторожно приоткрыл её. Удивительная картина представилась моему взору: площадка напротив нашей каморки и кухни была сплошь покрыта мелкими, словно специально наструганными, кусочками мяса. Стены и стёкла были обрызганы кровавыми крошками, с потолка свисала длинная, тоненькая жилка... Я перевёл взгляд и с ужасом заметил валяющийся в углу расколотый напополам табурет. Рядом клинком вверх лежал топор. Я молча закрыл дверь и лёг обратно в постель, уйдя с головой под одеяло, чтобы не слышать ворчанье старушки.
Через пару часов вернулся мой посвежевший после бани товарищ с румянцем на щеках. Он всё уводил глаза от моего упрямо-вопросительного взгляда. Неловкая пауза длилась с минуту. Наконец Лорик, достаточно нагло, нарушил тишину:
- Что? Старушенция возмущалась?
Тут и ко мне вернулся дар речи:
- Лорик, я могу понять сломанный по неосторожности табурет, но за собой почему не прибрал?
Ответ не заставил себя ждать:
- Думал, пока вернусь из бани, кошки полакомятся отходами.
- ?!
На кухне на дне кастрюли лежал жалкий комочек мяса - словно кот наплакал... Мы не знали, что с ним делать. Скормили бы кошкам, да вот, видно, убежали они, пока начинающий философ махал топором, будоража всю округу...