У бабушки Марфы неврастения. Этот довольно мирный диагноз выставил ей лет двадцать назад один заезжий фельдшер. А поскольку других болезней за свои семьдесят с лишним лет она так и не нажила, к этой единственной относиться с особым вниманием.
Каждую весну, в один из дней, она встает пораньше, пьет чайку с карамельками "дуськина радость", завязывает узелком в носовой платочек немного денег и, опираясь одной рукой на палочку, а другую заложив за спину, согнувшись в старческом поклоне спешит на прием к невропатологу. Попастьк нему по нынешним временам, сами понимаете, дело не шуточное.
Уже у регистратуры ее встречай длиннющая, сердитая очередь: захочешь не подступишься, но бабушка Марфа к ней даже не примеривается. Карточка и талончик на прием ей ни к чему. У ней с годам выработалась своя, проверенная тактика.
Поэтому не торопясь, отдыхая на каждой площадке, она поднимается по лестнице на четвертый этаж и усаживается прямехонько напротив двери с волнующей табличкой "НЕВРОПАТОЛОГ", чуть пониже которой пластырем закреплен тетрадный листок с грозной надписью синим фломастером: "В ВЕРХНЕЙ ОДЕЖДЕ НЕ ВХОДИТЬ!" Садиться себе спокойно ждет.
Где-то в половине восьмого у дверей уже вовсю роиться, шумит народ. Это пришедшие на очередную медицинскую комиссию краснощекие шоферы, говорливые школьники и хихикающие школьницы, проходящие врачей для поступления в ГПТУ, ВУЗы, техникумы; и обычные серые граждане, устраивающиеся на работу. Они весело галдят, переругиваются, как мухи облепив дверь кабинета.
Ровно в восемь ноль-ноль, обозначав важность своей персоны словами: "Товарищи, но толпитесь, пожалуйста, у дверей!" - в кабинет шествует медсестра, а в восемь десять влетает взъерошенный, заспанный молодой доктор. И начинается неравная битва.
Лихорадочно взмахивая своим единственным крылом, дверь едва успевает пропускать входящих и выталкивать выходящих. Кипит, бурлит работа. Очередь начинает таять на глазах. Вот уже и ни одного шофера не осталось и школьники, с заветными бумажками спешат к другим кабинетам, но понемногу начинают подтягиваться настоящие больные: кто с талончиком, кто с направление от другого врача, а кто и просто так, наудачу, сжимая в руках свернутую в трубочку карточку. Плотным кольцом они окружают заветную дверь: не протиснешься, не протолкнешься. Но то и дело в этой плотной стене осаждающих внезапно возникают бреши и через них, под тяжелыми взглядами страждущих, в кабинет с боем прорываются участники и инвалиды войны, под неодобрительный шепот просачиваются, ведомые врачами, всевозможные знакомые и блатники, пропускаются, со смешанным чувством, скрюченные радикулитчики.
Бабушка Марфа наблюдает за всем этим с нескрываемым интересом. Правда раньше, как она помнит, ну, еще буквально несколько лет назад, больные вели себя куда более сдержано и интеллигентно, соответственно своему страданию. Сейчас же, в перестройку, все очереди, что за водкой, что за остатками продуктов, что вот эта - за болезнями, стали чрезвычайно схожи: те же талоны, давка, ругань.
А между тем время все идет и идет. Вот уже и двенадцать пропели японские электронные часы на запястье у солидного гражданина из очереди, а народу не убывает. И когда, постепенно, становится ясно, что невропатолога на всех сегодня не хватит, из кабинета выглядывает медсестра. Пристально оглядев собравшихся, она, как называет про себя это бабушка Марфа, применяет первую степень устрашения:
- Товарищи! - сурово говорит она. - Не стойте понапрасну! Врач принимает только по талонам!
На риторические вопросы граждан типа: "Как же так?.. Мы здесь с самого утра стоим?!.." - она коротко отвечает:
- Не знаю! - и мгновенно исчезает за дверью.
Хотя эта мера рассчитана на самых слабонервных и никто не покидает завоеванных позиций, обстановка становиться нервозной. Сплоченная, спаянная до этого, едиными интересами, очередь, разделяется на два лагеря: на лицах счастливых обладателей талонов, светиться радостная улыбка, выражение другой части очереди передать словами трудно. И только бабушка Марфа спокойна как и прежде. За многие годы болезни она досконально изучила все эти маленькие сестринские хитрости.
Минут через двадцать медсестра появляется вновь. На этот раз она применяет, по классификации бабушки Марфы, вторую, более сильную, степень устрашения:
- Товарищи! - грозно говорит она. - Я, кажется, вам русским языком объяснила - не стойте напрасно! Ни одного человека без талона не примем!.. У кого талон на двенадцать пятьдесят?.. У вас? Так чего же вы ждете?.. Мало ли что не пускают! Заходите... Следующим зайдет с талоном на тринадцать ноль-ноль!
В стройных рядах осаждающих начинается настоящая паника. Самые слабонервные, опустив голову, и что-то бормоча себе под нос, сразу же покидают поле сражения, но, большая часть, возбужденно переговариваясь, продолжает толпиться у дверей.
Бабушка Марфа хорошо понимает всю тщетность их надежд. Третью степень устрашения обычно не выдерживает никто!
Так и происходит. Выйдя из кабинета медсестра с решительным видом приступает к индивидуально обработке собравшихся.
- Так, вы с чем стоите? Ну, и что, что с больничным?.. Ну, и что, что от хирурга?.. Вот и идите к нему!.. Вы?.. С направлением?.. От терапевта?.. Нет... Я же вам ясно сказала - не примет!.. Жаловаться? Да сколько угодно! Хоть министру здравоохранения!.. Мы и так на двадцать человек больше нормы приняли!.. И не ругайтесь, пожалуйста!.. Вы?.. Стоять не можете?.. Так и не стойте, идите себе домой и вызовите врача!.. А вас никто и не заставлял так долго ждать!.. Нет, не примет!.. Нет!.. Нет... Нет!
После такой интенсивной обработки у дверей остается всего пять счастливчиков, которых, по тем или иным причинам, действительно нельзя не принять. Уходя, медсестра бросает вопросительный взгляд в сторону бабушки Марфы, но та лишь обезоруживающе улыбается в ответ.
И вот, наконец, наступает заветный миг. Дверь за последним пациентом закрывается, бабушка Марфа торопливо встает и, постучав, осторожно заглядывает в кабинет.
Дописывая карточку, врач о чем-то весело переговаривается с медсестрой.
- Вам чего, бабушка? - улыбаясь спрашивает он.
- Да мне бы, милай, микстурку от нервов выписать, - застенчиво отвечает бабушка Марфа. - Неврастения у меня.
- Микстурку-у?! А карточка?.. Нету?.. Ну, ладно... Как, Нина Павловна, выпишем бабушке микстуру?..
- Конечно, Сергей Тимофеевич, - без особого энтузиазма отвечает медсестра. - Фамилия?..
Пока она пишет, бабушка Марфа, затаив дыхание и боясь лишний раз пошевельнуться, ждет.
Наконец все позади. Держа в руках заветный рецепт и расточая благодарности доброму доктору, бабушка Марфа выходит из кабинета и направляется в аптеку.