Меж Игаркой и Сопочной Каргой (записки енисейского раздолбая) часть 3.
Лоцмейстерские хлопоты
Старожилы енисейские бают, что и сомы, и осетры здесь крупнее нильских крокодилов водятся. Такие монстры, с которых одной икры пару-тройку ведер взять можно. Им и человека утопить проще простого. Сомнительно, конечно, но я верю. Впрочем я и до того как байки эти услышал не горел желанием водные процедуры принимать в енисейской водичке.
А хочется верить, что есть на свете что-то такое, чего никто еще не видел. Может мне повезет, и я смогу увидеть это, никем не виданное. В общем,старая песня - про то, где и как не ступала нога человека, и чего глаз человека никогда совсем не видал, однако.
Бывает, что нас лоцмейстеров, тоже кое-кто, иногда дразнит гидрографами. Помнится, бабушка моя, Мария Филипповна, любительница деревенского юмора, когда я приезжал из училища в отпуск, все выспрашивала меня: "Ну как там дела, Женечка, в "Альме вашей матери"?
Учили нас, и гидрографов, и лоцмейстеров в одной "Альме нашей матери" - на Арктическом факультете легендарного Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала С. О. Макарова. Да и специальность у нас одна - гидрография и зовут нас всех инженерами-гидрографами.
И в дипломах у всех одинаково начертано - инженер-гидрограф. Начертано, это слишком хорошо сказано, скорее, нацарапано, словно курица лапой. Руки бы секретарше факультетской по самую шею оторвать за такой почерк.
Проучиться шесть лет и в итоге получить диплом безвозвратно испорченный безобразным корявым девичьим почерком. Ладно, мне по фигу - у меня диплом синий. А как парням с красным дипломом инспектору отдела кадров в глаза смотреть? И как, спрашивается, на это корявое безобразие глаза декана Арктического факультета смотрели?
Гидрографам не повезло, и они попали на белые, серые, красные, и оранжевые (бывают и такие) гидрографические суда, которые гуляют галсами в Северном Ледовитом океане, а то и где-нибудь в жарких тропиках, измеряя глубину океанов и, в конечном итоге, выдавая в качестве результата морские навигационные карты.
Четыре часа вахта, восемь часов сон, четыре часа вахта, восемь часов отдых, завтрак, обед, ужин, киносеанс в кают-компании, променад по палубе с перекуром, если волны по ней не гуляют бесконтрольно - вот и сутки прочь.
Ну, в теплые или жаркие воды попасть явление выдающееся - не ко всем так Фортуна благоволит. Такая счастливая планида в нашей структуре поджидает людей редко и исключительно избранных, кровными узами повязанных с тяжеловесными фигурами в высших инстанциях нашей структуры. В основном же народ бороздит моря и океаны в водах весьма и весьма прохладных, а то и вовсе на гусеницах по океанскому льду передвигается.
Представляете, весь этот ужас? Бесконечное движение параллельными галсами, с интервалом, допустим, сто метров. Каково утюжить заданную акваторию-слева направо, с севера к югу, либо с востока на запад, туда, сюда, обратно. Тык карандашиком в планшет, тык, снова и снова тык, тык, тык. Этим же карандашиком почесал за ухом и опять тык в планшет, тык, тык, тык.
И так всю арктическую навигацию, три-четыре месяца к ряду. Берега не видно, кругом одна свинцовая вода, да лед разноцветный периодически. Скучно! Да что там скучно? Тоска вселенская! Если кто и повеселит порою, так либо моржи с тюленями, либо белые медведи.
А если ты еще и на ледоколе, а каюта у тебя в самом носу, и ты, находясь в койке, упираешься затылком в форштевень... Форштевень на ледоколе это на носу такая штука, которой ледокол лед ломает. Ощущения настолько сильные, что мнится,будто ледокол крошит льдины, твоим собственным затылком. Каково, я вас спрашиваю?
А вотнам повезло чрезвычайно - мы лоцмейстеры. Енисейские лоцмейстеры. У нас что ни день, так какое-нибудь свеженькое событие на наши многострадальные сидячие места и романтические души. Спать нам в период навигации по большому счету некогда. Во всяком случае, начальство считает, что и ни к чему это нам, дескать, зимой отсыпаться будете.
Зимой Енисей замерзает, покрывается толстенной коркой льда два метра толщиной, а то и более. Нам по осени, перед ледоставом работа. Пока мороз не впаял окончательно и бесповоротно в лед морские буи, устанавливаемые для ограждения судоходного фарватера, их необходимо поднять из воды.
Если погодка нарушила планы, и буи уже вморозило в молодой лед, надо их вырубить и забрать-таки на базу вопреки всем препонам. Есть такой сугубо полярный исключительно популярный у лоцмейстеров научный инструмент - пешня называется.
Ломом речной лед долбить нельзя. Впрочем, можно и ломом, просто в этом случае ломов не напасешься. Когда лом пробивает лёд, онуходит вниз на дно со стопроцентной гарантией. А пешня это стальной наконечник на палке, даже, если упадет в воду, не тонет.
Стоимость большого морского буя соизмерима со стоимостью новенького, только с конвейера Жигуля (скажу честно, если я и привираю, то сущий пустяк). Посему потеря большого морского буя строго карается законом, как, впрочем, и малого.
А посему вырубают их изо льда, хоть кровь из носа. На место буев ставятся ледовые вехи, дабы моряки, привыкшие к океанским просторам, меж двух Енисейских берегов не заблудились, да на бережок, паче чаяния, пароходом своим не выкатили.
Всю зиму парни из лоцмейстерского отряда мотаются на вездеходах и арендуемом в авиапредприятии вертолете, по пойме Енисея, снимая маячное оборудование снавигационных знаков, которым весной предстоит превратиться в деревянное крошево под напором енисейского ледохода.
Экипажи гидрографических судов, выполнив все поставленные задачи, с ледоставом завязывают трубы пароходов, дабы в них снега не нанесло пургой и начинают праздновать этот знаменательный факт. Причем процесс завязывания трубы весьма не быстрый, а уж о процессе празднования данного события я и вовсе... помолчу.
Следующий номер программы просто колдовство высшего уровня полярного мастерства. Дождавшись лютых морозов и достижения льдом максимальной толщины, экипажи начинают вырубать во льду майны по периметру корпуса парохода, оставляя через определенное расстояние перемычки, способные удержать судно в вертикальном состоянии.
Майны не пробиваются на всю толщу льда, так что они остаются сухими и команде открывается доступ к подводной части корпуса. Вот эти доступные руке мастера участки корпуса отдраиваются от ржавчины, водорослей, ракушек и щедро покрываются суриком. У боцмана все строго размечено и в следующем году он с командой будет вырубатьмайныи драить корпус в тех местах, которые в этом году оказались недоступными за ледовыми перемычками.
Лоцмана всю зиму в отсутствие простора для творчества вяжут ивовые корзины на ледовые вехи, пьют чай,вприкуску с разговорами, и делают много всяких полезных дел, на которые способны только совсем замшелые морские волки. В том числе, помогают лоцмейстерам готовить строевой лес необходимый для строительства навигационных знаков в пойме после ледохода.
Потом народ по мере окончания плановых работ выгоняют в отпуска, отдают заработанные в навигацию отгулы. Местные парни наслаждаются отдыхом на малой Родине, а залетные из материковой части Союза разлетаются погостить по городам и весям всвои родовые поместья и вотчины.
К началу, а то середине мая народ стекается на гидробазу, отдохнувшие и свежие, как зеленые огурцы в пупырышках с грядки,и начинается подчистка хвостов к началу навигации.
По весне, а в заполярье, как известно, это где-то в середине июня, начинается на Енисее в районе Игаркиледоход. Ледоходом в пойме Енисея, словно опасной бритвой, под корень выбривается все навигационное обеспечение, которое лоцмейстеры в поте лица строили и устанавливали практически все предыдущее полярное лето.
И летят в реку, под напором льдин, навигационные знаки, ледовые вехи, створные знаки - все то, с помощью чего штурман и лоцман могут определить место нахождения судна на реке. И пока лоцмейстеры все это хозяйство не восстановят - ни один, уважающий себя капитан морского судна в Енисей не сунется ни под каким соусом.
А бороздят Енисей, помимо разной речной мелочи, еще те морские монстры - рудовозы в Дудинку и лесовозы в Игарку. И осадка у этих монстров будь здоров! С такой осадкой чуть в сторону от фарватера и кранты авторитету любого самого заслуженного капитана самого дальнего плавания.
Это только фраза такая - "восстановление навигационного обеспечения", создающая впечатление, вроде там, в пойме, что-то слегка подломилось и это подломившееся надо ну самый чуток подремонтировать. Вот уж, хренушки!
На самом деле ничего там не осталось, одни намеки, благо еще, если центры навигационных знаков льдом не сбрило. Зачастую и центров не остается, хотя это вколоченные в вечную мерзлоту тундры на полтора-два метра стальные трубы зачастую с бетонной подливкой. А это значит, что все надо строить заново.
Навигационный знак это тренога из связанных толстенной стальной проволокой бревен диаметром двадцать - тридцать сантиметров, высотой от десяти до двадцати метров. Надо в вечной мерзлоте выдолбить ямы под эти три бревенчатые ноги.
Пока собирается сама тренога, и выдалбливаются в вечной мерзлоте ямы для опор навигационного знака, верхний слой тундры до мерзлоты растаптывается доблестными лоцмейстерами до состояния жидкого грязевого киселя.
Две передние ноги подгоняют к вырубленным в мерзлоте ямам, так чтобы при подъеме основанием съехали до места. Само тренога раскладывается подобно латинской букве "Y". И в жидкой грязи, партия из десяти лоцмейстеров,руководимые инженером и техником, буксуя резиновыми сапогами по вечной мерзлоте, начинает подъём этого сооружения. Строители египетских пирамид, завидуя лоцмейстерам, нервно курят в сторонкемелко порезанные листья финиковой пальмы.
Леонид Федорыч
Руководство подъемом знака инженер осуществляет единственно возможным чапаевским методом - впрягается наравне со всеми в бревно впереди на белом коне. Как говорит мой куратор, Севастьянов Леонид Федорович, тренировавший прошлую навигацию мое тело и мой лоцмейстерский дух начинающего полярника: "Пока ты, начальник, работаешь - работают все!".
Это в теории. На самом деле речь не идет о работе начальника карандашом, или с геодезическими приборами, или о какой-либо другой напряженной умственной деятельности. В конкретной ситуации происходит следующее, указывая своим толстым пальцем Федорыч произносит, дескать, мы с тобой начальники, поэтому нам с тобой необходимо нести вот это начальственное бревно, самое толстое из всех имеющихся в наличии.
Мне Федорыч определяет место с тонкой стороны бревна, сам берется за толстый комель. Такой уж у него стиль руководства.Это может быть не только бревно. Это может быть стальной баллон с ацетиленом, который надо на руках затащить полкилометра, а то и километр от уреза воды на коренной берег к навигационному знаку.
На руках все это переносится, если в данном конкретном месте нет нормального пути от уреза воды к навигационному знаку, по которому мог бы пробежать вездеход.
Это могут быть аккумуляторные батареи, ну и много всякого тяжелого оборудования, всего и не перечесть. Пока начальник работает самые толстые и тяжелые предметы у подчиненных где-то в глубине души начинает просыпаться совесть, не позволяющая им прохлаждаться без дела.
Но пашут подчиненные ровно до того момента, когда начальник сбросит предмет со своих плеч и присядет покурить. И потому Федорыч всегда впереди на белом коне и волочет на себе самое на данный момент неподъемное имущество.
Ну а я, как правило, заношу хвост его белого командирского коня, в смысле хвост транспортируемого им предмета. Вот такой у меня куратор! Ну а я типа стажируюсь на роль начальника на белом коне. Просто кино "Чапаев" - Василий Иванович в паре с ординарцем Петькой! Я страдаю под бревном в роли ординарца.
Правильный мужик Леонид Федорович. Кабы моя воля была, Федорыч уже в качестве члена Политбюро ЦК КПСС по Красной площади у Мавзолея прогуливался. Вот именно такие мужики страной рулить должны, а не хлыщи с гладкими рожами, и тогда все было бы с Родиной у нас пучком, в смысле в порядке.
Федорыч, парень тертый. После школы каким-то ураганным ветром задуло его к золотоискателям, промышлявшим артелью золотой песок где-то за полярным кругом. В армии попал в морскую пехоту, скорее всего по причине доставшихся от родителей медвежьих габаритов.
Всем в стране известно, где морская пехота СССР - там победа! Это прямо-таки, про нашегоФедорычасказано, тютелька в тютельку. В самую точку! А уж после морской пехоты штормовым ветром морской романтики занесло его в полярные гидрографы - в Ленинград, на Арктический факультет Макаровки.
Куратор мой мастер на все руки, он даже полярных куропаток в сотне метров от дома навострился лично силками добывать. В общем, человек, уважаемый всюду и всеми, родовой из казачков. Стержень в нем присутствует несгибаемый, казацкий.
Чувствуют люди в нем этот стержень. Даже спирт пьет Федорыч только чистый - не понижая градус водичкой. И, что стоит отметить, меру свою знает, как Отче наш. Правильный человек, каких не часто встретить удается в нашем подсолнечном мире.
В эту навигацию Федоровича с нами нет, забрал семейство и отбыл на борту гидрографического судна "Дмитрий Овцын" в качестве третьего помощника капитана в Финляндию на длительный ремонт. Грустная история. Привык я уже к Федоровичу за прошлую навигацию.
Вроде справляюсь и без него, но все время ощущение, что не хватает кого-то рядом. У меня, особенно первое время, было прямо таки обостренное чувство невосполнимой потери и этакого горестного лоцмейстерского сиротства.
Нам по плечу ломать и бревна
На фронтальной паре ног из бревен набита решетка из досок и весит эта конструкция - просто стыдно произнести вслух, если не придерживаться литературных выражений. Верхушка треноги приподнимается над землей, а третьей ногой в качестве рычага, упираясь в жидкую грязь болотными сапогами, лоцмейстеры выталкивают сооружение вверх.
Случается, что третья, опорная нога не выдерживает веса знака и ломается словно спичка. И вот вся эта штуковина, весом от одной до полутора тонн, начинает хламообразновалиться вниз прямо на головы многострадальных лоцмейстеров.
Нужен немалый навык и недюжинная расторопность, чтобы вовремя удрать с траектории падения знака, не пересечься с ним и не оказаться сломанным этой махиной. Тут уж не зевай, иначе все кончится очень плохо.
Как правило, удрать с места приземления конструкции в тундру растоптанную сапогами в грязевое болото успевают все, однако не без исключений из правила. Мне это удалось с первого раза. Не зря шесть лет в Макаровке муштровали.
Такова природа полярной грязи, она сама холодная и скользкая, да вечная мерзлота под ней тоже скользит. Бегать в сапогах быстро,в этом киселе с ледяной подложкой,могут только выдающиеся чемпионы легкоатлеты, к коим мы точно, увы, не принадлежим.
Поэтому личный состав лоцмейстерской партии в случае необходимости передвигается быстро, не раздумывая, исключительно на рефлексах и делает это,спонтанно разувшись, строго без сапог - только портянки вслед босым пяткам в воздух взлетают. Сапоги увязают и остаются в грязи под обломками знака. Потом начинается поиск сапог - долго и мучительно, наощупь руками и голыми пятками в ледяной грязи.
Имел место такой случай и в моей жизни. Не помню точно, но мнится мне, что это был второй помощник с "Лота" Федя Росихин. Так уж случилось, толи от задумчивости, толи с похмелья, ну, не успел человек удрать из-под падающего навигационного знака.
Благо, под суматошные крики коллег лоцмейстеров; "Падай, бля! Падай!", сообразил человечище, что стоять во избежание получения удара тяжеленой штукой по темечку никак нельзя. Сообразил и, произведя экстренно нехитрые геометрические расчеты, рухнул в правильном месте, плашмя прямо в грязевой кисель под ногами.
Господь хранил имярека. Бревно миновало задумчивого парня, лишь щитом легонько по заднице пришлепнуло. Не успел ягодицы в болотной жиже притопить надежно. Пришлепнуло легонько, но гематома на сидячем месте была по слухам весьма и весьма впечатляющая.
Впрочем, пострадавший это место никому из нас показывать не стал, постеснялся. Обошелся описанием на словах. Как говаривал мой ротный командир капитан третьего ранга Альберт Сергеевич Голицын: "Трудности укрепляют молодежь". Шрамы же украшают мужчин, даже, если шрамы эти расположены прямо на самой заднице. Девчонки любят парней со шрамами.
Все бы ничего, но в дополнение к уже имеющим место минусам знак, упав, вдавил обрешеткойбедолагув болото и не дал поднять голову из грязевой жижи. А работаем мы, как ни странно, без аквалангов. А всякой нормальной голове, как известно, каждые три секунды требуется глоток свежего воздуха.
Соратники по борьбе за безопасность морского судоходства на реке Енисей, слетевши коршунами к месту ЧП, в экстренном режиме, босиком, голыми руками выломали обрешетку навигационного знака и вытащили страдальца из смеси глины и ягеля. Однако, несмотря на это, он успел таки изрядно хлебнуть горького полярного киселя. Закончилось все благополучно - прокашлялся и отплевался. А могло случиться и иначе, так что соображать тут надо быстро.
После восстановления навигационных знаков в пойме на всем протяжении реки от мыса Кармакулы у Игарки до Енисейского залива, надо выставить морские буи, ограждающие фарватер. На все восстановленные знаки надо установить снятые на зиму маячные фонари, подвезти электрические аккумуляторные батареи или газовые баллоны с ацетиленом, в зависимости от типов устанавливаемых фонарей. Такие же батареи и баллоны надо завезти на навигационные знаки, стоящие на коренном берегу Енисея.
Работы вагон и маленькая тележка и не кончается эта работа никогда. То есть, если кончается одна работа, то сразу же начинается другая. Вот она где настоящая романтика с тундрой до горизонта, болотом поверх вечной мерзлоты, с воздухом серым от облаков прожорливого гнуса и комаров, сидящих на тебе, так плотно друг к другу, что они производят впечатление свитера из верблюжьей шерсти, напяленного поверх альпака.
Чих-пых бы эту комариную романтику! Это вам не галсами по морю-океану на белом пароходе туда-сюда бегать, на моржей, тюленей, да белых медведей с ходового мостика любоваться и карандашиком в планшет тыкать, за ухом им же почесывая, с чашечкой кофе в руке. А может и еще с чем покрепче.
Тут сила духа и сила воли! Как у Владимира Маяковского: "... если звезды зажигают, значит это кому-то нужно...".Звезды, конечно, не наша епархия. Высоковато для нас, однако, - лестниц для нас еще такой высоты не придумали. У нас задачи скромнее.
Но и наши задачи не менее важные! Уже не будем личиком свою непричастность изображать и лишнего скромничать. Это мы зажигаем маяки. Мы, и никто кроме нас их не зажжет. Такие вот мы непростые парни. Ух!
Круче лоцмейстеров разве только парни на ледовом промере! Ледовый промер, это когда бежит по Северному Ледовитому океану гидрографическая промерная партия на вездеходах, тракторах, с буровыми установками, жилыми балками, с баней и прочими удобствами на улице. Бежит прямо посередь океана, по океанскому льду в разгар зимы, на семи ветрах и при температуре ниже нуляпо самое никуда.
По пути-дороге бурят гидрографы в океанском льду дырки и лебедкой меряют глубину в данном месте тросиком с грузом. И все это карандашиком, изморозью покрытым, наносят на обледеневший планшет. А вокруг медведи белые на гидрографов улыбчиво щурятся, и мысль у них от этого зрелища одна единственная - что бы такого, или кого бы на халявусхомячить, в смысле схавать. Сожрать, вульгарно выражаясь.
Есть, несомненно, и еще парни круче лоцмейстеров, океанологи с метеорологами, к примеру, однокашники наши по факультету Арктическому. Те, кто Антарктиду топчут и в океане Ледовитом дрейфуют на льдинах, лопающихся и разъезжающихся по швам в разные стороны, на метеостанциях по арктическим островам вахту усиленно тащат.
Подводники советские, опять же, Америку обложили со всех сторон баллистическими ракетами подводного базирования. Иные парни и вовсе с декабря семьдесят девятого в Афганистане войну воюют. У нас же страна героев! Ну и мы, парни не пальцем деланные, стараемся от героев наших не отставать ни на шаг.
Начальство наше, правда, шумит истошным голосом, дескать, пароходы по Северному морскому пути уже идут к Енисею, а у вас (в смысле у нас) тут еще кот не валялся. А сами мы и вовсе еще те ленивые караси, которые никак не чешутся.
Зашумишь тут! Знают, что если мы не успеем, верхнее начальство нашим непосредственным начальникам хвосты на руку намотает, да и оторвет к чертовой бабушке, без каких бы то ни было душевных переживаний.
Ну, начальство оно всегда что-нибудь да шумит. Только по одной теме отшумит, а тут другая тема на подходе, так, что шум постоянно в воздухе стоит неуёмный, как у Ниагарского водопада.
Если на крики начальства внимание обращать, так нам ни пить, ни есть, ни спать, ни с женами детей делать, ни водку пьянствовать, времени не будет - знай только ударно трудиться, по-коммунистически, в поте лица. Давно и всем известно - сколько ты не пыжься, какты не тужься, а начальству один хрен не угодишь.
Просто надо все по порядку - без суеты. Крики начальства пускаем мимо ушей. Сначала о семье думай, потом о Родине, а потом о себе. Так правильно! Да, вообще, таким соколам, как мы, абсолютно всё - два пальца об асфальт.
И грудь у нас в полоску и попы в якорях, а бывает кое у кого даже и в шрамах. Ау полярных ветеранов из старых просоленных океанской волной морских крабов, вполне вероятно даже и в ракушках! И не факт, что ракушки те не жемчужные.
Не пугайтесь, начальники, за свои кресла! Останутся хвосты ваши в целости и сохранности! Всё мы к сроку успеем!
Радиоизотопная батарейка
"Лот" вернулся в Игарку после проведения лоцмейстерских работ в районе Дудинки. Теперь предстояло загрузиться разнообразным барахлом, вроде ацетиленовых баллонов, электробатарей, переночевать дома, на радость семействам моряков, и снова выдвигаться в район работ севернее Дудинки.
Пока команда и мои лоцмейстеры грузили оборудование на "Лот", меня дёрнули к высокому начальству. Заместитель начальника лоцмейстерского отряда Овчинников Сергей Григорьевич, а в обиходе просто Григорич, сунул мне в руку для ознакомления книжонку с надписью "Описание прибора РИТЭГ Тип Бета М".
Не вдаваясь глубоко в подробности: РИТЭГ это радиоизотопный термоэлектрический генератор. Штука такая с радиоизотопным тепловыделяющим элементом, в качестве которого использован изотоп стронций-90. Изотоп этот, стронций-90, радиоактивный отход, получаемый в результате работы ядерного реактора.
Упакован стронций в герметичную сварную капсулу из стали. Срок полураспада стронция-90 - тридцать лет. Пока этот мусор, отрыжка, выплюнутаяиз ядерного реактора,полураспадается, РИТЭГ выдает в течение тридцати лет электроэнергию достаточную для питания наших световых навигационных знаков.