Под палящим солнцем юга на бесплодной земле вдалеке от красочных мечетей Стамбула и нарядных базаров Кабула раскинулось бедное селение. По узким, кривым улочкам неспешно тащились навьюченные ослы, рядом - истомленные жарой погонщики, раздавались крики торговцев разного сорта и призыв муэдзина. Вдруг в толпе полураздетых, потных, красных людей мелькнет гибкий стан восточной красавицы, несущей на голове полный живительной влаги кувшин. Легкие одежды ее под порывом ветерка обовьют ее сильные бедра и высокую грудь, и вот уже юноша не в силах отвести глаз, вздыхает, мужчины усмехаются, а седобородые старики кивают головами.
Воздух напоен нежным ароматом цветущего персика и густым запахом пряностей, доносится шум моря, и на языке ощущаешь соленые капли.
День состоит из трудов, ночь приносит отдохновение. Неторопливо течет речь аксакалов, яркие звезды таинственно мерцают, прохлада спускается на землю, раскрывая над ней свои крылья.
В эти минуты в богато украшенной сакле сидел старик, белесоватые, подслеповатые глаза его смотрели на слушателей, но, казалось, не отличали никого. На бритой голове возвышался тюрбан, в руках дымилась трубка. То был почитаемый в ауле Захид -бей, снискавший славу знатока женщин и любви. К нему приводили учиться чуть оперившихся юнцов, они покорно внимали словам старца:
"Бойся женщины и любви её! Пусть тебе кажется, что в очах её, подобных глазам горной лани, покорность и нежность, что уста - источник сладости и неги, руки, легко касающиеся твоей щеки, - два крыла бабочки, а гибкий стан словно стройное деревце, в тени которого можно укрыться от зноя.
Обманно все! Во взгляде женщины - похоть и порок, в словах - яд, проникающий в разум твой, каждое её прикосновение - боль, пронзающая сердце твоё, тело же её - сосуд греха, требующий все новых жертв!
Любовь не наслаждение, любовь - мука, страдание, посланное нам Аллахом за грехи наши! Избегай её!"
Так говорил старик и закрывал отяжелевшие веки. Гости пятились к выходу, одобрительно кивая, возводили глаза к небу и глубокомысленно изрекали:
"Мудрейший прав! Он знает женщин! О небо! Сколько горя несет нам любовь к ней! Мы губим душу свою ради этого несовершенного создания, делаем глупости, стараясь удивить её, выглядим подчас нелепо, глупо. А они?! Что дают нам эти легкомысленные существа? Они тратят деньги, заработанные нами в поту и крови, на побрякушки, лгут, бывают неверны, злы и глупы. Они болтают лишнее, на слова транжиря чувства!
Женщина словно мираж в пустыне: издалека манит нас красотой и обещанием покоя, которые на деле оборачиваются бесплодной мечтой, сухим песком, скрипящим на зубах!"
Так рассуждали простые люди, не пытаясь проникнуть в замысел Аллаха, создавшего мужчину и женщину, неразделимо слитых как небо и земля, солнце и луна, земля и вода.
Одним прекрасным утром, в тот час, когда вершины гор начинают золотиться в лучах восходящего солнца, в аул вошел незнакомец. Необыкновенной красоты юноша не был похож на местного жителя. Взгляд глаз цвета июльского неба поражал благородством и умом, вьющиеся волосы, черные как смоль, лежали по плечам его, в походке, уверенной и быстрой, во всей фигуре читались независимость, гордость, смелость. Он, словно свободная степная птица, летел к неведомой цели, и люди расступались, боясь оказаться у него на пути.
Подойдя к дому Захид-бея, юноша остановился, почитал молитву и робко вошел. Любопытствующие заметили, что то было еще до полудня, вышел же гость, кода сгущались сумерки. Лицо юноши пылало огнем, в глазах сверкали молнии. Он гневно произнес:
"Люди! Вы глупы, как собака, кусающая руку кормящего её! Вы глухи и слепы, точно семена в пустыне, которые ветер разносит по песку! Вы наивны, подобно зверьку, доверившемуся тени ядовитого анчара!"
Люди, слыша подобные речи, останавливались в недоумении. И вот уже перед оратором собрался десяток зевак.
"Я прошел много городов и селений, всюду вопрошая о любви! Я жаждал страстей и утешения, мечтал и мучился ревностью, страдал от неразделенного чувства и был счастлив в объятиях возлюбленной! Однажды я услышал о мудреце, который знает о любви всё. Я ликовал! "О, всемогущий Аллах! - говорил я себе. - Этот старый человек откроет мне истину!" И вот я здесь...И что я слышу?! Упреки, проклятия, угрозы... И кто передо мной?! Евнух султанского гарема, оскопленный еще в том нежном возрасте, когда мальчик находится только во власти грез о женщине.
Что может знать он о любви? Он ....не познавший мук страсти, не испытавший трепета от обладания женщиной?!
Женщина - сосуд греха...Что может еще сказать человек, который, видя нежное тело женщины, смотря в глубину её глаз, не чувствует ни дрожи, ни огня желания!.. Он судит обо всём, не изведав ничего!.. Его слова - отвлеченные идеи, бесплодные и холодные...
Я знал много женщин, я приникал устами к устам, я ласкал и был обласкан, я любил и ненавидел, я дарил и меня одаривали в ответ...Женщина! О всемогущий Аллах! Женщина подобна зерну спелого граната: разломите плод, вы увидите, что нет ни одного похожего на другое...среди зерен есть темно-бордовые и нежно-розовые, почти белые и алые. А форма? Такого разнообразия в природе вы более не найдете, каждый оттенок...каждая грань...Вы наслаждаетесь дивным вкусом, ароматом этого плода, жадно пьете сок...Так же и женщина..."
Юноша хотел еще что-то сказать тем, кто, остановившись, изумленно смотрел на него. Но из толпы прозвучал резкий скрипучий голос, принадлежащий кривой старухе:
"Не слушайте его, люди! Его устами говорит Шайтан...Он подрывает наши устои, разрушает наши семьи, совращает наших детей, отбирает у нас надежду на спокойную старость! Гоните его прочь! Прочь! Прочь! Нам не нужна Твоя любовь...Нас по-другому учили жить..."
И первый камень полетел юноше в грудь, а за ним второй, третий, следующий...следующий.. Люди с ожесточением бросали в него камни, попадая в руки, ноги, голову, а он не мог понять, что происходит, стоял, не пытаясь защититься. Наконец он отвернулся и пошел по дороге, ведущей из аула, и долго вслед ему неслась брань и угрозы...
Скоро в деревне все забыли о юноше и его речах...А юноша любил и был любим...