Я стану править кораблем, ты будешь петь, Марго...
М. Щербаков
...Марго швырнула в угол прихожей сломанный зонтик. Туда же полетел безнадежно испорченный плащ - уличная грязь погубила блестящий шелк. Черным туфлям от "Нина Риччи" повезло больше - они смогли пережить и жестокий дождь, и яростный бег хозяйки. Щелкнула кнопка, студию озарил свет. Лучше бы он этого не делал - весь кошмар поспешного переезда предстал перед Марго, словно на ладони. Вывернутые на пол ящики, пустые коробки, клочья оберточной бумаги, какие-то обрывки, веревочки, пестрые фотографии. Любимый ночник-тюльпан валялся подле осиротелой кровати, словно лысый старик, который потерял шляпу. На выпотрошенной тумбочке лежала записка - Марго не хотелось думать, что еще решил выкинуть ее драгоценный бойфренд. Из-за тумбочки жалобно щурился ручной хорек Генрих - он был напуган и очень голоден.
Злая как черт, Марго босиком прошлепала в кухню. Так и есть, мерзавец увез с собой кофеварку и тостер, но холодильник оставил. Ломоть сырой телятины шлепнулся в миску, хорек с урчанием впился в него зубами. Себе Марго плеснула в чайную чашку вермута. Порция ароматного, крепкого в меру напитка разогнала холод в крови. В миске для фруктов лежали персики. Марго выбрала самый сочный и вернулась назад, в студию. Из распахнутого окна тянуло ночной сентябрьской прохладой. Пахло пряным мясом из арабского ресторанчика, где-то внизу негромко играл золотой саксофон. Париж еще не ложился, жизнь плясала на мокрых, усыпанных листьями мостовых, целовала холеные ручки парижских дам и натруженные ладошки фабричных работниц, заглядывала через плечо к горбуну-художнику - стоя у себя в мансарде, он рисовал по памяти нигерийскую Деву Марию с дредами и пестрыми бусами. Марго тоже хотелось музыки - ритма самбы, резких, жарких движений танца, огненных взглядов и случайных вроде бы поцелуев в открытое загорелое плечико... Зазвонил телефон. Марго подняла трубку.
- Привет, дорогая, ты не видела мои новые запонки? Кажется, я оставил их в твоей тумбочке, - приторный голос Рене-Филиппа вызывал тошноту. Подумать только... еще полгода назад она собиралась замуж за этого... эту... этот артишок в пиджаке от Армани! Последние слова Марго произнесла вслух и грохнула об пол трубку. К ароматам студии добавился до отвращения знакомый запах - кажется, Генрих опять испугался...
* * *
Я поставила точку. Следующая глава - где Марго пробует устроиться сперва менеджером, потом секретаршей и, наконец, билетершей в порнографический кинотеатр, казалась мне особенно идиотской. Переводчик - урод. Или уродиха. "...На столе у директора стояла статуя обнаженного афроамериканца с выдающимся во всех отношениях черным фаллосом...". Ничего, нам, неграм не привыкать. Статую перекрасим, директора сделаем выдающимся во всех отношениях джентльменом... А Марго мне было искренне жаль. Складная девица с хорошей грудью и крепкими ногами танцорки, круглозадая, смуглая, жадная до еды, любви и веселья - что могут современные мальчики с рыбьей кровью против такой красотки?! Придумать бы ей флибустьера и пиратскую шхуну, отправить в Центральную Африку с экспедицией или хотя бы забросить в кибитку комедиантов...
Увы, закон жанра принесет в жертву безалаберную Марго. Мы редактируем дамский роман о современной яппи. Вот она сидит в неудачных жизненных обстоятельствах, вот посылает все нафиг, ломает жизнь. Учится жить с лишним весом или худеет, начинает зарабатывать деньги или плести чепуху из итальянской соломки, покупает себе мини-платьице и сумочку от Тиффани, гонит подружку-стерву и докучливого бойфренда... Дальше белыми нитками шьют финал, глянцевый хэппи-энд и маленькое колечко с лучшим другом любой настоящей дамы. А сквозь эту пеструю тряпку светит картинка из жизни - героиня с сумочкой от Тиффани сидит на кушетке в съемной квартире, перед ней - телевизор, на тумбочке - джин с тоником и потухшая сигарета, впереди выходные... и все.
Сумочки от Тиффани у меня отродясь не было, телевизора тоже не завелось. А вот развод, съемный флэт, джин-тоник, черные джинсы и черные выходные - сколько угодно. Если рассказывать всю череду несчастий, приведшую меня в неуютное логово, записную хрущобу на углу адмирала Макарова, вышел бы настоящий роман, не хуже переводных шедевров. Короткая и сухая дорога до супермаркета, романтический эпизод в чужой ванной, таинственное письмо под дверью и банальные склоки из-за мусорного ведра... Но в итоге я таки обрела вожделенное одиночество. Старая компания осталась у мужа вместе с котом, итальянской кухней и на редкость неудобным диваном. Мне хватило компьютера, библиотеки в семьсот томов и уверенности, что никогда в жизни никто больше не станет класть селедочный хвост в кофейную чашечку мейсенского фарфора. Чашка погибла при переезде. А уверенность сохранилась.
Сосед по квартире - кучерявый мальчик Эраст с непроизносимой фамилией был дизайнер. Из тех дизайнеров, про которых сразу все ясно. Я подцепила его на форуме, когда искала девчонку для совместного съема. Моя Наталья как раз убежала замуж, и блондинчик попался под руку очень вовремя. Вы не поверите, но за "двушку", мы платим пятьсот пятьдесят с предоплатой всего за месяц... Он безобидный. Немного назойлив, зато хороший сосед - крем для рук или сотню зелененьких до зарплаты всегда можно перехватить. И гостей в дом не водит - слишком застенчив, с любовью ему не везет. Впрочем, мне тоже.
Смешно сказать - в последнее время полюбила часы пик в метро - втиснуться между людей на узкий кусочек сиденья и таскать крошки тепла, прижимаясь то боком, то бедром к случайным соседям. Пару раз доводилось встречать ответ - от таких же зачуханных жизнью бедняг. Ощущение трогательное - как невидимый, робкий огонек проскакивает между двумя чужими людьми, как расслабляются мышцы, сползает защитная маска с лица, одиночество тает, словно сливочное мороженое... Но знакомиться с неудачниками - увольте. За долгие годы брака жалелка, пардон, отсохла. А меня никто не жалеет... боятся, наверное. Черная кожа, заклепки и блестящие пряжки на внушительных телесах, тяжелый мундштук, увесистые ботинки с металлическими пластинами, стрижка под мальчика и учительские очки - я старалась... Да, милый.
Эраст - легок на помине - просунул в комнату застенчивую физиономию. Блондинчик напоминал похмельного ангела Рафаэля.
- Алеша, солнышко, умираю!
...Да, с именем мне тоже не повезло...
Молча кивнув на холодильник, я отвернулась к монитору. Проверила почту, проглядела ЖЖ - ничего интересного. За спиной булькал и соблазнительно пах джин-тоник. Пусть его пахнет, дизайнер тоже человек. А мне пора в редакцию. На улице собирался дождь. Подумав, я выбрала для поездки шелковый плащ - почти такой же, как у красотки Марго, офисную юбку чуть выше колена - ноги у меня пухловатые, но еще аппетитные, расстегнула лифчик... Эраст кашлянул, поперхнулся и осторожно вышел. На глаза попался мерзкий Буковский... нет уж, вы еще Сорокина в метро почитать предложите - вдруг стошнит на соседей. Поколебавшись между Джейн Остен и Шарлоттой Бронте, я засунула "Городок" в объемистую сумку из чертовой кожи. Все.
Скучно вякнул мобильник. SMS. "Ваш баланс менее 1$". Спасибо, знаю.
Почитать по дороге не получилось. ...Вообще погружаться в вешние воды, как писала умница Улицкая - мой хлеб и мое счастье. Звуки и запахи, чувства и переживания, гордость и предубеждение, жизнь чужими глазами - с детства умела уходить в книги, а став старше, наладила обратную связь. За что и ценят - из уродского перевода выходит вполне читабельная конфетка, если в тексте можно хоть от чего-нибудь оттолкнуться. А Марго мне понравилась с первой главы. И вместо того, чтобы смаковать лакомый образчик английской прозы, я всю дорогу упоенно мечтала о приключениях этой засранки - хорошо ей в шелковых трусиках рассекать по бульварам. Подсунуть интрижку в пятой главе или сразу познакомить с каким-нибудь романтичным красавцем, скажем, арабским поэтом... смуглокожим с тонкими пальцами и выразительными глазами в обрамлении великолепных ресниц. У них в Париже как раз проблемы с арабами... Извините пожалуйста!!!
Господин в полосатом костюме, похожий на откормленного колорадского жука, прошипел нечто по поводу стельной коровы. Захотелось плюнуть ему на туфли, но обувь героя уже пострадала от моих неуклюжих ботинок. Ограничилась высунутым языком. Господин остался в недоумении, а я прыгнула на эскалатор и понеслась вверх, к свободе и новой зарплате.
Офис издательства "Галатея" располагался в бывшем НИИ в трех кварталах за Олимпийским. Домики-невелички, пыльная тишина просторных улиц - если не смотреть на календарь и не вглядываться в афиши на стенах, запросто решишь, что на дворе, скажем 1980 год. Так же скребет мостовую толстая дворничиха в жилете, так же весело возятся на облезлой детской площадке чьи-то собаки, так же грустно смотрит в окошко булочной пожилой алкоголик... Тополя уже распустились, вялый дождик отмыл до блеска сочную зелень. У подъезда разлеглась лужа. Я конечно в нее вступила.
Пять этажей пешком, запах вкусной бумаги, перебранка курьеров - и вот она, наша дверь. У бухгалтерии уже наросла очередь литературных работников. Долговязая, церемонная дама в серой шали, похожей на рыболовную сеть. Интеллигентный дядечка с личиком пьющего Дон-Кихота, пальцы желтые и дрожат. Бойкая девица - моя ровесница - сверлит внимательными глазищами очередь, будто записывает в блокнотик портреты. У нее на шее - роскошный янтарь. Я улыбнулась, девица ответила кивком, остальные проигнорировали. Тоже мне, Союз Писателей...
Конверт с тремя зелеными бумажками успел улечься в кармашек сумки, когда Бэла Юрьевна пригласила меня в кабинет. Все ясно - выгонит. Наконец осознала глубину моей феноменальной бездарности, откажется брать рукопись. Или по мелочи напортачила, Елизавету Английскую с Елизаветой Петровной перепутала. Или с Марго вожусь долго... Не успела я испугаться по настоящему, как начальница пошла в наступление - без предварительных плюшек с чаем и вопросов о погоде.
- Птица моя, смотри... - перламутовый ноготок редактрисы ткнулся в бумаги, - вот график продаж. Серии "Бель Амор" и "Новые амазонки". Ты отрерайтила нам девять книжек. Разницу видишь?
Я кивнула с задумчивым видом. К чему бы это?
- Ты сейчас работаешь с "Парижскими мостовыми", так? - напудренное личико Бэлы Юрьевны выражало некую напряженность.
- Честное слово, постараюсь закончить в срок. Текст очень сложный, язык жуткий...
- Переводчик дурак, - лаконически подытожила редактриса. Я прыснула.
- Он уволен. За час до тебя, - в черных глазах начальницы мелькнули искорки. Ком подступил к горлу... так и знала.
- Мне вернуть рукопись? - я старалась говорить спокойно, но голос уже подрагивал.
Бэла Юрьевна улыбнулась - так могла бы улыбаться пожилая гиена над тушей дохлого льва:
- Наоборот, птица моя. Если тебе предложат закончить роман самой - справишься?
Недоумение на физиономии видимо расценили, как попытку поторговаться.
- Сто двадцать за авторский лист и премия, если пойдет удачно. Только учти, что сюжет надлежит...
- Понимаю, Бэла Юрьевна. Родной автор не узнает.
- Умница. Закончишь - обсудим перспективы дальнейшего сотрудничества. Ты у нас девочка талантливая, перспективная...
Телефонный звонок прервал льстивую речь начальницы. Она схватила со стола трубку, медовым голосом изрекла "Издательство "Галатея", добрый день", пару раз кивнула, темнея лицом, и разразилась потоком брани. На пожелании лысому черту удавиться собственным галстуком, я выскользнула из кабинета.
В душе все пело. Марго - моя. Я могу вести ее по мостовым Парижа так, как мне этого захочется. Подарить этой шебутной, невезучей и очаровательной девке кусочек себя, оживить ее... отпустить в приключение, сделать счастливой, черт побери.
Домой не хотелось. В конце концов сегодня зарплата - имею право. Возможно я извращенка, отравленная перестроечным детством, но до сих пор гамбургеры и картошка made in "Макдональдс" остаются любимым лакомством в мегаполисе. Даже у "Кока-колы" там особенный, свежий вкус - в магазинных банках она другая. Столик в дальнем углу, спиной к залу, чтобы никто не дергал. Хрустящий, золотой ломтик картошечки ухватить двумя пальчиками, макнуть в карри, полюбоваться - и ам его. И стилом в КПКшку - пока
вдохновение не убежало.
* * *
...Ей всегда нравилось кормить голубей с ладони. С тех пор как парижские клошары с парижских птиц перешли на благотворительные обеды, голуби стали доверчивы и охотно брали хлеб из рук. Радость и нежность - от прикосновений теплых перьев и маленьких, цепких лапок, от быстрых взглядов исподлобья, от курлыканья и хлопанья крыльев. Влюбленные парочки, коих по вечерам на Champs-Elysees не счесть, косились на Марго с недоумением. Молодой ажан подошел поближе - убедиться, что мадемуазель в порядке. Голуби разлетелись в разные стороны. Марго послала стража порядка к чертовой матери и поднялась, отряхивая цветастую юбку. Ей было хорошо.
Впервые за долгие годы она ощущала себя свободной. Школа, колледж, университет, работа, кредиты, долги - родителям, обществу, милому другу Рене-Филиппу... Чтоб он поскользнулся на кожуре от банана, который съест в спальне его любовница - шимпанзе, пораженная трихомонадой. Придурок! Психоаналитик советовал исключить из эмоций раздражение на бойфренда, но денег на новый сеанс все равно не предвиделось, так что мосье ле доктор имел полное право составить ажану компанию в нелегком, но увлекательном путешествии.
Смешно сказать - она, Маргарита Кармель, двадцать девять, Сорбонна, провансальский язык и поэзия, восемь статей в "Le Monde" - безработная. Через три дня платить за жилье. Минус в банке - на восемь тысяч. Мама и папа отдыхают в Тунисе, проповедуют арапчатам гигиену и католицизм. Даже если вернутся под Рождество... мама прочтет нотацию о правах и обязанностях хорошей дочери и выставит счет за комнату, папа сунет тайком сто франков и прослезится от собственного благородства. Фиона может пустить пожить... она любит жалеть несчастных, в ее обширном, обшарпанном доме вечно болтаются какие-то эмигранты, непризнанные философы, гениальные борзописцы... Нет уж, лучше вокзал.
Марго встряхнула кудрями и рассмеялась в голос. Она будет ночевать на Восточном вокзале, в компании пьяных негров и сумасшедших русских художников. С Генрихом на поводке и этюдом Шагала - подарком деда и единственной ценностью, коей она владела. Марго потянулась к поясному карману, крохотная кнопочка плеера долго не поддавалась пальцам... есть!
C'était un homme en déroute
C'était son frère sans doute
Il n'avait ni lieu, ni place
Et sur les routes de l'exil
Sur les sentiers, sur les places
Il s'en allait loin de sa ville
Guantanamera, ma ville guantanamera
Guantanamera, ma ville guantanamera
Пританцовывая в такт песне, Марго двинулась к метро - маленький красный "Порше" она разбила еще в июле.
* * *
Я поставила точку, убрала за собой поднос и вышла на хмурую улицу. До метро пешком. Что будет дальше? Не знаю... Честно могу сказать, о Париже я только мечтала - дивная музыка, каштаны и круассаны, Большой рынок и сад Тюильри. Мансарда бабника-журналиста, кладбище эмигрантов, Oh, Jean! и прочая литературь... Да, следующая Новокузнецкая... Дом кошки, играющей в мяч - у Бальзака по-моему была эта вывеска над старинною лавкой тканей - мрак, пыль, рулоны сукон и шелка, тусклое стекло витрины, а внутри - девушка, с кожей, прозрачной и нежной, как тонкий фарфор, в бледной руке она держит свечу, домашнее белое платье шелестит и спадает печальными складками... Поглядим - что придет в голову бесшабашной Марго.
Как Октябрьская? Я еле успела выскочить из вагона, поскользнулась на плитке и шлепнулась на пол, как дура. Юбка треснула по шву, сумка хрустнула и раскрылась. Уфф... вроде цела. Я примостилась на скамейке, успешно замаскировала дыру на юбке, застегнув плащ. Мобильник цел, новых сообщений нет. Сумка?! Глянцевый черный бок зиял раскрытой дырой, конверта с деньгами не было. КПК, паспорт, Бронте, сигареты, пастилки, старый билет до Питера, талончик, метрошка, мусор... Я потрясла над скамейкой перевернутой сумкой. Все. Слезы брызнули сами собой - не от потери даже - от глупой детской обиды. Какая же я неуклюжая, бессмысленная идиотка, правильно меня, никчемуху, муж бросил, чем теперь за квартиру платить, раззява, в кошельке, слышишь ты, в кошельке деньги носят... "Сорбонна, "Le Monde", ночевать на Восточном вокзале?!" Я рассмеялась сквозь слезы и вытерла лицо рукавом плаща - как у истиной леди в тяжелый момент, у меня не оказалось в кармане носового платка. Вдруг кто-то протянул мне салфетку... до чего стыдно.
- Все хорошо, успокойтесь. У вас неприятности, девушка?
Голос тембра густого кофе. Ладонь желтоватая, сильная, точно очерченная, округлые гладкие ногти, фирменные часы, безупречный манжет рубашки. Большой, красивый рот, яркие зубы, шрам на правой щеке, аккуратная проседь - мужчине под сорок. Чуть улыбается одними глазами...
Мне вдруг стало тепло и спокойно. От салфетки пахло вкусным одеколоном, я старательно вытерла нос... лучше не думать, на что похожа.
Тем временем незнакомец взглянул на бедную выпотрошенную сумку.
- Вы потеряли что-то или забыли дома?
Предательская слезинка снова высунулась из глаза. Я шумно высморкалась:
- Кажется, у меня украли деньги.
Мужчина укоризненно покачал головой:
- Зачем же так плохо думать о людях? Знаете, как бывает - завалилась куда-то вещь, а вы ее не замечаете. Давайте-ка вместе подумаем и поищем.
Я фыркнула:
- Быть не может - я же помню, куда конверт сунула. Все проглядела.
- И тем не менее - давайте попробуем. Проверьте карманы, пересмотрите страницы в книжке...
В голосе мужчины было что-то повелительное, внушающее доверие. Чем черт не шутит. Я начала выворачивать карманы плаща, он естественно расстегнулся. Колготки поехали, дырка на юбке предстала во всей красе... Что человек обо мне подумает?
- Сколько, вы говорите, у вас пропало? - мужчина сделал вид, будто не заметил беспорядка в моей одежде и смотрел по-прежнему сочувственно.
- Триста долларов, - буркнула я, застегиваясь.
- Да, это обидно. Ехали за покупками?
- Нет, получала зарплату в редакции, - вдруг пробилась искорка раздражения - коего черта этому рыцарю от меня надо.
- Спасибо. Так и думал, что вы писатель. Кстати, как вас по имени?
- Алексия. Алеша, - машинально сболтнула я и покраснела.
- Красивое имя. Оригинальное, - мужчина улыбнулся, что прибавило ему шарма, - а меня зовут просто - Георгий. Будем знакомы?
Я по привычке пожала протянутую руку - ладонь сухая и сильная. Георгий подхватил мои пальцы и поднес их к губам. Когда я делала маникюр... хрен с ним. От прикосновения чужого тепла к моей неухоженной коже, закружилась башка, как от шампанского. Я сомлела, не в силах двинуться. Георгий отпустил мою руку:
Не вопрос - прощупать бока старой кошелки, проглядеть странички паспорта, встряхнуть книжку... Две зеленых бумажки выпали на скамейку, одну подхватило потоком воздуха, но Георгий успел ее перехватить и протянул мне:
- Спрячьте хорошенько, а то вправду вытащат. И возьмите заодно.
Визитная карточка. Генеральный директор ОАО... Эфрон Георгий Сергеевич. Ни фига себе встреча! Не тот конечно, но фамилия, кровь?! Высокий лоб, красота небольших кистей рук, изящество с которым на новом знакомце сидел серый с искрой костюм - все сложилось.
- Позвоните мне обязательно. Я буду ждать.
Еще один долгий взгляд - и Георгий шагнул в вагон. Я осталась сидеть над потрошеной сумкой. С вероятностью я влюбилась. С первой встречи. Тьфу!!! ...До "Сокола" поезд следует...
* * *
Его нежная, как у младенца кожа, пахла мускусом, горечью и благовониями. Опьянев от ласки, Марго водила губами по гладким щекам цвета сладкого шоколада, трогала тяжелые веки и заостренные мочки ушей. Серьга оцарапала ей губу, выступила капелька крови. Али медленно улыбнулся. Пальцы юноши играли с темным соском Марго, другой сосок осторожно целовал ветер - последний теплый в этом году.
Они сидели, обнявшись, на жесткой скамейке в парке. Шумели поливальные аппараты, на дальней аллее играла музыка, пахло листьями и какими-то маленькими цветами. На льняной абе Али были вышиты конопляные листья, к дредам привешены бубенцы - они чуть слышно позвякивали при каждом движении. Он никуда не спешил - словно не было дела важнее, чем целоваться с незнакомой красивой женщиной. Марго смотрела на звезды, будто падала в небо. Бездумное, сладкое счастье. Они покурили вместе - совсем чуть-чуть, потанцевали под грохот мексиканского барабана, потом Али обнял ее и увел вглубь парка.
Удивительно - с мужчиной "своего круга" получилось бы страшно. Неловко. Глупо. Следует ли ложиться в постель после первой встречи, умеет ли он предохраняться, станет ли уважать, захочет ли видеться дальше. А этот пахнущий дымом бродяга ничего не хотел и ни на чем не настаивал. Он просто целовал - бездумно, долго и нежно. Удовольствие свело нутро сладкой судорогой, Марго потянулась. Кажется, она начала терять голову... Али прижал ее ладонь к своему животу и подался навстречу прикосновению. Надо было решать.
Марго покачала головой и отстранилась. Али потянулся поцеловать ее снова. Неужели? Нет - губы парня не стали настойчивей. Он в последний раз прижал к себе сильное тело Марго, поднялся и протянул ей руку - пойдем. Привести в порядок рубашку было делом минуты. Али проводил ее до ворот, улыбнулся рассеянно и исчез в темноту - туда, где все еще стучали барабаны и шумели звонкие голоса. Ты распутная кошка, Марго, сказала она се
* * *
Компьютер гнусаво хмыкнул и завис намертво. Надеюсь, текст не пропал. Я нажала ресет, убрала на полку пустой мобильник... Да, Эраст, заходи.
Блондинчик вырядился в розовую футболку и джинсы со стразами - где только нашел.
- Я сегодня с хозяйкой встречаюсь, - застенчиво сказал он, - Алешка, как у тебя с деньгами?
- Полтинник могу занять.
Я полезла в сумочку, достала три сотенных, потянула внимательным носом воздух. От бумажек отчетливо пахло дорогим мужским одеколоном. ... ... ...
Шустрый Эраст схватил деньги, спасибнул и смылся - он хорошо меня знал. На дне сумочки обнаружилась визитная карточка. Позвоню с городского.
- Здравствуйте! Девушка, соедините пожалуйста с Георгием Эфроном. Алексия. А-лек-си-я... Да, это я.
Стальной баритон большого начальника моментально стал бархатным.
- Я знал, что вы позвоните. Рад слышать. Очень рад.
- Да. Понимаете... - что за глупости, я хотела устроить сцену, а слова липли к нёбу, как у шестнадцатилетней школьницы.
- Мы встречаемся в восемь. Кафе "Венеция". Думаю, вам понравится.
- Хорошо... - хорошо, что он не видит мое лицо!
- Спасибо. До вечера.
Гудки. Я хлопнула трубку. "Бодливой корове бог яйца не дал", как твердила моя Наталья. Каков обмудок, он подсунул мне деньги, а теперь думает, что я побегу на свидание!!! Ага, ждите... В чем, кстати, побегу? Я показала язык мобильнику и отправилась потрошить шкаф.
Кафе и вправду оказалось очаровательным. Темное дерево, медь и зеленый бархат, на столах цветы и свечи (каюсь, люблю живой огонь), музыка - скрипка и фортепьяно, официантки в одинаковых пышных юбках и белых корсажиках, вышколенные, проворные. Георгий встретил меня у входа, взял под руку и ввел в зал торжественно, словно даму на царский прием. Я робела - мне казалось, что декольте у блузы вырезано чересчур глубоко, туфельки старомодны, ногти дурно накрашены. Но мужчина смотрел на меня с веселым восторгом.
- Вот ты какая... Словно бабочка из куколки. Ты чудо. Подарок на день рождения - мне сегодня исполнилось сорок лет, и я встречаю с тобой этот праздник.
Восхитительно трогательно. Отродясь в адрес моей толстозадой персоны не звучало столь изысканных комплиментов. Счастье распустилось во мне, словно розовый бутон в майском саду.
Принесли первую перемену. Жульен с орешками, форель на листках салата, куриные грудки в сухариках, крохотные патиссоны и помидорчики. Я старательно ела, пряча смущение. Знала бы, хоть подарок какой припасла. Или придется нынче же ночью решать ту же задачу, что и Марго? Лифчик новый, колготки целые, подмышки вроде бы бритые...
Георгий тоже был молчалив. Лучше всяких слов о его чувствах говорили взгляды и жесты, он будто обволакивал меня вниманием. Заботливая предупредительность - подлить вина, пододвинуть тарелку, подать зажигалку, не заметить, как я уронила кусочек жирного мяса ему на брюки. Наши руки то и дело сталкивались. Сон? Фильм? Чушь...
Расторопная официантка сменила пепельницу и подала десерт. Я любовалась Георгием - его темными, сияющими глазами, высоким лбом, выразительным ртом - мужчина с такой линией губ просто обязан хорошо целоваться. Я непроизвольно облизнулась и улыбнулась про себя, заметив, как дрогнул кадык на шее мужчины. Музыка стала громче. Боже мой, венский вальс!
Отодвинув стул, Георгий поднялся и коротким кивком склонил голову. Я шагнула к нему навстречу... и остановилась, пристукнутая ощущением дежа вю.
- Прости, я должна отлучиться, - выражение лица у меня, наверное, было жалким, - сейчас вернусь.
Черт! Пластиковая ручка поворачивалась туго - надеюсь, я не сломаю им туалет. Запершись в кабинке, я ощупала пылающие щеки. Дерьмо какое...
Я знала все, что будет дальше. До фразы. До жеста. До обстановки в спальне, постельной сцены, явления коварной разлучницы и неизменной счастливой свадьбы - со мной, естественно. Флер-д-оранж, пышное платье плохо скрывает животик, гордый жених поддерживает под ручку, в сумочке - два билета до городу Парыжу. Я писала эту херню своими руками - для "Галатеи", для "Клязьмы", для... бля...
Меня стошнило торжественным ужином.
Потом я долго умывалась и быстро думала. Моего телефона у Георгия нет, служебный выход тут быть обязан. По идее я должна ему за ужин, но объясняться с шикарным мужиком по принципу "знаете, я о вас в книжке писала" - это свыше моих сил. Сняв туфли, я прокралась мимо кухни на цыпочках и толкнулась в стеклянную дверь. Снаружи лупил по асфальту изумительный майский ливень. Я огляделась - залитый тусклым светом закуток подле входа был пуст. Сев на пол (он был покрыт зеленым, похожим на мох, ковролином), я достала мобильник (пусто), КПК и стило - выждать время тоже разумно. Хорошо тебе там с бойфрендом, дорогая Марго, выбор жанра подталкивает к милым нежностям, тонким чувствам... а мы тут сюрреализмом балуемся.
* * *
...Каблучок соскользнул со скользкой ржавой ступеньки. Вцепившись в поручни, Марго повисла на пожарной лестнице на высоте третьего этажа. Голова закружилась, брусчатка грязного дворика показалась до жути близкой. Грустная крыса (она сидела на крышке мусорного бачка) встретилась с Марго взглядом, подскочила и прыснула в спасительную темноту подворотни. Марго захотелось визжать, но шум мог ее выдать. Верный Генрих за пазухой жалобно пискнул. Только бы он не испугался! Разбиться под окнами чистой любви так же стильно, как и повеситься подле дома врага. Но когда от трупа прекрасной дамы разит хорьком...
Изловчившись, Марго поймала ногой перекладину и сумела восстановить равновесие. Она успела спуститься еще этажом ниже, когда в открытых окнах квартиры ЉА47, владелец Р.Ф. Дюруа, зажегся и тут же потух свет. Мгновением позже безмолвный дворик оглушил женский визг, ему вторил испуганный козлетон Рене-Филиппа. Что-то с шумом осыпалось, что-то звякнуло и разбилось, крякнул, включаясь, магнитофон... "Сейчас здесь будет полиция" - удовлетворенно решила Марго и сиганула во двор с высоты полутора метров. Теннисные туфли не подвели, удалось устоять на ногах. Проскочив через черный подъезд, Марго вылетела на улицу Вожирар. Через минуту, усталая, но довольная, она уже сидела в такси. Влажный носишко Генриха щекотал шею, незнакомая прежде, хулиганская, злая радость играла в крови.
Лаворский замок... Двор порос травой.
Плющ царствует вокруг. Повсюду запустенье...
Средь зелени ветвей белеют костяки -
Тела погибших преданы забвенью.
Над черными развалинами замка
Витают тени птиц - стервятники при деле.
А выше плачет пасмурное небо -
И слезы капают. Иного вы хотели?
...Ах, Рожер, благородный романтик, провансальский смешной соловей! Все твои дамы изменяли тебе и во всякую ты был влюблен - безнадежно, но страстно... Пальцы отщелкивали ритм, Марго читала балладу, смакуя каждый звук благородного языка. Пожилой таксист покосился на странную пассажирку, но ничего не сказал, только глянул на счетчик.
* * *
"...Я стала ведьмой от обиды и одиночества...". Что поделать, Марго, сюжет требует жертв. А дождик все льет да льет... Я толкнула тяжелую дверь, она распахнулась со вздохом. Во дворе возвышалась и пахла дрянью помойка - куда там парижской. Белесый фонарь отбрасывал блики на жирную липкую грязь, через которую предстояло проковылять на последних приличных шпильках.
Надеюсь, никто не видел, как я кралась по лужам с туфельками в руках, а потом, притаившись под аркой, снимала перепачканные колготки. "...С днем рожденья, тетя Хая, вам привет от Мордехая, он живет на Пятой авеню...". Наталья бы оценила... месяц бы потом от людей по углам пряталась!
Я осторожно выглянула из арки. Серебристого "Бентли" Георгия уже не было перед кафе. Его место занял солидный джип, за ним притулилась обтерханная "Нива", а прямо передо мной стояла неизвестная, но безумно дорогая на вид иномарка. Остропузый, лысеющий дядечка в насквозь мокром костюме цвета молочного поросенка, неумело пнул заднее колесо и вцепился в мобильник.
- Соня, детка, срочно звони Гаркуше. Да, очень важно. Как, нет номера?! Как пропал?! Всех уволю!!! Сонечка, золотце, ну придумай что-нибудь... Где-где - в Ворде! Ищи, как хочешь. Это животное спит в машине, а я стою под дождем и сейчас простужусь, бля...
Слово "бля" в устах этого карлсона было подобно образу "трансцендентный" из прокуренной пасти грузчика-молдаванина. Он пнул колесо еще раз, уронил в лужу мобильник, поднял его и уныло воззрился на потухший экран. Человека стало искренне жаль.
Я приблизилась - в темном салоне автомобиля и вправду головой на руль спал шофер. Карлсон взглянул на меня с некоторым испугом. Я улыбнулась ему нежнейшей "чи-и-из", набрала воздуху в могучую грудь и рявкнула "Р-р-рота, подъем"! В ответ дружно взвыла сигнализация, залаяли шавки, любопытный охранник высунул гордый профиль из двери кафе.
- Все в порядке, - карлсон замахал пухлыми лапками, - мы репетируем.
- Сцену "Много шума из ничего" - не удержалась добавить я.
Засоня-шофер поднял голову, по детски протер глаза огромными кулачищами и пулей вылетел под дождь
- Виноват, Шимон Есич, сморило.
- Ах, виноват?! - карлсон подпрыгнул и изрек что-то неразборчиво-гневное.
Могучие плечи шофера поникли, даже кончики залихватских усов уныло загнулись вниз. Я не стала досматривать сцену - парадная блуза уже пропиталась водой, в туфлях хлюпало. До метро - в темноте, по извилистым переулкам. Бррр!
Я решительно зашагала по лужам. Майский дождь, золотистые, будто лакированные почки и разводы желтой пыльцы на асфальте, романтика вечера, зуб на зуб не попадает. Автомобиль, похожий на лакированного дельфина, мягко остановился рядом со мной.
- Девушка, вас подвезти?
Наверное, стоило бы испугаться или изобразить гордость, но из салона тянуло таким заманчивым теплом... Я плюхнулась на заднее сиденье, незамедлительно перепачкав туфлями дорогую обивку. Карлсон чуть заметно поморщился, но затем улыбнулся и промолчал. Я назвала адрес, машина тронулась с места.
...Хорошо безусому на Руси милицейской ночью лететь в такси... Шофер держал полтораста, Москва пласталась вдоль окон, словно сыр под ножом мясника. Пустынные улицы, перекрещенные огнями, туннель полный оранжевым светом, визг шин на крутом повороте и брызги воды в лобовое стекло. Взгляд выхватывал ломтики - яблоню с черными от темноты плодами, одинокую парочку на остановке, рекламный щит "Снежная Королева". "Герда-Герда, я твой Кай, прием"...
Полет сквозь проспект, вдоль по линиям проводов, словно клетка крови в вене города. Я живая, машина живая и каждая из тысяч невольных спутниц - тоже живая, мы разносим по жилам Москвы кислород и железо, мы даем тебе жизнь, столица!
Пустые витрины Тверской, огни баров и ресторанчиков, пестрая толпа подле театра, букет цветов на асфальте, девчонка топчет его и что-то кричит беззвучно. Драка выкатилась из сквера, мужчины молча бьют друг друга ногами и кулаками. Еще одна "Снежная Королева", балансируя в "люльке" ее заклеивает рабочий - "Горячий тариф Билайн". Дождь на длинном мосту, темный, гладкий асфальт, блеск воды. Силуэт подцепляет небо, словно флагшток - синее знамя свободы. Башня Эйфеля, символ Парижской выставки.
Туда впервые привезли настоящие аэропланы и люди плакали, видя, что можно - как птицам подняться в небо, лететь, подниматься к солнцу, преодолеть притяжение тверди, как будто бы победить смерть. Время чудес, каждый год, каждый шаг приближали светлое будущее... Почему тогда ночь вокруг?
Машина свернула в проулок, я увидела россыпь каштанов на рыхлой взрытой земле газона. Коричневые бока, теплая гладкость шкурок - так бы и приласкать, словно щенят. Осанна осени - благословенны твои плоды, золотые и красные, терпкие, горькие и веселящие сердце. Босиком - в мякоть гроздьев, танцевать, выбивая из плоти живительный сок... Автомобиль остановился у моего подъезда, шофер галантно распахнул передо мною дверцу:
- Vous a plu le voyage, mademoiselle?
- Oui, merci. Moi dans l'admiration, - ответила я и вышла. Майский дождь встретил гостью прохладно...
* * *
- Подумайте над перспективой долговременного сотрудничества. Мы гарантируем успешную карьеру при приложении определенных усилий, конечно. Вы способный молодой журналист со своим уникальным стилем, - внимательный, сладкий взгляд директрисы "Паризиан" остановился где-то в ямочке между грудей Марго... лесбиянка или так любопытствует? Но четыре тысячи евро... на франки это...
* * *
Скучный текст пялился с пыльного монитора. Огонек модема мигнул зеленым - мы в Интернете. Я плюнула на бычок - он никак не хотел тухнуть - и стерла абзац. Фигня. Что у нас с почтой... не пишут. Черт с ним!
* * *
Марго оглянулась еще раз - улица была пуста. Фонари чуть горели, ни одна витрина не светилась, ни один запоздалый автомобиль не скреб шинами мостовую. Где-то хлопнула рама, медленной красной дугой пролетел вниз окурок - и снова воцарилась липкая, ватная, обволакивающая тишина. Марго попробовала запеть "...Ob-la-di, ob-la-da..." но голос звучал пискливо и как-то жалко. Она передернула плечами, вдохнула туман полной грудью и двинулась дальше. И снова послышались за спиной крадущиеся шаги, защекотал затылок чей-то недобрый взгляд. Марго достала мобильник - разряжен...Ей стало холодно. Вдруг
* * *
Ловкий клик мышкой - и еще кусок текста ушел в корзину. Не так все было, не верю, невкусно это. Так и знала, что завалю, тоже мне Маргарет Митчелл доморощенная. Пи-са-тель-ни-ца... я покатала на языке длинное слово, преисполняясь отвращения к себе. Потянулась было за кофе, чтобы прополоскать рот, тут негромко пискнул мобильник. Стыдно сказать, руки дрожали, пока удалось нажать нужную кнопочку. "...Новый сервис Билайн..." Смску я стерла и больно куснула себя за губу - ты еще поплачь, дорогуша. Кончилось все, кончилось, слышишь, сколько можно устраивать истерики и ждать звонка - никому ты со своей засушенной розой даром не нужна, ясно?! Пробуем дальше.
* * *
...Клубнику со сливками, - улыбнулась Марго. Официантка кивнула, записала заказ в блокнотик, и, качая пышными бедрами, удалилась за стойку. Они остались вдвоем. Марго смотрела на тонкий профиль любимого - чуть заметные морщинки у грустных зеленых глаз, знакомый до сладкого вкуса на языке изгиб губ, тень щетины по подбородку. Тонкая кисть с овальными, полированными ногтями картинно лежала на белой скатерти, безымянный палец украшало золотое кольцо.
- Ты так и не снял его, - чуть помедлив, произнесла Марго.
Он улыбнулся и протянул руку - поправить завиток непокорных кудрей, погладить ее по щеке - как ребенка или зверушку.
- Ты тоже.
Дверь кафе звонко хлопнула, с улицы тянуло снегом и музыкой, многоголосьем принаряженной, гордой, предновогодней Тверской...
* * *
Плевок в монитор, кулаком в стену, потом "ресет". Жалкая, грубая матерщина свисала с губ, как шелуха от семечек. Вот и слезы... Чашка... Пепельница... Какое сокровище - фотография - в клочья ее, к чертям. Журнал об стенку - хорошо полетел, красиво... Я упала ничком на постель, завернулась в одеяло и плед, спряталась, убежала, чтобы выть в удовольствие - больно, больно...
Обычно от слез удавалось быстро заснуть, погрузиться в прошлое - давнее, до замужества, до... не важно. Во снах я бродила по Васильевскому острову, кормила с ладони огромного рыжего жеребца, рисовала Финский залив и гуляла по парку с любимым дедушкой. Причудливые сюжеты раз за разом возвращали меня в огромную комнату с высокими лепными потолками, где я росла, к прохладной, гладкой поверхности клеенчатой двери, голубоватым обоям, клочьям пыли за плинтусами. Еще один сон - будто я возвращаюсь в Питер и не могу ни до кого дозвониться - все друзья заболели, разъехались, разбежались. Раз за разом в черно-красной чугунной будке кормить автомат двухкопеечными монетами, прижимать к мокрой щеке гадкий пластик и слушать гудки.
...А твои предшествующие сны - тоже реальность? Разве Торнфилд превратился в развалины? Разве я отделен от тебя неодолимым препятствием? Разве я покинул тебя - без единой слезы, без слова, без поцелуя?... Да, моя радость, ты поступил именно так.
В этот раз истерика унялась на удивление быстро. Каюсь, джин с тоником помогли - но не сильно, совсем немножко - больше двух баночек отродясь в холодильнике не держу. Я сходила умыться, прополоскала под душем дурную голову. Мутное зеркало показало мне оплывшую рожу с длинным носом, прыщавыми и бледными, словно прокисшее тесто, щеками, отвислой шеей и аккуратными морщинками подле глаз - на солнце уже хорошо видны. ...Он говорил что-то о твоих глазах - опомнись, слепая кукла!... Работать, Лешка, работать - луна уже высоко. Если хочется любиться - попиши и все пройдет. Ну?!
* * *
Лучший друг настоящей женщины игриво блестел из коробочки. Потеребив пуговку на кружевной рубашке цвета издохшей розы, Франсуа застенчиво заморгал. Его черные мелкие кудри казались Марго лакированными, серебряная серьга украшала смуглую мочку уха.
- Это не налагает на вас никаких обязательств. Моей маме немного осталось, она добрая католичка, ей хочется увидеть сына женатым. А если вдруг вы согласитесь зачать ребенка - не подумайте плохо, это называется "ЭКО"...
Задумчивая Марго кивнула. У Франсуа чуть просветлело лицо... бедный мальчик...
- Вы окажетесь обеспечены до скончания дней. У ребенка будет все, что только можно купить за деньги - английская гувернантка, лучшая школа, самый престижный колледж... Понимаете?
- Да, - Марго никак не могла разобраться, на кого походил ее странный жених.
- Мы будем растить ребенка втроем - Анри мечтает о сыне, его бывшая жена отняла у него ребенка и запретила им видеться, это такая трагедия. Знаете, как он любит детей... И я тоже - не так часто встретишь мужчину, который мечтает поскорей стать отцом?!
Франсуа засмеялся, у него оказался приятный, нежный, как колокольчик смех. Марго тоже хихикнула. Рене-Филиппу бы кто сказал, будто мужчина может по доброй воле хотеть ребенка... его член без кондома она видела только однажды в ванной. Правильно Генрих однажды
* * *
- Да, дорогой... Что случилось, Эраст? Ты болен?!
Мой сожитель имел вид уморительный и серьезный. Вместо обычных леггинсов или легкомысленных джинсов в облипочку, вместо розовых маек и вышитых пиджаков, он был одет в строгий черный костюм - вот не думала, что у него в гардеробе завалялась такая рухлядь. Удивительно, но парадная пара придала ему мужественности. Электрический свет играл в белокурых волосах соседа, превращая их в серебряный шлем, мечтательные серые глаза улыбались. В руках он держал красивую темно-рыжую орхидею.
- На похороны или на свадьбу? - промямлила я. Кажется, шутка не удалась. Эраст порозовел, на благородном лбу юноши проступили капельки пота.
- Алеша, я прошу тебя стать моей женой.
От неожиданности я выругалась, тихо, но внятно. Эраст тут же обиделся. С надутыми губами он как никогда стал похож на рафаэлевского ангелочка.
- Я серьезно, руку и сердце от всей души. Бабка у мачехи померла, эта грымза с отцом в пятикомнатную перебрались, мне их двушку давно обещали. Теперь отец говорит, хрен тебе, Эрька, если внуков от тебя не увижу. А ты сколько раз жаловалась "пора рожать". Будем так же соседями жить, но бесплатно... Я тебе с пацаном помогу.
Движение кулака удалось задавить в зародыше. Он не со зла, он просто наивный дурень.
- А с чего ты взял, что пацан-то будет? Вдруг девочка?
- Когда искусственное оплодотворение делают, за отдельную плату выбрать можно. В открытую говорить не станут, но если врача подмазать - будет мальчик, - Эраст совсем смутился, видимо тема деторождения была ему не вполне по душе.
- Ясно.
Я взяла у соседа цветок и за неимением лучшей посуды, сунула в банку с кипяченой водой для чая. Царственное растение жалобно дернуло листьями, но смирилось.
- Такое дело надо обмыть. Дорогой, не в службу а в дружбу, спустись в круглосутку за соком.
От восторга в чистых глазах Эраста мне захотелось залезть под диван и накрыться там ковриком.
- Да, дорогая. Какого сока тебе бы хотелось?
- Я бы выпила персиковый... Только не перепутай, - центонить так центонить, мрачно подумала я. По закону жанра персиковый сок ему светит разыскивать до утра.
Бедняга Эраст пал жертвой дурной начитки. Он сделал ручкой, спиной вперед вышел из комнаты, почти тотчас же я услышала, как закрылась входная дверь.
Я набрала воздуху в легкие и дала себе волю. На четыре минуты без единого повторения лексикона еще хватало. Так вам и надо, Лешенька, сама виновата... Книжная душа, лови момент, слушай сюжет, следуй след-в-след за словом, бо других богов ты себе пока не придумала. Без души писать - что супружеский долг отдавать с процентами. А Марго - живая. И не виновата, что у меня сердце на клее моментов чуть держится. МП-3 плеер, список мелодий, Блэкмор. "Green Sleeves" Я мечтала танцевать эту вещь с ним, в потрясающем платье с длинным легким подолом и летучими рукавами - чтобы ткань порхала... И ни разу у меня не хватило сил выйти на середину зала - отродясь не умела двигать собой под музыку. В седьмом классе попробовала однажды - смех одноклассников и ехидные взгляды девчонок до сих пор помню. Зато ни одна из красоток не читала и трети того, что успела я. И никто из них не владел искусством поворота сюжета. Вот так...
* * *
Свет фонаря с трудом пробивался сквозь единственное пыльное окошко мансарды. Марго наконец надоело плакать. Грязь потеками запеклась на ее широкоскулом лице, исчертила румяные щеки. Стоило осмотреться - кажется, удалось найти последний на весь Париж заброшенный пустой дом. Детское убежище - в рассохшейся тумбочке подле входа были припрятаны стопка комиксов, пакет чипсов, два яблока и пухлая тетрадь с корабликом на обложке. А вот клошары здесь почему-то не ошивались - пахло деревом, пылью и старой бумагой, но никаких следов нечистот. Опираясь о мебель, Марго осторожно встала, размяла затекшие ноги, отломила второй каблук - первый остался на мостовой, изогнулась, разглядывая вспухшее, на глазах наливающееся синевой плечо. Попытка броситься под машину успешно сошла ей с рук. Завещание - маме с папой, малютку Генриха - Фионе в нежные ручки, гардероб и библиотеку - Армии Спасения. Пурпурное платье, плащ из овечьей шерсти и ночную рубаху - аббатству святой Фуа, серебряные кубки, числом восемь - продать, а вырученное - раздать беднякам подле собора Эдесской Богоматери, ночную вазу с изумрудными соловьями - передать на помин души в приют Сен-Лазар... Вот идиотка!!!
Забавно - мгновенная близость смерти удивительным образом поспособствовала прояснению мыслей. Да, в разводе. Да, подходящей работы нет. Да, время рожать приближается неуклонно. И совсем чуть-чуть осталось до фильтра по объявлениям "приятной наружности, 18-35 лет". Да, ни Сорбонна, ни провансальская литература, ни мутные акварели и беспомощные статьи ни черта не добавляют к процессу поиска смысла жизни. Выйти замуж за какого-нибудь Дени-Симона или Луи-Шарло, устроиться в процветающий медиа-холдинг, каждые выходные всем семейством ездить в "Ашан" за покупками на неделю, мотаться по рождественским распродажам, платить кредиты, возиться с садиком, школой, колледжем, завести молодого любовника, когда муж начнет спать со своей секретаршей...И закончить дни в респектабельном, благопристойном доме для престарелых в окружении многочисленного потомства, если раньше не случится заболеть раком или подцепить птичий грипп от залетного воробья.
Pater Noster - Марго угрюмо поднял лицо вверх, к потолочным балкам - Господи, неужели ты для этого меня сделал?
Отвечать ей не захотели.
Разъяренная, словно львица, Марго кругами заходила по захламленному чердаку, спотыкаясь о старое барахло. Тени великих женщин великой страны вставали перед ней, словно легенды - из зеленой травы Рохана.
Неистовая Элеонора, жена двух королей, грозная дама сердец. Первый раз она перевернула политику всей Европы в двадцать пять лет, когда собралась в крестовый поход вместе с мужем. Последний - в восемьдесят, когда посадила на французский трон Бланку Арагонскую и почти что спасла от баронов беспутного Жана Плантагенета
Екатерина Медичи - яд в бокале, сладкая смерь в алькове. Кто посмел сказать слово поперек итальянке на парижском престоле, кто усомнился в ее могуществе. А была - дочь банкиров, почти что простолюдинка...
Жанна Д`Арк, пастушка из Домреми, крестьянская девочка, едва умеющая читать. Господь сказал - и она пошла спасать Францию. И спасла ведь - маленькими мозолистыми руками.
Мария Кюри - вместе с мужем возилась с радием, ставила эксперименты и умерла от неведомой лучевой болезни.
И она, Маргарита Кармель, двадцать девять, Сорбонна, провансальский язык и поэзия...Ни ребенка, ни дерева, ни настоящего дела. Можно быть победительной королевой, добрым пекарем или хорошей портнихой, можно - врачом, почтальоном, монахиней... но не цвести впустую. Словно крысы, мы пляшем порой под медные дудки жизни. А бог смеется, глядя на наши танцы...
Стряхнув пыль с распустившихся волос, Марго села в кресло-качалку и оттолкнулась ногой. Мерный скрип успокаивал. Рассеянный взгляд остановился на книге с оборванным переплетом. Английский Марго тоже знала.
...Когда-нибудь, году так в тысяча девятьсот восемьдесят пятом или девяностом, молодой человек по имени Том Смит или, скажем, Джон Грин, гуляя по улицам, заглянет мимоходом в аптеку и, как полагается, спросит там редкостного мороженого. А по соседству окажется молодая девушка, его сверстница, и когда она услышит, какое мороженое он заказывает, что-то произойдет. Не знаю, что именно и как именно. А уж она-то и подавно не будет знать, как и что. И он тоже. Просто от одного названия этого мороженого у них станет необыкновенно хорошо на душе...
* * *
Неожиданно щелкнул дверной замок. Я выглянула в прихожую. Так... Высокий мужчина в самом расцвете сил, который поддерживал Эраста за хрупкие плечи, был мне определенно не знаком. Резкие черты лица, оливково-смуглая кожа, орлиный взор, перстень с английской надписью на среднем пальце сильной руки. Виноватый и пьяненький Эраст протянул мне пакет с апельсиновым соком.
- Познакомься, Алеша, это мой гость...
- Нет проблем, - буркнула я и спаслась за дверью - общества одного Эраста мне до сих пор хватало. Интересно... впрочем, не мое дело. Без аппетита я выпила теплого сока - терпеть не могу горьковатый оранжевый привкус. На часах был полшестого. Спать. Нафиг.
...А кошмары мне не снились уже давно. Странным образом тень любви очистила сны, разогнала драконов из подсознания. Путешествия, встречи, беседы, самое страшное - немота телефона. Мне нравилось спать, иногда хотелось валяться сутками, утопая в грезах. Маленькая смерть - момент темноты и безмыслия, дальше смутная череда событий, долгие разговоры, падения и полеты, мгновения, когда тело свободно и невесомо проваливается в ласковое ничто. Эротика - странный выверт пришибленного подсознания - никогда мои партнеры не оказывались вполне людьми и ни разу удовольствие не было полным. И наоборот, девочкость, детскость покоя в чьих-то больших и сильных руках, дарила ни с чем не сравнимую радость. Стихи и картины, кои творились во сне - будто где-то открыто еще окно, из которого я рисовала белую ночь трое суток подряд... Слова... они меня и настигли.
Рабочая пчела улья логоса, некая конструкция, лишенная пола и тела - только шерстяные фонемы и крылья высоких звуков. Бесконечное поле, кишащее такими же вербальными тварями, временами кто-то вспархивает наверх. Пчелиные танцы, узоры сюжетов, сладкий мед настоящего чувства и горький, липкий - несбыточности иллюзий. Слова, облеченные плотью одолевали бумагу, терзали и переворачивали страницы. Стоит встать в определенном порядке - и страница будет заполнена, придет время белого листа. Книга книг - кто писал ее, кем писали, чьи слова станут правдой, чьи умрут и осыплются, будто мертвые пчелы на пороге промерзшего улья. Я пробовала кричать, но не в силах была достучаться до звука. И вот чья-то воля подбросила меня в воздух, в кружение и парение. Только поднявшись ввысь, я вполне оценила филигранную тонкость сюжетной канвы, мудрость замысла... еще немного - и слова станут текстом...
Я упала с кушетки и проснулась от собственной ругани. День за окнами клонился к вечеру, стрелка часов неумолимо ползла к шести. Хорошо ж мы поспали... двенадцать часиков разом. В коридоре что-то грохнуло. Я выглянула наружу - едва одетый Эраст ползал на четвереньках подле своей двери, подбирая с пола печеньки и сушечки. От его взгляда - радостного, словно полного светом - мне сделалось неловко.
Одна из крупных проблем общих квартир - неудобно оказываться свидетелем чужого счастья. В особенности, когда у самой проблемы с личной жизнью. Когда мы с Наташкой снимали квартиру на Баумана... сколько лет-то прошло, боже мой... У нее был роскошный парень, плечистый, большой сибиряк. По утрам он ходил в душ, в одних плавках - теплый, сонный, полный мужской силы - долго плескался, там, потом рявкал "Натуська" - и моя Наталья в ночной футболке, сияющая и гордая, волокла ему полотенце и смеялась с ним через приоткрытую дверь. Я сбежала через три месяца - после того, как поймала себя у корзины с грязным бельем - держала в руках рубашку и, словно кошка, жадно нюхала ткань. ...А пах он морем - удивительный, свежий запах здорового тела - никогда не встречала больше...
Мужика тебе надо, Лешка, - с унынием оборвала я сладкие мысли. Как же, ждите... набегут, словно мухи на мед. Призрак свежей депрессии улыбнулся мне расслабленными губами - кому ты нужна, толстозадая страхолюдина, даже на ночь никто не берет, муж бросил и правильно сделал, не муж тоже бросил, таких как ты плохих девочек все и всегда бросают, сиди и не чирикай, бедная дурочка. И тут же совершенно некстати перед глазами встал образ Георгия - роскошного и внушительного - сюжет сюжетом, но был ведь мальчик! Призрак икнул и растаял в воздухе. Я отправилась в душ.
Поздний завтрак - кремовый пышный омлет с желтоватой корочкой, ломтик "Рокишкиса" на булочке, разогретой в микроволновке, кофе - с желтой шапочкой пены, ароматный и в меру крепкий, и на десерт - свежая почта - примирили меня с действительностью. Ну-ка... спам, спам, спам, из "Веноны" - нет, сама за французский перевод не возьмусь, Тамарка с актуальными анекдотами "приходит клоун к психиатру - доктор, надо мной все смеются"... гы, спам, спам... что?! Письмо. Сабж "Lingva vita", автор - Margo. Финита, артикль.
Нет, это была не шизофрения. И даже не некий провал в пространство текста - книжные черви умеют прогрызать дырки между мирами. Просто некая Маргарита искала десять негритят для работы над сборником вступительных сочинений. Пять баксов за штучку... за эти деньги я слово "..." на заборе писать не стану! Настроение исправилось окончательно.
Слегка подумав, я распахнула окно - там плескался всеми цветами радуги майский вечер. Уродливые обрубки пожилых тополей, бесстыжая зелень берез, чистейшей воды голубизна неба - и белые голуби рассыпаны в нем. Поискать приключений, что ли? Или просто побродить по Москве, попетлять между двориков, полюбоваться церквушками, аппетитными, словно пасхальные куличи, поразглядывать лица прохожих - майскими вечерами в городе много счастливых и, вопреки Толстому, все они по-разному счастливы.
Или звякнуть Наталье? Мы не виделись с полгода - у нее родился тяжеленный, басовитый и очень шумный пацан, коий отнимал все время. И писала она теперь про какашки, маститы, подгузники и бессонницу. Я все так же любила Наташку, но от детского вяканья в трубке становилось не по себе... или вправду пора рожать? А может выдернуть ее - погуляем, как прежде, вспомним молодость, общие шмотки и общих мальчиков, автостоп до Казани и книжки на брудершафт. Как мы лезли через забор в парке - я зацепилась юбкой и порвала ее сверху донизу, а у Наташки от смеха лопнула кофточка... Сережка Акишкин тогда спас меня, а женился все равно на Наталье - пусть за это с ребенком сидит, а мы погулять пойдем!
Улыбаясь - это ж надо было так жить - я набрала номер. Недовольный пожилой голос ответил мне "Натальи Алексеевны дома нету". На вопрос "Когда будет?" ворчливая дама объяснила, мол, хозяйка на работу устроилась, в редакции допоздна задерживается, что передать-то? "Ничего" ответила я и положила трубку. Что-то щелкнуло в голове, записная книжка лежала возле компа. "Здесь таких не живет", "Переехали в ИзраИль", "Извините, в командировке", "В больнице с мамой, две недели дома не видели"... Я прищурилась на мобильник - пальцы давно чесались набрать наизусть номер - я стерла его из памяти, но как оказалось, запомнила намертво. Не-а... Вероятность встречи тигра на улице мы начнем изучать от подъезда.
Покопавшись в шкафу, я выбрала безотказную униформу - хлопковое белье, черные джинсы, вельветовую рубаху... сверху куртку с заклепками - и сойдет. Для очков будет уже темно. Джинсы оказались приятно свободны в поясе - а еще осенью не застегивались. Взгляд в зеркало как всегда не порадовал - но такова жизнь, в зеркале я себе почитай никогда не нравилась и на фото не выходила. Вместо ботинок с подкованными носами неожиданно захотелось обуть легкие черные туфли из кожи неизвестного зверя. Они сидели на ноге, как влитые, давая упругость и легкость шага, они не мешали чуять каждый камешек на дороге, мягкость первой травы, скользкость глины, вязкий песок - ходишь, как босиком. Глядя на них всякий раз хотелось хвалить себя, что не пожалела половину зарплаты за это счастье. Леша, ты хорошая - подмигнула я своему отражению. Муж говорил, что улыбка снимает мне пять лет возраста. Может и так...
- Ты прелесть, Алешка, шикарно выглядишь, - подтвердил невесть откуда взявшийся Эраст. Он сиял и лоснился.
- Буду ночью, - ухмыльнулась я, - гуляйте, голубки.
Лифт ждать не будем - пешком с пятого этажа, считать ногами ступеньки. Снаружи - воздух. Белое молоко облачной кобылицы, холод взрытой земли, нежно-розовый вздох тонкой вишни, шлепок бензина - и снова вода. Первый полностью теплый вечер, когда можно не застегивать куртку, когда воздух будто бы гладит щеки, когда хочется прыгать на одной ножке и бежать наугад, пока хватит дыхания, когда жизнь разлита вокруг - черпай ее ладонями и пей вволю, когда... Ах, не будем об этом. Пусть проблемы подождут меня дома - в почтовом ящике, под кушеткой, на коврике в ванной или где им заблагорассудится. Сегодня нас будет двое - я и город.
До метро - пешком. Осколок воспоминания - как теплым маем лет восемь назад ковыляла по этой же улице после горькой ночи, как думала - счастья нет и не будет... как через год вышла замуж. Чуть подумав, я отключила мобильник. Куда направимся? ...Ленинградский вокзал.
Да, пожалуй. Странное место - вне времени, будто слоеный пирог. Смотришь на него во втором часу ночи - и будто проступает город пятидесятых, смотришь глубже - сталинская столица, повезет - и двуглавый орел на фронтоне привидится. Дальше не получалось. И еще ощущение пульса железных дорог - ладонь на жиле кровеносной системы. Тысячи тысяч людей, связанных одним "еду". И муравьиное, страшное копошение человеческих тел без определенного места жительства - упаси боже от такой участи.