В заповеднике за время нашего отсутствия появились новости: приехал в командировку из Туркмении научный сотрудник, Берекет, он уже приезжал не раз и остановился у Бори с Леной, они давние друзья. Вторая - выдали зарплату. Обе хорошие. Нас с Берекетом представили друг другу, и я пошел к себе разгружаться и помыться с дороги, договорились встретиться через час у них и вместе поужинать. Только спрятал трофеи, пришла Лена - хотели сделать плов, уже зербак поставили, а риса нет. Риса у меня тоже не было, лишь несколько пачек вермишели, Лена сказала, что пойдет, и взяла их. Воду нагрел быстро на печке, ведро: два ведра воды - ведро холодной, ведро горячей, - мне вполне хватало. Мылся я по-прежнему, в "зале". Большая часть воды просачивалась через щели под пол, к утру лужи высыхали, я даже не вытирал. С удовольствием вымылся душистым мылом, переоделся. Взял привезенную мне Хуршедом незадолго перед нашим походом бутылку водки и пошел в гости.
Первый и последний раз в жизни я видел, как из вермишели делают плов. Готовил Берекет, в двух казанах - в одном кипел зербак, в другом он в сухую обжаривал вермишель, непрерывно помешивая, как жарят семечки подсолнечника. Когда вермишель приобрела коричневый оттенок, он высыпал её в зербак. В остальном все так же, как это делают с рисом. Пока готовился плов, мы выпили под зелень, и с усталости я сразу захмелел. Плов мне показался очень вкусным, и с тех пор осталось желание как нибудь приготовить такой. Конечно, это не плов, даже в энциклопедии сказано: "Плов это особым способом приготовленный рис...". Но вкусно.
Лена с Берекетом были знакомы ещё по заповеднику "Тигровая балка" в Таджикистане, оба проходили там практику, а Лена потом работала, Берекет приезжал в командировки. Это было сообщество людей, живших наукой, ради науки, делающие науку, и биология была смыслом их жизни. Они были разбросаны по великим просторам страны, но знали друг о друге, вели дискуссии на страницах научных журналов, знакомились с научными отчетами и иногда посещали друг друга, когда была необходимость собрать данные по другим заповедникам или поставить эксперимент в другом регионе. Слушать их воспоминания было очень интересно. Берекет мне понравился, высокий, гибкий как лоза смуглый парень с тонкими чертами лица, я по-другому представлял себе туркмен. Берекет с Леной пели хорошие бардовские песни, одна, про город, в котором побывать никак не удается, потому, что ни кто не знает, как туда попасть, но он есть, и романтики всю жизнь пытаются его найти, особенно тронула меня. Но усталость брала свое, и сытный, необычный плов совсем меня добил, я распрощался, пришел домой и уснул, как убитый.
На следующий день приехал Люциан, ещё длиннее и тоньше Берекета, он был похож на ходячий циркуль. Люциан мне тоже понравился, в Ташкенте он ездил на работу на велосипеде круглый год и вообще был приверженцем здорового образа жизни. Но не фанат, он не курил, занимался йогой, но выпить и закусить был не проч. Оказалось, у Лены через два дня день рождение, Люциан так подгадал с приездом, что бы поздравить Лену, поохотится заодно на кабана, поесть тандыр - кебаб. Согласовать насчет охоты с начальством поручили мне. Директора не было, и насчет охоты я согласовал с Хуршедом, который тоже решил присоединиться, им с Балтабаем нужно мясо. Охотится, конечно, не на территории заповедника, но за пределами заповедника жили те же стада, которые объедали моих медведей. Я вернулся к Лене, сказал, что все уладил, и Боря с Люцианом пошли к Хуршеду оговорить детали. Я от участия в охоте отказался, Берекет тоже. Предложил Лене поселить Люциана у себя, но она отказалась, Люциан с Берекетом отлично устроились у них в гостевой комнате.
Мы с Борей были самими молодыми в компании, Берекету и Лене было под 30, они старше нас лет на 5, а Люциану уже за тридцатник. Дедовщины, конечно, не было, но относились они к нам как к молодежи, и все время припахивали туда - сюда. Мы не обижались.
Углубился в работу, надо быстро подготовить материалы, что бы передать с Люцианом, хотелось и пообщаться с людьми - с удивлением обнаружил, что за эти три месяца соскучился по общению. Да и гости наши были интересными людьми. Бумаги у меня в целом были в порядке, я не ленился обработать собранные данные сразу, результаты весеннего мониторинга я уже передал в Ташкент с директором, экстренного ничего не было, и я за день почти все закончил. Непроработанными были птицы, не нашел гнездовье Черного аиста, Орла-Бородача, но здесь я в оставшиеся дни вряд ли что успею.
Наши охотники в ночь взяли крупного годовалого кабанчика. Разделали у Бори с Леной во дворе, полтуши порубили Балтабаю с Хуршедом, из второй половины решили сделать тандыр-кебаб, натерли большие куски мяса специями и солью и поставили в холодной кладовке. Из ливера приготовили целый казан калапоча - брюшина, хорошо промытые требуха, печень, легкие, почки, нарезанные крупными кусками и пережаренные в сале с луком и специями. В приготовлении этого блюда есть два секрета: легкие надо порезать и поварить минут 15, воду слить, а почки и требуху порезать, тщательно промыть и положить на пару часов в проточную воду. И тогда - пальчики оближешь. Два дня ели калапоча со свежими лепешками, которыми в достатке снабжал Хуршед, ему для этого выделили мешок муки.
Шкуру я положил в ручей, придавив камнями. Как правило, шкуры диких животных не выбрасывали, они ценились. В Ташкенте, да и в любом городе, были умельцы, которые из выделанной шкуры могли сделать классное чучело, а это пользовалось спросом. Особенно голова крупного вепря или оленя на деревянной подложке - было модно иметь такое на стене, особенно у тех, кто считался охотником. А охота была привилегированным занятием партноменклатурной элиты, и чиновники любили эти понты. Беда была в том, что мастера делали чучела только из выделанных шкур. А выделать шкуру очень непросто, на это есть свои мастера, к ним обращались в городе те, кто держал кроликов или нутрий. Но в заповеднике шкуру не сохранишь, её надо выделывать сразу. Можно засолить и высушить, потом размочить и выделать, но качество не то, мех полезет, так только кожу можно сохранить. И биологи придумали свой способ выделки шкур, медленно, но отличного качества и без особого труда. Самое трудное в выделке шкур это очистить шкуру от мездры, подкожного жира. С этой задачей прекрасно справлялись рыбы и всякая мелкая речная живность - рачки дафнии, гамарусы, жуки-плавунцы и пр. За неделю - другую в ручье они так обгладывали шкуру, что её не надо было скоблить. А в реках, где обитали пресноводные креветки, Амударья, Сырдарья, там шкура была готова за пару суток. И ещё, в придачу, пару ведер креветок ловилось на неё, если положить шкуру на металлическую сетку с загнутыми краями. Дальнейший процесс выделки шкуры так же не требовал труда, но требовал времени. Свёрнутую для компактности в рулон шкуру клали под гнет в любую подходящую посудину типа таз, шайка, корыто, и ставили в укромном месте недалеко от дома, договорившись со всеми друзьями не разбрасываться мочой попусту. Если народу было много, посудина наполнялась быстро, но и одному её можно было наполнить за неделю. Ещё дней десять шли необходимые химические процессы, потом всё это вываливалось в реку, шкура промывалась от мочи и была готова для дубления. Если это был мех для одежды - сурок, лиса и пр. его надо было дубить и мять, если для напольного использования в качестве ковра или для чучела, то только дубить. Для дубления годиться толстая кора любого не хвойного дерева, само собой лучше дуба, мы брали с чинары. Кору измельчают и вываривают в воде пару часов в нужном количестве, заливают вместе с корой шкуру в той же посудине так же под гнетом. Раз в два-три дня её надо разворачивать и мять, а если не для одежды, то просто перекладывать для лучшей пропитки. Дней через десять промыть в реке и шкура готова. Я не собирался делать чучело из этого кабанчика, просто решил сделать прикроватный коврик. Для этого можно даже не обрабатывать, очищенную от мездры шкуру высушить на солнце и обработать формалином. Будет очень жесткая, но для коврика это не важно.
Два дня пролетели, как промелькнули, я чуть не ушел на маршрут, забыл, что у Лены день рождения. Хорошо зашли Берекет с Люцианом, который привез подарок из города, а Берекет и я как раз и не знали, что подарить. Решили подарить мою гитару. Лена не играла, Боря слегка бренчал, но всё равно жизнь крутилась вокруг их дома и понятно, что эта гитара будет общая. А музицировать мне всё равно было некогда.
До вечера было ещё далеко, Берекет пошел хлопотать о закусках и напитках, а Люциан сказал, что рано утром приехал директор и предложил сходить к нему. Халил Рахимович встретил нас радостно, усадил за дастархан на топчане, напоил чаем и провел небольшую политинформацию о стране и мире, после чего выдал мне премию за ремонт дизель-электростанции. Люциан оказался подкованным политически, он был комсоргом то ли курса, толи всего института, когда учился, и они сразу нашли общий язык с Халилом Рахимовичем. Кончилось это тем, что Люциан попросил у директора выдать мне мотоцикл, аргументируя, что моя работа требует большей оперативности. Халил Рахимович видимо хотел отказать, но потом что-то вспомнил о Люциане и согласился. На радостях и пока он не передумал, я тут же распрощался и побежал искать Хуршеда, который по совместительству заведовал складом. Нашел его у Лены, общались с Берекетом. Новость обрадовала всех, в нашем маленьком сообществе дополнительное транспортное средство было весьма актуальным. Пошли получать мотоцикл все вместе.
Это был "ИЖ-Юпитер 3" с коляской, лучше бы "Планета", то же самое, но с одним цилиндром, чем проще, тем надежней. Коляску я тут же открутил и оставил её на складе - я не умею с коляской, ни разу не пробовал, и желания не было. Полчаса мы с Борей протягивали гайки и убирали консервирующую заводскую смазку, проверил масло, сделал смесь, заправил и завел. Треск двигателя как музыка. Отрегулировал зажигание и карбюратор, сделал кружок по полянке - новый есть новый, обкатать и хоть куда. Чуть не рванули с Борей на Супу, в автолавку, но были остановлены старшими - все есть, нечего зря раскатывать.
Мотоцикл не лошадь, его я не боялся, с детства не слазил с велосипеда, потом "Ковровец", потом "Восход", после армии "Ява". На "Яве" два раза ездил из Душанбе в Ташкент. Один раз с другом, через Байсунский перевал, Самарканд, Карши, двое суток, с ночевкой, второй раз один, 16 часов, через два перевала по 3 500м н.у.м., Анзоб и Шахристан. Поднимаешься выше облаков и полное ощущение полета. "Юпитер" не уступает "Яве" по характеристикам, но качество отвратительное, надо постоянно протягивать и регулировать. Чуть не уследил и все. Так как теперь мотоцикл был у меня в подотчете, я им и распоряжался. Из хозяйственного сарайчика во дворе, которым я не пользовался, сделали гараж. Сделали громко сказано, просто закатили в него мотоцикл.
Воодушевленные такой удачей пошли собирать арчевые шишки для тандыра и добрать хвороста, Боре поручили тандыр, а меня ему в помощники. Тандыр надо разжигать загодя, что бы дрова прогорели, а камни раскалились. Причем все должно быть наготове - мясо насажено на тонкие стволы или крупные, толщиной в руку, ветки подходящих деревьев, момент, когда дрова уже прогорели, а камни как надо раскалены, пропускать нельзя. И хворост и шишки мы набрали сразу, на ближайшем склоне Туяташсая. Наполнили тандыр хворостом и дровами, шишки кидают, когда дрова прогорят, перед тем, как ставить мясо, они дают особый, ни с чем несравнимый аромат. Команды разжигать не было, но у нас всё готово. Боря предложил накатить по поводу такого хорошего дня, но из-за директора я отказался и его уговорил повременить до вечера, мало ли что. И как в воду глядел, Халил Рахимович, раз уж мотоцикл все равно уже в работе, дал целый список и деньги и попросил съездить на перевал Супа в автолавку. Конечно, и у нас нашлось, что там прикупить, и, посадив сзади Борю с пустым рюкзаком, поехал в свою первую поездку на новом мотоцикле.
Это здорово - ощущение полной свободы передвижения! За рулем я не сидел давно, да и новый мотоцикл нельзя перегреть, а он греется во время обкатки, поэтому ехали не быстро, под уклон катились на нейтральной. Когда ты на колесах, всё близко! Чтобы дойти до Супы надо полдня пешком, а на мотоцикле мы там были через полчаса. Мотоциклы очень распространены в сельской местности Средней Азии. Этому транспорту не нужны дороги, а климатические условия позволяют эксплуатировать почти круглый год. Мотоциклы с коляской используют как когда-то ишака с арбой - такие копны сена и хвороста перевозят, что мотоцикла не видно, едет себе копна по дороге, а из неё бабай торчит. Особым спросом пользуются четырехтактные мотоциклы "Урал", "Днепр", страшный дефицит. Большим уважением пользовались люди, умеющие настроить и починить мотоцикл. В Ташкенте на рынке в Сергели был мужичок с чемоданчиком, который за 3 рубля регулировал зажигание всем желающим. Я познакомился с ним, он инвалид, пенсия мизерная, но этот бизнес позволял ему неплохо жить. Делал он и более сложный ремонт, за 10 рублей мог поршневую поменять. Вообще техническая неграмотность аборигенов давала жить многим технически подкованным людям. Я тоже этим пользовался при случае.
Кишлак Супа был маленьким, меньше Зартепа, но рядом с ним вырос целый город строительных вагончиков, строителей здесь было явно больше, чем местных жителей. Кроме длинного ряда вагончиков административно - складского назначения, перед которыми стояли огромные шаланды с тягачами "МАЗ" и военные полноприводные "КамАЗы", был контур из бытовых вагончиков. В них жили строители. Центр контура - площадка, каменистая, вытоптанная, четыре фонарных столба по углам периметра, на двух из них динамики-колокола. Отдельно длинный щитовой сарай с окнами - столовая. Контур был разорван отсутствием двух вагончиков, что образовывало широкий въезд, у которого и стояла автолавка. Народу не было, видимо, все на объекте. Крутились местные детишки, две апы выбирали что-то из детской одежды и ткани. Круглый, как колобок маленький продавец лениво что-то им объяснял. Увидел нас, оживился - новые люди всегда интересны в горах, где все друг друга знают.
- Салам Алейкум! - поздоровались мы.
- Алейкум Вассалам! - вежливо поздоровался с нами продавец, женщины прикрыли лица платками и слегка поклонились, но детишки закричали: "Здрасте!!!", видимо, очень довольные, что умеют здороваться по русским, и мы ответили им так же. Мы спешились, и пока Боря набирал заказы, пошел посмотреть, как живут строители. В некоторых вагончиках двери были открыты, слышалась музыка, но подходить и навязывать свое общение я стеснялся, и просто ходил по площадке, рассматривая, как всё устроено. За коротким высоким дощатым забором виднелись какие-то строения, я заглянул: два вагончика были чем-то вроде душа, баня мужская и женская, судя по рисункам. К ним проложена водопроводная труба, видимо, от ближайшего ручья. У каждого вагончика большой титан на дровах, дощатые столы, наверное, для стирки, и длинные, сваренные из тонкого железа желоба, сверху труба с сосками, - умывальники, как в пионерском лагере. Странно, значит, здесь не только мужчины работают.
Решил зайти в столовую, посмотреть, как устроен прием пищи. В столовой ждал сюрприз - вокруг длинных столов, как в армейских полевых условиях, с двух сторон такие же дощатые лавки, - сновали молодые, вполне цивильно одетые узбечки.
- Здравствуйте! - поздоровался я по-русски.
- Здравствуйте! - нестройным хором ответил они мне.
- А вы местные или городские?
- Мы студенты, на практике. Из Джизака. А вы?
- Я из Ташкента, биолог, работаю в Заповеднике, здесь недалеко.
- Мы много слышали про заповедник, хоть бы раз посмотреть... - сказала одна за всех, самая бойкая, смуглая красавица с косами, в тюбетейке, джинсах и обтягивающей кофточке с красиво очерченной грудью.
- Да у вас здесь красота такая же, чем вас удивить в заповеднике?
- Там у вас медведи есть, а ещё Крепость царя Мук и проклятый кишлак.
- Медведи здесь тоже есть, многие встречали, Крепость понятно, а проклятый кишлак вам зачем?
- Говорят, там Шайтан живет, вот бы увидеть...
- И не боишься увидеть Шайтана?
- Я комсомолка, хочу доказать, что все это сказки и суеверия.
- А как ты это докажешь?
- С нами здесь ещё наши ребята есть, они на стройке сейчас, мы геодезисты, нам проводник в кишлак нужен, мы экспедицию на два дня хотим туда собрать, из студентов. Обойдем все дома, переночуем там, и все убедятся, что никаких шайтанов нет и быть не может.
- А если в кишлаке не шайтан, а что-то другое, что местные считают шайтаном, но тоже опасное, тогда как?
- Да что там может быть?
- Снежный человек.
- Снежный человек существует?!!
- Не знаю, следы встречал, даже слепок ступни сделал...
- Но это же научная сенсация!!!
- Пока нет, надо его хотя бы сфотографировать.
Девушки смотрели на меня с восхищением и нескрываемой завистью. Видимо, их работа казалась им скучной по сравнению с тем, чем занимался я.
- Извините, девчата, там меня коллега уже заждался, приглашение в заповедник я вам делаю, меня Сергей зовут, есть еще научные сотрудники, Лена и Боря, даже если меня не будет, можете в моем доме располагаться, ключи под крыльцом. Они назвали свои имена, но я не запомнил.
Боря совсем меня не заждался, апушек уже не было, детишки крутились неподалеку, а Боря с продавцом пили пиво, с печеными в костре и раскрывшимися от этого как устрицы, косточками урюка. Не знаю, чего уж там Боря наговорил про меня продавцу, но встретил он меня подобострастно, и заискивающе улыбаясь, назвал себя:
- Я Ахмед! Юз грамм, ака? - они, оказывается, пили не только пиво.
- Ты на седле-то удержишься? - спросил я Борю с осуждением.
- Да ты чё, Серега, я и после литра удержусь, а мы всего по соточке...
- Рахмат, Ахмед-ака, выпить не могу, за рулем, приезжайте к нам в гости, у нас выпьем, а сейчас ехать надо, люди ждут.
Мы тепло попрощались с гостеприимным продавцом автолавки. Боря довольно уверенно забрался на мотоцикл сзади меня, вернулись мы без приключений. Встречали нас как космонавтов из далекого космоса, высыпали все, кто был у Лены дома. Для всех это было эпохальное событие, шутка сказать - свой транспорт. Даже директор был доволен, как оперативно мы выполнили его заказ. Поставил мотоцикл в "гараж" и испытал облегчение - ответственность придавила, и за рулем давно не ездил. С непривычки устал. До вечера время было, мясо и без меня приготовят, помощников хватало, и я пошел к себе отдохнуть и уснул. Чуть весь праздник не проспал, мне постучали пару раз в окно, я не услышал, а семеро одного не ждут.
Когда пришел, веселье было в разгаре. Мне сразу налили полстакана водки, штрафной, и достали из тандыра горячий кусок мяса на ляган. Я зверски проголодался, от запаха тандыр-кебаба слюни потекли, выпил водку за здоровье новорожденной и принялся уплетать сочное, иссекающее горячим жиром ароматное мясо. Кроме Лены, Бори, Берекета и Люциана за столом были Хуршед и Балтабай, они тоже пили водку и ели мясо, нарушая законы шариата. Видимо, это была не первая, и даже не вторая бутылка, все навеселе, глаза блестят, и разговор принял оживленный, но несколько сумбурный характер. Хуршед с Балтабаем по-киргизски обсуждали какое-то районное начальство, которым, как я понял, оба были недовольны. Боря был уже хороший, и Лена вполголоса уговаривала его немного полежать в соседней комнате, отдохнуть. Боря категорически не хотел отдыхать. Меня заинтересовал разговор Люциана с Берекетом:
- Чем обусловлен агрессивный характер кочевой цивилизации, по сравнению с земледельческой? - вопрошал Люциан. И сам же отвечал:
- Кочевники не привязаны к постоянному месту жительства, это раз. У них нет экономической сословности, это два. Каждый мужчина чабан, погонщик караванов и воин в одном лице. Земледельческая цивилизация требует дифференциации экономических сословий. Не может человек совмещать крестьянский труд и одновременно быть воином. Земледельца кто-то должен защищать, отсюда феодалы, в замках которых крестьяне скрывались от набегов врага, рыцари, профессиональные наемники - воины, которые с появлением тяжелой, закованной в латы конницы могли противостоять натиску кочевников.
- Ладно, - соглашался Берекет, это можно наблюдать на Кавказе и даже у нас, в Туркмении. Но где примеры агрессивности здесь, среди этих горцев? Их никак нельзя отнести к земледельческой цивилизации. Они сезонно кочуют за своими отарами в горах, и в кишлаках постоянно находятся только женщины, дети и старики. Женщины и дети занимаются не столько земледелием, сколько собирательством. Экономически это кочевая цивилизация, которой характерны набеги на соседей с целью грабежа. Получается, что только нравственные нормы Корана препятствуют дикому поведению жителей этих гор?
- Нет, Берекет, Коран не мешает тем же арабам или афганцам, и тем же чеченцам и другим представителям кочевых цивилизаций, особенно горцам, совершать набеги на земледельцев, и на соседей, и на караваны. В Афганистане есть племена, которые уже тысячи лет живут тем, что им платят дань все, кто держит путь через их территорию в Индию. А кто не заплатит, того грабят. И это вся их экономика. На Кавказе чабаны пасут отары в горах, но спуститься на равнину и ограбить земледельцев у них не только не аморально, но и являлось доблестью и составляло существенную долю национального продукта на душу их населения. Здесь дело не в морали, мораль позволяла горцам воровать и грабить соседей, даже украсть невесту считалось более достойным, чем просто сосватать её. Всё дело в экономике.
- Люциан, причем здесь экономика? Какая экономика может помешать, если грабить выгодно? Это же какой стимул - нападать на караваны, вместо того, что бы на полях спину гнуть.
- Да, пока не появилась торговля! Поэтому сказано: "Там где торговля, там мир!".
- Охи, торговля здесь причем? Тем более в кочевых или земледельческих цивилизациях, в которых торгаш никогда не был уважаемым человеком, а торговля была постыдным и неугодным Богу делом. Это были презираемые, не смотря на свое богатство, люди. А некоторым сословиям даже было запрещено заниматься торговлей, как неблагородным, постыдным делом. Первая религия, обозначившая торговлю не презренным, а достойным делом, это Ислам. Но запрет давать деньги в рост, ибо это смертный грех, тормозил свободное обращение денег, исключал кредитную деятельность, и это тормозило развитие торговли в исламском мире.
- Не надолго, мусульмане быстро нашли способ обойти этот запрет. Везде с мусульманами жили евреи, которым религия не запрещала заниматься ростовщичеством, и мусульмане отдавали свои деньги евреям, которые вели кредитную деятельность. И мусульманин не грешил, и еврей зарабатывал, а главное, был резервный капитал, который можно было привлечь для снаряжения каравана или морского путешествия, или другие нужды. Еврейские диаспоры в исламском мире были банками, или инвестиционными фондами в современном понимании.
- Ну и как это объясняет миролюбие и гостеприимство местных горцев?
- Очень просто - Шелковый Путь! Великий Шелковый Путь! Который связывал Китай и Античный мир, Индию и Средиземноморье, Европу и Азию, Персию и Скандинавию. И всем на этом пути нужен был мир, и путь проходил только по землям тех правителей, которые могли обеспечить безопасность караванов.
- Торговля была выгоднее грабежей и захватнических набегов?
- Конечно! Кочевники, завоевывая земледельческие цивилизации, сначала просто отбирали у крестьян все, даже женщин, оставляя за собой выжженную пустыню. Но очень быстро поняли, что дальше грабить будет некого. И правители кочевых цивилизаций под страхом смертной казни ограничили поборы с завоеванных территорий. Отсюда "десятина" - 1/10 от урожая.
- В исламе Коран ограничивает правителя брать 1/10 с торговцев и ремесленников, а с крестьянина можно не более 1/40 брать...
- Ещё гуманнее, ведь крестьянин это и есть основа экономики аграрной цивилизации, а грабят его все, кому не лень.
Лена все-таки уговорила Борю пойти отдохнуть и присоединилась к разговору, прервав его:
- Давайте еще выпьем и споем?
Каким бы интересным не был разговор, выпить все согласились. Люциан взял гитару, она оказалась хорошо настроена, видимо до моего прихода уже пели. Мы сидели за небольшим деревянным столом у тандыра, вечер тихо опускался на плечи гор, окрашивая их в изумительные пурпурные тона. Я попросил спеть песню про город, которую слышал прошлый раз, и они втроем - Лена, Берекет и Люциан, негромко и очень красиво спели её. Мы все заслушались, стало грустно. Толи песня подействовала, толи им действительно уже пора, Хуршед с Балтабаем стали прощаться. Мы уговорили их выпить по русскому обычаю "на посошок" и они ушли.
Небо синело все темнее, проступили первые звезды, с гор ласкал прохладный вечерний бриз. Разожгли небольшой костерок рядом с тандыром. Блики огня заплясали по лицам, превратив в сказку все вокруг. Пить после такого ужина больше не хотелось, говорить и петь тоже, мы разлеглись на курпачах вокруг костра и молча наслаждались журчанием реки и покоем. Я понял, ещё немного и я не уйду, останусь ночевать у костра, поблагодарил за вкусный ужин, хорошую компанию, попрощался и пошел к себе.
На душе было спокойно и радостно от общения с хорошими людьми, от этого синего горного вечера и мир наполнился каким-то глубоким, вселенским смыслом, который чувствуешь, но не выразить словами.
Уснул не сразу, разговор Люциана с Берекетом крутился в голове. А когда уснул, всю ночь вел караваны по Шелковому Пути, оборонялся от кочевников и писал какие-то книги в Крепости царя Мук.
Утром проснулся рано, от бившего прямо в глаза луча яркого утреннего солнца. Выспался хорошо, настроение отличное. Решил попробовать найти гнездовье Черного аиста, сфотографировать и понаблюдать хоть пару дней, до отъезда Люциана, что бы передать с ним, что смогу по птицам. Собраться было минутным делом, позавтракал лепешкой с купленным вчера в автолаке плавленым сыром "Янтарь" из круглой коробочки, запил крепким сладким чаем. Взял фотоаппарат, бинокль, флягу с водой, флягу сладкого чая, пару лепешек и остатки сыра - жаренная кабанятина изрядно надоела.
На крыльце дома Лены стоял Люциан, тоже ранняя пташка, подошел поздороваться.
- Куда собрался, друг? - Люциан явно тоже куда-то собрался. На поясе у него висел туристический топорик в кобуре, нож, за спиной тощий рюкзак.
- Хочу до твоего отъезда что нибудь по птицам собрать, передать в Главохоту.
- По птицам? Хочешь, покажу, где много лет подряд Черный аист гнездился? Может и в этом году там же, эти птицы редко место гнездовья меняют...
- Было бы большой удачей для меня!
- И орла-бородача там недалеко гнездовье есть. В Туяташсай надо идти, далеко, но к вечеру обернемся.
- Я то пойду куда хочешь, а тебе не в лом туда идти? Можешь на карте показать, я на месте найду...
- Мне по пути, я там тоже кое-что посмотреть хочу.
- Тогда мне повезло! Ты готов?
- Да, как раз хотел идти и тебя увидел.
Разговаривали мы уже по дороге к Туяташсаю. Далеко по этому ущелью я не ходил, прошел немного первый раз, когда в заповедник приехал, ранней весной, и потом, когда нашел следы "снежного человека". Туяташсай вел в скалистые горы, венцом ущелья был безымянный четырехтысячник, отмеченный на карте номером. Люциан хорошо знал местность, он повел меня не по ручью, как я шел когда-то, а по склону, по кабаньей тропе, которая параллельно ручью тянулась метров на десять выше, и была намного удобнее для ходьбы. Тропа петляла между зарослями арчи, миндаля и шиповника, но кабан не скалолаз и по его тропам удобно ходить. В горах все пользуются кабаньими тропами. Время от времени из под ног брызгали куропатки - кеклики. Кажущийся нестройным хор насекомых, из беспорядочного жужжания и трескотни сливался в гармоничный гимн вечной жизни. За час мы отошли довольно далеко от усадьбы заповедника, и поднялись до альпийских лугов. Впереди сверкала снегом вершина четырехтысячника, но до неё было очень далеко, расстояния в горах обманчивы.
- Километров семь ещё идти, - Люциан присел на камень, переобуться и затянуть шнурки, я сделал тоже самое. Как ни подогнана обувь, а по горам разбалтывается, особенно при интенсивной ходьбе, приходится перешнуровывать. Люциан шел очень хорошо, мог бы меня загнать при желании, он был легче и явно тренированнее меня. Мы выбрали темп, который нас обоих устраивал, быстро, но без спешки. Немного передохнули, напились из фляжки и продолжили путь. На ходу я старался замечать следы моих подопечных - помет, клок шерсти на шиповнике, заломанные кусты, и запоминал для отметок в карте, на потом. Так прошли ещё километра два, иногда Люциан останавливался и сверялся по карте, внимательно осматривая окрестные склоны. Я не спрашивал, что он ищет, захочет - сам скажет. Если бы скрывал что-то от меня, пошел бы один. Усталость чувствовалась, подъем все круче и круче, а шли быстро. День разгорался, уже начинало припекать. Спустились к ручью, в тени большого грецкого ореха сделали привал. Я разулся и с наслаждением опустил горячие ноги в ледяную воду. Люциан взял с собой лепешки и тандырное мясо. Тандыр-кебаб по определению ближе всего как мясо горячего копчения. Холодное оно тоже вполне съедобно. Перекусили мясом с выкопанным здесь же диким луком - анзуром. Запили ледяной водой ручья с армейским сахаром-рафинадом. Самая вкусная вода это с тающих горных ледников, вкуснее не встречал. Высоко в синем небе над ущельем парили беркут и снежные грифы. Стоило нам прилечь отдохнуть, как грифы закружили над нами плавными кругами. Беркут не обращал на нас внимания - мы не его добыча. Пролетел вездесущий удод, вслед пустельга, возможно, за ним. Трудолюбивые пчелы ворошили цветок за цветком в поисках пыльцы и нектара. С жужжанием тяжелого бомбардировщика пролетал шмель, трещали стрекозы. Стрекозы здесь очень красивые, огромные, с большими переливающимися глазами, слюдяными крыльями в мою ладонь и разноцветным туловищем - от зеленого до фиолетового. Внизу лисьи хвосты давно отцвели, а здесь только отцветали, а выше ещё только начали цвести. И так почти всё разнотравье, весна поднимается все лето, к вечным снегам. И насекомые перелетают от одного цветущего растения к другому, поднимаются в горы вместе с весной. Поэтому в горах весь сезон цветочный мед, и пчеловоды поднимаются в горы вместе с весной. И чабаны со своими отарами за сочной травой.
Передохнув, тронулись дальше. Тропа петляла вокруг выступов скал, то забираясь вверх по склону, то спускаясь к самому ручью. Все чаще и чаще приходилось перелазить по скалам, двигались мы теперь намного медленнее. Посмотрев в очередной раз карту, и оглядев в бинокль окрестности, Люциан сказал:
- Дальше по ущелью не пойдем, надо на хребет выбираться...
На хребет так на хребет. Склоны здесь были хоть и крутые, но вполне проходимые. А вот ущелье дальше сужалось в узкий и мрачный каменный каньон, и предложение подняться над ущельем было привлекательнее, чем продолжать путь в эту каменную трещину.
Мы шли по правому склону. Противоположный, на котором я когда-то обнаружил следы "снежного человека", практически ничем не отличался, и по нему тоже шла кабанья тропа. Видимо, Люциан шел по правому, потому, что забраться нам предстояло на правый хребет, эта гряда разделяла Туяташсай и Аксуотсай. Подниматься решили по широкой в этом месте, тянущейся чуть ли не от вершины хребта осыпи. Шли без связки, край осыпи был утыкан скалистыми выступами, и за эти "зубы" можно было всегда придержаться, а то и идти по краю, как по ступеням. Когда-то это была расселина, по которой бежал ручей, потом её засыпало щебнем. Подниматься было не сложно, но очень трудно - склон становился все круче. Шум реки притих, небо стало больше, здесь намного жарче, чем в ущелье. Растительность поменялась, большие деревья остались внизу, на склоне молодые деревца арчи, вездесущий шиповник, кусты барбариса да вьющаяся ежевика, все низкорослое. Ветра, землетрясения, снежные лавины, много факторов, которые не дают на крутом склоне вырасти большому дереву. Хотя бывает.
Подъем занял часа два. Мы выбрались на хребет как раз в таком месте, где острое лезвие скал превращалось в небольшую поляну, метров 15 шириной, которая, в свою очередь, растекалась в небольшое плато, метров 300 шириной и протяженностью несколько километров. Снизу оно никак не угадывалось.
- Если идти по плато, придешь к подножию пика, - показал рукой направление Люциан, - бывал когда нибудь на такой вершине?
- Нет, никогда.
- Надо обязательно побывать. Впечатления непередаваемые, такой вид открывается - дух захватывает. А что чувствуешь при этом! Не передашь словами...
- Заберусь обязательно, как нибудь с Борей соберемся и залезем.
- Да, лучше вдвоем, одному опасно. Пойдем по краю плато, над Туяташсаем, на противоположной стороне есть старая корявая арча, это ориентир, прямо над ней в скальном выступе одна пара гнездилась, а вторая дальше, ещё около километра пройти, там нависающая скала и под ней гнездо. И если дальше идти, на этом же склоне орел-бородач гнездится, его легко узнать, там костей под гнездом куча.
- Когда ты был здесь последний раз?
- В прошлом году.
- Врядли сменили гнездовья, скорее всего, здесь.
Близость цели сняла усталость, я невольно ускорил шаг. Пока лезли, решили, как доберемся до вершины хребта, сделаем привал, пообедаем, но, не сговариваясь, пошли к гнездовьям.
Противоположный склон каньона это практически отвесная каменная стена, изборожденная трещинами. Некоторые осколки скал, весом в десятки тонн, со временем отваливались от склона, образуя каменные впадины среди острых торчащих пиков. В одной из таких впадин, над корявой арчой, под каменным навесом прилепилось гнездо Черного аиста, редкой птицы, занесенной в Красную книгу. Сюда они прилетали в брачный сезон - вывести птенцов, а потом улетали в Африку. От этого склона, на котором находились мы, до противоположного, было не более 150 метров, каньон был узким и глубоким. Что бы не напугать птиц, залегли под низкорослой арчой и разглядывали гнездо в бинокли. Гнездо было обитаемым - самка сидела на яйцах или на птенцах, глубокое гнездо не позволяло это увидеть. Я настроил объектив и сделал несколько снимков. Моя оптика позволяла снимать с такого расстояния как с двух-трех метров. Решили дождаться, когда прилетит самец с кормом. Долго ждать не пришлось и мне удалось сфотографировать этого красавца в полете, на подлете к гнезду и как он кормит самку. Птенцов, если они есть, аисты кормят, отрыгивая уже полупереваренную пищу. Какую добычу принес аист, мы не разглядели. Это была большая удача, я бы ещё долго выслеживал, где гнездятся эти осторожные птицы. Мог и вообще не найти. В азарте я хотел бежать к следующему гнезду и к гнездовью орла-бородача, но Люциан меня остудил:
- Не торопись, никуда они от тебя не денутся. Надо выяснить, есть ли птенцы, если нет, наблюдать, когда появятся. Потом сделать схрон, шалаш маскировочный, и жить в нем неделю, фиксируя количество вылетов-прилетов, количество птенцов, сколько в день кормежка. Теоретически подобраться к гнезду и собрать помет, отправить в лабораторию, определить состав пищи. Здесь это нереально, к гнезду не подберешься, и слава Богу, ещё спугнешь ненароком, и вообще больше аисты сюда не прилетят. А пока для отчета и этих снимков хватит, данные из прошлогодних отчетов перепишешь, скорректируешь, что пара одна и один одиночный аист. А реально выследить, когда птенцы вырастут, как они будут их на крыло ставить. Вот это интересные будут фотографии, у нас в Главохоте таких нет.
- Понятно, хорошо. Давай пообедаем, передохнем и к орлу-бородачу ещё схожу. Посмотрю, там он гнездится, или нет, гнездо сфотографирую.
- Давай...
На этом лугу родника или ручейка с водой не было, лишь у самых ледников можно было набрать воды, так сказал Люциан, но нам хватало и той, что во флягах. Мы разожгли небольшой костерок на плоском камне, вскипятили воды и заварили соцветья зверобоя и зеры, вылили в котелок крепкий сладкий чай из фляги и получили замечательный напиток. Вырезали из веток орешника два "шампура", насадили на них нарезанное тандырное мясо, постное съели внизу, а жирное вкуснее есть горячим, разогрели над углями и наелись так, что идти уже никуда не хотелось.
- Серега, давай ты следующий раз за птицами продолжишь наблюдение?
- Хочешь вернуться в усадьбу?
- Да, но через Аксуотсай, здесь есть удобный спуск, и я там мазар один в прошлом году нашел странный, посмотреть хотел...
- Давай, ты мне и так много времени сэкономил, а птиц так и так наблюдать буду, это же работа моя.
- Тогда передохнем немного, и вниз, в Аксуотсай.
Мы прилегли в жидкой тени низкорослой арчи и немного покемарили. День перевалил полдень, потянулись тени. Умылись из фляги, допили остатки чая с лепешкой и пошли вниз. Люциан неплохо облазил эти горы, шел он уверенно. Склон хребта со стороны Аксуотсая не сильно отличался от того, по которому мы поднялись. Травянистый склон, поросший арчой, миндалем, фисташкой и шиповником. То тут, то там торчали каменные зубья скал, зеленели островки зарослей ежевики, шуршали серые осыпи, скатывая щебень вниз и теряясь в ущелье. Съехав по одной такой осыпи метров 200, мы выбрались из неё и оказались на кабаньей тропе. Вел Люциан, я шел за ним, гадая, что там за могила такая, что ради неё Люциан готов целый день лазить по горам.
Тропа, петляя меж скальных выступов, довольно быстро привела нас на дно ущелья Аксуотсай, к реке. Мы сделали привал у воды. Люциан как будто оправдывался:
- Уже недалеко, надо спуститься по ущелью километра два, там поднимемся на противоположный склон, это отрог центрального хребта, невысоко. Я случайно на эту могилу натолкнулся, уж больно необычное место для захоронения. Не по хребту, не вдоль ущелья, там вообще не ходит никто, кроме зверей.
- Сейчас не ходят, когда-то ходили...
- Да, похоже, мазар древний, может быть, со времен царя Мук.
- Люциан, Лена с Борей говорят, ты археологией увлекаешься, раскопки ведешь, могилы ищешь, а про Крепость слышал?
- Крепость царя Мук?
- А здесь ещё другие есть?
- Смотря что крепостью считать. По горам разбросано немало сторожевых башен, они тоже эпохи саманидов, многие их крепость называют, но это не так.
- А настоящая крепость?
- Крепость есть. Но попасть в неё не каждому дано. Люди годы убили, пытаясь в неё попасть, всё зря. Я тоже искал, видел её в бинокль, но проход не нашел. Был один археолог, который по слухам нашел Крепость, работал в ней, хотел экспедицию научную организовать, вроде в ней много старинных фолиантов, даже из Александрийской библиотеки рукописи он там обнаружил. Но это слухи все, документальных, вещественных доказательств нет. А археолог погиб, и все тайны унес с собой в могилу. Да ты слышал, наверное, об этом.
- Слышал. Но ведь в кишлаке, который называют проклятым, были люди, знающие дорогу в Крепость? Можно было нанять проводника, купить карту, ещё как нибудь выведать у них проход?
- Не так все просто. Простые жители кишлака ничего о Крепости не знают, тем более как туда попасть. Был там один древний род, их предки ещё в доисламскую эпоху были жрецами, зороастрийцы, огнепоклонники. Мусульмане не жалуют многобожников, местные муллы всех их в ислам давным давно обратили. Но они хоть формально жили по Корану, и намаз делали, и законы шариата соблюдали, но религию предков сохраняли в преданиях и легендах. И обряды какие-то языческие сохраняли. Поэтому хоть и уважаемые люди были в здешних горах, но держались обособленно, типа наших староверов. Вот этот языческий клан и хранил тайну Крепости, никого в неё не посвящая. Больше в кишлаке никто дорогу в Крепость не знал.
- Но договорился же с ними археолог? Почему другие не могли договориться?
- Ни за деньги, ни за какие другие блага они бы дорогу в Крепость никому не показали. Археолог над эпохой зороастризма работал, хорошо тему знал, он их по понятиям развел. Письмо у него было арабской вязью на фарси от каких-то авторитетных дервишей с Памира, что бы помогали ему. На Памире же до сих пор зороастризм исповедуют, ислам не прижился на Памире, так, чисто формально. И амулет, знак у него какой-то был, чуть ли не от самого Заратустры. Это ему в Афганистане, он там на практике был в далекие советские годы, задолго до афганской войны, еще студентом, при раскопках попался в мазаре древнем. Он взял, как любопытную вещицу, а потом ему какой-то мулла-богослов объяснил, что это очень значимая для зороастрийцев вещь. Ну, он и таскал с собой этот амулет, при случае показывал, вот здесь сработало. Вообще ученый был от Бога, искренне преданный науке человек. Я не был с ним знаком, но общих знакомых много. Такие вещи случайным людям не даются, значит, судьба у него была в Крепость попасть, и здесь погибнуть.
- Обидно. Столько лет шел человек к своей цели, а только достиг - умер.
- Вот с этим, пожалуй, не соглашусь. Может, он как раз потому и умер, что выполнил свою миссию на земле, сделал то, для чего пришел в этот мир. Ведь у каждого из нас есть своя миссия на земле, другое дело, что знать нам этого не дано. Но сказано, когда человек идет своим путем, ему помогает вся вселенная. Я бы добавил, что когда человек не идет своим путем, вся Вселенная ему мешает. Поэтому надо искать свой путь, а окружающий мир подскажет, своим путем ты идешь, или нет.
- А может не потому погиб, что миссию свою выполнил, что-то мне подсказывает, что не завершил он дело свое. Может, наоборот, потому погиб, что обманным путем в Крепость попал. Сам же сказал, развел он этих бабаёв-зороастрийцев. Для них это святое, а он, скорее всего, атеистом был и смеялся в душе над наивной верой этих людей. А над Крепостью, похоже, заклятие серьезное есть, а с этим лучше не шутить. Заколдованная Крепость, иначе давно бы нашли.
- Может и так. Я не встречал ни одного человека, который в Крепости был.
Здесь я чуть не проболтался.
- А где эти зороастрийцы, которые археологу путь в Крепость показали?
- Не знаю, сгинули куда-то. Те, кто с археологом в Крепость ходили просто не вернулись однажды. Искали их охотники в горах, не нашли. А дома женщины остались и дети-подростки, ещё старик один, совсем древний, почти слепой, почти глухой. Их вместе с кишлаком в долину вывезли.
- Ты знаешь, где они жили в кишлаке?
- Если с Чортаньга смотреть, третий дом, с балахонной.
- Я в этом доме был...
- Зачем?
- Так, случайно зашел.
- Встретил что нибудь необычное?
- Нет.
- А то Борю туда Хуршед послал, они родня Хуршеду какая-то, так Боря там чуть со страху не умер...
- Да, он мне рассказывал...
Продолжать разговор не хотелось, Люциан мог понять, что я что-то скрываю. Передохнули, сполоснули уставшие ноги в ручье и тронулись дальше. По Аксуотсаю шла наша центральная дорога, если можно так выразиться, грунтовка, по которой ездили на лошадях к себе в Зартепу наши лесники, и на дальний кордон к Уразбаю. По этой дороге мы и шли, время от времени Люциан сверялся с картой и осматривал противоположный от того, по которому мы спустились, склон в бинокль. Мы прошли уже больше двух километров, до усадьбы оставалось около пяти, когда Люциан нашел, что искал. Не знаю, какие у него были приметы, напротив нас глубоко в тело склона уходил распадок, по дну его бежал ручеёк. По нему мы и стали подниматься. Один склон этого распадка был собственно склоном хребта, второй образовывала скальная гряда, такой мини-хребет, отводок от основного. Мы забрались на гребень этого отводка и карабкались по нему, постепенно он становился более пологим. Ширина гребня около метра, постепенно гребень расширялся, идти было все комфортнее, здесь уже была протоптана кабанья тропа, куда-то хрюшки по нему ходили. Ручей иссяк, лишь иногда среди камней блестела лужица воды, указывая, что ручей есть и он рядом. Это был подземный родник, на хребте, куда мы поднимались, ледников не было. Пройдя немного по хребту распадка, который перед слиянием с основной горой стал совсем пологим, мы остановились перед плоской каменной глыбой, примерно метр в ширину и больше двух в длину. Я не сразу понял, что она плод рук человеческих. Это и была цель нашего пути.
- Вот, Серега. Два года назад случайно натолкнулся. Что-то заставило обратить внимание на этот камень, присмотрелся - рукотворный, видишь, как строго он обтесан.
Я уже видел, что надгробие, если это был могильный камень, не прямоугольной, а ромбовидной формы, неправильного ромба, причем острые концы затуплены, т.е. шестигранник ромбовидной формы, но настолько правильной, что случайность исключена.
- Я его сверху заметил, он так четко выделялся правильностью формы, что я не мог мимо пройти...
- И что под ним?
- Не знаю. Одному его не сдвинуть, я пробовал. И рычаги делал из стволов, и веревками обвязывал, бесполезно, тяжелый.
Я осматривал камень по периметру. Он не врос в землю, лежал на каменной подложке, виден шов. Но раз ни землетрясения, ни снежные лавины не сбросили его с постамента, значит, был замок. Скорее всего, что-то типа выемки, как у крышки кастрюли, эта выемка под весом камня надежно держит его в специальном пазу. Тогда этот камень не сдвинуть, его надо сначала приподнять, что бы он вышел из замка, и потом сдвинуть в сторону. А поднять его без приспособлений нас с Люцианом мало, он не меньше тонны весит. Я высказал Люциану свои соображения. Люциан согласился.
- Есть идеи какие нибудь?
- А это так надо, поднимать этот камень, открывать могилу? Может, пусть лежит, как тысячу лет лежал?
- Неужели у тебя нет научного азарта, узнать неведомое?
- Да мой научный азарт как-то больше с биологией связан, а не с гробокопательством. Хотя археологов понимаю, у меня друг, одноклассник, с 8-го класса по экспедициям рабочим ездил, сейчас археолог, диссертацию пишет. Они все сумасшедшие, хлебом не корми, дай какую нибудь могилу раскопать...
- Это ты сейчас так рассуждаешь, а вот наткнешься на что нибудь уникальное на раскопках, все бросишь и будешь всю жизнь копать!
- А ты слышал про археолога Герасимова?
- Что-то знакомое, напомни?
- Его обвиняют в том, что из-за него началась Великая Отечественная война. Он в 1941 году раскопал могилу Тамерлана, а по преданию кто откроет эту могилу, выпустит дух войны, и будет страшная война.
- А когда он её раскопал?
- Через два дня война началась.
- Ладно, Серега, не пугай меня. Я и так боюсь. Ты человек технически подкованный, придумай, как могилу открыть.
- Без блока не обойтись. Надо треногу из стволов орешника или крупной арчи делать. Крепить её хорошо, подвесить колесико подходящее на оси, хорошие веревки. Но это решаемые вопросы, а вот тягловую силу не знаю, лошадь нужна. Есть правда, одна идея, веревки длинные нужны...
- Что за идея?
- Вон, на гряде, камни, еле держаться. Надо найти подходящий, сопоставимый по весу, но не больше, а то он нам всю конструкцию утащит и сбросит. Обвязать камень, раскачать и скинуть, он через блок поднимет плиту, или, по крайней мере, противовес создаст. А мы уже подналяжем и приподнимем. Хорошо бы ломик, но тащить его сюда... сделаем лаги из стволов.
- Здорово! А я хотел попробовать вдвоем с тобой его сдвинуть!
- Поэтому поджидал меня на крыльце?
- Ага!
- Я догадался, что мы не случайно встретились. Не сможем мы его сдвинуть, не приподняв, он в пазу, а поднять не сможем, сил не хватит. Это только видимая часть, неизвестно ещё, какая у него в пазу толщина, он может быть намного больше, чем кажется. Можно было бы лошадьми через блок, но как сюда лошадей затащить?
- Интересно, как древние это сделали?
- Толпой, наверное, они все толпой делали...
Осмотрели близь лежащие камни на предмет использования их в качестве противовеса, подходящие были, и нависали они над обрывом так, что столкнуть проблем не было. Опасение вызывало то, что невозможно рассчитать силу рывка. Одно дело вес самого камня, другое рывок, который произойдет, когда веревка натянется, вес камня будет усилен инерцией падения, какую скорость он наберет, пока будет лететь? Длина веревки должна быть минимальной, иначе камень разгонится и сорвет нашу конструкцию. Опять же, где взять столько крепких веревок. Бельевые, с которыми мы лазили в горах, здесь не годились. Придется всю упряжь в заповеднике собрать, вожжи подойдут.
- Серега, есть другая идея! Снизу, как мы поднялись, лошадь не поднимется. Но по хребту её можно сюда привести. И здесь она по гряде пройдет, и места хватит. Нам же только приподнять камень, тянуть будет в сторону спуска, и мы лагами поможем.
- Чтобы лаги подсунуть, камень приподнять надо, в эту щель ты только лезвие ножа можешь запихать. С лошадью ты хорошо придумал, действительно возможный вариант. Я о другом думаю, как камень обвязать? Зацепиться не за что...
Мы ещё раз тщательно осмотрели камень - только подрубить щель, что бы вожжа пролезла, больше никак. Взять зубило и подрубить в нескольких местах. Но это реально.
- Люциан, ты с лошадьми как? Нормально управляешься? А то я не очень...
- Нормально, надо только лошадь послушную.
- И сильную желательно. Вон у Хуршеда карабаир есть, но с ним разве сладишь? Хуршед сам его боится.
- Нет, с ним я не справлюсь, попроще найдем лошадку. Нам бы только приподнять, а там мы сдвинем лагами.
- Ладно, здесь ясно все, пойдем в усадьбу, готовиться. Завтра попробуем. Лошадь ты сам подбери. Давай Борю возьмем?
- Давай, если он захочет.
- Попросим помочь, не откажет.
Обратная дорога на спуск, и без препятствий, но пришли уже вечером - устали. Я сразу пошел к себе, сполоснулся, проглотил лепешку с оставшимся от похода сыром, запил холодным чаем и рухнул спать. Приснился мне старик из Крепости. Он укоризненно качал головой в чалме и грозил мне пальцем.
Рано утром разбудил стук в окно - Люциан с Борей. Они ещё вечером привели лошадку, которую дал им Хуршед, покормили её овсом, и всю ночь она паслась у реки на свежей воде. Общаться с лошадьми Люциан умел, да и Боря тоже. Огромный моток вожжей и всяческих веревок был принайтован к седлу. Похоже, они собрали все, что было в заповеднике.
- Все есть, но нет зубила и блока.
- Зубило я где-то видел, по-моему, в сарае с дизелем, сходи, посмотри, - послал я Борю за зубилом, там есть хороший слесарный молоток, его то-же возьми.
Начет блока я думал вчера весь оставшийся путь, и не придумал ничего, подходящего колеса взять было негде. Хорошо подошло бы колесо от детской коляски, снять резинку, сделать подходящую ось и блок готов. Но откуда здесь детская коляска? В кишлаке еще может быть, да и то...
- Только колесо от мотоциклетной коляски. Разбортовать, проволока пятерка есть, столбы электросети ей к пасынкам прикручены, много осталось. Пятеркой подвесим за ось к треноге, лишь бы сам обод выдержал, по идее должен. Громоздкая конструкция, но другого не вижу ничего.
- Отлично, нам не красота нужна, лишь бы сработало.
- Тогда я к Хуршеду, за колесом.
Хуршеду пришлось наврать, что проколол колесо, когда ездил в Супу. Сказал, поставлю от коляски пока, потом заклею проколотое. Хуршед без разговора открыл склад, снять колесо минутное дело. В своем коттедже разбортовал его, засунул в мешок. Боря принес молоток, зубила он не нашел. Я тоже не был уверен, что видел зубило именно там, решили не тратить время на поиски, в качестве зубила использовать цельно литой топорик Люциана, если по нему бить тяжелым молотком ничем не хуже зубила получиться. На всякий случай взяли ещё один топорик, а так как с нами лошадь, взяли лом с пожарного щита, не на себе же тащить. Отрубили два куска проволоки - пятерки, достаточных, что бы скрепить треногу подвесить колесо. Приладили поклажу к седлу лошади, в последний момент я понял, чего не хватает - хомут! Как без хомута запрячь лошадь в веревки, что бы тащить камень? Боря махом сбегал за хомутом - он был в его сарае. Гробокопательский азарт охватил и меня, я не думал о том, что мы найдем под этим камнем, меня захватил процесс технического осуществления проникновения в эту могилу. Если это вообще могила, может, тайник какой-нибудь или просто камень.
Поднимались по правому хребту Аксуотсая, по нему шла хорошая, протоптанная тропа. Привыкшая к горным тропам лошадка не проявляла никакого беспокойства, не смотря на то, что частенько тропа нависала над обрывом. Боря вел её вповоду, шли мы налегке, поклажа наша и так была не большой, и её мы нагрузили на лошадь. Хомут принайтовали к седлу, что бы не натереть лошади шею во время восхождения. Шли моча, быстро, торопились, так как не знали, сколько провозимся, ночевать в горах не предполагали и не готовились к этому, решили, что управимся одним днем. Было около 10-ти утра, когда мы прибыли на место.
Само надгробие находилось на практически ровном месте на гребне бокового хребта, может, подобрали такое, а может, выровняли специально. Но в полутора метрах от камня, справа и слева, если смотреть по оси камня начинался крутой склон, лошадь можно было вести или вверх, откуда мы пришли, или вниз, откуда мы с Люцианом поднялись прошлый раз. Логичнее было вниз, расстояние позволяло, но склон был крутой. Привязали, как смогли, лошадь к изумрудному кусту эфедры, у которого она сама нашла какую-то вкусную траву, и приступили к изучению камня на предмет обвязать его веревкой. Несмотря на то, что камень от времени выкрошился, когда-то прямые углы стали округлыми, и щель в некоторых местах так же выкрошилась и позволяла вставить лезвие топорика, раздвинуть её топором ни на миллиметр не получилось. Но для того, что бы приподнять камень нам в первую очередь надо было решить эту проблему. По пути сюда мы заметили несколько подходящих тополей на склоне, хорошо доступных. Срубить их и притащить сюда с помощью лошади было делом нелегким, но не сложным. А вот как обвязать?
Решили подрубить все шесть углов на глубину, достаточную, что бы веревка плотно легла в этот паз, и при хорошей затяжке выдержала вес камня. Цельнолитой топорик Люциана подошел даже лучше, чем зубило. При ударе тяжелым молотком он звенел и отскакивал от камня, но дело свое делал - с каждым ударом от камня откалывалась горсть щебня и мы углублялись в породу. Для ускорения процесса решили разделиться, Люциан остался рубить камень, а мы с Борей взяли лошадь и пошли за стволами для треноги. Пошли к дальнему замеченному нами стволу. Привязали лошадь на гребне хребта, спустились метров двадцать - несколько тополей росло в сухом истоке ручья на склоне Аксуотсая, но нам подходил один, остальные были очень толстые, уже могучие деревья, или молодая поросль. Срубить ствол и очистить его от веток много времени не заняло, а вот вытащить его на гребень эти двадцать метров пришлось попотеть изрядно. Бревно получилось примерно 15см в комле и около 10см в конце, длиной больше 4-х метров, нам такое как раз и подходило идеально, но я не думал, что живое дерево такое тяжелое, этот ствол был вдвое тяжелее тех бревен, которые мне приходилось таскать в студенческом строительном отряде в Стрежевом. Когда мы вытащили его на гребень, оказалось, что приделать его к лошади это тоже непростая задача. Вернее, привязать к вожжам, которые прикреплены к хомуту, не проблема, и притащить куда угодно, если бы это было на равнине. А вот тащить бревно по узкой тропе на гребне хребта - никак, бревно скатывается в ту или иную сторону, угрожая при падении утащить за собой лошадь. Пришлось привязать комель как можно ближе к лошади, чуть ли не под хвостом, а к тонкому концу привязали веревку. Боря вел лошадь под уздцы, а я шел сзади и ловил веревкой конец, который норовил скатиться то в одну, то в другую сторону. Это было не очень тяжело, но требовало большого напряжения, и к концу пути спина у меня одеревенела, а руки горели от веревки. Люциан за это время прорубил не только углы, но и начал рубить щель по периметру. Так как транспортировка стволов оказалась более сложным делом, чем мы предполагали, а рубить камень получалось очень хорошо, за следующим стволом пошли все вместе. Втроем было намного легче, мы споро срубили два ствола и очистили их от веток, дотащили один до гребня, и в том же порядке - Боря впереди с лошадью, а мы с Люцианом сзади с веревками в руках, поволокли. Люциан не давал бревну катиться в мою сторону, а я в его, и мы легко доставили этот ствол к камню. Так же приволокли второй.
Самая значительная часть работы была сделана, - камень подрублен, бревна для треноги есть. Осталось собрать конструкцию, треногу с блоком из колеса и обвязать камень. Мы здорово проголодались, день уже далеко перевалил полдень, было жарко. Нашли небольшую полянку в тени каменного уступа неподалеку. Пообедали без костра, рацион привычный, - лепешки, дикий лук анзур, жареное мясо. Запили холодным чаем со сгущенкой. Немного полежали в тени, но расслабляться было нельзя, дел было много, а день убывал.
Решили изменить начальную схему крепления камня. Вместо того, что бы обвязывать его вожжами, намного надежнее было обвязать его проволокой-пятеркой. Проволоки хватало, и ещё оставалось на то, что бы скрутить треногу. Но не хватало подвесить колесо, это не страшно, ось с гайкой у нас была, и подвесить колесо на вожжах было вполне надежно. Колесо будет крутиться, счетверенная вожжа крепче всей нашей конструкции, а поднять нам надо всего сантиметров 10 - 15, от силы 25. Пару шагов нашей лошадки. Но камень лежал плотно, Люциан уже пробовал поддеть его ломиком в подрубленную щель - даже не шелохнулся. Обвязали проволокой камень по углублению, прорубленному Люцианом, сделали скрутку и просунув лом в свободную петлю, затянули её с одной стороны, оставив место для лома с другой стороны, просунули лом и затянули окончательно. Проволока плотно вошла в щель, и с двух концов образовались хорошие круглые петли, в местах, где при скручивании находился лом. Мы это сделали специально, за эти "ушки" и будем его привязывать вожжами. Нашли подходящие углубления для бревен, углубили топориком, комли стволов встали плотно. Верхушки скрутили оставшейся проволокой. Два ствола направили как упор в сторону, куда собирались тащить, один в противоположную. Конструкция получилась довольно прочная. Не сразу удалось подвесить обод на вожжах, но и с этой задачей мы справились. Привязали две вожжи, одну к одному "уху", вторую к другому, перекинули через обод и прикрепили к хомуту. Люциан с Борей встали по обе стороны лошади, понукать и страховать её, чтоб не скатилась, ненароком, по склону, а я с ломиком приготовился отвести камень в сторону, если он приподнимется.
- Начали! - скомандовал Люциан и хлопнул ладонью лошадь по крупу. Лошадка напряглась и сделала робкий шаг. Конструкция наша немного пошатнулась, заскрипела, но выдержала, вожжи натянулись, камень вроде бы шелохнулся, но не приподнялся ни на миллиметр. Следующий, более уверенный шаг лошади приподнял камень на несколько сантиметров, я тут же просунул в образовавшуюся щель лом, но моих усилий не потребовалось, ещё шаг лошади, камень завис одной стороной в воздухе и начал плавно поворачиваться, угрожая снести треногу, на которой висел. Пока Люциан успел среагировать и сдал назад, камень развернулся на 90 градусов и лег поперек своего ложа в самом начале, открыв почти полностью темный лаз, уходящий вглубь горы. Если это и было захоронение, то склеп, а не могила. Пока Боря распрягал лошадь, мы с Люцианом осмотрели камень, действительно, по всему нижнему краю был вырублен паз, сантиметра три глубиной и около десяти шириной, по ширине основания, но котором он лежал. Даже удивительно, как такой неглубокий паз так прочно держал камень в основании. Луч фонаря осветил короткий коридор и растворился во мраке, высветив мутное пятно на полу - внизу было помещение. Люциан намерился спуститься в склеп, но я его остановил, и он со мной согласился, - в подземелье мог скопиться смертоносный газ. Когда я работал в водоканале все колодцы, прежде чем спуститься в них, проверяли специальным фонариком с зажженной свечой. И были несчастные случаи, когда этим правилом пренебрегали, один раз погибла бригада из трех человек. Если свеча гасла, спускаться в колодец было нельзя, но если в колодце скопился метан, могло и хлопнуть. Как быть с этим склепом, я не знал, стали думать. Решили, пусть проветривается, пока мы разберем треногу и навьючим на лошадь наши пожитки, - задвинуть камень мы могли и ломиком. Разобрали и отнесли бревна под карниз, где обедали. Может, пригодятся ещё. В этих хлопотах прошло около часа, вход в подземелье манил неизвестностью, очень хотелось узнать, что внутри. Наконец Люциан не выдержал:
- Давайте так, пацаны, обвязываем меня веревкой, я с фонариком иду вниз, вы страхуете, если что, быстро вытаскиваете меня, сразу же не задохнусь, откачаете.
Все-таки зажгли веточку и спустили на веревке в этот подвал. Веточка не погасла и ничего не взорвалось. Мы обвязали Люциана вожжами, и он с фонариком спустился в подземелье. Как и договаривались, он все время одной рукой тряс вожжу, если перестанет, мы его вытягиваем. Минут через десять Люциан появился, живой и невредимый.
- Это склеп. Там можно дышать, все нормально, пошли.
Мы с Борей спустились к нему. В три фонарика комната освещалась очень хорошо, плюс свет из входа. Это был склеп, на постаменте лежали останки обезглавленного человека, очень похожие на мумию. Но этот эффект создавал толстый слой пыли. Вдоль стен, на каменных выступах стояли кувшины, какая-то утварь, что-то похожее на свитки, много каменных изваяний, разных размеров, от около метра до совсем маленьких, размером со спичечный коробок, типа нески. Мы обошли всю пещеру, она была небольшая - головы нигде не было, похоже, покойник попал сюда без неё. Рядом с покойником лежало копьё, с большим широким лезвием, такие я видел только в кино про африканские племена. На стене были какие-то надписи и рисунки на неизвестном мне языке. Осмотрев внимательно пещеру, мы выключили фонарики, глаза привыкли, комната была небольшая и света из входа вполне хватало.
- Что дальше? - спросил я Люциана.
- Здесь только специалист разберется, что это за захоронение. Похоже, шаман какой-то, копьё явно ритуальное. Не из местных, мусульмане так не хоронят. Видимо шел караван из далека, и где-то здесь этот вельможа голову потерял. Так и захоронили его, без головы, но сообразно высокому сану. Или воевода легионеров Александра Македонского, пал в бою, а некоторые племена забирают головы поверженных врагов, вешают на ограду, а свои потом нашли тело и похоронили - ответил Люциан.
- Что будем брать? - спросил Боря.
- Я ничего не буду, - сразу открестился я, - боюсь таких вещей, можете считать меня суеверным, но нас сюда ни кто не звал, неизвестно, какие здесь заклятия витают. Ещё неизвестно, как аукнется, что мы могилу открыли. Не зря же её так запечатали этим камнем. И уверен, не мы единственные эту могилу нашли, и до нас находили, однако никто не открывал...
- Ага, - откликнулся Боря, - откроешь её, мы с лошадью, с приспособлением таким целый день промучились...
- Эти приспособления со времен Архимеда существуют, а всем кишлаком можно было и без всяких приспособлений камень отвалить, не стали же этого делать.
Мы с Борей вопросительно смотрели на Люциана, он был старше и вообще, это была его находка. Люциан крепко задумался на несколько минут, и решил:
- Сделаем так, я возьму несколько наиболее характерных предметов, показать археологам в Ташкенте, может, определят, к какой культуре принадлежит эта могила и какой она эпохи. Вы возьмете каждый, что хочет, покойника не трогать. Если это очень ценная для науки находка, приведу археологов, пусть изучают. Если ни кого не заинтересует, решим, что дальше.
Боря согласился, я на самом деле ничего из могилы брать не хотел. Люциан стал изучать фигурки людей и животных, стоящие на уступе вдоль округлой стены, Боря принялся открывать кувшинчики и амфоры. Вдруг в пещере резко потемнело, нам показалось, задвинули камень, я пулей выскочил наверх, - слава Богу, всего лишь лошадь встала над входом, закрыв солнце и бросив тень. Но испугаться мы успели, - за мной выскочили и Боря и Люциан. Это подействовало освежающе, я утвердился в своем мнении, а Боря тоже решил ничего не брать. Отвели лошадь в сторону, привязали, напоили её из алюминиевой миски, флягу воды одним глотком, бедное животное. Спустились снова помочь Люциану выбрать образцы. В амфорах был уксус, видимо, когда то вино, что подтверждало - могила не мусульманина. В маленьких кувшинах какая-то мастика, с виду похожая на столярный клей, толи масло, толи благовония, запах из каждого кувшинчика был разный, но скорее приятный, чем нет. Свитки оказались действительно свитками, но так ссохлись, что разламывались при попытке развернуть, это был пергамент, но очень сухой. Люциан аккуратно, не разворачивая, завернул каждый отобранный в газету и положил в найденный здесь же небольшой пустой деревянный бочонок, возможно, для свитков и предназначенный. Сначала мы приняли его за барабан. После этого попросил нас с Борей светить на рисунки и надписи на стене пещеры, а сам, как мог, срисовал их. Я опять жалел, что не взял фотоаппарат. Ещё Люциан взял несколько каменных фигурок небольшого размера, вместе с бочонком это еле уместилось в рюкзак. Мы поднялись из склепа, перерубили проволоку и сняли её с камня. Аккуратно поддевая ломом, вернули камень на место, это было не сложно. Люциан сказал, что следующий раз привезет небольшую таль, так что даже лошади не понадобиться, соберем треногу и поднимем талью. Оставшиеся куски проволоки мы положили к бревнам, и на всякий случай закидали все ветками и травой, придавили плоскими камнями. Если просто идти мимо по гребню отрога ничего не заметишь. С одной стороны к седлу привязали хомут, лом и прочие пожитки, с другой рюкзак Люциана. Боря вел лошадь под уздцы, Люциан шел рядом с рюкзаком, подстраховывая, а я замыкал наш караван и думал, кто бы это мог быть, там, в склепе, и как он голову потерял. Спустились с хребта, первым делом напоили лошадку. Сами тоже страдали от жажды, последнюю воду отдали лошади еще наверху. Напились, наполнили фляги.
Небо засинело, верхушки гор порозовели, приближался закат. Уже ощутимо сосало под ложечкой, но еды у нас не было, и мы поспешили в усадьбу. Настроение было хорошее, мы не разбогатели, но у нас получилось задуманное и это воспринималось нами как успех.
Дошли быстро, несмотря на усталость, налегке - вся поклажа на лошади. Дома я наскоро помылся, поел, что под руку попалось, и проявил пленки, сделанные вчера. До завтра просохнут, и успею напечатать фотографии, снимки гнездовья черного аиста. Послезавтра Люциан уезжал.
Утром меня, как обычно, разбудило солнце. Негативы были уже вполне пригодны для использования. Наскоро перекусил куском лепешки и чашкой растворимого кофе с сгущенным молоком, пошел в библиотеку. В библиотеке комната, которая у нас у всех служила кухней, была приспособлена под фотолабораторию. Полкомнаты занимал громоздкий, но очень хороший увеличитель "Беларусь", на печке размещались ванночки, на стене красный фонарь. Ещё было реле и тумбочка с реактивами, больше ничего и не требовалось, чайник горячей воды я принес с собой. Фотограф я неопытный, поэтому на изготовление фотографий ушло много времени. Только к обеду я развесил мокрые фотографии на бельевых веревках, специально для этого натянутых по всей библиотеке, закрепив их бельевыми же прищепками. Некоторые снимки получились очень удачными, я их напечатал в трех экземплярах, себе, в заповедник и в Главохоту. Которые мне не очень понравились, напечатал только для заповедника, всё равно научный материал. Жаль, не успеть до отъезда Люциана сфотографировать гнездо орла-бородача.
Люциан сидел на ступеньках крыльца моего дома, в куцей тени небольшого навеса над крыльцом.
- Привет! Ты что на жаре? Дом открыт, внутри прохладней...