Баскаков Евгений Сергеевич
Веселые сказки для грустных людей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:

Художник

-Как далеко ты можешь зайти в искусстве?

-Так далеко, что тебе и не снилось.

  
   С наступлением ночи начинались дожди... Благоприятное время для решения разных проблем, требующих деликатного решения.
   -Ты просишь невозможного!
   -Отнюдь. Ты просто пытаешься набить цену, - человек словно говорил глазами, все остальное скрывалось под черной, шелковой одеждой. - Ты доставал мне это не единожды.
   -Времена меняются, - торговец пожал плечами, - Золоторамочники слишком активизировались. Двоих уже поймали, и ...
   -Мне все равно, - глаза пожали плечами, - она должна быть закончена, - зрачков не стало видно, и торговец поежился. - В цене не вопрос, ты меня знаешь.
   -О да! - сдавленно вдохнул сухопарый торговец. - Хорошо. Завтра. Черт, уже ушел, - его передернуло от отвращения, никак не мог привыкнуть к этому своему посетителю.
   Мемли пошел закрывать двери своей во многом необычной лавки. В ней можно было найти все, что нужно для Картины: от кисточки из волос редких животных, в том числе и единорога, различных красок, до такого редкого и необычно дорого товара, как кровь двухмесячного младенца, с момента зачатия плода. Отчасти из-за последнего лавку Мемли найти было довольно трудновато. С улицы в нее попасть было почти нереально. Только, даже исключительно по рекомендациям проверенных покупателей, отчасти потому что в ассортименте, что он предлагал, были ингредиенты, наделявшие картины реальностью. Но без крови младенца они не могли выйти за раму, стать окном в другой мир или подменить уже существующий, а именно за ней и приходил необычный посетитель.
   Мемли плюхнулся в свое кресло и уставился на духозвон. Будучи сам некогда Художником, он понимал всю тяжесть и двойственность ситуации, но на кону стояли огромные деньги и в большей степени честь и репутация его самого. Хозяин лавки колебался не очень долго.
   -Контору "Чаки и Чаки". Срочный заказ, - диктовал он маленькому голубому демоненку. - Большой. До завтра. Пароль тот же. Сообщение окончено, - и Мемли остался один в темном помещении...
   Во все времена были талантливые люди, и это тоже не было исключением. Однажды вместо целой улицы поздним утром оказались лишь руины. Ни одного выжившего или погибшего. Просто руины. Спустя небольшое время вместо целого квартала раскинулось вонючее до безобразия болото. Никто не мог понять, что к чему. И так бы все оставалось в тумане, если бы не случайность, а может, и вполне обыкновенная закономерность. Обычно в раскрытии сложных таинственных дел его Величие Случай стоит на первом месте.
   В городе была, так называемая, улица художников, где они рисовали местную достопримечательность - гостиницу. И вот она стала постепенно покрываться трещинами и сколами. Все замерли и побросали свою работу, лишь один из присутствующих не обратил на это внимание, и продолжал рисовать дальше.
   -Что это? - воскликнул случайный прохожий, случайно глянув в картину этого художника.
   -То, что будет, - был ему лаконичный ответ.
   На холсте же от гостиницы оставались лишь одни обломки.
   Постепенно стала собираться толпа, даже остальные окончательно бросили свои кисти и с изумлением уставились на работу своего побратима.
   -Могу всех желающих обучить этому реальному искусству. Оно, - он усмехнулся, - преображает реальность. На время, правда, но сейчас мы просто вдохнем жизнь и поменяем реальности. - С этими словами художник достал небольшую баночку черного цвета и, окунув перо, нацарапал в углу свои инициалы. - Все.
   Толпа дружно ахнула: на месте гостиницы были сплошные обломки, а на холсте же стало проступать великолепное строение, то, которое было перед глазами у всех буквально минуту назад. Изначальное.
   Нет. Его не арестовали. Скорее наоборот.
   С этого момента жизнь начала свой новый отсчет. То, чего раньше не было, теперь можно было нарисовать и при определенном везении и уровне мастерства художника протащить в реальность. При жизни Первого Мастера искусство Живописи стояло на первом месте и множество реальных памятников было разрушено или надолго попорчено. Но так как для окончательного превращения холста в реальность требовалась кровь младенца, то совсем непоправимых разрушений не было. А вот кратковременных, в зависимости от технологий, от месяца до нескольких лет, хоть отбавляй. Надо сказать, что срисовать местность можно было всего один единственный раз.
   Ученые долго ломали голову над последним штрихом и постепенно вывели заменитель. Это случилось незадолго до смерти Мастера. После его кончины в рядах художников произошел серьезный раскол. Образовались два противоположных по смыслу и методам течения: тех, кто ратовал за чистое искусство, при создании своих работ они использовали технику Первого Мастера, и тех кто ставил нормальную жизнь выше, эти вместо крови использовали заменитель. Художники и Золоторамочники.
   Но никто из последователей так и не смог приблизиться в таланте к самому Мастеру. Только лишь у него получилось, как говорят, создать полноценные врата в другие миры, точнее в картинные миры. Даже с использованием последнего штриха реальности лишь подменяются. В четырех картинах они таинственным образом совмещались. В этом Мемли был точно уверен: одно из этих полотен было у него и еще, как минимум три, у его друзей, тоже владельцев таких лавок.
   -И вот, спустя триста лет может появиться второй Мастер, - Мемли улыбнулся. - Ну, скоро мы это проверим.
   Он, как художник, не мог не отметить большую ауру вдохновения, необычайно эмоционально насыщенную и не смог избежать соблазна приложить к этому свою руку, так как догадывался, что может последовать за ней. Тем более, что его лавка считалась одной из лучших в мире. Эти магазинчики существовали в основном на таланте своих хозяев, а Мемли был одним из одареннейших людей своего времени.
   Когда покупатель в черном не пришел за своим последним штрихом, хозяин лавки начал немного нервничать. Когда и через неделю его не навестили, Мемли уже начал сильно переживать. Его ремесло обязывало иметь довольно обширные связи и сети информаторов и осведомителей, поэтому он подергал за нужные ниточки и вышел на след своего покупателя. Такие действия ему всегда претили, но что оплачено, то должно быть оплачено. И скоро стучался в дверь его последней мастерской...
   Вечером этого же дня, когда Мемли имел удовольствие навестить своего таинственного человека в черном с огненным взглядом, остальные клиенты увидели на дверях довольно любопытную записку: "Лавка закрыта. Я восстанавливаю свои навыки. Я понял секрет".
   Этот день вошел в историю мирового художества, как рождение Третьего Мастера...
  
  

Крылья

   -Человек может летать?
   -Безусловно.
   -Как, у него же нет крыльев?
   -Чтобы летать, крылья не обязательны.
  
   Окно. Такое простое и незатейливое. Когда смотришь в него, то наблюдаешь совсем другой мир, и, открыв ставни, можно впустить его, но только не в том случае, когда стоит решетка. Мои руки инстинктивно тянуться к ней, пальцы проводят по ее поверхности.
   "Холодная, ржавая", - сообщают они.
   Рассматривать ее нет нужды - она такая же, как и всегда, и глаза, не задерживаясь на ней, выглядывают во внешний мир. А там...
   ...все тот же пейзаж: неизменные, как сама вечность, трубы, исторгающие облака дыма; промышленные постройки, размерами с большие ангары; снующие между ними различные автомобильчики и, словно куклы, людишки, и ржавый забор огораживающий все это. И цвет... Везде ржавый, ржавый, ржавый! И дым, и постройки, и все-все-все. Ни единого другого оттенка. Даже фонари на улице, и свет от них - и те ржавые.
   Глаза непроизвольно поднимаются выше, хочется вознестись в небеса над этим умирающим ржавым миром. И будь у меня крылья, я бы непременно так и сделала. Но и небо встречает меня все тем же цветом, словно оно целиком состоит из одного огромного куска ржавчины. Как ни посмотрю на него, всегда один и тот же цвет - цвет стареющего металла.
   Может, мир уже настолько стар?
   Стоит только повернуться и из другого окна (всего их два в комнате) открывается совсем другой вид. От этого мира веет упокоением и безмятежностью, там нет промышленных и иных предприятий, возведенных неугомонными и вечно копошащимися людишками. Да и эти букашки там довольно большая редкость. Когда мне плохо или тоскливо на душе, я могу подойти и полюбоваться, несмотря даже на решетку, мешающую в полной мере насладиться пейзажем.
   А там есть на что посмотреть. Большой пустырь, цвета земли, без единого растения, а за ним обширнейшее кладбище, настолько большое, что скрывается за горизонтом. Каждый раз оно разное, но всегда одно и тоже. Ведь если изменить внешнюю оболочку, а внутренняя не претерпит никаких изменений, то все остается, как было, словно ничего и не менялось.
   От всего этого вида становилось как-то тепло на душе. В отличие от другого мира, где царит суматоха и неуверенность в будущем, тут было более комфортно. Кладбище дышало спокойствием, от него веяло непоколебимой уверенностью в завтрашнем дне и осознанием, того что, несмотря ни на что, даже на прогресс, все остается неизменным и итог один.
   Вот и сейчас, через пустырь, так органично дополняющий землю мертвых, медленно тянулась лента букашек. Такое случалось не редко в довольно тихой и безмятежной жизни кладбища. Черный, цвет скорби и траура, был, пожалуй, единственным из всех цветов, за исключением приевшегося ржавого, которые я видела на людях. Но даже на этот испокон веков обычай мир успел наложить свои отпечатки, часть из букашек была в ржавчине. Нет, отнюдь не полностью, но от этого похороны приобретали гротескный оттенок, словно извечное боролось с мимолетным, и никто пока не мог победить. Хотя молодой и пытался изо всех сил.
   Несмотря на торжество науки, пустырь постепенно заполнялся. И с новыми захоронениями в мир голодных цветов стали проступать разные оттенки рыжего. Но старое сопротивлялось, сколько ни всматривайся, кладбище в своем монолите оставалось черным, ни одного более или менее ржавого пятнышка мне так и не удалось обнаружить. Даже черные остовы деревьев и те оставались самими собою, не поддавшись на уговоры молодости. Только новые, прямые, в отличие от старых и давным-давно покосившихся, надгробия могли похвастаться то там, то сям разбросанными пятнышками ржавчины.
   Скоро, подумалось мне, новое победит и тогда только вопрос времени и из двух окон будет струиться только один свет.
   На потолке заиграли ржавые блики - на улице стемнело, и зажглись фонари.
   Нет ничего приятней, чем посидеть в темноте. И снова я не смогла себе отказать в этом небольшом удовольствии. Но хорошего надо помаленьку, а то быстро приедается.
   Я потянулась и включила одинокую лампочку, висевшую на железной цепи в середине потолка. Оранжевый неровный свет залил всю комнату, причудливые тени заскользили по стенам. Я прошлась из одного угла в другой, просто ради того, чтобы прогуляться, и встала так, чтобы видеть свою тень.
   Временами мне нравилось это делать: то в театр теней поиграешь, то просто полюбуешься на плавность линий, иногда просто постоишь и помечтаешь о неведомых далях и существах их населяющих. В этот раз наблюдалось небольшое несоответствие между моей фигурой и этой субстанцией, что зовется некоторыми тенью.
   Сперва я не поняла, что не так, потом дошло - крылья.
   Мне казалось, что раньше их не было, или было, но я их просто не замечала? Впрочем, это было уже не важно, теперь они у меня есть, так сказала моя тень. А она врать не может. Или да?
   На всякий случай обернулась, как смогла, чтобы убедиться в реальности их существования. Но глаза ничего не обнаружили, тогда, как руки с уверенностью говорили об обратном.
   Очи не всегда сообщают правдивую информацию об окружающем нас мире. Поэтому я их закрыла, и сосредоточилась на внутренних ощущениях.
   Крылья были. Не знаю как, не знаю почему, но они определенно были.
   Поймала себя на мысли, что постепенно схожу с ума. Четыре стены, два окна, забранных ржавыми решетками, единственная тускло светившая лампочка, железный с отметинами стол, кружка с тарелкой и ложкой, железная же кровать с матрасом и подушкой, украшенной маленькими выцветшими птичками, туалет и раковина с краном, если нечаянно его открыть, то польется вода, правда ужасающего цвета с характерным запахом, даже умываться порой брезгливо.
   В такой обстановке немудрено съехать с наезженных рельсов разума в глухие дебри безумия. Начнешь говорить сам с собой - становиться немного не по себе, молчишь и смотришь в стену - еще страшнее. Чтобы как-то, отвлечься прислонюсь лбом к стеклу или решетке и наблюдаю за суетой букашек или ложусь и смотрю в обшарпанный потолок, пока не засну. Теперь даже не могу и лежать на спине: крылья и так причиняют боль, а если на них еще и ...
   В комнате почти всегда тихо, звуки из-за окон не проникают сюда. Я люблю тишину, и она отвечает мне взаимностью. Если же это спокойствие или мой собственный голос надоедают, то я раскачиваю лампочку. Она издает странный скрипящий звук, за неимением лучшего, он кажется мне музыкальным. Порой стою так долго и слушаю, слушаю...
   Сейчас я просто стояла и разглядывала свои расправленные крылья. Время от времени пытаясь ими пошевелить, получалось это с трудом и болью. Но получалось же! За этим занятием проворонила появление еды. Она появлялась ежедневно. Три раза. И всегда неожиданно, словно из воздуха. Как ни старалась подсмотреть за этим процессом, ни разу не удавалось, так что это оставалось для меня полной загадкой. Тем более, что иногда я мечтала вслух о разной и диковинной пище, которой бы мне хотелось попробовать. И довольно часто эти, порой детские желания сбывались. Редко сразу, но в течение пары тройки дней обязательно.
   Чаще обычного мое внимание привлекал простой прямоугольник в стене. Что это такое я не понимала, на ощупь он был странный, ни на что не похож, даже на обычную стену или окно. Он просто был. Я подолгу стояла рядом и пыталась проникнуть в его тайну. Мне казалось, что за ним скрывается нечто большее и необъятное, может, новый мир. Как знать. Иногда он светился странным светом, не ржавым, как всё остальное, и не оранжевым, как моя лампочка, а каким-то другим, даже не знаю с чем его сравнить, ничего такого нет в этой тихой комнате.
   А с крыльями теперь гораздо приятнее, чувствую себя полностью законченным человеком, вот бы еще взлететь отсюда...
  
   Рука что-то пишет. Можно разобрать слова "конец" и "удачно". Монитор. Темно. Инфракрасная проекция сверху, охватывающая железный стол с кружкой, тарелкой и ложкой. В правом углу бегут цифры - сто пятидесятый день опыта...
  
  

Пузырь

   -Я тебе говорю, не полетит! - говоривший топнул ногой.
   -Нет, нет и еще раз нет! - каждое отрицание сопровождалось увесистым тычком оппоненту.
   -Да! - тот ответил за все три разом. - Вот увидишь, в этот раз обязательно все получится!
   -Ты что не знаешь его? - сбитый поднялся и стал энергично отряхиваться. - Сколько раз уже было подобное? И помнишь, что случалось? - и, вспомнив, оба спорщика пригорюнились.
   -Но... - попробовал было оправдаться один из них, да мозолистая рука въехала ему под дых.
   -Тише, вон он идет, - в качестве пояснялки высказал другой.
   К двум активно спорящим карликам, не гнушавшимся тяжелыми аргументами, пробирался Человек. Обыкновенный, заурядный человек не смог бы пробраться через такую толпу. Этот же шел, как раскаленный уголь сквозь лед. Медленно, но неумолимо приближался он к поставленной перед собой цели. Судя по тому, что конечным пунктом являлись два спорящих субъекта невысокого роста, у совсем уж посторонних складывалось впечатление, что он тут не случайно. На этот факт намекали прямым текстом лучшие из лучших ремесленников, но так как про это они говорили тихо, то многие это просто не слышали.
   -Привет Ба, Бе, - поздоровался с ними подошедший уголь в человеческом обличии, когда смог пробиться через толпу зевак. - Это день нашего триумфа!
   С этими словами он поднял руки вверх, словно намекая на что-то. На что именно, не поняли ни его друзья, далеко не глупые, ни зеваки, собравшиеся вокруг.
   -Я чувствую это, - продолжил тем временем вещать доктор Тигеншнацер. - Вот даже благодарные зрители есть!
   Ба и Бе переглянулись. Они поняли, что доктор не заметил в руках у людей корзины полные овощей далеко не первой свежести.
   -Они специально пришли, - Тигеншнацер не обращал ровным счетом никакого внимания ни на что вокруг, - чтобы запечатлеть этот замечательный миг и рассказывать его потом детям и внукам, сидя дома у камина, или лучшим друзьям за кружкой браги в таверне, - ему было свойственно игнорировать и уж совсем очевидные факты.
   Недавно в городок приехал цирк. Само по себе это было грандиознейшим событием, а тут еще они привезли новые номера акробатов, каскадеров и иные увеселительные. Вот только люди были не на очередном представлении, а рядом с доктором Тигеншнацерем. Он давно уже стал местной легендой и раз от разу все больше веселил публику. Перед ним меркли все приезжие артисты. Там, где даже он просто появлялся, было очень и очень весело.
   Ба и Бе печально переглянулись и пожали плечами после речи доктора. Им очень не хотелось разочаровывать этого милого и чудаковатого человека, почти постоянно пребывающего не здесь, а там. Ученые - они ведь такие...в облаках часто витают.
   -Док, очнись, - вернул его на землю Ба, - надо делом заняться, а не речи толкать.
   -Да, это всегда можно сделать, - поддакнул Бе.
   -И к тому же, у нас чай остывает, - кинул веский довод Ба, - надо бы и поторопится.
   Переход дока от возвышенного состояния к реальности произошел весьма быстро. Нет ничего отрезвляющего, чем конкретные действия. У него, Тигеншнацера, была еще одна малюсенькая особенность: перед всем ответственным у него развивалась жуткая депрессия. Чем он только ее не лечил: химическими препаратами, различными лечебными настойками, смехом и небольшими безобидными увеселительными предприятиями - все было бес толку: она как была в глубине его души, так там и оставалась.
   Конструкция, к которой обратили свой взор все трое, была поистине...ну, в общем, Поистине.
   На нескольких больших железных подпорках висел шар. По своим габаритам это был довольно внушительный полый пузырек. Он был сделан из самого легкого, какой только смогли достать, металла. Внутрь этой штуковины нагнетался пар, который вырабатывался в специальном двигателе, установленном в центре подвешенной металлической гондолы. По ее бокам шли специальные трубы, через которые выводилось избыточное давление. Их приделали после того, как один из шаров разорвало на мелкие кусочки (местные жители еще долго находили разные покореженные кусочки). Чтобы конструкция имела большую подвижность в воздухе, трубы могли вращаться. Снизу к двигателю крепился длинный шланг, главное предназначение которого было всасывать воду. Этот самый распространенный элемент был топливом для основного механизма и подспудно охлаждал конструкцию в целом. Человек, которому было доверено управление этим чудовищем инженерной мысли и который сидел чуть ли не на самом двигателе рядом с шаром, казался очень крошечным.
   Даже у непосвященного во все эти тайны постороннего складывалось впечатление, что над этим металлическим монументном поработал гений чертежа и конструкторской мысли. Обыкновенному, здравомыслящему человеку такое было не под силу. Единственная беда была в том, что доктор Тигеншнацер не мог начертить практически ни одну деталь правильно. Это была прямо трагедия: чертежи изобиловали различными помарками, росчерками, зачеркиваньями, пояснениями в громадном количестве. Все эти вещи создавали такой хаос, что разобраться, что к чему, становилось чертовски сложно, почти невозможно. Даже Ба и Бе - лучшие из лучших - с трудом могли прочесть, что там надо, а что, наоборот, ни под каким предлогом не надо. Из-за этого и выходили различные казусы при испытаниях.
   Вот и теперь было одно из них, и в скором будущем будет ясно, чем оно закончится. Доктор Тигеншнацер не терял надежды, что это испытание его детища пройдет как надо. Ба и Бе, будучи сторонниками школы Прагмата, были настроены более скептически.
   -Эх... - выдохнул доктор, - надо бы назвать мое детище. А то все Исп-1, Исп-2. Банально и не интересно. Это есть у каждого. Надо бы что-нибудь оригинальное. Только вот что? - он любовно посмотрел на свое творение, выкрашенное в яркий оранжевый цвет.
   -Так че тут думать? - нарушил молчание один из карликов. - В цвет. Ты, док, не смотри, что он у нас такой, - говоривший виновато развел руками, - другого просто не было.
   -Оранжевый шарик, - задумчиво, смакуя каждое слово, протянул второй. - А что? Очень даже звучит. Или может лучше Оранжевый Шарище?
   -Ты еще скажи Орандж Бабл!
   -Твой вариант никуда не годится, - начал назревать спор.
   -Так, стоп! - док очень хорошо знал этих двоих и прекрасно осознавал, чем это все может обернуться, и ему было жалко времени, которого у них и так почти не было. - Мне нравятся ваши оба названия. И "Оранжевый Шарик" и "Орандж Бабл". Пойдем на компромисс, - он поднял палец, - Оранжевый Пузырь.
   -Но... - начал было Ба.
   -Никаких "но". От каждого по слову и от меня уточнение - и будет всем благодать. Не надо спорить, пора начинать, а то гости дорогие начали уже волноваться в предвкушении моего триумфа.
   -Да? - скептически пробормотал Беи уже гораздо тише, - еще бы, такого зрелища лишают.
   Перед мысленным взором доктора Тигеншнацера пронеслось видение: вот он поднимается и садится в свою гондолу...вот он спускается из своей гондолы, весь такой...герой. Из толпы отделяется фигурка и бежит к нему на встречу...Это девушка. Добежав, она бросается с поцелуями к нему на шею, хвалит его... Ее героя. Потом еще одна девушка.... И вот он завален ими как цветами.
   Ему стоило больших усилий прогнать эти ведения. Ба и Бе стояли рядом и тактично молчали. Они догадывались, что творилось у доктора в голове, поэтому решили не разбивать его иллюзии. Вот он всхлипнул и с обреченным видом поднялся в свой "Оранжевый Пузырь". Перед тем, как окончательно скрыться в гондоле, доктор Тигеншнацер остановился в проеме, обернулся и помахал рукой зрителям, после чего подал условный сигнал своим помощникам.
   Несколько минут ничего не происходило, и над полем стояла гробовая тишина. Потом что-то в гондоле скрипнуло, чихнуло, крякнуло, пару раз кто-то там внутри матюгнулся и двигатель заработал. Это вызвало бурю восторга у всех присутствующих и больше всего у Ба и Бе. Через мгновение шар начал отрываться от земли, и водозаборный шланг начал потихоньку разматываться. Все затаили дыхание... И вот, повисев чуть на месте, шар поплыл в сторону ближайшего леса.
   -Работает, - выдохнул Ба.
   -Да...Слушай, а ты видел где-нибудь в чертежах посадочный элемент? - спросил озадачено Бе, - или идею, как шар будет спускаться?
   -Вроде, нет. У нас ведь даже от земли ни разу оторваться не получилось.
   -Стало быть?...
   И они в ужасе смотрели в след удаляющемуся "Оранжевому Пузырю" и сидящему в нем доктору Тигеншнацеру...
  
  

Три Сосны

   Всякий, кто попадал в больницу "Три Сосны", с момента входа и до самого конца, у каждого он был свой, пребывал в тихом ужасе. Нет, специализация Сосен вовсе не в этом. Она - вполне обычная больница, в том смысле, что тут теоретически лечатся больные, просто сама по себе удивительна. Там было много коридоров, пересекавшихся под различными углами, иначе как туннелями их было сложно назвать. Туннели были далеко не всегда прямоугольные, они еще и сами по себе изгибались, и не только стены были подвержены этим деформациям.
   Двери были подстать, вели в такие же комнаты, из которых было минимум два выхода, включая тот, через который вы вошли, иногда вели в коридор, иногда - в другую комнату. Никогда нельзя было точно определить куда, если вы, конечно, не знаете плана.
   Выражение, определяющее, так называемый, "графический критинизм": "заблудился в трех соснах", пошло из этой больницы. Без карты и хорошего чувства направления и местоположения тут было невозможно попасть из одного места в другое. Надо заметить, что именно туда, куда вам надо, а не туда, куда хочется больнице.
   Стены были сплошь изрисованы различными цветными закорючками, линиями, следуя по которым можно было пройти куда-нибудь. И, несмотря на такие очевидные подсказки, люди умудрялись теряться, и в помощь таким пострадавшим на каждом перекрестке и ответвлении были повешены таблички с указанием местонахождения и даже куда ведет тот или иной ближайший коридор. Но без карты все равно было не обойтись, поэтому одной из частей дохода больницы была именно продажа этих самых буклетов в регистратуре при входе. Не все, к сожалению, их покупали, поэтому и извлечение заблудившихся приносило тоже не малые деньги.
   На больных тут смотрели с нисхождением и, чтобы не мучить их сверх меры, оставляли там, где притомился санитар. Зачастую пациенты оказывались вовсе не там, где надо. Чем гордились тут, так это автоматической подачей тел в анатомичку, служившую по совмещению также моргом: через каждые сто-двести метров стояло сооружение наподобие телефонной будки, туда ставили умершего или необязательно такового, и тот по воздушной трубе улетал вниз.
   Операционные, помимо своей постоянной дислокации, имели свойство передвигаться, из-за чего порой возникали пробки, так как частенько перегораживался единственный проход.
   Врачей - это отдельный разговор - таких, как в трех соснах, вы больше нигде не найдете. Белые халаты зияют разноцветными и разнокалиберными дырами и пятнами: результаты химических опытов, в одной руке у него может быть книга по химии, другой он оживленно встряхивает колбу с дымящимся раствором неопределенного цвета. Очень часто это заканчивалось новыми пятнами на одежде, стенах и на пациенте, если тому уж слишком сильно повезет. Невезучим приходилось довольствоваться утешением, что жизнь продолжается. Пробирки, колбочки и им подобная чепуха стояла в кабинете у каждого уважающего себя врача, и также выглядывала из карманов халатов. Уважать там себя любили.
   Одной из страстей, кроме химии, была анатомичка. Больные, в табели ценностей, занимали одно из самых низших мест, если вообще умудрялись туда попасть. Если вы смотрели фильмы ужасов про безумных докторов, которые расчленяют или делают все что им заблагорассудиться со своими пациентами, то они по сравнению с персоналом в этом месте просто дети, играющие в песочнице и постигающие науку строение тела.
   Раскладывать вытащенные органы после вскрытия по баночкам докторам анатомички быстро надоело, да и вытащили уже все, повторяться было неинтересно. Стали испытывать различные химические препараты, термообработку, на практике постигать науку ликторства, детали опустим, они слишком несъедобные. Если врач чувствовал голод, он мог, и часто пользовался этим, утолить голод и подкрепиться бутербродами и другой едой, лежащей рядом на столике, равно как и будущие врачи, что наблюдали за процессом сверху, правда, у них были свои обеденные места. Доктор мог предложить еду оперируемому, если тот, к несчастью, был еще живой. Зачастую они отказывались от столь щедрого предложения.
   В народе, который про нее знал, да и у обучающихся ремеслу трехсосенского врача, это помещение носило также название инквизиторская. Во-первых, за методы, уж очень они смахивали, да за песню, которая частенько играла в этих стенах, как звуковое сопровождение операции, кроме нее, врачи еще любили ставить "Царь Сна". Они и, в самом деле, были царями в этом уснувшем мирке, изредка разрываемым воплями ужаса.
   Еще одним из достопримечательностей этого поистине громадного апофеоза ужаса и абсурда был дух врача - бывший главврач этого сумасшедшего дома, летающий неприкаянно по коридорам и комнатам, посещающий операции и дающий далеко не бесполезные советы. Еще он любил читать стихи своего собственного сочинения, довольно и даже очень хорошие настолько, что его просили остановиться и почитать вслух. Иногда его осеняло умными фразами, например эта, которая вошла в анналы: "кто не убийца, тот, стало быть, - вор". Все это было, когда дух находился в приподнятом и отчасти возвышенном состоянии и настроении, стоило ему только чуть-чуть ухудшиться, как раздавались стенания, вой и далее в том же духе.
   Это мне рассказали не далее как в миле отсюда, в придорожной харчевне. Там же посетовали, что это единственная больница на многие сотни миль вокруг, и люди от безысходности идут туда. Что самое интересное, судя по интонации и поведению рассказывающих, оттуда многие все таки выходят.
   Но как бы то ни было, мне нужно было туда, и вот я промокший стою перед воротами, на которых красуется табличка: "Больница Три Сосны"...
  
  

Эскиз в Морских тонах

   Бутылка издала звук, не предвещавший мне ничего хорошего. Единственное, без чего нельзя было прожить в бескрайних просторах океана, так это без пресной воды. И бутылка мне дала понять, что ее как раз практически и не осталось. Совсем капелька, на пару глотков не больше.
   -Черт, - я в сердцах выругался. - Почему? За что? Это ведь мое первое плавание. Все через это проходят нормально, одному мне везет, как...эх... этим я скоро благополучно и, что самое печальное,... точно стану.
   Поход этот не задался с самого начала. Человек, с которым договорились вместе плыть, заболел. Тут то бы мне и остановиться, подождать. Так нет же, упрямство взяло вверх, и легкое одномачтовое суденышко взяло курс на ближайший островок, до которого при благополучном стечении обстоятельств было примерно пять часов хода. Спустя примерно час или что-то около того, солнечный день резко изменился. Внезапно, без всякого предупреждения налетел шквалистый ветер, за которым незамедлительно последовали и тучки с дождиком. Все мои потуги были направлены исключительно на одно - жить. О сохранности курса и подобной чепухи времени не было. Чтобы не говорили, но чувство самосохранения - удивительная штука.
   Когда небо прояснилось настолько, что можно было не переживать о перевороте суденышка и преждевременной кончине, обнаружилось, что большая часть такелажа безвозвратно утеряна, паруса порваны и висят клочьями, запас продовольствия крайне низок. Самое главное заключалось не в плачевном состоянии суденышка, а в том, что я потерялся. Восстановить свое местоположение не представлялось возможным ввиду отсутствия компаса и другого навигационного оборудования. Оно, как и многое другое, пало жертвой разбушевавшейся стихии. К моему изумлению руля также не было, оставалось только молить богов, что сам вообще остался жив.
   Только это и утешало, что сам отделался сравнительно легко. К моей радости рыболовецкая сеть не потерялась. Она осталась там, где и была прикреплена, с голоду помереть будет теперь гораздо сложнее.
   Куда плыть, не имел ни малейшего представления. Поэтому заштопал, как мог, парус, пожертвовав изрядным количеством одежды, и отдался на откуп ветру. Чтобы хоть как-то занять время, принялся за добычу пропитания.
   К моменту, когда в бутылке осталось совсем немножко живительной влаги, я освоился с морскими тварями. В ход шло абсолютно все, даже кровь. Ею я частично компенсировал недостаток воды, именно поэтому и протянул так долго. Ведь изначально пресной воды было не очень много. Рыбку приходилось есть сырую, развести огонь на деревянной лодке я не отважился. По началу желудок был против такой пищи, но со временем привык, а сейчас и вообще не понимаю, как мог есть жаренных морских и прочих обитателей. Но даже подобные ухищрения не могли полностью компенсировать пресную воду. Дождя не было и в обозримом будущем, скорее всего, и не предвиделось...
   Миновали сутки с момента распития мной последней капли пресной воды. Я посматривал на горизонт, в тайне надеясь на какое-нибудь чудо. Но как говаривали старики у нас в деревне, на чудо надейся, а сам не плошай, поэтому не забывал выполнять рутинную работу по выжимке крови из очередной жертвы, попавшейся в сети. Когда на горизонте появилась черная точка, то по началу не поверил своим глазам.
   -Мираж, - отмахнулся я, - уже начинаются галлюцинации, недолго значит осталось... Говорят, первый признак.
   Природное явление было не согласно с моей трактовкой и, дабы опровергнуть и посрамить, стало постепенно увеличиваться в размерах. Сообразив, что, возможно, это и есть то чудо, без которого было бы совсем худо, приободрился. Чудеса идут в руки до определенного предела, и, чтобы не упустить его, поплыл ему навстречу. На судне, а именно им оказался мой мираж, видимо, тоже заметили непонятное нечто и для выяснения активно поплыли в мою сторону.
   -Пираты, - констатировал я, внимательно присмотревшись, - ну и ладно, спасателей не выбирают. Хотя я вот малость сомневаюсь, что лучше сдохнуть от жажды, или вот так...
   Но, тем не менее, продолжал грести одним веслом навстречу своей судьбе, ничего другого мне, по сути, и не оставалось. Вот, наконец, цель стала близка настолько, что сверху скинули веревочную лестницу. Из последних сил вскарабкался наверх и от вида, что открылся мне на самом верху, чуть не грохнулся вниз.
   Зрелище передо мной было настолько нереальным, что поначалу я подумал, что это галлюцинация, бред словом. Но реальность быстренько напомнила о себе, носом в палубу, чем позабавил половину потешной компании, занимавшейся каждым своим делом, но поглядывая на лестницу.
   До этого момента думал, что эльфы, неутомимые гномы, дроу и остальные существуют только в сказках или в головах фантастов. Можно понять мое замешательство, когда все они предстали перед моими глазами. Живыми. Вдалеке увидел довольно редких четырехруких ворогов: один отбивали ритм на барабане, другой был рулевым; парочка эльфов ползла по канатам наверх, смена на караульную вышку; ненадолго показался ночной народец, чутье подсказывало, что основное время их работы ночью, когда нет палящего солнышка.
   Среди этой разношерстной команды заметно выделялся капитан. Его не заметить было трудно, даже не беря в расчет то, что он шел прямиком ко мне. Сияние. Мне казалось, что сам господь бог снизошел до простого смертного. Чуть присмотревшись, выяснил, что начальник этого чудесного летучего голландца женщина, следовательно, женское воплощение его всемогущего.
   -Как ты? Цел? - оно заговорило, и я понял, что спасен, все мои мучение закончились...
   Глаза, эти прекрасные глаза. Это было первое, что я увидел, когда очнулся. Затем два зеркала души переросли в заботливое лицо капитана. Я заверил ее, что со мной все в полном порядке и очень благодарен за спасение своей никчемной шкуры от неминуемой гибели.
   -Не стоит благодарности, мой юный друг. Подбирай потерпевших бедствие - таков неписаный морской закон. А уж как ты отблагодаришь за доброту - это тебе выбирать.... - она хитро улыбнулась.
   И началась новая и увлекательная жизнь, полная тревог и опасностей. Они с лихвой компенсировались теми возможностями, которые открывались перед пытливым, в чем-то даже детским, умом. В освоении мне помогала команда и сам капитан этого чудесного пиратского голландца. Пусть часто эта поддержка не была ощутимой, морально же она была всегда. Если случалось так, что я чего-то знал, то крепкая рука поймает, а если сильно приложусь - бывает что и приласкает.
   Последняя мысль меня посетила и согрела, когда я сорвался вниз с самой верхотуры. Всем нам случается оступиться, тем более на скользких реях жизни, именно ее, ведь без парусов корабль встанет, и всем грозит неминуемая смерть.
   Капитан выходила, дала почувствовать, что я нужен кораблю, команде, ей, и назло всем неприятностям должен опять встать под его знамена. Внушение помогло, особенно когда кэп описала мне, что сделает со мной, если я вдруг нечаянно дам дуба. В моей голове не укладывалось, как такие зверства могут прийти в голову такому милому и почти святому существу. Однако о серьезности намерений говорил метающийся во все стороны хвост, в обычных, нормальных условиях он преспокойно висел. Создавалось впечатление, что его вообще нет.
   По началу меня такое бы удивило. Но пожив довольно продолжительное время на корабле, повидав другие подобные суда, я попросту разучился удивляться, настолько все вокруг было необычно. Сплошь и рядом, на каждом углу. Мы каждый день проходим мимо и не замечаем, а когда оно вот так лезет.... поневоле обратишь внимание, и постепенно такое положение дел станет нормальным.
   У корабля было одно удивительное свойство - постепенно из его недр выходила маленькая копия, словно Голландец был живым существом. Хотя я больше склонялся к мысли в чудодейственной силе капитана, но и первое полностью исключать не стоило.
   Всегда наступает момент, когда родители отпускают свое чадо в свободное плавание, так и я в один прекрасный день обнаружил себя стоящим на палубе маленького суденышка. А поскольку мои навыки в этом деле были довольно скудны, то я обращался за советами и помощью к единственному своему советнику.
   Вот и сейчас, стоя на носу и глядя на величественный закат, не терял из виду пиратские паруса и сияние их охватывающее. В эти минуты на меня накатывала склонность к размышлению о жизни, о тех ее периодах, которые я прожил, о том совпадении, которое и привело меня к тому, что я сейчас есть...
  
  

Последний

   Кровавая луна медленно, словно украдкой, заглянула в оконный проем. Окном эту зияющую рану назвать было сложно. Половинка рамы одиноко покачивалась на ржавых петлях. Когда был сильный порыв ветра, то к протяжному скрипу прибавлялись хлопки дерева о кирпичи. Осколки густо покрывали небольшой пятачок под подоконником, некоторые, правда, находились в совершенно неожиданных местах.
   В одном из углов обшарпанной комнаты, самом чистом из всех, сидела небольшая кучка людей.
   Человек в летах, с седыми висками, измученно облокотился о стену; молодой парень, с виду совсем еще ребенок, сосредоточенно грыз ногти, балансируя на трехногом табурете; один из близнецов сидел на корточках и что-то рисовал в пыли, другой, стоя у окна, неотрывно смотрел на худощавую женщину; упомянутая дама нервно ходила взад вперед, заламывая руки; другая представительница прекрасного пола полулежала на старых, никому не нужных вещах, и по состоянию ее тела можно было предположить, что она плачет. Но слезы давно кончились и лишь ее плечи беззвучно сотрясались.
   Что могло заставить таких непохожих людей собраться в этой неуютной комнате? Это только могла быть большая нужда. Впрочем, они и сами не до конца понимали, какая именно.
   -Я говорю, сколько можно?! - прошипела нервная женщина. - Я не видела огня слишком давно! Замерзла и не ела теплой пищи!
   -Отнюдь, - возразил ей ребенок, он даже отвлекся от поедания своих ногтей, - вчерашние крысы, что поймали близнецы, были очень теплыми, - язычок показательно облизал губы.
   -Они были сырые!
   -Но...
   -Перестань, - одернул его мужчина с сединой в волосах, - мне тоже хочется увидеть огонь. Пора прекратить бегать.
   -Как пришли они, - чертивший что-то близнец даже не потрудился поднять голову, - так все наперекосяк. Запрет на огонь, сновидения и много чего еще можно вспомнить.
   -Вроде мелочи, - поддакнул второй, - но, как оказалось, незаменимые мелочи.
   -А самое кошмарное - это, в каком состоянии находили ослушавшихся, - лежащая женщина привстала и обратила свое лицо к другим.
   Оно было перекошено гримасой ужаса и глубокого горя, с искринкой безумия в глазах. Это была уже не женщина, а сломленное существо.
   -Мой...моего...они...
   -Успокойся, - сидевший на корточках отвлекся от своих каракулей на пыльном полу, - его уже нет.
   При этих словах ее тело сотряслось в конвульсиях, которые отдаленно напоминали плачь. Руки обхватили голову, и тело начало ритмично качаться из стороны в сторону.
   -Надо думать о живых, - юношу ощутимо передернуло от ее плача. - Трава забвения подходит к концу. На сегодня-завтра хватит, но вот на большее рассчитывать не стоит.
   -А собрать? - ледяным тоном спросила стоявшая.
   Один из близнецов, тот, что стоял, смерил ее тяжелым взглядом и спустя минуту нехотя снизошел до ответа:
   -Сил не хватит.
   -Как это? - она непонимающе переспросила.
   -Все известные нам с братом плантации, - выплюнул он, - хорошо. Нет! Даже слишком хорошо охраняются. Им прекрасно известно, что только в этом их спасение.
   -А диких мы не нашли, - поспешил встрять другой, чтобы дело не дошло что членовредительства.
   -Хорошие новости вы приберегли на вечер, - задумчиво пробормотал старик, потихоньку сползая на пол.
   -Какие есть, старик. Могли бы и до завтра приберечь. Только что толку?
   -Эх... Ладно, от ночных гончих мы тут в безопасности, а вот что насчет обезумивших?
   -Старик, ты что в серьез воспринимаешь этих психопатов, которые утверждают, что выпитая человеческая кровь делает их сильней? - сплюнул один из близнецов.
   -Молчи, сопляк! Я своими глазами видел, как парочка таких, которых ты ласково величаешь психопатами, голыми руками разнесла дом Бэббиджа. Ты помнишь, каким он был, - утвердительно произнес пожилой мужчина, - крепость, а не дом. Правда и живым никто оттуда не вышел. А про пяток гончих, что не могли управиться с тремя упившимися крови?
   -Байки все это, старик, - тот покачал головой. - Одна гончая спокойно кладет десяток другой наших.
   -И ты это прекрасно знаешь, - сидящий на корточках молодой человек встал. - Сталь, пули, святая вода, оккультные символы... Ничего их не берет. Зубы источают яд. Достаточно небольшого попадания его в кровь, и ты умираешь медленно. Очень медленно и слишком тяжело, чтобы смириться и ждать конца, - он неторопливо и осторожно шел к окну, - Вот только беда, ты не можешь покончить с собой, как бы к этому не стремился, конечно, если тебя эти твари не разорвут в клочья, - в комнате раздался нервный смешок. - Меня до сих пор передергивает, как вспомню свою первую встречу. Нестерпимая вонь, облезлая плоть, местами видно кость, ребра выпирают наружу, безумный оскал, клоки пены на теле и морде. И огонь вместо глаз, - при этих словах все его тело конвульсивно дернулось. - И ничего кроме огня их не берет.
   Мягко, стараясь не потревожить ни один кусочек стекла, он подошел к окну и выглянул в ночь.
   Женщина все так же ходила взад вперед; старик окончательно съехал на пол и, казалось, задремал; ребенок прекратил грызть ногти и стал играть небольшими кусочками стекла; та, что лежала, прекратила плакать и, уткнувшись в колени, стала наблюдать за играющим; второй близнец отошел от окна и подпер собой несуществующий косяк несуществующей двери в коридор.
   -Должно быть хоть что-то! - воскликнула ходящая спустя пару минут. - Хоть какой-то выход! Мы ведь не всегда так жили.
   -Заткнись, - остудил ее кто-то из близнецов. - Думаешь, никто ничего не предпринимал?
   -Да... чудесные были времена, - мечтательно, растягивая слова, пробормотал старик. - Огонь в камине вечерком, горячая вкусная еда, сны полные красок... Как давно это было, а ведь минуло всего ничего.
   По комнате, словно туман, разлились тяжелые старые воспоминания. У каждого они были свои, и непохожие. Но и было у них одно общее - страх. Липкий, тягучий, животный, не проходящий страх. Если бы они могли видеть сны, то кошмары не давали бы им нормально выспаться.
   ...все начиналось слишком буднично. По ночам стали пропадать люди. Инциденты стали возникать с пугающей массовостью. Никто не был застрахован: бомжи и богатые были на одинаковом положении, правда, первые погибли в самом начале. Полиция с ног сбилась в поисках таинственных маньяков. Страшнейшие увечья, расчлененные тела недвусмысленно намекали на человеческое вмешательство. Животные просто были на это не способны. Граждане стали осаждать правительственные структуры, требуя ответа и активных действий.
   Истерия разом сменилась на тихую панику после обнаружения трупа маньяка рядом с очередной жертвой, недобитой, правда. Патологоанатомы были в ужасе. Если раньше труп еще походил на человека, пусть и с ранами, далеко не совместимыми с жизнью, то этот... Все его тело покрывали жуткие зеленовато-оранжевые язвы, шея была расцарапана, глаз не было... Но смерть наступила вовсе не из-за порванного горла или болевого шока, а от неизвестной субстанции в крови несчастного. Больше всего врачей испугало тело маньяка. Тот, кого искала полиция, вовсе не был человеком. Этих созданий прозвали ночными гончими по ряду причин. Во-первых, появлялись они исключительно ночью, и, во-вторых, в общих чертах имели сходство с собаками семейства гончих. Это был первый, но далеко не последний образчик ночных тварей.
   По каналам стали крутить предупредительные ролики "О запрете выхода в ночное время суток", одновременно не забывая благодарить того, кто ценой собственной жизни предупредил общество, убив эту тварь. Вот только умалчивалось, как именно: она была разрублена на семь частей, катану нашли рядом с мужчиной. И то гончая умерла не от ран, а от наступления дня, как выяснили доктора с профессорской степенью.
   В городе ввели добровольный комендантский час. После наступления сумерек на улицах было невозможно встретить живую душу, даже звери смолкали. Все, кого ночь заставала в гостях, оставались у них до утра. Был выпущен специальный декрет, запрещавший оставлять человека на улице. Ослушавшимся грозила по истине страшное наказание: они становились приманкой во благо медицины для очередных тварей.
   В первое время модно было заключать пари, ставки, в которых доходили до поистине чудовищных размеров. Одна сторона могла поставить все свои сбережения, вплоть до домочадцев, другая обязывалась преодолеть сто метров по прямой от дома к дому. Ставившие свои деньги практически ничем не рисковали, все пари, за редким исключением, заканчивались одинаково: смельчака никто больше не видел. Целым.
   Вот как описывали последовательность событий редкие выжившие: вначале наступала мертвая тишина, затем легкое дуновение ветерка доносило до человека почти нестерпимую вонь, и из невесть откуда взявшегося желтого тумана вылетали ночные гончие. Редко, когда одна, чаще всего тройка. От тишины до тумана проходили считанные секунды, ровно столько, чтобы человека разбил нервный паралич, и не больше, чтобы тот успел очнуться и начать действовать. Лишь наделенные отменным здоровьем и скоростью люди могли одолеть эту дистанцию. Гончие бегали в разы быстрее людей. Мало, кто выживал, а те, кто удостаивался такой чести, даже не седели - полностью белели и заикались все оставшееся им время.
   Не успели еще перевестись любители "на пари", как нахлынула новая беда. Человек, ложась вечером в постель, рисковал больше с нее не встать. Врачи, наблюдавшие за первыми случаями, вели подробные отчеты обо всех стадиях. Когда пациентов перевалило за тысячу, подобная практика прекратилась. Отличие у всех было лишь во времени возникновения симптомов и окончательной смертью организма.
   Человек засыпал полностью здоровым. Спустя небольшое время желтела кожа. Потом начиналось небольшое кровотечении из пальцев рук и ног, затем тоненькими струйками из носа и глаз. Пострадавший при этом не выказывал никаких признаков боли или дискомфорта. Даже наполнение глазных яблок кровью с последующим их лопаньем от избыточного давления, протекало без каких либо видимых реакций тела. После глаз наступал черед зубов - они чернели и вываливались. Во время всего этого кожа из желтой постепенно становилась фиолетовой. И начиналось то, что вошло в медицину под термином "истечение". Кожа, вместе с кусками мяса, просто отслаивалась от костей. Процесс этот начинался с языка, и пока язык не избавлялся от кожного покрова, тело сотрясалось в судорогах.
   К утру на то, что раньше было человеком, совершенно невыносимо было смотреть. И это еще не беря во внимание жуткие запахи, исходившие от него. Минут за двадцать до кончины, человек полностью приходил в себя. Окончательная смерть наступала примерно к двум-трем часам по полудни. Это фиксировали приборы, хотя окружающим все было ясно задолго до этого. Никто еще не мог выжить после таких мучений и ран. К утру следующего дня пропадало и чудом сохранившееся на костях мясо.
   Как бороться с этой напастью догадались не сразу, и то помог случай. Наркотики, алкоголь, различные средства, чтобы забыться, нисколько не помогали. Врачи работали в авральном режиме, пытаясь определить "как и почему". Против них было все: оборудование, время, каждый день уносил тысячи, десятки тысяч и самое главное - кадры. Заболеванию были подвержены все, даже именитые профессора.
   Помог, как уже говорилось, случай. Один из врачей, ложась спать, клал на всякий случай рядом блокнот с ручкой и принимал порядочную дозу обезболивающего препарата. Именно эта книжица и стала ключом к разгадке. Когда в один из дней этот врач не появился на работе, к нему выехала бригада. К сожалению, они прибыли слишком поздно, но рядом с телом и был найден блокнот:
   26. Пятница. Проснулся. Еще живой. Ночью ничего интересного не происходило.
   27.Суббота. Кошмар. Помилуй всякого, кто там окажется. Сны. Сон. Это он вино...
   Последнюю запись он делал из последних сил: если бы не принятая накануне доза обезболивающего препарата, то вероятно, и этой строчки бы не было. Буквы прыгали, были разными по размеру и местоположению на бумаге. Но самое главное они смогли донести, и смерть врача не была бессмысленной.
   Основываясь на этом, доктора совместно с биологами разработали настой на основе травы, растущей в окрестностях города. Эта настойка полностью погружала в сны без сновидений. Принявшему человеку ничего не грозило - ни грамм кошмара не мог пробиться через эту завесу. В отличие от других препаратов, которые не препятствовали должным образом, эта давала шанс проснуться.
   По новостям успели передать рецепт спасительного питья. Как оказалось, это были последние выпуски. Обслуживающий персонал почти весь погиб, а выжившие отправились за ночным спасеньем. На улицах практически повсеместно стали вспыхивать ожесточенные столкновения, зачастую перераставшие в погромы. Военные и полиция не усмиряла беспорядки. Они сами, не стесняясь в средствах и потерях среди мирного населения, завоевывали, а потом и удерживали плантации с травой.
   Спустя месяц после самой кровавой стычки "за настойку", или примерно полтора после выпуска новостей, выяснилось, что открытым огнем пользоваться стало небезопасно. Сарафанное радио передало, что на любой огонек слетаются непрошенные гости. Помимо гончих, которые стаями кружат вокруг дома, там были замечены странные фигуры. Они были похожи на сгустки тьмы, по форме отдаленно напоминавшие черные одеяния монахов. Там, где у всех должно было быть лицо, у них была тьма, настолько, что, по сравнению с ней, все остальное было серым, если не белым и цветным. Эти необычные визитеры могли спокойно входить в дом, в отличие от гончих. Что случалось с жертвами таких дружеских визитов, никто не знал. Кто мог, спасались бегством, тех, кто не успевал, больше не видели. Поисковые партии, снаряженные днем, не могли отыскать даже намека на человека. Ведь те, кто уворачивался от монахов, попадали прямиком к собачкам...
   Люди, не принадлежавшие к группировкам военных, полицейский или иных вооруженных формирований, стали сбиваться в небольшие мобильные группки. Так было проще выжить в этом безумном городе или оттянуть неизбежный конец. Именно поэтому разные люди оказывались порой в довольно интересном, несвойственном им окружении.
   В комнате пронесся дружный вздох. Мысли у всех были на один манер, и далеко не радостные.
   -Бесполезно, - высказалась стоящая женщина, - я устала убегать.
   -Вот тут ты права, - подтвердил стоявший у окна близнец, - но нам надо уходить, слишком тихо. Рассказывают, что появились новые. Они теперь просто выбирают жертву, если тебе повезло попасться им на глаза, или что там у них вместо, и преследуют пока не...
   -Ночь же, - оборвал его ребенок, набравшего было ход близнеца.
   -Эх да. Поэтому предлагаю провести этот вечер как раньше, - грустно подытожил старик, - убежать все равно не выйдет. Вот у меня тут кое что завалялось.
   И он выложил перед собой две картофелины, банку консервов, половинку зачерствевшего черного хлеба и кусочек заплесневелого сыра.
   -Берег как раз для такого случая, - виновато развел руками старик.
   За приготовлениями к первому полноценному ужину за большой промежуток времени никто не заметил, как стоявший у окна близнец сделал кому-то незаметный знак и три раза еле слышно свистнул. Это было вообще сложно заметить, так как кроваво-красная луна решила не смотреть за развивающейся драмой.
   Дом, в котором мелькал небольшой огонек, медленно погружался в желтый туман...
  
  

Небесный бомбардировщик

   Небо. Сколько себя помню, всегда любил им любоваться. Особенно закат, когда солнышко садилось, небо расцвечивалось в причудливые цвета, некоторые из которых и вообразить практически невозможно.
   Мою крошечную идиллию всегда нарушали, вечно куда-то спешащие и чем-то недовольные, взрослые. То дергали за руку и кричали: "Чего уставился? Пошли быстрее!", то еще чего удумывали. Сами они ходили с опущенными головами, максимум, что было, - взгляд параллелен земле, и никогда в высь. Сколько не присматривался, не видел ни одного смотрящего в голубую бесконечность.
   Я спрашивал:
   -Почему?
   От меня все отмахивались, как от надоедливой букашки. Было жутко обидно, но дуться долго не получалось. Зачем предаваться глупости, когда столько всего прекрасного вокруг? И убегал на природу, благо жилье было недалеко от прекрасной березовой рощицы.
   Постепенно взрослел, все реже и реже стал смотреть по сторонам. Но, нет-нет да гляну, как там мое небо, не пропало ли, не случилось ли чего, и, убедившись, что с ним все в порядке, шел дальше по своим неотложным делам.
   Но один день мне запомнился на всю оставшуюся жизнь. Он изменил и перевернул спокойное течение не только нашего маленького городка, но и мое представление о мире тоже основательно покачнулось.
   *****
   Утро для поздней осени выдалось на редкость теплым и почти безветренным. Пользуясь благосклонностью природы, мы с родителями пошли в парк на прогулку. На небо набежали мои любимые облака. Одно из них вызвало бурный восторг, такого я еще никогда не видел и решил поделиться счастьем с мамой.
   -Мам, мам, - дергал ее за руку, стараясь привлечь внимание, - смотри какая красотища!
   Моей радости она не разделила. Едва глянув туда, куда я показывал, завопила от ужаса и, подхватив меня, бросилась обратно к дому. Надо сказать, что буквально через несколько секунд раздался вой сирены.
   Что потом началось, описать практически невозможно, это просто надо было видеть. Была паника, люди в ужасе метались кто куда. Мне, еще в принципе ребенку, было интересно за всем этим наблюдать. Я обратил внимание, что от некоторых облаков отлетали небольшие комочки тумана. Но когда один такой плюхнулся рядом с нашим домом и разнес в щепки машину соседа со всей его семьей, стало уже не до веселья. До меня дошел ужас всего происходящего.
   После этого я ничего не помню, вплоть до утра следующего дня. Наш дом к счастью не задело, а вот про другие так сказать было сложно. Уцелела, дай бог, половина. Тогда еще не знал, что на небо взрослым смотреть запрещено, был даже издан особый указ. Так как это смотрение отвлекает от мирских нужд, и ничего хорошего в том, чтобы попусту мечтать, нет. Может, тут был и еще какой-то смысл, но даже если и был, то мне ничего про него известно не было.
   Те, кто пережил ужасы подобных бомбежек, очень легко поймут того десятилетнего мальчишку, что стоял и смотрел через окно на изменившийся мир, тот, который уже не станет прежним. Но, несмотря на все горести, я продолжал смотреть в небо, на облака. Правда, теперь украдкой, чтобы никто не видел.
   Постепенно все забывается, стерлись и мелкие детали того дня. Осталась только ясная мысль...
   ****
   И вот, спустя много лет, стою за штурвалом своей мечты. То, чем грезил все детство и большую часть взрослой жизни, сбылось - я рассекаю небесные просторы. И вот в такие лунные ночи, неся вахту за рулем смертоносной машины, меня захлестывают детские воспоминания. Тот день, то небо. И вот теперь я, как тот безмолвный пилот, которому первому отдали приказ на открытие огня, держу в руках подобное оружие и ожидаю чего-то похожего.
   Без сомнения команда будет выполнена. У меня есть долг, даже не перед родиной, а перед самим собой. Мои мечты обрели реальность, а за все в нашей жизни надо платить. Начало было положено уничтожением городка. Вся наша жизнь, если присмотреться, построена на костях других людей, надо просто принять это как должное и радоваться, что ты еще не присоединился к ним.
   Я посмотрел направо, на луну. Она наполнила мое сердце спокойствием и уверенностью в то, что то трагическое утро если и повториться, то не скоро. Пожал плечами и направил свой небесный бомбардировщик курсом на север.
  
   А тем временем, далеко внизу маленькая девочка смотрела на лунное небо. Она любила это делать. У нее на душе сразу становилось теплее. В этот раз она увидела странное по форме облако, таких ей еще видеть не доводилось.
   -Ну, сколько можно пялиться? - из гостиной раздался раздраженный женский голос. - Я тебе сколько раз говорила, что смотреть в небо нельзя?!! А ну брысь от окна и иди спать!
   Девочка пожала плечами, она уже привыкла к подобным словесным выпадам. Помахав на прощание облаку рукой, соскользнула с подоконника и пошла спать. Родителей все же не стоит сердить слишком часто, чревато различными проблемами, коих ей совсем не хотелось.
   А небесный бомбардировщик держал курс на север, прочь от этого тихого сонного городка.
  
  

Экскурсия

Власть и пытки идут рука об руку, и зачастую сложно отличить одно от другого.

  
   Во всяком уважающем себя городе есть суд и все, что с этим делом связано. Этот тоже не был исключением. Только у него все места располагались далеко от жилых строений, дабы видом своим не портить людям аппетит. И вдобавок ко всему еще и в пещерах. Единственное, что могло подсказать, что находиться за этими массивными дубовыми дверями, обитыми жаро- и ударопрочным железом, - это надпись над ними, недвусмысленно намекавшую на честный и справедливый суд или то, что предваряло судилище. Ни одно окно, ни одного из зданий не выходило наружу, поэтому никто не мог подслушать разговор:
   -Что будем делать?
   -Не знаю, но нужно срочно что-то предпринять...
   -Кажется, я нашел выход из ситуации. Все будет в порядке.
  
   Первое, что он почувствовал, войдя в ярко освещенные казематы, это запах мяса с различными примесями. Нос у наследника бургомистра был очень чувствителен к разным запахам. И что не смог учуять сам, то ему подсказали его не менее высокородные спутники. Букет был просто сногсшибательный: запашек тухлого, гниющего, паленого человеческого мяса, сюда же примешивались зловония фекалий, испорченной еды, крови и еще чего-то трудно распознаваемого.
   Провожатый внимательно осмотрел вверенных ему высокородных особ, все ли в порядке, не нужна ли кому помощь. Все выглядели вполне нормально. Молодые люди стоически перенесли первую волну тошноты и справились с ней, девушки предусмотрительно прикрыли нос и рот ароматизирующими платками.
   -Мы заботимся о здоровье наших подследственных, - развел руками ликтор. - Это первое впечатление такое. Дальше будет немного легче, но мой вам совет, сеньоры и сеньориты, наденьте наши маски. Они наиболее эффективны, чем ваши духи.
   Сам толстяк-ключник был в специальной ликторской маске. Она фильтровала запахи, что делало работу более комфортной, что было немаловажно, ибо любая работа должна приносить удовольствие. Помимо прочего, он был облачен в кожаный фартук темно-красного цвета. Такой окрас имел двойное назначение: говорил о том, кто его обладатель, и крови на таком обмундировании попросту видно не было. Очень хороший и самое главное - действенный психологический прием.
   -Мы подумаем над твоим предложением, - дочь бургомистра прыснула духами на платок, - веди дальше и не задерживайся.
   -Как скажете, - ликтор поклонился и повел их в глубь.
   С каждым шагом коридор, по которому они шли, преображался. Под ногами начало что-то деловито похрустывать. Когда одна из высокопоставленных особ решила узнать, что же это там такое, и сдуру посветила.... Две небольшие крысы, размером примерно с полруки, интенсивно грызли человеческую ногу. Она была кем-то до этого предусмотрительно отрублена, и, судя по характеру раны, топор был не то чтобы очень острый. Крысы даже и не думали бросать свое занятие, даже когда девушка, которая при виде сей безобразной сцены, чуть не упала в обморок, ткнула в них факелом.
   -Не бойтесь, - ключник подошел посмотреть, почему они остановились, - они почти ручные. Еды им тут хватает, и на людей они не бросаются. А если и захотят, ну что ж, будет у пленников очередная порция ужина, - при этих словах толстяк мерзко и оглушающе захохотал, - из свежей крысятинки.... Идемте. Это всего лишь только начало.
   Экскурсанты, сами напросившиеся на столько экзотическую прогулку, переглянулись в недоумении. Камер на пути им еще не попадалось, равно как и препараторных, где проходили процедуры дознания. В конце коридора, кишащего, кроме крыс и отдельных частей человеческого тела, еще и пауками размером с добрый кулак, полчищ тараканов и мокриц, даже вонь - и ту можно было потрогать: настолько она была осязаема, была массивная железная дверь. Ликтор, повозившись пару минут, с трудом отворил эту досадную преграду и жестом доброго хозяина пригласил всех войти.
   "Учтивость и еще раз учтивость", - пронеслось у него под потеющей головой.
   В помещении было абсолютно темно, не горел ни один факел, а те, что были у них с собой, к этому моменту потухли. Лязг закрывающейся двери был весьма неприятным сюрпризом. Когда же находившиеся внутри молодые люди услышали еще и скрип ключа, не упасть в обморок стоило им больших усилий. Впрочем, некоторые особы не утруждали себя и оказались на полу. После непродолжительной тишины находившихся людей в комнате обдало чем-то горячим и очень сухим.
   -А теперь прошу за мной, - произнес знакомый голос в темноте, а затем зажглись факелы, прикрученные по стенам этой комнатушки.
   -Подождите только немножко, я отопру дверь, и мы продолжим. Да, советую не забыть никого из товарищей, - он многозначительно посмотрел на двух лежащих девушек.
   После небольшой заминки, вызванной приведением себя в порядок, группа двинулась дальше. Место, куда они попали, разительно отличалось от предыдущего туннеля. Ни запаха, ни крыс. Словом ничего такого страшного, только холодно.
   -Обратите внимание на цвет стен, - начал вещать ликтор, сняв маску и явив свое обезображенное лицо. - Он красный. Сделано это для того, что бы крови видно не было. Бывает, что и до потолка достигают фонтаны, - ответил он на невысказанный вопрос смотрящего на потолок сына бургомистра, - так же внимательно посмотрите под ноги, на пол. Не бойтесь, живности тут почти нет. Видите канавки по краям и небольшой уклон настила? Это сделано для этих же целей: кровь стекает туда и не задерживается в коридоре дольше необходимого. Кроме того, по ним отводят и фекалии. Через каждые двадцать шагов дырки, через которые и уходит вся эта гадость в подземные камеры.
   -А что там?! - воскликнула одна дама с миловидным личиком и лихорадочным блеском в глазах. - Мы их посетим?
   -Конечно, моя дорогая, - успокоил ее ликтор. - Обязательно, даже я бы сказал. На этом этаже у нас только камеры предварительного заключения. Там все в полном порядке, и люди чувствуют себя очень даже не плохо. Давайте заглянем вот в эту, к примеру.
   Он недолго повозился с ключами и отпер массивную железную дверь без единого окошка. За ней скрывалась еще одна, решетчатого типа. Внутри камеры, размером десять на десять метров, находился один человек. В его распоряжении был стол, стул, солома в углу, бадейка с отходами и тазик с водой для умывания. Ни единого источника света не наблюдалось. Дав гостям насладиться зрелищем, провожатый захлопнул основную дверь.
   -Смею вас заверить, в остальных те же самые удобства. Мы не стремимся к разнообразию и привилегированности для отдельных лиц. Перед судьбой все должны быть равны. То, что вы видели, - это просто королевские опочивальни, и других у нас на этом этаже нет. Давайте спустимся в наши допросные камеры. Вот по этой лестнице, пожалуйста, и вниз, - он показал на еле заметный с виду проем, по ширине как раз с человека, и то если тот идет боком. - На этаже, который только что прошли, проводиться моральная обработка. Зачастую бывает достаточно и недельки, а именно столько там они пребывают, в этих одиночках. Сюда, милости прошу. Такой же в точности коридор за небольшими различиями, - один из волдырей на подбородке лопнул, когда ликтор решил почесать подбородок, - кроме дыр в полу, да через каждые тридцать шагов стоят курильницы. В них мы сжигаем различные ароматические травы, чтобы заглушить различные неприятные запахи. Стены покрыты специальным материалом сводящий звук к минимуму. Полного исчезновения нам, к сожалению, добиваться не удавалось. Однако, смею вас заверить, в камеры наверху и в большей степени внизу он доходит. Специальная система, - ликтор ухмыльнулся, обнажив ряд пожелтевших и покосившихся зубов. - За этими дверями, - он ткнул в ряд дверей, возле каждой из которых стояло по два стражника в красных одеждах с мечами и топорами наголо и еще по несколько у выходов из коридора, - происходят допросы. Что ни дверь, то свои методы. Но в одном они очень схожи: единицы не дают совершенно никаких показаний. Давайте заглянем в одну из них. Делайте ваш выбор, - он гостеприимно махнул рукой, - но только помните, не всегда у нас работа под завязку, - ликтор ухмыльнулся.
   -Можно мне? - вперед вышел молодой человек из свиты сына бургомистра.
   Он поклонился своему господину, затем его сестре. Потом последовал небольшой, еле заметный кивок ликтору. Дождавшись утвердительного жеста от своего сеньора, вышедший юноша ткнул пальцем в третью дверь - Туда.
   -Как скажите милорд, - провожатый чуть-чуть залебезил. - Не хотите ли булочек? А может конфет? По пути есть столики, где можно подкрепиться. Прошу вас заходите.
   Шумно отворив дверь, он пропустил процессию вперед. Помещение оказалась довольно просторным. У входа, за дубовым столом, как рассказывал тоном гида ликтор, сидел представитель судейства. Он записывал все, что говорил допрашиваемый, опуская за ненужностью междометия и иные проявления чувств.
   -Обычно он сидит рядом, как, например, в нашем случае. Тот, кто находиться непосредственно в руках бригады ликторов, обычно узник либо осужденный. В общем, те, кто, мягко скажем, не жилец. У каждого свой приговор, и он приводится таким образом в исполнение. Просто показывают то, что тут будут делать с обвиняемым прямо сейчас, если он будет упорствовать в даче показаний. И смею вас заверить, такое бывает довольно часто, и тогда они меняются местами, - сидевшую молодую леди вывернуло наизнанку, было собственно от чего. - Теперь обратим свои взоры, ваши сиятельства, на саму процедуру.
   Он дал немного времени, чтобы его высоко рожденные гости осмотрелись, а сам тем временем переговорил с бригадой, в чем ведении был этот допрос. И удовлетворенный беседой ликтор подошел к своим подопечным, дожевывая на ходу пирожок с капустой и яйцом.
   -Теперь давайте я вам все разъясню, - пробубнил с набитым ртом, вытирая руки о жилет.
   -Не стоит. Мы лучше сами все посмотрим, - промолвил наследник, вытирая жирные руки шелковым платочком. - Пирожки, надо признать, у вас вкусные. Вели им продолжить, - он махнул в сторону осужденной.
   На крестовине была прикована женщина средних лет, остатки волос на голове абсолютно седые. Руки и ноги были растянуты. "Наглядный пример дыбы, - пояснил ликтор, - мы ее малость усовершенствовали". На досках были маленькие иголочки, которые впивались в кожу, принося с собой боль, но не вызывая обильного кровотечения. Каждый сустав руки и ноги был надежно зафиксирован, причем так, что если женщина шевельнется, то зажимы еще больше затягиваются, а они снабжены крохотными крючками.
   -Вам несказанно повезло, - ликтор поклонился отпрыскам семьи бургомистра, - они только приступили к самому интересному. До этого была сплошная рутина.
   Главный дознаватель в этой небольшой бригаде взял раскаленный скальпель, жаровня с углями стояла рядом, и сделал небольшой надрез чуть ниже правой груди. Затем щипцами с все той же жаровни подцепил тонкую металлическую пластинку...
   -Я рекомендую заткнуть уши...
   Раздался нечеловеческий крик, им можно было разбивать фарфоровые вазы. Затем еще один. Тем временем один из помощников окатил женщину водой. Пошел пар.
   -Это специальный раствор. Он не приносит облегчение, но заставляет выйти из забытья, в которое они часто проваливаются. Болевой шок, знаете ли, - ликтор пожал плечами. - А при соприкосновении с металлом вызывает реакцию, которая начинает разъедать внутренности. Медленно, очень медленно. К сожалению, только на небольшую глубину, - он покачал головой, - наши химики бьются, но так пока и не решили эту задачу. Еще пирожки?
   -Да, спасибо, - отозвалась дочь бургомистра и начала весьма эротично поглощать предложенное ей лакомство, вскоре к ней присоединились и остальные.
   Дознание тем временем продолжалась. Практически каждый волосок на голове выдирался, а потом заботливой рукой прижигался. "Что бы не кровоточило", - пояснил главный дознаватель. Но это занятие им быстро надоело, и они переключились на другие части тела. Пальцы. Каждый суставчик был аккуратно, и главное последовательно вынут, и обработан окисляющей водой, или как говорили ликторские химики, соляной.
   Пока продолжалось священнодействие, представитель самого честного суда государства, известного на всей земле, как самый беспристрастный и гуманный, записывал показания, так и лившиеся из молодой девушки. Говорить она переставала лишь тогда, когда ее рвало. Вскоре в животе у нее пищи не осталось, и представитель прекратил допрос.
   -Отложим ненадолго. У моего подопечного небольшие проблемы.
   Бригада послушно отошла от висевшей женщины.
   -А с ней что? - спросил старшой, небрежно ткнув раскаленным прутом в свою.
   -К лекарям. Ничего тратить попусту людские ресурсы, - распорядился ликтор, даже не взглянув на представителя суда. - Ваше судейское величество, смею надеяться теперь, может, справиться без нашей помощи, - он вопросительно поднял брови.
   -Разумеется, - человек в черном поклонился, - большое спасибо за содействие. А теперь разрешите, я позову стражу.
   -Конечно. Ну-с, а мы продолжим, - провожатый потер жирными ручками, - пройдемте дальше, - он подождал, пока процессия покинет залу и выйдет в коридор. - Все дела и допросы ведутся одинаково. Предлагаю, ваши высокоблагородия, спуститься в наши медицинские лаборатории.
   -А можно туда, про что вы нам говорили этажом выше? - робко попросила одна из девушек.
   -Разумеется, разумеется. Но нам все равно придется пройти мимо лабораторий, просто заходить мы в них не будем. Может, на обратном пути.
   Чем дальше они шли по коридору, тем чище он становился. Стены более прямые, выскобленные, ямки блистали чистотой. Как только оказались на уровне ниже, чем допросные, они просто не узнали тюрьму, словно попали в другой мир.
   -Здесь проводятся различные опыты, - пояснил ликтор, видя выражение лиц экскурсантов, - поэтому нам приходиться поддерживать тут идеальную частоту. Нет, посетителей для камер ведут не этим путем. Тут ходит стража, судьи, сотрудники лабораторий и обслуживающий персонал. К сожалению, в данный момент у нас нет возможности заглянуть в комнаты на этом этаже, но если вы желаете, я могу вкратце рассказать, что там твориться.
   -Разрешаем, - промолвил сын бургомистра.
   -Как вы могли заметить, после пыток испытуемые либо возвращаются к себе в камеры, либо сюда. Тут проводятся различные опыты: что будет, если человеческую кровь заменить другой, козлиной, к примеру. Проводятся исследования по выживанию в экстремальных условиях.
   -Каких?
   -Сколько может выдержать человек в ледяной воде. И как. Скажется ли как-нибудь на испытуемом обморожение определенных членов, и сколько он потом будет жить. Так же проводятся различные операции и испытываются новые методики вскрытия и лечения. Из недавних: выясняли, сколько продержится человек, если дать ему только наркоз и начать удалять внутренние органы. Пареньку дали один из самых последних болеутоляющих и начали. Долго продержался, даже когда извлекали из головы мозг, он был еще жив. К концу нетронутым остался лишь только спинной мозг.
   -Наука требует жертв, - глубокомысленно изрекла дочь бургомистра.
   -Полностью с вами согласен, моя королева. Так, нам сюда, - он снова нацепил свою маску, скрыв обезображенное гнойными волдырями лицо.
   Они прошли в такую же маленькую комнатушку, что и после ужасающего коридора несколькими уровнями выше. После второй двери перед ними открылась пренеприятнейшая картина: лестница, уходящая немного в глубь, и самое главное - она была скользкой от нечистот. Они были даже на потолке и потихонечку стекали вниз.
   -К стенам лучше не прикасаться. Мы пробовали отстирать одежду, к сожалению, не помогает, - ликтор передернул плечами, - на что только не пойдешь...
   Лестница привела их в проход, ставший ночным кошмаром любого, кто хоть раз видел его.
   -Тут никто не дежурит. Спускаемся только, чтобы взять очередного. Долго тут ни один охранник не выдерживает.
   -И не мудрено, - пробормотал кто-то из свиты сына бургомистра.
   Да и сама высокопоставленная особа не выдержала и поднесла надушенный платок к лицу. С ним была солидарна и его сестра.
   Смрад стоял ужасный. Чем тут только не пахло. Свежим ветерком точно. В воздухе присутствовали все степени разложения мяса, фекалий, специфический крысиный запашок. В углах коридора постоянно что-то скреблось, шуршало, булькало. Единственным чистым местом был центр. Протоптано было чуток и то лишь на ширину стопы.
   Насладившись произведенным эффектом и выдержав при этом паузу, ликтор начал вещать:
   -Так выглядит последний из подчиненных нам коридоров. Тут проводят свои последние дни, приговоренные к смерти или ожидающие продолжения допроса, но уже с пристрастием. То, что вы видели два этажа выше, было без пристрастия. Сюда попадают по специальным желобам в центральный распределитель. Чтобы они, не дай бог, не ушиблись, там самый глубокий слой жижи, она смягчает им падение. Раз в сутки или около того приходит смена и разводит их по комнатам.
   -А бывало, что из этого распределителя выходило меньше, чем попадало? - похлопала глазками миловидная девчушечка.
   -Конечно. Иногда смена не доходит до них, а им ведь что-то надо кушать. Давайте заглянем в одну из здешних камер, - ликтор поспешил сменить щекотливую тему.
   Он отпер дверь и посветил факелом, снятым со стены. Из мебели в камере не было ничего, за исключением других обитателей. Человек спал на груде костей, предварительно очищенных от гниющего мяса. Это единственное, что помогало ему спастись от вонючей жижи, которая плескалась на полу. Время от времени с потолка, их специальных отверстий, капала очередная порция.
   -Иногда мы устраиваем тут генеральную уборку, - поделился ликтор, закрывая дверь, - открываем заслонки и пускаем сюда воду, чтобы смыть всю эту гадость. Так что нельзя нас упрекнуть, что мы не заботимся о наших подопечных. А теперь давайте пройдем в распределитель, сейчас там нет никого, так что вы сможете все внимательно осмотреть....
  
   -Ну, как?
   -Все нормально. Не узнал бы кто, - главный ликтор вытер жирной рукой лоб и поскреб подбородок, из-за чего один из прыщей лопнул.
   -Думаю, и не узнает. Ты ведь позаботишься.
   -Безусловно. Где то, о чем мы с тобой договаривались?
   -Держи, - собеседник протянул ему кошелек. - И смотри, чтобы мои отпрыски никогда оттуда не выбрались.
   -Будет сделано, - ликтор поклонился в пояс.
   Он закрыл дверь своего кабинета и, наконец, смог расслабиться.
   -Фух... ну и трудный был денек...
  
  

Солнцестояние

  
   -Баб. Ну, Баб! - маленький карапуз никак не хотел отстать и дергал за подол, самозабвенно сося палец.
   -Ну, что тебе? - пожилая женщина была вынуждена отвлечься от готовки. - А ну палец изо рта!
   -Расскажи сказку, - попросил он, протягивая ручонки, чтобы его взяли.
   -Ладно, - глядя в его глаза, отказать было практически невозможно, - но только одну. Люба! Любаааааша! Иди поготовь! Твое чадо просит ему сказку рассказать, а я не могу делать два дела одновременно, - и степенно удалилась, даже не бросив взгляд на оставленную еду, она была более чем уверена, что ужин не пригорит.
   -Так, чтобы тебе такое рассказать, - на миг задумалась она; мальчишка, покоящийся на ее руках тем временем, вынув палец изо рта, начал увлеченно ковыряться в носу. - Знаю! Расскажу-ка я тебе о дивном народце, что живет в лесу, и раз в год в пору летнего солнцестояния отмечает...
  
   Нифи, как звали ее друзья, крутилась возле отполированного щита и рассматривала себя. Подбирала украшения, которые шли бы к ее ухоженной синей коже, в общем, занималась тем, что делают тысячи и тысячи девчонок во всех мыслимых и немыслимых мирах. Делала она это как никогда тщательно, ведь близился самый главный праздник - Летнее Солнцестояние. Единственный день в году, когда солнечный диск замирает в зените на целый час. И именно в это знаменательное событие девушки становятся совершеннолетними, у них появляется возможность найти себе пару, основать свой дом.
   Ее ручки так и порхали над шкатулками. Украшения были часть с убитых рыцарей и из ограбленных купеческих и иных караванов, что рискнули сократить путь и отправиться через лес; часть, одна из наиболее искусных, принадлежала ее народу.
   Лесной народ, лесные эльфы, темные эльфы, нимфы, лесные феи - это все разные названия одного и того же народца, просто у людей фантазия довольно богатая, да и события сопутствующие знакомству, тоже сильно разняться. Единственной отличительной чертой соплеменников Нифи была синяя кожа и противоположные человеческим эмоции. Когда надо было смеяться - плакали, когда ситуация требовала сострадания - смеялись. Многие думали, что эти синекожие - самые натуральные изверги, ведь когда они убивали, жутко смеялись, а на самом деле воины "оплакивали" гибель живого существа. Но не могли убивать, ведь их было мало, а врагов много, и без необходимой обороны было просто-напросто не выжить.
   Нифи примеряла разные браслеты с шипчиками, кулончики из засушенных летучих мышей, платья различных цветов и расцветок, одновременно на ней можно было увидеть весь спектр радуги. Все было красиво и шло к ее великолепной фигуре. Это то Нифи и расстраивало, и в ее комнате довольно слышался смех.
   Топот ног раздался по навесному мосту. Надо сказать, что дома у нифоф, так они себя называли, были в кронах деревьев. Лес был довольно густой и выдерживал тяжелые дома. Комнаты между собой соединялись мостиками, получались эдакие домики в доме, дома побольше - уже и мостами больше. Впрочем, если поднять голову, то ни домов и уж, тем более, мостиков видно не было, настолько все было искусно спрятано.
   -Нифи! Нифи! Ты готова? - к ней влетела стайка плачущих девушек. - Ой, ты еще не готова! Давай мы тебе поможем!
   Нифи даже не успела опомниться, как добровольные помощницы стали ее одевать. К концу экзекуции, только так и можно было назвать это, она походила ...ммм... помнишь, как мы новый год встречали? Вот именно, на елку - столько на нее всего нацепили. Довольные собой девчата развернули ее к корасовалке, ну щиту этому. Да вынь ты палец, наконец! Реакция Нифи на это была вполне адекватна отражению, что-то, а гнев есть гнев. Она побледнела, стиснула ручки и выкинула подруг, в ответ ей доносился плачь и повизгивания.
   -Давай быстрее, скоро церемония начнется, - прокричала последняя.
   Конный рыцарь, пробиравшийся украдкой внизу и готовый в любой момент подороже продать свою жизнь, ничего не заметил. Треск веток, шепот листвы, голоса птиц, - вот все, что он слышал. Голос нифоф - и тот был поставлен на службу сокрытия этого лесного народца от чужаков.
   Нифи встрепенулась. Она настолько увлеклась подбором украшений и наряда, что напрочь забыла о времени и о важности события. А ведь это единственный день в году, когда некоторые из ее соплеменниц перейдут из юношества в более взрослую жизнь, станут совершеннолетними, комнаты превратятся в отдельные дома, станут более независимыми. На этот праздник собираются все, и только старейшины решают, кто достоин такой чести, а кто нет. И отличительным символом совершеннолетней дамы был корсет, кроме того, он также означал свободу, и при выходе за кого-нибудь он менялся на зеленое длинное платье и такого же цвета плащ.
   -Надо бы и в самом деле поторопиться, - напомнила себе девушка, и как ни мучительно для нее это было, в кратчайшие сроки была готова.
   На ней было белоснежное зеленовато-синее до колен платье, с коротким рукавом, эффектно подчеркивавшее ее стройную фигуру; тонкий золотой поясок, двумя шнурками ниспадавший к ее голым коленкам; милые, искусной выделки сапожки такого же цвета, что и одежда; несколько золотых с зеленым отливом браслетов, сережки с переливающимися изумрудами; волосы скреплял ручной работы венок из коры тысячелетних дубов и отполированный руками. Мать не пожалела на дочь украшений, ведь вполне возможно, что она сегодня получит то, чего так долго ждала.
   -Мой отпрыск должен выглядеть безупречно, - сказала она как-то в один из вечеров.
   Девушки, ждавшие Нифи на другом конце мостика, дружно ахнули и пустили слезу, увидев такую красоту. Она улыбнулась, и вся компания наперегонки побежала к сокровенному месту.
   В центре леса были непролазные топи, в которых сгинуло не мало отважных путешественников. И вот в самом центре этих болот была заветная поляна, куда устремлялось все живое и умеющее ходить из племени нифоф. В центре восседали старейшины, ближе всех к ним стояли дети, и чем дальше от центра, тем старше. Шум и гам стоял невообразимый, для многих это была единственная возможность наговориться, поделиться новостями и сплетнями.
   Но как только луч солнца входил в специальное отверстие самого древнейшего камня во всем лесу и болотах, стоявшего точно по середине поляны, все посторонние шумы смолкали. Первые минуты ничего не происходило, боялись даже сделать вдох, чтобы не спугнуть. Потом все начинали ритмично двигаться вокруг камня. Каждый круг в противоход другому. И тихая песня наполняла поляну. То был гимн солнцу. Постепенно скорость увеличивалась, и громкость песни возрастала, достигая своего апогея в середине часа.
   И именно в этот момент старейшины входили в транс и выкрикивали имена счастливчиков. Последним испытанием, помимо входа в центр, было выдержать возрастающий темп хоровода, тогда, как все остальные начинали сбавлять скорость. И к концу часа те, кто мог стоять, получали заветные корсеты.
   После ухода солнечного лучика из центра камня, все племя начало молча покидать поляну. Говорить было можно только до начала церемонии, после окончания на поляне воцарялась тишина.
  
   -Мам, он уже спит.
   -Да? В самом деле. Просмотрела, слишком увлеклась. Теперь вот не знаю, что он не услышал. И самого главного так и не успела рассказать...как Нифи отпраздновала свое новоселье.
   -Ты неисправима. Сколько раз я тебе говорила - рассказывай сказки, а не нашу историю!
   -Сказки - самое удобное для этого. Он должен знать больше о своем народе. У него на это полное право, - и передав дитя матери, удалилась на кухню.
  
  

Война Дождя

   Как бы ни был интенсивен прогресс, место на кладбище всегда будет свободно.
  
   Восход солнца не приносил той щенячьей радости, которая была в детстве. Сейчас он нес лишь новые заботы и тревоги.
   - Кто сегодня? - спросил Брир, глядя в грязное окно.
   Один и тот же пейзаж: ржавый бесконечный дождь, то тут то там дымящийся лес труб да легкая рыжеватая дымка, подчеркивавшая начало нового дня. Ни деревьев, ни птиц видно и, уже тем более, слышно никогда не было.
   От тяжких дум его отвлек детский крик. Роженице и ее мужу выделили отдельную комнатку. Непозволительная роскошь, даже впятером было трудно удержать небольшую кухоньку, не говоря уже об остальном.
   -Но оно того стоило, - пробормотал вполголоса Брир.
   Большинство одобрительно кивнуло. Рождение ребенка в этих ужасающих условиях, когда попадание хоть одной капли рыжего дождя грозит неминуемой и мучительной смертью, - поистине уникальное явление. Там, где все живое давно уже погибло и сдалось, люди продолжают упорно сопротивляться и цепляться за жизнь.
   Отвлекшись от созерцания пейзажа, его взгляд невольно задержался на порыжевшей газетной вырезке, прикрепленной недалеко от окна. От него не укрылось, что и стена уже заметно окрасилась в эти тона смерти.
   -Эта гадость проникает даже сюда, - в который раз сокрушился Брир.
   Но мыслями он уже был в прошлом. Тогда, когда и была написана эта статья. Две тысячи двадцать четвертый год. С экранов телевизоров вещали профессора и другая научная шушера: "Нано-очистители сделают нашу атмосферу Чище! Воздух будет Воздушнее! Нанотехнологии - Нет потеплению! Большие ассигнования, строительство множества научных и исследовательских лабораторий. Ввод новых заводов. Первые положительные результаты. Праздник по всей планете".
   Все это он хорошо помнил. Но так же и то, что было после одной летней ночи.
   У ученых до сих пор нет ответа, что же произошло с группой лабораторий на одном из островов Тихого океана. Или произошел сбой в исследованиях, или случилась какая-то природная катастрофа. Но факт остается фактом: ранним утром спутник зафиксировал массивные рыжие облака, сквозь которые ничего не было видно, даже несмотря на современную аппаратуру. Кроме всего прочего, облака медленно покрывали окружающее пространство...
   Брир тряхнул головой, отгоняя страшные мысли. Что было - то было. Нужно заботиться о настоящем, а прошлое напомнит о себе ночью. Кошмарами.
   Он принялся будить и тормошить тех, кто еще окончательно не проснулся. В своей обычной грубоватой манере. Суровая жизнь и ужасы прошлого и настоящего согнали улыбку с лица этого, некогда неунывающего оптимиста.
   Каждая минута промедления грозила обернуться трагедией. Рыжий налет уже проник в помещение, и от него необходимо было избавиться. Сколько уже было случаев, когда, потеряв одну комнату, люди были вынуждены покинуть целый дом. И так шаг за шагом...
   Ровно в шесть пришли люди с завода и забрали мать с новорожденным и еще нескольких ребят. Взамен они всегда оставляли новые образцы техники. Так и было в этот раз.
   Не зная, как побороть этот рыжий дождь и наросты, которые он вызывает, ученые сосредоточились исключительно на проблеме выживания. Результатом кропотливых трудов и научных изысканий были все улучавшиеся и улучавшиеся костюмы для наружной очистки зданий, растворы для укреплений изнутри. Это все тем немногим, кто еще оставался на поверхности. Основная же масса уже давно обитала на недосягаемой для дождя глубине. Но там хватало и своих проблем. Некоторые, кто уже спустился, поднимались обратно. Они доказывали подземным жителям и всему миру право человека жить под открытым небом.
   Рыжий налет имел неприятное свойство быстро разрушать любое человеческое строение, в том числе и самого человека, если тот зазевается или раньше его не убьет дождь. Облачаясь в спецкостюм для наружной очистки здания, Брир думал: "Не будь у нас этой техники, мы бы крупно проиграли, а так счет почти равный. Впрочем, не будь ученых, не нужны были бы и эти штучки".
   Оставив двух очищать стены квартиры, остальные стали подниматься наверх, к выходному шлюзу. Сегодня был их черед. Вид этой железной двери всегда вызывал смешанные чувства. В последнее время они еще больше обострялись от осознания, что это последний дом за забором, предпоследний же пал три дня назад. Никто не уцелел. Кроме того, и с очистки возвращались далеко не все. Кто-то погибал из-за оплошности сборщиков костюмов, другие не выдерживали груза жизни.
   Брир обернулся и посмотрел на свою команду. Юноши и девушки, молодые и старые - у вех них в глазах горело желание борьбы и победы.
   -Молодцы, - только и смог промолвить.
   Подняв большой палец в знак одобрения, он отвернулся и начал откручивать задвижки...
  
   -И так, - сказал мелодичный металлический голос, - вы только что просмотрели исторический отрывок более известный, как "Оборона последнего дома". Задание на завтра: просмотрите первые отчеты о рыжем дожде и причинах "Войны Дождя". Все свободны.
   Школьники, сняв стереошлемы, начали покидать аудиторию, тихо перешептываясь.
   -Молодец этот Брир. Теперь хоть я представляю, что такое жизнь и какова она на поверхности, - с этими словами он посмотрел в потолок, и горько вздохнул. От мечты его отделяло, по меньшей мере, тысячи метров земли и бетона. - Хотя она тяжела. Да. По этим допотопным бумагам, - гневный взгляд, брошенный на библиотеку, мимо которой они проходили, - ничего понять не возможно.
   -Дурак ты, - одернул его один из приятелей, - И он тоже им был. Чего он доказал? Ничего. Ему надо было уходить со всеми, а не бравировать...
   -Мда... хотел бы я посмотреть как оно, солнце.
   -Мечтай, - ухмыльнулся один из студентов, - пройдет еще немало времени, пока дождь истощиться и люди смогут безбоязненно выходить наружу.
   Девушка прижимала к груди голографию Брира. Он был ее самым большим кумиром из всех героев "Войны дождя". Она мельком взглянула на хронометр, было пять часов пятнадцать минут, четверг шестого месяца две тысячи сто тринадцатого года.
  
   А тысячи метров выше птица высматривала добычу, нежась в лучах восходящего солнца, и ее крику вторили десятки других.
  
  

Корреспондент

  
   -У нас все новые сотрудники начинают с некрологов! - жестяная банка молнией вылетела из-под ноги и с противным дребезжаньем покатилась по лестнице. - И что с того, что тебе поручили обрабатывать самоубийц? - бутылка, так некстати подвернувшаяся, улетела в боковой коридор в неизвестном направлении. - Это ответственная работа.... - у молодого корреспондента очень получалось передразнивать своего начальника.
   Он не был доволен своим назначением. С другой стороны, на что еще мог рассчитывать молодой специалист, только-только окончивший ускоренные журналистские курсы? Газет в городе было несколько, три, если быть точным, и пробиться без содействия хоть в одну было почти нереально. Куили еще повезло, что за время своего обучения он оброс нужными связями. В число его знакомых входил и сын главного редактора некрологов одной из газет. Он то собственно и походатайствовал за Куили, и того со скрипом взяли.
   Молодой корреспондент в сердцах хлопнул железной дверью и с головой окунулся в бурлящую жизнь, вынужденно закрывшись от полетевших прямо в лицо струй дождя.
   -Чертов дождь, - он поежился от залетевшей за шиворот капли, - чертов город...
   В городе Атака всегда было пасмурно, и постоянно шел дождь. Если спросить местных жителей, то те, вряд ли, смогут припомнить, чтобы непогода когда-либо прекращалась и появлялось хоть на миг солнышко. Дождь был всегда, только менялась его интенсивность. В этот день он был проливной и довольно холодный.
   -Где же это гребанное такси?! - Куили стоял, переминаясь с ноги на ногу. - А вот и оно! Стой!!! - он бросился чуть ли не под колеса только.
   Из-за постоянных дождей такси в Атаке отличались от себе подобных в других городах. Да и вообще в каждом городе оно было свое, со своими отличительными особенностями. В Некли, где было очень жарко и ни разу с неба не упало ни капли, они были с открытым верхом и вентиляторами. В Даа дули холодные и влажные ветра, поэтому в экипажах были высокие, прочные борта и горячий воздух из котла обдувал пассажиров. В Атаке же все такси были крытые, и из-за плохой видимости кабина водителя располагалась впереди парового котла. Дымоход был сделан в виде буквы "г" и имел предохранительный щиток на тот случай, если экипаж стоял в неработающем состоянии под открытым небом, тогда как в других городах это было не принципиально. Штакетка с топливом располагалась в самом конце конструкции, и обслуживали ее специальные паровые роботы. Они были гордостью "Робо и Такс" - дочернего предприятия мегахолдинга "Р.Н.В.С.Ж." (Роботы На Все Случаи Жизни). Питались эти рабочие от пара самого экипажа.
   Если уж день не задался, так это надолго, если не до самого конца. Куили посчастливилось остановить одну из первых моделей такси. В нем не было удобной звукоизоляционной пассажирской кабины, к которой он привык; иногда салон заволакивало паром и иными продуктами горения; временами пассажир рисковал оказаться под открытым небом и вымокнуть до нитки. Последнее было не всегда, но пару капель за шиворот обязательно.
   -Куда ехать, сир?! - вежливо осведомился извозчик, еле перекрикивая тарахтение своего аппарата.
   -Пятницкий квартал, - Куили пришлось порядком напрячь свои голосовые связки, чтобы быть услышанным. Он несколько раз повторил маршрут, прежде чем услышал необходимое подтверждение.
   Пятницкий квартал славился своими ценами на жилье. Они были самые низкие во всем городе, но при этом в каждой квартире был свой робот. Модели были старые и весьма дешевые, но, тем не менее, рабочие. "До-пр-7", которая была у Куили, работала от квартирного паро-агрегата, тогда как "До-пр-центр-моди-12" - от центральной паро-раздаточной. Молодой журналист, подпрыгивая вместе с такси на ухабах, с ужасом думал о растопке своего робота. С другой стороны, его усилия окупались потом с торицей, а все потому, что он был жуткий лентяй и профан по части уборки.
   -На сегодня хватит, - сказал Куили сам себе, открыв дверь в свое жилище.
   Он благоразумно решил не испытывать судьбу. Снял верхнюю одежду и в чем был в том и завалился спать.
   Куили в свое время подтрунивал над теми, кто жаловался и говорил, что у них "адова работа". На следующий день он осознал всю полноту и глубину этого выражения. В первые же рабочие будни Куили написал порядка сорока некрологов. Самих фактов смерти было на порядок больше, но специфика работы заключалась в выезде на место самоубийства. После чего корреспондент наведывался в тот участок блюстителей жизни, на котором все это произошло. Собрав там необходимую информацию, журналист посещал хранителей мертвой жизни и только после всего этого являлся к родственникам самоубийцы.
   Ушлый некрологист с большим опытом работы умудрялся проделать все это минут за пятнадцать. Подобное приходит только с практикой, которой у Куили еще не было. Но норма есть норма, поэтому часть некрологов он писал по пути движения, что было строжайше запрещено. Пойманных с поличным ждали большие штрафы и наказания вплоть до увольнения.
   Всего в штате каждой газеты было примерно по десятку таких, как он. Аатака была поделена на зоны, где работали только свои корреспонденты, или, как их называли, вестники обрыва.
   Подобные должности в газетах появились не случайно. К моменту их создания человечество шагнуло очень далеко по дороге к бессмертию. Срок жизни был примерно раз в тридцать больше, чем в дремучем XXI веке. Были приняты специальные законы, направленные на поддержание жизни, основная задача которых заключалась в наказаниях истреблений себе подобных, в том числе и самого себя. Специальная служба психо-контроля отлавливала неблагожелательных лиц, за мысли ненадлежащего характера уже можно было попасть под подозрение, не говоря уже про высказывания крамольных. Они исключались из жизни общества, информация о них полностью удалялась и такие "люди" становились участниками различных кровавых видов спорта. Кровь текла рекой на аренах Роллербола, Римского гладиария и многих-многих других.
   Самоубийство, равно как и мысли о нем, приравнивалось к тяжким преступлениям перед личностью и обществом. Наказывалось оно в каждом городе по-разному, но неизменно сурово. В Аатаке тела самоубийц опускали в самые низы хранилищ мертвой жизни, где на них учились будущие продлеватели. Из того, что оставалось после этих уроков, делали мыло и другие товары повседневного пользования. Те, кто погибал в несчастных случаях, такой чести не удостаивались и сжигались, как полноценные члены общества. Их семьи получали денежное довольствие, которое в свою очередь изымал муниципалитет с семей тех, кто покончил с собой. Помимо этого у них отбиралось немало льгот. Именно по этим причинам некрологистов, писавших о суицидах, и ненавидели.
   И Куили слишком быстро осознал все дополнительные прелести своей работы. Перед его носом захлопывались двери, им их открывали гостеприимные хозяева, ему в след летели ругательства и частенько различные тяжелые предметы.
   Это был своеобразный отсев будущих корреспондентов, тех, кто дальше собирался подниматься выше по служебной лестнице. Они учились преодолевать грязь, интриги, ненависть, приобретали к ним иммунитет. Это была суровая школа жизни, даже более чем. Не все пробивались через это сито.
   За тот цикл, что он провел на этом посту, Куили заматерел, возмужал, приучил себя к порядку, стал более твердокожим. Из салаги-юнца превратился в тертого волка. Далось ему это нелегко: несколько раз был при смерти, количество синяков, ушибов, переломов и прочие мелкие неприятности даже не считались (сбился после цифр шестьсот или что-то около того). Доносчиком не был, Куили был выше этого. Он понимал всю тяжесть положения этих людей. Ему ничто человеческое было не чуждо...в том числе и месть. Те, кто его бил, сами оказывались биты в темном месте улицы. Нет, он не убивал их, это бы слишком осложнило его и не без того непростую жизнь.
   После того, как у себя дома Куили обнаружил ядовитую бесцветную пыль, стал убираться по нескольку раз в день. Поскольку он не считал себя специалистом в этом деле, то очень быстро доверил свою жизнь Диагностеру-Угроз. Обошлось ему это устройство в две месячные зарплаты, плюс ежедневные надбавки за вредность. Дорого, но безопасность дороже.
   Еще через несколько циклов Куили стал признанным специалистом в своем деле. В трудных случаях к нему обращались за советом и помощью даже конкуренты из других газет. Очень быстро в городе узнали, что если к написанию некролога так или иначе имеет отношение Куили, то дело принимает черный пар. Родные самоубийц предпочитали сотрудничать с ним, чем ссориться. В первом случае они могли надеяться на снисхождение, тогда как если проявляли агрессию...
   Рядом с признанием всегда идет власть, рядом с ней - злоупотребления себе во благо. Не миновала эта участь и его.
   Он влюбился. И не просто, а в дочку героев одного своего некролога: мать и отец совершили дабл, не пережив такого горя, покончил с собой их сын. Оставшейся в живых дочери грозили громадные штрафы и довольно серьезные санкции.
   Смитси Куили воспользовался своими связями, влиянием и замял это дело. Но так как оставлять ребенка одного не мог, могли пойти различные толки, он взял Макбет к себе. Она была красива для своих лет. Миниатюрная фигурка, угрюмое выражение ее миловидного личика нисколько ее не портило. Поэтому ничего удивительного, что Куили влюбился.
   Девушка была благодарна своему спасителю и на этом фоне они довольно быстро сблизились. Он стал для нее как старший брат, если не больше. Макбет входила во взрослую жизнь, ей еще только-только предстояло познать прелести экзаменов, а в случае удачи и студенческую жизнь. Поддержка и крепкое плечо было просто жизненно необходимо. Куили представил ей и то и другое.
   Он помог ей без всяких проблем устроиться на те курсы, где учился сам. Всячески поощрял и временами баловал. Он всегда искренне радовался, когда она смеялась и пребывала в хорошем настроении.
   ***
   В отличие от судьбы своих клиентов и большинства людей, эта капризная дама благоволила им. Куили мечтал открыть свою газету, но прошли циклы и циклы, прежде чем его влияние достигло такой величины, что позволило ему осуществить свою мечту. В новую газету ушли почти все корреспонденты-некрологисты. Здание, в котором располагалась газета "Некро", было самым новейшим и передовым. В нем был собственный парораздатчик, последние модели паровых прессов и наборных ручкописателей.
   Но не все было так безмятежно и благополучно. Куили все чаще и чаще стали одолевать опасные мысли. Ему просто надоело жить. Всего, чего он мог, достиг. И теперь просто укреплял свою империю и постепенно отдавал бразды управления газетой Макбет, своей единственной любви.
   -Это все для нее, - часто признавался он себе, стоя перед зеркалом.
   Куили хотел, чтобы Макбет полностью вычеркнула свое прошлое, и, когда наступит окончательное будущее, была обеспечена.
   Фортуна - штука непостоянная, и рано или поздно она может изменить. Полагаться надо на нее только в случае крайней нужды.
   -Смитси! У меня есть для тебя потрясающая новость! - вбежала его муза, сверкая от переполняющего ее счастья.
   -Что случилось? Рассказывай скорее!
   -У меня будет ребенок!
   -И кто же он? Твой избранник? - внутри у Куили все сжалось.
   -Я тебе вечерком расскажу. За ужином, - и уплыла с лебединой грацией.
   Спустя час после улаживания всех формальностей по поводу передачи газеты к Макбет, Куили спустился в паро-раздаточную. Он отворил массивную, звуконепроницаемую железную дверь и, пройдя внутрь, захлопнул ее. Конструкция была такой, что открыть ее изнутри было невозможно, а ключ был в единственном экземпляре, который лежал в кармане пиджака Куили....
  
   -Господи и приснится же такое, - вскочил в ужасе Куили, в доме что-то случилось, вся комната была в пару. - Чтоб меня паром пробрало, слишком все было реалистично. Блин! - он глянул на настенные часы - Опаздываю! Это мой второй день и я умудряюсь.... Шеф меня живьем закопает и скажет, что так и было.... Аа-ааа-аааа.
   Он быстро, не глядя по сторонам, оделся и выбежал из квартиры, на ходу застегивая брюки. А на запотевшем окне кто-то выводил: "Ты где любимый? Ответь мне. Это я, Макбет"

Лавка

   -Каждый зарабатывает, как умеет, - любила повторять тетушка Наг, открывая каждое утро двери своей уютной и небольшой лавки, - или как может.
   Она ненадолго оставалась на улице и вглядывалась в новый день, словно желая узнать, что он преподнесет ей в этот раз. Ни один из дней не был похож на предыдущий, ни одно утро - на само себя. Тетушка была потомственным специалистом в своей области. Ее умения были довольно необычны, это признавали все. Призванием тетушки Наг были сны и все, что с ними связано.
   Многие называли это колдовством. Однако она была не согласна с этим закостенелым ярлыком. Ей больше нравилось "мастер сновидений". Постепенно ее мастерство возросло настолько, что непосредственное пребывание около человека отпало. Раньше же она могла обслужить не более одного человека за ночь. Теперь было достаточно купить в ее лавке микстуру, тряпочку или иную вещицу, определенным образом заряженную, и воспользоваться ею. Способов было столько же, сколько и товаров. Но в итоге вы получали, что хотели, и уходили в контролируемые и заказанные вами сны.
   Тетушка Наг не любила пустой болтовни. Она была из той породы людей, которые делами доказывают слова и свою правоту. Поэтому рекламу заведению обеспечивало сарафанное радио. Специально в этом направлении ничего не предпринималось. Строго говоря, это и не нужно было. Мастерство тетушки Наг говорило само за себя. Народ не шел к ней толпой, но один - два в день бывали точно.
   Откуда бы они ни зашли, а магазинчик имел входы в разных уголках света, в окно выходящим на улицу, посетители видели уже не то место, где были несколько секунд тому назад. Там все время был один и тот же пейзаж: пляж с редкими вкраплениями пальм и море в различных его ипостасях от штиля до шторма. Это косвенно свидетельствовало об истинном местоположении лавки. По пейзажу, правда, было невозможно узнать время, словно в окне была картина. Вот только посетителям этот пейзаж казался слишком живым. Редко кто мог бы похвастаться, что видел в окно восход или закат, эти два явления были весьма скоротечны и непредсказуемы. Тени внутри лавки менялись сами по себе и нисколечко не зависели от того, что творилось за окном.
   Секрет теней и пейзажа пытались неоднократно выведать, на что тетушка Наг лишь загадочно улыбалась и продолжала демонстрировать свой товар. Ни один магазин не мог похвастаться таким ассортиментом товаров и вниманием, оказываемым своим посетителям. Вообще никакой. Тетушка Наг принимала за один раз не более одного заказчика и удовлетворяла всего его потребности и прихоти.
   У кого с собой было не очень много денег - удовольствие контролируемого сна было не из дешевых товаров - получали то, на что они могли рассчитывать. Но это был качественный максимум. Тетушка Наг вообще не привыкла делать все спустя рукава. Даже самые мелочи она делала так же тщательно, как и те, от которых многое зависело. Те же, у которых карманы лопались от различных дензнаков, могли рассчитывать на целые экскурсии в мир грез на протяжении довольно длительного промежутка времени.
   Но одну вещь нельзя было купить ни за какие деньги. Она вообще не продавалась. Счастливчиков, кому оказывалась подобная честь, отбирала сама тетушка. Она вообще все делала сама. Помощников у нее пока не было, хотя такая возможность ею уже рассматривалась. Годы берут свою плату, и надо уже задумываться о приемнике. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы ее знания канули в лету вместе с ней.
   Те, кто мог с полным правом назвать себя Счастливчиком, были разными людьми. Они могли быть как бедные, так и миллиардеры, ханжи и транжиры, хамы и почти святые. По какому признаку проводился отбор никто так и не смог понять. Да и не особо пытался.
   Те, кому повезло, оставались на ночь в лавке. Это было удивительное путешествие, о котором пережившие покупатели рассказывали желающим послушать взахлеб и с большим счастьем на лице. Одна беда - зачастую рассказ состоял целиком из бессвязных слов и нечленораздельных звуков. В остальном же эти люди оставались самими собою. Это было обыкновенное заклятие молчания. Тетушка Наг обоснованно боялась раскрытия секрета, ведь что известно, уже лишено той притягательной силы неизведанного. Те, кто отведал сего запретного плода, превращались в более требовательных покупателей. Они уже более придирчиво выбирали товары, стараясь как можно ближе подойти к той ночи.
   Приключение для счастливчика обычно начиналось с небольшой просьбы немножко задержаться или помочь. Лишь много позже до них доходило, зачем было нужно это маленькое одолжение. И если они все-таки осмеливались об этом спросить, то ответом им была лишь таинственная улыбка.
   У каждого были свои ночи, тетушка была верна себе и старалась не повторяться даже в мелочах. С кем-то она сидела возле камина в дальней комнате и обсуждала книги, пока сон не вступал в свои права; с другими вела полуночный телефонный разговор, сидя в разных комнатах одного дома. С каждым свое. Разные бывали люди, разные получались сны. Объединяло всех лишь несколько явлений, часть из которых тетушка Наг оставляла, а вот над другой, несмотря на свое мастерство, была не властна.
   Одним из этих чудес был дождь. Каждой ночью капельки стучали по крытой черепицей крыше. Посетитель засыпал и пребывал в стране Морфея под эти чарующие звуки самого таинственного природного явления. Они убаюкивали его еще больше. В момент ухода в царство грез, туристы мурлыкали. как котята, почему это происходило, не знала и сама хозяйка одного из чудес этого не менее чудесного мира. Скорее всего, это и было воздействием чарующего механизма молчания.
   Лавка настолько пропиталась различной магией, сонным колдовством и чудесами, что в некотором плане проявляла разум. Так что непосредственного участия в колдовстве у себя в домике тетушка Наг не принимала, полностью отдавая его на откуп своему детищу. И еще не было ни раза, чтобы он оплошал. Все уходили довольные и сердечно благодарили гостеприимную хозяйку за прекраснейший вечер и еще более чудеснейшую ночь.
   В основном эти вещи и роднили между собой ночных визитеров. Сны для каждого подбирала сама лавка, причем какие именно они были, тетушка даже не могла догадаться. По правде сказать, она и не пыталась это делать. Ей было вполне хорошо оттого, что клиенты счастливы и довольны. Для нее это было самым важным....
  
   Если вы идете по улице и видите неприметную лавку со старой покосившейся и почти выцветшей вывеской, не проходите мимо. Зайдите. Вы ведь ничего не теряете, потратив всего несколько минут, а приобрести можете очень и очень много. Ведь чудеса поджидают нас вовсе не за яркими и броскими лозунгами и неоновой рекламой, а в таких вот с первого взгляда неказистых магазинчиков.... Да и увидеть их в отличие от ярко освещенных может далеко не всякий. Да и из тех, кто видит, большинство пробегает мимо. Торопятся. А нужно-то порой всего лишь немножко успокоить свой бег и оглядеться по сторонам....
  
  

Легенда о Костяных крепостях

Не важно, как ты жил, важно то, как ты умер.

  
  
   Камешки с большой скоростью вылетали из-под копыт несущихся во весь опор лошадей. Их всадников не устраивала такая черепашья скорость, и они лихорадочно их подстегивали. То один, то другой из них в страхе оборачивался назад. Ветер шумел в ушах, клочья пены летели во все стороны, чтобы услышать, друг друга приходилось изрядно поднапрячь глотку. Этот звук они скорее почувствовали, чем услышали. Его ни с чем перепутать было невозможно.
   Хлопок тетивы. Затем еще один. И последовавшие за ним два резких и протяжных воя.
   Один из всадников обернулся. Стрела аккуратно вошла ему в глаз, вторая, пробив легкие кожаные доспехи, вошла под лопатку. Лошади, почувствовав кровь, дико заржали и резко встали на дыбы. Тот, что еще был жив, изо всех сил пытался удержаться, не отдавая себе отчет в том, что стал прекрасной мишенью. Такой прекрасной возможностью тут же воспользовался невидимый стрелок.
  
   Машиз сидел возле костра и точил свой любимый боевой топор. Два лезвия с обеих сторон топорища требовали от него полного внимания. Это была монотонная и довольно скучная работа, но он прекрасно понимал, что от остроты лезвия зависит его жизнь. Тем более что недалече как пару часов назад были подстрелены три разведчика, двум из них почти удалось уйти. Но от черных стрел еще это никому не удавалось.
   -Завтра, самое позднее послезавтра, - высказал свои мысли Джураб под аккомпанемент непрекращающегося скрежета.
   Он тоже точил свой топор. Этим вообще сейчас занимались все мужчины, разве что дозорные оставили это на потом. Один из основных законов войны гласил: "Перед боем оружие должно быть хорошо заточено". Схватку все ждали с нетерпеньем и азартом. Ближайший проход через эти болота был в двухстах парасангах отсюда, а значит, враг обязательно пойдет тут.
   -Им это дорого обойдется, - изрек глубокую мысль Сархаз.
   Машиз хмыкнул утвердительно. Он, как и Сархаз, имел с десяток надсечных кругов на руках, и кончик языка был четырежды нарезан. Больше не было ни у кого в этом отряде, и они вдвоем делили руководство. Машиз отвечал за боевых воинов, а Сархаз за женщин. Насечки на языке были своеобразным символом доблести и чести. Если он переживет бойню, то сможет добавить еще по кругу на руки, для этого имелся специальный нож и железные пластины, а если смогут отвести угрозу перехода, то и насечку на язык.
   Такие своеобразные награды были только у одного народа: клана Боевых Топоров. Их боялись за свирепый, почти неуправляемый и неуравновешенный характер. Они спокойно отражали удары мечей руками, с легкостью вращали окованными в железо боевыми топорами. Их женщины использовали луки, сила лука была такова, что стрелы, пущенные из него, пробивали железные доспехи. Секрет стрел передавался по наследству, и как ни пытались остальные народы узнать его, каждый раз это заканчивалось неудачей. Отрубив две руки, нападающие с ужасом смотрели, как воины продолжали сражаться. Убить их можно было, лишь отделив голову от туловища, и то те падали не сразу, а спустя два-три осмысленных удара. Десяток воинов этого клана стоил сотню закованных в броню рыцарей. Примерно такое соотношение платили нападающие и только в том случае, если нападали внезапно. Броситься на подготовленных к бою могла заставить только большая нужда или нечто большее, чем просто смерть.
   -Спать, - коротко приказал Машиз.
   Утром лагерь гудел, словно разбуженный шаран.
   -Начинают входить в болото. Будут через два часа? - переспросил Машиз одного из разведчиков.
   -Да. Есть конные.
   -Сделаем, - утвердительно сказал Сархаз и отправился претворять угрозу в жизнь.
   -Всем готовность! - проревел капитан, отпустив разведчиков.
   Все зашевелились и стали прилаживать амуницию. Натачивали и смазывали шипы, украшавшие чуть ли не каждый сустав воинов. И это при том, что они сражались почти голыми, лишь специальная холщевая рубашка прикрывала мускулы да штаны с обувью. Не всякие стрелы могли пробить эту тряпочку, что гордо именовалась рубашкой. На лица наносилась боевая раскраска. Женщины не отставали от мужчин, но у них все сводилось к маскировке, ведь им отводилась роль просеивания наступающего врага. Большая часть из них давно уже выдвинулась на свои позиции.
   Надо сказать, что это болото было практически единственным в своем роде на всей планете. В нем росли елки, сосны, папри и другие виды деревьев. Вся загвоздка заключалась в том, что земля между ними состояла из сброшенной листвы, иголок и прочих отходов деревьев, и эта масса утягивала с поражающей быстротой всякого, кто неосторожно на нее вступит или коснется. Племена, жившие в этом краю, передвигались исключительно по деревьям. Но и это был не безопасный способ, так как крепкое с виду дерево запросто могло оказаться напрочь прогнившим, и второй попытки часто просто не было.
   Всадники, закованные с ног до головы в железо, медленно, по двое в ряд, продвигались среди этих, как многие считали, мертвых исполинов. Они прекрасно знали, что тропа через топи весьма коварна, и вперед отправили трех следопытов.
   Один из передовых воинов посмотрел в бок и увидел, как бабочка, едва коснувшаяся шишки, стала жертвой коварного болота.
   -Во дела, - удивленно покачал он головой. - Что-то наших разведчиков не видать, - нахмурился рыцарь и повернулся к товарищу, который зачем-то наклонился к морде лошади. - Самуэль, ты чего? Что с то..арх...
   Договорить он не успел - черное древко с жестким оперением торчало у него изо рта. Лошадь обдало кровью, и та, не чувствуя власти, рванула в бок с тропы, увлекая с собой свою товарку. Другие не успели опомниться, как двух лошадей вместе с мертвыми всадниками засосала трясина.
   Со всех сторон в замерших на месте от неожиданности рыцарей понеслись стрелы.
   -Черные Стрелы! - и за свое предупреждение поплатился жизнью.
   -Вперед! - проревел с середины строя командир закованных в железо всадников, - Быстрее, пока вас стрелами не нашпиговали! Вы, ленивое отродье! Живее!
   Рыцари помчались галопом сквозь непрекращающийся ливень из черных стрел. Они несли большие потери, но все же смогли миновать место первой засады.
   Постепенно тропа становилась ненадежной, и всадником пришлось спешиться. Только так и можно было преодолеть опасные участки, даже купеческие караваны были вынуждены перетаскивать свои тюки на спинах или искать другой путь. И примерно в тот момент, когда основная масса воинов уже спешилась, Машиз отдал приказ:
   -Музыкант! - крикнул он, нагнетая кровь в мышцы. - Музыку!
   Раздалось мелкое уханье больших барабанов, постепенно набравшее громкость и частоту.
   Рыцари буквально наткнулись на готовых к битве воинов клана Боевых Топоров прежде, чем поняли, что означало то странное уханье, которые они услышали всего несколько минут назад.
  
   Топор, пробив шлем, с чавкающим звуком погрузился в голову рыцаря. Мозги и кровь брызнули в разные стороны. Машиз легко выдернул его и, перехватив двумя руками, сделал богатырский замах настолько быстро, что его противник - средних лет рыцарь - не успел воспользоваться моментом. Теперь же ему оставалось только защищаться. Меч переломился, и топор, практически не потерявший инерцию, с противным лязгом и скрежетом погрузился в доспехи. Рыцарь выдохнул, и Машиза окатило фонтаном крови. Тот улыбнулся, подставив лицо под дождь, уперся ногой и играючи выдернул лезвие.
   Бой шел уже четверть часа. Нападающие несли колоссальные потери. Ситуация обострялась тем, что всадникам приходилось спешиваться и лошади зачастую предоставлялись сами себе. И прежде чем сгинуть в податливой почве, они зачастую калечили или убивали своих бывших седоков или их сослуживцев. Кроме того, воины клана Боевых Топоров встретили их в самом узком и одном из самых топких мест тропы. Их стоянка стояла на так называемой перевалочной поляне, которая была в нескольких метрах позади. Поляна в свою очередь была самым сухим и большим местом.
   Спешившийся рыцарь сразу же погружался примерно на локоть, тогда как более легкие по сравнению с ними воины клана - лишь на кисть. Да и первым приходилось сразу же вступать в бой на неравных условиях. Добавьте сюда непрекращающийся визг черных стрел, и картина будет полной.
   Но, даже перешагивая через своих павших друзей и трупы лошадей, рыцари не ослабляли натиск и постепенно стали выигрывать пядь за пядью. К крови всадников стала прибавляться кровь павших воинов клана.
   Машиз, осознавая всю тяжесть положения, стал выискивать предводителя этих всадников. Потеря головы зачастую оборачивалась бегством всего войска. Вскоре его поиски увенчались успехом.
   -Гарак! - Машиз напряг горло, чтобы перекричать шум битвы.
   -Гарак! - вторил ему противник.
   Воины обеих сторон замерли. Занесенные топоры и мечи были опущены. Все ждали, что будет дальше. Гарак означал дуэль, во время которой замирало любое кровопролитие. Многие пользовались этой передышкой для отдыха или приведения себя в порядок.
   Поскольку сражение не докатилось до поляны, то оба командира направились туда. Это было обусловлено еще тем, что по закону необходим был круг определенной ширины. По самому краю вперемежку стали воины, тем, кому не хватило места, отошли на тропу.
   -Славная битва, - вытер пот со лба Машиз.
   -Бойня, - парировал Ваннейр, - причем неизвестно кто кого.
   -Призываю Кейтель в свидетели, - проревел Машиз, решив перейти от слов к делу.
   -Призываю Майдукель в свидетели, - выкрикнул Ваннейр.
   Все, рыцари и воины клана Боевых Топоров, дружно ахнули, когда две молнии ударили позади дуэлянтов. Богини редко так показывали свое внимание. И теперь в случае нарушений одной из сторон Гарака их ждало весьма печальное и неотвратимое наказание. Как правило, это означало смерть.
   -Ну что ж, - Машиз умело скрыл свое удивление, как никак ветеран, - думаю пора.
   -Ты прав, - он был такой же тертый калач, поправил перевязь и вытащил свой меч.
   Они начали осторожно кружить, время от времени нанося один-два удара. Проверяли броню и изучали друг друга.
   Если бы посторонний посмотрел бы на них, то у него сложилось бы впечатление, что бой далеко не равный. Посудите сами: рыцарь - закованный в броню, с полуторным мечом и щитом, обитым железными пластинами, голову украшает конусовидный шлем с наносником; воин клана Боевых Топоров - большой и довольно тяжелый боевой топор, никакой защиты, за исключением штанов и рубашки с сапогами, да металлические шипы, на голове копны сырых от пота волос. Однако знающие представителей этого воинственного клана сказали бы, что бой равный. Они оценивали совсем по другим критериям.
   Да рыцарь в доспехах, а они тяжелые, активно двигаясь в них, быстрее выдохнется, у Машиза были лишь шипы и пластины в руках; у Ваннейра меч и щит тоже, надо сказать, не пушинки, у его противника топор, и хороший удар мог переломить и то и другое, да и доспехи вмять, с другой стороны любой удар меча мог стать если не последним, то весьма болезненным. Были и другие видимые и скрытые преимущества и недостатки обоих бойцов.
   Все это в полной мере осознавали и Машиз с Ваннейром, недаром они были командирами своих отрядов. На такие должности кого ни попадя не ставили, одним словом - пограничье. Люди суровые, верные слову чести и дела, а не те смазливые болтуны, что болтались в столице или около нее.
   Машиз крякнул про себя и сделал замах от груди и вверх. Ваннейр не ожидал такого приема и еле-еле успел подставить щит. Спустя пару мгновений под ногами дерущихся лежала груда досок. Удар был настолько силен, что срезал верхнюю половинку, чудом при этом не убив рыцаря.
   Ваннейру, несмотря на жару и горячку боя, стало холодно. Он недооценил своего противника и чуть не поплатился за это. Но отступать было нельзя, и вовсе не потому, что честь это запрещала, а потому, что богини просто могли прогневаться. Все знают, что нет ничего хуже, чем разгневанный бог, да еще если он - женщина.
   Они сходились еще трижды. Каждый раз Машиз умело блокировал меч своего противника, искры летели во все стороны. Всего три контратаки были парированы Ваннейром. В четвертый раз рыцарю повезло, и левая рука Машиза повисла безжизненной плетью. Меч прошел вскользь по бицепсу, но, тем не менее, зацепил мышцы, и воин клана был вынужден перейти на однорукий способ управления с топором. Это требовало больших усилий, но в пылу боя он этого не замечал.
   Воины начали возбужденно перешептываться. Бой стал принимать черты непредсказуемого Лаха. Кто выйдет победителем, невозможно было даже приблизительно назвать: у Машиза была одна рука, но он ничуть не утратил сноровки; у Ваннейра не было щита, и в нескольких местах его доспехи были ощутимо погнуты.
   -Сдавайся, - процедил сквозь зубы рыцарь.
   -Клан Боевых Топоров никогда не сдается! - выкрикнул Машиз. - Барсака, призываю тебя!
   Правилами не запрещалось призывать богов и богинь себе в помощь. Большей частью потому, что они зачастую не откликались. Но кроме этого, все старались делать это как можно реже. Подчас победа оборачивалась поражением. Боги - существа крайне непредсказуемые.
   Ваннейр с ужасом в глазах наблюдал за преображением своего противника. Глазные яблоки того наливались кровью, мышцы стали разбухать, волосы встали дыбом.
   -К счастью борода избежала этой участи, - еле слышно пробормотал Ваннейр.
   Из глотки Машиза стало вырываться холодящее кровь рычание.
   Воины с обеих сторон стали потихонечку отодвигаться от круга, а тех, кто лез вперед, старались удержать от столь опрометчивого поступка.
   -Не стоит, - увещевал один бородач рыцаря. - Машиз, наш хахан, призвал Барсака, и тот откликнулся на его зов. Не ходи - мой тебе совет. Это уже не дуэль, а битва богов.
   Такие монологи или временами диалоги возникали то тут то там. И вскоре основная масса воинов стояла на расстоянии двух полетов стрелы. Лишь самые храбрые и смелые остались поближе. И то они стояли не на границе круга, как было в начале дуэли, а чуть подальше.
   -Прикажи своим людям уйти, - прохрипел Машиз.
   -Нет, - твердо ответил Ваннейр, изо всех сил стараясь скрыть страх и дрожание колен. - Мы не предаем своего сюзерена.
   -Ну, быть по сему, - Машиз на глазах у Ваннейра обхватил топорище двумя руками, чем подтвердил у того нехорошие предчувствия, - ты выбрал свою участь, человече!
   Впрочем, от внимания рыцаря не ускользнул и тот факт, что вторая рука причиняет Машизу заметную боль. Кровь из раны пошла опять, окрашивая бицепс в красно-синие тона, синеватость же ей придавали раздувшиеся вены. Ваннейр облегчено вздохнул, у него еще оставался шанс уцелеть. Но на большее, чем вздох у, него времени не осталось, стало малость не до этого. Бой с человеком, в котором есть частичка бога, требует полной концентрации. И если этот воин ранен, то даже это не облегчает задачу.
   Через несколько минут бешеного танца по рядам воинов прокатился дружный вопль. Ваннейр меньше чем на секунду зазевался, и одно из лезвий топора скользнуло по боку, вскрыв доспехи как орех. Кромки железной раны окрасились в красные тона. Через несколько минут таких ран стало уже несколько. Не все из них были такими же легкими, как первая, некоторые обильно орошали пространство и дерущихся кровью. Теперь ни у кого не возникло вопросов по поводу окончания поединка.
   Но лично Ваннейр был не согласен с пессимистическим настроением среди его рыцарей.
   -Гала! - выкрикнул он, пошатываясь и уварачиваясь от летящего в его сторону топора. - Призываю тебя!
   После этого самые храбрые из храбрейших стояли за два полета стрелы. В большинстве своем воины были далеко не трусы, и обвинить их в этом означало подписать себе смертный приговор. Однако, когда два бога вмешиваются непосредственно в поединок и еще две наблюдают за соблюдением всех правил, лучше держаться подальше.
   Будучи единой, но разбитой на пару куч, толпа медленно по самой кромке, а то и по деревьям, разделилась на два ярко выраженных соединения. Обеспечив тем самым себе отчасти безболезненный уход в сторону своих земель. Дальше все смотрели в полной тишине. Никто не стремился неосторожным словом или действием привлечь внимание богов. Правда избежать бряцанья доспехов или лошадиное ржание полностью не удалось. Лишь иногда лица озаряла ухмылка, когда свой командир наносил очередную рану, или гримаса, когда тоже самое удавалось проделать его противнику.
   -Машиз, - прохрипел рыцарь, сплюнув два зуба на землю и пошатываясь от потери крови, - отойди.
   -Ваннейр, - выдавил через силу слова его противник, состояние которого было ничуть не лучше, - нет.
   К этому моменту, спустя две минуты после призыва Ваннейром бога, оба представляли из себя весьма печальное зрелище. Если бы не их покровители, то они давно были бы мертвы. Правая нога Машиза была неестественно выгнута и в нескольких местах проглядывали щепки того, что некогда была белой костью, левая рука была целой лишь благодаря нескольким сухожилиям, удерживающим разрозненные куски вместе, на голове красовался красочный фингал, и это, не считая различных ран на теле. Рыцарь выглядел подстать ему: правая рука представляла из себя фарш, и только железо не давало ей окончательно утратить сходство с тем, что было раньше; то, что раньше называлось доспехами, даже отдаленно не напоминало их, слишком много было прорех; шлем намертво прилип к голове частью из-за крови, частью потому, что был вмят в нескольких местах.
   Оба бойца стояли, смотрели друг на друга и тяжело дышали. Собирали силы для последнего рывка, понимали, что на большее у них просто не хватит внутренних запасов. То один, то другой сплевывал сгустки крови.
   Одна пара глаз встретилась с другой. Оба кивнули и с душераздирающим криком бросились на встречу друг другу. Сила удара была такова, что меч Ваннейра прошел насквозь, пройдя по пути через ребро и позвоночник. Машиз не уступал по силе своему оппоненту, одно из лезвий топора погрузилось в тело рыцаря полностью.
   С обеих сторон стоящих воинов наступила абсолютная тишина. Если раньше можно было услышать позвякивание доспехов, кашель или тихий шепот, то сейчас вообще ничего. Видя, что дуэлянты замерли, следующие по старшинству после них отправились, дабы удостовериться в итоге поединка.
   -Они улыбаются, - сказал один из старших воинов клана Боевых Топоров рыцарям, а сопровождавший его представитель рыцарства подтвердил кивком, - оба умерли с улыбкой на устах. Согласно Гараку этот проход для нас закрыт. Теперь его стерегут духи Машиза и вашего командира, поскольку они умерли сражаясь.
   -Дабы не допустить гибели невинных людей, - вещал рыцарь воинам клана Боевых Топоров, - предлагаем с обеих сторон выставить по острогу. Там будут ваши и наши бойцы. Согласно Гараку решение должно быть принято до захода солнца...
  
   Многие торговцы сетовали на увеличение длины караванного пути и величину взимаемых податей с двух оставшихся переходов через топи. Да и они были не настолько надежны, как центральная тропа. Но массивные стены отстроенных крепостей по обеим сторонам заставляли купцов искать счастье в другом месте. Некоторые, впрочем, решались испытать судьбу. Вид конных рыцарей Ваннейра и воинов Машиза начисто отбивал охоту у многих. Целые боевые подразделения снимались и уходили не соло нахлебавши. В назидание же самым упорным обитатели крепостей не хоронили убитых, а оставляли там, где их настигла Костлявая. И наступающим приходилось идти по белому полю смерти.
   Изредка торговые караваны проходили через врата Костяных крепостей. Некоторые из них исчезали, так и не дойдя до противоположного конца тропы. Другим везло больше, и все равно одного-двух людей они недосчитывались, но никого из них стража прохода больше не видела у ворот.
   -Я не намерен переживать этот кошмар наяву еще раз, - ответил как-то один торговец, - их улыбки. Нет, лучше в обход...
  
  

Одиночка

Что тебе в имени моем?

Оно душа моя.

  
   С лезвия медленно, капля за каплей, стекала кровь. На полу потихоньку образовывалась небольшая лужица.
   Чтобы попасть на нож, ручейку требовалось еще преодолеть небольшое расстояние по коже, совсем крохотное. Тек он из разреза на левой руке. Инструмент, который проделал эту рану, был в столешнице дубового стола. И настолько сильным был удар, что лезвие наполовину вошло в дерево и смогло пробить его насквозь и при этом не сломаться.
   Второй же использовался для нанесения швейного следа на рану, а потом, пресытившись этим, хозяин переворачивал его и смотрел.
   Кап. Кап. Кап...
   Медленно, неторопливо, как сама жизнь. Огонь из камина весело играл на окровавленном клинке. Весело потрескивали поленья, им вторили голоса в трубе и сердца двух клинков пели в унисон.
   Негоже оставлять кровь на благородном оружии, и прежде, чем встать, человек вычистил клинок начисто. Языком. Делалось это с любовью, аккуратно. Сама режущая кромка во избежание ненужного травмирования была вытерта шелковой тряпочкой. Любое увечье, если оно наносится специально, должно быть с умом и никогда не превосходить разумных пределов.
   После очистки лезвия человек встал, подкинул еще поленьев в огонь и поставил чайник с водой. После чего вернулся обратно в старое и удобное кресло, положил на ручку колющее оружие, сцепил руки в подставку и положил на них голову. И стал ждать, пока закипит вода.
   В доме больше никого не было, никто и ничто не могло побеспокоить его. Мысли текли спокойно, а не скачками, как обычно. Расслабься он чуть больше и смог бы в пляске огня прочитать всю свою жизнь. Но это ему было не нужно, просто смотрел.
   Из этого состояния его не вывел скрип двери и ледяной сквознячок, прошелестевший вслед за ним. Он даже не пошевелился, взгляд все так же устремлен в огонь, нож чуть с боку. Пальцы в миллиметре от рукоятки. Привык, а привычка - вторая натура.
   Комната, равно как и дом, были небольшими. Ровно столько, сколько нужно одному человеку. А ему, как известно много то и не надо. Между дверью и выходом из этого обиталища неприкаянной души был небольшой коридор, где всякий уважающий себя снимал пропыленную или промерзшую одежду, прежде чем войти в единственное жилое помещение. Таинственный гость совершил этот незатейливый ритуал и присоединился к хозяину. Надо сказать, что напротив камина, где грелся чайник, было два кресла, одно из которых было уже занято.
   Кресло было глубокое, и скрывало незнакомца почти целиком. Но, как человек не может спрятаться за маской, так и тут - кое-что не скрылось в необъятных просторах. Судя по форме ног, что тянулись к жару камина, этим незнакомцем была девушка. Хотя нельзя никогда быть ни в чем уверенным до конца. До добра просто еще не доводило никого.
   Молчание было прервано свистом чайника. Молодой человек поднялся и снял его с огня. Обернувшись, он сделал вид, что только что заметил своего гостя и внимательно его осмотрел. Им оказалась миловидная девушка, насквозь промерзшая и кутавшаяся в плед, который нашла на кресле. Волосы, обрамлявшие милое личико с двумя неровными полосами, тянувшимися из глаз, едва достигали плеч.
   Она в свою очередь тоже изучала хозяина этой избушки, случайно попавшейся ей на пути в эту жуткую метель. Он был полуголый, это было не странно, комнатка была хорошо прогрета; внизу штаны грубой ручной работы; левую сторону, преимущественно руку, но и часть груди тоже, украшали различного вида шрамы. Она встретилась с ним взглядом и выдержала эту небольшую дуэль с честью, хотя про себя немного поморщилась - глаза были не злые, но и смотреть долго в них было практически невозможно.
   -Сейчас заварю чай, - произнес он после этого небольшого состязания.
   Она перевела взгляд на стол, торчащий нож из столешницы бросился ей с самого порога, от нее не укрылась и небольшая лужица крови под ним и еще одна около второго кресла. Теперь девушка поняла, как были нанесены эти увечья. Под пледом она погладила свою правую руку, и ее пальцы прошлись по серии ножевых засечек.
   -Родная душа, - прошептала в плед юное создание.
   Спустя десять минут он вернулся, правда без чая.
   -Пошли. Ты вся промерзла, - и, не дожидаясь реакции, просто взял ее на руки и понес в сторону коридора, - баню натопил. Сам собирался, но тебе нужнее - она попыталась, было возразить, но не успела ввиду небольших расстояний в доме.
   Банально не хватило времени.
   Молодой человек начал без церемоний ее раздевать, с достаточно отстраненным взглядом. Эта процедура протекала уже не так гладко, как доставка девушки.
   -Если ты так боишься, то напрасно, - твердо произнес он после второй пощечины, - впрочем, это говорит, что ты пришла в себя, - и, развернувшись, пошел в сторону вон из предбанника, предоставляя девушку саму себе.
   -Подожди, - она переминалась с одной ноги на другую, - я не правильно тебя поняла.
   Он обернулся и смерил ее тяжелым взглядом, не отпуская при этом руку от ручки двери. Левая рука инстинктивно дернулась в сторону щеки, отведавшей крепкую женскую руку.
   -Давай еще раз, - пожал он плечами.
   После этого небольшого выяснения, все пошло хорошо и споро. Спустя час они оба сидели в креслах перед камином, и пили чай с малиновым вареньем.
   -Забудь, - хозяин в очередной раз ответил на благодарность за чистую одежду и приют.
   Она просто отхлебнула чай, устав извиняться.
   -Почему ты не спрашиваешь, как меня зовут? - девушка решила немножко изменить направленность разговора.
   -Зачем? - он повертел в руках нож и положил обратно на ручку кресла, - ты ведь скоро уйдешь. Так? Так. Тогда зачем?
   -Лена, - он лишь хмыкнул и без всякого перехода схватил и метнул нож с такой силой, что лезвие погрузилось наполовину.
   -Сильно, - восхитилась девушка.
   -Слабо, - юноша поморщился, по руке потекла тоненькая струйка крови.
   Лена встала и подошла к камину, над которым была доска, в которую и вошел нож. Множество сколов и щелей говорили о практике, и что этот бросок был не спонтанным и единичным явлением. Или это ей просто так показалось? Он смогла без труда вытащить ножик. Рассматривая его, девушка присоединилась к хозяину этого милого домика, который с большим вниманием следил за текущей по его руке струйки крови.
   -В высшей степени интересный экземпляр, - Лена передала свою добычу юноше.
   -Ручная ковка, - бережно принял он нож, - самозатачивающееся лезвие, переход выполнен из рога оленя, рукоятка из карельской березы. Эксклюзивная работа.
   -А рисунок в виде солнца?
   -Преднамеренная случайность, - он с силой метнул его опять, на этот раз лезвие полностью погрузилось в древесину без остатка. - Вот теперь нормально.
   -А ты набил в этом руку, Нэйм, - она погрузилась в чашку с ароматным чаем.
   Впрочем, долго наслаждаться им у нее не вышло. Просто некомфортно пить этот божественный напиток под пристальным взглядом.
   -Да? - она подняла глаза и столкнулась с его взглядом.
   -Мне послышалось или ты что-то сказала? - юноша повернул голову и теперь изучал переливы огня.
   -Надо же мне как-то тебя называть, раз ты сам не хочешь представиться. Ты не против этого?
   Он ничего не ответил, просто уселся обратно в кресло.
   За окном по-прежнему все также завывало...и вечер плавно перетек в ночь.
   Девушка проснулась от лучика солнца, пробившегося сквозь зимнюю стужу, и мерного постукивания топора о кусок полена.
   -Доброе утро, - она всегда любила начало нового дня, этакое предвкушение от неизвестности грядущего.
   -И тебя, - прозвучало ей в ответ откуда-то из угла, - если хочешь есть, то варенья еще немного осталось.
   -И все? - в ее голосе прозвучало неподдельное удивление.
   -Да, - теперь голос звучал недалеко от камина, Лена все еще не хотела открывать глаза. - И это только из уважения к твоей беде. Зима долгая, если не рассчитывать еду, можно до весны просто не дотянуть.
   Теперь ее глаза широко смотрели в мир. О такой перспективе она и не подумала, равно и о том, что могла застрять в этой дыре надолго. Тогда в темноте, после ужаса долгого блуждания в метель и боязни замерзнуть насмерть, этот домик показался ей самым лучшим на свете. Теперь при свете дня она лучше осмотрела то, куда забросила ее злодейка-судьба.
   Все было довольно старым и обветшалым, камин, стол, кресла, чья обивка местами отошла .... Одни ножи только были отполированы почти до блеска, и то, наверное, потому что Нэйм, как она называла хозяина этого убожества, почти никогда с ними не расставался. Дубовый стол был весь в зазубринах и дырах, над потрескавшимся и черным от пламени камином точно такая же деревяшка...
   -Фу, - высказала Лена свое мнение об окружающей ее действительности.
   Получилось слишком громко, и юноша услышал девушку. Его взгляд выражал вопрос, а руки тем временем подкладывали в камин дрова, сложенные штабелем прямо в комнатке.
   -Как ты можешь жить тут? - она встала и принялась ходить взад-вперед, - тут же все такое старое и ветхое. Тебе никто об этом не говорил?
   -Говорили, - он вернулся к прерванному занятию, потеряв всякий интерес к дальнейшему разговору.
   -А ты? - она, казалось, начала вскипать и никак не хотела закрывать тему.
   Он на минуту остановился и задумался, и потом нехотя промолвил:
   -Одному даже поддерживать все это трудно, - слова, словно через силу, вылетали из его рта.
   Он пожал плечами и проворно отскочил от камина, попутно нечаянно сбил девушку. Хорошо хоть по пути попалось кресло.
   - Не говоря уже об обновлении, - продолжил чуть погодя после столкновения.
   Старая обивка прекрасно справилась со своей задачей и погасила энергию полета.
   -Все равно не понимаю, - пробормотала Лена, пытаясь прийти в себя, после столь неожиданного поворота событий.
   ***
   Зима выдалась на редкость богатой метелями и холодами. Связи с чем Лена была вынуждена, как она не однократно повторяла, "застрять в этой ужасной дыре". Обычно за этим словосочетанием следовало что-нибудь покрепче, на что он отвечал неизменным пожатием плеч. Иногда ему казалось, что это плата за доброе дело и помощь в трудную минуту. Подашь людям руку, они для начала ее откусят, а потом бесцеремонно влезут в твою жизнь и будут указывать на все ее недостатки. При всем этом они упорно игнорируют свои недочеты.
   Но как бы то ни было, ворчание со временем из уст Лены начало убывать. Окончательно оно прекратилось после одного из вьюжных вечеров...
   -Знаешь, - задумчиво произнес юноша, внимательно следя за переливами огня, - мне бы хотелось знать, зачем ты так?
   -Что? - по привычке вскинулась Лена.
   -Ты пришла незваная, голодная и почти на краю гибели...Я тебя не выставил за дверь, помог и фактически прокормил. А ты?
   -Чего я? - уверенности и спеси в голосе заметно поубавилось.
   -Ничего. Подумай просто на досуге, все равно ты ничего больше не делаешь, - и с этими словами он принялся за прерванное занятие - полировку стола.
   Она последовала его совету и подумала. На следующее утро извинилась и предложила свою посильную помощь в подсобном хозяйстве. Вдвоем дело пошло гораздо лучше...
  
   Дни бежали, морозы начали отступать, и все дольше и дольше можно было находиться на свежем воздухе, не боясь отморозить себе что-нибудь. И вот настал этот день...
   -Я ухожу, - однажды сообщила она как-то вечером.
   -Когда? - он занимался тем же, что и в первый вечер их знакомства.
   -Завтра с утра.
   -Хорошо, тогда думаю надо пожелать тебе спокойной ночи.
   -Еще рано.
   Остаток вечера и утро прошли быстро и незаметно. И настало время расставания.
   Он подновлял шкаф в коридоре, она в это время собирала свои нехитрые пожитки.
   -Может, ты все-таки попрощаешься? - Лена стояла в дверях.
   Молодой человек оторвался от своей работы и встал напротив нее. Никто не произносил ни слова, так молча и стояли, глядя друг другу в глаза.
   -Ну, что ж, спасибо, - прервала она это затянувшееся прощание и повернулась в сторону тропы.
   И пошла потихонечку, в ответ он произнес лишь одно слово. Что именно оно значило, Лена догадалась, лишь пройдя несколько десятков шагов.
   -Имя, - пробормотала девушка, - он назвал мне свое имя.
   Она инстинктивно обернулась и посмотрела туда, откуда несколько минут назад ушла.
   Дверь оставалась полуприкрытой...
  
  

Некрополь

   -Это единственный порт, где можно пополнить провиант и взять на борт пресную воду, - капитан уже битый час в разных выражениях втолковывал эту простую истину квартирмейстеру.
   -И что? - тот всячески сопротивлялся и упорно стоял на своем. - Тут есть бухточка, где можно сделать почти то же самое.
   -Что значит то же самое? - капитан искренне удивился, этот довод был высказан в первый раз.
   -Воду взять. А с едой как-нибудь перебьемся, чай не девушки какие-нибудь там. Но в порт заходить не стоит.
   -Так! - хватил по столу капитан, - говори, что ты знаешь про этот порт, - он жестом указал на интересующий его объект.
   -Вы решили, наконец?!! - крик боцмана избавил от ответа квартирмейстера к вящему неудовольствию того. - Битый час уже стоим на рейде перед городом! Мои мальчики уже начали нервничать!
   -Швартуемся, - крикнул ему капитан, последняя пара слов его окончательно убедила. - Надо дать им возможность порезвиться, незачем делать это на борту. Да и продукты почти кончились.
   -Воля твоя, ты капитан, - квартирмейстер с видимой неохотой пожал плечами.
   -Вот и не забывай это.
   -...но, - продолжил тот, как ни в чем не бывало, - ни грамм из этого порта не попадет в мои трюмы. Может ты и капитан, но трюмами заведую я, и делай что хочешь, но мне неохота терять хороший корабль. В двух часах хода есть бухта, там и заправимся, но не тут, - и он вышел, оставив капитана осмысливать только что сказанное.
   А тем временем бриг, весело рассекая волны, шел к славному порту, где после уплаты небольшой пошлины он сможет встать на якорь у пирса. Глубина позволяла даже крупным судам подходить вплотную к пирсу. Капитан, немного поразмыслив, вышел на палубу и принялся вспоминать, что же он знает такого о Кекере, одновременно глядя на него. Руководить на данном этапе судном у него не было необходимости, команда знала что делать, и Ван Бергз погрузился в свои мысли.
   Городок с четырех сторон окружали воды, лишь тонкий скалистый перешеек связывал остров с большой землей, тоже, надо сказать, довольно гористой. Сам Кекер тоже был буквально высечен из скалы. Жители этого милого местечка промышляли рыболовством, обслуживанием кораблей и выводили диких коз. Рано весной живность высаживали на длинный скалистый остров, расположенный напротив городка, и осенью забирали их оттуда. Подвозили лишь время от времени питьевую воду, в остальное время за ними никто не следил.
   Этот Дикий остров, как его называли, защищал порт и в равной степени сам город от бушующего моря, создавая при этом удобную гавань для кораблей и отличную заводь для рыб. Беда в том, что норов у этого, с виду милого пролива был немножко крутоват, и лишь опытный капитан рискнул бы и заночевал на рейде. Других человеческих стоянок не было на день пути в обе стороны, а по берегам сплошь скалы, да... скалы. И могилы смельчаков.
   -Да... - протянул капитан, после чего стал вспоминать уже про жителей, еще хоть какую-нибудь информацию.
   Данных оказалось катастрофически мало. Все, что он мог вспомнить, так это то, что число жителей не уменьшалось и составляло по разным оценкам толи шестьсот шестьдесят шесть, толи девятьсот девяносто девять, ну или, по крайней мере, в этих пределах. Дальше ему было уже не до воспоминаний, корабль начал непосредственные маневры в порту с целью пришвартоваться.
   Квартирмейстер же не участвовал в маневрах, поэтому у него было чуток больше времени "поразмышлять". Впрочем, он старательно избегал этого. Не то, что бы его страшила дальнейшая судьба - квартирмейстер знал, как ее можно было избежать, - просто не любил себя накручивать перед тем, что могло, мало вероятно, но все же, и не произойти. Так было проще, и нервы понапрасну не тратились и оставались более или менее в порядке, насколько это было вообще возможно при такой работе.
   Судно с небольшим скрежетом коснулось бортом каменного причала, кое-где обильно покрытого зелеными водорослями. Квартирмейстер же, пытаясь ни о чем не думать, пропустил самый волнующий момент и теперь изо всех сил старался удержаться на ногах. Только опыт помог ему не опозориться. Корабль всегда довольно жестко зацепляли, но с таким расчетом, чтобы его не разнесло в щепки вместе со стоянкой.
   -...особо безобразия не чинить, - говорил капитан счастливчикам, готовившимся сойти в город, - за все порушенное будет вычтено...с вашего жалованья.
   -И запомните, - вставил квартирмейстер, он же интендант, когда пришел в согласие со своим расположением на корабле - с собой на борт ничего. Каждый будет обыскан и все лишнее выброшено.
   Команда начала было возмущаться, но волнения быстро угасли, стоило только капитану отойти в сторону, тем самым, открыв путь к заветному городу. Чем матросы и не преминули воспользоваться, а то вдруг капитан передумает.
   За всю свою историю человечество придумало мало хороших вещей, и довольно много спорных. Таверна как раз относиться ко второму. Для моряка, проведшего в плаванье с месяц, а то и больше, она желанна и даже очень, а что оттуда не все выходят целыми... Кто-то скажет: "Такова жизнь", для капитана это была не слишком хорошая формулировка.
   -Скольких недосчитаемся?
   -Одного точно, кэп, - сплюнул за борт боцман, - всегда так бывает, сколько себя помню.
   -Слушай, ты не в курсе, чего это так наш интендант нервничает?
   -А то! - усмехнулся боцман и показал неровный ряд пожелтевших зубов, - у меня самого мурашки по коже от этого места.
   -Не мог бы поделиться со своим капитаном? А?
   -Отчего бы и нет? Про этот город много чего говорят, таверны этим славятся. А зачем они еще нужны? - хохотнул он своей шутке и потом продолжил более серьезно. - Вам надо там чаще бывать, - боцман подмигнул капитану, - мнения разнятся, тут надо будет у местных поспрашивать. Кто-то говорит, что тут все нормально; кто, что проще пристать к скалам, проблем, дескать, меньше. Но все сходятся в одном: на борт из Кекера ничего брать не надобно. Ни воды, ни провианта - вообще ничего. Переночевать и только. Те, кто отваживался тут пополнить свои запасы, приходили в порты без половины экипажа, а другая была порой страшно изуродована, - боцман играючи увернулся от упавшего сверху тюка. - На все вопросы они отвечали односложно, добились только одного - тот самый провиант. После него все и начиналось, - он сплюнул в воду. - Я не верю в байки, но своим глазам - да. Видел пару таких кораблей, ничего веселого смею вас заверить. Что касается города, тот тут почти полное единодушие: город как город, со своими проблемами, тавернами и гулящими девахами. Ну, может, тут слишком часто видели огни святого эльма и блуждающего света.
   -Прямо как на кладбище, - пробормотал один из драивших палубу матросов.
   -Хм... - капитан огляделся, но так и не смог выяснить, кто же это произнес, поэтому обратился к боцману, - ты меня несколько утешил. Хорошо, хоть теперь знаю, с чем придется столкнуться. Ну, примерно. Вот только почему раньше молчали? - тот лишь развел руками.
   На самом деле боцман сказал далеко не всю правду. Этот город боялись и в порт без лишней надобности старались не заходить. Только сильный шторм, какие тут бывали раз в неделю, а дожди вообще каждый вечер, мог заставить капитана войти в гостеприимные воды Кекера. И тогда вся команда уповала лишь на чудо, которое поможет им без потерь выйти из этих дружеских объятий.
   "Лишь только дураки да вот такие входят в город запросто", - качал головой боцман, не высказывая свою мысль вслух. Он на своем веку повидал многих советчиков и вынес только одно правило: виноват тот, кто посоветовал. И так как ему ничего другого не оставалось, принялся за свою работу. Помимо него и капитана с квартирмейстером, на корабле оставалась еще какая ни какая, а команда.
   По тем или иным причинам матросы не всегда сходили на берег. У оставшихся на борту людей всегда хватало работы. Кто-то чистил трюмы, другой латал паруса, третий соскабливал наросты на днище судна, у всех было чем заняться, и обязанность в ее выдаче ложилась всецело на плечи боцмана. Впрочем, он не только ее раздавал, боцман еще и показывал, как надо делать, работал наравне со всеми не покладая рук. Тем более по старой памяти, он помнил, что в этом порту все происходит слишком ускоренно: быстрее появляется плесень, гниль, откуда-то берется паутина, да такая, что не всегда и ножом разрубишь. За всем этим нужен был глаз да глаз.
   Да и когда не хочешь думать, самое подходящее - это нагрузить на себя работки больше. Это у него всегда с блеском получалось, вышло и сейчас в отличие от двух высших чинов на судне.
   -Я тебе говорю надо отчалить! - распылялся квартирмейстер, пытаясь настоять на своем.
   -У меня там почти вся команда! - капитан побагровел от злости.
   -Тут есть достаточно.... чтобы справиться с судном!!
   -Вот и прекрасно! Я в город! Узнаю, что там с ребятами, заодно воспользуюсь советом боцмана и разузнаю у местных о городе. Судно на вас! - капитан быстро спрыгнул с корабля на пирс.
   Квартирмейстер и оторвавшийся от работы боцман недоуменно смотрели в спину удалявшемуся капитану. Они переглянулись, пожали плечами и принялись каждый за свои обязанности. Первый пошел инспектировать трюм, а второй продолжил то, на чем прервался, - убирать сантиметровый налет плесени.
   Бан Бергз впервые оказался в этом городке, как и большинство матросов, но похожих он повидал достаточно, чтобы знать, как тут все устроено. Первым, иногда, правда, и вторым человеком, кто знал все, был глава порта. Другим всезнающим был трактирщик, поэтому Бергз и направил свои стопы по шуршащему камню в сторону вышеназванной персоны, тем более что за простой все равно надо было платить. Они нашли друг друга быстро. Обоюдная выгода быстро сводит людей.
   -Здравствуйте...
   -Схильм, ваше высокоблагородие, - поклонился тот.
   -Сколько за простой корабля и небольшую информацию?
   -Два серебряных дулона, сэр. Осмелюсь ли я спросить, какого рода эта информация, которую вы запрашиваете?
   -Вот, держите, - капитан отсчитал медяками положенную плату. - Всегда все надо делать поочередно, - пожал плечами на невысказанный вопрос Схильма. - Что вы можете мне рассказать про ваш городок? Я люблю собирать описания городов, где швартуется мой корабль.
   -Хорошее увлечение. Это обойдется вам дешево, я люблю рассказывать про Кекер. Дайте-ка подумать, - он немного призадумался, словно ища выход из затруднительного положения, в которое попал. - Знаю! Как насчет одной кружки темного пива для меня и что-нибудь выпить для вас? Если ваше величество это устраивает, то давайте пройдем в одно заведение, славившееся своим пивом во все округе, - и капитан позволил Схильму увести себя.
   -Шныркус, - окликнул боцмана квартирмейстер.
   -Да, Рауль?
   -Самого толкового парня вслед капитану! - и уже тихо себе под нос. - Не время кораблю будет остаться без руководства.
   -Сейчас сделаю, - он подозвал матроса и быстро проинструктировал его, дав пару медяков, - это тебе. Только смотри, не пей ничего, в случае чего, тебе нужна будет голова на плечах...
   Тем временем Ван Бергз переступал порог одного местного заведения, славившегося своим пивом во всей округе. Располагалось оно на первом этаже двухэтажного здания, состоящего целиком из камня, нуждавшегося, правда, кое-где в ремонте.
   -Самый распространенный строительный материал, - пожал плечами Схильм. - Это дерево для нас - роскошь. Да и как вы могли заметить, воздух тут сырой, все слишком быстро покрывается плесенью. Поэтому не удивляйтесь деревянной посуде, там где железа и серебра тоже вдоволь...
   Мысль свою он не закончил, это собственно и не требовалось. Кем-кем, а дураком Ван Бергз не был.
   Внутри таверна как таверна. Тот же закопченный потолок с примесями зеленого, те же столы да лавки. Было лишь одно исключение: мебель вся была исключительно из камня, а чтобы гости чего себе не застудили, сверху было устлано соломой, которую наверно косили на Диком острове, впрочем, капитан твердо уверен в этом не был. Слишком много вопросов тоже не хорошо, а иногда даже очень плохо. Чаще всего он просто предоставлял право самим вопросам отвечать.
   -Чаще всего вместо соломы лежит камень, - прокомментировал Схильм, тем самым утолив любопытство капитана, - но когда заходит корабль и, тем более, встает на якорь, все достают самое дорогое, что у них есть.
   -Весьма и весьма польщены, - пробормотал Ван Бергз, садясь за столик. - Не просветите насчет блюд? Корабельный еда весьма скудна, - спину ему приятно холодил камень, он инстинктивно сел так, чтобы обозревать всю таверну, в угол.
   -Рекомендую... а впрочем, вот и сам хозяин своей персоной.
   К столику приближался довольно толстый детина, в мясницком халате и с довольно увесистым тесаком сбоку. По походке капитан сразу оценил, что под кожей у хозяина таверны вовсе не жир, и, что скорее всего, он подрабатывал у себя в таверне еще и вышибалой.
   -Привет, Схильм. Чего изволите? - пробурчала эта громадина, внимательно рассматривая спутника главы порта.
   -Две кружки твоего фирменного пива и, как насчет, супа мадам Хельги? Он его мастерски готовит, - шепнул Схильм капитану, - всегда потом хочется добавки, - детина слегка смутился.
   -Да полноте вам, - он махнул рукой. - Суп как суп. Все будет исполнено в лучшем виде, - хозяин таверны поклонился и не спеша удалился, оставив Ван Бергза и Схильма наедине.
   -Давайте вернемся к нашему делу, - высказал мысль капитан, лучше устраиваясь на соломе, от него не ускользнуло появление двух своих матросов, один из которых по его прикидкам должен быть на корабле, но наблюдение свое ничем не выказал...
  
   -А что касается еды? - спросил боцман, появившегося рядом квартирмейстера.
   -Как мне сказали, там она никакой опасности не представляет, - пожал плечами Рауль, оторвавшись от своей трюмной книги.
   -Значит с моими ребятами ничего не случится?
   -Я такого не говорил. Только по части еды и выпивки все нормально, за остальное не ручаюсь. Не стоило нам сюда заходить...ох, не стоило.
   -Согласен, но капитан есть капитан. Вот теперь еще и дождик стал накрапывать. Задраить люки! - Шныркус мгновенно развил бурную деятельность, перейдя от спокойной беседы к своим обязанностям.
   -И туманчик... - констатировал Рауль. - Интересно как там наш капитан?
  
   -Да, согласен с вами, суп просто великолепен, - Ван откинулся "в кресле". - Надеюсь пиво такое же. Но не будем о еде, вернемся лучше к тому, на чем закончили, когда нас с вами прервали.
   -Я рад что вам понравилось, - Схильм вытер хлебом миску. - Насколько помню, собирался рассказать вам о городе, но так и не начал. Хорошо. Вы готовы?
   -Да, - перед Ван Бергзом уже лежало перо с походной чернильницей и бумага.
   Один из матросов тем временем вышел, и еще несколько посетителей зашло. Обычный круговорот. За дверью слышно было, что начинался дождь, да и вид входящих об этом недвусмысленно говорил. Постепенно начало смеркаться, и хозяин начал зажигать факелы, огонь из очага не давал много света.
   -Как вы могли заметить, мы в основном занимаемся овцеводством и рыболовством, - начал окупать Схильм свой ужин, - но это, думаю, вашему благородию и так известно. Обычно все интересуются этим, но вы, сэр, не такой, - он пристально посмотрел на Ван Бергза, - совсем не такой. Некоторых интересуют разные байки про город. Я таких знаю много, но не все они правдивы, - капитан начал немного нервничать, и, видя это, Схильм быстро перешел к главному, - я расскажу вашему благородию все как есть, а дальше уже вы сами все решайте.
   -И так, - он чуть отхлебнул пива, в которое можно было воткнуть вилку, и она долгое бы время не падала, и продолжил, - все началось лет двадцать назад одним прекрасным вечером...
  
   -За что мне нравиться наш город, так это за дожди! - рассмеялся Доди, стряхивая каплю с носа.
   -Да, это точно! - Схильм поплотнее закутался. - Только парусина и спасает. Четвертый вечер подряд! А днем ни облачка.
   -Тише, - шикнул на них третий, приваливаясь к ограждению. - Ничего не слышите?
   Сквозь шум дождя, плеск волн о каменистый пирс и небольшую набережную раздавалось поскрипывание такелажа и хлопанье парусов. Эти звуки выделялись среди обычных: поскрипывание дверных петель, запаха жареного мяса, хлопанье ставен, поэтому то их и услышали. В них не было бы ничего необычного, порт есть порт, если бы не одно но. Кекер располагается в проливе и на входе стоит сторожевой пост, откуда специальными сигналами извещались портовые служащие. Вся проблема заключалась в отсутствии какого бы то ни было сигнала. А такого на памяти у них еще не встречалось...
   Все трое переглянулись. Звук, тем не менее, становился все более отчетливым.
   -И дождь закончился, - просипел как-то странно Доди.
   -Верно, - изумился Скампи, - мне кажется кому-то надо позвонить в колокол, корабль-то, кажется, существует, - он указал на непонятный силуэт.
   И в самом деле, в темноте угадывались очертания довольно большого корабля, точно удостовериться, какого именно, ни у кого из них возможности не было, туман, неизвестно откуда появившийся, надежно все скрывал.
   -Схильм, давай ты. Самый молодой все-таки, - проворчал Скампи, - или зря я тебе деньги плачу?
   -Хорошо, хорошо. Уже бегу, а вы...
   -Это мы и без тебя решим, что тут нам делать. Давай быстрее.
   Как и у всякого уважающего порта и города, чьи доходы от кораблей были очень даже существенны, у Кекера был колокол, который даже в самый сильный шторм выгонял жителей на помощь терпящему беду судну.
   В этот раз перед спасателями никого не оказалось. Ни корабля, ни начальника порта вместе с помощником.
   -Слушай Схильм... - заговорил было мэр, толпа в целый городок начала потихоньку роптать.
   -Но они тут были. И корабль тоже, - голос паренька начал срываться.
   -Ради этого...
   С этими словами к ногам говоривших упал Доди. Темнота скрывала, в каком он был состоянии, но то, что высветили факелы, заставило толпу ощутимо податься назад. И теперь она пребывала в том состоянии, когда до нее дошло, что именно случилось, но реакция пока еще себя никак не проявила. И под конец всеобщего оцепенения в пристань на полном ходу врезалось судно, у которого на бушприте был насажен Скампи. Больше никому ничего говорить было не нужно....
   Первая группа отважилась на разведку спустя двое суток. Почти ничего не напоминало о минувшем, только лишь покореженная набережная, да немного досок, и еще может быть дожди, которые стали обычным явлением и шли каждый вечер
   Посудачили немного, и забыли этот инцидент в рутине повседневных забот. Так бывает, когда много работы и выживаемость зависит от каждодневного улова. Схильм вживался в шкуру начальника порта...
  
   -Но, как обычно, беда не приходит одна, - боцман сплюнул за борт и соскоблил очередной заплесневелый кусок. - Когда послали замену сигнальщикам, то никто из них не вернулся. И только лишь спустя двое суток в порт приплыл один из сменщиков полностью седой. Он все говорил про туман и странный корабль. Спустя всего несколько часов благополучно скончался, - Шныркуса передернуло.
   -И чего же это мы поперлись сюда? - вопросил Рауль, наматывая на швабру паутину, он тоже был вынужден отложить свою книгу и взяться за уборку.
   -Капитан, да и штормик, - пожал плечами боцман и продолжил. - С тех пор в этом заливе довольно часто слышат скрип такелажа и хлопанье парусов. Количество жителей не уменьшается, но и не увеличивается. Как только один появляется, кто-то вместо него исчезает, а потом тело находят жутко изуродованным.
   -Интересно, откуда ты все это знаешь?
   -То там, то сям. Таверны всякие, - Рауль скептически выгнул бровь. - Троюродная сестра раньше тут жила.
   На палубе воцарилось неловкое молчание....
  
   -Вот собственно и весь рассказ, - закончил Схильм, - Вы довольны капитан?
   -Безусловно, - Ван Бергз заканчивал писать. - Это определенно стоит потраченного времени и денег, - он поставил жирную точку и припорошил написанное песком. - Если вы не возражаете, я тут чуток приберусь, - на это ему потребовалось немного времени, сказывалась практика. - А теперь простите меня, надо идти.
   -Подождите, - Схильм улыбался.
   "Так улыбается кошка перед мышкой", - пронеслось у Вана, внутренне же он весь собрался, что не укрылось от наметанного взгляда трех матросов, внешне капитан был спокоен, как скала.
   -Неужели, ваше благородие, не хочет с нами посидеть еще немножко? Выпить по кружечке?
   -Сожалею, но мне нужно на свой корабль. И я надеюсь, - он окинул взглядом таверну, - никто мне мешать не будет. В противном случае, - Ван Бергз положил руку на эфес шпаги.
   Из заведения, славившегося своим отменным пивом во всей округе, выбрались основательно потрепанные два матроса и капитан. Одному из команды повезло меньше.
   -Однако, - просвистел один из команды, не сбавляя при этом темп передвижения, - совсем озверели, словно на кону их жизнь стоит.
   -Ага, я так бился, только когда пираты прижимали к стенке, - вторил ему другой.
   -Тише вы оба! Ничего не слышите? - притормозил и замер на месте капитан.
   -Ну, шипение факелов, хлопанье дверей, - начали перечислять матросы, стараясь все же идти, поэтому ступали как можно тише, - вопли раненных...
   -Нет. Портовый колокол звонит, - на секунду замерли все трое. - Живо к кораблю!
   К своему судну они добрались без особых проблем. Неприятности начались одновременно с их появлением перед причалом.
   По пути к капитану прибились еще несколько матросов - те, кто смог вырваться из цепких лап местных жителей. Население Кекера само медленно стекалось к причалу. Долгие годы научили рыболовов, как надо пользоваться колюще-режущим и другим травмирующим оружием. Каждый из них в отдельности представлял собой хорошую оружейную лавку.
   Но для измученных матросов и Вана Бергза это было не так важно. На второй план отходила и довольно ощутимая потеря команды. Неизвестно откуда взявшийся корабль с командой на борту - вот что было главным. И в большей степени потому, что через несколько секунд матросы с этого неизвестного корабля будут преграждать дорогу к "Малышке Хью".
   -Вперед! - истерически рявкнул капитан, он очень быстро осознал, чем грозит ему и его оставшейся в живых команде приближение этого туманного корабля. После это рыка все разом очнулись.
   Местные жители, как они и не горели желанием уничтожить всех, кто посмел ступить на их землю, рванули прочь от пристани - их страх перед туманным ужасом превысил жажду крови.
   Матросы побежали так быстро, как могли к Малышке. Они прекрасно понимали, что только в ногах их спасенье. И бегство вовсе не является трусостью, а необходимостью.
   Туманный корабль с грохотом врезался в заплесневелые камни, разворотив при этом значительное их количество. Команда в безмолвии посыпалась вниз...
   Когда твоя жизнь висит на волоске, и все твои помыслы лишь бы уцелеть, то сознание ни на что более не способно. Один укол, выдернул шпагу, второму перегрызли в полном молчании глотку... все это, между прочим, без всякого анализа.
   -Руби канаты, - взревел капитан, воспарив над бортом Малышки. - Живее, черти! От этого наша жизнь зависит! - и пребольно ударился о палубу.
   Последнее собственно было излишне, все прекрасно это понимали. Просто, будучи военными не могли действовать самостоятельно и ждали команды капитана. Якоря давно был вытравлены и единственное, что удерживало "Малышку Хью" это швартовочные канаты. Как только их не стало, ничего не могло помешать команде вывести судно в открытые воды. Что они с блеском и проделали, потеряв при этом пару человек, команда туманного корабля взяла свою последнюю жертву.
   -Я не рискну идти ночью через этот пролив, - твердо сказал поседевший капитан, сдергивая с себя белесую массу, - и спасибо большое за помощь.
   -Брось, кэп, - Шныркус поморщился, пытаясь перебинтовать руку, - такова наша работа.
   -За ночь нас может прилично потрепать, - квартирмейстер задумчиво посмотрел в сторону Кекера, бессознательно очищая саблю, - о скалы.
   -Не боись, - хлопнул его здоровой рукой боцман, - якоря уже в воде, а паруса спустили...те, что остались.
   -Я все еще не могу поверить, что мы так легко отделались, - от взгляда квартирмейстера не укрылись мерцающие белые огоньки в городке.
   -Минимум половина команды осталась там, - капитан тяжело прислонился к мачте и медленно сполз вниз. - Даже больше, чем половина...
   -Слушай, кэп, - начал было Рауль, но видя, что того уже сморило, как и большинство из тех кто выбрался из города, решил его не беспокоить...
   Сам он проснулся от бодрого пинка.
   -Черт! Что?
   -Вставай давай, - это был до отвращения бодрый голос боцмана.
   -Нельзя так пинать, тем более после вчерашнего.
   -Хрен с ним, было и было. Тем более тебя по-другому и не добудишься, - он оскаблился, - ты лучше давай к команде присоединяйся, они смотрят и не могут наглядется, - и махнул в сторону городка...или того, что им когда-то было.
  
   -Ты глянь!
   -Это где их так?
   Вид "Малышки Хью" заходившей в порт мог потрясти даже бывалого моряка. Болтающиеся концы швартовочных тросов, обрубленная якорная цепь, дырявые и обвисшие зеленые паруса, зияющие дыры в бортах. Но более всего изумлял экипаж - все, как один, седые.
   Объяснение этому факту последовало почти мгновенное.
   -Кекер, - в страхе прошептал один из портовых рабочих.
   -Да, - кивнул ему другой.
   Корабль простоял в гавани недолго, пополнил запасы продовольствия, пороха с ядрами, чуть отремонтировался, взял на борт желающих и горящих желанием отомстить жителям славного Кекера и отчалил.
   А в тавернах еще долго ходили слухи о таинственном пирате, что промышляет в водах города Кекера и не пускает корабли в его гостеприимный порт. И настолько были эти новые корсары жестоки, что их подвиги затмили легенду о Туманном корабле....
  
  

Кор-ридор

-Где я? - первое, что приходит при виде неизвестного места.

-Как? - а это уже второе, после осознания того факта, что процесс появления в этом месте неизвестен.

  
   -Ой, мамочки, - девушку всю передернуло.
   Если разобраться, то было от чего. Вперед уходило длинное нечто, отдаленными чертами смахивающее на простой коридор. Где заканчивалось это творение безумных строителей, сказать было трудно. Даже не возможно было увидеть начало, впрочем, тоже. Она обернулась, и сама убедилась в этой особенности. Вместо стен, в этом странном сооружении были разноцветные круги совершенно немыслимых расцветок и различных размеров. Они то замирали, то начинали хаотично перемещаться. Впрочем, из-за их обилия сказать точно, в каком они состоянии находились, затруднительно.
   -Никогда не увлекалась абстракцией, - девушка нервно теребила кончик локона.
   Из темноты свешивались на тонких металлических стержнях большие конусообразные люстры, дававшие ровные пятна света на полу, и фактически они были единственным лучиком света в этом царстве теней и кругов. Те источники, что оказались в поле зрения, висели неподвижно, про дальних сородичей сказать что-либо определенное было почти невозможно. Может быть, какая-нибудь из них и раскачивалась.
   Подавив первую попытку сесть и расплакаться от обиды на весь мир, девушка собрала последние остатки на тот момент мужества и сделала небольшой шаг вперед. Лучик света легонько задел ее элегантную ножку. Девушку окатило потоком воспоминаний, каких именно осознать не успела. Как пришли, так же и ушли. Быстро.
   Она посмотрела вокруг и обнаружила, что ее туфелька немножечко заступила за четко очерченный световой круг. Девушка в ужасе прижалась к стене из разноцветных кругов. В этот раз ее окатило волной боли и тяжелого липкого ужаса. Настолько сильны были эти эмоции, что она осела без сил на пол. Обычная чернота, но она по привычке называла то, по чему передвигалась, полом.
   Сколько она так просидела, ответить для себя не смогла. Да и зачем время там, где все относительно неподвижно и стационарно?
   -Надо идти, - разговоры вслух с самим собой очень помогают разрядить обстановку, и иногда даже подсказывают выход из сложившейся ситуации.
   Несмотря ни на что, она зачастую схватывала все на лету, просто иногда для осознания какого либо факта ей требовалось чуть больше времени, чем остальным. Опасность света дошла до девушки быстро. Попытки обойти пятна от ламп стороной ни к чему не привели. Цветные стены были слишком близко, а любое прикосновение, мимолетное или через ткань одежды, отдавалось безумной болью. С каждым разом приходить в себя было все дольше и неприятней.
   И все это проходило в абсолютной тишине. Ни единого звука. Полной уверенности в том, что даже она слышит свой голос, у нее не было. Скорее осознание того, что что-то произнесено и формировало звуковой образ.
   "Когда препятствие нельзя обойти и преодолеть, его стоит перепрыгнуть", - пронеслось у нее в голове.
   Что-то такое было в этом, и она ухватилась за эту единственную соломинку. А что ей еще оставалось? Вся тонкость заключалась в том, чтобы не попасть прямиком в следующую световую ловушку. Но, к счастью, девушка была спортсменкой, так что проблема "из огня прямиком в полымя" частично отпадала. Самое главное - это сделать первый шажочек, это как маленький камушек: полетит первый, будут и остальные. Количество зависит всецело от импульса и характера горы. Тоже самое, но в своей вариации, происходит и с человеком.
   Сосредоточение. Прицел. Поправка. Прыжок.
   Эмоции. Страх и боль. Радость и унижение. Беззаветная любовь и стыд. Разом.
   Тишину коридора разорвал беззвучный крик. Услышь его другой человек, особенно тот, который легко восприимчив и эмоционален, он бы умер на месте. Врачи ничего не нашли бы и только развели бы руками. Этот крик, в нем столько жалости и слез, что сердце разрывается от горя. Боли и страха, что оно останавливается. Радости и всепоглощающей любви - бьется слишком быстро. Мало кто может вынести такой безумный коктейль.
   Издающий же его переживал все эти эмоции, пропускал через себя. Задержись она на доли, мгновения дольше и... все. Хорошо приземлиться помогли рефлексы, тяжело опуститься на четвереньки - переживания. Грудь ходила ходуном, капли пота издавали бы дробь, если бы им дали такую возможность, а так они просто ручьями стекали с нее, смешиваясь со слезами и пропадали, так и не долетев до пола.
   -Это... было... ... жестоко... - выдавила с трудом девушка, скорее для убеждения, что не охрипла, все-таки странно устроен организм человека. - Как одолела... ...много километров...пережила целую жизнь...
   Она почувствовала соленый вкус у себя на губах. Не тот, к которому привыкла за долгие годы тренировок. Она осознала, что плачет. Такое с ней бывало чрезвычайно редко.
   Ширина коридора позволяла ей вытянуться во весь рост, чем она не преминула воспользоваться. Лучший способ избавиться от усталости и перенапряжения - это сон.
   Сновидений не было.
   Она любила сидеть и свесить ножки вниз. Так ей легче думалось, но поза лотоса ей тоже пришлась по душе. То, что из этого странного места есть выход, - это точно, само ее присутствие кричало, вопило об этом. Беда вся в том, что ей нужно было пройти весь коридор, и как это сделать без того, чтобы не умереть, она не знала.
   "Не все делается с наскока. Попробуй потихоньку и целенаправленно, - как неоновые огни зажглись буквы у нее в голове, - отдайся эмоциям, пусть они захлестнут тебя, не сопротивляйся. Но помни..."
   Каждый знает, что похожих лавин не бывает и очень трудно ее вызвать там же, где сошла до этого другая. Девушка тяжело поднялась, грудь ходила ходуном, колени начали дрожать.
   -Нет. Я не боюсь. Верно, он меня дождется, надо идти.
   И пошла, медленно погружаясь в свет. Она позволила чувствам и эмоциям полностью овладеть собой, пропустила их через себя. Не сопротивляясь. Шаг за шагом. Тихо и не спеша.
   Коридор словно ожил. Круги начали вращаться, переливаться. Зазвучала мелодичная музыка, полная тоски, печали и радости. Круги стали вращаться быстрее, еще быстрее. Музыка печальней и в какой-то момент она взорвалась ликующими аккордами, поглотив крик девушки.
   И стало снова тихо и безмолвно, а где-то...
  
   Ослепительный свет.
   -Плачет. Значит, жить будет.
   -Смотри девочка. Крепкая какая, тяжелая. Спортсменкой будет.
   -Миссис, как назовете свою малышку?
  
  
  

КОНЕЦ.

  
  
  
  
  
   Автор выражает благодарности всем, без кого этот сборник не увидел бы света. Они это прекрасно знают, поэтому не будем афишировать их имена, но трех человек не назвать я не имею права.
   Персональные благодарности: Панфиловой Наташе, Егоровой Ольге. И отдельные Ясе.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"