- Кира, чем ты занимаешься? Здесь, все-таки, не художественный салон.
Она обратила на Ивана Анатольевича затуманенные глаза и поставила фигурку на подстеленный лист бумаги. Дядя склонился, оперившись ладонями о столешницу и удивленно глядя на то, что изобразила племянница. В пластилиновой ванне лежала голая женщина с высоко закрученными на макушке волосами, в ванне же находился и мужчина, но одетый. Одно колено мужчины вжималось женщине в живот, а другое - в бедро, зубы были оскалены, словно в напряжении. Мужчина стиснул пальцы на шее женщины, а та цеплялась за его запястья, будто силясь разорвать хватку. Изо рта женщины торчала мочалка, отчетливо была видна свисающая петелька. На бортике ванны лежало сложенное полотенце, из пластилинового крана лилась струя пластилиновой воды. Шланг душа был перекинут через бортик, и душ свисал, почти касаясь несуществующего пола. Казалось, его бросили только что, и он еще до сих пор раскачивается.
- Господи, что это за жуть?!
- Мужчина убивает свою любовницу, - неохотно пояснила Кира и взглянула на монитор так, словно не могла понять, что это такое.
- Натурально как ты сделала, - сказал Иван Анатольевич, с любопытством разглядывая пластилиновое творение. - Прямо каждая черточка, даже эмоции... Да ты, прямо, мастер, тебе б заниматься... Только почему тебя такая жуть-то вдохновляет?
- Это очень жизненно... - Кира потерла лоб и зевнула.
- Кстати, у мужика очень знакомое лицо, - дядя склонился еще ниже. - С кого лепила?
- С одной фотографии, - ответила Кира, роясь в бумагах и пытаясь понять, чем именно ей сегодня следовало заниматься. - А вообще... я его не знаю... Так, случайно... посмотрела...
- И все-таки, занимайся творчеством в перерыв или дома, - он выпрямился и постучал кончиками пальцев по столешнице. - У тебя работы навалом, между прочим... Кстати, почему ты так давно не была в больнице?
- Я... у меня сейчас нет времени, - Кира стрельнула глазами в сторону фигурки, потом взглянула на дядю, пытаясь придать лицу выражение озабоченности, но лицо слушалось плохо, считая, что выражение жесткости и цинизма пойдет ему гораздо больше. - Как освобожусь, зайду. В конце концов, запасов там на неделю, лекарств купили впрок достаточно, за уход мы заплатили, Стас без изменений - лежит себе и лежит, если что, нам сразу сообщат - к чему там я? Если я буду там сидеть ежедневно, лучше ему от этого не станет.
На его лице на мгновение появилось некое усилие, словно он изо всех сил пытался что-то сдержать, но почти сразу же оно разгладилось и тут же по нему расползлось огорчение и недоумение.
- Кир, я тебя не узнаю, - сказал Иван Анатольевич. - Как ты можешь так говорить? Он же твой брат.
- Он... - Кира облизнула губы и напряглась. - Да, я зайду сразу же, как... У меня сейчас... у меня кое-какие дела...
Знал бы ты, кто он, мой бедный простодушный дядя... Знал бы ты, кто все мы. Твой племянник - убийца, твоя жена - сволочь, твоя тетка - ведьма, а твоя племянница - сумасшедшая стерва... да и тоже уже убийца. Славный заборчик. Одна милая счастливая семья.
- Ты плохо выглядишь, - на лице дяди Вани появилась тревога. - Кира, что с тобой творится в последнее время? Я же вижу, что у тебя что-то неладно. Ничего не объясняешь... Ты хоть ешь?
- Очевидно, да, раз до сих пор не упала, бездыханная, на клавиатуру, - Кира взглянула на часы. - Все в порядке, дядь Вань, не беспокойся. Я просто... - она развела руками. - Просто.
- Темнишь ты, вот что, - сказал он, неохотно отходя, но тут же остановился. - Кстати, ты не в курсе, куда Михеев запропастился? Неделю уже его нет. Вы ж с ним, вроде как приятельствовали?..
Кира пожала плечами, пристально глядя на экран.
- Не знаю, сама его давно не видела, а сотовый его не отвечает. Ты домой ему звонил?
- Да звонил... Только там ничего не знают, сами уже беспокоятся. Сообщения, правда, от него приходят - мол, у какого-то приятеля засел, с новой программой ковыряются, сильно занят, поэтому на звонки отвечать не будет... Нет, ну бывало и раньше, что он так пропадал... с программами... и нам потом его изыскания были только на пользу... Но - то день, ну два... а тут...
- Да появится - куда он денется?! - Кира дернула уголком рта. - Главное, чтоб он опять кому-нибудь чего-нибудь не посоветовал.
- С него станется!.. Ладно, заказчик вот-вот придет... - дядя хмыкнул и наконец ушел. На лице Киры появилось облегчение, почти сразу же сменившись выражением тупой боли. Она прижала ладони к губам, потом провела ими по лицу, надавливая, будто хотела содрать с него кожу, и ее пальцы вплелись в распущенные волосы.
Ей было очень плохо. Несмотря на все, что случилось, несмотря на то, что она знала о Егоре и даже на то, что он пытался сделать и сделал бы, если б не тени-стражи, сейчас ей его не хватало - не хватало безумно, не хватало его шуточек, глупостей и подковырок, и растерянных рассказов об очередной глупой ситуации, в которую он угодил. Конечно, осталась его тень на стенах ее дома, но она может только бродить взад-вперед и колотиться о невидимое стекло - и ничего больше, и лучше б она пропала - жуткое напоминание о том, что она сама отдала Михеева на растерзание псам. То, что осталось от него, могло бы жестами отвечать на ее вопросы, если б захотело, но Кира ни разу ни о чем его не спросила и была рада, что жуткая тень появилась всего лишь раз.
Как бы она хотела вернуть их всех обратно - всех, даже дурочку Владу, которая, в сущности, была не так уж плоха. Вернуть такими, о которых она еще ничего не знала, а знание это пусть заберут - оно ей не нужно. Ту смешливую Вику, которая встречала ее во дворе, того Стаса, с которым они танцевали неуклюжий вальс возле старого рояля, того Егора, который покаянно вздыхал, сидя на перилах с сигаретой и болтая длинными ногами, ту Владу, которая зыркала на всех густонакрашенным взором... и того Вадима, который обнимал ее на скале среди бушующих волн. Только о Сергее не думалось совершенно, и порой она удивлялась, что его исчезновение прошло для нее совершенно незаметно. Пропал ли он сам по себе или в ее квартире - Киру это не интересовало, словно Мельникова никогда и не было на свете. Странно проходят иные люди через твою жизнь - вроде были близкими, а вспомнить о них нечего, да и незачем.
А Вадима она не видела очень давно. Его не было во дворе, когда Кира шла на работу, не было и когда она с нее возвращалась, и когда бы она вечером или ночью не выглядывала на улицу, свет не горел в его окнах. Пару раз она позвонила ему, но Вадим не снял трубку. Вчера Кира, вконец обеспокоенная, переломила свою гордость и поднялась к нему, долго звонила в дверь, но дверь не открылась, и за ней не было слышно ничьих шагов. Внезапно она испугалась, что и Вадим тоже исчез - пробрался тайком в ее квартиру, чтобы все-таки выяснить... и его забрали... Но потом одернула себя, отчетливо вспомнив выражение лица Князева тогда, в подъезде. Он не вошел бы в квартиру даже под страхом смерти. "Даже моей смерти", - мрачно подумала Кира, спускаясь по лестнице. Утром, встретив Софью Семеновну с Лордом, она спросила, давно ли та видела Князева, и та ответила, что буквально час назад. Ее голос показался Кире враждебным, а выражение глаз - затаенно-опасливым, словно девушка могла в любую секунду вцепиться ей в горло.
- Что вы на меня так смотрите?! - не выдержала Кира.
- Нормально смотрю, - старушка пожала плечами и величественно удалилась, уводя Лорда, который упирался и никак не хотел уходить.
Кира вздохнула, еще раз взглянула на пластилиновую сцену убийства - и чего ее пальцам так нравится воспроизводить все, что ей довелось увидеть? - потом открыла городской телефонный справочник и набрала в окне поиска "Стадниченко Юрий Валентинович". Именно так звали человека, пластилиновая копия которого душила женщину в пластилиновой ванне.
На следующий вечер после гибели Михеева Кира просмотрела записи Веры Леонидовны, отметив все имена, напротив которых стояло "опл.", отобрала тех, чье появление должно было произойти в ближайшие лунные дни, и начала строить расписание, выбирая нужные фотографии и профили. Она без труда отыскала фотографию второго участника вчерашней сцены на стене, изорвала ее в клочки и выбросила. Ничего об этом знать больше не хотелось. А потом принялась смотреть.
Большая часть сцен не представляла из себя ничего жуткого - как правило, это были любовные утехи с чьими-то мужьями или женами, которые их участники желали хранить в тайне. Несколько раз увеселения происходили и между однополыми партнерами - все датированные, в основном, восьмидесятыми годами, и Кира насмешливо подумала, что бабка, верно, хорошо настригла с развеселых партнеров - в то время на таких развлечениях можно было здорово погореть во всех отношениях. Интересно все же, каким образом она шантажировала своих незадачливых постояльцев - только лишь предъявлением информации на словах? Ведь у нее не было ни пленок, ни фотографий.
Но попадались и сцены жуткие, после которых Кира включала свет и долго сидела с закрытыми глазами, словно боялась вновь взглянуть на окружающий мир. Может и прав был Егор, может действительно стены этой квартиры, накопив в себе столько теней и столько чужой боли, начали сводить людей с ума?
31 марта 1994 года примерно в десять часов вечера Стадниченко Юрий Валентинович, местный житель, после бурной ссоры задушил свою любовницу Лидию Коган. До половины третьего ночи смотрел телевизор в гостиной, потом вытащил труп из ванной, замотал в одеяло и вынес из квартиры. Вернулся спустя два часа - уже без тела - и лег спать.
4 сентября 2001 года снимавшие квартиру Зеленская Татьяна и Костина Вероника сцепились друг с другом во время развеселых посиделок с участием некоего Дмитрия Озерникова. Озерников пытался их разнять, за что получил от Костиной два удара по голове канделябром, после чего был вытащен из квартиры девушками и каким-то мужчиной, очевидно, вызванным на помощь. Девушки вернулись под вечер следующего дня, а через три дня съехали с квартиры.
23 августа 1998 года Верич Виктор Пантелеевич, москвич, избил жену и своего тринадцатилетнего сына. Сын был увезен прибывшей бригадой "Скорой" и в квартиру больше не вернулся. Муж и жена съехали спустя четыре дня, и судя по тому, что Вере Леонидовне удалось заставить его заплатить, официально для Виктора Верича все прошло гладко.
Помимо этого за эти лунные дни, пронизывающие целые десятилетия, в квартире состоялось великое множество драк с разнообразными последствиями, несколько зверских изнасилований и бесчисленное множество семейных скандалов. Кира была рада, что хранящие тени стены не сохранили заодно и звуки, иначе все это ощущалось бы еще более жутко.
Кира запустила поиск и через короткий отрезок времени была уведомлена о том, что человек с такими данными в городе не проживает, вернее, телефон на него не записан. Она вздохнула не без облегчения. Неприятно было бы столкнуться с этим типом где-нибудь на углу. На фотографии он выглядел довольно отталкивающе - мрачное лицо, тонкие злые губы, сильно выдающийся подбородок... Хотя, наверняка он казался ей отталкивающим из-за того, что Кира о нем знала. Зачем она, собственно, ищет всех этих людей? Она ведь не собирается ни шантажировать их, ни выводить на чистую воду - да даже если б и захотела, у нее все равно нет никаких доказательств. Бабка умела это делать, но Кира не знает, как - и знать не хочет. И никакой литературы о всяких там ритуалах тоже читать больше не станет. И без того хватает! Она вспомнила Веру Леонидовну, несущую в гостиную беспомощного щенка, и вздрогнула. Неужели проклятая бабка изловила и убила и того смешного овчаренка, которого Кира когда-то видела в ореховой рощице?!
Она прикусила ноготь большого пальца, глядя на монитор. Кира уже слишком хорошо знала цену своим подобным "хватит" и "больше никогда". Мир давно расщепился надвое, и в одной его части она отчаянно отшвыривала от себя все, что уже довелось узнать, и убеждала - то ли себя, то ли неизвестно кого - в том, что до срока, указанного в завещании, осталось два дня, и она избавится от квартиры - пусть кто-нибудь другой возится с ее ужасами, если ему того захочется! Но во второй части мира всегда была ночь и холодные стены, и так хотелось знать больше... и иногда ей даже казалось, что она понимает Стаса. Обыденность оставалась под солнечными лучами, под лунным же светом начиналось нечто совсем другое. Днем хотелось к живым людям, ночью же милее были тени.
Проходившая мимо ее стола коллега Наташа, некогда благодаря совету Егора лишившаяся распрекрасной поездки на Кипр, потянула Киру за руку.
- Кирка, пошли покурим! Ну пошли, мне одной скучно... пошли - сидишь смурная целыми днями! Люди должны общаться! Пойдем!
- У-у... - отозвалась Кира и неохотно, но все-таки позволила вытащить себя из-за стола и увлечь к выходу. В коридоре они миновали Ивана Анатольевича, оживленно разговаривавшего с каким-то высоким полным мужчиной. По выражению его лица Кира поняла, что это и есть ожидаемый заказчик и подмигнула дяде. Тот сделал в ответ страшные глаза и мотнул головой - мол, проходите живее! Кира на ходу с вялым любопытством оглянулась на широкую мужскую спину в легкой бледно-серой рубашке, промокшей посередине и под мышками, и вышла на улицу. Мужчина, приметив девушек боковым зрением, с праздным любопытством глянул им вслед и тут же снова обратил взгляд на Ивана Анатольевича.
- Ладно, с этим мы, считайте, все утрясли, сейчас я человека вызову... к сожалению, начальник технической группы сейчас на больничном, может через пару деньков... - Иван Анатольевич двинулся было в сторону, одновременно сделав приглашающий жест в сторону кабинета, но собеседник остановил его.
- Не стоит беспокоиться, мне не к спеху. А человека вызывать не надо, чего дергать ради такой мелочи? Может, я пройду и на месте с ним пообщаюсь, а?
- Ну, раз так - пожалуйста, - он провел мужчину в рабочее помещение. - Сюда, вот здесь наши сотрудники и обитают...
- А у вас душновато, - осуждающе заметил тот, идя следом и вытирая вспотевшее лицо. Проходя мимо одного из столов, он вдруг резко остановился, и Иван Анатольевич, ощутив, что его больше не сопровождают, удивленно обернулся, потом тоже подошел к столу.
- Это что ж, Иван Анатольевич, у вас за скульптор такой тут обосновался? - человек кивнул на пластилиновую композицию, и тот недовольно поморщился.
- ...м-м, маркетолог наш увлекается.
- Видать, в плохом настроении сегодня. Но талантливо, - насмешливо заметил мужчина и перевел взгляд на монитор. Уголки его рта дрогнули, и он чуть передвинулся, загораживая экран спиной. - Это уж не та ли брюнеточка, которая только что мимо нас проследовала? Ну, я вам скажу, такой вы цветник тут у себя развели!.. - он подмигнул Ивану Анатольевичу. Тот с прохладцей ответил:
- Да, она. Моя племянница.
- Все, - собеседник прижал руку к груди, - забыл-забыл, не видел... А вы знаете, Иван Анатольевич, наверное, вы правы, лучше нам в кабинете пообщаться. Очень здесь душно.
- Ну, как скажете, - Иван Анатольевич окликнул одного из инженеров. - Руслан! Идемте, Юрий Валентинович.
Тот кивнул, украдкой огляделся и, убедившись, что никто не смотрит в его сторону, как бы между прочим скользнул ладонью по столу и незаметно нажал кнопку перезагрузки. Компьютер сердито пискнул, но человек уже был в двух шагах от него, и вид имел самый невозмутимый. Один из сотрудников оглянулся на компьютер и сердито пробормотал себе под нос что-то насчет "долбанного контакта".
* * *
Перед уходом Кира забежала в туалет и, тщательно проверив запертую дверь, вытащила из сумочки сотовый Михеева, выдернула из него сим-карту, аккумулятор и свалила разобранный телефон обратно в сумочку. Может, и глупо было посылать сообщения родителям Егора, но, по крайней мере, возможно, что это отведет внимание от ее персоны. Не хватало ей еше одного визита Дашкевича, который и без того ходит вокруг, как лиса возле курятника, и каждый раз, как только понимает, что замечен, делает вид, что оказался рядом совершенно случайно и встречей беспредельно удивлен!
Иван Анатольевич все еще сидел в своем кабинете вместе с предполагаемым заказчиком. Дверь была приоткрыта, и проходя мимо, Кира глянула в щель и, поймав взгляд дяди, помахала ему. Тот сделал ей знак не уходить, извинился перед собеседником, встал и пошел к двери. Кира рассеянно отметила, что отчаянно потеющий мужчина, сидевший к ней боком, тотчас же уставился в окно, словно до чрезвычайности захваченный пейзажем, хотя вид из окна открывался такой, что от него напротив хотелось поскорее отвернуться.
- Ты к Стасу все-таки зайди, Кир, нехорошо так то... - сказал дядя, останавливаясь на пороге. - Зайдешь?
- Конечно зайду. Ты меня пристыдил, - Кира обмахнулась сумочкой, после чего через нижнюю губу подула себе в декольте. - Ну и жарень сегодня! Вот сейчас съезжу, поужинаю, кое-что сделаю - и сразу поеду.
- По темноте только ездить не вздумай! - предупредил он.
- Э, да чего там, я такси возьму, если что.
- Тебе деньги нужны? - заботливо осведомился Иван Анатольевич.
- Деньги мне нужны всегда. Но пока они у меня есть. Во всяком случае, что-то слегка на них похожее... Пока, дядь Вань!
Покинув территорию завода, Кира, по дороге на остановку прошла мимо маленького пустыря, где жгли мусор, и легким взмахом руки отправила в пощелкивающее пламя сим-карту. На остановке, оглядевшись, уронила в урну аккумулятор, а останки телефона, выскочив из топика, рассовала по урнам уже на рыночной площади. Вот и все. Ни Егора, ни его телефона. Если б и воспоминания можно было так же просто распихать по урнам!
От рынка до дома Кира шла пешком. Асфальт был почти сплошь покрыт желто-зеленым ковром опавших цветов акации, из палисадников выглядывали последние отцветающие тигровые лилии, а в одном, тщательно огороженном, уже красовались ярким благородно-красным длинные соцветия гладиолусов. На соснах зеленели тугие шишки. Впереди и позади гомонили развеселые компании, направляющиеся на море, и Кире тоже захотелось пробежаться до пляжа и поплавать. Вода хоть и не слишком чистая, все же относительно прохладна, и находиться в море сейчас гораздо приятней, чем на раскаленной суше в душном воздухе. Почему, собственно, она так давно не была на море? Надо будет сходить... завтра. Да, она сходит на море завтра. Вот ей же ей, сходит! Хотя в это время возле берега полно медуз - бр-р!
Вскоре Кира углядела впереди знакомую хрупкую фигурку, с усилием тащившую сетку с воистину гигантским полосатым арбузом, в несколько быстрых шагов догнала ее, поздоровалась и ловко перехватила одну ручку сетки прежде, чем владелица арбуза успела запротестовать, а еще через пару шагов и вовсе ее отняла.
- Софья Семеновна, почему вы не поехали на троллейбусе? И зачем вам такой огромный? Его проще катить, а не нести.
- Троллейбуса пока дождешься! - задыхаясь, отозвалась старушка. - Да и транспорт ведь с сегодняшнего дня подорожал. "Топики" целых полтора рубля теперь - ужас! Так что я лучше... а сегодня сын должен зайти с внуками - они арбузы-то знаешь как любят. Спасибо, Кирочка. Но может мне одну ручку... надорвешься!
- Ох, надорву-усь! - проскрипела Кира, увернулась и поволокла арбуз дальше. Подъезд был уже совсем рядом, и походя она отметила, что среди обычного дворового контингента Вадима нет и сегодня. Под сердцем у нее больно кольнуло - острие из причудливого сплава тревоги и ревности. Небось развлекается с кем-нибудь. Ну и пошел он! А вдруг с ним все-таки что-то случилось?! На Киру внезапно накатила глухая тоска, и остаток пути до подъезда она прошла, глубоко погруженная в свои мысли.
В подъезде стоял рев - Антонина Павловна, вывезя на порог квартиры древний пузатый пылесос, деловито пылесосила цементную лестничную площадку. Кира, мысленно пожав плечами, втащила арбузного монстра на второй этаж, подкатила к нужной двери и сбежала вниз, отмахнувшись от изъявлений благодарности, в которых ей сейчас чудилась неискренность.
Захлопнув за собой дверь квартиры, Кира вздохнула, сбросила босоножки и босиком прошлепала в ванную, на ходу сдирая с себя одежду. Минут десять проплескалась под прохладным душем, с наслаждением смывая с себя пыльный будний день, надела длинную майку и прошла на кухню. Влажные волосы приятно-прохладно шлепали ее по плечам и спине.
Из-за жары есть совершенно не хотелось, хотя ела она давно и, как обычно, всего лишь клубничный легкий йогурт. Интересно, как же все-таки Вадим в свое время догадался про эти йогурты? Кира налила себе большой стакан холодного фруктового сока, выложила на тарелку большой помидор, палочку соленого сулугуни и немного фаршированных оливок. Подумав, добавила туда две мороженные крабовые палочки и отнесла все в гостиную. Поставила на журнальный столик, потом прошла по квартире, открывая все окна, но тщательно задергивая при этом шторы. Окно в гостиной она оставила закрытым, после чего захлопнула дверь и зажгла свечи. Села прямо на пол, переставила тарелку и рассеянно принялась жевать, глядя на стены. Свисающие лоскуты обоев она давно ободрала, и теперь стены повсюду темнели бурыми проплешинами.
Вскоре стены ожили - пришел в действие привычный ритуал, засуетились серые тени. Спустя пять минут пришли и черные - чуть больше десятка, и выстроились вдоль стен, уперев ладони в несуществующее стекло и глядя на нее. Большинство из них были ей давно знакомы, но ни деда, ни Вики, ни Егора сегодня среди них не было. Зато пришли другие старые знакомцы. Впервые Кира увидела их три дня назад и не особо удивилась их появлению - больше удивилась тому, что раньше не поняла, куда на самом деле подевалась забавная бомжовская компания. Вот тут Стас, конечно, сильно рисковал, приводя их в квартиру - интересно, как он ухитрился сделать это так, что никто из соседей не заметил? Скольких же он успел пригласить в это проклятое место, пока Кира раскатывала с Сергеем или мирно спала в своей постели? Неудивительно, что он так стремился каждый раз вернуться домой до наступления ночи, неудивительно, что Вика ему так мешала своим существованием - братишка разрывался надвое. Наверное, он действительно любил ее - слегка... Мысли выскакивали, как сухие горошины из жмени, щелкали, подпрыгивая, раскатывались в сознании в разные стороны и исчезали.
- Привет! - сказала она, доедая помидор. Тени закивали. Некоторые принялись неспешно разгуливать туда-сюда, старательно обходя разлегшихся в углах псов-стражей, но большинство столпились на длинной стене гостиной - самой открытой для обзора и принялись внимательно слушать.
Кира не рассказывала им ничего особенного - только то, что сегодня видела на улице, что происходит в городе, какая погода и так далее. Когда она сделала это в первый раз, ей это казалось совершенно нелепым, но теперь уже всякое чувство нелепости и неловкости исчезло - ведь они слушали так внимательно и жадно, то и дело пытаясь жестами выразить свое отношение к тому или иному - странные существа, невероятным образом запертые в стенах обычной квартиры старого сталинского дома, и сейчас она была единственным, что хоть как-то связывало их с покинутым миром. Если б только она смогла их выпустить! Но как - сжечь квартиру, взорвать дом? Нужно точно знать, что это поможет, иначе - кто знает, вдруг она сделает только хуже? Поэтому пока Кира только и делала, что вела эти странные односторонние диалоги, да играла на рояле, и музыку тени тоже слушали очень внимательно. Иногда некоторые из них даже танцевали - странные плоские танцы, отчего-то время от времени нагонявшие на Киру непонятный страх. Она смотрела на черные профили на стенах и удивлялась тому, что теперь видит не просто тени, а практически живые человеческие лица, и чтоб узнать какую-то из теней, уже виденную раньше, ей уже не нужно было сверяться с фотографиями, которые она давно выучила наизусть.
Отправив в рот последнюю оливку, Кира тоскливо посмотрела на закрытое окно, где за шторами наливался, густел жаркий летний вечер. Может, все-таки, бросить все - и на море? Или дождаться ночи... когда лишь тьма и свобода, и все пути принадлежат только ей. Но кто-то бродит в той тьме - кто-то еще более темный, чем эта тьма, ждет ее... Знать бы кто. Может, он уже ушел... а может и не нужна она ему вовсе?..
Но эта квартира... черт бы ее подрал, теперь она привязана к этой квартире. То и дело Кира ловила себя на мысли, что если квартиру удастся продать - что станет с ее обитателями? И что станет с человеком, который рано или поздно увидит их? Или в пылу ссоры с гостем скажет что-нибудь не то... Она обязана будет пригласить сюда нового хозяина... но что если стражи не станут его слушать? Она - наследница по крови, все-таки. Может, она должна будет что-то им сказать? А что? Бабка знала... Вот бы было здорово, если б Вера Леонидовна вдруг ожила! Кира бы получила несказанное удовольствие, придушив ее собственными руками. Разика три-четыре!
Кира взглянула на стену почти с досадой. Иногда собственная квартира напоминала ей этакий круглосуточный, бестолковый детский сад для немых, а она сама была в нем воспитательницей, обязанной следить, чтобы определенные сюда не впадали в меланхолию и не принимались отчаянно колотить в стены, приводя в ярость псов-стражей. Знать бы точно, что эти обитатели не смотрят на нее в темноте, а уходят прочь... жить постоянно на пересечении десятков чужих бесплотных глаз... это чересчур. Может, все-таки, вернуться в дом дяди? Но нет, там тетя Аня, напуганная, сломленная и жаждущая выполнения обещанного - неважно, какой ценой.
Она отнесла посуду на кухню, осторожно вытащила из пакета сегодняшнее творение и прошла с ним в столовую. Обеденный стол уже давно был раздвинут - на сложенном пластилиновая коллекция не умещалась. Кира пристроила фигурку на столешнице среди прочих и отступила на шаг, хмуро разглядывая. Псы, множество людей - группами и поодиночке. Коллекция подсмотренных жизней, украденных жизней - маленький пластилиновый мир на обеденном столе. "Я смотрю на них так же, как бабка Вера, наверное, смотрела на тени" - раздраженно подумала Кира. Села на пол, привалившись спиной к стене, закрыла лицо ладонями и негромко, глухо застонала, потом уронила руки на колени, невидяще глядя перед собой.
- Я одна... - прошептала она. - Я совершенно одна.
Черные бесплотные руки скользнули из стены по ее плечам, огладили их и исчезли, тут же появились другие, невесомо тронув ее шею. Кира подняла голову и, чуть повернув ее, скосила глаза себе за плечо. Черные тени столпились позади нее, склонились над ней, все новые и новые черные руки протягивались из стены и скользили по ее телу - целый лес рук, и странное сочувствие было в этом мельтешении. Кира прижалась затылком к стене и прикрыла веки, чувствуя, как бесплотные чужие пальцы водят по ее щекам. Стражи в углах привстали, но пока не пытались нападать.
- Отстаньте... - пробормотала она, вяло дергая плечом, словно ее касались живые, теплые руки, которые можно было отбросить таким образом. - Нашли, кого утешать... Делать вам нечего.
А действительно, что им там делать?
Интересно, что будет, если отменить приглашение самой себе?
Наверное, это был бы один из самых оригинальных способов самоубийства, только черта с два она станет проверять!
Кира долго сидела так с закрытыми глазами, и тени рук скользили по ней, пока не улеглись покойно, и казалось, что множество людей сидит с ней рядом - и людей не чужих, которые успокаивающе обнимают ее, словно пытаясь сказать, что все еще будет хорошо. Постепенно она задремала, ее голова свесилась на грудь, Кира начала клониться влево - все дальше и дальше, пока не съехала на пол и, мгновенно проснувшись, вскочила, оглядываясь вокруг дикими глазами. Черные тени исчезли все до единой, ушли и псы-стражи, и вокруг на стенах было лишь серое мельтешение. Она взглянула на часы и всплеснула руками - уже было почти одиннадцать. Называется, съездила в больницу! А ведь обещала. Дядя расстроится, конечно, ну да... днем раньше, днем позже...
Кира повернулась, и ее взгляд упал на стул, на спинке которого висели рубашки и футболка брата. Всю неделю она ходила мимо, не обращая на них внимания, а теперь они вдруг бросились ей в глаза, словно немой укор.
И если мальчишка что-то там возомнил о себе, то теперь это уже не важно. Все равно он умрет.
У нее перехватило дыхание, и Кире вдруг отчаянно захотелось увидеть Стаса. Сейчас, немедленно, несмотря ни на что. И может не столько потому, что на нее накатил прилив любви к пусть и свихнувшемуся, но брату, сколько потому, что Стас единственный из всех все еще был здесь, все еще был доступен, хоть сейчас и был больше похож на куклу, чем на живого человека. Но ведь и он может исчезнуть в любую секунду, и тогда не останется совсем никого. И где-то глубоко в подсознании ей так хотелось верить, что именно ей Стас вовсе не желал зла. Это было глупо, все факты говорили за обратное, но верить хотелось.
Но сейчас никто не пустит ее в больницу, отделение наверное уже закрыто. Кажется, его закрывают в одиннадцать... а может и в двенадцать. В любом случае, если попросить, если, в конце концов... Дальше Кира думать не стала, метнулась в прихожую и вызвала такси, после чего вихрем пронеслась по квартире, гася свечи и убирая канделябры с пола. Натянула на себя легкие брюки и майку, закрутила волосы на затылке, и в этот момент раздался телефонный звонок. Машина ждала.
Уже взявшись за ручку двери, Кира вспомнила, что забыла зажигалку, повернулась, подхватила одну из зажигалок с тумбочки, где их валялось аж четыре - ясное дело, ведь в квартире живут отъявленные курильщики. Сунула зажигалку в карман брюк. Карман был неглубокий... да ничего, авось не потеряет. Она начала поворачивать ручку замка и услышала, как в двери напротив тоже щелкнул замок. На лестнице послышались чьи-то шаги. Кира распахнула дверь и увидела Антонину Павловну, переступающую порог своей квартиры с Бусей на руках. Какой-то человек вышел из подъезда и Кира дернула головой в его сторону, потом снова взглянула на Антонину Павловну, вышла из квартиры и захлопнула дверь.
- Живот у Бусечки прихватило, - сообщила тетя Тоня, спускаясь следом за Кирой, хотя та ее ровно ни о чем не спрашивала. - Спать мне не дает, приходится, вот, вести...
- Может, вы ее перекормили? - рассеянно предположила Кира, выходя из подъезда и торопливо устремляясь к стоящему неподалеку "опельку" со включенным мотором.
- Нет, у нее сбалансированное питание, - возмутилась та. Последние слова она произнесла подчеркнуто и со вкусом - верно, выучила из рекламы собачьего корма. Кира хмыкнула и скользнула в такси, которое сразу же, качаясь и подпрыгивая на разбитой дороге, покатило к выезду со двора.
Водитель оказался на редкость словоохотлив и всю дорогу то рассказывал про свою жизнь, то принимался задавать вопросы, вся суть которых сводилась к недвусмысленному намеку на тесное знакомство. Кира отделывалась мрачными лаконичными ответами и была рада, когда наконец такси остановилось недалеко от железных ворот больницы, и она выскочила, захлопнув за собой дверцу, и тут же метнулась к приоткрытой калитке. Услышав за спиной шум отъезжающей машины, Кира сразу же сбавила ход, мысленно спрашивая себя - и почему, собственно? Таксист был молод и симпатичен, хоть и тарахтел без меры, а она одна...
Неширокая дорожка между большими акациями была темна и пуста, только вдалеке виднелся силуэт человека, катящего куда-то громыхающую железную тележку. Сзади послышались торопливые шаги, и Кира сама заспешила. Какой-то полный мужчина обогнал ее, но почти сразу остановился, растерянно дернулся туда-сюда, и когда Кира проходила мимо него, жалобно и вместе с тем раздраженно спросил, чуть повернув голову.
- А где же нефрология?! Девушка, вы не знаете, где тут нефрология?!
- Ой... - Кира, остановившись, прижала указательный палец к носу и на мгновение задумалась. - Это вам... - она повернулась, вытягивая руку, - по-моему, здесь пройти и будет одноэта...
Страшный удар обрушился на ее затылок, и Кира рухнула во мрак, мгновенно проглотивший и ее, и жаркую летнюю ночь.
II.
Из всех чувств вначале почему-то вернулся запах. Мрак остался, но теперь он пах старым ковром, луковой шелухой, железом и дымом. Потом зачесалось в носу и вместе с этим щекотным чувством появилось ощущение собственного тела. Кира осознала, что лежит на животе на чем-то мягком, и это мягкое покачивается и подрагивает... или это Киру трясут - ну да, трясут, чтобы разбудить. В гостиной прорвало трубу, и Стас пытается разбудить ее, чтобы сказать об этом.
Несколькими секундами позже Кира сообразила, что это никак не может быть Стас. В памяти всплыл смутный обрывок - темная дорога, человек, что-то спросивший у нее, а потом... Потом была боль и дальше зияла огромная черная дыра... пока она не почувствовала запах.
Кира сморщила нос и попыталась открыть глаза, за что тут же была наказана сильнейшей вспышкой боли в затылке. Она попыталась застонать, но лицо было плотно прижато к чему-то теплому, ворсистому. Все вокруг подрагивало, и ее голова покачивалась из стороны в сторону. Появился звук - ровный механический шум, и внезапно Кира поняла, что это звук двигателя. Она находилась в машине, и ее куда-то везли.
Первая мысль почему-то была о Сергее. Бывший любовник, которого утрата машины добила окончательно, спятил и выкрал Киру и теперь везет куда-то с целью отомстить. Но едва возникнув, мысль сразу же показалась ей идиотской, и Кира ее отбросила. В любом случае, надо сперва оглядеться и, наверное, следует это сделать осторожно. Ее ноги были повернуты влево и согнуты, каблуки босоножек во что-то упирались, и макушка тоже периодически стукалась о что-то твердое, отчего в затылке становилось еще хуже. Казалось, там пристроился некий хищный дятел и долбит клювом, пытаясь добраться до позвоночника. Но не так важен сейчас этот чертов дятел, как то, что лежит она на заднем сиденье, а водитель смотрит на дорогу, поэтому вести себя надо очень тихо.
Кира открыла глаза и увидела темный старый ковер, которым был застелен диванчик. Цвет ковра не определялся - в машине царил полумрак. Рядом, впереди, что-то щелкнуло, и Кира почувствовала запах сигаретного дыма.
Она попыталась осторожно пощупать затылок, но что-то крепко держало ее руки за запястья. Кира попробовала пошевелить ногами, но и щиколотки тоже были чем-то крепко схвачены. На нее накатила паника, и она чуть не закричала, но вовремя прикусила губу. Машину тряхнуло, Кира в очередной раз стукнулась головой о дверцу, и на этот раз боль оказалась крепкой оплеухой, ненадолго сбившей истерику.
Она медленно приподняла голову и посмотрела на свои руки, сведенные вместе. Запястья были туго обмотаны обычной веревкой, толщиной с палец и привязаны к широкой ручке-подлокотнику. Кира разглядела пепельницу, металлически поблескивающую в полумраке, ручку стеклоподъемника, опущенную защелку. Отечественная машина, причем явно старая. Она осторожно повернула голову и взглянула на человека, сидевшего за рулем. Крупный, полный мужчина, нервно постукивающий пальцами по рулю, отчего ему на колени сеялся сигаретный пепел. Он поднял правую руку, затянулся сигаретой, и слабый огонек осветил намечающийся двойной подбородок, часть выбритой щеки, ухо, постриженные на висках темные волосы. Человек что-то пробормотал и переложил сигарету в левую руку, поскреб пальцами правой шею. Кира не знала его. Какого черта ему от нее надо?! Еще один маньяк?.. Она похолодела. Конечно же, это хозяин пса - того пса, учинившего бойню в квартире Влады! Пса в машине нет - значит, он везет Киру к нему, чтобы... Господи, зачем такие сложности?
Впрочем, не это сейчас важно, а то, что человек на нее не смотрит.
Кира попыталась раскачать ручку, но та держалась на удивление крепко. Возможно, ручка отлетит, если рвануть со всей силы, но фактора неожиданности не получится - ноги тоже привязаны - к ручке противоположной дверцы. Можно дернуть одновременно руками и ногами, и отлетят обе ручки, и тогда, возможно, она сможет... Ее взгляд скользнул к окну, и Кира осознала, что ее положение еще более отчаянное, чем она думала. Машина неслась по прямой трассе, а справа - и дальше, куда-то в бесконечность, тянулась темная, каменистая степь. Осторожно повернувшись набок, Кира вытянула шею и взглянула в другое окно - слева от трассы громоздились темные скалы. Машина ехала где-то очень далеко от города. Небо было темным, и все же тьма уже истончалась, рассыпалась, ночь сходила на нет, и подступало утро. Прошла уйма времени, он мог увезти ее куда угодно - вообще с полуострова вывезти... но нет, это определенно еще Крым. Хорошо же он ее стукнул, что она так долго провалялась без сознания. И не боится везти вот так, в открытую? А вдруг кто тормознет?
С другой стороны, ну и хорошо, что в открытую, а то ехала бы в багажнике, сложенная втрое. И задохнулась бы наверняка. Ветер, врывавшийся в открытое окно водителя, был лишь слегка прохладным, да и эта прохлада уже начинала уходить.
Ох, раньше ж столько постов вдоль дороги стояло! Куда ж все подевались?! Хоть бы кто-нибудь остановил - он ведь быстро едет...
Кира скосила глаза вниз и увидела на полу свою сумочку, которая покачивалась в такт движению машины. Брала ли она с собой нож? Кажется, да... Кира шевельнула привязанными руками, потом наклонилась и потянулась вниз, пытаясь ухватить ручку сумочки зубами и морщась от боли в выворачиваемых плечевых суставах. Еще чуть-чуть, еще...
Что-то звонко щелкнуло, и Кира испуганно отдернулась назад.
Человек по прежнему смотрел на дорогу, но теперь его правая рука была просунута между креслами и чуть покачивалась, издевательски, и так же издевательски поблескивал в ее пальцах небольшой изящный нож с пружинным лезвием. Ее нож. Раздался смех - густой, монотонный, странно безжизненный, и Кира съежилась.
- Такие вот дела, - констатирующее произнес незнакомый голос. - Думаешь, что ты самый умный - и тут бац! - и такой вот облом! А мне было интересно поглядеть - будешь ты чего делать или нет?.. А ручки на дверцах крепко сидят - я проверил - крепкие ручки...
Рука с ножом исчезла. Человек открыл бардачок, бросил в него нож и закрыл. Проверил, закрылся ли. Потом включил радио и начал перебирать станции, сделав очень большую громкость, и в машине воцарилась какофония из обрывков песен, разговоров и помех. Кира, решив наконец и сама поучаствовать в происходящем, хрипло спросила:
- А ты кто?
- Кто я?! - водитель то ли изумился, то ли обиделся, то ли и то и другое вместе. - Ты... Хорош прикидываться-то! Кто я... Сама ж меня искала, ну - вот я и здесь. Решил ускорить нашу встречу, а то... справочник не помог, так мало ли ты еще кого могла начать спрашивать. Дядю своего, например. И вся штука в том, - он прищелкнул языком, - как ты могла об этом спрашивать. У меня жизнь давно налажена - я не хочу все терять из-за какой-то жадной сучки!
- Дядю? - Кира широко раскрыла глаза. - Я тебя искала?... Да я тебя вообще не знаю! Ты меня с кем-то пере...
Человек включил свет и повернулся к ней, и увидев его лицо, Кира осеклась. Вдруг вспомнились недавние слова Егора.
...это была моя жизнь, и ты не имеешь права подсматривать. Нельзя лезть без спроса в чужие тайны...
Прав был бедняга Михеев - тысячу раз прав. Нельзя подсматривать. А если уж подсматриваешь - никогда не выноси подсмотренное за стены дома - никогда!
Он постарел, пополнел, обрюзг, на лице прибавилось морщин, изменилась прическа, но все теми же были злые, тонкие губы и теми же осталось выражение широко расставленных глаз. Человек, на чью фотографию она смотрела так недавно, человек, которого последним смастерили из пластилина ее неутомимые, проворные пальцы - пообломать бы их, эти пальцы! Человек, за прошлым которого она наблюдала на стенах своей квартиры - за страшным прошлым. Человек, задушивший женщину в ее ванной. Юрий Стадниченко.
Но черт возьми, откуда он взялся, как он узнал?!
- Заказчик, - почти шепотом произнесла Кира. - Ты - тот заказчик, которого ждал дядя. Он что... ты был в нашей комнате... ну конечно, Наташка утащила меня на перекур, а его угораздило устроить экскурсию!..
Она зажмурилась. Невероятно! Какие тысячные доли шанса, что такое могло произойти?! Чтобы в тот самый день и час, в ту самую минуту, именно этот человек - невозможное совпадение, почти космическое. Словно кто-то наверху, поняв, что случай с Михеевым ничему ее не научил, решил преподать ей урок пожестче. Только, похоже, этот урок будет последним. Там была квартира, там была охрана, люди за стенкой, в конце концов, а здесь они только вдвоем - голая степь и скалы. Никто не поможет, и вся надежда на гаишников... но их нет. Никогда раньше Кире не приходило в голову, как отчаянно однажды захочется увидеть самого обычного гаишника.
- Ну, чего - закончилась работа ума? - со смешком поинтересовался Юрий, поглядывая на нее в зеркало обзора. - Поставила все на место? Вот и славно. Что кривишься - больно? А мне каково было - ты подумала своими мозгами?! - его голос вдруг стал визгливым, капризным и требующим сочувствия. - Захожу я, весь в радужных перспективах с ног до головы и тут - бац! Как утюгом по башке! Секунду думал - совпадение, похоже... гляжу, фамилия моя на экране - справочки уже наводит, сука!.. Столько лет назад, сгладилось уже... и н-на тебе! Вот, думаю, попал ты, Юрик!.. А мне сейчас попадать никак нельзя, поняла, деваха?! Не то у меня положение! Сука, Лидка, через столько лет дотянулась - ты смотри!..
- Куда ты меня везешь? - спросила Кира, с отчаяньем оглядываясь.
- Подальше, - Стадниченко хмыкнул. - На романтическую прогулку. Знаю одно место - тебе понравится. О-очень, - он глумливо подмигнул ей в зеркало. - Пленка где?
- Какая еще пленка?
- Ой, вот только не надо!.. - Юрий зло саданул ладонью по рулю, и Кира поняла, что он на пределе. - То, что ты сделала - там все, до мельчайших деталей, все как было - я ведь это на всю жизнь запомнил! По рассказу так не сделаешь - даже по фоткам так не сделаешь. Только если самой увидеть... Так и знал я, что видюха там у этой старой суки стояла - ишь, и где она ее взяла в то время-то?.. Что - нашла бабкин схрончик и решила бабок срубить по-легкому?.. Не на того нарвалась, ласточка! Я если и плачу, то только один раз! Суке этой я когда-то заплатил... она хоть и не показала мне, зато рассказала очень подробно... сука! - его ладонь снова стукнула по рулю. - Надо было все-таки ее прибить... но тогда это никак... Заплатил, но предупредил - еще раз сунется - убью. Умная баба оказалась - не трогала меня больше. А как узнал, что сдохла она - думал, все! Надо было все-таки наведаться в хату... надо было... вот что бывает, когда дело запускаешь!
"Надо было, - мысленно мрачно поддержала его Кира. - Вот был бы тебе сюрприз тогда! И я б тут не сидела!"
- Видишь, как оно? - Юрий снова закурил. - Глядишь, и с тобой, дурой, ничего не стало бы. Анатольича жалко, хороший мужик, расстроится он... и так сколько всего на него свалилось. Мы с ним так славно побеседовали...
Он снова принялся переключать станции, что-то бормоча себе под нос. Мимо пролетела встречная машина, и трасса вновь опустела. Кира лихорадочно соображала. Судя по всему, никакого плана у Стадниченко не было, он действовал спонтанно и наугад, рисковал напропалую, не раз мог попасться. Верно, увидев совершенное когда-то им убийство в ее пластилиновом исполнении, он так перепугался, что у него сорвало планку. Не стал выжидать, выгадывать, выслеживать, узнавать, что ей известно, что она хочет... В тот же день. Сразу же. Паника и истерика. Верно, это он тогда и выскочил из подъезда - наверное, уже собирался вломиться в квартиру или схватить Киру, когда она выйдет, да Антонина Павловна спугнула... Он ждал - он ведь наверняка слышал, как она говорила дяде, что вечером поедет в больницу к Стасу. И почему, черт возьми, так случилось, что повезло именно ему, а не ей, Кире?! Машина не его - Кира видела припаркованную машину заказчика, когда уходила - здоровенный "джипяра" - остальные машины на парковке были ей знакомы. Но если Стадниченко нужна пленка, зачем он увозит Киру от квартиры? Неужели он в таком состоянии, что уже не соображает, что делает?
- Я скажу, где пленка, - осторожно произнесла Кира, решив, что бессмысленно доказывать Юрию, что никакой пленки на самом деле нет. К тому же главное сейчас - оказаться снова в городе, а еще лучше - в квартире. Уж там она ему покажет!.. - Я даже покажу, но мы должны вернуться.
- Нет, я вернусь туда один, - рассеянно отозвался он, и этот резкий переход от истерики к расслабленности напугал Киру еще больше. - Чую я - какой-то есть подвох в твоей хате... Нет, ты туда определенно не вернешься... я тебя... - Юрий пригнулся и взглянул куда-то сквозь лобовое стекло, потом повернул голову вправо. - Определенно... - он посмотрел на часы, потом снова на дорогу, после чего постучал указательным пальцем по спидометру. - Что-то...
- Что? - быстро спросила Кира, уловив в его голосе растерянность.
- Как это... Я же тут только недавно проезжал! Я же... - он начал притормаживать, - тут уже был!.. Я знаю эту дорогу!.. Что за черт!
- Заблудился?
- А ты заткнись! - рявкнул Юрий, обернувшись. Его лицо побагровело от злости. - Еще ты тут мне будешь!.. Сейчас доедем - так вжарю, что кишки вылезут!..
Кира съежилась и украдкой принялась расшатывать крепко державшуюся ручку дверцы, но он заметил почти сразу же, наклонился, выхватил что-то из-под сидения, и на Киру уставился черный зрачок револьвера старого образца.
- Сказал не дергайся! Тихо лежи!.. а то... хрен машину от тебя отмоешь потом!..
Кира мгновенно окаменела. Впереди появились фары встречной машины, и Стадниченко, спохватившись, спрятал пистолет и выключил свет. Мимо с ревом пролетел грузовик, и снова стало тихо.
- Да где ж развилка-то?! - вдруг жалобно воскликнул Юрий, и руль дернулся в его руках, отчего машина вильнула по дороге. - Опять это... - он потер лоб и быстро заморгал. - Я ж не на месте стою... как это?!..
Кира взглянула в окно и внезапно поняла, что он прав. Они здесь уже проезжали минут десять назад. Складывалось впечатление, что машина ездит кругами. Какую развилку он имеет в виду? Им уже много раз попадались развилки... и он всегда поворачивал направо... только... уж не одни ли и те же это были развилки? Мужик спятил - это ясно, еще и револьвером размахивает. Законченный псих. Нужно было что-то делать. Только вот что?
Все пути... все пути и скрещенья их... странствуя от края до края времени, нетрудно научиться путям, нетрудно научиться открывать пути и нетрудно научиться отнимать их...
Слова протекли через мозг и закончились улыбкой - понимающей улыбкой. Но понимание сразу исчезло, вновь сменившись страхом и паникой.
Тело отчаянно затекло, и Кира попыталась перевернуться на спину. Нижней половине туловища стало значительно легче, но плечевые суставы сразу же протестующее заныли. Она приподняла согнутые ноги, и из кармана брюк вдруг выскользнула забытая зажигалка, проехалась по ее боку и остановилась в районе подмышки.
- Что ты там возишься?! - Юрий обернулся, и Кира застыла, моля про себя, чтоб он не увидел зажигалки.
- Ложусь удобней, а то болит уже все!.. Что - и это нельзя?!
Ничего не ответив, он отвернулся, мгновенно потеряв к ней всякий интерес и снова перенеся свое внимание на дорогу. Кира осторожно перевернулась на бок, не сводя жадных глаз с прозрачного синего прямоугольника, потом попыталась достать его зубами, но шея оказалась коротковата, и после неудачной попытки, она откинулась назад, тяжело дыша и чувствуя, как запылившуюся щеку щекотит злая слеза. Скрипнула зубами, снова повернулась и, чуть приподнявшись, подтолкнула зажигалку левой грудью, и прямоугольник продвинулся на несколько миллиметров вперед. Воодушевленная этим, Кира отчаянно заерзала на диванчике. Ткань майки скользила по зажигалке, но все же та, хоть и медленно, постепенно продвигалась вперед, и наконец Кира схватила ее зубами и тотчас же перевернулась на живот и уткнулась лицом в ковер, затаившись. Выждав несколько секунд, она выплюнула зажигалку, покосилась в сторону Юрия, которых хлопал ладонью по баранке и матерился, на чем свет стоит, потом снова ухватила зажигалку зубами, дотянулась до своих пальцев, и те жадно сжались вокруг пластмассового корпуса.
Поток брани вдруг оборвался, и странно изменившийся голос Стадниченко произнес:
- Черт, опять он! И как только... Эй, ты, слышь-ка?!..
Она прикрыла ладонью сжатый кулак и, повернув голову, услужливо посмотрела на Юрия.
- Да?
- У тебя это... собаки часом нет?
- Собаки? - непонимающе переспросила Кира. - Нет, а что?
- Пес, - хрипло сказал Юрий, впившись взглядом в зеркало заднего вида. Мимо с ревом пронесся микроавтобус, обдав его раздраженным гудком, и он поспешно перевел взгляд на дорогу, схватившись за руль. - Опять какой-то чертов пес! В городе какой-то прицепился, на выезде из города тоже... но ведь это не может быть тот же самый! Он не мог меня догнать!
Кира попыталась приподняться, чтобы взглянуть сквозь заднее стекло, но веревки не пускали. Она повалилась обратно на диван и, криво улыбнувшись, очень медленно произнесла.
- Кто знает...
Вот и настала ее очередь.
Перевернувшись, Кира щелкнула зажигалкой и, придерживая ее большим пальцем и мизинцем, вывернула запястье до упора, головой заслоняя тонкий лепесток от ветра и силясь дотянуться им до веревки, обвитой вокруг ручки. Онемевшие пальцы подчинялись плохо. Еще чуть-чуть, еще... Огненное острие коснулось веревки. Несколько секунд ничего не происходило, потом от веревки начал подниматься тонкий дымок.
- Ты что делаешь?! - яростно заорал Юрий где-то совсем рядом. В этот момент машина вздрогнула от удара, вильнула из стороны в сторону, и он снова закричал, но уже без слов - страшный, пронзительный вопль боли. Машина дернулась и рванулась вперед. Кира вскинула голову и увидела, что Стадниченко, бросив руль и отодвинувшись от окна, прижимает левую ладонь к уху, и сквозь пальцы стремительно протекает красное, оставляя на рубашке большие, сразу же расплывающиеся пятна. Его правая рука судорожно крутила ручку, со скрипом поднимая стекло.
- Руль! - дико заорала Кира, и Юрий бросил крутить ручку, вцепился в руль и крутанул его, и уже летевшая по встречной отчаянно сигналящая громада грузовика ушла в сторону и промчалась мимо. Юрий отнял руку от уха и снова схватился за ручку, всхлипывая и что-то бормоча. Кира увидела, что уха нет - от него остались лишь кровавые ошметки.
- Что это такое?! - завопил он, подняв, наконец, стекло до упора, и тотчас за окном мелькнуло что-то большое, темное и живое, и раздался грохот, когда это что-то с размаху ударилось о машину. Огромная черная собачья морда с горящими густо-вишневым огнем глазами и разинутой пастью на мгновение появилась перед водительским окном и тотчас исчезла, словно призрак. Стадниченко что-то заорал, крутанул руль влево, раздался удар, потом громкий собачий визг, и Кира зажмурилась. Но несколькими секундами спустя пес появился снова, живой и невредимый, и Юрий дернулся в сторону, когда морда пса с силой ударилась о стекло, верхняя губа вздернулась, обнажив огромные клыки, и вишневый глаз на мгновение яростно уставился на него, словно запоминая. Стекло пошло трещинами. Пес исчез и тут же прыгнул опять, явно желая протаранить машину. Еще немного, и у него это получится. Стадниченко выругался дрожащим голосом и до упора утопил педаль газа. Машина, взревев, словно умирающий зверь, умчалась вперед, оставив пса где-то позади.
Кира больше не смотрела в окно, отчаянно щелкая зажигалкой. Она узнала пса, узнала эти страшные сверкающие глаза. Это был страж - страж из ее стен. Но ни к чему сейчас ломать голову, как он здесь оказался и с какой целью - исход ситуации, если она так и останется привязанной, в любом случае будет не в ее пользу. Впереди грохнул выстрел, потом другой, раздалось громкое низкое рычание, Юрий что-то дико заорал, машину бросило из стороны в сторону, но Кира не повернула голову. Стиснув зубы, она жгла веревку. Дым уже валил вовсю - пламя, пусть и крошечное, уверенно съедало нити одну за другой. Кира сделала отчаянный рывок, и остатки веревки вдруг лопнули. Ее руки все еще оставались связанными, но уже не были примотаны к дверце. Не поднимаясь, Кира торопливо, обдирая губы, зубами развязала несложный узел и стянула с рук веревку, оставившую на запястьях багровые полосы, зашевелила пальцами, и секундой спустя по рукам забегали острейшие противные иголочки. Она дернула ногами, потом села, и увидев это, Юрий что-то прокричал, потом, почти не глядя на нее, вскинул руку с револьвером и выстрелил. Кира дернулась в сторону, и пуля впилась в спинку диванчика, выбив пыль и клочья ниток. Тотчас же левое крыло машины снова вздрогнуло от сильного удара, в окне, уже густо покрытом трещинами и зияющем отверстиями от пуль, что-то щелкнуло, и внутрь упал выбитый треугольный кусочек стекла.
Веревку, стягивающую ее ноги, Кира пережгла намного быстрее, сбросила ее и рванулась было к правой дверце - выпрыгивать на такой скорости, конечно, чистое безумие, но и оставаться здесь немногим лучше. Ее пальцы уже почти коснулись ручки... и Кира вдруг медленно подвинулась обратно и села посередине диванчика, положив на старый ковер раскрытые ладони и глядя перед собой.
Она не знала, зачем так делает.
Но чувствовала, что так надо.
* * *
Жуткая псина наконец отстала, исчезнув где-то среди утренних сумерек, и Юрий облегченно вздохнул. Осторожно дотронулся до того места, где раньше было ухо, и охнул от боли, потом взглянул на стекло, которое держалось еле-еле - тронь - и осыплется. Снаружи по стеклу была размазана собачья кровь, и он удовлетворенно ухмыльнулся, но ухмылка тотчас исчезла, сменившись злой гримасой. Девка-то отвязалась, чего ж он сидит?!
Удерживая руль одной рукой, Юрий обернулся и судорожно сглотнул.
Кира аккуратно сидела на диванчике, сдвинув колени, и смотрела точно на него, улыбаясь - слегка, затаенно, как-то заговорщически. Сейчас, даже несмотря на испачканное кровью лицо и всклокоченные волосы, она казалась необыкновенно хороша - да что там хороша... самая красивая женщина, которую он когда-либо в жизни видел, и самая сексуальная. К ней тянуло - тянуло беспредельно, что-то такое исходило от нее мощными толчками - даже от кончиков ее аккуратно лежащих на сиденье пальцев - что-то такое, что хотелось бросить к черту руль, хоть машина и мчалась на предельной скорости, кинуться туда, к ней, содрать с нее одежду и взять женщину - немедленно, много раз подряд... Он дернул губами, задохнувшись, и ее улыбка стала шире и в ней появилось понимание... только вот в ее глазах никакого понимания не было. Они смотрели на него в упор - широко раскрытые, страшные, густо черные, словно в глазницах Киры плескалась расплавленная смола, и из этой черноты ослепительно сияли золотом пронзительные суженные зрачки, и казалось, что они, словно раскаленные золотые иглы, пронзают его глаза до самого мозга.
- Смотри на дорогу, - произнесла она, и голос ее оказался низким, растянутым, словно время вдруг загустело. Юрий послушно повернул голову и вцепился пальцами в руль, глядя на ровное полотно трассы, потом выбил локтем остатки стекла и уставился влево, где неслись стоящие у обочины пылающие факелы - огромные, как телеграфные столбы. Ручки факелов устремлялись в чудовищную высь, навершия отливали бронзой, пламя колыхалось и жарко трещало, заливая дорогу кроваво-красным светом, мешавшимся с мертвенным жалким светом фар. Скалы исчезли. Просыпающееся утро тоже куда-то подевалось - над трассой снова висела ночь - плотная, беззвездная, первобытная, пронзенная красными нитями отсветов.
Его потерянный взгляд метнулся туда-сюда, потом снова перепрыгнул на дорогу, и у Стадниченко вырвался испуганный возглас. На капоте на корточках сидела неизвестно откуда там взявшаяся обнаженная женщина, разведя руки в стороны, словно предлагая Юрию обнять ее. Ее тело было красиво крепкой зрелой красотой, длинные черные волосы вились по ветру и хлестали ее по плечам, на запястьях и предплечьях поблескивали золотые кольца браслетов... но левая нога женщины гладко блестела медью, и пальцы, постукивая по капоту, издавали неживой, металлический звук. Вместо лица у женщины был пылающий овал пламени, и глядя на него, Юрий чувствовал, что она смотрит точно ему в лицо, хотя глаз у нее не было.
- Господи!.. - прошептал он и машинально перекрестил обнаженное пылающее видение. С заднего сиденья донесся тихий смех, и на мгновение перед ним в зеркале обзора мелькнули страшные золотистые зрачки. Женщина на капоте развела руки еще шире, и в нижней части ее лица вдруг открылся черный провал рта, в котором блеснули длинные тонкие изогнутые клыки. Издав страшный вибрирующий вопль, она с размаху прижала ладони к стеклу, и стекло задымилось, расплавляясь и пропуская внутрь скрюченные пальцы с острыми ногтями. Юрий заорал и крутанул руль вправо, потом влево, и машина закружилась на дороге, словно сумасшедший танцор, потом помчалась в обратном направлении, миновала бегущего пса, тот мгновенно развернулся и устремился следом.
- Ведьма! - визгливо закричал он, схватил револьвер и ткнул было им в лобовое стекло, но на капоте уже никого не было, и стекло было совершенно целым. Вращая глазами, Юрий обернулся и навел револьвер на Киру, но вместо револьвера в его руке вдруг оказалась змея, холодная и скользкая. С шипением змеиная голова выстрелила ему в лицо, широко распахнув пасть, и он, вскрикнув, отшвырнул ее в сторону, и змея ударилась о дверцу и упала на пол, но это был уже револьвер. Юрий схватился за руль, но тот превратился в безголовое змеиное тело, живое и подрагивающее. Ключ вдруг начал проворачиваться назад в замке зажигания, и он вцепился в него, силясь удержать, но тот резко крутанулся, разодрав ему ладонь. Дорога двоилась в его глазах, трасса вдруг растеклась перекрестком - три дороги, шесть дорог, девять... Он рванул на себя ручку двери, но та осталась у него в пальцах, а вместо двери перед ним внезапно распахнулась гигантская волчья пасть, и вместо выбитого окна на Юрия взглянули вишневые горящие глаза. Едва успев увернуться, он дернулся к другой двери, но там на него ощерилась огромная змея, приглашающее разинув рот, в котором сверкали длинные ядовитые зубы. Он завопил, бестолково дергаясь из стороны в сторону. Сзади смеялись, и Юрий обернулся, трясясь всем телом, и почти сразу же тоже начал подхихикивать, уставившись в сияющие золотые зрачки. Машина, с заглохшим двигателем, уже никем не управляемая, подпрыгивая неслась в никуда - то ли с горы, то ли в гору - Юрий уже ничего не разбирал, да и неважно это было, потому что в этот момент Кира, смеясь, склонила голову набок, ниже, ниже, ее позвонки противно захрустели, а голова все поворачивалась и поворачивалась, пока подбородок не указал в крышу машины. Ее смех оборвался, она широко раскрыла рот, и из него полезли длинные золотые плети плюща, живые и извивающиеся, поползли по стенкам, мгновенно заплетая их с нежным золотым звоном, оплели подголовники кресел и устремились к горлу Юрия. Он завизжал, суматошно отмахиваясь, но плети уворачивались и тянулись упорно, и он уже чувствовал холодную металлическую хватку на своем горле. Смех, звон и пряный запах зелени наполнили салон, и в этот момент машина подпрыгнула в последний раз и остановилась.
* * *
Кира так и не поняла, что произошло.
Она сидела и не могла шевельнуться, только смотрела - смотрела и смотрела, и где-то в груди растекалась знакомая тупая боль. Юрий бесновался впереди, дергался взад и вперед, что-то кричал совершенно безумным голосом, крутил руль туда-сюда, отчего машину бросало из стороны в сторону, и она то принималась вращаться посреди дороги, то снова мчалась вперед, пьяно вихляясь. Иногда он оборачивался и смотрел на нее, и глаза его все больше и больше тускнели, заволакиваясь мутной бледной пленкой, словно у Стадниченко неожиданно началась катаракта, и взгляд его был таким жутким, что ей хотелось вжаться в спинку сиденья, исчезнуть... но она смотрела, и губы ее улыбались против воли. Потом он и вовсе бросил руль, захохотал, закричал и замахал руками, словно отбиваясь от невидимых пчел. Машину мотнуло, она слетела с трассы и помчалась по склону, подпрыгивая на камнях, и отведя на мгновение взгляд от кривляющегося Юрия, Кира с ужасом увидела, что они летят точнехонько к обрыву. Не выдержав, она завизжала, но по прежнему не могла пошевелиться, а боль в груди становилась все сильнее и сильнее, и где-то там, в глубине болезненно и бешено колотилось сердце. Но склон кончился, машина начала замедлять ход, катилась все медленней и медленней и, наконец, остановилась, взметнув тучу пыли, не доехав до обрыва каких-нибудь метра три.
Кира повалилась на диван, прижимая ладонь к груди. Боль была такой дикой, словно что-то пыталось вырваться наружу, разломав ребра и разорвав мышцы. Она дернула ручку дверцы, распахнула ее и вывалилась в утренний воздух, обдирая локти о камень и судорожно дергая губами. Попыталась подняться, и в этот момент из машины выскочил Юрий. Глаза его уже стали совершенно белыми, а голова сплошь серебрилась сединой. В руке он держал свой револьвер, которым размахивал, словно флагом.
- Ведьма!.. - заорал он. Крик получился булькающим, словно Юрий набрал полный рот воды и пытался кричать сквозь нее. Грохнул выстрел, она дернулась назад, так и не поняв, куда он стрелял. Стадниченко подскочил к ней и замахал оружием перед ее лицом. Из его рта летели дикие звуки, похожие на кудахтанье. Кира, едва держась на разъезжающихся ногах, дернулась было в сторону, но Юрий кинулся следом, и тут рядом с ним вдруг, словно соткавшись из еще серого утреннего воздуха, возник забытый черный вихрь с горящими вишневым глазами. Что-то хрустнуло, чавкнуло, и рука Юрия с револьвером мягко шлепнулась на сухую траву. Кира, завизжав и бестолково взмахнув руками, отшатнулась, и земля вдруг ушла из-под ее ног, и она рухнула в пустоту.
В самый последний момент ее пальцы вцепились в торчащий из обрыва ребристый камень, и Кира повисла, слыша как где-то далеко внизу дробно застучали осыпавшиеся камешки. Почти сразу же этот звук перекрыл мерный плеск далеких волн.
Кира подняла голову, ища хоть что-то, за что можно было зацепиться, но везде была лишь сухая земля, гладкие камни и пучки сухой травы. Сверху долетел короткий, сразу же оборвавшийся вопль, и она поняла, что с Юрием все кончено, но сейчас ей не было до этого никакого дела. Внезапно она с ужасом увидела, что камень, за который она держится, медленно выворачивается из земли, и отчаянно завопила. Наверху, совсем рядом раздался шелест травы, сминавшейся под тяжелыми лапами, и над Кирой появилась огромная собачья голова со слипшейся от крови черной шерстью - появилась стремительно, словно пес подскочил к обрыву в нетерпении поскорее увидеть ее падение... или поспособствовать этому. Но пес смотрел не на нее, а на камень.
Она видела его долю секунды, может быть даже меньше... Потом пес наклонился и вдруг окутался серой туманной дымкой, и сам словно стал клубящимся серым туманом. Крошки земли все стремительней высыпались из-под выворачивавшегося камня, вот уже заструился целый ручеек, Кира закричала, вложив в этот крик все оставшиеся силы, а клубящийся туман редел, рассыпался. Камень вывернулся, и в этот, самый, что ни на есть, распоследний миг, Киру крепко схватила за запястье сильная человеческая рука, с которой оползали остатки бесплотного тумана. Вниз протянулась другая, по которой змеился узкий ручеек крови, Кира, стиснув зубы от напряжения, потянулась ей навстречу, и вот уже и второе ее запястье в надежно сжавшихся пальцах. Она суетливо заболтала ногами, пытаясь нашарить опору.
- Не надо, мне так только тяжелее, - сказал Вадим, с окровавленного лица которого стекали последние клочья тумана, исчезая в утреннем воздухе. На его правой щеке темнели глубокие порезы, волосы на виске слиплись от крови, глаза были напряженными и далекими, и где-то в их глубине дрожал, угасая, яркий вишневый огонь. - Вытащу, только не дергайся.
Кира послушно замерла, ошарашено глядя перед собой, и тотчас ее потянули вверх - сначала медленно, потом быстрее, одна рука Вадима перехватила ее за пояс брюк и перевалила через обрыв. Кира приподнялась и проползла несколько метров вперед, мотая головой, после чего повалилась лицом в колючую траву, тяжело дыша. В отдалении послышался шум промчавшейся машины и затих. Рядом хрустнула трава, что-то проволокли мимо нее, послышался стук камешков, потом снизу долетел отдаленный звук удара, и Кира поняла, что это был Стадниченко.
- Жива? - негромко спросил Вадим.
- Вроде, - сипло ответила она и приподняла голову. Сердце уже не болело, и вообще Кира чувствовала себя на редкость хорошо, даже затылок прошел, и все теперь было бы замечательно, если б... если б не то, что она видела.
Она поднялась, пошатываясь, и медленно повернулась. Вадим стоял в метре от нее, глядя куда-то мимо и тяжело, хрипло дыша. Из его простреленной руки бежала кровь, пятная сухую траву. Он был босиком и из одежды на нем наличествовали только старые тренировочные штаны. Князев вытер ладонью окровавленный подбородок, сплюнул, устало посмотрел на Киру, отвернулся, сделал шаг в сторону, и его ноги подкосились. Он тяжело рухнул на колени, потом повалился набок, перекатился на спину и замер, хватая воздух окровавленными губами. Ахнув, Кира мгновенно метнулась к нему, с размаху кинувшись рядом на колени. Все мысли исчезли, все, что она видела, исчезло - сейчас это не имело никакого значения. Она приподняла его голову, обернулась на пустынную дорогу, потом осторожно опустила голову Вадима обратно и начала яростно сдирать с себя майку, как назло путаясь в бретельках, и наконец сдернула, оставшись в одном черном кружевном лифчике.
- Эта гонка... меня доконала... - пробормотал он, глядя на нее, и в его глазах была до боли знакомая теплая усмешка. - Что ты делаешь, Кира? Момент не самый подходящий...
- Вика... научила меня... научила... я сейчас... - зашептала Кира, просовывая сложенную майку под его руку и оборачивая вокруг нее. - Насквозь... кровь идет не так уж сильно... крупные сосуды не задеты...
- Перестань... и послушай меня... у меня мало времени... Там...
- Не стану ничего слушать! - закричала Кира зло. - Не надо мне ничего объяснять, ничего знать не хочу... но Влада... зачем ты убил Владу?.. господи, зачем?..
- Я не убивал ее, - Вадим хрипло выдохнул и закрыл глаза. Его лицо стремительно бледнело, под глазами расползались огромные тени. - Никого... в той... квартире... кто-то еще... кто-то сбежал... поэтому слушай... внимательно... Да перестань ты со своими тряпками! - вдруг рявкнул он изо всех сил и распахнул веки. Теперь в его глазах была лишь безнадежная усталая злость. - Что ты возишься?!.. что, не видела, кто я такой?!
- Дурак! - заорала Кира в ответ, но тут же успокаивающе провела пальцами по его перепачканной щеке, и Вадим снова закрыл глаза, но теперь его веки словно захлопнулись - тяжело, и она перепугалась не на шутку. Рана была легкой, крови он потерял не так уж много... почему же выглядит так, словно умирает? Она закрепила импровизированную повязку, потом оглянулась на машину. Это оказался старенький салатовый "москвич". Он стоял в нескольких метрах от них, но Кире показалось, что машину от нее отделяет целая пропасть. Ее взгляд метнулся обратно и по пути зацепился за валяющуюся среди сухой травы оторванную человеческую руку, все еще сжимавшую револьвер. Она скривилась, с размаху пнула руку носком босоножка, и та улетела за край обрыва.
- Вадик... - Кира легко похлопала его по щеке, - Вадик, очнись... не пропадай... я... ты слышишь?.. - она снова оглянулась на машину, потом подхватила его под подмышки, и в этот момент Вадим снова открыл глаза и прищурился, чуть водя головой из стороны в сторону, словно плохо видел, и отчего-то она вспомнила, как давным-давно, стоя на морской скале он как-то невесело посмеялся над тем, что Кира, якобы, хочет верить, будто спасший ее пес действовал по собственной инициативе.
...я нарушаю все мыслимые законы природы!..
У нее сжалось горло, и она отвернулась, чтобы Князев не мог увидеть ее лица. Вадим что-то пробормотал, но так тихо, что Кира не разобрала слов. Сжав зубы и застонав от напряжения, она приподняла его и потащила к "москвичу". Босые ноги Вадима безжизненно прыгали по камням, и если б он не шевелил беззвучно губами, Кире бы уже чудилось, что она тащит мертвеца.
- Я отвезу тебя в больницу, - хрипло шептала Кира, накрепко вцепившись в неподвижное тело. Вадим казался невероятно тяжелым, словно огромная каменная статуя, и казалось с каждой секундой становится все тяжелее. Почему она раньше не замечала, что он такой тяжелый, ведь он столько раз лежал на ней?.. - Вадик, я отвезу... сейчас... я успею... Только не умирай!.. не смей умирать, слышишь, мерзавец?!! Ты столько раз спасал меня... не смей умирать!
Она остановилась на мгновение, чтобы передохнуть, но ее ноги тут же разъехались, словно тряпичные, и Кира повалилась на землю рядом с Вадимом, все так же держа его под подмышки, и уткнулась мокрым от пота и слез лицом в его волосы. По утренней трассе то и дело проносились машины, но ни одна из них не остановилась. Ни одна.
- Брось, - вдруг хрипло сказал Вадим словно откуда-то издалека. - Поздно. Главное... что я успел... Ничего, это хорошее место. Умереть на свободе - это замечательно. Где угодно на свободе... только не там...
- Прекрати... - прошептала Кира и заставила себя встать. Ее шатало, руки дрожали - а ведь прошла-то всего ничего. Она шагнула к машине, открыла заднюю дверцу и вернулась к Князеву, снова подхватила его и поволокла, помогая себе словами. - Это не страшно... рана легкая... просто ты... много пробежал... у тебя... наверное... слабое сердце... ничего... тебя вылечат...
Кира усадила его, прислонив к машине, оббежала "москвич", забралась внутрь и втянула Вадима в салон. Он повалился на диван и прошептал:
- Мне не помогут в больнице. Это нельзя вылечить. Это не болезнь... Я слишком... далеко от дома... слишком далеко ушел...
И внезапно она поняла - и это, и еще очень многое. Захлопнула дверцу, прыгнула на сиденье водителя и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель взревел, и "москвич" мелко затрясся, словно в ознобе.
- Я отвезу тебя в наш район! - твердо сказала Кира, выжимая педаль. - Я успею!
- Оптимистка, - прошептал Вадим позади с агонизирующим весельем. - Тогда, для... начала... нажми другую педаль. Это тормоз.
Старательно следуя его указаниям, Кира кое-как подвела машину к трассе и закрутила головой по сторонам, пытаясь сообразить, куда ехать. Вадим слабо махнул рукой.
- Туда. Мы примерно в часе езды от города.
На ее лице появилось изумление, потом испуг. В часе езды?! Где же она была все это время? Час - это слишком мало... Но тут же, глянув на Вадима в зеркало обзора, Кира, не раздумывая больше, крутанула руль, и машина всполошено выпрыгнула на дорогу, словно кто-то огромный дал ей хорошего пинка. Час - это было много - слишком много. Она сжала зубы и погнала "москвич" на предельной скорости, иногда вылетая на встречную и обгоняя попадавшиеся машины самым грубым образом, отчего вслед ей летели возмущенные и злые гудки. Крепко вцепившись пальцами в руль, словно сросшись с ним, Кира мысленно бормотала про себя одно лишь слово, как спасительную молитву: "Пожалуйстапожалуйстапожалуйста..." То и дело она оглядывалась на Вадима. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, тяжело дыша, его губы стали бескровными, лицо посерело, и ей казалось, что Князев превращается в тень и вот-вот исчезнет из машины. Его голова моталась в такт езде, свисавшая с диванчика рука покачивалась, задевая пол кончиками пальцев, и улучив момент, Кира потянулась назад и схватила эту руку. Она была ледяной. Кира наклонилась и прижала его запястье к своей щеке, в ужасе воскликнув:
- Господи, почему ты такой холодный?!.. Вадим!..
- Кира... постарайся держать... руль хотя бы иногда... - произнес он, не открывая глаз.
Кира отпустила его руку, повернулась и, взвизгнув, крутанула руль, уводя машину со встречной, по которой летел, заливисто гудя, рейсовый автобус. Тяжело дыша, она ударила ладонью по рулю и от души выругалась.
- Однако, - заметили сзади. - Ты... на флоте не служила?..
- Вадим, не разговаривай... я тебя прошу!.. - Кира чуть не сорвалась на истеричный крик. - Не трать силы!.. Ты специально, что ли?!..
- Не разговаривать? - Князев усмехнулся. - Я всего... три года, как... научился. Мне теперь... все время хочется... разговаривать...
Кира машинально открыла рот для тут же родившегося вопроса - их и без того уже накопилось множество - но тут же захлопнула его. Потом глухо сказала - скорее себе, чем ему:
- Я довезу! Довезу!
- Зачем, Кира? Теперь - зачем?
- Затем! - отрезала она.
- А-а... понимаю... Бедная, у тебя, наверное... от вопросов сейчас... голова разламывается... А не... боишься сидеть... ко мне спиной?..
- Если ты сейчас же не прекратишь, я брошу руль и зажму себе уши, мы обязательно куда-нибудь врежемся, и ты будешь в этом виноват! - вспылила Кира, оглядываясь. Вадим тускло посмотрел на нее из-под полуопущенных век, потом закрыл глаза ладонью.
- Уй, да, это пробирает... - он закашлялся, содрогаясь всем телом, сморщился, и его ладонь скользнула к груди. - Черт!
- Что?! Больно?!
- Нет...
- Врешь! Когда-нибудь... именно так было?
- Именно так... нет... Я еще никогда... не уходил так... далеко...
- Зачем же ты... если знал, что это может тебя убить - зачем?!
- Отстань!.. - с болезненным раздражением ответил Вадим и закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. - Ты изволишь... быть недовольна тем... что жива?.. Нет, думаю... довольна... Вот и отстань от меня! Не гони так... разобьешься...
Кира коротко и свирепо оглянулась, закрутила руль, и "москвич", дребезжа всеми составными частями, заложил вираж, обходя идущую впереди машину, лишь самую малость не впечатавшись во встречный "топик". Из пролетевшего микроавтобуса ей что-то крикнули, и Кира с истеричной яростью заорала в окно:
- Сам коз-зел!
Вадим хмыкнул. Много времени спустя он недоуменно спросил:
- Так кто же был этот... кретин? Я понял, что он собирается тебя убить, но не понял, почему. Коллега твой... понятно... из-за чего, я видел его раньше... и воришку того тоже... но этот-то кто? Тоже из этой компании?
- Какой компании?
- Тех, кто оставил на стенах твоей квартиры... не очень хорошую часть своего прошлого.
Кира взглянула в зеркало - глаза Вадима смотрели на нее внимательно и... настороженно, как будто она могла представлять для него опасность. Она отвела взгляд и, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, выложила все, что касалось появления Стадниченко. Князев, выслушав, осуждающе покачал головой, и внезапно ей стало очень стыдно. Как ни крути, она была виновата - занималась бы творчеством и изысканиями дома, и ничего бы не случилось, и с ним все было бы в порядке... да и с ней тоже.
Но что ты сделала, Кира?.. Что ты сделала тогда в машине?..
- В каком году это было? - спросили ее сзади слегка озадаченно.
- В девяносто четвертом.
- А-а, ну понятно, почему я его не знаю - меня тогда еще не убили - да что там, меня тогда еще и на свете не было, - произнес Вадим деловито и так обыденно, словно рассуждал о состоянии трассы, по которой они ехали. Руль дернулся в руках Киры, машина вильнула к обочине и тут же снова выровнялась.
- Останови, - негромко потребовал Князев, выпрямляясь на диванчике. Кира, ошеломленно уставившись на дорогу и почти не видя ее, все же нашла в себе силы упрямо мотнуть головой.
- Нет! Ты опять?!..
- Останови, я сяду за руль. Дурак, сам виноват... но наверняка еще чего-нибудь брякну под руку, и ты точно куда-нибудь впишешься!
- Да ты что - куда тебе за руль?!
- Две минуты назад мы проехали границу города. Мне лучше, Кира.