Оля сидела, высунувшись в окошко. Она не бездельничала - работа у нее такая. В окошко высовываться.
Оля работала кассиром на заправке. И ей было грустно. Даже название "Лукойл" навевало мысли о луке, от которого плачут.
Во-первых, вчера Оле исполнилось 36. Для женщины эта цифра такая же роковая, как для мужчины пушкинские 37. Это вам уже не "тридцать с хвостиком", это уже прости-господи-прощай-молодость. А во-вторых и в-обидных, на днях Оля слышала, как на танцах Аркадий, который ей очень нравился, поддержал тему о грядущем праздновании дня рождения: "Какая Оля? Ну откуда я знаю, кто из них Ярашева? А, Оля с "Лукойла", а-а-а, ясно".
Оленьке Ярашевой было очень досадно. Да, в студии танца (кружок для "топтыжек" в подвале) их, Оль, было целых три. Но Аркадий мог бы все-таки или фамилию запомнить, или хотя бы не так громко и бесцеремонно говорить. Кому понравится быть "девушкой с заправки"? Вот именно, никому и обидно.
Танцами "королева бензоколонки" занималась уже второй год. Одновременно с декупажем - это когда взрослые люди обклеивают разные вещи красивыми картинками, и лакируют сверху. Декупаж - это искусство, хотя и очень похож на обыкновенную аппликацию.
В прошлом году Оля увлекалась изделиями из пластика - ваяла круглые бусы и смешные сережки-тортики. Еще раньше - делала картины из сухих цветов, разводила породистых хорьков, осваивала фигурное катание, вышивала крестиком, виртуозно готовила в пароварке и микроволновке, вполне продвинулась в искусстве создания коллажей с помощью "фотошопа", а два ее стихотворения даже напечатали в журнале "Уральский следопыт". Да, у одинокой девушки есть возможность реализовать свои таланты!
С детьми и мужем как-то не получилось. В тот период, когда сверстницы выходили замуж, у Оли был вялотекущий роман с программистом. Многолетний роман с совместным проживанием, французскими ужинами (вино, сыр и виноград), поездками в Турцию за его счет... но детей программист не хотел, и жениться - тоже. Хотел, вернее, но "когда-нибудь потом", и никогда не говорил, что это все как-то связано с Олей.
А потом, когда программист уехал в свою мать-ее-Америку - оказалось, что сверстники уже женаты, а сверстницы рожают одна за другой. Так что оставался декупаж.
Родители деньжат подкидывали, и Оля предпочитала работать необременительно. Чтобы не "на работу с десяти до семи", а два через два, ну или просто несколько дней в неделю. Чтобы на увлечения и вообще "жизнь" время оставалось. Заправка вполне в это правило вписывалась.
- Привет! - выдернул ее из мыслей мужчина с бородкой.
- Добрый день. - Олю раздражало панибратство. А еще шляпу надел!
На самом деле мужчина был без шляпы, просто именно так говорила Олина мама, когда считала, что человек выпендривается и "распушает хвост". Вместо пошлой шляпы у мужчины была седая бородка - кто в наше время бородки носит? И зонтик под мышкой. И второй, в петле на руке болтается, дурацкий бабский пёстрый зонтик в чехле.
- Понимаете, я сотрудник агентства, которое специализируется на праздниках, мечтах, подарках, сюрпризах и тому подобном. И сегодня я буду поздравлять вас с днем рождения. У вас ведь смена скоро заканчивается? В течение вечера вас ждут различные развлечения!
- Во-первых, а мне это надо? Во-вторых, кто это вас мне подарил? И в-третьих, может у меня планы на вечер!
- Нет у вас, Оля, никаких планов. Вон, вы какая грустная сидите. Кто подарил, как вы выражаетесь, меня - не знаю, меня откомандировало начальство. Но программа интересная!
И тут Оля, вопреки всем своим принципам, взяла и плюнула на правила безопасности, поведения приличных девушек и всякие "вообще". Взяла и согласилась пойти с Николаем Христиановичем.
И не пожалела. Сперва он повез ее в "Маугли-парк", где они вдвоем на скорость трижды прошли канатные трассы. Оля порадовалась, что надела утром джинсы, а Николай Христианович проявил отличную для своего возраста резвость и сноровку. Оля поневоле задумалась - какой возраст-то? В разные моменты получалось от сорока до шестидесяти. Вот когда висел вниз головой, зацепившись одной ногой за канат, и пытаясь дотянуться рукой до перекладины - ну явно сорок с хвостиком, и бороду наверняка красит под седину для солидности! А когда спрыгнул в сетку и за поясницу схватился - так вылитый старик.
После канатных подвигов они ели сладкую вату и шашлыки - все это Оля обычно не покупала, боясь даже задумываться, о том, как и из чего это все делается. Когда она рассказала о своих страхах Николаю (а к этому времени отчество он уже отбросил, как ящерица отбрасывает хвост), он рассмеялся и повел ее в магазин - покупать вареную колбасу, для комплекта. По пути он рассказывал байки о туалетной бумаге и крысиных коготках, которые, как говорят, входят в состав этого блюда, но Оле уже все было нипочем. Она съела и колбасу. И запила "колой", которой электрочайник от накипи очищают.
Потом они катались на электричке.
- У вас агентство малобюджетное, что ли? - спросила Оля Николая. - Почему электричка?
- Потому что лимузин банален, а вы девушка уникальная.
- Ну-ну. Но уникальная девушка никогда не каталась в лимузине! Впрочем, ладно. Зачем вам два зонтика? Да еще и в такую жару?
- Ну, нас же двое! Вдруг дождь пойдет...
- И что, вот этот цветастый ужас вы мне предназначаете?
- Выбирайте любой!
Оля без раздумий отобрала у Николая стильный зонт-трость - черный сверху, серебряный изнутри.
Только когда они вышли из электрички и пошли по полю, Оля сообразила, что в жаркий летний день нести складное убожество куда проще, чем стильную, но громоздкую трость. Впрочем, дорога, лежащая через пахучие травы, колдобины и коровьи лепешки, была недолгой. За полем был лес, а у леса стоял... лимузин.
- Вот это уже не банально! - произнес Николай так радостно, как будто лично дотолкал лимузин до опушки.
И они полезли внутрь.
Оля в лимузине посидела, полежала, повысовывалась в люк и даже выпила шампанского, вынутого из бара с бокалами. Заодно Николай вручил ей небольшой сверток, упакованный в цветную бумагу:
- А вот и подарок!
- Что это?
- Книга. Как известно, лучший подарок - это книга!
- А это не банально?
- Ну, если книга выбрана со вкусом...
Развернуть тщательно заклеенну скотчем упаковку оказалось непросто - и Оля сунула сверток в пакет (и почему подарки всегда дарят в картонных пакетах с ручками с дурацким цветком на боку?). Туда же ее гид наконец-то сложил свой дурацкий зонт. А тем временем лимузин привез их к домику, увитому плющом. Домик посреди леса?
- Это лесничество, - объяснил Николай.
Оказалось, что лесник, если он вообще тут был, жил со вкусом - камин в английском стиле, медвежья шкура на полу, изысканный ужин в кухне, оснащенной по последнему слову техник, легкая джазовая музыка из проигрывателя, ароматный сеновал во дворе...
На сеновале вечер и завершился. Окончательно поверившая в нереальность происходящего Оля так старательно пила вино флиртовала с Николаем, что сама не заметила, как соблазнила его. Они целовались в сене, и смотрели на звезды, сидя на крыльце, слушали кузнечиков, и он накидывал куртку на ее зазябшие плечи... Дождь, кстати, все-таки пошел, но они бегали под мелкими каплями воды на берег реки без всяких зонтиков.
В общем, все было так хорошо, что хотелось, чтобы это "хорошо" продолжалось.
...А проснулась Оля, когда все тот же лимузин припарковался около ее подъезда. Одна проснулась - Николай, видимо, остался в лесничестве. Было то ли раннее утро, то ли очень поздний вечер. Водитель проводил ее до квартиры, и подал пакет с книжкой. Оля рухнула досыпать.
Наутро она обнаружила, что захватила с собой зонт-трость. Второй зонт, конечно, тоже остался в пакете.
Оля попыталась провести расследование: от кого поступил заказ в агентство.
Ни один из родственников и друзей не признался.
Названия агентства она не спросила.
Она ждала, что Коля появится на заправке - заберет ее вечером, уже безо всяких заказов. Она даже захватила с собой зонт-трость на случай дождя. Он не пришел.
Её стало грустно и тошно.
Когда оказалось, что тошнота не проходит, Оля сделала тест. Две полоски ее почему-то не удивили. И не огорчили. Мама так вообще была счастлива: она уже думала, что внуков не увидит.
На УЗИ напророчили мальчика. Оле было все равно: к этому времени она точно знала, что на 36-летие получила самый лучший подарок.
Когда она складывала вещи в роддом, ей под руку попался тот давний пакет с подарком, и она все-таки вскрыла упаковку.
На обложке книги был нарисован дядечка с седой бородой и двумя зонтиками в руках и написано: "Оле Лукойе".
"Будет что малышу почитать!" - рассеяно подумала Оля, и сунула в подарочный пакет обменную карту.
Olja s "Lukojjla"
Olja sidela, vysunuvshis' v okoshko. Ona ne bezdel'nichala - rabota u nee takaja. V okoshko vysovyvat'sja.
Olja rabotala kassirom na zapravke. I ejj bylo grustno. Dazhe nazvanie "Lukojjl" navevalo mysli o luke, ot kotorogo plachut.
Vo-pervykh, vchera Ole ispolnilos' 36. Dlja zhenschiny ehta tzifra takaja zhe rokovaja, kak dlja muzhchiny pushkinskie 37. Ehto vam uzhe ne "tridtzat' s khvostikom", ehto uzhe prosti-gospodi-proschajj-molodost'. A vo-vtorykh i v-obidnykh, na dnjakh Olja slyshala, kak na tantzakh Arkadijj, kotoryjj ejj ochen' nravilsja, podderzhal temu o grjaduschem prazdnovanii dnja rozhdenija: "Kakaja Olja? Nu otkuda ja znaju, kto iz nikh Jarasheva? A, Olja s "Lukojjla", a-a-a, jasno".
Olen'ke Jarashevojj bylo ochen' dosadno. Da, v studii tantza (kruzhok dlja "toptyzhek" v podvale) ikh, Ol', bylo tzelykh tri. No Arkadijj mog by vse-taki ili familiju zapomnit', ili khotja by ne tak gromko i bestzeremonno govorit'. Komu ponravitsja byt' "devushkojj s zapravki"? Vot imenno, nikomu i obidno.
Tantzami "koroleva benzokolonki" zanimalas' uzhe vtorojj god. Odnovremenno s dekupazhem - ehto kogda vzroslye ljudi obkleivajut raznye veschi krasivymi kartinkami, i lakirujut sverkhu. Dekupazh - ehto iskusstvo, khotja i ochen' pokhozh na obyknovennuju applikatziju.
V proshlom godu Olja uvlekalas' izdelijami iz plastika - vajala kruglye busy i smeshnye serezhki-tortiki. Esche ran'she - delala kartiny iz sukhikh tzvetov, razvodila porodistykh khor'kov, osvaivala figurnoe katanie, vyshivala krestikom, virtuozno gotovila v parovarke i mikrovolnovke, vpolne prodvinulas' v iskusstve sozdanija kollazhejj s pomosch'ju "fotoshopa", a dva ee stikhotvorenija dazhe napechatali v zhurnale "Ural'skijj sledopyt". Da, u odinokojj devushki est' vozmozhnost' realizovat' svoi talanty!
S det'mi i muzhem kak-to ne poluchilos'. V tot period, kogda sverstnitzy vykhodili zamuzh, u Oli byl vjalotekuschijj roman s programmistom. Mnogoletnijj roman s sovmestnym prozhivaniem, frantzuzskimi uzhinami (vino, syr i vinograd), poezdkami v Turtziju za ego schet... no detejj programmist ne khotel, i zhenit'sja - tozhe. Khotel, vernee, no "kogda-nibud' potom", i nikogda ne govoril, chto ehto vse kak-to svjazano s Olejj.
A potom, kogda programmist uekhal v svoju mat'-ee-Ameriku - okazalos', chto sverstniki uzhe zhenaty, a sverstnitzy rozhajut odna za drugojj. Tak chto ostavalsja dekupazh.
Roditeli den'zhat podkidyvali, i Olja predpochitala rabotat' neobremenitel'no. Chtoby ne "na rabotu s desjati do semi", a dva cherez dva, nu ili prosto neskol'ko dnejj v nedelju. Chtoby na uvlechenija i voobsche "zhizn'" vremja ostavalos'. Zapravka vpolne v ehto pravilo vpisyvalas'.
- Privet! - vydernul ee iz myslejj muzhchina s borodkojj.
Na samom dele muzhchina byl bez shljapy, prosto imenno tak govorila Olina mama, kogda schitala, chto chelovek vypendrivaetsja i "raspushaet khvost". Vmesto poshlojj shljapy u muzhchiny byla sedaja borodka - kto v nashe vremja borodki nosit? I zontik pod myshkojj. I vtorojj, v petle na ruke boltaetsja, duratzkijj babskijj pjostryjj zontik v chekhle.
- Ponimaete, ja sotrudnik agentstva, kotoroe spetzializiruetsja na prazdnikakh, mechtakh, podarkakh, sjurprizakh i tomu podobnom. I segodnja ja budu pozdravljat' vas s dnem rozhdenija. U vas ved' smena skoro zakanchivaetsja? V techenie vechera vas zhdut razlichnye razvlechenija!
- Vo-pervykh, a mne ehto nado? Vo-vtorykh, kto ehto vas mne podaril? I v-tret'ikh, mozhet u menja plany na vecher!
- Net u vas, Olja, nikakikh planov. Von, vy kakaja grustnaja sidite. Kto podaril, kak vy vyrazhaetes', menja - ne znaju, menja otkomandirovalo nachal'stvo. No programma interesnaja!
I tut Olja, vopreki vsem svoim printzipam, vzjala i pljunula na pravila bezopasnosti, povedenija prilichnykh devushek i vsjakie "voobsche". Vzjala i soglasilas' pojjti s Nikolaem Khristianovichem.
I ne pozhalela. Sperva on povez ee v "Maugli-park", gde oni vdvoem na skorost' trizhdy proshli kanatnye trassy. Olja poradovalas', chto nadela utrom dzhinsy, a Nikolajj Khristianovich projavil otlichnuju dlja svoego vozrasta rezvost' i snorovku. Olja ponevole zadumalas' - kakojj vozrast-to? V raznye momenty poluchalos' ot soroka do shestidesjati. Vot kogda visel vniz golovojj, zatzepivshis' odnojj nogojj za kanat, i pytajas' dotjanut'sja rukojj do perekladiny - nu javno sorok s khvostikom, i borodu navernjaka krasit pod sedinu dlja solidnosti! A kogda sprygnul v setku i za pojasnitzu skhvatilsja - tak vylityjj starik.
Posle kanatnykh podvigov oni eli sladkuju vatu i shashlyki - vse ehto Olja obychno ne pokupala, bojas' dazhe zadumyvat'sja, o tom, kak i iz chego ehto vse delaetsja. Kogda ona rasskazala o svoikh strakhakh Nikolaju (a k ehtomu vremeni otchestvo on uzhe otbrosil, kak jascheritza otbrasyvaet khvost), on rassmejalsja i povel ee v magazin - pokupat' varenuju kolbasu, dlja komplekta. Po puti on rasskazyval bajjki o tualetnojj bumage i krysinykh kogotkakh, kotorye, kak govorjat, vkhodjat v sostav ehtogo bljuda, no Ole uzhe vse bylo nipochem. Ona s``ela i kolbasu. I zapila "kolojj", kotorojj ehlektrochajjnik ot nakipi ochischajut.
Potom oni katalis' na ehlektrichke.
- U vas agentstvo malobjudzhetnoe, chto li? - sprosila Olja Nikolaja. - Pochemu ehlektrichka?
- Potomu chto limuzin banalen, a vy devushka unikal'naja.
- Nu-nu. No unikal'naja devushka nikogda ne katalas' v limuzine! Vprochem, ladno. Zachem vam dva zontika? Da esche i v takuju zharu?
- Nu, nas zhe dvoe! Vdrug dozhd' pojjdet...
- I chto, vot ehtot tzvetastyjj uzhas vy mne prednaznachaete?
- Vybirajjte ljubojj!
Olja bez razdumijj otobrala u Nikolaja stil'nyjj zont-trost' - chernyjj sverkhu, serebrjanyjj iznutri.
Tol'ko kogda oni vyshli iz ehlektrichki i poshli po polju, Olja soobrazila, chto v zharkijj letnijj den' nesti skladnoe ubozhestvo kuda prosche, chem stil'nuju, no gromozdkuju trost'. Vprochem, doroga, lezhaschaja cherez pakhuchie travy, koldobiny i korov'i lepeshki, byla nedolgojj. Za polem byl les, a u lesa stojal... limuzin.
- Vot ehto uzhe ne banal'no! - proiznes Nikolajj tak radostno, kak budto lichno dotolkal limuzin do opushki.
I oni polezli vnutr'.
Olja v limuzine posidela, polezhala, povysovyvalas' v ljuk i dazhe vypila shampanskogo, vynutogo iz bara s bokalami. Zaodno Nikolajj vruchil ejj nebol'shojj svertok, upakovannyjj v tzvetnuju bumagu:
Razvernut' tschatel'no zakleennu skotchem upakovku okazalos' neprosto - i Olja sunula svertok v paket (i pochemu podarki vsegda darjat v kartonnykh paketakh s ruchkami s duratzkim tzvetkom na boku?). Tuda zhe ee gid nakonetz-to slozhil svojj duratzkijj zont. A tem vremenem limuzin privez ikh k domiku, uvitomu pljuschom. Domik posredi lesa?
- Ehto lesnichestvo, - ob``jasnil Nikolajj.
Okazalos', chto lesnik, esli on voobsche tut byl, zhil so vkusom - kamin v anglijjskom stile, medvezh'ja shkura na polu, izyskannyjj uzhin v kukhne, osnaschennojj po poslednemu slovu tekhnik, legkaja dzhazovaja muzyka iz proigryvatelja, aromatnyjj senoval vo dvore...
Na senovale vecher i zavershilsja. Okonchatel'no poverivshaja v nereal'nost' proiskhodjaschego Olja tak staratel'no pila vino flirtovala s Nikolaem, chto sama ne zametila, kak soblaznila ego. Oni tzelovalis' v sene, i smotreli na zvezdy, sidja na kryl'tze, slushali kuznechikov, i on nakidyval kurtku na ee zazjabshie plechi... Dozhd', kstati, vse-taki poshel, no oni begali pod melkimi kapljami vody na bereg reki bez vsjakikh zontikov.
V obschem, vse bylo tak khorosho, chto khotelos', chtoby ehto "khorosho" prodolzhalos'.
...A prosnulas' Olja, kogda vse tot zhe limuzin priparkovalsja okolo ee pod``ezda. Odna prosnulas' - Nikolajj, vidimo, ostalsja v lesnichestve. Bylo to li rannee utro, to li ochen' pozdnijj vecher. Voditel' provodil ee do kvartiry, i podal paket s knizhkojj. Olja rukhnula dosypat'.
Nautro ona obnaruzhila, chto zakhvatila s sobojj zont-trost'. Vtorojj zont, konechno, tozhe ostalsja v pakete.
Olja popytalas' provesti rassledovanie: ot kogo postupil zakaz v agentstvo.
Ni odin iz rodstvennikov i druzejj ne priznalsja.
Nazvanija agentstva ona ne sprosila.
Ona zhdala, chto Kolja pojavitsja na zapravke - zaberet ee vecherom, uzhe bezo vsjakikh zakazov. Ona dazhe zakhvatila s sobojj zont-trost' na sluchajj dozhdja. On ne prishel.
Ejo stalo grustno i toshno.
Kogda okazalos', chto toshnota ne prokhodit, Olja sdelala test. Dve poloski ee pochemu-to ne udivili. I ne ogorchili. Mama tak voobsche byla schastliva: ona uzhe dumala, chto vnukov ne uvidit.
Na UZI naprorochili mal'chika. Ole bylo vse ravno: k ehtomu vremeni ona tochno znala, chto na 36-letie poluchila samyjj luchshijj podarok.
Kogda ona skladyvala veschi v roddom, ejj pod ruku popalsja tot davnijj paket s podarkom, i ona vse-taki vskryla upakovku.
Na oblozhke knigi byl narisovan djadechka s sedojj borodojj i dvumja zontikami v rukakh i napisano: "Ole Lukojje".
"Budet chto malyshu pochitat'!" - rassejano podumala Olja, i sunula v podarochnyjj paket obmennuju kartu.