-Всеволод Анисимович Кочетов известен прежде всего как автор романа "Чего же ты хочешь?", в котором не боялся показать нарастающий кризис советского общества. Растущие приспособленчество, карьеризм, падение мотивации к труду. Усиливающуюся роль западных спецслужб, и ослабевающую способность государства противостоять им. Советскую золотую молодёжь, мающуюся от безделья, семейственность и кумовство, спекуляцию. В советское время Кочетова не любили многие официальные лица за то, что "бил в набат", показывая недостатки, которых при "развитом социализме" официально не существовало.
В постсоветское же время Кочетов и ему подобные подвергаются шельмованию со стороны либеральной интеллигенции, передовую роль которой в грядущем крахе системы он блестяще показал. Причём, действовали и действуют либеральные литературоведы ровно по тем самым схемам, которые Кочетов и описывает в своей книге.
Однако в бой с будущими губителями страны Кочетов вступил намного раньше. Первая схватка с ними произошла ещё на заре "Оттепели", в 1954-м году. Административный ресурс уже тогда - ещё до XX съезда - начал выступать именно на стороне "реформаторов" советского строя или в лучшем случае бездействовал. Бой этот Кочетов проиграл и был смещён с поста секретаря Ленинградской писательской организации.
Начать рассказ об этой истории следует с экскурса в 1946-й год, когда было принято знаменитое постановление Оргбюро ЦК "О Журналах "Звезда" и "Ленинград"". Либеральные литературоведы сегодня пытаются представить дело так, будто это постановление об Ахматовой и Зощенко. Но это совершенно не так. Действительно, на примере Зощенко и Ахматовой были заклеймены те тенденции в литературе, которые партийные идеологи считали ошибочными. Но изначально целью этого постановления было вскрытие групповщины среди писателей и критиков, "оседлавших" ленинградские литературные журналы и относящихся к ним, как к своей вотчине.
Как отмечается в постановлении Оргбюро ЦК, опубликованном "Правдой" 14 августа 1946 года, "Недостаток идейности у руководящих работников "Звезды" и "Ленинграда" привел также к тому, что эти работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей и политического направления деятельности литераторов, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельских отношений притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения. Такого рода либерализм, при котором интересы народа и государства, интересы правильного воспитания нашей молодежи приносятся в жертву приятельским отношениям и при котором заглушается критика, приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, перестают двигаться вперед".
Речь шла не только об идеологическом ущербе и о нравственности. Но и о вполне конкретном экономическом ущербе, который мог выражаться в рублях. Согласно стенограмме заседания Оргбюро ЦК по вопросу о журналах "Звезда" и "Ленинград", ответственный секретарь Ленинградской секции Союза советских писателей А. Прокофьев прямым текстом говорит: "журналы "Звезда" и "Ленинград" принесли убыток государству около 1 млн. рублей". Для сравнения московский журнал "Знамя", как явствует из той же стенограммы, давал около 1 млн. прибыли.
В писательской среде Ленинграда на момент выхода Постановления выделялись две неравного размера группы, одна из которых твёрдо держала в своих руках большую часть финансовых потоков, контролируя в т.ч. и те самые журналы. Вторая имела меньший вес и меньшую поддержку партийного руководства города, будучи при этом организованной оппозицией первой группе.
Раскол углублялся нерациональной структурой Ленинградского отделения Союза Советских Писателей. В нём существовало два частично дублирующих друг друга органа: Партгруппа правления ЛО ССП с одной стороны и Партбюро ЛО ССП с другой. Партгруппа подчинялась напрямую Горкому, а Партбюро - Дзержинскому райкому Ленинграда (Дзержинский район - ныне часть центрального р-на СПб).
В составе первой группы выделялись А.А. Прокофьев (председатель партгруппы), Ю.П. Герман,[1] В.Ф. Панова, В. К. Кетлинская, Е. И. Катерли, Л. Т. Браусевич, Д. Я, Дар,[2] О.Ф. Берггольц. А также Зощенко и Ахматова.
Костяк второй группы составляли К.Т. Ванин (секретарь партбюро), В. П. Друзин (с 1947-го редактор журнала "Звезда"), Г.И. Мирошниченко, А.Е. Фёдоров, Н.А. Брыкин, Г.К. Холопов, А.Е. Решетов, С.А. Воронин и др.
Шла борьба за финансы и влияние, а потому неудивительно, что на общегородском собрании работников литературы и издательств 16 августа 1946 г., как раз посвященном постановлению ЦК, страсти горели нешуточные.
Н.А. Брыкин: О групповщине, о Германе, Лифшице, Гитовиче и иже с ними я не говорю. Что им партия, родина, Союз писателей, советская литература. Этим людям не дорог авторитет ленинградских писателей, Ленинграда, их дело хапнуть квартиру на Марсовом поле, дачу в Келломяках, не только лишнее переиздание книги, но и два-три оклада жалованья за безделье и дело с концом...
В доме на Марсовом поле жили многие известные питерские литераторы, которых (как того же Германа) представляют сегодня чуть ли не жертвами "тоталитарного редима". Келломяки - это старое название посёлка Комарово.[3]
И. Ф. КРАТТ: Я не хочу говорить, что могу отвечать за всех членов президиума, но это вызовет не только недоумение, но возмущение членов Союза, которые два раза проваливали Кетлинскую на общем собрании. Я во время блокады был здесь. Я знаю Кетлинскую, как и товарищи, которые были не только здесь, но и за пределами блокады. Я не хочу чернить деятельность Кетлинской, которая делала много. Тогда были ошибки и у тех или других людей, но общее собрание писателей сразу же после блокады и в прошлом году, когда выдвигали правление, резко и отрицательно выступило против Кетлинской. Не знаю точно, кто говорил, но говорили, что много людей из-за нее умерли. Это голос народа! Я не могу предъявлять Кетлинской обвинения, но лично знаю и считаю, что если мы не сможем разбить перед писателями мнение о Кетлинской (довольно двусмысленное) -- нельзя выдвигать ее в выборные органы. Союз выбирал ее два раза, и ее не провели.
Кетлинская с июня 1941 по июль 1942 была ответственным секретарём Ленинградского отделения ССП. Слухи о её безбедном существовании в умирающем от голода городе ходили разные, в т.ч. явно неправдоподобные. Достоверно известно, что свадьбу с другим писателем - А.И. Зониным она сыграла как раз в 42-м году.[4]
Несмотря на все усилия представителей второй группы, постановление Оргбюро ЦК почти не поменяло расклад сил. Дело в том, что на стороне первой группы стояло городское партийное руководство. Одна из "кормушек", т.е. ликвидированный журнал "Ленинград", была потеряна. Но остальные - лекции, переводы, и собственно гонорары за книги, никуда не делись. В "Звезде" Друзин так и не стал полноправным хозяином, поскольку над ним был обком, а рядом с ним - редколлегия. Прокофьева сняли, но на его место при поддержке Горкома избрали А.Г. Дементьева, принадлежавшего к той же группе.
Во время Ленинградского дела вторая группа вновь атаковала, педалируя связь первой группы с опальными ленинградцами, а чуть позже - пытаясь представить оппонентов "низкопоклонниками перед западом и космополитами". Однако большого успеха не достигли. Причём, сами тоже понесли потери, цитированный выше Брыкин был осуждён в рамках ленинградского дела за антисоветскую агитацию. Что же касается подхалимажа, то за него критиковали не только очерк видной представительницы первой группы Кетлинской "Секретарь райкома", но и "Грозу над Шелонью" Фёдорова, представлявшего вторую группу.
Страсти опять горели нешуточные, в условиях 49-50 гг. схватка была смертельной в почти прямом смысле. Обратимся к партсобранию писательской организации 14 марта 1949 г., где обсуждалось Постановление объединенного пленума обкома и горкома ВКП(б) от 22 февраля 1949 г., которое дало старт Ленинградскому делу.
А.Е. Решетов. Коммунисту Мирошниченко, который потребовал ответа на свое заявление о несоответствии биографических данных т. Кетлинской, сообщенных ею при вступлении в партию, с теми данными, которые были в выходившей тогда книге Тарасова об адмирале Кетлинском, т. Синцов в ответ на законное заявление коммуниста ответил оскорбительно грубо: "мы знаем вас как специалиста по изничтожению Кетлинской". Таким образом, Секретарь Горкома не встал на защиту элементарных уставных прав члена партии, заметившего обман со стороны другого члена партии и не промолчавшего об этом, а накинулся на т. Мирошниченко, стараясь запугать его, и взял под свою защиту человека, обманывающего партию. Книга Тарасова, на которую ссылался т. Мирошниченко, была задержана долгое время, ее старательно подчищали, выполняя странное задание т. Синцова, взявшего под покровительство Кетлинскую. Т. Мирошниченко ходил как неприкаянный взятым под подозрение человеком. Вероятно, этим и объясняется тот факт, что патриотическая книга Мирошниченко "Азов" до сих пор не может выйти в свет, что он, неведомо почему, до сих пор ходит этаким пасынком в Союзе писателей.
Е. А. Федоров: Те люди, которые способствовали развалу работы наших ленинградских журналов, которые создали и вели групповую линию (Прокофьев, Герман и др.), вновь оказались в руководстве писательской организации, укрепили свои группы и беззастенчиво стали травить всех тех, кто по-настоящему и с душой взялся за осуществление решений ЦК ВКП(б). На протяжении двух лет длилась эта возмутительная история, когда руководство в лице Прокофьева, Германа и их группировки использовало все возможности нашей организации для своих групповых целей. В прошлом году Лен. Горком партии обследовал работу нашей организации и вынес свое авторитетное решение. Хотя в стенах Союза перестали травить честных активных писателей, прикрыли кормушку, из которой ряд лет нагло, беззастенчиво и безнаказанно группа Прокофьева-Германа расхищала государственные средства, но памятное собрание, когда секретарь Горкома ВКП(б) т. Синцов зачитал нам это постановление и на котором началось конкретное проведение в жизнь этого постановления, методы, которые применялись, далеко отошли от наших уставных принципов партии. Почему и на каком основании было наложено "табу" неприкосновенности на т. Прокофьева, наиболее из всех виновного во всех безобразиях, творившихся в ЛО ССП. Мало того, его опять ввели в руководство. Почему т.т. Лифшиц, Катерли, Прокофьев, нарушившие устав нашей партии, скрыв свои заработки, не понесли должного наказания? Почему дочь царского адмирала-палача, казнившего на Севере наших революционных моряков, и предателя Родины, Кетлинская, активно выступавшая против С. М. Кирова, в свое время исключенная из партии и только благодаря странному заступничеству Лозовского вновь восстановленная, пользуется таким трогательным вниманием, так заботливо всюду выдвигается во все руководящие организации: и в Ленсовет, и в Обл. профсовет, и в Партбюро, и на международный Конгресс?
Отец Кетлинской действительно был адмиралом царского фронта, но в казнях революционных матросов замечен не был. Напротив, принял сторону большевиков и был убит английской разведкой в Мурманске, поскольку мешал готовящейся интервенции. Против Кирова Кетлинская выступала в возрасте 19 лет.
Приходилось лавировать и Дементьеву, который не мог не обрушиться на Кетлинскую с критикой. 2 ноября 1949 г. на заседании партбюро Дементьев заявил: "Ее очерк, напечатанный в сборнике "Ленинградцы", на все лады восхваляющий бывшего секретаря Кировского района, одного из участников антипартийной группы - Тихонова, и проникнут совершенно подхалимским отношением к Кузнецову и Попкову". Имелся в виду всё тот же очерк, написанный по заказу партийного руководства. Ленинградское руководство само себе заказывало панегирики у прикормленных писателей. А платило за это народными средствами.
Тем не менее, несмотря на все усилия Мирошниченко, Фёдорова и др. Ленинградское дело тоже не поменяло "статус кво" в ленинградской писательской организации. Несмотря на то, что бывшие ленинградские руководители явно симпатизировали именно первой группе, и имели с ней не только идейные, но личные связи (секретарь горкома по идеологии Н.Д. Синцов был, например, любовником В.К. Кетлинской), писателей и эта гроза обошла стороной.
Почти обошла. Г.А. Гуковский[5] и А. И. Зонин (муж Веры Кетлинской)[6] были арестованы в 49-м как низкопоклонники перед западом. Кетлинской был объявлен строгий выговор за мужа, во-первых, и за подхалимский очерк о Тихонове - секретаре Кировского райкома, арестованном по Ленинградскому делу, - во-вторых. Вот и все потери первой группы.
Противостояние было в самом разгаре, когда в феврале 1953-го года новым ответственный секретарём Ленинградского отделения ССП был избран Кочетов. Произошло это на волне успеха его романа "Журбины", который моментально завоевал любовь советского читателя. Кочетову и предстояло разобраться с этим "клубком единомышленников" и навести в организации порядок.
Историю своего недолгого руководства писательской организацией Кочетов иносказательно описал в романе "Молодость с нами" - втором своём крупном произведении. В нём директора завода назначают руководить плохо работающим НИИ. Столкнувшись с двумя организованными группами, покрывающими паразитарное существование своих членов, новый глава собирает вокруг себя немногих честных (т.е. не проедающих зазря народное добро) учёных. И переламывает ситуацию, несмотря на сопротивление секретаря Обкома.
В этом романе впервые проявляется фирменный стиль Кочетова: многие действующие лица имеют вполне определённых прототипов, а то и вовсе списаны с натуры. Так, Мукосеев - это портрет упомянутого выше Мирошниченко. В Серафиме Шуваловой можно увидеть некоторые черты Веры Пановой и Ольги Берггольц, но главным образом - это, конечно же, Вера Кетлинская. Мелентьев это Дементьев. А секретарь горкома Савватеев - это партийный деятель Фрол Козлов.
Основное отличие романа от жизни - позитивный финал. В реальности деятельность Кочетова закончилась тем, что его не выбрали в правление писательской организации и, соответственно, секретарём. Связано это с изменениями, произошедшими в руководстве городом. Кочетова поставил наводить порядок Василий Михайлович Андрианов, первый секретарь Обкома, пришедший после Ленинградского дела. Это был человек Маленкова, успевший, кстати, за короткий срок сделать немало хорошего для города, в т.ч. и в области науки и искусства. Однако после смерти Сталина в начавшейся борьбе за власть Андрианов поставил на Берию. На этом и погорел: после ареста Лаврентия Павловича его звезда закатилась, и новым первым Ленинграда стал Фрол Романович Козлов. Полностью ориентированный на Хрущёва.
Специфика политики Никиты Сергеевича хорошо известна. При нём создавался режим наибольшего благоприятствования для всех групп и группочек, если те не встали лично Хрущёву в оппозицию. Персонажи, подобные тем, с кем поставили бороться Кочетова, и стали для Хрущёва опорной базой в борьбе за власть.
Именно эту политику и начал проводить в Ленинграде Козлов, дошла она и до Союза писателей. Таким образом, Кочетов лишился поддержки партийного руководства и остался один на один с двумя спевшимися за много лет, опытными и живучими командами. И в этой ситуации он, несмотря ни на что, повёл наступление. Мог ли Всеволод Анисимович поступить иначе? Если верить его роману, вполне мог: ему предлагали примкнуть и наслаждаться жизнью, пользуясь возможностью распределять кормушку между подельниками. Но Кочетов был, в отличие от своих противников, человек принципиальный.
Усугубляла положение Кочетова начавшаяся "Оттепель". Первые её симптомы можно наблюдать задолго до XX съезда, и даже до ареста Берии, который последовал в июне 53-го года. Немедля подняли головы и принялись потихонечку бороться с "культом личности" писатели вроде Эренбурга и заново принятого в союз писателей (Ахматову восстановили раньше) Зощенко. Последний и вовсе с охотой выступил перед английскими студентами ("буржуазными щенками", по выражению Симонова) выставляя себя, обладателя квартиры на Марсовом поле и дачи в Сестрорецке, едва ли не умирающим с голодухи.[7] Аналогичные процессы шли среди композиторов, и особенно ярко проявились среди деятелей изобразительного искусства.
Летом (то самое холодное лето 53-го) по амнистии помимо уголовников вышли на свободу и первые политзаключенные. А в 54-м году в Ленинград начали возвращаться освобождённые фигуранты Ленинградского дела, вроде Н.Д. Синцова, любовника Кетлинской. Всё это были явные сигналы для замаскированных антисоветчиков: "малый вперёд"! Пока "малый".
Интрига против Кочетова началась летом 54-го года. Изрядно надоевший своей принципиальностью ответственный секретарь написал рецензию на роман "Времена года", новую (ничем не отличающуюся от предыдущих) книгу маститой ленинградской писательницы Веры Пановой. Статья "Какие это времена" была опубликована в газете "Правда" от 27 мая 1954-го года.
Приведу самое острое место из этой статьи. "К чему же читатель призывается в итоге? К тому, чтобы жалеть детей Борташевича, жалеть и понимать Дорофею с ее сыном, удивлять-ся тому, что в семьях мерзавцев выраста-ют отличные дети, а и семьях тех, кто про-ливал кровь за Советскую власть, выраста-ют дети-мерзавцы, и думать: вот ведь как на свете бывает.
Если так, если автор романа "Времена года" ставил перед собой задачу только по-казать то, что "бывает в жизни", не да-вая этому никакой оценки, значит, он шел по пути натурализма. А натурализм ничего не объясняет. Натурализм способен развле-кать, удивлять, затрагивать какие-то чув-ства, но отнюдь не способен давать глубо-кие, жизненно правдивые, социальные и художественные обобщения.
Читатель ждет от нас, советских писа-телей, не картинок типа "так бывает в жизни", а ответа на вопросы, возникающие в жизни. Писать правду жизни -- это не просто фотографировать то, что лежит на поверхности явлений, а глубоко осмыс-ливать явления жизни, показывать борьбу нового со старым, содействовать победе передового, нового, прогрессивного. Таково требование метода социалистического реа-лизма".
В ответ Панова отправляет на Кочетова жалобу "на высочайшее имя". Из письма Пановой Хрущеву 3 июня 1954 г.
"Тон статьи В.Кочетова и отчета "Ленинградской правды", небы-вало грубый и высокомерный, абсолютно рапповский, и выводы, ко-торые в них делаются,-направлены на уничтожение меня как пи-сателя. "Времена года"-четвертый мой роман после войны (кроме него мною написаны книжки "Спутники", "Кружилиха", "Ясный берег").
Сейчас я работаю над пятым романом и над пьесой.
Безусловно, во "Временах года", да и в предыдущих моих книгах, много различных недостатков. Критика указывала мне на них и про-должает указывать. В меру своих сил и возможностей я стараюсь эти недостатки --преодолевать.
Но допустим ли такой тон и такое отношение, какие проявляют тт. Кочетов и Друзин (руководители литературных сил Ленинграда), к человеку, который непрерывно работает? Могут ли подобные гру-бые окрики принести писателю пользу?
Думаю, что они только запугивают писателя, вызывают в нем со-мнения насчет целесообразности его работы и выводят его из трудо-вой колеи.
Никита Сергеевич! Я надеюсь, что ЦК КПСС оградит писателя, стремящегося честно выполнять свой долг перед партией и народом, от огульного охаивания и заушательской проработки.
В.Панова"
Ничего похожего на попытку "уничтожить как писателя" в кочетовской статье, как мы видели, не прослеживается. Что же касается "рапповского тона", то Панова могла бы спросить о том, что это такое у своего товарища Льва Плоткина, защищавшего ей от "нападок" Кочетова. В 1937-м сей Ленинградский критик писал о поэте Борисе Корнилове. "Лик Корнилова - лик кулацкого последыша, ненавидящего нашу социалистическую действительность лютой ненавистью. <...> Творчество Корнилова глубоко враждебно социалистической культуре".
Панову можно "поздравить соврамши", выражаясь языком действительно много пострадвашего от РАППа Булгакова. И очевидно, что едва ли Панова решилась вводить первое лицо в заблуждение, если бы заранее не была уверена в благосклонной реакции на свою кляузу.
Одновременно Кочетова, ещё не успевшего сплотить вокруг себя большинство писательской организации Ленинграда, начинают травить. Поползли (усилиями в основном Кетлинской) всевозможные слухи и сплетни.[8] В частности, был пущен слух о том, что Кочетов узнал о "тяжелейшем инфаркте" Пановой и бросил фразу "Нас инфарктами не запугаешь!". Документального подтверждения этой фразы нет, как и подтверждения инфаркта Пановой. Зато документально зафиксировано наличие у Пановой сил на доносы Хрущёву.
Слух, однако, разошёлся широко. В частности фигурирует в романе "Тишина" Юрия Бондарева, где речь идёт уже о среде художников: "Кстати, он тяжело заболел после этого полупочтенного собрания. И что, вы думали, было сказано после этого? -- Мукомолов отсекающе махнул зажатой в пальцах папиросой. -- Один наш монументалист на это сказал: "Нас инфарктами не запугаешь"."
Следующим актом схватки стало Общее собрание Ленинградского отделения Союза советских писателей, которое состоялось 15 июня. Цитирую по "Информации Ленинградского обкома КПСС".
15 июня 1954 года состоялось общее собрание писателей Ленин-градского отделения Союза советских писателей СССР с вопросом "О задачах писательской организации в связи с подготовкой ко Вто-рому Всесоюзному съезду советских писателей".
С докладом выступил главный редактор журнала "Звезда" В.Друзин.
В.Друзин подверг резкой критике идейно-порочные пьесы "Гос-ти" Л.Зорина, "Наследный принц" А.Мариенгофа, "Дочь прокурора" Ю.Яновского, а также вредное направление критического отдела журнала "Новый мир". Отдельно докладчик остановился на повести И.Эренбурга "Оттепель", подчеркнув объективный вред этого оши-бочного произведения талантливого писателя.
Докладчик показал, что безудержное захваливание В. Пановой, приведшее к культу ее творческого метода, могло проявиться только в обстановке отсутствия принципиальной критики и самокритики, в результате снижения требовательности к творчеству писателей.
Наряду с этим В.Друзин подверг критике ошибочную формулу В.Берггольц о "самовыражении" поэта.
Основные положения доклада полностью поддержали В.Саянов, П. Далецкий, В.Кочетов, С.Цимбал, И. Неручев. Н. Луговцев, а также выступивший в конце собрания К. Симонов.
...
Выступление В.Кетлинской было рассчитано на то, чтобы внести раскол в организацию писателей, восстановить массу писателей про-тив ответственного секретаря отделения. При этом она прибегла к самым провокационным приемам, не побрезговав передачей грязных сплетен о новом романе В. Кочетова.
В.Кетлинская пыталась дискредитировать доклад В.Друзина, све-сти на нет значение обсуждения основных идейно-творческих во-просов, заявив, что на собрании нужно было говорить только о кон-кретных делах. Резко выступив против оценки, данной В.Кочетовым роману В.Пановой "Времена года", В.Кетлинская расценила этот роман как шаг вперед в творчестве талантливой писательницы.
Л.Плоткин резко выступил против критики романа В.Пановой "Времена года", назвав "проработкой" те суждения, которые были высказаны об этом романе в докладе и статье В.Кочетова.
А концом Кочетова как руководителя стало Собрание ленинградского отделения ССП, проходившее с 6 по 8 декабря 1954 года, где Кочетова не выбрали в правление. У Всеволода Анисимовича были все шансы остаться при кормушке. Для этого достаточно было пойти на поводу у большинства, продолжавшего группироваться вокруг того же Прокофьева, Германа, Кетлинской и пр. наиболее влиятельных писателей Ленинграда. И подобно Дементьеву стать "техническим" руководителем. Но Кочетов не только не сделал этого, но напротив, пошёл на обострение.
Удар был нанесён по самому больному месту ленинградских писателей. По карману. "Лишен-ный творческих секций, Союз действительно превратится в литературный департамент; который не в силах будет влиять на монополистические группки при издательствах и журна-лах... Мы знаем, к чему пришло дело на "производственной площад-ке" журнала "Октябрь" из-за того, что т. Панферов творческую ра-боту оторвал от Союза. Мы знаем и другой пример, пример того, как на "производственной площадке" журнала "Новый мир" возникла и стала активно осуществляться идея пересмотра основных принципов развития нашей советской литературы". Как видим, в 1954-м году Кочетов борется с тем же, с чем и ЦК КПСС в 1946-м, принимая постановление о "Звезде" и "Ленинграде". Отсюда - уже шаг до попытки залезть в писательский карман и устроить там аудит. А потому лишённый поддержки партийного руководства Кочетов был обречён.
Из Информации Ленинградского обкома КПСС
"10 декабря с.г. состоялось заседание нового Правления, на кото-ром ответственным секретарем Правления единодушно избран Алек-сандр Прокофьев, заместителем ответственного секретаря -- Г.Холопов, секретарями избраны В.Саянов, В.Панова, В.Чивилихин, Д.Гранин и С.Орлов.
При обсуждении кандидатур в состав секретариата на заседании партийной части и всего Правления в целом отдельные писатели в интересах групповщины боролись за избрание в секретариат Е.Катерли, М.Слонимского и особенно Ю.Германа, которого хотели провести на пост заместителя ответственного секретаря Правления".
Основными противниками Кочетова на последнем для него заседании стали, помимо традиционных уже Пановой и Кетлинской, Юрий Герман и Кирилл Косцинский (наст. Фамилия Успенский).[9]
Что же касается партийной поддержки, то её за Кочетовым уже не было. Наоборот, партия в лице Фрола Козлова - ленинградского проводника хрущёвской политики - оказывала поддержку его оппонентам. Как сказано в том же документе (подписанным Козловым), "По числу голосов в состав правления не прошел В.Кочетов, ответственный секретарь прежнего состава правления. Это произош-ло, как следствие недоброжелательного отношения к В. Кочетову со стороны известной части писателей, не согласных с его статьей в "Правде" о романе В.Пановой "Времена года". Кроме того, В.Коче-тов на посту ответственного секретаря правления допускал излиш-нюю резкость и не проявлял должного внимания к запросам и нуж-дам отдельных писателей. К тому же в своем заключительном слове т. Кочетов допустил бестактность по отношению к отдельным писа-телям и не ответил на справедливые критические замечания, выска-занные на собрании в его адрес".
Ленинградские партфункционеры просто отдали Кочетова на съедение тем самым силам, ради борьбы с которыми Кочетова на эту должность назначали их предшественники. Отметим, что за 16 месяцев своего управления ленинградской писательской организацией Кочетов успел создать группу своих сторонников. Это в первую очередь упомянутые выше Друзин, Холопов, Воронин, а также А.Л. Дымшиц. Про последнего вскоре распространилась эпиграмма.
...Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей,
Там Дымшиц на коротких ножках,
Погромов жаждущий еврей;
Наличие еврея-Дымшица затрудняло попытки приклеить к группе Кочетова ещё и ярлык "фашистов". Поэтому в антисемиты попытались записать и самого Дымшица. Не забыв оттоптаться и на физических недостатках последнего. "Людям с прекрасными лицами" это позволительно. А вот если бы себе что-то в этом роде позволил кто-то из их оппонентов, вой стоял бы по сию пору.
Итогом короткого секретарства Кочетова стало сохранение всё того же статуса-кво. Слишком честного и принципиального Всеволода Анисимовича убрали в Москву. "Новым-старым" руководителем стал непотопляемый Прокофьев. Всё правление (за исключением Холопова) было укомплектовано сторонниками всё той же группы, которая прочно захватила рычаги власти в ленинградской писательской организации ещё до войны. Особо ценной кормушкой стал для них Ленфильм.[10]
И тем не менее сторонники Кочетова показали свою способность к борьбе и определённую идейную мотивацию, чем их оппоненты похвастаться не могли. Даже после того, как Кочетов лишился всех постов в Ленинграде, его немногие товарищи продолжали сопротивляться вороватой и почти всевластной писательской группе. И если бы партия хотела навести в ленинградском искусстве порядок, она бы вполне смогла это сделать. Но для этого надо было много работать во-первых, и быть идейно мотивированными во-вторых. Хрущёвская часть партии продемонстрировала тогда, что первого не желает, а вторым не обладает.
Окончательная победа этой части партии и определила (что в 60-х гг. начнёт предсказывать Кочетов) последовавший крах СССР.
↑Юрий Герман - известный в своё время писатель, автор конъюнктурных повестей. В 30-х штамповал повести про отважных чекистов, в т.ч. про самого Дзержинского. Как только пошла мода на всё русское - заготовил сценарий о жизни русского доктора Пирогова. Когда во время войны началась дружба с англичанами и американцами, появилась повесть "Би хэппи" о мужественных британских моряках. Когда после войны подзатихли гонения на церковь, в книге "Россия молодая" появился образ архиерея, патриота и бессребреника. В 1964-м написал сценарий "Верьте мне люди" про "преодоление последствий культа личности" в советских тюрьмах и про перевоспитание блатных добрым словом и чтением морали. Была при Хрущёве и такая кампания.
Помимо прочих постов был членом худсовета Ленфильма. Это особенно интересно, если учесть, что именно Герман-отец устроил на режиссёрский факультет своего сына Алексея, что называется "по блату", о чём сам Алексей не стеснялся впоследствии рассказывать. А в положенное время свет увидел ещё одного тоже Алексея, тоже Германа и тоже режиссёра Ленфильма. Последний здравствует и поныне, являя миру один за другим антисоветские фильмы.
↑Давид Дар, муж Веры Пановой. Участник диссидентского движения. Вскоре после смерти супруги эмигрировал Израиль.
↑ Много позже Н. С. Косарева, первый секретарь Дзержинского райкома КПСС (напомню, что партбюро писательской организации подчинялось Дзержинскому райкому), выступая на закрытом партийном собрании ЛО СП РСФСР 17 мая 1961 г. Возмущалась.
"...И когда я прибыла в Сестрорецкий райком партии, меня спросили: -- Вы из Дзержинского района? Я говорю: "Да". -- Союз писателей у вас? -- Да.
-- Вы разберитесь в том, что у нас, а мы попросим Дзержинский райком партии помочь Сестрорецкому райкому партии. Сначала мне было невдомек, в чем дело. Но меня посадили в машину и повезли и показали мне, что имеют писатели. Я была потрясена: городок -- дачки, веранды и т.д., ну, это естественно, и это я понимаю. Но когда я увидела 10-15 дач вилл, то когда сегодня говорили о Воронине -- все понятно, так как там кому-то надо удобрять землю, нужно "холить" эти дачи, а это делается ведь не руками самого писателя, у него и времени-то на это нет. А как Союз писателей реагирует на это? Как мы можем нести в массы коммунистическую идеологию?! (С МЕСТА: А он главный редактор журнала). Я говорю не только о Воронине. Я могу назвать 12 фамилий, это и Мирошниченко, и Эвентов, и Капица, и Кетлинская, и Панова... (С МЕСТА: У Пановой нет) (С МЕСТА: Но будет). Я говорю, что нам нужно выйти из этого создавшегося положения. Можно иметь дачу, но нужно иметь пределы, чтобы нам не кололи глаз, что товарищи несут в массы коммунистическую идеологию, а сами какими вещами занимаются". Кстати, Зощенко тоже имел дачу в Сестрорецке, и если бы не умер в 58-м году, наверняка, Косарева упомянула бы и его наряду с друзьями и единомышленниками: Пановой, Капицей, Кетлинской...
↑"В январе 1942 года, в то время, когда вокруг от голода и холода умирали писатели и не писатели, Кетлинская праздновала свою свадьбу с А. И. Зониным, состоявшим в группе писателей при Политуправлении Балтфлота. Квартира Кетлинской находилась в "писательском" доме (канал Грибоедова, 9), и множество людей слышали в этот январский день из квартиры Кетлинской звуки патефона, шарканье танцующих, а по коридору разносились запахи вкусной пищи. Это так чудовищно, что в это трудно поверить..."
(Глинка В. М. Блокада // Хранитель: В.М. Глинка. Воспоминания, архивы, письма. СПб., 2006. С. 108).
↑Арестован в 1949-м году, в апреле 1950-го умер от сердечного приступа.
↑ Константин Симонов: "Ему давали возможность печататься, если он приносил свои вещи, а если он не всегда печатался, то по той причине, что это было плохо художественно, а когда это было мало-мальски хорошо - это печаталось. Что же изображать из себя жертву советской власти, жертву советской литературы? Как не стыдно? Я понимаю, что человек находился во взволнованном состоянии, но состояние состоянием, а раз о таких вещах говоришь - нужно не бить на сантименты, на жалость, а сказать по правде. И в союз, когда он подал заявление, его приняли заново.
И о том хорошем, что было в работе, сказал, о переводах сказал, высоко оценил, что же жертву из себя изображать.
...
И что же - появляется делегация из разной публики, в основном буржуазной, и вот советский писатель, принятый заново в Союз писателей, говоривший о том, что понял ошибки, напечатавший ряд произведений, член Союза, - апеллирует к буржуазным щенкам, срывает у них аплодисменты".
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ОБЩЕГО СОБРАНИЯ ЛО ССП СССР 15 ИЮНЯ 1954 г.
↑В течение последних лет Кетлинская специализировалась на критике творчества писателя Всеволода Кочетова. Кетлинская не упускает ни одного случая -- на каждом большом и малом собрании, будь то секция или писательский съезд, -- чтобы не поносить последними словами большую писательскую, партийную, глубоко патриотическую работу Всеволода Кочетова, чтобы не вылить на него ушаты грязи, чтобы не дискредитировать его в любых условиях, в любой аудитории как человека, коммуниста, писателя. Ослепленная своей патологической ненавистью к нему (смех) или, как она говорит, "глубокой антипатией", она при каждом удобном случае зачеркивает творчество этого самобытного и глубоко трудолюбивого писателя.
Холопов Георгий, главный редактор журнала "Звезда". Из стенограммы отчетно-выборного собрания Ленинградского отделения СП СССР 30-31 октября 1958.
↑К. Косцинский умудрился в либеральном 1960-м году получить срок за антисоветскую пропаганду, сидел недолго и, выйдя на свободу, стал участником диссидентского движения. В конце 70-х он эмигрировал в США.
↑Из "Записки Отдела науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР" от 28 декабря 1956 г.
"В целях увеличения выпуска высококачественных в идейном и художественном отношении фильмов и организации ритмичной ра-боты студии по выпуску кинокартин сценарным отделом киностудии "Ленфильм" привлечена большая группа авторов для написания сце-нариев. Всего заключено 82 договора. Но как и над чем работают ав-торы, установить трудно. Начальником сценарного отдела киносту-дии по совместительству работает т. Макагоненко. На студии он бывает два-три раза в неделю по 2-3 часа, за что получает оклад в сумме трех тысяч рублей. Сценарный отдел слабо справляется со своей работой, о чем свидетельствует тот факт, что шесть фильмов, переходящих на 1957 год, еще не запущены в производство из-за не-доработанности сценариев. С приходом в студию т. Макагоненко сценарный отдел заключил договор с его женой писательницей О.Берггольц на написание сценария "Первороссийск", выплатив ей аванс в сумме 25 тысяч рублей, хотя ранее она никогда сценариев не писала".
Муж Берггольц Макогоненко тоже был последовательным противником Кочетова. Особенно возмущался он цитатой из "Братьев Ершовых" ""Кончилось трудное, хмурое время. Год был с гнилыми оттепелями, со слякотью, с насморками и гриппами, со скверным настроением. Все позади, широким разливом шла по стране весна".
"Это год двадцатого съезда!" - восклицал Макогоненко на общем собрания секции критиков и литературоведов от 20 октября 1958 г.