Аннотация: Художественно-историческое повествование о событиях в Иудее в 44 г. после Р. Х.
Царь, который не воздал славы Богу
Предисловие
Дорогие читатели! Вы держите в руках книгу, совсем небольшую по объему. Тем не менее, я писал ее больше трех лет. Книга посвящена гонениям христиан при царе Ироде Агриппе на основе Библейского рассказа из 12-й главы Деяний Апостолов. Сведения об этом правителе из других источников часто противоречивы. Иосиф Флавий и Филон Александрийский пытаются представить Ирода Агриппу с самой лучшей стороны. Первый вообще расхваливает его на все лады, но при этом сообщает нам о его непомерном мотовстве. Небольшой отрывок из Талмуда показывает иное отношение к этому человеку. Английский писатель прошлого века Роберт Грейвс в романе "Божественный Клавдий" допустил много вымысла, но я с ним согласен в вопросе о мессианских амбициях Агриппы. На это указывают попытка властителя Иерусалима объединить царей соседних государств и его поведение во время игр в Кесарии.
О казни апостола Иакова Зеведеева в Деяниях сказано, что Агриппа убил его мечом. Французский литератор 19 века Эрнест Ренан считал, что Иакова не судили в Синедрионе, а он был предан смерти по приказу царя, как ранее Ирод Антипа велел обезглавить Иоанна Крестителя. Однако христианский историк Евсевий Памфил (3-4 век) сообщил нам о суде над Иаковом, назвал имя одного из свидетелей обвинения - Иосия, а также коротко рассказал о последнем часе этого человека. Я принял точку зрения Евсевия и, в связи с тем, что эта повесть художественная, а не документальная, придумал историю жизни Иосии и других персонажей.
Книга включает также поездку по Израилю группы российских туристов. Она помогает лучше осветить период правления Ирода Агриппы, лживую сущность монарха, а заодно ответить на многие стандартные вопросы неверующих людей. Главный путеводитель книги - Библия и ее замечательный стих: "Слово же Божие росло и распространялось" (Деяния 12:24). Оно распространялось тогда, распространяется и сейчас, невзирая на любые препятствия со стороны Божьих противников, подобных царю Агриппе.
Леонид Банчик
Иосия по прозвищу Услужник
- Вот и Услужник наконец-то пригодился. Вчера пришел ко мне в Нижний город посланник царя Агриппы и велел утром быть во дворце. Я знал, что рано или поздно обо мне вспомнят. Хоть я человек маленький, но уж очень во мне в свое время нуждались. С той поры лет десять прошло, а то и больше. Я, знаешь, родом из Галилеи. Там у нас почти все рыбачат: есть чем семью накормить, а когда удачный улов - заработать пару-другую монет. Значит, сидел я как-то в лодке недалеко от берега. Озеро у нас нельзя сказать, чтобы большое, но мы все равно его морем зовем. Рыбы там столько, что на всех хватает. Ты вообще, слушаешь меня?
- Вы говорите, говорите, - ответила Услужнику печальная молодая собеседница.
- Так вот, сидел я в лодке, улов был неплохой, и увидел человека на берегу. Сразу понял, что он не из тутошних. Мы друг дружку хорошо знаем, а этот явно не рыбак. Подошел он, значит, к Андрею и Симону, что-то им сказал, а те сразу же побросали сети и прямиком за ним. Гляжу дальше: Зеведей с двумя сыновьями чинит сеть. И надо же, хороши дети, без промедления оставили отца и ушли с этим человеком. Любопытно мне стало, кто же он такой, если одним словом детей у родителей отнимает. Когда наступила Пасха, отправился я, как положено, в Иерусалим. Ты же нашей веры, сама знаешь, что предписано каждому иудею. Пришел я и первым делом решил деньги поменять, чтобы отдать пол-шекеля на Храм. Поднялся я во двор язычников. Там всегда за столами менялы сидят. И что я вижу! Шум, гам, переполох. Люди бегут вперемежку с овцами и другой тварью. Голуби летят, менялы кричат, монеты рассыпались, а этот самый знакомый мне чудак гоняет их бичом и переворачивает столы. Да он, к тому же, еще и странные вещи говорит: "Дом Отца Моего не делайте домом торговли" .
- Я давно уже слыхала о вашей истории.
- Слыхать-то слыхала, а я все видел своими глазами. Ты случайно не из христиан будешь?
- Нет, не из них.
- Ну и хорошо, тогда слушай дальше. Я вообще-то тугодум и не сразу сообразил, что если "дом Отца" - Храм Божий, значит, он - сын Всевышнего. Мы, конечно, все дети Божьи, но этот и впрямь невесть какой особенный. Ясное дело, его сразу окружили иудеи, еще не зная, как с ним поступить, и стали, значит, допрашивать, с какой стати он все это сделал и каким знамением докажет, что имеет право нарушать наш порядок. А он в ответ: "Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его" . Потом он исцелял больных, и мне, признаюсь, втемяшились в голову его слова. Тогда я и разузнал, что зовут его Иешуа. А как вернулся я в Галилею - там уже только о нем и судачат.
- Я знаю, он жил в Назарете в семье плотника.
- Жить-то жил, однако три десятка лет никто в нем не видал ничего необычного. Говорили только, что когда ему было годов двенадцать, удивил он иерусалимских учителей своими знаниями. Но то было в детстве, и вдруг, надо же, "дом Отца Моего", "в три дня воздвигну", чудеса разные и все такое прочее. Вскоре после Пасхи ловлю я, как обычно, рыбу и слышу крики рыбаков: "Сворачивайте сети, поднимайтесь на гору! Равви из Назарета будет говорить к нам". Поднялся и я вместе со всеми и вижу: сел этот человек, как положено у нас сидеть учителю. Когда установилась тишина, он произнес: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю..." .
- "Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся..."
- Много ты, однако, знаешь. Скажу тебе, как на духу: понравились мне его слова. Говорил он красиво и по делу. Только у меня в Капернауме был свой учитель, сидевший когда-то у ног самого Гиллеля. Отправился я к нему за советом. Спрашиваю, значит, как быть дальше, слушать ли этого пророка из Назарета? А мой равви уж точно мудрец из мудрецов. Посидел он минуту-другую молча, с закрытыми глазами, и изрек:
- Ты его слушай, да только ушами, а сердцем не внимай его речам. Твое слушание еще может пригодиться.
Как в воду он глядел! Только я тогда заартачился и сказал ему наперекор:
- Вы же мудрый человек, вы же ученик Гиллеля! Как же это не внимать сердцем, если люди, больные от рождения, становятся здоровыми?
А мой равви умеет, когда надо, смачно высказаться, с подковыркой. Вот и говорит:
- Не все дела в мире свершаются Божьей силой, кое-что делается силой князя бесовского.
Дрожь у меня по телу пробежала от этих слов, и пошел я домой. С тех пор я, значит, всякий раз сидел в лодке за своим любимым занятием и думал, кто же из них прав. И решил, наконец: Иешуа я знаю месяцы, а своего равви - годы. Вот и сделал отсюда вывод... И чего я тебе все это рассказываю, совсем незнакомой девице? Как тебя звать-то и откуда ты?
- Анна из Кериота.
- Знал я одного из ваших мест. Ой, меня уже кличут к царю. Ну, прощай, Анна, может, еще встретимся...
Улица Агрипас
Путешествие в Израиль началось не самым лучшим образом. В связи с плохими погодными условиями задержали вылет из Москвы, затем забастовка грузчиков в аэропорту Бен Гурион. Пятилетний Тимка надоедал родителям:
- Ну, когда уже мы поедем в Ерсалим?
Инна, как могла, успокаивала сына. Паша каждые десять минут втискивался в толпу возмущенных пассажиров и донимал растерянных служащих требованием немедленно выдать все вещи. Чемоданы появились на вертушке лишь два часа спустя, и уставшие люди бросились растаскивать их, как дикие звери желанную добычу. Зато в зале ожидания их встретила длинноволосая Лика. Одарив своей лучезарной улыбкой, она извинилась за неприятности, происшедшие не по вине туристического агентства, и обещала их компенсировать:
- Вместо запланированной автобусной экскурсии по Иерусалиму мы сходим вечером в Старый город. Поверьте мне, это будет ничуть не хуже.
В гостинице обустроились за считанные минуты. До обещанного похода оставалось еще достаточно времени. Инна прилегла отдохнуть, а Паша спросил у Лики, далеко ли отсюда до рынка.
- Он здесь рядом, я сама туда сейчас собираюсь, - ответила экскурсовод.
Неугомонный Тимка твердо решил идти с папой. К ним присоединились еще несколько туристов, и Лика повела маленькую группу любителей заморских фруктов на центральный рынок. Вскоре она объявила:
- Мы с вами находимся в начале улицы Агрипас. Нам предстоит только немного подняться по ней, и вскоре будем на месте.
- Улица Агрипас? - переспросил Паша. - Это в честь хитрейшего иудейского царя, который правил в Иерусалиме?
- В некоторых справочниках сказано, что улица названа в честь его сына, римского приспешника, который вымостил улицы города белым мрамором. Однако недавно здесь прикрепили вот эту табличку c биографией царя Ирода Агриппы.
- Учтите, что в Израиле к Новому Завету, в основном, относятся не так, как в европейских странах, - дипломатично ответила Лика.
- Папа, - встрял в беседу взрослых Тимка, - если он такой плохой, давай пойдем по другой улице.
Все рассмеялись, и Паша ответил сыну:
- Лучше мы для себя эту улицу переименуем и назовем, скажем, Рыночной. Идет?
- Идет!
Тимка, довольный оттого, что обратил на себя внимание, зашагал с еще большим усердием.
Накупив всего необходимого, они вернулись в гостиницу. Инна обрадовалась свежим фруктам и спросила:
- Что вы там еще видели интересного?
- Мы Агриппу пременовали, - похвастался Тимка.
- Чего-чего?
- Мы решили улицу Агриппас назвать по-другому, - поправил сына Паша.
- Ну, тогда я "за", - шутливо проголосовала Инна. Тимка тут же присоединился к маме:
- А я много раз "за"!
Башня Давида
Мартовские вечера в Иерусалиме прохладные, и Лика посоветовала всем одеться потеплее. В Старый город они вошли через Яффские ворота. Лика рассказала о строительстве стен при турецком султане Сулеймане Великолепном, о его жене Роксолане, о могилах двух архитекторов, словно охраняющих свое детище. Сразу за воротами группа остановилась у величественной крепости.
- Это башня Давида, - прошептала Инна, которая уже не раз бывала в Израиле.
Лика моментально отреагировала:
- Башней Давида ее по ошибке назвали крестоносцы. Существует остроумная гипотеза, будто они всему, что видели, давали названия из Библии. В книге Песнь Песней царя Соломона жених описывает красоту своей невесты следующим образом: "Шея твоя - как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем - все щиты сильных" .
- Так где же этот столп? Я вижу здесь много башен, - поинтересовался Паша.
Лика указала на ближайшее строение:
- Настоящий столп Давидов либо возвышался над его дворцом, либо это другое название Силоамской башни в Кедронской долине. А перед нами одна из трех башен, возведенных Иродом, родоначальником династии. Вероятно, она называлась Псаэль в честь его брата, героически погибшего на войне. Высота башни достигала примерно 50 метров. Иосиф Флавий утверждал, что она была такой же красивой, как одно из семи чудес света - Александрийский маяк.
- Если я не ошибаюсь, башни защищали знаменитый дворец Ирода, - сказал турист в широкополой шляпе. - За такими стенами этот трус уж точно чувствовал себя в безопасности.
- В полости башен были созданы роскошные помещения. Например, известно, что башню Псаэль занимал Симон, один из героев иудейского восстания против Рима. Собственный дворец Ирод возвел рядом с башнями. Одни считают, что он располагался на территории нынешнего армянского квартала, другие - внутри самой крепости. Согласно тому же Иосифу Флавию, величие и красоту дворца невозможно было описать словами.
- И что стало с дворцом? - спросил все тот же дотошный турист. - Он что, под землю провалился?
- После смерти Ирода в течение десяти лет дворец занимал его сын Архелай. Затем римские власти сместили Архелая и установили в Иерусалиме правление прокураторов. Естественно, изумительный дворец стал их городской резиденцией. Вполне возможно, Понтий Пилат вершил свой суд над Христом здесь, а не в крепости Антония. В самом начале Иудейской войны защитники Иерусалима намеренно сожгли дворец. Тогда чудом уцелели только башни.
- Вы забыли про Агриппу, - напомнил Паша.
- Точно! - улыбнулась Лика. - Какие у меня грамотные туристы. В 41 году император Клавдий вернул иерусалимский престол внуку Ирода Агриппе. Но это был короткий период.
- Опять Агриппа, - по-взрослому проворчал Тимка. - Там Агриппа, тут Агриппа. Сколько можно о нем говорить?
Благочестивый друг цезаря
Агриппа поднялся на верхнюю площадку башни, названной в честь его бабки Мирьям. Гордая царица встретилась со смертью до его рождения, и башня была дорога ему, как напоминание об иудейских корнях. По высоте башня явно уступала грандиозным Псаэлю и Гиппикусу, зато внутренние комнаты поражали своим изяществом. Дед-идумеянин возвел этот "женский" столп, когда пылал любовью к молодой жене из царского рода Хасмонеев.
Дед Ирод... Агриппа его смутно помнил, а про бабку слышал только противоречивые рассказы родственников. Однако сознание того, что он потомок великого царя и продолжатель знатной династии Хасмонеев, согревало сердце на протяжении всей его беспутной жизни, усеянной то розами, то шипами.
Агриппе было всего три года, когда Ирод предал смерти его отца Аристобула. Задолго до этого зловещий царь казнил некогда любимую жену. После убийства сына дед проявил заботу о сироте и послал маленького внука в Рим. Там Агриппа подружился с отпрыском цезаря Тиберия Друзом. Опекала его Антония, одна из первых дам великой империи. Ее сын Клавдий также стал ближайшим приятелем Агриппы. Вращаясь в высших кругах, потомок иудейского царя безумно полюбил празднества и кутежи. Когда умерла мать, и Агриппа смог самостоятельно распоряжаться наследством, то вскоре его промотал, устраивая ежедневные пирушки. И тут случилось несчастье: наследника императорского престола Друза отравили. Сраженный неутешительной болью отец больше не желал видеть при дворе товарищей сына. Пришлось Агриппе вернуться в родные пенаты, но кредиторы и там пытались его достать...
Царь содрогнулся от налетевших воспоминаний. Теперь все это в прошлом. Лишь два человека во всех подробностях знали о его унижениях. Первая - его верная жена Киприда. Нельзя сказать, что красотой лица и стройностью фигуры она соответствовала своему имени . Зато она оказалась сильнее мужа в то кошмарное время и спасла ему жизнь. Если бы не Киприда, Агриппа сейчас не обозревал бы свои владения с вершины башни Мирьям.
Понимая, что избавиться от кредиторов не удастся, незадачливый потомок Исава отправился в родимую землю - идумейскую крепость возле Мертвого моря. Киприда поняла, что ее несчастный муж подумывает о самоубийстве. Она написала Иродиаде, сестре Агриппы и жене галилейского правителя Антипы. Тот, недолго раздумывая, назначил непутевого племянника на чиновничью должность в Тивериаде. Агриппе предстояло наблюдать за рынками и сбором податей. Кроме того, он получил небольшую сумму на содержание семьи.
- Хотелось бы поглядеть, каково сейчас этому мерзавцу Антипе в пожизненной ссылке? - царь самодовольно хмыкнул, вспоминая, как он обошелся с дядюшкой.
Уже три года он, прозванный в народе Агриппой Благочестивым, правит всей страной. Наконец-то он достиг славы своего деда. Именно ему, Агриппе, удалось восстановить царский престол в Иерусалиме. Именно он унаследовал ум, размах, хитрость великого деда. Многочисленные дядьки и в подметки не годятся своему племяннику. Только бы не передался ему по наследству ужасный недуг деда: тот испытывал в последние месяцы жизни нестерпимую боль от разъедавших внутренности червей.
- Нет, Всевышний уж никак не допустит, чтобы я умер такой же смертью. Ведь я богобоязненный царь! Воссев на великом троне, я безукоризненно соблюдаю все предписания иудейских законов! - успокоил себя Агриппа и ухмыльнулся, вспомнив забавный случай, когда льстецы кричали ему: "Агриппа, ты брат нам, ты брат нам!" Он испытал тогда настоящий триумф.
Но был еще один человек, прекрасно осведомленный обо всех унижениях Агриппы. И этот человек не молчал, как кроткая Киприда. Звали его Сила. В многочисленных передрягах он оставался самым верным другом Агриппы.
- Разве я не благородно поступил, назначив Силу военачальником, фактически вторым человеком в государстве? - спросил Агриппа у самого себя. - А он, вместо того, чтобы навсегда забыть о прошлых невзгодах, стал при каждом удобном случае напоминать о них. Ладно бы еще, со мной наедине. Так нет же! На всех официальных приемах Сила развлекал гостей байками о том, что следовало вычеркнуть из памяти.
От негодования Агриппа сжал свои царственные кулаки, словно собираясь ударить ненавистного Силу:
- Пусть теперь посидит в темнице и пораскинет своими куриными мозгами, что следует рассказывать обо мне и о чем нужно навсегда забыть. Разве не знает этот негодяй, что я не только единоличный правитель Иудеи и соседних областей. Я наделен титулом "Друг Цезаря"! Да, мой дед, конечно, был в приятельских связях с Антонием и Августом. Однако он и мечтать не мог о столь близких отношениях, которых я добился с Гаем Калигулой и Клавдием. Я выше тебя, Ирод Великий! Да это же я поставил дурака Клавдия императором, а тот посмел так жестоко уязвить меня!
Волна несносной обиды нахлынула на самолюбивого Агриппу. Он вновь мстительно сжал кулаки, чтобы мысленно расправиться с другом юности, но увидел поднимающегося на башню начальника охраны Власта. Слегка запыхавшись, тот объявил:
- Ваше величество, один человек не самой приятной наружности добивается встречи с Вами. Говорит, прозывают его Услужником, и якобы Вы сами за ним посылали.
- Скажи, чтобы подождал. Я вскоре спущусь к нему.
Господин и холопы
- Вставай, вставай, Услужник! Ты себе так еще все чело отобьешь, - благодушный Агриппа ободрил своего коленопреклоненного подданного.
- Не поднимусь с колен перед моим великим властелином. Сегодня вы царь Иудеи, вершитель судеб и друг императора, а завтра, гляди, сами займете римский престол. Я же никому не нужный смерд.
- Вставай! Если бы ты не понадобился мне, я бы тебя не позвал. И прекрати меня восхвалять и городить всякую чушь. Терпеть не могу льстецов.
Наконец, Услужник поднялся и всем своим видом показал, что готов исполнить любую просьбу.
- Тебя, кажется, родители назвали Иосией? - спросил иерусалимский правитель.
- Ваше величество! Вы настоящий прорицатель!
- Откуда же такое прозвище?
- Лет десять тому назад оказал услугу первосвященнику Каиафе и выступил, значит, перед Синедрионом. Можно сказать, являлся свидетелем обвинения.
- Я тогда еще не был, как ты тут заметил, вершителем судеб, но слышал о твоей неоценимой помощи. Пришла пора вновь потрудиться на благо отечества. Что ты думаешь по этому поводу, Иосия Услужник?
- Позвольте ответить Вашему Величеству словами пророка: "Не умолкну ради Сиона, и ради Иерусалима не успокоюсь, доколе не взойдет, как свет, правда его и спасение его - как горящий светильник" .
- Ты, оказывается, знаешь наши священные книги. Думаю, первосвященник достойно вознаградил тебя за содействие?
- Да, мой господин. Первосвященник Каиафа сперва взял меня солдатом в охрану, а через пару лет помог открыть собственное дело в Иерусалиме.
- И что это за дело?
- Торгую самой лучшей рыбой - копченой, соленой, какой угодно. Могу, значит, и Вам поставлять ее прямо к столу.
- Об этом мы потолкуем, если окажешь нам новую услугу. Тебе ведь известны некие "ловцы человеческих душ" из Галилеи: Симон Петр, Иаков, Андрей и другие?
- Знаком я с ними, Ваше Величество. Когда-то мы, было дело, вместе рыбачили.
- Пришла пора заняться этими рыбаками всерьез. У Понтия Пилата тогда не хватило ума, а у первосвященника - настойчивости. Каиафа решил, пусть один пострадает за всех, и не подумал, что из этих "всех" найдутся тысячи, которые будут боготворить одного! Поэтому мы с тобой осуществим достаточно простой план: ты возобновишь дружбу с рыбаками, разузнаешь, в чем можно обвинить хотя бы одного из них, а я уже позабочусь о том, чтобы казнить всех остальных.
- Мой повелитель, зачем я вам нужен? Вы только прикажите, и Ваши солдаты распределят христиан по тюрьмам. Чего-чего, а темниц в Иерусалиме много.
- Жалкий смерд, как ты смеешь советовать царю! Я желаю, чтобы все свершилось по закону, и у Клавдия не было повода хоть в чем-нибудь меня упрекнуть.
- Простите меня, государь, - Услужник вновь пал на колени. - Я знаю, где они собираются: недалеко отсюда, в доме Марии. Ее служанка почти каждый день, покупает у моей жены копченую рыбу. Только есть одна закавыка. Ученики Иешуа помнят, что я сказал тогда перед Синедрионом...
- Ну, не мне тебя учить, Иосия. Придешь к ним, поплачешь во все горло, они тебя помилуют. Сколько раз Назарянин учил прощать грехи?
- Семью семь или семьюдесятью семьдесят... Забыл я уже.
- Ладно, ступай и возвращайся с добрыми вестями.
Услужник удалился, и Агриппа опять поднялся на башню. В последнее время это восхождение давалось ему нелегко. Наверное, спустя годы начали сказываться шесть месяцев римской тюрьмы. Как ему тогда помог Сила! Он каждый день приходил в темницу и тайно проносил с собой пищу, которую любил потомок Ирода. А еще Сила стелил ему на ночь свой плащ, чтобы не было так жестко спать на каменной скамье.
- Может быть, мне следует освободить Силу? - подумал "благочестивый" царь, но тут же отогнал эти либеральные мысли. - Пусть еще посидит и поймет, что великому Агриппе следует петь дифирамбы, слагать оды, а не напоминать о прошлых унижениях.
А если взять этих христиан... Да как они смеют воздавать хвалу не мне, а их распятому вождю!
Агриппе особенно противно было слышать, что последователи Иешуа называют своего учителя Мессией. Ведь он сам всеми фибрами души стремился к тому, чтобы народ Израиля провозгласил его помазанником Божьим и спасителем. С этой целью иерусалимский правитель однажды словно бы случайно обмолвился, что мать родила его в Вифлееме по дороге в Иерусалим. Саддукеи и фарисеи прекрасно поняли намек на слова, записанные пророком:
"И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных" .
Угодливые царедворцы пустили гулять среди народа еще одну байку: будто Седекия, последний правитель из династии Давида, незадолго до разрушения Иерусалима Навуходоносором, спрятал у потомков Исава новорожденного сына, который стал прародителем семейства Ирода. А в Иудее все знали, что Помазанник Божий должен обязательно происходить от семени Давида.
Но прежде, чем объявить себя Мессией, Агриппе необходимо было растерзать тех, для кого галилеянин Иешуа являлся смыслом жизни. Царь нуждался в помощи Услужника, чтобы осуществить расправу над христианами в соответствии с законом. Едва лишь подумав об учениках Пророка из Назарета, Агриппа вновь воспылал гневом:
- Эти проходимцы распространяют назорейскую ересь по всей моей земле! Говорят, будто подчиняются властям, а на самом деле избрали себе иного покровителя - Иешуа. Мои подданные должны прославлять только меня! Иначе они никчемные холопы.
Слуга прервал мрачные мысли властителя:
- Господин, к вам тут по личному делу одна незнакомая девица.
- Гони ее отсюда, чтобы не повадно было впредь тревожить царя.
Приближался закат и ожесточенный Агриппа направился к себе в опочивальню. Друг цезаря невообразимо боялся темноты, когда просыпались и летали самые жуткие на свете птицы - филины.
На крыше у маронитов
- Лика, расскажите нам об Ироде Агриппе, - попросила Инна. - Ведь мы о нем почти ничего не знаем.
- О, это был величайший авантюрист. Если бы Александр Дюма написал о нем книгу, ее тиражи перекрыли бы "Трех мушкетеров". Друг сына самого императора Тиберия вдруг оказывается нищим, собирается покончить с собой, получает подачку от дяди - становится мелким должностным лицом в Тивериаде, нынешней Тверии. Звали дядю Ирод Антипа. Это он велел отрубить голову Иоанну Крестителю, а затем глумился над Христом. Примерно тогда же Антипа во время пирушки поиздевался над племянником, обозвав его нищим нахлебником. Обиженный Агриппа оставляет Галилею и отправляется искать счастья в Сирии. Наместник Флакк встречает его как лучшего друга. Внук Ирода Великого снова на высоте. Он правая рука наместника, однако, вскоре попадается на получении взятки и, не солоно хлебавши, решает вернуться в Рим. Агриппа занимает для этой цели денег, но их хватает только до Александрии. Там он получает новый заем под поручительство своей жены Киприды, которую уважали в светских кругах. После этого он отсылает любящую жену с детьми обратно, на родину предков, а сам направляется в вожделенную столицу мира.
- Воистину, блестящий пример верного супруга, - прокомментировала Инна слова Лики.
- Да, Агриппа всегда благосклонно относился к Киприде, но почитал ее преданной глупышкой, не более того. Избавившись от жены, он прибывает в резиденцию Тиберия на острове Капри. Император вначале радушно принимает скитальца, однако, узнав о размерах его долга римской казне, отлучает от двора. Правда, возмужавшего Агриппу уже не так-то просто втоптать в грязь. Он находит средства для покрытия долга, возобновляет дружбу с Гаем Калигулой, швыряет деньги направо и налево. Прощелыга вскарабкался на вершину, но ненадолго. Вслед за взлетом - новое падение... У нас с вами еще семь дней впереди, и я успею закончить рассказ об Агриппе.
- Не надо о нем рассказывать, лучше покажи нам что-нибудь хорошее, - вставил Тимка, зачисливший царя Иудеи в личные враги.
Паша шикнул на сына, а тот в ответ пробурчал:
- Я знаю, ты его тоже не любишь!
- Исполняю просьбу Тимки! - объявила Лика. - Сейчас я вам покажу "что-нибудь хорошее".
Группа спустилась вниз по узкой улице и остановилась у темной двери. Лика надавила кнопку звонка.
- У нас уже давно не проводятся экскурсии, - грозно проголосили изнутри по-английски.
- Это я, Лика.
Дверь автоматически открылась. Лика поблагодарила знакомую служащую и сказала:
- Мы только поднимемся на крышу и через десять минут вернемся.
Туристы двинулись вслед за ней и вскоре уже дружно восхищались великолепным видом Старого города и Масличной горы. Тимка указывал пальцем на то или иное сооружение и патетически вопрошал:
- Что это?
Лика терпеливо отвечала:
- Храм Гроба Господня, синагога Хурва, университет на горе Скопус, Золотой купол - здесь когда-то стоял Храм Соломона, Русская Свеча, "Стопочка" - отсюда согласно традиции Христос вознесся к Отцу.
- А где заседали судьи Израиля? - поинтересовался Паша.
- Ирод построил здание Синедриона вон там, на Храмовой горе. Здесь судили первого христианского мученика Стефана, апостолов Петра, Павла и других...
- Ой, только не говорите об этом Павле, - перебила Лику маленькая старушка с крашеными в рыжий цвет волосами. - Я слышала, что он был жутким антисемитом. И правильно сделали, если его осудили.
- Такое могли сочинить люди, не читавшие Нового Завета. Разве можно назвать антисемитом человека, написавшего:
"Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь" .
- Тогда бы он лучше основывал синагоги, а не церкви, - не сдавалась женщина.
- Он верил в Иисуса и в любом городе первым делом проповедовал в синагоге (если таковая там имелась), а затем уже создавал церковь.
- Скажите, а где жили судьи? - Паша ловко перевел разговор на другую тему.
- В Еврейском квартале, который во времена Христа назывался Верхним городом. Здесь обитали священники и знатные люди. Те, кто рангом пониже или совсем без чинов, проживали в Нижнем городе, самой древней части Иерусалима.
- Где собиралась первая церковь, в Верхнем городе или Нижнем? - спросила Инна.
- В Верхнем, буквально в двух шагах отсюда, но уже поздно. Завтра утром я вас туда поведу, а сейчас мы возвратимся в гостиницу. Посмотрите на Тимку: он уже спит на ходу.
Тимка что-то буркнул невразумительное, но не стал возражать. Он действительно хотел спать.
Услужник находит прислугу
Выходя из дворца, довольный Услужник встретил старого знакомого и весело поболтал с ним о том, о сем, как вдруг увидел рыдающую Анну.
- Ты что это, Анна? Э-э-э... не люблю я женских слез. Пошли со мной в Нижний город. Скоро закат, наверное, уже жена вернулась с рынка, угостит нас, чем Бог послал. А попозже сходим в один дом, к Марии, матери Марка. Там умеют утешать, да и у меня есть к ним одно дельце.
Анна безропотно последовала за Услужником, не прекращая рыдать.
- Ну, успокойся ты, поведай мне, в чем дело. Ты вроде бы сказала, что пришла из Кериота?
Анна кивнула головой, продолжая всхлипывать.
- Так Иуда же из твоего города! - вспомнил Услужник.
- Вот видите, все вы против него ополчились, а он мой старший брат. Не могу я больше жить в Кериоте. Проходу не дают: "Ты сестра предателя, удавленника!" Хотела царю пожаловаться, а он даже не соизволил меня выслушать.
- У царя есть дела поважней твоего, на то он и царь. Давай, поживи у нас немного. Будешь, значит, помогать жене по дому и на рынке. А насчет Иуды... Я ведь тоже, того... Сходил я тогда, как всем положено, на Пасху в Иерусалим. Пришел вечером, за день до праздника. Устал, конечно. Завалился сразу спать. Не успел и глаз сомкнуть, как будит меня равви:
- Иосия, ты сегодня можешь понадобиться в суде. Тебя желает видеть сам первосвященник Каиафа. Поведай ему то, что мне говорил.
- Равви, какой суд в такое время?
- Не спорь со мной, Иосия. Ступай к Каиафе, и сам все узнаешь.
Первый раз в жизни я пришел, значит, к первосвященнику. Робел, конечно. Однако рассказал все, что знал об Иешуа. Каиафа аж крякнул от удовольствия, когда услыхал, что Иешуа грозился построить за три дня новый Храм:
- В суде, когда спрошу тебя, скажешь об этом. За мной дело не станет, отблагодарю, как положено.
Я что, я человек маленький. А Каиафа уже пятнадцать лет был тогда в первосвященниках. Прямо у него в доме и засудили Назарянина. Это и сейчас иногда разрешается, судить не на Храмовой горе, а в домашних условиях. Кроме меня нашелся еще один свидетель. После суда он сразу исчез, и больше я его не видел.
- По-моему, были и другие свидетели, - возразила Анна.
- Те, что до нас обвиняли Иешуа, так их толком даже не выслушали. Слишком пустяшными были их обвинения. Зато когда мы с тем, другим, рассказали про Храм, тут уж такой шум поднялся! Первосвященник, представь себе, вообще был в бешенстве и даже нарушил закон - разорвал свою одежду. Ему ведь запрещено это делать - уж очень она ценная. В общем, пошло-поехало. Когда Назарянин сказал что-то непонятное, типа "увидите на облаках Сына Человеческого", судьи и вовсе вышли из себя: плевали в лицо ему, по ушам били. Неприглядная, конечно, картина.
- И вам не было стыдно оттого, что участвовали в этом сборище?
- Пожалуй, было немного не по себе. Да человек так устроен, что завсегда себе оправдание найдет. И равви мой меня похвалил. Ты, вон, тоже своего брата выгораживаешь.
- Он - совсем другое дело! Кто-то должен был это совершить. Такова была воля Отца Небесного: жертвой Сына искупить души людей. Без поступка Иуды Иешуа бы не предали смерти.
- Без меня, в общем-то, тоже. Вечером сходим в дом Марии. Там тебе живо мозги вправят. Да и мне туда надо - пришла пора раскаяться за тот день.
Дом Услужника находился в самом низу, в десятке метров от Кедронской долины, совсем рядом с Силоамской купальней.
"Это хорошо, если вода близко", - подумала Анна.
Когда они вошли в дом, хозяйка исподлобья бросила сердитый взгляд на Анну. Муж, зная ревнивый характер жены, сразу успокоил:
- Вот, ты мне все уши прожужжала насчет помощницы. Пусть приведет себя в порядок, а затем нанесет в дом воды.
- Сами разберемся, что ей делать, - все еще обиженно пробурчала хозяйка.
- Много сегодня рыбы продала?
- Немало. Голос сорвала, приходилось всех перекрикивать, зазывая покупателей.
- Это ты сорвала голос? Да от твоего утреннего крика аж в Хевроне просыпаются!
Услужник знал, как утихомирить жену. Она заулыбалась и уже спокойно сказала:
- Ладно, Иосия, надоели твои шуточки.
Анна помогла хозяйке на кухне, и через полчаса они сели за стол.
После трапезы Услужник повторил жене то, что говорил Анне:
- Отдохнем часок, а затем сходим вместе в Верхний город. Одиннадцать лет прошло. Пора бы мне и раскаяться...
Хозяйка знала, о чем идет речь, и молча кивнула головой.
Суламит
- И что это за муж мне достался! Я ему все подробно рассказываю, а он в ответ только угукает, да угукает. И дети наши в тебя пошли - такие же молчуны. А мне всегда так нужно выговориться! Ну и что, если я тараторю? Ты меня сначала выслушай, а потом скажи, что думаешь: согласен - не согласен. Вместо этого одно "угу". Глава ты своей жене или не глава? Если глава, то вымолви хоть что-нибудь!
- Суламит, уймись!
- Отозвался, наконец! Я уже знаешь, сколько лет Суламит? Не надейся, все равно не скажу, сколько. Вот хозяйка у меня - совсем не чета тебе. Пока я убираю в доме, успеваю выговориться на три дня вперед. Причем она не только слушает, но и советует, как поступить. Спроси меня, почему она такая?
- Угу.
- Ну, прошу тебя, не угукай! Она такая, потому что она моя сестра в Господе!
- Суламит, не смеши меня!
- Какой тут смех! Уже три месяца, как мы переехали из Яффо в Иерусалим, и я поступила к ней в прислуги. А вчера я при всех сказала, что Иешуа - мой Бог. Скоро апостолы будут крестить меня и других, таких же, как я.
- Угу. Ума тебе не достает!
- Раньше я бы тебе так отрезала... Сейчас не могу. За всякое слово нам придется держать ответ перед Господом.
- Угу.
- И где твоя благодарность! Хозяйка дала нам эту комнату, а ты хотя бы раз смирил свою гордыню и пришел послушать апостолов. Сегодня, например, Иаков Зеведеев обещал рассказать какую-то важную историю.
- Угу.
- Снова "угу". Ну, и оставайся дома... А про сына хозяйки Иоанна Марка я тебе такое могу рассказать! Он, понятное дело, учтивый и скромный, и надо же - я его недавно в краску вогнала. Правда, он сам виноват: поведал мне об одном забавном происшествии. Случилось это перед тем, как осудили Иешуа. Устроил Учитель с апостолами в одном доме Пасхальную вечерю. Причем за день до Пасхи, потому что знал - в эту ночь Его схватят. Заняли они верхнюю комнату, а внизу спали домочадцы. И когда после вечери спускались они по лестнице, то разбудили юношу. Тому интересно было, куда это гости направляются, на ночь глядя. Накинул он прямо на голое тело покрывало и последовал за ними. Вот так, в темноте, осторожно ступая по камням, сошел он вниз, в Кедронскую долину, прямиком к подножию Елеонской горы. Видит дальше, свернули его гости в Гефсиманию. Это оливковая роща как раз напротив Восточных ворот, мы с тобой в позапрошлую субботу проходили мимо нее. Ночь была холодная, закутался юноша в покрывало и ждал, что будет дальше.
- Знаю я про эту историю. Твоего доброго молодца, кажется, звали Иудой.
- Ну, ты меня удивляешь! В первый раз слышу от тебя больше пяти слов за один раз. Какой там Иуда? Доскажу, все поймешь.
- Угу.
- Ничего не "угу". Иуда, тот привел людей, чтоб повязать Учителя. А юноша все это увидел, но и его тоже заметили. Один воин ухватился за покрывало и пытался задержать его. Юноша вырвался из рук и без покрывала, нагой, побежал обратно. Ну, разве не смешно?
- Угу.
- Да я, как услышала этот рассказ, так расхохоталась, что слезы из глаз потекли, и по вечной моей глупости спрашиваю: "Господин, не вы ли есть тот самый юноша?" Тут Иоанн Марк покраснел, и я поняла, что попала в самую точку. Неудобно мне стало, извинилась, да он и не обиделся. Вот такая история. Может, все-таки надумаешь и придешь сегодня, посидишь с нами, Иакова послушаешь?
- Угу.
- Угу - да или угу - нет?
- Что-то не хочется. Лучше в другой раз.
- Не думай, будто я только тебя одного и приглашаю. Сегодня утром покупала на рынке для хозяйки рыбу, так торговку тоже позвала. Всех зову, да не все приходят. Ну, пошли, муженек, не упрямься! Сегодня и Петр собирался к нам. Помнишь его?
- Угу. Это он в Яффо вылечил портниху.
- Ничего себе вылечил! Забыл, что ли, как Господь через Петра воскресил Тавифу из мертвых?
- Да она просто в обмороке была.
- Какой обморок! Умерла Тавифа, и тело ее омыли, и я среди плакальщиц сидела, всё видела своими глазами. Целый город был в трауре - так мы её любили. А ты - "обморок"!
- Угу. Умеют христиане всякие байки сочинять.
- Ой, какой же ты бездушный, и память у тебя короткая. Ты тогда первым принес новость о ее смерти, и сам ходил опечаленный. Зато я прекрасно помню, как Петр выслал всех вон и сказал: "Тавифа, встань!" Сердце ее вновь забилось, и поднялась она, как ни в чем не бывало. Тавифа и сейчас, сам знаешь, жива-здорова, шьет с утра до ночи.
- Только глупые жены открывают уши для всяких россказней.
- Можешь меня оскорблять, но я теперь такая же христианка, как Петр и Тавифа. А ты, мой мудрейший муж, глазами видишь, ушами слышишь, заповеди блюдешь, но сердце у тебя необрезанное. И вообще, ты такой же жестоковыйный, как почти все в нашем народе. Вот так! Что ты на это ответишь?
- Угу.
Военачальник Сила
Бывший главнокомандующий войска иудейского медленно отмерял шаги в небольшой темничной камере. Будучи закованным в цепи, Сила передвигался с большим трудом. Два года заточения сказались на некогда сильном и здоровом организме. Тюрьма представляла собой каменный мешок с прямоугольным люком, вырубленным в потолке. Через это отверстие заключенного спускали вниз на цепях или толстых веревках, а дальше - гуляй себе от стенки к стенке и хоть помирай от тоски.
У Силы был удрученный вид, но дух его никому сломить не удалось. На свободе он любил ворошить в своем сознании прошлое. В узилище у него было достаточно времени для воспоминаний о прежней жизни, когда он еще не был ни воеводой, ни узником, когда Ироду Агриппе еще даже не снился царский престол в Иерусалиме.
Иногда в камеру бросали других заключенных, в основном, "подсадных уток". Агриппа время от времени давал приказание начальнику тюрьмы разузнать, не сожалеет ли его бывший закадычный друг о своих словах и не желает ли выйти на волю. Когда соседи спрашивали у Силы, за что он сидит, тот отвечал:
- За хорошую память.
- Разве за это сажают? - удивлялись собеседники.
- Царь возымел право налагать узы по любой причине. Я страдаю за истину о минувшем времени. Оно для меня быльем не поросло.
- Государь тебя неслыханно возвысил, сделал вторым человеком во всем царстве! Ты ведь был, словно Иоав при Давиде!
- Да, это так. Однако он не может лишить меня права на воспоминания. Я люблю иного Агриппу: того, с кем прошел через многие испытания, а не чванливого правителя Иудеи.
После такого ответа Силы сокамерники, как правило, умолкали. Через несколько часов охранники поднимали доносчиков наверх, и они докладывали начальнику тюрьмы, что Сила остался вольнодумцем и хулителем Благочестивого Агриппы. Тот незамедлительно сообщал об этом царю, и гордый потомок Ирода Идумеянина принимал решение:
- Пусть продолжает слагать обо мне байки крысам. В них он найдет благодарных слушателей.
Однажды перед своим днем рождения Агриппа решил все-таки помиловать узника. Бывшего главнокомандующего вытащили из камеры, отмыли, переодели и повели на встречу с посланником из Иерусалима. Толстенный вельможа торжественно провозгласил:
- Я прибыл сюда, чтобы объявить приказ царя. Ты тяжко провинился, Сила, но Благочестивый Агриппа в знак особой дружбы прощает тебя. Он возвращает тебе все почести и титулы и велит явиться в Иерусалим на празднество по случаю его дня рождения.
Помилованный узник ответил:
- Царь требовал, чтобы я прекратил говорить правду. Он опозорил меня перед народом и может не сомневаться: я всегда буду говорить то, что думаю. Согласится ли он с этим? Если нет, то я лучше останусь в оковах и умру честным человеком.
- Сила, у тебя еще есть время принять царский подарок, - взревел ошеломленный посланник, после чего удалился восвояси.
Агриппа, естественно, прежний приказ отменил и велел содержать Силу в еще большей строгости, не теряя надежды, что когда-нибудь тот сам попросит о пощаде. Но Сила не сломался. Он прекрасно помнил жалкого, поникшего Агриппу в подобной ситуации. Сознание того, что он сильнее царя, поддерживало и укрепляло его.