В рок-группе факультета кибернетики "Взлётная полоса" Шпрот играл на клавишных. Не Бог весть, какой важный инструмент, если, конечно ты не Джон Лорд или Рик Вэйкман. Основная слава, понятно, доставалась гитаристу и лидеру группы Доктору, которую с ним делил ударник-вокалист по прозвищу Продовольственный Конь. В состав рок-группы входил ещё басист Панас, создававший вместе с Конём необходимый на танцах и халтурах драйв, на фоне которого патлатый Доктор выдавал техничные соло, отдалённо напоминавшие стиль Ричи Блэкмора.
Из всех участников "Взлётной полосы" Шпрот единственный имел начальное музыкальное образование. Изрядно подпортив ему детство, родители заставили Шпрота окончить неполный курс музыкальной школы по классу фортепиано.
Доктор обладал внешностью типичного рокера. С электрогитарой, длинными вьющимися волосами, как у молодого Иана Гиллана, он имел непререкаемый авторитет у девочек, почти всегда присутствующих на репетициях "Взлётной полосы".
Шпрот же характером и внешним видом менее всего походил на рок-музыканта. В общем, когда говорят "видный парень" - это было явно не про него. Когда до него дошли туманные слухи, что у "Взлётной полосы" проблемы с клавишником, Шпрот, превозмогая овладевшие им сомнения, однажды пришёл на репетицию в полуподвальную комнату шестой общаги.
В полутёмном помещении кроме музыкантов присутствовали ещё какие-то девушки. В известном анекдоте баба-яга на шабаше похвасталась тем, что поступила на факультет кибернетики, мотивируя это тем, что она там самая красивая девушка. По какой-то удивительной особенности природы, эта закономерность действительно имела место, поэтому девушки, приходившие на репетиции "Взлётной полосы", были обычно с других факультетов, имевших более гуманитарную направленность.
Увидев их блестевшие в полумраке полуподвала глаза, Шпрот, и так преступивший в себе через многое, придя в репетиционный подвал, совсем упал духом. Тем более, за синтезатором "Ямаха" уже стоял какой-то долговязый неприятный тип.
- Ты кто? - спросил, подойдя к нему, Доктор.
- Я... эта, - пробормотал Шпрот, - может на синтезаторе...
- У нас есть прекрасный клавишник, - Доктор кивнул лохматой гривой в сторону долговязого.
Девушки в углу захихикали.
- Ну... тогда я, это... наверное... - пробормотал Шпрот.
- Ты чего такой скромный? - спросил Доктор. - Что умеешь?
- Ну... Музыкальную школу окончил.
- По баяну? - хмыкнул Доктор и посмотрел на сидящих в углу девушек, приглашая их оценить свою шутку.
Те опять хихикнули.
- Нет, по фоно.
- Ну, иди, покажи себя, - Доктор махнул длинной рукой в сторону "Ямахи".
Долговязый, однако, не двинулся с места.
- Славик, пусть человек попробует, - напряжённым голосом сказал Доктор.
Долговязый Славик молча поиграл желваками, но освободил место за "Ямахой".
- Ну, что - "Rising Sun"? - Доктор наклонился к сидевшему за ударной установкой Коню.
Конь кивнул круглой курчавой головой.
- "Дом восходящего солнца" Энималс знаешь? - спросил Доктор, подойдя к Шпроту. - Старьё, можешь не знать, но мы играем много старого.
- Знаю, - кивнул Шпрот.
- Ага, ну, хорошо. Будешь играть пока только гармонию. Синтезатор настроен, ничего не трогай, понял?
Шпрот кивнул головой.
- Вот педаль сустэйна, громкость вот, смотри, тут крутить. Особо не крути. Вообще не трогай. Клавиатура динамическая, как на рояле, понял, нет? Сильнее стучишь - громче играет. В ля миноре будет.
Конь пощёлкал палочками, задавая ритм, и зазвучало вступление.
Продовольственный Конь, по жизни вечно озабоченный сваливающимися на него проблемами успеваемости и посещаемости, перманентно находящийся на грани вылета из университета, за ударной установкой преображался. Приблизив губы почти вплотную к микрофону, закреплённому на стойке, он запел слегка хрипловатым голосом старинный суперхит "Animals":
There is a house in New Orleans
They call the Rising Sun...
С несложной гармонией Шпрот справился без труда. А со второго куплета после одобрительного кивка Доктора, левой рукой держа гармонию, он правой стал выполнять специфическое арпеджио, как клавишник "Энималс".
Май маза воз а тэйлор
Ши совд май нью блу джинс
прикрыв глаза и слегка запрокинув голову, выводил в микрофон Конь. Никто, включая самого Коня, не знал, о чём слова этой американской баллады. Но даже девчонки, проникнувшись скрытой грустью старого блюза, притихли в своём углу и только поблёскивали влажными глазами, не сводя восхищённых взглядов с Продовольственного Коня.
Когда песня закончилась, Доктор подошёл к Шпроту и одобрительно ухмыльнулся. Долговязый Славик, кажется, уже всё понял и тихо отступил в тёмный угол.
- Как у тебя с импровизацией? - спросил Доктор.
Шпрот, конечно, готовился к этому. На пианино черниговской фабрики "Украина", которое было у него дома, тренироваться в рок-импровизе было сущим мучением. Но Шпрот всё-таки освоил два-три пассажа в ля мажорном квадрате, благо пальцевая техника позволяла сделать это легко.
Шпрот пожал плечами и что-то пробубнил в ответ.
- Давай, Панас, квадрат, ля мажор, - сказал Доктор басисту.
С импровизацией удалось, на синтезаторе совсем другое дело, чем на фоно. Конь с флегматичным Панасом устроили заводной хард-драйв, Доктор, самозабвенно давя ногой на педаль бустера и работая рычагом тремоло-машины, выдавал техничное, хотя весьма грязное и невразумительное соло. Шпрот, поддавшись общему драйву и внимательно ловя переходы квадрата, слушая бас Панаса, вполне удачно продемонстрировал наработанную в музшколе этюдами Черни пальцевую технику.
В конце репетиции Доктор сообщил, подойдя к Шпроту:
-- Следующая репетиция в пятницу. В субботу играем на танцах в обшаге. Как тебя зовут?
В общем, кастинг Шпрот тогда прошёл.
Глава 2. Джем с консами
К началу летней сессии "Взлётная полоса" несколько раз приняла участие в различных официальных мероприятиях, необходимость в которых была прописана в договоре об использовании подвала шестой обшаги в качестве репетиционного помещения.
На университетском конкурсе "Золотые ключи", "Полоса" даже заняла третье место. Впрочем, Доктор утверждал, что первые два места заняли блатные. Победитель, ансамбль "Акварели", вообще содержал подсадных людей из консерватории, к тому же, находившихся в сговоре с жюри, которое само состояло из консерваторских студентов. А серебряные лауреаты, ансамбль "Вега", выиграл за счёт гитариста-психопата по прозвищу Кадавр, который был знакомым Доктора. По его словам, Кадавр занимался игрой на гитаре на даче своих родителей по шестнадцать часов в сутки, причём на полной громкости, делая перерыв только на приём пищи и короткий беспокойный сон. От такого образа жизни Кадавр якобы научился почти точно воспроизводить стиль Джимми Хендрикса, по крайней мере, Доктор так утверждал, что и принесло победу, в общем-то, бездарной "Веге".
"Взлётная полоса" заняла почётное третье место благодаря Шпроту. Он заприметил в тёмном углу актового зала стоящий там громадный старый рояль "Бехштейн" и предложил в качестве одного из трёх конкурсных номеров исполнить вторую партиту Баха в ритме босса-нова. Доктору идея не понравилась, Продовольственный Конь, наоборот, ухватился за новый для себя ритм, а басисту Панасу, как истинному профи, было всё равно, что играть. Шпрот быстро восстановил первую часть партиты, которую он играл когда-то на академконцерте в музшколе, Конь после того, как два раза оставался один после репетиций, вдруг уверенно застучал босса-нову, а флегматичный Панас заиграл сразу. С заточенным на хард-рок Доктором оказалось труднее всего. Он начал нервничать и даже повыгонял с репетиций всех девчонок, но, в конце концов, затиснутый Конём и Панасом в рамки ненавистного ему ритма, сдался и кое-как заиграл свою партию.
Строгие консы из жюри тогда оценили интерпретацию Баха и наградили "Полосу" дипломом третьей степени. Кстати, эти консы уже после церемонии награждения попросили у "Акварели" их инструменты и устроили такой драйв, что у Шпрота тогда зародились первые сомнения в своём сотрудничестве с "Полосой".
Тогда получился даже маленький джем. Конь во время исполнения председателем жюри боевика "Шокин блу" "Венус" подошёл к микрофону. Конс уступил ему место, и Конь, искусно копируя интонации Маришки Вереш, исполнил куплет. Ну, а когда Конь под одобрительные кивки председателя запел вместо "Э гадесс он э маунтин топ" слова: "Иду за пивом в магазин", зал взорвался одобрительными криками. В общем, здорово тогда получилось. Конь пел Шизгару до конца попеременно с председателем:
"Ай'м ё винес, ай'м ё файе, ат'ё дизайе"
пел конс, а следующий припев Конь:
"Я ж за пивом, лимонадом, концентратом"
Потом "Взлётная полоса" периодически играла на танцах в общежитиях и на халтурах, так называлась игра на свадьбах. Примерно к этому времени Шпрот разобрался в некоторых вещах.
Например, что Доктор, как музыкант ничего интересного из себя не представляет и, если и является лидером группы, то только в вопросах нахождения халтур. Халтуры и вообще финансовые дела были коньком Доктора.
Через некоторое время Шпрот заметил, что все свадьбы проходят по какому-то жёсткому шаблону. То есть в них всегда присутствует некий водораздел. Позиция водораздела могла смещаться во времени, но сам водораздел был всегда. Индивидуальные сознания гостей, существовавшие до водораздела, под воздействием винных паров на каком-то этапе вдруг сливались в коллективное бессознательное, которое требовало уже новых песен и ритмов. Опытный Продовольственный Конь, уловив это мистическое слияние, уже до конца торжества воспроизводил на своей установке только один ритм, который он сам называл "гупца".
Нужно отдать должное Доктору, он, оберегая голос Коня, брал инициативу на себя и после водораздела, уже практически до конца пел сам. Даже, если бы на свадьбу в этот момент приехал сам сэр Пол со своей группой "Wings", они, скорее всего, получили бы от гостей по сусалам за свои музыкальные умствования. А вот исполняемый Доктором хит "Там сидела Мурка, у неё под юбком дробом был заряженный наган" пользовался у разогретой публики оглушительным успехом.
Бывали, конечно, и неприятности. Однажды какой-то вполне приличный лысый дядька из гостей, как потом оказалось заместитель начальника главка, в падении пробил головой большой барабан Коня. Доктор было пошёл к жениху с финансовыми претензиями, но несколько крепких пареньков из числа гостей со стороны невесты, которая своим цветущим видом демонстрировала пользу здорового образа жизни в предместье, уверенно схватили Доктора за бока, после чего он благоразумно снял все вопросы.
Конь, напротив, обладал немалым талантом рок-музыканта, раскрыться которому в полную силу мешали постоянные задолженности по сдаче экзаменов, зачётов, коллоквиумов и, что было уже совсем странным, даже неких лабораторных работ за прошлый курс. И это несмотря на то, что девушки, приходившие на репетиции группы, постоянно переписывали Коню конспекты каких-то абсолютно непонятных им лекций.
Благодаря игре на свадьбах Шпроту удалось к лету накопить некоторую сумму денег. Дополнив её деньгами, которые ему дал отец, Шпрот решил отдохнуть на море и купил путёвку в пансионат "Крымское приморье", расположенный в Мисхоре.
И ещё Шпрот неожиданно понял, что он не любит рок-музыку. Конечно, он об этом никому не сказал, так как это была его личная тайна. Не любит - и всё. А любит, как и раньше, джаз. И это тоже была его тайна.
После сдачи летней сессии Доктор и Конь, которые были иногородними и жили в общаге, уехали, и репетиции прекратились. До отъезда в Мисхор оставалось ещё много времени, и Шпрот решился на очередной безумный шаг.
Глава 3Янош Шпрот играет блюз
К этому времени Шпрот проштудировал всю книжечку "Мелодии джаза", которую купил когда-то на книжной барахолке. В книжке были в основном ноты - мелодия и гармония в гитарной нотации. Этого было мало, и Шпрот упёрся в тупик. Нужен был какой-то новый прорыв.
В ресторане "Охотник", который находился на окраине города, работал известный в городе джазмен Гагик. Примерно до девяти вечера он играл на рояле джаз в сопровождении ударника и басиста. С девяти, когда ресторанный люд переходил водораздел, репертуар менялся. К этому времени для усиления оркестра обычно подтягивался сессионный саксофонист, которого Гагик называл Сирожа.
Лохматый Сирожа уже седьмой год учился в консерватории по классу гобоя и страдал от академических задолженностей не хуже Коня. Он уже два раза был отчислен из консерватории, отслужил в армии, играя там в дивизионном оркестре на саксофоне и два раза восстанавливался по месту учёбы.
После девяти Гагик практически только пел. Его голос напоминал вокал Оскара Бентона, да и репертуар состоял в основном из его песен. Многие из посетителей приходили в "Охотник" специально, чтобы послушать Гагика, а "Бэнсонхорст блюз" вообще исполнялся по заказам несколько раз за вечер.
Бэй-парквэй уанда...
хрипел в микрофон Гагик, оттеняя своё пение рояльными аккордами, а консерваторский двоечник Сирожа, на время позабыв об академзадолженности по сонате для гобоя и чембало композитора Букстехуде, искусно вплетал в музыкальную ткань звук своего альт-саксофона.
В уютном зале "Охотника", стены которого были украшены мордами лосей и диких кабанов, в это время качался мягкий вечерний драйв, под который с одинаковым успехом можно было проводить встречу с деловым партнёром или танцевать с любимой женщиной.
Однажды, набравшись смелости и куража, который Шпрот приобрёл за время игры в "Полосе", он пошёл к Гагику и предложил тому за деньги дать Шпроту несколько уроков. Гагик отнёсся к просьбе серьёзно, но, посмотрев на него печальными восточными глазами, давать уроки отказался. Вместо этого он предложил Шпроту приходить вечером и, сидя сбоку, смотреть, как он играет.
- Это прыдаст эффект, - сказал Гагик. - А пэдагог... - он пренебрежительно махнул рукой. - Я жи нэ Эмил Гилелс. Слушай запыси, скатывай в медлэнном тэмпе, толко так.
По вечерам Шпрот сидел в "Охотнике", впитывая стиль игры Гагика, а с утра ходил на пляж со своим школьным другом Шуриком.
Шурик учился в МФТИ и приезжал домой только на каникулы. Шпрот давно не видел Шурика и подивился тому, как за это время он изменился. Весьма скромный в школе, Шурик сейчас стал много наглее. Причём Шпрот заметил, что эта нагловатая уверенность в основном распространялась на женский пол. Конкретно, практически все рассказы Шурика о московско-физтеховской жизни заканчивались презрительным взмахом руки и сообщением:
- Ну, и тогда я лишил её иллюзий.
По рассказам Шурика он лишал иллюзий раздатчиц в столовой, медсестёр, официанток и даже одну инспекторшу по делам несовершеннолетних, с которой Шурик познакомился в Долгопрудном во время проведения рейда.
Шпрота коробили эти рассказы. Впрочем, то же самое было и с его друзьями из "Полосы". Причём у Коня и Доктора область, куда простирались их интересы касательно женского пола, была ещё уже, чем у Шурика. Конь и Доктор всегда обсуждали почему-то только один параметр девушек - их задницы. Так как Панас был конформист не только в музыке, а и по жизни, то он охотно поддерживал такие разговоры.
Однажды, идя на репетицию, Конь, засмотревшись на обладательницу очередного феномена, даже свалился в яму, вырытую для ремонта водопровода у двенадцатой общаги. Не помогли и сбитые им в падении деревянные барьеры. Выбравшись из ямы, прихрамывая на левую ногу и потирая шишку на лбу, полученную от удара о водопроводную трубу, Конь всё-таки пришёл на репетицию, где поделился с Доктором и Панасом пережитыми впечатлениями. При этом Конь совершал специфические движения растопыренными ладонями, характерные для рыболовов, желающих продемонстрировать размер выловленной рыбы, а на его круглом лице пребывало выражение странного микса мечтательности и тревожного недоумения.
- Это ж такой станок у неё был, в натуре, ты понял... - говорил Конь, округляя глаза и покачивая разведёнными в стороны ладонями со слегка согнутыми пальцами. - И ходит станок, понимаешь? Ну, она идёт, а станок туда-сюда, туда-сюда... А талия - во, - Конь сводил ладони почти вплотную.
Сказать, что Шпрот боялся женщин, было бы неправильным. На самом деле это чувство было более похоже на состояние утром перед сложным экзаменом. Что-то, типа тревожного нервного предчувствия неизвестности, от которой много чего будет зависеть.
Такое состояние возникает у некоторых мужчин, возможно потому, что каждая женщина, особенно незамужняя и особенно раннего репродуктивного возраста, всегда оценивает мужскую особь, с которой пересекается её путь. Делает она это бессознательно, а значит автоматически, сама не замечая этого. Подсознание действует почти мгновенно и по совсем простому, а значит надёжному алгоритму - мужская особь оценивается именно с точки зрения пригодности её к созданию семьи и продолжению рода.
Вот поэтому и нервничает мужчина, особенно, если он далек от стандартов голливудского мачо. Нервничает потому, что его подсознание чувствует на себе это мгновенное женское блиц-сканирование.
... Полтора года назад, Шпрот, который тогда ещё был просто Олегом, познакомился с Ириной. Ирина была хороша собой и совсем не пара Олегу. По крайней мере, так тогда ему казалось. Через много лет, случайно натолкнувшись на её фото, Олег будет ошарашен. Тонкие губы, сложенные в волевую складку, резко очерченный хищный маленький нос, а главное глаза. Серые, в обрамлении длинных накладных ресниц и взгляд... Неприятный, жёсткий, как сжатая пружина.
Но сейчас неосязаемый, но вполне реальный интерфейс, выполняющий функции проецирования действительности на сознание Шпрота, предоставлял ему совсем другой образ - волнистые каштановые волосы до лопаток, пушистые немного загнутые вверх ресницы и глубокие, как два серых озера, глаза. Не портило Ирину даже то, что она много курила, одну сигарету за другой.
Однажды, придя к Олегу домой, и застав его за скатыванием с магнитофона какой-то джазовой вещи, Ирина спросила:
- А кто это играет?
Олег достал с полки конверт с виниловой пластинкой, на котором был изображён рояль, на крышке которого стояли два канделябра с оплывшими свечами. За роялем сидел длинноволосый пианист в белом костюме.
- Это польский джазовый пианист, Янош Шпрот, - сказал Олег. - Мне очень нравится эта вещь, блюз "Сэнт Джеймс инфомари", вот скатываю, хочу играть.
- А что это значит? - спросила Ирина.
- "Больница святого Джеймса".
- А что это за больница? Почему так блюз называется?
- Это больница для душевнобольных в Новом Орлеане.
- Поставь, - сказала Ирина.
Олег поставил пластинку, и комната наполнилась вкрадчивым туше Яноша Шпрота, оттеняемым глубокими звуками контрабаса и мягким шуршанием щёток барабанщика.
Ирина закурила и, взяв конверт в руки, стала его разглядывать. Так и просидела молча, сощурив глаза и думая о чём-то своём, глядя на польского Шпрота с обложки. Потом подняла глаза и сказала задумчиво:
- Теперь ты будешь у нас Шпрот.
...Олег, а по-новому Шпрот, догадывался, что кроме него у Ирины есть ещё какая-то своя компания. Причём непростая, а главное, мужская.
Вскоре этот вопрос, так неприятно тревоживший Олега-Шпрота, получил ответ.
Глава 4.Выпьем за любовь
Однажды, Ирина, гуляя со Шпротом в центре города, сказала:
- Давай зайдём тут к одному... - она замялась, - знакомому. Ненадолго, он тут рядом живёт.
Впоследствии, прокручивая в памяти этот эпизод, Шпрот понял, что они оказались в этом районе не случайно. Но тогда он только пожал плечами, и Ирина, подхватив его под руку, увлекла в какую-то подворотню старинного обветшалого дома, которыми был застроен центр города.
Дверь открыл угрюмый широкоплечий парень в майке и растянутых спортивных брюках.
- Привет, Сидик, - улыбнулась Ирина.
У Шпрота неприятно заныло под ложечкой. Сидик ухмыльнулся и, что-то промычав в ответ, повернулся и пошёл по узкому, как катакомбный ход, коммунальному коридору. Ирина, держа Шпрота за руку, двинулась за ним. В комнате Сидика, где царил унылый дух запустения, она деловито выложила на стол маленький аптечный пузырёк и одноразовый шприц.
Шпрот с возрастающей тревогой смотрел на медицинские приготовления Ирины, чувствуя, как его гортань постепенно начинает сдавливать неприятный комок. Ирина набрала из пузырька в шприц жидкость, подняла его иглой вверх и, нажав на поршень, выпустила тонкую струйку. Сидик тем временем повернулся к Ирине задом и спустил брюки.
Шпрот изо всех сил старался не смотреть в сторону, где стоял со спущенными штанами приятель Ирины, но происходящее как магнитом притягивало его взгляд. Ирина деловито протёрла место укола ваткой, смоченной одеколоном, затем уверенным движением вонзила иглу и стала медленно нажимать на поршень. Сидик скривился и утробно замычал.
Сделав укол, Ирина опять улыбнулась своему, видимо, старинному другу, который после укола стал ещё более угрюмым, и прощебетала:
- Ну, пока, Сидик. Помажь "звёздочкой", не забудь.
В этот момент Шпрот внезапно ощутил, что с Ириной у него всё кончено. Ранее незнакомое щемящее чувство вдруг жгучим озером начало разливаться у него в районе солнечного сплетения.
Однако, линия судьбы, плохо иль хорошо, но всё-таки как-то ведущая Шпрота по жизни, решила тогда сделать ещё контрольный выстрел.
Когда они шли по узкому коридору к выходу, вдруг открылась дверь и из неё выползла какая-то старуха, видимо соседка Сидика по коммунальной квартире. Шпрот аж вздрогнул - до того старуха была похожа на рисунок бабы-яги из книжки русских народных сказок, которая у него была в детстве. Баба-яга злобно зыркнула на гостей и что-то выкрикнула им вслед гортанным голосом.
- Ну, задолбала уже, - с отчаянием произнёс первые вразумительные слова Сидик. - Зажилась, падла.
Собственно после этого и прозвучал контрольный выстрел.
- Ты что же, не можешь ей подсыпать чего-нибудь? - улыбнулась Сидику Ирина.
Выйдя на улицу, она, как ни в чём не бывало, уверенно взяла Шпрота под руку и сказала:
- Вот видел, что бывает с мальчиками, которые налево без разбору ходят?
... Придя домой, Шпрот откупорил стоявшую без дела уже, наверное, полгода бутылку водки и налил себе полстакана. Потом сходил на кухню, открыл холодильник и отрезал большой шмат любительской колбасы. Обильно намазав его горчицей, он вернулся в комнату. Держа в одной руке бутерброд, а в другой стакан, Шпрот подошёл к висевшей над диваном фотографии Ирины и уставился на неё остекленевшим взглядом.
На фотографии Ирина стояла в жёлтом летнем сарафане по пояс в зарослях полевой ромашки. Шпрот приподнял стакан и пробормотал:
- Ну, что, Ириша, выпьем за любовь?
Через некоторое время интерфейс, сквозь который сознание Шпрота смотрело в реальность, стал быстротечно меняться. Во-первых, наступила тупость. Она приятно разлилась в груди, вытеснив гадкое щемящее чувство, мучавшее Шпрота примерно с тех пор, как он увидел волосатую задницу Сидика.
Во-вторых, Ирина на фото начала стремительно хорошеть, да и вообще вскоре превратилась в Ирку. Немало подивившись такой метаморфозе, Шпрот налил ещё полстакана и выпил, закусив колбасой.
Потом он нашёл на полке пластинку Яноша Шпрота и поставил "Сэнт Джейс инфомари". Когда он нетвёрдой походкой вернулся к фотографии, Ирка была уже ослепительно красива. Шпрот потряс головой и задумался.
Может он неправ? И не стоило сегодня, зайдя в суши-бар под предлогом хождения в туалет, выходить чёрным ходом? Сколько она там ждала его на улице? Вот взять сейчас трубку, набрать номер... И всё будет, как раньше...
Какой он всё-таки неблагодарный тип! Это ж Ирка сделала его мужчиной. Во всяком случае, по формальному признаку. Шпрот снял со стены фото и внимательно всмотрелся в него.
Ирка была уже пронзительно красива.
Шпрот медленно потянул за угол и разорвал фото пополам. Потом сложил половинки и разорвал их ещё раз.
На его глазах выступили слёзы. То ли от горчицы, которой, конечно, было слишком много в бутерброде, то ли от фрагментов жёлтого сарафанчика на обрывках, которые Шпрот держал в ладонях.
А ночью ему приснилось море. Он лежал на спине, раскинув руки и мягко покачиваясь на волнах. Под ним была аквамариновая бездна, а над ним была тоже бездна, но уже синяя, с ослепительно сияющим солнечным диском.
Глава 5. У моря, у синего моря
Томэики-но дэру ё на
Аната-но кюти дзу кэни
Хадзи мэ тэ аната-о мита
Кои-но бакан'сю...
Из корабельного репродуктора прогулочного катера доносилась песня, почти полвека назад принесшая мировую славу близнецам Дза Пинац. Чайки, кричащие над волнами, сладкий поцелуй солёных губ и дельфины, если бы они приплыли сюда - всё кричало о том, как счастливы Эми и Юми Ито, две юные японки, которые пели о своих первых в жизни каникулах любви - коино бакан'сю.