...У бабы Зины на столе белоснежная скатерть. В огромной светлой комнате вот уже несколько поколений жили, любили, подсчитывали барыши, ругались, учились, пили чай, прнимали гостей мои многочисленные родственники. У бабы Зины было три сестры: Вера, Надя и почему-то Катя. И три брата - Николай, Сергей, а как звали третьего не помню, и все погибли в первую мировую. Нельзя писать название войны с большой буквы, ибо нет на свете ничего, что заслуживало бы меньшего уважения. Вокруг стола темные стулья с прямыми спинками, каждое - как небольшой трон. Над столом - зеленая лампа с хитрым механизмом, которую можно поднимать или опускать совсем низко.
Дом выходит углом на проспект Бакунина и Херсонскую улицу. Теперь, разумеется, Бакунин поставлен на подобающее ему место в темном закоулке русского анархизма, а улице возвращено настоящее имя. Но я его не помню. А Бакунина в детстве считала близким родственником, поскольку в речи взрослых постоянно мелькала фраза "поедем на Бакунина".
Все три окна осенены резными карнизами с ветхими кружевными занавесками. Окна необыкновенные - в форме арок. Эти окна увлекательно мыть, стекла в них небольшие, а замазка очень старая и легко крошится. Проводишь белой ветошью по стеклу и на тряпке остается жирный черный налет. За окном, как правило серый день, и больничный сад напротив облетает не успев зацвести.
Трюмо гораздо интереснее. Высокое, почти до потолка зеркало с рамой черного дерева, а на подзеркальном столике крошечная шкатулка. В шкатулке Бабизинины украшения, о них можно писать лишь стихами. В трюмо я. Это наименее впечатляющая часть интерьера. За мной в зеркале отражается буфет: ореховые резные дверки с фруктами, полочка, покрытая вышитой салфеткой, на салфетке ваза с конфетами -"карамель студенческая". Бабизинина пенсия - 65 рублей, говорит мама, это очень мало. Не ешь у нее много конфет. Если открыть дверку, из буфета пахнет травой, лекарствами, чистым бельем и перцем.
А в углу у окна стоят три кресла, в зеркале они не видны и большую часть времени покрыты чехлами. На Пасху чехлы снимают, и кресла оказываются серо-голубыми. В Пасху вообще всегда светит солнце, окна вымыты, скатерть хрустит, а в каждый куличик воткнут бумажный цветок - нарцисс, тюльпан, или скажем, фиалка.
На Рождество между креслами утверждается крошечная елка с настоящими, восковыми свечками и очень старыми расписными игрушками. Елка стоит чуть ли не до апреля, баба Зина ее поливает, и в ответ елка отращивает нежные зеленые побеги. Ненадолго, конечно. В любом случае к концу марта мы с бабой Зиной, погоревав, снесем ее на помойку, аккуратно воткнем в черный снег... Рождество от этого нисколько не проигрывает