В ворота постучали уже под вечер. Старый привратник отворил окошко, и, подслеповато щурясь, вопросил, кого там нелёгкая принесла - известно ведь, что хорошие люди в такое время по дорогам не ходят. На этом жизнь старого привратника подошла к концу: чёрная лапища, проломив решётку, ухватила его за горло и с нечеловеческой силой ударила о ворота.
- Господин пожаловал, отворяйте, - донеслось снаружи, пока тело сползало на землю, пачкая дубовые брусья кровью.
Второй сторож трясущимися руками отвалил тяжёлый засов и, налегая на створку ворот, распахнул её, обречённо застыв рядом. Так стоял он не меньше пяти минут, ожидая худшего, пока не убедился, что беда миновала, и только потом решился поднять голову. Жизнь его уцелела на этот раз, вот только облегчение было тягостным, будто ожидал выпить пива, а глотнул вместо него дрянной протухшей водицы. Мертвец пришёл в город.
Разговоры угасали, как огоньки свечей на ветру. Всякое движение, гомон, хозяйственные звуки, что незаметным покровом окутывают человеческое местообитание, прекращались, и повисала тяжёлая, звенящая тишина. Даже животные, бессловесные твари, что-то чуяли, переставая мычать и блеять - одни только куры не понимали, в чём дело, бестолково бродя вдоль заборов да изредка кудахтая, и кудахтанье это, на фоне полного молчания, звучало нелепо и жутко. Мертвец, не обращая внимания на замерших горожан, шёл к городской площади. Там осмотрелся и вошёл в единственную таверну, уже пустую - перевёрнутые кружки свидетельствовали о поспешном бегстве. Один хозяин, не решившись бежать, возвышался над своей стойкой, ухватившись пальцами за родное дерево - его судьба решалась прямо сейчас.
Мертвец выбрал стол посередине зала и сел, впившись белыми глазами в хозяина. Через мгновение тот сумел сладить с деревянными ногами и торопливо приблизился, стараясь придать лицу угодливое выражение.
- Чего изволит господин?
Ох, недёшево далась ему эта фраза, но кое-кто мог бы вообще язык проглотить, а мертвецы такого не любят. Джойя прожил довольно, чтобы знать: не молчи, но и язык не распускай, тогда, быть может, беда минует лично тебя. Лично тебя... Потому что просто так мертвец не уйдёт.
Белесые буркалы на чёрной морде смотрели пристально и даже с интересом. Ноги у Джойи подкашивались, на лице дурацкой маской застыла улыбка.
- Чего изволю, говоришь?
А вот голос - нормальный голос: мягкий, глубокий, мощный. Но всё равно - жуткий.
- Девочку, лет шести. Сюда принесите, да побыстрее.
Хозяин, получив команду "отомри", бросился к выходу.
***
К чему описывать истошный женский крик и слёзы на глазах у взрослых мужчин? Всё это было, было и больше. Первой попалась дочь Этторы, черноволосая Мария - её и схватили, обматывая верёвкой детские руки-ноги. С каменными лицами притащили в таверну и положили на стол перед мертвецом. Девочка от страха не могла даже кричать: только слёзы катились у неё по щекам, и тихий шёпот "не надо, не надо" раздавался из юных уст.
- Что не надо, девочка? - участливо поинтересовался мертвец. - Ты же знаешь, я кушать хочу. Ты должна меня накормить.
С этими словами он вгрызся ей в руку, мгновенно залив кровью свой стол.
Страшная трапеза продолжалась до получаса. Из таверны летел пронзительный, убивающий душу визг заживо съедаемого ребёнка. Джойя, не имея никаких сил, блевал за собственной стойкой, сотрясаясь от рыданий - ему было уже всё равно, сочтут это за оскорбление, или нет.
Не сочли. Поев, мертвец сбросил остатки на пол и принялся удовлетворённо озираться.
- Доложите мне!
Через минуту в таверну забежал староста. Старинный пиджак сидел на нём криво, однако уверенности было не занимать - держался он гораздо лучше, чем Джойя, а услужливость не застывала на лице маской, но умудрялась демонстрировать самые разные свои оттенки.
- Здравствуйте, господин Кольбер. Я тут посмотрел, нет ли где чего дерзкого, не творится ли нарушений, скверных делишек, и кое-что я заметил.
Тут староста достал из кармана какой-то листок, помял, делая вид, что припоминает, однако читать не стал.
- Эттора, вдова Франклина, всячески вас порочит. Её домой отвели да заперли, чтобы безумное непотребство не слышать. Лиска-молочница детей прячет, видно, боится чего - подозрительно мне это весьма. До вот ещё Аргон-солдат куда-то запропастился, только был на виду - и нет его. А в остальном всё хорошо у нас, всё спокойно.
- Значит, Аргон-солдат? - задумчиво вопросил мертвец. - А почему он у вас солдат?
- Вы не подумайте, господин, - в голосе старосты прибавилось писклявых ноток. - Это он давным-давно был солдатом, вот его и прозвали. Прибился к нам два года назад. Нелюдимый, живёт тихо, жены и той не завёл. Всё больше вещи чинит да крыши кладёт.
- Ну молодец, молодец. Хвалю. Дай-ка пальчик.
Староста, силясь унять дрожь, медленно поднял руку. С нелепой смесью благодарности, плаксивости и страха на круглом лице вытянул указательный палец. Столь же медленно к протянутой руке наклонился мертвец. Ровные белые зубы коснулись подношения, чуть помедлили и с хрустом сомкнулись. Староста дёрнулся, прижимая кровоточащую ладонь к груди. По щекам его текли слёзы.
- Спасибо. Спасибо, господин.
- Иди, иди. Я теперь сам пройдусь, посмотрю у вас, что и как.
Народу на площади было много. Кое-кто расхрабрился настолько, что позволял себе перешёптываться с соседом, но большинство молчали. Кто-то пришёл сюда с обречённостью: скорее уж попасться на глаза мертвецу и не томиться более в ожидании. Кто-то - с расчётом: в толпе лиц много, а встретишь мертвеца в одиночку - всё внимание одному тебе будет. Чего ждать от такого внимания, знали все.
Когда чёрная фигура выступила из дверей таверны, толпа замерла в один миг. Белые глаза медленно обвели собравшихся, замечая, кажется, любую деталь. Чудовище неспешно прошагало к центру, остановилось, склонив голову на бок - стрелки весов заколебались. Господин решал, что делать с подвластными ему овцами, и решение могло быть любым.
В этот момент тишину нарушил чей-то испуганный возглас, и взгляд мертвеца мгновенно устремился туда.
Из-за угла крайнего дома, выходящего на главную улицу, выскочил человек. Одет он был в латаную мешковатую одежду зелёного цвета, на лице имел бороду, а на плече - странного вида трубу. Ближайшие к нему шарахнулись в разные стороны, а человек, широко расставив ноги, выкрикнул немыслимое:
- Сдохни, тварь!
Труба на его плече полыхнула и в тот же миг качнулся в сторону мертвец: снаряд угодил в стену дома и рванул, подняв облако пыли, посёк какими-то щепками десяток собравшихся, а одного убил до смерти. На стрелявшего тут же набежали, скрутили, несмотря на сопротивление, другие бросились тушить занявшийся пожар. Мертвец подошёл к рычащему сквозь зубы отступнику.
- Ты хотел меня убить.
- Гори в аду, ублюдок!
- Нет никакого ада, глупое мясо.
Он наклонился, разглядывая задранное лицо, потом встал на четвереньки и начал есть.
***
Мертвец шёл по городу. Те, кто остались во дворах и домах, изо всех сил делали вид что занимаются обычными своими делами. Оказавшиеся на пути господина коротко кланялись, тот благосклонно проходил мимо. Вот мать зажимает младенцу рот, и маленькая рожица краснеет, не понимая, почему самое родное существо в мире делает ей так плохо. Вот седой дед вытачивает за низеньким забором деревянную ложку, и не видит, что ложкой уже нельзя есть: она тонкая, как лучина. Голова мертвеца проплывает мимо, но дед не может остановиться. Вот женщина выносит из сарая бидон молока: мертвец хватает её и тащит назад в сарай. Оттуда раздаются вопли и хрип, голое измочаленное тело позже отыщут дети.
Мертвец идёт по городу, и город умирает, ещё не зная об этом.
***
Людвиг лежал на окраине, там, где пустырь зарос бурьяном и жили бродячие собаки. Совсем убежать из города он боялся, но и остаться вместе со всеми не мог - его колотило, как от озноба, а мертвец наверняка такое заметит. Поэтому он лежал, приникнув к земле и вдыхая горький травяной запах, а чтобы отвлечься, ковырял палочкой сухую почву. Здесь его и схватили. Чья-то сильная рука зажала рот, а сверху навалилось тяжёлое тело.
- Молчи! - зашептали в ухо. - Молчи и не дёргайся, мы ничего плохого тебе не сделаем.
Дождавшись, когда мальчик кивнёт головой, его отпустили. Убегать Людвиг не стал, убегать всегда было опаснее, чем спокойно оставаться на месте. Тем не менее, он повернулся, пытаясь понять, кто же его поймал, и тихонько охнул. Человек явно происходил не из города, и не из соседнего города тоже - нигде в округе не носили такой странной, пятнистой одежды, твёрдой и шершавой на ощупь. Речь его тоже не походила на речь горожан - отрывистая, со странным акцентом, она выдавала чужака не менее успешно, чем облачение.
- В городе мертвец, так?
Людвиг кивнул.
- Где он сейчас, что делает?
- Я не знаю. Вы же меня отпустите, правда? - людей умолять можно, это не мертвецы.
- Правда. Но сначала ты ответишь на несколько вопросов. Он останется на ночь?
- Н-не знаю... Я слышал, он поел хорошо, а потом что-то произошло. Громкий звук был. Он, наверное, останется, всё проверить. А вы кто?
- Мы пришли помочь. Тебя как зовут?
- Людвиг.
- Ты ведь хочешь избавиться от мертвеца, Людвиг?
- Как это?..
- А вот так. Чтобы его больше не было. Никогда.
- Разве так бывает?
Мысль о том, что от мертвеца можно избиваться, как от старой вещи, не укладывалась в его голове.
- Но ведь не всегда же они были. Так ты поможешь?
- Я попробую. Но мне страшно.
- Всем нам страшно. Мне тоже. И товарищу моему.
Склеиваясь друг с другом, текли минуты. Незнакомец, отвечая на вопросы Людвига, разговорился, и хотя мальчик понимал едва ли половину сказанного, кое-что начинало складываться в его голове, образуя сказочную картину. Чужак рассказывал о странных вещах. О Старом Мире Людвиг знал и сам, хотя по большей части не верил: ну как в одном месте может собираться больше людей, чем волос на голове и звёзд на небе? Однако в то, что мертвецы - бывшие владетели Мира Сего, верилось охотно: они не бывшие даже, а настоящие. Чужак, впрочем, говорил и о совсем странном: о том, что мертвецы раньше были обычными людьми, только очень богатыми. Такими богатыми, что могли "покупать страны и города".
- Только богатство однажды перестало гарантировать власть. Мир начал рассыпаться, словно карточный домик, и сила постепенно отделялась от денег. Чем ты заплатишь своей армии, если у тебя нет ничего, кроме бесполезных чисел в ячейках памяти, которые больше не обеспечены экономикой?
Он уже не заботился о том, чтобы говорить попроще - часть слов стала совсем непонятной, а другая значила вовсе не то, что обычно.
- И они вложили остатки могущества в самих себя. Биоинженерия сделала их сильнейшими в мире, где рухнули производственные цепочки. Так появились мертвецы - мёртвые не телом, но душой. Жрущие людей в качестве единственного подтверждения былой власти.
***
- Думаешь, дитя справится?
- Как знать. Может, и убежит, тогда придётся отходить и устраивать засаду снаружи. Но не хочу я снаружи, Димитрий, тварь нас там за километр почует. А днём особенно. Если мальчишка вернётся - атакуем сегодня ночью.
- И сколько нам ещё ждать?
- Потерпи часа два. Маяк неподвижен, возможно, он сидит дома.
- Я нервничаю.
- А я не нервничаю? Мы охотимся на самую опасную тварь в истории человечества. Сколько крови пролилось в Евразии... Пока это семя зла ходит по земле, покоя в мире не будет, так что и нам покоя не ждать.
Ночь спустилась на них душным покрывалом. Стрекотали сверчки, где-то неподалёку возился пёс, получивший от чужаков нежданно сытный обед и небольшой укол - для спокойствия. Кто-то мелкий шуршал в траве.
- Рейм, он двигается!
- Готовимся.
Моргающая на лицевом дисплее точка снова застыла.
- Остановился.
- Движение!
- Ты совсем...
- Здесь движение!
Взвизгнули сервоусилители, бросая тело вверх из положения лёжа. Пятно тьмы приземлилось на то место, где мгновение назад лежали охотники, и тут же метнулось в сторону. Череда вспышек разорвала ночь, и опять всё стихло - будто привиделось.
- Димитрий, где он?
- Не знаю. Может быть, на крыше амбара. Ты попал?
- Вряд ли.
Тягучие мгновение. Биение сердец и капли адреналина. Дыхание.
- Контакт!
Пятно, снова возникшее на экране визора, двигалось немыслимыми рывками, сбивая прицел. Рейм успел уйти в сторону, перекатиться - ночь снова ранили кусачие вспышки, потом раздался хруст и человеческое тело, упакованное в боевой экзоскелет, рухнуло наземь с пробитой брюшиной.
- Вот и конец, - сказал кто-то. Разрывные пули пронзили воздух, но голос раздавался уже с другой стороны. - Ты слишком примитивное мясо. Страшно?
Не паниковать. Дышать, аккуратно дышать, следить. Он не атаковал мгновенно, хочет поиграть. Уверен в себе. Да! Пятно, чуть светлее, чем фон. Днём он был бы куда осторожнее, но сверхсуществу трудно всё время помнить, что кто-то обладает способностями, похожими на его собственные. Надо что-то ответить... Если не ответить, игра ему надоест.
- Что ты сделал с мальчиком?
- С мальчиком? С вкусным, хорошим мальчиком? Я его отпустил. Мальчик был умный. Он пришёл и рассказал, что два мясных создания хотят сделать господину плохое.
Предал. Как же так?! Или тварь врёт? Да нет, зачем ему врать... Ага! Он повторяется, движения имеют закономерность. Мимо дальнего угла амбара, позади поросшего бурьяном пригорка, сквозь ряд старых бочек и вдоль забора, где есть канава. Периодически меняет скорость и направление движения, но это ничего, главное - дождаться, когда этот маршрут совпадёт с "беспорядочными" дёрганьями ствола...
- А знаешь, я тебя отпущу тоже. Положи оружие и дай мне свой пальчик. Нет, пожалуй, возьму все пять... Я дарю тебе жизнь, мясо.
Попалась, тварь.
Десяток пуль улетают в ночную тьму, чтобы впиться в чёрную плоть, давно утратившую сходство с плотью людей. Раздаётся гневный визг - тоже имеющий мало общего с голосом человека. Десять пуль, способные превратить в ошмётки гориллу. Слишком мало, чтобы убить мертвеца.
Тяжёлое тело ударило в Рейма, сбив его с ног. Над шлемом нависла гротескная морда, будто вылепленная безумным скульптором - бугристый кожный покров, ряды острых белых зубов - почти человеческих, только в несколько раз больше, дыхательная щель, белесые глаза без зрачков.
- Ненавижу, - прошипел голос.
- Я тоже, тварь, - выдавил из себя охотник. - Бойся нас.
Что-то очень быстрое, очень тяжёлое и очень горячее ударило в мертвеца, сбрасывая его с человека. Рейм с трудом поднялся, глядя, как у ног его корчится осколок старого мира, развороченный кумулятивной гранатой. Лопнувшая грудная клетка обнажила мешанину толстых червей-отростков, шевелящихся, стремящихся снова соединиться в единое целое. Огромная рана на глазах начала затягиваться.
- Нет, не спеши.
Несколько разрывных пуль искрошили отвратительные внутренности.
- Рейм, ты цел?
- Практически. Что так долго?
- Били наверняка. Уж прости, но тобой мы тоже могли пожертвовать.
- Знаю. Заливай топливо.
Визг сгорающего заживо монстра взлетел над городом.
***
Мертвец всё ещё догорал, чадя ядовитым дымом, когда над городом занялся рассвет. Толпа, собравшаяся на пустыре, потрясённо внимала предводителю группы вооружённых людей, стоящему рядом со смрадной кучей.
- Мы уничтожили вашего господина. Чудовища больше нет. Мы найдём и уничтожим всех оставшихся мертвецов, сколько их ни есть на этой земле. Всех мертвецов, вы слышите?!
Солдаты начали сгонять толпу в одну плотную массу, оставляя за её пределами лишь нескольких человек. Рейм мельком увидел Людвига - его пинком присоединили к общей куче недоумённо озирающихся горожан.
Пятеро бойцов взяли пулемёты наизготовку.
- Огонь!
***
Отряд уходил прочь. Вместе с бойцами шла маленькая кучка людей - их должны были доставить в безопасные места на атлантическом побережье. Позади лежал мёртвый город, на центральной площади которого возвышался столб с табличкой "Аргон. Последний солдат." Контейнер гранатомёта висел на перекладине, раскачиваясь под ветром.