Аннотация: Рассказ занял второе место на конкурсе АИ писателей "От Наполеона до Наполеона" ФАИ
По воле рока...
Посвящается форуму альтернативной истории - наркотику,
на который я, кажется, крепко подсел...
"Пускай историю страстей и дел моих хранят далекие потомки, я презираю песнопенья громки; я выше и похвал, и славы, и людей!...".
М. Ю. Лермонтов.
Франция. 7 марта 1815г.
Дул холодный ветер, резкий, пронизывающий. Возникнув где-то на северо-западе, над волнами бурного моря, он проделал долгий путь. Сначала промчался над страной, море покорившей, затем направился на юг, посвистывая в небе над Лувром и, свернув к востоку, полетел к другому морю, теплому, обжитому. Кто-то, сравнив ветер со стрелой, пущенной неведомым колдуном, возможно, счел бы это дурным предзнаменованием. Но человек, подставляющий лицо ветру был спокоен. Не смотря ни на что...
Спокоен, как и тогда, когда волны пенились за кормой корабля, а от берегов Франции его отделяли 650 лье соленой морской воды, осенние бури и лучший адмирал Ойкумены барон Горацио Нельсон. Спокоен, как и тогда, когда он стоял над вскрывшейся Березиной - сильный ледоход мешал наводить мосты, а с юга уже подходил Чичагов, с севера кольцо замыкал Вигтенштейн, а в затылок дышали казаки проклятого Кутузова. Так же спокоен, как и в день, когда, на вопрос Маре: "Государь, в каком состоянии армия?" ему пришлось ответить: "Армии больше нет".
...Прошло уже семь дней с тех пор, как он перешел свой Рубикон, и теперь дороги назад не было. У Цезаря были легионы, у императора французов - около тысячи солдат под предводительством верного Камбронна, и Наполеон немного гордился этим сравнением с Божественным Юлием. В успехе он почти не сомневался - ядро, которое принесет ему смерть, еще не было отлито, да и не слабым, недалеким Бурбонам тягаться с покорителем Европы. Обращение к французскому народу сделало свое дело: повсюду его встречали, как освободителя и триумфатора. Единственным, что могло ему помешать, было столкновение с регулярной армией. Императору нужна была сильная страна, способная бросить вызов остальному миру, а любое внутреннее кровопролитие, безусловно, ослабляло Францию и могло привести к новой гражданской войне. Поэтому и повторял он Камбронну: "вы не должны сделать ни одного выстрела! Помните, я хочу вернуть себе корону, не пролив ни капли крови", поэтому в своем обращении он подчеркивал: "Французы! Я прибыл к вам, чтобы восстановить свои права, которые являются одновременно вашими правами", поэтому он и сделал то, чего не мог не сделать...
Франция. 20 июля 1801г.
- Папа! - крикнул Жак, вбегая в комнату, - Папа, Люси уплывает сегодня в Гавр. Я должен быть на причале в шесть. Я уговорю ее остаться...
- Я недоволен тобой, - сурово ответил мэтр Делессер, поправив очки, - ты все еще не сделал свои уроки, хотя, еще вчера я говорил тебе...
- Но папа!
- Ты еще смеешь возражать?
- Папа, что значат уроки по сравнению с любовью?!
- Дерзкий мальчишка, я покажу тебе, что такое непослушание! Я тебе покажу любовь! Ты не переступишь порог этого дома, пока не перепишешь свое задание десять раз!
- Но папа, Люси, - голос юноши сорвался, он с трудом сдерживал слезы, - она уедет, и я больше ее не увижу...
- Пусть это послужит тебе уроком. А сейчас марш в свою комнату!
- Но папа, папочка...!!!!
Терпение отца истощилось, и он вытащил ремень. Этот урок его сын не забудет никогда: послушание старшим должно быть беспрекословным...
Франция. 7 марта 1815г.
Узкая, пролегающая в ущелье, альпийская дорога казалась бесконечной. Карета императора постоянно тряслась, вызывая у сидящих внутри воспоминания о плавании на бриге "Непостоянный". Наполеон, прикрыв глаза и откинувшись на спинку сидения, размышлял о том, что может предпринять его противник - Людовик XVIII, трясущийся сейчас от страха в Париже.
Мысли текли спокойно и размеренно: "Он может обратиться к маршалам, но Даву не предаст меня, Ней не рискнет теперь пойти против меня, а остальных можно не опасаться. Народ ненавидит Бурбонов, а меня боготворит, поэтому поддержку Людовик может найти только за рубежом. Александр с радостью двинет свои войска в сердце Европы, а австрийцы с пруссаками слишком долго боялись меня и тем сильней ненавидят сейчас. Поэтому надо как можно быстрее очутиться в Париже. А когда я соберу новую армию, мы переиграем Лейпциг по моим правилам...".
Внезапно карета остановилась, снаружи послышались крики. Испуганный адъютант подбежал к окну и сообщил императору, что дорога перекрыта королевскими войсками: неподалеку был Гренобль - очевидно, их послали оттуда. Противостояние вошло в критическую точку: сейчас "полет орла" мог быть легко прерван - Наполеон не сомневался, что солдатам приказано вести огонь на поражение.
- Что за солдаты? - спросил он адъютанта.
- Пятый линейный полк, император...
- Ни в коем случае не стрелять, - скомандовал Наполеон, выбираясь из кареты.
На мгновение он почувствовал себя молодым и полным сил: как при Лоди, под Фридландом и Аустерлицем. Император медленным шагом двинулся к королевским солдатам, взявшим ружья наперевес. Его взгляд стремительно оббежал все вокруг: форму солдат, растерянное лицо их майора, окружающий пейзаж, словно стараясь навсегда запечатлеть происходящее. "Вот как творится история, - подумал Наполеон, - я пришел к тому же с чего начал: все надо делать самому. Какой все-таки роман моя жизнь...".
Подойдя к солдатам на расстояние пистолетного выстрела, он распахнул сюртук и голосом, в котором ничто не выдавало внутреннего волнения, произнес: "Солдаты пятого линейного полка! Если кто-то из вас хочет убить своего генерала, своего императора, он может это сделать: я перед вами!".
Наступило гробовое молчание - в умах солдат присяга боролась со словами императора. Пауза казалась бесконечной, но вот ружья дрогнули, начали опускаться, ряды потеряли стройность. Сейчас солдаты были просто толпой, частью французского народа, души не чаявшего в "маленьком капрале". Его смелость, уверенный вид покорили их. Еще миг и над шеренгами раздастся крик: "Да здравствует император!" и они вместе пойдут к Парижу, неся трехцветное знамя революции, пойдут навстречу славе и почестям...
Как раскат грома тишину рассек одинокий выстрел. Пистолет в руке майора Жака Делессера еще дымился, когда руки солдат схватили его и повалили на снег, майор даже не пытался сопротивляться. Несколько человек подбежали к императору, тот был еще жив, но взгляд уже затуманился, дышал он с трудом. Превозмогая боль, великий человек приподнялся и, указывая пальцем на что-то видимое только ему, едва слышно произнес: "Франция... Армия... Авангард...", - после чего бессильно опустился на руки поддерживающих его солдат.
Спустя пять минут Наполеон Бонапарт, император французов, гениальный полководец и государственный деятель, ниспровергатель основ, ведший войну со всем миром и проигравший в ней, скончался, не приходя в сознание...
Франция. 18 июня 1815г.
Летним днем 1815 года у деревни Лаффре, близ Гренобля, наклонившись над мраморным надгробием, стоял маршал Франции Луи-Никола Даву, герцог Ауэрштедский, князь Экьмюльский.
Каменная гладь надгробия была девственно чистой, резец скульптора не оставил на ней следа... Причина этого была банальна и недостойна памяти убитого, чей дух еще возможно витал над последним приютом своего бренного тела, - соратники императора настаивали на короткой надписи: "Наполеон", власти соглашались только на "генерала Бонапарта". Впрочем, Даву был уверен, что не было француза, который бы не знал, кому принадлежит эта могила.
Даже красно-бурое пятно на белоснежном мраморе надгробия не нарушало его строгой гармонии, наоборот - оно казалось неотъемлемой деталью композиции. Говорили, что убийца Наполеона, некий Делессер, то ли сумасшедший, то ли наркоман, стоя на этом самом месте, пустил себе пулю в лоб. Правда пятно оставалось таким же ярким, как и три месяца назад, но маршал не сомневался, что крестьяне из соседней деревни регулярно его подкрашивают, создавая рукотворное чудо на радость многочисленным паломникам. Очевидно, это приносило неплохой доход...
"Сто дней, - думал с тоской Даву, - сто дней назад ты высадился на этом берегу. Что ты нес нам? Новую войну, новые страдания? Или новый миропорядок, который затмил бы собой "Гражданский кодекс", и победы, яркие как Аустерлиц? Твои собственные маршалы: Ней, Ожеро, Макдональд - предали тебя. Фортуна переметнулась на сторону противника. Но даже в смерти ты величественнее их всех... Да здравствует Император!" - последние слова маршал произнес в слух, не замечая, как по его щеке катится слеза.
- Да здравствует Император! - раздалось в ответ. Обернувшись, Даву увидел Лефевра и Мюрата, также стоящих с непокрытыми головами.
- Что вам нужно, господа?
- Мы знали, что найдем тебя здесь, - ответил Мюрат, - Нам есть о чем поговорить...
- О чем? В твоем королевстве не хватает военного министра? - голос Даву был полон яда, Король Неаполитанский побледнел. Лефевр поспешил вмешаться:
- Не стоит ругаться на Его могиле. - Даву кивнул - У нас есть к тебе предложение, выслушаешь его?
- Говорите, - лучший маршал Наполеона овладел собой.
- Мы предложили свои услуги императору Александру, он с благодарностью принял их...
"Еще бы, - подумал Даву, - после Варшавского восстания армию Витгенштейна пришлось развернуть на Восток и неизвестно, смогут ли теперь пруссаки удержаться по Рейну и Дунаю. Восточный Союз теперь рад любой помощи".
...снова померяться силами со Шварценбергом ... проклятые англичане, - Лефевр говорил и говорил, но Луи-Никола уже принял решение:
- Нам не по пути, господа, - произнес он ровным, слегка скучающим голосом, - я всегда служил Франции и буду верен ей до конца. А если вам охота повоевать за чужие интересы, - тут маршал усмехнулся, - пусть судьба Моро послужит вам уроком... а теперь не смею вас больше задерживать.
Глаза Мюрата вспыхнули злобой, но он ничего не ответил. Лефевр молча поклонился, и спустя минуту оба маршала скрылись из виду. Безусловно, они решили, что Даву, этот негодяй и лицемер Даву, служит Людовику, верно отрабатывая свои тридцать серебряников... Даву ничуть об этом не жалел.
- Зачем ты их так? - Франсуа д'Эспер, комиссар подпольного Марсельского Конвента, сопровождавший Даву, умел двигаться очень тихо, - Боишься конкуренции?
- Человек, бросивший, в ответственный момент армию, и сбежавший домой, не нужен Франции, - отрезал Даву
- Ну-ну... - примирительно сказал Франсуа, - я же пошутил. Нам достаточно и одного маршала... А Людовик напрасно полез в эту войну, - добавил он, довольно потирая руки, - ой, напрасно...
- Не думаю, что без войны появились бы предпосылки для революции, - Даву, казалось, утратил интерес к разговору, - без войны и... - он не закончил фразу.
Летнее солнце клонилось к закату, и в его последних лучах маршалу на миг почудилась невысокая коренастая фигура с неизменной треуголкой на голове...