Небольшой городишка встречал угрюмым молчанием, тоскливым заунывным воем собак и щерившимися битым стеклом окнами, закопченными, полуоплавившимися развалинами, из низ напалмов выкуривали отчаянно огрызавшихся пантеровцев.
На неизвестно как сохранившемся дорожном знаке виднелось название: "Соловьевка". Хорошее название, наверное и городишка когда-то был хорош. Может соловьев тут разводили или просто окрестных лесах - где ныне лишь ветер шелестит пеплом - пели эти пташки громко и заливисто.
В Соловьевке был концлагерь, где пантеровцы - верные последователи культа Черной пантеры - замучили тысячи военнопленных, бойцов народного сопротивления и мирных жителей.. Их наилюбимейшим развлечением было, же конечно, скармливание живых людей стаду голодных черных пантер. Эти палачи были настолько жестоки, что со временем отвратили от себя даже союзников, которые в ужасе от увиденного, пополнили ряды заклятых врагов.
Когда войска Сиреневых пум освободили город, зверюг, настоящих, четвероногих хозяева бросили, не потрудившись эвакуировать, расстреляли, как самых лютых врагов. Хотя, если подумать - в чем же звери были виноваты?
Даже виселицы в этом лагере были необычными, хотя всем было известно, что пантеровцы мастера изуверских пыток. Но здесь то ли они решили вспомнить средневековые способы умерщвления, то ли, недовольные современными, слишком гуманными способами умерщвления придумали свои, эксклюзивные. Людей подвешивали на железные крючья: за ногу, за ребро, за гениталии, за живот, за все конечности одновременно, за челюсть, за пальцы рук, ног.
Наши ребята, закаленные вояки, едва сдерживали слезы, снимая повешенных: искалеченных, с вырванными из плоти кусками мяса, с вывалившимися кишками, оторванными, измочаленными половыми органами, вывороченными челюстями. Висело таких около полутысячи. Спасти удалось всего двух.
Солдатик стоял по улице, крепко сжимая автомат и зорко оглядываясь по сторонам. Форма Сиреневых пум (серебристо-сиреневая камуфляжная униформа, перепоясанная широким ремнем) болталась на нем, словно была с чужого плеча. На ремне не хватило дырочек, чтобы туго затянуться вокруг тщедушной фигуры. Из широкого воротника, как пестик, торчала тонкая шейка, которую венчала голова, покрытая нежным одуванчиковым пушком. Он сам был похож на большой, только что распушившийся, одуванчик, Его губы дрожали, на глаза навернулись слезы, автомат в его руках трясся, словом паренек проявлял все признаки вящего испуга, словно только-только взял оружие в руки.
Он, не отрываясь, смотрел, как по улице, навстречу ему бабы гнали несколько пантеровцев. В черной форме, оборванные и грязные они уже не напоминали тех лютых палачей, один вид которых вызывал ужас. Бабы были вооружены по-бабски: вилы, колья, ухваты. Одна тыкала пленных в спину огромной черной кочергой. Бабы кричали, плакали и гнали бывших палачей к оврагу.
Когда процессия дола до оврага, бабы, внезапно замолчав, быстро и споро, начали забивать пантеровцев насмерть.
"Одуванчик" позеленев, стоял, не в силах стронутся с места. Вот одна дюжая молодца, замахнувшись кочергой, раскроила голову щупленького пантеровцу. Во все стороны брызнули мозги и кровь. Молодка утерла измазанное лицо, смачно сплюнула на упавшее к ногам тело и ногой брезгливо столкнула его в овраг.
Оставшийся в живых пантеровец упал бабам в ноги, ползал и умолял не убивать. "У меня жена, дети, пощадите бабоньки, милые... Родные, не надо, пожалейте! Не берите грех на душу."
Одуванчик не выдержал и рванул на помощь к осужденному. Но чья-то рука остановила его. "Не лезь! Они сами разберутся".
Парнишка оглянулся. Рядом стояли два человека. Молодой летатель в сине-голубой форме и летатель постарше, с сединой во всю голову, с четырьмя золотыми орлами, вышитыми на груди. Высокое звание - это солдатик понял сразу. Вот только он не очень хорошо разбирался в званиях "Крепких крыльев" - так называли летателей на земле.
- Не тронь, - повторил старший летатель.
"Ах, падла! - побелела худенькая, маленькая женщина. - У тебя значит дети, а у меня собачата были?" Она выхватила у молодки кочергу и принялась бить того по чем попало пока не измочалила пантеровца в кровавое месиво. Она мерно опускала кочергу, вскрикивая при каждом ударе: "Данька!.. Маля!.. Данька!.. Маля!.."
Они била и била, пока ее товарки не отняли кочергу. Разрыдавшись, женщина упала на землю. Бабы подняли ее, обняли и повели по улице, даже не потрудившись скинуть изломанное тело в овраг.
- Как же так можно? - спросил молоденький солдатик у летателей, вытирая рот. Его стошнило, и теперь он очень смущался.
-Ты в концлагерь, загляни, тогда не будешь спрашивать! - посоветовал ему летатель помоложе, потом заглянул в глаза Одуванчику и добавил, сглотнув подкативший к горлу комок: - Они детям "галстуки" повязывали. Шею разрезали и язык вытаскивали...
- Все можно, когда есть за что! - сказал, как отрезал, старший летатель и тяжело вздохнул. - Нет греха на душе, когда душа уже умерла.
Дальше мужчины пошли втроем. Летуны о чем-то говорили вполголоса, но солдатик не прислушивался к ним. Под впечатление только что увиденной расправы, он шел не разбирая дороги, словно сомнамбула, ничего не видя перед собой.
Бабы шли по улице, когда убившая последнего пантеровца отняла руки от лица и прошептала: "Кукла. Такая же, как у моей Даньки была!" Она рванулась из державших ее рук и схватила улыбавшегося лупоглазого пупса...
Мужчины завернули за угол, когда вдруг прогремел взрыв. Там, куда только что ушли женщины, поднималось черное облако.
- Заминировали все, с-ссуки пантеровцы! - выругался сквозь зубы молодой летатель
Видать подняли что-то с земли. Вчера ребята второй стаи пошли в город, говорят, подняли с земли книгу. Десять человек погибло.
Одуванчик, очнувшись, завертел головой, и надо же так случится - увидел прислоненный к стене дома новехонький, словно только что с наковальни кузнеца, меч. Солнечные блики плясали на отточенных гранях, путались в затейливом узоре на клинке. Такие мечи, символ наивысшего шика, доставались только в бою - их носили высшие чины Черных пантер. Воспользовавшись тем, что летатели отвлеклись, он рванул к находке, стремясь первым, схватиться за рукоятку.
Замешкавшись едва ли на долю секунды, летуны оглянулись, когда пальцы Одуванчика были в метре от рукоятки. Длинным прыжком, которому мог бы позавидовать любой суперпрофи из когорты элитных бойцов Сиреневых пум, пожилой летатель сбил солдатика с ног, выкрутив тому руки за спину.
-Ты че?! Ты че!? - только и мог шипеть полузадушенный Одуванчик, тычась конопатой мордочкой в пыль.
-Я ниче, не отпуская его летатель поднялся, а потом вздернул на ноги парнишку. - Ты идиот!!! Жить надоело? Хочешь украсить своими кишками стену дома - пожалуйста! Но подожди, пока мы отойдем на безопасное расстояние.
- Ты, что, малолетка, не слышал, что умные люди говорят? - с брезгливым интересом спросил молодой летатель. - Все заминировано! Все - это значит ВСЕ АБСОЛЮТНО! Ничего своими шаловливыми ручками не лапай! Подожди когда разминируют!
Пристыженный Одуванчик повесил голову и поплелся вслед летунам, изредка оглядываясь на вожделенный меч. Они уже дошли до конца улицы, когда к мечу, призывно блестевшему на солнце, кинулся еще один молоденький солдатик. Одуванчик даже не успел крикнуть, предупредить, как парнишка схватился за меч. Взрыв, словно ладонь великана, ударил в грудь Одуванчика и врезался в спины летунов, опрокинув всех на землю.
Поднявшись, они увидели на месте дома огромную воронку. От солдатика осталось только воспоминание - его счастливое лицо врезалось в память Одуванчика и преследовало по ночам.
- Вот так, друг Вася! - произнес непонятную фразу пожилой летатель, хлопнув Одуванчика по плечу.
Дальше они шли уже молча. В конце городе, который-то за пару часов можно было обойти, а вернее все, что от него осталось, летателей поджидала машина, раскрашенная точь-в-точь, как форма на Одуванчике.
- Будь здоров, не кашляй! - еще загадочнее напутствовал его летун помладше. - Не бери в руки, что попало!
Дверца захлопнулась, машина взрыкнула и умчалась, окатив солдатика едким выхлопом. Прочихавшись и вытря навернувшиеся на глаза слезы - уж больно ядреным оказался дух у машины летунов - Одуванчик спохватился, что даже не спросил у спасителей имена.
Он шел радуясь что остался жив и сочинял благодарственную молитву двум СПАСИТЕЛЯМ, приняв решение молить Богов Светлого Неба, всегда даровать летателям хорошую погоду крепкие крылья. Еще он клялся не забывать их и держал всю свою оставшуюся жизнь - целых два месяца...
Первый взвод отдельного напалмового батальона второй дивизии Сиреневых пум геройски погиб при штурме столицы.