В том же царстве, в светлом государстве жил старик со старухой. Бедно жили - пенсионеры. Обидно им было: горбатились они, горбатились - кумачом осененные, да и догорбатились до...
Впрочем, неважно. И так все знают - до чего пенсионеры догорбатились. От кумачовых времен изба-хрущоба им осталась. И на том спасибо, что не в центре городища изба стоит, а так бы давно б уже отправили бы их туда, куда...
Оно-то так - при кумаче не в пример лучше жилось. И лекари алчно стариковские гроши в мошну не сгребали, и настои аптечные - контрафактом и не пахли! И съездить на скудную зарплату можно было, если не в тридесятое царство, то хотя б границы своего обозреть. Хорошо жилось. А щас...
Смутная година пришла, а с ней и курносая Инфляция, что в белом саване щеголяет, тупой косой каждый ден поигрывает, да стариков выкашивает-потешается. А что делать? Все, что за долгую жизнь заначили, да на смертную одежу скопили, дьяки и подьячие к себе в мошну сгребли и зажировали. Как зажируют, так и Инфляцию придушат. А как жирование у них заканчивается, так они снова Инфляцию курносую ослобоняют, косу тупую ей подправляют, и стариковские гроши выкашивают - себе и чадам своим на безбедную жизнь. Любят курносую дьяки. Она их кормит, и работать им не надо. И так сойдет. Хотя и работа-то у них - не работа. Сиди себе на офисной кресельной лавке весь день, да зад свой рыхлый лелей на мягкой обивочке. А надоест сидеть, так и на азиатский курорт податься можно - стариковские денежки на ветер фукнуть: в грязной ванне с лепестками и косоглазой распутной девкой рыхлый зад помассажировать, иль еще чего с жиру побесить. А чем больше стариков вымрет, тем лучше. Казна мощнее будет. Можно ей крутить и оттуда всякие дьяковские задумки-проказы финансировать.
А не удастся дьяковская проказа - так ведь на нет и суда нет. Ошибка мол - нас этому не учили. Не рассчитали и не сосчитали. Непреодолимая сила, и все такое, помешала. А если даже и посадят дьяка в казенный дом, за плохо сделанную задумку (хотя и редко такое бывает), так ведь денежки дьяковы все равно в оффшоре иль в домовой мошне остаются: чадам и домочадцам на Гарвардскую, да Оксфордскую семинарию и золотую жизнь. Все равно ничего беднякам-старикам не вернется. Это раньше нерадивого дьяка за ребро да на стену, да неправедно зажитое в государеву казну. Щас дьяки сами законы сочиняют, для себя и под себя. О как! И как жить?..
Ну да это присказка. Речь о другом...
Жили-выживали как-то старик со старухой. Старик кажный ден с сумой на улицу ходил. Бутылочки пивные соберет. Жестяночки из-под энергетических напитков расплющит и в суму складывает. Собранное - во вторсырье и в прием посуды сдает. Себе и старухе на пропитание горькие грошики собирает. И вот раз шел он мимо мусорных ларей, что во дворах стоят. Лари переполнены, хлам из них сыпется и не помещается. Глядит старик - что такое? А там средь мусора что-то интересное виднеется. Подошел, расковырял. Надо ж - ларец деревянный средь хлама отрылся! Да не простой, а с длинной ручкой! В таких ларцах мастеровой люд свой инструмент носит: кувалды и шлямбуры. Нужен такой ларец старику. Прижал к себе - "Не отдам!", и домой припустил. И вовремя, оказалось. Только он ушел, как подошли к помойным ларям две девы из местного приказа, что окрестные избы-хрущевки обслуживает. Идут девы, могутными телесами, что от трудов праведных нажили, поигрывают. Визгливыми голосами друг другу студенистые щеки царапают. И ищут... Искали, искали что-то у ларей, да не нашли. Запричитали девы, да так, что детишки малые, что в соседних яслях овсяную кашицу нахлёбывали да нахваливали, ложки побросали и заплакали взаимно. Ничего из воя дев понять нельзя. Тянут букву "Иииииии...", да руганью невнятной этот звук перемежают. Только и было разобрать, что - "...да как мы теперь?.. да кому мы нужны?.. да на что аппарат наш великий?.." Потом в драку пустились и друг друга в чем-то винят. Дворник еле растащил...
А старик-то уже дома! Баночки рассортировал, бутылки помыл, во вторсырье пошел и все это сдал. Купил хлеба и к вечеру домой вернулся. Вспомнил про ларец. И как раскрыл он деревянные дверки, что под длинной ручкой на скудных петельках болтались, да так и сел на пол!.. Выскочили перед ним двое из ларца!.. Старик о них только слышал когда-то. Жэковский сантехник и жэковский электрик! Сами, как ни на есть! Ух ты!..
Электрик, как водится, пьян в хламину. Хитрым глазом косит, в руках два проводОчка держит, и этими проводОчками короткое замыкание устраивает. Только искры летят и гарь стоит! Наряд на нем: тельняшка подводная - та, что с черными полосочками. Брюки цивильные. Из брюк скудный инструмент торчит: отвертка. На поясе ротор от асинхронного двигателя болтается. Как булава. Им он от супостатов и чертей, что иной раз его в подпитии навещают, отбивается. А сантехник... Много старик видел, но такого... Трезв сантехник. Лыс коленно и в простыню замотан. В одной руке палочка курительная благовонится, в другой книжица расписная и глянцевая. На запястьях и лодыжках бубенцы побрякивают, и босиком. Сантехник звук горловой тянет и глаза у него далеко-далеко. Не в себе, значит...
Электрик, который не далеко был и в себе, проперхался, перегаром комнату обдал и поставленным голосом вопросил:
- Вам нужно снять пломбу со счетчика? Это вам обойдется...
Потом, видать прочухался, и понимающим взглядом обстановку обвел. Друга своего, сантехника, в угол с бережением задвинул. "Тут будь, Шакрачатуранг, тут теперь твой ашрам". Сам же к столу присел, из штанины маленькую достал и на стол водрузил. Пробку сковырнул. На старика вопросительно глянул.
А старик опешил от происходящего, не понимает ничего. Но маленькую увидел, о хлебосольстве вспомнил. В крови оно, хлебосольство, у жителей этого царства. Мигом огурчиков соленых и капустки квашеной сообразил. Тарелки, чары выставил. Хлебушка нарезал...
И пошло веселье!..
Пошло... и кончилось. Что для трех мужиков маленькая? Так - только рот испачкать. Впрочем, Шакрачатуранг не пил. Сантехник в своем углу-ашраме пребывал, абстрагируясь и мантры мыча. Старик сначала не понял, в чем дело, но электрик ему знак дал: "Мол, так надо... так лучше - не трожь его..."
Ну не трожь - так не трожь. Как маленькая закончилась, так старик в заначку полез. Там, по стародавней привычке, от государевых очей спрятанные, бутыли покоились - самогонной радостью исполненные.
Дотащил старик бутыль. На стол водрузил. Дальше пошло веселье. Разговор меж делом завязался. И рассказал жэковский электрик такую историю. По пьяне рассказал, вы ей не верьте. Чего только по пьяне не наплетешь? Хотя, говорят, что у трезвого на уме, то...
"...Мы, отец, двое из ларца. На нас все и держится. Нас никто и не видит, и не замечает. Ну, из тех, кто высоко сидит и в дорогих кабаках питается, не замечает. А если и заметят, так сразу ж к носу платочек, мол, пахнет от вас нехорошо, и говорите вы неправильно. Можно подумать, они правильно говорят, хе... Я-то отпетый, сам видишь. Пропойца я... До пенсии все равно не доживу, до пятидесяти с небольшим лет мне срок отпущен. Вот я и наверстываю, чтоб не очень обидно было. Да и приучен к этому добру сызмалу. Все приучены... Сам знаешь, отец, что за городищем творится - если несколько верст вглубь царства отойти. Да не в этом дело. Главное - работать я умею, и друг мой, Шакрачатуранг, тоже мастер превеликий. Все умеет, все знает... А вот он не пьет. Вроде и хорошо, но тож беда. Сам видишь, каков он..."
- А в чем дело-то? - заинтересовался старик. - Не пойму. Все люди как люди, а он...
- А он, батя, дибилятором и средствами масс-медиа убитый. Все в светлое будущее верит. С давних времен верит, когда всем всякую радость к такому-то году сулили. Все б ничего, может и остался б человеком, да вот на беду его присоветовали ему, чтоб с зельем завязать, - тут жэковский электрик на самогонную бутыль кивнул, - к мудновидящим из всяких астральных академий на поклон сходить и рублем поклонится, чтоб избавили от напасти. Избавить-то избавили, да вот и своего прибавили. Сам видишь...
- Но не все так уж и плохо, отец. Хоть и завонял он ларец палочками благовонными и бубенчиками бронзовыми все прозвенел, но зато сила в нем великая есть. Он, вишь ли, помимо того, что мастер превеликий - все может! все умеет! - еще и демографию в нашем светлом царстве-государстве повышает.
Тут старик аж огурцом, коим самогонную стопку закусывал-занюхивал, поперхнулся:
- Да как же это так? Он же...
- Да вот так, отец. Видел бы ты его в работе! Ой-ей-ей!.. Я не раз видел! Уж и не хожу с ним в паре. Мне другое надо. Мне за работу - или фуфырик поднесут, или денежкой отблагодарят. Я и рад. А вот он... Он, вишь ли, входит важно и вежливо, и сразу неисправность видит. Отрывает неисправную батарею и начинает своим пальцем в ржавой трубе нежно водить. Долго так водит... Невидимые глазу заусенцы сглаживает. А палец у него, ты сам видишь...
Глянул старик на пальцы электрика, что бубенцами и колечками унизаны были. М-да... в самом деле... пальчики. Если таким пальчиком щелбан дать, то голова-то - как треснет! Сарделечные пальчики, в общем.
- Ну вот, - продолжил электрик, - водит он пальцем в трубе. И внутри, и снаружи - где резьба. Потом резьбу паклей обмотает... А хозяйка смотрит на все это, и у нее фантазии бродят. А он как увидит, что она уж вся потом покрылась, и губы облизывает, так... Ну в общем, дальше сам знаешь, батя...
- Да знаю уж, - усмехнулся старик. - Отчего ж не знать.
- Мне и невдомек было, чего его так женщины любят. А потом понял. Добрый, ласковый... не пьющий. Детей любит. Да и мужиков у нас недостача: мрут, до пенсии не дожив. Чего еще надо?
- Да, это так, - погрустнел дед и очередные стопки наполнил.
Долго еще шло веселье. Шакрачатуранг бубенчиками позвякивал и палочки курил, электрик себе и старику только подливать успевал. Меж делом, рассказал электрик, что случилось.
- Нам, вишь ли, надоело задарма пахать да всяких менеджеров и прочую бездельную шелупень обслуживать. Вот и решили сбежать. И так и так - нищета. А бездельников кормить - вовсе невмоготу стало. Сбежали... Ну а дальше видно будет. Я где-то слышал, что нам кроме цепей терять нечего... Хотим на себя поработать.
Тут и догадался старик, кого давешние девы, могутными телесами украшенные, разыскивали и почему убивались. Работать-то некому! Некому бездельников обслуживать! А электрик разошелся и даже стих прочел. Сказал, что его когда-то буревестник революции написал. А потом этот стих всяк на свой лад перепевал. Кто какое - каждый свое! - горе видит, тот так и поет-читает... Вот какую песнь прочел электрик:
...В кабинете вип-персоны слышен шум и гвалт рабочий. Между кулером и дверью колченогая стремянка - метронома отпрыск стремный.
На стремянке той электрик горделиво раскачался. Он кричит, и - лампы слышат радость в смелом крике мужа.
В этом крике - жажда дела! Силу гнева на стеклянных и уверенность в замене слышат лампы в этом крике
Секретарши тяжко стонут - заглядевшись видом снизу. Кирзачи их поразили - необъятного размера. Кирзачи те, схороходы, - гады плесенью покрыты! - и от них благоуханья, те, чем чернь благоухает.
Он качается, как демон, кирзачами растоптавшись... Он над лампами смеется, он от радости икает!
Референты тоже стонут. Референтам недоступно наслаждение экстримом. Лишь с тарзанки могут прыгать, нюхом землю уминая (оборвалася веревка).
Глупый менеджер забылся - робко скомкав бумажонку, жирный зад ей подтирая. Визами она покрыта и для дела непригодна...
Только чванливый электрик потолочье презирает, не бояся вниз сверзится. Сапогами-кирзачами попирает он стремянку, пальцами проверив токи - в двести двадцать вольт могучих.
Синим пламенем пылают электрические токи. Пальцем ловит их электрик и в своей пучине гасит! Только стремная стремянка не дает докончить дело! Расколеблясь амплитудой, накренилась и сверзилась...
Сэкономил на стремянке вип-персон неостроумный. Для Тайланда сэкономил, для услады с леди-боем! И сейчас к нему вернулась экономия крутая!..
Не дослушал старик, чем дело кончилось. Устал он - и выпил немало. Уснул старик. Годы...
...Утром старик ничего не понимает! Развал и похмелье... Насилу вспомнил, что накануне было. Глянул - ларец в углу стоит. Дверцы прикрыты. Глянул в ларец старик. Пусто там и темно. Только в глубине трубы побрякивают, и электрические искры сверкают. Значит там эти... что двое из ларца. На себя значит работают...
Пошел старик на улицу. Баночки и бутылки собирать. В привычку вошло. А иначе не выживешь. Вышел старик из парадной... Батюшки-светы!!! Да что ж такое твориться-то! Не узнать светлого царства-государства! Разруха и запустение... Электричества нет, водопровода тоже нету, и канализация не работает. По улице удобрения плывут. Окна без стекол, и дома разваливаются. Транспорт ржавый стоит. Ну да это еще ничего. И не такое в светлом царстве-государстве видели. Главное - людей почти нет! Всюду трупы валяются. И прыщавые менеджеры, и гламурные девицы, и прочая офисная шелупень штабелями и вповалку свалена. С голоду сдохли - так старик понял. Синюшные все и истонченные. Кормить некому стало! Они ж ничего не могут и не умеют. Гвоздя вколотить не могут. Да и слова-то такого - гвоздь, слыхом не слыхивали. Откуда? А кормить бездельников некому, потому что двое из ларца на себя работать стали. Вспомнил старик, что вчера ему электрик говорил: "Надоело, мол, за гроши горбатиться и бездельников содержать. На себя поработать хотим. Мы-то без них проживем, а вот они..."
И демография на нуле. Шакрачатуранг-то, он больше одиноких (и не очень) женщин не обхаживает. Рождаемости нет. Не может женщина без мужика родить... А нет рождаемости - и рабов нет. Да... Впрочем, есть кому пахать. Вместо рабов - дьяки и магнаты, что раньше дела воротили и друг-другу руки мыли. Только рабами они щас у пришлых иноземцев. Дьяки и магнаты по улицам рикшами бегают. Желтокожих и иных господ возят. И оплата соответствующая - мисочка риса. Повезло им - и тут пристроились. Натура такая...
По улицам заставы стоят, из иноземных камуфляжных ландскнехтов. Ландскнехты, они всякие сырьевые придатки сторожат. Перед погрузкой. Чтоб в свои земли сырье без потерь отправить...
Дурно стало старику. Такое на старости лет увидеть. Даже все обиды забыл, что на старости испытать пришлось. Бог с ними, с обидами. Переживут они, старики. Недолго осталось... Надо двоих из ларца уговорить, чтоб пожалели свой народ. Плевать на дьяков - народ важнее. Пусть двое из ларца хотя б немного работают, и свое светлое царство- государство до такого ужаса не доводят. Бросился к своей двери, ключ в замок сунул, и...
И проснулся!
Оказалось, приснилось ему это. Глянул в угол, где вчера ларец поставил. Нет ларца! Значит, точно сон! Отлегло у старика... А это что такое? Глядит старик, а в углу пустые бутыли из-под самогонной радости стоят. И на столе, под тарелкой со скудной закуской, пачка денег лежит. Денег не очень много. Но им со старухой хватит. И на сладости, и на колбаску, и даже на лекарства. Не надо им больше унижаться и своего, честно заработанного, выпрашивать. И откуда деньги взялись? А может, не приснилось ему?
Помотал старик головой, суму взял, и по стародавней привычке на улицу пошел. Деньги-деньгами, но и на себя надейся - пока ноги носят. Пошел старик посуду собирать. Вышел на улицу. Светло, жизнь своим чередом идет. Все как всегда. Идет старик обычным путем. Проходит мимо помойных ларей, глядь... А там давешний ларец стоит! Такой, в каком мастеровой люд инструмент носит. И ручка изолентой обмотана, и дверки также на скудных петелька болтаются. И слышит старик, опять давешние девы с могутными телесами идут, завывают и ищут кого-то. Улыбнулся старик: "Опять стервецы сбежали! Надоело им бездельников обслуживать!"
Взял старик ларец, в сторону отнес. В тенёк под дерево поставил и своей сумой бережно прикрыл. Пачечку денег, что ему двое из ларца оставили, вспомнил. А вдруг - ларец еще какой-нить пенсионер найдет? Пусть и ему на старости счастье будет. А он со старухой свое уже получил. Им много не надо. Лишь бы на безбедную и неголодную жизнь хватало...