Некоторые люди, которые называют себя экстрасенсами или колдунами, считают, что души умерших людей переселяются в тела новорожденных младенцев. И при этом побывавшие в употреблении души совершенно забывают всё, что произошло с ними в прошедшей жизни.
Конечно, тут есть, о чём поспорить, но, в общем-то, не более чем по любому другому поводу.
Физиономии этих колдунов и колдуний, конечно, не вызывают особого доверия, как, кстати, и придуманные ими для себя клички. Видимо потому, что они сильно напрягаются, пытаясь пронзить предполагаемого клиента жгучим демоническим взглядом и поразить его воображение загадочным прозвищем. Поэтому на грязной газетно-рекламной фотографии они выглядят обычно злобными и смурными алкашами, только что проснувшимися в вытрезвителе безо всякой надежды на опохмелку.
Но это говорит только об их дурном вкусе и не более того. Трудно требовать от ведьмы или колдуна изысканного вкуса и элегантного поведения. В конце концов, наша старая и добрая Баба Яга тоже одевалась не у Диора и приличными манерами не отличалась. Но психологом при этом она была неплохим. Могут же и колдуны, как и все обычные люди, иметь небольшие недостатки.
Если же предположить, что их утверждение о переселении душ верно (а почему бы и нет? Ведь обратного тоже никто не доказал), то повод для дальнейшего размышления, безусловно, есть.
Можно, например, предположить, что некоторые отдельные души, переселяясь в тела новорожденных младенцев, не всё забывают из своей прошлой жизни, а особенно памятливые могут помнить и всё.
Что же из этого следует? А из этого следует простой вывод, что на свете живут и бессмертные люди. Их немного, но они, наверное, есть. Да чего далеко ходить, Агасфер, к примеру. Я бы не сказал, что он вечно путается у всех под ногами, но многие видели его в разное время. Если не врут...
***
Третий день ревёт ужасающий шторм. Все паруса и такелаж каравеллы "Санта Вирхен" изорваны и размётаны в клочья. Команде и пассажирам каравеллы остаётся только молиться, что они и делают. К грот-мачте отчаявшиеся матросы привязали судового священника падре Алонсо. В руках он держит распятие. На скользкой палубе вокруг священника стоят на коленях моряки "Санта Вирхен" и повторяют за ним слова молитвы.
Вокруг каравеллы гремящий водяной ад - огромные пирамидальные волны и мечущиеся между ними ревущие смерчи, пронизанные молниями, временами полностью заглушают молитвенный стон погибающих людей.
Однако молятся не все обитатели каравеллы. На кормовой батарейной палубе за низким дубовым столом сидят четверо сеньоров и играют в карты. Один из играющих - сеньор Хоакин Пинсон, альгвасил острова Маргарита, назначенный в своё время на эту должность самим Адмиралом, доном Кристобалем. Хоакин Пинсон был двоюродным братом Алонсо Мартина Пинсона и его двух братьев, которые были навигаторами, пилотами и капитанами в Первой экспедиции дона Кристобаля, когда он открыл для Их Католических Высочеств земли Западных Индий.
До своего поступления в королевскую службу в качестве капитана пехоты, сеньор Хоакин был мясником в городе Эстремадуре. Но лавры родственников - знаменитых мореходов Пинсонов из Палоса, смутили душу скромного эстремадурского мясника Хоакина и бросили его за Океан на поиски славы и богатства.
Сеньор Хоакин был новоиспечённым идальго, получившим наследственное дворянство за заслуги своих кузенов и страдавшим в этой связи некоторым комплексом неполноценности. Обладая несомненной отвагой, дон Хоакин очень трепетно относился к своей молодой дворянской чести, и по этой причине за пару лет всё его могучее тело покрылось рубцами и шрамами, большая часть из которых была получена доном Хоакином на дуэлях и в драках. Основным и самым главным качеством дона Хоакина была совершенно потрясающая глупость, которая, в основном, и определяла все его поступки и душевные порывы.
Напротив дона Хоакина сидел Главный Сексот Великой Инквизиции и Их Королевских Высочеств, постельничий дон Педро Гутьерес. Он пребывал в этой своей должности бессменно уже много лет и сумел завоевать полное доверие Их Высочеств. Дон Педро был приглашён четвёртым по той простой причине, что ему было абсолютно нечего делать, и он с радостью согласился - всё-таки время как-то пройдёт быстрее, а там, глядишь, и скажет кто-нибудь из играющих что-нибудь интересное.
Другая пара игроков состояла из бывшего аделантадо острова Маргарита дона Хосе Луиса де Перона де Альба и Браво и его бывшего личного лекаря дона Рамиреса и Грауперы. Дон Хосе был назначен аделантадо острова Маргарита самим Адмиралом, но пробыл в этой должности совсем не долго - из Испании прибыл личный представитель Их Высочеств дон Франсиско де Бобадилья, который заковал Адмирала и его братьев в цепи и отправил их на каравелле "Ла Горда" ("Толстуха") на королевский суд.
В скором времени были арестованы аделантадо сеньор Хосе Луис и его личный лекарь сеньор Рамирес и Граупера. На них наложили цепи и отправили под присмотром альгвасила дон Хоакина в Испанию для судебного разбирательства.
Бывший мясник хорошо относился к своему бывшему начальнику. Он снял с арестованных цепи, решив, что в море они совершенно излишни. Кроме того, они очень мешали при игре в карты. Арестанты и стражник проводили за этим занятием всё своё время. По королевской инструкции они не имели права заниматься никаким сколько-нибудь полезным видом деятельности. Поскольку бесполезные виды деятельности в королевской инструкции перечислены не были, то они решили, что в карты играть можно.
Играли сосредоточено и молча. На столешницу стола была натянута крупная сеть. Это было сделано для того, чтобы выкладываемые карты не валились на палубу при той чудовищной качке, которую вот уже три дня, как Господь ниспослал им за их прегрешения. Так сказал команде на утренней молитве дрожащий от страха падре Алонсо.
На батарейной палубе игроки открыли один пушечный порт для вентиляции и лучшего освещения. Хотя, временами, через открытый порт на батарейную палубу лилась вода, с этим приходилось мириться. Не помирать же в духоте, в самом деле.
В глубине батарейной палубы тускло поблескивали бронзовые ломбарды, закреплённые по штормовому, и разнообразное абордажное оружие в стеллажах и на переборке.
Дон Хоакин уже много чего проиграл и поэтому пребывал в неважном расположении духа. Он сидел, как и все, на бочонке из-под пороха в кирасе, надетой на голое тело. Сорочку и камзол он проиграл дону Рамиресу. Собственно, и кирасу свою он тоже уже проиграл, но великодушный сеньор Рамирес разрешил ему не снимать её пока.
- Погода сегодня неважная, - объяснил дон Рамирес свой благородный поступок, - ещё простудитесь. Да и не удобно сидеть идальго в обществе с голым пузом.
Пока дон Хоакин соображал, не содержится ли в словах сеньора Рамиреса какой-нибудь оскорбительной для его чести и достоинства сентенции, дон Хосе выиграл у него ключ от своих цепей.
Дон Хоакин вообще надулся на всех и стал думать, к чему бы такому придраться, чтобы перевести игру в плоскость скандала, переходящего в мордобой, что, в конечном счёте, может сделать результаты игры недействительными.
Не придумав ничего путного, дон Хоакин раскурил длинную индейскую пипу, наполнив помещение смрадным синим дымом.
Молчание нарушил дон Рамирес, который, прислушавшись к молитвенному вою, который иногда слабо доносился с верхней палубы сквозь рёв урагана, грохот падающей воды и стоны погибающего судна, сказал, что, по его мнению, у падре Алонсо ужасная латынь. В его время, даже фракийские девки изъяснялись на этом языке более внятно.
Дон Хосе заметил на это, что в данный момент латынь дона Алонсо большого значения не имеет, так как, если в ближайшее время дон Алонсо предстанет перед Господом, то Господь найдёт способ так объясниться с ним, чтобы дон Алонсо всё понял.
- Поэтому, - сказал дон Хосе, - сеньору Рамиресу следует не отвлекаться на всякую там ерунду, а сдать карты - сейчас как раз его очередь.
Дон Рамирес сдал карты, обменялся тремя картами с доном Педро и зашёл с двойки треф, поскольку при обмене решил оставить её себе. Дон Хосе, выложив трефового туза, забрал эту взятку и зашёл с пики. Дон Хоакин, у которого кроме дамы пик была на руках всего одна пикуха, совсем расстроился. Сбросив свою несчастную пику, дон Хоакин стал следить за партнёрами. Дон Хосе понял, у кого дама пик и выложил пикового туза, чтобы забрать и эту взятку и снова зайти с пики.
Этого дон Хоакин уже не смог вынести.
- Так не пойдёт, сеньоры, - заорал дон Хоакин, - вы все тут сговорились против меня, жульё поганое, аристократы вшивые! Туз пик уже был в прошлом заходе!
На это дон Хосе спокойно ответил, что, во-первых, дону Хоакину не следует так орать в присутствии благородных сеньоров. Он, как ни как, находится на борту боевой каравеллы флота Их Католических Величеств, а не у себя в свином хлеву в городе Эстремадуре. А, во-вторых, дон Хоакин, видимо, совсем ослеп, если не может отличить пикового туза от трефового.
Но дона Хоакина уже понесло. Он орал, что очень желает, чтобы все они вместе сейчас же предстали пред райскими вратами и перед апостолом Петром. Тем более, все карты на столе и апостол Пётр, конечно, сразу же уличит этих вонючих аристократов в жульничестве. И, в конце концов, можно будет всю партию переиграть в присутствии апостола, взяв его в качестве судьи, тем более, он, дон Хоакин, точно помнит, кто, чем и когда ходил.
Дон Хосе сказал, что сеньор Пинсон от плохой погоды, видимо, совсем спятил. И если он действительно собирается сыграть в карты в преддверии рая, то пусть делает это без них, взяв в качестве партнёров, кроме уже названного им апостола Петра ещё кого-нибудь двоих из Святой Троицы.
Дон Хоакин в ярости пихнул ногой стол, от чего все его партнёры повалились на палубу, вскочил на ноги и выдернул из ножен свой ржавый меч. Однако дон Хосе оказался ещё проворнее - отлетев к переборке, он сорвал с неё короткий абордажный эспадрон, быстро встал в позицию и прикрылся клинком от удара слева.
И очень вовремя - раздался лязг и звон скрестившейся стали, посыпались искры и дон Хосе, умело определив направление удара противника, слегка подвернул свой клинок и меч дона Хоакина, соскользнув по клинку эспадрона, провалился в пустоту.
Дон Хоакин был, конечно, очень неважный фехтовальщик. Он был хороший мясник. А на той войне, которую он и его товарищи развязали в Индиях, искусство фехтования не было нужно. Для сражений против голых индейцев вполне хватало навыков мясника. Но человек он был, безусловно, отважный.
Его огромный меч был совсем не приспособлен для боя на тесной и низкой корабельной палубе. Поэтому, пока дон Хоакин примеривался для нанесения мощного удара справа, дон Хосе сделал мягкий выпад, целясь в левое плечо дона Хоакина, и дон Хоакин, купившись, слишком резко и слишком поспешно попытался отбить этот удар в первой позиции. Но дон Хосе лёгким движением перевёл своё оружие под мечом противника вниз и влево-вверх и закончил выпад резким ударом на выдохе в правый незащищённый бицепс дона Хоакина.
Великан опустил меч и зажал рану левой рукой.
В этот момент раздался страшный грохот и треск ломающегося дерева. Это рухнула, наконец, грот-мачта, которая тут же исчезла в пучине и погребла вместе с собой падре Алонсо. Следующая волна снова накрыла каравеллу и унесла с собой большую часть молящихся.
Дон Рамирес привычно перевязал рану дона Хоакина. Дон Хоакин заявил, что партию надо доиграть, а ещё лучше, сыграть снова, простив друг другу все долги.
На это никто, собственно, ничего не возразил. Дон Рамирес сходил в кубрик за новой колодой, и все снова расселись на свои места и раздали карты.
В этот момент дон Хоакин случайно взглянул в открытый орудийный порт и увидел, как его закрыла огромная волна с гремящей шапкой пены на стекловидном гребне. Вероятно, её тень пала на лицо дона Хоакина, потому что все бросились спасать игру, и на столе выросла тяжёлая груда рук. Лёжа грудью на столе и вдыхая кисловатый запах нечистой сети, все замерли в томительно-сладком предчувствии беды.
"- У дона Хоакина снова дама пик", - чуть слышно шепнул дон Педро дону Хосе, на что дон Хосе никак не отреагировал, решив, видимо, отложить свою реакцию до более удобного момента, если он, конечно, представится.
Но такого момента, увы, больше не представилось.
Толстая, мощная струя воды ударила из открытого порта и разбилась о противоположную переборку. Притихшие сеньоры почувствовали, как каравелла резко и стремительно пошла вниз по склону волны, одновременно гибельно кренясь на правый борт. Раздался мощный грохот разбившегося гребня, и каравелла остановилась и задрожала в глубоком крене среди потоков ревущей воды.
Следующая огромная волна обрушилась на лежащую на борту каравеллу и поглотила её без следа.
Души четырёх сеньоров покинули свои бренные тела и устремились ввысь.
Взлетев над морем облаков, они увидели Солнце, темно-синее небо и чёрную каверну на белой груди планеты - глаз убившего их урагана.
Их души, наверное, вселились в тела других людей и продолжали жить дальше, забыв навсегда о судьбе своих предшественников.
Души дона Хосе-Никодима и дона Рамиреса-Агасфера тоже перешли в тела других людей, но эти новые Никодим и Агасфер помнили всё - ведь в этом и заключается бессмертие - пока ты помнишь всё, и тебя помнят все.
А тело - это дело десятое.
***
Третий день ревёт восьмибалльный шторм, и мокрые снасти судна плачут на разные голоса под могучими ударами шквалов.
За столом кают-компании четверо моряков забивают козла. Возле переборки, под иллюминаторами сидят на диване второй механик Альберт и Первый Помощник Капитана - "Помпа". Помпа имел ещё и другое прозвище. Выступая в Монтевидео на вечере советско-уругвайской дружбы, он нёс такую околесицу, грозно лязгая своими нержавеющими зубами в сторону американского империализма, что даже уругвайские собаки, которые наблюдали за его выступлением из-за забора Дома Дружбы, догадались, кто он такой. Поэтому, уже на другой день все уругвайцы звали его не иначе, как "Эль бомберо мордасас", что означает "Шпион-пассатижи". Это прозвище было быстро усечено русскими и уругвайцами сначала до "Ель мордасас", а затем, по взаимному соглашению, до просто "Эль Морда". Великодушные уругвайцы признали, что так даже лучше, а с точки зрения грамматики испанского языка даже правильнее, поскольку слово "пассатижи" в испанском языке имеет женский род, а слово "эль морда" по своему звучанию очень даже испанское.
Напротив Альберта и Ель Морды в креслах сидят первый штурман по прозвищу "Агасфер" и первый механик Сан Саныч.
По причине сильной качки игра идёт "втихую" - на столе постелено мокрое вафельное полотенце, дабы при крене кости не слетали на палубу. На его рифлёной поверхности чернеет кривой узор игры. Напротив Агасфера, над головами Альберта и Помпы, два иллюминатора, в голубых глазах которых быстро умирает блёклый штормовой закат. В такт с качкой в круглых зрачках иллюминаторов возникает шелушащаяся вершина очередной волны, не спеша надвигающейся с левого борта.
Все играют сосредоточено и молча, бережно придерживая руками нехитрый результат своих трудов. Каждый настороженно следит за морем, в основном, по темпу качки, чтобы не быть застигнутыми врасплох какой-нибудь шальной волной.
Молчание решается нарушить Помпа Ель Морда.
- Вчера наши произвели радиолокацию Венеры. По радио передавали, - сказал он, задумчиво почесав нос.
- Это как нам надо воспринимать, - поинтересовался Альберт, выкладывая двоечный дупель, - как политинформацию, как приватное сообщение или простой трёп?
- Дурак ты, Алик, - беззлобно отреагировал Помпа, ещё не сообразив, как он крупно подставился, - воспринимай, как хочешь. Просто послали на Венеру радиосигнал из трёх слов - "Ленин", "Партия" и "Мир".
- Слава Богу, что не из трёх букв. Ну, и что же получили в ответ?
- Да чего ты пристал. Те же слова и получили. В искажённом виде, - Помпа начал раздражаться, понимая, что сейчас начнётся настоящий и беспощадный морской трёп. Это было видно по загоревшимся глазам Агасфера и Сан Саныча.
Сан Саныч и Агасфер с трудом держали паузу, предоставляя пока инициативу Альберту, как первооткрывателю темы.
- Вот уж не думал, что Венера окажется такой индифферентной, - со вкусом произнёс Альберт, - я, на её месте нашёл бы более адекватный ответ.
Агасфер и Сан Саныч одобрительно хрюкнули в кулаки с костями. Тема обещала быть богатой, и Помпа понял, что он пропал.
Агасфер открыл, было, рот, чтобы задать Помпе наводящий вопрос, в порядке обсуждения, но, случайно взглянув в иллюминатор, тут же его закрыл.
Он увидел, что иллюминатор заслонила огромная светло-голубая волна с гремящей шапкой пены на стекловидном гребне. Тень её пала на лицо Агасфера, и все бросились спасать козла. На вафельном полотенце быстро выросла тяжёлая груда рук. Лёжа грудью на столе и вдыхая кисловатый запах нечистого полотенца, Агасфер вспомнил, что он уже видел раньше эту волну. Он лежал тогда за похожим столом и прокуренный палец дона Хоакина был у него перед глазами, когда раздались стоны расходящихся досок и грохот сорванных со стопоров тяжёлых ломбард...
...Толстая мощная струя воды ударила из открытого иллюминатора и разбилась о противоположную переборку. Раздались надрывные звонки аврала, протяжный мат вахты, грохот кирзовых сапог по трапам и всё покрывающий рёв падающей и катящейся воды.
И сейчас, пригнувшись за узким столом, зажав в руках мокрые кости домино, все замерли в томительно-сладком предчувствии беды.
Вот шхуна стремительно и резко пошла вниз по склону волны, одновременно энергично кренясь на правый борт. Раздался мощный грохот разбившегося гребня, и шхуна остановилась и задрожала среди потоков низвергающейся воды.
Потом шхуна медленно и нерешительно пошла на ровный киль. Кажется, обошлось.
- Дуплись, а то отсеку, - услышал Агасфер тихий дружелюбный совет.
"Подсмотрел, всё-таки", - огорчился Агасфер и бросил кости на стол, - "рыба".
А за бортом шхуны бугрится седой лохматый Океан, украшенный полосами пены, вытянутыми по ветру. Вдоль них на небольшой высоте торопливо бегут рваные клочья облаков.
- Так что ты там, Помпа, на счёт Венеры трындел, я не понял, - спросил Сан Саныч с невинным видом. - Эту фразу - "Ленина партию в мать!" мы послали в качестве ругательства или в виде информационного сообщения?
- Да не мать, а мир, - сердито буркнул бедный Ель Морда.
- Этого не может быть, - твёрдо сказал Альберт, - ты, Помпа, чего-то путаешь.
- Да почему же не может? - спросил Помпа.
- Потому что слова, переданные по такому важному поводу, как радиолокация чужого тела, должны нести серьёзную смысловую нагрузку. Как говорится, взялся за грудь - говори что-нибудь, - важно произнёс Сан Саныч и закончил игру по адмиральски, шлёпнув на концы расклада "пусто-пусто" и "шесть-шесть".
Альберт и Сан Саныч засмеялись, улыбнулся и Помпа Ель Морда.
...Агасфер не смеялся. Он вспомнил своих погибших товарищей с "Санта Вирхен" и ему стало грустно...
Потом улыбнулся и он. "Это ничего, - подумал Агасфер. - Пока мы живы - всё впереди".
7 Октябрь 1999 г.
Санта Вирхен (Santa Virgen) - Святая Дева (исп.)
Альгвасил (alquasil) - полицейский или судейский чин в Испании (исп.)