В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей походкой человека, десять часов проведшего на Масдае, сидя по-тамамски между тамбурином и саксофоном выше виолончели, но ниже волынки, последние полчаса из которых - под дождем, Кириан Златоуст ступил сначала на крышу конюшни, с него - на край водяной бочки, и только потом - на землю Леварры.

Земля Леварры была мокрой и хлюпала, как всё и все вокруг, но хотя бы не угрожала замогильным голосом провалиться в любую минуту в Баский залив. Для начала Кириану было достаточно и этого. Для конца он ожидал хамона, камамбера, амонтильядо, кардамона и кориандра[1] - и мягкую теплую сухую постель. Потирая руки в ожидании первой части ожидаемого и прочие места - в предвкушении второй, он отворил тяжелую дверь трактира.

Олаф на крыше скатывал Масдая, Иван - собирал их багаж, Агафон - багаж принцессы Эссельте[2]...

- А у тебя вся спина красная, - доложила сзади царевна Серафима, оторвавшись от обозревания окрестностей постоялого двора.

- Ха-ха, - выдавил бард, отдавая должное остроумию спутницы, но та не унималась:

- Я тебе серьезно говорю! Подкладка, кажись, полиняла.

- Чего?! - поэт откинул полу, извернулся, глядя на свои тылы... Белый камзол с желтыми рукавами, розовые кружева, бежевые штаны - всё, что соприкасалось с красным подкладом, приобрело[3] насыщенный алый оттенок, включая сам белый плащ.

- Дудки-лютни-балалайки! Я же говорил!!!.. - взвыл Кириан.

- Ну кто мог знать, что он полиняет, - чувствуя себя виноватой, хоть и не понимая, отчего, развела руками принцесса Эссельте, его подопечная.

- Я! - горячо вскинулся бард. - Я знал, что плащ, купленный непонятно где по цене домотканой рубахи, полиняет от первого чиха!

Эссельте огорченно сложила губки:

- Но не мог же ты лететь побеждать Гаурдака в старом плаще, который не сочетается ни с одним из моих туалетов!

- Зато сейчас мой наряд сочетается со всем вашим гардеробом сразу, - почти не ехидно заметил Златоуст.

- Ты вправду так думаешь?! - расцвела гвентянка. - Значит, как только обсохнем, продолжаем путь, не теряя времени на покупку обновок!

Бард разинул рот.

- Что?.. Как?.. В каком смысле?[4]

- Я что-то не то сказала? - насторожилась принцесса.

- Да нет, всё то. Это я подумал, что пошутил, - Кириан скривился, запахнулся в покрасневший[5] плащ и под звон, хлюп, бряк и шмяк своего переносного музыкального магазина направился в общий зал 'Золотого коня'.

Эссельте, доев машхурду и бешбармак с эчпечмеком[6], запила всё амонтильядо[7], энергично вскочила и потянула своего единственного придворного за рукав:

- Киречка, дожевывай быстрее!

- Чочучилось? Вавышонеаэл! - жалобно глянул на нее бард, с трудом перестав жевать, но белокурая принцесса была непреклонна.

- Я начала позже тебя, а закончила раньше. Скажи на милость, куда в тебя столько помещается?

- Если бы у меня была такая фигура, как у вашего высочества, в меня бы помещалось еще меньше, - пробурчал менестрель, торопливо допивая остывший глинтвейн.

- Что?.. - на красивом личике девушки отразился напряженный мыслительный процесс. - Что ты этим хотел сказать?

- Что я уже готов следовать за вашим высочеством хоть на край Белого Света! - излучая умиление и верноподданничество в мегаваттном диапазоне, проворковал гвентянин. - И кстати, где у нас сегодня его край?

- Недалеко, - успокоила его Эссельте. - В приличном торговом квартале. Или двух. Трех. Четырех. Но не больше десяти! - будучи девушкой мягкосердечной, поспешила она добавить при виде страдальчески исказившейся физиономии своего придворного.

- Или двадцати? - Кириан кисло прорек будущее.

- Пятнадцать - максимум, - принцесса твердо[8] опровергла пророка.

- Ну хоть на базар не пойдем...

- Базар, наверное, уже закрыт, - вздохнула Эссельте. - Придется перемучиться до завтра простыми лавками.

- А кстати, ваше высочество, что нам там надо?

- Новый белый плащ тебе... Или мне в алых тонах платье, юбку, блузу, тунику, лосины, шляпку, шапку, сапоги, туфли и перчатки. Серафима, хочешь пойти с нами? - обернулась она на лукоморскую царевну.

- Не, спасибо, - потянулась она как сытая кошка на печке. - Спа-а-а-ать хочу.

- Айвен? Агафон? Олаф?

- Благодарю за предложение, Эссельте, но я бы тоже... э-э-э... предпочел... - Иван покосился на жену и покраснел, не договорив.

Агафон ухмыльнулся, Олаф хмыкнул - но присоединиться к группе гвентянских рейдеров отказались, и те двинулись на разграбление стольного града Тортильедоса в одиночку.

- ...Похитили... похитили... похитили... - далекой волной накатывалось и пропадало шелестящее слово. Серафима снова закрыла глаза и подвинулась поближе к теплому боку Ивана, не имея ни желания, ни сил гадать, кто что украл и зачем, как вдруг топот по лестнице, стремительно нараставший в громкости, завершился крещендо стаккато кулаками в их дверь:

- Помогите! Скорее! Пожалуйста!

- Какого драного лешего... - успела пробормотать Сенька прежде чем поняла, что голос, срывающийся на всхлипы, принадлежал Эссельте.

- Что?.. Где?.. - сконфуженный со сна вскочил Иванушка.

- Селя, что случилось? - выкрикнула царевна, поспешно одеваясь.

- Похитили!!! - прорыдала гвентянка в замочную скважину.

- Что?

- Да не что, а кто! То есть кого!

- Ты не умничай, ты...

- Кириана!!! Кирю похитили!!!..

- Кого?! - Серафима выронила сапог и согнулась пополам.

Рыдания за дверью прекратились.

- Ты смеешься там, что ли? - оскорбленно поинтересовалась принцесса.

- Нет, плачу, - честно ответила Сенька и, утирая слезы, в одном сапоге поковыляла открывать.

На пороге стояла Эссельте, а из дальнего конца коридора к ним уже спешили друзья, потревоженные криком и стуком.

- Что за шум, а драки нет? - с нескрываемой надеждой вопросил отряг, поигрывая топором номер двенадцать.

- Будет драка - если я найду этих мерзавцев! - с неожиданным пылом прорычала гвентянка.

- Так их несколько было? - деловито вопросил Агафон, потирая руки. Между ладоней проскакивали лиловые искорки.

- Спокойно, Селя. Садись, выпей водич... амонтиль...яду... в этой стране вода только с неба льется... вдохни-выдохни... и всё расскажи по порядку. Кто, кого, зачем.

Эссельте залпом махнула чарку янтарного вина, закашлялась, высморкалась в поданное Иваном полотенце, и начала сбивчивое повествование, из которого[9] стало ясно, что когда они возвращались с покупками, рядом с ними внезапно остановилась карета, из которой выскочила пара мужланов. Они схватили Кириана, затолкали в свой экипаж и унеслись, не оставив адреса. На то, чтобы описать приметы кареты, лошадей, мужланов и даже Кириана, переодетого в одной из лавок, самообладания Эссельте не хватило.

Оставив принцессу пропитывать слезами четвертое полотенце, друзья поспешили в общий зал.

Хозяин, щуплый брюнет лет сорока с висячими тонкими усами, сидел за стойкой и покрывал пылью бока пузатой синей бутыли, легким движением руки превращая прошлогоднюю кислятину в двадцатилетний винтаж. При виде воинственно настроенных постояльцев он выронил бутылку и испуганно заморгал:

- Э-э, благородная дона! Не надо бить! Не виноватая я! Лошадью клянусь! Протереть наша сейчас! Всё как было сделать!

- Кто в вашем гадюшнике людей похищает?! - от яростного рыка отряга сеньор Шайдулло сполз под стойку, не сразу сообразив, что хотя бы в этом невинен: объектом его мелкоуголовного интереса бывал карман перепивших посетителей, но не они сами.

- Тебя никто не подозревает. Пока, - успокоила его царевна. Под заинтересованными взорами выпивох, еще остававшихся в зале в сей поздний час, Олаф выудил владельца из-за стойки и усадил за стол. Рядом моментально присел чародей.

- Ну, рассказывай, - недобро прищурился он, поигрывая пальцами на посохе.

- У вас кого-то похитили? - уточнил Шайдулло уже без акцента, выскакивавшего у караканца лишь в моменты сильного волнения.

- Друга. Выскочили из кареты два амбала, затащили и ускакали, - коротко описала картину преступления Сенька. - Кто это мог быть?

Трактирщик жалобно оглянулся по сторонам в поисках то ли защиты, то ли пути к бегству, но не найдя ни того, ни другого, втянул голову в плечи и пробормотал как можно неразборчивей:

- Дон Педро.

- Кто такой? - прищурился Агафон.

- Где искать? - приподнялся Олаф.

- И зачем ему Киря? - нахмурилась Серафима.

Сеньор Шайдулло, понимая, что коготок увяз - не вырубишь топором, как говорил Шарлемань Семнадцатый, понизил голову до уровня края кружки, а голос до шепота:

- Черный хан Тортильедоса, дон Педро. На самом деле этот сын шакала никакой не дон, а паук в человеческом обличье с сердцем гадюки! Разжирел на чужой крови, завел своих нукеров, и все окраины теперь под его зурну поют. Полгорода ясак ему платит. А не заплатишь - кирдык придет. Все соки вытянул, каракурт, чтоб его разорвало с его гиенами! Королевские нукеры не суются туда, где дон Педро хан. Резать тебя будут, грабить, убивать - ухом не поведут. Лошадью клянусь. То ли боятся, то ли куплены с ногтей до кишок. Крысы, да? - трактирщик сплюнул под стол: гордый сын степей выразил мнение о гордых сынах гор.

- Ну крысы. А Киря-то наш ему зачем? - недоуменно спросила царевна.

- Псами травить, - трактирщик перешел на нервный шепот. - Говорят, собираются такие же шакалы как Педро, да баи столичные, и об заклад бьются, долго ли человек против собак в яме продержится. Сгинет, бывало, какой-нибудь бедняга с улицы - а потом его труп изгрызенный в канаве находят.

Сиплый вскрик, перетекший в хриплый всхлип показал, что Эссельте успела присоединиться к компании.

- Вы обязаны сказать, где его найти, сеньор Шайдулло, - сурово нахмурился Иван.

- Э-э-э... В Тортильедосе, - почти успешно имитируя крайнюю степень дебилизма, сообщил хозяин. Олаф, играя желваками, подался вперед:

- А конь...кретин...карета...

- Конкретнее, - договорил за конунга его премудрие.

Шайдулло, проклиная себя за болтливость и понимая, что настал его предсмертный час[10], съежился, будто пытался спрятаться за кружкой. Глаза его, узкие от природы, стали больше размеров на пять и жалобнее тонов на пятнадцать.

- Зачем ваша просить? Моя жить хочет!

- А по тебе не скажешь, - в пальцах царевны как по волшебству оказался засапожный нож.

- Сеня, как тебе не стыдно, - укоризненно проговорил Иван и взглянул на трактирщика. - Вы не бойтесь мою супругу.

- Вы меня бойтесь, - задушевно посоветовал юный конунг.

Караканец от одного взгляда на летнюю коллекцию топоров, не успев перевести дух, им же подавился.

- Нет, меня, - рука Агафона легла ему на плечо. Из-под пальцев, прожигая кожаный жилет, потекли холодные искры.

- Моя... п-показать... - прохрипел хозяин. - Но т-только... только...

- Всё понятно.

Второе плечо тут же оказалось в захвате отряга. Хозяина подняли и повлекли на второй этаж в комнату Эссельте - ближайшую к лестнице.

- Не дрейфь, амиго, - утешил его маг.

- Мы тебя защитим, - пообещала Серафима.

- От узнавания, - договорил Агафон.

Из-под пальцев его левой руки посыпались синеватые огоньки. Правая держала шпаргалку. Первая на Белом Свете программа защиты свидетелей начинала действовать.

- Что-нибудь изменяющее внешность, - пробурчал в миниатюрный кусок пергамента его премудрие. - Простенькое. Хм... Кабуча. Я же простенькое просил! Тэ-тэ-тэкс... Хм-хм. А еще проще?.. И чтобы слов поменьше... и покороче?..

Шайдулло глянул на лица своих постояльцев и сполз по стенке, понимая: ничего, что разбойник Педро мог бы с ним сотворить, и в подметки не годилось тому, что нависло над его буйной караканско-леваррской головой в эту секунду.

Масла в огонь подлила Эссельте.

- Мы же просто хотим, чтобы его не узнали? Не обязательно ведь, чтобы Педро гадал, к какому виду живых существ наш добрый хозяин относится?

Когда сеньор Шайдулло пришел в сознание, первой, кого он увидел, была белолицая брюнетистая особа с обведенными угольком глазами, ярко-алым ртом, в легкомысленной шляпке с пышной лентой, желтом кафтане с багряными кружевами и вызывающе-красной юбке с желтыми оборками. Особа скользнула по нему брезгливым взором, буркнула 'Шайтан мучача' - и вскрикнула. Отчего-то его голосом.

- Я ж говорила, он сам себя не узнает, - самодовольно проговорила принцесса, бережно поворачивая бронзовое зеркало перед трактирщиком. - Смотрите, какой бант на шляпе! Зиккурейские кружева! А завязан как! Так сейчас в Шантони завязывают! Ну, нравится? Нравится?

Шайдулло же, несмотря на призыв, с тихим ужасом глядел себе в декольте шестого размера, еле прикрытое кисеей.

- Не дрейфь, приятель. Подушки, - с изрядной долей сочувствия поспешил сообщить Агафон.

- Мою... твою... Мать... мать... - едва не переходя на лукоморский, караканец приложил было руку к сердцу, но тут же отдернул, будто коснулся раскаленного чайника. - Мать... моя... не узнать мою.

- Дон Педро не узнать, самое главное, - отчего-то с караканским акцентом подсказала Серафима, и у трактирщика немного отлегло от сердца. Потрогав обнаженную напудренную верхнюю губу, он скривился, покачал головой, выдохнул: 'Шайтан мучача саксаул кирдык' и тоскливо покосился на дверь.

Неверно истолковав его взгляд, Иванушка вскочил:

- И вправду, время идет! Скорее!

- Ну мы им устроим хел горячий, варговым отродьям! Вперед! - Олаф радостно сгреб хозяина и повлек[11] в коридор. Гвентянка ринулась к своему плащу.

- Селя, а ты куда? - преградила Серафима дорогу принцессе.

- Как это - куда? - та насупилась, готовая спорить, уговаривать и закатывать скандалы. - Кириан - мой придворный, и я...

- Сель, извини меня, конечно, но ты там будешь...

- Что я там буду? - опасно прищурились серые глаза гвентянки. В воздухе запахло грозой.

- Ты там будешь не так нужна, как здесь, - торопливо вклинился Иванушка. - Надо, чтобы кто-то остался и переворачивал Масдая. Он должен высохнуть как можно быстрей. Если мы сейчас не найдем Кириана, единственной надеждой для всех будет ковер.

- Я это и хотела сказать, между прочим, - подхватив налету идею мужа, Сенька изобразила обиду. Принцесса смутилась. Царевне стало стыдно - но не настолько, чтобы признаться в лукавстве.

- Я на тебя рассчитывал, Эссельте, - прошелестело их воздушное судно, сложенное вдвое и растянутое от пола до потолка, превращая обычную комнатку заштатного постоялого двора в будуар наложницы сулейманского правителя.

- И я тоже! - закивал Агафон.

Перед лицом такого количества надежд гвентянка проглотила протесты, поджала губки и решительно двинулась к горячей кухонной каминной трубе, составлявшей стену ее комнаты - перевешивать Масдая, но на полдороги спохватилась, взяла что-то с кровати и протянула Иванушке.

- Что это? - удивился он.

- Подарок тебе на  день рождения, - сквозь слезы улыбнулась принцесса. - Мы же его на острове встретили, там лавок не было, и вообще ничего не было, и вот... Короче, любви тебе еще раз, здоровья и счастья.

- Спасибо, - зарделся царевич, быстро развязал ленточку на маленьком прямоугольном пакете, развернул - и ахнул: - Какая красота!

На ладони его лежала записная книжка коричневой кожи с золотыми уголками, тиснением и обрезом, в корешок которой был вставлен грифель на тонкой золотой цепочке.

- Ты же любишь всё новое узнавать, вот я и подумала... подумала...

- Что лучше записать и не забыть, чем не записать и забыть, - подсказала Серафима, и гвентянка благодарно закивала.

- Спасибо, Эссельте, большое спасибо! - Иванушка торопливо сгреб ее в объятья, чмокнул в щечку, сунул подарок в карман, и кирианоспасательная экспедиция устремилась на улицу.

Проведя опергруппу через полгорода, Шайдулло остановился под последним фонарем невдалеке от пустынного перекрестка, за которым три улицы, не потревоженные казенным освещением, разбегались во тьму подступившей ночи. Вдали, за поясом мрака, маячили тусклые огни ночных заведений. До слуха друзей доносился резкий свист флейт, дребезжащие аккорды лютней, обрывки песен, гогот и выкрики гуляк.

- Грязный Угол. Дальше - ханство дона Педро, - объявил караканец. Сенька сморщила нос, Иванушка глянул под ноги и отскочил, маг брезгливо отвернулся, Олаф пинком отправил в полет нечто большое и мягкое, смачно приземлившееся на стену дальнего дома и там прилипшее. Угол оправдывал свое название, как мог.

- Ну так и веди к хану, - не терпящим пререкания тоном потребовал Агафон[12].

- Я не знаю, где он может быть. Его дворец в одном месте, а дворы развлечений в другом.

- Где могут держать Кириана? - сурово спросил Иван.

- Где проходят бои.

- Значит, ведите нас туда!

- Но я не знаю, где это! Я там не был никогда, лошадью клянусь!

- А во дворце?

- Тоже. Хоть и представляю, где он. Но нашего брата туда не приваживают. Чего всякой рвани ходить, ковры топтать, куда не надо глазеть, да? Ясак и нукеры забрать могут.

- Сдается мне, что не во дворец Кирю повезли, - скривился чародей.

- Значит, дальше придется самим искать, - вздохнул Иваншка и повернулся к трактирщику: - Спасибо вам большое, сеньор Шайдулло. Думаю, тут мы с вами и расстанемся.

- Ненадолго, - из природной вредности добавила Серафима, не в силах вынести моментально возникшего счастливого выражения на трактирщицкой физиономии.

Олаф взял наизготовку топор номер двенадцать, и друзья двинулись вперед.

Углубившись в темный переулок на десяток метров, Серафима оглянулась и тихо хмыкнула.

- Что там? - насторожился царевич.

- Идите, я догоню, - шепнула она. - Топайте громче.

Приотстав, она затаилась в дверном проеме. Так и есть. Кто-то шел следом, прижимаясь к стене и замирая. Если бы не кольцо-кошка, позволявшее ей видеть даже в полной темноте, преследователя было бы не разглядеть - так ловко и тихо он крался. Метательный нож из рукава скользнул ей в ладонь, рука взметнулась... и опустилась.

Еле сдерживая смех, она скользнула на противоположную сторону улицы, бесшумно приблизилась к их таинственному соглядатаю и ухватила за шкирку.

- Не виноватая я! - жалобно пискнул он. - Они сами ко мне пришли!.. Ой.

- И что такая приличная девушка делает в такой вонючей дыре? - полюбопытствовала царевна.

- Закон гостеприимства степей. Не могу оставить гостей в незнакомом месте, - улыбаясь фальшиво, как сто стеклянных бриллиантов, проворковал караканец, но под взором Серафимы, сверлящим даже в темноте, скукожился и уныло развел руками в розовых кружевных перчатках:

- Леваррская девушка по городу в такое время ходить одна не может. Тем более приличная. Тем более по такому городу. Тем более не девушка. Если не девушкой хочет остаться.

Сенька гыгыкнула, отпустила ворот его кафтана и махнула рукой:

- Ну иди тогда с нами... приличная девушка. Пень с тобой.

Товарищей они нагнали на углу темного узкого переулка, за которым начинались увеселительные заведения ночного Тортильедоса - ханства дона Педро. Увидев хозяина своего трактира, гости заулыбались, и много шуток и советов было отпущено в адрес насупившейся кокотки в шантоньской соломенной шляпке.

- Куда теперь? - отсмеявшись, его премудрие обвел взглядом разворачивавшуюся перед ними топографию, единообразно-темную, в желтушных огнях кабаков и домов удовольствий на первых этажах и однообразно-темную и ровную, как стены крепости, на верхних. Сеньор Шайдулло пожал плечами, но от него никто ответа и не ждал.

- Я пойду в корчму, - проговорила царевна Серафима. - Поспрошаю у народа.

- Я с тобой, - непреклонно заявил ее супруг, но получил улыбку и отказ:

- С незнакомыми вооруженными мужчинами разговаривать поостерегутся. А я подозрений не вызываю. Так что ждите в проулке, чтобы глаза не мозолить.

Шайдулло, воспользовавшись разрешением и опасаясь, чтобы ее членовредительское высочество не решило, что одна девушка хорошо, а две - лучше, первым нырнул в темноту. Олаф проводил его презрительным взглядом и взвесил в руке топор:

- Если что... -

- ...я знаю, где вас найти, - улыбнулась царевна и вразвалочку, посвистывая, двинулась в корчму.

Заказав пива и копченых колбасок, она плюхнулась на скамью и принялась исподтишка разглядывать посетителей. Контингент был предсказуем, как наступление ночи: красномордые лица сомнительной репутации, наемники, карточные шулеры, сомнительные личности в одеждах слуг, но с лицами грандов - и дамы всех возрастов и калибров.

Взгляд одного из таких почти благородных донов она и перехватила. Сделать кружкой салют, получить ответный привет и нетрезво подмигнуть было делом недолгим, и уже через минуту рядом с ней приземлился со своей посудиной тонкоусый красавец в куртке угольщика. Из-под грязного потертого плаща, небрежно накинутого сверху, выглядывала щегольская рукоять меча.

- Скучаешь? - щурясь, как кот на сметану, промурлыкал гранд.

- Да есть м-маленько, - Сенька меланхолично пожала плечами. - Одно и тоже в-везде тут у вас.

- Ты не из Тортильедоса? - оживился он.

- Не. Издалека. Мимо ехала и это... с-спи... спись... спицы... нарочно заехала, - честный, хоть и слегка расфокусированный взор царевны устремился на собеседника. - Говорят, у вас тут это... развлечения интересные б-бывают... с людьми... для людей то есть... знающих.

- Ну бывают, - в карем взоре сверкнули хищные искорки.

- А где, кстати, не ведаешь? Ш-шарахаюсь тут битый час... два... три... полдня... б-бабая якорного неп...нять к-какого.

- Отчего не знать, - улыбка леваррца источала мед и патоку. - Хочешь, покажу?

- О, оч... оч... оч-чешуительно! П-пойдем! Эт далеко?

- Нет, совсем рядом!

Не успела царевна выйти из тусклого круга света, бросаемого окнами корчмы, в темноту, как гранд накинулся на нее, заломил руку за спину, зажал рот и потащил в переулок. Но не успел он сделать там и пары шагов, как получил укус, тычок, бросок и пинок, а над головой его, сыплющей серебристыми искрами в честь встречи со стеной, прозвучало жизнерадостное и совсем не пьяное: 'А вот и мы!'

- 'Две головы' знаю, мимо проходил пару раз. Это три квартала вперед и два налево, - с видом знатока говорил сеньор Шайдулло, ловко маневрируя по обочине между мусорными кучами и пьянчужками в ранней отключке. Несостоявшийся насильник после снятия показаний остался лежать в переулке в состоянии легкой контузии. Сейчас, скорее всего, к нему добавилось тяжелое безденежье: Серафима, покидая место происшествия, заметила на дальнем углу оборванного пацана, с показным безразличием изучавшим звезды над своей головой.

Опергруппа следовала за своим проводником, зыркая по сторонам, но не замечая ничего подозрительного. Неширокая улица, больше похожая на ущелье, как все улицы Тортильедоса, тонула во тьме, лишь местами разрываемой кругами грязно-желтого света. Жильцы на верхних этажах спали, закрывшись ставнями от ханства дона Педро, но корчмы, дома пороков и лавки скупщиков краденого не закрывались ни днем, ни ночью.

Квартал... другой... третий... еще два...

- Пришли? - остановился Иванушка, тщательно подсчитывавший все повороты. Перед ним светили окнами две корчмы, заведение с чем-то похожим на дымокур пасечника на вывеске и лавка с открытыми, но зарешеченными окнами.

- Мне кажется, это там, - рыжий воин ткнул пальцем в вывеску одного из трактиров, на которой красовались две тщательно выписанные головы - собачья и человеческая.

- У нас есть план? - запоздало спросил Агафон, обернувшись на Сеньку. Та окинула его оценивающим взглядом:

- Ну есть...

Корчмарь 'Двух голов' обернулся на стук распахнувшейся двери и удивленно моргнул. Через зал, наполовину заполненный разношерстной ночной публикой, прямо к его стойке шли четверо - двое молодых наемников и рыжий громила со страшненькой кокоткой, повисшей на его руке. Пятый ехал на плече громилы, привязанный самым причудливым образом к длинной палке. Изо рта его торчал кляп.

Добравшись до хозяина, громила небрежно бросил на пол свою ношу.

- Вот. Кому сдать и сколько звону за него дадите?

- Это... кто?

- Для развлечений дона Педро. Лишний. Под ногами путался. Мы его предупреждали. Он не понял.

- Что? - хозяин был воплощением непонимания. - Вы вообще о чем? Заказывать будете что-то? Если нет - вываливайтесь к Гаурдаку вонючему, не...

- Кстати, волшебное слово недели - 'стилет, кастет и корона', - вмешалась Сенька. Корчмарь хмыкнул, кивнул и задумчиво прищурился:

- Здоровый хоть?

Пароль, узнанный у пижона в переулке, сработал.

- Все зубы целые. И ноги тоже, - ответил рыжий воин. - Ну? Не возьмешь - прибью его прямо тут, и делай потом с трупом что хочешь.

- Надо помозговать, - глаз хозяина дернулся.

Входная дверь открылась снова, и через зал к проходу у стойки, занавешенному аляповатым покрывалом, уверенно прошагали трое темных личностей в таких же плащах. Кивнув мимоходом хозяину и делая вид, что ничего особенного в корчме не происходит, они скрылись за занавесью.

- Хосе! - выкрикнул корчмарь, и из-за покрывала высунулся широкоплечий рябой коротышка с топором за поясом и длинным кинжалом у бедра. - Тут... э-э-э... гостя нам привели. Если можно так выразиться.

Рябой бросил один взгляд на распростертого на полу человека и тут же выдал:

- Два.

- Чего два? - насторожилась наемница.

- Инфанта.

- Каждому?

Рябой фыркнул:

- За такой звон я сам на улице наловлю десяток баранов.

Наемница покривилась:

- Маловато два. В самом соку барашек-то. Четыре?

- Два инфанта и пять быков.

Поняв, наверное, по лицу рябого, что больше от него не добиться, второй наемник хмуро кивнул:

- Согласны.

Рябой дал знак корчмарю отсчитать деньги, а сам нырнул за занавеску и вышел оттуда через полминуты в сопровождении двух головорезов в черных кожаных рубахах с вышитыми белыми собачьими головами на груди.

- Вам распаковать или сами там уже? - поигрывая монетами, услужливо спросила наемница. - На вашем месте я бы его так дотащила - уж больно прыгуч, гад.

- Прыгучий - это хорошо, - мордовороты переглянулись, ухмыльнулись, подхватили товар и скрылись за шторой. Наемница еще раз пересчитала деньги и протянула коротышке четыре медяка.

- За вход.

- Два инфанта, - покачал тот головой. - С каждого.

- За такой звон я тебя сам тут покусаю, - фыркнул рыжий громила.

- Четыре быка за вход - и один тебе лично. Ставку сделаешь, - наемница вложила деньги в ладонь коротышке и добавила: - На твоем месте я бы поставила на нашего.

- Я, например, точно поставлю, - хмуро кивнул ее товарищ.

- Ну что ж, удачи, - рябой подмигнул и отдернул покрывало, пропуская компанию в длинный полутемный коридор.

Минуты через три путешествия по запутанному лабиринту переходов они оказались под открытым небом на верхней ступеньке лестницы, идущей книзу вдоль рядов скамеек. Внизу располагалась круглая яма глубиной метра два с половиной. Дно ее напоминало место кораблекрушения: обломки досок, палки, черепки и рваное тряпье усеивали землю, раскисшую от дождей. Вдоль лестниц на длинных шестах и по окружности ямы горели факелы, а стена зияла чернотой зарешеченного прохода. В первом ряду располагалась ложа, убранная красным бархатом, где сидело несколько человек, с разной степенью настороженности разглядывавших собравшуюся публику. В середине на белом с позолотой кожаном кресле развалился грузный лысый мужчина в одежде короля и с лицом убийцы. На голове его блестел золотой с самоцветами обруч.

- Д-дон П-педро, - пробормотал Шайдулло и попытался спрятаться за Олафа. Отрягу пришлось вытащить его из-за спины за шкирку и припечатать к скамейке рядом с собой. Справа от трактирщика, отрезая пути к отступлению, сели лукоморцы.

- Тс-с, - нахмурилась Серафима. - Мы в последнем ряду. А тебя и в упор мать родная не признает. А вот будешь подпрыгивать - парик свалится, и тогда...

При последних словах караканец застыл, точно каменный - даже глаза закрыть боялся.

А закрывать их было не след, потому что решетка прохода в яме поднялась, и на арену вышел разбитной человек в франтоватом красном с золотом камзоле и высокой шляпе со страусиными перьями.

- Доны, доньи, дуэньи, сеньоры, сеньориты и просто известные под этим гордым званием, приветствую! - сорвал он свой колпак и церемонно поклонился на все четыре стороны. Аудитория захихикала, зашикала и загудела.

- Проверьте, не забыли ли вы дома у себя - или у кого-то другого - свои глаза, ибо вас ждет кое-что такое, что видеть просто необходимо, чтобы не прослыть темнотой и отсталой деревенщиной! Подобных схваток вы еще не видели, не представляете и не забудете до конца своей жизни! Слабонервных прошу удалиться - пожалейте других, не портите воздух и пол!

Шутка имела успех: на трибунах раздались хлопки и ободряющий свист.

- Первый выход - дикий улюмский самоед, - продолжал франт, - только что выковырянный из-под своего ледника! Палка против эльгардских волкодавов! Он думает, что она его спасет! Только не говорите об этом псам - а то они передохнут со смеха! Делайте ваши ставки, любезные зрители, благородные и не очень! Но не в благородстве счастье, а в деньгах, как говорит наш обожаемый дон Педро, а благородства вам добавит звон благородного металла вашего выигрыша! Сколько продержится этот дикарь в объятьях цивилизации? Двадцать минут? Пять? Двенадцать? Одну? Тряхните мошнами, делайте ставки, совмещайте приятное с полезным!

- Агафона не слышно, - обеспокоенно пробормотал Иванушка на ухо жене. - Может, что-то случилось?

- Может, Кирю еще ищет, - царевна поджала губы, оглядывая скамейки передних рядов, до отказа забитые любителями сомнительных зрелищ - и подмигнула друзьям:

- Ладно, кажись, наш номер, ребята. Внимание, выхожу на сцену.

И не успели юноши сказать ни слова, как она вскочила со скамейки и, спотыкаясь и хватаясь по пути за крайних зрителей, двинулась вниз.

- А м-мне н-не видно ни Гаурдака лысого! Какого дрына?! Столько слупить за в-вход и ничего не в-видеть! Г-где эти драные с-собаки?!

Капельмейстер подавился на полуслове и прикусил язык. Зрители загоготали и засвистели, охрана из задних рядов двинулась вдогонку - но царевну было уже не унять.

- К-какие в ухо рылом в зад коленом тут с-собаки?! Баран стоит к-как столб и ник-кто его не грызет!

Громилам до Серафимы оставалось не больше пары шагов, когда Иванушка вскочил и выкрикнул:

- Стой, стой, стой!

Услышав условный сигнал, царевна быстро перегнулась через бортик и свалилась на собачью площадку. Падая, ногами она задела франта, и тот с треском и воплем хлопнулся на разломанный ящик. Публика заржала и зааплодировала. Серафима вскочила, озираясь и обиженно вопя:

- Ну и где эти корявые собаки?! Уже в-всё конч-чилось?! Я н-ничё не видела, забери тебя кобыла!

Один из громил перегнулся через ограждение, протягивая руки:

- Вылазь, дура! Быстро!

- Ж-жулят наш-шего брата как котят! То есть как хотят!.. - горестно возопила царевна, ухватила чернорубашечника за руки, дернула - и уронила головой вниз на рваный матрас в сплетеньи рук и прочих оконечностей. Гогот публики сотряс трибуны.

'Клоунов все любят не меньше борцов, хоть и не все в этом признаются', - вспомнил царевич слова жены и бросился вниз на свой выход, перескакивая через три ступеньки с криком:

- Н-не трогайте м-мою жен... женщину!

- Забирай к лешему корявому свою бабу, пока не выпустили псов, болван! - прорычал второй мордоворот не хуже собаки.

- С-сам... леший! - неумело изображая опьянение, лукоморец ухватил противника за плечи, толкнул грудью, сделал вид, что теряет равновесие - и повалился в яму на первого охранника, едва успевшего подняться на колени, увлекая за собой громилу второго.

За всю историю существования арены так не приветствовали ни одного бойца и ни одну свору псов. Стены гудели от смеха, свиста, топота и стука кулаков о скамьи.

- Х-где собаки?

- Сеня! С-сеня!

- Стойте, идиоты!

- С-собаки, говорю, и-х-где?!

- Сеня, вернись, я в-всё прощу!

- Болваны!!!..

Сенька и Иван бегали по кругу, заглядывая за все препятствия и в открытый проход[13] в поисках собак и друг друга, походя то и дело сбивая с ног франта в красном наряде. За ними с проклятьями и угрозами носились чернорубашечные мордовороты. Иногда кому-то из них давалось догнать и схватить выпивох, но те всегда выворачивались каким-то чудом и продолжали игру в догонялки. Наверху подоспели еще два охранника и стали пытаться вытащить хотя бы своих, но стоило одному из оказавшихся в яме схватиться за руки товарища, как сзади к нему подбежала царевна, вцепилась в плечи и с воплем 'Ку-уда?! Меня с-сначала!' дернула изо всех сил. Третий громила, сверкнув дырявыми подметками сапог, перелетел через ограду и добавился к друзьям.

Публика неистовствовала. На дона Педро было страшно смотреть - так что оно и к лучшему, что про него все забыли.

Откуда-то прибежали трое мордоворотов с луками. Парой залпов в землю они сумели привлечь к себе внимание и дать понять, что или все присутствующие из ямы немедленно убираются, или псов выпускают прямо сейчас.

- Не, а мы чё? Мы ничё! Мы ж это! Собачек посмотреть только! Мы - как все! - жалобно рассказывала царевна схватившим ее охранникам, позволяя выгрузить себя наверх и оттащить на место под восторженное улюлюканье толпы. С Иваном они обменялись лишь тревожными взглядами: 'Агафона не видно и не слышно. Что случилось?' - перемолвиться, пока чернорубашечники стояли рядом, было нельзя.

- Х-хе. П-поскольку цирк закрылся и клоуны разбежались, - слегка заикаясь, проговорил грязный и помятый распорядитель, - кажется, можно п-переходить к боям. Итак, обещанный караканец п-против своры Большой Пасти!..

- Так каркаканца или улюмчанина?! - забыв про осторожность, возмущенно приподнялся Шайдулло. - Эти пустоголовые отряга от вамаясьца не отличат!

Олаф легким движением руки придавил его к месту.

- ...Выпускаем п-по одному барану, чтобы растянуть удовольствие! Х-хе, - закончил франт и, сопровождаемый нетерпеливым улюлюканьем зрителей, юркнул в проход под трибунами, откуда уже доносилось низкое хриплое рычание.

И растяжение удовольствия началось.

Для начала на арену вытолкнули высокого худощавого человека в лохматой меховой шапке, такой же безрукавке и сапогах. В руках его была длинная палка. Первая его схватка прошла с головным убором: кто-то нахлобучил ему малахай на глаза так, что стащить его было не проще, чем отбиться от своры.

В рядах зрителей, разогретых выступлением лукоморцев, поднялись смешки.

- Это караканец? Караканец? - взволнованно вопрошал трактирщик, и конунгу уже стоило усилий удерживать его в сидячем положении.

- К-кабуча... Где Агафон? - прошипела царевна и осторожно потянула меч из ножен. Иван, поджав угрюмо губы, последовал ее примеру. Свободная рука отряга легла на рукоять топора номер двенадцать. Каков бы ни был их план, а смотреть, как человека будут рвать псы, они не собирались.

- Готовы?

- Это караканец?..

- Мьёлнир!!!..

В ту же секунду из псарни, захлебываясь от лая, выскочили собаки, непокорная шапка наконец-то слетела с головы караканца - и опергруппа сорвалась с мест и устремилась гигантскими скачками к арене, сваливая на ходу зазевавшихся охранников. А в следующее мгновение из конца палки бедолаги вылетело что-то, похожее на огненный арбуз, и шмякнулось в середине своры, разбрызгивая шипящие красно-зеленые ошметки. В нос шибануло паленой шерстью и мясом, и собаки, так героически рвавшиеся в бой, развернулись и кинулись врассыпную, визжа и сбивая друг друга с ног.

- Развлечений хотели?! Получайте! - весело проорал псевдокараканец, и следующий арбуз врезался в ложу за его спиной. Занимавшая ее публика вместе с бархатом, ламбрекенами и запчастями золоченого кресла взлетели в воздух.

- Собачек любите?! А нате вам собачек! - и свора, кувыркаясь и скуля, взмыла над трибунами - и обрушилась на головы потрясенных зрителей. В следующее мгновение из посоха вылетел сноп зеленых жалящих искр, накрывший скамьи. Зеваки очнулись от шока, и трибуны моментально заполнились вопящей, пинающейся, размахивающей ножами, мечами и кастетами толпой вперемешку с собаками, пытающейся бежать к единственному выходу. Почти вся охрана тоже рванула наверх, по ногам, рукам и телам, но несколько чернорубашечников и энтузиастов  кинулись на мага. Их у ограды встретили лукоморцы и Олаф - и закипела схватка.

Несколько стрел вонзилось рядом с головой Агафона, и он бросился наземь, лихорадочно выискивая стрелка взглядом, но вдруг откуда-то с верхнего края трибун рухнул человек в черной рубахе, сжимая лук в руке и стрелу в животе - и обстрел прекратился. Волшебник вскочил и, яростно вопя, принялся посылать вслед бегущим заклинание за заклинанием. Ночь озаряли то лиловые вспышки, то оранжевый дым, то синий дождь. Скамейки то и дело занимались пламенем, придавая отстающим невиданное ускорение.

У ограды же несколько стрел и точных ударов прекратили сопротивление. Обойдя стенающих раненых, распростертых в грязи, Олаф перегнулся через перила, ухватил его премудрие за шкирку мехового жилета и вытащил наверх.

- Ну как, нашел?

- Щас найду! - прохрипел маг и, отмахнувшись от дальнейших расспросов, рванул к развалинам ложи, где под досками, щебнем и тряпками, в которых было уже не признать недавней роскоши, начинал шевелиться дон Педро.

- Убью... на куски разрежу... собакам скормлю... мразь... падаль... на кишках повешу... - шипел он, выбираясь на свет.

- Мразь?! Падаль?! Да ты!!!..

Играя желваками и сыпля искрами, волшебник вцепился в горло короля преступного мира, яростно отшвырнул на кучу мусора, вскинул посох и прорычал несколько отрывистых слогов. Вспышка света на миг ослепила друзей, а когда глаза вновь привыкли к полумраку, то главный убийца Тортильедоса исчез. На его месте лежала жалкая кучка черной щетины, ножек-прутиков и комок чего-то красно-склизкого.

- Какая гадость... - брезгливо скривилась Серафима. - Что это? И где?..

Агафон потряс головой, точно отгоняя морок, уставился на кучку и втянул голову в плечи:

- Кабуча... Я не хотел... В смысле, не очень... и не так... и не такого...

- Да говори ты по-нормальному! - потребовал конунг. - Чего не хотел? Чего не так?

- Это Шайдулло виноват! - чародей вскинул голову и устремил обвиняющий взгляд на подоспевшего караканца.

- Чего опять Шайдулло? - трактирщик прятал что-то за спину и не сводил странного взгляда с меховой безрукавки мага.

- Это всё ты, точно, кто же еще! - маг хмуро ткнул ему пальцем в грудь. - 'Паук с сердцем гадюки', 'паук с сердцем гадюки'!..

- И что?

- Не поместилось сердце гадюки в пауке, вот...

- Так это ты его превратил?!.. - ахнула Серафима.

- Угу.

- А не слишком ты сурово? - с сомнением покачал головой Иван.

- Если бы ты видел, что его ублюдки делали с людьми!.. - вскинулся Агафон - и все вспомнили о цели посещения сего мероприятия.

- Кириан?.. - сердце Сеньки пропустило такт.

- Не нашел. И не слышал там никто про него.

- Там есть еще пленные? - Иванушка вспыхнул от стыда за свою эгоистичную невнимательность и, не дожидаясь ответа, перескочил через перила в яму и бросился в псарню. Олаф кинулся за ним.

- Ну так наш план ведь был... - проводив супруга неповторимым взглядом и согнав улыбку с лица, начала было Сенька.

- Я бы просто так оттуда все равно не ушел.

- Ну мы так и подозревали, - хмыкнула она.

- Если бы мне не сказали, что отправят первым, я бы плана и придержался. Маленько хоть. Но тут захотелось устроить развлечение почтенной публике. Деньги-то уплочены, - усмехнулся чародей.

- Но если дон Педро его не крал... Где тогда может быть Киря? - царевна устремила вопросительный взор на сеньора Шайдулло. Тот слегка побледнел, поежился и выдохнул:

- Не хотел в это верить... но если его тут нет... значит, его украли выродки Физ...алдор...аи...рыкрыга.

- Кто?..

- Кого?..

- Кириана вашего.

- Да нет, кого выродки!

- В Леварре поклоняются целой толпе разных богов. Пять больших и дюжина поменьше, - нервно тиская в руках лук и колчан со стрелами, принялся рассказывать трактирщик. - Ну так Фи...залдор...аир...ык...ырг - из малых. Точнее, из тех, про кого говорят, что мал клоп, да вонюч. Это бог то ли смерти, то ли убитых, то ли убийц... Кобыла его знает.

- И что? - начиная подозревать самое худшее, спросила царевна.

- Ну и собственно всё, - развел руками трактирщик. - Для своих ритуалов они ловят на улицах людей и это... того.

- Ах, того. И даже этого, - глаза чародея неприятно сузились. - Сима, свисти Ваню и Олафа - и к ним.

- К кому? - всё еще надеясь на неверное понимание ситуации, вопросил сеньор Шайдулло.

- К культу этого... как его... Физа...дора...икорыта.

И тут Шайдулло набрал полную грудь воздуха и встретился взглядами с его премудрием:

- Жилетку дай, э?

- Зачем? - опешил волшебник, успевший позабыть о своем невольном маскараде.

- Для смелости, - потупился караканец. - Дома у меня такая же была...

Еле отбившись от благодарных спасенных, опергруппа выскочила на улицу, сориентировалась и вприпрыжку устремилась к храму Физ-культа. Полчаса пролетело как шесть: безостановочно нестись по холмам, на которых располагался Тортильедос, пробиваясь по пути сквозь мелкие бандочки, посчитавшие свои границы нарушенными, и гадая, выпотрошили их злополучного барда или еще нет, оказалось занятием непростым.

- Ты до того, как народ спаивать начал... кем был-то хоть? - допрашивала по дороге Сенька караканца.

- Шахрайские караваны... в Забугорье... сопровождал, - отвечал он, пыхтя и отдуваясь. Жизнь трактирщика хорошей спортивной форме явно не способствовала.

- Погонщик?

- Стрелок, - в первый раз гордость прозвучала в голосе Шайдулло.

- Глазами? - хмыкнула царевна. Караканец хотел возмутиться, но передумал.

- Она... хозяйка 'Коня'... не такая уж старая была и страшная.

- Стариться, караваны сопровождая без копейки на черный день... страшнее было?

Трактирщик кивнул.

- Вождь нашего племени жадный был. Почти всё у нас отбирал. Мы ж его нукерами были. Он нас купцам в оборот сдавал. Как ишаков. Что оставалось - на зиму едва хватало. Иначе бы не осел тут. Домой, в степь тянет... чем старше становлюсь... Воля... кони... Земля под копытами звенит... А дух травяной после дождя!.. Небо вот к примеру возьми. Кажется, чего в нем такого? Везде одинаковое. Ан нет. У нас лучше.

- Чем? - обернулся Иванушка.

- Не знаю, - Шайдулло поправил колчан за спиной, при каждом шаге лупивший его по пятой точке, подумал, и то ли хмыкнул, то ли пропыхтел: - Наверное, тем, что наше.

- Так ведь ты при деньгах сейчас. Езжай. Баем там будешь, - предложила Сенька. Караканец одарил ее оскорбленным взором:

- Что я, дурак?

Храм Физ-культа оказался огромным черным зданием под черными куполами и окнами, заполненными витражами - тоже черными. Со всех сторон его окружала трехметровая чугунная решетка в виде копий, выкрашенных в черный цвет.

- Говорят, он был построен три века назад основателем Тортильедоса Игнасио Первым Веселым, - прошептал сеньор Шайдулло. - Задумывался как благодарственный храм богу радости и удовольствий, и на плане был бело-розово-голубым.

- А что случилось? Запачкался за триста лет? - заинтересовался Иванушка, доставая из кармана подарок Эссельте и записывая слова их проводника.

- Приблизительно, - хмыкнул караканец. - Рассказывают, что зодчий передал план королю, тот одобрил, но перед тем, как попасть обратно к автору, проект оказался в руках маленького инфанта. Он раскрасил его угольком, а строители решили, что король хочет храм из черного мрамора. Игнасио стройку было некогда проверять - то войны, то болезни, то интриги, а когда его пригласили на открытие...

- Он понял, что черный не очень радует, и уж удовольствия от него точно никакого нет? - предположил его премудрие.

- Точно. И чтобы не пропадать новому хорошему зданию, срочно пришлось придумывать новое божество под цвет стен.

- А его имя поручили сочинить инфанту, только что начавшему учить буквы? - усмехнулась Серафима.

- Откуда ты знаешь? - удивился Шайдулло.

- Вот такая я догада.

- Значит, нашего Кирю зарежут даже не ради бога, а из-за никудышной няньки, жившей триста лет назад?! - возмущенно прорычал отряг.

- Обидно, да? - трактирщик поджал губы.

- В Хел их! - конунг взмахнул топором.

- Вперед! - шепнул Иван, убирая блокнот и снова доставая меч.

- Вперед!

Вход со стороны площади - черная каменная  арка с рельефной мертвой головой - охранялся двумя шкафообразными братьями в черных[14] клобуках и с топорами[15]. При виде них Олаф радостно крякнул, ускорился - но был перехвачен быстрой Сенькиной рукой.

- Стой! - прошипела она, и конунг нехотя послушался.

- Чего? Одного тебе оставить? - хмуро спросил он: делиться врагами он не любил даже с друзьями.

- Да на кой пень они мне сдались, - буркнула царевна. - Мы через ворота не пойдем, вот чего.

- А через где тогда? - не понял отряг.

- И через почему? - присоединился к нему его премудрие. - В смысле на кой пень. Я через этот арсенал лезть не собираюсь.

- Не через, а сквозь, - прошептала Сенька. - Олаф, ты сможешь прутья раздвинуть?

- Ну да.

- А отчего всё-таки не через ворота? - спросил Иван. Царевна, зная, каким ее супруг представлял это прохождение[16], торопливо скрыла смешок кашлем и проговорила:

- Не будем их волновать раньше времени.

Причина всей компании показалась уважительной. Обойдя храм боковыми улочками, они приглядели место напротив черного хода. Рыжий конунг ухватился за прутья, крякнул, налег - и в ограде появился не запланированный архитектором проход на пять персон. Озираясь по сторонам, компания пробралась на двор, украшенный живописно-зловещим сухостоем и, пригнувшись, побежала к дверям.

Перед искусством царевны замок не устоял, и друзья оказались в широком коридоре с низкими сводами, по обеим сторонам которого горели факелы и темнели провалы дверных проемов.

- Может, жертвенных людей тут держат? - сам не веря в свои слова, прошептал Шайдулло.

- Склады, скорее всего, - пробормотал Агафон.

- Вперед! - и царевич, не дожидаясь ответа, устремился к массивной арке в конце коридора.

За аркой их поджидали две лестницы, вверх и вниз, и три коридора, разбегавшихся в разные стороны.

- Вниз! - махнул Иван мечом.

- Почему? - уперся его премудрие.

- Пленников всегда держат в подземельях!

- Кроме тех случаев, когда их приковывают на крыше, - напомнил Агафон.

- Человек на крыше в центре города без туалета - неэстетично и негигиенично, - возразила Сенька. - К тому же у них купола.

- Тогда вниз, - сдался маг.

- А если его уже это... жертвоприношают? - нахмурился Олаф.

Его товарищи, рванувшиеся было по ступенькам в недра храма, застыли.

- Где?! - четыре пары глаз устремились на Шайдулло. Тот виновато пожал плечами:

- А кобыла их знает... Я же тут раньше не был! Но мне кажется, в главном святилище церемонии должны проходить.

- Первый этаж, значит, - переглянулись друзья и метнулись вперед.

В трех разных направлениях.

- Стойте!!! - прошипел за их спинами караканец. - Направо надо!

- А ты откуда?!..

- Из правого смрадом потянуло. Они им по праздникам своим всю округу прованивают.

- По праздникам?!

Значит, Кириана должны были убить сегодня?

- Вперед!!!

И изо всех сил стараясь не топать, опергруппа понеслась по правому коридору.

Несколько раз они сбивались с пути и оказывались в тупиках. Пару раз Серафиме казалось, что в конце дальних перекрестков мелькали тени, но тревоги никто не поднимал, и они метались дальше, пока, наконец-то, не выскочили в огромный зал, кажущийся бескрайним в тусклом свете факелов и жаровен, и воняющий чем-то сногсшибательным и желудковыворачивательным. В центре святилища возвышался алтарь, на котором лежал человек. Над неподвижным телом, размахивая ножом в одной руке и какой-то закорючиной - в другой, стоял и что-то бубнил тип в черном балахоне и шапке, рогатой до умопомрачения. За его спиной почтительно замерло с десяток таких же фигур, только менее рогатых. У подножия помоста на коленях, устремив взоры в пол, расположилось еще десятка два людей - похоже, простые верующие. А шагах в десяти перед друзьями, наставив луки, выстроилось семеро безрогих, но крепких черных братьев.

- Стоять! - прошипел из-за их спин упитанный пожилой жрец в пятирогой шапке, поднимаясь на цыпочки, и под ноги спасателям ударилось несколько стрел. Спустя секунду на натянутых тетивах лежали новые стрелы - и смотрели они прямо в головы нежданным гостям.

- Кто вы такие и что вам здесь надо? - грозно нахмурился пятирогий.

- Мы...

- Вы...

- Мы - совет молодежи объединенного ковена темных культов Востока и Севера, - вкладывая меч в ножны проговорила Серафима и обворожительно улыбнулась: - Мы не опоздали?

- От...к-кто...да...ку?.. - выдавил ошарашенный жрец, так и не выбрав, какой вопрос он хотел задать первым.

- На жертвоприношение, конечно. Очень хотелось посмотреть с самого начала, как у вас поставлен этот процесс, но заблудились маленько. Извините. Иван, ты записывай, не стесняйся. Мы среди своих.

Царевич медленно кивнул, вложил в ножны меч и достал блокнот.

- Кто вы вообще такие? - жрец, наконец-то, нашел подходящие слова и подозрительно прищурился: - И если вы верующие, то почему не зашли через ворота?

- Видите ли... - царевна стыдливо потупилась. - Это всё из-за меня. И связано с тем, кто мы такие в частности, поэтому разрешите представить. Это - помощник верховного жреца Мьёлнира, отряжского бога войны, Олаф Необходимый.

- В смысле, нужный?

- В смысле, если он не захочет, обойти его невозможно.

Конунг, успевший за время знакомства с лукоморской царевной привыкнуть к ее штучкам, сделал зверское лицо, от которого шарахнулись не только Физ-культ, но и Иван с Агафоном, и молча кивнул.

- Это, - она указала на трактирщика, застывшего в ступоре в ожидании немедленной смерти, которая отчего-то всё медлила, - Шайдулло Неортодоксальный, наш старший товарищ и наставник из караканского культа Арума Асорэ, бога любви.

Пятирогий зыркнул на лук и стрелы - традиционный атрибут таких богов по всему Белому Свету, нахмурился в поисках подвоха, подошел поближе, разглядел пробивающиеся сквозь пудру усы, арбузные груди - одна теперь подмышкой, вторая - почти на животе, и глаза его расширились:

- Но это ж... мужик!

- Любовь бывает разная, - укоризненно проговорила царевна, и жрец сконфузился от своей бестактности еще больше, чем сам Неортодоксальный, понявший, кем его представили.

- А это Агафоникус Непредсказуемый - юный, но уже верховный жрец сабрумайского бога мира и всеобщего благоденствия Костея.

- Мира? Благоденствия? Всеобщего? Это, по-вашему, темный культ? - презрительно поджал губы пятирогий, и Сенька со вздохом развела руками:

- Количество прихожан катастрофически уменьшилось за последние полсотни лет - постоянные жертвоприношения, ритуальное членовредительство, неблагоприятные условия служб, интриги, священные войны при бездарном руководстве... неортодоксальная любовь опять же, размножению правоверных не способствующая... Короче, ученые люди посоветовали им сменить имидж хотя бы на время.

Жрец с неожиданным пониманием закивал и устремил выжидательный взгляд на Иванушку.

- Это Иван Незаметный, жрец третьего класса второй подкатегории первой группы лукоморского бога чиновников Волокиты, - представила Сенька.

Пятирогий побледнел. Более страшного божества представить было сложно.

- Ну а я - помощница старшей жрицы богини воров Лесогорья Украдки. Звать Серафима. Просто Серафима. И именно из-за меня нам пришлось посетить ваш храм таким вот... нестандартным способом. Моя богиня не любит, когда ее жрецы поступают как их жертвы, и поэтому даже на такие важные встречи приходится проникать ночью и через черный ход. Вообще-то, когда я одна, то предпочитаю приходить через окна или чердак, но сейчас пришлось придерживаться более традиционных путей.

- А почему вы были с обнаженной сталью?

- При таком необычном визите необычным путем в необычное время обычно случаются недопонимания, - обезоруживающе улыбнулась царевна. - Если вы понимаете, о чем я.

- Да опустите вы уже... - спохватившись, жрец махнул лучникам и запоздало представился: - Маурильо Кровавый, пятый жрец Физалдораирыкрыга.

Он произнес имя своего бога без запинки, чем моментально заслужил неувядаемое уважение гостей.

- Так какой метод был применен у вас в организации формы религиозного культа, преследующей цель установления или укрепления связи личности или общины с богами или другими сверхъестественными существами? - Иванушка с блокнотом и грифелем наперевес пронзил жреца пристальным взглядом.

- Э-э-э... что? - ошарашенно пробормотал Маурильо.

- Как у вас жертвоприношения проводятся, - перевел Агафон. - Вижу, у вас там процесс полным ходом идет.

- А-а... Ну да. Идет.

- Поучаствовать можно? - пробасил отряг, доставая топор номер семь.

- А-а-а... Д-д-н-н-н... Не сейчас.

- О, так у вас имеют место быть мультиподходные гомоцидные оказии! - заинтересованно прищурился царевич и сделал шаг вперед. - В таком случае допустимо сгенерировать гипотезу об оказании локальным социумом преференции мониторинга объекта, содержащего редундантные особи.

- Иван радуется, что у вас жертвоприношение не одно, и решил, что мы хотели бы посмотреть, как и где вы размещаете будущих жертв, - не дожидаясь выхода леваррца из ступора, проворковала Серафима.

- Но сначала просто глянуть, как вы разделаете эту, - Олаф кивнул на алтарь, где верховный - судя по степени рогатости - жрец всё еще взывал к своему покровителю. - И поучаствовать точно нельзя? А если я хорошо попрошу?

Пятирогий поморщился, оглянулся, вздохнул - и понурился.

- Ребята... Мне нравится ваш энтузиазм... и не хотелось бы лишать вас иллюзий в такие юные годы... не имею в виду вашего уважаемого наставника, конечно... или наставницы... или кем он...на... себя ощущает... не то, чтобы я что-то имел против... и я думаю, что Верховный меня подержит, хоть и... Ладно. Короче, никого мы нигде не держим, и уж тем более не разделываем, что бы ни думали простаки.

- Как это? - округлились глаза караканца.

- Мы слышали, что вы хватаете людей на улицах и... - непонимающе нахмурился его премудрие.

- Да, всё абсолютно правильно. Хватаем людей. Только своих - из братьев. Специально переодетых в мирское платье. Ноблесс оближ, так сказать, приходится поддерживать реноме имиджа...

Жрец украдкой бросил взгляд на Ивана - впечатлен ли его словарным запасом жрец грозного бога. Тот одобрительно кивнул, сделал пометку в своем блокноте, и воодушевленный жрец продолжил:

- Будь мы кем-то вроде разбойника Педро, настоящее похищение людей сошло бы нам с рук, но мы - законопослушные подданные нашего короля, а какой король захочет, чтобы одни его законопослушные подданные ловили и резали других? Официально, по крайней мере. А если всё делать неофициально - всё равно правда всплывет, король узнает, государственное финансирование урежут - так уже было лет двести назад - а на медяки верующих поди проживи, не говоря уже о поддержании храма. Ну и жречества, конечно.

- А кого вы тогда жертвуете, если?.. - Серафима настороженно указала взглядом на верховного жреца, переходящего на помосте от слов к делу.

- Это тоже наш брат. Из-за освещения и расстояния прихожанам не видно, что там происходит на самом деле, а при хороших актерских способностях, ведре свиной крови и корзине требухи, спрятанных в алтаре, довольными остаются все.

- Невероятно... - бормотал Иванушка, едва успевая записывать. - Креативная имплементации неортодоксального синтетического консенсуса для деантагонизации условно поляризованных сегментов социума... Практически инсайт.

- Что он говорит? - пятирогий наклонился к Сеньке, не сводя благоговейного взора с Иванушки.

- Молится Волоките о просветлении, - кратко перевела царевна. Некоторые креативные инсайты супруга были недоступны даже для нее.

- Ну так что вам еще показать? - откашлявшись, спросил Маурильо Кровавый. - Храм вы посмотрели, пока по нему бегали... С жертвоприношением мы уже разобрались... Могу познакомить вас с Верховным, но годы уже не те, ритуал длинный, и под конец старик устает ужасно.

- Если мы придумаем что-то еще, то вернемся, - улыбнулась царевна. - А пока не будем вас больше отвлекать, у нас большая культурная программа в вашей столице.

- До свидания. Да пребудет на вас благословение наших богов, - вежливо попрощался маг, и жрец побледнел, представив, какого рода благословения могли предоставить патроны их гостей.

- Благодарим за интересный экскурс в историю, - Иванушка убрал блокнот и вежливо поклонился.

- Вам понравилось?

- Очень!

- Вас проводить?..

- Лучше не на...

- Лучше надо, - голос Олафа перекрыл Сенькин, и группа спасения Кириана направилась к заднему ходу короткой дорогой под новые экскурсы в историю, географию, топонимику и теологию Тортильедоса, преподносимые воодушевленным жрецом.

У ограды коллеги распрощались, отряг культурно сдвинул прутья решетки, закрывая за собой проход, и экспедиция задумчиво шагнула в ночь.

- Тут Кири не было, - суровый взор юного конунга устремился на Шайдулло.

- Я это тоже понял, - брюзгливо ответил тот, не поднимая глаз.

- Ну так где тогда?..

Трактирщик глянул на него - и в глазах его светился страх.

- Если у Педро не было и тут нет... Значит, всё-таки герцог Сабас да Костивьямо прибрал его к рукам.

- Чего?..

- Кто?..

- Зачем?

- Для кормления.

- Да он и сам хорошо ел, - Иванушка недоуменно моргнул.

- И если он будет есть еще хоть немного лучше, Масдай под ним не взлетит, - хмыкнул его премудрие.

- Да не для его кормления. Для своего.

- Он людоед?!

- Он... - караканец огляделся, посмотрел наверх, в ночное небо, сделал знак от злого глаза и прошептал: - Он вампир.

- Где его найти? - руки друзей потянулись к оружию.

- В пяти километрах от города у Южной дороги стоит родовой замок герцогов Костивьямо...

- Значит, туда!

- Но сначала в трактир: Масдай уже должен был высохнуть!

- В трактир! А потом туда!..

К рассвету третьего дня без сна и отдыха отряд спасения Кириана вернулся к 'Золотому коню', в изнеможении опустился в общем зале, задрапировал усталым Масдаем каминную трубу, по которой поднимался горячий дым, и угрюмо принялся обрабатывать статистику последних семидесяти двух часов.

В Тортильедосе и его окрестностях за это время стало меньше на одного вампира с семейством и слугами, двух людоедов, трех некромантов, четырех плантаторов и пять капитанов галер - тайных рабовладельцев. Доброе имя шести врачей-авангардистов и семи изготовителей корма для домашних животных было реабилитировано - правда, в восьми случаях едва ли не посмертно. Толпы освобожденных или недобитых подозреваемых были опрошены, разрушены десятки стен, девять домов, пять галер и три усадьбы, но нигде не нашли они даже следа злосчастного менестреля. Кириан пропал, словно сквозь землю провалился, и судьбу его - безусловно печальную - Эссельте оплакивала уже не скрываясь, горько виня в гибели столь талантливого поэта и музыканта всех, а один раз даже себя. Удрученные и обессиленные, друзья отправились по комнатам спать. Но заснуть им не удалось: едва усталые тела опустились на кровати, как в дверь комнаты Ивана и Сеньки застучали:

- Я понял! Понял!

- Какого Гаурдака лысого... Вань, спроси, - промычала царевна, не открывая глаз.

- Какого Гаурдака лысого? - послушно повторил он сквозь сон - который мгновенно как рукой сняло при возгласе:

- Я понял, где Кириан! Его похитили люди короля!

- Это сеньор Шайдулло! - воскликнул лукоморец и кинулся открывать.

- Короля?.. - не поняла Серафима.

- Короля! - горячо подтвердил трактирщик. - Нас не было в городе два дня, а он весь гудит! Сегодня королевская свадьба!

- Король женится?

- Его дочь! А его величество Гонзаго Пятого чуть не с детства прозвали Бережливым!

- Почему?

- Потому что жлобом и жмотом короля называть неприлично. Ну так вот. На леваррской свадьбе обязательно должно быть много музыки и пения... а музыкантам надо платить... и немало... и...

Хозяин, вымотавшийся за три дня не менее гостей, умолк, потеряв нить мысли - но ее уже нашла Серафима.

- То есть его украли, чтобы не тратиться на музыку?

- И ему ничего не угрожает? - дошло до Иванушки самое главное.

- Только вымотаться как ломовой кобыле и остаться без платы, - проговорил караканец.

- Кабуча... - прохрипела Сенька и с душераздирающим вздохом рухнула на подушку. Но спать как назло расхотелось.

- А что, хозяин, - проговорила она, приподнимаясь, - далеко ли от вас дворец? Хоть на свадьбу поглазеть... да Кириана послушать... на халяву...

Присоединиться к заявленной Серафимой культурной программе пожелали все, и через пять минут даже Эссельте была уже в общем зале. Друзья, прихватив так и не переодевшегося трактирщика - любителя шумных праздников как все караканцы[17] - вышли на двор. Масдай поднялся выше самых высоких крыш и взял курс на дворец.

Солнце едва встало, а по главным улицам славного Тортильедоса уже невозможно было пройти: леваррцы, обожавшие пышные зрелища не меньше караканцев, целыми семьями собирались вдоль проезжей части с цветами и лавровыми ветками[18], занимая места в первых рядах. Гвардейцы короля в сияющих кирасах и шлемах с церемониальными алебардами, украшенными желто-красными розетками под цвет леваррского герба, неспешно выстраивались в оцепление под окрики командиров и приветствия зевак.

Пассажиры ковра заняли позиции по его краям, свесив головы и подложив руки под подбородки.

- Рано обычно у вас жениться начинают? - спросила царевна у трактирщика, устроившегося слева.

- Как проснутся, - пожал он плечами. - На моей памяти только две королевских свадьбы - и обе принцессины. Мы с женой стояли на улице Белых Арок - это почти у самого храма Сантименто, бога домашнего очага, где венчается знать... Ну так свадебный караван первый раз добрался туда чуть не к обеду, а второй и того позже. Правда, и ехали они через весь город. Говорят, решили осчастливить людей в этот день. Но вместо бесплатной выпивки и угощения, как традиция велит, придумали показать себя всем - тоже абсолютно бесплатно.

- Счастья-то, наверное, у народа было - полные штаны, - хмыкнул его премудрие.

- А что случилось с мужьями принцессы? - спросил Иван, доставая записную книжку.

- Первый был каррагонским принцем. Не доехав даже до границы, он вообразил себя первым батыром Белого Света и поехал убивать дракона, на которого пожаловался один бай, принимавший у себя молодоженов.

- И дракон его?..

- До дракона он не доехал. Напился по дороге в усадьбе какого-то мелкого помещика, свалился с балкона и сломал шею. Конечно, придворные акыны поведали народу о битве человека и балкона... в смысле, дракона. Правду мы услышали от акынов непритворных... непридворных, то есть. Эту песенку долго весь город пел. Как же там начиналось... 'Принц Арройо - храбрый рыцарь...' 'Рыцарь доблестный Арройо, нет отважнее героя...' Потом вспомню. Короче, принцесса вернулась к отцу.

- А второй муж?

- Второй был один из пяти великих герцогов Леварры. Самый великий, говорят. Король захотел породниться с племенем Халапеньо и выдал Летисию за его старейшину Хернандеса. Он годился в дедушки даже не принцессе - королю. Но свадьбу сыграли, король и герцог довольны, принцессу никто не спрашивал... а через год старейшина отбросил копыта, и принцесса снова вернулась во дворец - пока новые родственники не отравили. К дележу наследства и количеству наследников местные баи относятся серьезно.

- А кто станет ее третьим мужем?

- Поговаривали, что на этот раз Гонзаго выбрал дочери какого-то жреца.

- 'Выбрал'! Значит, саму Летисию опять никто не спросил? - возмущенно нахмурилась Эссельте.

- Может, и спросил... - вздохнул караканец. - Только ответ не послушал. Ну так кто сказал, что принцессой быть легко?

Не находя возражений перед лицом такого глубокого наблюдения, пассажиры Масдая замолчали и принялись выискивать взглядами на земле что-нибудь интересное.

Интересное нашлось очень скоро: ворота дворца открылись, и на улицу под рев толпы выехал сначала почетный эскорт из гвардейцев, потом платформа с музыкантами. Не дожидаясь появления остального кортежа, ковер завис в тени высокого роскошного дома неподалеку от дворца, и друзья в поисках Кириана впились взглядами в тружеников лютни и флейты, оглашавших округу звуками универсально-торжественной музыки, под которую можно было и жениться, и разводиться, и хоронить. Но гвентянина среди них видно не было.

- А вон в самом заду еще одна такая телега едет! - воскликнул Агафон. Взгляды друзей скользнули к ней - и застряли.

На открытой свадебной карете, сияющей белым лаком и золотом.

Потому что рядом с молодой брюнеткой в короне и красно-желтых шелках цвета королевского герба сидел...

- Киря?!..

Ошеломленный выдох в семь голосов пронесся над городом, и ни протирание глаз, ни щипание себя и соседей, ни трясение головой не изменило того, чего изменить было невозможно: в карете рядом с принцессой восседал Кириан - без инструментов, разряженный в пух и прах как последний гранд, в фатовской шапочке с фазаньим пером и застывшей глуповатой улыбкой во весь рот.

- С дуба падали листья ясеня... - художественно присвистнула Серафима.

- Подумать только! Мы три дня искали этого самодовольного типа, чтобы спасти! - проворчал Масдай.

- Еще не поздно, - заметила царевна.

- Так это что - Киря у нас в жрецы подался, что ли? - гоготнул чародей.

- В принцы, - неуклюже зарифмовал отряг.

- Ну и что тут такого? - моментально ощетинилась Эссельте, не зная, переживать ли ей теперь за коллегу дальше или поддерживать земляка.

- Ничего, наверное, - караканец пожал плечами. - Могло быть и хуже.

Кому могло быть хуже и каким образом, никто спросить не успел, потому что Иванушка охнул и прошипел:

- Тихо! Смотрите!

- Что?

- Где?

- Куда?..

Сенька глянула в направлении указующего перста супруга - и рука ее метнулась за ножом.

На крыше другого дома-дворца напротив их укрытия, пригнувшись за статуей крылатого медведя, прятался человек лет тридцати в мундире офицера королевской гвардии. В руках он сжимал большой лук и стрелу. Не подозревая, что пару секунд назад он обрел аудиторию, офицер натянул тетиву и принялся выцеливать жертву.

Ликующая толпа стала бросать под ноги лошадям цветы, листы и прочие предметы, размахивать руками и платками, подбрасывать в воздух шапки и чепчики - словом, делать всё, чтобы замедлить движение кортежа и закрыть молодоженов от взглядов тех, кто оказался в задних рядах - и в партере.

Стрелок, сжав  губы, переползал с места на место, приседал, вставал, наклонялся и уклонялся - но никак не мог обогнуть десятки помех, то и дело заслонявших цель. Отчаявшись, он взобрался на крыло мраморного медведя, натянул тетиву, замер, затаив дыхание на полувыдохе... и опустил лук, уронив голову на грудь. Бледный как саван, офицер спрыгнул на крышу, дрожащими руками выхватил из ножен кинжал и закрепил его между резными плитами парапета острием к себе. Приподнявшись на цыпочки, он бросил взгляд вниз, где под ликование толпы прокладывала путь свадебная карета, прошептал что-то и опустился на колени перед клинком.

В следующую секунду чья-то рука - хотя не исключено, что это была медвежья лапа - обхватила его и опрокинула навзничь. Вторая лапа зажала рот, третья сцапала за ноги, четвертая за волосы, пятая перевернула его, шестая заломила руки за спину, седьмая приставила к горлу клинок - и к своему изумлению он понял, что лежит на груди на чем-то мягком в метре от крыши и смотрит в серые глаза, заботливые, как нож для удара милосердия.

- Наемный убийца? - вежливо поинтересовалась обладательница глаз.

Стрелок возмущенно дернулся, мыча, и сероглазая девушка глянула куда-то ему за спину:

- Вань, рот ему открой. Олаф, убери топор. А тебя, голубь, если будешь орать - прирежем, а тушку подарим молодоженам. Может, нам за это по куску торта дадут. Или бананы в шоколаде.

Рука послушно убралась, клинок, оказавшийся лезвием топора, тоже, и снайпер прошептал, опуская глаза:

- Не помешай вы мне, я бы сам прирезал себя. Но теперь вам придется выполнить эту работу за меня. Вы сами воткнете мне в сердце нож, или мне обязательно надо покричать?

- Самоубийца, - осуждающе насупился Иванушка.

- Что случилось, офицер, отчего вы так к себе жестоки? - спросила принцесса, вглядываясь в красивое смуглое лицо с точеными чертами и аккуратными усиками и бородкой аристократа. - И кого вы хотели поразить стрелой? Жениха или невесту?

- Невесту?!

Стрелок сипло расхохотался.

- Да я не могу и помыслить о том, чтобы причинить вред Летисии... как оказалось... хотя она умоляла меня убить ее, прежде чем этот фарс... этот позор...

Горло леваррца перехватило.

- А кстати, что именно там, внизу происходит? - прошелестел под ним старый шерстяной голос. Не понимая, кому он мог принадлежать, офицер всё же пустился в повествование:

- Вы, конечно, знаете о двух браках принцессы Летисии. Сначала она стала жертвой внешнеполитических игрищ короля и кронпринца. Потом разменной монетой в их попытке привязать к себе самый влиятельный клан Леварры. Первый муж - хвастун, дурак и пьяница. Второй - жестокий старик, прикованный к креслу-каталке... Не удивительно, что когда ей сказали, что отдадут за Пиастро, верховного жреца бога торговли, она отказалась наотрез. Скандалы сотрясали королевские покои два месяца, но бедняжка Летисия упиралась, как сто мулов. И тогда взбешенный отец... несколько дней назад... заявил, что выдаст ее за первого встречного. Это случилось в карете, когда они возвращались из храма бога торговли. Король надеялся, что она, увидев подобранного для нее третьего жениха...

- Так она его раньше даже не видела?! - возмущенно вскричала гвентянка.

Офицер покачал головой и продолжил:

- Король надеялся, что увидев Пиастро, она изменит свое мнение. Но вместо этого Летисия высказала в лицо... им обоим... всё, что думает.

- А передумала она за это время много, - усмехнулась Серафима.

- Это верно... А еще она сгоряча сказала, что лучше выйти за первого встречного, чем за этого бездушного скользкого типа... И король поймал ее на слове. За следующим поворотом он приказал гвардейцам схватить первого попавшегося мужчину... понеказистее и понелепее... и вот... - глаза несостоявшегося убийцы снова опустились.

- В кои-то веки нашему Златоусту выпала такая удача! - воскликнула гвентянка.

- А Летисии? - сверкнул глазами офицер.

- А что - Летисии? Она привыкнет к нему и тоже будет счаст... рад... довольн... - честная принцесса замолкла в поисках подходящего определения и через секунду нашла его: - В конце концов, у нее выработается иммунитет!

- Иммунитет... - прошептал стрелок и уткнулся лбом в шершавый ворс ковра. - Боги всемилостивые... простите... Она просила меня убить ее... А я не смог, не смог, и никогда не смогу... И даже всадить стрелу в глотку этого дурня - не смог...

- Сам дурак! - раздался возмущенный девичий голос.

- ...раскроить ему голову в бою - с удовольствием, хоть сто раз, если бы у него было сто голов, но по-предательски, из-за угла... - погруженный в свой личный океан мучений и боли, хрипло шептал леваррец.

- Погоди трещать, ты, как там тебя?.. - сдвинув брови, произнес его премудрие.

- Капитан дворцовой стражи Эусебио да Мойя к вашим услугам! - вызывающе вскинул голову офицер.

- Так вот, Эусебио Домой ты, - кивнул маг и снова ухватился за ускользнувшую было мысль. - Скажи лучше, какое тебе-то до всего этого дело. Я имею в виду, кто из королей на ком женится... или не женится... Ты капитан даже не королевской гвардии. Твое дело вообще сторона.

Офицер вызывающе сверкнул глазами:

- Вас не касается!

- Диагноз ясен, - проговорила царевна. - Влюбленность хроническая в фазе обострения. Противоядий, кроме ядов, не существует.

- В смысле?.. - не понял сеньор Шайдулло.

- В смысле я угадала? - она заглянула в лицо капитана, и тот закусил губу и повесил голову.

- А она-то хоть знает? - сочувственно пробасил отряг.

- Да, - прошептал офицер. - Более того, наше чувство... взаимно.

- Ну так отчего она не попросила отца разрешить вам сочетаться браком? - нахмурилась Эссельте.

- Если бы вы были принцессой, вы бы всё поняли и без вопросов, - горько усмехнулся он.

- Я и так принцесса! - надменно фыркнула гвентянка. - И когда вернусь домой, то выйду замуж за придворного лекаря! С разрешения отца!

- Простите, ваше высочество... я не знал... Я сожалею о своей несдержанности... грубости... Я...

- Я тебя прощаю, - Эссельте великодушно махнула рукой, и взор ее устремился на лица друзей[19]: - Сима. Айвен. Олаф. Агафон. Масдай. Мы обязаны помешать Гонзаго выдать Летисию за Кириана. Более того, мы должны помочь Эусебио жениться на любимой! Они должны быть счастливы!

- А как же Кирино счастье? - ухмыльнулась Сенька.

- Пока мы путешествовали вместе, он часто говорил, что ему для счастья надо, - пожал плечами отряг. - Но ни разу я от него не слышал имени этой принцессы. Значит, она ему для счастья не нужна.

- Логика, сбивающая с ног не хуже твоего топора! - восхищенно проговорил Агафон и потер руки: - А я как раз вспомнил одно подходящее заклинаньице...

- К чему подходящее? - подозрительно прищурились все - включая Шайдулло и Масдая.

- К моему плану. Простому, но красивому. Чем проще, тем меньше шансов, что что-то пойдет наперекосяк, - авторитетно заявил чародей.

- И что это за план?

- Элементарнейший. Классика. Я накладываю иллюзию на Масдая, и весь город видит, как к свадебной карете подлетает дракон. Олаф хватает принцессу - а люди видят, как в нее впиваются драконьи когти! И тут из толпы выныривает наш доблестный влюбленный и в опасной схватке вынуждает дракона бросить девушку. Впечатленный король прогоняет Кирю, и жениться в храм парочка едет уже в другом составе. Ну как?

В поисках одобрения он обвел взглядом товарищей - и получил в ответ пожатие плеч и осторожное 'Наверное, должно сработать'.

- Слишком просто, - с сомнением проговорила Серафима.

- Зато эффективно.

- И проверено временем, - поддержал мага Иванушка. - В нескольких книгах я читал о чем-то подобном. Если срабатывало у них - значит, сработает и у нас.

- Ну так я о чем говорю! - снисходительно хмыкнул волшебник, выудил из рукава шпаргалку и прошептал: - Иллюзия дракона. Большого. Метров десять от рыла до кончика хвоста. Цвет - зелено-коричневый.

Полчаса спустя проинструктированные заговорщики вернулись с ингредиентами заклинания и выложили их перед чародеем. Лицо его вытянулось.

- Что это? - брезгливо ткнул он в какой-то серо-бурый кожистый отросток.

- Ящерица, - убежденно ответил отряг.

- Где?

- Убежала. Но хвост-то остался.

- Хвост - это не ящерица!

- А что это тогда?

- Хвост!

- Ящерицы, - упрямо повторил рыжий воин, и Эссельте его поддержала:

- Когда в рецепте пишут 'Суп из курицы', там не указывают, какие конкретно ее части должны пойти в котел. Хоть ножки, хоть крылышки - всё равно это курица!

- Д-да? - неуверенно моргнул чародей, в кулинарии смыслящий немногим меньше, чем в кулинарной магии[20].

- Да, - подтвердил Шайдулло и положил рядом с хвостом свою лепту - чешую вяленой рыбы. Запах пива и воблы, исходящий от него при каждом выдохе, намекал на судьбу всей остальной рыбы.

- Вяленая?..

- Какая разница? Рыба она и в Узамбаре рыба.

Спорить Агафон с этим не стал - не в последнюю очередь потому, что взгляд его устремился и застрял на принесенной Эссельте, Иваном и Серафимой куче перьев. Воробьиные, голубиные, вороньи и даже с десяток павлиньих и страусиных - не иначе, как позаимствованные ловкой царевной у знати внизу.

- А это еще зачем? Подушку набивать?

- Сам ты подушка! - Сенька надула губы. - Ты ж сам сказал - крылья летучей мыши!

- Ну и?.. - маг поворошил перовый курган, рассчитывая обнаружить под ним заказанное, но кроме куска ткани странной формы с обрывком кружева не было ничего.

- А это что за тряпка? - уставился он на синий бархат.

- Рукав. Три четверти. Фасон 'летучая мышь', - с видом эксперта отрапортовала гвентянка.

- А под ним?.. - он наклонился, приподнял рукав, бугрившийся чем-то продлинновато-масивным - и с отвращением скривился:

- Череп?! Собачий?! Какого якорного бабая?!.. Я же просил летучую мышь! И живую!

- А где мы тебе среди бела дня в центре города возьмем живую летучую мышь, ты подумал?! - принцесса перешла в контрнаступление.

- Да даже и дохлую! - закивал Иван с видом человека, посвятившего полчаса своей жизни именно этой задаче.

- И ты же Агафоникус Великолепный, - обольстительно улыбнулась Серафима. - Ты можешь всё, даже то, что не можешь.

- Тебе заменить объект на его идею - проще простого! - горячо поддержал ее супруг. - Разве не так? Я же видел не раз, как ты это делал!

Искренняя вера и восхищение светились в его глазах. Агафон невольно выпрямился, выставил вперед подбородок и важно кивнул:

- Ну да.

- А идея летучей мыши - название и крылья. Идея крыльев - перья. Идея мыши - грызун. Идея грызуна - зубы. Зубы есть у черепа. Если хочешь, мы их можем выломать...

- Не надо!

- Собака умеет грызть. Значит, теоретически, она - тоже грызун!

- Да?..

Столько зоологических откровений не обрушивалось на Агафона с тех пор, как приемный отец взял его, двухлетнего, на первую экскурсию по птичьему и скотному двору.

Не уверенный, что успевает за полетом мысли лукоморского царевича, со слегка остекленевшим взглядом маг снова кивал и уже не слишком возражал, когда трактирщиком и капитаном перед ним были выложены остатки ингредиентов, ни один из которых не был перечислен в заклинании, но по убеждению приносящих могли сработать ничем не хуже.

- Если после всего этого мы получим иллюзию тряпичного дракона, похожего на воробья и размером с собаку - я не виноват... - шипел волшебник, раскладывая трофеи по септограмме, начерченной мелом на Масдае. В другое время ковер на чем Белый Свет стоит костерил бы нечестивца, осмелившегося вывалить на него такую кучу мусора, да еще запачкать мелом, но сейчас молчал, стиснув кисти. Отвлекать его премудрие во время наложения заклинания - себе дороже. Это успели усвоить все.

Когда последний звук сорвался с языка чародея и последний пасс осенил широкую шерстяную спину ковра, его пассажиры замерли и принялись крутить головами, ожидая увидеть себя теперь на чем угодно - от дракона до тряпичного воробья. Но Агафон поспешил расстроить их ожидания:

- Мы - в центре иллюзии, поэтому что получилось, не увидим. Даже не старайтесь.

- Но откуда мы узнаем, что получил... - начал было караканец, но встретился глазами с Олафом и прикусил язык.

- Всё получилось, - многозначительно похлопал его по плечу отряг. - Всё. Ты меня понял?

Шайдулло кивнул - неуверенно, но послушно. Сенька глянула на улицу, думая отыскать капитана, убежавшего занимать ключевую позицию по ходу кортежа - но пытаться с крыши найти человека в толпе было все равно, что отыскивать в дюне конкретную песчинку. Оставалось только надеяться, что влюбленный успеет к месту событий вовремя.

- Ну что, поехали? - бодро вопросил маг и, не дожидаясь ответа, Масдай поднялся и понесся над домами, высматривая свадебный кортеж.

Что получилось не всё, или всё, но не так, или так, но не совсем, пассажиры и ковер поняли очень скоро: не одолев и десятка метров, Масдай стал заваливаться на правый бок. Пассажиры сначала крепились, потом растопырили руки, упираясь в жесткий ворс, потом покатились... Ковер загнул край и падение на время остановилось.

- Масдай, приземляйся на крышу! - прорычала Серафима.

- Не приземляйся!!! - взвыл Агафон. - Если мы сойдем с него, иллюзию придется накладывать снова!

- Лучше придумать новый план, - мстительно прошелестел ковер.

- Вот и придумай, критик мохеровый! - обиделся маг. Ковер обиделся в ответ, но не успел ответить: неведомая сила дернула его вправо, потом вниз, едва не утыкая в горгулью на мимо проплывавшей крыше - и вдруг снова закрутила вокруг оси. Он вскинул край, ловя посыпавшихся было пассажиров, и превратился в трубу.

- М-масдай! С-садись! - хрипел из кучи-малы его премудрие, готовый уже хоть переналожить заклинание, хоть перепридумать план, лишь бы оказаться на ровной - и самое главное - устойчивой поверхности. Но ковер то ли не услышал, то ли из врожденной вредности проигнорировал призыв, а вместо этого поддал ходу, нырнул в пике, помчался боком, врезался в стену дома, отскочил, взмыл, закрутился, как кленовое семечко под ветром, выровнялся - и прохрипел:

- Вижу кортеж! Олаф, готовься!

Конунг, единственный среди них моряк, и поэтому еще способный сообразить, где верх, а где низ, подполз к краю, протянул руку - и тут ковер снова тряхнуло...

- Дракон!..

Одинокий тонкий голос из-за приветственного скандирования имен короля и принцессы сперва мало кто услышал. Но когда простой крик перешел в визг, всё повышающийся в тональности, пока не начали лопаться окрестные стекла, внимания на женщину обратили. А потом и на ее слова.

- Дракон!!!

Толпа подхватила вопль и радостно задрала головы: неужели кроме королевской свадьбы они еще увидят и настоящего дракона? А если он сожрет кого-нибудь?! Вот повезло бы! Было бы о чем потом рассказать!

Но насколько им повезло, зеваки поняли только когда из-за дворца герцога Амонтильядо вынырнуло... нечто.

Сначала все решили, что это дракон, отчего-то несущийся по поднебесью хвостом вперед. Но когда чудище приблизилось, стало ясно, что дракон кончался там, где начинались крылья - больше паруса океанского корабля, покрытые исполинскими перьями всех цветов радуги. Из синего чешуйчатого брюха монстра, отливающего шелковым блеском, торчали четыре костяные лапы, ощетинившиеся собачьими пастями и кружевными когтями.

- Ч-что... эт-то?.. - забыв вопить, раскрыли рты зеваки, почетный караул, кучера и даже королевская фамилия... И в поисках ответа не уловили момент, когда чудище, воняя вяленой рыбой, которой, наверное, только что сожрало целый воз[21], спикировало на карету молодоженов, закрыло на миг своими исполинскими крыльями, пугая лошадей, взмыло ввысь и пропало за домами. Шестерка белоснежных скакунов всхрапнула, встала на дыбы - и кинулась бежать в шести разных направлениях. Запутавшись в постромках, они опрокинули карету, но продолжили безумную толчею, швыряя ее по мостовой в облаке щепы, лака и позолоты. Толпа с визгом бросилась прочь - и навстречу взбесившимся коням с мечом в руке выскочил капитан Эусебио. Он схватил под уздцы первую попавшуюся лошадь, повис, колошматя плашмя по оскаленной в панике морде - и бедняга повалилась, роняя своих товарок.

Охрана, капитан и придворные кинулись к останкам экипажа, вытащили жениха и невесту из-под обломков шедевра леваррского каретостроения... и поняли, что настоящего чудовища они еще не видели.

- Боги всемилостивые!.. - бравый гвардеец, первым рассмотревший принцессу, взялся за сердце и тихо осел на брусчатку.

- Что?.. - капитан Эусебио, расталкивая замерших доброхотов, прорвался к поверженной парочке - и остолбенел.

Рядом с Кирианом - исцарапанным, грязным, в разорванном костюме - лежала принцесса. Ее черные волосы растрепались, красно-желтый костюм был изодран и грязен, лицо, бледное то ли от страха, то ли от пудры, исказилось невероятно, а усы...

- Боги всемилостивые... - простонал Эусебио, роняя меч.

- Боги всемилостивые... - открыл глаза менестрель.

- Боги всемилостивые... - подошел сзади кучер.

Кириан бросил еще один взгляд на преобразившуюся невесту, вскочил и растворился в подступившей толпе.

- Боги всемилостивые... Чтоб этой колдовской твари повылазило! Чтоб ее... Чтоб тебя... - король рычал и брызгал слюной. - Что с тобой теперь делать-то, а?! Брошенная невеста - позор нашего рода! Да еще дважды вдова! Младшую теперь замуж не выдать! Ни один приличный монарх ее в семью не примет! Но хоть ты мне и дочь... а я этого мерзавца-музыканта не виню, - пробормотал он уже тише и отвел взгляд от странно-угловатых черт, скул, косых глаз и черных усиков, еле пробивавшихся на напудренной губе.

- Б-б... - сипло прохрипела 'принцесса', но тут же закашлялась и заныла плаксивым писклявым голосом: - Батюшка! Не велите голова казнить! Велите дальше замуж ходить!

- Да теперь я тебя даже за нищего не выдам, доченька! - Гонзаго взметнул к небу тонкие, усаженные перстнями руки. - Если только тебя слепой какой-нибудь возьмет!

- Э, батюшка, зачем сразу слепой, да? Капитана возьмет, - взгляд поверженной невесты устремился на Эусебио.

- Я?.. Я?!.. Нет... я...

- Э-э, бери, дорогой. Не пожалеешь, - один глаз бывшей первой красавицы королевства прикрылся и открылся - точно подмигивая.

- Я... я...

- Я в них верю, - убежденно произнесла она, кивая вверх.

- В кого? - король подозрительно задрал голову, охрана схватилась за оружие...

- В богов всемилостивых, - кокетливо улыбнулась принцесса. - Лошадью клянусь.

Перед алтарем, держа в руках зажженные свечи, стоял близкий к тихому ужасу капитан Эусебио и уже не так далеко уверенный во всемилостивости богов Шайдулло. Охрана обступила молодоженов плотной стеной, сомкнув плечи, точно за их спинами совершалось нечто неприличное. Рядом с невестой стоял король с выражением безнадежного отвращения на узком холеном лице. Рядом с женихом - капитан королевской гвардии с полуобнаженным мечом: не сбежишь.

Верховный жрец со священными реликвиями ходил вокруг, басовитым речитативом оглашая просторы храма, пустого, если не считать брачующихся и охраны. И с каждой проходившей минутой церемонии Эусебио все больше ощущал пустоту своих ножен, отсутствие привычного кинжала у бедра и невероятную нелепость и полную катастрофичность ситуации. И дернули его все демоны Черного Света согласиться на авантюру иностранцев! Если бы он бросился на меч или просто с крыши, всё уже было бы позади! И этот мужик рядом... Что теперь делать?! Закричать? Рассказать всё королю? Что это не колдовство, а... а... а другое колдовство? И что он, Эусебио - сообщник? Тогда на меч ему броситься не дадут точно... И даже с крыши спрыгнуть. О боги всемилостивые!!!..

- ...боги всемилостивые, - закончил испрошение благословения жрец, остановился перед женихом и невестой и с сомнением поинтересовался: - Действительно ли ты желаешь, Эусебио да Мойя, взять в жены ее высочество принцессу Летисию...

- Пропустите, убогие! - донесся из-за кольца охраны смутно знакомый голос. Жрец споткнулся на полуслове, король нахмурился, звякнула сталь мечей, пыхнуло синим...

Не смея надеяться, Эусебио развернулся и увидел, как сквозь расступившееся оцепление в венчальный круг проходит высокая фигура с посохом, в сером плаще с ниспадающим на лицо капюшоном. За ним, в точно таких же плащах, молча шли еще пятеро.

- Что за?!.. Какого?!.. - не находя слов, король стиснул кулаки - и тут невысокий человек, следовавший за лидером, брюзгливо проговорил:

- Нет, уважаемые, это мы должны спросить, что за и какого. Вы милости богов просили?

- П-просили, - пробормотал жрец.

- И чего тогда непонятные вопросы задавать, когда эта самая милость была явлена? Если не надо вам их милости - зачем занятых сверхсущностей от дел отвлекать?

- М-мы н-не...

- Простите, посланники божьи! - первым обо всем догадался трактирщик.

- Ладно, прощаем... на первый раз, - сухо буркнул невысокий.

- А-а как, с-собственно, милость сия...

- А в-в чем...

- Сейчас увидите, - сурово произнес высокий, и по его сигналу сопровождавшая его пятерка взяла молодоженов в кольцо, подвинув растерявшегося отца и хозяина храма. Один из компаньонов высокого воздел к сводам руки и торжественным голосом начал читать воззвание - не иначе, как к пославшим его богам:

- Азъ буки ведаю... глаголь добро есть... Животъ зело земли... иже како люди мыслете...

Из посоха повалил туман. Жидкий сначала, он густел с каждой секундой, пока не стал белым и плотным, как молоко, скрывая и жениха с невестой, и посланников, и только торжественное: 'Наш он покой... рцы слово твердо...' долетало до благоговейно застывших свидетелей божьей милости, хоть и не понимавших пока, в чем она заключается.

Но когда под громовое 'Ук, ферт, хер, ша, шта, ци, червь, ер, юс, ять!' туман внезапно пропал, то взорам свидетелей открылось сияющее лицо капитана Эусебио - и счастливая улыбка принцессы. Такой, какой она была до нападения колдовской твари.

- Летисия?.. - вытаращил глаза король, и в расчетливом его мозгу моментально зароились мысли о том, как неплохо было бы выдать снова похорошевшую дочку за какого-нибудь гранда или верховного жреца. И тут, словно прочитав его мысли, высокий отбросил капюшон, и бегающий взгляд его величества наткнулся, как на стену, на его суровый прищур.

- Даже не думай, - высокий погрозил ему пальцем, и из посоха брызнули и заклубились вокруг королевской головы лиловые искры.

- П-продолжай! Чего молчишь! - как ужаленный, король обернулся на жреца, и тот, заикаясь и забывая слова, протараторил:

- Х-хочешь ли ты, Эусебио да Мойя... в-взять в жены ее в-высочество Летисию Агуэдо? Хочешь ли ты, Л-летисия Агуэдо, в-взять в жены... в мужи... в мужья... капитана Эусебио?

- Да! - было ему единым ответом, и одна из фигур в сером плаще всплеснула руками и шумно хлюпнула носом.

Перед закатом Масдай завис у развилки дорог на окраине небольшого городка. Сеньор Шайдулло спрыгнул на землю, и ноги его, отвыкшие от долгого сидения по-тамамски, подогнулись, роняя хозяина в траву.

- Держи! - рядом с бывшим трактирщиком, тяжело звякнув выручкой от продажи 'Золотого коня', упал его дорожный мешок.

- Спасибо, - ответил караканец, растирая затекшие икры.

- Вам спасибо - за гостеприимство, - Иванушка помахал ему рукой.

- И за экскурсию по Тортильедосу и окрестностям, - ухмыльнулась царевна Серафима.

- Ну и за компанию, конечно, - через край ковра свесилась голова Агафона.

- За хорошие драчки, самое главное! - выглянул Олаф из-за его макушки.

- И за то, что Эусебио и Летисия смогли пожениться, - всё еще вытирая кружевным платочком сентиментальные слезы, проговорила Эссельте.

- И за то, что я не женился на этой страшной мегере, - присоединился к ним Кириан.

Все головы повернулись к нему:

- Но Киря! Эта страшная мегера...

- Да знаю я... - поморщился менестрель. - Просто хочется не отрываться от коллектива и тоже за что-нибудь поблагодарить нашего достойного хозяина. А больше не за что.

И взгляд его был тяжел, как приговор трибунала, и полон упрека.

- Ну значит не здесь твое счастье, акын, - Шайдулло развел руками.

- Если такое количество народу об этом позаботится, то конечно... Они бы лучше так о моем счастье радели... Принцессы всех стран, объединяйтесь... Кому так всё... а кому - не здесь... - кисло пробормотал Кириан и уполз диссидентствовать на другую сторону Масдая.

- А ты куда теперь? - спросила у караканца Серафима.

- Домой. В степь. К своим. С такими деньгами приеду - баем буду. Табун куплю. Жен молодых. Трех уже не осилю, а двух - вполне. Воля... кони... Земля под копытами звенит... А дух травяной после дождя!..

- А с чего решился-то все-таки? - спросила Сенька. - Просто переехал бы в другой район. Или в другой город. И никто бы там тебя не узнал.

- Подумал я - подумал, и понял, - механически поглаживая меховую безрукавку, покачал головой Шайдулло. - А небо-то у нас и вправду лучше.