Багдерина Светлана Анатольевна : другие произведения.

Операция "Ледышка"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
      Из серии "Лукоморские рассказы"
    - Итак, третий курс, - откашлялся ректор и обвел притихших студентов взором, лучащимся тайной, - я пришел, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие. Ученый совет вместе с советом магистрата Мильпардона решил, что экзамена по прикладному телекинезу в конце этого семестра у вас не будет. Вместо этого вы устроите во дворе Школы Снежный Бал для жителей города.
    - Мы будем танцевать? - недоверчиво вопросил блондин с третьей парты.
    - С девушками? - моментально заинтересовался его сосед.
    - Почти, - ректор загадочно улыбнулся, отыскал взглядом Мельникова, и нечто похожее на сладостное предвкушение тенью промелькнуло по его физиономии. - А по результатам бала, простите за каламбур, вам будут выставляться баллы. И кто не сдаст...
    Пальцы Агафона нервно дернулись, под потолком раздался приглушенный хлопок, и на голову ректора посыпался снег из белых перьев и клочьев рыжей наволочки.
    - Я не виноват!..
    счетчик посещений
счетчик посещений

ОПЕРАЦИЯ 'ЛЕДЫШКА'

   
  Последняя неделя декабря выдалась в Мильпардоне необычайно снежной.
  Конечно, по сравнению с сабрумайскими зимами, настойчивый, но жиденький снежок казался Агафону лишь жалкой потугой на снегопад, но для страны, непривычной к настоящей зиме, он был чудесным новогодним подарком природы.
  Но насколько чудесным и новогодним, третьекурсники поняли только тогда, когда в самом конце семинара по прикладному телекинезу в кабинет вошел ректор Высшей Школы Магии Шантони Уллокрафт.
  - Завершите ваши заклинания и послушайте меня, - окинул он благодушным взором студентов, сплел пальцы в замок на округлом животике, обтянутом лиловой с золотым шитьем ректорской мантией, и принялся что-то похмыкивать в пушистые усы.
  Что-то, подозрительно похожее на новогоднюю детскую песенку.
  Студиозусы торопливо заводили руками, и учебные пособия самых разнообразных форм и размеров[1] одно за другим стали возвращаться со всех концов кабинета и укладываться на полки. Минута - и девять человек уже сидели за столами в позах томного ожидания.
  Но не десятый.
  - Профессор Матье, студент Мельников у вас пытается взлететь или сплясать? - искривились в ироничной усмешке губы ректора. Профессор Матье []
  Профессор обдумал, стоит ли ему говорить, что странные телодвижения студента Мельникова должны были быть ничем иным, как стандартными призывающими пассами второй категории, решил, что все равно ему никто не поверит, и обреченно вздохнул:
  - Агафон, сядь, успокойся.
  - Но объект... вон там... - Агафон поднял тоскливый взгляд на словно прилипшую к потолку оранжевую подушку. - Мне бы еще полминутки...
  - Пусть висит, - покосившись на Уллокрафта, отмахнулся Матье. - Сядь.
  Кто-кто, а уж он-то успел узнать, что если Мельников говорит, что ему для окончания работы нужно всего полминуты, то чтобы распутать или отменить пошедшее наперекосяк заклинание могло не хватить и полдня.
  Под приглушенные смешки товарищей высокий русоволосый студент поплелся на место, плюхнулся на скамью, навалился локтями и грудью на стол и угрюмо уставился на свои пальцы, не прекращая попыток исполнить неподдающиеся пассы - сколь упрямых, столь и бесплодных.
  - Итак, третий курс, - откашлялся ректор и обвел притихших студентов взором, лучащимся тайной, - я пришел, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие. Ученый совет вместе с советом магистрата Мильпардона решил, что экзамена по прикладному телекинезу в конце этого семестра у вас не будет.
  Уллокрафт сделал театральную паузу, насладился в полной мере изумленными лицами и прокатившимися по кабинету радостными шепотками и продолжил:
  - А вместо этого вы устроите во дворе Школы Снежный Бал для жителей города.
  - Мы будем танцевать? - недоверчиво вопросил блондин с третьей парты.
  - С девушками? - моментально заинтересовался его сосед.
  - Почти, - ректор загадочно улыбнулся, отыскал взглядом Мельникова, и нечто похожее на сладостное предвкушение тенью промелькнуло по его физиономии. - А по результатам бала, простите за каламбур, вам будут выставляться баллы. И кто не сдаст...
  Пальцы Агафона нервно дернулись, под потолком раздался приглушенный хлопок, и на голову ректора посыпался снег из белых перьев и клочьев рыжей наволочки.
  - Я не виноват!..
   
   
   
  - К-какая в-все-таки к-красотища!
  Девушка стояла у чердачного окошка и смотрела вниз[2].
  - У нас дома сейчас так же, - на минуту позабыв о грядущей катастрофе, мечтательно улыбнулся у соседнего окна Агафон. - И еще месяца три так будет. Не то, что здесь. Да тут, в Шантони, разве зима...
  - К-кто з-здесь? - девушка обернулась, картинно расширив глаза и прижимая руки к груди. Агафон за учебой []
  - Я, - коротко буркнул юный маг. - И я тебя знаю. В смысле, видел раньше. Ты часто тут белье развешиваешь, когда я читаю. И говорят, кстати, что профессор Скари с кафедры немагических функциональных расстройств организма неплохо лечит заикание.
  Мари, молодая прачка, одна из двух десятков девушек, обеспечивающих студиозусам и профессуре чистые скатерти и рубахи, потупилась. Никогда ему не узнать - да и незачем - каких усилий стоило ей каждый раз оказываться с бельем на чердаке, когда он устраивался тут с книжкой. А какая агентурная сеть из сторожа, горничных, уборщиц и кухарки была задействована, чтобы просто узнать, что он идет на чердак заниматься, сколько сладостей, комплиментов, мелких услуг и монет было пущено на подкуп!.. Но оно того стоило. Светлый образ Агафона Мельникова, ослепительного героя, этим летом победившего самого Гавара и спасшего принцессу и ее тетушку, не давал ей покоя уже четвертый месяц. И вот, наконец-то, она с ним заговорила!
  - Меня М-Мари з-зовут, - чуть не падая в обморок от собственной смелости, выдавила прачка. - И я н-н-не з-заикаюсь! Я п-просто в-волнуюсь!
  - А ты-то отчего? - криво усмехнулся Агафон.
  - Я... - девушка заалела и смутилась[3]. - Я... тебя з-знаю. Т-тоже. И з-знаю, что ты с-совершил этим летом. И какой ты отважный. И г-героичный. И мужественный. И умный. И искусный. И... и...
  Не отрывая взгляда от десятка причудливых ледяных фигур, расставленных третьекурсниками полчаса назад по всему двору, Агафон мученически скривился - от дифирамбов и от вспыхнувших заново в памяти унылых перспектив.
  - Я знаю, ты на третьем курсе теперь, а еще я знаю, что завтра вместо экзамена все студенты будут давать для горожан Снежный Бал! - задыхаясь от восторга и даже перестав заикаться, самозабвенно тарахтела Мари. - И ты снова будешь самым-пресамым!
  Взор студента, направленный на прачку, мог превращать пустыни в ледники и высушивать цунами, но Мари, парящая на крыльях вдохновения и любви, не замечала ничего.
  Радостная и возбужденная, в поисках подтверждения своей аксиоме[4] она выглянула из окна и впервые по-настоящему разглядела, что находилось внизу.
  - Которая фигура твоя?
  - Ледышка. Внучка Деда Колотуна, - проговорил студент но, не встретив понимания, ткнул пальцем в крайнюю скульптуру справа. - Это такая сказочная девушка у сабрумаев. Которая подарки на новый год приносит послушным детям[5].
  - Самая красивая! - лояльно закивала Мари, сердечко ее зашлось от неожиданно нахлынувшей храбрости, и она выпалила: - На меня страшно похожа, правда?
  - На тебя? - Мельников покосился на назойливую девчонку, честно сравнивая. - Не. У тебя нос курносый и щеки толще. И всё остальное тоже. И волосы черные. Но рост такой же. Мари []
  - Значит, похожа все-таки? - с надеждой заглянула ему в глаза Мари, проглотив первую часть.
  - Ну, похожа... - вздохнул Агафон и снова уставился в окно. - А толку-то...
  - То есть, как? Почему толку? - встревожилась девушка.
  'Потому что я эту бабу ледяную с места сдвинуть не смогу, хоть самого меня в сугроб до весны закопают! А если и сдвину, то она у меня расколется тут же!' - захотелось взвыть студенту, но перед лицом щенячьего обожания неожиданной поклонницы отчаянные и горькие слова застряли на языке.
  А вместо этого, откуда ни возьмись, на волю вырвались совсем другие:
  - Таким, как я, это не интересно. Детская забава. Пара слов, щелчок пальцами, взмах рукой... - Агафон томно поморщился, вздохнул и продолжил: - Ниже моего достоинства, Маша, вот что это такое. Словно архитектору домики в песочнице лепить. Вот если бы задача была посложнее...
  - Посложнее?! - потрясенно расширила глаза прачка. - А я думала, что такое только в сказках бывает! Стоит волшебнику пальцем пошевелить, как все вокруг хоть бегает, хоть прыгает, хоть танцует - как живое!
  - Как живое... - подавленно хмыкнул студент. - Да если бы она ожила...
  И тут свет озарения вспыхнул в потухших было очах сабрумайца, и он даже не спрыгнул - свалился с подоконника, роняя фолиант. Но тут же вскочил на ноги и одним прыжком оказался перед девушкой.
  - Слушай, Машка! - схватил он испуганно отпрянувшую прачку за плечи. - Я придумал! Я придумал, как ты можешь мне помочь!
  - Я?! - опешила Мари.
  - Ты! И только ты! Я вспомнил, что видел в одной старой книге такое заклинание - закачаешься! Высший класс! Мы им тут шороху наведем! Мы им тут устроим!.. Вот только не надо на меня так смотреть: это совсем не опасно!
  - Нет, что ты! Извини, пожалуйста! Я не хотела! Я и не думала! - всполошилась девушка. - Конечно, я все сделаю, только скажи, что и как! Я всегда!..
  - Машуня! Ты настоящий друг! - расцвел Агафон. - Сиди, где сидишь! Сейчас я эту книжку принесу - и мы с тобой такую штуку забабахаем!..
   
   
   
  Снежный Бал прошел 'на ура'.
  Украшенная первокурсниками елка сияла гирляндами из бегучих огоньков и пыхала разноцветными искристыми шарами. Второй курс позаботился о вечногорячем какао, вечносладких пирожках и вечносветящихся карамельных фруктах на лакричных палочках. Четвертый устроил снежные фонтаны и музыкальный фейерверк, который было видно не хуже, чем ночью[6]. Пятый организовал катание на санях-самокатах и лопатах-самолетах вокруг школьной ограды. Но гвоздем программы, как признавали все единодушно, стали ледяные фигуры, оживленные третьим курсом.
  Звери - настоящие и фантастические - и два ледяных человека[7] танцевали друг с другом и с горожанами, разносили угощения и напитки, подсаживали гостей в сани и вытаскивали из них тех, кому одного круга показалось мало, играли с детьми в снежки и раздавали низковисящие елочные украшения в конце бала[8] - короче, были душою праздника. Сами третьекурсники на высоких помостах вокруг площади едва успевали водить руками, нужные заклинания сыпались с их губ точно скороговорка, но ни один не сдался, ни один не сбился, ни один не подвел.
  К огромному, как сам Белый Свет, изумлению Уллокрафта. Ректор Уллокрафт []
  Все три часа, что продолжался бал, ректор, по мере возможности, не сводил глаз с подопечной Мельникова - но его ледяная фигура девушки была самой проворной, самой любезной, самой расторопной - короче, самой лучшей. И чем ближе к концу, тем большие сомнения терзали профессора: радоваться ему, что Мельников, наконец, научился делать хоть что-то, не ввергая окружающий мир в хаос, или расстраиваться, что и на это раз отчислить его не удастся?
  Но, как бы то ни было, горячие поздравления мэра с успехом быстро привели волшебника в снисходительное расположение духа, а перспектива праздничного ужина в компании отцов Мильпардона и профессуры ВыШиМыШи довершила начатое городским головой. 'Если Мельников безупречно выучил заклинания хоть по одной теме - чем не подарок к празднику не только самому себе', - думал он, вполголоса намурлыкивая песенку про елочку, - 'но и всему просвещенному человечеству, которое теперь может вздохнуть спокойно и даже весело встретить Новый год?[9]'
  К тому времени, когда и именитые горожане, раскланиваясь и осыпая ректора и его заведение комплиментами, погрузились в сани и отбыли, ни одного студента на школьной площади уже не осталось: праздник праздником, а холод и обед прогнали всех в улицы быстрее любого приказа.
  Благодушно похмыкивая, Уллокрафт обошел вокруг померкшей, словно уставшей, елки, с любопытством разглядывая - в первый раз - фигуры, вылепленные непривычными к снегу студентами. Гибрид медведя и дятла... Помесь обезьяны и муравьеда... Плод любви контрабаса и самовара... Девять штук - и одна другой чуднее... Вот фантазия у молодежи работает! Чего не скажешь о руках... Да, все же, как бы то ни было с Агафоном, но надо признать, что его девица была самой удачной из всех.
  А кстати, где же она?
  Уллокрафт нахмурился, огляделся, обошел елочку снова - на тот маловероятный случай, если проглядел ледяную девушку в первый раз...
  Скульптуры не было.
  Гадая, не прихватил ли мельниковскую красавицу кто-нибудь из горожан в качестве сувенира, ректор двинулся было к Школе, но тут в сугробе под помостом в луче запоздалого солнца что-то прозрачно блеснуло.
   
   
                                                 *          *          *
   
   
  - ...тихо... стой... не шевелись... молчи...
  - Ды-ды-ды-ды-ды-ды-ды-ды...
  Ледяная фигура стояла посреди сарая с садовыми принадлежностями и тряслась от холода.
  - Я сказал, молчи!
  - Т-так ведь-дь-дь... х-х-холод-д-д-дыно...
  - Не выдумывай! Это иллюзия. От нее холодно быть не может!
  - А вот и м-м-м-мож-жет! М-мне же х-х-холодно! Я, честное с-слово, не п-п-притворяюсь! Я с ут-тра т-терпела! - жалобно пискнула Мари.
  - Ну потерпи еще чуть-чуть. Наверное, сбой при наложении прошел, - смягчился, но не отступил от своего Агафон. - Сейчас, еще полминуты...
  Не знакомая с 'правилом полуминуты Мельникова' девушка доверчиво кивнула, клацнула зубами в последний раз и мужественно стиснула челюсти, заодно стараясь и не дрожать.
  Студиозус скосил глаза в книгу, отыскал заголовок, убедился еще раз, что читает именно заклинание отмены иллюзии[10], поднял над головой руку с зажатым в горсти порошком реверсивного действия, заботливо приготовленным с вечера, четко и ясно выговорил завершающие слова и бросил порошок в огонь.
  Пламя ритуальных свечей, чахлое и бледное еще секунду назад, взмыло под потолок, оставляя черные пятна на балках и заставляя зажмуриться, а воздух на несколько секунд наполнился едким зеленым дымом. Агафон вдохнул и тут же зашелся кашлем, сгибаясь пополам, а когда разогнулся и протер немилосердно слезящиеся глаза, то сердце его пропустило такт.
  Там, где должна была стоять Мари, кашляя и чихая, по-прежнему стояла ледяная скульптура.
  - Кабуча... - пробормотал Агафон и упрямо вскинул руки для второй попытки.
  Еще более дымной и еще менее успешной, чем первая.
  Яростно швыркнув носом, он утер рукавом слезящиеся глаза и уткнулся в желтые страницы книги, проверяя, все ли сделал, как надо:
  - Свечи... Есть... С запахом снега... Да... Септограмма... Есть... Синим фосфорным мелом... Да... Сосульки разновеликие...
  - Агафон? А-а-а-апчхи!-гафон! - жалостливо протянула скульптура. - А к-когда я обратно п-превращаться б-б-буду? Я же скоро с-совсем з-замерзну... И п-правда в ледышку п-превращусь...
  - Скоро... погоди... - сердито буркнул студент и забегал взглядом по выцветшим чернильным строчкам с удвоенной скоростью. - Опилки пяти пород хвойных... кровь летучей мыши... шерсть выкусеня... глаза тритона... крылья синей мухи...
  - Агафо-пчхи!-фон?..
  - ...перемолоть в ручной мельнице из колокольной бронзы... левой рукой... на расстоянии не меньше двадцати метров от земли... в полночь... сделано... использовать в течение пяти час... К-кабуча!
  - Агафон? - притопнула девушка то ли от нетерпения, то ли пытаясь согреть ноги. - Ну когда уже? Меня мадам Жюли потеряет! Она ругаться будет! Ну пожалуйста, скорей!
  'Скорей?! Что - скорей?! Она что, не понимает?! Я уже целых два раза попытался, хоть и после первого было понятно, что все - чешуя на постном масле! Она что, не видит, что я больше не знаю, что делать? Не знаю!..'
  Студиозус опустил фолиант и глянул на живое воплощение Ледышки - внучки Деда Колотуна: растерянный взгляд встретился с вопросительным и тут же стыдливо шмыгнул обратно в книгу. Вовремя сообразив, что великие маги и уж, тем более, кумиры женщин не ведут себя как нашкодившие школяры, а взирают на мир мудро и устало, Агафон сурово нахмурился и опять посмотрел на Мари, лихорадочно внушая себе: 'Я мудрый и усталый. Я усталый и мудрый. Я так устал, словно переписал от руки за полчаса всю эту дурацкую... то есть, мудрую книжку, а мудрый я оттого, что умудрился опытом веков и повидал за свою долгую жизнь пень знает сколько всякой ерунды, и поэтому устал вообще до полусмерти, и осталась у меня в голове только одна усталая, но мудрая мысль...' - на этом этапе фантазия Агафона забуксовала, и на помощь ей пришло подсознание: '...добраться до 'Сиреневой вороны',  надраться с нашими в честь Нового года и побить медик... то есть, сделать что-нибудь мудрое, что могут сделать только по-настоящему усталые и мудрые великие маги...'
  Ему казалось, что внушение работало замечательно, пока девушка не сдвинула озабоченно брови:
  - У т-тебя з-зуб з-заболел или из-зжога н-началась?
  Тьфу ты, дура...
  Или издевается?
  Он быстро отвел глаза, выругался про себя, чувствуя, как краска стыда и гнева залили его лицо, зыркнул на прачку, собираясь сказать ей что-нибудь резкое и едкое...
  И обидные слова застыли на языке.
  Потому что, обняв себя руками за полупрозрачные плечи и съежившись, Мари дрожала, но не сводила с него искреннего, доверчивого взгляда.
  Если бы она кричала, ругалась, проклинала его, насмехалась или грозилась нажаловаться преподавателям, ему было бы легче на душе и, может даже, он мог бы сейчас спокойно захлопнуть книгу и отправиться в 'Сиреневую ворону' пить пиво и слушать столичных музыкантов в ожидании, пока кто-нибудь из профессоров не придет за ним и не потащит к ректору, но вырваться и убежать из мертвой хватки этого чистого, бесхитростного взгляда он не мог.
  - Аг-г-г-гафон?..
  - Сейчас, не подпрыгивай, - угрюмо буркнул студент, и Мари, не распознав фразеологии, послушно замерла.
  - Кабуча бестолковая... - прошипел сквозь зубы Мельников и исступленно залистал украденную в библиотеке 'Большую хрестоматию иллюзий'.
  Не может быть, чтобы было только одно противозаклятье, обязательно должны быть другие... Только найти бы их... Только бы найти...
  Нашлись они сравнительно скоро, целых восемь. И что с того, что все они помещались в разделе 'Высшая магия' - любому дураку понятно, что если точно следовать всем инструкциям, то выполнить можно все, что угодно.
  Материалы для их наложения - все и сразу, на всякий случай - студиозус нагреб в опустевших перед праздником лабораториях и притащил в сарай уже через полчаса. Вместе с ними он вытащил из мешка одеяло и протянул так и не вышедшей послушно из септограммы девушке.
  - Сп-п-пасибо, - жалкая улыбка скользнула по ледяным губам Мари. - К-какой ты з-заботливый!
  Агафон прикусил на языке раздраженное слово и хмуро буркнул:
  - Это для заклинания надо. Накинь на себя и держи обеими руками за верхние углы.
  - Х-хорошо, - ледяные ресницы разочарованно опустились с легким звоном.
  Агафон быстро подновил септограмму, расставил ключевые артефакты, сверился с инструкцией, переставил, сверился еще раз, поменял местами второй и третий, прочитал снова, подвинул шестой, связал их, запитал по мере сил, прочитал нужные слова - почти не запинаясь...
  Ничего.
  - К-кабуча... - растерянно моргнул чародей.
  Морально он был готов к клубам дыма, световому шоу, искрам и брызгам, даже если заклинанием они не подразумевались, но вот так вот - молчаливое ничего, словно плевок в лицо?..
  - Т-ты уже з-закончил? - грустно вопросила из септограммы Мари.
  - Только начал, - раздраженно рыкнул чародей и принялся расчищать поле деятельности для следующего заклинания.
  - Т-ты не т-торопись... н-не в-волнуйся... Н-наверное, эт-то очень с-сложные заклятья... д-для самых м-могучих волшебников... которые уже т-триста лет в-волшебничают... н-не меньше... и с-сами кучу к-книжек п-понаписали... Иначе у т-тебя б-б-бы все п-п-получилось д-давно!.. - выстукивая зубами чечетку и рискуя откусить себе язык, подбадривала она его.
  После четвертого у Агафона не осталось сил на нее злиться. После пятого стало интересно, чего еще такого она может придумать, чтобы оправдать его беспомощность и неумение в своих глазах. После шестого всякая блажь стала лезть ему в голову, вроде того, что она не оправдывает его, а на самом деле верит в то, что говорит, и снова горячая досада и гнев - но уже не на нее, а на себя - вспыхнули в его душе, а еще упрямое желание непременно доказать и показать. После седьмого - что оправдывает его не перед собой, а перед ним самим, что, конечно, было еще большей ерундой. После восьмого...
  После восьмого книга выпала у него из рук, потому что на том месте, где еще мгновение назад отважно пыталась не дрожать ледяная фигурка, теперь стояла Мари.
  И молчала.
  И только теперь Агафон припомнил, как с последними словами заклинания чем-то нехорошим повеяло в холодном пыльном воздухе сарая, чем-то леденящим, жутью пробирающей до мозга костей...
  Не раздумывая больше и не мешкая, он бросился к девушке, коснулся ее пальцев - и захолодел. Потому что прикосновение его встретила теплая - хоть не очень - человеческая кожа, а под ней всеми его магическими чувствами ощущался твердый безжизненный лед.
  Иллюзия поменялась местами с реальностью.
  Вернее, ее заставили поменяться.
  Он.
  - К-кабуча... кабучакабучакабучакабуча... - не зная, что делать и не находя других слов, студент попятился, белый, как снег, но споткнулся об уроненный том и хлопнулся на пол, поднимая грязное облако пыли. - Кабуча...
  Первым порывом его было бросить всё и бежать. Пусть кто-нибудь другой  расхлебывает заваренную им кашу, если сможет, а у него не получилось, хотя он пытался, да еще как, и вообще! Чего ради он должен переживать из-за какой-то бестолковой девчонки, которая сама напросилась практически, и вообще - надо было глазами смотреть и ушами слушать, в кого втюривалась! А если она этого до сих пор не поняла, то он не виноват, что она сама себе что попало напридумывала, ну и пень с ней, значит, сама виновата! Пусть теперь до весны постоит, может, тогда хоть дойдет до нее, а у него праздник на носу, и наши в трактире ждать будут, если уже не ждут! И так сколько он с ней провозился! Хватит! Всё! Он пошел!..
  Еще этим утром он, может быть, так и поступил бы, но теперь словно невидимая рука удерживала его здесь, рядом с неподвижно застывшей девушкой.
  Девушкой, которая в него верила.
  Единственная из сотен тысяч, если не миллионов человек, проживающих на Белом Свете. Включая его самого.
  Это - и что-то еще, непонятное, но настойчивое, словно муха, пытающаяся вылететь на улицу сквозь стекло, не давало ему даже сдвинуться с места. Что-то, что на несколько мгновений было, вроде бы, здесь, совсем рядом, и даже теперь далеко не ушло, просто спряталось, притихло, но только ухвати его - и...
  Агафон поставил локти на коленки, обхватил руками голову, зажмурился и попытался сфокусироваться на неуловимой, но не дающей покоя мысли.
  Это было что-то, связанное с противозаклятьями.
  Что-то, что мелькнуло у него в голове, когда он накладывал то ли пятое, то ли шестое... Или между шестым и седьмым? Там надо было еще применить 'разворот Риалти'... в обоих... но в одном сопровождающие пассы следовали сразу за ним... а в другом требовалось переключиться на вспомогательные материалы... и он еще подумал... что общая точка, но разные трактовки последующих действий - это интересно... или даже не подумал... и что отчего бы не существовать третьему пути... или четвертому... тем более, что в конце оба заклинания снова почти сходятся... и еще два или три из предыдущих были очень близки... разница только в... только... только надо...
  Не в силах додумать ускользающую мысль, он вскочил, схватил мелок и быстро заползал на коленях по грязному полу, вычерчивая диаграммы и схемы, записывая и стирая формулы, заглядывая в хрестоматию, затирая рукавом написанное, и снова лихорадочно рисуя, чертя, набрасывая...
  Спустя минут сорок Агафон в изнеможении остановился, выронил мел и дрожащей рукой вытер со лба внезапно выступивший пот.
  Значит, так...
  Значит, других путей не было...
  Кроме этого...
  Он снова пробежал взглядом по записям, перевел взгляд на Мари, потом на свои руки, колени, светящиеся в полутьме сарая призрачно-синим, и упрямо сжал губы.
  Если другого пути не было - значит, так.
  Быстро переписав схему заклинания на поля фолианта, он взял метлу из кучи садового инвентаря у стены и старательно замел все вычисления и следы старых септограмм. Потом тщательно собрал и свалил в кучу все ненужное, принесенное ранее из лабораторий. Немного подумав и перечитав заметки на полях, он переписал их на ладонь и вслед за банками, склянками, травами и прочими черепами отправил в мешок и книгу, не заботясь, что при этом разгерметизировалось, помялось или разбилось, хотя некоторые компоненты в здравом уме и твердой памяти[11] было лучше не смешивать. Достав из кармана кошелек, он наспех пересчитал деньги, пожал плечами, вдохнул, написал короткую записку, засунул к печально звякнувшим монетам, добавил школьное кольцо и тоже бросил в мешок.
  Вот теперь точно всё.
  Теперь расстояние.
  Отмерив на метловище полтора метра, Агафон окинул взглядом сарай и остановился в нерешительности: до боковых стен, почти не видных из-под бесчисленных грабель, лопат, метел, леек и прочих обитателей летнего парка и сада, было слишком близко. До задней стены - еще ближе. Если до двери окажется меньше, чем необходимо, Мари придется двигать, но при одной мысли о том, чтобы прикоснуться к ней сейчас, его начинала бить мелкая дрожь. Только бы хватило места... только бы хватило...
  Когда он закончил откладывать расстояние, до двери осталось ровно полтора метра, и Агафон с облегчением выдохнул, мазнул пол перепачканными мелом пальцами, отмечая точку, и отбросил метлу.
  Можно было начинать.
  - Не боись, Маш, - с деревянной веселостью подмигнул он недвижимой фигуре в конце сарая и, сконфузившись, понурился и честно добавил: - Хуже не будет. Тебе, по крайней мере.
  Первые слова заклинания сами прыгнули на язык, и воздух вокруг него и Мари отозвался, слабо засветившись бирюзой.
  Короткие слоги и врезавшиеся в память пассы следовали одни за другими - простые, неуклюжие, часто лишние, Агафон сам понимал как никто другой - но это было первое составленное им заклинание, а принцип начинающего исследователя 'лучше заложить запас прочности, чем, погнавшись за простотой и изящностью, получить пшик' он ощущал интуицией[12].
  'Первое и последнее', - тоскливо мелькнуло в мозгу студента, когда он почувствовал робкое прикосновение льда к своим костям, но параллельно страху, непрошенная, хоть и понятная, вспыхнула радость. Значит, все работало!
  И теперь оставалось только стоять и ждать, когда заклинание обмена вступит в полную силу.
  Вспышка света резанула привыкшие к полумраку глаза словно ножом, заставляя зажмуриться и вскинуть руки к лицу.
  - Ах, вот ты где, звезда наша! - под скрип открывающейся двери прозвучал за спиной до боли[13] знакомый голос.
  Мельников застонал, втянул голову в плечи, обернулся...
  - Прячешься? - грозно размахивая рукой ледяной статуи, попер на него грудью Уллокрафт, и Агафон непроизвольно отступил.
  Ректор занял освобожденную противником территорию, попытался скрестить руки на груди, но запутался[14] и снова помахал перед носом скукожившегося студиозуса уликой.
  - Шутки шутить со мной вздумал, милейший? Полагаешь, если ты внук царя Костея и за твое обучение такая прорва денег уплачена, то можешь жульничать на экзаменах? Головы нам дурить?
  - Да... Нет... То есть... я... я... - растерянный, сбитый с толку, позабыв, чем он тут занимался, Агафон смотрел на ректора словно кролик на удава, и Уллокрафт, словно удав перед кроликом, зловеще качал головой и сверлил несчастную жертву взглядом.
  - Думал, тебе это с рук сойдет? Думал, что можешь гонять меня по всей школе в такой холод? Думал, мы в прятки тут играем? В эдакий-то мороз?
  Ректор гневно поежился, зыркнул на обескураженного студента, словно в том, что он мерзнет, была его вина - и Агафон вздрогнул и молниеносно глянул под ноги.
  Сначала себе, потом, не найдя того, чего искал - Уллокрафту.
  - Ваше премудрие!.. - только и успел вскрикнуть он, как мутный зеленоватый свет, ставший почти незаметным из-за ярко-желтого сияния фонаря, вспыхнул, слепя и пугая - и пропал.
  А вместо Уллокрафта ровно в полутора метрах от двери стояла ледяная скульптура, одетая в балахон и плащ главного мага ВыШиМыШи.
  - К-кабуча-а-а-а... - руки Агафона медленно поднялись вверх и взялись за голову, которая в это же время попыталась если не провалиться в грудную клетку, то хотя бы втянуться в плечи. - Ёжкин дрын...
  Моментально вспотев от прихлынувшего к сердцу ужаса, студент приложил ладони к вискам Уллокрафта, напряженно замер, прислушиваясь... и выдохнул едва ощутимо.
  Живой...
  Пока.
  - Агафон! - раздался крик сзади, и через секунду на него налетела, в слезах и восторгах, ожившая Мари. - У тебя получилось, у тебя вышло, ты смог, ты гений, ты... ты... ты - волшебник!!!..
  - Ага, получилось... - нервно гыгыкнул чародей, отступил в сторону, без сил навалился на стену и трясущимися руками принялся утирать пот и расшнуровывать ворот рубахи, словно в отдельно взятом сарае вдруг наступило лето.
  - Так ведь это же!.. - радостно начала было прачка, но, увидев монументальную ледяную фигуру у двери, прикусила язык и с ужасом вытаращила глаза. - Так ведь это же?..
- Ага, он самый, - ухмыляясь, как помешанный, закивал Мельников.
  - То есть, ты... то есть, он... то есть, у тебя не получалось... и ты хотел... ты решил... и тут он вошел... и получилось, что вместо тебя он... - сбивчиво и растерянно забормотала Мари, но тут же снова расцвела: - Ну и что! Ты сейчас его расколдуешь, и он тебя простит!
  Агафон нервно заржал, но быстро успокоился и снова помрачнел.
  - Ладно. Побежал я, - рывком он оторвал ссутулившиеся плечи от стены и шагнул к Уллокрафту, застывшему у двери, словно памятник самому себе.
  - А если тебя поймают? - встревожилась девушка. - Накажут? Выгонят?
  - Накажут и выгонят меня и так, - скользнул по ней пасмурным взглядом Агафон. -А побежал я на кафедру. Может, действительно еще не поздно что-нибудь с ним сделать.
  Не глядя больше на спасенную от его же собственных чар прачку, он решительно подошел к ректору, развел руки, словно приветствуя старого знакомого после долгой разлуки - и остановился.
  Уллокрафт был человеком солидным во всех отношениях, обхвата в полтора, не меньше, и ни обвиняюще выставленная вперед и вверх рука агафоновой скульптуры, ни горящий фонарь в чуть отставленной в сторону руке второй[15], ухватистости его не способствовали.
  Студиозус хмыкнул озадаченно, сделал три быстрых круга по периметру ректора, примериваясь, за что бы его было сподручней ухватить, и остановился за отсутствием идей.
  - Ты один его не унесешь, - уверенно изрекла Мари.
  - Обвяжу веревкой и волоком потащу, - хмуро проговорил студент. - Еще не хватало, кого попало на помощь звать.
  - Я, между, прочим, не 'кто попало', - обиделась прачка. - И меня звать не надо. Я уже тут.
  - Ну так давай веревку, - хмуро глянул на нее чародей.
  Девушка стушевалась, но не уступила.
  - Не надо веревку, - тихо проговорила она. - Мы его так, руками дотащим.
  - Ты не поднимешь. Даже со мной вдвоем. А если уроним?
  - Не уроним. Подниму, - храбро оттопырила нижнюю губу Мари. - Ты не знаешь, какие мы с девочками баки с сырым бельем и водой таскаем вдвоем!
  Агафон посмотрел на восемьдесят килограмм сплошного льда[16], потом на девушку - хоть и крепкую с виду, но ростом изрядно ниже его, и впервые порадовался, что чего-то не знает.
   
   
    ВыШиМыШи []
  Когда они вышли на улицу с Уллокрафтом, зажатым между ними, точно подгулявший дядюшка между заботливыми племянниками, солнце уже закатилось, и ранние зимние сумерки опустились на Мильпардон, словно покрывало на клетку с беспокойными попугаями. Но, в отличие от птиц, люди знали, что сегодня чем темнее, тем ближе к долгожданному празднику, и поэтому суетились и носились по улицам пешком, верхом и в экипажах с удвоенной энергией. Песни, музыка, смех и веселые выкрики доносились со стороны города, словно в разгар солнечного дня.
  Территория Школы же была погружена во мрак и тишину.
  - А где все? - обеспокоенно огляделся по сторонам студиозус.
  Но куда бы он ни посмотрел, взор его встречал лишь синие сугробы, покрытые редкими пятнами фонарного света, занесенные снегом деревья, да темные стены Школы, возвышающейся невдалеке подобно замку из мрачной сказки.
  - И свет нигде не горит...
  - Наверное, они в город ушли? На площадь, к елке? Или по гостям? Или в трактиры - праздновать? - предположила Мари.
  Агафон скривился, чувствуя правду истинную в ее словах, но упрямо тряхнул головой:
  - Смотри, в окне кафедры огонек светится! Значит, там дежурный профессор остался! Давай скорей! Раз-два, взяли!..
   
   
   
  Дежурный на кафедре и впрямь остался.
  Сторож.
  Увидев студента, прачку и зажатого между ними ректора с лицом очень странного цвета[17] и с сосулькой в виде человеческой руки в кулаке, он почти протрезвел.
  - В-ваше премордие... - вскочил он с ректорского кресла, роняя недопитую бутыль с чем-то дешевым и вонючим на дар-эс-салямский ковер.
  Задетая локтем, тарелка с бутербродами с маринованными корнишонами и хреновой заправой[18] плюхнулась в аквариум.
  - А я т-тут... это... р-рыбок... к-кормлю...
  Забытая, с утробным бульканьем выливалась под его ногами бормотуха, внося в желто-бело-бежевую гамму шедевра дар-эс-салямского ковроткачества интересное разнообразие.
  Механически отметив про себя, что сию порчу школьного имущества[19], наверняка, тоже спишут на него, Агафон сурово насупился:
  - Немедленно позови дежурного преподавателя!
  - С-сейчас, господин ректор... с-сию с-секунду, господин ректор... - не сводя глаз с ледяного лица Уллокрафта, словно ни Мельникова, ни девушки не существовало, истово зазаикался сторож. - Только ш-шубеньку найду... и ш-шапку... и ш-шапоги... то есть, с-сапоги... и с-сапку... и с-субеньку... т-тоже...
  Игла нехорошего предчувствия кольнула студиозуса в то место, которое в книгах политкорректно переименовывается в 'сердце'.
  - Как - шапоги? - дернулся студент, но ударился головой о фонарь, все еще зажатый в кулаке Уллокрафта, и веселые тени заплясали по комнате. - Где дежурный профессор?
  - Так ведь это... в-ваше п-придумие... в-вы же с-сами их отпустили... в-всех...
  - Куда?! - в первый раз за день совершенно уверенный в своей невинности, возопил Агафон.
  - Дык... это... к магир... магиср... маргис... к г-городскому г-голове на ужин! - голос сторожа звучал почти жалобно.
  - А лекари где?
  - С н-ними...
  - А старшекурсники?
  - В г-городе... как в-всегда... в-водку пьянствуют... безобразия х-хлюганят...
  - А остальные студенты? - утопающих схватился за спускаемый якорь.
  - Дык т-тоже... т-там же... т-того же... т-тех же... П-праздник ведь... ваше п-предурие!
  - А... А... А...
  Вариантов больше не оставалось.
  - К-кабуча... - с отчаянным шипением вырвалось между стиснутых зубов чародея.
  - Что будем делать? - растерянно глянула на студиозуса девушка.
  - Пойдем домой к мэру, - упавшим голосом произнес Мельников, словно вынес себе смертный приговор.
  - Но как мы понесем в такую даль мастера Уллокрафта?! - отчаянно вскинула брови Мари, и тут же просветление отразилось на ее лице.
  Но добраться до губ не успело.
  'Попробуй только скажи 'телепортация' или 'левитация', - оскорбленно сверкнуло в серых очах Агафона[20], и с языка прачки слетело лишь робкое, не громче мышиного писка:
  - Может... есть какой-нибудь... способ... каким пользуются... волшебники?
  Мельников сурово нахмурился, задумался... и радостно хлопнул себя по лбу:
  - Конечно, есть!!!
   
   
   
   
   
    Мильпардон []
  Тяжелые ажурные ворота отворились потихоньку - ровно настолько, чтобы пропустить покидающих Школу двух людей и одну статую - и в образовавшееся пространство протиснулся Агафон, Мари и огромный медный таз, в самой середине которого был установлен ректор со все еще горящим фонарем в одной руке и с третьей рукой во второй.
  - Поехали? - ухмыльнулся студент и натянул постромки - бельевую веревку, продетую через наспех пробитые в краях таза дырки.
  Мари, в глазах которой до сих пор плескалось огромное, как Белый Свет, удивление[21], закинула за спину мешок Агафона, прихваченный по пути из сарая на всякий случай, уперлась в спину ледяной фигуры, и процессия двинулась в город.
  Впервые за сорок лет после окончания Школы мастер Уллокрафт снова катался на медном тазу, втихаря позаимствованном из кладовой прачек - хоть на этот раз не с горы и не по своей воле.
  Погруженный в синюю тьму город, сияя праздничными огнями, елками и искрящимися под луной сугробами, ждал их впереди.
  Появление ездового студента ВыШиМыШи, таза то ли с человеком, то ли с памятником неизвестному Дед-Морозу-потрошителю и девушки, вцепившейся мертвой хваткой в спину нарядного старика, вызвало на улицах самое оживленное внимание.
  Дети смеялись и показывали пальцами, взрослые подходили и разглядывали ледяную фигуру, мимоходом восхищаясь талантом скульптора и недоумевая, запасная ли у деда рука на случай, если одна отвалится, или мистический символ.
  Чтобы отвязаться от бесконечных в своей однообразности и однообразных в своей бесконечности вопросов, Агафон неосторожно брякнул, что это символ. Но, как любил говаривать Шарлемань Семнадцатый, сказал 'А' - полезай в кузов, и уже через секунду студиозусу пришлось отвечать на вопрос, а символом чего конкретно являлась протянутая рука.
  Подозревая недоброе, но тем не менее, по какой-то непонятной причине игнорировав отчаянно вопивший внутренний голос, Агафон уверенно сообщил, что это символ ни чего иного, как преуспеяния и финансового благополучия в новом году.
  И вот тут началось.
  Мари от уллокрафтовой спины оттеснили уже на первой минуте. Десятки рук протянулись к фигуре ректора, норовя потрогать, погладить, пощупать, потянуть, оторвать кусочек чего-нибудь на счастье[22]. К нему подносили и подводили детей, лошадей и собак, но когда какой-то припозднившийся с базара крестьянин[23] подтащил двух коров, а из мешка в его руках высунулся и неожиданно ткнулся в щеку ученого мужа маленький свиной пятачок, терпению Агафона пришел конец.
  Но никто этого не заметил: в толпе желающих преуспеяния в новом году было гораздо больше, чем психологов и физиогномистов.
  - Отойдите, пропустите, все, нам некогда! - рассерженный и испуганный задержкой, студент потянул было вперед свой груз, но с таким же успехом он мог попытаться пройти сквозь стену. - Дайте дорогу!
  - Да куда спешишь, парень - праздник ведь на носу! - весело прокричал пьяненький голос из задних рядов.
  - Кто потрогал - отходите, не мешкайте!
  - А че дают-то?
  - Счастье! И деньги!
  - Кто последний?!
  - Все мы тут последние...
  - Меня пустите - я тут уже стоял!..
  - Бороду всю не выдирайте, я первый это придумал, а мне еще трем тетушкам и бабке надо!..
  - Ноги, ноги берегите!..
  - Не толкайся, дядёк!
  - У-у, корова...
  Агафон растерянно вытаращил глаза: или под Новый год по городу бродило несколько крестьян с одинаковыми коровами и поросенком в мешке, или народ пошел на штурм счастья по второму - если не по третьему - кругу.
  - Да отойдите вы, кому говорят!!! - сделал Мельников новую попытку прорваться, лихорадочно перебирая в памяти заклинания, которые можно было бы сотворить без летальных последствий с притиснутыми к бокам руками и отдавленными ногами.
  - Не имеешь права нас гнать!
  - Счастье - народу!
  - Жалко тебе, что ли, талисмана?!
  - Да кому жалко? Нам совсем не жалко! Все для вас, горожане дорогие! - неожиданно звонко прозвучал вдруг знакомый голосок слева. - Всего один золотой - и можно трогать три раза! Хоть обеими руками! Покупаем билетики! Деньги пришли и ушли, а счастье дороже! Билеты берем, билетики, на счастье!
  И, расталкивая огорошенно притихшую толпу, к Агафону и Уллокрафту пробилась Мари с пачкой розовых бумажек в руке, на каждой из которых была нарисована жирная красная цифра 'раз'.
  - А чего покупаем-то? - медленно отползла от ректорской бороды и спряталась за спину первая рука.
  - Мы ничего покупать не хочем...
  - Мы ж так... просто... - последовала за ней вторая.
  - Подошли поглядеть, и всего-то...
  - За погляд денег не берут!
  - Всего одна золотая 'крепость'! Дешевле только задаром! Кто не хочет трогать - и не надо. А кто уже дотронулся - достаем кошелечки, вынимаем денюшку, не стоим столбами! - не унималась юная прачка.
  Студиозус не был уверен, на счет 'пять' или 'шесть с половиной' толпа вокруг них пропала, но как-то неожиданно одну секунду разнаряженные и надушенные горожане напирали, прорываясь к грядущему преуспеянию, а в другую вокруг них остался только утоптанный снег, десятка три разнообразных пуговиц, дюжина носовых платков, пара бутылок и один поросенок.
  Последнего, впрочем, очень скоро подхватил и унес то ли старый хозяин, то ли новый, и остались они снова втроем.
  Пока в бурлящем противоречивыми мыслями мозгу студиозуса боролись за право прохода - и не получали его 'Это ты здорово придумала!', 'А ловко ты их!..' и 'Тебя кто-то надоумил, или ты сама?..', на язык пробилась четвертая, не противоречащая покосившемуся мировоззрению чародея:
  - Откуда у тебя бумага?
  - Я подарок мадам Жюли на Новый год не успела подарить, - потупилась Мари. - Блокнот с розочками. Дорогущий... был...
  - А карандаш?
  - Это помада, - еще больше смутилась девушка.
  - Тоже подарок кому-то? - поинтересовался через плечо впрягшийся в сбрую студент. - И тоже дорогущая?
  Мари промолчала, не зная, признаться ли, что вчера вечером она первый раз в жизни купила косметику, чтобы накраситься и понравиться ему[24], или промолчать, если уж мысль о том, что помада может принадлежать лично ей, не пришла в голову ее герою самостоятельно.
  Но герои на то и герои, чтобы не ждать ответов там, где их не предвидится, а вооружившись мечами-саморубами, копьями-самотыками, дубинами-самостуками - или даже тазами-самокатами - нестись безоглядно в новые дали.
  Наученные горьким опытом, по дальним кварталам и безлюдным переулкам.
  Проехав без малого полгорода по почти безлюдным в этот час проулкам[25], где-то в районе свечного заводика они сориентировались на местности и решили, что настала пора  выезжать из тени: дом мэра был уже не так далеко. Оставалось повернуть налево, пройти кварталов пять-шесть, обогнуть закоулками центральную площадь, где весь город обычно собирался на встречу Нового года и всю ночь работали трактиры - и заветная цель будет достигнута.
  Перед последним рывком студиозус приложил ладони к вискам ледяной статуи, прислушался, улавливая импульсы жизненных сил, и молча покачал головой на невысказанный вопрос девушки[26].
  Та пожала плечами: 'Тебе лучше знать'.
  'Ну помрет. Ну и что?' - прочитал язык телодвижений Агафон.
  - Да как ты можешь так говорить! - возмутился он.
  Мари растерянно заморгала:
  - Я думала, тебя это приободрит...
  - Если бы ты хоть когда-нибудь вообще думала... - раздраженно прорычал Мельников, проглотил недоговоренную часть предложения[27] и рванул вперед, едва не роняя злосчастного ректора на дорогу.
  Верная Мари, глотая обиду вперемешку с непрошенными слезами, вприпрыжку бросилась за ними, чтобы удерживать и страховать - несмотря ни на что.
  Перед тем, как повернуть в последний раз, Агафон остановился перевести дух - и тут его внимание привлекло подозрительно веселое столпотворение в устье улицы, впадающей в площадь.
  - Интересно, что там такое? - помимо воли отвлеченный от невеселых мыслей, вытянул он шею.
  Проходивший мимо пьяненький мужичок заулыбался, подумав, что спрашивают его.
  - Люди эльгардского герцога, который приехал, задаром эль разливают! - радостно сообщил он. - Всем желающим! Не мешкайте, такое раз в десять лет бывает!
  - Нам надо спешить, - сурово отрезала прачка.
  Мужичок зашелся смехом, словно услышал что-то необычайно забавное:
  - Ух, суровая у тебя мамзелька, парень! Как у меня прямо! Но ты не слушай ее, как и я - бери батьку и дуй туда! Такого эля вы еще не пробовали, чтоб мне облысеть!
  - Нам не до эля! - сердито притопнула Мари, но Агафон - то ли из духа противоречия, то ли чувствуя, что перед встречей с педсоставом Школы его храбрости определенно требуется дозаправка, бросил веревку и вприпрыжку побежал к оживленно гомонящей толпе.
  Вернулся он минут через десять, дыша эльгардским элем и сверкая заплывающим глазом.
  - Х-халявщики... Пусть с-спасибо говорят, что мне некогда! - чуть заплетающимся языком пробормотал студент, ни слова больше не говоря, впрягся в покинутую упряжь и потянул таз в тихий переулок.
   
   
   
  Как и любой горожанин, Агафон проходил мимо дома мэра десятки раз, утром и вечером, зимой и летом, трезвым и в подпитии, и поэтому сейчас, чтобы найти одно отличие, ему даже не пришлось задумываться.
  У парадного подъезда на часах стояли двое солдат.
  В иностранных мундирах и с пиками.
  - Кабуча... - чародей  тоскливо выдохнул сивушными парами и остановился за углом вне видимости часовых.
  Разогнавшийся по утоптанной дороге таз едва не сбил его с ног, врезав сзади по икрам твердым краем.
  - Что там? - еще не видя причины, забеспокоилась из арьергарда прачка.
  - Герцог. Эльгардский. Приехал. К мэру, - отрывисто, будто полагая, что каждое слово способно объяснить всю безнадежность положения, но каждый раз передумывая, выговорил студиозус.
  - И что? Пусть приехал, нам-то что? - недоуменно свела брови девушка, выглянула из-за угла... и настаивать на ответе не стала.
  - Вот-вот... - покривился студент.
  - Думаешь, они нас не пустят? - растерянно заморгала она.
  - Думаю, что нет. Но если я попрошу их позвать кого-нибудь из профессоров, то есть, не буду прорываться внутрь... - пожал плечами Агафон и, ничтоже сумняшеся, бросил веревку и зашагал к крыльцу.
  Вернулся он очень быстро, яростно бормоча ругательства и размахивая руками.
  - Это я - прощелыга?! Это я - пьянчужка?! Индюки надутые! Гуси лапчатые! Петухи расфуфыренные! Мордовороты тупоголовые! Да если бы не мой кодекс чести мага, оба бы уже были жабами! Улитками! Гусеницами! Я бы им показал 'вали отсюда, пока второй глаз не погасили'! Я бы им языки узлами завязал - на их же  пиках! Я бы их ду...
  - Они на тебя смотрят. И, наверное, слышат всё, - прошептала девушка, украдкой выглядывая из-за угла.
  Мельников осекся на полуслове, бросил через плечо настороженный взгляд на мордоворотов, пока не ставших гусеницами, и нырнул в укрытие. Дом мэра []
  Пять этажей дома мэра сияли на пустынный переулок, омывая прижавшихся к стенке студента, прачку и монументальную фигуру ректора теплым праздничным светом, и поэтому вся гамма невыраженных чувств прочиталась на опухшей физиономии Агафона как по открытой книге.
  - Ты только не волнуйся и не переживай, - робко прикоснулась к рукаву его полушубка Мари. - Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Ты же такой сообразительный!
  Студиозус нахмурился, с минуту беззвучно пошевелил губами, то ли проговаривая про себя то, что не успел высказать вслух про часовых, герцога и весь Эльгард вообще, позволяющий своему правителю под Новый год шарахаться по Белому Свету вместо того, чтобы сидеть дома и пить свой эль под елкой, то ли составляя план действий, и наконец, решительно изрек:
  - Наступило время магии, Маш.
  - Опять?.. - не удержавшись, пискнула девушка.
  Студиозус одарил ее мрачным взором и, не удостоив ответом, стал выравнивать ногой площадку в снегу.
  - То есть... я хотела сказать... - чувствуя себя виноватой, поторопилась исправиться Мари, - что разве волшебникам не запрещено использовать магию против неволшебников?
  - Против - запрещено, - впервые за вечер глаза чародея сверкнули озорными искорками. - А для пользы - можно.
  - И какую ты им хочешь принести пользу? - отчего-то совсем не убежденная, не отставала прачка.
  - Очень простую.
  Агафон стянул перчатки и надел одну на ледяную руку, зажатую в кулаке Уллокрафта, вторую, не найдя ей оригинального применения, бросил в таз. Сняв полушубок, набросил его на плечи Мари, продел шарф сквозь ажурную решетку окна над их головами, и энергично потер мигом замерзшие ладони.
  - Сонное заклинание, - гордо анонсировал он. - Они ж наверняка весь день тащились по холоду, устали как собаки, перед тем, как встать тут, толком не поели, и наверняка хотят спать. А я выполню их желание.
  - А если они не хотят спать? А хотят гулять на елке? Или попасть домой? Или точно выполнить приказ своего герцога? То есть, охранять его? - резонно предположила девушка.
  - Тогда им лучше скорее захотеть спать, потому что это - единственное их желание, которое я могу выполнить, - твердо ответил студент. - А с герцогом их ничего не случится. Нужен он нам... как Уллокрафту третья рука. А ты, вместо того, чтобы вопросы задавать, лучше встань ближе к дорожке и гляди, чтобы никто не шел.
  - А если пойдет? - растерялась девушка.
  - Не пропускай, - уверенно распорядился студент и принялся за дело.
  Выудив из кармана штанов перочинный ножик, он несколькими точными линиями набросал на выровненной площадке септограмму, встал в середину, последним штрихом закрыл ее, вытащил из-за отворота рукава шпаргалку, приготовленную к одному из прошедших зачетов, да там и забытую, и пробежался быстрым взглядом по строчкам.
  - Элементарно, - хмыкнул он и, сунув бумажку обратно, торжественно проговорил несколько певучих слогов, сопровождая их плавными пассами, и победно улыбнулся.
  - Получилось?.. - с замиранием сердца спросила Мари.
  - Смотри, - не выходя из септограммы, он снисходительно кивнул в ту сторону, где, невидимые из-за угла, должны были почивать сладким сном эльгардские гвардейцы.
  Девушка послушно посмотрела.
  И посмотрела еще раз.
  И спустя полминуты посмотрела опять.
  И сконфуженно развела руками, словно была виновата в том, что эльгардцы не только не спали, но и выглядели бодрее, чем пять минут назад.
  Скрипнув зубами, Агафон повторил заклятье - уже не убирая шпаргалку, а зажав между двумя пальцами.
  Гвардейцы не спали.
  - К-кабуча... - прорычал чародей... и вдруг хлопнул себя руками по бокам. - Башка дырявая!!!
  - У кого? - испугалась прачка.
  - У меня! - гордо заявил маг. - У тебя зеркало есть?
  Мари порылась в бездонных карманах юбки и извлекла пудреницу.
  - Вот, - распахнула она костяную коробочку, продемонстрировала студенту маленькое круглое зеркальце и тут же поспешила его успокоить: - Но никаких дыр не заметно!
  - Встань немного туда, - не удостоив ее пояснения, Агафон повелевающим перстом ткнул вправо.
  - Но там они меня увидят! - занервничала прачка.
  - Главное, чтобы я их увидел, - прищурился студиозус. - Держи зеркало так, чтобы они в нем мне отражались. Понимаешь, забыл, что в каждом шестнадцатом декабре после восьми вечера в этой фазе Луны и при рандомном сочетании геоидных планет третьей величины в шестом знаке зодиака сонное заклятье вне видимости объекта в этой части города не работает.
  Мари благоговейно глянула на предмет обожания и вышла на линию огня с пудреницей наперевес в одной руке и с помадой в другой - для маскировки.
  Маневр сей открыл для нее сразу несколько новых истин.
  Во-первых, она поняла, что держа тоненький стерженек помады в овчинной рукавице, надетой на дрожащую от волнения руку, красить хоть что-нибудь можно только площадями. 
  Во-вторых, если красить что-нибудь без помощи зеркала, то площади эти увеличивались прямо пропорционально толщине рукавицы.
  В-третьих, если при этом неподалеку стоят двое военных, красивых и здоровенных, то угадайте с трех раз, на кого они все это время будут пялиться и кому совершенно возмутительно подмигивать и помахивать, и как это отразится на окрашиваемых площадях.
  И, в-четвертых, как бы она ни старалась, под каким бы углом ни наклоняла зеркало, как бы далеко или близко от Агафона и часовых ни стояла, и сколько бы раз при этом он ни пытался наложить свое заклинание, сон часовых избегал, как должник - кредиторов.
  После седьмой попытки чародей, вспотевший и красный - то ли от злости, то ли от стыда, да команду группе поддержки отходить на старые позиции, и Мари, даже не помахав эльгардцам на прощание, юркнула за угол.
  - Зеркало слишком маленькое, - угрюмо буркнул студент, одеваясь.
  - Я тоже так подумала, - лояльно закивала девушка.
  - Но это все ерунда, - нетерпеливо отмахнулся Мельников, - потому что у меня появился новый план. Мы найдем, где они пируют, и я туда левитирую.
  - Что?.. - не поняла странного слова Мари.
  - Не 'что', а 'кто'! - гордо сказал студиозус. - Вернее, кого! Тебя!
  - А... это холодно? - девушка вспомнила полдня, проведенные в роли Ледышки под криво наложенным заклинанием и подумала, что хуже вряд ли что-то может быть.
  - Ни капли! - довольный, что может первый раз за день сообщить своей поклоннице хоть что-то хорошее, улыбнулся Агафон.
  - Тогда я согласна, - мужественно заявила прачка.
   
   
   
  Чтобы отыскать зал, где, по их предположению, должен был идти пир горой, они оставили Уллокрафта в темном уголке, образованном сходящимися стенами, и обошли весь дом с трех неохраняемых сторон.
  Раз шесть.
  - Ну и где, как ты думаешь? - в очередной раз вернувшись к ректору, вопросительно глянула на студиозуса Мари.
  - Не знаю, - дернул плечом тот. - А тебе как кажется?
  - Никак... - развела руками она. - Они все так ярко освещены...
  - Вот денег человеку некуда девать - сколько масла пожжет сегодня! - брюзгливо пробормотал Агафон, задрал голову, в который раз рассматривая окна, и тут его осенило.
  - Гляди! На третьем этаже окна больше, чем на других! Значит, в той комнате потолок выше! И сама она больше! Значит, ужин у них там! Маш, готовься морально!
  Сердце девушки пропустило такт.
  - Я готова, - еле слышно пискнула она.
  Студиозус принялся стирать старую септограмму и рисовать новую, возбужденно шепча инструкции:
  - Когда там будешь, то культурно постучи, подожди, пока тебе откроют - может, это будет сам мэр, он ведь хозяин! - и только тогда попроси, чтобы позвали кого-нибудь из преподавателей. Лучше всего - профессора Матье.
  'Он единственный, кто еще ни разу не выгнал меня с урока и не нажаловался ректору и совету', - договорил про себя Агафон.
  - Но двери ведь обычно лакеи открывают? - недоуменно нахмурилась девушка.
  - Двери - да. А окна... Кто их знает! Аристократия!.. - философски пожал плечами студент и, спохватившись, добавил: - И помаду со щек сотри. И с носа. И со лба тоже.
  - Окна?!.. - рука прачки поднялась и зависла в районе щеки.
  - Ну естественно! Двери ведь в наружных стенах выше первого этажа не делают! - ехидно напомнил Агафон. - И вообще, ты же сказала, что согласна!
  - Я... - девушка потерянно заморгала, и сердце чародея екнуло. - Я... да... но... я... но если...
  - Маш... - взял он осторожно ее за плечи. - Я честно очень стараться буду. И у меня или не получится совсем, и тогда тебе нечего бояться, или получится хорошо. И тогда тебе бояться тоже нечего. Ну?.. Пожалуйста? Но если ты не хочешь...
  - Конечно, не хочу... - прошептала, потупившись, прачка. - Но я же понимаю, что надо...
  - Спасибо, - прошептал студент и порывисто сжал ее плечи. - Ты настоящий друг, Машка.
  После таких слов Мари могла бы взлететь сама, без помощи заклинаний, но задержалась, вытирая помаду, а когда закончила, то закончился и подготовительный этап у Агафона и он, наказав левитируемому объекту стоять по стойке 'смирно' и не двигаться, приступил к наложению заклинания.
  Мари сумела подняться на полтора этажа. Когда голова была уже почти на уровне подоконника этажа второго, у нее из плеч отчего-то вдруг посыпались синие искры и пыхнуло холодное бесцветное пламя. Девушка вскрикнула, взмахнула руками, заколотила себя, сбивая огонь, и тут хрупкое равновесие нарушилось окончательно. Ее развернуло вокруг оси, швырнуло вбок, прижало к стене...
  Кусок водосточной трубы с прачкой, вцепившейся в нее мертвой хваткой, опустились на землю быстро, но плавно, прямо на подскочившего Агафона, впечатывая его в сугроб.
  - Флуктуации рандомные мажоритарно превалировали, - только и сумел проговорить студиозус, выбравшись из-под обоих и очистив лицо от снега[28].
  - Я... т-так и п-подумала... - прозаикалась Мари в ответ.
  - Но ничего, - упрямо крякнул студент, отыскивая в снегу шапку. - Попробуем другой вариант.
  - Какой? - Мари невольно попятилась.
  - Левитируем его премудрие Уллокрафта, - твердо заявил маг.
  - Но...
  - Никаких 'но', Маш. Так или никак. Время идет! И, к тому же, я вчера ночью готовился все-таки...
  Так и не поняв, к чему относилось последнее замечание, Мари задумалась, представила процесс, и нервно хихикнула: оказаться на месте того, кто в ночи за окном третьего этажа увидит призрачную бородатую личность, стучащую в стекло обломком ледяной руки, ей не хотелось бы.
  Но на этот раз заклинание сработало на все сто.
  Ректор, словно выдернутый из сугроба незримой рукой, взмыл выше крыши, перекувыркнулся, выровнялся и стал медленно опускаться. Долетев до окна третьего этажа, он отодвинулся и вдруг резко налетел на стену, ударив рукой в стекло.
  Оно рассыпалось с тонким звоном.
  Никто не выглянул.
  - К-кабуча... - выждав с минуту, прошипел студиозус, пустился в новую серию пассов - и ректор снова взлетел в синее, набрякшее снеговыми тучами небо как шутиха, и снова опустился - на этот раз до четвертого этажа, и вновь ледяная рука пронзила стекло, осыпав сугроб дождем осколков...
  И опять тишина.
  Как заключительный аккорд, такая же печальная участь постигла окно на этаже пятом и - на всякий случай - еще одно на третьем. И вновь без толку.
  Сделав прощальный кувырок и потеряв парадный, расшитый мистическими символами колпак, Уллокрафт вернулся на место старта рядом с запыхавшимся Агафоном.
  Дождавшись, пока ректор, словно нагулявшаяся ракета, приземлится точно в таз, студент разжал стиснутые зубы и в изнеможении опустился на снег. Пар от Агафона валил как от загнанной лошади, а дыхание вырывалось хриплыми рваными спазмами, словно он только что пробежал весь путь от Школы до дома мэра три раза без остановки.
  И все зазря...
  А вот это был нокаут.
  - И что теперь?.. - чувствуя настроение студента, еле слышно прошептала Мари.
  Тот не ответил.
  Конечно, всегда можно было попытаться проделать дыру в стене, хоть и девяносто девять шансов из ста, что и дом при этом обрушится. Или напугать часовых. Как это сделать, чтобы полгорода не сбежалось и не разгромило потом Школу - вопрос второй. Или может...
  - ...может, получится?.. - тихий голосок прачки едва пробился сквозь толщу свинцовых вод уныния над головой Мельникова.
  - Что? - неохотно вынырнул он из глубин тоскливых размышлений.
  - Я говорю... - конфузясь от собственной смелости, пробормотала Мари. - Ты иллюзии плести... умеешь?
  - Я умею всё! - гордо вскинулся чародей - хоть, скорее, автоматически, чем подумав над словами[29]. - И не плести, а накладывать. А причем тут?..
  - Так ты меня не слушал? - обиженно надула губы девушка, но взглянув на осунувшееся, встревоженное и пылающее лицо милого, вздохнула, всё простила и начала с начала:
  - Смотри, нас трое. Господин Уллокрафт, я и ты.
  - Спасибо, что напомнила, - угрюмо буркнул маг, но прачка демонстративно пропустила благодарность мимо ушей и с жаром продолжила:
  - И если ты умеешь плести... то есть, накладывать иллюзии, то мы могли бы...
   
   
   
  Рокочущий баритон огласил площадку перед домом:
  - А вот Дед Колотун со своею внучкою Ледышкою пришли, подарочки всем принесли, хо-хо-хо!
  При этих словах эльгардские гвардейцы, с недоумением наблюдавшие за приближение странной парочки с огромным, волочащимся сзади мешком, неуверенно переглянулись и скрестили пики.
  - Стой, кто идет?
  - Дед Колотун с внучкой Ледышкой и подарками, - громкостью пониже и раздраженностью повыше сообщил старик, нарумяненный как девица. - Специальный заказ его превосходительства мэра в честь празднования Нового года!
  - Да? - наморщил лоб солдат слева.
  - Да, да, - терпеливо проворковала Ледышка. - Сами-то вы не местные, не знаете, поди, но у нас в Шантони есть поверье, что на Новый год ко взрослым и детям приходит Дед Колотун с внучкой. И тем, кто был хорошим в этом году, раздает подарки.
  - А тем, кто не очень? - осторожно поинтересовался часовой справа.
  - Того бьет по голове ледяной рукой, и уши у них превращаются в сосульки и отваливаются, - невозмутимо ответствовал баритон.
  - Брешешь... - рука часового справа, свободная от пики, непроизвольно потянулась защитить ухо.
  - Не брешу, а поверье такое, - вздохнул баритон. - Чтобы дети слушались.
  - А-а... - рука, потрогав мочку уха словно невзначай, стыдливо опустилась. - Дети - это да... Только так их и надо... короедов...
  - Ну так копья свои убираем, добрые молодцы, - нетерпеливо помахала рукой Ледышка. - Его превосходительство нас ждет. Под наш приход торт вынести должны, и представление без нас не начинают.
  - А то кто был непослушным солдатом, того сейчас приголублю ледышкой по кумполу! Хо-хо-хо! - пророкотал голос.
  Часовые снова переглянулись, насупились сурово, и пики не разомкнули.
  - А в мешке у вас что, дед да баба? - строго ткнул пальцем правый.
  - Внучка, - оскорбленно поправила Ледышка и нетерпеливо притопнула: - Не имеете вы права смотреть мэрские подарки! За них деньги огроменные плочены! И не вами!
  - Нам до сосны высокой, мерзкие они или приятные, потому что все равно не нам, - непреклонно пробасил левый. - А знать, что в мешке, мы по службе обязаны, поскольку его сиятельство герцога Эльгардского здесь охраняем.
  - А может, вы там оружие прячете? - поддержал его правый.
  - Нет там никакого оружия, очумели мы, что ли?! Кто ж оружие на Новый год дарит?! - искренне возмутилась Ледышка, но на солдат впечатления не произвела.
  - Тот, кто бедных детишек по репе сосульками бьет? - злопамятно прищурился правый.
  - Слушайте, солдатики, нет у нас там оружия, пустите, быстрее, опаздываем мы уже, с вами тут разговоры разговаривая!
  - Мешок покажите - и проходите. Что нам, жалко, что ли? - пожал плечами левый. - У вас служба - и у нас служба.
  - Но вы... мы...
  - Внученька... Развяжи мешочек... развяжи... - глухо прокашлял баритон.
  - А-а-а... э-э-э... Да?..
  - Да, внученька. Покажи... солдатикам.
  - А-а-а... С-сейчас, дедушка. Сейчас, - кося на часовых расширившимися, точно от боязливого удивления глазами, Ледышка потянула завязки, распуская горловину мешка, и в небо ударил сноп белого света с голубыми искрами.
  - Уберите! Не видно ж ни чижа! - моментально вскинулись руки к ослепленным глазам.
  - А вы на ощупь, на ощупь, - ласково пригласил баритон. - Это подарки не простые, а магами из ВыШиМыШи подготовленные.
  - Говорим же, что нельзя их кому попало трогать! - снова вступила Ледышка.
  Левый неуверенно попятился, но правого так легко было с толку не сбить.
  - А нам до сосны, магами или не магами! - фыркнул он и, все еще закрывая глаза рукой, запустил вторую в дебри мешка.
  Пальцы его сомкнулись на чем-то металлическом и остром, и он с восторгом вскричав: 'Ага!!!' рывком вытащил добычу наружу, отвернулся, чтобы сияние не било в глаза, разжал кулак... и тупо уставился на два стеклянных пузырька.
  Из которых медленно вытекало, смешиваясь, нечто тягучее - синее и красное.
  - Это еще что за?.. - заморгал он, пытаясь сообразить, на каком именно этапе острое и железное превратилось в гладкое и стеклянное - но не успел.
  Жидкости запузырились вдруг, вскипели - и с ладони сорвался столб холодного розового пламени.
  - А-а-а-а!!!.. - взревел часовой, замотал рукой, точно надеясь, что она оторвется - и в синей ночи закаруселились огненные розовые узоры.
  - Что вы с ним сделали?! - рявкнул второй, наставляя на невозмутимую парочку пику.
  - Световой фонтан Россетти, - хмыкнул баритон. - Не жарко, не больно, можно руки мыть, можно ими есть, рассосется дня через три само.
  - Не больно?! А чего ж он тогда так вопит?!
  - Испугался? - ехидно усмехнулся баритон.
  - Кто испугался?
  Часовой, бывший правым, замер и яростно сунул руку в карман полушубка, и тут же сквозь толщу овчины пробились нежные розовые языки огня.
  - Желаете еще чего-нибудь досмотреть? Или мы уже пойдем? - дождавшись, пока первый заряд эльгардских ругательств закончится, невинно вопросил баритон.
  - Валите хоть к бабаю якорному! - рявкнул правый.
  - И вас с Новым годом, служивые, - прокашлял, точно скрывая смех, баритон, и старик, внучка и мешок скрылись в дверях.
  - ВыШиМыШи... рассадник колдунов... развели... - прорычал правый, засовывая пылающую ладонь подмышку, но добился лишь того, что розовые языки стали вырываться одновременно спереди и сзади.
  - Они предупреждали, - философски пожал плечами левый. - И хорошо, если его сиятельство с тебя за испорченный фокус не вычтет.
  Правый в ответ только выругался и угрюмо уставился под ноги.
  Левый покосился на товарища, подумал, что у него теперь три ночи подряд не будет проблем с освещением и приумолк, задумавшись.
  Ох уж эти фокусники иноземные... Но то ли и впрямь что-то не так было со стариком, то ли уж пора их сменять и отпускать в город, в набег на трактиры - а то мерещится всякая муть: то голос будто мешка выходит, то дед говорит, губами не шевеля, и этот странный след, что остался за ними: ровный, гладкий, глубокий - словно на дне мешка таз с кирпичами лежал - а поверх следы, словно мешок за дедом на своих ногах шел...
  Нет, определенно пора караул менять.
  В кабак.
  Только в кабак.
   
   
   
  То, что в доме мэра творится что-то неладное, Агафон и Мари почувствовали сразу, как только переступили порог холла, и входная дверь закрылась за ними.
  - Горит... что-то... - нервно потянула носом прачка.
  - Свиные отбивные! - подсказал студенту, скорее, не кормленный с утра желудок, чем разум. - Дичь! Пироги! Жареная рыба!..
  Продолжить он не смог, так как захлебнулся слюной.
  - Интересно, как они собираются иностранца кормить подгоревшей рыбой?! Это же позор на всю... - возмущенно начал было девушка - и осеклась.
  Потому что, не замеченные сначала из-за пестрой роскоши гобеленов, картин, вычурной мебели и скульптур, из-за канапе, почти преграждая путь вошедшим, торчали ноги.
  Мари ахнула и прихлопнула лот ладошками, чтобы не закричать.
  Агафон, отбросив иллюзию и не успев даже выпрямиться, чтобы выйти из роли мешка, на четвереньках бросился к неподвижно лежавшему лакею, не увидев ран, приложил ухо к груди...
  И услышал тихое ровное посапывание человека, досматривающего седьмой сон.
  - Он спит... - обратил к помощнице изумленную физиономию волшебник.
  - Спит?.. - недоверчиво повторила Мари и медленно отняла руки ото рта: кажется, необходимость визжать отпала. - А ты уверен?
  Агафон помолчал несколько секунд, словно вспоминая что-то, покраснел, закусил губу и, не глядя на девушку, пробурчал:
  - Уверен, уверен...
  Не говоря больше ни слова, он поднялся, кряхтя и растирая затекшую и замерзшую поясницу, и побежал к широкой лестнице, ведущей вверх.
  Как он и предполагал ранее, банкетный зал оказался на третьем этаже. И как он предположил чуть попозже, все - до единого - там спали.
  Холодный ветер наметал сугробики перед разбитыми окнами, догорали свечи и огонь в камине, засыхали канапе, выдыхались вина, жухли фрукты, а хозяин дома, половина уважаемых жителей города, цвет Высшей Школы Магии Шантони и даже сам герцог Эльгардский со свитой спали безмятежным сном младенцев физиономиями в салатах[30].
  - Кабуча-а-а-а... - простонал студиозус и схватился за голову. - Девятерная доза...
  - Агафон?.. - неуверенно и испуганно прозвучал от входа голос Мари. - Я тебе мешок твой принесла... Или ты так, руками?
  Руками Мельникова мог сейчас разве что рвать на себе волосы, поэтому мешок и его подательница были встречены если и не с радостью, то с благодарностью и надеждой.
  Распутав веревку на горловине мешка, он осторожно высыпал на паркет всё, что чаянно или нечаянно затесалось в него при подготовке противозаклятья в сарае, и лихорадочно принялся рассортировывать, то и дело постанывая от отчаяния: для разных заклинаний пробуждения не хватало то одного, то другого, то сразу десятка ингредиентов - при условии, что он правильно вспомнит слова и не погрузит в столетний сон весь город и себя заодно. А пульсация жизни в ледяном теле Уллокрафта, когда он считал ее в холле, стала гораздо слабее, и если бежать до Школы за книгами и недостающими компонентами, а потом обратно...
  - Агафон? - не унималась Мари. - Агафон?
  И так и не дождавшись ответа от погруженного в отчаянную инвентаризацию студента, продолжила тихо, разговаривая уже, скорее, сама с собой:
  - Это ведь ты их усыпил? Тогда? Вместо охраны? По ошибке?
  - Слушай, не суйся куда не просят, а?! - словно его ткнули раскаленным шилом, вскинулся маг. - И вообще! Сделала свое дело - и проваливай отсюда! Не мешайся под ногами!
  - Агафон?!..
  Словно кто-то коварный открыл кран, слезы моментально покатились по щекам, и горло перехватило так, что не только слово вымолвить - дышать стало трудно, и всхлипывая и закрывая лицо руками, Мари бросилась в другой конец зала.
  Остановившись у окна, она сначала доплакала обиду, а потом просморкалась и принялась разглядывать убранство зала, а после и гостей, отыскивая знакомые лица и демонстративно не глядя в сторону возившегося на полу с септограммой и заклинанием студента.
  Неподвижные гости, сморенные внезапным сном, сидели и лежали вокруг стола в самых разнообразных позах, и иногда приходилось наклоняться совсем близко к лицам, чтобы узнать - или не узнать - человека.
  Вот мастер Соммервиль, главный возчик, прикорнул на блюде с бутербродами, как на подушке. Мэр Плизье прилег на тарелке с фаршированными блинами, сжимая в пальцах недопитый бокал с чем-то бордовым. Мадам Фейримом, декан факультета крестных фей, уронив неразлучное вязание, приклонила голову на фруктовом ассорти...
  Городских и школьных знаменитостей Мари знала всех, и когда ей попадались незнакомые лица, она понимала, что это эльгардцы. Молодые и постарше, в придворных костюмах и военных мундирах, в салатах и вне... И она обходила их осторожно и медленно, придумывая им биографии и характеры - словно в куклы играла. Вот этот старый франт, наверное, сам герцог, чопорный и капризный и, наверное, очень любит путешествовать и салат из крабов и палочек. А тот военный в позолоченном нагруднике - его генерал, отважный рубака и горький пьяница, но обожает детей, которых у него семеро... А эта дама - жена генерала, сварливая и строгая, в молодости - красавица, влюбившаяся в пастуха, но ее родители, разумеется, растоптали их чувства...
  А это кто, интересно?
  Девушка остановилась рядом с незнакомцем лет девятнадцати в скромном - по сравнению с некоторым увиденными нарядами - камзоле с редким золотым шитьем.
  Тонкий нос, короткие, чуть волнистые, зачесанные назад каштановые волосы, серьга с изумрудом в ухе, аккуратная бородка и усы, мягкая горбуша под маринадом, беззащитное, чуть растерянное выражение лица, заляпанный томатным соусом кружевной воротник, который бабая якорного отстирать теперь, только если сразу, пока не засохло и долго кипятить с порошком, который делают волшебники специально для своей прачечной...
  Агафон, испуганный, напряженный, разозленный на себя, любимого и свою бестолковую планиду, приподнялся, готовый начать заклинание, и увидел склонившуюся над кем-то Мари с выражением странной нежности на лице.
  - Эй, ты чего там делаешь? Руками не трогай! Отойди! А лучше вообще выйди!
  - Это я там чего делаю?!
  Все обиды последних двух дней вспыхнули вдруг, подожженные нечаянным словом, и Мари, словно нечистый ее под руку толкнул, наклонилась и поцеловала юношу в томатном жабо во впалую щеку.
  - А чего хочу, то и делаю! И не твое дело!!! Колдуй себе!!!
  И тут вдруг грохнул гром, сверкнула молния, стены сотряслись, огонь в камине и свечи погасли...
  И через несколько секунд вспыхнули снова - ярче, чем когда бы то ни было, септограмма на паркете ценою в иной дом загорелась на мгновение всеми цветами радуги...
  Юный герцог Эльгардский открыл глаза - и увидел перед собой бледное женское лицо с вытаращенными от ужаса глазами и застывшем в невыдохнутом вскрике ртом.
  Открывшиеся же глаза профессора Матье показали ему готовую к наложению заклинания септограмму и растерянную физиономию студента Мельникова.
  По инерции, не сознавая происшедшего, Агафон поднял руки для первого пасса - и был сбит с ног бросившимся на него профессором.
  - Немедленно перестань!!! - выкрикнул Матье, точно распластанный под ним студиозус мог продолжать.
  - Да я еще и не начинал... - обиженный до глубины души[31], пробубнил Агафон.
  - Я отсюда вижу - ты положил всего в девять раз больше, чем надо! Ты убить нас всех тут заду... - начал было профессор и осекся.
  Недоумевающим, озадаченным взглядом он посмотрел на студента, на его приготовления, на роскошную обстановку, на людей вокруг - гостей мэра, если хорошенько припомнить...
  - Мельников?.. - будто не веря ни собственным глазам, ни звукам своего голоса, проговорил он. - Ты?.. Что ты тут делаешь? Переэкзаменовка назначена на... Погоди. Ответь просто. Что. Ты. Тут. Делаешь.
  - Просто? - нервно гыгыкнул Агафон. - Это просто! Я превратил его премудрие Уллокрафта в ледяную статую и притащил его сюда, потому что он еще живой, хоть и недолго. А сейчас я собирался вас будить.
  - А кто нас усыпил? - голос профессора на этот раз был воплощенным концентратом подозрения.
  - Ну, я... если просто... - с гораздо меньшим апломбом выдавил студиозус.
  - Зачем?!
  - Если совсем просто... так получилось... - развел руками студент. - Но я не хотел! И я пытался его рукой в окно постучать - сколько стекол перебил на всех этажах - а вы не просыпались!
  - Его рукой?!
  - Ну... я его левитировал... туда-сюда... А у него рука вперед торчала... вот ей и стучал...
  - Кабуча... - не зная, ругаться ему или хохотать, выдохнул Матье.
  И вдруг вспомнил.
  - Где сейчас ректор?
  - Внизу, в холле. В тазике.
  - Что?!..
  - Ну... - если бы Агафон мог, он провалился бы сейчас сквозь все перекрытия в подвал. - Нет, вы не бойтесь, он не растаял и одним куском! И руки у него на месте! Просто мы его так по городу везли...
  - Мельников!!!.. - взревела профессура, собравшаяся к этому времени вокруг собеседников. - Изыди!!!..
  И Мельников изошел.
   
   
   
  Ссутулив плечи, засунув руки в карманы и еле переставляя ноги, тащился он по шумным улицам Мильпардона, то и дело натыкаясь на встречных прохожих и столбы.
  Жизнь его была окончена.
  Словно события последнего дня сами по себе не являлись жуткой фантасмагорией, в довершение кошмара, когда под обвиняющие крики профессоров и отцов города его выпроваживали из зала, он бросил взгляд назад и заметил, как Мари любезно беседовала с каким-то эльгардским вельможей, паркетным шаркуном, не стоящим пары туфель, снашиваемых им за один бал.
  Мари... которую он воспринимал как нечто должное, а помощь ее - само собой разумеющееся... Находчивость которой он презрел... от сочувствия которой отмахивался... и над верой в него - верой единственного человека на Белом Свете, ведь большую часть времени даже он в себя не верил - которой смеялся...
  Верой единственного человека, который его любит.
  Точнее, любил.
  И пусть она любила даже не его, а придуманный самой образ безупречного героя, великого мага - но все равно... От других - не если не считать приемных родителей - он не видел и этого.
  Ну так так ему и надо.
  Не оценил, не поддержал, не сказал 'спасибо' лишний раз - и вот тебе, Агафон Мельников сын. Приемный. Ни Мари, ни учебы, ни...
  Что там у него оставалось в списке?
  Ничего.
  Чувствуя, как крупные мягкие снежинки падают ему на лицо и голову и медленно тают, он втянул голову в плечи, поежился, рассеянно пожалел, что не задержался, чтобы поискать шапку, и поплелся в сторону Школы.
  С Центральной площади до него доносились шум, смех, песни, музыка, аромат чего-то жареного и чего-то печеного, может, даже, с печенкой, но ничто сейчас не могло вывести его из угрюмого ступора.
  Ничто, кроме...
  - Ну слушай... Я ждала, ждала, когда же ты оглянешься...
  Агафон оглянулся.
  Перед ним стояла Мари - краснощекая, запыхавшаяся, взволнованная, с блестящими то ли от поспешно вытертых слез, то ли от возбуждения глазами и протягивала ему шапку.
  - На. Простудишься.
  - Спасибо, - не зная, что говорить еще, студент нахлобучил потерянный в зале пиров малахай и молча уставился себе под ноги.
  - Я... это... - тоже не находя больше слов, девушка смущенно повела плечом и опустила глаза. - Я... я...
  - Я не думал, что ты вернешься, - Агафон насобирал, наконец, достаточное количество слов для одного предложения.
  - Я тоже, - прошептала Мари.
  - Послушай, Маш...
  В конце концов, если между ними не было теперь ничего общего, то немного честности теперь уже не могло повредить никому и ничему.
  - Ты меня прости. Я знаю, что это невозможно... потому что я вел себя с тобой как последний грубиян, эгоист, хвастун, трепло и вообще неблагодарное животное... Но теперь, когда между нами все кончено, я хочу, чтобы ты знала... что ты мне очень-преочень помогла. И что я был рад познакомиться с тобой. Хоть и так... по-дурацки. А еще ты должна знать, что я никакой не великий маг... и не хороший... и даже не средний...
  - Но Гавара ты же победил?
  - Мне повезло. Или ему не повезло, - криво усмехнулся чародей, поворачиваясь, чтобы уходить. - И у меня была палочка феи. А без нее... И... короче... Прости.
  - Погоди! - девушка ухватила его за рукав. - Кто тебе сказал, что между нами - всё?!
  - А это еще надо особо говорить? - слегка удивленно ответил студент. - Я, вообще-то, не дурак. Сам понял.
  - Что?! Что ты понял?! - рассерженно воскликнула прачка. - И кто, после этого, сказал тебе, что ты не дурак?!
  - В смысле? - обида выдернула студента из болота уныния.
  - В смысле, что ничего ты не понял, Агафон Мельников!
  - В смысле? - проявив еще большую сообразительность, повторил Агафон.
  - В смысле, всё, что ты сказал мне сейчас, я уже давно знала! С обеда! То есть, с твоей второй попытки меня расколдовать я все поняла... я ж не первый год в Школе работаю... хоть и в прачечной...
  - Но ты же в сарае все это время говорила!.. - вытаращил глаза Агафон. - И вела себя как... как будто...
  - Я хотела тебя поддержать, - робко потупилась девушка. - Если бы я стала плакать, кричать и обзываться, стало бы ведь только хуже, ведь так ведь? А я не хотела оставаться ледяной. Я бы растаяла у котла и мадам Жюли оштрафовала бы меня за то, что я развожу в бойлерной сырость.
  Тень улыбки озарила на миг лицо студента и пропала.
  - И... Ну и... - Мари прикусила губу и уставилась на свои пальцы, пытающиеся, словно независимо от хозяйкиной воли, оторвать пояс платья. - Еще я действительно верила в тебя. Даже после восьмой попытки. И даже после того, как ты заколдовал его премудрие Уллокрафта. И даже после того, как не усыпил солдат. И усыпил всех в доме мэра...
  - Но ты... ты там целов... любезничала с каким-то эльгардским хлыщом!
  - Не с каким-то, а с самим герцогом, - лукаво потупилась девушка. - И он сказал, что такое в его жизни случается первый раз, и что он почувствовал себя героем чудесной сказки...
  - И ты... и он тебе... и он тебя... - вспыхнули гневом ревности щеки студента.
  - И мы условились завтра с ним встретиться, - как бы невзначай договорила Мари.
  - ЧТО?!..
  - Он придет ко мне в Школу чтобы лично передать в стирку испачканное томатом жабо, - хитро улыбаясь, сообщила прачка. - Конечно, он говорит, что проще было бы выбросить, но это подарок его жены на помолвку и оно ему дорого как память.
  - Так значит, ты... ты... Ты меня... все еще?.. - не смея поднял взгляда, прошептал Агафон.
  - Да... - отчего-то так же шепотом отозвалась девушка.
  - Даже несмотря на то, что завтра... или даже сегодня... меня выпрут из Школы?
  - За что?!
  - За все хорошее...
  - Но ты же все исправил!
  - А ректор?..
  - Когда я уходила, он уже начинал розоветь!
  - Да? - приободрился на миг Агафон, но тут же снова сник. - Но все равно так они это не оставят...
  - А что они сделают с тобой? - испуганно приложила пальцы к губам Мари.
  - Растерзают, разорвут, распилят и распылят, - хмуро повел плечом студент. - А потом превратят в жабу и изгонят в Малые Кошаки на вечные штрафные сельхозработы.
  - Ну и пусть... - прошептала Мари. - Все равно... все равно...
  - Правда?.. - Агафон медленно поднял взгляд и встретился с ней глазами.
  - Правда, - медленно кивнула она. - Так что, перед тем, как тебя распылят, разорвут и превратят в жабу... и ты уедешь в Малые Кошаки... может, ты успеешь пригласить меня... куда-нибудь... на Новый год?
  - Говорят, в 'Сиреневой вороне' сегодня выступают музыканты из столицы, - нерешительно улыбнулся Агафон и сделал шаг к девушке. - Хочешь послушать?
  - Конечно, хочу... - шагнула она к нему и губы их встретились.

 

 

 

Примечание автора: упоминаемые героями события, сделавшие Агафона героем, случились прошлым летом в "Последнем фее"

 

 

 

  [1] Но все, согласно школьным правилам, легкие и небьющиеся.
  [2] Конечно же, она разглядывала ледяные фигуры во дворе, кусты и скамьи, укутанные снегопадами, крыши зданий, покрытые толстыми снежными перинами, и дорожки, которые последнюю неделю приходилось каждое утро отыскивать заново, а не думала, как бы поделикатней привлечь внимание одинокого студента, забравшегося с ногами и книгой на подоконник соседнего окна.
  [3] В смысле, еще больше.
  [4] Или, скорее, кого-нибудь, с кем срочно можно было бы поделиться распирающим ее счастьем.
  [5] А непослушных поручает заботам своего деда.
  [6] А слышно даже глухим на другом конце города.
  [7] Хотя, если прислушиваться к мнению скульпторов, то людей среди их творений было раза в четыре больше, а фантастических животных не было вовсе.
  [8] Отобранные ранее у наиболее расторопных горожан.
  [9] Надо ли говорить, кого он, в первую очередь, под 'просвещенным человечеством' подразумевал?
  [10] Так, на всякий случай.
  [11] Если и дальше хотелось оставаться в здравом уме и твердой памяти. Ну и в целом теле, конечно.
  [12] И некоторыми другими частями анатомии тоже.
  [13] В совести.
  [14] Данная операция на три руки и фонарь рассчитана не была.
  [15] Или третьей?
  [16] Плюс белье, хоть и сухое.
  [17] Чтобы не сказать, его отсутствия.
  [18] Костейское народное блюдо из помидор, перемолотых с хреном, получившее из-за своей простоты и вкусноты широкой распространение в Забугорье и затмившее популярностью кетчуп.
  [19] Вместе с дохлыми рыбками, месячным запасом лабораторных препаратов и ректором.
  [20] Впрочем, опасения его были беспочвенны: таких слов Мари не только не знала, но и никогда не слышала. Хотя, что они могут означать, представление имела весьма неплохое: три года работы в ВыШиМыШи иной раз засчитываются за десять лет стирки в обычном вузе.
  [21] Говоря о средствах передвижения волшебников она, скорее, имела в виду летающие сами по себе лопаты или катящиеся без лошадей сани, чем скользящие тазы мощностью в одну студенческую силу.
  [22] И конечно, финансовое благополучие.
  [23] Или решивший расплатиться в городе за новогодние развлечения натурой.
  [24] Хоть ни один пункт из программы-максимум выполнен пока так и не был.
  [25] Чему в немалой степени способствовали усилия Мари: при виде заинтересованного взгляда и готового сорваться с губ вопроса или комментария она выскакивала вперед и предлагала купить билетик. Любопытствующие ретировались быстрее, чем если бы Агафон пригрозил превратить их в ледяные статуи.
  [26] 'Ему не лучше?' - был ее вопрос в понимании Агафона. Вопрос же, так и не слетевший с языка прачки, был: 'А разве снимать перчатки не обязательно?'
  [27] '...то никогда не связалась бы со мной'.
  [28] Естественно, дело было именно в этом, а не в том, что правила левитации живых объектов, которые они еще не проходили, принципиально отличались от правил левитации неживых.
  [29] А когда подумал, автоматически - хоть и мысленно - взялся за голову и сказал традиционное 'Кабуча'.
  [29] Что вдвойне обидно для людей, не добравшихся не то, что до водки, шнапса или потина, но и даже, как следует, до вин.
  [29] Что вдвойне обидно для людей, не добравшихся не то, что до водки, шнапса или потина, но и даже, как Матье был первым преподавателем, кто накинулся на него - это было почище и крика, и выставления за дверь, и оставления на послезанятий. Вот и верь после этого в людей...
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"