Багдерина Светлана Анатольевна
Иван-царевич и С. Волк - 5: 1001 неприятность

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
     
    На что настоящий шатт-аль-шейхец променяет златогривого коня? Как поймать в темной комнате черную кошку истины? Как освободить порабощенный народ, который освобождаться не хочет? Почему грабить темных магов - плохая примета? Правда ли, что хорошего человека Змеей не прозовут? Что может заставить джина и человека поменяться местами? Сколько миров существует на свете, как в них попасть, а самое главное - как потом оттуда выбраться? И самый важный вопрос из всех: кого любит Елена Прекрасная?
    Купить электронную книгу можно тут:
    Литрес
    Озон
    		 
    счетчик посещений

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И С. ВОЛК

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

  
  
   Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть.
   Закон сохранения вещества
  
  
   Иванушка несколько раз подпрыгнул на месте, размахивая руками, словно собираясь взлететь.
   - Сергий, как ты думаешь, Елене Прекрасной холодно?
   Со всех сторон их обступали флегматичные горы, как гигантские черствые ромовые бабы в снежной глазури, а ледяной ветерок нежно взъерошивал растрепавшиеся волосы Ивана.
   Серый равнодушно пожал плечами, поплотнее закутываясь в бурку.
   - Не знаю. Спроси сходи.
   - Я уже спрашивал, - многозначительно отозвался царевич.
   Волк не уловил - или не пожелал улавливать - ни одно из этих значений.
   - Ну, и что?
   - Она сказала, что холодно, что она наверняка простудится, обморозится и, скорее всего, у нее даже пропадет голос, - укоризненно отрапортовал Иван.
   - Ну, и что? - упорствовал в непонятливости отрок Сергий.
   - Может, ты отдашь ей свою бурку? - бросил дипломатические игры продрогший до самой мельчайшей косточки, хрящика и жилки Иванушка.
   - С какой радости? - искренне удивился Волк. - Ты хочешь, чтобы Я наверняка простудился, обморозился, и У МЕНЯ пропал голос?
   - Совсем нет! Дело абсолютно в другом!.. Ну, как ты не понимаешь?!..
   - Никак.
   - Она же женщина! Единственная среди нас! И мы должны ей...
   - МЫ должны ей? - не выдержал Серый. - Мы ДОЛЖНЫ ей? Мы должны ЕЙ? Говори за себя, пожалуйста, Иван-царевич. Я никому здесь ничего не должен. И меньше всего - этой фифе. Чего ей еще надо? Ты же отдал ей уже свое одеяло, свою подушку, свою шапку, свою бурку!.. Скажи ей, что если у нее будет еще одна, она рискует вспотеть и провонять, как лошадь, а ее туника покроется пятнами - для нее это будет похуже любой пневмонии!
   - Не смей о ней так говорить! - взвился царевич. - Она - чистейшее благородное создание, самое доброе, самое нежное, самое прекрасное, что может быть на Земле!.. Она оказала нам честь, согласившись присоединиться к нам...
   - Нет уж, это мы... ты... ладно, мы оказали ей услугу, зачем-то потащив с собой, пока ее не нашел и не прирезал от ревности еейный чокнутый муженек - который там по счету?..
   - Сергий!.. Ты ведешь себя... Ты ведешь себя... как ребенок!..
   - А ты - как дурак!..
  
  
  
   Елена Прекрасная закрыла глаза и устало вздохнула, изо всех сил желая, чтобы и со слухом можно было бы справиться так же легко.
   Целыми днями, с того самого дня, что они вылетели из Стеллы, Ион ругался из-за нее с Ликандром. Когда, конечно, у него оставалось время, свободное от вздохов, робких, но, к счастью, коротких попыток начать с ней, краснея и бледнея, какой-нибудь невнятный сбивчивый разговор непонятно о чем, чтения заикаясь вслух нелепых стихов, глядя при этом томительно вдаль, и прочей бестолковой деятельности, входящей в программу влюбленных юношей в семнадцать лет. Иван:
   Естественно, поначалу ей это льстило.
   Приблизительно первые двадцать минут.
   Потом стало надоедать.
   Потом раздражать.
   И к концу первого дня путешествия она стала уже серьезно жалеть, что вообще согласилась на его предложение покинуть родину.
   Но ей, стеллийке, чью судьбу всегда определял кто-то другой - отец, Меганемнон, Филомея, Париж, Антипод, и чья жизнь проходила в неге, роскоши и комфорте - всегда казалось, что настоящее счастье - это приключения, путешествия и свобода. И когда, наконец, представился шанс воплотить свои грезы в реальность, Елена не колебалась ни минуты, зная, что находись рядом кто-нибудь из тех, кто всегда принимал за нее решения, они бы не одобрили ее поступок ни при каких обстоятельствах. И это принесло ей огромное удовольствие.
   Насколько она понимала теперь - это было, пожалуй, единственное удовольствие за шесть дней пути.
   Все оказалось совсем не таким, как она себе это представляла.
   Приключения были опасными, путешествие - утомительным, еда - непривычной, компания - скучной. Невозможно было не только принять ванну, сделать маникюр или погладить наряды, но и просто нормально причесаться, потому, что свой гребень она потеряла где-то в лесу, а купить новый, настоящий, черепаховый, было негде - где бы они ни пролетали, не было ни одной приличной лавки!.. И погода была то слишком жаркая, то слишком ветреная, то слишком мокрая, а вот сейчас - так и вовсе мороз... Кто же мог подумать, что в горах может быть так холодно!.. Если бы не самоотверженный Ион, так любезно отдавший ей все более или менее теплые вещи, которые были в его распоряжении, можно было бы и насморк подхватить. Страшилище-смешилище - Елена Прекрасная с красным распухшим носом, обветренными губами и обмороженными щеками!.. Хоть людям на глаза не показывайся... Впрочем, вряд ли это было так уж самоотверженно со стороны Иона. Он ведь откуда-то с севера, а всем известно, что северяне на морозе не мерзнут...
   "Что там у нас оставалось?" - думала она невесело. - "Свобода в принятии решений? Замечательно. Париж надо мной бы посмеялся... Ха! Елена Прекрасная! Как же!.. Елена Сопливая!.. Елена Лохматая!.. Елена Немытая!.. С меня хватит!!! И я абсолютно свободно принимаю решение, что не надо мне больше никакой свободы! Я люблю, чтобы мне было тепло, мягко, удобно, вкусно и уютно!.. Чтобы моя ванна пахла кипарисовым маслом, а волосы - розовыми лепестками!.. Чтобы меня не донимали своим прилипчивым вниманием юнцы, потерявшие голову вместе с мозгами!.. Чтобы, просыпаясь утром, я знала, где буду ложиться спать вечером!.. Я хочу жить во дворце!.. И чтобы у меня были служанки!... И кухарки!.. Я хочу замуж за богатого царя!.. А если кто-нибудь еще при мне скажет слово "приключение" или "путешествие", то я велю отрубить голову этому человеку!.. Тупым топором!.. О, боги Мирра, что я тут делаю?.. И когда это все кончится?!.."
   И Елена тихонько заплакала от жалости к себе.
  
  
   В очередной раз разругавшись вдрызг из-за стеллийки, друзья разбежались в разные стороны.
   Иван пошел бродить по окрестностям, а Серый, за неимением достаточного количества окрестностей для брожения, до которых можно дойти пешком, на этом плато размером со стол для пиров в Веселом зале мюхенвальдского королевского дворца, и не желая сталкиваться с Иванушкой до того, как оба они поостынут, вынужден был вернуться к лагерю, где их ждал Масдай и не ждала Елена.
   Каждый раз после такой размолвки Серого мучила совесть. "Нет, все-таки так дальше нельзя, это не выход - так вот грызтись друг с другом из-за какой-то капризной тридцатилетней тетки. Возомнила о себе что попало... Ах-ах, я красавица... Не пылите... Коза кривоногая. И что в ней Иван нашел? И все остальные?.. Может, когда она всем представляется: "Я - Елена Прекрасная", они чувствуют себя обязанными восхищаться ею? Из боязни, что если они скажут, что в ней нет ничего особенного, то над ними смеяться начнут, как над невеждами?.. Другого логического объяснения данному феномену, как выразился бы Иван, придумать трудно... М-да... Иван... Чудушко в перышках... А, может, я к ней напрасно так нехорошо отношусь?.. Может, можно еще что-нибудь исправить? Может, с ней поговорить как-нибудь?.. По-человечески так... За жизнь... Поинтересоваться чем... А то ведь вон какая ерунда с Иваном получается... Не нравится мне все это..."
   И сейчас, движимый раскаянием, Волк решил осуществить свои давние намерения.
   Он подошел вразвалочку к костру, у которого, завернувшись в Масдая, сидела, уткнувшись носом в коленки, невеселая и не такая уже прекрасная Елена, и приземлился рядом - но не очень, чтобы чего не подумала - и задал вопрос, который, по его мнению, должен был помочь разрешить возникшее недопонимание.
   - И долго ты еще с нами кататься будешь?
   - До первого встречного приличного царя! - выпалила зареванная красавица.
   - Чево-ково? - не понял Волк.
   Елена смутилась.
   - Не подумай, что твое общество мне нравится больше, чем мое - тебе, - немного спокойнее, но намного высокопарнее стала она объяснять свой порыв. - Я жалею о том, что согласилась на великодушное предложение царевича Иона разделить с вами компанию, и я намереваюсь распрощаться с вами сразу же, как только встречу достойного претендента на мою руку и сердце. Я не создана для бродячей жизни, как вы, меня привлекают тихие радости семейной жизни - балы, охоты, пиры, и я не желаю...
   - Что... Ты это серьезно?.. Это правда?..
   - Да, это правда! Твой белобр... белокурый царевич, безусловно, очень мил, внимателен и красноречив, и я ему многим обязана, но если ты думаешь, что это мой идеал мужчины - ты ошибаешься. Его среди вас нет.
   - Ах, нет... - Волк сосредоточенно прищурился и поджал губы. - Значит, даже так...
   - Да. Исключительно.
   - А знаешь ли ты, боярыня Елена, что слова твои натолкнули меня на одну мысль... В смысле, идею... Правда, она у меня и раньше была... Но сейчас, кажется, из этого может получиться целый план... Только это - секрет!..
   - Идею?.. План?.. Секрет?...
   - Вот именно. Слушай сюда...
  
  
   * * *
  
  
   К вечеру следующего дня путешественники уже изнывали от жары.
   Открывающийся взорам разморенной компании пейзаж безапелляционно наводил на мысль, что мир - это не блин, не шар и не тарелка, как считали некоторые лишенные воображения географы и астрономы, а большой желто-белый бутерброд: снизу - раскаленный янтарный песок, сверху - выбеленное беспощадным солнцем небо, и ничего более во всем мире.
   - Это был первый теплый день? - задумчиво сбрасывая бурку за буркой с Масдая и меланхолично наблюдая за тем, как они планируют на стаю диких верблюдов, спросил Волк.
   - Нет. Последний холодный, - удовлетворенно отозвался ковер.
   Но, так или иначе, перемена в погоде пришла слишком поздно.
   Иванушка успел заболеть.
   Он упорно не хотел признаваться в этом и мужественно терпел и бодрился, но когда в сорокаградусное пекло вечером он рассеянно пожаловался на холод, Серый заподозрил неладное. Утром же, когда ночная прохлада не успела еще раствориться под напором обжигающих лучей раскаленного шатт-аль-шейхского солнца, а царевич уже вяло удивлялся, откуда в такую рань такая жара, худшие опасения Волка подтвердились.
   Он осторожно приложился губами к огнедышащему лбу друга и констатировал факт:
   - В горах ты простудился, обморозился и, скорее всего, у тебя даже пропадет голос.
   - Это был твой прощальный поцелуй? - слабо попытался пошутить Иванушка.
   - Не говори глупости. Сейчас мы применим мое кольцо, и через пятнадцать минут ты про свою болячку и думать забудешь. А температуру все нормальные люди меряют только губами. Рука обманет, а губы - самое то. Народная мудрость. Куда там, говоришь, нужно руки приложить?..
  
  
   Но кольцо не помогало.
   Сколько Серый ни старался, ни концентрировался, пыхтя и прищуриваясь - ответного импульса от инготского артефакта он не ощущал.
   - Тьфу ты, чтоб тебя... - после пятнадцатой попытки со злостью стряхнул он бессильное кольцо с пальца и стал снова привязывать на кожаный шнурок.
   - А что это у тебя такое оригинальное? - заинтересованно протянула руку Елена. - Можно посмотреть? Это старинной работы?..
   - Это мое, - хмуро буркнул Волк, надевая шнурок себе на шею, как будто это объясняло все. - Ты людей лечить умеешь?
   - Вообще-то, я царевна, - презрительно фыркнула Елена, пряча руку за спину.
   - Понятно, - кивнул Серый. - Значит, никакой пользы от тебя быть не может.
   - Сергий!.. - укоризненно вздохнул Иванушка и закашлялся, - Твой утилитарный подход... предпосылка твоей концепции...
   - Чего это он? - испуганным шепотом спросила стеллийка, на всякий случай отодвигаясь от больного подальше.
   - Бредить начал, - озабоченно отозвался Волк, забыв на время их распри. - Скорее бы лекаря найти какого-нибудь... Да где же его тут, в пустыне, возьмешь...
   - До Шатт-аль-Шейха полтора дня полета осталось, - вмешался примолкший было Масдай. - А быстрого лету - день. Если погода не испортится, ночью там будем. Остановимся в караван-сарае...
   - Чево-о?.. В каком еще таком сарае?!.. Че уж сразу не в коровнике-то? - возмутился Волк.
   - Это у сулейманов так постоялые дворы называются, - прокашлял со своего ложа царевич.
   - А ничего ты не путаешь? - с подозрением переспросил Сергий.
   - Я по географии и страноведению в школе одни пятерки получал, - не преминул скромно заметить тот.
   - Хотя, лучше было бы, конечно, днем отдыхать, а ночью лететь, - продолжил развивать свою мысль ковер. - Мне-то все равно, а вам, людям, легче было бы...
   - Так-то оно так, конечно, - вздохнул Серый, - Да только пораньше надо в город-то попасть. Плохо ведь Иванушке-то нашему!
   - Мне не плохо, мне вполне хо... нор.. в смысле, бывает и хуже...
   - Молчи, тебя не спрашивают.
   Если бы у Масдая была голова, он бы ей решительно покачал.
   - Раньше - никак. Если только по дороге бедуины попадутся, у них может быть знахарь какой-нибудь, и если...
   - Какие бабуины? - опять не понял Сергий.
   - Бедуины, я говорю!.. И если...
   - Я буду смотреть вниз, - робко вызвалась добровольцем Елена, чувствовавшая себя каким-то непонятным образом виноватой в нездоровье царевича. - И если увижу каких-нибудь обезьян - сразу крикну. Хотя как они будут лечить царевича Иона, я...
   - Бедуины!.. - раздраженно повторил Масдай.
   - Я и говорю, обе...
   - Кочевники, невежи! Кочевники! Люди такие!..
   - А откуда ты-то все это знаешь? - подивился Иван.
   - Ну, это же моя родина... - снисходительно хмыкнул ковер. - Я тут все барханы как свои три тысячи кистей когда-то знал. Даже если триста лет пролетаешь по заграницам - дом не забудешь никогда... Помнится, однажды, когда я был еще маленьким ковриком, попали мы с моим хозяином в самый свирепый самум - только саксаул с тамариском, выдранные с корнем, над барханами вились, как тысяча шайтанов ... - углубился он в ностальгические воспоминания, плавно набирая высоту.
   - Кто-кто-куда? - переспросил у Иванушки настороженным шепотом, не желая выдавать свое дальнейшее невежество перед Масдаем и, что самое главное, перед Еленой Прекрасной, Волк.
   - Самум - это кирпич такой из навоза с соломой, саксаул - старожил, значит; тамариск - это такое мифическое животное, превращающее взглядом в камень, а шайтан - это местный трактир... Полностью называется - "кафе-шайтан"... В нем аборигены кофе пьют... Это такой чай, только противный... - прерывистым хриплым шепотом, но от этого не менее авторитетно пояснил Иванушка - скромный знаток всемирной географии и страноведения.
   Серый замолчал, переваривая и переводя на простой лукоморский услышанное, сосредоточенно поджав губы, потом почесал в затылке и пробормотал:
   - Ну и чудные у них тут творились дела триста лет назад...
  
  
   Следующие три дня пролетели для Серого как одно, большое, как глоток рыбьего жира, мгновение. Поиск среди ночи постоялого двора в славной столице сулейманского государства, розыск самого лучшего лекаря для слегшего пластом в беспамятстве Ивана, поход с Еленой Прекрасной по базарам и лавкам (это потом долго снилось ему отдельным кошмаром в самых страшных снах), работа над деталями своего хитрого плана... Шатт-аль-Шейх: вид с высоты полета Масдая []
   Впрочем, начнем по порядку.
   По дороге в Сулейманию, после того важного разговора с Еленой, Волк не одну ночь провел, ворочаясь с боку на бок и думая думу одну - как встретиться с калифом Сулеймании Ахметом Гийядином Амн-аль-Хасом. На этом строились все его измышления. На это была направлена вся сила его изворотливого и изобретательного ума.
   Прийти во дворец на аудиенцию?
   Проникнуть в сад во время прогулки?
   Просочиться к нему на улице через охрану?
   Пробраться ночью тайно в спальню?
   Назваться купцом?
   Предсказателем?
   Послом?
   Певцом?..
   Рассказать правду?
   Что я, Иван, что ли?..
   Окончательный вариант плана, сам не ведая того, подсказал лекарь, которого караван-сарайщик, убежденный золотой монетой и красноречивым поглаживанием рукоятки меча, привел для Ивана той же ночью, когда они прибыли в Шатт-Аль-Шейх.
   Лекарь был стар, тощ, заспан и слегка нетрезв, что, частично, возможно, объяснялось его именем - Абдухасан Абурахман аль-Кохоль.
   В ответ на подозрительное принюхивание Серого ученый муж поспешно объяснил, что целыми днями, каждую минуту, свободную от приема больных и смешивания снадобий, занимается изобретением лекарства века - средства, которое избавило бы благодарное человечество от всех болезней. И, естественно, как настоящий профессионал, все, что выходит из перегонного куба, должен сначала испробовать на себе.
   И, по ехидному мнению отрока Сергия, по меньшей мере, от одного лекарство будущего уже помогало точно.
   От краткосрочной памяти.
   Потому что достопочтенный Абдухасан Абурахман во время осмотра Иванушки несколько раз засыпал, а будучи разбуженным сердитым тычком в бок, долго не мог вспомнить, где он находится, и чего от него хотят.
   И, только закончив составлять крайне вонючую микстуру из компонентов странных и пугающих на вид, даже названия которых Сергию знать не захотелось, и споив ее до капли так и не пришедшему в сознание, и поэтому не оказавшему достойного сопротивления, Иванушке, Абдухасан Абурахман, кажется, проснулся окончательно.
   - Как договаривались, теперь вы должны заплатить караван-сарайщику за комнату, где я буду спать остаток ночи, - напомнил он, убирая баночки, мешочки, пузырьки и коробочки с тщательно выведенной на них тушью надписью "Смертельно для жизни" в сумку и доставая оттуда пергамент и перо. - Сейчас я еще выпишу вам один рецепт... Это средство будет бороться с лихорадкой... - перо быстро заскрипело по пергаменту, энергично брызгая чернилами на всех присутствующих в комнате, включая Масдая. - Сейчас у меня нет с собой всего необходимого, поэтому завтра обратишься к любому знахарю - хозяин подскажет, куда пойти - тот тебе все смешает и приготовит... Но не вздумай идти искать его среди ночи, юноша - твой товарищ проживет до утра, хуже ему уже не будет, а вот ты можешь стать добычей наших грабителей! Или еще того хуже - встретить калифа, да прославится его благородное имя в веках!.. - поспешил предостеречь клиента Абдухасан Абурахман, увидев, что Волк, вскочив на ноги, уже протянул руку за рецептом.
   - Калифа? - озадаченно переспросил Серый. - Ночью? На улице? Он что у вас - призрак, или привидение какое?
   - Что ты, что ты! - испуганно замахал руками старичок. - Да как ты можешь такое говорить про повелителя Сулеймании, самого блестящего правителя наших дней! Он жив-здоров, да продлятся его благословенные годы до бесконечности!
   - А что же тогда?
   - Да будет тебе известно, любопытный юноша, что далекий предок нашего достославного калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса - да даруют ему боги крепкого здоровья! - знаменитый калиф - основатель этой династии - Гарун аль-Марун был прославлен далеко за пределами нашей страны и сопредельных держав. О нем слагались легенды и предания...
   - И чем же он был так знаменит?
   - Наберись же терпения, о беспокойный отрок! - протестующее вскинул ладони уже приготовившийся переквалифицироваться в сказители лекарь. - Я как раз собирался поведать тебе эту старинную историю, которая тянется от древних времен до наших дней, пока ты не прервал меня в самом начале, между прочим!
   - Ах, тянется... - пробормотал Серый, начинавший жалеть, что вообще завел разговор на эту тему.
   Любителем историй у них был Иванушка.
   Он сам был любителем поспать.
   Нет, если история, конечно, того заслуживала, то есть, была очень занимательная и не очень длинная, то послушать, безусловно, можно было бы... Но СТАРИННУЮ историю... Которая, к тому же, еще и ТЯНЕТСЯ... После недели изнурительного пути, ссор и переживаний... А, может, лучше потом как-нибудь?..
   - Да. Кхм. Ну, так вот, - снова сосредоточился Абурахман. - Было это лет двести пятьдесят семь назад. Калиф Гарун аль-Марун был правителем богатым, добрым и справедливым, да пребудет его душа в самом прекрасном райском саду. Больше всего на свете он пекся о благосостоянии своего народа, всегда интересовался, как живется простому труженику Шатт-аль-Шейха - лекарю, гадальщику, меднику, каменщику, водоносу... Он всегда говорил, что его государство не может быть богаче и счастливее, чем самый его ничтожный подданный - вот какой великой души человек был этот Гарун аль-Марун. Какая еще страна может похвастать, что у нее есть такой правитель!.. Но, как у всякого калифа, у него был визирь, были министры, советники, евнухи, звездочеты, судьи, мудрецы и разные прочие придворные, которые, как всегда это бывает, лучше самого калифа знали, что ему следует делать, как себя вести и что кому говорить. И на все его вопросы, как живется его народу, они, естественно, отвечали, что все довольны, и все хорошо... Но великий аль-Марун был человеком не только большого сердца, но и не меньшего ума. Рассказывают, он подозревал, что, может так статься, что иногда визирь и министры говорят ему не всю правду. И однажды он решил, что должен сам помогать своим самым нуждающимся горожанам, в первую очередь тем, которые сами не могли или не смели попросить за себя, но только тем, кто действительно был достоин помощи. И тогда он, когда наступала ночь, стал выходить в город, оставляя позади безопасные и привычные стены дворца, и бродить по улицам в одежде нищего - в засаленной тюбетейке, дырявых сапогах и залатанном плаще, заходя в кофейни и чайханы. Там он... Аль Кохоль [Моренко]
   - Он же был калифом! - сонно удивился Серый. - Откуда у него драная тюбетейка - что бы это ни было, старый плащ и развалившиеся сапоги?
   - Вот-вот, правильно! Как ты абсолютно верно изволил заметить, о наблюдательный отрок, он был калифом, и поэтому приказал своим портным и сапожникам сшить себе самый лучший костюм нищего.
   - А разве нищие шьют себе костюмы?
   - Конечно, нет! Но ты же сам все правильно сказал - откуда у него было взяться изношенному тряпью - он же был калифом!
   - М-да... Похоже, в этой стране быть правителем нелегко... - зевнул Волк во всю пасть.
   - Да. И когда его лучшие придворные портные шили аль-Маруну его заказ, они пришили к внутренней стороне плаща целые россыпи бриллиантов, рубинов и изумрудов.
   - Зачем?
   - Они никак не могли взять в толк, как может калиф показаться на людях в простом плаще! А когда он запретил им строго-настрого, под страхом медленной смерти на колу, пришивать даже малую бисеринку снаружи, они все равно поступили по-своему и изукрасили плащ изнутри.
   - И он посадил их на кол? - заинтересованно очнулся от полусна Волк.
   - Нет. Калиф остался доволен. Находя нуждающегося в его помощи человека, он просто отрывал от подкладки драгоценный камень и отдавал его бедняку!
   - Очень мило... - снова зевнул Волк и приготовился дремать дальше.
   - А при дворе залатанные сверху плащи с драгоценными подкладками, равно как и эффект благородной засаленности для головных уборов и ажурная аппликация на сапогах, изображающая умеренную дырявость, надолго вошли в моду, - воодушевленно продолжил лекарь. - А имя его, не в последнюю очередь благодаря этой истории, сохранилось в веках как имя монарха, заботившегося о благе простых смертных будто о своем собственном. О нем складывали легенды и сочиняли сказки...
   - Хм... Все это, конечно, очень любопытно, но что-то я так и не понял - при чем тут ваш сейчашний калиф? Ведь это не он, а его предок был любитель походить ночью в народ? - не открывая глаз, поинтересовался Серый.
   - Загони верблюдов своих вопросов в караван-сарай ожидания, о нетерпеливый отрок, - снова по-отечески пожурил Серого Абдухасан Абурахман. - Ибо теперь мое повествование дошло и до наших дней, до калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, да умножатся его года до бесконечности! С младых ногтей он старался узнать, что значит быть хорошим правителем для своего народа. Он беседовал об этом со многими мудрецами и прочел несметное множество книг на эту тему! Некоторые говорят, что целых шесть!.. И вот, однажды он, как и приличествует достойному отпрыску древнего рода, изучал в библиотеке многовековую историю своей семьи...
   "Зевал и ловил мух, пока какой-нибудь высушенный, как пергамент, на которых эта история записана, писец скучным голосом зачитывал ему эти байки вслух. Или просто не мог уснуть после обеда, и приказал почитать ему что-нибудь такое-этакое... Для пищеварения", - мысленно расшифровал для себя снова начинавший потихоньку засыпать Волк.
   А старичок вдохновенно продолжал:
   - ...Он понял, что это была не сказка! И тогда замечательнейшая идея пришла его величеству в его наипросвещеннейшую голову. "Надо начинать возрождать былое величие семьи с древних традиций", - решил он, и приказал своим портным сшить точно такой же наряд, какой, по преданию, носил сам Гарун аль-Марун, когда тайно выходил в город, чтобы, как и его великий предок, выходить по ночам за стены дворца и узнать, как живет его народ. Через неделю все было пошито придворными портными и сапожниками в лучшем виде - говорят, на тюбетейку не позарился бы даже самый отчаянный старьевщик, а сапоги не взял бы в руки и настоящий нищий, не говоря уже о самой важной детали - плаще...
   Серый, небрежно прикрываясь рукой, зевнул во весь рот и подумал: "Я бы на месте портных просто взял то, что выбросили бы старьевщик с нищим, и дурью не маялся... И вообще, что-то дедок разговорился под утро-то... Может, и спать бы уже пора как-нибудь?.. Ленка, поди, уже часа три как дрыхнет...И Иванко, вон, притих... Намучался..."
   - ... а на отделку подкладки пошли самые отборные самоцветы!.. Все было сделано точно, как рассказывалось в летописи. Все предвещало успех. И вот, однажды ночью, несмотря на уговоры озабоченных визиря и советников, калиф отважно вышел на улицы Шатт-аль-Шейха.
   Абдухасан Абурахман сделал театральную паузу и отхлебнул из одного из своих пузырьков.
   - И что? - то ли охнул, то ли зевнул отрок Сергий.
   - И его той же ночью ограбили и едва оставили в живых, - с удовлетворением проглотив мутную жидкость с сивушным запахом, покачал головой тот. - Мудрый великий визирь сейчас же провозгласил это ни чем иным, как государственной изменой! Вся городская стража, все осведомители были подняты на ноги!.. У-у!.. Были тут дела!.. Немало крови утекло и голов укатилось в тот месяц, но нападавших так и не нашли.
   - Но калиф не сдался, - предположил заинтригованный Волк.
   - Нет! О, нет! Едва оправившись от того злоключения, он заявил, что такая мелочь не испугала бы великого Гаруна аль-Маруна на праведном пути ко всеобщему благоденствию, приказал пошить второй костюм дервиша, и снова стал выходить по ночам на улицы!
   - Мало побили, - резюмировал Серый с видом человека, твердо знающего, для чего существуют ночи.
   Абдухасан Абурахман зыркнул на него из-под кустистых седых бровей, но ничего не сказав, осуждающе вздохнул и продолжил:
   - Но урок пошел впрок. И теперь наш добрый калиф тайно выходит в город не один - за ним в отдалении - метрах в трех - следует отряд бдительных стражников. И по строжайшему приказу великого визиря Фаттаха аль-Манаха они хватают всех и каждого, и не только тех, к кому подойдет его величество, но и того, кто всего лишь поимеет неосторожность повнимательнее взглянуть на него!
   - И что они с ними делают?
   Лекарь приложил палец к губам, испуганно оглянулся по темным углам комнаты и сказал:
   - Тс-с-с!.. Никто этого не знает... Они просто исчезают и больше не появляются. Великий визирь говорит, что они все - государственные преступники, замышляющие новое покушение на драгоценную жизнь нашего беззаветно-самоотверженного монарха!.. Значит, наверное, так оно и есть... Не нам, простым смертным, обсуждать правильность решений самого великого визиря.
   В немытой взлохмаченной голове Волка, в мозгу, засыпающем от усталости и не спадающей даже ночью жары, зашевелилась-заворочалась, раздирая толстые покровы сна и стараясь привлечь внимание, какая-то идея.
   Серый сосредоточенно нахмурился, поджал губы и помял левой рукой подбородок. Потом приподнял брови и, склонив голову набок, медленно потер шею - признак того, что глас вопиющего был услышан, принят к рассмотрению и одобрен.
   - И что, часто он выходит благодетельствовать в народ, этот ваш заботливый правитель? - задумчиво поинтересовался он.
   - Практически каждую ночь, - шепотом отозвался Абдухасан Абурахман, на всякий случай попытавшись заглянуть под дверь.. - Поэтому я и попросил комнату в караван-сарае на эти несколько оставшихся ночных часов. Я-то знаю, что я не государственный изменник, но великому визирю, да будет его мудрость всегда глубока и неисчерпаема, как прохладный колодец в зеленом оазисе, это доказать невозможно!.. Особенно, без головы...
  
  
   * * *
  
  
   Предотвратив по недоразумению четыре ограбления, две кражи и одно самоубийство, Серый уже начинал серьезно сомневаться в гениальности своей идеи (Еленины ядовитые замечания облегчения тоже не приносили), как в переулке напротив он заметил подозрительно-неестественную сцену.
   Точь-в-точь такой он себе ее и представлял.
   Упитанный нищий, в бесформенной тюбетейке и рваном плаще "от кутюр", загадочно улыбаясь, пытался ласково взять за руку долговязого водоноса.
   На перекошенном лице бедолаги с застывшей гримасой почтительного ужаса было написано желание вырваться и убежать, но что-то удерживало его.
   Может, предательски отказавший опорно-двигательный аппарат.
   Может, стальная хватка дервиша, не полагающегося на случай.
   А, может, пики, сабли и арбалеты, направленные на него невозмутимыми людьми в штатском с ясно просматривающимися кирасами под бурнусами, окружившими их с показным безразличием кошки, дежурящей у мышиной норки.
   - Это он! - восторженно прошипел Серый на ухо напрягшейся вдруг стеллийке. - Чтоб я сдох, он!.. Не уйдешь теперь, паразит!.. Вперед, пока он не улизнул!
   - Но я представляла его себе более... стройным, что ли?.. - осторожно проговорила Елена.
   - Посадишь его на диету!
   - И повыше?..
   - Купишь сапоги на платформе! - яростно прошипел Волк и потащил заробевшую вдруг Елену за угол.
   Проскользнуть в непроницаемой тени дувалов, не обратив на себя внимания калифа, стражи и их добычи, не представило никакого труда.
   Отойдя метров на сорок от перекрестка, где Ахмет Гийядин вдумчиво расспрашивал о жизни перепуганного вусмерть водоноса, они остановились, глубоко вдохнули, переглянулись, и тщательно срежиссированная отроком Сергием пьеса началась.
   - Стойте, несчастные! - отвратительно скрипуче-визгливым голосом заорал Волк, звучно ударяя мечом о меч. - Жизнь или кошелек!
   Елена затопала, изображая быстро удаляющиеся шаги убегающего человека, и испуганно закричала:
   - Остановись!.. Вернись!.. Куда ты?!..
   - Ха-ха!.. Он бросил тебя!.. - злорадно завыл Серый и ударил несколько раз кулаком в ладонь.
   - Не бейте меня! Пощадите!..
   - Замолчи, дура!..
   - Помогите!!!..
   - Отдавай деньги и драгоценности! Быстро!!!
   - Спасите!!!.. Убивают!!!..
   Из-за угла раздался лязг железа, топот десятка ног и отчаянный крик:
   - Сдавайтесь, мерзавцы!!!.. Держись, госпожа, мы ид... бежим!!!..
   Волк, приняв низкий старт, дождался, пока отряд телохранителей калифа, возглавляемый своим подопечным, не покажется в поле зрения, бросил на землю купленный накануне специально для этого меч и, припустил со всех ног - только черный плащ развевался за плечами.
   - Стой, подлец!.. Не уйдешь!.. - несмотря на свое не слишком атлетическое телосложение и отсутствие оружия, Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс намного опередил свою тяжеловесную бронированную свиту и первым домчался до Елены.
   Увлекшись погоней и распаленный благородным гневом, он пробежал бы и дальше, если бы ее ловкая подножка не уложила его рядом с ней в теплую пыль.
   - О, спаситель мой, не оставляй меня - мне так страшно, так страшно! - очень натурально всхлипнула Елена, ухватив его за край знаменитого плаща. Калиф вскочил на ноги и торопливо помог подняться ей, и тут она, медленно приложила ладонь ко лбу и, простонав "Ах, мне дурно..." стала падать в обморок .
   Но, памятуя совет Серого, не слишком быстро, чтобы Амн-аль-Хасс успел среагировать так, как надо.
   И калиф не осрамился.
   Неровный свет факелов подоспевшей стражи упал на лицо спасенной им девушки, беспомощно обмякшей в его задрожавших в одно мгновение руках... Ресницы ее затрепетали... Губы приоткрылись... Румянец залил бледные щеки...
   Плащ распахнулся и соскользнул с ее плеч, и в атаку вступила тяжелая артиллерия легких полупрозрачных одеяний... А местами - их отсутствия...
   Через незаметную щелочку прикрытых глаз, из-под пушистых ресниц, лукавая стеллийка внимательно наблюдала за лицом халифа и так хорошо знакомой ей экзотермической реакцией, на нем происходящей и, когда, по ее мнению, "клиент до кондиции дошел", она не торопясь "пришла в себя" и стыдливо отпрянула:
   - О, какой позор!.. Мой избавитель, отважный воин, предо мной - и хороша же моя благодарность!..
   Это был знак Волку.
   К этому времени он успел обогнуть квартал, выбросить через забор плащ, подобрать и зажечь оставленный на исходной позиции факел и начать второй акт их пьесы.
   - Прекрасная гурия... Ослепительная пери... Таинственная чужестранка... Какому богу мы обязаны никчемной жизнью нашею встрече с тобой...
   - Елена!.. Елена!.. Сестра моя!.. - донесся откуда-то слева обеспокоенный голос.
   - Поистине, благословенна будет эта ясноглазая ночь в веках и тысячелетиях...
   - Елена!.. Ты где?.. Елена!..
   - Это мой брат! - встрепенулась стеллийка. - После маленькой размолвки я ушла одна, только со своим слугой... Но на нас напали... Он сбежал... Трус... Я думала, это конец!.. О, если бы не вы... - она уткнулась в ладони и сделала вид, что плачет.
   - Гурия!..
   - Елена!..
   - Ликандр!.. Я здесь!.. Здесь!.. - нерешительно повернулась она на голос.
   - Елена! - выскочил из-за поворота Волк и, не сбавляя скорости, вынимая из ножен меч, понесся прямо к ней. - Оставьте мою сестру, негодяи!
   - Ликандр! Я в безопасности! На меня напали грабители, но этот отважный человек и его друзья спасли меня! Спрячь свой меч, брат мой!..
   - Напали на тебя? Грабители? Боги Мирра, Елена! Зачем ты не дождалась меня! Беспечная девчонка!.. - голос Волка прервался, как от волнения. - Диффенбахий знает, как это могло все кончиться!.. - нервно воздел он руки к чернильно-черному небу. - Ну, что же ты стоишь? Благодари же своих спасителей, беззаботная! А я дам им денег - эти смелые дервиши заслужили все, что есть у меня с собою!
   - Нам не нужны твои деньги, о чужестранец. Если бы ты не был братом несравненной Елены, красавицы, каких не часто встретит грешный странник по земной дороге жизни, мы приказали бы отрубить тебе голову за то, что ты осмелился отпустить ночью одну такую единственную в своем роде девушку, как она! Но ты - ее родственник, и твоя бесславная кончина вызвала бы ее скорбь - и только поэтому мы тебя прощаем, - милостиво взмахнул рукой наследник аль-Маруна.
   - Что?!
   - Но есть у нас и еще одна, недостойная нашего положения корыстная причина даровать тебе, ничтожному, жизнь.
   - Что??!!
   - Сколько ты хочешь за свою сестру?
   - Что???!!! Ах, ты, наглый нищеброд!.. Безродный побирушка!!!.. За такую дерзость я проучу тебя!!!.. - страшно возопил Волк, тем не менее, не слишком торопясь вынимать меч из ножен.
   И тут настал черед торжества калифа. Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, калиф Шатт-аль-Шейха [di maccio]
   Он величественным жестом распахнул свой легендарный плащ - жалкое рванье и заплаты снаружи, и бархат и бесценные алмазы - внутри, и горделиво вскинул голову.
   - Да будет тебе известно, о чужестранец, что нас зовут Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, и мы являемся правителем Сулеймании - калифом Шатт-аль-Шейха, - высокомерно объявил он.
   Может, Амн-аль-Хасс ожидал, что нахальный иностранец смешается, оробеет, будет просить прощения, пощады или еще чего-нибудь, раз уж подвернулся такой уникальный шанс, но тут он ошибался.
   - Моя сестра не продается! - не менее высокомерно оттопырив нижнюю губу и уперев руки в бока, тут же отозвался Волк.
   - Ах, так?!.. Тогда мы прикажем... Мы заставим... Мы... Мы...
   Но тут калиф перехватил нечаянно взгляд Елены Прекрасной и почувствовал, как вся его спесь тает и уходит в песок, как мороженое на пляже.
   - Мы... Мы... Мы полюбили твою сестру - да расцветает ее красота вечно, подобно нежной розе в прохладном саду! - с первого взгляда... И мы готовы жениться на ней хоть сию же минуту - ибо сама жизнь наша теряет свою прелесть, если рядом не будет этой горной газели с глазами, подобными двум черным бриллиантам!.. Но если тебе не надо денег, алмазов, рубинов, изумрудов, янтаря... - и калиф украдкой, с вопросом и надеждой глянул на отрока Сергия. - ...золотых изделий, богато изукрашенных драгоценными каменьями и серебряной сканью, парчи, бархата, шелка, пряностей, караванов верблюдов, груженых различными товарами...
   - Нет, - упрямо мотнул головой Серый.
   - Невольниц и невольников, белых из стран северных, холодных, где птицы замерзают на лету, и железо крошится, как глина, и черных, из стран южных, жарких, где вода в реках кипит, а песок под ногами плавится?...
   - Нет.
   - И роскошных дворцов, садов с редкими растениями и ручьями, приносящими прохладу в летний зной, и чинов, званий, почестей и славы...
   - Нет.
   - Но чего же ты тогда хочешь?!.. - чуть не плача, возопил монарх, хватаясь за сердце.
   - Слышал я, что есть у тебя конь заморский, златогривый... - как бы задумчиво начал Волк, и испарина мгновенно выступила у него на лбу.
   Начиналось то, ради чего весь этот спектакль и был затеян.
   То, от чего зависело все.
   - Согласен! - тут же выпалил калиф. - Еще что?
   "Еще?!.." - в первый раз за долгое и долгое время Серый лишился дара речи. Он был похож на человека, который изо всех сил с разбегу налетает плечом на закрытую дверь, приготовившись ее выломать, но оказывается, что дверь мало того, что была не заперта, но и открывалась от себя.
   Но трагикомичность его положения заключалась еще и в том, что потерявший голову от внезапного приступа любви калиф перечислил уже все, что только можно было пожелать, и от всего Волк, не задумываясь, пренебрежительно отказался. И теперь, когда его спрашивали, что еще, кроме коня, он хочет получить за Елену, его воображение, смущенно пожав плечами, отводило глаза.
   - Еще...
   - Да, еще? - бедный калиф, глазами, полными новой надежды, робко заглянул ему в глаза. - Ведь конь - это слишком мало за богиню красоты - прекрасную Елену, я сам понимаю, я не могу просить тебя уступить твою божественную сестру всего лишь за какое-то непарнокопытное!..
   - Еще...
   Что же еще можно попросить?.. Калиф уже предлагал все - драгоценности, рабов, верблюдов, недвижимость, звания... Что осталось?..
   Серый по недавно приобретенной привычке задумчиво пощупал через рубаху волшебное кольцо старого Ханса на груди - грубый рельеф, тяжесть серебра, выпуклость камня...
   Магия.
   - А нет ли у тебя, о состоятельнейший из правителей, каких-нибудь магических безделушек? - заинтересованно спросил он.
   Амн-аль-Хасс нахмурился, то ли стараясь вспомнить, есть ли у него вообще что-нибудь волшебное, то ли перебирая в памяти залежи своих артефактов, как почему-то называл такие вещи царевич, выбирая среди них наиболее бесполезный.
   - Есть, о благороднейший из юношей! - просветлел, наконец, он лицом. - Мы бы, конечно, предпочли подарить ее своей невесте в день свадьбы, но если ты так хочешь - она твоя.
   - Она?..
   - Это старая волшебная медная ваза - любимая игрушка еще нашей пра-пра-прабабушки. Стоит ее потереть и прошептать над ней название любого цветка, как он тут же в ней появится! Правда, забавно?.. Нашему пра-пра-прадедушке она стоила целое состояние!..
   - И все?
   - Клянемся бородой аль-Маруна - больше ничего нет! В наши дни магия не так хорошо распространена в Сулеймании, как раньше!.. Обладатель даже самого крошечного пустяка считает себя счастливчиком!.. А что?.. Почему ты спрашиваешь?.. Этого мало?.. - с содроганием спросил влюбленный калиф.
   - Нет, напротив! Замечательно! - просиял лукавый отрок в ответ. - На том и сговоримся!
   - Как мы счастливы! Как мы рады! - всплеснул короткими ручками вдохновленный калиф. - Звезда удачи сияла над нами сегодня, когда мы выходили из нашего дворца делать добрые дела, и великий Сулейман вознаградил своего ничтожного слугу!.. Добро пожаловать в наше скромное жилище, мои дорогие гости! Проведете остаток ночи в малом дворце, утром начнем приготовления к свадьбе, а вечером справим торжества!
   - Но...
   - Нет-нет!.. Даже не думайте отказываться! Мы и секунды не сможем прожить без нашей несравненной Елены - сердце наше разорвется от мук разлуки, если вы откажетесь принять наше гостеприимство!..
   - Но я...
   - Все наши рабы и слуги, танцовщицы и музыканты будут в вашем распоряжении!..
   - Но мы...
   - Поющие фонтаны, прохладные заросли у ручья, тенистые беседки, беломраморные террасы, изысканные украшения в комнатах гостевого дворца - равных им нет в целом мире!..
   - Ликандр, пожалуйста!.. - не выдержала Елена, но Волка ничто не могло поколебать в его решимости вернуться в караван-сарай и быть рядом со медленно выздоравливающим Иванушкой, на случай, если больному что-нибудь понадобится.
   - Нет.
   Ничто, кроме...
   - А еще сегодня наш повар приготовил заморский деликатес - бананы в шоколаде. Мы уверены, вы такого никогда не едали?..
   И тут Серый сдался.
  
  
   * * *
  
  
   ...Сегодня он снова наблюдал из своего укрытия, как девушка со станом, гибким, как ветка молодой ивы и глазами огромными и бездонными, как горные озера, пришла с простым медным кувшином к фонтану за водой, но в чувствах его уже не было горечи безнадежности, как раньше. Напротив! Он оглядывал ее стройную фигурку, точеное личико и черные косы с ревнивой гордостью владельца. Еще немного - и она будет принадлежать ему, и ее лучистое имя - Фатима - он прошепчет жарко в ее маленькое ушко. Какая красавица!.. Как слепы те, кто считает, что красота, как толстый золотой браслет, может принадлежать исключительно богатым холеным матронам!.. Пусть пребывают ослепленными богатством и знатностью глупые люди. А он сорвет этот пустынный цветок не с клумбы - с бархана, и осыплет его всеми благами и роскошью, о которых любая девушка может только мечтать. Все сокровища мира он бросит к ее ногам. Все чудеса света. Все свое бесконечное одиночество, всю нерастраченную любовь и нежность превратит он для нее самозабвенно в невообразимые радости и наслаждения, наполнив ими каждое драгоценное мгновение ее жизни. И тогда у него на глазах случится истинное чудо - маленькая песчаная фиалка превратится в благоуханную розу, и эта роза будет принадлежать только ему, и цвести только для него. И вся жизнь ее превратится в блаженство, в счастливый рай на земле, и как дурной сон будет прекрасная Фатима вспоминать свои годы в услужении в вонючем старом караван-сарае, с кувшином и тряпкой...
   Он уже почувствовал близость нужного человека.
   Подожди, моя белая розочка...
   Осталось совсем чуть-чуть.
  
  
   * * *
  
  
   Отрок Сергий возвращался в караван-сарай, где оставил два дня назад Ивана, с чувством малыша, который только что поймал первую в своей жизни рыбу - большущего карася - но вместо невода использовал любимый мамин плащ...
   Серебристый конь с золотыми гривой и хвостом послушно шагал за ним, позвякивая при каждом шаге едва ли менее драгоценной, чем он сам, уздечкой, а в замшевой сумке за плечами одиноко болталась волшебная ваза, с виду похожая больше на нечищеный кувшин нерадивой хозяйки. Но калиф сказал, что это не грязь, а благородная патина, и что именно это показывает, какая она старинная, чтобы не сказать - древняя, что придает ей дополнительную ценность, и что лет через четыреста, если ее и далее не чистить, ей просто цены не будет, но для родного брата его ненаглядной Прекрасной Елены ему ничего не жалко, давай, еще выпьем этого искристого шербета и раскурим кальян дружбы...
   Но Серый с детства помнил предупреждения старого знахаря Минздрава, что курение опасно для нашего здоровья, и предоставил пыхтеть и булькать мутным зельем захмелевшему от свалившегося на него в лице своенравной стеллийки счастью Ахмету Гийядину и его гостям. Сам же, ни на секунду не забывая о простуженном Иване, брошенном ими в какой-то пыльной вонючей дыре, именуемой то ли колонна-амбаром, то ли пелотон-чуланом, на милость прислуги, при первой же возможности, прихватив выторгованные призы, помчался к своему недееспособному другу.
   Но шаги его с приближением к сулейманскому постоялому двору - как его там? - все замедлялись и замедлялись, и вся заготовленная заранее и казавшаяся чрезвычайно правдоподобной еще полчаса назад ложь об исчезновении Елены Прекрасной начинала представляться беспомощной и нелепой выдумкой, не способной обмануть даже Ивана.
   Оставалось только надеяться, что царевич еще не пришел в себя, и тогда его можно будет погрузить на Масдая, завести на него же коня - ох и ругани-то будет, но не в сапог же его совать!.. - и быстренько лечь на обратный курс. А там, когда оклемается сердешный, уже поздно будет. И забудется эта спесивая взбалмошная Ленка как страшный сон.
  
  
  
   Хозяин встретился ему у ворот - он провожал старьевщика с повозкой, наваленной дополна всяким хламом, и, прижимая к груди выменянный на копившуюся месяцами рухлядь медный котелок, одновременно пытался выглядеть, не прихватил ли проныра-коммерсант чего ценного со двора.
   Увидав драгоценного коня и одежду его владельца, лопающуюся от золотого шитья и самоцветов, хозяин выкатил глаза, вытянул шею и выронил из рук котел.
   - Что ты на меня так таращишься? - свысока удивился Волк. - Лошадей, что ли, никогда не видел, или меня не узнал? Я теперь - деверь калифа Амн-аль-Хасса. Или шурин? Или свояк... Короче, я обменял свою любимую сестру на его любимого коня, которого и вверяю пока в твои дырявые руки. Заботься о нем до нашего отъезда как о себе самом - и мы вознаградим тебя по-цар... по-калифски. Но если хоть волосок упадет с его гривы - ты свою беспутную башку не найдешь больше и с атласом. Понял?
   - Все понял, ваше высочество, - поклонился до земли хозяин, а, может, просто наклонился подобрать потерю.
   - Исполняйте, - не стал вдаваться в тонкости местного придворного этикета лукоморец, а просто бросил ему поводья, а сам быстрым шагом, чуть не бегом, направился в их с Иваном комнату, на всякий случай морально готовясь к самому худшему - крикам, ссоре, драке, лекции...
   Но к тому, что комната окажется пуста, он готов не был.
   - Масдай, где Иван? - тревожно озираясь, спросил он.
   - Не знаю, - недоумевающе прошелестел ковер с лежанки. - Вчера днем, ближе к вечеру, внезапно очнулся, встал, вышел и больше не возвращался. - Может, пошел вас с Еленой искать?
   - Еще этого только не хватало, - состроил страшную мину Волк, развернулся и галопом вылетел во двор.
   Хозяина он нагнал около конюшни.
   - Эй, хозяин, слышь, как там тебя...
   - Маджид, ваше высочество...
   - Сергий, между прочим, - неловко сунул руку, свежеукрашенную разнообразными перстнями - подарком "зятя" - для пожатия Волк и чуть не отскочил, когда Маджид попытался облобызать ее.
   - Ты че, с ума спрыгнул? - испугано покрутил он у виска. - А ну, прекрати!
   - Как прикажет ваше высочество, - с готовностью согласился хозяин.
   - Прикажу, - ворчливо буркнул Волк, но тут же добавил, вспомнив, зачем он тут:
   - Ты друга моего не видал здесь нигде?
   - Больного?
   - Да хоть больного, хоть здорового - не видал?
   - Нет, не видел, виноват... Я не знал, что за ним... что он встает... Я бы...
   - Ну, ладно, не видел, так не видел...
   И Серый твердым шагом направился к собирающимся в дорогу купцам.
   - Эй, торговый люд, вы тут чужеземца в стеллийской одежде не видали вчера или сегодня?..
   Но ни торговцы, ни слуги, ни ремесленники Ивана не видали.
   Но тут в голову Серого пришла гениальная, как все простое, мысль, и он быстренько выудил из карманов штанов Ярославнин "иваноискатель".
   Ну-ка-ся, ну-ка-ся...
   Но приборчик был мертв.
   "Может, я его просто придавил сильно где-нибудь? Или он перемерз? Или магия выветрилась? И ничего страшного с царевичем вовсе и не случилось?" - думал, не веря сам себе Волк, устало опустившись на низкую каменную скамеечку у фонтана, откуда был хорошо виден единственный вход в караван-сарай. Он сидел, повернувшись разгоряченным обгоревшим местами, лицом к прохладным струйкам воды и задумчиво подбрасывал случайно завалявшуюся в кармане золотую монетку. - "Может, он пошел погулять в город и немного подзадержался? Или нашел себе приятеля и пошел к нему в гости... Или... Или... Ну, почему, когда его лукоморского высочества нет на месте каких-нибудь полдня, я обязательно должен подозревать самое страшное?.. Может же быть десяток... нет, сотня каких-нибудь совершенно безобидных причин, по которой я не застал его в нашей комнате, когда вернулся! Только почему же это я не могу назвать хотя бы одну?.."
   Денежка выскользнула из дрогнувших пальцев Сергия и с едва слышным плюхом упала в фонтан.
   "Да еще и вот это!.." - сердито подумал Волк и уже собрался было засучивать парчовые рукава, чтобы достать ее со дна, как услышал за спиной издевательский смешок.
   - Рученьки-закорюченьки, да, северянин?
   Волк медленно обернулся.
   Рядом стоял смуглый до черноты долговязый юнец в чистой дорожной одежде - видно, собирался уходить с караваном.
   Серый смерил его взглядом и презрительно хмыкнул.
   И этот хмык ясно сообщал всем заинтересованным и не очень лицам, что на его личной шкале таких мелких делений еще не было нанесено.
   - Ты, я вижу, тут впервые? - свысока спросил он.
   - Да, - вызывающе ответил юноша. - Я из Амальгамы.
   - А-а, - снисходительно махнул рукой Волк. - Значит, ты не знаешь.
   И отвернулся.
   - Чего не знаю?
   - Этого поверья.
   - Какого поверья? - не унимался тот.
   - Старинного. О фонтане.
   - О фонтане?..
   - Да. Хотя, по-моему, это знают все... В этот фонтан надо бросить золотую монету, если ты хочешь вернуться в Шатт-аль-Шейх еще раз.
   - Да?.. - озадачился амальгамец. - А если еще два раза?
   - Две золотых монеты.
   - А если бы я хотел здесь поселиться?
   - Прикинь, сколько лет ты бы хотел тут прожить, и за каждый год - по одной серебряной монете. Ну, и за возвращение - золотой.
   - Хм... - юноша хотел сделать вид, что не поверил, но у него не очень получилось.
   Серый со скучающим видом снова отвернулся и стал демонстративно заинтересованно разглядывать замысловатой формы трещину в заборе.
   Меньше, чем через полминуты он услышал мягкое позвякивание отсчитываемых монет, а затем веселый всплеск.
   - Что это ты такое делаешь, Абу? - к их компании присоединился караванщик.
   - Ты когда-нибудь слышал о старинном поверье, о мудрый Хасан, что чтобы вернуться еще раз в Шатт-аль-Шейх, надо бросить золотую монетку в этот фонтан?
   - Да, естественно. Каждый раз так делаю.
   И в фонтан полетела еще одна монета.
   Чего не сделаешь, чтобы поддержать авторитет всеведения перед молодежью!..
   - Абу, Хасан-баба, что там у вас интересного? - окликнули их из одного из караванов.
   - Исполняем древний ритуал перед отправлением, - важно отозвался юнец.
   - Какой ритуал? - заинтересовались в другом.
   - А разве вы никогда о нем не слышали?..
  
  
   * * *
  
  
   Ворота с визгливым скрипом захлопнулись, старый чинар у забора содрогнулся и посыпал листьями. Старьевщик, вытерев рукавом засаленного халата пот со лба, оглянулся по сторонам.
   - Ну, как? - коршуном бросился к нему человек в синем бурнусе, перепрыгивая через три ступеньки крыльца большого дома.
   - Он в наших руках, брат! - изрезанное морщинами, как скомканный лист бумаги, загорелое лицо старьевщика озарилось торжествующей улыбкой, - Все, как мы и рассчитали! Надуть караван-сарайщика было парой пустяков. Хотя, почему надуть? Кувшин за котелок - все честно! - и братья расхохотались.
   - Ну, где же он? - подпрыгивая от нетерпения, младший брат - Иудав, дипломированный черный маг третьей степени, нырнул в кучу хлама на телеге.
   - Здесь, - откинув борт, одним движением руки старший брат, не менее дипломированный черный маг четвертой степени по имени Гагат, сбросил верхние слои, и на самом дне, среди дырявых тазов и гнутых стремян, во всей своей зеленобокой красе, пред ними предстал помятый кувшин.
   - О, как он красив! В жизни ничего не видал прекраснее! - протянул к нему дрожащие руки Иудав. - Вот оно - наше могущество, наше богатство, наша власть над всем миром!.. Мы им всем еще покажем!.. Они у нас еще поплачут!.. Они у нас попляшут!..
  
  
   * * *
  
  
   Зашло солнце, и слуги зажгли факелы во дворе.
   Серый безрадостно выловил из воды небольшое состояние, достаточное для покупки всего караван-сарая и его окрестностей в радиусе километра.
   Иван так и не появился.
   Вздохнув, в который раз отчаянно-безуспешно пытаясь придумать хоть какой-нибудь план поисков пропавшего друга, он натянул сапоги и направился к зданию.
   И натолкнулся на старика.
   Вернее, если быть точным, это старик налетел на него, выскочив внезапно из не успевшей еще прочно приклеиться к земле темноты и, обогнув его и даже не извинившись, прихрамывая и держась за поясницу, под скрип суставов, спешно заковылял дальше.
   Впрочем, его "дальше" было не так уж и далеко.
   Доскакав до мусорной кучи неподалеку от фонтана, старик коршуном набросился на нее и стал яростно расшвыривать, кряхтя, охая и горестно причитая, как будто в поиске случайно выброшенного семейного бюджета на тридцать лет вперед.
   - Дедуль, - обратился к нему Волк, посочувствовав незадачливому пенсионеру. - Чего ищем-то? Может, помочь чего? Может, факел принести? Или лампу?
   - Принеси, - бросил через дрожащее плечо старик, и снова чуть не с головой зарылся в хлам.
   Когда лукоморец вернулся, кучи как таковой уже не было.
   Повсюду - даже в фонтане - валялись и плавали ее бывшие составляющие.
   А на ее месте лежал, скорчившись, растрепанный старик и плакал.
   Волку стало не по себе.
   - Послушай, дед, эй, дедуль! Ты там потерял чего, что ли? - осторожно тронул он за тощее плечо старика. - Деньги, что ли? Так дам я тебе денег, не убивайся ты так из-за ерунды какой-то! Сколько тебе надо?
   - Уйди, отрок!.. Дай мне умереть в одиночестве!.. Мне теперь ничто не поможет!..
   - Да что случилось-то?
   - Его нет здесь... Нет!.. Его украли... Он пропал... Я погиб... Я погиб... - всхлипывал он, не слыша ни единого слова, обращенного к нему.
   - Да перестань ты стонать, дед! - не выдержал Волк. - Не будь бабой! Можешь ты мне толком рассказать, что у тебя пропало, или нет?! Подумаешь, потерял! Найдется завтра! Утро вечера мудренее.
   - Я могу не дожить до утра, о громогласный отрок, - прервав на секунду свои стоны и утерев грязным рукавом глаза, мрачно сообщил старик. - Насколько я знаю, без него я могу умереть с минуты на минуту. И это будет достойным наказанием за мою глупость и гордыню, да будет проклят тот час, когда пришла в мою бесталанную голову эта дурацкая идея!..
   - Да без чего - "без него"-то?!..
   - Без моего кувшина!..
   Первым порывом Серого было расхохотаться, но он заметил при свете факела выражение лица старика, и смех костью застрял у него в горле.
   - Какого кувшина?
   - Моего кувшина. Я там живу. Я джин.
   - Джин?.. Это такая вонючая водка?.. - уточнил лукоморец.
   Мгновенно позабыв про свое бедственное положение, старик то ли с ужасом, то ли с надеждой уставился на него.
   За много столетий ему первый раз приходилось объяснять одно и тоже очевидное явление два раза за два дня. Шарад, джинн-неудачник []
   - Нет, о, гость из далекой страны, - медленно покачал он головой - то ли из-за дежа вю, то ли из-за остеохондроза. - Джин - это я. И мне никогда еще никому не приходилось растолковывать... вот уже целый день... и даже больше... кто такие джины.
   Взведенная до предела нервная система Серого выстрелила.
   - КОМУ ЕЩЕ?! - яростно ухватил он за грудки старика. - НЕМЕДЛЕННО ГОВОРИ, КОМУ ЕЩЕ!!!
   - Вчера... Тоже чужеземцу... Его звали... Звали... Такое трудное иностранное имя... На "Н" начинается... Или на "В"... Нет, на "А"...
   - Где он?!
   - Кто, чужестранец?..
   - Да!!!
   - В кувшине...
   - Чево?.. - хватка Серого от изумления ослабла, и старик смог, ойкая, опуститься на землю.
   - Кхм... Извини... Я не хотел... так вот... Погорячился. Но у меня друг пропал. Иваном звать, - опустился рядом и Волк.
   - Вот-вот! Кажется, это он. Иван. Как я и говорил.
   - Что ты с ним сделал, старый пень?!.. - снова подскочил Серый.
   - Я не хотел... Я хотел вернуться... Вскоре... Когда-нибудь... Может быть... Эта куча лежала тут сорок лет!.. И никто ее не трогал!.. Я погиб...
   - Вот что, как тебя там...
   - Шарад.
   - Да. Шарад. Пойдем сейчас ко мне в комнату, и все по-порядку расскажешь, пока я тебя не убил.
  
  
   * * *
  
  
   Настал великий день и звездный час братьев, о котором они мечтали с самых младых ногтей, со школьной скамьи, как о манне небесной.
   Возможно, не в последнюю очередь из-за своей мечтательности они и оставались на этой скамье гораздо дольше положенного остальным ученикам - сначала на дополнительные занятия, а, когда и этого оказывалось мало - на второй год.
   Не то, чтобы они испытывали какую-нибудь склонность к творению зла вообще и к черной магии - в частности, но это была их семейная традиция, длинная династия знаменитых колдунов и чародеев, и, поэтому перед их отцом никогда не стояло выбора, какому ремеслу отдать учиться своих отпрысков. Хотя, на пятнадцатый год посещения родительских собраний, каждый раз с чувством невинно осужденного, ведомого на публичную казнь, он уже искренне жалел, что их семейная профессия - не погонщик верблюдов или подметальщик улиц.
   Единственное, что удалось привить Гагату и Иудаву за время обучения - жажду отомстить одноклассникам и учителям за долгие годы насмешек и присвоенные по окончании школы прозвища.
   Вообще-то, их присваивали всем магам. Например, среди тех, кто выпускался в один год с ними, были Ахурабан Зловещий, Джамаль Коварный и Кровавый Хамза.
   У них же в дипломах, которые они затолкали в старое ведро и закопали в огороде в выпускной вечер, было кровью по белому записано: "Косорукий Гагат" и "Лопоухий Иудав". Хотя втайне все эти годы старший брат гордился своей более высокой степенью - ее принесла ему настоящая находчивость. Когда экзаменаторы хотели написать ему, как и брату, третью степень, он нахмурился и сказал: "Нет, не надо третью. Я лучше еще на один год останусь." Четвертая степень была ему вписана в мгновение ока.
   Но если принимать во внимание, что остальные ученики, на пять лет их младше, издевательски-самодовольно ухмыляясь в их адрес, выпускались с девятой и десятой...
   Нет, вы как хотите, а такое отношение требовало соответствующего отмщения.
   Над чем братья и начали работать, не покладая рук, в выпускную ночь:
   "Я бы разорвал их живыми на мелкие кусочки, начиная с ног..."
   "А я бы поджарил их на медленном огне..."
   "А я бы..."
   С тех пор прошло тридцать лет.
   На смену подростковым грезам пришло понимание того, что если ты сам не можешь чего-то сделать, то надо найти того, кто сможет сделать это за тебя.
   Наемные убийцы, после пятой попытки и дурной славы, распространившейся в их профессиональной среде о заказах братовей, отпали почти сразу.
   Нужен был кто-то другой - огромный, сильный, всемогущий и послушный твоему приказу...
   Как джин, например. Мечта Иудава и Гагата []
   Вычислить местонахождение одного из оставшихся представителей этой древней расы, порабощенной еще самим калифом Сулейманом, им помог перед смертью отец.
   "Жаль, что старик не дожил до этого светлого момента," - почти одновременно мелькнула мысль у обоих братьев, и на их суровых глазах выступили непрошеные слезы. - "Надо было для сеанса гадания на внутренностях найти кого-нибудь другого..."
  
  
  
   Иудав бережно, обеими руками, поднял с телеги кувшин и медленно и осторожно, как сапер - мину с прошедшей войны, понес его в дом.
   Тяжелая дубовая дверь с гулким ударом захлопнулась за ними.
   Со стен, как всегда, полетела пыль, клочья штукатурки и кусочки глины.
   Человек на чинаре чихнул.
   Потом ойкнул.
  
  
  
   Кувшин был торжественно водружен на стол в центре маленькой тесной комнатки, заваленной старой мебелью, чучелами рептилий, комплектующими к перегонному кубу, коробочками и мешочками с редкими компонентами к причудливым и опасным заклинаниям и тому подобными вещами, присутствие коих в любом жилище волшебника просто обязательно.
   Колдуны быстро задернули плотные шторы с изящным узором из костей и черепов, зажгли по углам стола четыре черные свечи из жира четырех повешенных в пятницу тринадцатого и палочки благовоний (судя по распространившемуся запаху, доминирующей являлась вторая половина этого слова) и встали напротив.
   - Ну, что ж, начнем, - выдохнул Иудав и братья, как договаривались раньше, одновременно протянули руки и потерли бок кувшина.
   Сначала ничего не произошло.
   Но после второй попытки, Иван, очнувшийся от отупляющего оцепенения и не в силах более противостоять неведомым и странным ощущениям, потянулся вверх, вверх и ввысь, пока не ударился головой о прогибающийся, как сетка кровати в общежитии, потолок в старых потеках и удивленно не остановился.
   Опять какая-то незнакомая комната...
   И смрад такой, что хоть из окошка не выпрыгивай.
   Наверное, тут или что-то давно сдохло, или только что сожгли с десяток подушек.
   И не исключено, что оно на этих подушках и испустило свой последний вздох...
   Не мог уж Сергий найти что-нибудь поприличнее. Или хотя бы проветрить...
   Сергий!
   Где он?
   Где Елена?
   Где Я?!
   Смутные воспоминания о вчерашнем дне, как паспорт, пропущенный через стиральную машину, стали медленно, по кусочкам возвращаться к царевичу...
  
  
  
   Иван приподнялся на своей лежанке, спустил ноги на пол и открыл глаза.
   Кто-то позвал его?
   Или почудилось?
   Где я?
   Желтые стены, желтый луч солнца, пробивающийся через окошко и освещающий столб желтой танцующей пыли...
   Жара...
   Знакомое похрапывание, дрожью отдающееся во всем теле...
   Масдай.
   А где Сергий?
   И Елена Прекрасная?
   И где я?
   Может, это и есть тот самый постоялый сарай?.. Или двор-караван?... Про который говорили?..
   Наверное... Но, по-моему, это как-то по-другому должно называться... Сейчас вспомню... Только вот голова перестанет кружиться...
   Голова... Огромная, пустая, как из меди сделанная: только тронь - и загудит, как колокол... Как чужая... Котел медный, а не голова...
   Ах, да...
   Я же болел.
   Сколько времени прошло?..
   И снова показалось, что кто-то позвал его.
   И тут царевич понял, что он не может ни мгновения противостоять этому слабому, но притягивающему зову, быстро непослушными руками натянул сапоги и подкашивающиеся, протестующие ноги против своей и его воли осторожно, чтобы не уронить, понесли его из комнаты, по коридору и во двор, где толпились, переругивались и потели под человеконенавистническим светилом люди, ишаки, собаки, верблюды и лошади, и дальше - в самый конец огромного, как площадь, двора - к навесу, где фонтан с низким каменным бортиком, кузница, тележная, шорная и Бог еще знает какие мастерские, куча мусора у самого забора - как же у них тут заборы-то называются?.. диваны?.. поддувалы?.. как-то так... - и, без единой остановки, прямо к этой куче.
   Несмотря на суету и толчею в середине двора, тут было безлюдно. Даже мастера все разом разошлись куда-то, прикрыв свои пахнущие ремеслами лавки.
   Вокруг не было ни единой живой души.
   Но Иван почувствовал, что пришел, куда был должен.
   Его бросило в холод.
   - Кто здесь? - дрожащим от слабости и (совсем чуть-чуть) от нехорошего предчувствия голосом просипел он.
   - Удачного дня тебе, о добрый чужестранец, - прозвучал прямо в его больной голове, а, может, просто послышался, тихий почтительный голос.
   Может, у него опять начался бред? Или галлюцинации? Или солнечный удар? А, может, он просто сошел с ума?.. Никогда не думал, что это будет так просто...
   - Кто здесь? - хриплым шепотом повторил он, бессильно опускаясь на кучу переживших свою полезность вещей, изо всех сил надеясь, что ему все это всего лишь померещилось. Что через пару минут, отдохнув, он поднимется, возьмет вон ту оглоблю, чтобы опираться на нее, и потихоньку пойдет обратно в свою душную и пыльную, но кажущуюся сейчас такой уютной и безопасной, комнатушку.
   - Прости меня, ничтожного, о, чужестранец, что взял я на себя смелость нарушить твой сон и отдых, но очень скоро ты бы пошел на поправку, и я не смог бы поговорить с тобой. Я должен был успеть сделать это сейчас, пока ты все еще слаб, и способен слышать меня. Для меня это очень важно. Вопрос жизни и смерти твоего недостойного раба...
   - Значит, я не брежу? - пробормотал Иванушка, спрашивая, скорее, себя самого, чем какие-то голоса в голове, но тут же получил ответ:
   - Нет, о, благородный путешественник. Ты в ясном уме, и я не плод твоего воображения.
   Что-то кисло подсказывало Иванушке, что то, что сейчас с ним произойдет, даже его воображение наплодить было не в состоянии. Но все равно, вместо того, чтобы развернуться и убежать, уплестись или просто уползти, если на большее и скорейшее сил не хватит, пока есть время, он, как зачарованный, оставался сидеть на обломках большущего тележного колеса и не спеша беседовать сам с собой.
   Хотя, почему "как"?..
   - Меня зовут Шарад, - представился голос.
   - Иван, - автоматически кивнул в ответ царевич.
   - Умоляю тебя, о, отзывчивый сын далекого Севера Иван, выслушай мою печальную историю любви - она отнимет немного времени - ибо, кроме тебя, помочь мне никто не в состоянии. А если я не встречусь с предметом страсти моей и желаний моих, я наложу на себя руки, клянусь куфией Сулеймана, и пусть вечное проклятие и беспросветный мрак тяготеют над моею безутешной душой в загробном мире. Лучше уж это, чем быть разлученным с нею навсегда...
   - Шарад? Ты где? Почему ты прячешься? - потеряно повел глазами Иванушка. - Может, ты выйдешь, чтобы мы могли поговорить?
   - Я не могу выйти, о сердобольный странник Иван, и об этом будет моя короткая, но печальная история.
   - Тебе нужна моя помощь? И ты влюблен? - свои собственные мучения безответной любви, слегка подзабытые за время болезни, с новой болью всколыхнулись в сердце царевича, и из уст его вырвалось тоскливое:
   - Она тебя тоже не любит?..
   - Она даже не знает о моем существовании, чужеземец Иван... Каждый день я наблюдаю, как приходит она за водой к этому фонтану, и душа моя поет от счастья, что могу я лицезреть ее, и заходится от горя, что никогда не смогу я подойти к ней, взять ее за руку и открыть свое огромное и жгучее, как праматерь всех пустынь, чувство. Когда она подолгу отсутствует, я схожу с ума от горя, думая, что она ушла из этого караван-сарая, и больше никогда я не увижу я ее... Жизнь моя впервые наполнилась смыслом и радостью в тот миг, когда я впервые увидал Фатиму...
   - Но почему... - в который раз попытался выяснить Иванушка не слишком послушным голосом. - Почему ты не выйдешь к ней?
   И в ответ услышал безысходное:
   - Потому, что я - джин.
   - Джин?.. Это такая вонючая водка?.. - недоуменно наморщив лоб, переспросил он.
   - О, нет же, странник Иван. Джин - это... Это... Это я, - растеряно произнес голос. - Знаешь, мне никогда еще никому не приходилось объяснять, кто такие джины. Здесь, в Сулеймании и в сопредельных странах, каждый младенец знает, кто такой джин... Джин - это одно из магических существ, таких, как пэри...
   Лукоморец нерешительно пожал плечами.
   - Дэвы, например, или гурии... Ну, в общем, это и не важно, - закончил Шарад, видя, что его примеры не достигают цели. - Джины живут в кольцах, лампах, кувшинах, вазах и прочих предметах из металла и могут быть вызванными своими хозяевами, чтобы исполнить любые их желания. Джины почти всемогущи, когда выполняют приказ. Но у них нет и не может быть своей воли и своих желаний. То есть, я хочу сказать, что, конечно же, желания у нас есть, но какому человеческому существу будут интересны желания какого-то джина, когда у них своих хватает... - в голосе Шарада зазвучала обида и горечь. - Джины для них - всего лишь предмет, такой, как стол, кровать, арба - они служат только для удовлетворения собственных потребностей... То, что мы обречены на одиночество, даже если полюбим, хозяина джина никогда не волнует. Всесильные изгои - вот кто мы... - проникновенный голос джина обволакивал и завораживал, заставляя Иванушку нервно впитывать малейшую смену интонаций. Хотелось сопереживать, страдать и плакать вместе с ним, дружить с ним, сделать для него все, что он ни попросит - ведь он так несчастен, так одинок, так зависим от тебя, и это не он, а ты всесилен...
   - Нет, Шарад, ты не прав! - горячо воскликнул Иванушка, уже не заботясь о том, что вид одиноко сидящего на куче мусора и дискутирующего самого с собой человека способен привлечь множество скептически настроенной аудитории. - Не все люди одинаковы! Не все мы - бездушные эгоисты! Я тронут до глубины души твоими глубокими чувствами и твоими страданиями, и если есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы помочь тебе соединиться с любимой - только скажи мне! Правда, я пока сам едва держусь на ногах после болезни, и, кажется, не очень хорошо соображаю... Голова... Что-то не то с головой... Как будто все время кружится... И набита ватой... Как будто это не моя... И не голова... Ох, что я такое несу!.. Но это ничего. Я все равно клянусь сделать все, что в моих силах, джин. Доверься мне.
   - О, я догадывался, что ты, чужеземец Иван, добросердечный и отзывчивый человек, но так боялся в это поверить... По-настоящему добрый человек так же редок, как дождь в пустыне...
   - Что я могу для тебя сделать? - мерзнувшего доселе Иванушку мгновенно бросило в жар и краску.
   - Я не знаю, пойдешь ли ты на такое ради какого-то незнакомого джина, даже не человека...
   - Рассказывай!
   - Я занимался исследованиями многие десятки, и даже сотни лет, прочел тысячи древних манускриптов и редчайших фолиантов по теории и практике магии - одиночество располагает к занятиям - и пришел к открытию, которое еще нуждается в подтверждении, но если мой вывод верен - это перевернет нашу привычную безрадостную жизнь. Он прост, как все гениальное. Я понял, что могу привести жену из людей к себе в кувшин...
   - ???!!!
   - Не пугайся, это всего лишь внешняя оболочка моего мира в вашем мире. Он ничуть не хуже вашего - я могу сделать его таким, каким хочу. Я могу сделать его лучше!.. И если кто-то согласится занять там мое место на время, пока я буду находиться в мире людей, а после того, как мы с моей возлюбленной вернемся, согласится его покинуть... Но я знаю - никто не снизойдет до желаний какого-то там...
   - Я готов, - твердо, насколько позволяло ему здоровье, заявил царевич. - Говори, что надо делать.
   Кто-то недоверчивый и осторожный, испуганный донельзя, глубоко в подсознании отчаянно бился о неприступные стены благих намерений Иванушки, которые вот-вот должны будут быть разобраны на мощение известной всем дороги, истерично выкрикивая при этом предупреждения вперемежку с неприличными эпитетами, адресованными ближайшему соседу - сознанию, но тщетно.
   У него не было бы ни малейшего шанса быть услышанным и в лучшие-то времена...
   - Благодарю тебя, о милостивейший из смертных... Я никогда не забуду твоего величайшего дара... - вкрадчивый голос джина обтекал и расстилался. - Вытащи из этой кучи мусора мятый позеленевший кувшин - он лежит под сломанным верблюжьим седлом... Нет, это шлем караван-баши - седло правее... Так... Теперь потри его... Сильнее... Еще... Есть!..
   Из горлышка потянулся легкий бледный дымок, и из него безо всякого предупреждения материализовалась человеческая фигура размером с куклу. Одета она была в синюю чалму с павлиньим пером и нечто, напоминающее разгрузку спецназовца, из бесчисленных кармашков и отделений которой торчали горлышки пузырьков, корешки книг, веточки трав, шнурки, неидентифицированные костные останки, перья, свитки, огарки, клочки меха и прочие загадочные предметы, сделавшие бы честь мастерской любого алхимика, алфизика и албиолога современности.
   - Приветствую тебя, о великодушнейший из великодушных, - молитвенно сложив руки, склонилось перед Иваном явление.
   - Честно говоря, я представлял тебя себе... себя тебе... себю тебю... короче, слегка повыше, что ли... - вяло подивился Иванушка.
   - Я могу быть любого роста, какого только пожелаю, - сурово нахмурился джин. - Сейчас я не хочу, чтобы на нас обратили внимание, о наблюдательный юноша. Итак, на чем я остановился?
   - На приветствии?
   - Хм. Да. Так, о чем это я? Ах, да. Во истину, божественное провидение свело нас в этом убогом караван-сарае в этот счастливый для меня месяц. Такого человека, как ты, найти практически невозможно. Ты готов, о милосерднейший из милосердных, чье имя я не устану благословлять в веках? Ты еще можешь отказаться от своей затеи.
   - Нет, - ответил царевич и почувствовал, что отказаться поменяться местами с Шарадом он может не больше, чем добровольно отказаться дышать.
   "Нет!!!.." - отчаянно донеслось откуда-то из глубины подсознания, но тоскливый безгласный вопль сей бесследно затерялся в закоулках бессознательного.
   - Тогда приступим, - нервно потер ручки джин. - СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА И ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ...
  
  
  
   Иванушка огляделся вокруг еще раз, и ему показалось, что он спит, и снится ему, что вырос он большой-пребольшой, как иногда мечтал в детстве, аж под самый потолок, а внизу стоят люди и удивляются...
   - ...Почему он молчит?
   - Откуда я знаю?!
   - Ну, у тебя же четвертая степень, ты тут у нас самый умный, все должен знать... - маленькое липкое чувство зависть за тридцать лет тоже времени зря не теряло.
   - Сам лучше помолчи, тупица. Да подожди. Он же на воле не был, считай, тысячу лет, сейчас посмотрит, придет в себя, и спросит.
   - Это тебе не каменщик после гашиша! Это не так работает! Он же магическое существо, он должен быть готовым исполнять желания в любой момент, ученый болван! Так написано!
   - Так ты еще и читать умеешь? - не удержался Гагат, и пока Иудав, готовый лопнуть от возмущения приходил в себя, решил взять инициативу в свои руки и торжественно произнес:
   - Если гора не идет к Сулейману, то Сулейман идет к горе. Готов ли ты выполнить любое наше приказание, о порождение ночи? Отвечай немедленно!
   Сказать, что Иван появился на свет белый в лучшем из своих настроений, значит было покривить душой.
   - С какой стати? - мрачно сложил он руки на груди.
   - Что-о-о?!.. - протянули маги хором - по такому случаю, дар речи вернулся и к Иудаву.
   - И вообще - кто вы такие? Это вы унесли этот кувшин из... от... с... откуда вы его унесли, а? Кто вам разрешил? - возмущенно выговаривал им царевич. - А ну-ка, быстро верните его на место! Вам лучше меня не злить!
   - Но ты должен выполнять наши приказания!.. - беспомощно попытался убедить его Гагат.
   Впервые в жизни Иван пожалел, что получил хорошее воспитание.
   - Ваше общество вызывает у меня начальные симптомы идиосинкразии, - недолго подумав, наконец, выдал он литературный аналог того, что Сергий, без сомнения, сказал бы по этому поводу. - И вы слышали, что я сказал.
   Фигура лукоморца налилась мощью и угрозой и аварийным балконом нависла над незадачливыми колдунами. Тени сгустились, испуганно забившись в угол. Черные свечи вспыхнули как факелы и вмиг погасли, шипя и брызгаясь, превращая простую вонь в зловоние.
   - Считаю до трех: раз... два...
   Неизвестно, что сделал бы Иван, досчитай он до трех - но у него было ощущение, что сделать он мог все, что угодно - хоть построить дворец, хоть разрушить город. Но тут начитанный - как ни за что, ни про что обозвал его брат - Иудав в панике вскинул руки, и с перепугу вспомнил самое короткое заклинание изгнания джинов, за незнание которого в свое время ему и прилипла кличка "Лопоухий" - на экзамене он перепутал его с заговором на увеличение ушных раковин у слонов.
   - КаталА-кутилА-катилА!!!..
   Иванушка едва успел удивиться и исчез.
   - Если гора не идет к Сулейману, то гора идет подальше! - торжествующе, дрожащим голосом объявил Иудав и пошел к окну раздергивать шторы, по дороге, как бы невзначай в темноте, наступив упавшему Гагату на пальцы.
   - Что это было? - чуть ли не в один голос спросили братья друг друга, когда подобие порядка в комнате было восстановлено.
   Оба, покосившись подозрительно друг на друга в поисках следов подвоха, задумались было над этим вопросом, но Гагат, как самый старший и образованный из двух, первый важно покачал головой:
   - Никаких сомнений быть не может. Это был джин. Потому, что он откликнулся на призыв и сгинул, когда его изгоняли - кстати, блестяще проделано, братец.
   Иудав покраснел.
   - Мое предложение - пойти купить ящериц...
   - Опять ящериц!.. Ящерицы, змеи, жабы - когда это кончится!... Это профанация нашего ремесла!..
   - ...и погадать, - не обращая внимания на ворчание брата, продолжал Гагат. - Сегодня вечером будет полная луна и крупные, качественные звезды. В конце концов, даже если ящерицы не сработают, у нас всегда есть кофейная гуща, кости, красные камни пустыни Перемен, перья птицы Рух, жала летающих скорпионов и задние глаза чешуйчатых летучих мышей - это нас еще никогда не подводило! Мы обязательно разберемся с этой загадкой! А пока давай, уберем этот треклятый кувшин в футляр, который мы для него приготовили и поставим куда-нибудь подальше на полку. Он - джин. А раз так, то никуда он от нас не денется.
  
  
   Не успела калитка захлопнуться за братовьями, как с чинара сполз, а, может, свалился, молодой человек лет двадцати, а за ним еще один, помладше.
   Воровато оглядываясь и прислушиваясь (профессия обязывала), старший юноша, мягко ступая по белому песку двора, быстро приблизился к входной двери и припал к замку.
   Касим и Фарух караулили этот дом целый день. Касим специально с самого утра выбрал место на другом конце Шатт-аль-Шейха, где он был еще не так узнаваем, и присмотрел это загадочное жилище.
   Дом был старинным, большим, с тенистым садиком, стойлом на пять верблюдов и летней кухней. Не беда, что выглядел он запущено и неопрятно - если владельцы до сих пор не продали его, значит, у них найдется, что украсть. Ну, а чем неопрятней, тем сложнее будет им понять, что именно было украдено.
   Хотя, если быть точным, то караулил один Касим, а Фарух то и дело пытался улизнуть, пока Касим не прибил его и не пообещал в следующий раз зарезать его абсолютно бесплатно, если Фарух не желает отрабатывать занятые и до сих пор не возвращенные им деньги.
   После этого Фарух прижался к стволу дерева и замер, и не проронил ни слова до тех пор, пока хозяева - два не то алхимика, не то звездочета - не ушли по своим делам.
   Они даже не позаботились запереть дверь, изумился Касим.
   Работать надо было быстро - неприятности ни с хозяевами, ни со стражей им были ни к чему.
   Что можно было украсть у алхимиков?
   Касим давно слышал рассказы о том, что один купец слышал в каком-то караван-сарае, как погонщик верблюдов из другого каравана рассказывал кузнецу, как брат его жены своими глазами видел человека, который говорил с дервишем, который как-то подслушал разговор водоноса и гадальщика о том, что младший брат чайханщика в безлунную полночь видел, как из дома какого-то алхимика выбрасывали оплавленные и покореженные остатки разных металлов.
   Почему оплавленные и покореженные?
   Потому, что они получали из них золото, почему же еще!
   И эти двое сегодня завезли полную повозку всяких ненужных железяк. Кого обмануть хотели! Для чего они им нужны, было понятно любому ребенку.
   Ждать, пока они сделают из них золото, Касим не стал, решив, что за ним можно будет наведаться в незваные гости и второй, и третий (если понадобится) раз, и решил пока довольствоваться тем золотом, которое, наверняка, осталось у них с прошлого раза.
   Быстрый проход по первому этажу с перерыванием сундуков, шкафов и полок, забитых странными и непонятными предметами, с периодическим подпиныванием совсем впавшего в ступор Фаруха не дал ничего, кроме уверенности в профессии владельцев дома. "Наверное, они прячут свое золото в подвале," - решил сообразительный воришка, но, поскольку люк, ведущий в подземную часть дома, был заперт на большой негостеприимный замок, Касим решил сначала пройти по второму и третьему этажам в поисках чего-нибудь легко собираемого и столь же легко продаваемого на рынке.
   Тщательный осмотр принес ему несколько золотых блюд, черненого серебра кубков, заморской школы больших медных тазов, декоративных старинных ножей с рукоятками из слоновой кости (все почему-то с какими-то странными бурыми пятнами), пары браслетов с рубинами, четырех тяжелых медных подсвечников с вонючими черными свечами, которые он, не задумываясь, тут же выбросил ("Ага, я же говорил, что они - алхимики!") и ящичка сандалового дерева, обитого сафьяном с золотым тиснением, закрытого на маленький медный, тонкой работы, замочек.
   К неудовольствию Касима, ящичек в их небольшой мешок уже не влез, и он сунул его в руки своему подельнику, который до сего момента больше стоял столбом или мешался под ногами, чем помогал.
   - На, понесешь, - не терпящим возражения шепотом приказал Касим и быстро, но га, я же говорил, что они - алхимики!с вонючими черными свечами ("е желает отрабатывать занятые и не возвращенные деньги. овор бесшумно побежал по лестнице вниз.
   И на первом этаже столкнулся нос к носу с Гагатом.
   - Ты кто? Что ты тут... Стой!!!
   Касим мгновенно развернулся и побежал наверх, рассчитывая выпрыгнуть на улицу из окошка второго этажа.
   Если бы он обкрадывал дом алхимиков, или даже звездочетов, ему бы это удалось.
   Когда черная вспышка, ослепившая всех, погасла, под ноги окаменевшего от ужаса Фаруха упало то, что еще несколько секунд назад называлось Касимом.
   Печально звякая о каждую ступеньку, докатилось до первого этажа и окончило свои дни покореженное и оплавленное золотое блюдо.
   - Это воры!!!..
   - Вон еще один! - злобно ткнул пальцем в сторону стоящего пролетом выше Фарух Гагат, нарушив пелену молчания.
   - Дай мне убить его!!! - оттолкнул брата Иудав, и из пальцев его вылетел черный шар.
   - У него кувшин!!!.. - дуга ядовито-зеленого света другого заклинания ударила по глазам. Соприкоснувшись с черным шаром, дуга покраснела, во все стороны полетели жгучие белые искры, и весь этот фейерверк с шипением и треском вгрызся туда, где только что стоял потрясенный воришка.
   Но его там уже не было.
   - Где он? - в который раз обежав все три этажа и выглянув на улицу, спросили братья друг друга, встретившись у останков вора, обнаруженного первым.
   И в который раз ответили друг другу:
   - Не нашел...
   - Может, его так ударило, что и мокрого места не осталось?
   - А кувшин?!.. Кувшин - предмет магический!!! От него хоть что-то должно было остаться даже при прямом попадании!!!
   - Чего ты орешь?! Я что, глухой?!..
   - Послушай. Ты какое заклинание использовал? - пришло вдруг что-то в голову Гагату.
   - Жгучую Смерть Андипала. А что?
   - А я - Отклонитель Гупты.
   - Ну, и что из этого? - все еще недоумевал младший брат.
   - Ты помнишь, что нам говорили в школе по поводу возможных эффектов комбинированного применения этих заклинаний?
   - Нет, - с гордостью тут же отозвался Иудав.
   - И я - нет...
   - Ну, и зачем спрашивать?
   - А затем, что подозреваю я, что отклонилась у нас не твоя Жгучая Смерть, а вор. Вместе с кувшином.
   - Куда?.. - словно боясь поверить в сказанное, медленно, шепотом едва выговорил Иудав.
   - Не знаю...
  
  
   * * *
  
  
   - ...И ты ЧТО?!
   - И я, получив свободу, побежал искать Фатиму. Я думал, что, попав в мир смертных, что еще не удавалось ни одному джину за всю историю существования нашего племени после порабощения калифом Сулейманом, по-прежнему смогу владеть своей магией...
   - Ты не собирался возвращаться, - бесцветно констатировал факт Волк, сжимая рукоять меча так, что костяшки побелели. - Ты, старый саксаул, не собирался возвращаться в свой вонючий кувшин, даже когда нашел бы эту Потьму.
   - Фатиму...
   - Какая разница!!!
   - Я нашел ее... Она поддалась моим уговорам, и мы... Но через насколько часов я почувствовал... Я превратился в больного немощного старца!.. Моя магия утекает из моей разбитой смертной оболочки вместе с жизнью, как вода из дырявого ведра. Нет, все-таки джины не предназначены для жизни в мире смертных... И я убедился в этом ценой своей жизни. Попасть обратно в кувшин - моя единственная надежда. Помоги мне найти его, о справедливый юноша!.. Твой гнев оправдан, я виноват перед твоим другом и тобой... Но сейчас... Если ты мне не поможешь, ты никогда больше не увидишь его... Даже если ты найдешь кувшин после моей смерти, никто другой, ни один даже самый великий маг на свете не сможет помочь ему вернуться в ваш мир.
   - Ну почему, почему ты, из всех людей вокруг, выбрал именно моего Ивана?!
   - Потому, что он был больной, его естественная защита ослаблена, и он мог слышать мой призыв. Но это не главное. Главное то, что из всех людей, которых я видел или чувствовал с тех пор, как совершил свое открытие, он был единственным, кто согласился бы заменить меня на время, даже если бы был абсолютно здоров...
   - Ах, ты ж, саксаул недобитый... - начал угрожающе подниматься с ковра Волк.
   - Поставь себя на мое место, о, Сергий!... - взмолился джин.
   - Ты эту тактику на Иване пробуй!..
   Но, несмотря на кипящую и выплескивающуюся через края возмущенного разума ярость, Волк последовал совету старика.
   - Ты абсолютно уверен, что твой кувшин находился именно в той куче? - угрюмо поджав губы, спросил он через несколько минут.
   - Абсолютно! Она сорок лет лежала на этом месте, и никто ее не убирал - она только росла и покрывалась пылью со временем!..
   - Может, это были тимуровцы?
   - Кто-о?!
   - Тимуровцы. Люди из войска хана Тимура. Один мой друг рассказывал, был такой в ваших землях не так давно. А, может, до сих пор жив. Его гвардейцы так пошутить любили. Например, у трактирщика, бывало, спросят, любые ли он деньги берет. Тот, естественно, и рад. А они расплачиваются за обед ракушками вместо нормальных денег. Тот начинает возмущаться, а они ему - что на эти ракушки где-нибудь в Узамбаре слона купить можно... Или придут под вечер к рыбаку и спросят: "Сети нужны?" А у того есть, он и ответит, что нет. А утром смотрит - сетей и нету...
   - Никогда про таких не слышал, - ворчливо отозвался Шарад. - Соврал, наверное, твой друг...
   - Иван-то?.. - мысль о том, что Иван может соврать, Серому была так же чужда, как ракушечные деньги - порядочному сулейманскому трактирщику.
   - Иван? - переспросил джин. - Твой благородный, доверчивый друг Иван? Нет... Но, все равно, я не думаю, что...
   - Постой! - вдруг хлопнул себя по лбу Серый. - Я же сегодня, когда в ваш этот постоялый двор заходил...
   - Караван-сарай, - подсказал Масдай.
   - Ну, да, вот.. Так я же видел, как из ворот выходил старьевщик с тележкой. А на ней, естественно, куча всякого хлама!.. Мы можем спросить у хозяина - может, он его знает?..
   Через пять минут удрученный Сергий вернулся в комнату. Караван-сарайщик Маджид не знал этого старьевщика, и вообще видел его в первый раз.
   Единственная ниточка, связывающая его с Иваном, не успев размотаться, оборвалась.
   Это был конец.
   - Я не знаю, где его искать, - угрюмо опустился на Масдая Волк. - Конечно, можно обойти всех старьевщиков и мусорщиков Шатт-аль-Шейха и все городские свалки, но что-то мне подсказывает, что пользы от этого не будет... А ты... Послушай, Кроссворд...
   - Шарад.
   - ...Ты же обладаешь еще какими-то остатками магии. Почему ты не можешь воспользоваться ими, чтобы найти свой драгоценный кувшин?
   - Потому, что это усилие убьет меня, о прозорливый отрок, - вздохнул джин.
   - А, может, нам тогда надо обратиться к каким-нибудь предсказателям там... Или гадальщикам...
   - Предсказателям!.. Гадальщикам!.. Шарлатаны!!!.. - презрительно фыркнул Шарад. - Да я с закрытыми глазами гадаю и предсказываю лучше самого прославленного из них!..
   - Вот и погадай!!! - взорвался Серый, и, если бы не опасение вытрясти невзначай дух из старика, ухватил бы его за грудки, как давно чесались у него руки. - Раз не можешь придумать ничего получше - погадай!..
   - Погадать?.. Погадать?... Погадать МНЕ?!... Отрок Сергий, ты самый гениальный юноша, когда-либо встречавшийся на моем пути!!!
  
  
   * * *
  
  
   Фарух обессилено опустился на песок на самом берегу моря и обнял руками колени, потом голову, потом - снова колени.
   Абсурдность ситуации от этого не менялась.
   Краденый ящичек все еще лежал неподалеку, слегка омываемый прибоем, там где он его бросил, когда, взмахнув руками, попытался удержаться на ногах и не удержался, увидев, где очутился.
   Остров оказался маленьким и необитаемым до безобразия. В середине его возвышалась невысокая гора, поросшая редким корявым лесом с куполообразной голой вершиной. Склоны ее были усеяны костями крупного рогатого и не очень скота, что оптимизма тоже не добавляло.
   Что он тут делает?
   Как он тут оказался?
   И, самый важный вопрос - во сколько ближайший рейс до Шатт-аль-Шейха?
   Ни на один из этих вопросов ответов с самозабвением предававшийся греху уныния Фарух дать не мог.
   Впрочем, чего еще можно было ожидать от его судьбы-злодейки, угрюмо размышлял он...
   Сейчас он начинал понимать, что все его злоключения начались с того самого далекого дня в детстве, когда верблюд из какого-то каравана чуть не наступил на него. Веселый караванщик с крашенной хной бородой поднял его на руки, и, чтобы он не ревел, прокатил на своем верблюде два раза мимо дома. И тогда маленький Фарух понял, кем хочет быть, когда вырастет.
   Сын портного, он не захотел учиться ремеслу отца и всячески увиливал от уроков и работы в мастерской, пока это было возможно. Скучная тесная лавка, пыльные ткани, тупые иголки и заказчики - все это было не для него.
   Фарух мечтал быть купцом, и никем иным.
   Отец же мечтал вправить сыну мозги, чем и занимался часто и подолгу, с применением холодного оружия ремня.
   Потом однажды ночью отец пропал, попавшись, по слухам, в недобрый час добрейшему калифу; портновскую лавку вместе со скудными припасами мать продала за долги, есть в доме стало нечего, и откладывать исполнение заветного желания не было больше никакой возможности.
   И Фарух пошел на поклон к соседу Касиму - приятелю по мальчишеским играм, у которого всегда необъяснимым образом водились деньжата. Он занял тридцать золотых, закупил товар, взял в аренду лавку на базаре и стал торговать.
   В первую же ночь лавку его обокрали.
   На следующий день Касим потребовал возврата долга.
   Естественно, ни денег, ни товара у него не было, и тогда Касим, припугнув ножом, заставил его отрабатывать должок - идти с ним воровать.
   Он мог выбрать дом какого-нибудь судьи или менялы.
   Он выбрал дом колдунов...
   Касиму повезло - он умер сразу.
   Сколько Фарух теперь проведет на этом проклятом острове перед тем, как его сожрет анонимный любитель коров и лошадей с вершины горы - оставалось только догадываться...
   Если, конечно, сначала он сам не умрет от голода.
   При мысли о голодной смерти голова Фаруха сама по себе повернулась в сторону медленно смываемого прибоем обитого сафьяном ящичка.
   Может, там есть еда?
   Ну, не мясо, конечно, но хотя бы халва, или рахат-лукум...
   Или головка сахара...
   Или - предел мечтаний - сухари?..
   Замок не открывался.
   "На базаре я бы мог выручить за него, наверное, полдинара," - со вздохом доломал красивый ящичек неудавшийся купец и заглянул вовнутрь.
   "И это все?!.." - разочарование Фаруха не знало предела.
   Пожалуйста - лишний раз довлеющий над ним рок состроил ему обидную рожу. Если бы такой же ящик открыл сейчас кто-нибудь из его друзей, наверняка, там оказались бы если и не сласти, то хотя бы какие-нибудь украшения или деньги, и он умер бы голодным, но богатым.
   Ему же попался всего лишь какой-то жалкий зеленый мятый кувшин!..
   Ну, скажите, пожалуйста, какой дурак прячет в ТАКОЙ футляр ТАКОЙ кувшин?!..
   Зачем его вообще туда надо было запирать, как какую-нибудь фамильную ценность?!..
   Ему место на мусорной куче!
   Фарух со злостью размахнулся, собираясь зашвырнуть свой трофей подальше в море, но вдруг рука его остановилась.
   До него только что дошло, что он сейчас подумал.
   Кто-то кладет мятый позеленевший кувшин, который не на всякую свалку возьмут, в футляр ценой в полдинара и вешает на него замок ценой в динар?
   Нет...
   Так не бывает...
   Фарух замер, задержал дыхание, закрыл глаза, и, если бы смог, остановил бы и чехарду мыслей в голове, из опасения, что, даже подумав ОБ ЭТОМ, он может спугнуть тот самый шанс, который дается смертному раз в жизни, да и то исключительно в старых преданиях.
   Дрожащими, мгновенно вспотевшими не от жары, а от волнения, ладонями он, как бы невзначай провел несколько раз по тусклому шершавому боку кувшина.
   Ничего не случилось.
   Ругая себя, презирая, стыдя и насмехаясь над собой, Фарух хотел уже было закончить начатую утилизацию отслужившей свой срок кухонной утвари посредством затопления, но тут, откуда ни возьмись, перед ним возник недовольный беловолосый человек в диковинной заморской одежде.
   - Ты кто? - неприветливо спросил он.
   Кувшин с глухим стуком упал на мокрый песок.
   - А т-т-ты?..
   - Я первый спросил.
   - Я Фарух. Купец. Начинающий...
   - Иван. Царевич. Приятно познакомиться.
   - Ты откуда тут взялся?
   - Ты же сам меня позвал, забыл?
   - Я?!.. Я никого не...
   И тут начинающего бизнесмена осенило.
   - Ты - джин?!.. Ты правда джин?! Не может быть!!!.. А я тебя не таким представлял! Я читал, и там картинка была! Джины - они большие, смуглые до черноты, голова их упирается в небо, а ноги похожи на два столба... На голове у них рог... У тебя есть рог?.. А голос у них подобен грому среди ясного неба... И они исполняют все желания хозяина!.. Послушай, джин, я хочу, чтобы ты перенес меня с этого острова обратно в Шатт-аль-Шейх сию же...
   - Послушай, купец, - кисло прервал его Иван. - Начинающий. Я, по-моему, только что тебе ясным языком сказал, что я не джин. Я - человек. И требую, чтобы ТЫ немедленно вернул МЕНЯ вместе с кувшином в Шатт-аль-Шейх.
   - Я?.. Тебя?.. Ты шутишь? - осторожно спросил Фарух с видом человека, обнаружившего, что у его лотерейного билета с сорвавшим джек-пот номером не сошлась серия.
   - Какие тут шутки!!! - взорвался Иванушка, и, яростно взмахнув руками, уперся головой в небо.
   Где-то внизу, упав на колени и закрыв руками голову, валялся молодой купец Фарух.
   - Ой... - ужасно сконфузился царевич и смущенно сдулся до своих нормальных размеров, украдкой потрогав лоб.
   Температура спала.
   Других изменений, к счастью, пока не было.
   Пока...
   - Фарух... Эй, Фарух... - виновато потрогал за плечо купца Иванушка. - Извини, я не хотел тебя так пугать... В смысле, я вообще тебя никак не хотел пугать. Я сам не знал, что так умею... Я ведь вправду не джин. Я его замещаю. Он должен скоро вернуться, туда, в караван-сарай, в Шатт-аль-Шейхе, и когда не найдет своего кувшина, ужасно расстроится. Я просто занял его место на время! Но я не хотел!.... Я болел, лежал без сознания, и вдруг услышал... как бы внутри головы... что меня как будто кто-то зовет...
   Фарух осторожно принял сидячее положение, поджал под себя ноги, подпер щеку рукой, и теперь с изумлением внимал сбивчивому рассказу и.о. джина.
   - ...Теперь ты понимаешь, почему я обязан там быть как можно скорее, - с отчаянием в голосе закончил Иванушка.
   Фарух задумался.
   Оказывается, если на лотерейном билете слегка карандашиком подправить одну маленькую циферку...
   - Тогда, когда вы снова поменяетесь местами, я смогу получить настоящего джина?
   - Н-ну да... Наверное.. Я не знаю, какие у него планы на будущее...
   Фарух посмотрел на Ивана как на слабоумного или на иностранца.
   - Джины не могут иметь планов на будущее. Они существуют, только для того, чтобы выполнять желания хозяев. Это все равно, как если... если бы... если бы устрица за ужином заявила, что у нее другие планы на вечер!.. Никто и никогда не читал и не слышал предания, в котором бы джин не явился на зов потому, что ему было некогда!
   - Ну, если у них работа такая... - пожал плечами Иванушка. - Я не знаю...
   - Естественно! Это так здорово - иметь своего собственного...
   Но, вспомнив кое-что, Фарух снова помрачнел.
   - Все равно нам отсюда не выбраться...
   - А, может, нас возьмет вон тот корабль?..
   - Какой ко... Люди!!! Люди!!! Сюда!!! Помогите!!!.. - запрыгал и завопил начинающий купец, что было мочи.
   - Ну, ладно, я пошел, - похлопал его по руке Иван перед тем, как исчезнуть обратно в кувшин. - Если что - зови. Я буду дома.
  
  
  
   - ...Конечно, мы возьмем тебя с собой, о, незнакомый отрок, - развел ухоженными руками самый важно-выглядящий пассажир корабля в ответ на горячую мольбу Фаруха. - Как же мы можем оставить земляка в беде! Но скажи мне...
   - Фарух, - подсказал юноша.
   - Семьбаб - мореход, - представился в ответ пассажир, слегка поклонился, и снова сложил на толстом, обтянутом парчой животе короткие ручки. - Купец. Так скажи мне, уважаемый Фарух, как оказался ты на этом затерянном в просторах моря необитаемом острове?
   - Я - тоже купец. Мой корабль потерпел кораблекрушение в этих водах, и шторм выбросил меня на сей дикий берег, - скроив печальную мину, соврал Фарух, понимая всей своей предпринимательской сущностью, что правда в его положении - товар неходовой.
   - Ай-яй-яй... - сочувственно покачал головой купец. - И давно это случилось?
   - Я потерял счет дням, - осторожно ответил Фарух.
   - Ай-яй-яй... - снова покачал головой Семьбаб. - А этот кувшин?
   - Это единственное, что осталось от моего судна, - жалобно заглядывая купцу в глаза, ответил Фарух.
   - Все потонуло, кроме медного кувшина? - сочувственно-подозрительно продолжал свой допрос Семьбаб, и не известно, чем бы все это закончилось, если бы с корабля кто-то не закричал:
   - Безумцы!!! Перестаньте!!! Что вы делаете!!!..
   - А что мы делаем? - озадачено нахмурился купец, но быстро понял, что полный ужаса вопль адресовался не ему.
   А кому тогда? - завертел он головой, и сразу увидел:
   На самой вершине горы моряки, отчаявшиеся, суда по всему, найти что-нибудь более интересное на долгожданной, но такой негостеприимной земле, баграми колотили по гладкому безлесному, похожему на яйцо куполу.
   - А что они делают? - заинтересовался Семьбаб, но капитан корабля - похоже, это именно его довели до предынфарктного состояния действия команды - не удостоил их ни малейшего внимания.
   - Все назад!!! Возвращаемся на корабль!!! Отплываем немедленно!!!.. - как оглашенный, орал он.
   - Да что случилось?.. - напуганный помимо воли, Семьбаб развернулся и грузно затопал по трапу вверх. Фарух, нервно оглядываясь на неприветливую ранее, и ставшую открыто враждебной сейчас, гору, без промедления последовал за ним, едва не подталкивая купца в спину для увеличения скорости.
   Раздробленные кости волов и прочих верблюдов весьма кстати пришли ему на память.
   - Что случилось, капитан Махмуд? - воздев руки к небу, вопрошал запыхавшийся Семьбаб.
   - Все на корабль!!! Это гнездо!!! Это яйцо птицы Рух!!! Она сейчас вернется, и мы все погибнем!!! - хватался за бритую голову старый моряк.
   Те члены команды, которые услышали последний вопль своего капитана, побросав багры, что было духу, припустили вниз по склону.
   Откуда-то издалека донеслись звуки, как будто кто-то с балкона вытрясал гигантское одеяло.
   - Птица Рух летит!!!
   У моряков у самих как будто выросли крылья, и вся команда мгновенно оказалась на борту.
   Капитан сбросил сходни, матросы побежали на реи ставить паруса, гребцы налегли на весла, и корабль испуганным верблюдом (присутствие на острове костей которых теперь так легко объяснялось) рванулся прочь.
   Но было слишком поздно.
   Огромная тень, закрывающая полнеба, легла на остров, и мамаша, (или папаша?) Рух увидели ущерб, причиненный людьми их гнезду.
   Со злобным криком подхватила она в когти камень величиной с маленький дом и нашла круглым птичьим оком поспешно удаляющийся корабль.
   Пара взмахов бескрайних крыльев - и она уже заходит в пике.
   А-а-а-ах!!!...
   Плюх!
   Кр-ра-а?!
   Не торопясь развернувшись, Рух улетела за вторым камнем.
   Он упал совсем рядом, и поднявшаяся волна накренила корабль так, что с мачты сорвалось несколько матросов.
   - Она полетела за третьим!..
   - Мы погибли!..
   - Какому сыну шакала, обиженному разумом, пришла в его булавочную головку мысль разбить яйцо?!..
   - Откуда я знал, что это яйцо?! Оно было просто похоже на яйцо, и я подумал...
   - Оно было похоже на яйцо, потому, что это и было яйцо!...
   - Тебя-то никто не заставлял его бить!
   - Я посмотрел на тебя, придурка...
   - Сам придурок! И сын шакала тоже!..
   В пылу перепалки, когда проявилось самое примечательное из человеческих качеств - в беде искать виноватого, вместо того, чтобы искать выход - даже любопытный Семьбаб забыл про Фаруха и его странную непотопляемую кухонную утварь.
   Скрючившись, присев на корточки и убедившись, что его не видно из-за пузатых тюков с товаром, Фарух быстро потер свой кувшин и зашипел:
   - Джин, выходи!
   Иван, как и в прошлый раз, появился без предупреждения, встал в полный человеческий рост и недовольно скрестил руки на груди.
   - Что, уже приплыли?
   - Приплывем сейчас!.. На дно!.. На нас нападает птица Рух!!!
   - Птицерук? - переспросил царевич.
   - Птица Рух!!! Это гигантская птица!!! Она сбросит на нас камень, и все потонут!..
   - А при чем тут я?
   - Ну ты же джин! Сделай же что-нибудь!!!
   - Сколько раз тебе можно повторять, что никакой я не... Батюшки-светы!.. - Иван увидел стремительно приближающуюся птицу. - Ёже-моёже, как сказал бы отрок Сергий!...
   - Видишь?.. - теперь уже чуть не подвывал от ужаса Фарух. - Сделай же что-нибудь!!! Сделай!!! Семью премудростями Сулеймана заклинаю тебя!!!..
   - Что сделать?.. - Иванушка запаниковал и сам. Провести века и тысячелетия на дне морском, пока его не выловит какой-нибудь глубоководный тральщик или ныряльщик-пионер, в его планы далеко не входило.
   - Хоть что!.. Прогони ее!!! Прогони!!!.. Джин!..
   Такого птица Рух - ужас прибрежных сел и городов, кошмар морей, напасть горных деревень - не видела никогда.
   К ней обращались с мольбами, проклятьями и просто с очень короткими нечленораздельными вскриками, но ТАКОГО ей никто и никогда еще не говорил.
   - Кыш!!! Кыш!!! Кыш!!! - сердито загудело в поднебесье.
   Из уст человека в ее адрес это звучало бы смешно, не будь этот человек нескольких сотен метров высотой, и не размахивай он перед собой курткой размером с арбузное поле.
   Надменная Рух, безжалостная Рух, мстительная Рух первый раз в жизни почувствовала себя вамаяссьским воробьем.
   Выпустив из когтей небольшую скалу и едва увернувшись от рукава исполинской куртки, она, нарушая все законы аэродинамики и анатомии, поджала хвост, втянула голову в плечи, развернулась и, едва удерживаясь, чтобы не зачирикать, во все лопатки припустила домой.
  
  
   Часть текста удалена по договору с издательством.
Узнать новости, любопытные подробности создания Белого Света, посмотреть весь фан-арт, найти аудио-книги и просто пообщаться можно в официальной группе Белого Света :
во вконтакте
Купить электронную книгу можно тут:
Литрес
Озон
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"