Он открыл глаза и посмотрел на часы. "Без десяти четыре. Рано! Однако больше не уснуть. Теперь целый день будешь чувствовать себя вареным. После обеда опять захочется спать, но не будет времени. Повторится день с нулевой отдачей. И противным состоянием неудовольствие от себя к вечеру. Можно вздремнуть в обед. И что? Поднимешься часа через полтора-два с деревянной башкой и нежеланием делать что-либо вообще. Может, все таки, попытаться уснуть? Часиков до девяти. Тогда день еще можно спасти".
Знакомое тревожное чувство коснулось его снова. "О чем я давеча думал? Что-то происходило со мной такое?.. Неприятное?"
"На первый, второй, третий, четвертый, двадцать пятый рассчитайсь!"-Раздался в ушах голос с казарменной интонацией. В нем ясно читалась не подлежащая сомнению обязанность подчиняться. Мужчина вздрогнул и вспомнил все. Это и была его проблема.
Редкая напасть одолевала человека с недавних пор. Кто-то все звал его. Откуда доносился этот голос: изнутри, снаружи? Было непонятно. С какой целью? Так же не мог уяснить. Звали и все! Что интересно, разными именами.
Ни с того ни с сего окликнут: "Лука?.." Или: "Иоанн!" А то взбрыкнется ему, голлосу-то, возьмет и позовет вообще каким-нибудь нетутошним именем: "Магомед?" Да с какой интонацией? Будто тысячу лет не виделся с этим самым Магомедом. Дескать, исстрадался досмерти. И так рад нежданной встрече, так рад, что и словами не передать.
А какой он Лука, и тем паче, Магомед? Тридцатипятилетний мужик, живущий там-то и там-то, зовут которого Игорем Сергеевичем. Можно просто Игорь, вот кто он на самом деле. И никто другой. Тоже мне, шуточки!
Можно было закосить под дурака, дескать, не тебя окликнули. Голос мог обращаться к кому угодно? Попробовал так. Однако номер не прокатывал, звавший обладал невероятной липучестью и не отвязывался, покуда Игорь Сергеевич не восклицал: "А?"
Следом раздовалось недоверчивое: "Ты, что ли?" А потом сердитое: "Полно врать-то." "Лука!.." "Со смеху сдохнешь!" "Лука!.."И абонент умолкал. Ненадолго. Позже все начиналось сызнова.
Существовала особенность в этих отношениях: окликавшего и Игоря Сергеевича. Как-то мужчина ответил: "Да!" И, что вы думаете? Был немедленно вздрючен: "Чего да? Чего да?! Какой ты к чертовой матери Матвей?" (Звали как раз по этому имени). "Тоже мне Матвей выискался. Самозванец ты, мать твою! А никакой не Матвей." С тех пор отвечать старался исключительно нейтральным "А?" И тщательно следил, чтобы в нем не содержалось утвердительной интонации.
Хорошего во всем этом было мало. Бывалочи, сидит за рулем, а голосок тихонько так вкрадчиво позовет: "Зигмунд?.." "Марсель?.." От неожиданности, даже машину дернет в сторону. Чуть не зацепит другую. Холодный пот прошибет с головы до ног.Долго потом руки трясутся. Так и до беды недалеко. И никак не изготовишься, чтобы достойно встретить эту напасть, хотя постоянно начеку. Забудешь совсем, а тут на тебе: окликает зараза!
Или шагает по тротуару задумавшись о чем-нибудь приятном. Какие-нибудь мечты перебирает: ну, там как бы здорово, коли бы сподобился на то, или вот было бы так. Конечно, ерунда, глупость, но приятно. Разомлеешь от фантазий своих. Размякнешь. А в ушах ехидный шопоток: "Альберт?.." "Дмитрий?.." От неожиданности так и шарахнешься вбок. Да на встречного. Тот смерит тебя раздосадованным взглядом: дескать, с головой-то все в ажуре? А тебе и оправдаться нечем. Стоишь с глупой физей, хлопаешь глазами. Не расскажешь первому встречному про неизвестного кликушу. Да где высунувшего нос? Внутри тебя. Не поймут.
Однажды придумал спасаться этаким макаром: как позвали, упал на диван, подушку на голову и притих. Голос, вроде, пропал поначалу. Даже порадоваться успел: неужто избавился? Подумалось тогда: что же. с подушкой на голове и ходить? Сложить наподобие шляпы Наполеона. Присадить уголок, напялил на череп и вперед. Оказалось мартышкин труд. Опять, курва, занялся шептать:
-Лаврентий?..Да не просто говорит, а выговаривает слова с кайфом, словно проститутка перед тобой идет, раскачивая тазом ехидно. Чтоб ты провалился!
В иные раза, чувствуя, свою навязчивость и, по-видимому, желая в какой-то мере искупить свою вину, обращался голос даже по имени отчеству: Федор Иванович, например. А то и Лев Николаевич, загнет. Игорь, в таком случае, затравленный и напуганный необъяснимыми процессами и потому начавший даже заискивать перед источником напасти, невольно, подобострастно отвечал: "Чего желать изволите?" Даже порываясь поклониться. Но дальше шло по накатанной колее.
Необходимо было со всем этим что-то решительно и быстро предпринимать. История с "голосами" могла оказаться симптомом опасной болезни, проявляющей себя, скорей всего, непосредственно перед тем как человеку спятить. Или вообще завернуть ласты.
Само собой, напрашивался визит к психиатру. Однако такое простое решение имело свои подводные камни. Общественное мнение, вот обо что он спотыкался каждый раз, когда речь заходила о медицинской помощи. В какой кошмар превратится его жизнь среди привычного круга людей: сослуживцев, соседей, приятелей, разнюхай они доподлинно, какому доктору в лапы он себя спровадил. Самое безобидное, станут вертеть пальцем у виска за спиной. Это воспитанные, а другие?
А какое влияние на его собственную психику может оказать осознание того факта, что вот и он вынужден пользоваться услугами психврача. Не ляжет ли это обстоятельство дополнительным неподъемным грузом на его ослабевшую душу?
"Альберт?" Дмитрий?" Звучало тем временем у Игоря в ушах, однако все тише и тише. И незаметно он уснул.
И увидел тропинку, вьющуюся через поле с высокой тропой, к лесу. Шагает он, будто бы, по ней, мимо высокой сосны, на нижней ветке которой сидит ворона и нервничает. Выписывает ногами кренделя, какие рисуют на льду хоккейные вратари, когда игра не клеится и они отчаянно психуют. Ворона истошно каркала, желая дать понять что-то. Но он только недоуменно смотрел на нее.
Игорь проследовал мимо и углубился в чащу. В ушах, тем временем раздавалось: "Адольфо!.." "Иосиф!.." Занудный голос не оставлял в покое даже во сне.
-Что?!-Не выдержал и закричал он в отчаяньи. Но беззвучно.
-Так Адольфо? Или Иосиф?-Принялся уточнять звавший, впервые ввязавшийся в беседу.
-Какая разница?-Отвечал мужчина.
-Никакой!-Сказал голос.-Просто хочу знать кто ты есть азм? Может быть ты Александр? Македонскиий... Или Дмитрий?
-Я?- Он хотел назвать свое имя, но потом разозлился, заругался, и стал отчитывать таинственного собеседника.-Какого рожна?! Че ты прилип, как банный лист к заднице?
-Я прилип, а ты влип.- Спел в рифму, голос. И через секунду открылось, что имелось в виду. Игорь начал проваливаться в разверзшуюся у ног яму, замаскированную высокой в этом месте травой. Беспорядочно размахивая руками, в попытке ухватиться за какой-нибудь выступ или кустик, он полетел вниз, в большую емкость, вкопанную в землю. Где со всего маху и шлепнулся в непонятную жидкость.
То что жидкость, в которую он имел несчастье угодить, оказалась не водой вовсе, стало понятно сразу. Была она красивого купоросного цвета, напоминая напиток "Тархун". Однако не "Тархун" вовсе, судя по нескольким каплям, которые как он не оберегался, угодили в рот. Они были кислы и незнакомы на вкус. Тогда как "Тархун" приторно сладок и отвратительно пахуч.
К его ужасу выяснилось, что то, в чем он плавал кипит. Субстанция пузырилась. Пузырьки лопались и выделяли пар. Правда, была жидкость не горячая и не жгучая, а только приятно пощипывала тело. Будто купался в ванной с нарзаном.
Отметив это, Игорь Сергеевич перевернулся на спину и водя руками и ногами, как рыба плавниками, стал глядеть на небольшой круг неба, видимого в провале и размышлять как выбраться из западни.
Видел он, однако, не все. От его спокойствия не осталось бы и следа, если бы была возможность наблюдать за тем, что творится на поверхности. Над горловиной, в которой он только что сгинул, клубился сизый дым с паром, напоминая котел, в котором готовится плов. И в раскаленное масло бросили лук с морковью. Все это радостно шкворчит, дымит, парит. Впечатление, что здесь происходит таинство, то есть полным ходом идет процесс превращение одного в другое было полным. Правда, насчет того, что конечный продукт будет вкусным, существовали вопросы. Но это, как говорится, дело третье.
Он испытал еще одну волну ужаса и это было последнее чувство, про которое он мог утверждать, что именно он переживает его. А не кто-то другой, посредством его, как неким интересным прибором. Когда заметил, что начал растворяться.
Сначала утончилась и пропала ткань костюма и он с недоумением вглядываясь в себя в тусклом свете, пытался вспомнить одет он был или нет? Вроде бы одет. Почему теперь голый? Потом стали уменьшаться члены тела: руки, ноги, туловище, голова. Он, словно усыхал. Будто кто-то всесильный быстро, быстро листал страницы его жизни вспять.
Через пяток минут, Игореша был не более куклы. А вскорости исчез вовсе. Один маленький, серенький шарик, нерастворимая часть его существа носилась по поверхности жидкости, обрамленная кипящими пузырьками, напоминая шкварку в кипящем масле.
Тут из лесу явился пожилой мужчина в спецовке, напоминающий униформу хирурга, то есть в серо-голубом. Такой же шапочке, закрывающей волосы между двух кудрявых прядей по бокам лба, делающими его похожим на Мефистофеля.
У него было морщинистое и, как бы, потасканное лицо, На котором отложились возраст и крупные жизненные проблемы. Хотя одна скверная жена так же могла изваять эти свидетельства форс мажоров на физиономии.
Через плечо, как рыболов снасть, нес он инструмент, похожий на ложку, а точнее на друшлаг, с длинной ручкой. На одну ногу субъект прихрамывал. А на обе были напялены ортопедические ботинки. Что влекло за собой логические умозаключение, что гражданин сей является инвалидом: а) от рождения, б) детства и в) черт его знает инвалидом чего он еще мог являться.
Хромой приблизился к горловине и запустив свою приладу в провал, стал водить ею, щурясь в сумрачное нутро спрятанного в земле резервуара. Скоро ему удалось подцепить шарик, носившийся по поверхности жидкости как скаженный.
Вытащив его наверх, он достал из кармана колбу, пинцет. Подул на последний, потер о халат. Этим пинцетом передложил шарик в колбу. После чего закрыл посуду пробкой. И перекинув свой "друшлаг" через плечо и пробурчав под нос: Ну, ну, поглядим чего ты стоишь..." Заковылял туда, откуда явился, в заросли.
Как рыбак, вернувшийся с промысла, он прислонил снасть к стене небольшого особнячка, притаившегося в чаще. И отворив дверь, очутился в большой комнате. Здесь находились еще трое: моложавая женщина, высокий тощий мужчина в очках, покоящихся на длинном носу. И еще мужчина, небольшого роста, полный. Который, хотя себя еще никак не проявлял, однако чувствовалось, какой-то переросший мамсик, то есть готов жаловаться на все подряд.
Вдоль одной стены на стеллажах и столах этой комнаты, стояли реторты, колбы, пробирки. Стеклянные трубки, прямые, завитые справа налево и наоборот, соединяли сосуды между собой. Туда были налиты жидкости: красные, желтые, зеленые. Иные были прозрачны, а другие мутны.
Вдоль другой стены шел иной коленкор. Рядами и поэтажно, здесь выстроились тестеры, осциллографы, мониторы и еще черти какая всякая всячина, ни названия которой, ни о их назначения, по их заковыристому виду, определить не было никакой возможности. От обилия микшеров, тумблеров, кнопок, выключателей (и включателей тоже), а так же лампочек, глазков, которые загадочно помигивали, просто горели или не горели, тоже просто, голова шла кругом.
Посреди комнаты располагалось непривычного вида кресло под стеклянным колпаком, спереди него пульт с компьютером. Женщина заняла место у пульта рядом с коллегами, которые тем временем внимательно осматривали приборы. Инвалид занял позицию позади всех.
Носатый пристроился к компьютеру, оглянулся, спрашивая позволения. На что хромой степенно кивнул. Тогда он щелкнул тумблером, передвинул один микшер вперед, другой потянул назад. Повернул зеленый выключатель влево, синий вправо, набрал на клавиатуре команду. И в камере под стеклом обозначилось движение
Держатель, в виде вазочки для яйца, с шариком, выуженным из ямы посредине, располагавшимся в центре сидения, выдвинулся на длинной штанге и застыл на уровне подголовника. С боков и сверху к нему приблизились какие-то раструбы, тубусы и объективы, которые, кажется, принялись упорно разглядывать объект. И из них вырвался свет: красный, синий, зеленый. Из одного объектива ударил белый как молоко, тонкий как жгут луч света. Впился в шарик и, как бы одел его на себя. И шарик заиграл. Из глубины его начало исходить свечение, которое окрасило поверхность в разные тона.
Хромой тронул очкастого за плечо. Тот щелкнул другим тумблером, передвинул иной микшер, сыграл новый небольшой этюд на клавиатуре компьютера и за стеклом развернулось новое действо. Поменялась интенсивность света. Одни лучи ослабли, другие усилились. Они стали вздрагивать и вибрировать. Феерия цвета напоминала священнодействие, как если бы некий колдун начал исполнять над шариком загадочные пассы. А тот отзывался игрой и переливами света.
Ответное свечение усилилось. В периметре кресла начала проступать материя. Поначалу это напоминало дымку, изображение на проявляющемся фото. Оно делалось все четче и четче. Материализовывались ткань и покрой джинсового костюма.
Одежда не просто лежала в кресле как тряпка, а вырастала в пространстве, будто бы одетая на невидимую фигуру человека, сидевшего в кресле. Брюки и рубашка в точности повторяли изгибы сидящего. Складываясь и натягиваясь в положенных местах. Рукава покоились на подлокотниках.
Однако тела внутри не было. Пустые отверстия в воротнике, манжетах и брючинах давали однозначный жутковатый ответ на не безобидный вопрос: как просто спятить от созерцания непривычного образа?
Таинство за стеклом не прекращалось. Проступало тело человека внутри костюма. Будто сотворенный из дыма, он с каждой секундой делался различимей и конкретней, обретая плоть. Одна за другой исчезали детали кресла за его головой, руками, телом. Пропал маленький серенький шарик, закрывшись возникшим из ничего лицом. Разноцветные лучи перестали промакиваться насквозь и теперь отражались от кожи рук, лица человека.
Объект материализовался вполне. Не составляло труда убедиться, в кресле образовался субъект, как две капли воды схожий с путником, пол часа назад сгинувшим в яме на опушке леса. Куда была налита жидкость, похожая на "тархун", но не "тархун" вовсе. Все у них с тем господином было одинаково: костюм, фигура, черты лица.
Один нюанс возбуждал сомнения- выражение лица. Правильнее сказать его полное и совершенное отсутствие. Оно не демонстрировало ни страха, ни радости, ни досады, ни каких чувств вообще. По нему нельзя было сказать, что человек смотрит. Он просто уставился перед собой каменным взглядом, а лицо было тупое претупое.
Пол-дела позади,-сказал полный,- если так пойдет дальше, я еще посижу с удочкой на озере.
-Не говори гоп,- одернул его хромой и нахмурился. -Приступайте к главному.-И поменяв опорную ногу начал постукивать носком ортопедического ботинка левой ноги.
Очкастый покрутил кистями рук, разминая связки, набрал полные легкие воздуху, шумно выдохнул и решительно сжав челюсти, надавил ладонью на самую большую кнопку на пульте. А потом и навалился на нее всем телом.
-Давай!- крикнул он женщине. Та испуганно оглянулась на очкастого. Наклонилась к микрофону и обращаясь к фигуре в кресле, торопливо спросила:
-Кто вы такой? Если не суть, какие-нибудь детали? Иначе восстановить личность не получится.
Осцилограмма на экране компьютера, представлявшая из себя ровные спокойные зигзаги, взбесилась. По экрану помчались кривые, вздыбившиеся наподобие волн в океане в бурю. Они то подпрыгивали, как очумелые, то срывались в крутое пике. Казалось, будто в монитор затолкали двух здоровенных котов и бросили один кусок мяса. И они схлестнулись не на жизнь, а на смерть.
Зуммер, чей ровный тон свидетельствовал о мирном течении эксперимента, поменял тон и зловеще засвистел, словно с небес на землю понеслась комета. Взбеленились цвет и свет в камере под стеклом. Световые лучи метались и мигали в конвульсиях, будто это было световое сопровождение тяжелого рока.
От перегрузок начало падать напряжение в сети. Существо в кресле затряслось, как если бы его, вместе сс креслом потащили по булыжной мостовой.
Кончилось тем, что красную кнопку выбросило назад. Она, в свою очередь, оттолкнула оператора. Тот упал на хромого. Инвалид схватился за полного. И все трое повалились на пол. Женщина бросила недоуменный взгляд на них. Она стояла в стороне.
Те, впрочем, немедленно поднялись, отряхнулись и хромой нахмурившись еще больше, приказал:
-Еще попытка.
-Ну да, мы еще живы.-Проворчал полненький
Высокий отступил назад, поправил очки, попытался воодрузить на физиономии выражение бесстрашия. Как утверждают знамя на вершине горы в бурю. Обыкновенно лицо воодружающего сама решимость. Вот! Потом как прыгнет, как навалится всем телом на красную кнопку. Он напоминал человека, пытающегося холодным утюгом разгладить смятое кровельное железо.
Все повторилось сызнова. Вздыбилась осцилограмма на экране, зуммер взял самую высокую ноту черте какой октавы. Под стеклом заметались огни, освещавшие фигуру а сама она задергалась в конвульсиях. Тот, который обожал рыбалку, бросил невольный взгляд на огнетушитель, висевший на стене.
-Микрофон!-Прокричал очкастый., поворачивая красное от натуги лицо к женщине.
-Что?-Не поняла она.
-Микрофон, черт побери.-Повторил он.
Шеф за спиной закашлялся и поменял ортопедический ботинок, которым выстукивал морзе по полу.
-Ах да.-Спохватилась женщина. И схватившись за микрофон прокричала.-Вы кто такой? Что вам известно о себе? Вспомните кто вы есть?
Зуммер засвистел как комета Галлея, приближающая к земле. Огни под колпаком обезумели. В комнате запахло винилом, из которого делается изоляция для электрических кабелей.
Тут где-то что-то щелкнуло. Будто нечто не находившее себе место, наконец воткнулось куда следует. Стало оглушающе тихо. Огни в камере под стеклом перестали метаться. Человек в кресле прекратил трястись. Зуммер остановил истерику. А человек,- это был Игорь,- поднял глаза и устало произнес:
-Запарили вы меня. Кто такой, да кто такой? Игорь я, Игорь Сергеевич! Двое детей. Женат. Тридцать пять лет. Инженер. Люблю пиво и футбол. -И прибавил,-Лучше скажите:
-Кто станет чемпионом: "Спартак" или Питерский "Зенит"?
Очкастый оглянулся на шефа. Тот замешкался на секунду а потом сказал:
-Бесполезно. Выпускайте как есть.
Игорь открыл глаза. На часах было девять. Он выспался. Настроение поправилось. Непонятный голос пропал. Не канали больше дурацкими вопросами: кто ты, да что ты? Внутри установилась благостная тишина.
Только казалась она какой-то обиженной. Будто туда, откуда доносились вопросы, показали здоровенный шиш. И тот, кто их задавал надулся.
-Что-то не слыхать тебя?-С издевкой произнес Игореша осмелев.
-О чем с тобой судачить.-Шепнули ему.
-Где уж нам...- Пробурчал Игорь.
-Доиграешься!-Донеслось вслед, непонятно с какой стороны бесконечности. Из себя ли? Извне?