Когда день еще не успевает покинуть поле боя, а ночь уже начинает захватывать свои позиции, на небе одновременно уживаются луна и солнце. Одно светило красит облака в оранжево-розоватый цвет. Другое - ничего не красит, а просто медленно ползет по небу к своему ночному трону. Посмотришь в одну сторону - закат, романтика и теплый свет. Посмотришь в другую - загадочно как-то все, полутьма и немножко серо. Несуразица какая-то.
Эта маленькая часть суток была любимым временем Лирического Героя. Он выходил на балкон, закуривал и слушал беспорядочные звуки своего балконного государства. И смотрел то на дым, то на тлеющую сигарету, то на солнце, то на луну. И грустил.
Лирический Герой вообще-то грустил по жизни. Он был печален, как Пьеро. Хотя звали его Рыцарем Печальной Лиры. Он носил тонкую кольчугу, "чтоб никакие жестокие слова не смогли добраться до его хрупкого и нежного сердца". На самом деле кольчуга была бутафорской, конечно же. И сердце шалило иногда. На ногах были строгие костюмные брюки серого цвета. Всегда тщательно отглаженные. Но если вглядеться, можно было заметить на них белесые разводы. Тайд. Завершали образ клетчатые тапки с загнутыми носами, и поломанный щит. На щеках Лирического Героя были слезы. И когда он начинал свои выступления, почти такие же слезы наворачивались на глаза почтенной публики. А потом какая-нибудь напудренная дама доставала из сумки платочек, насквозь пропитанный духами "Пуазон", и смачно в него сморкалась.
И тогда Лирический Герой чихал. Потому что на "Пуазон" у него была аллергия.
А чихал он, по правде говоря, не совсем лирично и не совсем печально. Да чего уж там - совсем не соответствовали его чихи образу Рыцаря Печальной Лиры. Все нормальные люди чихают "Апчхи", кто поинтеллегентнее - "Аптя", а кто совсем сноб, так и просто - "пть". А у Лирического Героя получался натуральный "Апчхуй". И никак он не мог по-другому. Такая у него была особенность организма.
И так смешно получался у него этот апчихуечек, что почтенная публика кривила немножко свои почтенные ротики. А если напудренная дама не успевала вовремя убрать напуазоненный и пропитанный нежнейшими соплями платок в ридикюль, то следовал еще один апчхуй. А потом еще и еще. И никто не мог уже расслышать трагической концовки выступления Лирического Героя. А все хихикали и гоготали, и расходились, не дождавшись финала. Потому что апчхуй и Рыцарь Печальной Лиры - вещи совершенно несовместимые. Несуразица, одним словом.
И практически на каждом выступлении у какой-нибудь дамы обязательно оказывался платок с "Пуазоном". Что поделаешь, в то время, когда жил Лирический Герой, этот аромат был очень в моде. И потому выплески души Героя заканчивались апчухем. И он никогда не имел успех.
Печальнолирый Рыцарь возвращался домой в свое самое любимое время суток, курил на балконе и шел к своей Музе.
У Музы была тонкая фигура, и Лирический Герой медленно расстегивал пуговички ее блузки, молнию брюк, застежки ботинок. А когда расстегивать было уже нечего, он раздевал ее, и под одеждой оказывалась пустота. Герой прятал лицо в пустоте и плакал нарисованными слезами. И был очень, очень несчастным.
Как-то раз поздно вечером Персонаж Второго Плана принес Лирическому Герою бутылку водки. Бутылка закончилась, и одновременно закончилась ночь, и Герой с Персонажем вышли покурить на балкон. На небе хмуро поглядывали друг на друга уходящая луна и восходящее со стороны Японии солнце. Закукарекали петухи, проснулись люди, и с нижнего этажа донесся запах "Пуазона".
- Апчхуй! - сказал Лирический Герой.
Персонаж Второго плана расхохотался.
- Слушай, дружище, - тут он хлопнул Рыцаря по плечу, - Печальная Лира - это не твое амплуа. Ты послушай свой апчхуй. Ведь это дар, данный тебе природой. Тебе даже не нужно напрягаться - будет смешно.
И Лирический Герой перевоплотился. Он сменил кольчугу на спасательный жилет. Костюмные брюки - на факирские шаровары. Вместо щита в руке была милицейская палочка. Клетчатые тапки с загнутыми носами остались прежними. А по утрам он тщательно вырисовывал на своем лице огромную красно-белую улыбку.
Выступления Лирического Героя, который теперь звался Тинтирлином, имели бешеный успех у почтенной публики.
- Привет-привет, я Тинтирлин, - начинал он, - зовусь я так в честь Льва Толстого, и за него замолвлю слово, он так любил тирлин-тирлин... Вот, кстати, у меня как раз с собой его... кхм-кхм... анфас. Полное собрание сочинений! Исполняется впервые! - и он долго и суетно доставал из-за пазухи длиннющую резиновую гармошку.
- А в руках у меня - ПР. Официальная расшифровка: палка резиновая, - и почтенная публика одобрительно хлопала, хотя Лирический Герой ни капельки не шутил.
Когда рядом проходила хорошенькая девочка, он смотрел себе между ног и говорил: "Друг ты мой опавший, друг осиротелый..."
И девушка рдела, а публика радовалась безмерно.
И наконец какая-нибудь запотевшая от смеха напудренная дама доставала из ридикюля платочек, пропитанный "Пуазоном", чтоб утереть продукты юмора.
И Лирический Герой издавал свой коронный "Апчхуй".
В общем, он нашел свое место в жизни и все время совершенствовался.
И даже вместо тоненькой Музы у него теперь была весьма упитанная Матрешка, очень похожая на Руслану Писанку.
А когда вечером он стирал с лица красно-белую улыбку, сквозь грим все равно проступали ненарисованные слезы. Но их, кроме зеркала, никто не видел. Тинтирлин очень соответствовал Рыцарю Печальной Лиры.
Как-то Лирический Герой пошел в магазин и купил себе две пружинки. Он прикрутил их к клетчатым тапкам, и мог высоко на них прыгать. Это было очень смешно, и все смеялись.
Но однажды кто-то подставил Лирическому Герою подножку. Он споткнулся и упал на спину. А пружинка с правого тапка отлетела, взлетела в воздух, и, приземляясь, воткнулась Лирическому герою прямо в левый глаз, и пронзила его насквозь.
Это было очень странное зрелище, и проходящие мимо Сквозные Персонажи шарахались, а некоторые даже крестились. Сами посудите, на земле лежит мертвый пестрый клоун, из одного глаза торчит кудряшка пружины, а на лице сияет яркая красно-белая улыбка. Несуразица какая-то...