Аннотация: "Любовь и кровь" - плохая рифма. Купить счастье ценой чужих жизней или потерять смысл своей? Выбирай. Первое место на конкурсе Свободное творчество: возвращение домой
Когда дорога вынырнула из леса, я заплакал. Глупо и недостойно - но мне было все равно. Да и не видит никто.
Пять лет прошло. Бой - мой первый и единственный бой - рана, плен. Я оказался трусом - не хватило сил уйти в смерть. Сил, смелости... На самом деле, я просто знал - Ида ждет.
Я не мог ее обмануть. Пять лет рабства, два неудачных побега: после последнего досталось так, что все думали - не жилец. Выжил. В третий раз я уже не надеялся ни на что, знал, что если поймают - убьют. Не поймали.
В густой летней ночи казалось, что ничего не изменилось. Все там же на околице был мой дом - наш дом. Я долго стоял прислонившись лбом к двери, унимая колотящееся где-то в горле сердце. Наконец, собрался с духом и постучал. Прошелестели легкие шаги за стеной, стукнул затвор. Дверь открылась без обычного "кто там" - и мне пришлось прислониться к косяку, чтобы удержаться на разом подкосившихся ногах.
Она стояла в дверном проеме - босая, простоволосая, в одной сорочке. Свеча озаряла лицо, на котором недоумение сменялось растерянностью, а потом - таким кристально чистым счастьем, что у меня перехватило дыхание. Ида всхлипнула, выронила свечу, бросилась мне на шею, что-то лепеча, смеясь и плача одновременно.
Я наконец, смог отлепиться от стены, шагнул в дом. Гладил худенькую вздрагивающую спину. Моя жена. Моя Ида. Где-то внутри постепенно растворялся страх, сменяясь спокойным теплом. Теперь можно признаться себе в том, что все эти пять лет жил совершенно безумной надеждой... сбылось, вопреки всему.
- Ой, что это я тебя на пороге держу, - спохватилась жена, повела в дом, держа за руку, точно несмышленыша. - Сейчас, поесть соберу.
- Помыться бы... - есть хотелось, да еще как, но еще больше хотелось забраться в воду, содрать с себя прошлое вместе с потом и дорожной пылью.
-Так пока греется...
Я не стал спорить. Просто смотрел, как она хлопочет вокруг жаровни - печь по летнему времени никто не топил.
Все кончилось. Дома...
Вкуса еды я не почувствовал - не до того было. Закинул что-то в нутро, и ладно. Пока я ел, Ида навела помыться. Скинув грязные провонявшие вещи, я с блаженным стоном осел в кадушку с теплой водой. Отобрал у жены ковшик:
-Не суетись так вокруг, что я - дитя малое?
-Глупый. - Она обняла сзади. - Я так долго тебя ждала...
Ответить я не смог - горло перехватило.
Пока я мылся, Ида все порывалась то быстро простирнуть мое барахло, то полезть в сундуки за сменной одеждой. Я фыркнул, и велел ей не маяться дурью посередь ночи. Утром можно все сделать - а сейчас одежки ни к чему. Ей, кстати, тоже. Даже в полумраке было видно, как она смутилась. Хохоча, как ненормальный, я сгреб ее в охапку, и уволок в постель...
Пылинки танцевали в лучах солнца, пробивавшихся сквозь щели в крыше. Пахло пылью, плесенью и еще тем неуловимым мертвым духом, что стоит в любом брошенном доме. Я торопливо сел, озираясь по сторонам. Покосившиеся стены, выбитые окна. Одна ставня висела на единственной петле, других и вовсе не было. Мерно скрипела дверь, шатаясь туда-сюда на сквозняке. Подо мной вместо постели оказались рассохшиеся доски. Одежда, сброшенная вчера, валялась неопрятной грудой посреди комнаты.
Я затряс головой, пытаясь проснуться. Сон. Кошмар. Что угодно, только не...
Подгнившие половицы скрипнули под ногами. Где-то среди одежды должен быть нож. Сейчас... сейчас я проснусь. Я полоснул лезвием по руке. Боль обожгла, тяжелые красные капли застучали о доски пола. Я зажмурился, до хруста стиснул зубы. Медленно открыл глаза.
Ничего не изменилось. Только саднила порезанная рука, да мерно капала кровь.
-Ида?
Тишина.
Я медленно опустился на пол, обхватив голову руками. Но ведь было же вчера... Или не было? Или я пришел в пустой дом и повредился рассудком? Как понять, что явь, а что морок, если прошедшая ночь кажется реальней сегодняшнего утра?
В пыли на полу отчетливо проступали мои следы. Мои. И еще цепочка следов - значительно меньших. Женских? Я торопливо оделся, не обращая внимания на то, что кровь пятнает вещи, выбежал на крыльцо.
Тихо вокруг. Так тихо, как никогда не бывает днем. Ни собачьего лая, ни детских криков. Лишь мерный скрип двери за спиной, да беспечное пение птиц. Огород зарос бурьяном. Вместо бани чернела обугленная печь. Я поднял глаза на соседский дом - те же слепые окна, покосившийся штакетник.
Я метался по деревне как одержимый, врывался в дома, распахивая двери. Никого - только птичий щебет посреди неживой тишины. Наконец, просто опустился в пыль возле колодца, прислонившись спиной к срубу, и закрыл глаза. Думать не было сил - мысли тонули в вязком, оглушающем страхе. Все это неправда. Затянувшийся кошмар. Надо проснуться...
Звук неровных шаркающих шагов оказался неожиданно громким. Я вскинулся, хватаясь за нож.
-Ой, да кого это к нам принесло? - старуха в черном щурила подслеповатые глаза. - Никак Эрин вернулся?
Ее считали блаженной. Я был еще мальчишкой, когда ее муж погиб под упавшим деревом. А после того, как той же весной мор унес троих взрослых сыновей, Рина и вовсе повредилась в уме. Ходила и всем рассказывала, что ее муж с детьми ушли на заработки и вот-вот должны вернуться. В деревне жалели безумную бабку, подкармливали, изредка помогали кое-как управиться с хозяйством.
-Вернулся. - Я не узнал своего голоса. - Где все, баба Рина?
-Да ты вставай, пойдем ко мне хоть. Нечего тут рассиживаться.
А до ее-то дома я и не дошел, пока метался по улицам.
-Где все? - повторил я, шагая за неторопливо шаркающей старухой.
-Кто в могиле... Кто удрать успел. - Безмятежно отвечала она. - Я осталась - а то муж вернется - и никого.
Я остановился:
-А Ида?
-Ох, Ида твоя... А вот и дошли. Ты давай, поешь сперва, потом поговорим.
-Баба Рина, не тяни, - взмолился я. - Что с ней?
-Ида твоя... Полгода прошло, как вас на войну забрали - отряд чужаков нагрянул. А в деревне, почитай, мужиков-то и не осталось - бабы одни, да ребятишки. Ну, и покуражились вволю... Дом-то ваш на самой околице, с той стороны они и пришли.
-Что они с ней сделали??? - я встряхнул бабку за костлявые плечи. - Что?
-Что с молодой бабой сделают? Пятеро ей досталось. А потом веревку на шею - ржали все, мол, неласкова оказалась - и то сказать, отбивалась как могла, у всех пятерых морды в кровь расцарапаны были. Уж вроде смириться надо было - а она все кричала, да рвалась.
Дребезжащий старческий голос вдруг стал далеким- далеким. Перед глазами запрыгали разноцветные пятна.
- Сосну на пригорке за околицей помнишь - на ней каждую весну парни качели делали, девок катать? Вот на той сосне ее... Да куда ты бежишь?
Куда? Сам не знаю, но стоять и слушать я больше не мог.
...Обдирая ладони взобраться по высоченному стволу. Надежно привязать веревки, сбросив вниз четыре конца. Конечно, проще привязать к груз и перекинуть веревки через ветку - но как не покрасоваться на глазах у девчонок? Пока съезжаешь обратно, на земле к ним уже привязали здоровенную доску - одну и ту же из года в год, ничего ей не делается. Качели взлетают высоко-высоко, ветер в лицо. Ида держится за веревки напротив, смеется...
Я пришел в себя, когда заболели костяшки, сбитые в кровь о ни в чем не повинное дерево. Сполз в траву, уткнувшись лицом в колени.
Вот так вот. Неласкова оказалась... А я не смог ее защитить. Что стоят клятвы в любви и верности, если меня не оказалось рядом, когда было нужно?
Лучше бы я не пережил последнего побега.
Но... Но я же был с ней сегодня ночью! Она же была рядом - живая, теплая, счастливая. Трепещущее под моими руками тело, тихий стон, бездонные сияющие глаза...
Что это было? Что???
А может, вообще ничего не было, и на самом деле я мечусь в бреду со вспоротой до костей спиной? Или вовсе на том свете, и все, что вокруг, на самом деле - преисподняя? Реальность ускользала, как уходит из под ног тропа на болоте - и не на что опереться...
Я тяжело поднялся и медленно побрел к погосту. Долго ходил среди поросших травой холмиков - много их было, слишком много. Бесполезно, сейчас все равно не найти - надо знать, где... Я не понял, сколько времени прошло, пока сидел под сосной и бродил по погосту - немало, похоже, потому что когда я вернулся к старухе, солнце уже клонилось к закату.
Баба Рина молча выставила на стол невесть как раздобытую бутыль самогона.
-Что было потом?
-Троих девок убили - которые тоже отбиться пытались. С ними, правда, возиться не стали - ножом по горлу, и вся недолга. А кто не особо рыпался, так те живы остались. Натешились, по домам все выгребли и убрались. Говорят, войско наше их догнало потом.
А где-то через месяц упырь появился.
-Кто???
-Да упырь. Завелся тут у нас. Люди пропадать стали. Сперва грешили на разбойников каких - мало ли недобитков в лесу бродит. А потом осмелел видать, начал прямо на улицах тела оставлять - тогда и поняли, что дело нечисто - не будут разбойники у человека горло выгрызать. Так и пошло, если не каждую ночь, так через одну. Ну, кто успел, собрались да уехали. А кто не успел - те на погосте лежат.
Я вливал в себя мутное пойло точно воду, не чувствуя вкуса - и не хмелел. Совсем.
-Куда теперь подашься? - поинтересовалась бабка.
Я безразлично пожал плечами. Какая теперь разница - куда?
-А поживи пока у меня. Муж вернется, все вместе и уйдем.
-Поживу.
Да что же это такое - никак хмель не берет! Упиться бы вдрызг, упасть и не думать...
А бабка никак не отставала, видать, намолчалась в одиночестве:
- Упырь-то сперва чуть не каждую ночь убивал, потом пореже стало. А теперь по округе бродит, сюда не заглядывает - все равно никого нет. Я в прошлом месяце на ярмарку ходила - хоть на людей посмотреть, а то и вовсе забыла, как живой человек выглядит. Поговаривают, раз в неделю, а порой и пореже люди в округе пропадают. Привыкли.
-Привыкли... - тупо повторил я. - Рина, видать, окончательно из ума выжила. Придумать тоже - упырь какой-то. Небось, после того, как чужаки в деревне погуляли, кто жив остался, собрались и ушли с проклятого места.
Я медленно выбрался из-за стола. О, а ноги-то уже не слишком держат. Хотя голова ясная. Как глупо - лучше бы наоборот.
-Ты куда на ночь глядя? Не ровен час вернется упырь - сожрет
-До ветру. Сожрет так сожрет. Будет потом похмельем маяться.
Я долго стоял, опираясь на шатающийся под моим весом штакетник. Сумерки потихоньку угасали, ветер нес прохладную свежесть. А в лесу, как на грех, разорались соловьи. Я стиснул зубы. Пойти, найти и бошки посворачивать тварям. Да, так и сделаю - не будут душу рвать.
Улица изредка порывалась взбрыкнуть, но с этим я справился быстро. А вот с тем, что ноги вместо леса понесли домой... Полдороги я уговаривал себя, что там нечего делать. Хватит, насмотрелся утром. Вторую половину пути просто твердил, как заклинание "ну только загляну и уйду".
Пыльно, пусто и темно. Зачем я сюда притащился? Да еще внутрь полез. В лунном свете дом казался не просто мертвым - призрачным. Я опустился на лавку, устало прикрыв глаза - похоже, самогон все-таки начинал действовать, только вместо обычной хмельной бравады наваливалась тягучее равнодушие. Свихнулся? Значит, свихнулся. Какая теперь разница. Будем вместе с бабой Риной ждать. Она - давно покойного мужа, я - мертвую жену. Славно.
Дверь в очередной раз скрипнула и вместо того, чтобы хлопнуть, мягко притворилась. Сквозь закрытые веки пробился теплый свет. Я открыл глаза, да так и замер, окончательно перестав соображать.
Все изменилось. Вместо выбитых ставен на окнах белели занавески. Горел огонь в светце. А у двери стояла...
-Ида? - я блаженно улыбнулся. - А мне сказали, что ты умерла. Странно, правда?
Она рассмеялась:
-Глупый. Как я могла умереть не дождавшись тебя?
Сон? Бред? Да какая, к демонам, разница! Я устал, до смерти устал искать реальность. Упасть в безумие, как в мягкую постель после долгой дороги - и уже неважно, каким будет завтра.
Проснулся я резко, как от толчка. Луна в пустом окне. Тихо. Никого.
Медленно оделся. Вот, значит, как сходят с ума. Отстраненно подумал, что бабка там, наверное, волнуется. Пойду к ней, вроде самогон еще оставался.
Небо у горизонта потихоньку светлело. Было невероятно, неестественно тихо - даже цикад не слышно. Даже проклятущие соловьи заткнулись. Безразличие сменилось настороженностью, каким-то смутным неприятным ощущением. Я прибавил шагу. Толкнул калитку.
Дверь была нараспашку. Посреди серебристого прямоугольника лунного света лежала бесформенная куча тряпья. Рядом, присев на колени, склонилась фигурка в светлом платье.
-Эрин? - Ида поднялась мне навстречу.
-Что ты тут делаешь?
-Не знаю..., - растерянно прошептала она. - Эрин, мне страшно.
Ида прижалась ко мне, спрятав лицо на груди. А я не мог отвести взгляда от бесформенной груды на полу, вокруг которой медленно расплывалось черное маслянистое пятно. Неужели про упыря - правда? Да нет, быть не может, грабитель какой залетный, наверное. Прости, баба Рина. Сейчас жену домой отведу - как ее только сюда занесло? И вернусь, похороню хоть, если уж больше ничего сделать не смог.
-Не бойся. - Я легко коснулся ее губ. И застыл, ощутив солоноватый привкус. Сердце ухнуло куда-то вниз. Я попятился, машинально утирая рот рукавом.
Неужели правда?
"Разве я могла умереть, не дождавшись тебя?"
Моя жена. Моя Ида. Нежить.
-Эрин, что случилось? - на ее лице было лишь недоумение. - Что с тобой?
Неправда. Просто я окончательно сошел с ума. Неправда!!!
Она вдруг замерла, точно к чему-то прислушиваясь, а потом резко бросилась вперед, мимо меня, на улицу. Почти неслышные исчезающие шаги - и тишина.
Я сел прямо на пол - ноги не держали. Долго сидел так, тупо глядя перед собой. Значит, я все-таки не безумен, и Ида была. И выжившая из ума бабка ничего не придумала.
Лучше бы я и впрямь свихнулся.
Я натаскал воды из колодца, обмыл тело. Лицо у старухи было спокойное-спокойное, рядом с этим лицом разорванная шея смотрелась дико. Поймав себя на этой мысли, я рассмеялся - смерть всегда выглядит дико. Нашел для покойницы чистую одежду. Долго возился, отдирая доски пола, сколачивая из них домовину - в единственном сундуке оказались инструменты давно почившего мужа. Волоком дотащил гроб до погоста, вырыл могилу. Прочитал молитву над свежим холмиком - слова казались пустыми, никчемными. Если есть небеса - значит, Рина уже встретила там свою семью. Какой еще рай нужен?
Вернувшись в бабкин дом, шарахнул об угол бутыль с остатками самогона, и пошел в лес.
Я сидел дома на рассохшемся ложе и ждал. К вечеру набежали тучи - наверное, дождь будет - и когда сумерки угасли, не стало видно ни зги. Лишь смутные силуэты окон. Почему-то я был уверен, что Ида придет. И твердо знал, что мне она не сделает ничего - и от этого знания задуманное становилось совсем уж мерзким.
Я снова пропустил ее появление. Казалось, моргнул лишь на миг - и вспыхнул огоньком светец, затрепетали на сквозняке оконные занавески, а подо мной оказалась разобранная постель. Ида присела рядом, потянулась к моим губам. Я чуть отодвинулся. Странно, но не было ни страха, ни отвращения - после прошлой ночи внутри поселилась пустота. А еще была жалость - острая, невозможная жалость.
-Что-то случилось? - встревоженно спросила она, заглядывая мне в лицо.
Я покачал головой, через силу улыбнулся:
-Все хорошо - просто умаялся за день. Давай завтра, ладно?
Она кивнула, погладила меня по щеке. От этого такого знакомого жеста захотелось завыть.
-Тогда ложись. Спать пора. - Ида стянула платье.
Я разделся, устроился рядом. Она доверчиво ткнулась носом мне в плечо.
Ни страха, ни брезгливости. Только почему-то больно.
Долго прислушивался к ее мерному дыханию. Странно, про нежить говорили, что они не дышат - или это лишь ненужная память тела? Впрочем, какая мне разница - теперь?
Я осторожно пошевелился - она не отреагировала.
Заточенный осиновый кол вошел в плоть неожиданно легко - словно клинок из хорошей стали. Тело конвульсивно дернулось и замерло. Как просто.
Говорят, утром она рассыплется в пепел. Но я этого уже не увижу.