Гранин долго ждал автобус. Он пришел на остановку самым первым, когда на небе ещё светили последние звёзды. Дул неприятный пронизывающий ветер, Гранин мелко дрожал, запахиваясь в тонкую куртку. Где-то в недрах города зарождался новый день. Он был будним, а потому недобрым. Сотни хмурых людей шли к остановке. Другая хмурая сотня стояла в утренней пробке. Оранжевый грузовик-мусоровоз, единственное яркое пятно в этом мире, сердито рычал, обдавая Гранина ядовитым дымом. На всё это хмуро смотрели погасшими окнами панельные дома и фрагмент огромной женщины с ободранного рекламного щита. Она беззвучно кричала. Согласно изначальному сюжету из-за того, что увидела скидки в каком-то магазине. Но сейчас её изуродованное непогодой и ветром лицо выражало абсолютную боль и агонию.
Люди всё прибывали, а автобуса всё не было. Гранин мёрз, прочие мрачно молчали, исподтишка бросая взгляды друг на друга. Каждый новоприбывший чувствовал, как его буравят множество злых взглядов, ведь он был конкурентом в грядущей битве за свободное место. Из-за поворота показался автобус. Сосед Гранина сжал огромные кулаки. Пожилая женщина обмотала ремешок сумки вокруг запястья. Грузный мужчина грозно встопорщил окладистую бороду. Гранин весь сжался и нахмурился ещё сильнее. В его голове зазвучала Сарабанда Генделя, которую он играл на уроках музыки в детстве. Это были тревожные и величественные аккорды, которые всегда звучали в его голове в момент важного и судьбоносного события. Гранину стало страшно. Вдруг, он не сможет влезть в этот автобус. Вдруг, злая человеческая масса оттеснит его, не даст попасть внутрь? К страху примешивалось чувство несправедливости происходящего. Ведь, он, Гранин пришел сюда самым первым, когда остановка была ещё пуста. Он должен первым попасть внутрь, должен занять то самое заветное место возле водителя. Но кого это волнует? Сейчас все ринутся внутрь, толкаясь, и сбивая друг друга с ног.
Автобус меж тем приближался медленно и неумолимо, будто злой рок. Особо нетерпеливые высыпали с тротуара на дорогу. Гранин жадно рассматривал его, пытался прочесть точки его маршрута, но табличка с этой информацией была заклеена коричневым скотчем, маслянисто поблескивающим от света не успевшего погаснуть уличного фонаря. Гранина одолевала тревога, вдруг это вовсе не тот автобус. И повезет он его не туда, куда он рассчитывал. Но времени на сомнения не оставалось. Автобус остановился, открыв заднюю дверь. Люди ринулись внутрь, с какой-то молчаливой яростной решительностью, будто штурмуя вражеский плацдарм. Этот поток подхватил Гранина и втолкнул внутрь. В полутёмном прокуренном салоне шло основное сражение. Самые сильные и наглые торопились занять сидячие места. Чуть послабее торопились занять площадку возле передней двери, наиболее безопасную от толчков. Прочие набивались как сельди в узкий коридор между сидениями, а их яростно трамбовали те, кто ещё оставался снаружи. В воздухе пахло табаком, потом и ненавистью.
Наконец дверь закрылась. Люди, которым не повезло оказаться в салоне, ещё долго бежали вслед, беззвучно открывая рты, будто рыбы, вынутые из воды. Гранин был внутри, но на одном из самых худших мест, на нижней ступеньке у двери. Дверь угрожающе дребезжала, Гранин опасался, что она неожиданно откроется, и он выпадет. Но, с другой стороны тут было лучше, чем в салоне, где плотно набились люди. К тому же Гранин был поначалу несказанно рад, что ему все же удалось попасть внутрь. Автобус ехал, дребезжа стеклами. Гранин полез в карман за наушниками, но безрезультатно. Видимо, он забыл их, покидая дом. Что ж, теперь оставалось проехать этот путь как есть, не пытаясь забыться в музыке. Гранин попытался развлечь себя, смотря в дверное окно, но оно было заляпано грязью, и вдобавок заклеено тонировочной плёнкой. Лишь в самом уголке она была оторвана, и можно были увидеть движущийся асфальт и иногда бордюры.
Меж тем автобус дернулся и остановился на первой остановке. Кто-то вышел через переднюю дверь, плотная масса в проходе немного поредела. Гранин не хотел покидать уютную ступеньку, но нужно двигаться дальше, если он хочет чего-то достичь. И он поднялся выше, обвил поручень. Задняя дверь открылась, туда ворвались новые люди, Гранин оказался плотно стиснут между телами. Стало гораздо хуже. Автобус подскакивал на колдобинах, а человеческая масса колыхалась внутри него будто протухшая вода в банке. Зато теперь можно было смотреть в окно. Но Гранина это обстоятельство радовало недолго. Он с завистью смотрел на сидящих пассажиров. Похожие чувства испытывали и другие стоящие. Некоторые намеренно наваливались на ближайшего сидящего, норовили прижать его сумкой или выступающим животом. Те с отвращением отпихивались.
Гранин был выше всего этого, но полностью нейтральным в этом вопросе быть не мог. Размышляя, какая из сторон все-таки более права, он случайно заметил сидящую девушку. Её место считалось самым неудобным из сидячих: в одиночном ряду и на колесе. Она не была красива, просто молода и миловидна. Но интереснее всего были её глаза. В них не было ненависти и равнодушия. В них были еле уловимые искорки, будто она улыбалась, не используя для этого лицевую мимику. В этих глазах была мечта. У Гранина тоже были когда-то мечты. И в страшном сне ему бы не привиделся ему этот набитый автобус, который едет неизвестно куда.
Они ведь с ней могли бы встретиться при иных обстоятельствах. Они бы наверняка понравились друг другу, ведь люди, у которых осталась мечта, всегда узнают друг друга издалека. Они бы пересеклись взглядами на той остановке, а потом взялись бы за руки и пошли отсюда прочь. Прочь от хмурой панельной реальности в парк или кинотеатр, а ещё лучше вообще сели бы в самолёт и полетели. Подальше от этого города, этой страны, этой земли. Они бы сидели и смотрели в иллюминатор на величественные облака, а она положила бы свою голову ему на плечо, доверчиво прижалась бы к нему...
Автобус тряхнуло так сильно, что Гранин едва не налетел на объект своей фантазии. Девушка посмотрела на него с отвращением, искорки в её глазах погасли. Она встала и начала пробиваться к выходу. В груди Гранина была пустота и щемящая тоска. Стоит привыкнуть к кому-то, стоит только подумать о ком-то, как о своём, всё рушится, всё идет прахом. Почему жизнь так несправедлива? Почему они не могут быть вместе? Чем он плох? Он конечно не красавец и может, даже не особо умён. Но разве она лучше? Что она вообще из себя строит? Дура. Просто малолетняя дура. Нет у неё никакой мечты. Это он всё за неё придумал. Никто не оценит твой внутренний мир. Никто.
Пока Гранин думал об этом всём, пассажир рядом с ним юркнул и занял освободившееся от девушки место. Место, что Гранин заслужил по праву! Зачем вообще приходить раньше всех на остановку, когда какой-то дурак берёт и садится, не соблюдая очереди. Тут нужна электронная очередь, как в банке. И вообще XXI век на дворе, а мы все тащимся в этих старых корытах, стоим в пробках. Зачем это всё? Кто всё это придумал? Это такая изощренная пытка? Хватит! Гранин решил, что хочет сойти пока не поздно. Эта глупая игра обойдется без него.
Он рванулся к выходу, но двери закрылись, зажав его правую ступню. Гранин закричал. Пассажиры в ужасе отшатнулись от него. Автобус ехал всё дальше, по одному известному ему маршруту. Крик Гранина будто дым из выхлопной трубы рассеивался в хмуром будничном утре.