Мунджек провел пальцем по камню в последний раз, разгладив комочек краски, отступил на пару шагов и вздохнул. Он мог гордиться собой - Кай-Камани, Утренняя Зорька, получилась как живая. А главное, догадка Мунджека подтвердилась: несколько дней назад, гуляя вдоль русла реки, Мунджек подумал, что неплохо бы добавить в золотистую охру сверкающие песчинки. Может быть, тогда ему удастся передать красивый блеск волос Кай-Камани на изображении...
- Ага, вот он где! - раздался за спиной Мунджека недовольный женский голос.
Художник оглянулся. В нескольких шагах от него стояла его жена Ли-Нис в своей неизменной позе - руки уперты в бока, взлохмаченная голова склонена набок. В черных глазках Ли-Нис горели злобные огоньки.
- Я его по всему стойбищу ищу, а он голых баб рисует, - зашипела Ли-Нис. - Посмотрите-ка на него! Нет, чтобы меня нарисовать, так он... Погоди, это же Кай-Камани. Ах ты, прилипший к ноге помет горной ящерицы!
Ли-Нис ненавидела Кай-Камани всей душой - ненавидела потому, что Кай-Камани была юна и прекрасна, а Ли-Нис была немолода и на редкость некрасива. Бывший муж Ли-Нис Карсук, Черный Орел, был славным охотником, но и большим любителем хмельной настойки из корня хи. Однажды он не вернулся с охоты; бывшие с ним вместе воины рассказали, что Карсук упал в реку, которая унесла его. Но в племени решили, что охотник просто сбежал в соседнее племя подальше от своей ненаглядной. Так или иначе, выдержав положенный траур, Ли-Нис отправилась к Хой-Хину, Горному Медведю, вождю племени и потребовала себе мужа. Из мужчин племени свободным был только Мунджек. Мужчины презирали его, а женщины сторонились: во-первых, Мунджек был слаб на глаза, и потому не был охотником. Его место было среди женщин, стариков и детей. Во-вторых, в племени Мунджека считали малость придурковатым. Мунджек рисовал на стенах пещеры разных зверей, чего не делал в племени ни один мужчина - только малые дети. И еще, многие видели, как парень гуляет на берегу реки или на лугу, что-то бормочет себе под нос, и глаза у него при этом светятся, как будто ему кто-то поднес добрый кусок жареной оленины. А еще Мунджек умел делать разные бесполезные и странные штуковины. Однажды он взял кусок бивня и вырезал из него фигурку в локоть длиной. Это была забавная фигурка, напоминавшая человека. И больше всего костяная кукла понравилась как раз Кай-Камани. Девушка не расставалась с куклой весь день; она показывала другим женщинам, как будет качать своего ребенка на руках, и даже попробовала смастерить для фигурки теплую одежду из кусочков шкур. В другой раз Мунджек, набрав на реке разноцветных раковин, просверлил в них дырки, нанизал на шнурок, и у него получилось красивое ожерелье. Ни у кого в племени такого не было. Мунджек хотел подарить его Кай-Камани, но Ли-Нис, роясь в шкурах, нашла ожерелье и нацепила его на свою толстую грязную шею, а ночью так горячо благодарила мужа за подарок, что Мунджека потом весь день мучили боли в спине и ужасная тошнота.
- Так ты Кай-Камани намалевал, сволочь? - визжала Ли-Нис, наступая на мужа. - А ты знаешь, что тебе будет за это? Я Медведю расскажу, что ты его женщину голой рисуешь. Извращенец! Пачкун! Баба с бородой!
Мунджек не хотел скандала. Он знал характер Ли-Нис и понимал, что любые оправдания ничего не дадут. Поэтому он присел на корточки и начал молча собирать свои краски и костяные лопаточки в мешок.
- Молчишь? - взвизгнула Ли-Нис. - Молчишь?! Нечего сказать?! При живой жене других баб голяком рисуешь? Ах ты...
Пара оплеух, полученных от Ли-Нис, заставили Мунджека втянуть в голову в плечи, но не более того. И это разъярило толстуху еще больше. И вот тут ей на глаза попалась глиняная плошка с черной краской, смесью жира и сажи, которую Мунджек не успел убрать в мешок. Подхватив плошку, Ли-Нис запустила ей в нарисованную мужем картину, и лицо Кай-Камани скрылось под безобразной черной кляксой, погубившей недельный труд Мунджека.
Этого Мунджек уже не мог стерпеть. Он взвыл волком и, размахнувшись, благословил жену своим мешком прямо по голове. Поскольку в мешке кроме костяных палочек, пучков травы, заменявших кисти, красок и прочей мелочи лежали еще и два больших плоских камня, которыми Мунджек растирал пигменты, удар получился вполне эффективным - Ли-Нис с воплем схватилась за голову, шарахнулась назад, оступилась и шмякнулась плашмя в большую лужу, натекшую со свода пещеры.
- О-о-о-о-о! - вопила она, барахтаясь в грязи. - Баба с бородой! Слабак! Недомерок! Пачкун! Все расскажу Медведю! Всеееееее!
Мунджек выбежал из пещеры и остановился, чтобы перевести дыхание. Сидевшие на солнышке женщины и старики посмотрели на него с насмешкой, но он не стал ничего объяснять. И так все понятно. Вопли Ли-Нис слышно, наверное, по всему лесу. Плюнув себе под ноги, Мунджек побежал по тропинке между деревьями в сторону реки. Больше всего ему хотелось двух вещей - не слышать этих мерзких криков и побыть одному.
На берегу было тихо и солнечно, шум воды успокаивал. Бросив мешок, Мунджек сел на камень и заплакал. Ему было обидно. Очень обидно. Эта глупая жаба погубила его лучшее творение. А он так хотел показать эту картину Кай-Камани и увидеть улыбку на ее чудесных розовых губках, услышать, как звонко она смеется...
- Дрянь! - сказал сам себе Мунджек. - Жирная самка сурка! Лягушка!
Однако было что-то, что всерьез беспокоило Мунджека. Ли-Нис узнала в женщине на его картине Утреннюю Зорьку, и если она действительно расскажет Горному Медведю, придется давать объяснения. Хой-Хин ужасно ревнив. А еще он жесток и силен, и у него большая дубина, утыканная зубами крокодила. Мунджек почувствовал, что внутренности у него сжались, а ноги ослабели.
Тут ему в голову пришла неожиданная и пугающая мысль. Эта река - пограничная. За ней начинаются земли Рыбных людей. Мунджек мало что знал о них, но судя по рассказам мужчин, Рыбные люди вполне дружелюбны и не кровожадны, не то, что Хоу, Люди-куницы. А что, если сбежать к ним и попроситься жить в их племени? Конечно, к нему будут относиться к чужаку, но разве в родном племени к Мунджеку относятся лучше?
Наверное, это был бы правильный выбор. Но если он уйдет к Рыбным людям, он никогда больше не увидит Кай-Камани...
Вытерев слезы, Мунджек подобрал свой мешок и заковылял к невысокой скалистой гряде у границы леса. И тут взгляд его упал на одну из скал у берега. О, эту скалу будто специально создали для рисунков! Она была невысокой, в два человеческих роста, шириной в один рост, а поверхность ее была гладкой, ровной и черной, как уголь. Мунджек с шумом втянул в себя воздух, помотал головой и направился к скале. Безобразная сцена с Ли-Нис, страх перед Медведем - все было забыто.
Приготовив краски, он сел на камень и стал обдумывать, что он изобразит на этот раз. Конечно же, Кай-Камани, как можно без нее. Мунджек взял белый мел и старательно, высунув язык, начал делать набросок. Спустя полчаса портрет Кай-Камани был готов, и Мунджек был счастлив - его любимая получилась даже лучше, чем на той картине, которую испортила мерзавка Ли-Нис.
- Я тебя люблю! - сказал Мунджек и снова заплакал.
Однако картина занимала только малую часть скалы, и Мунджек решил развить сюжет. Рядом с Кай-Камани он нарисовал себя в шкуре медведя за плечами и с боевой палицей в руке. Так бы они с Кай-Камани выглядели, когда поженились бы, и он, Мунджек, стал вождем племени. И у них было бы много детей - десять, нет пятнадцать, все мальчики и воины. Все будущее потомство, размахивающее копьями и топорами, Мунджек изобразил ниже. Однако скала была велика, места было еще много, и Мунджек запустил свою фантазию на полные обороты.
Естественно, сказал он себе, когда он женится на Кай-Камани, Медведь перестанет быть для него угрозой. Значит, надо это показать. У своих ног он нарисовал маленького тощего медвежонка, лежащего на спине и пронзенного копьем. Так сойдет, подумал Мунджек и усмехнулся. А еще проклятая Ли-Нис станет ему не нужна. Слева от своего изображения Мунджек быстро нарисовал сцену побиения Ли-Нис и ее родни. Он специально сделал их похожими на жирных лягушек, и потому вся сцена вызвала у него злорадную усмешку. Он с особым удовольствием выписывал Ли-Нис, насаженную на вертел и жарящуюся на большом огне под присмотром сурового воина, подбрасывающего в пламя дрова.
Левая сторона скалы была заполнена рисунками, но вот правая оставалась пустой. Мунджек нарисовал несколько оленей, быков и кабанов, бегущих в разные стороны, но звери как-то не вписывались в общий замысел. И Мунджек вспомнил, как пять лун назад люди Хоу напали на них, и мужчины племени дрались с Хоу у Ручья Мокрой Собаки. Тогда Хоу были разбиты наголову. Мунджек быстро накидал эскиз будущей батальной сцены, и спустя короткое время картина была готова. Группа воинов вздымала к нему свои копья, у их ног валялись разрубленные на части тела людей Хоу, а впереди стоял Вождь - он, Мунджек, в шкуре медведя за плечами, и держал в руках голову вражеского вождя.
Он почти закончил дописывать кровь, струящуюся из отрубленной головы, когда за его спиной заскрипел гравий. Мунджек обернулся и похолодел.
В нескольких шагах от него стоял Горный Медведь. По правую руку от вождя стоял шаман племени Быстрый Взгляд, по левую - заплаканная и грязная Ли-Нис. И еще несколько мужчин, которые всегда и везде сопровождали вождя.
- Хо! - сказал Медведь. - Вот ты где.
- Вождь, - ответил Мунджек.
- Я искал тебя, - сказал Медведь.
- Я был тут, - ответил Мунджек. - Я рисовал.
- Ага, рисовал! - выпалила Ли-Нис. - Опять, опять! Смотри, Медведь, он опять нарисовал твою женщину!
- Хо! - сказал Медведь, подошел ближе и уставился на рисунки. - Похоже. Это Кай-Камани.
- Да, вождь, - ответил Мунджек: он внезапно понял, что должен говорить. - Я рисовал священные картины.
- Священные? - Шаман нехорошо улыбнулся.
- Да, о шаман, - набравшись храбрости, ответил Мунджек. - Здесь, у этой скалы граница земель нашего народа. И я хотел, чтобы Рыбные люди видели нашу славу.
- Не вижу славы, - сказал Медведь, таращась на рисунки.
- Это ты, - сказал Мунджек, показав на самого себя. - За руку ты держишь свою жену, прекрасную Кай-Камани. А это ваши дети. Видишь, они все храбрые воины.
- Х-х! - довольно хрюкнул Медведь. - А это что за мишка валяется на спине? Дохлый, что ли?
- Это наш священный тотем. Чтобы все знали твое имя и боялись его.
- А это что? - Медведь ткнул грязным пальцем в сцену битвы.
- Это мы побеждаем людей Хоу. Они напали на нас и получили по заслугам. И ты держишь голову их вождя.
- А это? - Медведь показал на сцену избиения Ли-Нис и ее родни.
- Это, - Мунджек сделал паузу. - Это наш шаман молится духам. И приносит им жертву.
- Хорошая картинка, - Медведь оскалил зубы в усмешке. - А где ты сам?
- Я? - Мунджек развел руками. - Я... я забыл себя нарисовать.
- Какая скромность! - сказал шаман.
- Это ты хорошо придумал! - Медведь засопел и неожиданно хлопнул Мунджека по плечу. - Пусть все видят нашу славу. А ты рисуй. У тебя получается. Хватит тебе сидеть с женщинами. Сегодня будешь ужинать вместе с мужчинами.
Мунджек закивал - он почувствовал, как с его плеч свалился целый мир. Мужчины обступили художника, дружески похлопывали его и поздравляли. А еще они комментировали его рисунки:
- Молодец, хорошо про Хоу придумал, - говорил один, - я сам в той битве троих убил. Эх, славная была драка!
- Олень у тебя хорош, - добавлял другой. - Такого мы убили прошлой зимой. Сала на нем было на два пальца.
- Мунджек, - сказал шаман, - а ты мог бы изобразить то, что я тебе расскажу?
- Что именно? - встрепенулся Мунджек.
- Наказания загробного мира для тех, кто не исполняет волю предков.
- Конечно, шаман, я сделаю, что ты скажешь.
Еще раз хлопнув Мунджека по спине, Медведь пошел обратно к пещеры, и его свита за ним. Мунджек, потоптавшись немного на месте, быстро собрал краски и припустил за ними. На ошеломленную и потерявшую весь кураж Ли-Нис, продолжавшую остолбенело таращиться на рисунки мужа, он даже не глянул.
Мунджек сделался в племени значительным человеком. Он рисовал много, и его рисунки всегда хвалили. Он сидел у племенного костра на почетном месте и получал хорошие куски добычи. Прошло несколько лет, Горный Медведь умер от болезни, и новый вождь, Рысья Лапа, позволил Мунджеку взять в жены вдову Медведя Кай-Камани.
Мунджек был счастлив. У него появились ученики, и вечерами, после сытного ужина, сидя у костра, Мунджек делился с ними тайнами своего искусства.
- Вы должны всегда изображать правду, - говорил он. - А что такое правда? Это очень трудная вещь, если не знаешь, как ее правильно изобразить. И я говорю вам - умейте видеть правду так, как ее надо видеть. Правда - как кусок мяса. Кто-то любит мясо сырым, так нарисуйте ему кусок свежатины, и он будет рад. Кто-то любит мясо слегка обжаренным - нарисуйте ему мясо на огне. А тому, кто любит пережаренную дичь, рисуйте мясо покрытым коркой. И все будут довольны и похвалят вас. В этом и есть великая правда искусства, которую я вам открываю.