|
|
||
Если мои уши и горели в ту ночь, то я этого не заметила. Время от времени такие приметы должны сбываться - ведь кто-то говорил обо мне.
- Прекрати хныкать. Какого чёрта ты всё время хнычешь, когда я с тобой разговариваю?
- Ты так жесток со мной. В том не было моей вины. Я не знала, что он собирается делать.
- Я велел тебе позвонить мне, как только она объявится.
- Я позвонила. Она же только утром...
- И Шмидт тоже. Это всё разрушит. Они знают. Если раньше у них были сомнения, то этот слабоумный юный головорез укрепил их подозрения. Где он?
Виновато, словно удалённый собеседник мог видеть её, она взглянула на закрытую дверь спальни.
- Он здесь.
- Задержи его там. Успокой его.
- Да, хорошо. Liebchen, [Дорогой (нем)] но ведь ничего ужасного не случилось. Они даже не были ранены...
- ... и, чёрт побери, что тоже хорошо.
После продолжительной паузы голос произнес задумчиво:
- Возможно есть способ обратить это нам на пользу в конце концов. А теперь слушай меня.
- Да, хорошо. Я сделаю всё как ты скажешь.
- Тогда вот, что ты должна сделать...
Размазанные слёзы высохли на её щеках, пока она слушала, поглощённая каждым словом. Фредди был развлечением, по-своему достаточно приятным, но тот голос пришёл из мира, который стоял на порядок выше всего того, что Фредди мог предложить... и однажды этот мир станет её, если она точно будет следовать указаниям.
***
По какой-то причине, ведомой только великому божеству Фрейду, мне снились младенцы. Они ревели, поскольку кто-то воткнул их в сугроб рядком словно уток в тире. Один из них продолжал вопить, даже когда я проснулась. Мне понадобилась целая минута, чтобы сообразить, что вовсе не младенец, а Цезарь жалобно завывает за дверью спальни.
Солнечный свет, падающий на пол косыми лучами, подсказал мне, что жалобы Цезаря были оправданными. Давно миновало его привычное время для ОП (облегчения и подкрепления).
Джон всё ещё спал. Из-под одеяла выглядывали лишь кончик носа и копна взъерошенных волос. Я осторожно потянула одеяло вниз кончиком пальца, чтобы раскрыть его лицо. Он что-то едва слышно пробормотал низким голосом, но не проснулся. Неудивительно, что он устал. У него был тяжелый день... а потом и ночь.
Приподнявшись на локте, я с любопытством изучала его лицо. У него снова были светлые волосы, и не было ни усов, ни бороды, ничего, отвлекающего внимания - подлинный, единственный и неповторимый... каким бы ни было его имя. Что в имени, в конце концов? То, что зовём мы розой, - и под другим названьем сохраняло б свой сладкий запах... [Шекспир. Ромео и Джульетта. 2 акт, 2 сцена. Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник] и свои шипы, колющие больно.
Я осторожно выскользнула из кровати и добралась до смятого пеньюара, который лежал на полу. Внезапно по всему моему телу пробежали мурашки. Я отбросила прелестные, но холодные шифоновые оборки и прямиком направилась в туалет за своим старым удобным пушистым халатом.
Цезарь последовал за мной вниз, признательно кряхтя и облизывая мои пятки. К тому времени, когда кофе был готов, он уже покончил со своим завтраком (он заглотнул всё в два захода и один раз всё обстоятельно облизал). Я выпихнула его через заднюю дверь, зафиксировала поднос и понесла его наверх.
Джон сидел в кровати, заложив руки за голову. Он поприветствовал меня нежной улыбкой.
- Великолепный сервис. Я должен заглядывать сюда почаще.
- И никаких гостиничных счетов, - сказала я, ставя поднос на стол. - Не то, чтобы ты их когда-нибудь оплачивал.
- Разве я тебе так и не возместил расходы за тот случай в Париже?
- Нет, не возместил.
- Небольшая оплошность.
Он потянулся в сторону за чашкой. Из-за этого движения под загорелой кожей плавно заскользили мышцы. Я гадала, был ли загар получен в оздоровительном центре или под тропическим солнцем. Надоедать вопросами я не стала.
Джон посчитал бы рельефные грудные мышцы Фредди не только в высшей степени вульгарными, но и неэффективными. Его собственное тело прежде всего выглядело практичным, словно он нарочно разработал его, чтобы оно выполняло с минимальными усилиями всё, что ему нужно. Однако оно было наделено и безусловной эстетической притягательностью, по крайней мере для того, кто предпочитает худощавую элегантность ранних классических греческих скульптур, таких как Дискобол, мускулистым атлетам более позднего эллинистического периода. Я никогда не делилась с Джоном своими эстетическими предпочтениями, поскольку он и так уже был полон самомнения.
Поймав мой взгляд, он натянул одеяло до самого подбородка. Я рассмеялась.
- Какая скромность, на этой-то стадии наших взаимоотношений...
- Скромность ни при чём, мне холодно. Ты так и будешь стоять всё утро как статуя добродетели? "И правда - день настал, так что теперь? Покинешь ты мою постель?" [Джон Донн. Рассвет (John Donne. Break of Day: Tis true, tis day, what though it be? O wilt thou therefore rise from me?)]
Я опустилась на край кровати. То была ошибка. Или, если посмотреть на это с другой стороны, это был абсолютно верный ход.
Цезарь жалобно завывал в саду, пятна солнечного света продвинулись дальше, когда я пошевелилась.
- Я должна впустить эту чёртову собаку. Соседи будут жаловаться.
- Забудь про соседей. И про собаку.
- Он тебя помнит.
- Конечно. Я незабываемый.
- В некотором роде, - согласилась я. - Нам нужно поговорить о золоте, Джон. Ты как?
- Не сейчас, но, если ты дашь мне немного времени...
- Я презираю грубые двусмысленности с сексуальным подтекстом, - сварливо проговорила я. - Помнится ты цитировал Шекспира. Прошлой ночью я уловила лишь Хамфри Богарта.
- Были и случайные шекспировские фрагменты. И даже капелька Джона Донна.
- О, правда? "Моим рукам-скитальцам дай патент обследовать весь этот континент"? [Джон Донн. На раздевание возлюбленной. Пер. Г.М. Кружкова]
- Я всегда полагал, что это один из наименее вдохновенных пассажей у Джона Донна. Нет, я думаю, среди всего прочего я отметил, что "в душе любовь - иероглиф, а в теле - книга для прочтенья". [Джон Донн. Экстаз. Пер. А. Я. Сергеева]
- Как мило. Прости, этот я пропустила.
- Я рассчитываю, что твоё внимание было приковано к кое-чему ещё, - вызывающе проговорил Джон.
- Я думала, что ты считаешь у Донна одним из наименее вдохновлённых...
- Я подразумевал поэтическую искру... божественное откровение. Что же касается практических советов, описанных...
- Джон, если ты не перестанешь...
- Я думал, что тебе нравится. Лежи спокойно. Я не могу сосредоточиться на преступлении, когда ты так ёрзаешь.
- Так лучше? - я свернулась калачиком рядом с ним, положив голову ему на плечо.
- Совсем чуточку, - пробормотал Джон. - Но я приложу усилия, чтобы быть выше мелких отвлекающих факторов. Так о чём мы говорили?
- О преступлении. Если это было именно оно.
- На мой взгляд, когда в тебя начинают беспорядочно палить, то это преступление.
- Ах, так вот, что тебя убедило, что я не сочинила безумные истории, чтобы завлечь тебя обратно в свои объятья, - Джон издал тихий звук, смесь протеста и смеха, и я продолжила настаивать. - Ты так и подумал.
- Нет, честно.
- Да, подумал.
- Я был достаточно уверен в твоей правдивости, чтобы последовать за тобой в Гармиш. И тебе в этом чертовски повезло.
- Да, я тебе за это безмерно благодарна, и всё же я не могу не задать вопрос, почему, раз уж ты был так уверен в моей правдивости, не сказал мне об этом с самого начала.
- Я думал, что ты хочешь обсудить преступление.
- Я обсуждаю. О том и речь. Просто я не понимаю...
Джон издал долгий преувеличенный вздох.
- Моя дорогая девочка, твой первоначальный сценарий был чистой воды фантазией. Покушение на убийство - неоспоримый факт. Люди не предпринимают попыток убить тебя, пока ты не выведешь их из себя. Что ты вчера делала?
Я кратко изложила свои действия за день.
- О-очень интересно, - задумчиво проговорил Джон. - Давай состряпаем фабулу, что скажешь? Я начну. Не стесняйся, прерывай меня, если у тебя найдутся дополнение или критика.
- Так и сделаю.
- Кто бы сомневался. Хорошо, поехали. Сорок с лишним лет назад, Хофман был сотрудником музея, в котором выставлялось золото Трои. После войны...
- Минуточку. Ты перескакиваешь. Чем он занимался во время войны?
- Не имеет отношения к делу. Мы должны предположить, что он был в Берлине в конце войны и ему как-то удалось скрыться вместе с золотом. В противном случае у нас не выстроится сюжет.
- Хорошо. Допустим.
- И всё-таки хотел бы я знать, как ему это удалось, - задумался Джон. - Это ведь одна из главных афер всех времён, разыгранная на фоне эпической трагедии... гомеровской трагедии, можно сказать. Проползти сквозь адскую безлюдную территорию, усеянную воронками от бомб и павшими телами, под взрывы снарядов над головой, посреди горящих домов, вцепившись в этот бесценный свёрток... Думаю, мы уже никогда не узнаем, - я слегка подтолкнула его локтем, и он, завистливо вздохнув (дань мастера блистательному любителю), вернулся к повествованию.
- После войны он объявился в Баварии, женился на дочери хозяина гостиницы и стал жить тихой безвестной жизнью, оставив то, что могло стать выдающейся научной карьерой. Спасение троянского золота стало идеей фикс, вероятно, символом всех тех шедевров искусства и знаний, что были уничтожены варварами, и уже никогда не будут возвращены, как твой приятель-плотник выразился. Почему он должен передать его кому-то ещё? У него было столько же прав на него, как у любого другого... и даже больше, ведь он спас его, а они грозились уничтожить его. В его, по правде говоря, обезумевшем сознании уже не было разницы между завоевателем и завоёванным. Один бомбил Лондон и Ковентри, но другой обратил Дрезден в булыжники и разграбил Кёльнский собор. Что ж... что думаешь?
- Очень литературно, очень интуитивно, очень запутано. Ты можешь даже оказаться прав.
- Тогда подведём итог. Его первая жена должна была знать о сокровище - он сфотографировал её в нём. Не её ли смерть навела его на мысль поделиться секретом с кем-нибудь ещё? Неизбежность смерти - один из неоспоримых фактов того, что мы все пытаемся отрицать...
- Если мне захочется чуть больше философии, я почитаю Платона, - сообщила я ему. - Продолжай.
- Его жена умерла, - сказал он послушно. - Он снова женился... на женщине, которая была лет на сорок-пятьдесят моложе. Рассказал ли он ей о сокровище?
- Конечно рассказал. Мужчины совершают глупости, когда влюблены.
- Бог мой, какое огульное сексистское обобщение.
- Я же сказала, отбрось философию.
- Но ведь именно ты... Хорошо, что дальше? Вторая фрау Хофман пообещала оправдать доверие? Или она настояла на том, чтобы передать золото порядочным специалистам?
- Ничего из вышеперечисленного. Она жадная, невежественная, ничтожная золотоискательница, Джон. Если она обнаружит Животворящий крест, то ей в голову сразу же придёт идея заложить его.
- Я принимаю твою оценку... без, - многозначительно сказал Джон, - каких-либо сексистских комментариев. Реакция, которую ты описываешь, к сожалению, характерна для многих представителей рода человеческого, для женщин и мужчин в равной мере.
- Итак она сказала что-то вроде: "О, Антон, дорогой, только подумай обо всех этих деньгах". А он сказал: "Прикуси язык". И она... чтобы она ни сказала, он понял, что выбрал неподходящую даму. Стоит ему умереть, как она тут же извлечёт сокровище из тайника и отнесёт в ломбард. Именно осознание этого заставило его довериться более подходящему музейному хранителю. Лучше уж оно окажется в музее, чем в руках - уж прости меня - кого-то вроде тебя.
Я замолчала, чтобы дать ему время оправдаться. Он решил не использовать его в своих интересах, поэтому я продолжила.
- Однако он продолжал откладывать решение. Сколько человек умерло без завещания? В конце концов что-то вынудило его изменить решение. Я подозреваю - и на то есть подтверждающее свидетельство, - он узнал, что Фридл уже предала его... прямо у него за спиной. Но... кого ради?
- С кем, - сказал Джон. - Ай! - добавил он с негодованием.
- Тогда не будь педантом. Ты нарушил ход моих мыслей. На чём я остановилась? Ох... внебрачная активность Фридл. Уверена, у нее подобного было предостаточно. И ведь Хофман не просто был стар и годился ей в дедушки, но он был джентльменом - не её тип. Фредди определённо подходил ей по типажу, и я удивлюсь, если окажется, что в полиции не знают о нём. Вот только он ещё глупее своей дамы. Фридл действительно был нужен человек, обладающий двумя специфическим качествами: у него должно быть достаточно мозгов, чтобы понять уникальную ценность сокровища, и должны быть прямые связи, чтобы продать его тихо, выгодно и нелегально.
Напряжённая мышца под моей щекой задрожала, а потом расслабилась.
- Это был не я, - проскрипел Джон. - Честно, леди.
- Я верю тебе, дорогой. Если бы она сблизилась с тобой, то ты бы уже позаботился о деле и припрятал все концы.
- Спасибо.
- Bitte schon. [Пожалуйста (нем)]
- Твои гипотезы, пусть и бездоказательные, стоят того, чтобы их обсудить, - сказал Джон. - Где она могла встретить такого человека? Нет, не говори, позволь мне додуматься самому. В гостинице, очевидно. Какие только люди не приезжают в гостиницы. Всем известно, что они любят кататься на лыжах и заниматься другими безобидными видами спорта. Они едят, пьют и веселятся. Вероятно, именно случайная встреча (как романтично) свела Фридл с мужчиной её мечты, и пока они веселились она открыла ему своё сердечко. Она из тех, кто выбалтывает в постели...
- Не как я, - сказала я, скорчив гримасу.
- Совсем не как ты. Я видел эту барышню, и она лишена как твоей внешней привлекательности, так и способности вести остроумный разговор даже при обстоятельствах, когда многое отвлекает внимание... Так о чём я говорил?
- Это не Джон Донн, но мне нравится. Продолжай.
- Достаточно. Я бы не хотел, чтобы это застряло у тебя в голове. Мы могли бы просмотреть гостиничные регистрации. Твой потенциальный эксперт должен был посетить Бад-Штейнбах прошлой весной или летом.
- Она могла встретить его и раньше, - сказала я, - и вспомнила о нём, когда узнала про золото...
Джон знал каждый оттенок моего голоса. Он сказал настороженно:
- Ты подумала о ком-то.
- Нет. Всё бездоказательно, чистой воды фантазия.
Рука, обнимавшая мои плечи, сжала до боли.
- Не утаивай от меня, Вики. Я действительно хочу посотрудничать в твоей опасной затее, но только если ты мне всё расскажешь.
- Привычка - вторая натура, - примирительно сказала я. - В наши прошлые встречи мы были по разные стороны баррикады. Я не приучена доверять тебе.
У него даже дыхание не сбилось. После непродолжительной внутренней борьбы я сказала:
- Ну хорошо. Так уж получилось, что я знаю пять человек (шесть включая меня), у которых есть необходимые качества, и которые были в гостинице в прошлом году.
- Думаю, что-то в этом есть, - сказал Джон, когда я закончила свои объяснения. - В то время, как пожилой господин сблизился с тобой и, конечно же, полюбил... тебя, Фридл сблизилась с кем-то ещё, в совсем ином смысле этого слова. Позже, когда возник вопрос о золоте она подумала о нём... о ней?
- Кто может знать?
- Действительно, кто? Для подобной встречи не важен гетеросексуальный или даже сексуальный аспект. Говоришь, что трое уже объявились?
- Да, но это не обязательно означает то, о чём ты подумал. Как думаешь, Хофман связался с кем-то ещё помимо меня? Мы с тобой знаем, что я уникальная и потрясающая, но Хофман, возможно, решил оценить целый ряд кандидатов, прежде чем выбрать кого-то одного. Мы не знаем, сколько копий той фотографии он отправил, или сколько информации он предоставил другим. Уверена, меня бы ожидало письмо или телефонный звонок, если бы он не умер.
- Или не был убит.
Я поёжилась.
- Я думала об этом, конечно же. Но какое бы отвращение я ни питала к этой женщине, я не могу поверить...
- Всегда предполагай худшее, тогда у тебя никогда не будет причин для разочарования.
- Джон, мне действительно придётся съездить сегодня на работу. Уверена, Шмидт будет разыскивать меня...
- К слову о Шмидте... ты же не собираешься втянуть его в это, так ведь?
- Я бы хотела, чтобы он держался подальше. И твоё появление не пошло на пользу. Он очарован тобой.
- Я постараюсь заглушить своё природное обаяние при нашей следующей встрече. Серьёзно, Вики. Я не хочу постоянно отвлекаться на спасения Шмидта.
- А я не хочу, чтобы Шмидт был на позиции, подразумевающей его спасение. Нам просто придётся ускользнуть от этого маленького плута.
- Согласен. Тогда нам следует навести справки о людях, которых ты упомянула. Их репутация, недавние действия, подозрительные случаи. Ты могла бы дать мне список.
- Я могу сделать кое-что получше. У меня есть фотографии со всеми... они лежат в коробке на журнальном столике. Ты узнаешь их по обстановке. Там были Дитер Шпренг из Берлина, Роза д`Аддио из Туринского университета, Тони...
- Тони?
- Тони, - повторила я. Цезарь завывал, солнечный свет золотом лежал на полу... Я села, чувствуя удушье. - Который час?
По какой-то причине наручные часы всё ещё были при нём.
- Два.
- Два часа дня? О боже! Среда? Сегодня же среда, так ведь?
- Когда я последний раз проверял был вторник. Это было прошлой ночью, поэтому логично предположить...
Я подскочила и начала искать свои вещи.
- Тони. Он здесь. Его самолет прилетает в два. Я сказала ему, что заеду за ним.
Джон резко выпрыгнул из постели. Облачённый лишь в наручные часы и надменную ухмылку, он принял позу Юпитера, готового обрушить молнии, и продекламировал: "Пока дойду сама она двоим-троим уж будет неверна". [Джон Донн. Песня (John Donne. Song: Go and catch a falling star: "Yet she Will be False, ere I come, to two, or three")] Не слишком ли ты плотный график составляешь? И какой промежуток между мной и... Тони Лоуренсом из Чикаго?
Джинсы, рубашка, обувь...
- Не уходи! - приказала я. - Хотя... если подумать, может быть, тебе лучше уйти. Где я смогу тебя найти? Оставь записку. Мне нужен адрес, номер телефона... и имя! Любое имя, но только то, которым ты сейчас пользуешься...
Я побежала к двери.
Джон рухнул на край кровати и сменил позу - на смену Юпитеру Афинскому пришёл Мыслитель Родена.
***
Удивительно, что я добралась до аэропорта целой и невредимой. Пока я петляла в потоке машин, мой мозг напоминал кладовку в моей гостевой комнате, заваленной всякой всячиной, которую туда беспорядочно запихнули. Всему виной был Джон. Наш разговор прояснил некоторые хаотичные идеи, но Джон Донн и Дискобол упорно вклинивались в мои попытки мыслить логически. Бога ради, придержи язык, Джон Донн, и дай мне подумать.
Тони. Я должна сосредоточиться на Тони, в настоящее время он был источником тревог первостепенной важности. Я поверить не могла, что забыла о нём. Теперь же, когда моё внимание было вновь сосредоточено на нём, я поверить не могла в то, что я о нём думала.
Я могла допустить, что Тони мог быть одним из тех, с кем герр Хофман связался, и что он помалкивал об этом, так как надеялся перехитрить меня в этой охоте за троянским золотом. Хотя такой вариант выглядел маловероятным. Если верить тому, что сказал Мюллер, то был всего лишь один конверт. Можно представить, что Хофман отправил остальные сообщения ранее (позже, конечно же, он отправить не мог). Но (считайте меня эгоистичной) я не могла поверить, что пожилой господин оставил меня напоследок, или, что он предоставил мне меньше информации, чем другим. Мне оставалось только одно: взять отгул на работе и преодолеть шестьдесят миль, чтобы проверить дикую идею. Требовался какой-то весомый повод, чтобы Тони потратил время и деньги на трансатлантический перелёт.
С другой стороны, Тони сказал, что планировал поехать на конференцию. Если поездка уже была запланирована, то ему ничего не стоило отклониться от маршрута, сделать остановку и выяснить, что мне известно.
Я хотела в это верить, поскольку альтернатива была отвратительной. Если Тони был тем безликим предположительным заговорщиком, которого мы с Джоном выдумали, то это означает, что он хладнокровный и бесчестный ублюдок, который готов предать все этические и профессиональные принципы... и что он соблазнял Фридл в то самое время, когда, как предполагалось, он наслаждался моим обществом. Угадайте, что меня волновало больше.
Я отказывалась в это верить. Мог быть и третий вариант - Тони мог быть абсолютно невиновен. В конце концов, человек остаётся невиновным, пока не доказано обратное. Но если он ничего не знал, то я бы хотела, чтобы всё так и оставалось. Мы с Тони как-то ранее сотрудничали, не безуспешно, но я бы не хотела, чтобы это вошло в привычку. Даже если бы Джон не объявился...
Джон. Мне стоило запереть его в кладовке, привязать к кровати... Не то, чтобы он не смог бы выбраться из тюрьмы, которую я могла соорудить. Ему приходилось выбираться и из худшего. Что если он исчезнет и больше не вернётся?
А ещё оставался Шмидт. Одна мысль о моём начальнике и о возможных сочетаниях (все гибельные - Шмидт и Тони, Джон и Шмидт, Тони и Джон или все трое разом) вызвала перегрузку моего мозга. Терминал уже показался в поле видимости. Я решила, следуя примеру Скарлет О`Хара, подумать об этом завтра.
Я надеялась, что самолёт задержится, или что Тони застрянет на таможне. Но оба этих непредвиденных обстоятельства могли случиться, только если бы я затаив дыхание предвосхищала момент, когда можно будет заключить его в страстные объятья. По делам твоим тебе и воздастся. Тони уже был на месте.
И хотя терминал был переполнен людьми, приехавшими на выходные, мне не составило труда вычислить Тони, поскольку он был на голову выше остальных. Его голова не была покрыта. Такие как у него волосы, густые, темные и волнистые, женщины обожают перебирать пальцами, возможно именно поэтому Тони, добрая душа, редко носит шапку. Он выглядит так, как, согласно распространенному заблуждению, должен выглядеть поэт (который обычно выглядит так, как, согласно распространенному заблуждению, должен выглядеть водитель грузовика). У него очаровательные ямочки на щеках, тонкий чувственный рот и высокий лоб, на который обескураживающими кудрями падают волосы.
Я посчитала, что его хмурый вид и формально протянутая рука вызваны раздражением из-за моего опоздания, поэтому я отмахнулась от его руки и бросилась в его менее-чем-восторженные объятья. Они оставались невосторженными совсем недолго. Когда же они стали крепче, а его губы разгорячились, решая поставленную задачу, я подумала, как же замечательно, что нужно привстать на цыпочки, чтобы поцеловать мужчину. После первой-второй секунды я оставила попытки провести мысленное сравнение: это всё равно, что сравнивать яблоки и апельсины, ведь каждый фрукт по-своему восхитителен, и всё зависит лишь от ваших личных предпочтений. Однако, без сомнения, определённая степень вины увеличила жар моего поцелуя (хотя я сама не знала, какого чёрта должна испытывать чувство вины).
Я высвободилась под редкие аплодисменты глазеющих туристов. В конце концов, смотреть-то им больше не на что. Тони весь раскраснелся - такова его очаровательная привычка. Я соединила наши руки и повела его к выходу.
Мне не оставалось ничего иного, как отвезти его к себе домой. Музей даже не стоит рассматривать, пока я не смогу предупредить Шмидта, чтобы он не выдал даже малейшего намёка на нашу последнюю авантюру... простите, расследование. Джон, без сомнения, уже уйдёт к тому времени, когда мы вернёмся. Я лишь надеялась, что он не оставил какую-нибудь висящую на столбике кровати интимную деталь одежды или послание, небрежно написанное пеной для бритья на зеркале. Но что, если он так и сделал? Я не принадлежу Тони. Мы не обещали хранить друг другу верность. Но я должна была предоставить ему место, где можно остановиться ради всего того, что было между нами в прошлом.
- У меня бронь в Байришер Хоф, - сказал он, пристально смотря перед собой. - Если тебе не по пути, ты можешь оставить меня у стоянки такси.
На мгновение мои руки утратили контроль над рулём. Я вывернула обратно в свой ряд, в то время как водитель Фиата справа от меня с безумным взором подавал мне гневные знаки.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что у меня бронь в...
- Я услышала тебя. Какая муха тебя укусила, Тони? Лишь потому, что я немного опоздала...
- Это не имеет никакого отношения.
- К чему?
- К... э... ситуации, в которой... - Тони издал долгий порывистый вздох. - Я обручился.
- Чтобы жениться? - я открыла рот от изумления.
- Это традиционное значение этого слова, - пробормотал Тони.
Я пересекла две полосы и в конце концов нашла место, где можно было съехать с дороги. Я повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Он так и не взглянул на меня, продолжая пристально смотреть прямо перед собой, словно унылый зимний пейзаж содержал что-то захватывающе интересное.
- Это просто замечательно, - сказала я. - Только один вопрос, Тони. Какого чёрта ты приехал сюда?
- Это была её идея.
- О, правда?
- В тот момент идея казалась хорошей.
- О, правда?
Он медленно сползал в своём кресле вниз, его колени поднимались по мере того, как тело тонуло. Когда колени оказались на уровне головы, я уже не могла сдерживать смех. Но признаю, смех был не вполне радостным.
- Посмотри на меня, Тони, - я положила одну руку ему на щёку, он дёрнулся как пугливая лошадь. - Я не откушу тебе голову, - продолжила я мягко. - Мне кажется, ты и без того в большой беде. Кто эта выдающаяся женщина?
Мягкость моего голоса успокоила его. Он вытащил бумажник.
- Её зовут Энн Белфорт.
Если он поставил перед собой задачу найти кого-то максимально непохожего на меня, то он справился. Облако мягких темных волос обрамляло девичье личико в форме сердечка. Её глаза были столь же большими, карими и нежными, как у джерсейской коровы.
- Пять футов два дюйма? - спросила я, изучая лицо, о котором всегда сама мечтала.
- Три и половина дюйма.
- Угу. Что ты делаешь, когда хочешь...
- Прекрати это! - суровый из-за благородного негодования Тони выпрямился.
- Поцеловать её, я хотела сказать. Полагаю, тебе всё время приходиться искать скалу или невысокий столик... О, чёрт, прости. Забудь то, что я сказала. Белфорт... Имеет какое-то отношение к доктору Белфорту с математической кафедры в Грандстоке?
- Э... да. Его дочь.
- Когда у вас свадьба? Нет, не говори. В июне, конечно же.
- Верно. Я не знаю, почему ты...
- Я тоже не знаю, - призналась я. - Я за тебя очень рада. Честно. Но я не понимаю, почему ты сейчас здесь, а не в Иллинойсе.
- Она всё о тебе знает, - сказал Тони.
- Всё обо мне?
- Всё, что ей нужно знать, - кивнул Тони.
Прядь волос цвета вороного крыла упала ему на бровь. Я поборола страстное желание схватить её и дёрнуть изо всех сил.
- Всё было хорошо, - продолжил он мрачно, - пока примерно месяц назад я не разбудил её, выкрикивая твоё имя.
- Ты правда это сделал, дорогой ты мой?
- Дело не в том, что я сказал, а в том, как я это сказал. "О, Вики... Вики... о-о-о-о-о..."
Он звучал как умирающий телёнок или человек, доведённый до последнего предела, когда вот-вот будет удовлетворена страсть.
- Я могу понять её... и всё же я всё ещё считаю, что это глупо. Она отправила тебя обратно к твоей старой любви, чтобы убедиться, что инкубы изгнаны?
- Суккубы, - сказал Тони. - Инкубы были мужского пола. Демоны женского пола, чьи дьявольские нападения сексуального характера на беззащитных невинных мужчин...
- О хорошо. Мне кажется, что ты мелешь чушь, Тони. Либо ты всё ещё хочешь меня, либо нет. Что там с Байришер Хоф?
- На самом деле у меня нет никакой брони.
- Я так и знала. Это очень дорогой отель.
- Я рассчитывал, что побуду с тобой, конечно. В исключительно платоническом плане... без всяких глупостей.
Моя симпатия к очаровательной малышке Энн начала рассеиваться. "Не мог бы столь любить тебя, о дорогая, когда бы не любил так сильно честь". [Ричард Лавлейс. Лукасте, уходя на войну. (Richard Lovelace. To Lucasta, Going To The Wars: I could not love thee (Dear) so much, Lov'd I not Honour more)] Но в действительности до этого было весьма далеко. То не сама любовь, промолвила она, тщеславие испытывает страсть вот так... [Отсылка к последней строке стихотворения Джеймса Генри Ли Ханта "Перчатка и львы" (James Henry Leigh Hunt. The Glove and The Lions: "No love," quoth he, "but vanity, sets love a task like that")] Вот так провести выходные лицом к лицу и бок о бок со давнишним предметом страсти, не позволив себе и минутной слабости, действительно без... "всяких глупостей".
- И ты согласился? - спросила я недоверчиво.
- Я не думал, что будут какие-либо проблемы.
Тони выглядел таким обиженным, озадаченным и юным, что я серьёзно задумалась, не врезать ли ему прямо в челюсть. Эта мальчишеская внешность умиляет всех его женщин, но, Господи, ему же уже тридцать четыре года. Достаточно взрослый, чтобы всё понимать.
- Я хочу сказать, что мы всегда были хорошими друзьями, - продолжил Тони обиженным голосом. - Мне нравилось разговаривать с тобой. Если бы ты не поцеловала меня...
- Я сделала это по доброте душевной, тщеславный ты женоненавистник! Если тебе достаточного одного дружеского поцелуя, чтобы твои мужские гормоны закружились в вихре... Эта женщина явилась из какой-то дыры во времени или она просто эмоционально недоразвитая?
- Конечно один эксперимент не может быть решающим, - сказал Тони, приближаясь ко мне.
Яблоки. Отличные, хрустящие свежие яблоки, как у сорта Джонатан, с лёгким послевкусием, следующим за сладостью. Полезный американский фрукт, ничего импортного, ничего экзотичного. Самое лучшее в своём роде.
Поцелуй прервал Тони. Я могла бы продолжать столько, сколько он хотел. Эксперимент-то был его, не мой.
- Ну как? - поинтересовалась я. - Пришёл к какому-будь научному заключению или нужны дополнительные исследования?
- Думаю, - слабо сказал Тони, - мне лучше поехать в Байришер Хоф.
- Не получится, - я завела машину и снова вклинилась в автомобильный поток. - В это время года всё забронировано. Не волнуйся, ты всегда можешь подпереть дверь спальни стулом.
Я сказала правду: большинство гостиниц будут переполнены в праздничные дни. Но чем больше я размышляла о том, чтобы разрешить Тони остаться у меня (со стулом или без стула), тем больше сердилась. В дополнение ко всем остальным бедам меня задело то, что меня используют как приз за плохое поведение.
Мгновенье спустя, наполненное ледяным молчанием, я сказала:
- Отменяем стул. Ты можешь начинать обзванивать гостиницы, как только мы приедем ко мне.
Последовавшее молчание было ещё более ледяным.
Однако во всей этой ситуации был один положительный момент. Теперь я могла раз и навсегда отбросить все свои подозрения относительно Тони. Его странное состояние во время звонка беспокоило меня больше, чем я сама желала признавать. Я даже не стала рассказывать Джону, поскольку знала, что он ухватиться за это, как за ещё одно доказательство вины. Но заявление Тони всё объяснило. Он побаивался сообщать мне новость о своей помолвке, чтобы (как тщеславно) не разбить моё бедное сердечко. Он должен был знать, что я грубо и гневно отреагирую на полоумный эксперимент Энн.
Тони пошевелился.
- Ты изменилась.
- Как?
- Раньше ты не дулась.
- Я не дуюсь, я думаю.
Если раньше у меня и было искушение обо всем рассказать Тони и пригласить его присоединиться к поискам, то новость о его помолвке заставила меня передумать. У меня не было права подталкивать жениха Энн к возможной опасности. Однако он бы рассчитывал на моё внимание, даже если бы остановился в гостинице. Смогу я развлекать его, держа в неведении, несколько дней, а затем отослать в Турин целым и безгрешным? Вероятно, я могу ответить "да", если ничего неблагоприятного не случиться, если Шмидт будет держать рот на замке, если Джон будет держаться подальше от меня.
Погрузившись в раздумья, я едва не проехала мимо своего дома. Я так резко съехала на подъездную дорожку, что Тони исторг грубое замечание по поводу моей манеры вождения.
Замечание я проигнорировала.
- Вот мы и на месте. Мы пропустим стаканчик-другой пока ты будешь обзванивать гостиницы.
Тони выглядел оскорблённым. Выражение его лица я тоже проигнорировала. Это же он сам решил остановиться в гостинице, так ведь?
Мой дом и дома по соседству были частью Wirtschafts-wunder (экономическое возрождение Германии после Второй мировой войны). Не самой выдающейся частью, однако. Как и в похожих кварталах в Соединённых Штатах здесь были планы двух основных типов, повторённые бесчисленное количество раз, к которым архитекторы добавили незначительные детали в надежде (неосуществлённой) сделать дома разными внешне. У моих соседей с северной стороны был эркер в гостиной, у моих соседей с южной стороны эркер был в столовой. У меня же была веранда. Она была небольшой, всего лишь две стены, увенчанные крышей, с двумя крохотными скамейками, на которых никто никогда не сидел.
На одной из скамеек сидел Шмидт. Если бы не эта проклятая веранда, я бы вовремя заметила его и проехала мимо. Кроме всего прочего он обмотался бинтами, которые покрыли его голову от бровей до линии роста волос.
- Ах, - сказал он, неуклюже поднимаясь. - Вы нашли его.
Я посмотрела на Тони:
-Ты звонил в музей?
- Ты опоздала, - хмуро сказал Тони. - Я решил, что ты забыла. Grьss Gott, Herr Director. [Добрый день, герр директор] Чёрт побери, что с вами случилось?
- Grьss Gott, я приехал, - объяснил директор, - так как беспокоился о вас, Вики. Вас не было на рабочем месте, вы не отвечали на телефонные звонки, и после того, что случилось вчера...
- Проехали, - сказала я.
- Я всё ещё болен, - сказал Шмидт, потирая своё плечо. - Сначала меня волочили за руки, потом подбросило...
- Проехали, Шмидт!
- Волочили? - повторил Тони. - Подбросило? Что случилось?
Я повернулась спиной к Тони и состроила рожицу Шмидту. Большего намёка и не требовалось, ему не больше, чем мне хотелось, чтобы Тони принял участие в нашем "приключении".
- Проехали, - сказал Шмидт.
Стоило лишь мне отыскать ключ, как открылась дверь.
- Что случилось, любовь моя? Не можешь найти ключ? - спросил Джон.
Артистическая небрежность его восхитительных локонов была призвана намекнуть на то, что он только поднялся с постели. Я знала, что подобным образом могут выглядеть персонажи в мыльных операх, но ни разу не встречала ни одного реального человека. Его рубашка была расстёгнута, и он заправлял её в штаны пока говорил. Он был босым.
- Я думала, что ты ушёл, - заикаясь проговорила я.
- Ты умоляла меня остаться, - сказал Джон.
Когда, ох, когда же, спросила я себя, я покончу с ролью простофили? Я сделала попытку взять под контроль ситуацию, с которой, я осмелюсь утверждать, даже Эмили Пост [Эмили Пост (1872-1960) - американский писатель, автор книг, посвящённых нормам этикета. В Северной Америке её имя стало синонимом правильного этикета и хороших манер] не смогла бы безукоризненно справиться.
- Доктор Тони Лоуренс, это...
- Сэр, Джон, - пропищал Шмидт. - Как я рад снова вас видеть. Я ещё не поблагодарил вас за спасение...
- Это честь для меня, уверяю вас, - сказал Джон.
- Сэр Джон? - сказал Тони, двигая бровями. - Спасение...?
Я махнула рукой на представление. Я на всё махнула рукой.
Не могу сказать, что несколько следующих минут были безмятежными. Тони отказался присесть. Он стоял в центре гостиной как пуританский богослов, готовый прогреметь обвинения, и требовал телефон.
- Я начинаю обзванивать гостиницы, - сухо сказал он.
- Но, дружище, - улыбка Джона была наглядным образцом бесхитростной доброжелательности, - здесь же полно комнат.
- Я бы не хотел мешать, - сказал Тони.
- Нет-нет. Я и сам скоро должен уйти. Я рад узнать, что кто-то составит Вики компанию.
Какое-то время они продолжали в том же духе, а Шмидт зачаровано слушал, широко открыв рот, пока меня не утомила эта болтовня.
- Тони, сядь, - сказала я резко. - Джон, почему бы тебе не принести нам чего-нибудь выпить?
Я пихнула его посильней, чтобы заострить внимание на своём предложении, и последовала за ним на кухню.
- И что, по-твоему, ты делаешь?
- Стараюсь быть хорошим хозяином, - Джон открыл холодильник. - Что подадим?
- Он не останется здесь, - я оттолкнула его в сторону и изучила полки. - Пиво, полагаю. Я всегда держу "Lцwenbrдu" для Шмидта... Как только я отыщу ему номер в гостинице, он уедет.
- Поступай как знаешь, конечно, - сказал Джон ровно. - Но на твоём месте, я бы не спускал с него глаз.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ведь он же один из банды шести?
Из-за приложенного мной усилия открывашка соскользнула и фонтан пива выстрелил ввысь. Я засунула бутылку в раковину и повернулась к Джону.
- С ума сошёл? Тони бы не...
Джон уже выбрал поднос на стойке под кухонным столом, а теперь он безошибочно направился к шкафу, в котором я хранила пивные стаканы. Без сомнения он с пользой коротал одинокие часы в доме.
- Разве он не тот парень, о котором ты мне говорила... тот, который был вовлечён в дело Рименшнайдера?
- Да. Он мой друг, чёрт побери!
- Разве тебя не поразило своего рода совпадение, что он навестил тебя именно сейчас?
- Он это объяснил. Он... это совпадение. Они случаются.
Распашная дверь открылась и во внутрь проскользнул Шмидт.
- Ах, вы всё ещё здесь, - довольно проговорил он. Обращался он вовсе не ко мне. - Мы должны провести совещание. Вики, как глупо было с вашей стороны приводить Тони сюда. Нам не нужно, чтобы кто-то ещё присоединялся к нам. Нас достаточно.
- Нас слишком много, - вздохнув сказала я. - Я отделаюсь от Тони, обещаю. Это займет пару дней. Он едет в Турин двадцать седьмого. А теперь нам лучше вернуться, пока он чего-нибудь не заподозрил.
- Идите, - сказал Шмидт. - Я хочу посовещаться с сэром Джоном.
"Сэр Джон" наполнил стаканы. Прислонившись к столу и сложив руки, он высокомерно улыбался, но ничего не говорил. Я взяла поднос.
Тони сидел с открытым адресным справочником Мюнхена и с телефоном в руке. Мне было грустно видеть, что он уже дошёл до жалобной мольбы.
- Ничего? Даже одной-единственной маленькой... да, понятно. Попробую там.
Он взял стакан, который я ему протянула, свирепо взглянул на меня и снова стал набирать номер на телефоне.
Часть моего сознания отгоняла мерзкие намёки, которые пробудил Джон. Совпадения случаются. Тони бы не... Другая же часть гадала, какую дичь сейчас Джон рассказывает Шмидту.
Внезапно разразилась яростная какофония лая и скулежа, смешавшаяся с визгливой руганью Шмидта. Джон впустил собаку. Цезарь не стал медлить. Разыскивая меня, свою любимицу, он проскочил сквозь распашные двери. Движение двери назад завершилось глухим стуком и проклятьями Шмидта. Я предположила, что она врезалась ему в живот, самую выдающуюся часть его тела.
Тони был отнюдь не рад встрече с Цезарем. Он уронил телефонную трубку и перемахнул за диван одним прыжком, который мог бы дать фору любому атлету-олимпийцу. Конечно же это привлекло внимание Цезаря (он обожает людей, которые играют с ним) и воцарился сущий хаос, пока я мне не удалось оттащить собаку от Тони.
Когда пыль улеглась, Тони и Шмидт уселись на пол по сторонам от Цезаря, и Шмидт стал объяснять, что Цезарь всего лишь большая и милая кошечка, которой случилось родиться в теле добермана. Цезарь пускал слюни на обоих, поочерёдно и в равной мере. Я не видела причин вмешиваться, поэтому села и сосредоточилась на пиве.
Джон воспользовался суматохой, чтобы ускользнуть, но не, как я надеялась (или боялась), из дома. Вскоре он легко спустился по лестнице, полностью одетый. Он был одет в тот же костюм, что и накануне ночью. Я решила, что костюм тот же, но должна признаться, что полностью ансамбль увидела впервые. Он был абсолютно чёрным: от прогулочной обуви до шляпы, которую он держал в руке. Я решила, что он обратиться к нам с прощальными словами, поскольку он был очевидно одет для того, чтобы выйти на улицу. Вместо этого он устроился в самом удобном кресле и приготовился очаровывать.
Я сидела, угрюмо потягивая пиво, и гадала, что, чёрт побери, задумал Джон. Ох, я знала, что отчасти представление было разыграно, чтобы успокоить Тони и заставить его сделать то, что Джон хотел, чтобы он сделал, т. е. провёл ночь в доме. Он справился с первой задачей. Я видела, что нахмуренный лоб Тони разгладился, ему на смену пришла фальшивая снисходительная улыбка, по мере того как он изучал грациозные жесты Джона, его обаятельные улыбки и обманчиво хрупкое телосложение. Я решила, что Джон переигрывает немного, когда он начал называть Тони "дорогуша" и стал похлопывать его по руке. Величайший недостаток Джона заключается в том, что, войдя в роль, он поддается своей склонности и заигрывается. Вот только Тони обычно с предубеждением относится к холёным мужчинам, которые строят ему глазки.
Но это была не единственная причина, почему Джон слонялся без дела. Уверяю вас, он чего-то ждал. Когда раздался телефонный звонок, он заметно оцепенел. Во всяком случае мне было заметно, не думаю, что другие что-нибудь подметили.
Она весьма формально извинилась за беспокойство, и затем по привычке сразу же перешла к делу.
- Я слышала о несчастном случае, который произошёл с вами. Я так расстроена тем, что так вышло. Я звонила вам утром, но к телефону никто не подошёл...
- Я была дома всё утро, - начала было я... Затем я заметила, как дёрнулся уголок рта Джона, и заткнулась. Кто-то из нас (я думаю, что это был Джон) дотянулся и снял трубку с крючка. Очевидно, он вернул её на место, когда я ушла.
- Я звоню вам, чтобы попросить вас о помощи, - продолжила Фридл. - Я знаю, что мой супруг так и собирался поступить. Но я не понимала раньше, что дело настолько серьёзное. Теперь и вы в опасности. Это вопрос жизни и смерти.
- О, правда? - я так и не смогла придумать, что ещё можно сказать, и не только из-за навостренных ушей, но и ещё потому, что создавалось впечатление, что она повторяет заученные фразы, но не в надлежащем порядке.
- Вы несерьёзно к этому относитесь, - сказала Фридл, теперь её мрачный тон больше соответствовал ей. - Я вам говорю, вас хотят убить!
- Кто?
Она вернулась к заготовленному заранее сценарию.
- Я не могу сказать большего по телефону. Я тоже в опасности. Вы должны приехать... сюда... в гостиницу. Возьмите друга, если хотите, кого-то, кто может помочь вам. Приедете? Завтра?
- Ну... хорошо.
Внезапно мелодраматичность сменилась оживлённостью, она поблагодарила меня и повесила трубку. Я повернулась и обнаружила, что на меня уставились три пары глаз.
- Кто это был? - спросил Шмидт.
- К вам не имеет никакого отношения, Шмидт. Может быть, ещё пива?
Он согласился. Я взяла поднос и ушла на кухню. Джон не отставал от меня ни на шаг.
- Как ты узнал? - спросила я.
- Это была она?
- Она. Как ты...
- Педант, - сказал Джон. - Что ж, я ожидал чего-нибудь в этом роде, а ты нет?
- Нет, - призналась я. - Она пригласила меня погостить в своей гостинице... какие-то зловещие намёки на опасности в прошлом и настоящем. По-видимому, она решила рассказать правду. Она призналась, что её муж собирался написать мне. Может быть, я ошибалась на её счёт. У неё нет причин мне доверять, особенно после того, как я вот так пришла к ней с улицы.
- Если ты в это веришь, то ты наивна, как только что снесённое яйцо.
- Думаешь, это ловушка?
- Возможно, - похоже, Джона не слишком беспокоила эта мысль. - Однако я твёрдо убеждён, что скорее всего они решили покуситься на твои мозги, вместо твоих костей.
- У тебя такая поэтичная манера выражать мысли.
- Тогда скажу проще... они не знают, где оно. Или "в каком месте", как говорят у вас в Америке. После безрезультатных поисков они пришли к заключению - как-то поздновато, признаю - что ты справишься там, где они ничего не добились.
- Я всё ещё не вижу...
- В последнее время ты слишком полагалась на свой ум, - любезно сказал он. - Подумай. Зачем Фридл прикладывает такие усилия, чтобы завлечь тебя в Бад-Штейнбах, когда ей проще и безопасней прикончить тебя в Мюнхене?
- Обнадёживающая мысль. Если они решили покуситься на мои мозги, тогда зачем вчера они пытались меня убить?
- Потому что они компания проклятых любителей, - сказал Джон с профессиональным пренебрежением. - Они и рассчитывали на твоё появление и боялись его. Когда ты явилась как гром среди ясного неба, они не знали, что делать. Кто-то - вероятно, Фредди Бестолковый и Мышцастый - поддался порыву. Он из тех парней, чьи природные порывы могут далеко завести. Уже потом Фридл связалась с Руководителем, который и указал более разумный план действий. Полагаю, ты понимаешь, что это означает? Ей понадобилось время, чтобы связаться с главным. Его не было там на месте.
- Если ты намекаешь на Тони... Я этому не верю.
Дьявольская бровь Джона взлетела наверх.
- Конечно же ты знаешь его гораздо лучше, чем я, не так ли?
***
Моя чудесная опрятная гостиная выглядела как место действия всенощного кутежа. Она пропахла пивом (Цезарь опрокинул стакан) и была завалена пустыми бутылками и бокалами, пеплом отвратительных сигар Шмидта и обрывками пакетиков из-под кренделей с солью. Шмидт стал сентиментальным, что с ним всегда случается после трех или четырёх порций пива, и просматривал мои фотоальбомы. Он и Тони склонили головы над напоминаниями о Ротенбурге и хихикали, припоминая свои столкновения с призраком в Schloss. [Замок (нем)]
- Да, она вышла замуж, - вздохнув, сказал Шмидт. Он говорил об Ильзе, графине Драхенштайн, которая сыграла значительную роль в деле. - Хороший молодой человек... он работал химиком в Ротенбурге. Я побывал на свадьбе. Я был одет в белый льняной костюм, который купил в Риме...
- Химик? - отозвался Тони. - Это не тот парень, которого мы вытащили из постели глубокой ночью?
- Тот самый, - сказала я.
Джон слушал с живым интересом.
- К слову о химиках, - начал он, а потом рассказал о скандальной истории, связанной с кражей произведений искусств, которая несколько лет назад украшала все первые полосы газет. Кое-что из рассказанной им истории не было упомянуто в газетах. - И, - подвёл он итог, - оказалось, что у него был сахарный диабет. И именно сахар позволил проделать этот трюк.
Шмидт так сильно смеялся, что даже побагровел. Тони тоже рассмеялся, но его всё еще не отпускали подозрения.
- Похоже, вы очень хорошо осведомлены о выявлении подделок, сэр Джон.
Джон скромно потупился.
- Я всего лишь дилетант. На все руки мастер, да ничего не умею, так ведь говорят. По правде говоря, я заинтересовался, поскольку у нас были небольшие проблемы с одним семейным портретом... работы Ромни. Но это совсем другая история. Уже поздно. Пойдёмте, герр директор?
- Да, да, - Шмидт отглотнул пива и вскочил на ноги. - Где моё пальто? Я брал с собой портфель?
Цезарь стал помогать ему искать вещи, а я последовала за Джоном в прихожую.
- Что ты теперь будешь делать?
- Ты же хотела убрать Шмидта с дороги, так? Предоставь это мне.
- О, Боже, - сказала я безнадёжно и больше ничего не добавила, так как появился Шмидт, пытавшийся попасть в пальто, что было совсем не просто сделать, поскольку в один из рукавов вцепился Цезарь.
Мы запихнули Шмидта в пальто и убедили его, что он не брал с собой портфель, а потом они ушли, дискутируя по поводу того, кто поведёт машину. В конце концов Шмидт занял пассажирское место, и они уехали.
Я вернулась в гостиную.
- Наконец-то одни, - сказала я.
Тони рассматривал фотографии.
- Вот эти я никогда не видел, - довольно сказал он. - Нам ведь было весело, правда? Почему бы нам не съездить на несколько дней в Бад-Штейнбах?
Конечно же, это Джон постарался. Я не знала, когда он успел подкупить Тони. Но он оставил фотографии на видном месте, и это довершило дело.
Почему я уступила? Не потому, что я думала, что у гнусных намёков Джона действительно было хоть какое-нибудь основание. Я знала Тони. Он был до боли чертовски честен. Даже во время случая в Ротенбурге, он не хотел заполучить сокровище для себя. Он лишь жаждал развлечений и престижа, положенного тому, кто обнаружит его.
- И полагаю, - проговорил тихий дьявольский голос в моей голове, - того же он хочет и на этот раз.
У голоса был отчётливый английский акцент. Я воспротивилась:
- Да так страстно, что даже стрелял по шинам машины Шмидта и подверг меня опасности?
- Я думал, что мы пришли к соглашению, что это был импульсивный, непредумышленный поступок. Очевидно, что замешаны несколько преступников.
- Но не Тони.
- Какой у него годовой доход? Предполагаемая сумма денег могла ослабить чью угодно моральную устойчивость. Даже если он слишком правильный для вещей такого рода, прими во внимание искушение быть провозглашённым открывателем золота Трои. Заголовки газет, телевизионные интервью, книга, фильм, основанный на книге... и при некоторых обстоятельствах веские притязания заполучить сокровище в свой музей.
Я отмахнулась от аргументов, но не потому, что меня убедили, а потому, что чувствовала, что проигрываю.
Мне оставалось только внезапно затеять драку с Тони в надежде, что он в гневе выскочит из дома и навсегда распрощается со мной - другого способа отделаться от него просто не было. Так или иначе он вполне мог сам захотеть отправиться в Бад-Штейнбах. У меня не было желания откладывать свою поездку. Прежде всего я беспокоилась из-за герра Мюллера. Мне следовало раньше предпринять меры и предупредить его, но сначала у меня был раненый и умирающий от голода Шмидт на руках, а потом Джон... До сих пор с ним ничего не случилось, но и со мной всё было в порядке, пока я не нанесла ему визит. Мне пришло в голову, что было бы намного легче, если бы можно было убедить его уехать из города на несколько дней.
Но ведь и Фридл могла быть честна. Я могла быть действительно наивна (перевожу: тупа) как только что снесённое яйцо, но и у Джона была самоуверенная, высокомерная манера излагать теории, как реальные факты, и полагать, что только его интерпретации логически верны. Фридл могла быть безнадёжна, но и безвредна. Фредди мог быть отталкивающим, но здравомыслящим. Преступниками могли оказаться другие четыре человека.
Поэтому я сказала: "Хорошо, вроде отличная идея", и позвонила сторожу Карлу, который потерял дар речи от восторга, когда узнал, что будет нянчить Цезаря несколько дней. Я сказала, что немедленно привезу его, раз уж он так хочет приступить к делу пораньше. Эта дополнительная уступка едва не довела Карла до слёз. De gustibus non est disputandum. [О вкусах не спорят (лат)]
Мы завезли собаку и отправились поужинать в местечко, о котором туристы пока не знают, с вкусной едой и разумными ценами. В Тони помещается практически столько же еды, сколько и в Шмидта, хотя по нему и не скажешь. Набивая себя Schweinebraten mit Knцdel, [Жаренная свинина с клёцками (нем)] он бубнил о том, как здорово снова вернуться в Германию и вспоминал некоторые наши старые приключения. Обычно я падка на сентиментальности и все эти "помнишь, когда", но в тот вечер это меня раздражало, и не только потому, что Энн витала подле стола как призрак Банко. Казалось, что сам Тони умышленно избегает некоторых тем. Каждый раз, когда я случайно упоминала странные посылки или необычные письма, Тони перескакивал в другой ностальгический поток.
Гораздо позже, в то время, которое называют глубокой ночью, меня разбудил тихий шорох у моей двери: слабый скрежет, скрип дверной ручки. На этом всё и закончилось, поскольку я подпёрла ручку стулом. Вот и для гусака соус... [Отсылка к английской пословице: "Что соус для гусыни, то соус и для гусака". Т. е. что хорошо для одного, хорошо и для других]