Аннотация: Участник Укол Ужаса 2007. Маленькая Олеся живет с отцом, злоупотребляющим спиртным. Больше у нее никого нет. Все движется к тому, что ее жизнь превращается в адский кошмар. И некому протянуть ей руку помощи...
"Пребывающий во тьме"
С вами когда-нибудь случалось такое, что вы не осознавали, что делаете? Вы когда-нибудь задумывались над тем, что делаете что-то не то, но, вопреки здравому рассудку, продолжали делать это снова и снова? Вы порывались выйти из этого состояния, но вас неумолимо тянуло в эту пучину, и вы начинали терять контроль над своими действиями и поступками? Тогда вам следует это прочесть.
Вы пребывали во Тьме. Да, да, не смейтесь! Вы были застигнуты врасплох Тем, кто воспользовался вашей беспомощностью и завладел вашим сердцем. Отныне вы принадлежите Ему, Обитающему во тьме и Несущему с собой смерть и опустошение.
Ваше рациональное мышление всегда оставалось непреступным, давая любым вещам, происходящим с вами, вполне разумные объяснения. И вы скоро списывали ваше аморальное поведение на плохое настроение или, скажем, мерзкое самочувствие, резкую смену погоды, проблемы на работе, - да на что угодно! Вы, безусловно, находили себе оправдание, и пороки, которыми вы не гнушались насладиться еще вчера, новой картинкой всплывали в вашей жизни уже на следующий день.
Не раз, подходя к зеркалу в прихожей, вы разглядывали в собственном отражении привычные черты своего лица или приводили в порядок свою почти безупречную прическу, готовясь к выходу в свет. Вы видели свое лицо - светлое и чистое, а мысли были чернее ночи. И, быть может, задавались вопросом: "Мое это лицо, а не чье-то другое!?"
Или ловили свой потухший взгляд в зеркале. А потом вдруг обнаруживали в этом взгляде что-то безумное, не присущее вам? Вчера вы бесцеремонно выругались на бездомного бродягу, протянувшего руки для милостыни. А месяцем раньше пнули носком ботинка кошку, мешавшуюся под ногами. Рядом с вами мелькала тень, которую вы даже не заметили, будучи увлеченные бесконечными делами и обстоятельствами.
Пребывающего во Тьме трудно обнаружить. Он нашел свое пристанище в темных подвалах домов, в грязных канализационных колодцах, ползает на брюхе в оврагах, близ проезжих дорог. И живет в сердце человека.
Ваш двойник, если хотите - фантом, страждет вместо вас, находясь в плену ваших страстей. Он невидим, неосязаем, но иногда случается иное, когда этот двойник, или ваша душа, пусть даже не ваша - другого человека, - предстает перед вами, облеченная плотью.
Сегодня я поведаю историю, которая поможет вам иначе взглянуть на мир, полный неизъяснимых загадок.
-
Это случилось зимой, когда намело такие большие сугробы, что все автобусы прекратили свое передвижение по маршрутам, а старенькие лошади, изжившие свое, прозябали в сараях, дожидаясь весенней оттепели. Их кормили соломой и подгнившим сеном преданные хозяева, не желающие отправлять скотину в мир иной раньше времени. Животные служили им верой и правдой всю свою сознательную жизнь, за это люди благосклонно смотрели на них на закате их нелегких судеб.
Говорят, что такой суровой зимы, какая свирепствовала в этом году, не было уже более двадцати лет подряд. Стало быть, неспроста.
- Ешь, кому сказал! - заревел отец, одарив дочь гневным взглядом.
Олеся, понурив голову, принялась доедать противную гречку, представляя, что ест праздничный пирог с клюквой, какой когда-то выпекала мама. Ничего не выходило, - когда ешь сухую гречку на воде и без масла, она не может показаться ничем другим, нежели как самой гречкой. Такой уж вкус у этой каши, и от гречки девочку немало тошнило.
Отец, прихрамывая, вышел из кухни. От него веяло настоящим смрадом. Это была адская смесь пота и спиртного перегара, которые вызывали у Олеси еще большее отвращение. Она понуждала себя не плакать, но слезы быстро увлажнили глаза, одна за другой капая в тарелку. Девочка знала, что этот "монстр", иных слов не подбиралось, вскоре вернется, чтобы проверить, чиста ли ее тарелка, в противном случае - будет наказана. Уловив долгожданный момент, когда отец оставил ее на кухне одну, Олеся схватила тарелку и метнулась под стол, - в полу зияла небольшая щель, - и неистово принялась сгребать в дыру противную кашу.
Руки работали очень быстро, от волнения добрая часть гречки сыпалась на пол, оставляя ужасную улику. Ее сердце готово было разорваться от любого случайного шороха, и когда за дверью раздались томные размеренные шаги, девочка поспешила оторваться от этого занятия, сильно ударившись головой об внутреннюю крышку стола.
- Что ты делала под столом? - спросил отец, пытаясь уличить дочь в чем-то непозволительном для такой девочки, как она.
- Подняла ложку, - коленки Олеси мелко тряслись, голос заметно дрожал и отец это заметил.
- Говоришь, ложку обронила, - мужчина приблизился к столу, явно над чем-то раздумывая. - И кашу, гляжу, всю съела.
- Съела.
- Ладно, собирайся и ступай в школу, дрянная девчонка.
Олеся перевела дух, на ней, казалось, лица не было, цветом оно походило на мел. Но лишь когда она удалилась в свою комнату, ей стало заметно легче.
От прежнего папы не осталось и следа, лишь воспоминания. И был ли вообще тот 'прежний папа'?
В школе она чувствовала себя плохо. Сидя за партой и выслушивая утомительные лекции учителей, мыслями Олеся находилась совершенно в ином пространстве. Ей было не столь важно, о чем там болтает математичка Зинаида Семеновна, и для чего, собственно, выводит белым мелом на школьной доске эти комбинации всевозможных цифр. Олеся вспоминала те дни, когда отец буквально сдувал с нее пылинки, но однажды, со смертью мамы, многое изменилось. Другим стал взгляд отца, другим - его отношение к ней, другой казалась ей окружающая действительность.
Сосед по парте легонько толкнул ее локтем в плечо.
- Ты чего не пишешь? Завтра контрольная.
- Пишу, - Олеся выплыла из собственных раздумий и машинально взялась за шариковую ручку, чтобы переписать пару примеров с доски.
А потом, не заметив, вновь вернулась к своим мрачным мыслям. На перемене все веселились: мальчишки резво носились за девчатами, девчонки, в свою очередь, им подыгрывали, и с нарочитым визжанием бегали от них по коридору. Только Олесе было не до веселья, она все три перемены простояла возле подоконника, глубоко задумчивым взглядом изучая невысокие ели за окном, припорошенные пушистым белым снегом. Теперь мир не казался ей таким уж чудесным. Узнав, что такое душевная боль и обида, причиненная родным человеком, многое представлялось ей в серых тонах.
Она шла домой в надежде, что отец проспался, и хотя бы этот вечер пройдет спокойно, но уже в который раз ошиблась.
- Вот тебе деньги, - отец встретил ее на крыльце, и заговорил с Олесей все тем же хриплым и отвратным голосом. - Сходи к бабке Ире, принеси чего-нибудь. Она сама знает чего.
- Тебе завтра на работу, - напомнила он несмело.
- Не перечь! Ступай, когда велено!
Девочка взяла скомканную десятку и отправилась к соседям, что жили в доме напротив. Ей часто приходилось к ним наведываться, особенно с той самой поры, когда отец начал беспробудно пить, литрами поглощая самогон. Баба Ира была женщиной безотказной, и всего за червонец налила полбутыли огненного напитка, аккуратно завернув последний в старую газету. Дед Семен молча сидел в кресле и бездумно хлопал ресницами, будто вообще не понимая, что происходит.
- У нас бы переночевала, коли отец пьянствует, - предложила старуха, вытирая руки об фартук.
- Нет, спасибо, - не задумываясь, ответила девочка, - я пойду домой.
- Смотри, коли чего, приходи.
Олеся вышла на улицу и направилась к дому. Ее валенки утопали в сугробе, холодный ветер безжалостно жалил ее нежное, раскрасневшееся от мороза, лицо, хотя она и пыталась прикрыть его шалью. К тому же девочка чувствовала себя разбитой, подавленной, ей не хотелось видеть отца таким, - он уже не был похож на человека.
Хорошо, что вечерами они не едят с отцом гречку. Он встает рано утром и варит ее, как неотъемлемое для завтрака блюдо. Но сегодня, скорее всего, она одна в полном одиночестве просто попьет молоко с хлебом. Не удивительно, если отец вновь наляжет на спиртное и уже к вечеру рухнет замертво, чтобы проспать до самого утра.
И дело даже не в еде...
-
Как Олеся и предположила, отец к семи вечера был невменяем. Он сидел на кухне, тупо уставившись на опустошенную бутылку, и от животного его отличала разве что способность разговаривать.
- Что где? - недоуменно спросила дочь, хотя уже привыкла к тому, что всякий раз напиваясь, отец начинал нести несусветную чушь.
- Где самогон?
-Ты все уже выпил, - Олеся предвидела, что этот очевидный факт поставит отца в тупик, и оказалась права. Он промолчал, но явно силился вспомнить, каким образом бутылка оказалась пуста.
"Опять начнет приставать!" - с ужасом подумала девочка. Она уже представила, как этот монстр заглядывает ей в глаза. В его безумном взгляде она видела настоящий неописуемый кошмар, живущий в недрах отцовских зрачков и давно поселившийся в ее сердце.
Но вместо того чтобы пристать к дочери, он с невероятной легкостью, весьма удивительной для пьяного, поднялся со стула и вышел из кухни. Проходя мимо Олеси, он грубо толкнул ее в плечо, отчего девочка отшатнулась, едва удержав равновесие. Для нее не было ничего хуже подобного обращения.
Она осталась на кухне совсем одна. Ей вспомнился тот ужасный вечер, когда по очередному пустяку отец, вне себя от ярости, отвесил ей такую оплеуху, что у нее носом пошла кровь. Он даже не обратил на это внимание, а Олеся еще долго пыталась прийти в себя и справиться со страхом, который буквально сотрясал ее тело. Она испытывала ужас всякий раз, когда отец был пьян, и ничего не могла с собой поделать, ею тут же овладевали эмоции.
Однажды он напился и принялся махать кулаками, под глазом у нее остался здоровенный синяк, и неделю она не ходила в школу. Отец велел сидеть дома и никуда не выходить, пока синяк не исчезнет. В тот день она выбежала во двор и затаилась в сарае, чтобы не видеть ЕГО, своего родного отца. Забравшись на стог сена, она долго прислушивалась, - не идет ли он. И сердце в груди не унималось. Здесь она провела ночь, и такие ночи повторялись раз за разом.
Олеся оглядела кухню, - ведь она не убрала вчерашнюю гречку из-под стола. Память об этом просто вылетела из головы. Если кашу не съели мыши, то она лежит там и сохнет, и если отец обнаружит это, ей несдобровать. Откинув рукой край скатерти, девочка обомлела. Гречки не было!
Но было что-то другое. Она была просто уверена, что увидела, как в небольшой проем между двух половиц юркнула чья-то лапа, покрытая густой свалявшейся шерстью. Вероятно, тень! Но все так ясно представилось, что девочке стало не по себе. Она сумела различить каждый волосок на безобразной пятерне.
Что это было? Олеся опустила скатерть и выбежала из кухни. Наверняка ей померещилось. И не удивительно, - живя в подобной атмосфере, и не такое вообразишь.
Отец не просыпался до самого утра. Повалился лицом на пол и, уткнувшись носом в пустующий угол комнаты, томно дышал. Олеся, оценив его состояние, осторожно закрыла дверь с обратной ее стороны.
Эта ночь прошла спокойно.
Утром девочка не стала его будить, - того, кто по праву должен называться ее папой, потерял всякий человеческий облик, став алкоголиком. Его поведение с каждым днем все больше пугало Олесю, она решительно верила, что потеряла того прежнего отца навсегда.
Легко позавтракав, она отправилась в школу. Вновь ее окружали сверстники, от стен коридоров каскадом разносились их радостные возгласы, учебные классы наполнились ребячьим гомоном и перешептыванием. А разговоры о том, какими прекрасными могут выдаться предстоящие зимние каникулы, не прекращались. Словом - веселье обуяло всех и вся, и никоим образом не касалось ее самой.
Когда раздался звонок на урок, Олеся уже сидела за своей партой, выводя шариковой ручкой бабочек и цветочки на последнем листе тетради. Сосед по парте молча наблюдал за ее действиями. Часто, пытаясь завести с ней разговор, он нарывался лишь на холодные фразы и однозначные ответы, отнюдь не располагающие к общению.
После учебы Олеся шла домой, укутавшись в зимнее поношенное пальто с меховым воротом, и в мыслях уже находилась дома. Обида, боль, горечь селились в ее памяти, и столь же удачно они нашли свое пристанище в сердце девочки. Отец, казалось, совсем потерял себя: отходя от спиртного, он уже не помнил, что происходило еще вчера, а напиваясь, вел себя как помешанный. В его серых глазах девочка видела такое безумие, от которого бросало в дрожь и начинало знобить.
-
Он сидел в коридоре, прижавшись спиной к стене, подобрав под себя ноги, подобно буддисту, погруженному в медитацию. В таком жалком состоянии Олеся заставала его не раз, но в последнее время это происходило все чаще. Ей, слабой и беззащитной, не способной оказать ни физического, ни морального сопротивления, удалось проскочить мимо почивающего на полу монстра, и пройти на кухню, где она просидела до самого вечера, увлекшись чтением "Алисы в Стране Чудес".
Олеся вспомнила о том, что еще вчера ей привиделось под столом что-то ужасное, и она сразу отреклась от желания заглянуть туда еще раз. А вдруг и правда у них в подвале живет нечто страшное, только оно не может добраться до нее. Пока не может. Но выберет подходящий момент, и уволочет девочку в свое насиженное мрачное место.
Когда за окном стемнело, Олеся услышала протяжные стоны за дверью. Видимо, монстр, на время затихший в коридоре, проспался, чтобы принять новую порцию спиртного. Она захлопнула недочитанную книгу, и растерянно огляделась по сторонам. Дверь в подвал была в двух шагах от нее, что свободно позволяло ей спуститься вниз, и укрыться на время. В коридоре по-прежнему раздавались стоны, и для Олеси они звучали, как призыв укрыться в подвале. Отец заорал, требуя, чтобы она помогла ему встать, девочка вскочила со стула и смело рванула на себя дверь, ведущую в подвал...
Так ли уж страшен обладатель мохнатой лапы, привидевшийся ей прошлым днем, если отец - само воплощение зла? И именно его она боялась больше всего.
За открывшейся дверью показался небольшой пролет и за ним лестница, ведущая вниз, в темноту. Каменные ступени терялись в полутьме, в которой могло скрываться все что угодно, любое порождение темного.
Где-то наверху послышались приглушенные шаги отца, и его хриплый возглас раздался как громогласный рык зверя, вышедшего на охоту. Олеся содрогнулась при мысли, что встреча с отцом неизбежна, и уверенно ступала вниз, в укромное убежище, в которое, будь у нее выбор, никогда бы не заглянула даже днем. В своем отце родная дочь видела воплощение всех своих ночных кошмаров, и заставила себя поверить, что спуск в подвал - обычное дело, - для того и существуют подвалы, чтобы в них наведываться время от времени.
Здесь пахло сыростью и землей. Касаясь кончиками пальцев стен, чтобы хоть как-то ориентироваться во тьме, девочка шаг за шагом спускалась ниже уровня земли. Сверху еще некоторое время доносились крики отца, пока не умолкли, как стихают неспокойные ветра, и им на смену приходит безветрие.
Это обстоятельство помогло Олесе успокоиться.
Она представила себе пьяного отца, который плюнул на то, чтобы её найти и отправился к себе в комнату. Возможно, проспит там до самого утра, как животное, ведомое одними лишь природными инстинктами: поесть, поспать и справить свои естественные надобности. А может, будет бродить в поисках самогона, проклиная дочь во всех своих несчастьях. Но сегодня Олеся не собиралась подниматься наверх, эту ночь она проведет в подвале, где благо есть небольшая кровать.
Подвал встретил ее своей тишиной. Три небольших окошка обозначились ровными прямоугольниками, в которых угадывалось ночное небо и звезды. Благодаря яркой луне, пролившей свой неземной свет на пол помещения, Олеся начала различать отдельные предметы и хозяйственный инвентарь, в правом углу стояла заправленная кровать. Глаза быстро привыкли к темноте. У дальней стены стал различимым стол. Когда-то отец проводил за ним много времени, занимаясь столярным делом, но кажется, это было в их прошлой жизни.
Она обратила внимание, что в подвале произошли некоторые изменения. Стол был переставлен, на стеллаже в ином порядке расставлены слесарные инструменты, на занавесках появилось темное пятно. А на западной стене, - Олеся затаила дыхание, - что-то шевельнулось! Едва различимое движение смутило ее. Неужели это то самое существо, лапа которого покрыта шерстью животного?
Нет, это не оно! Возле стены застыл живой человек.
Изредка из его горла доносился еле различимый стон, сопровождаемый всхлипываниями. Олеся неуверенно подошла ближе, чтобы как следует разглядеть человека. Он словно был распят на стене. Тяжелые кандалы сковали запястья его распростертых рук, а железные цепи, служившие для их фиксации, звенели от каждого непосильного движения. Его ноги по колени были врыты в сырую землю.
Девочка с ужасом изучала мужчину.
И хотя пока она не могла хорошо разглядеть его лицо в полумраке подвала, ей удалось различить на само'м теле ужасные кровоподтеки, ссадины и следы от возможных побоев. Рваная рубашка обнажала проблемные участки его кожных покровов. Словно завороженная увиденным, Олеся, затаив дыхание, стояла недолго, пока человек не подал голос.
- Помоги мне...
В этом голосе было столько боли, сколько могла вобрать в себя вся Вселенная.
- Кто вы? - отшатнувшись, спросил ребенок.
- Я.... - человек поднял голову, чтобы ответить, но не мог больше произнести ни слова. В его глазах отразилась луна или девочке просто показалось это.
Прядь мокрых - либо от крови, либо от пота - волос упала на его лоб, подобно умелому мазку художника, рисующего картину.
Теперь Олеся увидела на его впалой груди огромную кровоточащую рану. И заметила непонятное шевеление возле шеи.
- Кто вы? - переспросила она и отступила на шаг назад.
- Не знаю. Мой разум будто закабалили, не помню кто я и почему здесь. Мне плохо!
- Папа?! - Воскликнула Олеся. Его голос она не могла спутать ни с каким другим. По коже побежали мурашки.
- Он скоро придет! Уже совсем скоро! Тебе нельзя находиться в этом месте!
Девочка плохо понимала, о чем говорит этот человек, но он не может быть ее отцом. Не может! Эта рана на его груди казалась живой, она дышала, вбирая в себя душный подвальный воздух.
- Кто придет?
- Тот, кто живет во Тьме, - с трудом произнес он. Немного помолчав, вновь заговорил. - Видишь эту рану?! Он вернется, чтобы мучить меня, - голова человека совсем поникла. Он с огромным усилием произносил каждое слово, как если бы выполнял тяжелую изнурительную работу. Все было похоже на сон, который будоражил воображение девочки.
Она сделала два шага вперед. Подошла вплотную к мученику. Он не дышал. Даже рана на груди успокоилась. Когда девочка попыталась рукой дотронуться до влажного лба человека, тот встрепенулся. Его лицо снова предстало Олесе, и его безумный взгляд словно пронзил бедняжку насквозь.
-Убирайся отсюда! - прошипел человек сквозь стиснутые зубы.
Теперь Олеся не сомневалась, это был ее отец. Но каким образом он оказался здесь? Она представила себе ужасное существо, обитающее в подвале, и видимо, оно - то самое, что вчера своровало ее гречку.
-ВОН!!! - отец орал, надрывая глотку. У него появился неожиданный прилив сил, его руки неистово тряслись, отчего цепи бряцали, со стен посыпалась штукатурка.
Олеся опрометью побежала в сторону лестницы. Ужас охватил ее. С потолка посыпался щебень, а под ногами предательски задрожал пол, покрываясь трещинами и разломами. В конце лестничного пролета виднелись узкие полоски желанного света, пробивающиеся через дверные щели и замочную скважину.
Она обернулась, увидев страшную картину: уродливое покрытое шерстью существо выбралось из трещины, образовавшейся в потолке, умостилось у отца на груди и примкнуло к зияющей ране рот, усеянный множеством мелких зубов-иголок. Олеся, заворожённая, с трудом оторвалась от нелицеприятного зрелища, за считанные секунды преодолела ступени, и вырвалась на свободу.
- Убирайся отсюда!!! - в последний раз донеслись истошные крики из глубины темного подвала.
-
Вы поверили в правдивость этой истории? Наверное, нет. Мне самому с трудом верится в такое. Олеся пришла ко мне, заплаканная, ее руки были перепачканы кровью. У меня сжалось сердце при виде ее.
Наша приходская церквушка, что неподалеку от поселка, всегда была открыта для тех, кто хотел прийти к Богу и открыть Ему свое сердце, но тот злополучный день даровал иное.
- Что случилось? - спросил я девочку, припав перед ней на колени и обхватив за хрупкие плечи.
- Батюшка! Я убила своего отца.... Случайно! Он напоролся на нож!
Всхлипы, рыдания обрывали мою душу. Мне пришлось простоять на коленях около десяти минут, пока девочка не пришла в себя. Затем я спросил:
- Как такое возможно?
- Он приставал ко мне. Хотел изнасиловать.
Мысли в моей голове вертелись как бешеные пчелы, потревоженные неосторожным медведем. Я представил девочку с ножом в руках, напуганную, готовую себя защитить. Легкий взмах руки и из горла отца фонтаном хлещет кровь...
Что я мог для нее сделать? Я вопрошал к Богу, и думаю, поступил правильно, решив оставить девочку у себя. Мне жутко хотелось ей помочь, и простит меня Господь, если я совершил грех. Я скрыл от людей случившееся.
Поздней ночью отправился в ее дом и схоронил тело мужчины в том самом подвале, чтобы никто уже не смог его найти. Не совру, по моему телу бегал холодок, когда я находился в подполе того самого дома. В нем действительно царило нечто мерзкое, противное Богу. Но я закончил начатое, потому что не хотел, чтобы девочку осудили. Это были времена, когда за убийство даже ребенка могли удушить.
Пусть думают, что ее отец пропал без вести. К тому же все знали, что он жуткий пьяница. А девочка будет жить в нашем приюте, пока не повзрослеет. Возможно, захочет остаться.
Может, нельзя отрицать, что многое из рассказанного, - выдумки ребенка, но мне не хочется держать это в себе. Пусть эти листы бумаги до поры хранят мою тайну, на которую после моей смерти падет свет, и она станет всеобщим достоянием...