А погода нынче загляденье! Природа решила вознаградить людей за терпение и стойкость, и вчерашняя метель, всю ночь завывавшая под окном, сменилась чудесным ясным днем. Свежевыпавший снег серебрился под лучами солнца. Мороз пощипывал нос и щеки, дыхание вырывалось облачками пара, тающими в прозрачном воздухе. Весь мир словно был наполнен светом. И жизнь начинала казаться вполне себе годной штукой.
Возможно, я даже полюблю зиму. Смешно вспомнить, в первые недели я все дни проводила, закутавшись в одеяло у пылающего очага, высунуть нос за порог считала настоящим подвигом и искренне верила, что здешние холода обязательно убьют меня. Местные только сочувственно кивали, за спиной тихо посмеиваясь в усы над изнеженной южанкой, опаленной пустынным солнцем. Но ничего, приспособилась, притерпелась, даже нахожу какую-то странную прелесть в полях, заметенных белыми сугробами, в переливающихся на солнце сосульках, в деревьях, укутанных в пушистые шубы. А холод? К холоду можно привыкнуть. Наверно. Когда-нибудь. Бррр.
Мимо пронеслись гогочущие ребятишки. Ой-ей! Больно, однако! Резко обернулась. Озорник, угодивший снежком мне в спину, испуганно замер. На разрумяненном морозом лице появилось виноватое выражение.
- Простите, госпожа целительница.
А в глазах задорные смешинки - и ни капельки этому сорванцу не стыдно. Обычный человеческий мальчишка: немного нескладный, а может, в этом виноват широкий полинявший тулуп с потертыми локтями (брата или отца?), слегка непутевый, чуть рискованный и безрассудный, но пока еще добрый, отзывчивый, хотя и пытающийся казаться серьезным и безразличным. Такими же были Крис, и Алик, и я сама. Дети людей и драконов не сильно отличаются друг от друга.
Я нагнулась, захватила горсть чистого липкого снега. Ты у меня сейчас получишь! Снежки - северная игра. Там, где прошло мое детство, зима, скорее, похожа на здешнюю осень: грязно, сыро, пасмурно и дожди, дожди, дожди, тянущиеся до бесконечности. А в Южном Храме, расположенном в центре Великой Пустыне, даже дожди - редкость. В снежки мы играли, когда приезжали в гости к Алику в земли северных кланов, но я и Крис никогда не были в Морозных горах зимой.
Ага! Еще не все забыла! Метко пущенный комок попал по ушастой шапке мальчишки, отправив ее в ближайший сугроб. Тот растерянно хлопнул глазами - вид у него был донельзя глупый. Похоже, остальные ребятишки разделяли мое мнение, потому что окружили товарища, весело дразнясь и смеясь. Тот что-то буркнул в ответ и полез доставать потерянный предмет гардероба.
- Не болейте, малышня!
Я пошла дальше. Зимний день короток, и солнце уже начинало клониться к закату, а я проведала еще не всех, кого собиралась. Да и пирог пора готовить, иначе не успеем к появлению первых гостей. Хорошо хоть, пациентов у меня сейчас немного - всего трое.
Молодая мать чувствовала себя прекрасно, с новорожденным тоже все было в порядке. К тому же с ними оставалась деревенская бабка-повитуха, женщина опытная и умелая, знающая людские недуги, несмотря на отсутствие какого-либо образования. Ей я доверяла, поэтому за этих своих подопечных не волновалась.
Гораздо больше меня тревожил второй пациент. Мужчина полторы недели назад сломал руку, но упрямо отказывался сидеть дома, срывал повязки и уверял, что "все прошло, госпожа целительница, вашими стараниями ниче не болить". Конечно, "не болить". Я, накладывая бинты, целый час как заведенная беззвучно шептала наговоры - трактирщик еще удивлялся потом, что аппетит у меня, словно я весь день вместо лошади телегу с рудой таскала. Но магия магией, а кость за неделю все равно не срастется. Я могу лишь ускорить процесс да снять боль, но полностью излечить за один день мне не под силу - не хватает ни скромного магического потенциала, ни умений. Может, у сестры получилось бы, да и то вряд ли.
Похоже, добралась. Крепкий приземистый дом, сложенный из осиновых бревен, как и большинство в деревне, покрывала толстая снеговая шапка, из-за чего он напоминал картинку в одной из моих детских книжек. Сугробы, похоронившие под собой весь двор, лежали вровень с наглухо закрытыми резными ставнями. И только узенькая, расчищенная и утоптанная тропинка вела от приоткрытой калитки к двери и еще в сторону, где стоял низкий сарай. Я посмотрела на слегка покосившийся забор, сразу угадывая отсутствие сильной руки.
Муж Машки, как мне рассказали деревенские сплетницы, погиб во время обвала в шахте полтора года назад, оставив молодую еще женщину одну с семилетней девчушкой на руках. Замуж во второй раз Мария выходить не спешила, хотя считалась на селе красивой, фигуристой, как говорят мужики: "и сзади, и спереди есть, за что подержаться". Мужа, вздыхали кумушки, очень любила - как узнала, что он погиб, три дня ни жива ни мертва, словно тень, по полям шаталась, соседки думали, уж за ним последует. Но нет, выплакалась, оттаяла и всю любовь дочке единственной отдала, души в своей кровиночке не чаяв. Женщина Мария была работящая, с ранних лет приученная не сидеть без дела, а от мужа неплохое хозяйство осталось: корова, козы и кусок земли в долине. Да и Динька матери помогала, как умела.
Смерть отца не отняла у девчушки ни задорной легкой улыбки, ни жизнерадостности. Она всем говорила, что ее папка уехал далеко-далеко в прекрасную страну за восточными морями, где всегда много хлеба, нет суровой зимы и не нужно работать в пыльных темных шахтах, но однажды вернется и заберет и ее, и мать с собой. Может, этим мне и нравилась Динька. Она, как и я, не верила в смерть.
Я легонько постучала. Дверь тут же открылась, будто только меня и ждали. На пороге стояла Мария: поверх старенькой одежки, которую не жалко и попортить, повязан серый фартук, волосы забраны назад и подхвачены косынкой. В руке женщина сжимала грязную тряпку, которую, смутившись, попыталась спрятать за спину
- Проходите, госпожа целительница. Я вот прибраться решила. Праздник все-таки на носу.
Я кинула на лавку шубейку, стянула меховые сапоги. Женщина провела меня через сени в светлицу, где у окна стояла кровать ребенка. Динька при моем появлении подскочила, хотела встать, но под строгим взглядом матери сникла и вернулась обратно, натянув одеяло до самого кончика острого носа.
- Егоза моя ни минуты полежать спокойно не может, - вздохнула Мария. - Скучно ей все время в постели. Я ей говорю: "Госпожа целительница тебе почивать велела", - а она ноет: "Не хочу".
Каждая мать любит своего ребенка, каким бы он ни был. Глаза Марии с такой нежностью и заботой смотрели на дочь, а в голосе звучало столько доброты и ласки, что мне на мгновение стало завидно: моя мать погибла во времена Раскола, когда мне не было и пяти, а на сестру свалилась целая гора хлопот и обязанностей, и порой Харатэль не могла уделять мне достаточно внимания.
- Похоже, нашей больной гораздо лучше.
- Я пойду, полы домою, а вы располагайтесь. Если что понадобится, только крикните.
Дождавшись кивка, Мария вышла из комнаты. Я пристроилась на край постели и утонула в синих молящих глазенках.
- Привет, мелкая, как ты себя чувствуешь?
Девчушка скинула одеяло, села.
- Тетя Лана, я уже совсем-совсем здоровая. Правда-правда. Вы мамке скажите, а то она не верит.
- Здоровая? - с сомнением покачала головой я, беря худенькую ручку Диньки. - Сейчас посмотрим.
Пульс учащенный, и зрачки расширены, но жара больше нет, да и голос нормальный, не сипит.
- Давай, мелкая, покажи язык.
Девчонка старательно исполнила команду. Горло еще красное. А так ничего. Выздоравливает егоза.
- Ты травки, которые я оставляла, пила?
Динька скорчила кислую рожицу.
- Они горькие.
- Знаю, что горькие. Но ты же болеть не хочешь.
- Тетя Лана, а когда мне гулять можно будет?
По-хорошему девчонке недельку дома побыть, в тепле, покое. Но сама знаю, как скучно лежать в постели, когда за окном веселятся твои товарищи. Снаружи солнце, друзья, игры, смех, а ты вынуждена кутаться в теплое шерстяное одеяло и уныло считать трещинки на сером потолке. В такие минуты мир кажется особенно несправедливым. Мне не трудно - поколдую немножко. Усталость и зверский аппетит не великая цена за счастливую детскую улыбку.
На мгновение закрываю глаза, чтобы, когда открою их, увидеть мир совершенно иначе - фантастическим переплетением кружев. Осталось связать свой узор.
Раз узелок, два узелок,
Петелька,
Красный клубок, синий клубок,
Беленький.
Детская считалочка, не имеющая особого смысла, но позволяющая запомнить последовательность управления потоками, объединяющими все живое в подлунном мире.
Раз узелок, два узелок,
Ниточка,
Первый стежок, третий стежок,
И точка.
- Тетя Лана?
Моргаю, чтобы вернуться в привычный мир. После перехода немного кружится голова. А девчонка даже не обратила внимания на мой кратковременный транс.
- Цыц, бескрылая! Завтра.
Хаос! Опять сорвалось с языка! В первый раз встретившись с Динькой, я по старой привычке обозвала ее прозвищем, использующимся в обиходе у молодых драконов. В ответ ребенок мне с серьезным лицом объяснил, что у людей крыльев нет. С тех пор человеческих птенцов я звала малышней, "мелкими". Да вот задумалась, забылась.
И опять Динька смогла меня удивить.
- Тетя Лана, а к маме дядя Рик пришел. Он меня тоже бескрылой зовет, прямо как вы.
У меня зародилось нехорошее подозрение.
- Дядя Рик?
- Ага. Он такой интересный! У него борода колючая. А еще два меча. Острые!
Хаос, вечный, нетленный! Похоже, меченый ушел не так далеко, как я надеялась. Может, правда, и не он. Деревенские все бороду носят - так теплее. Только меч, даже один, во всем поселении днем с огнем не сыщешь.
Я встала. В комнату зашла Мария, уже без тряпки - женщина закончила с уборкой. На ее лице читалось плохо скрываемое волнение.
- Госпожа целительница?
Я улыбнулась:
- С девочкой все хорошо. Завтра вечером разрешаю выйти на улицу, - и добавила, посмотрев на загоревшиеся глазенки Диньки. - Ненадолго. И если будет хорошая погода.
Мария облегченно вздохнула.
- Спасибо. Знаю, плату вы не возьмете, - было бы за что! Да и откуда лишние деньги у вдовы с ребенком на руках?! - Но хоть чаю с нами откушайте.
Я попыталась отказаться.
- Мне идти надо. Я господину Хоку с ужином помочь обещала.
- Ничего. Обождет. И так вас работой нагружает - уморил всю. Не обижайте, госпожа целительница.
Насчет трактирщика, конечно, Мария преувеличивает: да, помогаю иногда ему по хозяйству, лечу тоже. Но ведь и он денег с меня за постой не требует. А на чай остаться придется, иначе оскорблю добрую женщину в лучших чувствах. И заодно про "дядю Рика" неплохо бы разведать.
На столе, словно по волшебству, появился горячий самовар, свежий хлеб, горшочки с медом и вареньями, миска с яблочными пирогами. По комнате поплыл запах шиповника и мелиссы. Меня как почетную гостью усадили в светлый угол, рядом со статуэткой непонятного зверя, покровителя дома. Динька тоже присоединилась, забравшись с ногами на лавку и тут же потянувшись к малиновому варенью. Пусть ест, ей полезно.
Прихлебывая с блюдечка горячий чай, я поинтересовалась.
- Динька рассказала, у вас гость.
Женщина смутилась.
- Наверно. Сегодня с утра пришел, на постой попросился. Денег у меня, говорит, нет - работой за доброту отплачу. Да вы его ведь и сами видели, госпожа целительница.
- И вы прямо так и пустили? - удивилась я. Хаос, вечный, нетленный, какой доверчивый народ!
- А чего не пустить-то? Мне не жалко. И себя с Динькой смогу прокормить, и его: лето урожайное духи-обережники послали, припасов вдоволь скопили. Без мужика-то в хозяйстве тяжко. А он парень работящий: лавку с утра починил, расшаталась вся; сейчас в лес пошел - лапника принести, полы в сарае постелить, да девчонке за елкой, мне-то самой все недосуг было. Вы только не подумайте ничего, - торопливо добавила женщина, - На брата он моего больно похож.
Дожили: воин северных кланов, один из предателей, развязавших войну, виновных в смерти тысяч людей и драконов, чинит мебель у вдовы в затерянном среди гор и зимы поселке. А потом еще идет в лес за елкой для больной девочки. Что ты задумал, меченый?
- Не боитесь? Вдруг лукавого в доме пригрели? Вы же о нем ничего не знаете.
- Не знаю, это вы верно заметили, госпожа целительница. Только чую я: ни мне, ни Диньке вреда он не причинит, - женщина немного помолчала, грея руки о чашку, потом продолжила. - Не нашенский он, сразу видно. В суровых землях вырос. Как сталь закаляется, так и его жизнь выковала. У него холодное сердце и горячая кровь. Воин он, не пахарь. Только воины, они тоже нужны.
Она вздохнула и добавила.
- Уйдет он рано или поздно, этой весной, следующей ли. Но обязательно уйдет...
Разговор плавно перетек на бытовые темы: зима в этом году выдалась особенно снежная, а весна будет поздняя; мыши мешок с зерном погрызли, а кот, лентяй, непонятно куда смотрел; Арина, соседская дочь, в возраст вступает - следующей осенью сватов ждать будут.
Время пролетело незаметно, и когда я покидала гостеприимный дом, до заката оставалось не больше часа. Ой-ей, про пирог я совсем забыла! Скоро гости пожалуют, а мне до трактира отсюда через полсела добираться. Впрочем, пирог тут же отодвинулся на второй план, стоило мне увидеть молодую ель, брошенную у крыльца.
Меченый вернулся, но в дом не зашел, не желая встречаться со мной. Уйти он тоже не мог, значит, прячется где-то рядом, дожидаясь, когда засидевшаяся гостья покинет хлебосольную хозяйку.
- Покажись! - крикнула я, обращаясь к пустому двору. На мгновение почувствовала себя очень глупо: вдруг северянин решил прогуляться, а я с призраками разговариваю. Но нет. Дракон был здесь.
Он появился откуда-то из-за сарая. Настороженный, опасный, пугающий, мужчина шел легкой крадущейся походкой, словно снежный кот с его суровой родины, и тяжелый подбитый мехом плащ на плечах нисколько не сковывал движений изгоя. Широкий шарф снова закрывал лицо, оставляя лишь глаза, и под их пронизывающим взглядом мне стало очень неуютно. Хаос, неохота признавать, но я боюсь его, а должно быть наоборот.
- Чего тебе надо, жрица? - голос из-за шарфа звучал приглушенно.
Я глубоко вдохнула, пытаясь унять предательскую дрожь в коленях. Я эсса Южного Предела, в конце концов, и лучше ему не злить меня, а не то я... я... Спокойно, Лана. Веди себя достойно.
- Эта деревня пользуется моим покровительством. Зачем ты пришел сюда, отлученный?
Он прислонился спиной к стене сарая, внимательно, задумчиво посмотрел на меня, прежде чем ответить.
- Так сложились обстоятельства.
Хорошенький ответ, одновременно все объясняющий и ничего не говорящий. Пришлось раздраженно уточнить.
- Обстоятельства? Что за обстоятельства?
- От которых горят дома, а в груди оказывается полпяди доброй стали. Видишь ли, обитатели того дивного местечка, где я жил последнее время, узнали, что во мне течет кровь драконов, и это им почему-то не понравилось.
Я не сразу догадалась, что меня задело. В словах не было ничего оскорбительного, как и в тоне: спокойном, ровном, разве что... усталом, с едва заметными покровительственными нотками, словно у взрослого, вынужденного в очередной раз объяснять непонятливому ребенку, отчего трава зеленая. Что за странная манера вести беседу? Я недоуменно посмотрела на меченого, в ответ темные глаза прищурились, пряча насмешку.
Осознание накрыло внезапно: да он просто дурит мне голову, издевается надо мной! Я сорвалась, на мгновение потеряв контроль над эмоциями.
- Здесь тебе тоже не рады. Убирайся из моей деревни, чудовище!
Теперь я ясно видела, что происходящее его забавляет. Наверно, правильно: веду себя как глупый птенец. Моя сестра способна одним лишь взглядом заставить кого угодно замолкнуть в страхе. А я злюсь, повышаю голос.
- Люди, прежде чем требовать, должны хотя бы назваться. Чтобы я знал, имеет ли смысл выполнять твою... просьбу, девочка.
Ни во что меня не ставит? Считает человеком? Видимо, знак жрицы ввел его в заблуждение, ведь силу крови он почувствовать теперь не способен. Сейчас я тебя удивлю, меченый!
- Лаанара... - в последний миг я успела сдержаться. Довольно и тех глупостей, что уже сотворены. Лучше пусть он недооценивает меня. - Веретта.
Немного неправды для моего спокойствия. Впрочем, вымысла тут ровно половина.
Он отлепился от стены, сделал шаг навстречу.
- Избранница Солнца[1]? Видимо, ты высоко поднялась, жрица, раз тебе дали имя[2]. Тогда ты должна знать, что ваши так называемые посвященные, как и я, чудовища, в которых течет кровь драконов.
Вы только поглядите! При мне посмели оскорбить южный клан! И кто? Предатель! Убийца! Дикий зверь, самое место которому в клетке! Ненавижу!
- Не сравнивай себя с ними! Не они развязали Великую Войну, не они виновны в резне четырнадцать лет назад. Из-за таких, как ты... - я осознала бессмысленность своего поведения: все равно ведь ничего не поймет, а моя горячность лишь даст еще больше поводов для унизительного веселья. Я с трудом оборвала гневную тираду, после вздоха и короткой паузы продолжила тоном ниже. - Ты не представился, дракон. Или предавшие Завет только от других умеют требовать учтивости?
- Рик.
- Просто Рик? - я насмешливо приподняла бровь (сколько же пришлось учиться этому фокусу!). На секунду в его глазах появилось что-то непонятное, мимолетное, словно рябь на спокойной поверхности озера, но он быстро справился с собой.
- Просто Рик. Меня лишили другого имени.
- Ладно, Рик или как там тебя еще, собирай свои вещички и проваливай. Я не желаю видеть отлученного в моей деревне!
- Знаешь ли, жрица, есть небольшая проблема: мне некуда идти. Денег у меня нет, а кормить нахлебника в долине никто не станет. Здесь я могу, по крайней мере, найти работу - в шахтах не помешают сильные руки, - мужчина сделал еще два шага, внезапно оказавшись рядом со мной. Я вздрогнула, попыталась отстраниться, что, естественно, не укрылось от него. - Да ведь ты меня боишься, жрица.
- Ошибаешься! Я ничего не боюсь, - уверенный тон и вызывающий взгляд не обманули изгоя. Поздно, он уже сорвал с меня эту маску.
- Боишься, жрица. Но тебе нечего опасаться: я не причиню вреда ни тебе, ни кому бы то ни было в этом поселке, - дракон отступил, позволив мне вздохнуть с облегчением. - Мне нужно продержаться до весны, а потом я уйду. Наймусь охранником к какому-нибудь купцу и больше не потревожу твой покой.
- Хорошо, - я попыталась сохранить остатки достоинства. - Я подожду... до весны.
Интересно, что я стану делать, если он не сдержит слово и не покинет поселок, когда растают снега. Неважно, очистится путь через перевал, я отправлюсь в Затерянный город и навсегда забуду о драконе. Главное, чтобы он не последовал за мной.
Но как же все-таки обидно, почти до слез. Меня оскорбили, унизили, а я ничего не смогла сделать. И кто? Меченый, изгой, без имени и племени! На секунду в душу закралась мелкая подлая мыслишка - пойти к старосте и сказать, что в доме Машки безмужней нашел приют один из западных завоевателей. Слову жрицы Южного Храма, скорей всего, поверят.
Мысль я с отвращением прогнала. В людях еще жива память об ужасах Великой Войны, которую сами драконы предпочитают называть Расколом, так что меченому придется несладко - хорошо, если ноги успеет унести. Проблема в другом - гнев озверевшей толпы не щадит ни преступников, ни невиновных, а я не хотела, чтобы пострадали Мария и Динька. К тому же я почему-то поверила словам изгоя о том, что он не причинит мне вреда... по крайней мере, до весны. Придется последовать совету Алис и терпеливо ждать, что будет дальше. Кстати, с кошкой я еще не помирилась - нехорошо выходит, сегодня праздник все-таки.
За размышлениями я не заметила, как добралась до своего временного дома. Трактирщик встретил меня хмурым взглядом, но не сказал ни слова упрека. Каюсь, виновата: праздничный пирог ему довелось печь одному, а ведь обещала помочь. Мда, пока я соберусь что-либо сделать - наступит Второе Пришествие. И что за день сегодня такой: сначала проспала до полудня, потом Алис обиделась, еще этот меченый, Хаос его забери!..
Общий зал постепенно заполнялся людьми. Я быстро взбежала на второй этаж к себе в комнату, зарылась в дорожную сумку. Где оно? Точно ведь было. Не могла же я потерять. Нашла! Я сжала в ладони хрустальный фиал, в котором плескалась янтарная жидкость. "Солнечный свет" - редкое вино из Южного Предела. Редкое и безумно дорогое, мне оно досталось совершенно случайно и почти даром. Я берегла его для Алика, не самый лучший сувенир для дракона. А хозяин таверны, я думаю, оценит - надо же отблагодарить человека за гостеприимство.
Господин Хок, к моему удивлению, оказавшийся настоящим ценителем (не думала, что кто-то в глуши разбирается в коллекционных винах), действительно обрадовался подарку. Сначала не поверил, а потом чуть ли не целоваться полез, приговаривая: "Вот удружила, госпожа целительница, так удружила". Еле вывернувшись из его объятий, я присоединилась к остальным гостям в общей зале.
По правилу мирового свинства место у очага оказалось занято, но, посмотрев на мое расстроенное лицо, мужчина галантно уступил кресло даме. Я забралась на сиденье с ногами - сколько бы ни бились няньки и воспитатели, так и не смогли избавить меня от вредной привычки. В детстве я часто устраивалась на маленьком диване у камина, словно это было мое гнездо, и часами смотрела на горящий очаг или зажженную свечу.
Я люблю огонь. Есть что-то притягательное в пляске языков пламени, в завораживающем танце света и тени. Что-то, внушающее покой, скорей всего, ложно, ибо я никогда не забываю, что огонь, по сути, стихия разрушения. Наверное, в этом все дело: меня, рожденную беречь и сохранять, притягивает моя противоположность.
Алис, важно шествовавшая мимо кресла, обернулась, задумчиво сверкнула зелеными фонарями глаз. Сердито, нетерпеливо махнув хвостом, вскочила на колени: "На сегодня я тебя прощаю, хозяйка, но в следующий раз...". Я благодарно провела рукой по гладкой шерстке.
Танец огня в очаге, тепло урчащей кошки на коленях, запах еловых веток, растекающийся по залу, - все это подействовало усыпляюще. Голоса людей незаметно отдалились, стихли. Я пригрелась и задремала. Откуда-то в мои грезы вкралась тихая напевная мелодия и слова:
Мне снится сон о далеких землях.
Мне снится сон о крылатых людях.
По капле в вечность уходит время.
Я помню, что было. Я знаю, что будет.
Хаос, вечный, нетленный! Почему именно эта песня! Почему из сотен легенд и баллад неизвестный менестрель будто нарочно выбрал ту, что я невзлюбила с самого первого раза.
Мотив неуловимо изменился: тихое апатичное повествование-воспоминание закончилось, музыка рванулась ввысь, в небо. И голос, чистый, звонкий, вплелся в общую мелодию еще одной струной.
Его манит небо! Раскроет крылья
Птенец, рожденный на горной вершине.
Взлетит. Его сон обернется былью.
Он мчится с ветрами к запретной долине.
Вот-вот, именно с этого все и начинается. Птенцы не слушаются старших, отправляются на поиски запретных долин, а потом...
"Держи его, Ланка! Держи!"
Я до сих пор иногда ощущаю ту пустоту в руке. Благодаря древней магии я смогла изменить настоящее, и Крис остался жив, но порой мне кажется, что друг умер.
Он юный и дерзкий. Он любит свободу.
Но он попадется в коварные сети
Любви. И принцесса земного народа
Заставит его забыть небо и ветер.
Он все ей отдаст. Но она не поверит:
"Коль любишь меня, так решись на измену -
Открой вашей тайны заветные двери".
Птенец, ты готов заплатить эту цену?
Музыка полнилась тревогой, печалью, будто пыталась предупредить, остановить, но понимала, что все старания напрасны. Мелодия завораживала. Но смысл слов я не могла принять. Где это вы видели дракона, который настолько ослепнет от любви, что пойдет на поводу у какой-то принцессы? Да и не воюем мы с людьми. И нет никакой страшной тайны, что привела бы к нашей гибели, если бы стала известна миру.
А над землей уже вздымались грозовые облака беды. Мелодия дрожала от ярости, ненависти, муки.
Погибнут драконы, погибнут и люди.
Войны разгорается черное пламя.
Смиренно одни умоляли о чуде,
Другие же с копьями шли и мечами...
Жизнь мчится вперед, и мир ждут перемены.
Как странно порой нарисованы судьбы!
Драконы падут пред коварством измены.
Теперь будут править не боги, а люди.
И снова музыка изменилась: исчезли боль и ненависть войны, осталась одна грусть о том, что уже не вернуть.
Порой невозможно все взять и исправить.
Уходят драконы. Уходит их время.
Над домом твоим реет новое знамя.
Птенец, ты готов заплатить эту цену?
Они улетали, а ты оставался:
Уже не крылатый, еще не бескрылый.
Ты вслед тем смотрел, с кем навеки расстался.
Она не любила. Они не простили.
Легенда резко оборвалась, будто рассказчик внезапно утратил интерес к своему повествованию.
Но утро настало. Мой кончился сон.
В рассветное небо взлетает дракон.
В зале раздались жидкие озадаченные хлопки: эта песня не пользуется успехом ни у людей, ни у драконов, хотя есть и те, кому она нравится. Моей сестре, например. Может быть, я просто чего-то не понимаю?
Менестреля не смутило прохладное отношение почтенной публики к исполненному произведению. Девушка, а это оказалась она, мило улыбнулась, снова тронула струны кануна[3], слегка подыгрывая себе, и начала разухабистую песенку про какого-то пана Кирилла, который только и делал, что "пиво пил, траву курил, девок в лес ночью водил". Новое произведение посетители трактира встретили "на ура".
Народ радостно подхватывал простенькие куплеты, а я смотрела на менестреля. Девушка, даже девочка, она была младше меня. Просторная одежда, расцвеченная яркими красными и желтыми цветами, оставляла открытыми хрупкие кисти рук и лицо. Большие цвета ночного неба глаза, коротко неровно стриженные черные волосы, в которые вплели нити с полудрагоценными камнями. И необычный для здешних мест инструмент - канун. Девушка явно пришла из Восточного Предела.
Она с совершенно равнодушным видом тренькала струной и хрипловато выдавала очередной куплет про неугомонного пана. Хотя раньше, когда она выводила легенду о драконах, ее голос звенел от едва сдерживаемых чувств, а глаза сияли неземным светом. И это было странно, ведь я не чувствовала в менестреле крови Древних.
Поздний вечер плавно, незаметно перетекал в ночь. За окном царил непроглядный мрак, казавшийся еще гуще благодаря множеству свечей, зажженных господином Хоком в честь праздника. От пылающего камина веяло домашним теплом и уютом.
Веселились люди. Девчата, нарядившиеся в праздничные платья и разноцветные ленты, строили глазки соседским парням, надеясь чуть позже продолжить гулянья отдельно от старших родичей. Соберется молодежь и пойдет всей гурьбой в ближайший лес катать Бабу-Зиму, бросаться снежками и обмениваться короткими, ничего не значащими поцелуями, от которых поутру растрескаются все губы (при таком-то морозе!). Счастливые, беззаботные, опьяневшие от выпитой медовухи и свободы.
На них с укоризной косились степенные матроны, хранительницы домашнего очага, осуждая и втайне вздыхая по ушедшей юности, завидуя тем, у кого еще все впереди. Суровые мужички с почерневшими от работы в шахтах лицами неторопливо, с толком и расстановкой рассуждали о хозяйстве и налогах, погоде, о женах и детях.
Жизнь продолжалась, бурлила словно горный ручей или неспешно разливалась равнинной рекой с тихими заводями, но я почему-то чувствовала себя позабытой ее течением. Будто все мои знакомые уплывают вдаль на корабле, а я сижу на берегу и смотрю им вслед. Чужая. Нет, не так. Ничья. Чувство оторванности от остальных, которое иногда возникало и в Южном Храме, накатило особенно сильно здесь, вдали от дома, среди людей, острой почти физической болью отозвалось в груди. Я не намного старше парней и девчонок, что отправятся сегодня ночью в лес, но никому из них не придет в голову позвать с собой чуждую южанку: госпоже целительнице ведь не до детских шалостей. Госпожа. Я начинала ненавидеть это слово.
Хаос! Что-то я совсем расклеилась - неужели темная седмица так на меня подействовала? Сижу и бурчу, как старая, облезлая от времени ящерица. Встряхнись, Ланка, тебе всего двадцать, по меркам драконов ты практически ребенок. Бери пример с менестреля: девушку, похоже, совершенно не волнует, что она одна. Поет и поет себе про неугомонного пана (интересно и куда в него столько пива входит?!).
Кстати о пиве, меде и о том, что к ним прилагается. В животе недовольно заурчало - я вспомнила, что с завтрака ничего не ела. Пара пирожков у Марии не в счет: я была слишком взволнована известием об изгое, и их все равно не хватало восстановить потраченный на лечение Диньки резерв.
От празднично накрытых столов доносился притягательный аромат домашней выпечки, мяса, иной снеди. Я покосилась на Алис. Капризная кошка пригрелась и задремала у меня на коленях, будить ее - снова нарываться на ссору. Болезненно передернула плечами: спина и рука уже ныли от неудобной позы, в которой я умудрилась уснуть, - так что вставать все равно придется.
Сначала аккуратно разогнуть правую ногу, потом левую. Ой-ей! Тысячи иголочек впились в лодыжки - пора избавляться от привычки залезать на кресло с ногами. Дождавшись, пока пройдет онемение, я, шатаясь, перебралась к столу. Селяне подвинулись, уступая мне место, пару минут настороженно косились в мою сторону, но потом успокоились, и стихшие, было, разговоры возобновились с прежней силой.
Как много всего вкусненького! Аж глаза разбежались! Чего бы попробовать? Начну, пожалуй, с того миленького горячего супчика - куриный бульон отлично восстанавливает потраченные на плетение потоков силы.
- Госпожа целительница?
Кажется, меня звали. Я подняла взгляд от тарелки, посмотрела на человека, усевшегося напротив. Дородный, немного заплывший жирком мужчина лет сорока-сорока пяти в добротно сшитом костюме - "из самой столицы привезли". Обветренное, почерневшее лицо, говорящее, что его обладатель в молодости тоже работы в шахтах не чурался. Задумчивый, плутоватый взгляд. Меня удостоил вниманием почтенный староста деревни.
- Чего вам, уважаемый?
Вопрос прозвучал грубее, чем мне хотелось, и не совсем внятно из-за набитого рта. Да и тема предстоящей беседы не вызывала у меня должного воодушевления. Я догадывалась, о чем пойдет речь: этот разговор мы уже заводили, и в прошлый раз мне успешно удалось отвертеться, сославшись на неотложные дела. Но спросить-то было надо, хотя бы для порядка.
- Смотрю я на вас, госпожа целительница, и дивлюсь - девица вы ладная, на лицо не дурная, фигурка тонковата, конечно, но это от жизни собачей, бродячей. Дык, чего ж мужика себе найти не можете?
Потрепанная шарманка завела знакомую песню. По деревенским меркам я уже старая дева, давно замуж пора - вот староста и усердствовал. Надеялся, что увлекусь каким-нибудь местным увальнем и осяду здесь. Своя жрица в деревне - большая удача. Одно дело - пришлая девица, которая исчезнет в любой момент, да и ждать от чужачки непонятно чего. Другое - собственная ведунья, пусть странная, но своя. Жрицы, они ведь тоже люди, родной дом защищать по-всякому будут, а с ним и деревню в беде не оставят.
Чтобы разгадать нехитрую логику, не требовалось быть семи пядей во лбу. Я сдержала улыбку, ответила со всей серьезностью: звание жрицы (пусть присвоенное не совсем законно - кому нужны эти выпускные экзамены!) обязывало поддерживать честь Южного Храма.
- Наказ мне дан, уважаемый, ходить по миру да людям помогать.
Староста нахмурился, почесал пышную бороду.
- Людям помогать занятие, конечно, почетное. Только не бабское это дело - пыль дорожную сапогами месить. Нашли бы себе мужичка толкового: хоть вон мельника-бобыля, а хоть и Петрушку своего вам сосватаю - молод парень, но удал. Обзаведетесь хозяйством, детишек нянчить будете.
Я представила лицо Харатэль, когда ей сообщат, что ее младшая сестра вышла замуж за мельника и обосновалась в заснеженном поселке, обозначенном на картах двумя квадратиками без названия. Шахты - они шахты и есть. Браки между людьми и драконами - явление редкое и всегда несут оттенок трагедии: век человека слишком короток по сравнению с нашим. К тому же у меня есть жених. Я его уважаю, считаю своим другом, но не люблю.
Да и так ли это важно - любить? Моя старая няня на попытки завязать разговор об этом странном чувстве загадочно улыбалась и предлагала подождать до первого полета. Сестра только отмахивалась, а расспрашивать Криса или Алика я стеснялась. Поэтому все мои сведения были почерпнуты из дешевых романов соседки по комнате в Южном Храме, умудрившейся чудом протащить с собой несколько книг, ее же откровений о своих увлечениях да пословиц и афоризмов, которыми сыпала одна из наставниц в Благословенном Доле. Мудрецы древности, например, считали, что "лучше дружба, похожая на любовь, чем любовь, похожая на дружбу". Интересно, а что думает по этому поводу наш староста? Вот прямо у него и спрошу!
- А любовь как же, уважаемый?
Староста лишь досадливо отмахнулся.
- Чушь собачья - эта любовь. Стерпится-слюбится, как наши предки завещали. Главное что? Чтобы мужик денег в дом приносил, починить где, поправить, а баба хозяйством заведовала, прибрать, приготовить могла. Вон Аньку, женушку мою, и меня родители наши сосватали - двадцать лет вместе прожили и еще столько же, дай боги, проживем. Дык, вы подумайте, госпожа, мы вам и дом сладим - для своего человека ничего не жалко.
Я вздохнула и нехотя призналась.
- Есть у меня жених.
Может, теперь отстанет? Размечталась! Похоже, староста мне просто-напросто не поверил.
- Что ж он невесту свою одну по миру бродить отпускает? Непорядок....
Я уже не слушала собеседника, уносясь вдаль на гребне мыслей: есть у меня недостаток - не могу подолгу сосредотачивать внимание на одном предмете. Исхард даже не попытался меня остановить. Вряд ли ему это, конечно, удалось, но ведь должен был хотя бы попробовать! А еще жених называется!
Всерьез разозлиться на друга у меня не получилось. Я внезапно поняла, что гул голосов заглох. Умолк староста, оборвала рассказ о бесконечных похождениях пана девушка-менестрель, прекратили сплетничать кумушки, исчезло даже тихое шушуканье стайки девиц в углу. Стало слышно, как хрустит от мороза снег за окном да потрескивают горящие свечи. Наступила минута тишины. Минута прощания. Когда каждый вспоминает, что плохого и хорошего было в уходящем году, и просит у богов покровительства в следующем.
В способность (а главное, желание) несуществующих богов помочь мне разобраться с неприятностями я не верила, а думать обо всем произошедшем - не то что минуты, дня не хватило бы. Хаос, опять мне всякая чушь в голову полезла!..
Издалека донесся глухой звук колокола, прибитого над входом в шахту. Менестрель легко коснулась кануна, выплетая сложную мелодию, тихо замурлыкала, приветствуя новый день и новый год. К вокалу барда постепенно присоединялись хриплые грубые голоса шахтеров, высокие их жен и дочерей. Деревенскому хору не хватало стройности и чувства такта, и все же песня людей казалась прекрасной, потому что шла от самой души. Я пела вместе с ними, оставляя ушедшему году его печали и проблемы. Только сдавалось, что проблемы не пожелают так легко со мной расстаться.
1. От "лона" - любимица/избранная и "ра" - солнце. Веррета - ученица, от "вера" - берущий и "рета" - книга/знания.
2. Некоторые люди, несомненно, умные и достойные, получают право узнать, что высшие жрицы Южного Храма на самом деле потомки Древних. Как знак особого расположения, им дается имя на языке драконов и их покровительство. В именах людей не используется приставка рода "тиа".
3. Канун - похожий на арфу струнный инструмент, который кладут горизонтально и играют с помощью надетых на пальцы металлических наконечников.