Проводили Пашку Разноцветова, вздохнули с облегчением всем селом. Закончилась, наконец, у всего мужского населения села "Чухонка" двухнедельная пьянка, переходящая в мордобой, и мордобой, переходящий в пьянку, которая в свою очередь оканчивалась братанием и выяснением кто же кого на данный момент больше уважает. Председатель сельсовета, несмотря условную трезвость, руководил данной операцией и вздыхал с облегчением, глядя, как за поворотом исчезает хвост скорого, в вагон-ресторан которого им удалось впихнуть Пашку.
Вы когда-нибудь мечтали стать героем? Да?!. Что ж сочувствую... А вот Ник не мечтал! Просто наткнулся на странное приглашение в магистрали для всех желающих поступить в Службу Контроля. Разведчики и контразведчики, действеры и константеры - суперагенты, дай согласие, и ты один из них. Оказываешься неизвестно как, в незнакомом месте. А впереди далёкое путешествие, новые друзья и враги. Странные воспоминания о тщательно похороненном прошлом. И вот ты уже не обычный парень, а тот, кто способен отыскать ту самую "КРИТИЧЕСКУЮ ТОЧКУ", тот из-за которого всё приходит в движение.
Ветер усилился, запах со стороны свалки был нестерпим. Бетт поморщилась. Одно дело терпеть запах своего немытого тела, нестиранного тряпья, которое уже превратилось в лохмотья, запах собственных испражнений, совсем другое чужие "ароматы".
Глава первая. ...Влипнуть в историю - это раз плюнуть. Утопить отчаянье в глике - это тоже по нам... В этом мире все равны... Бар "Гнида" заслуженно пользовался дурной репутацией. И дело не в грязной посуде или грубости местной прислуги. Отбросы из всех миров столовались здесь. Частенько случались драки между посетителями. Можно было лишь за косой взгляд получить перо в бок или что там у тебя еще есть... Хозяин тонконогий Хенк имел слабость к драгоценным камушкам, в том числе к дальнекам. Он с удовольствием участвовал в рискованных операциях, иногда покрывая и скрывая у себя преступников. Но только здесь подавали настоящий глик. Напиться и забыться - вот девиз для такого места. Тим по прозвищу Гнилушка еще сидел за столиком, привалившись плечом к стене. Даже сквозь толстую куртку можно было пораниться об острые края битых ракушек. Но он влил в себя больше литра глика, и ему было уже все равно - царапиной больше или меньше. Пузатый стеклянный кувшин был пуст. Гнилушка протянул руку к бокалу. На донышке еще болталась пара глотков красноватой жидкости. Он, не задумываясь, отправил содержимое в рот. По желудку растеклось приятное тепло. Тим был настолько пьян, что не заметил, как к нему подсела девица весьма соблазнительных форм и хищным блеском синих глаз. Волосы цвета золота, взгляд, в котором тонешь, как муха в меду, губы к которым так и хочется прильнуть и никогда не отрываться. Ниже все еще круче. Сиолевое платье настолько узкое и короткое, девица в нем, как букет, обертка на котором вот-вот лопнет. Втиснутый в корсет бюст, казалось, стоит ей немного глубже вздохнуть расправиться с прекрасной оболочкой. - Слышала у тебя проблемы, парень, - промурлыкала она.
...Он возник на пороге из ниоткуда. Оборванный и грязный. В нелепой клетчатой юбчонке, в майке смутно помнившей те времена, когда она регулярно попадала в стирку. Длинные ноги покрытые густой черной шерстью просто изумляли своей кривизной, растительность заканчивалась - начинались видавшие виды полосатые гетры. Толстые пальцы торчали сквозь дыры в синих кедах. Шмурыгнув длинным носом и выставив козлиную бороденку вперед, он вошел в дом... ...В доме всегда было место для путника. Кто бы ни постучал, в любую пору была готова похлебка и уголок у очага. Это было незыблемым правилом. Его чтили многие поколения. Так было до его прихода, так осталось и после... ... Бродяга погостил в доме пару месяцев, отрастил солидный животик, обнаглел до крайности. Одной глухой, а может вовсе не глухой, полночью бродяга свалил. Прихватил с собой все ценное, что было в пределах его досягаемости и можно было без труда унести. А так же Хозяйскую дочь...
Самое главное для сыщика - маскировка. Солнце в самом зените. Воздух раскален настолько, что, кажется, начнут плавиться камни. Он: Пот заливает глаза. Утереться бы... но... Шаг, еще один, а до горы еще далеко. Деревяшка на плечах слишком тяжела. Еще не зажили раны от плетей, особенно слева, сам виноват, не воспользовался системой регенерации, захотелось правдоподобия. Ах, ноги мои, ноженьки! Сплошные ссадины. Хоть сандалии оставили бы. Так ведь нет!.. Идут следом, злорадствуют!.. Ничего, я вам докажу, все мне поверите!.. ...Осужденный споткнулся и упал на левое колено... Свист плети разорвал горячий воздух. Багровая полоса в мгновение ока появилась на белой ткани. Толпа смолкла и только одинокий женский крик: - Помогите ему! - раздался в его поддержку... Он: Это ее голос... Она здесь, рядом... проклятое колено... Но как бы исхитриться встать. Сам виноват, переоценил свои возможности... Нет, захотелось порисоваться и перед ней тоже. Конечно, можно и сейчас все вернуть, проявить силу. Только тогда они мне не поверят, что так любой из них сможет. ...Центурион в высоком шлеме остановил плеть в полете. Что толку, если этот дохляк сейчас свалится. А он уже готов рухнуть под тяжестью. Светло-желтые глаза впились в толпу. Мало кто мог выдержать этот свирепый взгляд. Оборванцы, коими он и считал всех местных, подались назад. Только один, одетый не по погоде в толстый полосатый плащ, не отступил. Он продолжал с интересом следить за осужденным. Центурион ловко свернул плеть и указал на него: - Ты! - Я? - Звать как? - Симон... Солдаты ловко подхватили его под руки и подволокли к центуриону: - Ты, - плеть уткнулась ему прямо в нос, - поможешь нести это...
... Очередной выезд на рыбалку, как всегда, был назначен на субботний полдень. А вернуться мы рассчитывали в воскресенье вечером. В пятницу вечером звонок. Поднимаю трубку: - Может, не поедем? - жалобно ноет Димка, он у нас по смелости первый в последних рядах, - Соплухин позвонил, сказал: гроза там у них началась. - Не дрейфь! - отвечаю, - Рыбаки грязи не боятся! - То грязь, - засомневался снова наш трусоватый водила, - а то застрянем у горы и че...? - Ни че. Вытолкаем мы тебя не боись. "Жигуленок" не "Камаз". Ты да Гонтарь - это ж сила... - Эх... - выдохнул Димка и положил трубку. Утром, умытое ночным дождем, солнце лениво выползло на чистый небосклон. Оно улыбалось и поглаживало еще мягкими лучами все, что за ночь напоил дождь. Гляжу в окно и вечерние сомнения насчет того ехать или нет, тают как позапрошлый снег. Зеленая "копейка" подкатила ровно в девять. Вылез Димка веселый, довольный. Стою у двери жду. Звонит. Спрашиваю сквозь закрытую дверь: - Кто тама? Чаво надо? - Ты че Игорек, - обиженный голос Димки, - не собрался что ли? Дверь-то открой. Нажимаю ручку и открываю маленькую щелочку. Говорю в нее: - Сам вчера канючил - не проедем, не проедем... Вот и решили... Договорить я не успел, перепуганный Димка начал спешно оправдываться: - Я ж это, то было вчера. Мне Соплухин позвонил, что, мол, гроза у нас, будете ехать - осторожнее. Я подумал, что обратно по мокрому мелу моя резина не возьмет. А ты сам сказал поедем. Че позвонить не мог, что все отменяется?! Распахиваю дверь. Позади меня гогочет Андрюха. Мы в полном облачении. Рядом гора снастей. Дошло до водилы, что это как я выражаюсь - очередная пошутилка. - Эх вы, приколисты, - выдыхает с облегчением он, - давайте грузиться.
Огромный замшелый валун терпеливо выставлял бока под жгучие лучи летнего солнца. На опушке старого леса, окруженный величественными мачтами столетних сосен и желтой петлей дороги, старый камень торчал всегда; весной покрывался свежим зеленым мхом, а летом желтел. Лишь прохожие изредка нарушали его покой. Дей брел к повороту. Утопая шипованой резиной, кончики его спортивных бутс загребали песок. Он, как всегда, вышел встречать отца. Мальчишка любил это место. Отсюда не виден был поселок, в котором он жил. Дэй дотронулся до камня, тот ответил жаром лета. Тогда парнишка взобрался на валун, закрыл глаза и повернулся к солнцу. Он не боялся обжигающих лучей. Когда солнце слепит, плохо виден окружающий мир, с которым у Дэя были явные нелады. Так прошло минут пять или больше. Лицо уже горело, но он продолжал сидеть. Легкий ветерок донес конское ржание и стук копыт. Дэй заерзал, сжал до боли кулаки и зажмурился покрепче. Запах конского пота вперемешку с металлическим звоном плюс дикая головная боль - вечные спутники встреч с отцом. - Здравствуй сын! Боль начинала отступать, но парнишке так не хотелось открывать глаза. Он знал, что в очередной раз получит доказательство своей неполноценности. Тяжелая рука в металлической перчатке легла Дэю на плечо. - Сын! Дэй открыл глаза полные слез и выдохнул: - Отец... - сколько горечи было в его голосе. Мальчишка смотрел в глаза отцу. В них тоже была боль и сожаление. Дэю стало стыдно. Он опустил глаза, уставившись на кончики сапог. Да, именно сапог, высоких, красных, с лихо задранными носами и большими серебряными шпорами.
