Аннотация: Огромный замшелый валун терпеливо выставлял бока под жгучие лучи летнего солнца. На опушке старого леса, окруженный величественными мачтами столетних сосен и желтой петлей дороги, старый камень торчал всегда; весной покрывался свежим зеленым мхом, а летом желтел. Лишь прохожие изредка нарушали его покой. Дей брел к повороту. Утопая шипованой резиной, кончики его спортивных бутс загребали песок. Он, как всегда, вышел встречать отца. Мальчишка любил это место. Отсюда не виден был поселок, в котором он жил. Дэй дотронулся до камня, тот ответил жаром лета. Тогда парнишка взобрался на валун, закрыл глаза и повернулся к солнцу. Он не боялся обжигающих лучей. Когда солнце слепит, плохо виден окружающий мир, с которым у Дэя были явные нелады. Так прошло минут пять или больше. Лицо уже горело, но он продолжал сидеть. Легкий ветерок донес конское ржание и стук копыт. Дэй заерзал, сжал до боли кулаки и зажмурился покрепче. Запах конского пота вперемешку с металлическим звоном плюс дикая головная боль - вечные спутники встреч с отцом. - Здравствуй сын! Боль начинала отступать, но парнишке так не хотелось открывать глаза. Он знал, что в очередной раз получит доказательство своей неполноценности. Тяжелая рука в металлической перчатке легла Дэю на плечо. - Сын! Дэй открыл глаза полные слез и выдохнул: - Отец... - сколько горечи было в его голосе. Мальчишка смотрел в глаза отцу. В них тоже была боль и сожаление. Дэю стало стыдно. Он опустил глаза, уставившись на кончики сапог. Да, именно сапог, высоких, красных, с лихо задранными носами и большими серебряными шпорами.
Огромный замшелый валун терпеливо выставлял бока под жгучие лучи летнего солнца. На опушке старого леса, окруженный величественными мачтами столетних сосен и желтой петлей дороги, старый камень торчал всегда; весной покрывался свежим зеленым мхом, а летом желтел. Лишь прохожие изредка нарушали его покой.
Дей брел к повороту. Утопая шипованой резиной, кончики его спортивных бутс загребали песок. Он, как всегда, вышел встречать отца. Мальчишка любил это место. Отсюда не виден был поселок, в котором он жил. Дэй дотронулся до камня, тот ответил жаром лета. Тогда парнишка взобрался на валун, закрыл глаза и повернулся к солнцу. Он не боялся обжигающих лучей. Когда солнце слепит, плохо виден окружающий мир, с которым у Дэя были явные нелады.
Так прошло минут пять или больше. Лицо уже горело, но он продолжал сидеть. Легкий ветерок донес конское ржание и стук копыт. Дэй заерзал, сжал до боли кулаки и зажмурился покрепче. Запах конского пота вперемешку с металлическим звоном плюс дикая головная боль - вечные спутники встреч с отцом.
- Здравствуй сын!
Боль начинала отступать, но парнишке так не хотелось открывать глаза. Он знал, что в очередной раз получит доказательство своей неполноценности. Тяжелая рука в металлической перчатке легла Дэю на плечо.
- Сын!
Дэй открыл глаза полные слез и выдохнул:
- Отец... - сколько горечи было в его голосе.
Мальчишка смотрел в глаза отцу. В них тоже была боль и сожаление. Дэю стало стыдно. Он опустил глаза, уставившись на кончики сапог. Да, именно сапог, высоких, красных, с лихо задранными носами и большими серебряными шпорами.
Отец в новеньких латах, весело сверкавших на солнце, гордо восседал на своем вороном скакуне. Решетка на шлеме была поднята. Глубокая складка легла меж светлых бровей, а синие глаза сверкнули сожалением. На копье болталась новая лента. "Отец снова победил! - с горечью подумал Дэй, - А я как всегда не смог посмотреть!"
- Поехали домой, - предложил отец и протянул руку.
Мальчишка тяжело вздохнул и сполз с камня. Схватился за протянутую руку и влез на коня позади отца. Болтавшийся сбоку короткий меч раздражал не меньше, чем ненужные шпоры. Мощный тяжеловес и не почувствовал прибавившийся груз. Что ему шестнадцатилетний мальчишка, когда нередко он носит на себе не только упакованного в металл рыцаря, но и собственную броню. Развернув коня к дому, отец приспустил повод, чтобы животное шло шагом, и спросил:
- Как дела?
- По-разному, - подтвердил Дэй, - опять голова болит...
Отец лишь тяжело вздохнул. Он хотел что-то сказать, утешить сына, но не знал как.
- Ты ходил сегодня в школу?
- Нет, - ответил Дэй, сильнее цепляясь за отцовский плащ, - сегодня соревнования и я не могу. Это слишком больно...
- Понятно...
Дэй уже увидел флаги на башнях. Сам замок еще скрывался за лесом. "Только бы никто не встретился по пути!" - шептал чуть слышно парнишка. На всякий случай он снова зажмурился. Летом в этих местах кто только не шлялся.
- Здравствуйте, - звонкий голос принадлежал соседке, девчонке по имени Розалинда, однокласснице Дэя.
Ну, это было не страшно. Дэй приоткрыл глаза и заулыбался. Она смотрела на мир такими же глазами, как и отец Дэя. Проверенно на практике. Девочка, почти девушка, стояла у обочины с корзинкой полной земляники и крохотным букетиком фиалок, который удивительно шел к ее лазоревому платью. Светлые волосы были собранны в косы и уложены наподобие короны. А огромные карие глаза сияли такой радостью.
Отец придержал коня:
- Здравствуй! - он наклонился вперед и принял фиалки, которые Розалинда протянула ему.
- Это вам, - она густо покраснела, - я знаю, видела в святом зеркале, как вы сражались и снова победили. Вы самый храбрый рыцарь!
Дэй помрачнел: "И как я не додумался посмотреть трансляцию. Впрочем, толку бы не было никакого. Мать обязательно присоединилась бы". А смотреть, как бегают два десятка двухметровых жлобов и ломают друг другу кости из-за крохотного мячика, Дэю не хотелось.
- Спасибо. Передай родителям, что сегодня мы ожидаем их на праздничный пир.
- Конечно, - Розалинда присела в реверансе и покраснела еще гуще.
Когда они отъехали, отец спросил:
- А тебе не кажется, что она влюблена в тебя, Дэй?
Юношеский смех, как град, рассыпался по округе, улетая за холм далеким эхом.
- Если и влюблена в кого Розалинда, то в тебя.
- Глупости! - возмутился отец, натянув повод.
Конь замер у рва. С тяжким скрипом ржавых цепей мост начал опускаться.
- Она единственная, с кем я могу спокойно общаться. Но слишком много говорит о тебе, отец. Кажется, Розалинда дружит со мной именно из-за того, что ты мой родитель...
- Ерунда! - воскликнул отец и спрыгнул с коня, - Отведи Морока в конюшню. Я к матери.
Дэй медленно перелез в седло. Он крикнул отцу вслед:
- А можно я не буду присутствовать за ужином?
Отец оглянулся, махнул рукой:
- Нет. Ты итак слишком часто отсутствуешь. Об этом уже болтают лишнее.
Дэй вздохнул. Конь медленно побрел по мосту вслед за хозяином. В ушах Дэя звучало тяжелое: цок, цок, цок... "Только бы мать осталась в кухне..." Но нет...
- Сынок!
Голос матери...
- Что тебе подать к ужину?
Боль на этот раз была неожиданной и такой сильной, что мальчишка чуть не свалился с лошади. В глазах все поплыло, очертания предметов утратили четкость, размылись и смешались. Комок подступил к горлу. Грудь сдавило так, что ни вздохнуть, ни охнуть. Кровь била в виски, сердце стремилось вырваться из груди... Дэй даже не заметил, как прокусил до крови щеку.
- Хватит обнимать руль, беги мыть руки!
Только боль стала отступать, как со стороны кухни донесся голос отца:
- Стела, где ты?
Он шел от кухни к Дэю. Парнишка, еще не до конца пришедший в себя после приступа, оцепенел. Мать смотрела на него из окна, а отец цокал шпорами сзади. Что может быть хуже?..
Дэй явно слышал, как скрежещет металл по камню, а под ним ревел и выбрасывал клубы зловонного дыма рассерженный кабриолет. Но как это возможно? Мозг отказывался принимать картинку, запах и звук... В одно мгновение боль стала такой, что Дэй не выдержал. Он закричал, дико закричал... А потом его мозг просто вырубился. Парнишка обмяк, теряя сознание, и стал заваливаться на бок. Последним, что он помнил, был крик матери:
- Виктор! Помоги! Ему плохо!
...Дэй открыл глаза. Ветер из открытого окна играл с мохнатыми кистями бархатного балдахина. "Значит, - подумал Дэй, - отец последним здесь был..." Парнишка лежал на огромной кровати, утопая в мягких кружевных подушках. Он любовался кусочком неба, вдыхал полной грудью аромат свежескошенной травы и свежевыпеченного хлеба.
- Ты проснулся?
Голос был незнаком и Дэй приподнялся на локтях, чтобы посмотреть - кто его окликнул. Чья-то рука мастерски откинула тяжелый полог. Парнишка с удивлением увидел возле своей постели незнакомого пожилого человека.
- Вы кто? - выдохнул Дэй.
- Друг.
Старик присел на край кровати, а потом неожиданно спросил:
- Как я, по-твоему, выгляжу?
Дэй смутился и рухнул обратно в подушки.
- Неплохо.
- Не то, - улыбнулся старик, - Как я выгляжу? То есть, во что я одет, сколько мне лет, какого цвета у меня глаза и волосы?
Дэй растерялся еще сильнее.
- Ну, - начал он неуверенно, - вы пожилой, глаза наверно синие, а волосы седые...
Мальчик не знал, что ответить про одежду. Вдруг он понял, что видит старика как-то странно, то есть и видит, и нет. Скорее он знает о том, что рядом кто-то есть, но вот описать его не может. Он замолк, глаза наполнились слезами. А в голове бушевала ярость: "Болезнь, все проклятая болезнь!"
- Чем от меня пахнет? - спросил дотошный старикан.
Дэй принюхался, но кроме прежних запахов он не почувствовал ничего, как будто рядом никого не было. Но он точно знал, что старик сидит рядом на кровати.
Тихим шелестом отворилась кованая железом дверь. Отец на цыпочках подошел к кровати. Его загорелое лицо было почти того же цвета, что и выстиранная матерью кипельнобелая рубашка, а глаза как у нашкодившего котенка и испуг в них. На секунду отец и сын - глаза в глаза. Отец попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая, неискренняя. Дэй перевел взгляд на незнакомца.
Рядом на стеганом покрывале сидел высокий худощавый старик. Его седые космы выбивались из-под докторской шапочки, а на опухшем сизом носу висели крохотные очки. Нос вкупе с тяжелым винным духом свидетельствовал о приверженности к культу Бахуса. Мантия на нем была старой, засаленной. Штопка неровными лоскутами прикрывала частые прорехи.
- Как ты сынок?
- Все нормально папа... - губы никак не хотелись слушаться, так что улыбка не получилась.
- А теперь ты можешь описать, как я выгляжу?
- Ну, - снова неуверенно начал Дэй.
Теперь проблема была другой. Можно ли говорить пожилому человеку, которого отец явно уважает или побаивается, что он выглядит как пропойца. Дэй стал говорить медленно, тщательно выбирая слова:
- Вы не молоды. Волосы седые, глаза светло-карие, очки на носу, мантия лекаря, только... - Дэй замялся.
- Ничего, говори как есть, - подбодрил врач.
- ...Только старая и грязная. И еще я чувствую запах кислятины. Вина, что ли?
Отец смотрел на старика с удивлением. Он, взрослый человек, не понимал, к чему тот клонит.
- Ступайте, Виктор. Пусть теперь придет Стела.
Отец помрачнел, но беспрекословно подчинился. А Дэй зажмурился, ожидая боли. Старик взял его за руку и прошептал:
- Не бойся. Глаза откроешь, как только я стисну посильнее твою руку. Хорошо?
Дэй кивнул и затаился на подушке. Мама вошла бесшумно. Только сильный запах пряных духов дал понять, что она уже в комнате. На этот раз боли не было, лишь комок ненадолго подкатил к горлу, а потом провалился в желудок и растворился. Пальцы врача усилили хватку. Дэй глубоко вздохнул и открыл глаза.
Мама, как всегда, была упакована в синие джинсы. Еще не расплывшаяся фигура смотрелась в них неплохо. Только с косметикой у нее явно были проблемы. Глаза выглядели так, будто отец наставил ей синяков, а еще эти красные полосы на скулах... Серьги - просто золотые колеса от кадиллака. Волосы - кучерявые жидули. Она стояла у кровати и теребила платочек. Только открыла рот, как врач остановил ее:
- Ступайте, дорогая. Мы потом с вами поговорим, а сейчас я займусь вашим сыном.
Дэй перевел взгляд на него и изумился. Прямо на клетчатом пледе сидел пухлый человек средних лет. Животик под стать беременной, пуговица дорогого костюма готова была оторваться, лысина хоть вместо зеркала используй. Глазки - узкие щелочки, щеки - как два румяных, но уже начавших морщиться яблока.
В комнате тоже все другое, не так как у отца. Ни кровать, а диван под ним. Подушки из поролона. Стол у окна в углу завален книгами и журналами. Компьютер мигает, исходя пламенем на экране. На руке часы громко тикают.
- Я болен?
- И да, и нет, - прозвучало в ответ.
Густой запах дорогого одеколона был куда, хуже запаха вина.
- Значит, больны все вокруг? - у подростков не бывает полумер.
Доктор расплылся в улыбке. Мальчишка вел себя удивительно предсказуемо.
- Не могу этого утверждать...
Для Дэя этого было достаточно. Дальше все просто, как дважды два. Вопрос - ответ.
- Что со мной происходит?
- Твой мозг не хочет приспосабливаться.
- Что это значит?
- Если тебе не помочь, ты умрешь...
- А это важно?
- Ты хочешь умереть?
Дэй задумался, сморщил лоб:
- Не знаю... не думал об этом...
- Лучше не надо, - спохватился врач.
Он вытащил из кармана огромный белый платок и стал нервно вытирать заблестевшую салом лысину.
- Я помогу тебе. Кивнешь, если я прав. Когда ты рядом с отцом, то видишь мир одним, когда рядом с матерью - видишь другим. Так?
В глазах Дэя были слезы. Он кивнул.
- Что ты видишь, когда рядом никого нет?
Дэй всхлипнул:
- Я вижу мир таким, каким его видит тот, кого я встретил последним, - стена, что построил вокруг себя мальчик, рухнула, - а когда много народа вокруг, мне становиться так больно, как будто голова собирается лопнуть...
Слезы - два ручейка, стекали из уголков глаз, собирались на подбородке и текли дальше по шее прямо под пижаму на грудь.
- Ничего, ничего, - врач погладил Дэя по голове, - ты хочешь увидеть правду? Мир такой, какой он на самом деле?
Мальчишка всхлипнул и закивал.
- А ты готов к нему? Он может тебе не понравиться... Он может быть страшным и суровым...
- Я готов, - после недолгого раздумья ответил Дэй.
Юность всегда скора на решения. Врач медленно и аккуратно сложил платок и убрал его в карман. Затем показал на дверь.
- Если ты хочешь, сделай шаг туда и попадешь в настоящий мир...
- Но это же дверь моей комнаты! - воскликнул Дэй.
Его слезы на щеках уже высохли, а нос он вытер рукавом.
- Я обещаю - там настоящий мир!
Дэй прикусил губу. Он верил и не верил. С опаской, поглядывая на старика, встал с кровати и шагнул к двери. Взялся за пластиковую ручку, но перед тем как сделать решающий шаг, обернулся.
- Иди, - кивнул врач.
Мальчишка рванул дверь на себя. Яркий свет ослепил его, но он шагнул за порог...
...Птица черной точкой в небесной синеве. Гор кружил слишком высоко. Светлояр громко свистнул, возвращая кречета. Птица отозвалась не сразу. Хищник покружил еще немного, а потом, недовольно клекоча, вернулся на руку к хозяину.
- Погуляли, и хватит, - Светлояр погладил птицу по маленькой головке и одел шапочку.
Мальчишка спрыгнул с валуна и побежал вниз по холму. Узкая тропинка меж кустов терна вела прямо к бревенчатому срубу. Гор вцепился когтями в старую перчатку. Птицу теперь и клещами с руки хозяина не снимешь, не то что стряхнешь на бегу.
- Мамо! Гор послушался меня с первого раза!
Мальчишка влетел в дом, споткнулся о пустую бадью. Та покатилась и зацепила ухват и чаплинки. Все это с грохотом полетело на пол. Кошка, дремавшая в том же углу, истошно мяукнув, нырнула под занавес, прикрывавший печной зольник, и спряталась за кучку остывших углей.
- Тише ты, баламут! - воскликнула мать.
Сунув птицу на место, мальчишка снял с ее головы колпачок с бубенчиками. Кречет, устроившись на насесте, встрепенулся и взъерошил перья. Он был еще молод, под стать хозяину.
Расставив все по местам, Светлояр улыбнулся матери.
- Ма, можно мне в лес?
- Поешь сначала. А потом ступай...
Он схватил пару пирожков со стола, хлебнул из берестяного туеска молока. Едва проглотив последний кусок, Светлояр схватил лук и колчан со стрелами и помчался в лес гонять белок.
... "Ну, вот и все, - подумал Пол, убирая влажную руку со лба спящего Дэя, - можно обрубать пуповину". "Ты уверен?" - прозвучало в его голове. "Более или менее", - подумал человек. "Закрывай глаза". Пол зажмурился. А когда открыл...
Красный свет бил в глаза. На двух соседствующих фарфоровых сферах все еще нервно вздрагивал огромный фиолетовый нарост, дергая неровными краями. Пола затошнило. В голове зазвучал знакомый до боли голос: "Что стоишь?! Давай делай свое дело!"
...плохо когда нет выбора...
Человек впрыгнул на фарфоровую поверхность одной из сфер и прицелился лазерной пилой. Пара взмахов - и черная жидкость хлынула из образовавшихся дыр. Пол перепрыгнул на другую сферу, чуть не свалившись. Тут сросшееся место было больше. Но человек уже распалился. Он резал и резал, снова резал. Бесформенный кусок, истекающей черной кровью упал на песок, Пол выпрямился и стер пот забрызганным рукавом. На щеках и лбу остались пятна. "С боевым крещением, - раздалось в голове, - давай дальше"...
Пол позвал:
- Станция, у меня все...
...Светлояр увлекся и не заметил, как забрел в запретную чащу. Тут водились дикие вепри. А от них луком не защититься. Слишком беспечен он стал, не заметил, что лежка со свиньей и поросятами рядом. Только прицелился в маленького зверька, замершего на стволе перед ним, как сзади раздалось грозное похрюкивание. Мальчишка успел выпустить в несшуюся на него сзади свинью только одну стрелу. Да и та пролетела мимо. Одна секунда, и глухой удар. Вся мощь огромного тела прошлась по нему. За секунду до темноты, когда в приступе ярости свинья ломала его кости, он вспомнил... Дэй, так его звали. Мама - золотые серьги. Отец - копье. Флаги, флаги на башнях и пустота...
... Пол с ужасом смотрел на фиолетовую плоть. Нарост перестал дергаться и начал чернеть. Планер со станции обещал быть с минуты на минуту. Но это время стало для него кошмаром. До ужаса спокойный голос опять заговорил в голове: "Хватит, человек, успокойся. Будь, что будет"
- А если он погибнет?
"В прежнем виде он все равно был обречен".
Планер появился бесшумно. Лиловое блюдце просто вынырнуло из синего облака и зависло над ними.
Пол отошел и стал между огромных белых сфер, до половины увязших в зыбкой почве.
Планер опустился ниже. Из круглого отверстия в днище полился креозот.
...Вестник из замка прибыл только к концу турнира. Он проскользнул между палаток, выспрашивая у оруженосцев, где найти рыцаря Серединного замка. Виктор как раз принимал заслуженную награду от короля, когда отец Розалинды кашлянул за его спиной. Он обернулся, глаза встретили глаза. Выдохнул:
- Что?
- Дэй... он упал со стены замка...
"Можешь идти на свою базу, - голос в голове продолжал давать надоедливые советы, - скоро буря. После нее все станет ясно".
- Может, я останусь с ним?
"Глупо, человек. Я устал повторять вам одно и то же каждый раз. Ты уже поделился, чем мог. Думаешь, мне не хочется, чтобы выжил каждый? Чем больше их, тем умнее и сильнее я становлюсь. Они меня создали. Как - не знаю. Потом каждый замкнулся в своей иллюзии. Они начали угасать. Им все равно - жить, не жить... Этот мир существовал слишком долго. Но я не хочу погибать, я хочу существовать".
Пол залез на сферу и огляделся. Куда ни глянь, всюду были фарфоровые купола. И больше ничего ...
- А мы-то тут причем?..
"Люди особые существа. Я очень долго искал тех, кто сможет помочь. С одной стороны вы сделаете что угодно, чтобы выжить, а с другой - самопожертвование и сочувствие вам не чужды. А наличие генной памяти просто уникально. Она восполняет то звено, что никогда не существовало в этом мире. Они в своей скорлупе чувствуют себя вами. Пока есть эта иллюзия, они хотят существовать, самосохраняться. Дэй один из нового поколения, появившихся здесь. Теперь вы братья. Завтра все станет ясно. Так?"
- Так, - пробормотал Пол, - но только что будет, если он не выживет? Я всегда буду чувствовать себя убийцей!
"Перестань! Он как раз в том возрасте, когда пора оторваться от родителей и создать свою мировую капсулу. А так есть надежда, что он разорвет порочный круг".
Пол сполз с капсулы и подошел к тем двум, с которых срубал нарост. Черные пятна медленно впитывались в белый глянец, делая их похожими на яйца земных птиц.
"Поспеши, буря не за горами. Как только Стела узнает о Дэе, энергетическое напряжение достигнет таких пределов, что я перестану себя контролировать"...
Парень тряхнул кудрявой головой, поправил заляпанный комбинезон и побрел к станции.
... "Беги, беги скорее, - шуршал за спиной ветер, гоняя между шарами песок, - буря будет страшной"...
...Пол прибавил хода. Исследовательская станция располагалась в трех пустых сферах, обитатели которых погибли задолго до того, как здесь появился первый человек. Люди же, не найдя подходящего материала для строительства, воспользовались ими.
Пол влетел в фильтровочную, ветер успел обдать спину волной песка. Пневмодверь со свистом затянула проход. Зажегся свет, загудели фильтры, обдавая парня то струями пара, то просто кислорода. Через пару минут он был чист, как новорожденный младенец. На кудрях цвета пшеницы блестели капельки воды. Зато рабочий комбез был в идеальном состоянии. Свет начал меркнуть и голос станции возвестил:
- Объекту допуск разрешен.
Пол поправил пояс и нырнул в сероватый туман двери. Еще глаза не привыкли к яркому свету, как тот неожиданно померк. Пол почувствовал, как на него накинули одеяло.
- Что такое?
- Тихо...
Его схватили в охапку и потащили. Он попытался вырваться, не понимая, что происходит. Это быстро пресекли, тюкнув по голове. Не больно, но ощутимо, мол, не рыпайся. Потом поставили на пол и сдернули одеяло. Пол стал всматриваться в темноту. Впереди появилось пятно света, в нем темный силуэт. Фигура в длинном плаще направилась к нему. Когда оба оказались в круге света, из-под черного капюшона раздался знакомый бас.
- Ты готов принести обет верности?
Голос принадлежал Сидору Петровичу, научному директору этой станции. Пола не раз предупреждали, что старик - а он был уже далеко не молод - со странностями. Но что за странности - не уточняли, просто говорили, что будь готов. Пол подавил смешок и решил подыграть:
- Готов!
- Тогда на колени!
Пол бухнулся на пол. Колени ушиб о доски.
- Повторяй за мной. Я, Пол Жорданов, приношу клятву верности...
- Я Пол Жорданов приношу клятву верности...
- Своим товарищам...
- Своим товарищам...
- А самое главное - научному руководителю!
Сидор Петрович, который изо всех сил старался сохранять серьезный тон, не выдержал. Он так расхохотался, что продолжать не мог. Закатываясь, просто повалился на пол.
- Ну вот, - раздался голос Свияры за спиной, - опять вы, Сидор Петрович, все испортили! Свет!
Мягкий свет затопил общий зал, в который притащили Пола. Длинный седобородый профессор сидел около Пола и повизгивал от хохота.
- Ну прости, Свиярочка, прости, - он еле выговаривал слова, - Обещаю.., больше не буду.
Тут к Полу подбежали все, кто служил на этой станции. Ребята смеялись, похлопывали по плечу, девчонки висли на шее и лезли с поцелуями. Свияра, главный техник станции, разогнала всех. И протянула ошалевшему Полу черную перчатку:
- С боевым крещением. Теперь она твоя! Теперь ты полностью наш. Все к столу.
Ребята подхватили Пола, профессора и потащили на кухню. А дальше... Пир горой...
...Пьяный и счастливый Пол рухнул на спальник. Сон не шел. Он лег на спину и уставился в потолок. Потом перевел взгляд на правую руку. На тыльной стороне ладони зияла ямка. Она становилась все глубже и глубже. Это значит, что все хорошо, оправа почти вызрела. Дэй будет спасен. Голос много говорил, что эта раса должна быть спасена даже вопреки ее воле, что ж... Сверкающий кристалл по имени Дэй или Светлояр завтра освободится от плаценты и займет свое место... Рука Пола готова. Их гены похожи, значит они братья, а с братом надо делиться. Что ж, если делиться придется телом... На то братья и нужны. Завтра... У двух существ начнется совершенно новая жизнь...
...Светлояр открыл глаза. Над ним стояли мать с заплаканными глазами, отец, просто посеревший, и еще незнакомец. Седые волосы, разделенные косым пробором, убраны под узкий ремешок. Голубые глаза смотрели сочувственно. Бороду знахарь заплел в толстую косу. Рубаху, видно, не бабья рука штопала. Светлояр вздохнул, боль поломанных ребер не дала спросить. Тогда он и протянул к знахарю руку.
- Он выздоравливает, - сказал знахарь, - только помните - он пойдет со мной, и это навсегда...