Артищев Александр Владимирович : другие произведения.

Г И Б Е Л Ь В ИЗ А Н Т И И.

(исторический роман )

ГЛАВА I

Человек торопливо пробирался вдоль запутанных улочек спящего города. Время от времени он останавливался и чутко вслушивался в окружающую тишину. Вопреки строжайшему указу городских властей он не только не имел при себе фонаря, но напротив, старался избегать освещенных участков дороги. Широкая черная накидка, в которую он был плотно закутан, делала его почти невидимым; ноги в сапогах с мягкой кожанной подошвой ступали бесшумно, как кошачьи лапы. Ему была известна прямая дорога, но он предпочел окружной путь.

Серебристый свет луны отбрасывал на землю косые тени от стен и кирпичных крыш строений; местами тускло блестела неровная кладка булыжной мостовой. Порывы ветра разносили вдоль лабиринта трущоб солоноватый воздух с близлежащего моря, вытягивали из черных провалов тупиков застарелую вонь городских клоак и отстойников.

Спросонок гулко залаяла собака и ее лай, подхваченный бродячими псами, раскатился в тишине оглушающим многоголосым эхом. Человек досадливо поморщился. Его глаза из-под надвинутого по самую кромку бровей капюшона заблестели еще настороженней и он прибавил шагу, по-прежнему укрываясь на неосвещенной стороне дороги. В очередной раз оглянувшись, он внезапно споткнулся обо что-то и еле сдержав равновесие, резко отпрыгнул в сторону, выхватывая руку из-под полы плаща. Чуть помедлив, пристально оглядевшись вокруг, он приблизился и склонившись над тем, что было укрыто в тени, быстро ощупал покрывающую его жесткую, пропитанную чем-то липким ткань.

На земле лежал труп мужчины и путнику не составило труда признать ко-роткий, своеобразного покроя плащ, который он сам передал убитому не более двух часов назад. Тело слуги еще не успело остыть и человек в черной накидке мысленно отмерил расстояние, которое тот успел преодолеть от одной из полу-пустых и грязных портовых таверн, в которой они расстались еще до наступления полуночи. Он распрямился и поспешил вперед, даже не оглянувшись напоследок на мертвое тело того, кто не один год делил с ним пищу и кров и принял на себя предназначенный другому удар.

Испытания как-будто подстерегали путника на каждом шагу: двое жалкого вида грабителей внезапно набросились на него из узкого проулка, но отблеск выхваченного из-за пояса длинного клинка заставил их вновь отступить в темноту. Это нелепое происшествие даже слегка позабавило закутанного в плащ человека, хотя поводов для веселья было немного.

Минутное облегчение улетучилось быстро.

- Слишком хорошо для правды, - бормотал он под нос, по-прежнему двигаясь вдоль неосвещенной стороны улицы. - Микеле не мог погибнуть от рук городских бродяг, он был им просто не по зубам. Бедняга нарвался на хищников поопаснее тех двух полуночных шакалов.

Постепенно ветхие лачуги сменялись кичливыми фасадами домов зажиточ-ных горожан и тут он впервые отчетливо, каждым вздыбившимся волосом своей кожи ощутил на себе чьи-то пристальные взгляды. Страх холодной змейкой пополз по напрягшимся мышцам, и тело, мгновенно покрывшись испариной, завибрировало в мелкой противной дрожи. Он сам поразился

своему испугу: не раз ему приходилось бывать на волосок от смерти, но этот невыносимый обессиливающий страх и чувство беспомощности впервые безраздельно овладели им.

Окружающее неуловимо изменилось: тусклый лунный свет стал беспощадно ярким, стены домов задвигались, смыкаясь подобно створам капканов, и даже камни мостовой, казалось, излучали волны ненависти к одинокому, гонимому как зверь чужаку. Усилием воли он принудил себя продолжить путь и даже внешне его осторожная походка ничуть не изменилась. Лишь только смахнул украдкой со лба струящийся холодный пот. О н и следовали за ним по пятам; он чувствовал на себе их взгляды, крадущиеся шаги чуть поотдаль и тяжелое горячее дыхание гончих псов, почуявших добычу.

Спасение пришло нежданно, как чудо, ниспосланное с небес. Вдалеке послы-шался гулкий топот ночной стражи и, в отголосок к нему, захлебывающийся лай потревоженных дворняг. Пришелец, уже не скрываясь, поспешил навстречу. Вра-ги не отставали ни на шаг, стремясь исправить свою оплошность, отрезать его от приближающегося караула. Багровый свет коптящих факелов неудержимо разрастался, выхватывая из темноты все новые и новые участки пути; стали слышны отдельные голоса и взрывы грубого смеха. Беглец рывком пересек улицу и рис-куя быть замеченным солдатами, углубился в мрак близлежащего переулка. Это дало ему некоторую передышку - теперь между ним и его преследователями оказалось более двух десятков вооруженных латников. Но все равно он спешил, бежал, уже отбросив остатки осторожности: время, отпущенное Судьбой, летело слишком быстро. Цель была почти близка: впереди отчетливо проглядывалось приземистое здание с уродливыми каменными львами по бокам парадного крыльца. Через неплотно закрытые ставни окна второго этажа пробивались тонкие струйки желтоватого света, которые подобно лучам маяка манили и звали к себе, обещаяя покой и защиту. Он на мгновение остановился перевести дух, но неожидан-ный шорох, как шелест сухих листьев на мостовой, заставил его вжаться спиной в кирпичную стену. Он сунул руку под полу плаща и затаил дыхание.

Преследователь вынырнул из темноты внезапно, бесшумно, как оборотень, как сгусток окружающего мрака. Сделав несколько шагов, он замер в нереши-тельности, поворачивая туловище из стороны в сторону. Темный силуэт его силь-ной и ловкой, изготовившейся к резкому броску фигуры напоминал своим внут-ренним сходством совершенство форм

натянутого арбалета. Шаг, еще шаг, но тут он заметил затаившегося противника и издав гортанный выкрик, прыгнул в его сторону. Незнакомец молниеносно выхватил из-за пояса дротик и метнул его в грудь врага. Тот коротко взмахнул взмахнул руками и опрокинулся навзничь. По телу пробежали судороги, оно вытянулось и застыло, хотя правая рука с зажатым в ней кинжалом еще шевелилась, подобно жалу скорпиона, как бы силясь дотянуться до цели.

Путник вышел из укрытия и с силой наступил на стиснувшие кинжал пальцы. Послышался тихий хруст ломающихся костей.

- Кто подослал тебя?- он за волосы оторвал голову преследователя от земли и вплотную приблизил к ней лицо.- Кто? Говори !

Но нападавший был уже мертв. Незнакомец разжал пальцы и голова с глухим звуком упала на землю. Он быстро пересек улицу, взбежал по ступеням крыльца и схватив дверное медное кольцо, выбил условный стук.

Спустя несколько томительных мгновений сквозь щель смотрового оконца блеснул луч света и в зарешеченном отверстии показался чей-то глаз.

- Кто ты?- глухо спросил за дверью голос.-- Что тебе нужно в этот час?

Вместо ответа незнакомец просунул снятый с пальца перстень.

Окошко захлопнулось и через вскоре послышался лязг отпираемого засова. Человек быстро зашел вовнутрь, захлопул за собой дверь, задвинул засов и лишь после этого скинул плащ на руки привратнику. На груди его матово блеснуло распятие на массивной золотой цепи.

- Где хозяин? - отрывисто спросил он.

- На втором этаже, в своем кабинете, - почтительно ответил слуга.- Если синь-ор позволит, я покажу дорогу.

Гость посторонился. Привратник прошел вперед, освещая маслянной лампой крутую деревянную лестницу. Незнакомец молча следовал за ним, его твердые, уверенные шаги разительно отличались от крадущейся поступи на улицах. Поднявшись наверх, они прошли по длинному и темному коридору. Подойдя к широкой двери, слуга осторожно стукнул в нее два раза. С обратной стороны донесся невнятный, едва различимый голос. Проскользнув вовнутрь, привратникпочтительно обратился к тучному, лысеющему человеку, сидящему за большим, покрытым зеленым сукном столом. Он что-то быстрозаписывал в лежащую перед ним увесистую книгу.

- К вам пришел человек, синьор Ломеллино, -- слуга положил перед ним перстень незнакомца.- Я опознал печатку и вспомнил, что даже поздней ночью ваше распоряжение впустить ее владельца имеет силу.

Купец распрямился и внимательно посмотрел на пришельца, который неторопливо подошел к столу, придвинул себе кресло и уселся в него, щурясь на пламя восьми свечей.

- Иди отдыхать, Пьеро,-- хозяин захлопнул деловую книгу и бросил цепкий взгляд на железный перстень, - но перед тем тщательно проверь, нет ли посторонних людей возле моего дома.

Дверь бесшумно закрылась за слугой и в течении некоторого времени хозяин и гость молча изучали друг друга.

- Признаться, я не ожидал столь позднего визита, - произнес купец, отводя глаза в сторону. - Тебя прислал магистрат Генуи?

- Я устал и у меня пересохло в глотке, -- последовал ответ.

Ломеллино встал из-за стола, отпер дверцу вделанного в стену шкафа, извлек из него стеклянный шторф с вином и два серебрянных кубка. Один из них он наполнил доверху, в другой же -- чуть плеснул. Пришелец принял полный кубок и не раздумывая, опорожнил его

- Да, я прибыл из Генуи. Я, Лодовико Бертруччо, послан к тебе, подеста Галаты с немаловажным известием. Необходимо помнить, синьор Ломеллино, что сообщение весьма секретно и о нем до определенного времени должен знать лишь строго ограниченный круг людей.

Лодовико умолк, глядя на подрагивающее пламя свечей.

- Корабль, на котором я плыл, за грехи наши был потоплен турецкой эскадрой. Лишь благодаря покровительству Святой Девы я и мой слуга остались живы и с несколькими другими счастливцами добрались до берега. Не стану описывать свои злоключения, скажу лишь, что нам в очередной раз повезло и день назад, на византийской торговой карраке, мы прибыли в Константинополь.

- Но не ответит ли синьор Бертруччо, к чему вся эта скрытность? Разве не мог он, не таясь, явиться ко мне, правителю Галаты и передать сообщение?

- Город наводнен всевозможными шпионами. Я догадывался об этом, но действительность превзошла все мои ожидания. С подложными письмами я послал впереди себя двух двойников, одним из которых был Микеле, мой слуга, весьма проворный малый. Как видишь, синьор подеста, добраться до тебя удалось только мне.

- Кому и зачем понадобилось препятствовать тебе? Кто мог опознать тебя?

- Не знаю. Предателей хватает повсюду. Даже в Сенате, я уверен, их немалое число. А что до исполнителей..... На пристани в Константино-поле, среди толпы я заметил юношу с лицом святого Себастьяна. Он пристально смотрел на меня и клянусь Всевышним, мне не понравился его стеклянный немигающий взгляд !

- Это был Ангел, - помрачнел подеста.- Тебе повезло, синьор посланник: ты остался жив, хотя тогда тебя на примету взял сам дьявол !

- Дьявол, ангел -- довольно пустой игры слов! Я сейчас весьма далек от мис-тики,- раздраженно махнул рукой Бертруччо.- Пора, пожалуй, переходить к делу, синьор подеста, известие, доставенное мною, не из числа приятных.

- Но что же все-таки произошло, из-за чего встревожен Сенат?- спросил купец, обращаясь в слух.

Послышался стук в дверь. Генуэзцы откинулись в креслах, их лица мгновен-но приняли непроницаемое выражения. Вошел слуга с увесистой дубиной в руке, но спохватившись, тут же спрятал ее за спину.

- Все спокойно, хозяин. Я осмотрел улицу и ближайшие переулки. Нигде ничего подозрительного.

- Вот как ? Ничего подозрительного? - гость наполнил свой кубок и взглянул на слугу. - С каких же это пор трупы людей на улицах стали обычным зрелищем для генуэзцев?

- Простите, синьор, - Пьеро растерянно уставился на Лодовико ,- о каких тру-ах вы изволите говорить? Улица совершенно пустынна......

Купец махнул рукой и Пьеро, отвесив поклон, поспешил удалиться. Его глуповатое деревенское лицо выражало обиженное недоумение.

- У тебя хорошие слуги, - язвительно заметил генуэзец. - Я допускаю, мертвеца уже могло не быть, но кровь на камнях должна была остаться. Я пью за безза-ботную слепоту - она зачастую неплохо облегчает жизнь, хотя в дальнейшем может пустить ее под откос.

- К своему стыду я должен признаться, что перестал что-либо понимать.

- Теперь меня это не удивляет. Странно лишь, что вы, галатские прохвосты, сидя на бочке с порохом, до сих пор не утратили своей душевшой благости. А ведь фитиль-то уже подожжен, синьор подеста!

- Эти слова пугают меня.

- Разве для колонии в новость, что на левобережной стороне Босфора турки спешно сооружают крепость ? После завершения строительства она наглухо замкнёт пролив, поставив под контроль движение судов из Черного моря иобратно.

Подеста смотрел на Лодовико остановившимися глазами. Потрясение на время лишило его речи.

- Но ведь это означает конец прибрежной торговли, - сумел наконец выдавить он.

- Не только. Это еще означает и конец Византии,- отчеканил гость, вновь прикладываясь к кубку.

Он пил большими глотками, как бы празднуя неизбежную тризну.

- Султан согнал туда целую армию каменщиков. Строительство не прекраща-ется даже по ночам.

-Турки не осмелятся напасть на Константинополь! - в голосе купца звучала робкая надежда.

Генуэзец рассмеялся хриплым каркающим смехом.

- Кто им помешает? Они осмеливались нападать на целые страны, обладаю-щие сильным войском и многочисленным населением. И покоряли их, синьор подеста ! А что осталось от Византии? Дым былого могущества и дряхлые стены опустевшего города.

Подеста вскочил с места и заходил по комнате, покачиваясь и ломая себе руки.

- Это конец.... конец всего, созданного с такими трудами ! За что Всевышний карает нас? !

- За вашу жадность и самонадеянность, - охотно ответил гость, наливая себе третий кубок. - Не нужно так убиваться, синьор Ломеллино ! В конфликте императора с турками колония останется в стороне и будет преспокойно набивать карманы,выворачивая их поначалу у побежденных, а затем и у победителей.

- А если султан в первую очередь обрушится на нас !?- вскричал подеста, не обращая внимания на издевательский тон собеседника. - Ведь у Галаты нет могучих стен Константинополя, гарнизон ее слаб, а командиры наёмников продажны, как непотребные девки!

- Золото творит чудеса. В крайнем случае отделаетесь надлежащим выкупом. И еще одно сообщение, равносильное приказу: наши соотечественники должны быстро и неприметно извлечь вклады не только из византийских, но и венециан-ских торговых домов, так как по некоторым сведениям война Венеции с султа-натом начнется вскоре после падения Константинополя.

- Это достаточно серьёзный шаг, чтобы я или кто -либо другой мог бы взять на себя ответственность, - возразил Ломеллино.- Мне нужны веские гарантии, что это будет оправданно в дальнейшем. А перстень.... Он всего лишь вызывает до-верие к твоим словам, но не более того.

Бертруччо искоса взглянул на него, вытянул из внутреннего кармана камзола свернутый в трубку пергамент бросил его на стол.

- Этот документ многое скажет посвященному человеку.

- Сдается мне, - добавил он чуть слышно, -- что именно за ним, а не за моей скромной персоной гонялись те несостоявшиеся убийцы.

Подеста взломал печать и быстро пробежал глазами по тексту. Шумно вздох-нул, внимательно перечитал заново, затем приблизив пергамент к пламени све-чей, принялся дотошно изучать подписи и печати под ним.

- Надеюсь, подлинность сомнений не вызывает? - осведомился гость.

Подеста отрицательно покачал головой и поднял глаза на посланника.

- Синьор не возразит, если я оставлю документ при себе?

- Синьор возражает, так как этот документ обязан сопровождать его повсюду.

Ломеллино пожал плечами и с видимым сожалением вернул пергамент владельцу.

- Что предпримет магистрат в ближайшее время?- спросил он.

- Республика не заинтересована в падении Византии: с османами договориться о свободной торговле будет значительно сложнее. Сенат согласен на бесплатный провоз всех желающих сразиться под стенами Константинополя, но я сомневаюсь, что их наберется значительное число.

В наступившей тишине слабо потресивало пламя свечей имерно капал расплавленный воск.

- Возможно ли, что город сдастся без борьбы? - прервал молчание генуэзец.

Ломеллино сделал отрицательный жест.

- Пока у власти император Константин, это не произойдет.

- Жаль. Некоторые проблемы отпали бы сами собой.

Подеста не сводил с гостя глаз.

- Не скажет ли синьор Бертруччо что-либо о намерениях Запада? Не готовится ли новый поход на неверных под знаком Святого Креста ?

- В Европе самоубийц становится все меньше.

Ломеллино отпил из кубка.

- Тогда нам остается одно - надеяться на милость Божью.

Ответа не последовало и купец заговорил вновь, убеждая скорее себя, чем собеседника.

- Уже дважды османы подступали к стенам города и оба раза уходили ни с чем. Господь не оставит нас в беде !

- Господь не оставит нас в беде....- как эхо отозвался гость, поднимаясь на ноги.-- Я устал, почтенный, устал так, что тебе и вообразить непросто. А утром у меня еще немало разных дел. Прикажи застелить постель, сегодня я заночую у тебя.

- Я проведу тебя в свою опочивальню,- засуетился подеста направляясь к выходу.-- Мне до утра нужно многое закончить, а сведения, полученные от тебя, при всем моем желании не дадут сомкнуть глаз не одну последующую ночь.

Держа подсвечник в вытянутой руке, он пошел впереди освещая гостю дорогу и часто оглядываясь назад. Пройдя вдоль узкого коридора, он остановился перед дверью и приглашающе распахнул ее настежь.

- Если мое скромное ложе устроит синьора посланника, то я прошу его отдыхать спокойно до тех пор, пока неотложные дела вновь не призовут его к себе.

Генуэзец без церемоний повалился на широкую кровать, не снимая ни запы-ленного камзола, ни покрытых грязью сапог.

- Если синьор Бертруччо пожелает, - купец остановился в дверях, - то утром Пьеро проведет его до того места, какое синьору угодно будет назвать.

- Нет, благодарю,- ответил тот, безуспешно пытаясьподавить раздирающую рот зевоту. - В соглядатаях я не нуждаюсь.

И прежде чем подеста успел удалиться на несколько шагов, он услышал при-глушенный дверью могучий храп генуэзца, по-видимому и впрямь смертельно уставшего, давно не имевшего нормального отдыха. Ломеллино повернулся к двери и прищурил глаза.

- Не нуждаешься в соглядатаях, не так ли? Вскоре ты убедишься, что обложен достаточно плотными сетями и вряд ли легко выберешься из них. Люди Феофана редко упускают свою добычу.

Тяжело ступая, он вернулся в свой кабинет и до самого утра обдумывал услышанные им неожиданные и безрадостные вести.

Утреннее солнце высветлило нежно-розовые хлопья пушистых облаков, встрепенуло птиц, облепивших раскидистые ветви деревьев. Громкий возбужденный щебет наполнил воздух, отразился от стен домов и зазвенел дразняще, как звуки колокольчиков. Первые лучи вызолотили обжигающим сиянием купола церкей и колоколен, отразились на флюгерах и черепице крыш, изгнали остатки тьмы с улиц и из колодцев кольцевых

дворов.

Царственный город медленно просыпался от утренней дремы: слышались голоса людей, скрип ставен и дверей. Загрохотали на булыжнике окованные железом колеса арб и телег; натужно скрипели оси тяжело груженных повозок, заглушаемые дробным перестуком копыт ослов и мулов. Звучно топоча, ночная стража удалилась на покой, уступая улицы и площади во владение громкоголосым толпам торговцев, мастеровых и разносчиков овощей.

У городских ворот, в толпе селян, направляющихся в Константино-поль, возникла небольшая заминка: шестеро всадников в запыленных кольчужных костюмах уверенно протискивались сквозь плотное скопление арб и повозок, заставляя их владельцев поспешно уступать дорогу. Городская стража преградила было проезд, но дюжий десятник, взглянув в лицо головного всадника, сделал своим воинам разрешающую

отмашку рукой. Маленький отряд миновал городские ворота и рысью устремился к центру столицы.

- Кто это?- один из стражников приблизился к командиру и кивнул в их сторону головой.

- Видать, какие-то важные птицы?

- Послушай, умник,- перед подчиненным десятник не счел нужным скрывать дурного настроения, - занимался бы ты своим делом. А если и впредь тебе повстре-чаются эти птички, постарайся не встревать у них на пути.

- Эй, хватит там копаться ! - заорал он на кучку селян,

пытающихся растащить сцепившиеся колесами телеги. - Долго будете загораживать проезд? Быстрее шевелитесь, я вам говорю !

Десятник зашагал вперед, щедро награждая тычками попадающих под руку.

Оборванный старик, удобно устроившись на пересечении двух улиц, проси-тельно тянул руку к прохожим. Кое-как прикрытое лохмотьями тело сотрясалось в мелком ознобе, то ли от прохлады раннего утра, то ли от старческой немощи. Удлиненное иссохшее лицо с полуприкрытыми гноящимися глазами не выра-жало ничего, кроме терпеливого ожидания и

безропотного покорства судьбе. Плаксивым монотонным голосом он тихо и невнятно бормотал себе под нос за-ученные слова, пытаясь высмотреть крупицу сострадания в проплывающих мимо него лицах. Сострадание, сильно смахивающее на брезгливую жалость, порой оборачивалось звенящей на камнях монеткой и тогда старик ловил ее опрокину-той горстью руки, как ловят кузнечиков маленькие дети.

Эти металлические кружочки много значили для него: они ненадолго воскре-шали то единственное, что еще удерживало нищего в его никчемной жизни -- его воспоминания. На эти монетки ( когда их соберется достаточное число ) в бли-жайшей таверне ему нальют пузатый кувшинчик вина; немного, всего лишь на пару десятков глотков. И это вино, невыдержанное и кислое, разольется по жи-лам подобно горячей неугомонной крови, встряхнет и напружинит дряхлые мыш-цы и он вновь

ощутит в своем теле былую силу и молодой задор. Прошлое воскреснет и окружит его веселым сомном призраков, давно уже канувших в небытиё. Он застучит кулаком по столу, затянет надтреснувшим голосом боевую песнь и станет окидывать окружающих вызывающим взглядом, требуя к себе вни-мания и уважения.

Прохожий ! Будь милосерден, кинь в убогую глиняную плошку мелкую, за-валящуюся в кошеле медную монетку !

Цокот копыт заставил старика насторожиться. Острый нюх попрошайки сде-лал мгновенный вывод и он быстро отполз к стене, чтобы не быть втоптанным в мостовую.

Всадники торопились. Подъехав к мрачноватому двухэтажному особняку, ворота которого растворились при первом же стуке, они поочередно исчезли в арочном проеме и створы, обшитые листовой медью, столь же бесшумно закрылись за ними.

Спустя час стук копыт вновь потревожил попрошайку. Вжавшись в стену, он по-птичьи втянул голову в плечи, но успел отметить про себя, что число верховых сократилось наполовину, а старший из них успел сменить кольчугу и дорожный плащ на темный кожанный камзол.

Проехав полгорода, всадники осадили лошадей у дворцового комплекса и окружающего его парка. Предводитель соскочил с коня и бросил поводья одному из сопровождающих. Приблизившись к страже на воротах, он молча приподнял свисающий на грудь жетон с выбитым изображением двухглавого орла. Гвардейцы расступились и он быстрым шагом направился к полускрытому кронами деревьев дворцу.

Звуки его шагов заглушались мелодичным журчанием фонтанов; в зеленых нишах застыли в остановившемся движении мраморные изваяния редкой красоты. Боковые ответвления центральной аллеи растворялись в густых насаждениях пальм, олеандров и кипарисов, уводили на открытые, аккуратно подстриженные полянки, сплетаясь и вновь расходясь там в замысловатых узорах. Стайка сереньких пав рассыпалась перед пришельцем и долго еще спесивый павлин не мог забыть обиды, возмущенно кудахтая и распуская свой дивный хвост.

Поднявшись по по лестнице и пройдя длинными галереями дворца, гонец на- равился прямо к дверям императорского кабинета, но у в хода вновь дорогу ему преградили скрещенные алебарды. Бросив на них мимолетный взгляд, он повер-нулся к приподнявшемуся с кресла начальнику караула.

- Его величеству императору срочное послание от Феофана Никейского.

Капитан гвардейцев узнавающе взглянул на него, осторожно постучал и про-шел в помещение. Вскоре дверь распахнулась перед гонцом.

- Император примет тебя.

В просторной зале, одну из стен которой полностью занимали три больших арочных окна, к нему повернулись двое. Один из них, стоящий возле высокого секретера, был долговяз и сухопарен, с острой козлиной бородкой на костистом лице. В правой руке он держал гусиное перо, ладонь другой придерживала развер-нутый список пергамента. По-видимому, его только оторвали от доклада и он не был доволен помехой.

В другом человеке безошибочно угадывался правитель. Крупную, широкую в кости фигуру венчала массивная голова с высоким, благородной формы лбом; во-левое лицо обрамлялось аккуратно подстриженной бородкой, зачесанные со лба каштанового цвета волосы красиво оттеняли необычную белизну кожи. В его жес-тах и во взгляде проступала спокойная, уверенная властность и сила, внушающая невольное уважение окружающим.

Темные глаза из-под сдвинутых густых бровей императора испытывающе взглянули на вошедшего.

- Что привело тебя к нам?

Он хорошо знал склонившегося перед ним человека - Алексий, доверенное лицо Феофана Никейского, искусного дипломата и главы разведывательной службы, не раз служил посредником между ними.

- Досточтимый Феофан поручил мне передать вашему величеству послание, добавив при этом, что оно имеет чрезвычайную важность.

Константин кивнул секретарю. Тот принял из рук Алексия свернутую в труб-ку бумагу, сломал печать и развернул послание.

- Читай, Георгий.

Секретарь слегка прокашлялся и приблизил бумагу к глазам.

" Его величеству василевсу Константину ХI

Опасность надвигается, государь. Сегодня мною получены досто-

верные сведения о начавшемся по приказу турецкого султана возведении на левобережной, западной стороне Босфора сильной кре-

пости. Угроза, связанная со строительством, достаточно очевидна

и не скрывается врагом -- будущая крепость способна в любое

время перекрыть движение судов по проливу, отрезав Констан-

тинополь от привозного зерна....."

Лицо василевса окаменело, пальцы судорожно сжали край туники. Он повер-нулся, приблизился к окну и глядя в невидимую точку, скрестил на груди руки.

- Почему ты остановился? Читай! - донесся оттуда его голос.

"....Помимо этого спешу сообщить, что перехваченные нами ту-

рецкие гонцы, а также люди из окружения султана указывают

на концентрацию османских войск в Анатолии. В большинстве

своем это мобильные части, способные двинуться в поход по

первому приказу.

Секретарь светнул послание и замер в выжидательной позе.

Император медленно повернулся, сделал несколько шагов в направлении стола и остановился возле него.

- Поначалу султан шлет нам послов с почтительной просьбой уступить ему эти земли, затем самовольно захватывает их, даже не потрудившись дождаться от нас ответа. Его наглость начинает переходить все границы, но мы положим этому ко-нец !

Константин склонился над картой и не поднимая головы, обратился к секре-тарю.

- Подготовь послание, Георгий, в котором мы, правитель Империи ромеев, за-являем протест против захвата исконно византийских земель, возведения на них каких-либо укреплений и требуем объяснений данного поступка султана.

Секретарь поклонился и вышел из кабинета. Император повернулся к молча выжидающему Алексию.

- Ступай и ты. Передай нашу благодарность Феофану и пожелание и впредь получать информацию о всех событиях, имеющих прямое или косвенное отноше-ние к государству.

В опустевшей зале василевс долго всматривался в расстеленную на столе кар-ту. Где-то там, у кривой бирюзовой ленты, где берега пролива смыкаются на рас-стояние пушечного выстрела, уже начинают закладываться первые камни форта, способному подобно тромбу в артерии заблокировать подвоз провианта в столицу, поставив ее тем самым на грань катастрофы.

ГЛАВА II

Каждое утро, с наступлением рассвета, оживали прибрежные скалы. Гружен-ные битым камнем подводы медленно тянулись вверх по укатанной дороге; не-проспавшиеся возницы, зябко ёжась на прохладном ветру, кричали и хлопали бичами, пытаясь ускорить неторопливую поступь волов. Впереди уже слышался стук топоров и резкое повизгивание пил, доносился прянный запах древесных опилок.

Порой под ногами вздрагивала земля и ветер разносил вдалеке клубы пу-шистого дыма -- в открытых карьерах рвали порохом базальтовые глыбы. Чуть поотдаль от каменоломен, на обширной площадке, в несколько слоев покрытой каменной крошкой и пылью, громко звенело железо -- рабы обтёсывали обломки, тщательно выглаживая неровные сколы.

Длинные вереницы невольников с плетенными котомками за спиной струи-лись между скал по направлению к воде; параллельно им двигались цепочки ра-бов с носилками в руках, некоторые толкали впереди себя двуручные тачки с пе-ском и известью. У самого берега, всего лишь в полусотне метров от воды, суе-тились тысячи умелых каменщиков, согнанных сюда, на берега Босфора, со всех концов подвластных султану земель. Каждому из них выделялся небольшой уча-сток застройки и двое рабов-подручных. Контуры будующих строений, обозна-ченные колышками и бечевой, постепенно вырастали в серые стены, прибавляя в день порой по два-три фута.

Время шло. Солнце все выше поднималось над горизонтом, наполняя воздух удушливым зноем, но стройка, как гигантский муравейник, не останавливалась ни на мгновение. Полдень еще не наступил, но люди уже начали выбиваться из сил. По лицам работников обильно струился едкий пот, затекал глаза, блестел ма-товыми дорожками на потрытых грязной коростой телах. Немеющие мышцы сводились в судорогах; легкие, подобно кузнечным мехам, с натугой втягивали в себя стоячий влажный

воздух; острые сколы камней немилосердно впивались в израненные подошвы ног.

Пройдет еще немного времени и отлаженный механизм начнет давать сбои. То там, то тут покатятся обратно тяжелые тачки, подминая под себя изнуренных людей. Все чаще каменный груз начнет вырываться из слабеющих пальцев и не останется более сил, чтобы вновь взвалить на спину неподъемную ношу. И тогда голоса надсмотрщиков перейдут в крик, начнут свистеть бичи из воловьих шкур, оставляя на сожженых солнцем спинах длинные кровавые полосы. Крики истя- заемых людей сольются с

яростным рыком пьянеющих от собственной жестокости надзирателей; продвижение быстро восстановится, груз будет подобран дру-гими, а нарушитель так и останется лежать на земле, пока специальные бригады могильщиков не оттащат крючьями бездыханное тело прочь. Они отволокут его к широким зловонным ямам, над которыми с монотонным жужжанием роятся трупные мухи и сбросят вниз, прямо на изумрудный щевелящийся

ковер.

Стены росли быстро, как трава после дождя. На фоне бирюзового небосклона постепенно начинали вырисовыватьсягрозные в своей красоте башни и бастио-ны, незамысловатые строения внутри самой крепости, до самой воды спускаю-щейся по склону берега своими зубчатыми стенами. А там, у каменного мола строящейся пристани уже покачивалось на волнах

с два десятка барж и легких феллук под косыми белоснежными

парусами.

И так, изо дня в день, порой даже при свете факелов, крохотные фигурки, по-добно движущемуся мху, облепляли угрюмые, прежде необитаемые скалы.

Шум многолюдного азиатского базара был слышен издалека. Нестройный гул сотен и тысяч голосов заглушал крикливых торговцев шашлыков, лепешек и жа-реной рыбы, растворял в себе ржание лошадей, блеяние коз и овец, перепуганное кудахтание в птичьих клетках. Потоки людей, обтекающих тесные ряды лавок и лотков, пестрели яркими красками, образующими сложный, беспрерывно меняю-щийся узор. В толпе проплывали лица всех оттенков кожи, полотнянные

чалмы мешались с меховыми шапками и стальными шлемами, туники и халаты -- с плащами и долгополыми кафтанами.

Полуголые мальчишки юркой стайкой шныряли между ног суетящихся, до хрипоты спорящих и кричащих друг на друга людей. Унылые фигуры рабов с ве-реками на шеях в ожидании продажи пугливо жались в стороне, топчась в пыли босыми ногами; через жалкие лохмотья невольников просвечивали серые немы-тые тела. Небольшие группы стражников уверенно рассекали толпу, выискивая взглядами мелких воришек и прочих нарушителей порядка, а так же беззастенчи-во отбирая приглянувшийся им товар. Богатые менялы степенно восседали на мягких подушках и ловко перебирая пальцами, пересчитывали, взвешивали и об-менивали разложенные перед ними монеты. Через их руки проходили деньги со всех концов света: монеты с выбитыми на них профилями царей и полководцев, изображениями животных и светил, покрытых рубленным латинским шрифтом, округлыми греческими буквами и затейливой арабской вязью; монеты овальные круглые, квадратные, с дырочкой для ношения на шее или свернутые в кружок.

Здесь покупалось и продавалось всё - от потрепанной одежды, фруктов и ово-щей, кончая великолепным оружием и драгоценностями. Кое-где, примостившись возле лавок, бродячие цирюльники, старательно изогнувшись и оберегая себя от нежелательных толчков под руку, узкими и кривыми, отточенными до бритвен-ной остроты ножами снимали грязную мыльную пену вместе с волосами с голов клиентов. А те, сидя на раскладных стульчиках, а то и просто на земле, безучастно смотрели вниз, себе под ноги, полностью отдавшись в руки опытных мастеров.

Сюда приходили не только за покупками, многих влекло желание встряхнуть-ся, потолкаться в гуще людей, а может и встретить знакомых и обменяться с ними новостями.

В центре базарной площади возникло оживление: любители поразвлечься стравили двух петухов и зрители, сопя и возбужденно выкрикивая ставки, ожесто-ченно работали локтями, чтобы не быть выжатыми из плотного гомонящего круга.

Солнце, укорачивая тени, все выше поднималось над горизонтом. На смену уходящим прибывали новые потоки людей. Базар бурлил, живя своей особой не-повторимой жизнью.

Молодой смуглокожий солдат с бочкообразным телом на коротких кривых ногах, на скуластом безволосом лице которого недобрым огнем горели темные глаза, выбрался из шумной толпы и быстро зашагал вдоль узкой и грязной улицы. На некотором расстоянии от него следовала группа до зубов вооруженных вои-нов, часть из которых не спускала с него глаз, в то время как другие зорко смотрели по сторонам. Юноша шел, угрюмо

глядя в землю перед собой, не замечая, что навстречу ему движется купец в богатом, шитом золотом халате, в сопровождении двух рослых слуг с палками в руках.

Столкновение казалось неиз-бежным, когда купец остановился и поднял крик, воздевая руки к верху. Брызгая слюной, он призывал все небесные кары на головы дерзких и непочтительных юнцов, грозил самолично обломать с десяток палок о пятки наглеца. Толстые ще-ки тряслись от гнева и возмущения: как смел этот ничтожный сипах, не имеющий и ломанного гроша за душой не уступить дорогу ему, уважаемому негоцианту, чьими

товарами не брезгуют даже евнухи гарема самого паши !

Слуги, занеся тяжелые палки, стали угрожающе приближаться, когда вдруг купец внезапно смолк, с ужасом уставился на бескровное лицо стоящего перед ним человека и со стоном повалился на колени.

- Прости меня, о великий, прости ! Заклинаю тебя милостью Аллаха ! Прости меня, недостойного, за то, что сразу не признал твой божественный лик ! - громко всхлипывая, твердил он.

Слуги ошеломленно смотрели на своего господина, ползающего в пыли у ног простого солдата и нерешительно переглянувшись, тоже опустились на колени.

Презрительная усмешка скривила губы молодого человека. Он медленно вы-свободил саблю из ножен и размахнувшись, с оттяжкой ударил по толстой склоненной шее. Мольбы оборвались.Голова, подпрыгнув, тряпичным мячиком по-катилась по земле и капельки крови, брызнувшие из-под клинка, разбежались в пыли грязно-серыми шариками.

Возгласы ужаса раздались среди случайных очевидцев происшедшего. Воин брезгливо перешагнул через тело, дергающееся в луже собственной крови и быс-трым шагом продолжил свой путь. Подоспевшая стража, пригвоздив копьями к земле оцепеневших от страха слуг, бросилась вслед за своим господином, бросая свирепые взгляды на стремительно

разбегающихся прочь прохожих.

Переодетый простым воином, великий султан Мехмед II, которого на свою беду признал незадачливый купец, был раздражен до предела. С самого пробуж-дения его терзала смутная тревога, не давало покоя ощущение некой опасности. Было ли причиной тому обрывки предутреннего сна, или же то был знак, ниспо-сланный свыше, он не знал. Пытаясь найти ответ, он пристально всматривался в окружающие лица, пытаясь отыскать в их выражении отголоски ночного кош-мара. Но они

лишь светились обычным подобострастием. Стремясь уйти от на-вязчивых мыслей, он приказал облачить себя в одежду сипаха, в которой любил появлятся неузнаным на людях и через черный ход вышел из дворца. Сегодня ему более чем когда-либо хотелось узнать, что говорят о нем люди.

Но и тут его поджидало разочарование: за несколько часов, проведенных на рынке, на этом своеобразном восточном оракуле общественного мнения, он так ничего и не услышал о себе. Ему, необщительному и скрытному, не удавалось расположить людей к беседе, а попытки перевести разговор на деяния султана, встречали резкий отпор: люди начинали подозревать в нем доносчика. И тогда они, пожелав своему повелителю всяческих благ и здоровья, вознеся обычную хвалу его мудрости и великодушию, тут же возвращались к своим прежним спорам, увы, имеющих малое отношение к интересующей Мехмеда теме. Или же, приняв султана за заинтересованного покупателя, принимались нахваливать свой товар, убеждая в его неповтори-мости и смехотворно низкой цене. А некий здоровенный десятник с криком: " Что ты здесь вынюхиваешь!? Никак порчу наводишь на моего господина?", даже ухватил Мехмеда за воротник, но тут же был поднят на копья сбежавшейся личной охраной султана. Чем дольше ходил Мехмед, тем больше убеждался, что людям мало дела до того, что лично не затрагивает их, а возбужденные толки, вызванные усмирением юным монархом взбунтовавшегося в очередной раз корпуса янычар, давно уже пошли на убыль.

Тревога не оставляла молодого правителя. Он жаждал всевластия и славы, шел к ним нелегким путем, подкупая лестью и наградами

наиболее влиятельных царедворцев, и с немыслимой жестокостью устраняя тех, у кого хватало дерзости воспрепятствовать ему.

Устремленный вперед да не оглянется на полпути !

И все же, в глубине души он понимал, что его могущество держится на песке. Малейшее колебание или проявление слабости -- и его многочисленные недруги не замедлят расправиться с ним. Мехмеду повсюду мерещились ловушки и за-говоры, но беспощадно карая заподозренных, он понимал, что этого мало. Что для укрепления своей власти он должен предпринять нечто большее, чем набившие оскомину

публичные казни изменников престола и заветов Пророка, чьи отсеченные головы, выставленные на всеобщее обозрение, медленно истлевают на кольях. Величие и грандиозность замыслов должны поражать воображение окружающих, внушать им веру в избранность вождя, ведущего свой народ к сверкающим высотам. Иначе.....

Но даже в малом сделано еще не всё. Принц Орхан, его сводный брат и по-следний оставшийся в живых из претендентов на престол, содержится на его же, Мехмеда, деньги (какая ирония судьбы !) в цепких руках христиан, этих главных и злейших врагах священного Учения.

Константинополь ! При одном упоминании этого наименования волна ненависти захлестывала султана.

Многочисленные убийцы, засылаемые в столицу Византии с единствен-ной целью - добраться до Орхана и умертвить его - бесследно исчезали, уничтожаемые, по-видимому более умным и осторожным врагом. Император Константин оказался достаточно дальновиден, чтобы беречь как зе-ницу ока случайно доставшийся ему столь ценный приз, как наследный принц, продолжатель династии и правнук славного султана Баязида. А пока жив Орхан, нет и не будет в Османском государстве полного покорноства перед волей султана.

Мехмед вскочил с дивана и отшвыривая ногами попадающиеся на пути предметы, несколько раз пресек просторную, утопающую в роскоши палату. На грохот опрокидываемых светильников из-за двери встревоженно выглянул началь-ник охраны и тут же исчез, встретившись с мерцающим от бешенства взглядом султана.

Давно пора покончить с этим городом, последней чревоточине христианства во владениях османов, наглость правителей которого доходит не только до противодействия божественной воле наместника Аллаха на земле, но и до неприкрытых угроз в его адрес !

От дикой, необузданной ярости потемнело в глазах. Мехмед бросился на уст-ланный подушками диван, вцепился в них, изо всех сил стараясь подавить охва-тившую его, сводящую с ума ненависть. Глаза его заполнились злыми слезами, грудь спирало тяжелым дыханием, кровь толчками била в ломящие от боли вис-ки. С трудом овладев собой, он перевернулся на спину и несколько раз глубоко вздохнул.

Так значит этот мелкий морейский князёк Константин, посаженный на ви-зантийский трон отцом Мехмеда, Мурадом II , требует объяснений поступкам сул-тана !? Что ж, вскоре этот император без империи узнает, для чего понадобилось Мехмеду возводить неприступную крепость на самом узком месте пролива!

Резко и требовательно зазвенел серебрянный гонг. Звон еще не стих, но на-чальник охраны уже стоял перед диваном и осторожно заглядывал в темные пос-ле недавней вспышки глаза своего повелителя.

- Отправляйся к Халиль-паше, он нужен мне сейчас, - медленно, почти по сло-гам произнес султан. - И поторопись, если дорожишь своей головой.

Внезапный вызов сильно встревожил великого визиря. Подгоняя одевающих его слуг, Халиль-паша засыпал начальника стражи вопросами, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Но тот лишь пожимал плечами, выразительно возводя взгляд к расписному потолку - он действительно ничего не знал. Время от време-ни он отвлекался от этого занятия и с яростью обрушивался на слуг: зная нетер-пеливый и вспыльчивый нрав

Своего господина, оба царедворца хорошо представляли цену нежелатель-ного промедления.

Полный недобрых предчувствий, визирь приказал принести золотое чекан-ное блюдо и доверху засыпать его золотыми монетами. Взмахом руки отогнав бросившихся было подсоблять слуг, визирь с трудом оторвал его от стола, опустил на свой пояс край импровизированного подноса, чтобы хоть как то облегчить его немалую тяжесть, и быстрым

шагом поспешил к покоем султана.

- Какое настроение ниспослал Аллах сегодня нашему повелителю?- вновь не удержался он от вопроса.

- Гневное,- кратко ответил ему начальник охраны.

У входа в покои каменными изваяниями застыли стоящие в два ряда огром-ные стражи. Под их пустыми, ничего не выражающими взглядами у великого визиря непроизвольно задергалось левое веко. Стараясь сдержать нервную дрожь, Халиль-паша переступил порог и отвешивая низкие поклоны, едва не наступив в лужицу масла из поваленного светильника, приблизился к ложу султана.

Тот молча и неподвижно смотрел как бы сквозь него, оперев голову на ладонь руки. Положив тяжёлое блюдо к ногам повелителя, визирь с поклоном отступил на два шага.

- Что это? - Мехмед кивнул на золото, тускло отсвечивающее в пламени ламп.

Халиль-паша почтительно приложил руки к груди.

- Не гневайся, господин, таков обычай у сатрапов: когда повелитель зовет своих слуг в неурочный час, долг не велит им являться к султану с пустыми ру-ками.

Мехмед пренебрежительно хмыкнул.

- Я пока не нуждаюсь в твоем, визирь. Лучше уж я подарю тебе и подарю зна-чительно больше. Но взамен я хочу одного -- отдай мне Город !

Последние слова Мехмед произнес, приподнявшись на локте и впившись не-мигающим взглядом в своего придворного.

Окружающее вихрем закружилось в глазах визиря. Противная дрожь едва не подкосила ноги; воздух сгустился и затруднил дыхание; предметы, покачиваясь и расплываясь, медленно удалялись прочь от него, теряя свои формы и очертания. И вот вокруг уже не осталось ничего, кроме высвеченных огнями ламп стен опо-чивальни и этого

пристального недоброго взгляда. Откуда-то издалека, как-будто из другого мира, донёсся до него требовательный голос:

- Что же ты молчишь, Учитель? Я жду ответа!

Язык плохо повиновался визирю, но он нашел в себе силы произнести:

- Мой повелитель! Аллах, вручивший тебе все земли византийцев, отдаст, без-условно, и Город. Я же, твой верный слуга, и все остальные сатрапы будем верно помогать тебе в этом.

Мехмед удовлётворенно откинулся на своём ложе.

- Взгляни на эти подушки: сон не шел ко мне. Мы будем вместе бороться с не-верными и Город, оплот язычества, падёт. Ступай, обдумай мои слова!

Когда двери закрылись за великим визирем, Мехмед вновь призвал к себе на-чальника охраны.

- Пойдешь к Саган-паше и передашь ему мое повеление: с сегодняшней ночи он лично возглавит строительство Румели-хиссар и головой ответит, если оно не будет в срок завершено.

Поклонившись, начальник охраны, поспешил к выходу, но у самых дверей султан вновь остановил его.

- Когда строительство окончится, каждый корабль,плывущий по проливу, должен быть подвергнут тщательному досмотру.

ГЛАВА III

Послы, более чем месяц назад отправленные к султану, вернулись в Констан-тинополь. Не успели они смыть пыль со своих лиц и сменить дорожные одежды, как им был передан приказ срочно явиться к императору. Вести, привезенные ими были безрадостны, и вечером того же дня в Вуколеоне был созван синклит.

Продольный Зал дворца знавал лучшие времена. Когда-то глянцевый мозаич-но-мраморный пол сбился и потускнел; полувыцветшие настенные фрески, по-добно старой паутине, опутывали сети бесчисленных мелких трещинок. Вез-десущая пыль, вспугнутая движением воздуха, медленно кружилась в солнечных лучах, окрашенных в яркие цвета оконных витражей.

Тёмные скамьи из резного дуба изредка поскрипывали под тяжестью сидящих в них сановников, чьи взгляды бесцельно скользили по росписям

на стенах и по вросшим в колонны массивным канделябрам. Гнетущая тишина прерывалась ос-торожным перешептыванием синклитиков, многие из которых догадывались о причине столь неожиданного созыва.

Мерная поступь дворцовой стражи возвестила о приближении императора, своеобразным эхом ей откликнулся скрип скамей и шорох одежд поднимающих-ся со своих мест людей.

Громкий голос камергера отразился от стен и дальних уголков зала:

- Его величество император Константин XI !

Василевс прошел к тронному возвышению в передней части Продольного Зала и повернулся лицом к собранию.

- Приветствую вас, благородные нобили и димархи !

Опустившись на трон, он сделал рукой знак присаживаться.

- Вы приглашены сегодня для того, чтобы подробнее ознакомиться с неблаго-приятным положением, в котором оказалась Империя. Долгие годы опасность обходила нас стороной. Но теперь, когда она вплотную приблизилась к границам государства, необходимо принять незамедлительные меры, чтобы не дать ей пере-расти в угрозу, гибельную по последствиям для нас и нашего народа.

Повинуясь взмаху руки, к возвышению приблизился рослый человек с ко-роткой светлой бородкой на лице.

- Пусть члены благородного синклита внимательно выслушают сообщение, которое донесёт до них посланник ко двору турецкого султана.

В напряжённом безмолвии голос Алексия звучал резко и бесстрастно. В ску-пых и сжатых фразах он поведал сенату о причинах и целях отправки посольства в Анатолию.

- Более трех недель вы ожидали аудиенции у султана?- переспросил секретарь, обмакивая перо в чернильницу.

- Именно так, благородный синклит. За это время мы имели удовольствие многократно наблюдать, как те, кому и в сладком сне не могла пригрезиться мысль о предпочтении, оказываемом им перед лицом посольства Византии, беспрепятственно проходили в покои султана.

- Когда же вы бы приняты наконец султаном, какой ответ был получен вами на послание императора? - вновь задал вопрос секретарь.

- Государь, благородный синклит ! Султан выслушал, помедлил и скривив рот, произнес следущее : " Передайте своему императору и всем прочим, что я мало по-хож на своих предков, слишком слабых и нерешительных для великих дел. Моя же власть простирается так далеко, что им и не смелось мечтать". Когда же я по-просил его прояснить смысл этих слов, он заявил, что в том нет нужды и что вскоре мы, ромеи, сами все узнаем и поймем.

В зале стояла такая тишина, что свозь стеклянные витражи окон было слыш-но щебетание птиц в саду. Стратег Кантакузин скрестил на груди руки и был не-мало удивлен, заметив, что своим непроизвольным жестом привлек внимание большинства присутствующих.

- Что же еще сказал султан Мехмед?

- Больше ничего. Но когда мы, отчаявшись услышать конкретный ответ, по-вернулись к выходу, он неожиданно остановил нас: " Больше не приходите ко мне ни с чем подобным. В следующий раз вас ждет мучительная смерть". Это бы-ли его последние слова.

Среди сенаторов пробежал возмущенный ропот. Скрипнула скамья под под-нявшимся на ноги Кантакузином.

- Недопустимо более терпеть, государь! Утратив волю к действиям, мы поте-ряем всё . Прикажи и через несколько дней от крепости на берегах Босфора оста-нутся одни руины !

С места встал высокий худой старик с цепкими, глубоко запавшими глазами на удлинённом костистом кице. Его седые и кустистые брови недовольно вздер-нулись вверх.

- О чем ты говоришь, стратег? К чему ты нас толкаешь? Совет этот опасен, василевс и приводит меня в смятение. Подобными непродумаными действиями мы развяжем войну, ту самую, к которой стремятся османы.

Собрание взволнованно загудело. Кантакузин с побагровевшим от гнева ли-цом обрушился на сенатора.

- Не хочешь ли ты сказать, Лука Нотар, что я, столь необдуманно произнося-щий слова, не достоин высокого звания стратега? Так ли я понял тебя? Или ты смеешь намекать, что я действую на руку османам и с ними заодно?

- Нет, мастер, ты ошибся,- поднял голос и Нотар, стараясь перекрыть нараста-ющий шум.

- Ты неверно толкуешь мои слова и ищешь в них скрытый смысл, которого там нет. Я всего лишь хотел сказать,что недопустимо начинать военные действия против турецкого правителя, который только и ждёт предлога обрушиться на Империю.

- Для войны султану не нужен предлог, - бросил со своего места Феофил Па-леолог, протостратор * Византии и двоюродный брат императора.

- Зато ему нужна наша земля,- выкрикнул кто-то,и собрание утонуло в разно-голосом шуме.

- Османы отняли у нас все земли!

- Еще немного, и они поселятся в наших домах!

- Константинополь слишком крупная ставка, и им нельзя рисковать!

- Мы не допустим...!

- ....!

- Тихо! - голос императора перекрыл крики, и все замолкли в мгновение ока.

- Тихо, благородные номархи! Сейчас не время состязаться в умении перекри-чать друг друга. Необходимо быстро и трезво оценить ситуацию. Опасность вели-ка, она близится к нашему дому и мы должны ясно осознать это. У нас пока еще есть возможность опередить ход событий и первыми нанести удар.

Он осмотрел притихший зал и остановил взгляд на Димитрии Кантакузине.

- Стратег Кантакузин высказал дельную мысль. Поскольку незаконный захват чужих земель приравнен к открытому объявлению войны, нас не должны мучить сомнения - война уже началась. И если крепость на европейском берегу Босфора не будет уничтожена, положение столицы нашей -- Константинополя - резко ухуд-шится. Но и в словах мегадуки** Нотара нельзя усомниться. Султан Мехмед давно вынашивает планы захвата Империи и мы не должны дать ему повод напасть на нашу столицу

прежде, чем будем в достаточной мере подготовлены к обороне. Сенаторы молчали, обмениваясь беспомощными взглядами.

- Говори,- кивнул василевс приподнявшемуся Феофилу.

- Государь, благородные члены синклита ! Османских султан строит крепость для войны с Византией, это ясно каждому. У нас нет сил для открытой схватки с превосходящим по мощи врагом, и борьба, таким образом, сведётся к обороне ря-да крепостей на обречённой на захват территории Империи. Мы же, в свою оче-редь, можем увеличить это число и овладеть цитаделью лишь тогда, когда строи-тельство будет близко к завершению. Этим мы выиграем время, необходимое нам для довооружения, а кроме того, в руках Империи окажется сильная крепость, способная оттянуть на себя часть войск врага.

- Что скажешь на это ты, мегадука?- обратился Константин к Луке Нотару.

-------------------------------------------------------------

(* -- протостратор -- командующий сухопутными частями войск.)

** -- мегадука -- командующий военным флотом

- Прошу меня простить, государь, - хмуро ответил тот, - но я не верю в чудеса и не умею мечтать. Взять цитадель после её постройки немыслимо, разрушить её сейчас -- смертельно опасно.

- Допустим даже,- заторопился он, заметив гневный жест Кантакузина, - наши войска, а они у нас крайне малочисленны и вы хорошо осведомлены об этом, пе-ребьют стоителей и обрушат башни в море. Изменим ли мы этим свое положение к лучшему? Нет ! Султан пригонит новых рабочих и под прикрытием сильного войска они восстановят руины вдвое быстрее прежнего срока. Если же мы укре-пимся в её стенах, что само по себе

потребует немало времени и усилий, султан обложит крепость отборными войсками и постепенно принудит гарнизон к сдаче. Безусловно, протостратор прав, часть сил врага оттянется на осаду цитадели, но и мы не вправе распылять свои более чем немногочисленные отряды. Не говоря уж и о тех крепостях, которые находятся в нашем владении и защитить которые нам не под силу.

- Какой же выход ты предлагаешь?- спросил император.

- Выслушай меня, государь, и не гневайся, - Лука провёл ладонью по лицу и всем собравшимся стало видно, как нелегко даются ему слова. - Я знаю, мои речи не придутся по вкусу многим из сидящих здесь членов Совета, но всё-таки я скажу вам, ромеи : не ссорьтесь с султаном, не вызывайте его гнева отказом от уступок....

Собрание вздрогнуло от громкого оскорбительного хохота Кантакузина.

- Может, почтенный мегадука объяснит благородному сенату, - презительно бросил он, -- как он собирается замиряться с тем, кто стремится его уничтожить. По моему скромному разумению здесь возможны лишь два исхода, но напавший первым имеет хотя бы преимущество неожиданности. И потом, что означают эти призывы к терпению и заискиванию перед недругом? Не пристало ромеям клонить свои головы !

Но всё же, несмотря на рукоплескания, синклит не поддержал стратега. Среди многих гневных выкриков в адрес султана, проскальзывало затаённое тоскливое бессилие : угроза ответного удара была слишком велика, а непрошенные мысли о огромной армии османского владыки парализовали не один незаурядный го-сударственный ум.

Синклит принял сторону мегадуки, и в поздний час, когда восковые свечи до середины оплыли тяжёлыми жёлтыми каплями, вынес решение не препятствовать пока постройке турецкой крепости, незамедлительно начать концентрацию продовольствия и войск в столице, и, уповая на помощь Всевышнего, послать ко всем христианским государям Европы гонцов с просьбой об участии в отражении неверных.

Император тяжело поднялся с трона, встали и члены Совета.

- Мы, скрепя сердцем, соглашаемся с вами, благородные номархи. Империя сейчас не в состоянии вести войну с султаном. Но мы не вправе сидеть сложа руки, рассчитывая только на заступничество Спасителя. Нами будут предприняты шаги, достаточно эффективные, вследствии которых никто не сможет упрекнуть нас в беспечии и нерешительности. На этом я расспускаю синклит. Ступайте по домам, но не забудьте услышанного здесь, не позволяйте самоуспокоенности проникнуть в ваши души. Опасность близка и нам придется собраться со всеми си-лами, чтобы сообща и с Божьей помощью отразить её.

Когда сенаторы, возбуждённо переговариваясь, группами покидали зал, мега-дука, стоящий в окружении своих сторонников чуть поодаль, ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, он встретился глазами с Алексием, и холод его стального взгляда обжёг димарха недобрым предчувствием.

Зеленоватая, насыщенная благовониями вода тихо плескалась о мраморные бортики бассейна. Отжимая намокшие после купания волосы, Ефросиния поднялась по ступеням и пройдя несколько шагов, опустилась на устланное простынями каменное ложе.

Темнокожая служанка выпорхнула из двери и принялась неторопливо обтирать свою госпожу тонким батистовым полотенцем, без устали вслух восхищаясь нежностью и белизной её кожи. Яркие лучи полуденного солнца, отвесно падающие сквозь маленькие проёмы окон, золотыми бликами играли на поверхности воды, и гетера, щуря на них веки, в сладкой полудрёме отдалась во власть заботливых, хорошо знающих своё дело рук мулатки, массирующей и умащающей её тело ароматными притираниями. Длинные волнистые волосы были расчесаны, надушены и заплетены в венчающую голову подобно короне косу. Ефросиния поднялась и со слабым вздохом покорно ждала, пока служанка облачала её в полупрозрачную, мягкими складками спускающуюся до самого пола тунику. Затем, величаво ступая, Ефросиния прошла в опочивальню, оставляя на гладких мозаичных плитках влажные отпечатки босых ног.

Задёрнутые шторы создавали уютный полумрак, и потому, лишь подойдя вполтную, она увидела на своей постели лежащего человека. От неожидан-ности Ефросиния непроизвольно вздрогнула и мгновение поколебавшись, подошла поближе, желая рассмотреть непрошенного гостя. Это был молодой мужчина, почти юноша, одетый в камзол из тонкой тёмной ткани. Он был прекрасен лицом, как языческий бог, прилегший отдохнуть от суеты мирской под сенью раскидистого куста роз.

- Эй, кто ты? Что ты здесь делаешь?- не переставая удивляться, окликнула ге-тера и подёргала краешек покрывала, на котором лежал незнакомец.

Юноша приоткрыл веки и со сладкой улыбкой, расслабленно потягиваясь, приподнялся с кровати. Его необыкновенного фиалкового цвета глаза взглянули в лицо женщины, и на нее вдруг нахлынула волна ужаса. Полубезумный взгляд, взгляд, полный ненависти и холодной, скрытой злобы на мгновение заставил ее оцепенеть; заворожил ее, как завораживают немигающие глаза рептилии.

- Ты уже вернулась, прекрасная, - тонко пропел он, с хрустом вытягивая руки и томно встряхивая кистями. - Тогда сядь поближе ко мне и рассказывай.

- Как ты попал сюда и что тебе нужно?- возмущенно произнесла Ефросиния, отступая на два шага и пытаясь подавить подступающий к горлу страх.

- Это мое ремесло, бесподобная Ефросиния, - улыбаясь, ответил незнакомец,- приходить туда, где меня не ждут и слушать то, что мне не желают поведать.

- Ты несешь чушь ! Я позову слуг и они вытолкают тебя в шею, - гневно произнесла красавица и подойдя к столику, схватила серебрянный колокольчик.

Но не успела она подять руку, как юноша изогнулся подобно дикой кошке и сделав громадный прыжок, очутился рядом с ней. Нежные холённые пальцы ге-теры, сжимающие звонок, захрустели в руке незнакомца, а раскрытый для крика рот так и не смог выдавить ни звука -- умелые пальцы ловко стиснули горло, прервав дыхание, но не причиняя боли. В следущее мгновение потолок как будто опрокинулся на неё, она почувствовала, что летит по воздуху и на какое-то время потеряла сознание.

Постепенно радужные, мелькающие в стремительной пляске зигзаги и поло-сы стали тускнеть и исчезать, и она вновь увидела в пугающей близости от себя безупречно красивое лицо незнакомца. Он лежал рядом и подперев голову рукой, с терпеливым равнодушием ждал, когда жизнь возвратится в её тело. Испуганно дёрнувшись, гетера отползла, цепляясь дрожащими пальцами за край бархатного покрывала. Юноша

довольно усмехнулся и откинулся на спину.

- Ну вот, ты уже проснулась. А теперь слушай и запоминай: мне не страшны ни твои крики, ни твои слуги. Но всё же будет лучше, если мы обойдемся без лиш-него шума и крови.

- Что ты хочешь от меня? - дрожащим голосом произнесла красавица, отпол-зая всё дальше и дальше, пока неуткнулась в спинку кровати.- Тебе нужны мои драгоценности и украшения? Бери всё, только не убивай ! Но может ты пришел за другим?

Она попыталась улыбнуться и принять сооблазнительную позу. Её рука нащу-пала край просторной туники и поползла вверх, обнажая стройную белую ногу.

- Что же дальше?- спросил юноша, растягивая губы в неприятной усмешке.

Ефросиния торопливо принялась расстёгивать заколку на плече.

- Довольно, -- остановил он её. -- Мне не нужно ничего из того, что ты столь щедро предлагаешь. Ты лишь ответишь на несколько моих вопросов и я оставлю тебя в покое, наедине с твоими сокровищами.

Рука остановилась, но после мимолетного облегчения красавица вновь ощу-тила сдавливающий сердце животный страх. Незнакомец резко приблизился и она с ужасом уставилась в чёрную пустоту его зрачков.

- Ты провела эту ночь здесь, с мегадукой Лукой Нотаром, - чётко и раздельно выговорил юноша, дыша ей прямо в лицо.- Что тебе рассказывал этот старик?

- Он говорил, что любит меня, -- задыхаясь и обмирая от страха, произнесла Ефросиния, - что я единственная его услада. Говорил, что когда близок со мной, то нет счастливее человека ......

Юноша презрительно сплюнул.

- Я не о том тебя спрашиваю, дура. Что он говорил о синклите и о своих связях с султаном?

Цепкие пальцы, подобно щупальцам спрута , вновь оплели её хрупкую шею.

- Пусти меня.... я.... а-а-а-...,-- она натужно захрипела и тогда они ослабили свою хватку.

Несколько мгновений она лежала на спине с выкатившимися глазами на по-багровевшем лице, пока раскрытый рот судорожно заглатывал живительный воздух.

- Клянусь Богородицей, господин, - гетера зарыдала, прикрывая руками потемневшее красными пятнами горло, - я ничего не знаю.... Он никогда не говорит со мной о делах. И вчера он говорил лишь о любви. Верь мне, это правда ! Клянусь тебе Святым Писанием !

- Что ж, придется поверить, - усмехнулся юноша и поднялся с кровати.- Такие как ты всегда очень набожны. Но запомни, потаскуха, когда ты что-либо узнаешь, ты пошлёшь своего слугу с подробной запиской в Пизанский квартал, в мастерскую кривого бондаря.

Он сладостно потянулся, запрокидывая голову к потолку.

- А если ты позабудешь это сделать или проговоришься мегадуке, я приду к тебе еще раз.

Его глаза непонятно сверкнули.

- Ведь мы за это время успели полюбить друг друга, не так ли ?

Он насмешливо улыбнулся её отражению в зеркале и тихо исчез за дверью. Ефросиния, бледная как смерть, обессиленно опустилась на подушки и вновь впала в беспамятство.

Большой высокобортный парусник медленно плыл вдоль Босфорского про-лива, напоминающего широкий и могучий речной поток, закованный в крутые скалистые берега. Попутный ветер слегка надувал приспущенные паруса, вымпел со стилизованным изображением венецианского крылатого льва лениво полоскался на верхушке мачты.

Ничто, казалось, не предвещало беды: ни журчание и плеск воды вдоль бортов, ни протяжное поскрипывание вантов, ни тоскливые крики вездесу-щих чаек. Матросы, развалясь на влажных от утренней росы досках, изредка перекидывались пустыми, ничего не значащими фразами и, щурясь от яркого солнца, бросали по сторонам скучающие взгляды. Обнажённый по пояс грек-лоцман обеими руками сжимал рукоять руля, привычным взглядом угадывая невидимые под водой мели и обходя завихрения встречных течений. Его не оторвал от этого занятия даже возглас одного из моряков, встревоженно зовущего своего капитана.

Ритчи, потягиваясь, вышел из своей каюты. Вслед за ним в дверях показался его помощник. Их оплывшие лица и мутные глаза достаточно ярко свидетельствовали о несколько затянувшейся дегустации вин с херсонесских виноградников.

- Ну что, что там такое?- капитан приблизился к группе оживлённо переговаривающихся возле правого борта матросов.- Что вы так расшуме-лись?

Хмель в одно мгновение вылетел у него из головы: на берегу с каждой минутой вырастали из утренней туманной дымки очертания крепости, высокими, частично недостроенными башнями нависающей над кромкой пролива. Это казалось немыслимым, невозможным -- всего три месяца назад на этом месте была лишь выжженная солнцем и солью земля, усеянная к тому же громадными серыми глыбами камня.

Как бы прогоняя наваждение, Ритчи несколько раз энегично тряхнул головой и повернулся к лоцману.

- Что за дьявол, Клитос? Когда мы плыли в прошлый раз, ничего этого не было и впомине !

- Это османская крепость, - ответил грек, всматриваясь в треугольный флаг, реющий над башней.- Как угодно, капитан, но мне не нравится всё это !

Ритчи задумчиво потёр запястье своей руки.

- Надо срочно доложить сенату Республики, - озабоченно проговорил он. - Эти приготовления турок доверия не внушают.

С одной из башен крепости взвился белый дымок, и спусти несколько мгно-вений ядро с шумом подняло столб воды в сотне саженей от борта.

- Они приказывают нам остановиться,- лоцман

вопросительно взглянул на ка-питана.

- Никто, кроме великого дожа и Сената не в праве приказывать венецианцам,- раздраженно откликнулся Ритчи и, махнув рукой, скомандо-вал матросам:

- Выкатывайте пушки к бою !

Второе ядро упало значительно ближе. Среди моряков поднялось волнение, но капитан упрямо вел корабль мимо турецкой крепости.

Тогда мощные укрепления замерцали многочисленными вспышками, расползающимися в белые кудрявые облачка дыма. Ядра проносились над кораблем, обрывали снасти, проделывали рваные дыры в парусах. На палубе вспыхнула паника, раздались крики ужаса, когда каменный снаряд упал в скопление людей, пре вратив часть из них в кровавое месиво.

Лоцман, пригнувшись, с диким оскалом на лице, продолжал вести судно, пытаясь выйти из-под обстрела и бесперерывно маневрируя под градом ядер. С два десятка небольших бронзовых пушек, выставленных по бортам для защиты от пиратов, молчали: канониры, стоя подле них с зажжеными фитилями, не решались стрелять. С треском полетели доски из проломлен-ного борта, и вода тугой струей стала заливаться в трюм, портя и губя дорогие товары.

Капитан в разорванном камзоле и с забрызганным кровью лицом, расталки-вая мечущихся по палубе людей, подбежал к канонирам.

- Почему не стреляете, вы, трусливые ублюдки!- закричал он, пытась вырвать фитиль из рук стоящего перед ним человека.

- Синьор, пожалейте мою жену и ребятишек, -- не отдавал фитиль моряк.

Ритчи сбил его с ног ударом кулака и торопливо нацелив орудие, сам поджёг запал. Чугунное ядро с треском снесло зубец на бастионе крепости, но эта слабая попытка сопротивления уже ничего не могла изменить. Корабль погружался в воду, и вскоре головы венецианских моряков, судорожно цепляющихся за обломки, чёрными точками замелькали в зеленой глади воды.

Двое стражников втолкнули венецианца в большую просторную залу, ещё пах-нущую известью, но уже отделанную с всей восточной тягой к роскоши. Широкие ковры с затейливым персидским орнаментом покрывали стены от потолка до самого низа; выложенный гладкими плитками пол во многих местах был тоже прикрыт узорчатыми ковровыми дорожками. Курильницы по краям залы источали приторный аромат, окутывая душный стоячий воздух мутной пеленой, которая была особенно заметна в отвесных лучах солнца, ниспадающих из узких стрельчатых окон.

У входа и по углам залы угрюмо набычились рослые стражи с копьями в руках, а по краям центральной ковровой дорожки стояли кучки тихо переговаривающихся придворных и военных чинов. В центре залы, в окружении своих советников восседал зять самого султана Саган-паша.

Руки венецианца были крепко спутанны за спиной; на лбу, облепленном мок-рыми волосами запеклась глубокая ссадина.

- Кто ты?- надменно спросил Саган-паша через своего толмача, сквозь при-щуренные веки разглядывая пленника.

- Капитан Ритчи! - последовал вызывающий ответ.- А ты? Кто ты таков? По какому праву ты посмел потопить мое судно?

У придворных вытянулись лица от такой неслыханной дерзости, но паша, ка-залось, забавлялся разговором.

- Почему ты не подчинился моему приказу и не остановил корабль?

- Ты потопил мое судно, мое достояние и дорого заплатишь за это Республике!

- Я заплачу ей твоей головой, - нахмурившись произнес паша, поднимаясь с по-душек.

- Уберите его !

- Османская собака ! - яростно закричал Ритчи, бросаясь вперёд.

Но стражники, схватив его, повалили на пол и принялись ногами избивать сыплющего проклятиями венецианца.

- Обезглавьте его,- паша повернулся, чтобы уйти.

К нему приблизился начальник охраны и что-то тихо спросил.

- И всех остальных тоже !

Упирающегося венецианца выволокли из зала. Саган-паша повернулся к ко-менданту крепости Румели-хиссар и тот тут же сделал шаг вперед.

- Начиная с этого дня ты будешь топить всех подряд, кто будет противиться досмотру. Надо прекратить подвоз хлеба в Константинополь. Так повелел нам владыка наш, султан !

У самого выхода Саган-паша остановился.

- Для этого дерзкого обезглавливание - слишком лёгкая смерть,- злобно усме-хаясь проговорил он. - Посадите его лучше на кол, это будет хорошим уроком для остальных. А перед тем, на его глазах, казните всю его команду.

Ажурные створки дверей тихо закрылись за пашой.

ГЛАВА XIII

Долговязый человек в черном, прожженном в нескольких местах кафтане плохо вписывался в пёстрое, брызжущее яркими красками убранство дворцовых палат. Все в его облике выдавало чужака - и его внешний вид, и неуклюжая, растерянно-напряженная походка. Он и сам понимал это и понурив голову, старался не смотреть по сторонам, чтобы не привлекать к себе дополнительного внимания. Несмотря на щедро разбрызганные благовония, от его одежды исходил едкий запах гари и жженого металла, в медно-красную кожу лица прочно въелась серая копоть.

Он молча следовал за пожилым пашой, чей надменный вид и уверенная походка говорили о том, что в этом дворце, в этом мире богатства, роскоши и власти он -- свой человек. Пришелец то и дело сбивался с шага: его размашистая поступьпочти в два раза опережала семенящие шажки царедворца.

У самых покоев султана их остановил начальник стражи. Задав короткий лаю-щий вопрос, он встал перед ними, меряя взглядом прибывших с ног до головы. Паша отрицательно покачал головой и провел руками по полам халата. Затем по-вернулся к спутнику и произнес:

- Есть ли у тебя при себе оружие, венгр Урбан?

Человек растерянно мотнул головой и развел в стороны большие, грубые как у мастерового руки.

- Вход с оружием к повелителю, да продлит Аллах его годы, карается немедленной смертью, - предупредилцаредворец.

- У меня нет ничего, - ответил Урбан.

Дежурный офицер приблизился к нему вплотную и ощупывая руками каждую складку на одежде, тщательно осмотрел его с ног до головы. Затем удовлетворен-но кивнул и сделал шаг в сторону. Улуг-бей дал знак страже посторониться. Огромные, за два метра ростом, янычары расступились и, склонившись в поклоне, паша и его спутник проникли в покои.

Не пройдя и половины пути до тронного возвышения, они пали ниц, прижавшись лбами к ворсистой поверхности ковра.

- Ты, ничтожный, видно разучился поторапливаться на службе у царя Константина? - раздался недовольный голос Мехмеда.

- Прости меня, о всемогущий, - пробормотал венгр, не отрывая головы от пола, - я даже платье не успел сменить, так спешил предстать перед твоим величием.

- Слуги султана всегда должны быть наготове, чтобы по первому зову явиться к очам своего повелителя, - наставительно произнес визирь.

- Мне нет дела до твоей одежды, - продолжал кричать Мехмед. - Мы желаем знать, как долго ты собираешься кормить нас своими сказками. Который месяц ты клянешься закончить работу, а результатов нет и в помине. Где пушка, подлый раб?

- Орудие отлито, - венгр поднялся с колен. - Сегодня утром мастера закончили шлифовку и погрузили его на телегу.

- Где оно? - мгновенно успокоился Мехмед.

- В мастерских, в двух милях от твоего дворца, всемогущий. Прикажи, и к ве-черу орудие будет доставленно в Эдирне.

Мехмед задумался, затем решительно соскочил с дивана.

- Нет. Мы сами поедем туда. А заодно испытаем ее на месте.

Он стукнул кулаком в серебрянный гонг.

- Прикажи седлать лошадей, - небрежно бросил он выросшему в дверях Улуг-бею. - Учитель, ты едешь со мной.

В середине дня улицы Эдирне всегда были полны народа. Заслышав звуки медных сурр, возвещающих о появлении правителя, прохожие торопливо падали на колени и не отрывали голов от земли, пока султанский кортеж не скрывался из виду.

Мехмед держал Урбана при себе, хотя венгр не раз порывался поехать вперед, чтобы должным образом обустроить встречу -- Мехмед любил заставать людей врасплох. При приближении сиятельного владыки в мастерских поднялось смятение, но султан не обращал внимания на суетливо снующих поотдаль людей. Не поднимая надменно полуприкрытых век, онпозволил подвести своего жеребца к громоздкому сооружению в

два человеческих роста высотой. По знаку пушкаря слуги принялись сдергивать покрывающие его воловьи шкуры и вскоре вздох ужаса и изумления пронесся над толпой придворных. На уродливой, сколоченной из толстых брусьев повозке лежало орудие, равного которому не еще видел мир.

Пятнадцатифутовый пушечный ствол плавно расширялся к казеннику и был украшен затейливым орнаментом; толстые железные обручи обхватывали орудие по бокам, как бы стремясь сдержать распирающую его мощь; начищенный, отливающий багрово-красным цветом металл казалось еще хранил в себе жар плавильных печей.

Некоторое время Мехмед завороженно созерцал это чудовищное порождение человеческого гения, затем тронул коня плетью и медленно объехал повозку кру-гом. Млея от восторга, приподнялся на стременах и заглянул в огромное жерло, в котором легко мог поместиться сидя человек невысокого роста. Приблизившись, потрогал её рукой, как бы желая убедиться, что это не обман глаз, не сон и не сла-достная грёза. Холод

металла обжег ему пальцы и отдёрнув руку, он радостно, по-ребячьи, захлопал в ладоши. Пришпорив коня, он одним махом подлетел к Ха-лиль-паше.

- Визирь, ты видишь это чудо? Оно мое ! Мое !!

- Повелитель..., - визирь делал предостерегающие знаки.

Но Мехмеда уже невозможно было удержать. Полный восторга, он то и дело приближался к орудию, щупал его руками и радовался, как радуются дети новой игрушке.

- Это чудо ! Чудо !!

Угомонившись, Мехмед повернулся к Урбану, который стоял чуть поотдаль и с напускным безразичием выслушивал похвалы.

- Когда ты отлил для меня первые два не имеющих себе равных орудия, я по-нял, что не ошибся в тебе. Но то, что предстало передо мной сейчас..... Я знаю, это творение -- лишь отчасти дело твоих рук.

Лицо Урбана начало вытягиваться.

- Но, господин.....

- Сам Аллах вдохновлял тебя в твоем творчестве !

Среди придворных послышался одобрительный шепот: оказывается, руками чужеземца двигали высшие силы ! Ведь и впрямь, не мог же этот презренный иноверец сам сотворить нечто, способное привести в восторг великого государя.

- Начиная с этого дня, ты приступишь к работе над новым орудием, еще более мощным, чем это !

- Мой повелитель, - осмелился возразить венгр, - я безмерно счастлив оказан-ной мне милостью, но....

- Продолжай, - нахмурился Мехмед.

- Для отливки новой пушки понадобится не менее трех месяцев. И это самый крайний срок, который я могу сейчас назвать.

Мехмед еще более помрачнел.

- У меня в запасе нет ни одного лишнего дня,- пробормотал он. - Армия ждать не может.

Он задумчиво провел рукой по округлому боку пушки. Внезапно его пальцы нащупали вроде бы заглаженную, но еще вполне ощутимую поперечную вмятину, опоясывающую ствол.

- Что это? - он указал на извилистый шов, недостаточно хорошо запрятанный под железный обруч.

- Это...? - венгр вдруг сильно побледнел. - Это так.... недостаток шлифовальщи-ков. Такие полосы всегда образуются при отливке в больших формах.

Смятение пушкаря не укрылось от султана. Мехмеда охватило недоверие.

- Орудие стреляло? - отрывисто спросил он.

- Нет, повелитель. Без твоего приказа я не решался на испытание.

- Хорошо. Пусть пушку развернут в поле, - он указал

рукой направление.

Урбан закричал, отдавая приказы. Мастеровые засуетились и облепили повоз-ку, как муравьи: одни ухватились за огромные, в полтора человеческих роста коле-са, другие дружно впряглись в канаты. Повозка с ужасным скрежетом стала разво-рачиваться вокруг своей оси. Урбан метался, подгоняя работников хлыстом. Страх по-прежнему сдавливал ему сердце. Мимолетный взгляд султана обнаружил то, что никоим образом не

должно было открыться: этот шов был грубым дефектом, способным погубить многомесячный труд.

Во время процесса отливки сразу четыре из двенадцати печей, несмотря на тщательный смотр, непостижимым образом засорились почти одновременно. Поток расплавленного металла на какое-то время резко сократился, а потом и вовсе прервался. Шлаковые пробки в печах были тут же пробиты железными стерж-нями, жидкая медь вновь заструилась по желобам, но и этих нескольких мгнове-ний было достаточно, чтобы ухудшить литье, сильно снизить прочность ствола к разрыву. Венгр даже нашел в себе силы не расправиться немедленно с виновни-ком: малейшая огласка могла вызвать кривотолки и стоить ему головы. Но, как выяснилось впоследствии, наказывать уже было некого -- мастер,

ответственный за работу неисправных печей, угрюмый грек-киприот, как бы предвидя свою судь-бу, бесследно исчез во время сумятицы. Специально это было подстроено или нет, оставалось лишь гадать, но в любом случае, грек мог бы стать опасным свидете-лем. Устранить его так и не удалось и теперь Урбан с ужасом думал о последстви-ях, к которым может привести то роковое происшествие.

Одна из колесных осей внезапно подломилась и телега с громким треском завалилась набок. Раздались крики ужаса и боли: одно из колес подмяло под себя двух подмастерьев.

Мехмед подпрыгнул в седле.

- Что такое? - визгливо закричал он. - Вы, грязные людишки, не можете выпол-нить даже работу ишака? Подвести ко мне виновных !

Трясущихся от страха плотника и его подручного, вытёсывавших ту злополуч-ную ось, подтащили и швырнули на колени перед султаном.

- Сорвать с них одежду и сечь, пока не испустят дух !

Не слушая мольб о пощаде, солдаты повалили несчастных на землю и приня-лись осыпать их ударами палок.

Мехмед, полуприкрыв глаза, слушал вопли истязаемых, и выражение гнева постепенно покидало скуластое лицо: к недавнему всплеску приятных эмоций при виде медного колосса прибавилось другое острое ощущение -- наслаждение чужой болью и страданием. Чувственное довольство распостранилось по телу и он хищ-но повел глазами вокруг. Приметив молодого подмастерья, почти своего ровесни-ка, он соскочил с коня и подбежав к нему, цепко ухватил его за локоть.

- Пойдешь со мной, - задыхаясь от вожделения, проговорил он и направился к наспех установленному шатру.

Когда, спустя некоторое время, султан с удовлетворенной улыбкой на лице вышел из шатра, пушка уже была установлена. Царедворцы, воспользовавшись отлучкой господина, подкрепляли свои силы заранее припасенной снедью, кото-рую прислуга торопливо выставляла на расстеленные прямо на земле ковры. При виде султана сановники заученным движением меняли сидячую позу со скрещен-ными ногами на коленопреклоненную, падали ниц, чтобы потом, за его спиной, разогнувшись, спокойно продолжить трапезу.

Не обращая внимания на окружающих, Мехмед приблизился к Халиль-паше, наблюдающему за работниками, которые выстроившись в длинную вереницу, пе-ребрасывали друг другу в руки плотно набитые холщовые мешочки.

- Чем они заняты, Учитель?

- Закладывают порох в пушку, мой господин.

- Много ли его нужно? - вопрос был обращен к Урбану.

- Двести фунтов, повелитель.

- А ядро вытесано из мрамора и весит тысячу тристафунтов. Сейчас его зака-тят в жерло, - добавил венгр и отправился отдавать указания.

Перекладина подъемного механизма, напоминающего

колодзенный журавль, заскрипела, изогнулась дугой и веревочная корзина с огромным камнем сферичес-кой формы медленно взмыла вверх. Подмастерье, проворно вскарабкавшийся на ствол, стал осторожно подрезать веревки и вскоре высвобожденный снаряд с ти-хим рокотом покатился в глубину жерла. Это был жуткий момент -- под тяжестью каменной глыбы порох мог самовоспламениться. Великий визирь, несмотря на услужливо подставленные зонтик и опахало, прикрыл рукой лицо, якобы от солн-ца : он не желал, чтобы его испуг видели остальные.

- Стреляйте ! - рявкнул султан.

К нему поспешил Урбан, широко расставляя в стороны длинные руки.

- Пусть не гневается повелитель и не сочтет за дерзость мою тревогу, но я вы-нужден просить его отъехать подальше, на сотню шагов от этого места.

- Зачем? - высокомерно спросил султан. - Ты что же, не уверен в надежности своего изделия?

- Нет, о великий, уверен. Но первый выстрел всегда очень опасен.

Великий визирь поддержал пушкаря, в толпе царедворцев также раздались возгласы одобрения. Мехмед, подумав, милостливо кивнул и удалился на тре-буемое расстояние. Свита, как всегда, расположилась за его спиной.

Венгр выхватил из жаровни пылающую головню и вопросительно повернул-ся к султану: по неписанным цеховым законам первый выстрел из свежеотлитого орудия всегда производил сам мастер и если изделие не отличалось надёжностью -- увечьем или жизнью расплачивался при взрыве ствола. Ответом ему послужил взмах руки. Урбан приблизился к

казеннику, поджег запал, после чего швырнул факел на землю, быстро отошел на десяток шагов и крепко зажал уши руками. Некоторое время ничего ни происходило, лишь из запального желобка тонкой струйкой вился белый дымок.

Затем орудие ожило. Ствол подпрыгнул, из дула вылетел длинный язык огня. От страшного удара дрогнула земля, чудовищный рёв затопил всю округу. Го-рячая волна пригнула людей к земле, посбивала с голов тюрбаны и шапки. Дико заржав, кони понеслись вскачь, сбрасывая с себя вопящих седоков. Мехмеду уда-лось удержаться в седле, уцепившись обеими руками в гриву, хотя взбесившаяся лошадь, закусив удила, мчалась, не разбирая дороги.

Огромный клуб белого, пахнущего серой дыма медленно расползался подоб-но предгрозовому облаку; вдоль направления полета ядра едко тлела сухая прош-логодняя трава. Сильная отдача вконец разломала телегу, и теперь пушка, дымясь боками, беспомощно лежала на земле, напоминая очищенный от сучьев ствол столетнего дуба. Люди бессмысленно ходили, ошалело поглядывая по сторонам и прикладывая ладони к ушам

-- многим казалось, что глухота навсегда овладела ими.

Лишь спустя некоторое время султан, а вслед за ним и его свита осмелились приблизиться к поверженному орудию.

- Что это было? - заикаясь от пережитого, спросил визирь. - Злые джинны вы-рвались на свободу?

- Этот нечестивый готовил на нас покушение ! - завопил Саган-паша, выхва-тывая саблю из ножен.

- О, мудрейший, - венгр даже не повернулся в сторону зятя султана, обращаясь исключительно к Халиль-паше.

И хотя голос его звучал удрученно, с лица пушкаря не сходила торжествую-щая улыбка.

- Я, каюсь, виновен в недосмотре: похоже, мои слуги заложили в орудие двойной заряд пороха.

- Пушка испорчена? - закричал Мехмед.

- Нет, повелитель. Я проверил: в стволе нет ни единой трещинки.

- Тогда ты прав. Больше пороха -- дальше полёт.

- Улуг-бей, - султан повернулся к начальнику стражи.- Возьми с собой двух во-инов и отправляйся туда, - он махнул рукой в сторону поля, где на удалении более мили висело желтое пылевое облако.

- Найдешь ядро и измеришь расстояние.

Он перевел дух и с восхищением уставился на все еще дымящееся жерло пуш-ки.

- Уж если мои храбрые воины так перепугались при выстреле, то я предвку-шаю ужас, в который она подвергнет моих недругов.

- Это творение мастера, - подтвердил визирь. - Оно разнесет в пыль любую сте-ну.

- И стены Константинополя? - живо обернулся к нему Мехмед.

- Не желаю своей самонадеяностью гневить Аллаха, но я думаю, что так дол-жно быть.

- Твой гений ниспослан тебе свыше, христианин, - уже не сдерживая своих чувств, закричал Мехмед. - С сегодняшнего дня ты будешь обедать за моим сто-лом ! Венгр вздрогнул, но поклонился. Меньше всего ему

хотелось быть заколотым или отравленным ревнивыми к милостям султана придворными. Помимо этого, хотя и не искушенный в дворцовых интригах, он знал, как легко переходит благоволение азиатских владык в безудержный гнев и потому предпочитал держаться вдали от превратностей судьбы.

- Мой повелитель, - он склонился в глубоком поклоне. -Не лишай меня радости трудиться на благо твоего величия. Ведь если я буду присутствовать на твоих трапезах, кто будет лить для тебя новые пушки?

Мехмед было нахмурился, но затем его лицопрояснилось.

- Ты прав, христианин. Мне нужно будет много пушек, очень много.

Он пришпорил коня, но тут же натянул поводья.

- Мне странно, что царь Константин оказался столь недальновиден, что не только пренебрег твоими услугами, но и позволил тебе беспрепятственно покинуть свои владения.

Венгр вновь поколнился.

- Он был безденежен и плохо ценил мое умение. Я же работаю хорошо только тогда, когда кошель на боку тянет мойпояс к земле.

- Казначей позаботится, чтобы тяжесть кошеля не давала тебе забывать о нем, - пообещал султан.

В это время вернулись посланные в поле воины. На лице Улуг-бея читалось изумление, смешанное с изрядной долей почтительного страха.

- Поступи со мной как со лжецом, повелитель.....

- Ну? - нетерпеливо спросил Мехмед.

- Ядро опустилось в полутора милях от этого места и вырыло яму, в которой легко может поместиться целая сакля. Мы поначалу не поверили своим глазам....

Мехмед сделал ему знак умолкнуть и вновь повернулся к визирю.

- Я не ошибся в этом гяуре. Я молод, но вижу людей насквозь: еще тогда, ко-гда он стоял передо мной в поношенной одежде и дранной обуви и смиренно про-сил покровительства, мои глаза разглядели в нем великого умельца. Греки падут на колени, когда перед ними предстанет эта пушка.

Он мелко засмеялся и хлестнул коня плетью.

Когда султан и его свита скрылись вдали, венгр приблизился к своему дети-щу и лаского погладил его горячий бок.

- Ты не подвела меня, моя крошка. Если бы твоя утроба бы лопнула.....

Он замолчал, так как даже думать о последствиях неудачи было страшно. Про себя же он поклялся незамедлительно послать на розыски беглеца - киприота и поймав, вырвать ему язык, удушить, зарыть поглубже в землю, чтобы никто, ни одна живая душа не узнала об ущербности орудия.

ГЛАВА XIV

Беда пришла с той стороны, откуда ее ждали давно.

Получив на руки письменный приказ, адьютант императора спустя лишь не-которое время сумел разыскать Кантакузина. Стратег развернул врученное ему послание, бегло пробежал его глазами и приказал подвести коня.

- Не подскажет ли благородный Димитрий, где мне искать мастера Феофи-ла? - спросил гонец.

- Не более часа назад он был у Семибашенного замка.

После того, как прото-стратор ознакомится с распоряжением государя, от моего имени добавишь, что ему нет нужды отвлекаться от дел -- в Галату отправимся мы с мегадукой.

Подозвав к себе Романа, он, в сопровождении двух гвардейцев, направился к набережной Перама.

- Что случилось, дядя? - спросил Роман, поравнявшись со стратегом.

- От василевса только что пришло сообщение: в Пере, в нескольких милях от границы Галаты, начата разбивка военного лагеря. По донесениям лазутчиков, скоро там обоснуются не менее трех полков османской конницы.

Выехав на пристань через ворота Платея, Кантакузин направил одного из гвардейцев к мегадуке, другого -- к распорядителю порта за паромом. Не спуска-ясь с коня, он ждал, нетерпеливо покусывая усы.

Мегадука прибыл с южной стороны Залива, от ворот Неория. Известили ли его посыльные императора, или сведения пришли к нему другим путем, но он уже знал неприятную новость.

- Началось? - спросил он после традиционного приветствия.

- Да, - столь же кратко ответил стратег.

Вскоре подогнали паром -- две сцепленные бортами баржи с деревянным на-стилом на всю ширину палуб и небольшим навесом для защиты от непогоды. Ус-тановленные на корме барабаны со скрипом принялись наворачивать на себя пеньковые канаты; паром дернулся и отчалил от пристани.

За все время переправы димархи не обмолвились ни словом. Стратег беспо-койно мерял шагами рассохшийся, белесый от соли палубный настил, мегадука же внимательно, будто впервые, рассматривал удаляющиеся стены и башни Кон-стантинополя.

На противоположном берегу их уже ожидал Алексий. Поприветствовав ди-мархов, он сообщил им, что место для переговоров уже подготовлено на при-швартованной у пристани ромейской галере, что подеста и начальник гарнизона извещены и должны прибыть с минуты на минуту.

- Похоже, представитель досточтимого Феофана намеревается присутство-вать при беседе, - неприязнено произнес Нотар.

Глаза северянина недобро блеснули.

- Адмирал считает это излишним? - он намеренно употребил латинизирован-ную форму обращения.

Мегадука вспыхнул, но сдержался.

- Мне жаль, что мой друг Феофан не состоит более в должности квестора *. Иначе он бы помнил, что по закону переговоры государственной важности долж-ны протекать лишь в строго ограниченном кругу лиц.

- Могу ли я расценить услышанное как отказ в моем присутствии на переговорах?

- Перестаньте, - досадливо поморщился Кантакузин. - У нас осталось мало времени до прибытия генуэзцев. Предлагаю сейчас же отправиться на галеру и обсудить отдельные детали предстоящей беседы.

Вскоре в просторной каюте появился Ломеллино, подеста Галаты. Несмотря на достойное выражение лица, взгляд генуэзца беспокойно бегал по сторонам, из-бегая встреч с глазами сидящих за столом ромеев.

Городской голова рассыпался в многословных приветствиях. Он черезвычай-но рад прибытию гостей.... О, нет ! Что он говорит? Хозяев !.... Сожалеет, что из-за неотложных дел они лишь изредка находят время посещать свои владения и пото-му от всей души приглашает димархов отободать и отдохнуть в его особняке.

- Благодарим, - ответил за всех Кантакузин, - но пригласили уважаемого подес-ту не для того, чтобы воспользоваться его гостеприимством. Происходящие собы-тия не оставляют времени для вызова в Константинополь представителей город-ской управы Галаты и потому мы сочли возможным прибыть на встречу сами, пренебрегнуть требованиями этикета.

Подеста закручинился. Безусловно, он осведомлен о вторжении врага на зем-ли византийского императора. Но что он, ничтожный, может поделать, если на все воля Господня?

- Вот в этом иы и желаем разобраться, - произнес мегадука, неприязнено ог-лядывая приземистого толстяка с лисьими манерами. - Что может, а что обязана предпринять колония. Но я не вижу здесь начальника гарнизона Галаты и весьма удивлен этим обстоятельством. Не разъяснит ли подеста причину подобной медлительности?

-----------------------------------------

* - квестор -- юридический советник императора.

- К моему великому сожалению, капитан неделю назад слег с тяжелым неду-гом, однако посыльные должны были разыскать его заместителя, лейтананта Гвиланди. И, должен сказать, я не меньше вас удивлен его задержке.

Не успел он закончить фразу, как на пороге каюты показался сам лейтенант. Он был гротескно худ, просторный кафтан мешком висел на его долговязой фи-гуре, а на изрытом оспинами лице застыло недовольное выражение. Он молча отдал честь и опустился в ближайшее свободное кресло.

Лейтенант был не в духе. Прошлым вечером в гавани пришвартовалась пло-скодонка, владелец которой занимался выгодным промыслом: за плату переправ-лял с противоположного берега залива портовых гетер. Как всегда, женщины бы-ли расхватаны в одно мгновение, но лейтенант, пользуясь правом старшего, сде-лал свой выбор первым. На его беду, та пышнотелая черноволосая гречанка ока-залась не только холодна, но вдобавок еще и скаредна: потребовала за свои услу-ги двойную плату. К числу ее недостатков относились также и оглушающе-пронзительный голос, и богатый набор итальянских ругательств. Гвиланди поморщился, вспомнив визгливые вопли и оскорбления, сыпавшиеся на него, как из дыря-вого решета, когда ее, растрепанную и полуодетую, хохочущие солдаты выпихива-ли за дверь. А там, на улице, несмотря на ранний час, уже толпились привлечен-ные шумом кучки мещан. И потому, когда утром ему, раздосадованному этой

историей, измученному головной болью и остатками хмеля, вскоре после сообщения о потасовке между моряками и солдатами, не поделившими гулящих девиц и как следствие - о раз-громе двух портовых таверн, принесли известие о подходе врага, и почти сразу вслед за этим -- немедленный вызов к ромейским военачальникам, это никак не могло улучшить ему настроение.

" Когда же вы все наконец оставите меня в покое?" - отчетливо читалось у не-го на лице.

Кантакузин брезгливо осмотрел лейтенанта и повернулся к подесте.

- Посколько вам обоим уже известно о подходе врага, мы желаем выслушать и оценить ваши намерения и планы на ближайшее будущее.

Лейтенант пожал плечами и недовольно брякнул:

- Я солдат и подчиняюсь приказам. Если синьору подесте будет угодно отдать приказ об обороне Галаты, я выполню свой долг.

- Мы не ослышались, лейтенант? - Кантакузин уже еле сдерживал себя. - Ты признаёшь над собой лишь подесту, тогда как каждому мальчишке в ваших трущобах известно, что василевс -- единственный и полноправный наш государь?

- Я служу тому, кто платит, - угрюмо возразил Гвиланди.

- Мне кажется, дела требуют срочного наведения порядка, - вмешался мегадука. - Если холоп отступает от веления долга, его хозяин в той же мере несет ответ за измену. По моему мнению, мастер Кантакузин, на мачтах этой галеры не хватает двух веревок с петлями на концах.

Лицо подесты поплыло пятнами, увлажнилось и стало напоминать кусок пло-хо заквашенного теста.

- Но, синьор....

- Да мне достаточно двух сотен меченосцев, чтобы перевернуть вверх дном ваш паршивый пригород, - заорал стратег, с силой грохая кулаком по столу.- И вот этой руки, чтобы вдребезги разнести ваши гнилые головы. Вы что же, осмеливаетесь полагать, что мы, взрастив за пазухой

ядовитую гадину, не найдем в себе решимости одним ударом прихлопнуть ее? Вы сильно ошибаетесь, синьоры генуэзцы !

Подеста в ужасе замахал руками.

- Что вы, что вы, синьор, зачем же так волноваться? Прошу вас, не принимай-те всерьёз глупые речи лейтенанта -- его еще незрелый и от природы слабый ум затуманен вчерашней попойкой. Мы отлично осознаём, что живем на этих зем-лях из милости василевса, да продлит Господь его годы, и никогда, даже под страхом смерти не допустим и мысли о неповиновении.

- Приятно слушать разумные речи, - насмешливо произнес Алексий. - Но на вашем, синьор подеста, я бы призадумался над тем, может ли обделенный умом человек, не знающий своего государя и отпускающий в военное время весьма дву-смысленные шутки, исполнять и впредь обязанности начальника гарнизона.

Гвиланди с проклятиями вскочил на ноги. Подеста тут же очутился возле не-го и скороговоркой, несколькоми словами утихомирил его. Затем повернулся к Алексию.

- Я задумаюсь, синьор, непременно задумаюсь. И воспользовавшись случаем, прошу передать мастеру Феофану мои пожелания доброго здравия и долгих лет жизни.

Стратег нетерпеливо повел головой.

- Оставим любезности до лучших времен.

- Всем известна роль Перы в системе оборнительных сооружений Константи-нополя, - в тишине его слова падали веско, как куски свинца. - И у нас нет сомне-ний, что Галата -- одно из самых слабых звеньев в этой цепи. Империя лишена возможности укрепить гарнизон своими отрядами и поэтому жителям колонии придется уповать на собственные

силы. Договаривайтесь с турками как хотите, но помните, что если хоть на мгновение возникнет вероятность преждевременного падения Перы, мы бросим на поддержание порядка весь наш резерв.

- Так же, в качестве ответной меры, будут конфискованы банки и склады, иму-щество городских жителей и принадлежащие колонии суда, - продожил перечень угроз мегадука.- А после отражения врага я лично буду ходатайствовать перед василевсом о расторжении договора с Генуэзской республикой на право аренды этой земли.

- Слишком высокая плата за беззащитность, - возразил Ломеллино. - Колония не готова к войне и не выдержит продолжительной осады.

- Нам известно столь же хорошо, как и вам, что Мехмед пока не собирается ссориться с Генуей, так как она своим флотом может перекрыть Босфор, разре-зав тем самым владения османов на две несообщающиеся половины. Помимо то-го, согластно одному из основных пунктов договора, городские власти Галаты в случае вторжения врага обязаны до

последнего солдата защищать стены своего города, - ответил стратег.

- Далее, - Нотар прихлопывал ладонью по столу, как бы вбивая слова в голо-ву собеседника, - мы считаем целесообразным снабжение столицы пригородом не только оружием и провиантом, но и снаряжение отрядов добровольцев и посылку их на помощь войскам Империи.

Ломеллино вскочил, как подброшенный пружиной.

- Синьор ! Но ведь это нарушает нейтралитет ! Тот самый нейтралитет, к которому нас призывал только что стратег Кантакузин. Посылка солдат в Константинополь послужит поводом для штурма Галаты, а впоследствии и к войне между Турцией и Генуей.

Он с убитым видом рухнул обратно в кресло.

- Велите нести веревку, синьор Нотар. Без распоряжения Сената республики такой приказ я отдать не в силах.

Димитрий успокаивающе поднял руку.

- Подеста неверно истолковал слова уважаемого мегадуки. Никто не принуждает Галату к военному союзу. Но и добровольцам, выразившим желание сражаться по ту сторону Залива, препятствий чиниться не должно.

С этим Ломеллино был полностью согласен. Он лишь многословно сожалел, что годы, а так же отсутствие должного воинского мастерства не позволяют ему самому взяться за меч -- ведь выручать из беды своих единоверцев есть священ-ный долг каждого добропорядочного христианина.

Кантакузин кивнул головой.

- Поскольку в главном мы достигли согласия, а именно так я понял витеева-тые заверения синьора Ломеллинно, остается скрепить эти поправки к основному договору отдельным документом.

После того, как димархи удалились на борт галеры, Роман некоторое время бесцельно ходил вдоль пристани, затем вскочил в седло и направился в город.

Широкая дорога под прямым углом уходила от моря, по обочинам высились плотные застройки одно- и двухэтажных домов. Чем глубже он удалялся в город, тем наряднее и богаче становились фасады строений. Маленькая, ухоженная, плотнозаселенная Галата производила выгодное впечатление по сравнению с огромным ветшающим Константинополем. Но над ней, в отличие от ее великого соседа, витал тот самый неистребимый дух провинциальности, свойственный большинству малых городов.

Улицы были полны прохожих и торговцев, в чьих голосах Роману слышался сызмальства знакомый лигурийский диалект. Ему на мгновение почудилось, что он и впрямь находится в одном из окраинных районов Генуи, где прошло его детство и пора взросления. Невольно он стал раздаривать прохожим и те в ответ, благодаря за внимание, приветственно кивали и кланялись ему. Коробейники, бурно жестикулируя, протягивали к нему лотки с выставленным на них товаром, приказчики зазывали его в свои лавки, а некая смазливая цветочница, выхватив из корзины полураспустив-шийся бутон, бросила ему розу. Роман поймал его на лету, сбил на затылок берет и пристроил цветок рядом с белым пером. Невольно прио-санившись, он пришпорил коня и проезжая через людную

площадь, не раз с удов-летворением ловил на себе любопытствующие взгляды горожанок.

Однако вскоре, через полмили, он попридержал коня. Радость узнавания сме-нилась чувством тревоги -- прямо перед ним, в ста ярдах за пустырем, высилась крепостная стена с частоколом прямоугольных зубьев на краю. Он вспомнил то, о чем никак не следовало забываать: за этой невысокой рукотворной грядой кон-чалось хрупкое очарование оазиса и

начинался враждебный мир, мир близкой войны, несчастья и страданий.

Он повернул коня и направился вдоль крепостной стены. Укрепления Галаты смотрелись достаточно надежно и хотя не шли ни в ка-кое сравнение с мощными оборонными сооружениями Константинополя, похо-же, могли выдержать не один приступ. Отступая от кромки залива на расстояние, способное вместить по длине лишь одно небольшое судно, стены на южной и се-верной оконечностях города отходили от воды почти под прямым углом и плавно следуя за неровностями почвы, смыкались на высоком холме, где располагалась высокая сторожевая башня -- Башня Христа. Нависая над городом своими зам-шелыми круглыми боками, она стояла непоколебимо, подобно вглядывающему-ся вдаль окаменелому часовому. На ее вершине, увенчанной остроконечным ко-нусом крыши, вдоль круговой обзорной площадки двигались маленькие, кажу-щиеся игрушечными фигурки караульных.

Роман вернулся в порт. Судя по всему, переговоры еще не были завершены. Сотник соскочил с коня и привязал поводья к каменной тумбе. Адьютант Нотара и двое гвардейцев неторопливо беседовали, отмахиваясь от первых весенних мух. На мгновение на палубе показался лейтенант с налитым кровью лицом, подозвал сидящего на корме человека в бедной одежде и с ящичком писца на коленях и вместе с ним вновь укрылся в

каюте.

Роман еле сдержал зевоту и скучающе осмотрелся. Неожиданно его внимани-ем завладела уличная сценка: стайка малолетних мальчуганов, крича и посвисты-вая, преследовала сгорбленного нищего, который припадая на суковатую палку, брёл, прихрамывая, вдоль пристани. В очередной раз отмахнувшись от своих му-чителей, он устало опустился на камни мостовой и замер в неподвижности, скрестив руки на животе наподобие степного идола. Однако мальчишки не отста-вали. Самый старший из них, по-видимости -- заводила, подкрался к старику и что есть мочи рванул за ветхое рубище. Ткань громко затрещала; мальчишка победно завопил, приплясывая от восторга и потрясая своим трофеем -- пучком прогнив-ших лохмотьев. Но тут неожиданно нищий, каким-то

ловким, отнюдь не старчес-ким движением перехватил посох за основание и, не оборачиваясь, подсек ноги обидчика. Тот с размаху шлепнулся на ягодицы и в то же мгновение палка с гром-ким стуком отскочила от его головы. Заводила зашелся в рёве от боли и обиды, в то время как окружающие, и в первую очередь его собственные приятели, пока-тывались со смеху.

Роман подошел к нищему, достал кошелек и покопался в нем.

- Молодец, старик. Умеешь постоять за себя, - одобрительно произнес он, вы-уживая мелкую серебрянную монетку. - Возьми пару аспр -- твой мастерский удар заслуживает награды.

Нищий склонился, забормотал слова благодарности, затем приподнял лицо и тут Роман чуть не подскочил от неожиданности: за грязью и умело наложенным гримом он признал незнакомца, с которым столкнулся возле ограды парка Пале-ологов.

- Ты? - еще не веря своим глазам, прошептал он.

Затем, опомнившись, выхватил меч.

- Сейчас-то ты не ускользнешь от меня !

- Храбрый юноша, оставь старика в покое, - противным голосом заблеял ни-щий, вновь прикрывая лицо грязной тряпкой.

- Довольно прикидываться, - крикнул Роман. - Встань, я приказываю тебе !

Нищий подчинился.

- Кто ты такой? Кого здесь выслеживаешь? - сам того не замечая, сотник почти в точности повторил произнесенные некогда незнакомцем слова.

Старик, а точнее юноша, загримированный под старика, презрительно улыбнулся, повернулся спиной и стал удаляться.

- Стой ! - Роман занес меч. - Еще шаг - и я зарублю тебя!

Нищий быстро развернулся. Его палка, со свистом описав полукруг, полетела в ноги сотнику. Мгновенная, выработанная долгими тренировками реакция не под-вела Романа: он успел высоко подпрыгнуть, уворачиваясь от удара. Тяжелый по-сох, громко стуча, прокатился по мостовой и лишь в двадцати шагах, врезавшись в стенку, отскочил и закружился на месте - сила броска была так велика, что при попадании палка могла сломать кость человеку. Сотник бросился вперед, на-мереваясь свалить противника ударом меча плашмя, но тот выхватил из-за пазухи кинжал и отшагнув в сторону, резко выбросил руку с оружием вперед. На длин-ном блестящем лезвии тут же заплясали веселые солнечные зайчики.

- Вот за что ты держался в ту ночь, - наливаясь холодным бешенством, протя-нул Роман. - Хотел прирезать меня, но поостерегся шума? Сейчас я заставлю тебя ответить на все мои вопросы.

Не опуская занесенного меча, он попытался приблизиться к мнимому нищему. Но тот, пятясь, отступал и они, зорко следя друг за другом, описали на месте почти полный круг.

- Охрана ! - громко позвал Роман.

Византийские воины, стоя чуть поотдаль, с удивлением наблюдали за происходящим. Наконец, оба гвардейца, подхватив копья, стали неохотно приближаться.

- Задержите этого человека, - Роман задыхался от волнения: он боялся, что шпиону удасться ускользнуть.

- Это вражеский лазутчик !

Воины вопросительно взглянули друг на друга.

- Эй, ты ! Оборванец ! Брось нож ! - гаркнул один изних, беря копьё наперевес.

Нищий достал из-под лохмотьев нечто, напоминающее металлический жетон и показал его солдатам. Гвардейцы вновь переглянулись.

- Похоже, это один из людей мастера Феофана, - задумчиво протянул воин постарше. - Нам запрещено задерживать их.

- Зато другой -- в звании сотника и к тому же родственник мастера Димитрия, нашего командира, - возразил его товарищ. - Да и потом, ты уверен, что бляха не поддельная?

Юноша спрятал жетон в складках лохмотий, вслед за ним последовал и кинжал. Заложив руки за спину, он покачивался с носков на пятки и насмешливо поглядывал на окружающих.

Роману казалось, что он видит дурной сон.

- Почему вы его не арестовываете? - закричал он, схватив за древко копья молодого гвардейца и дернув его так, что солдат едва не полетел с ног.

- Звание сотника дает ему право распоряжаться нами, - сделал-таки выбор старший и повернулся к нищему.

- Человек ! До полного выяснения твоей личности, а также причин твоего появления здесь, ты задерживаешься по приказу войскового офицера. Сдай оружие.

- Попытка бегства равносильна смерти, - слегка напыщенно произнес второй.

В это время из-за поворота улицы показался средних лет человек в одежде простолюдина. Заметив происходящее на причале, он попятился и тут же исчез с глаз. Юноша ринулся было за ним, но в грудь ему уперлись острия копий.

- Не сметь ! - предостерег гвардеец.

Лицо мнимого нищего скривилось от досады. Он смачно сплюнул на камни мостовой и швырнул туда следом кинжал.

Роман подобрал оружие и внимательно осмотрел его. Конический клинок в поллоктя длиной был отполирован почти до зеркального блеска и по остроте не уступал бритве; на рукояти из черного дерева прощупывались углубления для пальцев. Что-то невыносимо хищное и злое жило в этом орудии смерти; казалось, каждый, взявший его в руки, становился невольным соучастником убийства.

- Пошли, - хмуро бросил Роман. - Наше дело обезвредить лазутчи-ка. Допросом пусть займутся другие.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как на палубе галеры показались димархи. Вслед за ними, понуря голову, шел подеста.

Увидев племянника и стоящего рядом с ним нищего с двумя гвардейцами по бокам, стратег недоуменно вскинул брови.

- Что здесь происходит? Зачем вам этот бродяга? Решили поразвлечься, отлавливая завсегдатаев помоек?

- Это не бродяга, а неприятельский шпион. Недели две назад я столкнулся с ним в Константинополе, рядом с ....., - Роман на мгновение запнулся. - Тогда он был переодет мастеровым. В тот день ему удалось усыпить мою бдительность и я упустил его. Теперь он объявился здесь, в уже в облике нищего. Я уверен, на до-знании он может многое показать. Вот

его оружие.

Роман подбросил кинжал на ладони.

- Так, так, - протянул мегадука. - Средь бела дня, случайным человеком, неподалеку от места проведения секретных переговоров, был выявлен и задержан шпион. Сколько же их здесь, в ваших владениях, синьор Ломеллино? Не трудились подсчитать? Похоже, тут они чувствуют себя достаточно вольготно, не так ли?

Не успел подеста открыть рот, чтобы отвести обвинение, как в разговор вступил Алексий, до того безмолвно наблюдавший группу из четырех человек на причале.

- Безусловно, дознание поможет установить истину. Но пока что я покорнейше прошу димархов уступить пленника мне.

- Я не понимаю..., - начал мегадука.

- Этот человек принадлежит к числу разведчиков мастера Феофана, - объяснил Алексий, - И в данное был занят возложенным на него поручением.

- Похоже, в скором времени мы будет обнаруживать разведчиков мастера Феофана даже у себя в постели, - раздраженно бросил Нотар.

- Мало ли кого можно обнаружить в собственной постели,- туманно отозвался его собеседник.

Почувствовав неладное, Нотар метнул в его сторону подозрительный взгляд, но Алексий, проигнорировав мегадуку, повернулся и сделал знак оборванцу подняться на борт галеры. Мнимый нищий приблизился к Роману и молча встал перед ним. Молодой человек нехотя протянул кинжал, затем поддавшись мстительному чувству, швырнул его наземь.

- Ты любишь заставлять других наклоняться за своим оружием -- пригнись же и ты.

Юноша присел, поднял кинжал, затем распрямился. Их взгляды на мгновение скрестились и легкий озноб пробежал по телу Романа: в глазах противника уже не было презрительной насмешки - теперь там плескалась холодная, смертельная злоба.

Рука сотника вновь легла на рукоять меча, но юноша уже уходил, поднимаясь по трапу на борт галеры.

Димиртий повернулся к Ломеллино.

- Договор выправлен, подтвержден, скреплен печатями и подписями. Вам ос-тается лишь добросовестно выполнять все его пункты.

- Можете не сомневаться, синьор, мы свято чтим волю василевса и дорожим интересами Империи, - произнося это, подеста проводил димархов до самого трапа.

Но не успел он поставить ногу на ступеньку лестницы, как Алексий чуть тронул его за локоть и жестом попросил остаться.

Сев в седло, Кантакузин повернулся к галере.

- Мы возвращаемся обратно. Предупреждаю, паром

никого ждать не будет.

- Прошу благородных димархов простить меня, но одно из поручений мастера Феофана осталось невыполненным, - ответил Алексий. - И потому мы вынужде-ны задержаться в Галате. Мы глубоко ценим заботу мастера Димитрия, но хочу сообщить, что для переправы в Константинополь у нас имеется вместительная лодка.

Стратег обменялся взглядами с мегадукой, пожал плечами и тронул коня.

- Приближенные Феофана не растаются с привычкой совать свои носы повсюду, заботливо скрывая при этом свои собственные намерения, - произнес он.

- Мне кажется, эта дурная привычка начинает приобретать норму закона, - угрюмо отозвался Нотар. - Когда беда стучится в дом, одни готовятся сражаться из необходимости, другие -- спешат потешить свое самолюбие.

Алексий некоторое время провожал взглядом удаляющихся всадников, затем молча прошел в каюту. Ломеллино следовал за ним без видимой охоты.

- Мастер Феофан озабочен признаками нарождающейся измены среди неко-торых галатских старейшин, - начал византиец, как только дверь прикрылась за ними.

- Не понимаю. О какой измене синьор изволит говорить?

- Нам известно, что более восьми месяцев назад Галату посетил некий человек с весьма определенными предложениями в адрес генуэзских купцов и банкиров. Этот человек имел беседу с вами, синьор Ломеллино.

- Я никогда не отрицал этого.

- Как не отрицаете и то, что суть этих предложений сводилась к устранению Галаты из близящегося конфликта Империи с Османским султанатом.

- Мне нечего возразить на это, - Ломеллино лихорадочно соображал, как вы-крутиться из щекотливого положения. - Действительно, некий человек, чье истинное имя мне неизвестно, пытался в моем лице предостеречь населениеГалаты от прямого участия в конфликте. Но я, не дослушав и до половины, приказал ему прекратить крамольные речи.

- Что произошло после этого?

- В ту ночь я позволил ему передохнуть в моем доме. Ведь все-таки он пришел ко мне от имени Сената Генуи и даже представил кое-какие доказательства. Хотя утром следующего дня, когда я вместо посланника обнаружил на кровати только смятые простыни, во мне заговорили подозрения.....

- Значит, подесту все же удивил столь поздний и таинственный визит якобы официального представителя?

- Я настолько был сражен известием о предстоящей войне, что поначалу утра-тил способность удивляться. Только впоследствии, когда сопоставились некоторые факты, я заподозрил неладное.

Дверь каюты тихо приоткрылась, пропуская вовнутрь Ангела. Он уже успел стереть с лица грязь и старящий его грим. Алексий даже не обернулся в его сторону, хотя подеста уставился на вошедшего с плохо скрытой настороженностью.

- И с тех пор этот человек никак не заявлял о своем присутствии?

- Нет, синьор.

- Однако, недалее как сегодня, в порту Галаты видели человека, отвечающего описаниям внешности провокатора.

- Не смею подвергать сомнению ваши слова. Я сегодня же отдам распоряжение о розыске и задержании этого человека.

- Мы будем признательны вам за это, синьор подеста, - ромей откинулся на спинку кресла. - Тем более, что он - двойной шпион. Преступно прикрываясь врученными ему сенатом Генуи полномочия, он пытается развалить лагерь союзников изнутри и сеет панику в банковских домах, питающих деньгами антитурецкую коалицию. Попутно подготавли-вает почву для мятежа среди наемников и иностранных подданых. Не более двух недель назад в Константинополе был разгромлен готовящийся заговор с участием представителей проживающих на территории италийских общин. В частности, там находился некий Адорно, состоятельный купец, уроженец Генуи, постоянно проживающий в Галате. Вам это имя ничего не говорит, синьор Ломеллино?

- Доверчивый недоумок ! Я своими руками задушу его.

- В сети попались почти все несостоявшиеся заговорщики, кроме того лже-посланника: ему вновь удалось ускользнуть. И сейчас он скрывается где-то в трущобах Галаты. Мы не имеем полномочий провести полицейский обыск на территории, арендованной дружественным государством и потому возлагаем надежду на вас, синьор подеста.

- Синьор, клянусь вам, я сделаю всё, что в моих силах.

- Мастер Феофан полагает, что этот человек принадлежит к некой тайной организации, стремящейся направить турецкие завоевания к северу от земель ита-льянских государств и с этой целью подставляющих Константинополь под удар османских войск.

Алексий поднялся с кресла.

- Лодовико Бертруччо. Запомните это имя, синьор, если еще вам еще не при-ходилось слышать его. Младший отпрыск обедневшего дворянского рода, владе-ющего двумя небольшими поместьями в Лигурии. От этого человека попахивает крупными неприятностями: все, кто ранее имел с ним контакты, впоследствии не переставали сожалеть о том. Его голова

оценена в две тысячи перперов -- мастер Феофан не любит скупиться. Мой добрый совет всем галатским старейшинам: не теряйте дружбы Феофана -- за предательство интересов Империи он карает жестоко.

Не попрощавшись, византиец вышел из каюты. Ангел, напротив, вплотную приблизился к Ломеллино.

- Не храбрись, купец, не надо. Я же вижу, как ты дрожишь и потеешь от страха. Лодовико здесь, неподалеку и вскоре я выслежу его. Не вздумай укрывать мерзавца, не то вы разделите одну судьбу.

Он медленно растянул губы в усмешке и Ломеллино поежился от странного ощущения: ему на мгновение почудилось, что сквозь иконописное лицо юноши на него уставился провалами глазницами голый череп мертвеца.

ГЛАВА XV

Окруженный полудесятком своих солдат, Гвиланди стоял, широко расставив ноги, недвижимый, как бронзовый истукан. Ремешок его шлема был затянут слишком туго и вызывал мучительный зуд в подбородке. Прорезь металлической пластины забрала ограничивала обзор до узкой полоски, но и через нее был хорошо виден трап галеры, а чуть выше - резные столбики перил.

За короткое время, прошедшее с тех пор, как оскорбивший его ромей вместе с подестой вновь укрылись в каюте, лейтенант успел подготовиться основательно: помимо шлема он был облачен в кирасу из гибкой черненной стали, в массивные наплечники и налокотники. Выставив левую ногу вперед, он возложил обе руки в кольчужных рукавицах на рукоять меча, длинного, почти касающегося земли острием

клинка.

Но несмотря на свой невозмутимый вид, на внушительное вооружение и шестерых солдат у себя за спиной, лейтенант отчаянно трусил. Он знал, что ромей скорее всего примет вызов и не был уверен в благополучном исходе поединка.

Но и отступать ему уже было некуда: слухи в малом городке разносились быстро и не успело бы солнце склониться к закату, как вся Галата уже чесала бы языки о нанесенном ему оскорблении. Мещане, лелеющие собственное понятие о чужой чести, никогда бы не простили бы дворянину малодушия, в то время как сами без единого слова проглотили бы куда более серьезное унижение или обиду. Разве что, в крайнем случае, подали бы на обидчика в суд или учинили бы безо-бидный мордобой. Несправедливо все-таки устроена жизнь: кому-то смертельный поединок, для других - бесплатное развлечение.

Чтобы распалить себя, лейтенант стал предвкушать, как несколькими сильными ударами он обезоружит ромея, собьет его с ног и приставив острие меча к незащищенному горлу, потребует униженных извинений. А после этого стоит лишь чуть сильнее надавить на рукоять..... Никто не смеет задевать честь Якопо Гвиланди, лейтенанта генуэзского гарнизона !

Увлеченный собственными переживаниями, Гвиланди и не заметил, как на палубу вышел его обидчик. И теперь он, перегнувшись через перила, с веселым интересом разглядывал группу вооруженных людей на причале.

- Идите сюда, синьор Ломеллино, - громко позвал он. - Смотрите вниз. По-видимому ваши люди собрались здесь меня убивать.

Рядом с ним появился подеста. Волосы на его лбу слиплись от пота, на лице прыгала раздраженная гримаса.

- Что такое? - визгливо закричал он. - Синьор лейтенант, забирайте своих солдат и возвращайтесь в казарму. Вы слышите меня? Я приказываю !

- Этот грязный ромей оскорбил меня, - голос из-под шлема звучал глухо и почти неразборчиво. - Он должен кровью заплатить за свои слова !

Не успел подеста что-либо возразить, как Алексий уже начал спускаться по трапу.

- Синьор, заклинаю вас, не связывайтесь с этим мальчишкой !

Ангел поднялся на корму и оттуда энергично замахал кому-то. Алексий приблизился к Гвиланди и с расстояния нескольких шагов критически осмотрел генуэзца.

- Да-а, - задумчиво протянул он. - Лейтенант успел достойно подготовиться. Если не ошибаюсь, эта кираса флорентийской выделки?

- Готовься к бою, - загудел из-под шлема голос. - Я не позволю обидчику уйти безнаказанно.

Солдаты зашевелились и раздались в стороны, как бы отрезая пути к отступ-лению. Византиец удивленно взглянул на них и взялся за рукоять меча.

- Шесть солдат во главе с отважным лейтенантом ! Жаль, что не был приглашен весь гарнизон.

Его обычно спокойное лицо исказилось от ярости; меч, казалось, сам прыгнул ему в руку.

- Я проучу вас всех !

Генуэзцы попятились, но не только от этих слов: за спиной Алексия, чуть запыхавшись от быстрого бега, выстроились четверо вооруженных моряков-византийцев. Ангел враскачку спускался по трапу, одной рукой опираясь на веревочный поручень, другой -- прихватывая раздуваемые ветром лохмотья.

- Остановитесь ! - оттеснив юношу, подеста проворно скатился на пристань.

- Я запрещаю обнажать оружие на территории Галаты !

Он бросил взгляд по сторонам. Крохотный пятачок постепенно заполнялся людьми. Толпа, пока еще не очень густая, быстро пополнялась любопытствующими.

- Эй, кто-нибудь ! Вызывайте патруль !

- Вы не смеете запрещать поединок, - завопил Гвиланди,потрясая сжатой в кулак рукой.

Несмотря на свою распаленность, он успел с удовлетворением

отметить, что меч византийца почти на две ладони короче его собственного.

- Оскорблена моя честь ! Вам, как не дворянину, трудно понять это !

Подеста разразился проклятиями. Он грозил упечь за решетку всех участников ссоры, предать суду за нарушение закона. Время от времени он приподнимался на носки и призывал караул, который, по обыкновению, запаздывал именно тогда, когда возникала в нем необходимость. Ломеллино волновался не зря: хотя поединки в то время были частым

явлением, но возможное столкновение между группами ромеев и генуэзцев могло привести к нежелательным последствиям. Византийцы, как бы невзначай, умело оттерли подесту в сторону. Алексий шагнул вперед.

- Так значит, лейтенант готов померяться силами? Это может оказаться для него последним испытанием.

- Я готов к смерти, - голос Гвиланди невольно осел. - Готовься к ней и ты.

- Тогда начнем.

Лейтенант бросился вперед и взмахнул мечом. Ромей уклонился и Гвиланди, вложив в удар всю силу, едва не полетел с ног. Восстановив равновесие, что было нелегко в тяжелом доспехе, он ударил наотмашь, теперь уже с другого плеча. И вновь меч лишь рассек воздух. В толпе зрителей послышались смешки.

- Может, все-таки начнем? - осведомился Алексий после пятого, по-прежнему пришедшегося в пустоту удара.

Генуэзец замычал от ярости и забыв про осторожность, прыгнул в его сторону. На этот раз византиец не успел, а может не посчитал нужным уклониться от удара: целый сноп искр посыпался из клинков. Мгновение, и бойцы сцепились, крепко ухватив свободной рукой запястье противника.

Гвиланди не сразу осознал, что попался в ловушку: в подобной ситуации все преимущества были на стороне его более сильного противника. Как он ни старался высвободиться из зажавших руку железных тисков, меч все более выворачивался из его слабеющих пальцев, пока наконец не зазвенел, упав на камни.

Среди зрителей пронесся невольный вздох. Византиец отступил на шаг и с силой опустил перекрестие рукояти на лицевую часть шлема генуэзца. Обезоруженный и полуоглушенный, Гвиланди рухнул на землю и распластавшись на ней, не делал попыток подняться. Алексий вложил меч в ножны и с презрительной усмешкой взглянул на лежащего навзничь

лейтенанта.

- Ты слишком горяч. Не мешало бы слегка остудиться.

Он рывком перевернул поверженного противника на грудь, приподнял за подмышки и держа на весу, как куль с мукой, быстро завертелся на месте. Зеваки шарахнулись в стороны; византиец разжал руки и беспомощное тело, мелькая в воздухе растопыренными ногами, полетело в воду.

Раздался протяжный всплеск. Радужные брызги взлетели почти до уровня мола.

- Уф-ф, - пробурчал подеста, утирая платком влажный лоб. - По милости Господа, вся эта глупая история благополучно закончилась.

- Что вы рты разинули, - закричал он, обращаясь к солдатам. - Вытаскивайте своего командира !

Оторопевшие поначалу, генуэзцы бросились вперед, без лишних церемоний расталкивая зевак. Сквозь пузыри и взмученную воду, на темном от водорослей дне едва проглядывались смазанные волнистой рябью очертания человеческой фигуры. Используя алебарды вместо багров, помогая себе криками и руганью, они извлекли тело из воды и оттащив от кромки мола на несколько шагов, осторожно положили на камни.

Но когда шлем был снят с головы лейтенанта, солдаты поняли, что их старания напрасны: лицо Гвиланди посинело, глаза закатились под самый лоб, а из уголка рта непрерывной струйкой сочилась вода. Идеально приспособленный для защиты тела в бою, тяжелый доспех убил своего владельца, камнем утащив его на дно.

- Вот как дело-то обернулось! А еще говорили, что генуэзцы от рождения пла-вают не хуже водянных крыс, - довольно громко произнес кто-то в толпе.

Алексий повернулся к подесте, с лица которого не сходило растерянно-беспомощное выражение.

- Не стоит скорбеть о нем: на этом посту дурак опаснее предателя. Мой вам добрый совет, синьор Ломеллино: немедленно известите кондотьера Джустиниани, что вам необходим опытный командир на пост начальника гарнизона.

Он коротко кивнул на прощание и византийцы молча, в полной тишине, на-правились к своей лодке.

Оставшиеся на причале люди еще долго смотрели, не решаясь приблизиться, на истекающее водой, закованное в железный панцырь и оттого скорее похожее на некоего диковинного морского краба тело утопленника.

ГЛАВА XXII

На рассвете одного из дней осадные башни начали медленно придвигаться к крепостным стенам. Гигантские сооружения катились вперед, неуклюже переваливаясь на неровностях плохо утрамбованной почвы; на широких платформах возвышались трехэтажные перекрытия из массивных древесных стволов, под днищем оглушительно и протяжно скрипели колеса из цельнорубленных кусков дерева. Передняя часть и бока башен были обтянуты толстыми воловьими шкурами и обильно смочены водой для защиты от зажигательных стрел врага. Верх осадных сооружений представлял собой широкую площадку с наклонными бор-тами для прикрытия засевших там лучников и пехотинцев; выдвижной навес над их головами при необходимости легко превращался в перекидной мостик.

Воловьи упряжки вращали огромные барабаны, которые круг за кругом наматывали на себя толстые пеньковые канаты. Канаты крепились к передней части башен и пропущенные через подвижные оси на вкопанных в землю у самой кромки рва столбах, подтягивали платформы вперед, к крепостным стенам. Впереди гелеполей двигалось несколько десятков бревенчатых щитов с укрывшимися за ними пращниками и джебелями: они должны были защищать башни от возможной вылазки врага. В свою очередь, джебели находились под охраной конницы, патрулирующей проходы между щитами.

Намерения турок были легко разгадываемы и мало отличались от шаблона: под прикрытием пехоты подтянуть гелеполи к кромке крепостного рва и пользуясь преимуществом в высоте, осыпать защитников ливнем стрел и дротиков. Затем, когда стойкость горожан ослабнет, заполнить участок рва охапками хвороста, без помех перебраться на другой край и разом наброситься на не смеющего оторвать голов от укрытия врага. После чего уже не составило бы труда переправить по перекидным мосткам сами башни и подтянуть их вплотную к крепостным стенам.

Византийцы загодя подготовились к штурму. Из камнеметов навстречу бревенчатым щитам полетели горшки с пламенной смесью; над атакующими шеренгами повисла завеса черного густого дыма. Но даже объятые огнем, щиты продолжали служить защитой от ядер и стрел. Осаждающие упорно пробирались вперед, надсадно кашляя и задыхаясь в едкой гари. Всадники отступили: кони обезумели при виде пламени, дико храпели, вскидывались на дыбы, топтались на месте, отказываясь подчиняться седокам. Зажигательные снаряды не щадили никого - не-уберегшиеся от брызг огненной смеси, окутанные языками огня с ног до головы, визжа как тысячи бесов, неслись прочь, вместе с кожей срывая с себя пылающую одежду. И вскоре затихали, валяясь на земле уродливыми, смрадными головёшками.

Атака продолжалась вопреки усилиям горожан. Щиты удалось подтянуть почти к самой кромке рва. Вслед за ними, величаво раскачиваясь, придвинулись и башни. Греческий огонь оказался бессилен против мокрых воловьих шкур - от страшного жара кожа коробилась, открывая второй слой натянутых шкур. На эту следующую преграду силы пламени уже не хватало. Турки уже готовились праздновать успех, но в это время противник нанёс неожиданный и весьма чувствительный удар.

Мало кто из осаждающих заметил дымовую змейку, пробежавшую от рва к подножию одной из башен. Земля дрогнула под ногами осаждающих и выплеснула вверх фонтан огня, дыма и камней. Когда ветром разволокло облако пыли, на месте сооружения высотой в двадцать с лишним ярдов зияла огромная воронка, усеянная по краям обломками дерева и кусками

разорванных человеческих тел. Уцелевшие после взрыва воины в панике разбегались по сторонам; второй гелеполь прекратил продвижение.

Потрясение было настолько велико, что турки не сразу уяснили себе суть происшедшего: византийцы, заранее вычислив маршрут продвижения башни, за одну ночь заложили пороховую мину и замаскировали её так, что сумели не вызвать подозрений ни у одного из вражевких инженеров.

Ликование на стенах Константинополя сравнимо было лишь с растерянностью и упадком духа в турецком лагере. Многие, от пашей до простых солдат, оправившись от первого потрясения, поспешили обвинить во всем злых духов, к помощи которых колдуны неверных так любят прибегать в критический для себя момент. Однако Исхак-паша не дал разрастись мистическим страхам. С помощью конных чаушей он вернул

бежавших на прежние места и подкрепив боевой задор своих воинов тремя полками тимариотов, приказал немедленно начинать атаку.

В тот день впервые осаждающие увидели ворота Константинополя открытыми. Широкий строй закованных в броню всадников выехал через створы и быстро устремился к перекидному мосту через ров.

Три сотни воинов, принимавших участие в кавалерийской вылазке Кантакузина, с почётом возвращались в Константинополь.

Они медленно удалялись от Адрианопольских ворот вглубь города, пугая и восхищая жителей своими забрызганными кровью доспехами. В хвосте колонны, где преобладала молодёжь, слышны были смех и хвастливые выкрики. Бегущие вслед подростки жадно ловили каждое слово.

- А когда мастер Димитрий скомандовал: " Вперёд, христиане ! ", то-то задали стрекача эти хвалённые турки!

- Поначалу-то они ещё забрасывали нас стрелами и копьями, но когда увидали, что против нас их оружие, что птичьи клювы против вепря, мигом показали свои спины.

- Вот умора была ! Бегут и вопят: "Бессмертные! Бессмертные!"

- Много голов посекли, да жаль клинок притупился. Не каждый точильщик возьмётся исправить.

- А помните, когда их конница попыталась преградить нам дорогу?

- Я ! Я видел это ! - подал голос юнец, бегущий рядом с всадником и, чтобы не отстать, держащийся за его стремя.

- С площадки башни. Разлетелись в стороны, как волна об утес !

- Да уж, было дело. Заляпались в их кровище - вовек не отмоешься !

- Возница-то наш, Эпифаний ! Вот герой, так герой ! Сам поджёг фитиль и на полном ходу вогнал повозку с порохом в уцелевшую башню.

- Жаль беднягу: какой-то янычар сумел-таки достать его копьём.

- Зато теперь он на небесах. Тебе, греховоднику, такое и не снилось.

- Так-то оно так, да вот по-христиански его уже не похоронишь: ни клочка от него не осталось.