Аннотация: Зарисовка о выдуманных персонажах, живущих во Вселенной World of Darkness (Vampire: The Masquerade). Тремер/Тореадор. Слёш, рейтинг PG. Посвящается Лорду Люциану
... Даже здесь, в капелле, сквозь толстые стены доносились звуки шумных улиц Дадлитауна. Но тишина, пусть и неплотно, окутывала, пропитывала здание насквозь. Ученики спали - я ощущал каждого, каждая капля крови в моих венах служила мне крохотным шпионом - и, используя Связь, я контролировал поведение неонитов, слышал шёпот мыслей и чувств... Это было так утомительно.
В минуты этой полуденной дремоты я пытался вспомнить прошлое. Отчего-то отказ моего организма от дневного сна совсем не вредил мне - но был неосознанной привычкой меня прежнего. Меня из моего потерянного прошлого.
Мне почти 800 лет, и печать древней магии лежит на той трухе, что осталась от моей души. Я - Тремер. Любая кровь подвластна мне - как оружие, сенсор или материал для Тауматургии. Но Тёмный Дар лишил меня моих воспоминаний. Как бы я не пытался - ничего не возникало внутри: ни лица, ни имени, ни образа или даже слова. Пустота, как в давно покинутом доме, где под грудой густой серой пыли не видно цветов и очертаний предметов.
Тишина.
Медленно, почти не касаясь, я провёл пальцами по медно-рыжим мягким прядям. Юноша, жмущийся к моему плечу, тоже был погружён в сон. Его ладони мёртвой хваткой вцепляются в мою одежду - одна сжимает лацканы моей рубашки, другая тянет за манжет мою руку.
Удивительно - даже спустя десятилетия, наши тела помнят основные рефлексы - грудь спящего рядом со мной киндреда мерно вздымается. Его кожа приятного матового оттенка - после нескольких глотков моей крови он выглядит живым, и иногда мне даже кажется, что я слышу биение его сердца.
Красивый.
Пуговица оттянутого манжета, наконец, соскользнула и расстегнулась. Мне не удалось сдержать дрожи отвращение, несмотря на то, что это моё собственное тело.
Плотные тёмные манжеты скрывают уродливые шрамы.
Усмешка.
Юноша поморщился, на секунду его дрогнувшие губы приоткрыли клыки. Наши тела приспосабливаются к способу питания. Мне становится смешно. Мы как животные.
Он никогда не видел мои отметины. Я занимаюсь с ним любовью, но никогда не открываю его глазам своё тело. У молодого Тореадора оно не вызовет иной реакции, кроме омерзения.
Солнце.
Хочется рассмеяться, когда я вспоминаю происхождение этих шрамов.
... Шёл 1337 год. Я был молод, и Обращение ещё не наложило на меня отпечаток тьмы и горечи. Мой Сир был резок, часто - жесток, и потому я не мог поговорить с ним о мучившей меня тоске. Он взял меня с собой, когда я ещё был без чувств, покидая, как он рассказывал, крохотную деревушку, и отправился со мной во Францию.
Я ненавидел эту страну. Мне были глубоко противны удушливое зловоние, крики уличных проституток, пьяницы и узкие улочки, где не могли разойтись трое.
Отчаяние.
Безысходность удушливой липкой плёнкой сковывала мою ещё живую душу. О том, что я итальянец, и своё имя я узнал от своего Сира, но это было всё, что я смог узнать о себе. Я чувствовал себя узником, ожидающим казни, пустота памяти сводила меня с ума. Потеряв остатки надежды вспомнить, я потерял разум. Однажды ночью, когда мой Сир крепко спал, я покинул его холодный каменный дом. Возле меня, скрепя зубами, пробежала крыса, в нос тут же ударил тяжёлый запах сырости. Предрассветный туман окутывал тонкие улицы, но он не был помехой для моего зрения.
Мы жили на самой окраине, недалеко от моста, и примерно через полчаса быстрого шага я покинул город и вышел далеко за околицу. Убедившись, что вокруг никого нет, я разделся и лёг на влажную траву.
Рассвет.
... Я не помню.
... Не помню солнца.
... Хотя надеялся его увидеть.
Меня спас мой Сир.
... Людвиг. Имя Тореадора, спящего на моём плече. Дикий. Гордый. Отчаянный. Воинственный. Прекрасный.
Нежный.
Я никогда не расскажу ему мою историю. Пусть этот мальчик будет всё так же насмешливо улыбаться мне.
Моё прошлое не вернётся, и отчаяние не уйдёт. Когда-нибудь мечта всё вспомнить, желание увидеть дневное светило одержат верх.
Ты встретишь рассвет со мной?.. Или... удержишь?..
Ответь, Людвиг.