Хауэр Глори Флойд : другие произведения.

Волшебное зеркало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Флойд Г. Хауэр

Волшебное зеркало

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Годы напролет он искал,

во что бы воплотить свое безумие.

И нашел меня.

  

Джон Фаулз, "Коллекционер".

   1
   Тим перестал следить за Дэвидом, когда поклонники, толпившиеся у входа в гримерку, обступили гитариста со всех сторон и загалдели, громко требуя автографы, поцелуи и даже предметы одежды. Тим не знал, как этим одержимым удается проникнуть за кулисы, и, устав ругаться с секьюрити, махнул на них рукой: большого вреда не будет, если Дэвид немного пообщается с людьми и удостоверится, что его песни кому-то нужны. Чувство уверенности в себе - то, чего у Дэвида никогда не будет в избытке.
   Правда, на этот раз у Тима был повод для беспокойства, и он заранее предупредил о возможных попытках покушения охрану концертного зала и телохранителей Дэвида, которых всегда приглашали на большие концерты. Два месяца назад музыканту стали приходить анонимные письма - ничего особенного, раньше их выбрасывали пачками, но эти листки в синих конвертах насторожили Тима (он просматривал всю почту Дэвида и сам решал, что передать ему, а что лучше выбросить от греха подальше). Он почувствовал, что это дело рук настоящего безумца, который может быть опасен.
   Неизвестный поклонник писал, как близки ему песни Дэя, причем делал это в таких выражениях, что у Тима мурашки бежали по коже: даже у любимого Эдгара По он не встречал такой инфернальной красоты слога. Пресс-атташе, которая передавала ему эти послания "из ада", перестала спать по ночам и приходила на работу в таком состоянии, что Тим отправил ее в отпуск. Первое письмо пришло в день рождения Дэвида, когда ему исполнилось 34 года, потом аноним стал писать регулярно, дважды в неделю. Тим отнес письма в полицию, но там ему ничем не смогли помочь. Полицейские заявили, что в письмах не содержатся угрозы, и лично они, служители закона, вообще ни слова не поняли. Тим страшно разозлился: да, явных угроз письма не содержали, но ассоциации, которые приходили на ум всякому культурному человеку, заставляли холодеть от страха за жизнь рок-звезды Дэвида Дэя. В одном письме Тим даже нашел акростих с именем гитариста: в коротеньком стихотворении говорилось о том, как опасно смотреть в зеркало, если ты не знаешь, что оно на самом деле собой представляет. Речь, видимо, шла об известной песне Дэвида "Magic Mirror", но автор писем так переосмыслил хит, что с тех пор Тим слушал "ММ" с неприятным чувством.
   Пока Дэвид общался с поклонниками, Тима обступили журналисты с вопросами о предстоящих гастролях. Мировое турне Дэвида, предназначенное для раскрутки его нового альбома, вызвало, как и рассчитывал Тим, большой переполох в прессе. Тур был рассчитан на полтора года и захватывал обе Америки, Австралию с Новой Зеландией, Европу, несколько восточных стран, Россию и ЮАР. Как назло, у Дэвида снова появились упаднические настроения. Тим знал, что это связано с Полой, с тем, что она, наконец, оставила Дэвида в покое. Ему бы радоваться, а не лить крокодиловы слезы, но если уж Дэю надо впасть в депрессию, сойдет любой повод, даже самый незначительный. Тим недолюбливал Полу, и она отвечала ему взаимностью, а Дэвид делал вид, что его вполне устраивает такое положение вещей, лишь бы не доходило до открытой конфронтации.
   Последней каплей, переполнившей чашу терпения продюсера, было то, что Пола поведала журналистам об их с Дэвидом скорой свадьбе. Неужели она не понимает, что к женатому Дэю сразу потеряют интерес миллионы юных и не очень поклонниц, мечтающих о принце на белом коне, который увез бы их из серой повседневности? Предположим, они все равно будут покупать его диски, но гитаристу придется срочно менять имидж и ходить на вечеринки вместе с супругой. Тим проводил жесткую политику в отношении всего, что касалось связей с общественностью, придерживаясь собственного, рассчитанного на много месяцев вперед плана. Пусть Дэвид остается непредсказуемой творческой личностью, но кому-то нужно позаботиться о его имидже.
   Проведя с журналистами отведенные для этого 2 минуты, Тим зашел в гримерку Дэвида и обнаружил, что гитариста там нет. Это не привело его в восторг, но он не стал волноваться, так как был уверен, что его подопечный все еще находится в здании. По просьбе Дэвида пресс-конференция прошла перед концертом, и сейчас они должны были поехать в ресторан на встречу с представителями американской кинокомпании, которая собиралась снимать фильм о Дэвиде в течение всего гастрольного тура.
   Тим подключил к розыскам секьюрити, но это ни к чему не привело. Он начал нервничать. Ругаться с охраной было бесполезно, мобильный телефон Дэвида был отключен, а снаружи их ждала толпа журналистов и фанатов. Наконец один из охранников сообщил, что "полчаса назад кто-то, похожий на мистера Дэя, вышел из служебного помещения на улицу, поймал такси и уехал в неизвестном направлении". Тим вышел из себя: "Кто-то похожий на Дэя? Тут что, полно высоченных кудрявых суперзвезд?! Да никто не похож на Дэя, кроме него самого!". "Сэр, поклонники часто выглядят подобным образом", - попытался оправдаться охранник, но Тим оборвал его: "Что-то я ни разу такого поклонника не видел!" Еще больше Тим разозлился на Дэвида: опять его идиотские выходки ставят под угрозу все, во что вложено столько труда и денег! Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что именно безответственность и инфантильность придают Дэвиду особый шарм в глазах обывателей.
   В конце концов, Тим решил поступить единственно возможным, не раз опробованным способом: взял себя в руки и поехал на встречу с киношниками, рассчитывая серьезно поговорить с Дэвидом, когда тот снова окажется в пределах досягаемости.

2

   Посмотрев в лицо таксиста, Дэвид, наконец, понял, что именно испугало его в самый первый момент, когда он только увидел фигуру на переднем сиденье автомобиля: он словно стоял перед зеркалом, наблюдая за своим отражением, обретшим самостоятельность.
   - Кто вы?! - он попытался отодвинуться, но его руки оказались слишком коротко привязаны к полу, - Какого черта вы затеяли эту игру?!
   - Меня зовут Крис Грэй, - ответив, водитель ушел в другой конец комнаты, а когда вернулся, в его руках была коробка с инструментами. Спокойно и неторопливо он начал раскладывать их перед самым носом Дэвида, - Не пытайся вспомнить, откуда ты слышал мое имя, не пытайся вспомнить, где ты видел мое лицо... Не ищи в прошлом. Сосредоточься на настоящем: на своих чувствах, ощущениях.
   Он присел на корточки и, взяв руку Дэвида в свои, стал осторожно ощупывать и перебирать его пальцы, внимательно осматривая их со всех сторон.
   - Вот странно, - продолжал он задумчиво, - У всех людей одинаковая анатомия, но способности абсолютно разные. К примеру, эта рука. Она практически идентична моей, а возможности другие. В жизни всегда приходится чем-то жертвовать, чтобы спасти что-то более важное. Что для тебя важнее, чем музыка?
   Дэвид молчал, чувствуя, что совершенно теряет контроль над своим страхом перед этим странным человеком.
   - Я понимаю тебя. Ты напуган, и не напрасно. Я хочу исправить кое-что в твоей жизни. До сих пор боль давалась тебе без боли. Ты просто писал песни о человеческих страданиях, не испытывая ничего подобного или же, в лучшем случае, испытывая лишь сотую долю этих чувств. Страдания прекрасны, и я хочу научить тебя страдать...
   В руке Грэя появились клещи. Зажав в них указательный палец правой руки Дэвида, он резко повернул инструмент в сторону. Палец выскочил из сустава так же легко, как отрывается рука игрушечной резиновой куклы. Только теперь Дэвид понял, какой ужас его ждет. Собрав все силы, чтобы не кричать, он все же со стоном выпустил из легких накопившийся воздух. Не обращая внимания на реакцию жертвы, Грэй занялся вторым пальцем. Когда с первой рукой было покончено, Дэвид уже не мог сдерживаться.
   - Я очень прошу вас...- даже через боль Дэвид ощутил острое чувство унижения, - Оставьте мне вторую ... Вы просто не представляете, что это значит для меня, мои руки...
   Грэй молчал, сосредоточенно разглядывая то, что получилось, словно художник, не до конца уверенный в абсолютной законченности своего произведения. Потом процедил сквозь зубы:
   - Помолчи..., - и взял в руку молоток...
   Следующие десять минут стали одним сплошным кошмаром. Грэй действовал быстро и уверенно, нанося сильные и точные удары, но потом долго всматривался в результаты, занимаясь одним участком руки подолгу, разбивая кости и стараясь не пропустить ни одной. Дэвид скоро охрип от непрекращающихся криков и сорвал голос настолько, что не мог даже стонать.
   Лицо Грэя, скапливающаяся лужицами кровь, в которой испачкались его волосы, превратившись в бордовые сосульки, боль, затхлый запах старого дома - все это вертелось в его голове, словно барабан револьвера в русской рулетке. Он судорожно всхлипывал, подолгу не мог вздохнуть, потому что легкие болели от напряжения, а дыхание перехватывало, словно его горло сдавил резиновый шнур, и ему казалось, что вот-вот сердце, не выдержав, разорвется на тысячу кусков. Дэвид уже не понимал, откуда именно приходит боль. Через руки она распространялась по всему телу, оплетая его своими щупальцами, проникая в каждую его часть, взрезая вены и взламывая суставы. И когда он уже просил Бога послать ему смерть, когда перед его глазами не осталось ничего, кроме красной пелены, его сознание начало медленно гаснуть, как гаснет экран выключенного монитора, некоторое время продолжая тихонько мерцать в абсолютной окружающей темноте...

3

   Комната была слабо освещена: перед тем как уйти хозяин плотно задернул почти черные шторы, оставив в самом углу маленькую керосиновую лампу. Такая лампа была у родителей Дэвида в Ньюкасле, и теперь он мог отвлечься от боли, вырывавшейся наружу хриплыми стонами. Дэвид сосредоточился на беспокойном крошечном огоньке, реагирующем мелкими подрагиваниями на каждое дуновение врывавшегося в дверь ветерка. Он не спал уже вторую ночь, поэтому вскоре его глаза стали закрываться, комната расплылась, превратившись в темные пятна теплых тонов, и Дэвид увидел море.
   Это было даже не море, а целый океан, так поразивший его видом сверху, из иллюминатора самолета, когда 7 лет назад он впервые летел на гастроли в Австралию. Темно-синяя вдалеке и ярко-голубая под его ногами, вода тихонько расплескивала волны о песчаный берег. Рядом, в метре от Дэвида сидел его отец и курил трубку. Лицо его было обращено к океану, но через минуту он развернулся к сыну и покачал головой, неодобрительно сведя брови:
   - Ах, Дэвид, Дэвид, - мягко и тихо сказал Дэй-старший, - Ты всегда был таким неосторожным. Но, может быть, теперь ты, наконец, продолжишь заниматься наукой. Может быть, ты вернешься к нам с матерью и будешь жить в нашем доме, теперь, когда мы состарились, и нам так нужно твое присутствие. Твоя жизнь может пройти зря, Дэйви, если ты не позаботишься о своем будущем...
   Дэвид открыл глаза. Что-то помешало ему в тот самый момент, когда он собирался ответить отцу, попросить у него прощения, и, придя в себя, он понял что именно: где-то далеко в доме звучала его музыка... Альбом инструменталок, сделанный им вместе с Дэном Стайном, барабанщиком его бывшей группы. Запись была большой редкостью и пользовалась огромным спросом среди фанатов.
   После ухода Дэвида из Electricity все они долго не могли прийти в себя, и, несмотря на строгое предупреждение Тима, Дэй стремился к контактам со старыми приятелями. Так, однажды, просто забежав к Дэну в гости, Дэвид ушел от него лишь через 3 дня, за которые они и сляпали эту запись на домашней мини-студии Стайна. Взбешенный Тим пытался выкупить всю пленку, но ее реализацией занялся Дэн, оказавшийся куда проворней, и около сотни кассет успело разойтись по рукам.
   Дэвид слышал эту запись впервые за 7 лет. Сейчас музыка нравилась ему даже больше, чем раньше, несмотря на допущенные ошибки и заезженную пленку, но вместе с тем эти звуки заставили его испытать сильное чувство потери, приносящее боль, во много раз превосходящую испытанные им физические страдания. Не выдержав, да и не пытаясь сдерживаться, Дэвид заплакал. Всю жизнь он привык терпеть, повторяя себе: "не раскисать", "не расслабляться", но вчерашний вечер сломал все запреты, полученные им от себя лично и от отца, привившего ему замкнутость и сдержанность в проявлении чувств. Слезы впервые в его взрослой жизни скатывались одна за другой, превращаясь в большие мокрые пятна на подложенной под голову подушке. Звуки его любимой "LB" семилетней давности становились все громче и настойчивее, и в какой-то момент Дэвиду показалось, что его пальцы привычно ложатся на струны, такие знакомые, готовые отозваться на малейшее прикосновение его рук.
   Иллюзия стала настолько осязаемой, что Дэвид резко сел, пытаясь в полутьме разглядеть свои пальцы, и со стоном бросился обратно на постель: распухшие, покрытые отвратительной массой запекшейся темно-бурой крови, они по-прежнему внушали ему ужас и отвращение, словно и не были частями его тела. Позавчера, после того как Грэй, закончив пытку, аккуратно собрал инструменты и ушел, оставив его валяться на залитом кровью полу, Дэвид больше, чем ему хотелось, насмотрелся на то, что осталось от его рук. Кровь, раздробленные пальцы, торчащие сквозь прорванную кожу острые обломки костей, ногти, принимающие страшный сине-черный оттенок, развороченные суставы, обнаженные участки мяса. Дэвид почувствовал тошноту и зажмурился, отгоняя отвратительное воспоминание. Слезы снова полились из его закрытых глаз, вызывая новую порцию всхлипов. Беспорядочно прыгающие обрывки чего-то страшного и неотвратимого наконец-то оформились в слова: Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ИГРАТЬ... "Я не могу играть", - как заведенный однажды и с тех пор давно испорченный механизм, мозг без конца высвечивал эту фразу, выхваченную из его сознания, уставшего за долгие дни борьбы с безумием.
   - Пей, - к его губам придвинулся край металлической кружки. Попытавшись сделать глоток, Дэвид не смог проглотить стоящий в горле ком, и вся вода пролилась ему на грудь. Грэй терпеливо поднес ее второй раз, осторожно поддерживая Дэвида за голову, - Пей, - повторил он, склонив голову набок и внимательно глядя в глаза своего двойника.
   - Кто вы? - прохрипел Дэй, - Какого черта вы делаете?
   - Сейчас я свободный художник, - терпеливо, словно разговаривая с маленьким ребенком, ответил Грэй, - И делаю то, что считаю нужным. Если хочешь добиться результатов, нужно действовать, а не сидеть на месте. Это только подготовительный этап, и, хотя некоторым глупцам он и может показаться концом, это лишь начало...
   - Вы не в себе?! Если вы выпустите меня, вам грозит тюрьма.
   - Ты мыслишь примитивно, Дэвид, я недоволен тобой. Впрочем, ты всего-навсего человек, от этого никуда не деться, - он провел рукой по волосам, словно копируя жест Дэвида, и на его пальцах блеснули серебряные кольца Дэя, - Нам еще нужно много работать, чтобы изменить ход твоих мыслей.
   Дэвид не смог ответить ему, от слабости и боли он снова откинулся на подушку и отвернулся от своего мучителя, но Грэй схватил его за подбородок и грубо повернул к себе, заглянув в глаза. Равнодушие в его голосе сменила ярость:
   - Слушай меня!! Я хочу, чтобы ты слушал меня так же внимательно, как я все эти годы слушал тебя! Смотри на меня! Разве тебе не хочется кричать от страха, когда ты видишь меня?! Тебе не кажется, что ты сходишь с ума? - шипел он, - Разве справедливы те, кто считает тебя оригиналом, а меня лишь копией?! Я следил за тобой много лет, я слушал твои песни, читал интервью, бывал на твоих концертах. Я ждал от тебя музыки, и что я получил?! Жалкие подделки, мусор, сквозь который лишь иногда пробивалась бриллиантовая крошка, алмазная пыль?! Ты считаешь, что ничего не должен мне?
   - Боюсь, что не очень вас понимаю... - Дэвид инстинктивно придвинулся к самой стене и потревожил руки, немедленно отозвавшиеся ужасающей болью. Вот уже который день мышцы его сжимались и скручивались от этой боли, заставляя его корчиться на кровати, как червяка на рыболовном крючке. Видимо, это зрелище доставило удовольствие Грэю, потому что он улыбнулся и расслабился, отпустив подбородок Дэвида.
   - Я всегда хотел поговорить с тобой, - голос его снова стал ровным и тихим, словно шуршание листвы под ногами, - Это было моей мечтой, самым сильным и несбыточным желанием. По ночам, после работы, я лежал в кровати, глядя на плакат с твоим изображением, и думал о тебе. Я представлял себе нашу встречу, представлял, где ты сейчас, с кем, чем занимаешься каждую минуту своей жизни. Конечно, я много раз видел тебя после концертов, сотню раз брал твой автограф, но разве этот суррогат может сравниться с тем, о чем я мечтал? Я знал о тебе все, собирал информацию по кусочкам: знакомые журналисты, статьи в газетах. Твоя личная жизнь никогда не была для меня загадкой, загадкой оставалась только твоя голова. Когда я слышал звуки твоей гитары, я был счастлив, просто так, без причины, но иногда меня охватывала грусть, тоска, которой трудно было найти причину, но я нашел... - он сделал многозначительную паузу, но Дэвид оставался безучастным к его словам. Его глаза были закрыты, а бледное лицо не выражало ничего.
   - Ты слушаешь меня? - Грэй снова коснулся его подбородка, - Это серьезно и касается нас обоих. Я нашел причину, и она заключается в твоей гитаре. Совершенствуя свою технику, ты все больше удаляешься от музыки, пишешь ее все небрежнее и проще, зацикливаясь на отдельных приемах игры. Ты стал больше обращать внимания на свой имидж, работать на потребу публики, где-то ты даже научился подстраиваться под ее вкусы. Ты играешь концерты с другими музыкантами, участвуешь в записи их альбомов, отвлекаясь от своих собственных дел и, прости, я должен это сказать, теряя свой стиль. Это неправильно. И я принял единственно верное решение: избавить тебя от всего, что могло бы тебе помешать писать.
   Дэвид смотрел на него сквозь прикрытые ресницы, пытаясь понять, что он говорит. Слова Грэя доходили до него словно через слой ваты, тускло и приглушенно, но мозг отказывался принимать их смысл. Перед ним сидел он сам и пытался внушить самому себе странные, дикие мысли насчет его собственной музыки.
   Дэвид провел языком по пересохшим губам, но безрезультатно: во рту было так же сухо. Кружка с водой стояла совсем рядом, на полу, но Дэвид не мог заставить себя попросить пить. Вместо этого он продолжал смотреть на Грэя и снова видел лишь свое отражение: та же копна волос, то же узкое лицо, его собственная одежда, вероятно, снятая Грэем в то время, пока он был без сознания, его украшения на шее и пальцах. Только глаза были совсем другими. В тусклой свете лампы он никак не мог их разглядеть, однако точно знал, словно вдруг включилось шестое чувство, что они темные и пустые, лишенные жизненного блеска, как две бездонные ямы, ведущие неизвестно куда. "Ну что же, - думал он равнодушно, - По крайней мере, сбылась моя мечта, я, наконец, увидел себя со стороны, как я выгляжу в реальной жизни, а не на фотографиях и в клипах". Грэй имитировал его жесты, копировал движения, и это не было случайным совпадением, а наводило на мысли о многочасовых упражнениях перед зеркалом. Большую часть жизни Дэвид ненавидел свою внешность, считая ее если не уродливой, то довольно неудачной, пытаясь измениться любыми способами. Теперь, хотя противоречия внешнего и внутреннего несколько сгладились, ему все-таки трудно было свыкнуться с мыслью, что кто-то, пусть даже этот нездоровый человек, готов на многое, чтобы быть похожим на него.
   Грэй посмотрел на часы и поднялся:
   - Пора на дежурство, сегодня мне в ночную смену. Не скучай, я вернусь, и мы продолжим разговор. Да, я приносил тебе пить, но, мне показалось, ты отказался, - он с улыбкой поднял кружку на уровень глаз Дэвида и тонкой струйкой вылил воду на деревянный пол, - Надеюсь, за то время, пока меня не будет, ты передумаешь.
   Он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. В замке щелкнул ключ, и внезапно погасла керосинка в углу. Комната погрузилась в абсолютную темноту.

4

   Когда зазвонил телефон, Тим вздрогнул, как от удара, и со смешанным чувством посмотрел на аппарат, надрывающийся в мертвой тишине дома. Уже рассвело. Прошла четвертая ночь с исчезновения Дэвида, и за все это время Тим спал, может быть, восемь часов. Он дремал урывками, когда возвращался из полицейского участка или со встречи с журналистами, ставил телефон на автоответчик, а потом равнодушно стирал гневные монологи заплаканной Полы и встревоженные расспросы родителей Дэя. Он слишком устал, чтобы обращать на них внимание, и даже не стал разговаривать с дочерью, сославшись на то, что безумно занят. Лора обиделась, и Тим, конечно, был зол на себя, но в тот момент он полностью сосредоточился на главном: найти Дэвида или то, что от него осталось, как можно скорее. Или вытащить его из загула и пустить по миру, чтобы не трепал нервы порядочным людям. Вторая возможность существовала наравне с первой, потому что, как знал Тим по собственному опыту, Дэй легко мог улететь на Мадагаскар, повинуясь минутному импульсу. Но обычно он хотя бы звонил...
   Вечером после концерта Тим поужинал с американцами и отправил их гулять по Лондону в одиночестве под тем предлогом, что он только помешает им насладиться красотами Британской столицы, потому что будет безостановочно читать лекции по английской истории. Вместо экскурсии он посоветовал им пойти в ночной клуб. Все мероприятия, назначенные на следующий после концерта день, пришлось отменить, потому что Дэвид не появился дома даже вечером. Тим рвал и метал, но вскоре почувствовал смутное беспокойство: письма от анонима перестали приходить. Стало ясно, что Дэвид исчез всерьез и надолго. На третий день бесплодных метаний по городу и звонков всем общим знакомым Тим обратился в полицию.
   Такое решение далось ему нелегко, так как пришлось официально признать Дэя пропавшим. "Скандалы - не моя стихия", - часто говорил Дэвид, отказываясь принять участие в той или иной акции, и теперь Тим с горечью вспоминал это высказывание. Дэй устроил самый громкий за свою жизнь скандал: газеты запестрели заголовками "Звезда погасла", сообщая о безвременной кончине, увлечении наркотиками, участии в шпионаже и т.п. известного гитариста. Тим заперся в своей лондонской квартире, бросив газетчикам заявление: "Дэй работает в студии над переделкой почти подготовленного к выпуску альбома".
   После разговора с полицией Тим ожидал звонка с просьбой о выкупе, предполагая, что похититель захочет иметь дело с ним, а не с родителями Дэвида. Правда, если похитителем был автор странных писем, его вряд ли привлекали деньги. Тим впервые столкнулся с таким извращенным сознанием и не знал, чего ждать от подобного типа. Полицейские его не успокаивали: они искали тело, а не живого человека. И все же Тим не терял надежды. Прошло не так много времени, чтобы записывать Дэвида в покойники.
   Прошлым вечером, после неудачной поездки в свой летний дом на берегу океана (у Дэвида были ключи, и иногда он прятался там от журналистов или, под предлогом вдохновения, требующего одиночества, отлынивал от важных встреч, когда Тим был в отъезде), Тим зашел в маленькую католическую церковь, стоявшую у дороги. Он сам не знал, зачем это сделал. Он воспитывался в религиозной семье, но никогда не впускал религию в сердце и просто не понимал Дэвида, серьезно размышлявшего о смертных грехах и предопределении судьбы.
   В церкви было пусто, только молодой священник вышел на звук открывающейся двери и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Тим вежливо улыбнулся и сказал, что хочет побыть один. Священник удалился, а Тим сел на скамью и сделал вид, что молится. Это не было необходимостью, потому что он был один, но он хотел как-то оправдать свое присутствие в храме бога, которому никогда не поклонялся и едва ли в вообще в него верил.
   Когда глаза привыкли к полутьме, он увидел впереди блестящее восковое тело распятого Христа с умиротворенным лицом. Эти детали святого образа, находившиеся в странном противоречии, подействовали на Тима завораживающе: он вдруг подумал, что следует поговорить с тем, кого многие считают своим защитником, и зашептал слова, обращенные к Иисусу. Первый раз в жизни Тим просил его о помощи, но в глубине души был уверен, что это не поможет. Полиция, общественность, Бог - к какой инстанции еще нужно обратиться, чтобы найти Дэя?
   Не сводя глаз со звенящего телефона, Тим колебался, стоит ли брать трубку, чтобы в сотый раз услышать вопросы о Дэвиде и не знать, как на них ответить. Включился автоответчик, и спокойный женский голос произнес: "Мистер Кэмпбелл, пожалуйста, позвоните в больницу Святого Марка". Охваченный дурным предчувствием, Тим поднял трубку:
  -- Да, я слушаю.
  -- Доброе утро, мистер Кэмпбелл. К нам поступил пациент без документов. В кармане его куртки мы нашли вашу визитную карточку.
  -- Как он выглядит, этот пациент, что с ним?
  -- Сожалею, я его не видела. Думаю, если у вас есть время, вы могли бы приехать и помочь нам установить его личность.
  -- Хорошо, я еду, - Тим хотел положить трубку, но спохватился, - Вы уже сообщили в полицию?
  -- Да, сэр, сразу, как его привезли к нам.
  -- Как давно это произошло?
  -- Около получаса назад.
   Тим чертыхнулся и побежал вниз по лестнице. В прихожей он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся: обведенные черными кругами глаза, появившаяся за ночь щетина и взъерошенные волосы делали его похожим на бомжа или панкующего музыканта, а не на преуспевающего продюсера. В больнице наверняка полно журналистов, один-два ночуют у его дома, и предстать перед ним в таком виде просто невозможно.
   Тим побрился, мокрыми руками пригладил волосы, надел чистую рубашку и, наконец, вышел на улицу, прокручивая в голове самые невероятные сценарии того, что произойдет в больнице, пока он доберется на другой конец города. То, что Дэй жив, Тим не подвергал сомнению, иначе он узнал бы о том, что его нашли, от полицейских в морге, непосредственно на опознании.
   Дэвид часто забывал дома документы и бумажник, а на концерты вообще никогда их не брал, поэтому установить его личность было действительно сложно. Тим распихивал по всем карманам Дэя свои визитки, чтобы тот раздавал их людям, желающим решить какие-то деловые вопросы, или случайным знакомым, которые в будущем могли оказаться полезными. Дэвид, конечно, этого не делал, но визитки не выбрасывал, даже загружал их вместе с одеждой в стиральную машину.
   Вокруг здания больницы все было спокойно: не рыскали репортеры, не мелькали полицейские. Тим припарковал машину и направился к главному входу. Сонная девушка-регистратор в приемном покое попросила его подождать. Тим резко ответил, что это не входит в его планы:
  -- Я не для того приехал сюда в шесть утра, чтобы посидеть в кресле. Пожалуйста, поторопитесь.
   Девушка обиженно передернула плечами, подняла голову от бумаг и соизволила позвонить по телефону. Через несколько минут к Тиму подошел высокий молодой человек, в котором по щеголеватому виду и непроницаемому взгляду голубых глаз можно было определить детектива. Темные очки, дополняющие образ, молодой человек держал в руках.
   - Детектив Уэстли, - представился он. - Вы мистер Тимоти Кэмпбелл?
   Тим нелюбезно подтвердил, что это так. Они поднялись на третий этаж и остановились у палаты в самом конце коридора. Тим хотел войти, но детектив остановил его:
  -- Минутку, сэр, сейчас выйдет доктор Кроненберг и скажет, как больной себя чувствует и можем ли мы его увидеть.
  -- Да что с ним, в конце концов?! Может, это не Дэй, но имею я право узнать, в каком он состоянии?
  -- Имеете, - неохотно согласился полицейский, - В общем, он не сильно пострадал: легкое сотрясение мозга, психологический шок и, пожалуй, самое серьезное - множественные переломы кистей обеих рук.
  -- Что?!
   Оттолкнув детектива, Тим распахнул дверь и подошел к кровати, на которой лежал по пояс укрытый одеялом, бледный до голубизны... никаких сомнений, Дэвид Дэй! Пожилой человек в белом халате, поправлявший больному капельницу, обернулся на звук шагов Тима и недовольно нахмурился:
   - Детектив, я же просил подождать...
   Уэстли, маячивший у порога, только развел руками.
   Тим не мог отвести взгляда от кистей Дэвида: бесформенные культи, обмотанные бинтами. Они лежали поверх одеяла и, казалось, не принадлежали музыканту, а были частями уродливого больничного оборудования - белые, контрастирующие с загорелой кожей рук.
   Тим смотрел на них и не знал, что должен чувствовать: сочувствие, жалость? На самом деле, теперь, когда неизвестность осталась позади, он не ощущал ничего, кроме недоумения ("За что? За что СО МНОЙ так поступили?") и закипавшей где-то внизу желудка ярости.

5

   А что еще он должен ощущать? Восемь лет работы к чертям собачьим. Гастроли отменены, контракты разорваны, суммы неустоек огромны, и весь мир кричит о том, что музыканта, классного гитариста, мировой знаменитости Дэвида Дэя больше не существует, и - вместе с этим, только шрифтом помельче - закатилась звезда его продюсера и первооткрывателя, который по глупости и молодости лет мнил себя дальновидным и неуязвимым; закатилась, упала и стукнула своего обладателя по темечку. Но кто же мог такое предугадать?! Хорошо хоть, Дэвид жив остался, не разделил участь Леннона, стал не легендой, а всего лишь калекой. Найти и убить подонка, задушить его собственными руками!
   Тим скоро понял, что расспрашивать детективов бессмысленно - они и сами ничего не знают, это вам не кино, расследование еще толком не началось. Дежурный врач отказался с ним разговаривать после того, как он вломился в палату, хотя Тим уверял его, что он самый близкий больному человек. Единственное, что он счел возможным сообщить, это то, что Дэвидом займется, скорее всего, доктор Элмер. Тим поморщился, услышав знакомую фамилию, хотя у него никогда не было стычек с Элмером-старшим; все их общение ограничивалось парой официальных фраз по официальным поводам вроде вручения музыкальных премий. Высокий, худой старик был неизменно вежлив с врагом своего сына и выгодно отличался этим от папаши-Дэя. То, что доктор Элмер - профессионал и сделает для своего пациента все возможное, было вне сомнений.
   Из больницы Тим уехал в начале одиннадцатого, когда пробил час пик: люди из пригородов ехали на работу в деловой центр. Все дороги оказались забиты машинами, светофоры и уличные регулировщики пропускали автомобильные потоки по капле, и у Тима появилось много свободного времени для того, чтобы все спокойно обдумать. Но практические мысли не шли ему в голову, вместо этого он вспомнил то, что произошло, когда ему было 12 лет. Он отдавал себе отчет, что толчком, разбудившим воспоминание, было посещение больницы и шок, который он испытал, увидев Дэвида; чувства бессилия, ярости и опустошения, охватившие его в те несколько минут, что ему позволили остаться в палате. Тогда, 22 года назад, он чувствовал то же самое, только в тысячу раз сильнее.
   Он пришел из школы рано, сделал уроки и сел за стол. За обедом, как обычно, собралась вся семья: мама, отец, сестра Кортни. Старший брат, Марк, в то время уже жил отдельно. Мама приготовила тушеное мясо с овощами, которое Тим очень любил, поэтому он почти не отвлекался на разговоры и не выпускал из вида свою тарелку. Однако он поднял голову и успел увидеть, как папино лицо исказила гримаса боли, как он схватился рукой за левую сторону груди, а другой рукой сжал край скатерти и упал, увлекая на пол тарелки и стаканы. Мама закричала, Кортни подбежала к отцу, расстегнула ему воротник рубашки, а потом бросилась к телефону. Мама упала на пол рядом с отцом, держала его за руку и плакала, Кортни диктовала адрес диспетчеру скорой помощи, а Тим все сидел за столом с вилкой в руке, онемевший и испуганный, и в голове у него вертелась только одна мысль: "Этого не может быть, это сон, я закрою глаза, снова открою, и все будет по-старому: мы будем сидеть за столом, и папа, папа..."
   Отец Тима умер в этот же вечер в больнице, не приходя в сознание. Все вокруг повторяли слово "инфаркт", и Тим возненавидел его, возненавидел белые больничные коридоры, врачей в халатах, тихие голоса медсестер. Хуже всего было то, что он никак не мог забыть об этом; детский ужас и первое горе не теряли остроты, не поддавались контролю. Но сейчас его ждали дела, много дел, и он постарался загнать эти мысли на периферию сознания.
  

6

   Он сразу поехал в офис, который располагался в здании звукозаписывающей студии, на первом этаже. Время отменять ВСЕ. В студии шла запись, работала кантри-группа "Green Valley", хорошие друзья Дэвида. Кроме них, в студии собралось еще довольно много народа: техники, музыканты, в том числе из группы Дэя, обслуживающий персонал (даже те, у кого был выходной), просто общие знакомые. Все они смотрели утренние новости или читали газеты, поэтому знали, что Дэвид нашелся. Многие искренне о нем беспокоились.
   Журналистов внутрь благоразумно не пустили, и они оккупировали парадное крыльцо и подъездную дорожку. Черный ход в студию находился во дворе, в тупике, перегороженном воротами. Тим припарковал возле них машину, но пройти внутрь не успел: кто-то заметил его, и воздух огласили призывные крики журналистской братии, страдающей от информационного голода. Внушительная толпа с фотоаппаратами и видеокамерами ринулась к нему, но Тим махнул им рукой, уперся в грудь первого подбежавшего репортера и проскользнул в ворота. Гарт, уборщик, сразу запер их изнутри, навалившись всем телом.
   - Они едва не прорвались, сэр!
   - Да, я вижу, - мрачно сказал Тим, - больше никого не пускать, хорошо? И смотри, чтобы сверху не полезли.
   В любое студийное помещение путь лежал через большую "тусовочную" комнату. Там был бар, мягкие диваны и кресла, по стенам развешаны фотографии знаменитостей с автографами. Как только Тим вошел туда, все замолчали и обратили взоры к нему - продюсеру Дэя, владельцу студии, за все ответственному лицу. Вся разношерстная публика, собравшаяся там, требовала объяснений и последних новостей. Тим мрачно усмехнулся про себя: "Ну чем это лучше пресс-конференции?".
   - Всем доброе утро. Оно действительно доброе: Дэвид нашелся, сейчас он в больнице, я его видел, - коротко сказал он.
   Сразу же посыпались вопросы: "Что произошло?", "Как он себя чувствует?".
   - Не знаю, - вполне искренне ответил Тим, - Он пока не пришел в себя, врачи к нему никого не пускают. Но лежит он в отдельной палате, не в реанимации, состояние стабильное, жить будет.
   - А что, что случилось? - подал голос Майкл, звукорежиссер, чересчур возбужденный для утра понедельника. Он работал всю ночь и поддерживал свои силы кофе; бумажный стаканчик он держал в руке.
   - Этого даже полиция еще не знает, не то что я, - сказал Тим, - и советую вам не обращать внимание на то, что появится в газетах, - у журналистов нет никаких сведений, они могут их только выдумать. Вероятно, с Дэвидом произошел несчастный случай. Больше мне сказать нечего.
   Он помолчал, собираясь с мыслями:
   - Что ж, я уверен, Дэвид будет вам благодарен за участие. Работа сегодня пойдет по графику, без изменений. Если у кого-то есть дело лично ко мне, я освобожусь после обеда. Элен, будьте добры, пройдемте в мой кабинет.
   Пресс-секретарь, бледная и серьезная, последовала за ним по коридору. За их спинами снова зашумело многоголосье: все принялись обсуждать услышанное.
   - Вы уже общались с кем-нибудь из СМИ? - спросил Тим, усевшись в кресло за своим столом.
   - Конечно нет, мистер Кэмпбелл, - уверенно ответила ему Элен Холмс, привычно устраиваясь в кресле напротив, - Но теперь, боюсь, этого не избежать. Они звонили все утро - мне пришлось отключить телефон.
   Она закинула ногу на ногу, пристроила на округлом колене маленький блокнот, сняла колпачок с ручки и приготовилась записывать. Из-под края ее светло серой юбки выглянули кружева чулок, но она не стала одергивать юбку. В кабинете босса она могла позволить себе такую вольность - показать свои красивые ноги, не рискуя быть неправильно понятой. Тим не делал секрета из своей ориентации и рассматривал женские коленки, равно как и остальные части тела, только с эстетической точки зрения. В это утро он вообще ни на что не обращал внимания и вряд ли смог бы сказать, во что одета его пресс-секретарь.
   Элен ждала его указаний, спокойная и уравновешенная, как всегда. Только черные круги под глазами и пробивающийся из-под наложенной косметики бледный, землистый цвет лица говорили о том, что она тоже не спала эти пять ночей, когда Дэвид считался пропавшим. Элен было 35 лет, семь из которых она проработала бок о бок с Тимом. Она уважала его, ей нравились его ровный характер и деловая хватка, а к Дэвиду она испытывала почти материнские чувства: ей все время хотелось погладить его по голове и сказать что-нибудь приятное. Именно она обратила внимание Тима на анонимные письма с завуалированными угрозами и восприняла их так близко к сердцу, что дело чуть не закончилось нервным срывом. Тим вовремя это заметил и уговорил ее отдохнуть за границей. Он дорожил своими людьми: в студии и в его офисе был маленький, разумно укомплектованный штат, все давно сработались и при необходимости могли заменить друг друга.
   В сложившихся обстоятельствах нужно было реорганизовать всю работу. Это касалось, в первую очередь, гастрольного тура Дэвида, который должен был начаться со следующей недели. С представителем звукозаписывающей компании Дэвида он уже поговорил по телефону из машины, вечером должна была состояться их личная встреча. Тим понимал, что будет чертовски трудно уговорить их немного подождать и не разрывать контракт с Дэем, но об отмене гастролей уже сообщил, горестно и твердо. Этот вопрос не подлежал обсуждению, и ему сегодня же предстояло распустить всю гастрольную команду, которая усиленно готовилась к отъезду. Оборудование было почти готово к отправке, а новое световое шоу они так и не успели опробовать в Англии...
   Они с Элен обсудили PR-стратегию на ближайшее время: минимум информации, максимум спокойствия и уверенности. Составили список изданий, радио- и телеканалов, которым необходимо изложить свою версию событий - суть этой версии Тим продиктовал Элен, и она записала ее, чтобы позже отшлифовать. Главной задачей было объяснить отсутствие Дэя в течение нескольких дней (СМИ пронюхали о заявлении Тима в полицию и произвели на свет невероятное количество догадок на этот счет, одна нелепей и уродливее другой) и его пребывание в больнице в настоящее время. Поразмыслив, Тим решил свалить все на внезапную болезнь - новую или обострение старой, потому что слабое здоровье Дэвида было известно широкой общественности. В конце концов, журналисты ведь не надеются услышать от них правду!
   Дэй поехал навестить родителей, заболел, вернулся в Лондон и лег в больницу - так выглядела версия в окончательном варианте. Однако, Элен она не удовлетворила. Она долго молчала, но наконец не выдержала и спросила Тима:
   - Мистер Кэмпбелл, возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, но не связано ли как-то нападение на мистера Дэя - это ведь было нападение? - с анонимными письмами, которые приходили на его имя в течение последних нескольких месяцев?
   - А почему вы решили, что они могут быть связаны между собой, Элен? - ответил Тим в уклончивой манере, которой в обычных случаях пользовался редко.
   - Мне показалось, что в письмах содержалась угроза, - смутившись, объяснила она, - Кто бы ни писал те письма на голубой бумаге, у него, без сомнения, серьезные психологические проблемы. Известно, что такие люди могут быть опасны для окружающих. Они могут перейти от слов к делу...
   - Ну, ни о чем конкретном в письмах не говорилось, я их все прочитал, и не один раз, - решительно отверг Тим ее предположение. Элен выразила то, о чем думал он сам, и ему такая проницательность не понравилась, - Нет, с Дэвидом, скорее всего, произошел несчастный случай. Его жестоко избили хулиганы, потому что он отправился гулять по городу ночью без охраны. Любой мог бы оказаться на его месте.
   - Но этим делом занимается полиция.
   - Естественно. Не могут же эти подонки остаться безнаказанными! Возбуждено уголовное дело, хотя Дэвид еще не может давать показания. Элен, с ним все будет в порядке, уверяю вас. По-моему, вы слишком близко к сердцу приняли эту историю с анонимными письмами. Забудьте о них, у нас сейчас есть дела поважнее.
   Это прозвучало как приказ. Элен понимающе кивнула:
   - Да, мистер Кэмпбелл, конечно.
   Тим внимательно посмотрел на нее: расстроена, но на нее можно положиться, журналистам ни слова не скажет.
   - Я вам больше не нужна, сэр?
   - Пока нет, спасибо, можете идти.
   "Она так переживает за Дэвида, как будто они близки или что-то в этом роде" - рассеянно подумал он, когда пресс-секретарь вышла из кабинета. Собственно, он давно подозревал "что-то в этом роде", но закрывал глаза, потому что отношения Дэя с Элен не мешали работе. К тому же, у Дэвида было так много поклонниц, а у него так мало времени, чтобы следить за тем, кто из них пользовался ответной благосклонностью.

7

   Сознание возвращалось медленно и нехотя, постоянно отступая перед окружающей темнотой. Несколько раз оно ослепляло его вспышками света, которые угасали бесконечно долго, превращаясь в размытые желтые пятна.
  -- Дэвид... - услышал он приглушенный голос.
   Дэвид открыл глаза и увидел перед собой мир, лишенный четких очертаний: пятна, такие же, как плавали в темноте, только разноцветные, сливающиеся, переходящие одно в другое.
  -- Господи, он приходит в себя! - произнес тот же голос.
   Собрав все силы, Дэвид на мгновение сфокусировал взгляд на говорившем: высокий худой старик с седыми волосами и ясными серыми глазами склонился так низко, что он ощущал его дыхание.
  -- Наконец-то... Наконец-то, сынок... - голос его дрогнул, выдавая волнение.
   В этот момент жаркая тяжелая волна накрыла Дэвида, придавив его к кровати и лишив возможности ответить, избавив от каких бы то ни было ощущений. Глаза его некоторое время оставались открытыми, потом веки сомкнулись, а дыхание выровнялось. Впервые за долгое время он спал.
   Филипп Дэй откинулся на спинку стула и обтер собственный лоб тем же платком, каким некоторое время назад вытирал лицо Дэвида. Он понял, что кризис миновал, жизнь Дэвида в безопасности и думал, что непременно нужно позвать доктора Элмера или кого-нибудь еще, сообщить о том, что сын приходил в сознание. Так он сидел и думал, но не мог двинуться с места. Тело его стало вдруг тяжелым, хотя он почти ничего не ел последние пять дней, усталость навалилась, напомнив о солидном возрасте.
   Все эти дни он провел в палате, редко выходил, боясь пропустить момент, когда Дэвид откроет глаза. Где-то он читал, что присутствие родных хорошо влияет на состояние больного, но это, разумеется, ерунда... Главное (он не признался бы в этом даже себе) - быть рядом с сыном. Они только вдвоем, уже лет 25 такого не бывало. Его дорогой Дэвид, вероятно, считает, что со стариками не о чем разговаривать и слишком редко приезжает навестить. Бедный мальчик совсем запутался в жизни, но отец не в состоянии помочь взрослому сыну. Он должен справиться самостоятельно. Хороший отец должен только советовать. Джули однажды в сердцах сказала: "Даже мне иногда кажется, что тебе плевать на сына!" Это неправда. Он протянул руку и осторожно дотронулся до его лба. Уже не такой горячий. Провел рукой по волосам и поцеловал. Теперь все будет в порядке...
   Еле-еле передвигая затекшие ноги, он дошел до двери и попросил дежурную сестру пригласить доктора Элмера. Элмер - лет на 10 младше, темноволосый, с большими черными глазами, ясно указывающими на национальную принадлежность, - едва появившись на пороге, сразу понял, зачем его позвали:
  -- Он спит, мистер Дэй. Пульс в норме, дыхание ровное. Думаю, теперь он справится. Он говорил что-нибудь?
  -- Нет. Да... Не помню. Сначала бредил как обычно, потом открыл глаза, мне показалось, он узнал меня, - он уже начал сомневаться в этом.
  -- Самое страшное позади, - Элмер приобнял его и мягко подталкивал к выходу из палаты, - Нам не о чем волноваться, поверьте мне, Филипп. Сейчас самое время отдохнуть, а завтра вы сможете его увидеть.
   Дэй-старший посмотрел на сына, и Элмер уловил в этом взгляде тревогу.
  -- Вы сможете увидеть его завтра утром, возможно, нам удастся поговорить с ним, а сейчас лучше уйти.
  -- Да, вы правы. Я должен поблагодарить вас, Джордж, - он с трудом сдержал эмоции, когда непонятно откуда взявшийся в горле ком заставил его голос сорваться.
  -- Я всего лишь исполняю свой долг, - доктор внимательно посмотрел ему в глаза, - К тому же, наши дети друзья, не так ли?
  -- Я помню... - Дэй-старший отвел глаза, - Мне пора.
  -- Да-да, - Элмер кивнул, не переставая смотреть на него, - Я провожу вас, Филипп.
  
   Дэвид проснулся от яркого света, помешавшего его сновидениям. "Что за черт...", подумал он, с неохотой открывая глаза, - "Неужели уже пора..."
   Незнакомую комнату с зелеными стенами заливали солнечные лучи, и Дэвид мог бы поклясться, что видит ее впервые.
  -- Боже, где я? - растерянно спросил он вслух, перебирая в памяти знакомые интерьеры, пока из глубин памяти не появилась темная комната с керосинкой в углу.
  -- Нет-нет, - он мотнул головой и снова упал на подушку, не решаясь взглянуть на свои руки или хотя бы пошевелить ими, - Это был сон.
   Однако комната напоминала больничную палату: зеленые стены, светлые тона, стул у кровати... больница. Он напряженно пытался вспомнить хоть что-нибудь: напрасно. Прошлое застыло черным холодным монолитом и ни за что не хотело распадаться на образы и видения. Дэвид снова закрыл глаза, пытаясь расслабиться, но тут кто-то вошел в комнату. Он слышал шаги, приближающиеся к его кровати, слышал скрип стула...
  -- Дэвид...
  -- Папа! - он почувствовал, что к глазам подступают слезы. - Папа...
  -- Наконец-то...- отец посмотрел на него с неожиданной нежностью, но потом, спохватившись, добавил сухо, - Я смогу передать матери, что с тобой все в порядке.
   Дэвид задержал дыхание, с обидой взглянув ему в глаза: еще секунда, и он мог бы услышать что-нибудь очень теплое, а вместо этого отец снова свернул все на очередную "мужскую" беседу, где проявления чувств считаются дурным тоном...
  -- Где мама? - спросил он.
  -- Дома. Я решил, что ей лучше остаться, она и так нервничает без особых причин.
  -- Но, мне кажется, причины были... - с недоумением в голосе сказал Дэвид, - впрочем, я бы не хотел, чтобы мама переживал. Что со мной?
  -- Теперь уже все в порядке.
  -- Мои руки... Или мне все приснилось?
  -- Я говорил с доктором Элмером, он считает, операции прошли успешно. Остается только ждать.
   Дэвид потрясенно молчал.
  -- Мы опасались самого страшного - заражения крови, но, к счастью, все обошлось, - он кашлянул, прочищая горло, и сам удивился своему показному спокойствию, - Тебе нельзя разговаривать, ты слишком слаб. Постарайся снова заснуть, а я пойду. Может, позвать медсестру?
  -- Я смогу играть? - спросил вдруг Дэвид.
  -- Разве я хирург, чтобы отвечать на такие вопросы? - отец удивленно вскинул брови.
  -- Папа... - прошептал Дэвид, - ты знаешь больше, чем я...
  -- Нет, ты ошибаешься... - на этот раз его ответ звучал холодно.
  -- Папа, пожалуйста, - Дэвид умоляюще смотрел на него, - Скажи мне только "да" или "нет", я должен знать.
   "Соври ему, успокой бедного мальчика! - орал внутренний голос, но Филипп был слишком прямолинеен и не выносил лжи. Ложь во спасение он вообще презирал. Помолчав немного и, собравшись с силами, ответил:
  -- Нет, ты не сможешь больше играть. Повреждения слишком серьезные.
   Дэвид закрыл глаза.
  -- И я рад, - Дэй-старший повысил голос, - Что ты наконец бросишь это занятие, подвергшее тебя такой опасности. По крайней мере, ты будешь жив и, может быть, в конце-концов возьмешься за ум. Это для твоего блага, Дэвид. Твоя диссертация почти готова и...
  -- Не надо... Не надо!!! - крикнул Дэвид.
  -- Возьми себя в руки! - отец треснул кулаком по тумбочке, - Не распускайся! Главное - ты жив, все остальное ерунда. Ты просил, я ответил. Мы с мамой желаем тебе добра, а значит, должны благодарить Бога за то, что ты никогда больше не возьмешь в руки этот дурной инструмент, заслонявший от тебя весь мир.
  -- Папа, перестань! Ты меня убиваешь! Лучше бы я умер, лучше бы я вообще не рождался!
   Отец поднялся и резко хлестнул его по лицу:
  -- Не смей так говорить!
  -- Уходи! - Дэвид побледнел еще сильнее.
  -- Что?! - отец не поверил ушам.
  -- Уходи, убирайся!!! - заорал он с ненавистью, - Я никогда не просил твоей поддержки, но я не могу видеть, как ты счастлив, что победил, неважно какой ценой! Я не хочу тебя видеть!!!
   Отец покраснел и стремительно вышел из палаты. Дэвид сел и уставился на свои руки, потом повалился на подушку и замер, глядя в никуда, не в силах даже подумать о том, что будет дальше.

8

   Воплотить составленную программу в жизнь оказалось не так-то просто. Журналисты проявили обычную в таких случаях активность: слетелись, как стервятники на поле брани, усеянное трупами. Первое время, пока Дэвид еще не совсем пришел в себя, Тим просто отказывался комментировать произошедшее со словами:
   - В полиции возбуждено уголовное дело по факту нападения на мистера Дэя. Насколько мне известно, его состояние стабильно. Больше ничего не могу сказать.
   Все это репортеры давно уже знали, поэтому приходили в бешенство и обвиняли его в сокрытии важной информации, но Тиму было не до этого. Он ежедневно произносил свою маленькую речь и считал, что свой долг перед СМИ и публичным имиджем Дэя исполнил.
   Снова и снова он поражался тому, за счет чего кормятся представители многочисленных медиа, чем потчуют свою аудиторию: чужие страдания - самый лакомый кусок, чем ужаснее - тем лучше, топчутся по больному месту, вгрызаются в открытую рану. Они вполне способны спросить у человека, чей ребенок только что умер, как он себя чувствует, да еще и гордятся своим ремеслом. Конечно, Тим и раньше знал об этом, но знать и пережить - разные вещи. Такова Пола; хорошо, что к больному ее и на расстояние пинка не подпускают: Дэй-старший настоял, Тим замолвил словечко, и сам Дэвид не выразил желания ее видеть, ни разу. Тима, правда, тоже.
   - Как это он не хочет меня видеть? - воззрился Тим на доктора Элмера, когда приехал в больницу на следующий день после опознания Дэвида.
   - Сегодня утром к нему приходи отец; встреча с ним произвела на Дэвида тяжелое впечатление. А он и так мм-м... не может похвастаться душевным равновесием: стресс от пережитого, осознание того факта, что его кисти сильно повреждены, хотя он, разумеется, не знает все деталей.
   - Кто ему сказал? - встрепенулся Тим.
   - Кажется, мистер Дэй-старший, - врач строго взглянул на него из-под очков, - Это, безусловно, должно остаться между нами. После свидания с отцом Дэвид недвусмысленно заявил мне, что не хочет никого видеть. Я поддерживаю его решение, потому что в его теперешнем психологическом состоянии любое волнение может принести непоправимый вред и затормозить процесс выздоровления и реабилитации.
   - Конечно, - Тим нетерпеливо кивнул, - Но полицейских вы к нему пустили.
   - Отнюдь. Сейчас не время для допросов, больной к ним еще не готов.
   Значит, не желает никого видеть, - пробормотал Тим, - Доктор, он сможет играть? Только не говорите, что еще рано судить, и тому подобные вещи, я вас умоляю! Просто вероятность, в процентах, того, что Дэвид снова сможет взять в руки гитару - через полгода, года - когда угодно!
   - Что ж, это мое личное и не окончательное мнение, - Элмер скосил глаза на запищавший у него на поясе пейджер, - Вероятность можно определить как 30 и 70, нет, даже как 20 и 80 процентов. Прошу прощения, молодой человек, мне надо идти.
   Тим не стал удерживать врача за руку, только крикнул вслед:
   - 80 - это что?
   - Невозможность продолжения интенсивной игры на музыкальных инструментах, - последовал компетентный ответ.

9

   - Мне нужен частный детектив. Самый лучший.
   - Понятно. Присаживайтесь, мистер Кэмпбелл, прошу вас, - директор детективного агентства подождал, пока он сядет в глубокое кожаное кресло, и приготовился слушать.
   - Мой друг попал в неприятную историю, - Тим начал издалека, ощущая скованность, как на приеме у психоаналитика, - Его сильно избили, искалечили. Думаю, нет смысла скрывать, что речь идет о Дэвиде Дэе. Он известный, очень талантливый музыкант, и какой-то псих, может быть, свихнувшийся фанат, похитил его и нанес тяжелые повреждения. Я хочу, чтобы вы поймали этого маньяка и передали в руки правосудия, если уж полиция в открытую заявляет, что бессильна... Да и Дэвид отказывается подавать заявление и вообще говорить об этом.
   Директор агентства тактично молчал, давая клиенту время сформулировать свою проблему так, чтобы произвести правильное впечатление.
   - Я обратился к вам по рекомендации Макса Райли, он рассказал, что вы практически спасли его во время бракоразводного процесса. Мое дело совсем другого рода, но профессионализм ваших людей, насколько я понимаю, распространяется не только на матримониальные коллизии?
   Директор кивнул:
   - Вы хотите сохранить все в тайне от прессы и от властей.
   - Именно, до некоторого времени. При этом необходимо, чтобы вы действовали с максимальной оперативность. Этот человек опасен для общества, он может покалечить кого-нибудь еще или повторить покушение на Дэя.
   - Мистер Кэмпбелл, я должен предупредить вас, что не гарантирую успешного исхода дела. Мы почти не располагаем информацией, а пострадавший, насколько я понимаю, отказывается обсуждать случившееся с кем бы то ни было.
   - Я заставлю его поговорить с вашим детективом, - пообещал Тим.
   Несколько часов назад между ним и Дэвидом произошла крупная ссора, и он еще не остыл. Это была их первая встреча, если не считать опознания. Тим пришел в больницу, разыскал доктора Элмера и добился того, чтобы его пустили к Дэвиду, с единственной целью: узнать, почему он отказывается заявить в полицию. Дэвид посмотрел на него, как на пустое место, и послал к черту:
   - У тебя и так права на все мои песни, чего тебе еще нужно?
   Это заявление, достаточно правдивое, глубоко задело Тима, он вспылил и бросил Дэвиду обвинение в пренебрежительном отношении к музыке и жизни в целом. Его взбесило безразличие, с которым тот относится к собственной судьбе: вместо того, чтобы пытаться исправить ситуацию, подумать о работе, о своих обязательствах, он валяется в больнице и жалеет себя! Тиму не пришло в голову, что это всего лишь защитная реакция, способ пережить боль. Но даже если бы он это понял, такое средство не показалось бы ему действенным. Сам он не мог ничего не предпринимать и на волне негодования, подогретый ссорой с Дэвидом, мучимый чувством вины - ведь он недооценил маньяка, - решил обратиться в детективное агентство.
   - Я поручу ваше дело молодому, но очень перспективному детективу, Дональду Блейку, - сказал директор и, опережая возражение Тима, добавил, - На его счету немало успешных дел. Он всегда нестандартно подходит к расследованию и вникает во все детали. Поверьте мне, он прекрасно справится. Кроме Блейка, я подключу еще нескольких людей для сбора информации и лично буду контролировать ход расследования. Мне хотелось бы знать, до какого этапа оно должно продолжаться? Я имею в виду, что именно вам нужно: найти преступника и передать его в руки полиции или только собрать улики, подтверждающие его виновность?
   - Я еще не решил, - ответил Тим, - Я хочу, чтобы вы нашли любой способ упрятать его за решетку, а там посмотрим.
   Вечером этого же дня он встретился в баре с Дональдом Блейком. Детективу было не больше 30 лет, но его оптимистический тон и активная манера общения внушали доверие.
   - Я хочу сделать вам предложение, - прямо сказа Тим после первого мартини, - Оно, безусловно, должно остаться между нами.
   Блейк насторожился:
   - Это касается вашего дела?
   - Да. Я заплачу вам столько же, сколько вы получите в официальном порядке, если вы будете лично и немедленно информировать меня о ходе расследования.
   - Нет, сэр, нам строго запрещена подобная самодеятельность. Я могу потерять работу.
   - Если это случится, я сразу же устрою вас на другую. Детектив, я предлагаю вам действительно большую сумму денег, и вам для этого не придется делать ничего, кроме своей основной работы. Просто рассказывайте мне о том, что узнаете, раньше, чем своему начальству.
   Тим был убедителен, и Блейк не устоял. В будущем им обоим предстояло пожалеть об этом.

10

   Второй раз Тим увиделся с Дэвидом только через месяц. Он был так занят работой, что не мог выкроить пару часов на визит в больницу, и ограничивался звонками доктору Элмеру, который, как ни странно, терпел их и всегда рассказывал ему об изменениях в состоянии Дэвида. Конечно, если бы Дэвид сам позвонил ему и попросил приехать, он, как всегда, бросил бы все свои дела и примчался, но Дэвид упрямо отказывался его видеть. Как он мог к этому относиться? Он обижался до глубины души.
   Доктор Элмер говорил Тиму о тяжелом душевном потрясении, которое переживает его пациент, о том, что Дэвид не желает общаться не только с ним, но также с родителями и невестой, что требуется время, но Тима не устраивали объяснения психологического свойства. Он понимал только то, что в лепешку расшибается ради человека, который совершенно этого не ценит и даже не интересуется положением своих летящих в тартарары дел. "У Дэвида шок", - мягко объяснял ему доктор Элмер. "А у меня не шок?! - хотелось заорать Тиму. - Да вы знаете, сколько придется отдать этому идиоту и мне вместе с ним за то, что он разгуливал ночью без охраны? Всему виной его абсолютная безответственность, это ее нужно лечить в первую очередь!" Дэвид по-прежнему отказывался разговаривать с полицией, хотя Тим предполагал, что маньяк не ограничится разбитыми руками Дэя и рано или поздно доберется до его упрямой кудрявой головы. В довершение всего, Дэй-старший обвинял Тима в случившемся и осыпал его старомодными проклятиями, требуя "оставить его мальчика в покое".
  
   Тим приехал в больницу перед тихим часом, надел ненавистный белый халат и, предупрежденный медсестрой, что у него совсем мало времени, прошел по залитому солнцем коридору в палату Дэвида. Гитарист сидел на кровати, подняв ноги и обхватив колени руками. На тумбочке лежали несколько книг, но ни одна не была открыта.
   - Привет, - сказал Тим, входя в комнату.
   - Привет, - ответил Дэвид.
   В его голосе звучало отчуждение.
   - Как ты себя чувствуешь? - Тим знал, что это идиотский вопрос, но не мог сразу перейти к делам: Дэвид был так возвышенно-безучастен, что любая тема казалась не стоящей внимания.
   - Спасибо, хорошо, - отозвался Дэвид, не удостоив его взглядом.
   Тим заговорил, сдерживая закипающее раздражение:
   - Я понимаю, что финансовые проблемы занимают тебя меньше всего, но нам необходимо их обсудить, иначе тебе некуда будет вернуться - дом продадут за долги. Дэвид, в твоих интересах внимательно меня выслушать.
   Он подождал, пока Дэвид повернется к нему. Он уже нервничал, и, в нарушение всех больничных правил, вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Закурил; поколебавшись, предложил сигарету Дэвиду. Тот взял ее непослушными пальцами, прикурил и жадно затянулся.
   - Твой диск поступил в продажу. Даже без концертов он расходится хорошо, - Тим поискал глазами то, что можно было бы использовать в качестве пепельницы, и пододвинул к себе пластиковый стаканчик с водой, - Но нужно решать, что делать с гастрольным туром. Контракт подписан, и мы могли бы попытаться выполнить хотя бы часть условий.
   Дэвид вопросительно посмотрел на него и снова сосредоточился на своем внутреннем "Я".
   - Рано или поздно все узнают, что ты не можешь играть, по крайней мере, еще довольно длительное время, и лучше будет, если мы сами заявим об этом. Мы могли бы максимально сократить турне, собрать группу из известных музыкантов, чтобы они представили твой альбом. Петь ты сможешь сам.
   - Если я правильно тебя понял, - сказал Дэвид, - ты предлагаешь мне признать, что я никогда больше не смогу держать в руках гитару, и доверить мою музыку людям, которые ничего в ней не понимают?
   Тим почувствовал приближение шторма, но брать свои слова обратно было уже поздно:
   - Не совсем так. Пока ты не можешь играть, должен ли ты сидеть дома? Ты уже здоров, но все еще прохлаждаешься в больнице - тебе это самому не надоело? Кроме того, если мы отменим гастроли, то вряд ли сможем заплатить неустойку.
   - Да ты понимаешь, что я никогда - слышишь, никогда! - не смогу больше зарабатывать деньги? Я ничего не умею, кроме как играть на гитаре, и тебе придется подыскать себе другого протеже, помоложе и покрасивее, потому что я вышел в расход. Все, Дэвид Дэй кончился, распродаж больше не будет, - он усмехнулся и затушил сигарету прямо о стол.
   - Ерунда, - отмахнулся Тим, - Ты, как и раньше, можешь писать музыку. Именно это самое ценное в твоем творчестве. Мы найдем самых лучших гитаристов, тех, которые тебе понравятся, и они будут играть твои композиции. Пусть не так, как ты сам делал бы это, потому что второго такого в мире не найти, но так, чтобы все по-прежнему были без ума от тебя и твоей музыки. Ты не вышел в расход.
   - Нет, Тим, все не то. Боже, ты меня не понимаешь, - он вскочил с кровати и стал нервно расхаживать по комнате, - Я не смогу отдать свои песни в чужие руки. И потом, я больше не буду писать музыку, с этим покончено.
   - Подожди, успокойся, давай поговорим как взрослые ответственные люди.
   - Не хочу! - закричал Дэвид и топнул ногой, - Не хочу разговаривать о деньгах и контрактах. Вся моя жизнь коту под хвост, а тебе наплевать!
   - Тихо, тихо, сядь, - Тим осторожно подошел к нему и попытался обнять за плечи, - Мне как раз не наплевать. Ты же знаешь, я всегда действую в твоих интересах.
   - Как же, - всхлипнул Дэвид, когда Тим усадил его в кресло, а сам сел на кровать, - Ты всегда продавал меня, выставлял напоказ, в витрину, под стекло, и все проходили мимо, вертели меня в руках, пробовали на вкус. Я устал, я два года не навещал родителей, не был с сыном, только подарки дарил на Рождество, потому что все время был в разъездах. Я даже жениться не мог!
   - Потому что не хотел, - хладнокровно заметил Тим.
   - Конечно! А какой смысл в том, чтобы жена и дети видели меня только по телевизору? Ты слишком много на меня взвалил, Тим, я же обычный человек, я этого не выдержу.
   - Ты самая незагруженная звезда из всех, кого я знаю. Дэвид, дорогой, ты не трудоголик. Расслабься, отдохни здесь немного, а потом снова привыкнешь к ритму жизни, в котором жил все эти годы. Это не так уж сложно. От музыки ты никогда не уставал.
   - Вот именно, от музыки! - Дэвид встал и горящими глазами уставился на Тима, - Я больше не слышу музыки, только отдельные звуки. Мир распался на части, превратился в какофонию и хаос. Меня вообще больше ничего не интересует, слышишь?
   - Это посттравматический шок, - повторил он "заклинание" доктора Элмера, - Он пройдет.
   - А это пройдет? - Дэвид протянул к нему свои искалеченные руки.
   - Врачи не говорят ничего определенного.
   - Это их работа! Им приятнее лгать мне в глаза и брать деньги за терапию, за бесполезный массаж. Да пропади все пропадом, я уйду отсюда сегодня же.
   Дэвид зачем-то начал расстегивать рубашку, пальцы его не слушались, и он, рассердившись, просто оторвал все пуговицы. Тим хотел подойти к нему, чтобы успокоить, но его опередили врач и два санитара в белых халатах, неожиданно ворвавшиеся в палату, как будто подслушивали за дверью. Санитары повалили Дэвида на кровать, а врач поставил укол в предплечье прямо через ткань разорванной рубашки. Дэвид вырывался и что-то неразборчиво кричал, по-прежнему обращаясь к Тиму. Вошел доктор Элмер и укоризненно посмотрел на Тима. Тот развел руками и поспешил ретироваться, пока они не заметили окурков. Пробегая по длинным больничным коридорам, он заметил, что его самого трясет от этого "делового" разговора.

11

   Вокруг было тихо, ни звука, и Дэвид лежал на кровати, закрыв рукой лицо. Он помнил, что находится в больнице, но не был уверен, что не встретится взглядом с пустыми глазами Грэя, стоит лишь приоткрыть веки. Ему казалось, этот человек стоит над ним, смотрит прямо в лицо, и от одного ощущения его присутствия становилось жутко и холодно. Дэвиду хотелось спрятаться от этого взгляда, бежать, исчезнуть, не думать и не вспоминать о том, что случилось, но он понимал, что это невозможно. Пытаться убежать от Грэя было все равно, что пытаться убежать от самого себя, а за тридцать лет Дэвид неоднократно предпринимал такие попытки, неизменно оканчивавшиеся провалом. Грэй был рядом, он был везде, он был частью его самого.
   Дэвид отвернулся к стенке и зарылся лицом в подушку, стараясь избавиться от любых ощущений. Он представлял огромное черное пустое пространство, но оно мгновенно населялось образами знакомых и незнакомых людей, запахами и звуками. Звуков было особенно много. Они появлялись сверху, слева, справа; одни были еле слышны и неразборчивы, другие настойчиво пробивались сквозь полосу отчуждения, которой он старался отгородиться от внешнего мира. Иногда звуков становилось особенно много, и они сливались в подобие мелодий. Дэвид разбирал их по тональностям, по цветам и даже по ощущениям, которые они оставляли на его коже. "Влажный", "холодный", "теплый", снова "холодный", но с другим, более резким оттенком. Здесь были обрывки музыкальных фраз, голоса людей и предметов; одни он узнавал, другие были загадкой для его памяти, но все они оставались рядом, затягивая его невидимой пленкой, сквозь которую ему становилось все труднее воспринимать действительность.
   Дэвид снова перевернулся, подтянув колени к груди. Теперь он мог видеть дверь и часть стены. Сквозь жалюзи пробивались тоненькие полоски солнечного света, рисуя на противоположной стене нотный стан из множества светлых линий, и он зажмурился, прогоняя мысли о музыке. Любая попытка задуматься, "а что же дальше?" вызывала у него сильнейшие истерики и приступы бешеной ярости и, в конце концов, он запретил себе думать об этом. Со времени скандала с Тимом прошло четыре дня, а Дэвид все еще не мог успокоиться, хотя и врал врачам, что чувствует себя замечательно.
   "Хватит прохлаждаться, Тим прав, хотя ... лежать ты можешь и дома, - думал он, рассеянно глядя на стену, мысленно расставляя ноты по солнечным полоскам, - Что может быть хуже больницы, где ты слаб и беспомощен в любом случае, где ты перестаешь быть личностью и становишься только нездоровым организмом... Какая ерунда! Кем бы ты ни был в жизни, здесь ты лишь кусок мяса, и твоя жизнь целиком зависит от совершенно незнакомых людей, которые ничего тебе не должны... Остается лишь уехать, после такого мне не вернуться к нормальной жизни. Я уже не так молод, чтобы начинать все с нуля, да и чем я стал бы заниматься?" Он сел и стал застегивать рубашку, еще не отдавая себе отчета в том, что делает. "Сначала нужно уйти отсюда, а уж потом решать, что делать". Быстро собравшись, Дэвид торопливо пригладил волосы и вышел в коридор. Ему навстречу торопливо шла дежурная медсестра, лицо ее выражало озабоченность и испуг:
   - Мистер Дэй? Я могу вам чем-то помочь?
   - Боюсь, что нет, я сам знаю, где выход, - Дэвид улыбнулся ей, чтобы смягчить свой ответ, и тут же смутился, - Простите, мисс Элис, я не хотел быть грубым с вами. Я ухожу, потому что считаю, что дальнейшее лечение бессмысленно. Пожалуйста, передайте доктору Элмеру...
   - Не нужно ничего передавать, Дэвид, я хочу поговорить с тобой сам, - на его плечо легла тяжелая рука, - Пойдем ко мне в кабинет.
   В кабинете было открыто окно, наполнявшее комнату свежим воздухом и ярким солнечным светом, и Дэвид еще раз почувствовал, насколько сильно хочет вырваться из больничных стен. На улице была весна во всем великолепии звуков и запахов, которые Дэвид успел подзабыть за долгие месяцы зимы. На доктора он теперь смотрел так, словно тот хотел помешать ему уйти.
   - Тебе нет смысла оставаться здесь, если ты чувствуешь, что больше не можешь, - начал Элмер, усаживаясь на край стола, - Я понимаю так, что твои дела в психологическом смысле идут на поправку, раз ты решился выйти из палаты. Это хорошо, но я хочу поговорить о другом. Чем ты планируешь заняться, выйдя на улицу? Куда ты отправишься первым делом?
   - Сначала я пойду и хорошенько напьюсь, мистер Элмер, - честно ответил Дэвид.
   - А потом?
   - Потом... - он задумался, - Потом я буду решать проблемы со своим неудавшимся туром. Проблем у меня, слава Богу, много...
   - Тебе нужно беречь руки. Никакого напряжения на пальцы, идеальный вариант, если ты постоянно будешь держать их в карманах. Занимайся умственным трудом, чем хочешь, но никаких нагрузок. Иначе все мои старания были впустую. Дэвид, посмотри на меня внимательно: никаких гитарных упражнений в ближайшие 6-7 месяцев. Помни, что у твоих новых рук другие возможности.
  

12

   День был солнечным и теплым, и Дэвид был счастлив. Он шел по улице и едва сдерживался, чтобы не побежать. Он свободен! Борода и усы, отросшие за время пребывания в клинике надежно защищали его от узнавания, заинтересованные взгляды, которые он ловил временами, быстро гасли, прячась за полуопущенными веками.
   Он ехал в автобусе, потом в метро, и никто не хватал его за рукав и не требовал автограф. Дэвид любил все и всех, и радостная улыбка не сходила с его губ.
   Пола жила в Ист-Энде, туда-то он и отправился. Он собирался сделать ей предложение, и, боясь, что храбрость, внушенная весенним днем и окончанием больничного заточения, покинет его, очень торопился. "Сколько же можно встречаться, словно парочка влюбленных старшеклассников?! - говорил он сам себе, чтобы убедиться в правильности своих намерений, - Я люблю ее сильнее всех, я не могу жить без нее. В чувствах Полы я не сомневаюсь ни минуты. Мне не найти более любящую, преданную женщину, чем она". Сердце его переполнялось нежностью, заодно он припомнил себе, как отказывался видеть Полу в больнице, хотя ему часто говорили, что она приходит и просит о встрече... Потом она перестала приходить, и Дэвид был уверен, что обидел ее.
   По дороге ему попался цветочный магазин. Дэвид зашел и выбрал огромную роскошную корзину алых роз, стоившую как небольшой самолет. Ему было наплевать на деньги, лишь бы Пола получила удовольствие. Он заказал доставку - самому ему было не унести такую охапку, и направился в соседний супермаркет.
   Пола была дома. Дэвиду просто повезло: как раз в это время у нее должны были начаться съемки, но они были отложены на завтрашнее утро, однако он и не подумал, что у кого-то могут быть дела в то время, когда он сам свободен.
   Увидев Дэвида, Пола всплеснула руками и бросилась ему на шею:
  -- Милый!!!
  -- Дорогая! Я так рад тебя видеть!
   Пола поджала ноги и повисла на нем как девчонка:
  -- Почему ты не хотел меня видеть, нехороший мальчишка?! Я ходила в больницу чуть ли не каждый день! Дэвид, милый, я так соскучилась...
   Он поцеловал ее в губы, чувствуя прилив нежности, но тут она взяла его руки в свои, и Дэвид немедленно отстранился:
  -- Пола, мне больно. Они до сих пор болят...
  -- О, прости, мой дорогой, - Пола выпустила его пальцы и обвила руками за талию, - Я должна была догадаться. Давай, я помогу тебе раздеться.
   Пола осторожно сняла с него куртку и пиджак и повела в гостиную:
  -- Я сейчас, только принесу бокалы.
   Дэвид налил вина. Пола села рядом и прижалась к его плечу:
  -- Дэвид, ты не представляешь, как я соскучилась по тебе...
  -- Я тоже, родная. Я не предполагал, что время, проведенное без тебя, будет таким мучительным. Пола, я хочу сказать тебе... Мне кажется, мы должны жить вместе. Мы должны пожениться. Я никого не люблю больше, чем тебя.
   Она отстранилась, отвернувшись от него. Дэвид удивился такой реакции, но тут же решил, что его слова обидели Полу. Он взял ее за плечи и развернул к себе. В глазах Полы блестели слезы.
  -- Милая, я сказал что-то не так? - обеспокоенно спросил Дэвид, - Прости меня, любимая, я только хотел сказать, что не представляю своей жизни без тебя.
  -- О, Дэйви... - Пола плакала по-настоящему, - Я не думала, что твои чувства так сильны...
  -- Пола... Конечно, я вел себя отвратительно, но все это в прошлом. Я собираюсь бросить музыку, мы будем все время проводить вместе. Ты самое дорогое в моей жизни.
  -- Я люблю тебя, мой милый, - проворковала Пола, - И я с удовольствием стану твоей женой.
   На следующее утро она не стала будить Дэвида, оставив его спать в их почти супружеской постели. Конечно, эту квартиру она оставит на всякий случай, если придется попугать Дэя возможным уходом. Пола смотрела в зеркало с восхищением. Прошедшая ночь была чудесна и пошла ей на пользу: глаза ярко блестели, губы не нуждались в губной помаде, на щеках играл румянец. "Моя красавица! - ласково сказала Пола, очаровательно улыбнувшись своему отражению.
  
   Дэвид повернулся, чтобы обнять Полу, но вторая половина кровати была пуста. Вместо нее там лежала записка весьма фривольного содержания, и Дэвид рассмеялся. Он, должно быть, был не в себе, избегая Полу и отказываясь от собственного счастья! Идиот!
   Повалявшись в постели, он решил встать, выпить кофе и поехать в студию, пообщаться с ребятами и между прочим рассказать Тимоти о своих намерениях. "Он, конечно, разозлится, ну да черт с ним, - думал Дэвид, с удовольствием глотая обжигающий напиток, - Я не его собственность и имею право на личную жизнь".
   Зайдя в ванную, он увидел на зеркале большое сердце, нарисованное губной помадой и подпись: "Люблю тебя!" и снова улыбнулся, представляя себе, как встретится с Полой вечером.
   Руки болели чуть меньше, и Дэвид смог побриться. Это стоило ему огромного труда, однако борода делал его похожим на бродягу. Наконец, процедура была закончена, он снова превратился в Дэвида Дэя. Одевшись, он зашел на кухню, чтобы выпить еще чашку кофе, и в это время раздался телефонный звонок.
  -- Да, - автоматически сняв трубку, Дэвид услышал тихий шуршащий голос:
  -- Здравствуй, Дэвид. Я тебя потерял...
  -- Кто это?
  -- Не так уж мы давно расстались, - укоризненно сказал голос, - Я Кристофер, Кристофер Грэй. Хочу сказать тебе пару слов, и не вздумай бросить трубку. От этого зависит жизнь твоей подружки.
  -- Эээ..
  -- Очень хорошо, теперь слушай меня внимательно, я не буду повторять сто раз. Ты не женишься на ней, понял, выбрось это из головы. Ты вообще ни на ком не женишься! - в шипящем голосе Грэя звучала настоящая ярость, - Иначе я сделаю с ней кое-что похуже, чем то, что произошло с тобой. Я не шучу, Дэвид, и не заставляй меня доказывать тебе серьезность моих намерений!
  -- Чего ты хочешь? - слабым от ужаса голосом спросил Дэвид. Он сел, потому что ноги подгибались и стали как ватные, сердце колотилось как колеса паровоза.
  -- Я хочу, чтобы ты немедленно занялся своим новым альбомом! - раздельно произнес Грэй, - Немедленно. Прямо сейчас. Пиши музыку, сочиняй стихи, работай! Никаких девочек, никаких мальчиков, иначе я за себя не ручаюсь! Тебе ничего не должно мешать, и я обещаю, я позабочусь об этом. Так что, если ты хочешь, чтобы твоя подружка осталась в живых, скажи, что пошутил насчет свадьбы. Ври, изворачивайся, не мое дело как ты выкрутишься. Иначе я распотрошу ее, а потом и тебя, Дэвид! Не дай тебе Бог не оправдать моих надежд, ты узнаешь, что значит страдать по-настоящему... Она будет умирать ме-едленно, несколько дней... если ты будешь упрямым. Ты меня понял?
  -- Понял... - Дэвид дрожал как лист на ветру.
  -- Я надеюсь, - со вздохом сказал Кристофер, - А теперь поднимайся и иди домой. В гостях хорошо, а дома лучше.
   Дэвид выронил трубку. Его колотило, во рту появился странный металлический привкус. Рывком он открыл бар и достал оттуда виски. Дэвид никогда не мог пить много, его организм не справлялся с большими дозами, но сейчас он не мог думать ни о чем другом. Глотнув из бутылки, он опустился на пол и закрыл глаза. Страх, липкий и черный как мазут заливал его сознание, не оставляя просвета. Бежать, бежать куда глядят глаза! Но если Грэй найдет его, расплата будет жестокой... К тому же, он так говорил про Полу. Он знает ее телефон, ее адрес... Откуда он узнал о том, что Дэвид сделал предложение?! Дэвида охватила паника, ему хотелось кинуться прочь, бежать не останавливаясь, спрятаться, но вместо этого он лишь выпил еще виски и остался на месте. Грэй видит его... Ему придется подчиниться этой темной страшной силе, безумному фанату, так грубо вмешивающемуся в его жизнь, заставляющего его играть по своим жутким правилам...
   Дэвид поднялся на ноги. Все его тело сковал ледяной ужас, он действовал как наркоз, и Дэвид даже не чувствовал боли от рук. Он вообще ничего не чувствовал, и мысленно сравнил себя с марионеткой в чужих руках. Медленно он подошел к столу, достал ручку и написал короткую записку. Потом быстро, не оглядываясь, вышел из квартиры, с грохотом захлопнув дверь.

13

   Тим услышал в трубке мобильного телефона истерические рыдания Дэвида и с трудом подавил желание послать его к черту. Он был на вечеринке, слегка пьян, с перспективой интересного во многих отношениях знакомства, и не хотел перестраиваться, то есть окунаться с головой в трясину звездной трагедии Дэя. Он был зол на Дэвида и праздновал освобождение от него, впрочем, отдавая себе отчет в том, что это всего лишь краткая передышка. Дэвид стал его частью и требовал, требовал внимания, нервов, сил. "Еще повесится спьяну", - подумал Тим и оборвал его излияния, которые все равно не мог разобрать в гвалте ночного клуба:
   - Буду через 20 минут, никуда не уходи.
   С того самого мгновения, когда он увидел Дэвида на больничной койке, бледного, с перевязанными руками, он чувствовал неослабевающую вину за то, что произошло. Родители и не думали, что чувство ответственности, их стараниями привитое Тиму в детстве, принесет такие плоды. Восемь лет назад он взял на себя заботу о Дэе и честно отрабатывал эту повинность: старался контролировать не только музыкальную и общественную, но и частную жизнь Дэвида: вмешивался, а потом корил себя за это, выставлял себя дураком, сносил нападки Дэя-старшего и пассий музыканта (только с Тиной у них были ровные отношения), выгораживал Дэвида, когда тот выбивался из графиков записей и гастролей - в общем, взвалил на себя слишком много, а Дэвид, вместо того, чтобы проявлять благодарность, требовал от него все больше и больше. "Так тебе и надо, сам виноват!" - ругал себя Тим, прощая очередную выходку Дэя и предвидя новую.
   - Ты так и будешь нянчиться с ним до самой смерти? - язвительно вопрошала Кортни, когда он доводил до ее сведения причину своей неотложной занятости, заставившей его пропустить семейное торжество, поход в зоопарк, в кино и тому подобные устраиваемые ей мероприятия.
   - До чьей смерти - его или моей? - пытался отшутиться Тим.
   - Какая разница? Вы ведь умрете в один день, - фыркала сестра и обещала припомнить отступничество от семьи, но всегда прощала, как он прощал Дэвида.
   Вот и теперь он примчался к нему ночью по первому зову.
   - Ну, в чем дело? - Тим открыл дверь своим ключом и нашел паникера наверху, в спальне. Смертельная бледность, всклокоченные волосы, безумно горящие глаза - Дэй трясся от страха, дрожал с головы до ног.
   - Он преследует меня! Следит за каждым шагом. Он постоянно рядом, хотя я его не вижу, - крики Дэвида перешли в бормотание, он бросился к Тиму, обнял и сцепил руки за его спиной. Прижался, как к единственному осколку реальности, замер.
   - Тихо, тихо, все хорошо, - Тим успокаивающе похлопал его по спине и осторожно высвободился из цепких объятий, - Я кое-что тебе принес.
   Дэвид посмотрел на него с надеждой, доверчиво, как ребенок на Санта-Клауса.
   Из пакета с изображением диснеевских героев - других в магазинчике не нашлось - Тим достал темную бутылку французского коньяка и связку бананов, любимых фруктов Дэвида.
   - Вот, достойная вещь, не то что пойло, от которого ты и на человека-то перестал быть похож.
   Дэвид облизнул пересохшие губы, но особого энтузиазма не проявил - лишившись последних сил, он опустился на пол и уронил голову на грудь.
   - Не спи! - прикрикнул на него Тим.
   Он сбегал за чистыми рюмками, откупорил бутылку и разлил коньяк. По комнате распространился волшебный аромат и заставил Дэвида поднять голову. Встав на четвереньки, он потянулся за рюмкой.
   - Не спеши, - остановил его Тим, - Это не главное блюдо.
   Из кармана джинсов он вытащил маленький бумажный пакет, развернул его и высыпал на ладонь Дэвиду две желтые таблетки:
   - Пей.
   - Что это?
   - Увидишь, - загадочно усмехнулся Тим и протянул ему рюмку с мерцающим теплым напитком, - Только не подавись, прошу тебя.
   Дэвид успешно справился с задачей. Они выпили коньяк, закусили бананом. Гитарист растянулся на полу, закрыв глаза, а Тим сел сверху и сделал ему массаж, от шеи до щиколоток: тормошил, растирал, возвращал тело к жизни. Вместе с телом воспрял и дух: Дэвид ощутил в голове приятный вакуум, спасительное отсутствие мыслей и тревог. Он наконец-то освободился от тяжести страха, сковывавшего его все эти дни, забыл обо всем на свете и не желал вспоминать. Закончив массаж, Тим убедился, что наркотик подействовал и, чтобы усилить эффект, налил еще рюмку. Дэвид выпил ее в два глотка и попросил третью, но Тим счел, что это лишнее, и унес коньяк на кухню, а когда вернулся, Дэвид, уже стянувший с себя футболку, произнес банальную фразу, которую он был безумно рад услышать:
   - Я так соскучился по тебе!
   Они долго целовались, слизывая ароматные капли коньяка с губ друг друга, потом стали освобождаться от одежды. Дэвид торопился, охваченный желанием, но руки все еще болели, и он не смог расстегнуть ремень Тима - отступил, закусив губу, с отчаянием посмотрел на него.
   - Ну, что ты? - Тим сам справился с пряжкой, расстегнул пуговицы, - Иди ко мне.
   Они не выключили свет - Тим боялся неловко задеть кисти и сделать Дэвиду больно, не легли на кровать - сплелись на персидском ковре, покрывавшем пол. Нежно, потом неистово они стремились к наиболее полному слиянию, и когда Тим вошел в Дэвида, тот застонал, нарушая табу, прервав свое восьмилетнее молчание в сексе, а в момент единого оргазма, спаявшего их тела на доли секунды, закричал.
   Чем был этот крик - освобождением от боли, признанием в любви или отзвуком истерики, Дэвид не смог бы сказать, даже если бы был трезв как стеклышко.

14

   Утро было серым и холодным, и настроение Дэвида соответствовало промозглому дню. Он промерз до костей, добираясь до аэропорта, и всерьез думал, не поменять ли ему билет и не улететь куда-нибудь к морю, где тепло, в Калифорнию или в Австралию, где солнце и горячий песок, где у людей не такие пасмурные, озабоченные лица. Однако, ни в Калифорнии, ни в Австралии у него не было дел, а вот в Ньюкасле были, и ими уже давно стоило заняться...
   Дома холод разбудил его около шести. Приподнявшись на локте, он окинул комнату недоуменным взглядом: он лежал на полу в гостиной, накрытый тонкой простыней, рядом спал Тим, уткнувшись носом в полную пепельницу окурков, их одежда была разбросана по полу, словно они кидались ей друг в друга... Дэвид не смог вспомнить, что было вчера, зато память мгновенно подсунула недавнюю ссору с отцом, в больнице, когда тот сказал... Дэвид сел и схватился за голову. Прошло уже довольно много времени с тех пор, но он был полностью занят собой: ужас и отчаяние не давали ему думать о чем-то другом, но вчера что-то произошло, что-то, что сломало стену между ним и внешним миром. Дэвид не знал и не хотел знать, как именно это случилось, достаточно было догадок, которые тоже способны были довести его до приступа истерики.
   Он пошел в ванную и долго терся мочалкой, пытаясь смыть с себя весь вчерашний вечер. Так больше не может продолжаться, рано или поздно связь с Кэмпбеллом выйдет ему боком. Нужно прекратить это... То есть, деловые и даже дружеские отношения вполне можно оставить... Нет, к черту, рвать так рвать! Когда закончится вся эта история, все эти унизительные отмены и объяснения, он должен сказать Тиму... Кэмпбелл не расстроится: играть Дэвид больше не сможет, а вся их дружба - не более чем легкий налет на деловом сотрудничестве. Может быть, все-таки нужно сделать предложение Поле, тогда он будет надежно защищен от Кэмпбелла: Пола его на пушечный выстрел не подпустит. И вся эта грязная история прекратится сама собой.
   Дэвид посмотрел на себя в зеркало и скорчил брезгливую гримасу. Что происходит между ним и Кэмпбеллом? Дэвид не понимал. Он пытался поговорить об этом с Тимом, но тот постоянно выводил его из равновесия. Для Тима не существовало ограничений и запретных тем, он начинал издеваться и подшучивать, иногда так жестоко, что Дэвид смущался, краснел и замолкал. Тогда Дэвид начал проводить собственные исследования проблемы. Он даже прочитал толстенную книгу, посвященную однополой любви, но не вынес оттуда ничего, кроме глубокого недоумения: описанное не имело никакого отношения к тому, что творилось в его душе. Это было проклятьем, источником мучительных раздумий и самобичеваний, и никто не мог помочь ему выбраться из этого круга.
   Что будет, если узнает папа? Что будет, если он поверит во все эти газетные сплетни? Простит ли он его? Дэвид покачал головой и приложил палец к губам. Папа не должен узнать. Восемь лет это продолжалось, но теперь он решил твердо: к черту Тимоти Кэмпбелла!

16

   "Так я просижу всю оставшуюся жизнь", - думал он, сидя на широком подоконнике родительского дома и задумчиво глядя в окно. Для отвода глаз на его коленях лежала толстенная книга по физике, чтобы отец, то и дело заглядывавший в комнату сына, мог быть спокоен за его будущее. "Кажется, он наконец-то пришел в себя и взялся за ум", - тихонько сказал он матери в коридоре, на что Дэвид только хмыкнул и возвел глаза к потолку - единственному, кто понимал его в этом доме.
   На самом деле он и не собирался браться ни за какой ум, а просто ждал, пока наступит темнота, родители улягутся, а он сможет спокойно просидеть в дальнем углу со своей старой, подаренной ему еще в школе гитарой. "Это была моя самая необдуманная покупка", - вздыхал отец на протяжении всей своей последующей жизни, говоря о головокружительной карьере своего единственного сына, - "Кто поверит, что когда он был маленьким, я насильно загонял его за инструмент". Со временем музыка стала чуть ли не единственным увлечением Дэя-младшего и настоящим проклятьем семьи. Обходя строгие запреты, Дэвид с упорством маньяка играл где только было возможно.
   После школы он собирался поступать в Лондонский королевский музыкальный колледж и знал, что его примут туда без звука, но тут кончилось терпение Дэя-старшего. Прямо с выпускного вечера, задолго до его окончания, когда все приятели продолжали веселиться, Дэвид был отконвоирован домой вконец разозленным отцом, до которого дошли слухи, что его сын утром, не заходя домой, "чтобы не огорчать родителей", собирается ехать в Лондон учиться музыке. "Ты поедешь в Лондон, но ты будешь учиться вовсе не музыке, а физике! Физика, вот что вправит тебе мозги!!! - орал отец, тряся перед его носом аттестатом, - Ты должен стать человеком, даже вопреки собственному желанию, и я заставлю тебя им стать!"
   Учеба не доставляла ему неудобств, но и удовлетворения не приносила. Отличные результаты и повышенная стипендия существовали отдельно и для родителей, он же не придавал этому особого значения. Правда, пару раз Дэвид всерьез увлекался научной работой, уходя в нее с головой, но каждый раз музыка оказывалась сильнее, оттаскивая его от умных книг и длинных формул. В аспирантуре он учился, уже играя в группе, и диссертация почти целиком была написана им короткими ночами между концертами и репетициями. На этом Дэвид считал свой долг оплаченным, о чем и сообщил отцу в радостный день получения диплома. Впоследствии он старался как можно реже вспоминать об этом дне, но даже по прошествии времени Дэвид не мог совсем забыть то, что сказал ему тогда отец. Год они не разговаривали, отец не снизошел до примирения даже для того, чтобы познакомиться с женой Дэйва, с которой тот благополучно развелся уже через три года. Мать плакала и умоляла сына уступить и продолжить учебу, Дэвид молча страдал, но не сдавал позиций, уверяя, что он уже научился всему, чему мог, а на дальнейшее его мозги просто не рассчитаны.
   Вся семья находилась в состоянии конфликта до тех пор, пока Дэвид не поехал впервые в жизни кататься на горных лыжах и не подцепил там какую-то редкую инфекцию, с которой и угодил в больницу на два месяца, оборвав своей группе весь гастрольный график. Проклиная своего непутевого сына на чем свет стоит, отец, позабыв о своих убеждениях, примчался в Лондон и сидел у постели Дэвида, пока не наступило улучшение. Дэй-старший был счастлив оттого, что сын его остался жив, а Дэй-младший тихонько радовался, что конфронтации пришел конец, но отец не отказался от своей мечты видеть Дэйва ученым и иметь полное право им гордиться. Нынешние достижения сына казались ему ерундой и детскими забавами по сравнению с перспективой, и он продолжал заваливать его вырезками из научных журналов, надеясь рано или поздно заинтересовать Дэвида и добиться своего. Дэвид с интересом просматривал материалы и однажды даже написал статью, напечатанную в одном из журналов, но дальше этого дело не пошло.
   Постепенно Дэй-старший успокоился, лишь изредка жалуясь на упущенные возможности. Это не означало, что жизнь сына устраивала его. Каждый раз, видя по телевизору выступления Дэвида, толпы безумных фанатов и огромные концертные залы, он хмурился и неодобрительно качал головой, говоря матери: "Это не занятие для нашего мальчика. Развлекать толпу, разве таким должно было быть будущее моего сына?" Мать же гораздо больше волновалась за здоровье Дэйва, огорчаясь каждый раз, когда он появлялся перед камерой одетый не по погоде и застегнутый не на все пуговицы. "Он совсем себя не бережет, ведь у него такое слабое здоровье", - вздыхала она, вызывая презрительные хмыканья отца. Особый повод для волнений давали фанаты. Когда родители видели Дэвида в гуще фанатской толпы, раздающего автографы или просто о чем-то разговаривающего, их недовольству не было конца. "Раз уж ты стал звездой, так не становись хотя бы болваном, не выходи к этим людям без охраны, - твердил ему отец, - Мы с матерью не сможем спокойно спать, если ты не будешь осторожен". "Нужно ли мне быть осторожным теперь?" - спросил себя Дэвид с усмешкой, прислушиваясь к движениям на родительской половине. Судя по звукам, они смотрели телевизор и не собирались спать. "Как хорошо, когда родители рядом", - подумал он, улыбнувшись своим мыслям, - "Хотя они и не понимают ничего из того, что ты пытаешься им сказать".
   Раздевшись и поставив будильник на половину второго ночи, Дэвид залез под одеяло. Спать ему не хотелось, и он принялся разглядывать свои руки. По-прежнему длинные пальцы утратили былую легкость движений, сгибаясь медленно и неуклюже) словно были сделаны из толстой скрученной проволоки. Шрамов почти не осталось, хирурги поработали отлично, но его не оставляло ощущение, словно они сделаны из воска для музея мадам Тюссо. Металлические скрепки...Ему казалось, что в тишине ночи он слышит отвратительный звук, который они издают. Мистер Элмер, хирург, предупреждал его, что конструкция должна срастись в течение полутора месяцев и что она будет статичной по сравнению с настоящими конечностями, что играть как раньше Дэй не сможет, но, поскольку он наслышан о его упрямстве от Дэя-старшего, то на благоразумие его полагаться смысла не имеет, пусть только Дэвид не играет по крайней мере месяцев шесть-семь. Иначе мистер Элмер обещает ему дикие боли, и, как следствие, их скорую встречу.
   В больнице Дэвид провел чуть больше месяца, после этого прошло еще столько же прежде, чем он решился снова взять гитару. Для этого ему потребовалось уехать к родителям, чтобы почувствовать себя в приятной безопасности. "Почему он не проломил мне голову, этот чертов Крис Грэй? Почему именно руки? Никаких угроз, вот так, внезапно... Почему руки? Кто он? Тим говорит, ни за что не выходить из дома. Почему это со мной?"
  
   Раздался стук в дверь, и голос матери умоляюще произнес:
   - Дэвид, дорогой, спустись вниз - тебя к телефону.
   - Я же просил не звать меня, кто бы ни звонил, - нахмурившись, ответил Дэвид. Неужели это Грэй, и подумать о маньяке - все равно что вызвать его?
   - Это твой продюсер, Кэмпбелл, - ответила мать, и Дэвида передернуло от неприязни, - Он говорит, что, если ты не поговоришь с ним, то в скором времени окажешься в тюрьме.
   - Хорошо, - сказал Дэвид и спрыгнул с подоконника, - Я сейчас спущусь.
   Он слышал, как мать спускается по лестнице. Он знал, как скрипит каждая ступенька в этом доме, но, к сожалению, в детство вернуться невозможно, сколько ни вспоминай о нем, уже нельзя спрятаться за спину родителей и переложить на них свои проблемы.
   Он не сразу смог взять телефонную трубку непослушной кистью и, кривясь от боли, пожелал Кэмпбеллу провалиться прямиком в Ад:
   - Какого черта? Ты напугал мою мать!
   - Она испугалась бы еще больше, обнаружив тебя за решеткой, по уши в долгах. Я из последних сил спасаю твою задницу!
   - Оставь меня в покое, хоть на пару дней, - простонал Дэвид, прикрыв глаза рукой. В гостиной отце смотрел футбольный матч по телевизору, и крики болельщиков, он надеялся, заглушали этот разговор на повышенных тонах.
   - Послушай, я договорился об отмене тура и всех запланированных выступлений, но тебе необходимо ответить на вопросы журналистов. Альбом неплохо раскупается, и, возможно, мы сумеем выбраться с минимальными потерями из этой заварушки, но ты должен поучаствовать в спасательной операции. Сегодня в семь часов у тебя пресс-конференция, расскажешь им об альбоме, а я прокомментирую инцидент с твоими руками...
   - Во сколько? Ты с ума сошел? Я у родителей в Ньюкасле и не успею, даже если бы согласился поехать!
   - Ты не поедешь, идиот, а полетишь - я уже заказал билет на самолет и такси до аэропорта. Прощайся с родителями, выходи на улицу и жди.
   - Нет! - отрезал Дэвид, - Иди ты знаешь куда, финансист хренов! Мне все равно, что будет с тобой, деньгами и альбомом. Я больше в этом не участвую, с шоу-бизнесом покончено. Я понятно выразился?
   - А теперь послушай меня, - тихо сказал Тим, и Дэвид понял, что тот в ярости. Когда они кричали друг на друга, то были обычно на равных, но если Тим переходил на спокойный, ровный тон, он мог ударить, а в драке Дэвид всегда проигрывал. Сейчас они на расстоянии, значит, следует ожидать словесного, но не менее ощутимого удара. - Если ты не сделаешь того, что я прошу, я помещу тебя на обследование в психиатрическую клинику. Доктор Элмер согласен, я обсуждал с ним этот вопрос. Это для твоего же блага, Дэвид.
   Последние слова он произнес вкрадчивым, зловещим голосом профессионального психиатра. От бессилия Дэвид заплакал. Ему стало ужасно себя жаль. Против его воли, две слезы набухли в уголках глаз и скатились к носу. Безумие страшнее боли, и оно так близко... У безумия его собственное лицо, самое страшное лицо на свете.
   Этой угрозы Дэвид вынести не мог, потому что знал, что Кэмпбелл способен осуществить ее: он ни перед чем не остановится, чтобы укрепить свою власть над ним. В эту минуту Тим был для него врагом номер один. Крики и свист в гостиной сменились музыкой и радостными возгласами, а потом наступила тишина: футбольный матч закончился, пошла реклама, и отец выключил телевизор.
   - Хорошо, я приеду, - сказал Дэвид и положил трубку.

17

   Кристофер Грей толкнул незапертую дверь и попал в дом. Небольшой двухэтажный дом в тюдоровскими стиле, с белыми стенами и черными балками, жилище звезды - музыканта Дэвида Дэя. Дом был пуст, Грей был уверен в этом: перед тем, как вынырнуть из леса на лужайке, пересечь ее, подняться на крыльцо и войти, он позвонил: а) в офис Тима Кэмпбелла, секретарь которого уведомила его, что продюсер находится там и в данный момент совещается по чрезвычайно важному вопросу; б) в офис телекомпании, где подвизалась на журналистском поприще мисс Пола Роуз, невеста музыканта, - коллеги сообщили, что она отбыла в командировку на континент, собирать материал для очередной передачи. Больше в доме никто появиться не мог. Рано утром Дэвид уехал к родителям в далекий город Ньюкасл, зализывать раны и решать, как жить дальше. Эта же проблема занимала сейчас Грея применительно к собственной персоне.
   Он практически не рисковал, явившись без приглашения. Любой, даже самый близкий человек принял бы Криса за Дэвида: тот же рост, фигура, волосы, лицо, только глаза - слишком темные, пугающе пустые, гипнотические - были не похожи на глаза гитариста. В глазах Дэвида отражались все изгибы его настроения; в глазах Криса нельзя было прочесть его мысли - чудесное свойство. Но люди, даже самые близкие, обычно невнимательны по отношению друг к другу: кому придет в голову усомниться в личности человека только из-за странного выражения его глаз! А окажись дома Дэвид, справиться с ним было бы тем более легко - он до смерти боялся своего мучителя.
   Узнавания, поимки с поличным Грей не боялся. Проникнуть в дом тоже было просто: входная дверь почти никогда не запиралась, хозяин доверял сложной электронной системе безопасности. Ее провода вились вдоль ограды и опутывали все здание. Система действовала автоматически; когда она включалась, сотрудникам охранной компании поступал сигнал тревоги, если чуткая электроника обнаруживала подозрительный объект. Тем не менее, все техническое совершенство системы не помешало Грею попасть внутрь охраняемой зоны. Он работал в той фирме, которая продала Дэвиду систему безопасности, в то время, когда была заключена сделка и оформлен договор на охранные услуги - около года назад. Крис имел такой же маленький черный пульт дистанционного управления, какой был у Дэвида, к тому же, он знал все профессиональные секреты охранников, следивших за домом, знал слабые места электронного стража и с легкостью проник во владения Дэя незамеченным.
   Он уже видел внутренний интерьер дома на экране, теперь он хотел увидеть все воочию, ко всему прикоснуться. Неслышно ступая скорее по привычке, чем из осторожности, он миновал прихожую и оказался в гостиной. Она была самой светлой комнатой в доме: солнце вливалось через высокие окна, полуденные лучи пронизывали гостиную насквозь, под потолком клубилась золотая пыль. Перекрытия, отделяющие первый этаж от второго, были здесь убраны, стены устремлялись вверх, до остроконечной крыши. На одной стене висел портрет матери Дэвида - молодой женщины с чудесными карими глазами и мягкой улыбкой. Художник увидел ее такой задолго до рождения звездного сына, портрет был написан перед свадьбой Джулии Хэнгстром с Филиппом Дэем, в качестве подарка ее отца, который вскоре умер, оставив молодоженам свой дом, в котором родители Дэвида жили до сих пор.
   Художник, в силу своей профессии, польстил Джулии, слегка приукрасив ее черты, и Дэвид в юности был безумно влюблен в даму на портрете. Купив собственный дом, он выпросил картину у родителей и повесил в том месте, которое счел наилучшим: на уровне второго этажа, напротив окон, так, чтобы его легко можно было рассмотреть при любом освещении. Правда, человеку, обладавшему меньшим, чем у Дэя и его отца ростом, было бы не так удобно, но Грэй, анатомическая копия своего кумира, не мог на это пожаловаться. Он внимательно изучил портрет, запомнил его до мельчайших подробностей. "Ты могла бы быть моей матерью, - спокойно подумал он, - У тебя могли бы родиться близнецы. А может, и родились, кто знает..."
   Гостиная была заставлена немодной и не очень новой мебелью: деревянными стульями с высокими спинками, жесткими креслами, приземистыми журнальными столиками. На каминной полке громоздились семейные фотографии в старомодных серебряных рамках, несколько антикварных фарфоровых безделушек - подарки Дэвиду на дни рождения. Камин был грязным, с пеплом и головешками, рядом валялось два березовых полена и каминные щипцы. Слева от камина лестница в два пролета вела наверх, к спальне и студии, где Дэвид иногда работал, к комнатам для гостей. От лестницы узкий темный коридор вел на кухню и к выходу во внутренний двор.
   Крис захотел пить и пошел на кухню. Там тоже было светло, милые занавески в полосочку занимали не более трети окна. В воздухе смешивался запах сигарет и молотого кофе. Посреди кухни стоял большой овальный стол, покрытый выцветшей розовой скатертью. Она давно потеряла яркость и, судя по разноцветным пятнам, нуждалась в стирке. На столе валялись пачка печенья, пустой пакет из-под молока, надкушенное яблоко и рулон бумажных полотенец, стояла чашка с недопитым кофе. Вдоль стены - кухонный гарнитур из мореного дуба со встроенной газовой плитой, у окна - высокий двухкамерный холодильник, обклеенный смешными картинками и листочками для записей: "Сегодня у тебя встреча с Паркером из FTM-Records. Не забудь, а то тебе не поздоровится!", "Милый, я не смогу поехать с тобой сегодня вечером - у меня прямой эфир. Увидимся дома, целую.", "14.02. позвонить Рону, Марку и остальным. Проверить трек N2 - гроза или стекло?".
   Бытовой техники было мало: блендер, тостер и кофеварка-пресс. Везде лежали грязные пепельницы или просто клочки газетной бумаги с окурками и горками пепла. Крис достал с полки над раковиной керамическую кружку, открыл холодильник, взял бутылку с минеральной водой, налил себе немного и выпил. Взял яблоко со стола, подбросил его в воздух, надкусил другой бок. В кухне было душно - он открыл форточку и вернулся по коридору в гостиную, к лестнице на второй этаж.
   Поднимаясь, он держался рукой за перила, ладонь скользила по отполированному дереву. Сначала он зашел в студию: просторная комната, окна закрыты жалюзи так, что дневной свет почти не проникает, на полу - переплетение проводов, к стенам прислонены гитары, приклеены плакаты и фотографии Electricity. Микшерный пульт синтезаторы, усилители, в углу - компьютер. Крис поднял одну из гитар, акустическую, присел на колонку и взял несколько аккордов песни Дэвида "Escape". Прислушался, раздраженно покачал головой и заиграл песню с самого начала, быстро, но неуверенно перебирая струны. Когда затихли последние звуки, он отложил гитару и еще раз оглядел комнату. В ней царил порядок, но на всех предметах лежал тонкий слой пыли. Аппаратуры и инструменты застыли в нерабочем положении, с аккуратно смотанными проводами, только удлинители опутали весь пол - толстые черные змеи, издохшие у стенных розеток, не в силах вонзить в них зубы, чтобы получить заряд живительного электричества.
   Без электричества это царство музыки было мертвым. Дэвид работал здесь последний раз, наверное, очень давно. Грей мысленно подсчитал: заключительный этап записи альбома Дэй провел в лондонской студии Тима, на это потребовался месяц, хотя он мог опробовать какие-то идеи дома; затем были две недели пресс-конференций, интервью, телепередач, церемония награждения музыкальной премией за прошлый год. После этого - первый большой концерт, на котором Дэвид представлял новые песни, и их незабываемая встреча. Наконец, около месяца гитарист провел в больнице. Получается, что не менее полутора месяцев домашняя студия Дэя пустовала. Уборщица навела там порядок, не имея ни малейшего понятия о том, каких предметов касается мокрой тряпкой, помыла пол, закрыла дверь, и Дэвид там больше не появлялся. "Нехорошо, - подумал Крис, - Надо вернуть его сюда. Только ради музыки стоит жить, ему-то уж точно". Он поддел провод носком кроссовка и отпустил его. Провод упал с квакающим звуком.
   Покинув пыльное святилище, он перешел в спальню. В центре ее стояла большая двуспальная кровать на низких ножках, застеленная смятой черной шелковой простыней, сверху было небрежно наброшено красно-синее покрывало в японском стиле. Одна подушка свалилась на пол, там же белыми пятнами лежали футболка и банное полотенце. Пол перед кроватью был застелен толстым шерстяным ковром современной кубической расцветки. Крис растянул губы в удивленной усмешке: по сравнению с остальными помещениями дома эта комната, самая личная, оказалась дорого, даже модно обставленной, самой вызывающей, а уж черное шелковое постельное белье - щегольство, да и только!
   "Что сказал бы твой папа, - промурлыкал Кристофер себе под нос, - если бы увидел, как, что и, главное, с кем проделывает здесь его сыночек". Справа от кровати, напротив окна, стоял платяной шкаф с длинным, в человеческий рост зеркалом на внутренней створке, распахнутой и оставленной так, видимо, в спешке. Крис подошел к зеркалу и придирчиво оглядел себя: Дэвид Дэй с чуть более здоровым цветом лица, тусклыми глазами, отражающими свет, как асфальт после дождя, и - он улыбнулся - чертовски обаятельной улыбкой. "Приветствую вас, друзья мои! - громко произнес он, обращаясь к публике Зазеркалья, - Спасибо, что пришли послушать меня сегодня, спасибо за поддержку!" Он поднял руки вверх, приветствуя восторженную толпу и одновременно успокаивая ее: "Мои песни, конечно, не так хороши, как хотелось бы, так, дерьмо собачье. Но я сыграю вам парочку, если уж вам так хочется послушать!"
   В дальнем углу комнаты, на полу, стоял музыкальный центр. Крис приблизился к нему и нажал кнопку "Пуск", почти уверенный в том, что сейчас услышит. Секунда - и из колонок, установленных на полочках под потолком, полился мощный звук одного из хитов Дэвида времен Electricity. "Да! - закричал он, - Это была музыка!"
   Крис вернулся к зеркалу и, не отрывая взгляда от своего отражения, сбросил черную кожаную куртку, снял джемпер того же цвета, майку. Его мышцы были рельефнее, чем у Дэвида, под бледной кожей угадывались мускулы - влияние если не регулярных занятий спортом, то физической работы и занятий в тренажерном зале. Моментально расслабившись, обмякнув всем телом, он ссутулил плечи и опустил голову, спрятал кисти рук за спину, вздохнул: теперь перед ним стоял Дэвид, истерзанный, постаревший, потерявший волю к жизни.
   Довольный эффектом, Крис выпрямился и стал расстегивать ремень на джинсах; потом он снял кроссовки, стянул джинсы, носки и остался в черных спортивных трусах. Помедлив мгновение, он снял их, отбросил в сторону и встал перед зеркалом - обнаженный, ноги чуть расставлены, руки свободно висят вдоль тела, почти незаметно поднимается и опускается в такт дыханию плоский живот. Его можно было принять за модель: Дэвид Дэй позирует для респектабельного эротического журнала. Фотограф сделает свое дело, ничего лишнего не попадет на глянцевые страницы, и тысячи поклонников обоих полов и всех возрастов захватают изображение своими руками, зацелуют, будут смотреть на него или вспоминать в самые интимные минуты своих скучных жизней.
   Запрокинув голову, Крис засмеялся. Энергия, сродни электрической, заполнила все его существо и рвалась наружу. Он захлопнул зеркальную створку, подбежал к кровати и встал на нее, подпрыгнул на пружинящем матрасе. Раз, другой он взлетал в воздух, касался пальцами потолка, а когда кончилась музыка, упал со всего размаха на шелковые простыни, разметав руки и ноги, и застыл в счастливом изнеможении.

18

   Единственное окно студии, прорубленное высоко в глухой стене, было темно. Дэвид подошел ближе, ведя рукой по стене: за прошедшее время он успел забыть, как выглядит это здание. Сигнализация оказалась выключенной, и Дэвид без проблем попал внутрь. Не зажигая свет, он разулся и босиком прошел в операторскую. Засунув руки в карманы пальто и покачиваясь с носка на пятку, он стоял, оглядывая комнату, в которой провел так много времени ругаясь и споря с Тимом, обсуждая тот или иной проект. Его взгляд медленно скользил по предметам, пока не наткнулся на огромное звукоизолирующее стекло. Заглядывающая в окно луна пропитывала толщу стекла волшебным голубоватым светом так, что казалось, будто оно имеет собственный автономный источник свечения. Лунная дорожка проходила сквозь нее и выхватывала из темноты неясные очертания предметов по ту сторону загородки: ударная установка, блок синтезаторов, придвинутый к стене, гитары в углу. Приблизившись к стене, он включил настольную лампу и склонился над столом
   - Ностальгия мучает? - в вертящемся кресле за пультом сидел Тимоти.
   Увидев, как вздрогнул Дэвид, он удовлетворенно улыбнулся:
   - Пресс-конференция давно закончилась, я уже ждать устал, уже подумал, что ошибся и потерял ориентиры... Но я по прежнему хорошо в тебе разбираюсь... Как все прошло?
   - Ты же прекрасно знаешь... - Дэвид ужасно разозлился на Тима и не хотел скрывать свои чувства. "Тебе обязательно нужно было появиться здесь в столь неподходящее время!!!" Студия была собственностью Тима, и скорее Дэвид был здесь незваным гостем, хотя за долгие годы привык к студии как к родному дому.
   - Да, - скептически протянул Тим, - Это было довольно жалкое зрелище, но я почти не разочарован. Похоже, что ты совсем потерял форму. Не мог ответить ни на один вопрос! Окончив университет, ты мог бы говорить более сложными и развернутыми предложениями. И видеоряд соответствующий: идиотская улыбка словно прилипла к твоим губам!
   - Ты сам виноват! - Дэвид нервно раскручивал на пальце связку ключей, - Выдернул меня из дома черт знает зачем, чтобы я отвечал на вопросы людям, которым доставляет удовольствие рыться в моей душе, на вопросы, от которых я дергаюсь, словно ко мне приложили раскаленное железо, да еще ждешь, что я с блеском буду выкручиваться?!
   - Не сваливай все на меня!! Ты быстренько собрался и смотался в свой Ньюкасл, а меня оставил здесь, на растерзание этим саблезубым крокодилам! Ты обижаешься на меня за то, что я спасаю твои деньги и твою репутацию, кручусь как хомяк в колесе, забыл, как выглядит мой дом! А что делал ты? Отсиживался у родителей? Ползал на коленях перед папой? А может, мне страшно подумать, ты работал над новым материалом? Или практиковался в игре на старой игрушечной гитаре, которую тебе подарили, когда тебе исполнилось 4 года?!
   - Замолчи! - заорал Дэвид, - Не смей трогать моего отца!!!
   - Я его не трогаю. Наоборот, он звонит мне по четыре раза в день со странными просьбами оставить тебя в покое, не трогать его "мальчика" и прочее. Мальчик, может, тебе уже пора вырасти?! Хватит натравливать на меня своего папу!
   - Я даже не понимаю, о чем ты...
   - Ну да, конечно! Не понимаешь! Я и забыл, что ты у нас не папенькин сыночек, а крутой рокер! - Тим хлопнул себя по коленям, - Вместо того, чтобы спасать ситуацию и заниматься делом, ты со всех ног бежишь прятаться за мамину юбку.
   - Мне было плохо! - с ненавистью прошипел Дэвид, - Я понимаю, что тебе наплевать на то, что происходит со мной, но ты мог бы дать мне время, чтобы я мог хоть как-то зализать раны.
   - "Я", "мне", "мое"!!! От тебя только и слышны эти местоимения! Тебе наплевать на всех, кроме себя! Я по сто раз в день отвечаю на дурацкие вопросы о священной персоне Дэвида Дэя, беседую с журналистами и пытаюсь предотвратить появление судебных исков из-за отмены гастролей. Но что я могу? Разводить руками и говорить: "Как решит великий Дэвид!" Прогнозировать что-нибудь в твоем отношении все равно, что предсказывать погоду на год вперед, когда метеоцентр ошибается даже в прогнозах на завтрашний день!
   - А что ты от меня хочешь?
   - Не так уж много. Давай сядем прямо сейчас и набросаем план действий: что, как и почему мы собираемся делать, чего мы делать не собираемся и, главное, что именно мы хотим сделать доступным для людей. Что мы кидаем журналистам, что мы даем фанам... Я просто мечтаю услышать о твоих планах на ближайшее время, ты это можешь понять? Именно сейчас и здесь нужно сесть и договориться о будущих действиях, скоординировать их, чтобы работать действительно вместе, а не тащить дело в разные стороны.
   Дэвид, словно поняв его слова буквально, сел на пол и уставился на свои руки, сложенные домиком. Услышав, что тон Тима изменился, он словно потерял внутренний стержень, силу, удерживавшую его в вертикальном положении.
   - Я готов, если ты не будешь требовать от меня невозможного... Все-таки я не очень хорошо чувствую себя после всего случившегося... Ты мог бы это учесть...
   Его полузадушенный голос снова заставил Тима зло рассмеяться:
   - Только не умирай прямо здесь, ты мне еще пригодишься. Я буду прикрываться твоим телом, выходя из студии утром, когда сюда доберутся журналисты.
   Дэвид только глянул на него из-под нависшей на глаза спутанной челки, и Тиму показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то жалобное, умоляющее, что-то, чего не было никогда раньше. Он вспомнил затравленный взгляд Дэя в больничной палате, когда он кричал и вырывался из рук санитаров, пытавшихся успокоить его, и подумал, что Дэвид действительно переживает не лучшие времена, и было бы неплохо отнестись к нему как можно снисходительнее. Однако в нем снова заговорила обида. Тим подумал о том, что Дэвиду ничего не стоит бросить его в трудной ситуации, сбежать, не оставив адреса, и от возникшего сострадания не осталось и следа.
   - Наверное, мне лучше сделать официальное заявление о том, что я не буду больше заниматься музыкой... - сказал Дэвид равнодушным тоном, как будто речь шла о ком-то другом, - Я готов отдать все мои деньги, продать дом, чтобы выйти из игры... Давай расскажем ... Правда, мы с Дэном пытались созвониться и договориться о совместной работе, помнишь, ты сказал позвать других музыкантов, попытаться сделать что-то с ними... Я действительно сделал кое-что новое, сегодня я отдал Дэну две новых песни, чтобы он посмотрел... Я виделся с ним после пресс-конференции, сейчас только приехал от него.
   - И до чего вы договорились? - услышав имя Стайна, Тим снова разозлился.
   - Я был у него совсем недолго. У него вечеринка, и нам не удалось поговорить спокойно, поэтому мы договорились встретиться завтра, когда оба придем в себя и сможем сказать что-то дельное.
   - А меня ты не собирался поставить в известность? Вроде, это я твой продюсер, а не Дэннис.
   - Я был немного зол на тебя, - теперь его голос звучал виновато и чуть сконфуженно, - Не хотел видеться с тобой... К тому же, я очень измотан. Сегодня у меня был тяжелый день... Перелет, журналисты...
   - Не смей обсуждать свои песни через мою голову ни со Стайном, ни с кем-нибудь другим! Я не намерен терпеть этот беспредел! Я твой продюсер, и я хочу, чтобы это навсегда отпечаталось в твоих мозгах: нельзя так безответственно договариваться с кем попало! Твое дело писать песни, мое дело - продавать их!
   - Речь идет не о продаже. Я не уверен, что написал что-то стоящее, хотел, чтобы Дэн, мой старый друг, сказал мне, стоит ли мне выбросить эти бумажки или продолжать работать с ними. Кроме того, ведь это ты подал мне мысль не пытаться сделать все самому, а попросить помощи. Я пришел к выводу, что лучше Electricity никто не сыграет мои песни, - Дэвид оторвался от созерцания своих рук и поднял глаза на Тима, - И в первую очередь Дэннис. Он знает меня очень давно, еще с университета и...
   - Ты совсем не понимаешь, что происходит! - перебил его Тим, - Мне все равно, что ты делаешь в свое свободное время, но все, что ты делаешь в плане творчества, ты должен показывать мне! Я вкладываю в тебя деньги и имею право решать, что тебе делать, а что нет!!!
   - Не смей орать на меня!!! Я не твоя собственность!
   - Твоя голова и твои руки - почти что моя собственность, пока не истек срок контракта! Если бы я доверял тебе, я давно пошел бы по миру!!! Ты безответственный эгоист! Если ты собираешься иметь дело со Стайном в обход меня, то, будь добр, выплати мне неустойку!!!
   - Плевать я хотел на все контракты! Я сам решаю, что делать! Можешь сказать всем, что я умер, распродать с аукциона все, что у меня есть и идти ко всем чертям!!! Для тебя я испарился, перестал существовать! Все! Хватит! - с этими словами Дэвид резко поднялся и выбежал из студии, яростно хлопнув дверью.
   - Неврастеник! - крикнул ему вслед Тим, - Тупоголовый осел!
   Он был ужасно зол на Дэвида с его непредсказуемым поведением, на себя за то, что не сумел сдержаться, и на Стайна, который всюду успевал раньше него. Уж во всяком случае, он имел больше влияния на больную голову Дэя, чем он, и это безмерно раздражало Тима. "Теперь ты будешь искать его по всему Лондону! Он отключит телефоны, а дома будет появляться только на 15 минут в день... Или просто запрется один, или уедет обратно к своему чокнутому папаше... Запишет новый материал со Стайном, а ты потом снова будешь вылавливать эти записи там и сям...Господи, я устал, устал и хочу покоя!"

19

   Дэвид заперся дома, но через два дня почувствовал, что не может больше там оставаться. Это не был приступ страха, скорее, просто желание сменить обстановку на что-то знакомое, но лишенное запаха безысходности и подгоревшего кофе. Он вышел на улицу, глубоко вдохнул холодный воздух и поехал к Тиму на метро.
   У него были свои ключи от квартиры Кэмпбелла. Они были скреплены вместе с ключами от его дома; у Тима был такой же комплект, только его связка была больше и тяжелее за счет ключей от студии. Даже в минуты самых жарких ссор и бесповоротных разрывов им не приходило в голову избавиться от ключей друг друга: швырнуть их в лицо или выкинуть в форточку. Дэвиду, например, было просто лень снимать их с тугого кольца.
   Время близилось к полуночи, поезда ходили редко, и большой отрезок пути ему пришлось проделать пешком. Дэвид не возражал: он не торопился, шел, подставляя лицо моросящему дождю и наслаждаясь своим инкогнито. Он не спросил у дежурного, дома ли мистер Кэмпбелл: если Тима нет, он подождет. Дверь закрыта на один поворот замка - верный признак того, что он все-таки застал его дома.
   В прихожей было темно, в гостиной горел только торшер, звучала инструментальная музыка - классика в современной обработке. Прежде, чем его мозг проанализировал эту информацию и сделал из нее единственно возможный вывод, Дэвид прошел в спальню, залитую мягким светом тонированных ламп, и замер на пороге. В следующую секунду он отпрянул за угол и прижался к стене, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Тим занимался любовью с молодым, атлетически сложенным парнем яркой латиноамериканской внешности. Его кожа была еще темнее смуглой кожи Кэмпбелла.
   Дэвид видел их всего лишь мгновение, но переплетение тел так сильно запечатлелось у него в мозгу, что он закрывал глаза и видел их снова. Они, наверное, приступили уже ко второму или третьему разу: движения их были медленными, тела блестели от пота. Стоны и музыка сливались в бессвязную песню секса. Дэвид хотел тотчас же убежать, открыл глаза и, как на стену, натолкнулся на отражение любовников в зеркале.
   Тим исступленно целовал гибкое смуглое тело, покрытое густыми черными волосами, с цветными татуировками на предплечьях, и оно отзывалось на каждое его касание. Его партнер двигался, как в танце, до неприличия грациозно, и становился все настойчивее. Он искал губами его пенис, и Тим, откинувшись на подушки, позволил ему ласкать его, но вскоре оттолкнул и прошептал что-то, сжимая руками его взлохмаченную голову. Парень кивнул, и Тим, приподнявшись, достал с полки баночку со смазкой и прямоугольник презерватива.
   Дэвида пронзил острый приступ тошноты; он задержал дыхание и прижал руку к животу. Он впервые видел "голубой" секс, и его охватило отвращение, смешанное со жгучим стыдом за свое вынужденное подглядывание. Он хотел уйти, но, как загипнотизированный, не мог сдвинуться с места. Он наблюдал за любовниками в зеркале, и с каждым их движением отвращение отступало, прошла тошнота. Он вдруг понял, что чувствовал Тим, когда смотрел видеокассету с записью, где они с Полой занимались любовью. Он случайно оставил ее дома на столе; Кэмпбелл ее нашел, посмотрел и спокойно сказал ему об этом. Не комментировал, но дал знать, что все видел. Дэвид страшно на него разозлился, но теперь тоже не мог оторвать глаз от того, как его любовник занимается сексом с другим мужчиной. Он смотрел на себя со стороны и одновременно ревновал - это чувство было почти бессознательным, но отчетливым, как пряный аромат, и оно не было неприятным...
   Он не заметил, как отвращение переросло в любопытство, и зрелище, завораживающе порочное, пробудило в нем самом какие-то смутные желания. Его лоб покрылся испариной, а дыхание участилось. Тим и его партнер делали это как мужчина и женщина! Парень лежал на спине, подложив под ягодицы подушку, согнув ноги в коленях, а Тим входил в него; одной рукой он придерживал его за талию, а другой ласкал его член и яички. Потом он стал крепко держать его обеими руками, вонзаясь в него все яростнее, так, что раздавались громкие сочные хлопки.
   Парень кончил на несколько фрикций раньше, и, прежде чем тело Тима перестало содрогаться, Дэвид выскочил в коридор, закрыл за собой дверь и, не дожидаясь лифта, бросился вниз по лестнице. Он бежал по ступенькам навстречу темноте, холоду и отрезвляющему дождю, а в ушах у него звучал короткий победный возглас Тима.
   Это было так непохоже на их страстные, но скомканные, молчаливые ночи. Дэвид шел по улицам, ошеломленный, растерянный, не знающий, что ему теперь делать, как относиться к Тиму, которого он увидел сегодня в новой роли. И, что хуже всего, он сам участвовал в этой измене! Что делать со своим опытом, как относиться к увиденному - этого он тоже не знал. Как всегда, когда перед ним возникала проблема, он почувствовал сильное желание уехать на край света. По крайней мере, за границу, подальше от Тима и от себя лондонского, от себя-звезды.

20

   Кристофер не любил просыпаться, переход от сна к яви был слишком резким, почти болезненным. Иногда он не сразу понимал, кто он и где находится, как будто выныривал с большой глубины, и долго не мог отдышаться и открыть глаза. Собственное сознание напоминало ему реку с темными водами, с илистым дном, засасывающим без следа все накопленные им мысли, воспоминания, сны. Случалось, его посещали чужие видения, то есть те, которые никак не могли возникнуть из его повседневных впечатлений.
   Часто он просыпался не отдохнувшим, а разбитым и злым на весь мир, со сверлящей головной болью и воспаленными глазами. Дела шли не так, все валилось из рук, он: шел по улице и вдруг обнаруживал, что потерял себя, суть своего существования, и на его месте - только пустота, сквозь которую беспрепятственно проходят солнечные лучи. Он был совсем задерганный, когда в его жизнь вошли песни Дэвида Дэя. Первая, которую он услышал - Another Life - была настолько прекрасной, что он расплакался прямо в пабе за кружкой пива. Бармен посмеялся над ним, но сказал, как зовут певца, а только это Крису и было нужно.
   Он купил один диск, потом все диски Дэя и Electricity и пачку журналов с фотографиями музыканта и статьями о нем. Через месяц Дэвид Дэй так прочно вошел в его жизнь, что, казалось, они выросли вместе. Крис стал самым большим его поклонником: он знал наизусть все стихи и биографию Дэя до мельчайших подробностей, он раздобыл его домашний адрес и номер телефона, впитал, как губка, информацию о привычках, предпочтениях и душевных переживаниях музыканта, о которых Дэвид щедро распространялся в прессе и на телевидении.
   Они были поразительно похожи, и это вдохновляло Криса на то, чтобы скопировать Дэя полностью. Иногда он мечтал: а что, если они близнецы, разлученные в младенчестве - похищенные, перепутанные? Близнецы должны быть одинаковы во всем, и у Криса неплохо получалось быть двойником музыканта. Он не слишком доверял собственным впечатлениям, но девушки, с которыми он знакомился, клиенты, продавщицы в магазинах - их неподдельному изумлению можно было верить. Судя по реакции окружающих, быть Дэем получалось у Криса гораздо лучше всего остального, чем ему приходилось заниматься, и он совершенствовался с каждым днем. Игра была великолепна, она с успехом заменила Крису собственную жизнь, и со временем он так освоился в ней, что стал сам выдумывать правила.
   Сначала он испытывал чистый восторг от перевоплощения в Дэвида Дэя, от чувства сопричастности жизни своего кумира, от того, как на глазах менялось к нему отношение окружающих, лишь только они попадались на удочку обмана. Крис начал анализировать поведение Дэвида, стараясь проникнуть как можно глубже в его душу. Он считал, что музыкант правильно сделал, покинув Electricity. Дэннис Стайн, лидер группы, явно не давал ему развернуться: загонял в угол сцены, пел своим дурацким хриплым голосом чудесные песни Дэя, разрушая их настроение, их волшебство. После расставания с неуравновешенными участниками Electricity жизнь Дэвида стала похожа на сказку, на осуществленную мечту. Он имел все - свободу самовыражения, деньги для выполнения любого каприза, личного или профессионального, верных поклонников, неисчерпаемый талант. Крису казалось невероятным, что сам Дэвид такой жизнью недоволен - это было ясно из его интервью и выступлений на ток-шоу. Конечно, продюсер музыканта, Тимоти Кэмпбелл, довольно бесцеремонно вел его дела, но он не лез в область творчества - редкое качество в шоу-бизнесе. По мнению Криса, у Дэвида были все условия для того, чтобы создавать шедевры, писать настоящую музыку, однако скоро он понял, что Дэй не пользуется выпавшими на его долю возможностями.
   Каждый новый альбом гитариста был лучше предыдущего, но он не вкладывал в них и десятой доли того, на что был способен. Крис кипел от ярости, читая легковесные или, наоборот, чересчур заумные рецензии в музыкальных журналах. Все они были безусловно положительными, но что критики понимают в творчестве Дэя! Он не имеет права растрачивать свой бесценный дар на милые безделушки, на популярные песенки, о которых через 10 лет никто и не вспомнит. В песнях должен быть надрыв, тот, который заставил Криса заплакать в баре, не обращая внимания на смешки.
   Личная жизнь Дэвида тоже перестала быть идеальной. Когда Крис увидел Полу Роуз - хохочущую, повисшую на руке музыканта вульгарную девицу - он сразу понял, что она ему не подходит. Дэвид не может жениться на ней - это абсурд! Такому человеку, как Дэй, следует поискать другую жену или, еще лучше, остаться одиноким. Одиночество усиливает способность творить и воспринимать прекрасные вещи. Жизнь Дэвида была слишком благополучной, его чувства огрубели, затупились, и это сказалось на его музыке. Он не был борцом, у него не было великой цели, он не страдал от сжигающего сердце пламени. В общем, у него была лишь одна неразрешенная проблема - Филипп Дэй, человек старой закалки и железных принципов, но его влияние на жизнь сына было минимальным, ведь они жили далеко друг от друга и встречались редко.
   Тему "отцов и детей" журналисты поднимали часто: одни считали конфликт Дэвида с отцом источником его вдохновения, другие легко объясняли таким образом все странности Дэя - его замкнутость, застенчивость, погруженность в себя. Крису нелегко было разобраться в этой проблеме - он рос сиротой. Тем не менее, он склонен был соглашаться с Дэем-старшим в том, что иногда Дэвид вел себя легкомысленно. Кристофер хорошо разбирался в механике, электронике и различных железных внутренностях, но в теории был не силен. После изучения интервью Дэвида о причинах ссор с отцом, об уходе из университета и отказе пойти в аспирантуру Крис накупил в книжном магазине учебников по физике и высшей математике. Если суперзвезде некогда было этим заниматься, то уж у него-то времени было достаточно. Точные науки приближали его к Дэю еще на один шаг.
   Мысль о встрече с идолом не сразу пришла Крису в голову, первое время он в ослеплении думал, что Дэвид, если и существует на самом деле, то живет на другой планете, куда нет доступа простым смертным. Но Дэй появлялся на концертах, бегал по сцене, иногда, увлекшись гитарным пассажем, не успевал добежать до микрофона и пропеть слова песни, в конце выступления он задыхался и потел - значит, все-таки находился в одном измерении со своими поклонниками. От фанатов, разрозненных и объединенных в группы, Крис узнал, что к звезде можно подобраться. Есть тысячи способов: проникнуть в гримерку, поймать у входа в студию, аэропорт, театр, магазин и т.п., день и ночь караулить у дома, и все это - чтобы просто увидеть или попросить автограф. Конечно, Крису все эти способы не подходили. Ему столько нужно было сказать Дэвиду, о стольких вещах спросить... Им необходимо познакомиться ближе, намного ближе.
   И тогда Кристофер придумал план.
  

21

   Дэннис вышел из лифта и стал искать нужный ему номер. Освещение на этаже было приглушено, половина ламп не горела то ли из экономии, что было бы странно для столь дорогого отеля, то ли из-за небрежности дежурного по этажу. Длинный узкий коридор, стилизованного под рыцарский замок отеля с одной стороны заканчивался большим окном, а с другой - поворотом за угол, где все тонуло в полумраке. Дэннис вглядывался в металлические таблички с номерами, близоруко щурясь и привставая на цыпочки, чтобы лучше разглядеть выбитые цифры. "Да, здесь просто не хватает канделябров и жаб по углам! - в сердцах подумал Стайн, - Декорации как раз для Дэя". Номер 1104 оказался в самом начале коридора, рядом с ним висела большая картина в черной раме. На картине выполненный в сюрреалистической манере человек стоял перед зеркалом, из которого на него скалил зубы жуткий дракон. "Господи, ну и местечко! Ад кромешный...Волшебное зеркало. Magic Mirror..."
   Через приоткрытую дверь на ковровую дорожку падала узкая полоска света и, без стука, не утруждая себя излишними церемониями, Дэннис вошел в номер. Коридор был пуст, а из ванной доносился плеск воды, и Стайн направился туда, по дороге осматривая каждый угол, представляя себе стоимость этого удовольствия:
   - Дэй, ты где? Черт, тут, наверное, должна быть ванна из чистого золота! Хотел бы я иметь такую кровать! Дэй, раздери тебя дьявол, ты меня слышишь?
   - Слышу, - над самым его ухом раздался тихий голос. Дэй стоял за его спиной, появившись неизвестно откуда, и смотрел на него с насмешливой улыбкой, тем взглядом, который так бесил Дэнниса, - Не кричи.
   -Ты совсем не выглядишь умирающим! Отвечай, почему ты вытащил меня из дома в такое время?!
   Дэвид продолжал стоять, не предпринимая попыток что-нибудь объяснить, лишь странно кривя губы. Несмотря на возбужденное состояние и усиливавшуюся злость, Дэннис испытывал странное ощущение присутствия в облике Дэя чего-то чужого и настораживающего. Он был одет только в свои обычные черные джинсы, на голой груди висела толстая тяжелая цепь из какого-то белого металла, напоминавшего платину, которой Дэн не видел у него раньше.
   - Хочешь кофе? - его голос звучал странно, словно Дэя подхватил очередную простуду, но, поскольку различные болезни были постоянными спутниками его жизни, никого не удивляли резкие изменения тембра его голоса.
   - А у тебя с собой, что ли?!
   - Не-ет... - Дэвид делал длинные паузы, словно нарочно растягивая время, - Я заказал его перед твоим приходом. Я думал, ты захочешь горячего черного кофе...в такое позднее или, вернее, раннее время...Ты устал...
   - Ты для этого и позвал меня, чтобы поведать мне о том, что я чертовски устал, мать твою?!
   Стайн засунул руки в карманы и, прищурившись, стал смотреть на Дэя, зная, что тот не выносит такого взгляда, но Дэвид, казалось, не замечал иронии в его глазах:
   - Мне нужно было поговорить с кем-нибудь...
   Дэннис рассмеялся и хлопнул его по плечу:
   -Да, Дэвид! Это определенно ты, а сначала мне показалось, что-то в тебе не то. Теперь я вижу, что это ты, потому что только ты способен наплевать на других только оттого, что тебе вдруг захотелось излить кому-то душу. И вот ты уже трезвонишь как пожарная команда, и говоришь умирающим голосом, а я, как полный кретин, в две тысячи третий раз ловлюсь на эту удочку. Я приполз с концерта на четвереньках, во рту у меня с утра даже корки хлеба не было...Давай свой кофе.
   Дэвид кивнул на дверь в комнату, и через минуту Дэн уже сидел в глубоком мягком кресле, грея руки о большую кружку с кофе с коньяком и рассказывая о прошедшем концерте. Дэвид внимательно слушал, как обычно чуть склонив голову набок и перекинув длинные ноги через подлокотник кресла. Его лицо не выражало ничего, а темные глаза ни на минуту не отрывались от лица Стайна, пристально следя за его реакциями, но Дэннис уже слишком расслабился, чтобы замечать что-либо. Он с жаром говорил о выступлении, группе и планах на будущее, и незаметно перешел на их общий проект.
   - Твои последние песни, Дэвид, это потрясающе! Предыдущий альбом мне нравился, но только до того, как я услышал эти вещи. Теперь я понимаю, на что ты способен по-настоящему. Давай пошлем Кэмпбелла ко всем чертям и вместе займемся твоим новым альбомом. Соберем Тернера и Стэна, возьмем какого-нибудь гитариста, у тебя же полно знакомых, и закроемся в студии на пару-тройку месяцев, и все просто рты разинут, когда услышат, что получилось! - глаза Дэна засияли, на щеках появился румянец, он размахивал руками и поминутно вскакивал с кресла, тут же с размаху падая обратно.
   Дэвид чуть улыбнулся, разглядывая свои руки, и произнес в своей странной новой манере, растягивая слова:
   - Думаешь, я больше никогда не смогу играть?
   - Н-не знаю, Дэйв. Но, по-моему, сейчас это не так уж и важно. Главное, что у тебя появился новый материал, новые идеи, совершенно другое видение мира.
   - Ты действительно так считаешь? Что-то новое, ни на что не похожее? - в момент Дэвид преобразился, от меланхоличной сдержанности не осталось и следа. В его глазах появился неподдельный интерес к словам Дэна, теперь он сменил позу и весь подался вперед, жадно глядя на него.
  -- Хорошо, я объясню снова, если ты все пропустил мимо своих гениальных ушей: твои песни способны не просто стать популярными, они могут запросто изменить мир, в котором живет каждый из нас, раздвинуть границы для тех, кто не видит ни черта дальше своего носа! В них есть что-то особенное, не похожее ни на что, что ты делал раньше. Я надеюсь, что могу говорить с тобой откровенно. Сейчас я скажу ужасную вещь: я почти благодарен тому обстоятельству, что случилось с тобой, потому что в последнее время ты стал сбиваться на какую-то сопливую пошлятину, что несется из динамиков на каждом углу. Черт меня дери, если то, что я услышал теперь, не называется НАСТОЯЩЕЙ МУЗЫКОЙ!!!
   Стайн замолчал, переводя дыхание, и только тут обратил внимание на руки Дэвида, сразу удивившись, что это не бросилось ему в глаза в первый же момент... Гладкие, унизанные перстнями пальцы выглядели так, словно никогда и не были изуродованы до неузнаваемости неизвестным психом. Кисти рук ни на минуту не замирали, тонкие пальцы постоянно находились в движении, нервно поглаживая обивку кресла, обвиваясь вокруг кружки и постукивая ногтями по столу. Еще позавчера, сидя с Дэвидом в студии, Стайн обратил внимание на то, как осторожно Дэвид моет руки, на то, что с его пальцев исчезли все украшения, на то, как он постоянно прячет их за спину или держит на коленях, и как неподвижно и безжизненно смотрятся они на темном фоне джинсов. В оцепенении глядел он на собеседника, не понимая, что происходит, пока, наконец, не сопоставил все свои сомнения в единое целое: человек, сидевший перед ним не был Дэвидом.

22

   Он сидел в шумном зале аэропорта, закрыв лицо ладонями. Звуки, люди, движение - Дэвид впервые в жизни почувствовал неприязнь ко всему, окружавшему его... Утром прошедшего дня, когда он гулял по берегу такого успокаивающего и желанного в тот момент океана, бывший ударник Electricity Дэннис Стайн выбросился с 12 этажа лондонского отеля, и если бы Дэвид хоть изредка смотрел на газетные киоски, он мог бы увидеть фотографию трупа Дэна, растиражированную во всех образчиках британской прессы.
   Три дня назад он, не выдержав, сбежал сюда, в Антананариву, чтобы спрятаться от всех, но лондонский кошмар достал его и здесь...
   С ревом взмыл в небо самолет, который должен был увезти Дэвида домой. Последние два часа он так и просидел в этом кресле в углу, боясь оторвать руки от лица и вступить в контакт с внешним миром.
   - Мистер Дэй, разрешите автограф... - такие знакомые и естественные слова разозлили Дэвида, но он молча взял блокнот и поставил неуверенный росчерк, даже не подняв глаз на того, кто стоял рядом.
   - Смотрите, это же Дэвид Дэй! - закричал женский голос, и Дэвид понял, что пора бежать. Резко встав с кресла, он закинул сумку на плечо, надел темные очки, такие уместные в солнечном городе, и быстрыми шагами пошел к выходу. Там его уже ждали несколько человек, среди которых он заметил примелькавшееся лицо знакомого лондонского журналиста и в который раз удивился, как тому удается оказываться в самых неподходящих и неожиданных местах.
   - Мистер Дэй, вы прилетели сюда отдыхать? Что вы можете сказать о случившейся вчера в Лондоне трагедии? Ваш друг принимал наркотики? Может, это как-то связано с его личной жизнью?
   Дэвид зло посмотрел на собравшихся вокруг людей и, ни слова не сказав, стал пробираться сквозь толпу, осторожно уклоняясь от рук, желающих прикоснуться к знаменитости. Выбравшись из здания аэропорта, он быстро пошел по чужому городу, часто и беспорядочно сворачивая в переулки, проходя дворами, не глядя на названия улиц.
   Дэнниса Стайна он знал довольно долго, впервые встретился с ним на одной из вечеринок лет 12 назад. Дэн не понравился ему с первого взгляда своим вызывающим видом и дикими выходками, и эта антипатия была взаимной до тех пор, пока они не начали играть вместе. "Это то, что нужно", - сказал Дэвид приятелям, - "Он понимает меня с первого и до последнего такта". Сотрудничество было нелегким: группа трещала по швам, скандал следовал за скандалом. Упрямство Дэвида каждый раз встречалось с желанием Стайна сделать все наоборот, почти после каждой репетиции они клялись убить друг друга, затем следовало короткое перемирие, и все начиналось сначала. Остальные участники Electricity мужественно делали вид, что ничего не происходит, стараясь не участвовать в спорах, ввязываясь в них лишь в самых крайних случаях, когда чьей-то жизни угрожала реальная опасность.
   После того, как Дэвид покинул группу, они продолжали общаться, несколько раз работали вместе в студии, но между ними, как и следовало ожидать, возникло что-то вроде преграды, переступить которую не хватало мужества ни у одного, ни у другого. Стайн продолжал тянуть Electricity, но всем было ясно, что в таком виде им не продержаться и месяца. Однако вопреки всем прогнозам группа продержалась гораздо дольше, пока из нее не ушел Стэнли Элмер, занявшись дальнейшим изучением медицины.
  
   И вот теперь изуродованное тело барабанщика лежало где-то в Лондоне, а Дэвид был официально приглашен на его похороны. Стэнли, сообщивший ему о произошедшем, не захотел вдаваться в подробности и бросил трубку, как только Дэвид попытался задать вопрос. Он понял лишь, что еще позавчера Стайна видели живым и здоровым, а вчера утром он поднялся на 12 этаж лондонской гостиницы, встал на подоконник и бросился вниз... Произошедшее так не вязалось с Дэном, которого он знал, что Дэвид до сих пор не верил в это разумом, хотя болезненная тоска уже начинала охватывать его душу. Ни на секунду он не поверил в возможность самоубийства или несчастного случая, и его сознание лихорадочно искало ответы на те вопросы, на которые отказался ответить Стэнли. Теперь он почти бежал по узким улицам, спотыкаясь о булыжники, но не замедляя шаг, словно за ним гнался Крис Грэй.
   Сам факт того, что Стайна больше никогда не будет рядом, он никогда больше не посмотрит на него своим "фирменным" презрительным взглядом, от которого Дэвиду всегда становилось неловко, никогда не скажет "Я сделал бы по-другому" или "Ты гений, Дэвид!" заставлял Дэя особенно остро чувствовать одиночество и беспомощность перед внешним миром. Вдобавок он испытывал жалость к самому себе, сочувствие к Одри и маленьким детям Дэна и бесконечную усталость, усиливавшуюся от постоянного страха и бессонницы.
   Наконец он остановился, совсем запутавшись в лабиринте улочек, и взглянул вверх. Бывшее еще пять минут назад синим небо потемнело до густого серо-черного оттенка, а по краям тучи быстро расползалось зеленое пятно с неровными, похожими на щупальца осьминога краями. Колебавшийся от жары воздух, застыв на мгновение, обрушился на окружающий пейзаж шквалом ледяного ветра. Дэвид стоял совсем один. Вокруг него на узенькой, круто уходящей вниз улице с глухими стенами домов, подступивших так близко, что по ней едва смогли бы пройти два человека, не было ни души. На раскаленные полуденным солнцем булыжники мостовой упала первая капля дождя, разлетевшись по сторонам крупными брызгами. Все еще глядя в небо, где, стремительно меняя формы и очертания, продолжали нестись черно-зеленые тучи, Дэвид нерешительно пошел вперед.
   Через час, промокнув до нитки, и умирая от усталости, Дэвид доплелся до маленькой гостиницы, напоминавшей мотель из фильма "Психо". Маленькая смуглая женщина в цветастом платье явно не интересовалась миром современной музыки и лишь вежливо улыбнулась ему, как улыбнулась бы любому другому посетителю. Отказавшись от сдачи, Дэвид взял ключ, а женщина молча поблагодарила его взглядом. Судя по ее виду, мотель не пользовался особой популярностью и приносил мало дохода, но Дэвида это не волновало. В маленькой комнатке он, прежде всего, следуя привычке, зашторил окно, сбросил мокрую одежду и упал на кровать, раскинув руки. На улице совсем стемнело, небо закрыли черные грозовые тучи без единого просвета, и начался настоящий шторм.. В окно стучали капли воды, перемешанные с крупным градом, молния освещала все вокруг словно лампа дневного света, работающая короткими вспышками, и ему казалось, что тонкие стены мотеля не выдержат напора стихии. Раньше Дэвиду нравился шум дождя, нравилось смотреть на бегущие по стеклу струйки, но тогда он чувствовал себя защищенным стенами своего дома, а сейчас в мире не было места, способного спасти его от собственных страхов.
   Он лежал на кровати за много тысяч километров от собственного дома и думал, что уже завтра он должен быть в Лондоне, на похоронах Дэнниса Стайна. Ему предстояло встретиться с его женой, посмотреть в глаза его матери, Стэну ("В последнее время ты общался с ним... - сказал ему Стэнли по телефону, - Если бы ты был хоть чуть-чуть меньше занят собственной персоной, этого бы не произошло")... Дэвид сел, протянул руку и снял трубку телефона. Через несколько минут на его имя был забронирован билет до Хитроу, и он чувствовал себя так, словно перешел Рубикон и путь назад оказался отрезан.

23

   Кем бы ты был, если бы не был собой? Дурацкий вопрос. Он вертелся у Тима в голове, как вращается трехмерный текст на мониторе компьютера: выплывал из темноты, поворачивался, уплывал и появлялся снова. Кем бы ты был, черт возьми? Журналист, задавший этот вопрос, занимался явно не своим делом, ему бы следовало собирать мусор на улицах - так он принес бы обществу больше пользы. Вместо этого он заставляет людей ломать голову в поисках бессмысленного ответа на сляпанный впопыхах бессмысленный вопрос. Что, интересно, вынес он из ответа Дэвида: "Думаю, я хотел бы быть деревом с высокой раскидистой кроной, безмолвным созерцателем протекающей реки времени. Я стоял бы столетия, вспоминал о людях, сидевших в моей тени, и рассказывал бы о них тем, кто умеет слушать"? Типичная ахинея Дэя, вернувшая ему, однако, внимание прессы, а то последние ряды уже начали засыпать от его бесцветных ответов и подавленного вида.
   Провальная пресс-конференция, скучная, предсказуемая ссора в студии. Все впечатления последних дней - как осадок на дне кофейной чашки. Выпит последний глоток, осталась только теплая горечь, и на кончике языка - "Кем бы ты был, если бы не был собой?".
   - Проверь, пожалуйста, - Лора протянула ему учебник математики и свою тетрадь.
   Она сидела у его ног, на ковре, и делала уроки. Патриция с мужем уехали на уик-энд на материк и сдали Лору на руки отцу. В пятницу он встретил ее из школы и отвез в свой загородный дом. Субботний день они провели вместе: гуляли, дурачились, готовили, рисовали; вечером они ждали на ужин Кортни с мужем и сыном. Ночью похолодало, и Тим разжег в гостиной камин. Сидя в кресле, он смотрел на пламя, а Лора, лежа на животе и помахивая ногами, витала в облаках, украдкой зевала и иногда заглядывала в учебники.
   - Кажется, все правильно. Ты в этом лучше меня разбираешься, - Тим поцеловал дочь в макушку, погладил ее светлые и легкие, как пух, волосы, - А теперь принимайся за химию. Мама говорила, у тебя с ней нелады.
   Лора состроила недовольную гримаску, но открыла книгу и начала читать. Тим скосил глаза, чтобы увидеть название параграфа - в химии он был не силен. Мысли его текли в том же неспокойном направлении.
   Ответ Дэвида был неточен: его не спрашивали, кем бы ему хотелось быть. Вопрос стоял: если ты - не ты, то кто ты? Тим вспомнил статью из одного научно-популярного журнала, описывающую обычаи и верования туземцев какой-то влажной и теплой земли, детей природы, далеких от цивилизации настолько, насколько близок к ней современный лондонец. Аборигены представляли себе жизненный путь человека как цепочку превращений, почти полных изменений его личности. Достигнув определенного этапа развития - границы детства и отрочества, юности и зрелости, когда полностью меняются социальные роли и мироощущение, человек уходил и уступал место своему двойнику, внешне неотличимому, но наполненному другим содержанием - мыслями, чувствами, стремлениями. Тим не помнил, куда уходили прежние люди - пустые оболочки одной бессмертной души - и откуда появлялись новые, у каждого народа своя Валгалла; его поразила сама идея замещения душевных изменений на телесные, такое простое приспособление к внешней, природной и социальной, среде, особенно в период зрелости, когда тело уже не меняется так заметно, как в начальные годы жизни.
   Заметно ли окружающим такое превращение, если не обставлять его ритуалами и таинствами? Тим ощущал непонятный трепет, представляя, что общается с двойниками знакомых людей. Он и сам не понимал, почему так разыгралось его воображение и почему письма маньяка, искалечившего Дэвида, упорно связываются с этим сюжетом. Видимо, ниточка тянется от многочисленных литературных аллюзий и темы двойников и зеркал, появляющихся в письмах на синей бумаге. Создавалось впечатление, что маньяк неплохо разбирается в литературе и, скорее всего, получил образование не ниже колледжа. Развитый извращенный ум страшнее недалекого сознания, мыслящего простыми категориями, или это не всегда так? Изощренная жестокость страшнее тупой, неэлегантной? "Убийство - это одно из изящных искусств" - откуда эта цитата?
   Глядя на склоненный над книгой русый затылок дочери, Тим чувствовал, что совершенно оттаял в лучиках суррогатного семейного счастья, расслабился, перестал жить в режиме гонки на выживание. От этого странными казались чернильного цвета мысли, плавающие в голове - двойники, маньяк Дэя, недавнее убийство Стайна...
   На вчерашних похоронах присутствовало полгорода - так, по крайней мере, показалось Тиму, когда он увидел церемонию по телевизору, в вечерних новостях. Блестящие черные лимузины вперемешку с яркими спортивными авто, женщины под вуалями и длинноволосые музыканты в джинсах, глаза провожающих в последний путь скрыты за солнцезащитными очками - похороны настолько напоминали голливудский фильм, что Тим с отвращением подумал о церемонии, где сам будет главным действующим лицом. Скучные, напыщенные похороны - вряд ли Стайн желал себе такие, если вообще думал о смерти и том, что ей сопутствует.
  

24

   Тима и Дэнниса связывала стойкая взаимная неприязнь, соперничество за душу Дэвида. По иронии судьбы, именно Стайн их познакомил. Он был одержим желанием сделать "Elecricity" группой номер один и усиленно заводил знакомства в среде шоу-бизнеса. Тим в то время работал в звукозаписывающей студии и был единственным сотрудником собственной продюсерской компании. Стайну понравился в нем разумный подход к делу, так отличающийся от его штурмовых наскоков, и то, что Тим не стал запрашивать грабительские проценты и заключать контракт на несколько лет вперед, а предпочел познакомиться с группой поближе, помочь в записи и выпуске альбома, и лишь потом предложил говорить о перспективах сотрудничества.
   После первой встречи со Стайном Тим прослушал ранние демо-кассеты группы и их первый полу-профессиональный альбом. У него сложилось впечатление, что это достаточно интересный материал, но вряд ли он сможет принести прибыть. И все же в музыке "Elecricity" была изюминка; то, что делало ее не похожей на остальные группы - осмысленные тексты и неповторимое звучание электрогитары, странная, словно записанная с помощью синтезатора музыка (хотя Стайн клялся, что это не так), мощная или лирическая в зависимости от настроения гитариста.
  -- Как его зовут? - спросил Тим при следующей встрече, когда пригласил группу в студию.
  -- Дэвид Дэй, - нараспев произнес Стайн и тут же добавил, - Сейчас он болен, грипп с осложнениями, поэтому его партии придется записывать отдельно.
   Сначала Тим возмутился - это звучало так, будто отсутствующий гитарист диктовал ему свои условия и вообще собирался заниматься музыкой на прежнем любительском уровне.
  -- Дэннис, ты же понимаешь, так дела не делаются. Запись в студию на месяцы вперед, я выбил вам лучшее время...
  -- Придется подождать. Дэвид придет, как только выздоровеет. Другого гитариста мы брать не будем. Он написал половину всех наших песен, - твердо ответил Стайн.
   Через неделю Тим уехал на музыкальный фестиваль в Германию, а когда вернулся с континента, гитарные партии Дэя уже были записаны и, честно говоря, он не пришел от них в восторг после прослушивания.
  -- Дэй может сыграть лучше, - заявил Тим Дэннису по телефону, - И твоя задача - довести это до его сведения. Эту запись нельзя выпускать, черт возьми, на что вы рассчитываете?
  -- М-мда... Дэйв немного расслабился на песне Тернера, но мы и так записывали ее три раза, - прорычал Стайн и - Тим увидел это, будто стоял с ним рядом, - взъерошил свои непокорные обесцвеченные волосы, - Ладно, переделаем. Мы завтра играем в "Домино", придешь?
   Конечно, на следующий вечер Тим отправился в клуб, ведь это была первая возможность послушать живой концерт "Electricity" и увидеть группу в полном составе. Он не успел поговорить с ребятами до начала концерта, только помахал им рукой из зала, заказал пиво и сел за столик.
   Группа начала с новых, нераскрученных "боевиков" Стайна. Публика реагировала сдержанно, многие даже не заметили начала представления, но потом вошли во вкус, послышались хлопки, одобрительные выкрики - видимо, посетители клуба уже выпили достаточно для того, чтобы расслабиться после тяжелого трудового дня.
   Деннис умел стягивать на себя внимание и выглядел в тот вечер, как всегда, эффектно: обвешанный цепями и браслетами, в кожаных штанах, обтягивающих аккуратную попку, которую, к сожалению, невозможно было разглядеть в деталях из-за того, что ее обладатель сидел за ударной установкой; в расстегнутой блестящей черной рубашке, оттенявшей его варварски блондинистые волосы, на шею намотан платок невообразимой расцветки. Тим с удовлетворением отметил, что Стайн выглядит как голубой, и, хотя это обстоятельство не смущает армию его поклонниц, оно все же дает повод для нападок бульварной прессе, а это неплохая реклама для начинающих. В целом, Тим одобрял ставку Денниса на эпатаж, но хотел немного сгладить углы и добавить к имиджу "Electricity" еще кое-что, например, музыкальный профессионализм.
   На фоне Стайна, а может, дело было в искусственном освещении, соло-гитарист выглядел бледным, даже болезненным, еще не оправившимся от перенесенного гриппа. Дэвид Дэй оказался высоким, худым парнем с густыми темными волосами, кудрявым облаком окружавшими голову; он явно забыл расчесать их с утра. Волосы падали ему на плечи, но короткая челка не закрывала лоб и большие темные глаза, обведенные глубоко-черными кругами. Наклонив голову, Дэй напряженно смотрел на гитару, хмурился и яростно сжимал тонкие губы: он играл, словно сдавал сложный экзамен. Тим видел, что он заметно нервничает и держится на сцене более скованно, чем остальные члены группы. "Черт, занесло же этого застенчивого, слабого здоровьем типа в "Electricity"! Но то, как он играет, что вытворяет со своей гитарой - это совсем не похоже на других, это просто классно!". Тим понял, что перед ним талант, и не сомневался, что сцапает его для их обоюдной пользы.
   Концерт плавно перетек в вечеринку: ребята закончили выступление, сдвинули столики, со всего клуба подтянулись знакомые Стайна, и образовалась шумная, уже порядочно разгоряченная спиртным компания. В планы Тима не входило напиваться, но он поддался общему настроению и незаметно перешел с пива на джин и водку. Напротив него сидел Дэй, и, чтобы поддержать добрососедские отношения, Тим поздравил его с удачным выступлением. Дэвид улыбнулся, наклонив лохматую голову, и вдруг быстро посмотрел на Тима возбужденными, блестящими глазами, заглянул ему в лицо и сразу отвел взгляд, будто смутившись от заслуженного комплимента своей игре. Тим улыбнулся в ответ, еще не осознавая произошедшую внутри себя перемену, заговорил с Дэвидом о музыке, о записи, над которой они работали, при этом жадно всматриваясь в его лицо, изучая каждую черточку, каждую капельку пота, покрывавшего высокий лоб. Когда его взгляд, скользнув по шее Дэвида, впился в ямочку у ключицы, которую открывал вырез белой майки, нежную впадинку, блестящую от пота и вздрагивающую в такт дыханию, Тим почувствовал, как его захлестывает невыносимо теплая волна возбуждения. В свободных брюках сразу стало тесно, и он замолчал, забыв о предмете разговора, позволив Стайну закончить свою мысль.
   Откинувшись на спинку стула, Тим сосредоточился на стучащих в ушах молоточках, стал считать: один удар сердца, проталкивающего кровь по артериям, второй, третий... К счастью, Дэннис самоуверенным хозяином вклинился в разговор и дал ему передышку, необходимую для того, чтобы прийти в себя. Через минуту его сердце перестало колотиться как сумасшедшее, и от огня, разлившегося по телу, остались лишь тлеющие угольки, но Тиму по-прежнему хотелось ощутить запах кожи Дэя, запустить пальцы в его густую шевелюру, почувствовать, насколько сильны его руки, державшие гитару, узнать, что они умеют кроме игры...
  
   Обычно Тима привлекали молодые люди лет двадцати - двадцати пяти, уже не мальчики, но еще не мужчины, энергичные, спортивные, гиперсексуальные. Ему нравился юношеский смех в постели, податливая сила, борьба, переходящая в секс. Тим восхищался парнями, которые могли напиваться, нюхать кокаин и заниматься любовью всю ночь напролет. Несмотря на практичность и рассудительность, у него была страстная натура, и только жесткая самодисциплина удерживала его от чувственных крайностей: он не напивался, редко участвовал в групповом сексе, не вводил наркотики с помощью иглы, предпочитая порошок и таблетки, пользовался презервативами и ограничивал число своих партнеров, помня о СПИДе и других "мелких неприятностях".
   Когда первое волнение улеглось, Тим решил, что Дэвид Дэй не принадлежит к тому типу людей, каким он мог бы увлечься. Во-первых, они были ровесниками, хотя гитарист, по-мальчишески нескладный, выглядел моложе; во-вторых, Дэвид производил впечатление замкнутого, ранимого, не имеющего никакого отношения к спорту и экстремальным увеселениям человека. Он, несомненно, обладал скрытым обаянием, но совершенно им не пользовался, чтобы расположить к себе людей, - качество, недопустимое для музыканта, который должен выжимать до последней капли отпущенный ему Богом кусочек харизмы, неустанно завоевывая сердца публики, журналистов, продюсеров.
   Золотое кольцо на левой руке Дэвида свидетельствовало о том, что он женат, значит, минимум одна женщина признала его неотразимым - что ж, неплохое начало. Тим ухмыльнулся и попытался отвлечься от мыслей о гитаристе, ясно понимая, что кроме профессиональных отношений, между ними ничего не может быть. С тех пор прошло восемь лет, но он так до сих пор и не понял, почему их потянуло друг к другу, как разные полюсы магнита.

25

   Тим любил, когда его любовники надевали белое - рубашки, майки, брюки. Обтягивающая ткань, теплая, потому что под ней тело. Сначала по белоснежной поверхности скользит только взгляд, потом руки - легкими касаниями, повторяющими контуры тела. У белого цвета своя оптика: выпуклости кажутся рельефнее, впадины затемнены. На белой одежде заметна любая складка, потому что она быстро пачкается. Белое рассказывает все о своем владельце; можно призвать на помощь воображение, и даже снятую, безжизненную вещь наполнить телом, как будто натянуть одежду на человека-невидимку.
   Дэвид редко носил белое. У него не было вкуса. Он бросался в крайности: от стариковского костюмного стиля до фейерверка несочетаемых красок а-ля Дэннис Стайн, от пиджака на голое тело до вещей, натянутых друг на друга, как капустные листья на кочерыжку. Он постоянно мерз и зимой наматывал на шею погонные метры вязаных "бабушкиных" шарфов. Их незакрепленные концы свисали до колен и цеплялись за все углы. Тим любил видеть его в белом, сам Дэвид предпочитал черное. В первую очередь, из соображений практичности. В белом был вызов, оно подставляло его под удар, а черное обезличивало, когда он не хотел быть узнанным, давало желанное убежище, когда одолевали мрачные мысли, успокаивало, когда он был взвинчен или расстроен. Черный цвет замыкал его мир, ограждал от посягательств посторонних; в белом он был открыт и уязвим. Иногда, впрочем, ему нравилось обнажать свои раны, подставлять их под солонки и перечницы. В юности, когда он только начинал, у него было больше белой одежды.
   Конечно, не все символично. В черном он действительно выглядел элегантнее, если это слово применимо к долговязому нескладному типу, каким Дэвид оставался несмотря на то, что уже давно не был худым и бледным пугалом с неожиданно обаятельной улыбкой. Отработанная улыбка стала частью музыкального образа; потеряв в искренности, она приобрела в светском шарме и уже редко бросала отсвет юношеской непосредственности на его замкнутое лицо. Кожа загорела, потеряла фиолетово-синюшный оттенок и нездоровый вид, в фигуре проступили приятные округлости мускулов. С годами Дэвид Дэй похорошел.
   Известный музыкант должен следить за собой, вернее, позволять это делать специалистам, но в случае Дэвида это сводилось только к регулярным косметическим процедурам. Фитнес он отрицал: угроза набрать лишний вес его не страшила, а любовь и восхищение публики и так переливались через край, тысячи девушек считали его первым красавцем.
   Близкие отношения - другое дело. Несколько раз Тим затаскивал его в спортивный зал, но Дэвид отбивался и отнекивался, как мог, проявляя "идейную" строптивость в том, что касалось общепринятого стиля жизни, которому он не желал соответствовать. "Я по роду деятельности и состоянию здоровья не могу вести здоровый образ жизни, - твердо заявил он, - Я же не гомик и не зубной врач!"
   Пола не заставляла его качать мышцы, но в стремлении модно одеть была неутомима. "Модно" означало в соответствии со своим собственным вкусом. Их отношения во многом были показательными: они постоянно появлялись и запечатлевались вместе. Вкус Полы, между тем, не выходил за рамки стиля роскошествующей домохозяйки среднего класса: молодежный стиль ее уже не привлекал, а простота всегда была не в фаворе. Ярко-красный, ослепительно-золотой, змеиная кожа и натуральный мех, обнаженные руки, грудь, спина - такова была стихия Полы Роуз. В моде, как и в журналистике, она предпочитала незамысловатый, но броский жанр.
   Они с Дэвидом были красивой парой и эмоционально дополняли друг друга: сдержанный, самоуглубленный музыкант, немного смущенный всеобщим внимание и вспышками фотокамер, и энергичная журналистка, которая наконец-то сама стала новостью, проделала нелегкий путь из пешки в королеву. Дефилируя под руку с Дэвидом на светских мероприятиях, Пола светилась от счастья, как ее блестящие туалеты. Находясь с ними рядом в такие минуты, Тим испытывал непреодолимое желание прикрыть глаза рукой, как будто Пола была 150-ваттной электрической лампочкой без плафона, светившей ему прямо в лицо.
   - Она не нравится тебе, потому что ты гей, - высказался как-то Дэвид, - Будь ты мужчиной с нормальными наклонностями, она не вызывала бы в тебе такого раздражения.
   - Глупости, - отрезал Тим, - Мои наклонности тут не при чем. Я вполне способен выносить общество своей сестры, бывшей жены или секретарши.
   Тим не стал выдерживать паузу или со значением смотреть на него, но Дэвид все равно покраснел.
   - Дело в том, что твоя... девушка оскорбляет мой здравый смысл и чувство прекрасного. Какого черта она потащила тебя на премьеру этого авангардистского спектакля и вырядила в сиреневый костюм? Ты хоть в зеркало на себя посмотрел перед тем, как выходить в этом на люди?
   - Мой костюм был не более экстравагантным, чем образчик современной драматургии, на который мы тогда попали, - защищался Дэвид, - Представь себе: Макбет общается с духом Банко в Интернет-чате, а его жена разъезжает на трехколесной велосипеде. Костюм отлично вписался в общую картину творческого безумия. Ты бы посмотрел, в чем были остальные знаменитости.
   - Вот об этом я и говорю, - неопределенно, но мрачно подытожил Тим, - На остальных мне наплевать, но, будь добр, перестань изображать из себя придурка.
   Подобное разговоры возникали между ними постоянно и заканчивались по-разному. Если у обоих было хорошее настроение, все обращалось в шутку:
   - Ты просто ревнуешь, - тоном противной младшей сестренки говорил в таких случаях Дэвид, - Тебе неприятно видеть меня с Полой, потому что ты возомнил, будто имеешь монополию на мою задницу.
   - Да кому нужен твой тощий зад! - возмущался Тим, - На него даже престарелый гомик внимания не обратит.
   - Да? А что же мы тогда делаем последние два часа в твоей постели? - спрашивал Дэвид, и они хохотали как сумасшедшие.
   Чаще, однако, это было не приправой к сексу, а серьезной ссорой. Дэвид, влюбленный, мучимый чувством вины перед Полой, говорил, что хочет начать с ней новую жизнь, Тим высмеивал эти благие намерения, и они расходились под взаимные оскорбления и грохот дверей.
   Тим любил, когда Дэвид носил белое. Его собственная одежда была выдержана в темных, насыщенных тонах: незаменимый черный, глубокий винно-красный, мятежный синий. Он был ненамного ниже Дэвида, с длинными ногами и продуманно вылепленным рельефным торсом, гладкой смуглой кожей и проницательными семитскими глазами. Тим был всегда в форме, легок на подъем и очень дружелюбен, но за приятными манерами сквозила холодность. Он не боялся людей, но и не испытывал потребности тесно с ними общаться. Он делал это по расчету, с целями, иногда весьма туманными, ведомыми ему одному. Враги называли его двуличным, а приятели говорили, что он мог бы преуспеть в политике.
   Однако, Тим не интересовался политикой; в шоу-бизнесе он чувствовал себя как рыба в воде. Неофициальный, но строгий стиль в одежде (все вещи - от известных модельеров) и допустимое, даже поощряемое непостоянство в личной жизни были ему как нельзя по душе. Он работал с удовольствием и хотел стать профессионалом. Его не устраивали только "закидоны" Дэвида, но он ни за что на свете не согласился бы его отпустить: свое драгоценное открытие, свою золотую жилу, своего неразумного мальчика, подопечного и любовника.
  

26

   Этот момент должен был наступить, и Дэвид прекрасно чувствовал, что он близок как никогда. К тому же, он и сам полагал, что период ухаживания невероятно затянулся. Да, пора уступить Поле, и надеть наконец обручальное кольцо или порвать отношения. Второго Дэвиду не хотелось абсолютно. Он чувствовал огромную привязанность к Поле, иногда ему даже казалось, что каким-то странным образом он зависит от нее. Когда ее долго не было рядом, он скучал, тосковал и хотел увидеть ее как можно скорее. Это походило на колдовство, и Тим часто высмеивал его беспомощность перед невестой.
  
   - Давай поговорим, - Пола стояла на пороге, уперев руки в бока, и он ощущал ее взгляд, направленный ему прямо в затылок, - Чем ты занят?
   - Дорогая, я занят и не хотел бы отвлекаться. Что-то срочное? - спросил он, не отрываясь от экрана компьютера.
   - Конечно же, нет, - язвительно произнесла Пола, - Когда наши с тобой отношения были чем-то важным для тебя? Никогда, но это не значит, что о них можно не разговаривать годами и десятилетиями!
   - И теперь время пришло? - Дэвид все еще пытался придумать, чем бы заменить очередную рифму, но голос Полы окончательно сбил его с мысли. Наконец, он развернулся к ней, нетерпеливо барабаня пальцами по столу, - Ну?
   - Что "ну"?! Очень глубокомысленный вопрос! Когда мы наконец поженимся?!
   - Что? - растерялся Дэвид, но тут же рассмеялся, - Пола, дорогая, мы же договорились, что как только я закончу этот альбом, мы...
   - Ты врешь, - сказала Пола, не повышая голос, - Твой дружок заявил журналистам, что свадьбы не будет никогда, и теперь я склонна поверить ему, а не тебе. Ты не любишь меня, Дэвид, ты играешь моими чувствами, для тебя я одна из тысячи, из миллиона женщин, добивающихся твоей благосклонности... Можешь смеяться, но сейчас я варила тебе кофе и вдруг поняла это со всей ясностью: мы никогда не поженимся, если...
   - Что "если"?
   - Если не поженимся прямо сейчас.
   - Господи, - Дэвид взялся за голову, - Что ты придумываешь? Прямо сейчас и здесь?
   - Нет, - спокойно ответила Пола, - Но я имею в виду, что завтра я начинаю готовиться к свадьбе, или скажи мне сейчас же, что ты меня не любишь и никогда не имел намерения жениться на мне. Сейчас же!!
   - Это было бы ложью, но...
   - Никаких "но"!!! Я уже наслушалась по горло, и теперь меня интересует только одно: да или нет, - она перешла на крик, - Да или нет, вот что я хочу услышать от тебя, а вовсе не песню о любви или умные рассуждения о закономерностях и условностях развития человеческих отношений!!! Только правду!
   - Хорошо - хорошо, если ты настаиваешь... - пробормотал Дэвид, смущенный ее неожиданным натиском.
   - Я настаиваю! - с горечью в голосе произнесла Пола, - Я настаиваю, а ты вынужден подчиниться... Нет, Дэвид Дэй, мне не нужны твои одолжения, я не гордая, но и в подачках не нуждаюсь...
   Она всхлипнула и вытерла глаза. Пола прекрасно знала, каким шелковым становится Дэвид, стоит ей только намекнуть, что она собирается заплакать.
   - Пола, дорогая, прости, - он встал из-за стола и обнял ее за плечи, прижал к себе, преодолевая сопротивление, - Пожалуйста, прости, я был дураком...Давай, успокойся... Мы поженимся сразу, как будет возможность, и ты можешь заняться подготовкой уже теперь.
   Он вытер слезинку, застрявшую в уголке ее глаза, и поцеловал Полу в шею. "Спектакль окончен, жаль, что не было зрителей", - подумала Пола, прижимаясь к Дэвиду и чувствуя кожей его нежные губы. "Ничего, зрители будут, - успокоила она себя, - Мамочка и особенно папочка Дэй могут готовиться к худшему: их дорогой мальчик достался такой стерве, как Пола Роуз! Хотела бы я видеть лицо этой твари, Кэмпбела! Тебе ничего не достанется, стервятник!!!"
   Дэвид немного отстранился и поцеловал Полу в губы. Его руки гладили ее волосы, плечи, держали ее так крепко, что у Полы перехватило дыхание.
   - Милый, я тебя люблю, - прошептала она, расстегивая его рубашку, касаясь пальчиками груди, чувствуя, как вздрагивает он от каждого прикосновения.
   - Пойдем в спальню... - предложил Дэвид слегка дрожащим голосом, и потянул ее за собой.
   "Господи, ну когда ты научишься заниматься любовью где-нибудь, кроме спальни", - с легкой досадой подумала Пола, идя за ним. Эта глупая с ее точки зрения привычка лишала секс изюминки, делая его однообразным ритуалом, но Дэвид не мог по-настоящему расслабиться в непривычном месте, и ей приходилось мириться с его "странностями". Спальня действовала на него магически: здесь он становился мягким и доверчивым, с легкостью выбалтывал все свои секреты, внимательно выслушивал все, что она говорит, и принадлежал только ей одной, забывая обо всем на свете... Или почти обо всем...

27

   После вчерашнего разговора Пола считала вопрос о свадьбе решенным. В борьбе за счастье все средства хороши. Их помолвка затянулась, и она немного надавила на Дэвида - она всегда знала, куда нажимать, если нужно было добиться результата. В этом смысле Дэй походил на отлично настроенный рояль: клавишей было немного, но в умелых руках они позволяли разыгрывать бесчисленное множество комбинаций.
   Чтобы отпраздновать начало подготовки к свадьбе, по дороге из офиса она купила коллекционное вино и торт со взбитыми сливками. Подъехав к дому, она сразу поняла: что-то не так. Смутное ощущение переросло в уверенность, когда она вышла из машины и увидела, что придавало неправильность пейзажу: длинный ярко-красный шарф Дэвида лежал, свесившись со ступенек крыльца, как издохшая змея. Входная дверь была приоткрыта.
   Она забыла о торте и бросилась в дом. Дэвида нигде не было. По ввсей спальни была разбросана его одежда, вынутая из шкафа. Заглянув туда, Пола определила, что исчезли теплые веши - свитер и куртка с искусственным мехом. Теплые, но не настолько, чтобы гулять в них по лесу. Сегодня шел снег, а от ледяного ветра немело лицо и руки.
   Внезапно Полу осенило: он не гулять пошел, его увез с собой Кэмпбелл! Она схватилась за телефон, но поняла, что Тимоти разговаривать с ней не станет. Как он посмел? Напоил Дэвида, наговорил про нее гадостей, пригрозил, увез его силой? Жениха нужно было вернуть во что бы то стало. Не медля ни минуты, она помчалась в город.
   Когда Тим открыл дверь и вежливо спросил, какого черта ей здесь нужно, Пола потеряла голову. Она попыталась войти, но Кэмпбелл оперся рукой о косяк и преградил ей дорогу.
   - Он здесь, у тебя?
   - Ты о Дэвиде Дэе? - издевательски уточнил Тим, - Да, он здесь. К сожалению, в данный момент он отдыхает и не сможет тебя увидеть.
   - Почему он в твоей квартире, а не со мной, со своей невестой? Как ты посмел увезти его из дома?
   - Что ты, я не похищал его из вашего гнездышка. Он сам пришел ко мне, добровольно. Кажется, моя дорогая, ваша свадьба откладывается.
   - Пусти меня, я хочу с ним поговорить.
   - Полегче, милая, это все-таки частная собственность. Дэвид спит, оставь его в покое.
   - Ты еще будешь указывать мне, как я должна себя вести? Пусти, я заберу его. Дэвид, Дэвид!
   Пола оттолкнула его и ворвалась в прихожую, но Кэмпбелл быстро опомнился и вышвырнул ее в холл.
   - Убирайся, или я вызову охрану.
   Пола убрала волосы, упавшие на лицо, и посмотрела на него с ненавистью:
   - Ты еще об этом пожалеешь. Дэвид вернется ко мне, мы поженимся, и я уговорю его сменить продюсера. Ты окажешься на улице.
   Тим не ответил и захлопнул дверь своей квартиры. Пола некоторое время стояла перед ней, не в силах поверить, что все кончилось именно так, что Дэвид действительно предпочел ее этому проклятому гомику. Но она еще не отчаялась, ее не так-то просто было сбить с намеченного пути.
  
   Этим же вечером Пола вернулась в дом Дэвида, чтобы забрать свои вещи. Взгляд ее упал на семейную фотографию Дэев: улыбающийся сын с серьезными пожилыми родителями. Вот к какому авторитету следовало обратиться: никто не имеет над Дэвидом больше власти, чем его бесноватый отец. Пора открыть ему глаза на образ жизни его единственного дитя.
   - Филипп? Как вы поживаете? - проворковала она в трубку, набрав их номер в Ньюкасле, - Это Пола Роуз, невеста Дэвида. Нет, с ним все в порядке, если не считать того, что он меня бросил и ушел к Тимоти Кэмпбеллу. Я подумала, что вам следует знать.
   Реакция папы-Дэя вызвала на ее губах слабую улыбку.
   - Как, вы не в курсе? Дэвид живет с Тимом уже давно. Ну, вы меня понимаете. Я надеялась, что наша любовь и семейная жизнь заставят его отказаться от этой пагубной... страсти, но Кэмпбелл крепко его держит. Он губит его, Филипп, и я не знаю, что делать, я уже все перепробовала. Вряд ли вы сможете с ним связаться: он сейчас у Кэмпбелла, а его номера телефона нет в справочнике. Я ездила к нему домой, но он не дал нам с Дэвидом увидеться и поговорить. Адрес Тимоти? Конечно, знаю. Записывайте.
  

28

   Поздним утром Кристофер возвращался с работы. Он колесил по городу всю ночь, теперь нужно было поставить такси в гараж, поговорить с механиком насчет стука под капотом, и можно отправляться домой на автобусе. Работа налагала ощутимые ограничения на его привычный распорядок, но он безропотно терпел, не спешил увольняться. Все это было ради цели, к которой он шел так долго, так продуманно, так красиво. Сколько обличий сменил он за время охоты, не счесть: спортивный инструктор, водопроводчик, специалист по системам охраны, садовник и вот теперь - таксист. Ненадолго.
   Крис остановил машину возле универмага, вышел, поежился от утренней прохлады. В магазине он нашел гастрономический отдел и стал методично выбирать продукты. В корзину легли пакет молока, связка бананов, чипсы, сигареты, шоколад, бумажные салфетки. Возле его дома не было продуктовых лавочек. Как выйдешь из автобуса - наискосок, через пустырь, через стройку, по набережной. Ни одного магазина.
   Девушка, стоявшая перед ним в очереди в кассу, переминалась с ноги на ногу от нетерпения, постукивала каблучками по полу, ерошила коротко остриженные светлые волосы. Наконец обернулась: глаза расширились от удивления, пухлый рот приоткрылся. "Хохотушка, - подумал Крис, - Теплая и мягкая, как персик с бархатной кожицей". В отличие от Дэвида, он был романтиком.
   Девушка оборачивалась снова и снова, поводила плечиками, улыбалась. Критически осмотрела лицо и прическу в зеркале пудреницы, одернула блузку. Кристофер снисходительно улыбнулся, поправил темные очки - они якобы сползли на нос и приоткрыли тайну того, кто известен каждому в это городе, рядом с кем станет кокетничать девушка самых строгих правил, кто заставляет вас плакать, визжать на концертах и покупать свои альбомы. Блондинка хотела познакомиться с Дэвидом Дэем. Крис не мог отказать даме.
   Он вышел из магазина с бумажным пакетом, неторопливо, не оглядываясь по сторонам. Девушка подскочила к нему с блокнотом и ручкой, глупышка.
   - Мистер Дэй!
   - Вы ошиблись.
   - Ну пожалуйста, мне только автограф!
   - Не могу ничем помочь, детка - руки заняты.
   - Я подержу пакет!
   - Зачем утруждать себя? Пойдем к моей машине, я брошу его и исполню твое желание.
   - Мистер Дэй, вы такой милый... ваша машина - такси?
   - Приходится маскироваться, понимаешь? Идти на ухищрения, чтобы не засекли репортеры. А мне и надо-то только в магазин сходить. Чертова популярность...
   - Мистер Дэй!
   - Прошу тебя, просто Дэвид.
   - Я обожаю твои песни, собираю все твои плакаты, хожу на каждый концерт.
   - Рад это слышать. Залезай!
   - Сидеть рядом с тобой, в твоей машине... Я не верю! Меня зовут Кэти, и, если можно, еще два автографа - Сюзи и Стиву. Это мой брат. О, Дэвид!
   - Ты очень милая девушка, Кэти. Нас здесь никто не увидит.
   Сидя в автобусе, Крис решил, что очень приятно делать людей счастливыми. Он взял у девушки часики - розовые, блестящие, с пронзенным сердцем на циферблате. Просто расстегнул замочек, пока она вылезала из машины, слепая и глухая от счастья, и снял. Она и не заметит, а заметит - не расстроится. У Криса это был уже двадцать шестой экспонат: каждая девушка Дэвида Дэя оставляла ему, сознательно или случайно, какой-нибудь предмет на память.
   Он хранил коллекцию в картонной коробке и перебирал ее, не слишком часто, по вечерам, когда дождь заливал дом, врываясь через выбитые окна. Несколько трусиков и лифчиков, многие их них совсем новые, пахнущие духами; потемневшее серебряное кольцо с большим аметистом, овальная перламутровая сережка с отбитым краем - как голубой глаз, подмигивающий, когда огонек свечи, освещающий сокровища, дрожит от сквозняка; губная помада карамельного оттенка, желтый шейный платок. Его Крис особенно любил. Прохладный шелк было приятно сжимать в кулаке, гладить, пропускать сквозь пальцы, смотреть, как он бабочкой падает на пол и подхватывать в сантиметре от пола, чтобы он не соприкоснулся с грязными досками или цементом, смешанным с песком и крысиным пометом.
   Невинная забава. И вся коллекция - всего лишь собрание милых и несуразных вещей, оторванных от владельцев, лишенных собственного, изначально им присущего смысла. Кристофер не был фетишистом, он просто согревал себя мыслью о том, что в картонной коробке собраны доказательства того, что он кому-то нужен, свидетельства его побед - ступеньки, поднимающие его все выше и выше туда, где девушки сами падают в твои объятия и мир сверкает в свете прожекторов, а воздух содрогается от музыки и аплодисментов.
   Должно быть, чертовски приятно. В отличие от Дэвида, Крис всегда знал, кто он такой и чего хочет. Знал: время работает на тех, кто умеет им пользоваться, и благодарен судьбе за те блага, которые имеет. Удача подстерегает именно таких парней, как Кристофер Грэй - просто стихи, правда?

29

   Тим был уверен, что рано или поздно Дэй заявится к нему. Еще позавчера, узнав по телевизору о смерти Стайна, он понял, что их встреча состоится со дня на день, и теперь, открыв дверь, он ждал, что скажет Дэвид. Тот молчал, глядя в глаза Тиму, наконец хриплым голосом спросил:
  -- Можно войти?
  -- Заходи.
   Тим пропустил его в квартиру. Нетвердой походкой Дэй направился в ванную, а хозяин пошел на кухню варить кофе. По опыту он знал, что гость попросит кофе: отросшая щетина, запавшие глаза и полусонный взгляд говорили о том, что в жизни Дэвида продолжалась черная полоса. Тим усмехнулся и тихо порадовался, что успел выпроводить Сэма до того, как появился Дэвид, иначе им всем было бы не слишком удобно.
   Его не было долго, и Тим, потеряв всякую надежду, занялся обдумыванием своего выступления перед журналистами по поводу продюсируемой им группы. Когда работа уже подходила к концу, Дэвид появился на кухне, сел напротив, откинувшись назад и прислонившись затылком к стене. Как всегда в периоды плохого настроения, он напомнил Тиму гениального поэта прошлого века. С его мокрых волос стекали капли воды, падая на расстегнутую рубашку и образуя ручейки на голой груди, от него приятно пахло смесью запахов шампуня и чистого тела, и постепенно Тим стал подозревать, что все это небрежное великолепие создавалось исключительно для того, чтобы раскрутить его на исполнение очередного желания Дэя. Наблюдая, как Дэвид размешивает сахар еле-еле двигая кистью,
  

30

   Тим не помнил, чтобы кто-то из них ставил будильник, тем не менее, звонок надрывался вовсю. Приоткрыв глаза, он уперся взглядом в кудри Дэвида. Дэй лежал на спине, скрестив на груди руки. Даже во сне с его лица не сходило серьезное выражение.
   - Какая удача, что по утрам тебя можно разбудить только паля из пушки, - пробормотал он, стягивая с кровати простыню и заворачиваясь в нее. По дороге он глянул в зеркало: вылитый патриций, не хватает только кубка с вином и свитка с мудрыми мыслями. Впрочем, кажется, такими мыслями патриции не слишком увлекались.
  -- Кто там? - недовольно спросил Тим.
  -- Откройте, - произнес решительный голос.
  -- Вот наглость, - пробурчал Тим, поворачивая ключ. В следующий момент он пожалел о сделанном: на пороге стоял Дэй-старший. Смерив Тима презрительным взглядом, он спросил:
  -- Где Дэвид? Он здесь?
  -- Ээ...
  -- Ясно, - он шагнул в квартиру, чуть отодвинув остолбеневшего от такого хамства Тима.
   Под этим ледяным взглядом он вдруг забыл, что он уже взрослый самостоятельный мужчина и почувствовал себя маленьким. Мысль о незаконности вторжения, едва шевельнувшись, испуганно замерла в глубине сознания. "Должно быть, именно так это происходит с Дэвидом", - подумал он, плетясь за ним по квартире. Нда, инспекция как раз вовремя: Тим завернут в простыню, на кровати, едва прикрытый другой простыней, лежит Дэй-младший, на подушке явный след от второй головы и вся одежда висит на стульях... Он решил, что ничем не поможет Дэвиду и ушел на кухню. По дороге он заглянул в спальню и убедился в полной и окончательной бесполезности любых оправданий: Дэвид лежал на животе, свесив одну руку с кровати, простыня валялась рядом... Прошептав что-то вроде "О Боже", Тим поспешно скрылся, предоставив Дэям разбираться между собой.
  -- Вставай, - услышал он уже из кухни, - Немедленно одевайся!
  -- Папа?! Что ты здесь делаешь?!
  -- Собирайся без разговоров!
  -- Я не... Выйди, пожалуйста...
  -- Ничего, тебе не впервой одеваться при мужиках. Давай быстро!
  -- Папа, пожалуйста... С чего ты вздумал прийти?
  -- Может быть, тебе помочь?! Это твои брюки или Тима? Белье? Рубашка? Теперь у тебя есть все необходимое!
   Не выдержав, Тим на цыпочках подошел к комнате и заглянул: Дэвид с самым несчастным видом сидел на краю кровати, закрывшись простыней, его одежда была разбросана по полу. Дэй-старший стоял совсем рядом, с видом решительным и суровым.
  -- Долго я буду ждать?
  -- Папа, - Дэвид заметил Тима и покраснел, - По-моему, нет необходимости унижать меня настолько...
  -- Ничего страшного, - отрезал отец, - Кэмпбелл уже видел тебя в разных позах, он не разочаруется. Вы же не в солдатиков с ним в постели играете... А меня можешь вообще не стесняться.
  -- Мистер Дэй, - Тим решил вмешаться, чтобы защитить остатки гордости Дэя-младшего, - Это все-таки мой дом.
  -- Тогда объясните, что в ВАШЕМ доме делает МОЙ сын? - Дэй-старший посмотрел так, словно хотел испепелить его взглядом.
  -- Это не преступление.
  -- Теперь уже нет, - мрачно сказал отец и добавил, - К сожалению...
  -- Времена Реддингтона прошли, мистер Дэй, хотите вы того или нет, - Тим немного осмелел и подошел поближе.
  -- У некоторых людей это врожденная патология, вроде микроцефалии, но мой сын был совершенно здоров. И я знаю, как его вылечить... - угрожающим тоном произнес Дэй-старший, - С дороги, мистер!
  -- Дэвид, может ты что-нибудь скажешь?!
   Пока они препирались, Дэвид уже почти оделся и на ходу заправлял рубашку в брюки.
  -- Я позвоню тебе, - прошептал он виновато, проходя мимо, и Тим отметил, что у него вид как у мальчишки, которого застукали в школьном туалете с сигаретой.
  
   На улице отец повернулся к Дэвиду и влепил ему пощечину. Дэвид схватился за щеку, потрясенно глядя на отца.
  -- Не ходи за мной, - сказал Дэй-старший, - Я не хочу тебя видеть.
  -- Пап... - неуверенно позвал Дэвид, но отец быстро пошел по улице.
   Он смотрел ему вслед, не в силах заставить себя поверить, что это произошло на самом деле, потом развернулся и отправился домой, чувствуя себя абсолютно раздавленным.

31

   Пола знала все и с детства этим гордилась. Поэтому была лучшей в классе, поэтому выбрала факультет журналистики, поэтому пошла работать на телевидение, поэтому ненавидела Тима Кэмпбелла. Она нисколько не сомневалась в том, что именно Тим - основное препятствие на пути их воссоединения с Дэвидом Дэем. Этот "звездный" союз для нее очень много значил. Впервые ей представился шанс взлететь так высоко, и для того, чтобы им воспользоваться, требовалось лишь устранить Кэмпбелла, убрать его со своей дороги навсегда.
   Пола знала все. Отношения Тима и Дэвида давно перестали быть для нее секретом, хотя веских доказательств она так и не раздобыла, приберегая для себя лишь парочку косвенных улик: фотографии, на которых продюсер с музыкантом, пьяные в дым, целуются "по-взрослому", пленку с записью откровенного, но достаточно иносказательного телефонного разговора и другие безделицы. Она хранила их на тот случай, если придется надавить на Кэмпбелла или шантажировать Дэвида. Впрочем, слово "шантаж" ей не нравилось, и Пола придерживала разоблачающие сведения на черный день, для сенсационного выпуска своей еженедельной программы "На соседней улице".
   Когда Дэвид вернулся к ней, Пола не удивилась. Она знала, что это произойдет; он не раз уходил и всегда возвращался. С ним трудно было ужиться, но она наловчилась уступать, когда это было необходимо для сохранения отношений. Да, не следовало тогда поднимать вопрос о замужестве, и он бы вообще не ушел. Она поддалась минутному порыву, она так долго ждала и так обрадовалась, что он сам это предложил, а потом так расстроилась, когда он дал задний ход. Неужели он не понимает, насколько это для нее важно?
   Раньше Пола часто вспоминала руки Дэвида и сравнивала их со своими. Она не могла отделаться от мысли, что, несмотря на изящную форму и ухоженную загорелую кожу, сквозь которую не просвечивала ни одна жилка, ее кисти были менее красивы, чем крупные, с широкими запястьями кисти Дэвида. "У тебя пальцы вдвое длиннее, чем мои", - смеясь, говорила она, когда Дэвид брал ее руку в свою. В интимные минуты она часто целовала каждый палец, покусывала их, поглаживала языком, делала "нежный" массаж.
   Потом, после трагедии, от этой игры пришлось отказаться. Дэвид болезненно реагировал на любое проявление внимания к своим рукам и все чаще предпочитал заниматься любовью в темноте. Он еще глубже ушел в себя (раньше она могла поклясться, что это невозможно), просиживал целые дни в одиночестве, даже к сексу потерял интерес, и Пола только вспоминала их восхитительные ночи, довольствуясь ролью понимающей сиделки.
   В общем, ей было все равно, как ведет себя Дэвид, лишь бы он был рядом, и лучше всего - в качестве законного мужа. Он бы и был, исчезни с лица земли Тим Кэмпбелл. Ей хочется простого женского счастья, хочется стоять перед алтарем в длинном белом платье и повторять вслед за священником слова обета. И чтобы это видели сотни гостей и тысячи телезрителей.
   Первый раз Тим расстроил их свадьбу, заставив Дэвида подписать контракт о полуторагодовом гастрольном туре. Близился выпуск очередного альбома, Дэвид зациклился на своей музыке, не вылезал из студии и все время проводил с Кэмпбеллом, а не с ней. Ей он доставался в крайней степени усталости, со слипающимися глазами и полным безразличием ко всему, что касалось их отношений.
   Она отлично сознавала, что добилась бы своего значительно быстрее, если бы нашла общий язык с родителями Дэвида. Понравиться Дэям было нелегко, и скоро Пола поняла, что это вообще невозможно. Ни одна женщина не была достаточно хороша для их обожаемого сына, только Тину, первую жену Дэвида, старики вспоминали с теплотой, но Пола подозревала, что положение изменилось бы, если бы Дэвид ее не бросил. Родители хотели видеть рядом с Дэвидом "серую мышь", тихую и послушную мать их внуков, католически положительную женщину; и даже не видеть, а просто знать, что она спокойно сидит дома, ждет Дэвида, воспитывает детей и безропотно тащит на себе все домашнее хозяйство. Словом, они идеализировали тот тип женщины, который Пола ненавидела и которым даже ради того, чтобы стать женой Дэвида, притворяться не собиралась. Она хотела заставить их принять себя такой, какой была - активной, энергичной, деятельной, - но потерпела поражение.
   Родители Дэвида, как и Тим, оказались крепким орешком, но Пола приехала в Лондон из провинции, добилась всего своими силами, и не такие орешки раскусывала. С родителями, к сожалению, ничего нельзя было поделать, но на остальных фронтах она сдаваться не собиралась. Она пошла ва-банк: в один прекрасный день объявила Дэвиду, что бесповоротно уходит от него, собрала вещи и переехала к на скорую руку заведенному бой-френду из телевизионной тусовки. Уловка сработала: Дэвид предсказуемо вымаливал прощение, и она уже раздумывала, как бы поэффектнее осчастливить его своим возвращением, но Тим втянул Дэя в гастрольную авантюру, на излете которой он и угодил в лапы к маньяку. Все произошло как нельзя кстати.
   После трагедии туман в голове Дэвида развеялся, и все встало на свои места: она снова переехала в его большой, несуразный дом подбирать его разбросанные вещи, за каждую из которых - майку с растянутым воротом, вытертые джинсы - его поклонницы отдали бы душу дьяволу. Она снова начала готовиться к свадьбе, давать интервью, а не брать их, ее фотографии появились в газетах, она съездила в Париж, чтобы пополнить свой гардероб, - в общем, непростительно расслабилась в предвкушении будущего счастья, документально заверенного мэрией. Но судьба совершила очередной головокружительный виток и отняла у нее все, что было и могло бы быть. Мечты разбились, Дэвид снова ушел, на этот раз к Тиму Кэмпбеллу, акуле, которая уже не выпустит его из своих зубов.
  

32

   Сначала она просто не могла поверить в такое вероломство, потом пришла в ярость: разбила о стену пустые бутылки из-под спиртного, оставшиеся после Дэвида, руками порвала в клочки его любимую черную рубашку, поплакала и, не придумав ничего лучшего, отправилась на квартиру Кэмпбелла, чтобы удостовериться в том, что он увез Дэвида, и выцарапать ему глаза. Снова и снова она вспоминала свое унижение в Австралии. Тогда Кэмпбелл посмеялся над ней, но отнять Дэвида не смог.
   Тогда, после концерта в Мельбурне Дэвид уединился с поклонницей в своем гостиничном номере. При перелете в Австралию он подхватил простуду, и прошедший концерт дался ему нелегко: голос совершенно осип, связки болели, кисти рук мерзли, а лицо и уши горели. Однако по шкале Дэя это было пустячное недомогание, и Дэвид не устоял перед искушением и позволил хрупкой девушке с газельими глазами и озорной улыбкой повиснуть у себя на шее. Когда он увлек ее в свой президентский люкс, у двери номера, как почетный караул, встали два дюжих охранника.
   Дэвид с поклонницей присели на диван, выпили шампанского, пообнимались. Девица не умолкала ни на минуту и смотрела на музыканта с таким обожанием и простодушной верой в чудеса, что он немного оттаял, развеселился и перешел к "серьезным" поцелуям. Внезапно внимание Дэвида привлекли громкие голоса за дверью: ситуация в коридоре накалилась настолько, что, того и гляди, готова была перерасти в потасовку. Прислушавшись, Дэвид похолодел от ужаса и снял с себя девичьи руки - он узнал вибрирующий от возмущения голос Полы:
   - Вы не имеете права не пускать меня - я его невеста!
   Бесстрастный голос охранника ровно прогудел: "... приказ...безопасность...нет, мэм".
   - Да что вы такое говорите! Я хочу его видеть, немедленно! Мне надоело стоять в этом занюханном коридоре и разговаривать с придурками, когда у меня ноги подкашиваются от усталости. Я вам не какая-нибудь безмозглая фанатка, я почти его жена и, к тому же, представитель британского телевидения!
   Дэвид сначала заметался по номеру (один выход, пятый этаж), но потом понял, что разоблачения не миновать и обреченно опустился на диван, шепнув девушке: "Одевайся".
   Из номера напротив, не такого роскошного, выглянул Тим, привлеченный шумом. Он тоже был не один: гитарист из группы Дэвида, не такой любопытный, остался в его кровати докуривать сигарету с марихуаной. Пола увидела своего заклятого врага и ринулась в бой:
   - Он у тебя? Отвечай, я хочу видеть его сейчас же!
   - А поздороваться, детка? - усмехнулся Тим, привалившись к косяку, - Где твои манеры, в Лондоне остались?
   - Не смей так со мной разговаривать! - взвизгнула она, - Я летела сюда 16 часов не для того, чтобы любоваться на твою гнусную рожу. Где Дэвид?
   - Там, где ему и положено быть - у себя в номере, - ответил Тим, - Ребята, все в порядке, пропустите даму, а не то она разнесет отель на кусочки.
   Охранники расступились, и Пола, приблизившись к двери, с достоинством постучала:
   - Дэвид, милый, открой, это я.
   Ответа не последовало, и Пола попробовала еще раз, погромче:
   - Дэвид, дорогой, ты спишь? Открой мне, пожалуйста.
   - Если ты опять напоил его, - прошипела она, обернувшись к Тиму, но не успела закончить угрозу - замок в двери провернулся и щелкнул. Она вошла в полумрак президентского люкса. Тим не покидал своего наблюдательного поста, предчувствуя захватывающую сцену "изгнания из рая".
   - Милый, я хотела сделать тебе сюрприз и прилететь на концерт, но рейс задержали, - заворковала Пола, но тут ее взгляд остановился на съежившейся фигуре Дэвида и девушке в обтягивающей кружевной блузке, надетой на голое тело. Они сидели рядышком на диване, как отчаявшиеся преступники в ожидании казни.
   - Как это понимать? Дэвид, кто это? - прошептала Пола и напряглась, как львица, готовая к прыжку, - Твой новый пресс-секретарь, горничная или, быть может, массажистка? Что, черт возьми, все это значит?
   Дэвид с видимым усилием приподнял голову и выдавил из себя:
   - Это не то, что ты думаешь, дорогая. Мы просто разговаривали...
   - Поэтому ты приказал этим обезьянам у двери никого не пускать? Чтобы вам не мешали беседовать о классической музыке? Убирайся! - взревела Пола, буравя поклонницу указующим перстом. Девушка тенью выскользнула из номера, и Дэвид остался один на один с разъяренной женщиной своей мечты.
   - Как ты можешь тащить в постель кого попало, а потом признаваться мне в любви? Неужели я для тебя ничего не значу, неужели я всего лишь одна из многих дурочек, стелющихся тебе под ноги? Боже, я ведь полностью тебе доверяла, неблагодарный ублюдок, а ты так поступил с моими чувствами. Ты играл ими, пользовался мной, когда тебе это было удобно! Какой же ты подлец, Дэвид Дэй. Почему ты молчишь? Скажи же что-нибудь!
   - Я... я люблю тебя, Пола. Не говори так.
   - Да? А что я должна говорить? Может, благодарить тебя за заботу? Боже, ну что я за идиотка - бросила все, летела 16 часов для того, чтобы сделать тебе приятное, поддержать тебя, и что я вижу? Какой позор... Ты выставил меня на посмешище!
   Во время этих излияний Дэвид продолжал сидеть, понурив голову, но вдруг встрепенулся и поднял на Полу умоляющие глаза:
   - Пола, любимая, прости меня! Я не изменял тебе, я бы никогда не смог...
   - Может, я и доверчивая влюбленная дурочка, но я не слепая! - провозгласила обманутая невеста, - Ты считаешь, что тебе все позволено? Водишь меня за нос, а за моей спиной вместе Кэмпбеллом надо мной смеешься. Я знаю, он тебя покрывает: ему выгоднее, чтобы ты выставлял себя безнравственным подонком, под стать ему! Я думала, ты не такой, как все. О Дэвид, как ты мог?
   Она произнесла последние слова так, как будто все буквы в них были заглавными. Дэвида проняло, и он наконец решился встать. Бледный от волнения, он протянул к Поле руки, чтобы обнять ее и успокоить.
   - Не подходи ко мне! - закричала она, как будто Дэвид держал в руках нож или удавку, - Не смей ко мне прикасаться. После того, что случилось, между нами все кончено, раз и навсегда, слышишь? Я не потерплю такого пренебрежения, такого издевательства над собой. Ты меня предал, растоптал мою любовь. Забудь, что мы когда-то были помолвлены, забудь о том, что знал меня! Убирайся к черту, катись к своим девкам, гордись тем, что так долго меня дурачил. Негодяй...
   Пола рывком открыла дверь, выскочила в коридор и наткнулась на Тима, который смотрел на нее с приветливой улыбкой.
   - Что такое, детка? - участливо поинтересовался он, - Простыни нужно поменять? Не утруждай себя, я позвоню горничной.
   От неминуемой смерти его спасло только присутствие охранников. Пола вплотную подошла к нему и сказала свирепым шепотом, делая паузу на каждом слове:
   - Смеешься, Кэмпбелл? Да ты посмотри на себя: весь провонял анашой и кокаином. Поставщик наркотиков и дешевых шлюх. Я тебя ненавижу. Я сделаю так, что все узнают, что ты из себя представляешь. Вся страна узнает о тебе правду, и ты потеряешь все, вот увидишь.
   И она зашагала прочь, двигаясь, словно взбесившаяся марионетка. Дэвид стряхнул с себя оцепенение и бросился за ней. Столкнувшись с Тимом, он почувствовал сильное желание стереть его с лица земли вместе с его омерзительной ухмылкой. Потом он махнул на него рукой и хотел догнать Полу, но Тим преградил ему дорогу.
   - Уйди, - процедил Дэвид, сжимая кулаки.
   - Куда это ты собрался? - как ни в чем не бывало, спросил Тим.
   - Вернуть ее или улететь вместе с ней, - ответил Дэвид, - С меня хватит, пусти!
   - А если не пущу, что ты сделаешь? - усмехнулся Тим, втолкнул его обратно в номер, вошел следом и запер дверь.
   - Никуда ты не пойдешь и уж тем более не полетишь, - спокойно сказал он.
   - Заткнись! - заорал Дэвид, - Ты не имеешь права мне указывать! Я должен ей объяснить...
   - Она все правильно поняла, насколько я могу судить.
   Дэвид ударил, целясь Тиму в лицо, но тот ловко перехватил его руку и заломил за спину.
   - Полегче! - рявкнул Тим, теряя терпение, - Побереги руки для концерта в Сиднее, а мое лицо для общения с твоей, идиот, звукозаписывающей компанией.
   - Концертов больше не будет, - выкрикнул Дэвид, кривясь от боли, - Я разрываю наш контракт! Ты думаешь только о деньгах, ты доволен, что мы поссорились. Я полечу за Полой в Лондон, если не успею поймать ее в аэропорту. Она мне дороже всех твоих паршивых концертов!
   - Не моих, а твоих, - поправил Тим и резко отпустил его руку. Не давая ему опомниться, он повернул Дэвида к себе лицом, со всего размаха припечатал его к стене и прижал коленом, - А теперь послушай, Ромео. Никуда твоя куколка не денется, прибежит обратно как миленькая. И где ты ее откопал: надо же, прилететь из Лондона в Австралию без предупреждения! Ты ей нужнее, чем она тебе, поверь и прекрати истерику. Ты сам виноват, да и что тут особенного? Я уверен, ей этот спектакль даже удовольствие доставил - она же у нас любительница скандалить. Все, забудь об этом, в Лондоне помиритесь. Теперь о концерте. Сиднейский концерт и пресс-конференция для нас очень важны, они последние заграничные шоу этого турне. Так что возьми себя в руки и отыграй послезавтра на "ура", ты меня понял?
   Дэвид нехотя кивнул и высвободился из железной хватки продюсера и друга.
   - А если хочешь подраться - подеремся после возвращения в Англию, согласен? - весело предложил Тим.
   - Иди к черту, - огрызнулся Дэвид, растирая пострадавшую руку.
   - Нет, туда далековато будет, - расхохотался Тим, - А вот в ночной клуб мы с тобой сходим.
   - Оставь меня в покое! Не пойду я в твой голубой притон.
   - И не надо, ради тебя мы отправимся в самое что ни на есть гетеросексуальное заведение. Одевайся.
   Не спуская глаз со своего строптивого подопечного, Тим открыл дверь в коридор, подошел к своему номеру и крикнул:
   - Хэл, поднимай свою задницу, время развлекаться!
   Перед концертом в Сиднее простуда Дэвида плавно перетекла в грипп, но Тим проявил твердость, граничащую с жестокостью, и выгнал его на сцену. Выступление действительно прошло на "ура". У концертного зала на всякий случай дежурила машина "скорой помощи", но Дэвид выдержал и улетел болеть в Лондон. После возвращения Дэвид вымолил у Полы прощение для себя, но не для Тима, которого она считала истинным виновником произошедшего. Пола не забыла унижения и возненавидела Кэмпбелла. В какой-то степени она утолила свою месть тем, что вскоре сообщила журналистам о своей помолвке с Дэем и продемонстрировала им обручальное кольцо.
   Но на этот раз удача от нее отвернулась: Дэвид не вернулся домой, оставшись под крылышком продюсера. "На кого он меня променял? - постоянно думала она, - Как он может, с этим надутым снобом, с мужчиной!" Наконец она нашла, как ей показалось, верное решение: необходимо избавиться от Кэмпбелла любой ценой, раз и навсегда стереть его с лица земли.
  

33

   Год назад она делала телепередачу о местной полиции и познакомилась с полицейским по имени Джозеф Конрад. Он был невысоким, лысеющим альбиносом с маленькими, глубоко посаженными глазами. Кроме этого, он был самоуверен, нечист на руку в профессиональном смысле и ничуть этого не скрывал. Всем симпатичным девушкам, оказавшимся в поле его зрения, он делал предложение выпить пива и развязно похлопывал их по разным частям тела. Должно быть, в жизни он получал немало пощечин. Конрад был мерзавцем, но знал уйму занимательных историй и везде имел высокопоставленных друзей. В своей передаче Пола изобразила его этаким местным героем, который с дозором обходит окрестные кварталы и всю ночь не смыкает глаз на своем посту, чего не сделаешь ради искусства и рейтинга.
   Теперь, оказавшись в безвыходной ситуации, Пола вспомнила о нем и поняла, что он подходит для осуществления ее замысла. В полиции ей сообщили, что Конрад уволился. С трудом она нашла его в пригородном отделении какого-то банка - он работал там охранником. Она подошла к Конраду в конце его смены и пригласила на ужин. Бывший полицейский расхохотался, когда Пола недвусмысленно изложила ему свою просьбу.
   - Убить музыкального продюсера Тима Кэмпбелла? Да кто он такой, крошка, чем он тебя обидел?
   - Прошу прощения, но вряд ли это имеет к вам какое-то отношение, - передернув плечами от его наглости, мягко ответила она.
   Ей было не по себе в третьеразрядной забегаловке, пропитанной резким запахом пива, куда притащил ее Конрад. Кроме того, он так смотрел на нее масляными похотливыми глазками, что она не могла дождаться окончания встречи и нервно вертелась на жесткой деревянной скамье.
   - Я готова щедро вам заплатить. Половину суммы сейчас, в качестве задатка, остальное - после похорон Кэмпбелла. Я бы предпочла, если бы его застрелили - так наверняка. У вас ведь есть оружие?
   - Конечно, детка. Большой черный пистолет и даже кое-что получше, - он погладил ее по коленке холодной влажной ладонью, и Пола с трудом подавила дрожь, - Могу показать тебе, если хочешь.
   - Нет, спасибо. Так вы беретесь за работу?
   - Думаю, да, при одном условии, - Конрад многозначительно подмигнул официантке, которая принесла кофе для Полы.
   - Какие могут быть условия, кроме выплаты вашего гонорара? - раздраженно спросила она.
   - Только одно, и оно тебе понравится: сейчас мы поедем ко мне...
   - Нет, мне это не подходит! Забудьте о нашем разговоре, - Пола схватила сумочку и порывисто встала, собираясь уйти, но Конрад схватил ее за руку и, грубо прикрикнув, усадил на место.
   - Помнишь, о чем ты меня только что просила? Я знаю, кто ты, - подружка Дэя, этого кудрявого барашка, что скачет по сцене и поет плаксивые песенки своим гнусавым голосом. На что только люди не готовы ради денег! Если ты откажешься меня уважить... Тебе понравится, я знаю, что нужно женщинам, таким, как ты - настоящий мужик, а не раскрашенный гомик, у которого только деньги и есть. А если ты откажешься, я всем расскажу о нашем разговоре.
   - Вам никто не поверит, - презрительно сказала она.
   - Ну и что? Все равно моя история будет во всех газетах, и еще неизвестно, кому поверят твой дружок и этот самый Кэмпбелл.
   - Грязная скотина! - выругалась она.
   - Именно так, детка, я точно такой, как ты думаешь.
   Пола осталась сидеть и не повысила голос, чтобы не привлекать к себе внимание:
   - Если я поеду с вами, вы сделаете то, о чем я просила?
   - О чем речь? Я сделаю даже больше, вот увидишь. Но деньги вперед! - он захохотал и полез к ней под юбку.
   На память о ночи, проведенной в маленькой грязной квартире, у Полы осталась маленькая грязная тайна, о которой она не решилась поведать даже своему психоаналитику. Дело в том, что грубые, требовательные руки Конрада понравились ей больше, чем чуткие руки Дэя.

34

   Дэвид решил, что Тим придет не скоро, и расположился как у себя дома. "Может, мне стоит уйти перед его приходом? - думал он лениво, - Но что я скажу Поле? Она наверняка в гневе... Нет, лучше пересидеть бурю в более спокойном месте..."
   Однако Кэмпбелл как чувствовал и заявился домой около четырех - случай неслыханный в практике Дэя-младшего.
  -- Дэвид? Дэвид, ты здесь? - судя по звукам, голос доносился из прихожей. Дэвид не хотел нарушать тишину, если Кэмпбелл пошевелится, он без труда найдет его сам. Он лежал на диване, укрывшись пледом и зажав в пальцах карандаш. Рядом с диваном валялись окурки, скомканные листки бумаги и обертки от жевательной резинки. Дэвид наклонился и запихнул все под диван: он понимал, что Тим вовсе не обрадуется, увидев бардак в собственной спальне.
  -- Привет, дорогой! - Тим был в хорошем настроении. Он уселся на диван и чмокнул Дэя в губы. От него сильно пахло спиртным.
  -- Времени четвертый час, а ты пахнешь как винный погреб, - заметил Дэвид.
  -- Ты скучал? - Тим повалился рядом и обнял его.
  -- Нет. Не успел, ты пришел очень быстро...
  -- Скоро хорошая жизнь закончится. И ты будешь ходить со мной, хватит бездельничать в то время, как я мучаюсь, глядя на всех этих... - он не закончил фразу и заглянул под диван. Дэвид следил за его реакцией.
  -- Не понимаю, почему трудно прибрать за собой? Я ведь не домработница! Хватит того, что я твоя мама, папа, продюсер и еще черт знает кто!
  -- Я не успел, говорю же, ты пришел очень рано.
  -- Какое свинство! Я возвращаюсь голодный и уставший, а ты лежишь на диване, рядом с тобой гора мусора и совести ни в одном глазу!!
  -- С чего ты взъелся? Что-то случилось?
  -- Да, случилось. Я ни в чем не уверен... Больше ни в чем...
  -- Что с тобой?
  -- Я иду домой и не знаю, здесь ты или ушел, со мной ты или с Полой, или вообще уехал к родителям... Очень интересно... Сегодня ты почему-то остался здесь.
   Дэвид откинул плед и встал.
  -- Куда ты?
  -- Приготовлю тебе еду. Вижу, тебе совсем плохо.
  
   Тим остался лежать на диване, глядя в потолок. Дэвид пришел на кухню, сунул в микроволновку картофель-фри и стал готовить салат, иногда поглядывая в окно. Настроение Тима не внушило ему сочувствия, наоборот, он был рассержен, что приятель не хочет оставить его в покое. С другой стороны, в последнее время размышления о Тиме стали фоном для остальных мыслей. Он часто ловил себя на том, что думает об их совместном будущем и злился, вымещая раздражение на продюсере. "Я не голубой, черт тебя возьми, не голубой, понятно?" - думал он, швыряя овощи в мойку, - "Я закончу с этим раз и навсегда!" "Давай-давай, мальчик мой! - радостно отреагировал внутренний голос, выбираясь из своего угла, - Ссорься с Тимом, вспомни, что сказал папочка, вернись к Поле. Будь и дальше безвольным папенькиным сыночком. Когда папа умрет, тебе не к кому будет пойти..."
  -- Заткнись, - прошипел Дэвид вслух.
  -- Ты это мне? - удивленно спросил вошедший Тим.
  -- Нет-нет... вина?
  -- Да. Бутылки три.
  -- Белое, красное?
  -- Дэй, ты металлический?
  -- Что?- растерялся Дэвид.
  -- Я спрашиваю, у тебя есть сердце? Твоему любовнику плохо, а тебе и дела нет. Если ты больше не приносишь в дом деньги, будь хотя бы хорошей женой.
  -- Тим, я не понимаю, с чего вдруг!
  -- Я тебе нужен?
  -- Мм... не понимаю.
  -- Я ТЕБЕ НУЖЕН?
  -- Конечно, ты мне нужен. Успокойся.
  -- Почему ты вернулся ко мне от Полы? Значит ли это, что меня ты любишь больше?
  -- Чего ты добиваешься, признаний в любви?! - взвился Дэй.
  -- Да.
  -- Я никогда этого не делаю...
  -- Ну почему же. Порою ты такое говоришь...
  -- Перестань.
  -- А чего мне стесняться? Ты же трахаешься со мною, и тебе это не кажется чем-то необычным, а вот сказать "Я тебя люблю" - это стыдно, ужасно, позорно... - он сел на стул, упершись локтями в колени, - Мы с тобой уже восемь лет, а ты ни разу не сказал мне ничего похожего. В нормальном состоянии...
   Дэвид молча вышел из кухни. Он прошел по коридору и встал у двери, ткнувшись в нее лбом. Тим вышел за ним:
  -- Снова бежишь?
  -- Нет.
   Дэй осторожно обошел его и вернулся в комнату. Там он собрал бумагу, стряхнул окурки и заправил кровать. Тим вошел следом и теперь наблюдал за ним, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Дэвид начал переодеваться.
  -- Ты куда? - спросил Тим.
  -- Домой.
  -- К Поле?
  -- Да идите вы оба ко всем чертям! - крикнул Дэвид, швырнув одежду в угол, - Не можете меня поделить, словно я кусок мяса!
  -- Причем очень жирный кусок! - сострил Тим.
  -- Хватит с меня. Я не хочу больше...
   По тону Дэвида Тим понял, что его слова не более, чем каприз, и никакой серьезной угрозы их отношениям нет. Он сел рядом и положил руку ему на плечо:
   - Ну, давай, успокойся. Тебе просто надо расслабиться. Может, сделать тебе массаж?

35

  -- Я нашел его!
  -- Где?!
  -- Заброшенный дом в прибрежном районе. Я разыскал его такси по номерам, что сообщил сторож, но не стал ничего предпринимать, чтобы не спугнуть, только проследил, куда он едет. Сейчас я припарковал машину на противоположной стороне улицы и наблюдаю за домом.
  -- Надо сообщить в полицию...
  -- Нет, сэр, не советую. Что у нас есть на него? Только ваши подозрения. С точки зрения полиции, он обычный гражданин, никакого преступления не совершал. Они не станут вас слушать.
  -- Что же делать? Мы не можем просто так его отпустить.
  -- Я думаю, вам стоит поговорить с мистером Дэем. Если он сам заявит в полицию...
  -- Это исключено! Я не хочу впутывать его в криминальный скандал раньше времени. Кто знает, поможет ему публичное разоблачение преступника или, наоборот, повредит. Я имею в виду его безопасность.
  -- Что ж, вам решать, что делать дальше, свое задание я выполнил.
  -- Разве я могу быть уверен, что это именно он, маньяк?
  -- Хорошо, я дождусь, пока он уедет, и обыщу дом, а потом снова свяжусь с вами.
  -- Нет, Блейк, оставайтесь на месте. Я приеду и помогу вам.
  -- Сэр, клиентам запрещено участвовать в слежке. Строго говоря, все эти сведения должен был сообщить вам не я, а мой босс, об этом говорится в контракте, который вы заключили с нашей фирмой.
  -- Мистер Блейк, я прекрасно разбираюсь в контрактах, это моя профессия. Я также помню о нашей с вами договоренности: сумма, эквивалентная вашему гонорару за это дело, выплачивается вам при условии, что вы моментально информируете меня о результатах расследования, а также выполняете некоторые мои персональные просьбы и поручения. Правильно?
  -- Да, сэр, но преступник может быть опасен.
  -- Я могу о себе позаботиться. К тому же, если со мной что-нибудь случится, вы не несете никакой ответственности. Мы теряем время, говорите, где вы находитесь.
   Детектив сдался и продиктовал адрес. Тим мысленно оценил расстояние: полчаса езды на приличной скорости. Чтобы не разбудить Дэвида, он вышел с телефонной трубкой на кухню и успел выкурить сигарету. Закончив разговор, он заглянул в спальню: Дэвид по-прежнему спал, только подвинулся к самому краю кровати и свесил руку так, что она почти касалась пола. Тим хмыкнул, представив, как Дэй в очередной раз повернется и свалится на ковер, может, даже не проснувшись.
   Ситуация требовала решительных действий, и Тим, вопреки желанию, чувствовал мощный приток адреналина, горячивший кровь. Первый раз в жизни он пожалел, что не держит дома оружия. Проглотив чашку крепкого кофе в качестве завтрака, он быстро оделся, накинул кожаную куртку и спустился в гараж. Красный "Порше" привлек бы к нему внимание, поэтому Тим сел за руль черного "Мерседеса". Яркое солнце, залившее в это утро улицы Лондона, застало его врасплох: выбравшись из темного полумрака гаража, Тим от неожиданности зажмурился и чуть не выехал на встречную полосу. Чертыхнувшись, он нацепил темные очки и полез в карман за сигаретой и зажигалкой.
   Это было вдвойне нереально: создатель мифов, "делатель звезд", столько лет дурачивший "массовое сознание", то есть толпы обывателей, Тим сам попался на крючок бродячего образа "крутого парня"; вообразил, что сможет справиться с маньяком, которого не знал и к встрече с которым не был готов.

36

   К счастью, Пола не имела привычки грызть ногти, и ее ухоженным ноготкам, выкрашенным ярко-красным лаком, ничего не угрожало, несмотря на то, что их обладательница нервничала и не находила себе места в течение уже довольно длительного времени. Если быть точным - с того момента, как Дэвид Дэй, без пяти минут ее законный муж, ушел от нее без всяких объяснений. Скрылся в ее отсутствие, оставил все свои вещи, не написал даже прощальной записки!
   Несомненно, это был чувствительный удар по самолюбию Полы, хотя она не призналась бы в этом никому и себе в первую очередь. "Для начала, - думала она, - надо все выяснить, а уж потом расстраиваться и принимать соответствующие меры". До сих пор ей не удалось увидеть Дэвида или хотя бы связаться с ним по телефону: домашний номер музыканта не отвечал, мобильный телефон Дэвида и домашний Кэмпбелла были отключены. Звонить Тиму на сотовый она не решалась, да и вряд ли это имело смысл: скорее всего, аппарат принимает только звонки от избранных - семьи Кэмпбелла и его деловых партнеров. Оставалось только ждать, чем Пола и занималась в данный момент, сидя в своей машине.
   Этим утром она проснулась ни свет ни заря, проворочавшись всю ночь в омерзительно одинокой постели, и подумала, что, возможно, отвлечется от тяжелых мыслей и перестанет чувствовать себя неудачницей, если немного прокатится на машине. На Арчи Гудвина бесцельное вождение действовало благотворно, но Поле такой способ психотерапии не очень-то помог. В конце концов, она остановилась недалеко от дома Кэмпбелла, как наиболее вероятного убежища сбежавшего жениха, и стала ждать. Получалось, что она выслеживает Дэвида: если мимо проедет Кэмпбелл, можно попытаться проникнуть к нему в квартиру, под каким угодно предлогом, поговорить с Дэвидом; если покажется Дэй - тем лучше, хотя за всю совместную с ним жизнь Пола не могла припомнить случая, чтобы музыкант раньше полудня. Тим бесстыдно потакал ему и назначал все встречи на вторую половину дня, а она просто не успела перевоспитать его - этим опасно было заниматься до свадьбы.
   Для удобства Пола пересела на пассажирское кресло. Через 10 минут просто наблюдать за спешащими на работу пешеходами ей стало скучно, и она позвонила Конраду, хотя он категорически запретил ей это делать. Его тоже не было дома - все, казалось, решили спрятаться от нее и не отвечать на звонки. Пола с раздражением подумала, что Конрад не торопится выполнять работу, за которую она уже отвалила ему кучу денег. "Все рассказывают мне сказки и исчезают, - подвела она неутешительный итог, - Мужчинам нельзя верить" Собственно, она и раньше это знала, и все же общалась с мужчинами довольно тесно.
   Пола посмотрела в зеркало заднего обзора, но для этого пришлось задрать голову, и она повернулась к боковому зеркальцу. Придирчивым взглядом она исследовала свое собственное лицо, медленно поворачивая голову то вправо, то влево. "Нос, пожалуй, немного длинноват, - признала она, - но меня это нисколько не портит". Пола ни за что не согласилась бы на пластическую операцию: она считала, что нос подчеркивает ее индивидуальность, свидетельствует об артистичности и чувственности ее натуры. Благородный, тонкий, немного вытянутый нос; нет, даже ради роли в кино она не смогла бы с ним расстаться.
   Критический, ищущий взгляд Полы заскользил вверх: ее глаза, несомненно, вне всякой критики. Большие карие глаза необычайно светлого, теплого оттенка, как чай в прозрачной чашке. Глубокие, таинственные, многообещающие, обрамленные пушистыми ресницами. Сочувствующие глаза внимательного собеседника (когда она на работе), волнующие глаза неотразимой женщины (для личных целей).
   Волосы дополняли этот безупречный образ. После различных экспериментов Пола остановилась на краске, воспроизводящей их натуральный темно-каштановый цвет. Рыжими они тоже выглядели привлекательно, но слишком броско. Волосы Полы были химически завиты в локоны среднего размера. В художественном беспорядке они падали на лоб и плечи, выгодно обрамляя ее лицо. "А Кэмпбелл скоро облысеет, - со злорадством подумала она, - Это у него, наверное, наследственное. Сразу видно - в 40 лет у него наметится лысина, а к 50-ти ему нужно будет ходить к парикмахеру только для видимости, один раз в несколько месяцев". Тут Пола спохватилась, сообразив, что до 40 лет он не доживет и, следовательно, она лишится удовольствия видеть своего заклятого врага лысым. Но все-таки стоило пожертвовать маленьким праздником ради грандиозного: присутствовать на его похоронах и утешать плачущего душку-Дэвида.
   Крупный рот Полы, накрашенный ярко красной, в тон лаку для ногтей, помадой, тоже был хорош - любой мужчина вам это скажет, но она отдавала себе отчет в том, что не он был главной приманкой. Ее голос - вот от чего мужчины действительно сходили с ума и тянулись к ней даже против своей воли, как мотыльки, летящие на огонек свечи. Милая улыбка, смех, как серебряные колокольчики фей, ничего не значащая фраза, произнесенная чарующим грудным голосом, неторопливый рассказ, обволакивающий, как темный бархат, - и тот счастливчик, к кому обращен этот арсенал, у ног Полы Роуз, королевы бала.
   С Дэвидом они познакомились на вечеринке. Он увлекся очаровательной журналисткой с первой минуты, как она и рассчитывала. Голос и на него оказал свое магическое воздействие; позже Дэвид уверял Полу, что она сможет профессионально петь, даже предлагал записать вместе песню для его нового альбома. Пола не удержалась от смешка, представив, как отреагировал бы Тим, ознакомившись с подобным творением. Она могла бы спеть популярную песенку, которая при правильной раскрутке стала бы хитом, но музыкальная карьера не входила в ее планы. Честно говоря, музыка ее вообще мало интересовала. Дэвид, узнав об этом факте, сначала расстроился, а потом благополучно забыл его.
   Продолжая любоваться своей внешностью с позиции объективного, но благожелательного зрителя, Пола с удовольствием вспомнила фотосессию для женского глянцевого журнала, в которой Дэвид согласился участвовать, чтобы сделать ей приятное. Они вдвоем на пастельном фоне, мягкий свет; они обнимаются, сидят, лежат на полу, дурачатся. На снимках, отобранных для публикации, они с Дэвидом удивительно похожи: пышные темно-каштановые шевелюры, удлиненные носы, белозубые улыбки и счастливые выражения загорелых лиц.
   Это было прекрасное время: они с Дэвидом практически неразлучны - дома, на вечеринках, на музыкальных церемониях, во время концертов и интервью. Только одно маленькое темное пятнышко, которое разрослось в огромную кляксу и расплылось по картине их безоблачного счастья, только одна ложка дегтя отравила эту бочку сладкой манны небесной - Тимоти Кэмпбелл, продюсер, сторожевой пес и, как выяснилось, любовник ее жениха.
   От горестных мыслей, пришедших на смену воспоминаниям о былом счастье, Полу отвлекло внезапное появление Дэвида Дэя собственной персоной. Непостижимо, но в такую рань он шел по улице совершенно один, высоко подняв воротник черной кожаной куртки. Обознаться было невозможно. Пола собралась уже было выскочить из машины и побежать к нему, как Дэвид отпер дверцу такси, припаркованного на платной стоянке, сел на водительское место, завел мотор и поехал в сторону Темзы. Пола быстро перебралась за руль и, не раздумывая, последовала за ним. "Собственное такси - умный ход", - подумала она, увеличивая скорость - Дэвид вел машину с неожиданным мастерством. Погоня закончилась на заброшенном участке набережной. Дэвид оставил такси и направился в сторону полуразрушенных, предназначенных на снос коттеджей. До крайности заинтригованная, Пола стала красться за ним, прячась за кустами и деревьями, которые буйно разрослись в этом заброшенном уголке. Притаившись за стволом огромного вяза, она видела, как Дэвид вошел в один из нежилых домов. Вокруг не было ни души. Через несколько минут он вышел, постоял на крыльце, озираясь по сторонам, как будто ждал кого-то. Пола слилась с деревом, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Кроме собственнических чувств влюбленной женщины, в ней заговорило профессиональное любопытство: необычное поведение Дэвида, его таинственная встреча с кем-то в этом Богом забытом месте, которую он скрывает даже от Кэмпбелла - что бы все это значило? Пола решила, что должна все выяснить и, дождавшись, пока Дэвид снова скроется внутри, стала медленно пробираться к дому.

37

   Тим оставил машину за несколько кварталов до указанного Блейком места и пешком дошел до развесистого вяза, который детектив указал в качестве ориентира. Напротив дерева, через дорогу, стоял дом - предполагаемое жилище маньяка. Он не производил зловещего впечатления: когда-то белый, а теперь весь в лохмотьях отвалившейся штукатурки, с островерхой крышей, заколоченными окнами и все еще крепкой входной дверью, дом был предназначен на снос, о чем предупреждала табличка у крыльца. Тим посмотрел на дом с сомнением: ему казалось невероятным, чтобы человек, пусть даже психически больной, жил в темном холодном здании, а не в городской квартире, хотя бы с минимальными удобствами. Конечно, могло оказаться, что здесь находится тайник или место ночных сборищ секты поклонников Сатаны, а вовсе не постоянное убежище маньяка.
   Машина Блейка стояла в тени вяза, детектив сидел внутри, пил кока-колу и напряженно следил за направлением дороги, противоположным тому, откуда пришел Тим.
   - Привет! Как обстановка?
   От неожиданности Блейк подпрыгнул и пролил колу на рубашку:
   - Боже, как вы меня напугали! Все спокойно, он еще не выходил.
   Тим окинул детектива насмешливым взглядом:
  -- Думаю, мне стоит зайти и поговорить с ним.
  -- Ни в коем случае! - Блейк выскочил из машины и встал рядом с Тимом, вперив взгляд в заброшенный дом так, словно это было заколдованное место, - В одиночку с ним лучше не связываться.
  -- Это почему же?
  -- У меня сложилось такое впечатление, - детектив выглядел смущенным, - Если бы вы его видели...
  -- Вы сделали его фотографии, как я просил?
  -- Нет, еще не успел.
   Тим раздраженно пожал плечами:
  -- Можете остаться здесь и продолжить наблюдение; если что-то случится, вызывайте полицию. А я хочу поговорить с ним.
  -- Черт, меня уволят, я не могу отпустить вас просто так! - поколебавшись, Блейк вытащил из кармана пальто маленький пистолет и протянул Тиму, - Умеете с ним обращаться?
   Тим кивнул, взвешивая на ладони "игрушку". Он все больше входил в роль "крутого парня" и испытывал непреодолимое желание врезать кому-нибудь по челюсти, у него даже заныли костяшки пальцев на правой руке, которой он теперь сжимал пистолет.
  -- Будьте осторожны. Помните, формально он никакого преступления не совершал.
  -- Я выбиваю в тире восемь из десяти, и реакция у меня неплохая. Если этот тип покалечил Дэя, он пожалеет об этом, даже если всю оставшуюся жизнь я буду работать на адвокатов, - Тим снисходительно похлопал детектива по плечу и решительным шагом направился к дому.
   У самого крыльца он обернулся и увидел, что его догоняет Блейк. Топот детектива не был слышен, наверное, только в самом отдаленном уголке дома.
  -- Пойду с вами, - сообщил он громким шепотом, поравнявшись с Тимом, - Если этот психопат вам уши отрежет, я хочу спать спокойно, зная, что сделал все, что смог.
   Они поднялись на крыльцо и одновременно, не сговариваясь, посмотрели наверх. Чердачное окно, распахнувшееся от порывов ветра, раскачивалось и издавало неприятные скрежещущие звуки. Тиму показалось, что он увидел за ставнями чье-то лицо, но когда окно снова открылось, в темном провале никого не было. Блейк поежился и нетерпеливо дернул за ручку входной двери. Дверь не поддалась. Детектив хотел применить силу, проще - выбить дверь плечом, но Тим остановил его:
  -- Незачем поднимать лишний шум. Мы же не полиция, чтобы вламываться любыми средствами. Давайте попробуем через окно.
   Они обошли дом и наткнулись на вход в подвал, где дверь вообще отсутствовала, а прогнившие ступеньки вряд ли могли выдержать вес взрослого мужчины. Тим решил рискнуть и пошел первым, оставив нервно озирающегося Блейка в полной боевой готовности: с паникой в глазах и пистолетом в руке. Половину пролета он одолел удачно. Вокруг было темно, как в склепе, и пахло так же: сыростью, плесенью и крысами. Тим мог поклясться, что слышит, как они бегают и шуршат длинными лысыми хвостами. Сосредоточившись на том, чтобы разглядеть что-нибудь впереди себя, Тим носком ботинка попал в дыру, опасно наклонился и, не удержавшись, с грохотом полетел вниз.
  

38

   - Мистер Кэмпбелл! Сэр, вы в порядке?!
   Крики Блейка разбудили бы и мертвого, но Тим был не в состоянии ему ответить: от острой боли в груди у него перехватило дыхание. Он знал, что это означает сломанное ребро, может быть, даже два. "Опять нашел приключения на свою голову, - со злостью подумал Тим, стараясь подняться, - Теперь у Дэвида есть, под стать ему, покалеченный продюсер, а у меня нет итальянских брюк".
  -- Я жив, замолчите, ради Бога! Спускайтесь, здесь невысоко.
   Детектив не заставил себя долго ждать: осторожно добрался до коварной ступеньки, освещая себе путь зажигалкой, и спрыгнул к Тиму, даже не запачкавшись. Пистолет он по-прежнему держал в руке, и Тим, которому незаметно передалась нервозность Блейка, начал бояться, что рано или поздно он выстрелит, причем неизвестно, в нужный ли объект.
   Они немного постояли, прислушиваясь, потом медленно двинулись вперед и, наконец, увидели светлый прямоугольник дверного проема с лестницей, ведущей наверх, в жилую часть дома. Лестница оказалась достаточно крепкой, но громко скрипела при каждом шаге, и Тим возненавидел деревянные постройки, где все рассыпается в прах и угрожает жизни и здоровью.
   В комнату, куда они поднялись, через заколоченные окна пробивался солнечный свет и ложился яркими полосами на пол. Мебели почти не было, не считая деревянного стула с высокой спинкой, потемневшего от времени и пыли. Тим с Блейком, не говоря ни слова, огляделись по сторонам: комната выглядела совершенно необитаемой. Детектив знаком приказал Тиму оставаться на месте, прижался спиной к стене и приставными шагами направился к открытой двери в коридор, сжимая пистолет в вытянутой руке.
   Внезапно затхлую тишину дома разорвал высокий, звенящий звук - Тим сразу узнал мощное вступление к одной из баллад Дэвида, "Wild Enemy". Это было настолько неожиданно, что нервы Блейка, а с ними и его палец на спусковом крючке не выдержали: детектив выстрелил прямо перед собой, попал в дверной косяк и едва успел увернуться от града деревянных осколков. Одна острая как лезвие щепка все же впилась ему в лицо, над правой бровью, рассекла половину лба и осталась торчать, войдя в кожу на несколько сантиметров.
   Блейк выронил пистолет и закричал, сыпля ругательствами: кровь залила ему один глаз, второй он зажмурил от боли и не мог сам вытащить проклятую штуковину. Тим подбежал к детективу, встряхнул его за плечи и попросил стоять спокойно. Повернув Блейка к свету, он осторожно вытащил щепку и дал ему свой носовой платок, чтобы тот вытер глаза и попытался остановить кровь, льющуюся из раны.
   Все это время музыка не умолкала. Тим понял, что детектив не ошибся и выследил нужного человека, что в доме они не одни, что маньяк видел их и приготовился к встрече.
   Пока Блейк, тихо поругиваясь, вытирал кровь рукавами пальто, Тим достал из кармана свой пистолет и выжидательно замер, стараясь различить в грохоте музыки посторонние звуки. Повернувшись к окну, он боковым зрением уловил тень, мелькнувшую в коридоре. Мысль о том, что это может быть мучитель Дэя, подстегнула его, заглушив страх, который все-таки закрался ему в душу в этом странном доме, и он выбежал из комнаты. Все двери по обеим сторонам длинного узкого коридора были закрыты. Высокая фигура скрылась за поворотом, но когда Тим добрался до него, в кухне, куда он попал, никого не было. Заколоченное окно и только один вход - человек не мог спрятаться или выбраться из кухни незамеченным, мог только раствориться в воздухе. Тим заглянул в шкафы со свисающими дверцами, в большой неработающий холодильник, но ничего не нашел.
   Началась следующая песня с первого альбома Дэя - "Father's Truth". Тим вспомнил, как они записывали ее крошечными кусочками, как Дэвид отказывался работать, приходил в студию с женой и затравленно сжимался у микрофона, не в силах спеть ни слова. Тим выпроваживал Тину, давал Дэвиду глотнуть бренди и сидел напротив него за пультом, подбадривая и ругая в зависимости от ситуации. Дэй объяснял потом, что "Father's Truth" далась ему так нелегко, потому что он болезненно переживал распад "Electricity" и вообще не думал, что сам будет петь эту песню, что писал ее, ориентируясь на голос Стайна. Тим подозревал, что все это связано с очередной крупной ссорой в неугомонном семействе Дэев, и был недалек от истины.
   В самом деле, трудно представить себе менее инфернального типа, чем Дэвид Дэй. Ему не хватает сил, чтобы разобраться с посюсторонними проблемами, а тут появляется этот маньяк с замысловатой мистической концепцией, излагает ее в форме эпистолярного романа и ставит Дэя в центр своего затуманенного сознания. Что он услышал в песнях Дэвида такого, что стал за ним охотиться? Тим думал об этом, пока шел обратно по коридору. Свернув за угол, он столкнулся с непредвиденной трудностью: все закрытые двери были, на первый взгляд, одинаковы и он не мог точно сказать, в какой комнате оставил Блейка.
   - Хей, детектив, где вы? Вы меня слышите? - возглас получился негромким, потому что из-за боли в груди Тим не мог набрать побольше воздуха, - Чертовщина какая-то...
   Дойдя до середины коридора, он попытался открыть несколько дверей - безрезультатно, все комнаты были заперты. В воздухе раздался металлический вибрирующий звук, как будто сломался невидимый проигрыватель или компакт-диск развалился пополам. Музыка исчезла и наступила жуткая тишина. В солнечном свете, проникающем через разбитое окно в конце коридора, клубились пылинки, Тим разгонял их своим дыханием, и они закручивались в водовороты. Вместе с пылинками в воздухе плавала угроза. Время остановилось.
   Звук легких крадущихся шагов вывел Тима из оцепенения. С изменившимся от страха и напряжения лицом он повернулся и стал ждать того, кто медленно приближался к нему по коридору. Пистолет в руке налился свинцовой тяжестью, и Тиму невыносимо трудно было удерживать его на уровне глаз. Тишина звенела одной непрекращающейся нотой, и вместе с тяжелыми ударами сердца заполняла его голову безумной ритмичной мелодией.
   У поворота шаги смолкли. Тим ждал. Шла игра: кто решится первым показать себя, кто быстрее отреагирует. Тим почувствовал непреодолимое желание пойти навстречу, переступил с ноги на ногу и сделал маленький шаг вперед. Еще один. Из-за угла показалась высокая фигура с продолговатым темным предметом в руке. Тим выстрелил. Человека отшвырнуло назад, к стене, он постоял немного, словно раздумывая, куда бы пойти, качнулся в одну сторону, в другую и упал, снова скрывшись за поворотом.
   Когда рассеялся грохот выстрела, Тим сглотнул - во рту было горько. Не опуская пистолет, он приблизился к телу, старательно отводя взгляд от круглого алого пятна на стене. Того, в кого он попал, не было видно - требовалось заглянуть за угол. Поколебавшись, Тим так и сделал. На полу лежала Пола. Ее длинные каштановые волосы рассыпались, как на подушке, в фильмах, которые они с Дэвидом снимали о своей любви, - просто ставили камеру на штативе на ночь. У Полы не было половины лица - если бы не туфли на шпильках, пуля вошла бы в стену над ее головой.
   Сначала Тим удивился. Потом его зрачки расширились от ужаса - пришло осознание совершенного убийства. Крик, застрявший в горле, вырвался наружу кашлем, отдававшимся дикой болью в груди. Выронив пистолет, Тим бросился в дальний конец коридора, к разбитому окну, и выбрался через него на улицу.

39

   Ярко светило солнце, и весь пейзаж вокруг был таким мирным, что Тим не мог поверить в реальность произошедшего. Сработала естественная психологическая защита - мозг заблокировал неприятные воспоминания. Тим еще мог восстановить последовательность событий, но все детали стерлись из памяти. "Как во сне, - подумал он, - Да, все это сон, один из кошмаров Дэвида, который попал ко мне по ошибке". Но там, в доме, лежала Пола с простреленной головой, и ее остывающее тело трудно было назвать ненастоящим.
   Машина Блейка все еще стояла под вязом, значит, он остался в доме или потерял ключи и убежал. Тим засмеялся, представив, как Блейк стучится во все двери, требует телефон, чтобы вызвать полицию, но ему никто не открывает, потому что все боятся его залитого кровью лица, с которым он выглядит как сумасшедший. Они не понимают, что это всего лишь царапина, вот Пола - другое дело, у нее снесено полголовы, и глаза не закрываются, ха-ха! Тим смеялся и не мог остановиться, ничто еще не казалось ему таким забавным - навсегда замолчавшая Пола, пуля заткнула ей рот, ему это никогда не удавалось!
   От смеха у Тима заболел живот, подкосились ноги, и он упал на холодную влажную землю, покрытую первой травой. Травинки приятно щекотали лицо, и Тим некоторое время лежал неподвижно, вдыхая острый запах сырости. Когда спазмы в желудке позволили ему разогнуться, он медленно перевернулся на бок и уперся взглядом в чьи-то ноги. Две ноги в потертых джинсах и белых, в полоску, кроссовках.
   Тим подавился смехом, судорожно сглотнул и замолчал; истерика закончилась. Он чувствовал, что незнакомец смотрит на него сверху вниз, но не мог заставить себя поднять глаза, чтобы, наконец, увидеть маньяка, которого искал несколько месяцев. Каким-то образом Тим понял, что умрет, если посмотрит на него, и эта уверенность была такой же глубокой, как страх, наполнивший его рот металлическим привкусом.
   Маньяк не двигался, его взгляд холодил затылок Тима; носок его белого кроссовка был запачкан землей и бурыми пятнами, они затекли в малейшие трещинки потертой кожи, такие пятна нельзя оттереть водой и мылом, они бледнеют, но остаются - это кровь.
   Наконец невидимая рука перевернула песочные часы, мир снова пришел в движение: темный предмет с глухим стуком упал на траву перед самым лицом Тима - пистолет, из которого была застрелена Пола. Ноги в джинсах отступили назад, повернулись и быстро зашагали по направлению к набережной.
   И сразу абсолютная тишина, повисшая над лужайкой, распалась на тысячу составляющих: шелест новорожденной листвы, колеблемой ледяным ветром с реки, отдаленный портовый гул, крики детей с футбольной площадки, скрытой за поворотом; а над всеми этими звуками преобладали гулкие, отчетливые удары сердца: они заполняли голову Тима, как пустой колодец, впечатывались в барабанные перепонки и бессчетное количество раз повторялись друг в друге. Сердцебиение сводило Тима с ума, но в то же время служило показателем того, что он все еще жив.
   Встать представлялось почти невыполнимой задачей, и Тим для верности разбил этот процесс на несколько шагов: перевернуться на живот, подтянуться на локтях, встать на четвереньки, принять горизонтальное положение, опереться о землю и, пошатываясь, подняться. Управлять потерявшим гибкость телом оказалось нелегко, на всю операцию ушло не менее двух минут, но Тим никуда не торопился - ха-ха, уже никуда. Его взгляд упал на темнеющий в траве пистолет - именно оттуда вылетела смертоносная пчела, ужалившая Полу. Тим все еще соображал с трудом, но сумел понять, что оставлять орудие преступления вот так, на открытом месте, нельзя. Медленно, превозмогая боль, он наклонился и взял "игрушку". Пистолет и в самом деле был легкий, почти игрушечный. Может, поэтому он выстрелил так быстро, опережая намерения Тима, уступив легчайшему движению пальцев.
   Он повертел оружие в руках, раздумывая, что бы с ним сделать. В конце концов, он тщательно вытер пистолет носовым платком и зашвырнул его в заросли кустарника. Бросок отозвался болью, перехватывающей дыхание, но Тим привык к ней настолько, чтобы она не мешала думать. Шок первых минут убийства уступил место напряженным размышлениям - необходимо было придумать, как с наименьшими потерями выпутаться из сложившейся ситуации. О том, что произошло на самом деле, Тим пообещал себе подумать, когда окажется дома, в безопасности, с бутылкой коньяка под рукой - черт бы побрал эти ребра!
   К тому времени, когда в его голове созрел окончательный план, Тим успел дойти до машины Блейка и убедиться, что там никого нет. Из внутреннего кармана куртки Тим достал мобильный телефон - к счастью, аппарат, сложенный, как перепуганный ежик, уцелел - и набрал свой домашний номер. Пять длинных гудков, шестой...
  -- Хэлло, - раздался недовольный голос Дэя.
  -- Дэвид, на этот раз все действительно серьезно, поэтому слушай меня внимательно и не перебивай, вопросы и истерики потом. Ты уже встал?
  -- Нет, в такую рань... Где ты?
  -- Будь добр, заткнись, - Тим перевел дыхание - говорить было чертовски трудно, еще труднее заставить исчезнуть красно-черные точки, роящиеся перед глазами, - Произошел несчастный случай, убит человек. Об этом знаю только я и сейчас я сообщу в полицию. Через 15 минут ни будут на месте, а через час, если повезет, ты увидишь все в утренних теленовостях. Теперь о главном: вставай и возвращайся домой, никуда не выходи, включи сигнализацию, репортерам не говори ни слова, слышишь - ни единого комментария! С полицейскими будь вежлив, соглашайся приехать к ним и ответить на все вопросы, если потребуется, но только не сегодня. И не звони мне, просто запрись дома.
  -- Что произошло? - Дэвид воспользовался паузой в напоминающем бред монологе Тима, - Ты сбил кого-то машиной?
  -- Нет, я тут не при чем, случайно оказался на месте преступления. Дэвид, я могу на тебя рассчитывать?
  -- Конечно, - ответил он потрясенно, - Я сделаю все, как ты сказал, но, ради Бога, объясни!..
  -- Позже. Дэйв, человек, который пострадал - Пола. Она погибла.
   Прежде чем с губ Дэя сорвался возглас удивления и ужаса, Тим нажал кнопку "Сброс" и набрал три девятки. Сообщив о случившемся, он отключил телефон, облокотился о крыло автомобиля Блейка и стал ждать полицию.

40

   Из записи свидетельских показаний Тимоти Кэмпбелла.
   "- Я обратился в детективное агентство "Монтгомери & Росс", чтобы найти преступника, совершившего нападение на Дэвида Дэя.
   - Вы не доверяете полиции?
   - Я надеялся, что частное сыскное агентство поможет избежать огласки и будет действовать эффективнее. Мое дело поручили детективу Дональду Блейку, и я попросил его информировать меня о ходе расследования. В течение двух месяцев оно было практически безрезультатным. Сегодня, в 7 часов утра, он позвонил мне домой и сказал, что нашел этого человека, не назвал его имени и не описал внешность, просто попросил приехать к дому, где тот якобы живет. Я сразу согласился. Я думал, с маньяком будет легко справиться... По совету Блейка, я оставил машину у супермаркета, за два квартала от места встречи, и пошел пешком, пока не увидел автомобиль детектива. Самого Блейка нигде не было видно; разыскивая его, я зашел в дом - парадная дверь была заколочена, и я воспользовался входом в подвал, а оттуда по лестнице поднялся на первый этаж.
  -- Вы не боялись входить в дом один, без оружия?
  -- Я боялся только того, что нарушаю границы чьих-то владений. Я был уверен, что, если Блейк не предупредил меня об опасности, ее не существует или она минимальна. Я заключил контракт с агентством и доверял его сотрудникам.
  -- Продолжайте.
  -- Все комнаты были закрыты, я просто шел по коридору, пока не увидел труп Полы, то есть мисс Роуз.
  -- Вы не видели Дональда Блейка или чего-то, что указывало бы на его присутствие? Вы не видели возле дома или внутри него незнакомых людей?
  -- Нет, по всем пунктам.
  -- Вы не слышали выстрела?
  -- Нет, я не слышал никаких посторонних звуков. Мне казалось, что в здании я совершенно один.
  -- Что вы сделали, когда обнаружили тело мисс Роуз?
  -- Я не трогал его, потому что сразу понял, что Пола мертва и ей уже ничем не помочь. Выбрался на улицу через окно и позвонил в полицию.
  -- Почему вы не остались в доме?
  -- Убийца мог быть где-то поблизости, мог наблюдать за мной. На улице я рассчитывал позвать кого-нибудь на помощь; да и чувствовал себя там в относительной безопасности - на открытом пространстве не так легко подобраться незаметно.
  -- У преступника был пистолет, ему незачем было подкрадываться.
  -- Может, у меня случился приступ клаустрофобии! Черт возьми, я был в шоке.
  -- Расскажите о ваших отношениях с мисс Роуз".

41

   Сумерки затопили Лондон парным молоком, и Тим вдохнул в себя предчувствие грозы вместе с сигаретным дымом, когда вышел из полицейского управления, размещавшегося в доме из красного кирпича, далеко от места трагедии. Он провел там почти 12 часов, полный оборот часовой стрелки: с 10 утра до 10 вечера, с перерывами на врачебный осмотр, рентген и перевязку сломанных ребер, а также на поездку в морг для опознания тела Полы Роуз, известной тележурналистки, вечной невесты Дэвида Дэя и отъявленной суки по совместительству. Были еще обед в кафетерии и авральные беседы с адвокатом, а кроме этого - тщательные выматывающие допросы.
   Тим заметил, что его руки дрожат. "Это серьезно", - сказал его адвокат, повторив то, что Тим пытался внушить Дэвиду по телефону. Главный свидетель и подозреваемый в деле об убийстве - это звучало как начало конца, и Тиму не требовались подсказки, чтобы понять это. Хуже всего - у полицейских имелся мотив; для того, чтобы найти его, нужно было лишь ознакомиться с интервью Дэя и откровениями Полы Роуз за последний год и цветистыми измышлениями бульварной прессы, которыми мгновенно обрастала их болтовня.
   Три или четыре раза Тима гоняли по одному и тому же кругу вопросов. Бесстрастность полицейских подчеркивала их холодную враждебность, прикрытую вежливостью, монотонность допроса действовала на мозг отупляюще, но Тим отчаянно держался своей нестройной версии, целиком основанной на исчезновении Блейка. Появись детектив - и она рассыпалась бы как карточный домик. Даже адвокату, приятелю с университетских времен, Тим не сказал правды и знал, что не скажет ее никому - родным, психоаналитику, тем более Дэвиду, словно это было непременным условием, при котором обладатель потертых кроссовок сохранил ему жизнь; вынужденным обязательством, а не примитивным страхом за свою шкуру, страхом потерять все из-за нелепой истории, в которую он оказался тянут: непредумышленного убийства Полы - женщины, право, не стоящей внимания. "Невелика потеря", - так охарактеризовала бы ее смерть энергичная Кортни, всегда защищавшая младшего брата. Да и спокойнее сейчас Поле, чем живым...
   Норман Уайт, адвокат Тима, вывел его черным ходом, дворами, на улицу и предложил подвезти до дома. Они когда-то спали вместе, потом Норман женился на дочери старшего компаньона своей юридической фирмы и увлекся смешанным групповым сексом с обменом партнеров; Тима это не привлекало - зачем ему женщина, хотя бы на гарнир? Секс ушел из их отношений, но на дружбу и службу это не повлияло.
  -- Спасибо за поддержку, - улыбнулся ему Тим, - Я лучше прогуляюсь до метро, почувствую себя нормальным человеком.
  -- Как хочешь. Завтра жду тебя в офисе, нам надо все обсудить. Держи Дэя подальше от журналистов, он может все испортить.
  -- Не беспокойся, я его нейтрализую. Черт, это самая жуткая история из всех, в которые я когда-либо попадал.
  -- Держись, - Норман ободряюще потрепал его по плечу и сел за руль своего темно-синего BMW, - Я с тобой и мы победим, как всегда.
  -- До завтра!
   Они обменялись прощальными жестами, и Норман уехал. Вздохнув с облегчением, Тим зашагал куда глаза глядят. Его машина осталась у проклятого дома, и он не хотел возвращаться за ней поздним вечером. Преступник всегда возвращается на место преступления - так бы это выглядело, ха-ха! Необходимо было заняться Дэвидом, успокоить его, утешить и объяснить, как вести себя в свете оглушительной рекламы, которую он приобрел стараниями своего продюсера. Им так и не удалось поговорить в течение дня. Тиму разрешили сделать два звонка: Кортни и адвокату. Дэвид названивал в участок сам, а в четыре часа даже приехал, вопреки всем утренним инструкциям, но полицейские бесцеремонно выпроводили его, когда узнали, что он не хочет сообщить важную для расследования информацию. Как всегда, Дэвид развил бурную деятельность в самый неподходящий момент.
   Пройдя несколько кварталов, Тим поймал такси и назвал адрес - улицу в пригороде, недалеко от особняка Дэя. Когда он расплатился и вышел, часы на приборном щитке показывали 11:02. Окончательно стемнело. Прохладный ветер касался его разгоряченного лица, уличные фонари мерцали во влажной дымке, подражая звездам. Особняк Дэвида стоял в центре большого участка земли, обнесенного по периметру живой изгородью, достаточно колючей и высокой для того, чтобы воспрепятствовать любопытным проникнуть внутрь или увидеть, что там происходит. Перед центральным входом три-четыре фигуры, то и дело вспыхивали огоньки зажигалок, стоял фургончик с телевизионным оборудованием - репортеры взяли дом в осаду.
   Тим посмотрел на них с безопасного расстояния, порадовался, что Дэвид не забыл запереть ворота, и свернул в прилегающий к изгороди лес, чтобы обогнуть ее по узкой тропинке и выйти к боковому входу. Он представлял собой массивную стальную дверь, заросшую плющом. Тим открыл ее и вдруг заметил, что красный огонек сигнализации не горит: Дэй все-таки не включил систему безопасности. Вздохнув, Тим достал из кармана мобильный телефон, пробежал пальцами по подсвеченным кнопкам:
  -- Дэвид, возьми трубку.
   Как только он произнес первое слово, автоответчик выключился и раздался охрипший, нетрезвый выдох Дэя:
  -- Да!
  -- Немедленно включи сигнализацию. Я подхожу к дому, встречай.
  -- Хорошо, что ты пришел. Нам нужно поговорить.
  -- Угу.
  -- Тим, это ты ее убил? - вопрос вертелся на языке, и Дэвид не выдержал.
  -- Ты в своем уме? - холодно осведомился Тим, - Меня и так целый день допрашивали. Обсудим это позже, если у тебя еще осталось немного виски.
   Из леса он вышел на расстилающуюся перед домом широкую лужайку. Она освещалась фонарем, который располагался над входной дверью. В окне второго этажа маячил силуэт Дэвида. Слева от крыльца была сделана небольшая пристройка, где хранились дрова, садовый инвентарь и разный хлам, она никогда не запиралась. В этот вечер Конрад ждал там своего "клиента". Когда Тим шагнул на лужайку, в полосу света, он прицелился.
   Выходя из леса, Тим запнулся о торчащий из земли корень дерева и запачкал брюки. После событий прошедшего дня они годились разве что для колки дров, но Тим любил свою одежду: он наклонился, чтобы отряхнуть грязь со штанины, и это спасло ему жизнь.
   Пуля, вылетевшая из пистолета с глушителем, ударилась в его ключицу, раздробила кость и, разорвав мышцы, затаилась где-то под лопаткой. Тим резко развернулся вполоборота и рухнул на землю. Он не успел заметить, что сбило его с ног и так больно обожгло, но, приподнявшись на локтях, увидел Конрада, приближавшегося к нему с пистолетом в руке. Тим попытался отползти в тень, под защиту деревьев, но Конрад уложил его на место вторым выстрелом - навылет, в левое плечо. Сцена разыгрывалась в стремительной тишине, никто из участников не произнес ни слова, только выстрелы раздавались сухими хлопками.
   Дэвид ничего не слышал, но увидел, как Тим упал, увидел его неестественные для споткнувшегося человека попытки подняться и, прежде чем страшная догадка созрела в его мозгу, ринулся вниз по лестнице, на первый этаж. Он распахнул входную дверь, когда Конрад уже наполовину пересек лужайку и стоял, невидимый, у него за спиной, в нескольких шагах от крыльца.
  -- Тим! Ты в порядке?
   Конрад резко остановился и повернулся на крик, дуло пистолета направлено в живот Дэвиду.
  -- Возвращайся в дом! - Тим хотел закричать, но с его губ слетел только свистящий шепот.
   В этот момент, когда Конрад переключил свое внимание на Дэвида и принял решение стрелять, от стены дома, от неосвещенного угла, где стоял киллер, отделилась высокая тень и скользнула к нему, широко разведя руки в сторону. У шеи Конрада ее руки сомкнулись, произвели быстрое, как жест опытного фокусника, движение, и киллер упал, как подкошенный, а тень метнулась к лесу.
   Дэвид заметил Конрада, когда тот уже не был опасен: распластанное тело в траве. Подойдя поближе, Дэвид понял, что тело состояло из двух частей: руки, ноги и туловище заканчивались кровавым обрубком шеи, в котором ярко белел отражающий свет фонаря позвонок. Голова откатилась на два метра и лежала, уткнувшись лицом в траву, выставив лысеющий затылок. Дэвид поперхнулся, и его немедленно стошнило на руку трупа. Вытерев подбородок, он с усилием отвел взгляд от тела и побежал к Тиму, беспрестанно выкрикивая его имя, сплевывая солоновато-горькую рвоту, от которой у него возникало ощущение полного крови рта.
   - Тим, о Господи, Тим! - Дэвид опустился перед ним на колени, - Что с тобой? Ты меня слышишь?
  -- Убийца... Человек с пистолетом, - прошептал он, открыв глаза.
  -- Он мертв - кто-то отрезал ему голову, - удивленно-радостно сообщил Дэвид, шумно всхлипывая, и Тим испугался, что с ним случится такая же истерика, как с ним самим после убийства Полы, - Тебе очень больно? Куда он тебя ранил? Не умирай, пожалуйста, только не умирай!
  -- Вызови "скорую", - Тим попытался придать голосу властный оттенок, чтобы хоть немного приободрить Дэвида, который и не осознавал, что плачет, - И принеси несколько полотенец - остановить кровь.
   Дэвид кивнул, но не тронулся с места.
  -- Иди! - из последних сил выдохнул Тим.
   Позже, в больнице, он вспоминал, что отключился именно после этих слов, и пришел в себя лишь на минуту в машине "скорой помощи" - кислородная маска на лице, рука Дэвида сжимает его руку, в огромных глазах Дэя тревога и беспомощность. Однако позже Дэвид рассказал ему, что, пока не подоспела "скорая", он успокаивал его спокойным внятным голосом, уверяя, что совсем не торопится на тот свет, давал указания, как наложить жгут на простреленную руку, а врачам рассказал о своих аллергиях на лекарства. Тим не ожидал от себя такого мужества и склонялся к мысли, что просто бредил или был уверен, что умрет, если замолчит. Самым забавным во всей этой истории ему показалось то, что Дэвид во что бы то ни стало хотел сдать свою кровь для переливания, но искупления не получилось: кровь не подходила ни по группе, ни по уровню содержания алкоголя.
   Полночи, пока врачи извлекали пули и зашивали раны, Дэвид просидел на неудобном стуле в коридоре больницы, компанию ему составили Кортни с мужем. Потом он договорился, что сменит их в семь утра, и уехал. Дождя в ту ночь не было, и когда рассвело, полицейские все еще обшаривали и фотографировали лужайку перед его домом.

42

  -- Создается впечатление, что они готовы ухватиться за любую ниточку. Прошла уже неделя, а они все топчутся на месте. К тому же, куда-то пропала голова.
  -- Какая голова?
   Тиму еще не разрешали вставать, и он сидел на кровати, опираясь на подушку. Курить ему тоже запрещали, но Дэвид принес его любимые сигареты, и Тим дымил, с мрачным видом выслушивая новости. Блейк так и не объявился, а теперь еще и голова исчезла.
  -- Отрезанная голова того типа, что в тебя стрелял, - пояснил Дэвид.
  -- Они установили его личность?
  -- Да, но помалкивают об этом. Если честно, мне и спрашивать не хочется. Меня таскали на допросы три дня подряд, с утра пораньше, выясняли все до мелочей про мои отношения с Полой, с тобой, не было ли между вами ссор, разногласий. Да им какое-то удовольствие доставляло копаться в самом личном!
   При упоминании Полы Дэвид нахмурился, Тим сочувственно похлопал его по руке, они помолчали.
  -- Слушай, я видел того, кто отхватил киллеру голову.
  -- Как? - Дэвид побледнел, будто это был он сам, - Почему ты раньше не сказал?
  -- Да тут и говорить нечего, - Тим внимательно наблюдал за его реакцией, - Я его не разглядел из положения лежа, к тому же, было темно. Но я его видел: высокий, весь в черном, он стоял у киллера за спиной. Потом подошел, взмахнул руками - головы как не бывало, а мы с тобой живы-здоровы. Почти здоровы.
   Дэвид молчал, опустив голову, и Тим спросил, требовательно, с нажимом:
  -- У тебя есть предположения, кто это мог быть и что, черт возьми, все это значит?
  -- Нет. Правда, нет. Я совершенно сбит с толку.
   Это прозвучало не совсем искренне, но Тим решил отступить и сменил тему:
  -- Чем ты занимаешься, пока я тут прохлаждаюсь?
  -- Помогал с похоронами Полы, был с Томми, хотел съездить с ним к родителям, но мне нельзя покидать Лондон до окончания расследования.
  -- Ты не работал, - подвел итог Тим, - Это понятно - тебе очень трудно, многое надо просто пережить, смириться, ведь прошлого не вернуть. Я не хочу давить на тебя, но, Дэвид, рано или поздно ты должен начать работу над альбомом. Это наш единственный шанс выбраться, пусть с потерями, оттуда, где мы оказались. Кошмар закончился, но предстоит кое-что похуже: вчера ко мне наведался Сеймур, босс звукозаписывающей компании. Притащился в палату собственной персоной и завел речь о контракте: как они недовольны скандалом, тем, что выход нового альбома отложен на неопределенный срок и т.д. и т.п.
   Они заговорили о делах. Дэвид был на удивление покладистым, и Тима не покидало ощущение, что у него на уме нечто постороннее. Какая-то мысль прочно засела у него в голове и не давала покоя - Тим знал его достаточно хорошо, чтобы это понять.
  -- Ладно, я пойду, - Дэвид поднялся: наступило время медицинских процедур, когда Тим поступал в безраздельное пользование больничного персонала. Казалось, они обсудили все, но Тим чувствовал смутное беспокойство и задержал в своей руке руку Дэвида, когда тот рассеянно погладил его по здоровому плечу на прощание:
  -- Дэйв, не делай глупостей. Обещаешь?
   Дэвид рассмеялся - он всегда лгал с простодушием ребенка:
  -- Обещаю. Не волнуйся.
  -- Береги себя, - серьезно повторил Тим.
   Их глаза встретились и заговорили друг с другом. Внимая этому безмолвному разговору, Дэвид наклонился, их глаза закрылись и передали эстафету губам. Они соприкоснулись нежно, как в первый раз, но становились все требовательнее, а поцелуй все глубже.
   Нетерпеливый стук в дверь - и на пороге появилась медсестра с подносом, накрытым белой салфеткой. Дэвид мгновенно отпрянул, махнул на прощание рукой и вышел из палаты своей размашистой походкой. Медсестра, симпатичная брюнетка, которая очень мило заигрывала с Тимом, ставя ему уколы и меняя повязки, ошарашенно проводила Дэя взглядом и перевела его на пациента; в ее искусно подведенных глазах застыли недоумение и легкая досада. Тим улыбнулся, великодушно адресуя улыбку девушке, и откинулся на подушку, потянувшись всем телом. В это момент он был счастлив, хотя и не подозревал об этом.
  
   На следующий день, когда Тим разговаривал с сестрой, в его палату ворвался Норман. Беседа с Кортни сводилась в основном к изысканию способов отговорить миссис Кэмпбелл, их мать, от немедленной поездки из Австралии в Лондон, к постели раненого сына. Марк, их старший брат, перебрался в "страну кенгуру" вскоре после смерти отца, купил небольшую ферму, которая с тех пор разрослась до невообразимых для Англии размеров, и ничуть не жалел, что навсегда сбежал от лондонских туманов. Когда Тим поступил в колледж, миссис Кэмпбелл продала дом, где он вырос, и переехала к Марку, чтобы помогать воспитывать внуков.
   Узнав с небольшим опозданием, что Тим попал в больницу, она пожелала прилететь и ухаживать за ним, ее взялись сопровождать старшие дети Марка - им в радость было путешествовать хоть в Гренландию. Свой обычный визит в Лондон миссис Кэмпбелл планировала только через полгода, и Тим с Кортни уговаривали ее подождать до намеченного срока. "Ну разве мой голос похож на голос умирающего?" - вопрошал Тим по телефону. Они с сестрой знали, что старой леди вредны долгие перелеты и резкая смена климата, к тому же, на далекой австралийской ферме она была недосягаема для журналистов, а в Лондоне они вцепились бы в нее хотя бы для того, чтобы украсить статьи про Кэмпбелла фотографиями его матери. Тим настаивал на том, что прилетит в Австралию сам, как только встанет на ноги и освободится от полицейского надзора, чтобы успокоить родных и не ввязывать его в свои профессиональные скандалы.
   Когда Норман принес свои ошеломляющие новости, проблема находилась еще в стадии решения. Конечно, он не ворвался, а вежливо постучал, войдя, поприветствовал Кортни и сказал, что хотел бы поговорить с Тимом наедине и подождет в коридоре, так как не хочет мешать его свиданию с сестрой.
  -- Ты хочешь сказать, оно может оказаться последним? - мрачно пошутил Тим над его адвокатской манерой выражаться. Он заметил, что Норман чем-то взволнован, и истолковал это не в свою пользу.
  -- Вам нет необходимости ждать в коридоре, мне уже пора, - засобиралась Кортни, - Созвонимся вечером.
   Она чмокнула брата в щеку, взъерошила его отросшие в больнице волосы и, грациозно выпрямившись во весь свой небольшой рост, покинула палату. На ее место рухнул Норман. Он тяжело дышал и обмахивался какими-то документами: наступила почти летняя жара, а кондиционеры, видимо, от удивления, не могли с ней справиться.
  -- Ты не поверишь! Негодяя, который в тебя стрелял, звали Конрад, бывший полицейский, и его нанял - кто бы ты думал? - Пола Роуз!
   Норман открыл все карты сразу, и Тим не воспринял картину единым целым, а проще говоря, растерялся.
  -- Пола наняла его? Зачем?
  -- Чтобы убить тебя, для чего же еще? После выхода в отставку - там была какая-то темная история и его уволили - Конрад подрабатывал незаконными делами. Детективы выяснили, что две недели назад Пола разыскивала его, нашла, они встретились в кафе, долго беседовали, а потом провели вместе ночь в его квартире.
  -- Бред какой-то, - Тим не мог поверить, - Какого черта ей это было надо?
  -- Вероятно, ты стал ей поперек горла. Так?
  -- Мгм, - подумав, согласился Тим.
  -- Она сняла со своего банковского счета значительную сумму и отдала Конраду как задаток, деньги нашли у него дома.
  -- Но, подожди, как тогда объяснить ее смерть? Конрад не мог застрелить ее - зачем ему убивать своего клиента, а после этого все-таки выполнять задание?
  -- Я и не говорил, что полиция решила эту загадку, но связь между Полой и Конрадом они установили точно. С тебя снимается основная часть подозрений. Скорее всего, Конрад работал не один, а в составе преступной группировки, и Полу прикончил его напарник или член банды, а потом расправился и с ним, чтобы присвоить деньги.
  -- Неудачное время они выбрали для убийства Конрада, - усмехнулся Тим, - Там было два свидетеля - Дэвид и я, - и мы никого не видели.
  -- Конраду отрезали голову струной от гитары, это мог сделать только очень тренированный человек, возможно, из специального армейского подразделения. Их обучают сливаться с темнотой.
  -- Да, экстравагантный способ убийства.
   Они обсудили разные версии случившегося; Норман проявил потрясшие Тима силу воображения и железную казуистическую логику, выдумывая мотивы и линии развития множественного убийства, в которое оказался вовлечен его подопечный. Тим чувствовал себя персонажем полицейского телесериала, его утешало только одно - освобождение от роли главного подозреваемого и, в связи с этим, возможность снова покидать пределы Лондона. Прощаясь, Норман обронил жутковатую для Тима фразу:
   - Ты знаешь, Дэй довольно сдержанно отреагировал на известие о смерти Полы Роуз. Вообще, он хорошо повел себя в этой истории.
   - Он уже знает? Ты ему сказал?
   - Приятель, полегче, - улыбнулся Норман, - Я столкнулся с ним в управлении, детективы допрашивали его, прежде чем соизволили снизойти до моей персоны. Их, видимо, интересовала его реакция, рассчитывали вытянуть из него что-нибудь, имеющее отношение к делу.
   Значит, он бы спокоен? - с сомнением в голосе переспросил Тим.
   - Абсолютно.
   Веская точка, которую поставил Норман в их разговоре, не убедила Тима в том, что с Дэвидом все обстояло благополучно. После ухода адвоката он позвонил по нескольким номерам, но, конечно, нигде Дэя не застал. Однако вечером Дэвид сам нанес ему визит.
  

43

   Он навис над Тимом, откинул волосы со лба и произнес надломленным, тихим голосом:
   - Не могу поверить, что Пола была на такое способна.
   - Нет, - убежденно повторил он, не дождавшись ответа, - Она бы не смогла...
   - Мои швы позволяют мне поверить-таки в ее способности, - скептически отозвался Тим. Дэвид уставился на него бешеными глазами:
   - Она умерла, и полиция может теперь повесить на нее все, что хочет! Она не в состоянии оправдаться.
   Это было произнесено с таким пафосом, что Тим поморщился. "Нет, роль Тристана тебе не идет. Убедительно только первые две минуты".
   - Дэйв, в полиции работают профессионалы, им не сенсации нужны, а раскрытые преступления.
   Дэвид наконец-то сел, недоверчиво поглядывая на Тима из-под растрепанной челки - после химической завивки его волосы стали совсем неуправляемыми.
   - А что касается Полы, - спокойно продолжал Тим, - ты был влюблен в нее и многого не замечал, прежде всего, отрицательных сторон ее характера.
   - Ну, уж ты всегда был готов открыть мне глаза, - съязвил Дэй.
   - Кому-то надо было этим заняться, ты не мог оценить ее объективно, никогда розовые очки не снимал. Пола была тщеславна сверх всякой меры и хотела получить все сразу, а ты представлялся ей наиболее короткой и головокружительной дорогой к вершине.
   - Хочешь сказать, она меня использовала?
   - Именно. А я ей мешал. Вот она и решила избавиться от меня самым эффективным способом,
   чтобы уж наверняка.
   - Ради нашей свадьбы пойти на убийство...
   - Брось, они никогда не была особенно щепетильной или совестливой.
   - Не знаю, - задумчиво протянут Дэвид, свыкаясь с новой для себя мыслью, примеряя ее,
   отыскивая нужный размер, - Пола действительно была немного неразборчива в средствах, но
   почему она просто не поговорила со мной? Я не догадывался, что она тебя настолько ненавидит...
   Тим деликатно промолчал. Он счел за лучшее не утешать Дэвида, а пустить все на самотек, довериться его рефлексии: эта машина могла перемолоть все что угодно. "Пройдет несколько месяцев, и он забудет Полу. Вернее, она останется в его памяти абстрактной фигурой с ярлычком философского вывода. В лучшем случае, он напишет о ней песню".
   После ухода Дэвида Тим с облегчением закрыл глаза; за день у него побывало много посетителей, он устал, но знал, что не сможет заснуть. Несколько часов он лежал в темной палате и думал. Наступило время разобраться в том, что предшествовала его превращению в мишень киллера, в том, что было разыграно. Тим не сомневался в сценарной стройности действа, в заброшенном доме, где Пола, сосредоточившись на роли охотника, сама стала жертвой - зигзаг судьбы, тщательно кем-то подстроенный. Неизвестный режиссер даже подобрал к спектаклю музыку - сочинения Дэвида, словно посвящал эту бойню ему.
   Блейка так и не нашли, и детектив официально был признан ответственным за смерть Полы Роуз, хотя по-настоящему вина лежала на том, кто задумал и поставил трагедию. Что привело Полу в этот дом?
   Легче всего было бы остановиться на версии, согласно которой маньяк Дэя вовсе не существовал. Допустим, Пола общалась с членами какой-то преступной группировки. Возможно, даже была любовницей бандита (после полицейских открытий Тим готов был предположить все что угодно в отношении предприимчивой мисс Роуз). Пола была одержима Дэвидом, властью над ним, и кто знает, как далеко могла она зайти в стремлении единолично им обладать? Нанятые ею головорезы были способны похитить Дэвида после концерта, накачать его наркотиками так, чтобы он видел галлюцинации, и изуродовать, чтобы он бросил музыку (то есть своего продюсера) и обратился к простым житейским радостям: семье, детям, светской толкотне. Пола вполне могла удовольствоваться калекой и его миллионами, да еще выступить перед всеми в образе ангела милосердия. В ее головке рождались странные мысли - Тим не раз имел возможность в этом убедиться.
   Да, маньяк мог пригрезиться Дэвиду в бреду, вызванном наркотиками или болевым шоком, и принять его обличье хотя бы потому, что в помещении, где его держали, стояло зеркало. Собственное отражение Дэвид мог принять за своего мучителя. Но как быть с анонимными письмами? Вряд ли бандиты стали бы столь изощренно готовиться к преступлению, а вот Пола могла призвать на помощь литературу - все-таки она была журналисткой, пусть и бездарного сенсационного типа. Нет, она, безусловно, не сочиняла посланий на голубой бумаге, но могла заплатить кому-то более талантливому из журналистской братии, чтобы он придумал эти "поэмы ужаса".
   Их надо сжечь, подумал Тим, а не хранить дома. Не дай Бог, найдет Дэвид... Он так и не смог убедить себя в том, что именно Пола являлась автором чудовищной пьесы, участником которой он стал помимо своей воли, что со смертью мисс Роуз занавес опустился и жизнь войдет в нормальное русло. Тем не менее, он усомнился в существовании маньяка, преследующего Дэвида. Так легко, так успокоительно было объяснить все случившееся изъянами характера Полы, что он поддался соблазну и закрыл тему сумасшедшего фаната, подшил материалы дела в архив и стряхнул с себя едкую бумажную пыль, а попросту говоря - наконец-то уснул.
  

44

   К концу первой недели лечения у Тима резко поднялась температура, опухла и покраснела рука - в рану попала инфекция. Врачи, опасаясь заражения крови, предприняли атаку антибиотиками, и Тим подозревал, что дозы, вкалываемые ему ежечасно, определялись из расчета веса слона. Больная рука полыхала огнем, опаляя своим жаром грудь и лицо; два дня он лежал в полубреду с закрытыми глазами, не отличая сон от яви, и благодарил небо за то, что к нему не пускали посетителей.
   Как-то, выкарабкавшись из провала сна, короткой передышки, которая не давала отдыха и не снимала боли, он почувствовал на себе чей-то взгляд. С трудом разлепил веки и, в полумраке палаты, увидел знакомый силуэт: в дальнем углу, в кресле с высокой спинкой, сидел Дэвид и смотрел на него бесконечно тяжелым, неподвижным взглядом.
   - Привет, - Тим чуть приподнял кисть правой руки и уронил ее на одеяло.
   - Как ты? - спросил Дэвид из своего угла каким-то полузадушенным голосом.
   - Паршиво, - он усмехнулся уголками губ. - Подойди, я тебя не вижу.
   Дэвид встал и направился к окну, чтобы поднять жалюзи, но Тим остановил его:
   - Не надо, у меня глаза болят от света.
   Дэй приблизился к нему и сел на краешек кровати, настороженный и притихший.
   - Как твои дела? - спросил Тим с закрытыми глазами.
   - Все в порядке, работаю над альбомом, - голос у Дэвида был хриплый, и на последнем слове он закашлялся, - Немного простыл - вчера дождь лил как из ведра. Тебе очень больно?
   Тим только поморщился в ответ. Что болит? Плечо, голова? Все болит. Постоянно пить хочется.
   - Бедняжка, - прошептал Дэвид и накрыл ладонью его горячий влажный лоб. Тим глубоко вздохнул и сжал рукой его колено.
   - Я хочу тебе помочь, хочу забрать твою боль. Расслабься...
   Вкрадчивый голос Дэвида обволакивал, его ладонь охлаждала лоб, и Тим почувствовал, как из тела уходят боль и мутная тяжесть, виски обвевает прохладный ветер, а на веки падают капли воды. Брызги упали и на губы, он слизнул их - вода оказалась соленая, морская. Тим распахнул ставшие легкими веки: он стоял на берегу океана, на корнуоллском пляже, где они несколько лет назад отдыхали с Дэвидом. Песчаный берег был пустынным, вода и небо, одинакового серо-стального цвета, сливались у горизонта - ветреный весенний день.
   Рядом стоял Дэвид, глубоко засунув руки в карманы длинного черного пальто. Он смотрел вдаль, и Тим со странной нежностью, шедшей из самого сердца, вгляделся в знакомый остроносый профиль.
   - Эй, Тим, сколько можно ждать?
   Вздрогнув, Тим обернулся: в сотне метров от них, на песчаной дюне, стоял Дэвид и призывно махал рукой. Он выглядел точно так же, как первый: длинное пальто, кудрявые темные волосы.
   - Ну что ты копаешься, иди сюда! - кричал двойник.
   Тим с недоумением посмотрел на Дэвида, стоявшего рядом. Тот повернулся к нему с укором, с мукой в глазах и, вытащив из карманов пальто разбитые, окровавленные руки, протянул их, беззвучно моля о помощи. В ужасе Тим сделал шаг назад, увяз в песке, упал и проснулся.
   Сквозь жалюзи в палату врывалось утреннее солнце; дверь бесшумно открылась и вошла медсестра:
   - Доброе утро, мистер Кэмпбелл. Как вы себя чувствуете?
   К своему удивлению, Тим чувствовал себя хорошо: температура спала, уступив место слабости, и боль уже не разрывала руку изнутри, ограничиваясь легкими пульсирующими покалываниями. Кризис прошел, началось выздоровление - так охарактеризует его состояние врач во время дневного осмотра.
   - Ко мне вчера кто-нибудь приходил? - спросил он, пока девушка всаживала в него, один за другим, Уколы.
   - Нет, сэр, - отчеканила она, - К вам два дня никого не пускали по распоряжению доктора Аллена.
   Тим с облегчением убедился, что встреча с Дэвидом ему приснилась. Бредовая фантазия, ничего более. Кошмар, который никогда не повторится.

45

   Ему нельзя было уезжать из Лондона, но, проконсультировавшись с юристами, Дэвид решил, что игра не стоит свеч. Никакой ценности для полиции его показания не представляли, раз они так бесцеремонно выставили его из участка, поэтому он очень легко решился нарушить предписание властей.
   27 апреля у Филиппа Дэя был День рождения, и Дэвид не собирался пропускать этот день.
   Он позвонил Тине. Трубку взял Карл - бородатый психоаналитик и по совместительству гражданский муж его бывшей жены. Они жили вместе вот уже три года, но до свадьбы дело не доходило, хотя, по словам Тины, их семейная жизнь напоминала рай на земле. Карл не испытывал симпатии к Дэвиду, и Дэвид старался отвечать ему тем же.
  -- Тины нет, а что ты хотел? - спросил Карл.
  -- Я еду к родителям в Ньюкасл, хочу взять с собой Томми. Это будет пятница, часов десять.
  -- Как же школа? Он должен ходить в школу, он и так не лучший ученик в классе.
  -- Пропустит день, я поговорю с директором.
  -- По-моему, он вообще не хочет учиться. Я удивлен, что тебя это не волнует, -сварливо сказал Карл, - К тому же, было бы неплохо, если бы ты забирал его на выходных, хоть иногда, я слышал, ты сейчас большую часть времени не работаешь.
  -- Я поговорю об этом с Тиной, - спокойно сказал Дэвид, - В котором часу она вернется?
  -- Не знаю. Она поехала по магазинам, а это надолго. Не представляю, что можно так долго делать в магазине?
   С удовольствием попрощавшись с Карлом, Дэвид обнаружил, что его настроение подпортилось. Он сел в кресло, подпер рукой голову и задумался. Как Тина может жить с этим Карлом, когда даже разговор по телефону способен нагнать море зеленой тоски? И его сын в такой компании... Может, он прав, и ему все-таки стоит забирать Тома на выходные? Теперь ему действительно нечем заняться... И Полы нет. Она была бы против, как была против всегда. "Дэвид, - говорила она, - Ты даешь деньги, Тина занимается воспитанием. Не старайся взвалить на себя всю работу!" Дэвид подозревал, что Пола просто не любит детей, но никогда об этом не задумывался. Ему всегда хватало того, что ни она, ни он не собирались заводить собственных. Дэвид не умел вести себя с детьми, и, оставаясь один на один с Томми, терялся. Ему постоянно казалось, что он делает что-то неправильно, а как правильно он понятия не имел.
   Его мысли прервал телефонный звонок.
  -- Здравствуй, Дэвид, - сказал тихий голос, - Ты меня узнал?
  -- Нет, - буркнул Дэвид, - Какого черта?
  -- Очень грубо, - фыркнул Кристофер, - А ведь я звоню выразить соболезнования. Я читаю газеты: полиция по-прежнему не вышла на след убийцы. Они такие интересные версии выдвигают, со смеху помрешь...
  -- Кто это?
  -- Кто-кто, конь в пальто! - Крис потерял терпение, - а я думал, у тебя абсолютный слух.
   По спине Дэвида побежали мурашки, он напрягся и встал:
  -- Это ты, сумасшедший?! Где ты?!
  -- Так я тебе и сказал! - рассмеялся Крис, - Зато я знаю, где ты. Ты в гостиной, сидел в кресле. Сейчас встал.
  -- Ты можешь меня видеть?!
  -- Я слышал звук: ножки кресла заскрипели. Надеюсь, ты не слишком скучаешь по Поле?
  -- Ты, псих, я сейчас позвоню в полицию, и они быстро вычислят твой номер! - прошипел Дэй.
  -- Да-да, им поможет Шерлок Холмс, - язвительно сказал Грэй, - увы, мой брат, в нашей полиции остались одни Лестрейды.
  -- Это ты убил Полу?
  -- И не думал. Это сделал твой дружок.
  -- Врешь!
  -- Можешь мне не верить, но я сам видел. А вот того мерзкого типа убил я. Ювелирная работа: еще секунда, и он выстрелил бы в тебя. Я спас тебе жизнь, Дэвид.
  -- Мог бы спасти и Тима!
  -- Я его в гробу видел, твоего Тима, - спокойно сказал Грэй, - Главное, чтобы с твоей головы не упал ни один волос, ведь я люблю тебя, Дэвид Дэй. Люблю больше, чем самого себя. И мои письма лучшее тому подтверждение.
  -- Господи, какие письма?!
  -- Как, ты не читал моих писем? - деланно изумился Крис, - Странно, я посылал их каждую неделю. Должно быть, твой дорогой Тим приревновал и не ставил тебя в известность о новом поклоннике!
   Грэй расхохотался:
  -- Твой Тим настоящий бизнесмен, он даже не предупредил тебя! А если бы я был новым Марком Чепмэном?!
  -- Он все знал? Ты это имеешь в виду?
  -- Именно. А теперь прощай, я и так проговорил кучу денег.
  -- Подожди! Нам нужно встретиться! - отчаянно заорал Дэвид.
  -- Зачем? - насторожился Грэй.
  -- Я хочу поговорить!
  -- Я сам найду тебя, пока.
   Кристофер бросил трубку, а Дэвид так и остался стоять посреди комнаты.

46

   Открыв дверь своей квартиры, Тим услышал жуткий грохот: в квартире кто-то был. Подкравшись к двери, он заглянул в кабинет: у книжных полок на корточках сидел Дэй и скидывал с полок его вещи.
   На пол летели книги, ноты, фотографии, и Дэвид никак не мог остановиться, пока из-под кипы бумаг не вылетела пачка писем, веером развалившись на ковре. Он сел рядом, вытянув ноги, и замер в горестном раздумье, низко склонив голову.
   - Что ты ищешь? - Тим с интересом следил за его действиями, но никак не мог объяснить себе такой неожиданный всплеск активности.
   - Уже нашел, - мрачно сказал Дэвид, не поднимая головы, уставившись на свою находку.
   Тим подошел поближе и увидел голубые конверты.
   - Ты знал про него...- Дэвид поджал ноги и обхватил себя руками, втянув голову в плечи, - Когда пришло первое письмо?
   Он поворошил письма и усмехнулся:
   - Больше года... Может, даже два... Он мог убить меня, изуродовать, тебе было бы наплевать... Ты, наверное, думаешь, что я и так прожил достаточно на этом свете...
   - Я делал все, что мог, - спокойно сказал Тим, - И ты прекрасно знаешь, что это так. Ты сам не веришь в то, что говоришь.
   - "Это так неожиданно!" - передразнил его Дэй, - "Я в растерянности, дорогой Дэвид!" Ведь так ты говорил мне, когда я лежал в больнице? Долго же длилась твоя растерянность. Ты практически переписывался с этим парнем... А я ничего не знал...
   - Если бы я сказал, ты бы бился в истерике, а я не имел права отменять тур. Мы и так потеряли слишком много денег из-за этого, - Тим старался говорить жестко и даже грубо, пресекая возможность превращения отнюдь не дружественной беседы в скандал, какие в последнее время постоянно устраивал Дэвид.
   -Да, конечно, - пробормотал Дэвид, словно согласившись с Тимом, но тут же вскинул голову, с яростью посмотрев на него:
   - Значит, ты не имел права... Ты знаешь, что я готов убить тебя? Я безумно хочу, чтобы ты оказался на моем месте, чтобы это произошло с тобой, чтобы ты смог почувствовать сам, что такое настоящая боль!!!
   Дэвид вскочил на ноги и прислонился спиной к шкафу. Эта спокойная, расслабленная поза настолько не вязалась с тем, что и как он говорил, что Тим позволил себе удобнее расположиться в кресле и придать голосу большую теплоту. Он чувствовал себя более уверенно, когда Дэвид стоял перед ним в позе провинившегося ребенка, но справиться с растерянным Дэем тоже не составляло большого труда.
  -- Дэвид, - произнес он и сделал паузу, пытаясь привлечь его внимание, - Дэйв... То, что случилось, уже случилось. Глупо теперь выяснять отношения, тебе не кажется, что я прав?
  -- Достаточно того, что так кажется тебе, - огрызнулся Дэвид, вовсе не желая успокаиваться.
  -- Ты ведешь себя очень глупо. Представь, что я рассказал бы тебе об этом человеке. Что бы ты сделал, Дэйви? Разве ты стал бы вести себя осторожнее? Ты перепугался бы, и от тебя можно было бы ожидать каких угодно глупостей. Возможно, ты не отделался бы так легко. Думаешь, мне не больно оттого, что все это произошло с тобой...
  -- Заткнись...- Дэвид произнес это сквозь зубы, низко опустив голову, - Я не знаю, зачем говорю тебе все это, но, повторяю, я отдал бы многое, лишь бы видеть на своем месте тебя...
   Он выпрямился и направился к двери. Из прихожей крикнул:
  -- Я собираюсь уехать, не ищи меня. Я не хочу тебя видеть.

47

   На этот раз никто не торопил его, не подгонял под графики выступлений и интервью, и Дэвид решил ехать поездом. Впервые за последние годы у него появился шанс почувствовать себя обычным человеком, но вместо этого в его душе поселилось странное и все возраставшее чувство собственной ненужности. Такое скверное состояние подкреплялось размышлениями о бессмысленности и недолговечности человеческого существования в целом идержалось уже два дня, с того самого звонка Грэя.
   Утром он заехал к бывшей жене и забрал сына. Томми был очень возбужден и прыгал вокруг отца, пока Дэвид не поймал его и не взял за руку.
  -- Ты что, не хочешь ехать? - спросила Тина, вышедшая на крыльцо проводить их.
  -- Совсем, - признался Дэвид, - Видишь ли, папа со мною не разговаривает...
  -- Что-то случилось?
  -- Он откуда-то узнал о моих отношениях с Кэмпбеллом... С тех пор он не хочет разговаривать, я пытался много раз. Но, я уверен, он будет очень рад видеть Томми.
  -- Только не используй сына как щит. Ведь ты берешь его не для этого? - Тина посмотрела ему в глаза.
  -- Совсем нет.
   На вокзале он появился за несколько минут до отправки поезда, специально тщательно рассчитав время. Выйдя из такси, Дэвид закинул за плечо длинный ремень сумки, подхватил на руки Томми и почти бегом заспешил к вагону. Симпатичная девушка проводила его до купе, где он, наконец, смог почувствовать себя свободным от чужого внимания. Том сразу же скинул ботинки и прильнул к окошку, глядя на проходящих мимо людей.
   -Ты первый раз едешь на поезде? - спросил Дэвид сына, осторожно разворачивая его к себе и разматывая длинный шарфик.
   Том кивнул, лишь мельком глянув на отца, и тут же вновь отвернулся к окну. Дэвид молча раздел его и оставил в покое, наблюдая, как он с интересом изучает новую обстановку.
   Поезд резко дернулся, замер и снова медленно двинулся вперед, наконец, стал набирать скорость, размеренно постукивая колесами. Том оторвался от окна, чтобы посмотреть, как относится к происходящему отец, и, не встретив в его глазах восторга, нахмурился. Дэвид засмеялся и подсел к сыну, усадив его себе на колени:
  -- Знаешь, куда мы едем? В Ньюкасл. Там живут твои бабушка с дедушкой, мои папа и мама, ты их, наверное, уже забыл.
  -- Вовсе нет, я хорошо помню.
  -- Они очень соскучились. Я думаю, излишне тебе напоминать, что ты должен вести себя с ними так вежливо, как только можешь.
   Томми внимательно слушал его, как обычно глядя прямо в глаза. В конце, услышав вопрос, он энергично тряхнул головой, и все волосы упали ему на лицо, закрыв глаза. Дэвид с улыбкой пригладил его кудри:
  -- Очень хорошо.
   Некоторое время Том играл с конструктором, подаренным ему только сегодня, перед самым отъездом, а Дэвид читал несчастного Оскара, обожаемого Тимом. Время от времени сын дергал его за рукав, чтобы показать, что у него получилось собрать из деталей или попросить помощи, и тогда Дэвид садился на пол и играл с ним...
   Потом Том попросил почитать ему вслух специально взятую книжку о приключениях Винни-Пуха.
  -- А что, сам ты разве не умеешь читать? - удивленно спросил Дэвид.
  -- Умею, но мне нравится, когда читают вслух. Мама иногда мне читает.
  -- Я думал, ты уже большой.
   Том посмотрел на него с хитрой улыбкой:
  -- Нет, я еще маленький. К тому же, ты так редко бываешь со мной.
  -- Мм... Да уж.
  -- Папа, а ты не мог бы приходить чаще? - Том оперся локтями о его колени и заглянул в лицо, - Карл говорит, ты теперь не так занят как раньше.
  -- Ты его так называешь, Карл?
  -- Да, и мама его так называет, он не против. А почему ты не живешь с нами?
  -- Потому, что твоя мама этого не хочет, - Дэвид не придумал ничего лучше.
  -- Почему? - не отставал Томми.
  -- Потому что у меня плохой характер. Я могу быть ужасно грубым и... маме это не нравится. И потом, я постоянно занят, меня все равно не бывает дома.
  -- Где ты работаешь?
  -- Э-э... У меня нет постоянного места работы.
  -- А почему ты не можешь работать на постоянном месте и приходить домой в шесть, как другие папы?
   Вопрос попал не в бровь, а в глаз. Дэвид замолчал, теребя подбородок. Что он должен ответить? Правильно ли вообще поддерживать такой разговор? Что, черт возьми, он должен отвечать?!
  
   Вместо ответа он достал фотографию родителей, вытащенную из рамочки специально, чтобы показать Тому. Родители сидели на скамейке перед домом: мать прижалась к отцу и улыбалась, а отец сидел прямо и смотрел в объектив своим обычным тяжелым взглядом. Впервые Дэвид словно увидел их со стороны и удивился, насколько непохожими людьми были его родители: приветливая, деликатная и легкая на подъем мама составляла контраст прямолинейному, консервативному и жесткому отцу. С возрастом острые углы его характера чуть сгладились, но все равно оставались ощутимыми для всех, кроме матери. Дэвид никогда не видел, чтобы отец был груб или небрежен по отношению к ней, и строил свое поведение так же. Этим и еще редким упрямством сходство характеров отца и сына заканчивалось.
  -- Узнаешь? - он протянул фото Томми.
  -- Конечно. Я все-все помню, мама ездила со мной к дедушке и бабушке, на Рождество. Она сказала, ты тогда не смог приехать. Папа, ты не живешь с нами, потому что не любишь нас?
  -- Томми, я люблю тебя больше всех на свете. И твою маму я люблю тоже, но этого не всегда достаточно, чтобы жить вместе. Хочешь, я буду брать тебя на выходные?
  -- Хочу. А чем мы будем заниматься?
  -- Чем захочешь?
  -- Тогда давай будем играть в футбол, а еще я научу тебя играть в компьютерные игры. Еще можно гулять, да много чем можно заниматься.
  

48

   Поезд подъезжал к городу. Томми снова прильнул к стеклу, разглядывая здания и людей, а Дэвид сидел мрачнее тучи. Он не предупредил о своем приезде, да и вряд ли отец захотел бы его видеть. В воображении он рисовал себе их разговор, заготавливая максимально убедительные фразы, но все его доводы моментально улетучились, едва он увидел нахмуренные брови и потемневшие от недовольства сыном глаза отца. Дэй-старший стоял на перроне, выйдя к самому поезду. Высокий, прямой, словно манекен, он напоминал дерево, вросшее своими корнями глубоко в землю. Он стоял, засунув руки в карманы, не делая движений в сторону сына, и Дэвид медленно пошел к нему. На половине пути Томми вдруг уперся, выдернул свою руку из руки Дэвида и побежал обратно к вагону. Бросив вещи, Дэвид кинулся за ним, схватил за плечи и легонько встряхнул:
   - Что? Что с тобой такое? - он увидел, что Том готов разреветься и подумал, что сыну передалось его состояние, - Пойдем, дедушка ждет. Если тебе не понравится, только скажи, и, я обещаю, мы сразу же поедем домой.
   Он поцеловал мальчика в нос и шепнул на ухо, надеясь заставить его расслабиться:
   - Я тоже немного боюсь.
   Отведя взгляд, Том взял его за руку своей ледяной ладошкой, и они пошли по перрону. Отца нигде не было видно, не было и сумки, брошенной Дэвидом. Поискав глазами, Дэвид заметил на отдаленной стоянке отцовский Форд.
  -- Хочешь, я возьму тебя на руки? - спросил Дэвид сына. Не получив ответа, он подхватил его и ткнул пальцем в сторону стоянки:
  -- Смотри, какая замечательная машина у твоего дедушки. Кажется, нам представился случай покататься на ней. Хочешь?
   Том отчаянно замотал головой, глядя ему в глаза.
  -- Томми, милый... - он запнулся, думая, что выглядит сейчас довольно глупо, - Меня бы очень огорчило, если бы ты продолжал вести себя так. Я хочу, чтобы ты перестал быть таким упрямым. Сделай, пожалуйста, одолжение своему отцу, веди себя, как будто все в порядке.
  -- Когда мы вернемся в Лондон, ты придешь к нам жить? - спросил Томми.
  -- Нет, ты это прекрасно знаешь.
  -- Я буду себя вести хорошо, если ты пообещаешь жить с нами.
  -- Я не могу.
  -- Тогда, может быть, ты сможешь возить меня в школу? - умоляюще спросил Томми.
  -- Ты нашел время торговаться, - Дэвид потерял терпение, но, увидев, что сын снова собирается зареветь, смягчился, - Как я могу обещать то, чего не смогу выполнить?
   Дэвид чувствовал себя неловко оттого, что до сих пор стесняется собственного сына, не понимая, как он должен разговаривать с ним, как воспитывать, чему учить. Каждый раз, когда ситуация требовала от него строгости и быстрых действий, он вспоминал, что Томми вполне имеет право не слушаться его и вообще послать ко всем чертям, сказав, что совсем его не знает, и терялся, не представляя, что должен делать. Он не знал, что происходит в душе сына, и отдал бы многое, чтобы узнать это, а не действовать наобум, как приходилось ему делать сейчас.
   Том смотрел в сторону, кусая губы и едва удерживаясь от слез. Дэвид протянул ему раскрытую ладонь:
   - Я обещаю, Томми, обещаю. А еще я обещаю свозить тебя в Диснейлэнд, только перестань дуться, идет?
   Не дождавшись реакции, он обнял сына и пошел к отцу, который терпеливо ждал в машине. Открыв дверцу, Дэвид собрался сесть на заднее сиденье, но отец жестом приказал ему перебраться вперед. Когда он втиснулся в машину, больно ударившись головой о крышу, Дэй-старший улыбнулся внуку:
   - Привет, малыш. Здорово, что ты приехал, мы с бабушкой очень соскучились по тебе.
   Неожиданно для Дэвида Томми оторвал одну руку от отцовской шеи, которую сжимал так крепко, что ему было трудно дышать, и протянул деду.
   - Привет, дедушка, поздравляю тебя с днем рождения.
   Дома их ждала мать. Все время, с тех пор как Филипп уехал на вокзал, она не отходила от окна, не в силах заниматься домашними делами. Вчера муж пребывал в отвратительном расположении духа, ей так и не удалось успокоить его. Он был страшно зол на сына, ругался вслух, чего с ним давно не было, и спал очень беспокойно.
   Когда машина затормозила у крыльца, она поспешила на улицу, чтобы встретить мужчин. По их лицам она поняла, что разговора между ними еще не произошло и оба они недовольны друг другом, но теперь ее внимание было приковано к маленькому мальчику, стоявшему рядом с Дэвидом. Увидев Томми, она сразу же забыла о делах и проблемах: ее внук был точной копией ее сына в детстве.

49

   Вечером, когда Дэвид уложил Томми спать и спустился вниз, чтобы помочь матери, состоялся скандал, которого он так боялся. Войдя в кухню, он увидел мать. Джулия стояла у окна, и, едва он вошел, начала говорить:
   - Почему в нашей семье постоянные конфликты? Почему в других семьях дети слушаются родителей, а у нас...Ну что тебе стоит угодить отцу, не упрямиться и сделать то, что он просит, ведь наверняка это не составит большого труда! Если бы ты мог хоть в чем-то уступить ему, он был бы счастлив, но ты вновь хочешь не к месту доказать свою самостоятельность... - мать вздохнула и с упреком посмотрела на сына.
   Дэвид включил воду, чтобы мыть посуду, и молчал. Ему не хотелось говорить, тем более, что разговоры здесь были бесполезны: мать не понимала о чем идет речь.
  -- Я уверена, он просит не так уж много. Вспомни, к чему привело твое упрямство восемь лет назад, когда ты не захотел учиться, и отец перестал разговаривать с тобой. Этот кошмар длился целый год лишь потому, что ни один из вас не хотел уступить... теперь, похоже, все начинается снова. Я не прошу подумать обо мне, мальчики не в состоянии понять своих матерей, но попытайся понять отца!
  -- Не трать силы, Джули, - на кухню вошел отец, - Он совершенно не хочет о нас подумать. Ему всего 35, а апломба хватает на троих.
  -- Па, пожалуйста! - Дэвид развернулся к отцу лицом, прислонился к мойке и скрестил руки на груди.
  -- Конечно, - с сарказмом продолжал отец, - он же у нас звезда! Не просто какой-нибудь захудалый талант, а звезда! Уже сам тот факт, что он снизошел до разговоров со мной, заставляет мою душу наполняться счастьем и безумной радостью. Ты посмотри на него! Великовозрастный оболтус и бездельник! Ты даже не представляешь, дорогая, чем он занимается в свободное время, которого у него хоть отбавляй!
  -- Да вы объясните мне, наконец, что происходит?! - мать стукнула ладонью по столу, - Вы оба ведете себя очень странно.
  -- Па, я очень тебя прошу, поговорим потом! Не нужно впутывать в это маму! - Дэвид умоляюще посмотрел на отца, - Это просто дурацкое недоразумение... Я клянусь... Па...
  -- Эта женщина, - картинным жестом отец указал на мать, - родила тебя, и имеет право знать, что происходит в ее семье!!! Я долго терпел, Дэвид, я ждал, пока ты образумишься, поймешь, как отвратительно ты вел себя, как ты мучил людей, дороже которых у тебя нет в целом свете, которые любят тебя больше жизни, но теперь я не вижу другого выхода как огорчить твою мать: я не могу справиться со своим собственным сыном!
  -- Если ты сейчас же не объяснишь мне, Филипп... - мать угрожающе подбоченилась.
  -- Конечно объясню, Джули. Надеюсь, ты помнишь тот день, когда я бросил все и помчался в Лондон?
  -- Это скорее была ночь. Так что?
  -- Так вот! Приехав, я вытащил нашего сыночка из постели его продюсера, Тима Кэмпбелла. Если бы я не видел своими глазами, я ни за что не поверил бы, но я видел! - рявкнул отец, быстро выходя из себя, - Что я должен был испытывать, как ты думаешь?! Величайшую гордость и чувство глубокого удовлетворения?! Я чуть не умер от стыда. Знаешь, почему он развелся с Тиной?! Потому что он голубой!!! Потому что он спит с мужиками!
  -- Дэвид, - мать перевела взгляд на сына, - Скажи, что это неправда.
  -- Конечно, именно это он и говорил мне все это время, но я не верю! - отец не дал ему раскрыть рот, - Что взрослый человек может делать в 6 утра в чужой постели?! При условии, что у него есть собственный дом, где он может ночевать сколько ему угодно?! А если тебе и приспичило ночевать у Тима, то незачем было лезть в его кровать, да еще и нагишом! И знаешь, что злит меня больше, чем горькая правда, которая наконец-то вылезла наружу?! То, что мой сын трус, трус и бессовестный лжец... - он повернулся к матери, - Можешь радоваться, Джули, это ты разбаловала мальчишку, это твои поблажки испортили его так, что теперь уже поздно что-либо менять...Он совершенно не привык платить за то, что натворил, он не знает, что такое ответственность за свои поступки, а уж о морали и вовсе не имеет никакого представления. Всю жизнь мы прощали ему мелкие пакости и вот дождались крупных неприятностей.
   Дэвид молчал, глядя в пол. Неподвижную сцену нарушила мать. Подойдя к Дэвиду, она нежно прижала его к себе и поцеловала в лоб:
  -- Дэвид мой сын, и я люблю его таким, какой он есть.
  -- Правильно, - кивнул отец, - Пожалей его, несчастного, чтобы он потом сел тебе на голову. Мы слишком много позволяли ему, и вот до чего дошло, но я вижу, что тебя вполне устраивает такое положение дел. Что ж, я очень рад.
  -- Нет, - мать спокойно посмотрела на Дэя-старшего, - Мне вовсе не нравится то, что происходит в нашем доме, но я не вижу смысла устраивать скандалы. Я думаю, мы должны смириться с тем, что Дэвид повзрослел и может сам решать, что ему делать, а чего нет, - она взглянула на сына, - Конечно, нам было бы приятно, если бы ты продолжал слушать, что мы говорим тебе...
  -- Можно подумать, что раньше он слушал!!! - Филипп Дэй снова повысил голос.
  -- Папа, я действительно уже давно вырос... - Дэвид вновь попытался вставить слово, но Дэй-старший со всей силы отвесил ему подзатыльник.
  -- Молчи!! - взревел отец, - Молчи, пока я не разозлился по-настоящему! Не смей перебивать старших!!! Ты живешь только для себя, исключительно для себя! В твоей жизни нет ровным счетом ничего, за что можно было бы уважать тебя и тех, кто воспитал тебя таким - твоих родителей! Ты не сделал ничего путного, а то, что ты вытворяешь на сцене, вообще не лезет ни в какие ворота! И ты позволяешь себе плевать на нас с матерью, на всяческие приличия, на нормы и правила, наконец, существующие в обществе, где ты живешь! Ты сопляк, который возомнил о себе невесть что! У меня просто руки чешутся взять ремень и выдрать тебя хорошенько, но, видит Бог, время уже упущено. Мне остается только горько сожалеть, что ты мой сын.
   Дэвид быстро глянул на мать, но та молчала, и он снова опустил голову. Отец сел на стул и подпер рукой щеку, приготовившись к долгому разговору.
  -- Если я вам не нужна, то я займусь делами, - мать направилась к выходу, - Не у всех есть столько лишнего времени, чтобы тратить его на пустые разговоры.
  -- Папа, скажи мне, чего ты хочешь? - взмолился Дэвид, когда она вышла, - Почему ты так поступил со мной? Когда мне было 15, ты обыскивал мою одежду, но теперь мне 35...
  -- Возраст ничего не значит.
  -- Если бы я был с женщиной, это изменило бы что-то?
  -- Дэвид, я не вполне понимаю, что происходит? Ты гей?
  -- Нет.
  -- Но ты спишь с этим... Тимоти?
  -- Э-э... Это ничего не значит.
  -- Да, - отец приложил руку к виску, - Я поступаю глупо. В сущности, меня совершенно не волнуют твои пристрастия в сексе. Я просто говорю тебе раз и навсегда: мой сын не будет этого делать. Мой сын не будет совершать аморальных поступков.
  -- Ты предлагаешь мне выбор? Быть твоим сыном или нет? - дрогнувшим голосом спросил Дэвид, - я правильно тебя понимаю?
  -- Абсолютно.
  -- То есть, если бы я действительно был голубым, ты перестал бы считать меня своим сыном?
  -- Хочешь получить ответ? - Дэй-старший прошелся по комнате, не взглянув на Дэвида.
  -- Хочешь получить ответ... - задумчиво повторил он, немного помолчав, - Что ж, я отвечу. Ситуации бывают разные, но в этой я поступил бы именно так.
   Дэвид выдохнул накопившийся в груди воздух и с негодованием посмотрел на отца:
  -- Не ожидал...
  -- Я тоже, - оборвал его Дэй-старший, - Я не ожидал, что к 35 годам мой сын не добьется ничего, не будет годен ни на что и останется там, где был. У тебя нет ничего, ты ноль: ни семьи, ни уважения людей, ни достойного занятия. Если бы 35 лет назад мне сказали: "Филипп, твой сын станет музыкантишкой, игрушкой толпы и подстилкой для своего продюсера", я бы подумал сто раз, прежде чем решиться зачать тебя. Ты дорого обошелся мне, Дэвид, и я требую отдачи. Я не намерен пускать все на самотек.
  -- Посмотри на себя: ты просто сопливый щенок, дрянной, эгоистичный мальчишка!
   Дэвид молчал, опустив голову.
  -- Когда это произошло впервые?
  -- Что именно?
  -- Твоя связь с Кэмпбеллом.
  -- М-м... Восемь лет назад.
  -- Боже... И все это время вы были любовниками?
  -- Папа, я не понимаю, какое отношение это имеет к нам?
   Отец посмотрел на него с горьким недоумением:
  -- Я не могу видеть, как ты тратишь свою жизнь на всякую дрянь. Выбрасываешь ее на помойку. Твой талант, твое образование: Дэвид, вспомни, сколько ты работал, чтобы поступить в университет, ты не вылезал из-за стола, а теперь все пошло прахом? Я не в состоянии понять тебя.
  -- Папа, ты же не станешь отрицать, что я добился кое-каких результатов. Людям нравится моя музыка, а я хочу заниматься любимым делом. Сейчас у меня не самое лучшее время, и я нуждаюсь в понимании. Все, что я строил - плохо или хорошо - рухнуло. Я действительно почти там, где и был. И у меня ничего нет. Ты лишаешь меня последнего: твоей поддержки...
  -- Очень проникновенно, но я не собираюсь слушать всю эту ерунду, - отец резко поднялся, - Все, что ты говоришь - слова. Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома.
  -- Папа...
  -- Вон, - спокойно произнес отец, - Я довольно потратил времени, но все впустую. Придешь, когда пересмотришь свои взгляды на жизнь.
  -- Вот как все серьезно... - пробормотал Дэвид, - Я и не предполагал...
  -- А ты думал, жизнь - это шутка? Сплошной праздник? Достаточно только брякать на гитаре? - отец говорил зло и отрывисто, слова получались похожими на пощечины, - Убирайся и исправь положение, если хочешь быть моим сыном! Я не простил тебе того, что ты бросил Тину с малышом, из-за тебя я вижу Томми раз в год на Рождество... Ты не думаешь о том, как нам с матерью тяжело...
  -- Пап...
  -- Чего ты ждешь?! Уходи! Убирайся, чтобы я тебя не видел! - заорал отец, - Из тебя никогда не получится ничего стоящего!!!
   Дэвид поспешно вышел, прикрыв за собой дверь. Некоторое время он стоял под дверью, кусая губы и стараясь удержаться от слез, потом пошел к себе.
  

50

   Просидев всю ночь на нерасправленной постели, Дэвид едва дождался утра. Он выскользнул из дома, стараясь не разбудить родителей, и пошел, куда глядели глаза.
   Когда он возвращался, уже стемнело. Прогулка явно затянулась, в окнах дома горел свет, и Дэвид попытался заглянуть в кабинет отца, как делал в детстве, когда слишком поздно возвращался домой после встреч с друзьями. Родители никогда не ложились, ожидая его возвращения в разных концах дома, и между ними, как между двумя заряженными концами провода, образовывалось что-то вроде силовой дуги, разряд которой предназначался сыну. Дэвид даже сомневался, обсуждали ли они вообще его поведение, потому что каждый раз, открывая дверь дома, он слышал только мягкую тяжелую тишину, в которой, как ему казалось, пробегали трескучие электрические искры. И начиналось... Первой его встречала мать, влепляла затрещину и чуть не плача ругала, жаловалась, что сойдет с ума от волнений, что Дэвид невыносим, что он загонит ее в гроб раньше времени, но уже через пару минут все заканчивалось объятиями и прощением. С отцом всегда было по-другому. Он не выходил встречать сына, Дэвид сам должен был идти к нему в комнату для "серьезного разговора", иначе отец мог бы не обращать на него внимания день, а то и больше, и ему пришлось бы потрудиться, добиваясь "амнистии"...
   Мама сидела перед телевизором и смотрела какой-то сериал. Дэвид подошел, чтобы поцеловать ее:
   - Мам, ты не спишь?
   - Жду тебя. Я по-прежнему волнуюсь, особенно с тех пор, как...
   Дэвид понял, что она хотела сказать "с тех пор, как ты попался этому маньяку", но передумала, боясь расстроить его, и посмотрел на мать с благодарностью.
   - Как папа?
   - Иди к нему, он хочет поговорить.
   - Может, он уже спит? - Дэвид с сомнением глянул на часы: без пяти двенадцать.
   - Он сказал, что дождется. Ему что-то нездоровится, - ему показалось, что голос матери дрогнул, но, посмотрев в ее лицо, он увидел, что она улыбается ему, - Иди скорее, не тяни время. Я скоро лягу, только досмотрю этот дурацкий занудный сериал, можешь зайти потом и пожелать мне спокойной ночи, если вы не проговорите до утра.
   - Как Томми?
   - Замечательно. Ходил гулять с дедом и ни разу не вырвался, когда он брал его на руки. Потом они играли, строили что-то из конструктора, потом Филипп выкупал его и сам уложил спать. По-моему, он очень привязался к Томми... - она помолчала и посмотрела ему в глаза, - Отец очень скучает по тебе, Дэвид... - и уже другим тоном добавила, - Ну, иди же к нему, быстро.
   Она мягко, но настойчиво подтолкнула сына к двери. Уже в коридоре Дэвид спросил:
   - Ма, если сериал дурацкий, зачем ты его смотришь?
   - Чтобы убить время, дорогой, - ответила мать.
   Дэвид дошел до двери и остановился, стоя в нерешительности, раздумывая, а что, если отец спит, и он разбудит его, но тут в комнате раздался звук приближающихся шагов, и отец открыл дверь:
   - А, это ты, - сказал он, словно ожидал увидеть кого-то более заслуживающего внимания, чем его дорогой сыночек, - Входи.
   - Привет, па... Мама сказала, ты хотел, чтобы я зашел...
   - Привет, привет. А если бы мама не сказала, ты так и лег бы спать, со спокойной совестью? Ты подумал о сыне?! У тебя вообще совесть есть?! Ты зашел к нему?
   - Что-то с Томом? - спросил Дэвид, сдерживая волнение.
   - Он не упал и не разбился, но он постоянно оглядывался и смотрел по сторонам, выискивая тебя, ждал, но тебе наплевать. Что ты за человек, Дэвид? Где ты шлялся?!
   - Я ходил там, где бывал в детстве. Я думал, вам с мамой будет приятно пообщаться с внуком... Видишь ли, па, я собираюсь уехать на некоторое время...
   - С Тимом? - подозрительно спокойно спросил отец.
   Дэвид почувствовал, что краснеет и опустил глаза:
  -- Па, ты так остро воспринимаешь это, но, поверь, это скорее деловые отношения, чем... чем даже человеческие...
  -- Я видел ваши деловые отношения, - усмехнулся Дэй-старший и опустился на кровать, - Можешь не врать мне. Так куда ты уезжаешь?
  -- Еще не знаю. Это скорее далекое будущее, потому что я связан выпуском альбома и прочей ерундой, поэтому я не хочу говорить заранее. Может быть, пройдет месяц, может быть больше, я совершенно не представляю.
  -- Ты собираешься жить вместе со своим Тимом?
  -- Нет-нет, - поспешно открестился Дэвид.
  -- Я смотрю на Томми и думаю: когда ты был маленьким, я и представить не мог, что меня ждет, когда ты вырастешь...
   Дэвид сел у ног отца, прислонившись спиной к кровати, чтобы не видеть ироничного выражения его глаз. Ему вдруг захотелось как в детстве прижаться к папе, зарыться лицом в его одежду, пропитанную запахом крепкого табака, почувствовать на затылке его сильные руки, словно говорившие: "Ты в безопасности, Дэйв, папа любит тебя". Теперь они сидели совсем рядом, почти соприкасаясь одеждой, но он с необыкновенной силой ощущал неизвестно когда возникший барьер, крепостную стену, которую он разрушил бы с огромным наслаждением, если бы знал, как это сделать...
  
   "Помнишь, когда я был подростком..."
   - Папа, я вернусь сегодня позже.
   - А что случилось? Школьные мероприятия? - отец отложил журнал и внимательно посмотрел на сына. "Господи, ну почему он все время сверлит меня взглядом...", тоскливо подумал Дэвид-взрослый, разглядывая свое прошлое, как смятую выцветшую картинку.
   - Мы с Майком решили пойти... пойти на концерт, он начнется в десять, а закончится, я думаю, но я не уверен, что он закончится где-то... - он говорил все медленнее и тише, глядя, как меняется выражение лица папы.
   - А как поживают твои занятия?
   - Я сделал домашнюю работу, если ты имеешь в виду это.
   - А что тебе нужно выучить по музыке? - отец сел поудобнее, - Дэйв, по-моему, мы с тобой давненько не играли в шахматы, мне кажется, что я теряю форму. Сыграем? Неси доску.
   - Па, Майк будет ждать, я обещал.
   - Ну что ж, очень жаль, что ты так бездумно раздаешь обещания, которые не сможешь выполнить. Иди, я тебя не задерживаю.
   - Но ты мне разрешаешь?.. - Дэвид переступал с ноги на ногу, не решаясь уйти.
   - Нет, но поскольку ты уже дал обещание, то можешь идти, - он снова взял журнал, перестав обращать внимание на сына.
  
   Дэвид-взрослый с трудом отвлекся от воспоминаний, и с укором посмотрел на отца, словно говоря: "Вот видишь, как ты обижал меня, когда я был ребенком?"
   - А знаешь, что вспоминаю я? - повторил отец, - Я почему-то часто думаю об одном эпизоде. Когда тебе было лет шесть, и ты лежал в больнице с корью, мама уехала в Корнуэлл, чтобы быть со своей матерью, я остался один. Мне было так непривычно одному в пустом доме, так странно. Поначалу я обрадовался, но потом... Потом мне стало скучно, впервые в жизни, представляешь? Я ходил по дому взад и вперед, занимался всем, чем только мог придумать, но восстановить душевное равновесие так и не смог. Тогда я собрался и поехал к тебе в больницу. Сначала меня не хотели пускать, тебе было очень плохо: температура, бред, но я настаивал, и им пришлось уступить. Я сидел рядом с тобой всю ночь до утра, а утром, помнишь, что произошло?
   Дэвид качнул головой.
   - Я увез тебя домой. Я подумал, что сам могу ухаживать за тобой ничуть не хуже, чем все эти медсестры и врачи. Конечно, было тяжело, приходилось не спать, потому что ты выглядел так ужасно, но я впервые по-настоящему почувствовал, что у меня есть сын. Ответственность, приятная обязанность. Да, я осознавал это и раньше, но с этого момента что-то изменилось. До этого ты был просто забавный малыш, а теперь стал МОИМ малышом, потому что Я не спал, Я волновался, наконец, Я боялся, боялся потерять тебя. Впервые не только потому, что это было бы горем для мамы, но потому, что я сам не смог бы вынести этого. Потом я понял, каким эгоистом был, потому что начались осложнения, необходимо было стационарное лечение... Но с этого времени я изменил свое отношение. Я переживал за тебя всегда, что бы ни происходило. Я интересовался всем, что ты делал. Возможно, я до сих пор лезу в твои дела слишком бесцеремонно, заставляю играть по выдуманным мною правилам, возможно, я остался все тем же эгоистом, но я слишком люблю тебя, чтобы сознательно причинить боль. И я смотрю на тебя и Томми, на то, как настороженно вы общаетесь друг с другом, и думаю, когда и каким образом в твоей жизни наступит этот перелом, когда ты поймешь, что твой сын - часть тебя.
   - Я понимаю, - начал было Дэвид, но остановился.
   - Ничего ты не понимаешь, сынок, - отец положил руку ему на плечо, - Поверь своему отцу, ты ничего не понимаешь.
  

51

   По дороге он шел пешком, пытаясь вспомнить вечер после концерта. "После жизни...", - горько усмехнулся Дэвид, сам не зная почему разозлившись на себя за эту глупую фразу. Ничто вокруг не показалось ему знакомым, обычный загородный пейзаж, и, чтобы не стоять на месте, он медленно пошел по узкой дорожке, протоптанной в траве. Дэвид не помнил, как выглядит дом, в своих поисках он ориентировался на звуки. Дом выглядел так, словно стоял на холме и был открыт всем ветрам, не пощадившим его внешний вид. Он два раза обошел кругом, боясь ошибиться, но что-то подсказывало ему, что ошибки быть не может. У самой двери он остановился, чтобы отдышаться и справиться с дрожью в коленях, прежде чем войти.
   - Привет, Дэй.
   Теперь он знал, что не ошибся. В проеме окна первого этажа стоял Грэй и радостно улыбался ему, словно к нему в гости зашел давний друг. Однако в его руке удобно расположился большой кухонный нож с красной пластиковой рукояткой. Дэвид молча смотрел на него, понимая, что будет убит прежде, чем попытается хотя бы сдвинуться с места. Он не шевелился, судорожно сглатывая и начиная жалеть, что вообще пришел сюда.
   - Расслабься, я не собираюсь убивать тебя, - коротко бросил Грэй, видя, что Дэвид боится. В его голосе слышалось презрение, и Дэй разозлился:
   - Убери!
   - Пожалуйста, - почти не двигая рукой, Грэй метнул нож, и он воткнулся в дерево за спиной Дэвида, - Теперь ты спокоен?
   Крис легко спрыгнул с подоконника и встал рядом с двойником. Он был одет в старые поношенные вельветовые брюки и светло-голубую рубашку, выцветшую на спине. Дэвид уставился на одежду в недоумении, потому что...
  -- Узнаешь? Это действительно та одежда, которую я взял в твоей комнате, в доме ТВОИХ родителей.
  -- Да, я уже проверил...
  -- Я был ужасно осторожен, - Грэй рассмеялся, но тут же прервал смех, словно резко повернули ручку громкости, выключив звук, - Ну, что ты молчишь? Ты же хотел поговорить со мной?
   Он опять засмеялся, и сказал сквозь смех:
   - Я так легко превращаюсь в тебя. Никто не догадывается, что мы разные люди.. Только попробуй рассказать обо мне своему Тиму или еще кому-нибудь... Заметь, я не поступаю как маньяки в дешевых фильмах, я не угрожаю жизни твоего ребенка...Мне это не нужно. Пока не нужно, - уточнил он, - И не думай, что мне нравится убивать. Стайн мешал, пришлось отправить его в полет в никуда. Детектив, которого нанял твой недоумок-продюсер, тоже, хотя лично против него я ничего не имел. Я еще не рассказывал тебе, как они вдвоем притащились в мой дом, чтобы поймать меня.
   От смеха на глаза Грэя навернулись слезы, ему пришлось прерваться, чтобы прийти в себя.
   - Комедия, - сказал он, отсмеявшись, и похлопал Дэвида по руке, - Они бродили здесь битый час, а нашли только бедняжку Полу. Мне пришлось потрудиться, чтобы полиция ничего не обнаружила. Иначе они навешали бы здесь этих дурацких желтых лент, а мне осталось бы только перебраться в другое место, это не входило в мои планы. Не люблю переезжать с места на место, ты знаешь. И мне пришлось зарыть его недалеко. Потом был еще один, он пришел, чтобы убить твоего дружка. Братская могила. Мое собственное небольшое кладбище. Имени Кристофера Грэя. Мне нравятся кладбища, так тихо, спокойно и можно гулять часами, не встретив ни одной живой души. Что ты думаешь по этому поводу?
   Дэвид постоянно испытывал чувство страха. Постепенно он свыкся с ним настолько, что не смог бы жить спокойно зная, что над ним как дамоклов меч не висит очередная опасность и, в качестве продолжения, угроза наказания. Волнения перед экзаменами в школе и колледже, гнев отца, боязнь огорчить родителей, оказавшись хуже других, страх перед сценой и толпами народа, выливавшиеся в сильные головные боли, постоянные опасения оказаться не на высоте в постели - все это сменяло друг друга, смешивалось, не позволяя ему расслабиться и почувствовать себя свободным в своих действиях. Конечно, эти чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал Дэвид с тех пор, как в его жизни появился Крис Грэй, но сейчас он стоял напротив своего мучителя, глядя в черные провалы его глаз, и не ощущал ничего, достойного упоминания. Еще несколько минут назад его тело сжималось и холодело от одного ожидания возможной встречи, ноги отказывались идти в направлении страшного дома, а мозг лихорадочно выискивал веские причины для отступления, и в одно мгновение ситуация переменилась. Страх перерос себя, вылился через край, перестав быть столь ощутимым, и Дэвид не понимал, как он мог оказаться в столь странном положении. Внезапно все предыдущие события: и как он добрался до места, и как ему вообще пришла в голову такая идея, стерлись, стали размытыми, освобождая место другим чувствам. Чувству нереальности происходящего...
   Дэвид чувствовал, что еще немного, и он сойдет с ума.
   - Пойдем в дом, я не хочу быть негостеприимным хозяином, - Грэй бесцеремонно схватил его за руку и потащил за собой. Дэвид не сопротивлялся. Ему казалось, что все это сон, фантазия его усталого мозга. Грэй тащил его по заброшенным комнатам, затем, пропустив вперед, подтолкнул к лестнице, ведущей в темноту подвала. Спустившись на несколько ступенек, Дэвид оглянулся. Грэй все еще стоял на самом верху, пытаясь зажечь свечку, и его черный силуэт четко выделялся в прямоугольной рамке двери. "Боже, зачем я здесь? Неужели я действительно...собирался убить?" - спросил он себя, начиная немного нервничать, и спокойно ответил: "Да". Фигура наверху пошатнулась, словно сама подталкивала к этой мысли. Дэвид ясно представил, как Грэй оступается на старой лестнице и летит вниз, ломая себе шею, умирая у его ног. От этой фантазии у него закружилась голова, а дыхание перехватило как от быстрого бега, так желанна и запретна была она для него.
  -- Передумал? - Грэй подошел вплотную. Теперь Дэвид чувствовал его дыхание: от Грэя пахло мятной жевательной резинкой.
  -- Нет, - сдавленным голосом ответил Дэвид. "Внизу, в темноте я легко справлюсь с тобой", - подумал он, осторожно нащупывая ногой следующую ступеньку, - "Лишь бы найти способ сделать это быстро и ...безболезненно".
   Лестница кончилась, и они очутились в узком коридоре с низким потолком. По обеим сторонам коридора Дэвид увидел запертые двери, навевающие мысли о Зазеркалье. Толкнув одну из них, Грэй поманил его за собой. Это была та самая комната, где он провел несколько дней в мучительном ожидании того будущего, которое приготовил ему Грэй.
   - Экскурсия по Тауэру не могла бы доставить нам большей радости, - Грэй зажег керосинку, и комната наполнилась оранжевым светом, подрагивающим в такт колебаниям пламени, - Если проживешь долго, можешь писать мемуары. Если ты сможешь что-то писать...
   Он сел на низкую самодельную кровать, поджав под себя ноги.
  -- Закрой дверь, - Грэй ни на минуту не сомневался, что Дэвид выполнит любое его приказание. Дэй подчинился, двигаясь и чувствуя себя как зомби.
  -- А теперь говори, зачем пришел. Только не надо нести чушь о том, что тебя замучила ностальгия по безвозвратно ушедшим дням, а то я подумаю, что ты безнадежный идиот.
   Дэвид молчал, и Грэй поднялся, направляясь к нему:
  -- Что скажешь? Язык проглотил? Что у тебя в карманах?
  -- Ключи и бумажник, можешь посмотреть сам, он чуть отступил назад, но заставил себя отказаться от бегства.
  -- Зачем ты пришел? - повторил Грэй, выговаривая слова громко и отчетливо. В его голосе зазвучала явная угроза, - Что ты хочешь увидеть? За тобой был "хвост"? Если ты вмешаешь в это полицию, как уже пытался сделать этот идиот, твой дружок... Это наше личное дело!
  -- Это наше личное дело, - как эхо повторил Дэвид, - Успокойся, Крис. Никто не знает, где я, я один. Я хотел бы поговорить, может быть, я мог бы помочь...
   На губах Грэя появилась улыбка, становившаяся все шире, и наконец он расхохотался в лицо Дэвиду:
  -- Ты достаточно сумасшедший, Дэйв Дэй, чтобы вызвать мой глубочайший восторг! Ты чокнутый, и ни один из этих дипломированных специалистов не смог помочь тебе, хотя твои старики извели кучу денег, пытаясь привести тебя в норму. А чтение Фрейда для удовольствия еще никому не принесло заметной пользы, хотя нашу с тобой историю старик вполне мог бы озаглавить "Я и Оно"!!
  -- Я не нахожу это смешным...из-за меня умирают люди... - Дэвид почувствовал, как его правое веко слегка подрагивает, вызывая неприятные ощущения.
  -- Если ты снова хочешь спросить, не я ли убил твою подружку и ранил дружка, то я буду столь любезен и отвечу: "Нет". Хотя скажу честно, никакой скорби по поводу этих маленьких локальных трагедий я не испытываю. Они оба слишком мне мешали.
  -- Бездушная сволочь!!! - Дэвид шагнул к нему, сжав кулаки, но не решаясь дотронуться, - Это живые люди, это не мусор под твоими ногами! Никто не имеет права отнимать чужую жизнь, слышишь, ты! Я хочу, чтобы ты сдох!!!
  -- Хочешь? - Грэй не шевелился, лишь внимательно смотрел ему в глаза, - Попробуй. Попробуй, и узнаешь, так ли это легко, как тебе кажется. Давай, делай, что хочешь. Задушить? Просто сожми руки на моем горле. Размозжить мне голову? Несколько ударов о стенку, и ты увидишь какого цвета мои мозги... Но что ты получишь взамен? Бессонные ночи, полные кошмаров, испачканные кровью руки, муки совести. Ты будешь чувствовать боль, сойдешь с ума, это такая нечеловеческая боль... - он сделал паузу, наслаждаясь своими словами, и у Дэвида мороз побежал по коже, заставляя его вздрагивать от каждого звука голоса Грэя, - Никто не может пережить ее, это дорога в ад, Дэйв...
   Он снова засмеялся, видя реакцию Дэвида, и сказал нормальным голосом:
   - К тому же, это вовсе не укладывается в твою теорию ценности человеческой жизни. Я человек, я из плоти и крови, у меня есть право на жизнь, я ошибаюсь?
   Дэвид смотрел на него остекленевшим взглядом, а в голове его бесконечно повторялись слова Грэя, сопровождаемые гулким эхо.
  -- Ладно, нельзя позволять кумиру падать в глазах фаната, да еще так резко. Если ты хочешь увидеть кое-что интересное, пойдем со мной, - Грэй поднял керосинку и поднес к лицу Дэвида, - Я не убивал твою Полу и не трогал твоего дружка, Тима, потому что ты выполнял условия нашего договора. Я даже не позволил им сожрать друг друга, точно паукам в банке... Ну, почти не позволил.
  -- Что это значит?
  -- А ничего не значит, спроси у Кэмпбелла, - бросил Грэй через плечо, выходя в коридор. Дэвид пошел за ним в странном оцепенении, не задумываясь над тем, зачем он вообще делает это. Узкий коридор заканчивался большой дверью, обитой металлическим листом со следами ржавчины. Грэй толкнул ее, и она открылась с душераздирающим скрипом.
  -- Моя гордость, - сказал Грэй, - Музей Дэвида Дэя.
   Щелкнул выключатель, и в ярком свете электричества Дэвид не поверил своим глазам: комната действительно напоминала музей. На стенах висели фотографии, газетные вырезки и листы из глянцевых журналов, гитарные струны, порвавшиеся во время концертов и заботливо сохраненные, внушительная пачка листков с автографами, даже одежда, точнее, ее фрагменты. Все это собрание выглядело так внушительно, что Дэвид, сам страстный и фанатичный коллекционер всего, что так или иначе связано с Electricity, был поражен.
  -- Боже... - вырвалось у него, - Зачем тебе все это? Все это барахло?!
  -- Это не барахло... - Грэй казался обиженным и рассерженным, - я же сказал, что я фанат. И я знаю о тебе гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Кроме того, что у тебя внутри, в голове. Без этого моя коллекция не может быть полной. Конечно, я мог бы вынуть твои мозги и заспиртовать их в баночке, но разве это решение проблемы, как любит повторять твой отец?
  -- Да, это действительно не решение, - ему вдруг стало смешно, - и что же ты предпримешь?
  -- Сделку. Равноправную.
  -- Не понимаю.
  -- Ты рассказываешь мне любой эпизод своей жизни, запомнившийся тебе особенно сильно. Скажем, детская травма. Первая любовь... Сильная эмоция, оставившая глубокий след. Понимаешь, о чем я говорю? А я даю тебе кое-что. Кое-что действительно ценное...
  -- Что?
  -- Одну вещицу, которая наверняка станет тебе дорога, уклончиво ответил Грэй, - Ну так что?
  -- Не знаю... Стоит ли...Не думаю, что я готов к этому...
  -- Никто не станет слушать тебя так же внимательно как я, это же ясно как дважды два. Я самый благодарный слушатель, и ты прекрасно это понимаешь, но, чтобы твои чувства были более ясны... - он порылся в стопке и достал листок, - Вот, посмотри...
   Это была фотография, но ни в тот момент, ни потом Дэвид не мог вспомнить, кто и когда сделал ее. Он точно знал, что видит карточку впервые. Черно-белый снимок, изображающий какую-то вечеринку в самом начале карьеры Electricity: Дэвид, Пол, Стэнли, Дэннис, Тимоти с подругами. Дэннис, живой и здоровый, развалился в кресле, на правом подлокотнике сидел Дэвид, обняв его за плечи, за ними стоял Стэнли с большим бокалом пива, улыбаясь до ушей и прижимая к себе Тину Дэй, с другой стороны расположился Пол, держа на коленях Энн Тернер и Одри Стайн. Тимоти стоял за креслом, уперевшись локтями в спинку, а его рука, видела бы Тина, его рука сжимала руку Дэвида. Они держались за руки как влюбленные, их пальцы переплелись, и Тим чуть наклонился к Дэвиду, хотя его взгляд был направлен прямо в объектив.
  -- Господи, - прошептал Дэвид, - Не может быть...
  -- Может, может, - спокойно сказал Крис, заглядывая через плечо Дэя, - Эта фотография досталась мне огромными усилиями, проще сказать, я украл ее из дома Стайна. Думаю, эта информация сделает ее еще более ценной. Так мы договорились?
  -- О чем?
  -- Боже, Дэвид, сосредоточься! - капризно сказал Грэй, - Ты хочешь получить фото?
  -- Да, - хрипло сказал Дэй.
  -- Тогда... По факту из твоей жизни за каждого, кто изображен на фотографии. Если ты будешь кривляться и дальше, цена может увеличиться, - предупредил он, видя, что Дэвид смотрит на него недоуменно, - Я мастер аукционов.
  -- Зачем тебе все это?
  -- Я же сказал, я люблю тебя. Я хочу знать о тебе все, я хочу быть тобой, Дэвид. Давай так: я буду говорить, что я хочу знать, а ты будешь отвечать. Начнем?
   Дэвид посмотрел на фотографию. Стайн, Тернер, Стэнли... Они улыбались ему с карточки, и только он сам смотрел серьезно и настороженно...
  -- Да... - ответил он Крису.
  -- Прекрасно. Тогда начнем по алфавиту. Твоя первая встреча с Кэмпбеллом...

52

   Тим неожиданно проснулся среди ночи оттого, что где-то играла музыка. Прислушавшись, он узнал Сороковую симфонию. "Боже, какая романтическая ночь!" - с иронией подумал он, приподнимаясь на локте и глядя на спящего Дэвида. Тот закутался в одеяло как в кокон, словно пытаясь окончательно отгородиться от внешнего мира. Тим не выдержал, протянул руку и запустил пальцы в его шевелюру. Волосы, немного подпорченные завивкой, уже не струились как шелковые волокна, тем не менее, прикосновение вызвало волну приятного тепла где-то в животе. Тим снова лег и подобрался чуть ближе, еще ближе...
   Домой они пришли поздно: общий приятель-музыкант пригласил их на вечеринку. Это был день рожденья, никаких деловых разговоров не намечалось, и, по негласному уговору, они разошлись по разным углам огромной комнаты. Дэвид сосредоточенно напивался, подцепив себе подружку в прозрачном платье, а Тим развлекал давнюю приятельницу, время от времени вытягивая шею, чтобы разглядеть в толпе гостей Дэя. В один прекрасный момент, нигде не обнаружив копну кудрявых волос, он извинился перед спутницей и вышел в сад. В саду он сразу же наткнулся на Дэвида, самозабвенно целующегося с прозрачноплатьевой подружкой. Тим был неприятно удивлен тем, какое горькое чувство вызвала у него эта сцена. Считая, что Дэвид не заметил его появления, он поспешно ретировался, проклиная собственную глупость, и сел в машину. Не успел он назвать шоферу адрес, как дверца распахнулась и в салон втиснулся Дэй:
  -- Тим, ты что, уже собрался? Даже не предупредишь Хэмфри?
  -- Я уже попрощался, - соврал Тим, - А ты мог бы остаться.
  -- Хм... - Дэвид смущенно опустил глаза, - Кажется, там не очень весело.
  -- Да, странно, - с сарказмом сказал Тим, - А мне вот казалось, ты веселишься вовсю.
  -- Ты что, обиделся?! Но ...
  -- Я не обиделся. Какое мне дело, я ведь не твоя жена! Какого черта мне обижаться?!
  -- Тим, ну не надо. Я тебя очень прошу, - Дэвид приложил руку к груди.
  -- Ты мог бы вести себя чуть более сдержанно. Представляю, что сказал бы на это твой папочка... Наверняка не разговаривал бы с тобой года два.
   Дэвид отшатнулся, словно его хлестнули по лицу, и Тим понял, что перегнул палку. Молча он смотрел на Дэя, ожидая его реакции, а, когда Дэвид открыл дверцу, чтобы выйти, поймал его за полу пиджака:
  -- Подожди... Я не хотел.
  -- Я лучше пойду.
  -- Пожалуйста, - Тим не выпускал его, - Поехали ко мне, - он торопливо назвал свой адрес шоферу.
   Дэвид сидел молча, преувеличенно внимательно глядя в окно. Тим кусал губы, в поисках решения проблемы. В конце концов он не нашел ничего лучше, чем просто обнять Дэвида.
  -- Зачем ты это сказал? - спросил Дэвид.
  -- Ты был там с какой-то девкой.
  -- Я просто развлекался. Ты сам велел мне развлечься.
  -- Я не думал, я не предполагал... Ты слишком увлекся.
  -- Я что, не имею права?
  -- Почему нет? Но я тоже имею право возмутиться твоим поведением, - нашелся Тим.
   Дэвид засмеялся и посмотрел на Тима:
  -- Ты меня удивляешь. Не думал, что через столько лет это возможно. Скажи, ты смог бы отказаться ради меня от своих многочисленных мальчиков?
  -- Э-ээ... Вопрос в лоб.
  -- Не думай, я этого вовсе не хочу. В такую любовь я совсем не верю. Я просто спросил.
  -- Что ты вообще понимаешь в любви?! - оскорбился Кэмпбелл.
  -- Только не заводись! - Дэвид поднял руку, отгораживаясь от него, - Не надо часовых лекций на эту тему.
  -- Меня бесит, когда ты так говоришь!
  -- Нда, что-то беседа не клеится, - Дэвид закрыл окошко в стеклянной перегородке, отделявшей их от шофера, и повернулся вполоборота.
   В следующее мгновение он наклонился и ткнулся лицом в пах Тима. От неожиданности Кэмпбелл открыл рот, но, встретившись глазами с водителем, закрыл его и уставился в окно. Дэвид осторожно расстегнул зиппер и стал через плавки целовать член. Тонкая ткань почти не мешала, и Тим прекрасно чувствовал нежность губ и идущее от них тепло. Он по-прежнему смотрел в окно и видел в тонированном стекле отражение собственного лица с полузакрытыми глазами и искривленным ртом. Когда Дэвид стянул с него плавки и взял член в рот, Тим уперся затылком в подушку сиденья и чуть сполз по нему вниз, размышляя, может ли водитель догадаться, что происходит в его автомобиле. Мысль о том, что он не только видит, но и слышит все до мельчайших подробностей, заставила его покраснеть до кончиков пальцев, но, вместе с тем, он осознавал, что присутствие постороннего добавляет ощущениям остроты.
   Язык Дэвида хаотично ласкал его, потом Тим почувствовал, как Дэй начал изображать настоящий секс, обхватив член губами и двигаясь на нем вверх-вниз. Тим положил руку ему на спину, потом провел по шее, погладил волосы и, когда член в очередной раз исчез в горле Дэвида, нажал ему на затылок, заставляя глотать еще глубже, глубже, чем возможно, и удерживал в таком положении, вынуждая искать другие способы воздействия. Дэвид инстинктивно дернулся в сторону, пытаясь освободиться, но Тим удерживал его обеими руками, и в конце-концов Дэй сдался. Его рука принялась медленно, точно нехотя, ласкать основание члена и яички, приближая ожидаемую развязку. Кончил Тим быстро, и, вопреки обыкновению, Дэвид проглотил все. Аккуратно поправив плавки, он застегнул зиппер и выпрямился с невозмутимым видом, словно нагибался лишь затем, чтобы завязать шнурки. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча, сосредоточенно глядя перед собой, только иногда Тим чуть скашивал глаза, чтобы посмотреть на Дэвида. Дэй сидел очень прямо - в такие моменты он напоминал своего отца, и на его губах то появлялась, то исчезала улыбка.
   Дома Дэвид исчез в ванной, прежде чем Тим успел его остановить. Он вышел через полчаса, когда Кэмпбелл уже готов был лезть на стену, прошел в спальню и упал на кровать лицом вниз. Тим вошел следом с телефоном в одной руке и бутылкой в другой:
  -- Не знаю, почему родители не научили тебя экономить на воде, - сказал он, садясь рядом на краешек кровати.
  -- Кто-то звонил? - спросил Дэй.
  -- Я звонил Хэмфри, извинялся за побег.
  -- Так ты его не предупредил?! Ну и свинья ты, Кэмпбелл!!
  -- Тихо, - цыкнул на него Тим, - Потом я позвонил Элен, предупредил, что задержусь завтра, потом позвонил одному придурку по поводу концерта. А все это время ты лежал себе в теплой воде и ничего не делал. И еще: твой врач оставил сообщение на автоответчике - завтра ты должен к нему заехать,
  -- Принеси мне чего-нибудь выпить, - Дэвид перевернулся на спину и вытянул руки вверх.
  -- Ага, может, тебе еще сплясать?! Ты ничем не заслужил выпивку.
  -- Разве? - Дэй улыбнулся, - Что сказал Элмер?
  -- Нужен еще один снимок, контрольный. И потом, ты уже пропустил назначенное время: он сказал, ты должен был прийти неделю назад.
   Дэй нахмурился и поднес ладонь к лицу:
  -- Какая разница, пропустил я его или нет, я же не смогу играть.
  -- Ну, не начинай. Мог бы вообще без рук остаться.
  -- Это ты меня так успокаиваешь?! - Дэвид метнул на него сердитый взгляд.
  -- Я знаю, это бесполезное занятие, - Тим снял рубашку, брюки, бросил их на стул и лег рядом.

53

   Стэнли Элмер не занимался музыкой много лет. Однажды, придя домой с очередной репетиции, он аккуратно упаковал бас в кофр и спрятал подальше, в угол, где он реже всего попадался бы на глаза. Все остальное, имевшее отношение к группе: ноты, медиаторы, усилители, отправилось в кладовку, в самый ее темный угол. Стэнли решил никогда больше не заниматься музыкой, и причиной тому был Дэй. Когда 5 лет назад он ушел из группы, они еще по инерции продолжали репетировать, давать концерты и искать нового директора, но все понимали, что Electricity существует теперь до первого барьера, до первой проблемы. Дэвид ушел со скандалом, Дэннис и Пол обвиняли его в том, что он разваливает группу. Стэнли молчал, он был слишком потрясен произошедшим, и потом, Дэвид был его лучшим другом, но однажды он принял решение. Тогда инструмент был убран, на стол к ректору легло заявление с просьбой о восстановлении, а группа окончательно прекратила существование, лишившись басиста.
   И все же Стэнли очень хотелось играть. Порой он готов был достать бас, но понимал, что это не принесет ничего, кроме горьких воспоминаний. "Ты выбрал, и мне твой выбор кажется правильным, - говорил ему отец, - Еще неизвестно, кем бы ты стал, занимаясь музыкой, а так ты уважаемый человек и талантливый врач". Стэнли был согласен, но часто думал, как сложилась бы его жизнь, не появись на пути Electricity Тим Кэмпбелл. Втайне он мечтал о том, что однажды Дэвид позвонит и попросит поиграть вместе, например, записать альбом. И Дэвид позвонил. Дэй просил о помощи. Стэнли решил не обращать внимания на его звонки.
   Он не был уверен, что поступает правильно, но, в конце концов, престал даже думать об этом. Вся затея отдавала безумием, Стэнли прекрасно понимал, что не должен поддаваться, однако раз за разом приходя домой за полночь он прокручивал пленку автоответчика, и голос Дэвида, тихий и чуть хриплый, заставлял его дрожать от волнения: "....я понимаю, что все, на что я имею право - это просить... Пожалуйста, Стэн, позвони мне... Я знаю, что виноват, но мне необходима твоя помощь. Я перепробовал сотню гитаристов... После того, что случилось я не в состоянии играть... Я должен сделать последний альбом".
   После четвертой записи он перестал ставить телефон на автоответчик, но голос друга прочно засел в его голове. Стоило закрыть глаза, где бы он ни находился, и сразу появлялось лицо Дэйва как тогда, на похоронах Стайна. Однажды ему приснился сон, после которого Стэнли понял: нужно что-то делать. Солнечный летний день. Здание университета. Стэнли спустился со ступенек, оглядываясь вокруг в поисках знакомых, и вдруг в толпе мелькнули две фигуры. Он узнал их моментально, хотя видел только со спины: Стайн и Дэй, причем Дэннис как-то странно переставлял ноги и опирался на Дэя, словно ему было тяжело идти. "Эй, постойте!", - Стэнли бросился в толпу, но потерял их среди бесчисленных рук, спин, голов. Бессмысленно продираясь вперед, он, наконец, оказался на дороге, ведущей к старому кладбищу, и снова увидел эту парочку. Медленно они шли туда, где был похоронено тело Дэнниса. "Дэвид, стой! Дэвид!!", - чувствуя даже во сне огромное напряжение, Стэнли бежал за ними изо всех сил, - "Не ходи с ним! Он же умер! Дэннис умер!!" Добежав, он схватил Дэвида за плечо. "Он тоже", - Дэннис улыбнулся, повернувшись к нему, и по спине Стэнли побежали мурашки. - "И мы идем домой". На похоронах гроба не открывали, но он был уверен, что Дэннис выглядит именно так: разбитое лицо, перепачканное кровью, лившейся из большой раны в голове, а теперь застывшей большими сгустками, выбитые зубы, запутавшиеся в слипшихся волосах, содранная кожа. Дэвид тоже смотрел на него. Он выглядел как обычно, только тени под глазами были гуще, а шею пересекал отвратительный бордово-фиолетовый шрам в засохших кровавых потеках. Он пытался что-то сказать и, хотя изо рта вырвалось лишь тихое шипение и потекла кровь, Стэнли показалось, что Дэвид просит его о помощи.
   Проснувшись, он сразу набрал номер Дэвида, но на том конце провода ответил Тим, и Стэнли бросил трубку. Похоже, чертов Кэмпбелл не отходит от него ни на минуту, а разговаривать с ним не входило в планы Стэна. Он немного полежал в кровати, но стоило закрыть глаза, из ночного кошмара вновь появлялось лицо Дэнниса и разбитые губы повторяли невнятное: "И мы идем домой". В довершении всего заболела голова, как будто ее сдавило тисками, и Стэнли поблагодарил Бога, что ему не нужно идти на работу. "Хорошенький выходной..." - он встал и подошел к окну. Небо затягивалось черными тучами, и где-то в отдалении уже слышались раскаты грома.
  -- Я хотел бы услышать Дэвида, - Стэнли наконец заставил себя заговорить, когда в трубке послышалось кэмпбелловское "Слушаю".
  -- Могу узнать, кто его спрашивает? - небрежно поинтересовался Тим.
  -- Знакомый, - Стэнли моментально разозлился. "Что он себе позволяет, этот..."
  -- А конкретнее?
  -- Я говорю с его личным секретарем? - насмешливо спросил Стэнли, - Или с его женой?
  -- И то, и другое, и даже больше того, - невозмутимо ответил Тим, - Дэвид спит, и я не намерен будить его по желанию первого попавшегося придурка.
  -- Мое имя Стэнли Элмер, не делай вид, что уже не можешь вспомнить мой голос.
  -- Ладно, Стэнли, попробуй перезвонить попозже, часа через три.
  -- Да пошел ты... - в бессильной ярости он бросил трубку. В эту минуту Стэнли ненавидел Кэмпбелла.
   За окнами начался настоящий ураган, продолжившийся проливным дождем. Ветер, с трудом пробивая сплошную дождевую завесу, швырял в окна сорванные с деревьев листья, с таким стуком, словно это были камни. Один из них, огромный кленовый лист, оранжево-красный в темно-зеленых прожилках, приклеился к стеклу, распластавшись на нем, как мертвая птица.
   В комнате стало темно. Стэнли зажег лампу и снова лег в постель. Сон не шел у него из головы, от этого на душе было гадко, как от предчувствия беды. Наконец, он задремал. В тонкой пелене сна опять появилась дорога на кладбище, но теперь она была пуста. Чей-то голос, ему показалось, что это голос Дэнниса, прошелестел ему в ухо: "Уходи... Прячься...Беги...".
   Сквозь сон он услышал странный звук, как будто тонко звякнула порвавшаяся струна. Открыв глаза, он увидел над собой Дэвида.
  -- Боже, как ты сюда попал? - вскрикнул Стэнли, садясь в кровати и переводя дыхание.
  -- Дверь была не заперта, - ответил Дэвид, продолжая стоять над ним, скрестив руки на груди, - Я звонил...
   Он виновато улыбнулся, и Стэнли успокоился. Почти успокоился... Дэвид был ужасно похож на Дэвида из сна: бледное лицо, глубокие тени под глазами, не хватало только отвратительного шрама на горле. Впрочем, грубый фиолетовый свитер с высоким воротом полностью скрывал его шею. К тому же на улице бушевала гроза, а Дэй был совсем сухой.
  -- Там такой дождь, - словно прочитав его мысли, сказал Дэвид, - Пришлось взять машину.
  -- Я видел, страшно выйти на улицу. Слушай, я звонил тебе, но Кэмпбелл...
  -- Поэтому я и приехал. Без приглашения. Ты меня простишь? - он снова улыбнулся, и Стэн улыбнулся ему в ответ:
  -- Ты хотел поговорить?
  -- Да, - Дэвид озабоченно потер лоб своим фирменным жестом, - Я тут состряпал кое-что, хочу, чтобы ты посмотрел.
  -- А как же руки? - вырвалось у Стэна против воли.
  -- Поэтому и прошу, - тихо сказал Дэвид, - Самому мне уже не сыграть, Дэнни нет... Я попал, Стэн. И я знаю, что обидел тебя, но теперь мне очень нужна твоя помощь...
   Он усмехнулся и достал сигарету, покрутил ее в ладонях, потом вытянул вперед пальцы:
  -- Никакие тренировки не в силах заставить эти куски проволоки играть как раньше. Последний альбом, чтобы загладить вину перед людьми, купившими билеты на мои концерты, так и не состоявшиеся... - он оборвал фразу и закурил
  -- А Кэмпбелл? - настороженно спросил Стэн.
  -- Что Кэмпбелл? - пожал плечами Дэвид, - Думаю, мы расстанемся. Он больше не сможет делать на мне деньги, а значит сотрудничество теряет смысл. И потом, вряд ли альбом стоит рассматривать как коммерческий проект...
  -- Что ты имеешь в виду?
  -- Думаю, он не привлечет новых поклонников и оттолкнет некоторых старых, но это то, что я действительно хочу сказать. Что-то вроде прощания, что-то вроде "спасибо всем, кто любил слушать мои песни", такой реквием. Сделаю его и тут же уеду из страны.
  -- Куда?
  -- Не знаю. Сменю имя и исчезну, испарюсь, - Дэвид невесело улыбнулся,- Пусть все думают, что я умер как Пресли...
   Он встал и принялся ходить по комнате, от двери к окну, время от времени останавливаясь, чтобы сделать затяжку и бормоча что-то себе под нос. Стэнли смотрел на него не отрываясь, не очень-то веря в реальность происходящего.
  -- Что насчет Полы? - спросил он.
  -- Ничего нового, одна болтовня. Так ты согласен?
  -- Подумаю, - задумчиво протянул Стэнли, - Ты же знаешь, я давно не занимаюсь музыкой, могу не справиться. Это серьезно. Мне требуется время, чтобы все обдумать, понимаешь?
  -- Только я тебя прошу, думай недолго, иначе... я могу не успеть. Не задавай больше вопросов, - нетерпеливо сказал он, видя, что Стэн открыл рот, - Иначе я буду вынужден врать тебе, я этого не хочу. Надумаешь, звони на сотовый, я не стану его отключать, а сейчас, извини, тороплюсь. Не провожай.
   Дэвид неожиданно быстро покинул комнату. Внизу хлопнула входная дверь. Стэнли встал с постели и прошел в коридор. Дэвида не было, он исчез так же внезапно, как и появился. Стэнли выглянул в окно, но сплошная стена дождя заслоняла собой все предметы на расстоянии метра.
   Стэнли вдруг подумал, что если сейчас позвонить домой Дэвиду, он окажется там, а все, что только что происходило в его комнате, было галлюцинацией. О том, чтобы уснуть не могло быть и речи. В раздумье он поднялся наверх и стал готовить завтрак, поминутно поглядывая на телефон. Вроде бы все нормально, такие штучки очень в стиле Дэя, который мог исчезать и появляться где угодно только по одной своей прихоти, не слишком заботясь о желаниях других, но что-то было не так. Стэнли успокаивал себя тем, что он давно не виделся с Дэвидом и не знал, насколько все произошедшее изменило его. "Он мог стать другим даже внешне, не говоря уже о переменах внутренних, - убеждал себя Стэнли, однако внутренний голос тут же возражал: - Ты знал его так долго, ты был его другом, неужели ты так быстро все забыл? Смотри внимательнее, что-то здесь не так. Он говорит странные вещи, взять хотя бы эту фразу об исчезновении... Куда он собирается уехать? Сменить имя и умереть как Пресли... И расстаться с Кэмпбеллом, хотя все знают, что их связывает не только работа... Смотри внимательнее, Стэнли, что-то происходит прямо у тебя под носом".

54

   2 мая 2001г., The Daily Mirror
   Сегодня утром в результате несчастного случая погиб экс-участник группы Electricity Стэнли Элмер. Его сбил автомобиль, когда он переходил улицу Сэвил Роу по пешеходному переходу. Водитель скрылся с места преступления. Свидетели не запомнили номер или марку машины; сообщают лишь, что это был седан темно-синего цвета. Полиция исключает возможность преднамеренного наезда, иными словами - умышленного убийства. Удар был настолько сильным, что пострадавший получил многочисленные переломы конечностей и травмы головы и скончался на месте до приезда "Скорой помощи".
   Стэнли Элмер уже несколько лет не занимался музыкой. После распада Electricity он переключился на свою основную специальность - медицину - и стал практикующим невропатологом. Он был женат на актрисе Элизабет Фрэйзер и имел троих детей.
   В последнее время ходили слухи о воссоединении Electricity по инициативе фронт-мэна группы Дэнниса Стайна, но несчастный случай, произошедший с гитаристом Дэвидом Дэем, и последующая насильственная смерть Стайна и Элмера сделали воссоединение невозможным. Группа Electricity навсегда осталась в истории рок-музыки, а ее участники демонстрируют поразительную подверженность несчастным случаям с трагическим исходом. Полиция отрицает наличие какой-либо связи между убийствами Стайна и Элмера, которые произошли с разницей в один месяц, и нападением на Дэя в марте этого года.
   Похороны Стэнли Элмера состоятся 7 мая. На церемонии будут присутствовать только семья и близкие друзья покойного.

55

   Каждое утро Дэвид вставал ровно в шесть, а уже шесть тридцать дверь квартиры с грохотом закрывалась. Этот звук каждый раз будил Тима и сообщал ему, что он снова опоздал, в который раз упустил возможность поговорить, остановить Дэвида, заставить объяснить, что происходит. По вечерам беседы не клеились: оба возвращались усталые, вымотанные и едва перебрасывались парой слов. Дэвид обычно говорил, что запись в студии идет хорошо, насколько это вообще возможно в данной ситуации, и уже через пару месяцев Тим сможет оценить первые результаты, но все в его поведении говорило об обратном, и Тим не верил ни единому слову. Он знал, что ради своей выгоды Дэвид способен соврать кому угодно, не испытывая при этом угрызений совести.
   Слишком многое его настораживало: Дэй не воспользовался их студией, а предпочел снять ее на другом конце города, не позвал знакомых музыкантов, а имена тех, с кем он записывал альбом, не говорили ему ровным счетом ничего, не показывал своему продюсеру ничего и наотрез отказывался видеть его в студии во время работы. На каждую попытку Тима обсудить планы на будущее, Дэвид уходил в себя и делал вид, что не слышит вопросов. Самым непонятным были ранние уходы и то, как изменилось поведение Дэвида. Общаясь с Тимом он, казалось, не испытывал никаких эмоций: не реагировал на шутки, подколы и даже откровенные издевки, не выказывал недовольства ничем, хотя раньше бывал недоволен многим, от холодной еды до дурацких, по его мнению, претензий. Приходя домой, он шел в ванную, проводя там по часу, долго сидел на кухне, пил кофе и ложился на диван перед телевизором, ставя рядом пепельницу, которая вскоре оказывалась наполненной до краев. Тим ужинал в одиночестве, потому что выяснялось, что Дэвид "только-только из ресторана", где пообедал так, что не может даже думать о еде, а по ночам вслушивался в хлопанье дверцы холодильника, догадываясь, что Дэвид таскает куски.
   Спали он по-прежнему в одной комнате, но теперь Дэй все чаще засыпал перед телевизором или с книжкой в руках в кресле, оставаясь там всю ночь. Эти изменения беспокоили и откровенно злили Тима, он не мог отделаться от желания взять Дэвида за шиворот и потрясти, стряхнув с него давно забытый налет отчужденности. Он задавал вопросы, Дэвид вежливо и односложно отвечал, но Тим подозревал, что за пленкой вежливости его ожидает яркая неоновая надпись "Оставь меня в покое", и стушевывался, отводил взгляд при малейшем намеке на ее появление. Новый, чужой Дэвид молча бродил по его квартире, забивался в самые темные углы и, иногда Тим ощущал это особенно остро, пристально наблюдал за ним, словно орнитолог, изучающий повадки редкой птицы.
   Однажды терпение Тима иссякло. Было раннее утро, шесть с небольшим, но Дэвид уже оделся и теперь зашнуровывал кроссовки, наклонившись низко к полу.
   - В студию? - Тим подошел вплотную, и Дэвид дернулся от его вопроса так, как если бы услышал что-то угрожающее, - Работать?
   В вопрос он вложил немного больше сарказма, чем требовалось, чтобы убить человека на месте и чуть меньше, чтобы заставить Дэя расчувствоваться. Дэвид распрямился, медленно и пружинисто, и посмотрел в упор, тяжело, оценивающе, словно решая, стоит ли связываться.
  -- Да, - ответил он после минутной паузы, обронив это слово так, как если бы оно означало конец чего-то: разговора, терпения, их совместного существования.
   Тим смотрел на него, подсознательно ожидая, что сейчас Дэй сменит настроение, улыбнется или хотя бы по обыкновению прислонится к стене, демонстрируя свое поражение, но ничего подобного не произошло. Дэвид снова нагнулся, зашнуровывая кроссовок, однако, увидев, что Тим продолжает стоять над ним, не выдержал:
  -- Ну что?! Чего тебе надо?! Что ты встал тут как шлагбаум, какого черта?! Уйди с дороги!!!
  -- Вот это уже лучше, - кивнул Тим, - Может, нет никакой студии?
  -- Нет!!! И пошел ты... - Дэвид задохнулся.
  -- И ты не работаешь, как ты меня уверял, а просто бездельничаешь?
  -- Нет никакой студии, нет никакой записи, ничего нет, - тихо сказал Дэвид, - Отвяжись, оставь меня в покое.
  -- И где ты шляешься целыми днями?
  -- Снял квартиру в Кенсингтоне. Лежу на диване, сплю, смотрю телевизор...
  -- Ты же на ногах не стоишь когда возвращаешься, - не поверил Тим.
  -- Я много хожу. Гуляю.
  -- Хватит врать! - взорвался Тим, - Что ты меня за идиота держишь?!
  -- Отвяжись от меня... Я хочу, чтобы все от меня отвязались.
   Он прошел в комнату и, не разуваясь, лег на диван.
  -- И долго ли так могло бы продолжаться? - укоризненно спросил Тим, выбрав тон взрослого, беседующего с ребенком.
  -- Не знаю, какая разница?
  -- Дэйви, ты ведешь себя очень глупо. Как будто твои проблемы решатся сами собой, если ты будешь от них бегать. Вместо того, чтобы врать мне, лучше бы попросил помощи.
  -- Я не хочу ничьей помощи... Я устал. С каждым моим шагом умирают люди, которых я люблю. Думаешь, это легко? Я устал и мне все равно, что произойдет дальше. Я беспокоюсь только за сына и родителей, Слава Богу, у меня больше нет близких.
  -- Значит, Дэвид Дэй тоже умер? - спросил Тим, садясь рядом.
  -- Пока нет.
  -- Тогда почему я его больше не вижу?
  -- Тим, я же сказал: я устал.
  -- Я тоже устал, Дэвид, очень, чертовски. Когда тебе плохо, а плохо тебе всегда, от тебя легко можно сойти с ума.
  -- Да, наверное... - неохотно согласился Дэвид.
  -- Безделье ты уже попробовал и, похоже, оно тебе не помогло. Может, для разнообразия, попробуешь поработать?
  -- Мои пальцы по-прежнему искалечены, а позвать кого-нибудь... Я не могу представить никого, кто мог бы сыграть. Это последнее, что у меня осталось: выбор, и я не стану руководствоваться отчаянием! Это должен быть ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ АЛЬБОМ, слышишь?!
  -- Ты снова пытаешься убежать от того, что тебя пугает. На похороны Стэнли ты не пошел - струсил, в студию ты не ходишь - боишься, что тебе вдруг станет больно... Ты теряешь время и оттягиваешь то, что произойдет рано или поздно, ты просто теряешь время, Дэйви. А времени у тебя почти не осталось...
  -- И что мне делать? - Дэвид сел и посмотрел на него.
  -- Ты сам знаешь, чего мне тебе объяснять.
  -- Да... Хорошо, я буду работать в твоей студии, но будь добр, не мешай мне! Не лезь в мои дела, дай мне время прийти в себя, иначе у нас будут проблемы.
  -- И, я думаю, тебе стоит сходить на могилу Стэнли. Возможно, тебе станет немного легче. И еще... Я по-прежнему твой друг, попробуй доверять мне хоть немного...

56

   Темной дождливой ночью времена Дэвида и Тима пересеклись: им обоим не спалось. Тим проснулся от жажды. В квартире было душно; он взял из холодильника бутылочку минералки и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Задумавшись, он простоял там долго, пока не замерз, а когда вернулся в комнату, обнаружил, что Дэвид перебрался с кровати на краешек тахты. Гитарист обхватил себя руками и всматривался в темноту, словно пытался разглядеть в ней продолжение своих снов. Это означало одно из двух: или ему приснился кошмар, или посетило вдохновение. Так или иначе, расспрашивать было бесполезно, поэтому Тим просто сел рядом. С близкого расстояния он заметил то, что постороннему наблюдателю могло показаться забавным: они были одеты "по-шахматному", крест-накрест. Дэвид натянул белую футболку с отрезанными рукавами, а на Тиме были только пижамные брюки из черного шелка.
  -- Мы слишком часто бываем вместе, - сказал вдруг Дэвид хриплым шепотом. В тишине это прозвучало резко и обидно.
  -- Репортеры могут разнюхать и снова вылить на нас бочку грязи. Странно, что тебя это не беспокоит, - продолжал он, не поворачивая головы.
  -- Беспокоит, как и все, что связано с журналистами, - отозвался Тим, неприятно удивленный этим выпадом, - Ты же знаешь, их невозможно контролировать. Я думал, тебе страшно ночевать одному.
  -- Страшно, - бесцветным голосом подтвердил Дэвид и опустил голову, подперев голову руками, - Почему ты не хочешь помочь мне... преодолеть все это?
  -- Я не хочу тебе помочь? - Тим не поверил своим ушам - что за нелепость! - Дэвид, дорогуша, что же еще я должен сделать, чтобы ты ощутил мое участие?
  -- Ты не принимаешь меня всерьез, - печально констатировал Дэвид, уловив в его голосе иронические нотки, - Не пытаешься меня понять.
  -- Хорошо, давай разберемся. Я веду все твои финансовые дела, добиваюсь того, чтобы тебя никто не трогал, практически ничего от тебя не требую, хотя обязательств на тебе висит - выше крыши. Так что еще я должен сделать, чтобы ты был доволен?
   Тим произнес это слегка угрожающим тоном, не повышая голоса, - у него не было сил и желания злиться, идти на поводу у Дэвида. Он и не надеялся на ответ, но гитарист ответил:
  -- Мы слишком часто спим вместе. У меня давно не было женщины.
  -- Ах, вот ты о чем, - вздохнул Тим.
   Дэвид украдкой посмотрел на него из-под скрывающих лицо кудрявых волос - не отвернется, не обидится? Но Тим лишь усмехнулся:
  -- А еще музыкант, рокер... Можешь спать в другой комнате, укрывшись с головой одеялом. Каждый сам выбирает, что ему нравится. Я, кажется, тебя не заставлял.
   "Все-таки обиделся". Дэвид положил руку на плечо Тима, теплое, все еще мокрое от дождя, удерживая и отталкивая его одновременно:
  -- Я тебя ни в чем не обвиняю. Ты единственный мужчина, с которым... В общем, я думаю, что так не должно быть. Это противоестественно.
  -- Любовь не различает пола.
  -- Это цитата? Я говорил не о любви, а о сексе.
  -- Я вкладываю в эти понятия одинаковый смысл. Ты же употребляешь выражение "заниматься любовью". Трудно относиться равнодушно к тому, с кем спишь. Хотя это дело вкуса.
  -- Я имел в виду, что так не должно быть, - упрямо повторил Дэвид, - Мужчина должен любить женщин, создавать семью.
  -- Странно, что ты заговорил о семье, - сказал Тим, - У тебя было столько возможностей создать семью - с Тиной и десятком других женщин, но ты не захотел взваливать на себя такую обузу. Конечно: тебя устраивает, когда тебя опекают, окружают заботой, пылинки сдувают. Ты застрял в детстве, Дэвид, ты никогда не возьмешь на себя ответственность быть главой семьи. Я уже не говорю о детях - ты их просто боишься.
  -- Неправда, - возразил он, - Я люблю своего сына.
  -- И проводишь с ним две недели в году, так? Боже, да если бы я мог жить с женщиной, я никогда бы не разошелся с Патрицией. Она умница, я не желал бы лучшей матери для своих детей. Я благодарен судьбе за то, что у меня есть Лора, но я так хочу... хотел иметь сына и каждый вечер приходить домой, где меня ждет большая семья.
   Когда с его языка сорвалось последнее слово, Тим резко наклонился вперед, намереваясь встать, но Дэвид неожиданно крепко обнял его, уперевшись в плечо острым подбородком. Его чуткие прохладные пальцы соприкоснулись с напряженным телом Тима, с его наэлектризованной смуглой кожей. Так они сидели некоторое время, тяжело дыша: один от волнения, другой от простуды: оба были возбуждены.
   Открыв самое сокровенное, самое искреннее свое желание, Тим успокоился, опустошенно затих. Первый раз он был с кем-то так откровенен; он был почти уверен, что Дэвид станет использовать это знание в их неизбежно вспыхивающих ссорах, пытаясь отомстить всему миру в его лице за свои искалеченные руки, но на то и Ахиллесова пята - слабое место сильного человека. Тим и не понимал раньше, как велика была его потребность выговориться, облечь потерянный смысл жизни в слова и сказать их тому, кто сможет выслушать и попытается утешить. Менее всего он думал, что Дэвид, его капризный мальчик, на это способен.
   А Дэвид обнимал его за плечи, прижимался всем телом, впитывал его дрожь, его страхи, и за эту минуту чуткости Тим готов был простить ему все будущие ссоры, все причиненные неприятности.

57

   Позже, в постели, они ели виноград, расправляясь с ним каждый на свой манер: Тим глотал косточки и подолгу держал во рту сочные, душистые виноградины, а Дэвид, который лежал поперек кровати, положив голову ему на живот, выплевывал косточки и собирал их в кулак, то есть разбрасывал по простыне и ронял себе на грудь. Тим полностью расслабился, в чертах его лица сквозило умиротворение, в глазах - спокойствие, скрывающие темные глубины. Дэвид устал и согрелся, его качало на волнах приятной истомы и немного клонило в сон.
  -- Почему бы тебе не попробовать?
   Тим не сразу понял, что Дэвид спрашивает его о чем-то, и тому пришлось повторить вопрос.
  -- Если ты хочешь создать семью...
  -- Я же сказал - забудь об этом.
  -- Я бы хотел, чтобы ты был счастлив.
  -- Благодарю! Что-то ты сегодня подозрительно заботлив.
  -- Тебя совсем не возбуждают женщины?
  -- Мы уже обсуждали это, правда? Я могу переспать с женщиной, но удовольствия мне это не доставит. А я не хочу отказывать себе в удовольствиях. К тому же, какая женщина будет счастлива, зная, что я изменяю ей с мужиками? Ни одна такой семейной жизни не выдержит.
  -- Почему все-таки так происходит? Почему люди становятся гомосексуалистами?
   Тим усмехнулся. Что он хочет от него услышать, задавая этот риторический вопрос? Ну не рассказывать же ему о друге семьи, одиноком мистере Эшли, который утешал мальчишку после смерти отца нетрадиционным, но действенным способом, а через два года уехал в Канаду, оставив после себя только добрые воспоминания? Пять лет назад он умер, завещав Тиму завод по производству спортивного инвентаря и сеть спортивных магазинов. Потом были преподаватель философии в колледже и сумасшедший панк Рони, умерший от передозировки героина: он выкрикивал свои песни высоким, ломающимся голосом и пересказывал Тиму наркотические кошмары, навеянные ЛСД; в его голубых глазах светился завораживающий огонь, подтверждающий подлинность той реальности, которая манила Тима, но куда он так и не отважился заглянуть. Были шоферы, полицейские, писатели, официанты, и была Патриция, милая и понимающая Пат, которая тихо отошла в сторону, и все началось сначала. Но как объяснишь это закомплексованному олуху, у которого в голове засел папа, грозно повторяющий прописные истины? Тим сомневался, получал ли Дэвид когда-нибудь удовольствие от жизни, не омраченное сознанием греха, радость в чистом виде, не замутненную мучительной рефлексией и чувством вины. Даже журналисты спрашивали у Дэя, не католик ли он - нет, скромный прихожанин англиканской церкви, ни разу не был на воскресной службе за последние 10 лет.
  -- Я думаю, человек по природе своей бисексуален. Предпочтения определяются воспитанием, вкусом, индивидуальным опытом, - сказал Тим.
  -- Ты говоришь, как психоаналитик, который обнаружит у тебя Эдипов комплекс, даже если у тебя его нет. А как же инстинкт продолжения рода?
  -- Человечество и так выросло сверх меры - мы уже не помещаемся на старушке Земле. Согласись, гомосексуализм гуманнее стерилизации.
  -- Гомосексуализм - это трагедия, - убежденно произнес Дэвид, не желая подстраиваться под его шутливый тон.
  -- Вся человеческая жизнь - трагедия.
   "Особенно с таким отцом, как у тебя", - хотел добавить Тим, но передумал. Он протянул руку к зажигалке и сигаретам, лежащим на столике у кровати, закурил и сел, бесцеремонно убрав со своего живота голову Дэвида.
  -- Не воспринимай все так серьезно. Тысячи парней признают, что они голубые, и вполне счастливы. К тому же, ты себя геем не считаешь, ведь так?
  -- Угу, - согласился Дэвид, усаживаясь рядом с Тимом, - Видимо, я бисексуал.
  -- Я тоже! Вот мы и пришли к единому мнению, - захохотал Тим, обнимая его свободной рукой.
   "Можешь сообщить его своему отцу", - хотел добавить он, но ограничился тем, что закрыл глаза, когда Дэвид поцеловал его чуть ниже того места, где только что покоилась его кудрявая голова.
  

58

   "Я буду работать в ТВОЕЙ студии, но будь добр, не мешай мне!" - сказал Дэвид Тиму, и это было все, чего он добился. Дэй пропадал в студии днями и ночами, когда там шла запись других музыкантов, он просто сидел в операторской в углу и наблюдал за их работой. Он уже давно понял, что в одиночку не справится с задачей и наконец нашел силы признаться в этом хотя бы самому себе. В студии среди дружелюбно настроенного персонала он не чувствовал себя таким потерянным и одиноким
   Дэвид окончательно решил, что его новый альбом должен быть акустическим. Главное место должна была занимать 12-струнка. Маленькими отрывками он записал одну песню, но это была пустая трата времени и сил звукорежиссера: гитара не звучала в его руках. Пальцы болели и не слушались, предсказание доктора Элмера сбылось полностью. Где брать другие инструменты Дэвид просто не представлял: мысль о чьей-либо помощи все чаще приходили в голову, но каждый раз он отказывался от них, находя более-менее веские доводы. Он отчаянно не хотел казаться беспомощным и вызывать жалость, к тому же, позвать других, значит забыть о Деннисе и Стэнли...
   Смерть Стэнли он переживал очень тяжело. Теперь он больше не сомневался, что виноват в смерти друзей
   На похоронах Дэвид не был, он едва нашел в себе храбрости пробормотать слова сочувствия миссис и мистеру Элмер, но через несколько дней, возвращаясь из студии, поехал на кладбище. С трудом разыскав могилу - она оказалась далеко от могилы Стайна - он опустился на колени перед маленьким надгробием. "Стэнли Аарон Элмер". Дэвид прижался лбом к холодному камню и попытался вспомнить все хорошее, что было связано со Стэнли, но вместо этого в памяти появлялись то закрытый гроб Дэнниса, то перепуганно-отчужденное лицо Стэнли, когда неделю назад они встретились, то перекошенное от злости лицо Тернера. Но теперь ни Дэнни, ни Стэнли...
  -- Молишься? - услышал он за спиной, - Правильно, пора и о душе подумать, хватит деньги грести!
   На дорожке, разделявшей могилы, широко расставив ноги и скрестив руки на груди стоял Пол Тернер собственной персоной. В сгустившихся сумерках Дэвид не видел его лица, но тон не предвещал ничего хорошего.
  -- Чего тебе? - с вызовом спросил Дэвид, - Какого черта ты пришел?
  -- Не твое дело, - усмехнулся Пол, - Кладбище не частная собственность, хотя всем нам достанется по куску земли. Вот и Стэнли благодаря тебе уже получил свою долю, и меня волнует вопрос, кто же следующий?
  -- Держись от меня подальше и ничего не случится, - с неприязнью сказал Дэй и, помолчав, спросил, - Ты и правда считаешь, что они погибли из-за меня?
  -- А ты сам как думаешь? Их забрал ангел? - огрызнулся Пол, -Как только вы сговорились со стайном, он сразу выпрыгнул с 12 этажа, а Стэн бросился под колеса. Он позвонил мне перед тем, как выйти из дома и рассказал о твоем визите. Я отговаривал его как мог, но он уперся. "Дэвиду нужна помощь, на него смотреть больно. Он мой друг, и я не могу бросить его!" Я прибежал к студии, думал: руки ему выкручивать буду, а не пущу. Стэнли уже забыл как подло ты поступил с ним, но я не так легко забываю старые обиды. Так вот, ребят убили, вот что я думаю.
  -- Я? - растерянно спросил Дэвид.
  -- Откуда мне знать. Может, ты, а может твой любовник. А может, "маньяк Дэя"...
  -- "Маньяк Дэя"?
  -- Тип, который раскрошил твои руки, во всех газетах его называли именно так. Факт, что кто-то хочет избавиться от Electricity в полном составе, и я чертовски не хочу быть следующим.
  -- Тогда беги домой, - посоветовал Дэвид, срывающимся от обиды голосом, - Иначе этот "кто-то" подумает, что мы заодно.
  -- Заткнись! - вспылил Тернер и подошел ближе, - Это ты лучше беги, прячься за своего Тима!
  -- При чем тут Тим?! - разозлился Дэвид.
  -- При том! Ведь ты слушаешься его во всем, ходишь с ним повсюду, смотреть противно, только что за ручки не держитесь!!!
  -- Я его почти не вижу!
  -- А что случилось? Поссорились? Ты наконец понял, что он за свинья?! Мы все тебя предупреждали, но ты словно с ума сошел! Или ты тоже стал педиком?
   В два прыжка Дэвид подскочил к Полу и ударил его в грудь. Увернувшись от удара, Пол в свою очередь не стал церемониться и двинул Дэвиду кулаком в челюсть. Дэй едва удержался на ногах, в шах у него зазвенело, и Пол еще раз выбросил кулак, на этот раз попав прямо по носу.
  -- Классический удар, - удовлетворенно сказал он, глядя как Дэвид судорожно ищет чем бы вытереть струящуюся из носа кровь, - Ты даже представить не можешь, какое удовольствие я получил только что! Мечтал об этом с тех самых пор. Теперь осталось только вышибить все зубы твоему любовнику, и мы в расчете.
   Видя, что Дэвид снова собирается ударить, Пол легко свалил его на землю:
  -- Даже не думай. В отличие от тебя, я всегда умел драться, размазня!
  -- Пошел ты, Тернер! Ты просто трус, - сказал Дэвид, сплевывая кровь, - Корчишь из себя героя, а сам боишься какого-то фантастического маньяка из фильма ужасов! У-у, Фредди придет за тобой!
  -- Идиот, - презрительно сказал Пол, - Я не намерен рисковать своей жизнью из-за такого дерьма как ты.
  -- Зря, - Дэвид встал, отряхиваясь, - Мы с Дэнни решили, что материал очень приличный. К тому же, нас ведь только двое осталось... Я был бы очень рад, если бы ты помог мне с альбомом.
   Дэвид не мог сообразить, что именно он говорит. Слова срывались с губ сами собой, и сквозь звон в ушах, он слышал их чуть со стороны, словно их произносил кто-то другой...
  -- Ты, наверное, с ума сошел, Дэй, - потрясенно сказал Тернер, - Я же сказал тебе: никаких отношений между нами быть не может.
  -- Все-таки струсил, - в голосе Дэвида прозвучали нотки разочарования, - Как хочешь. Мне было приятно с тобой побеседовать.
   Он обошел Пола и направился к воротам кладбища, думая, что заставило его сказать всю эту ерунду. Внутри возникло странное напряжение, словно он ждал чего-то. Дэвид был почти уверен, что Тернер догонит его и скажет что-то важное, что изменит дальнейший ход событий, но интуиция его подвела, даже дойдя до остановки, он не услышал сзади приближающихся шагов.
   До самого дома Дэвид прокручивал в голове возможные варианты этой внезапной встречи, получалось, что этот не был самым плохим. Он думал о Поле и о его словах. В четыре утра, когда он только-только уснул, телефон взорвался трелью. Сквозь сон Дэвид с удивлением услышал голос Тернера:
  -- Эй, я подумал... Ты прав, я устал бояться. Встретимся завтра в студии, я подъеду часам к пяти.
  -- Хорошо, к пяти, - пробормотал Дэвид и, повесив трубку, прислушался к своим ощущениям: где-то в районе солнечного сплетения разрастался горячий комок. Удовлетворенно хмыкнув, Дэвид лег на бок и закрыл глаза. Он был уверен, что все пойдет как надо...
  
   "А может, он прав?" - подумал Дэвид, как всегда, пытаясь встать на сторону оппонента. взглянуть на проблему с его точки зрения. Но в голову пришло совсем другое - болезненное воспоминание из прошлого; то, из-за чего ему всегда будет стыдно. Они и раньше ссорились с Полом, постоянно ругались с Дэннисом, но со Стэнли поссорились всего один раз, и он, оба они показали тогда не лучшие свои стороны.
   Это случилось незадолго до ухода Дэвида из Electricity. После работы они задержались в студии, отшлифовывая очередное творение Дэя. Все началось как разговор по душам: они говорили о музыке, о предстоящих концертах, а потом Стэнли вдруг спросил:
   - Ты так тесно общаешься с Кэмпбеллом. Что ты в нем нашел?
   - Брось, Стэн, он же не девушка, почему ты спрашиваешь?
   - Просто хочу знать, зачем он тебе нужен. У тебя есть друзья, есть Тина. Что вас связывает с Тимом?
   - Он мне нужен, - просто сказал Дэвид, - Тебе не понять, но он заставляет меня по-новому смотреть на мир, с ним я делаю то, на что раньше бы просто не решился.
   - Трахаться с мужиками, ты имеешь в виду? Да оторвись ты наконец от пульта!
   Дэвид выпрямился и обиженно посмотрел на него:
   - Что за бред ты несешь?
   - Да перестань, ради бога, все в группе об этом знают! Ты думаешь, ты у него единственный такой? Кэмпбелл тебя использует, настраивает против Дэнниса, против группы, поет тебе песни о сольной карьере. Не удивлюсь, если он ведет переговоры от твоего имени, потому что уверен, что все равно тебя уговорит.
   - Я ни о чем таком даже не думал...
   - Зато я думаю, что ты стал слишком хорош для Electricity, - заявил Стэнли. - Ты же говорил с Дэннисом о том, что собираешься взять отпуск для записи сольного альбома? Конечно, это не твоя идея.
   - Ну, во-первых, я планировал это уже давно, а во-вторых, я не действую по подсказке Кэмпбелла, у меня своя голова на плечах!
   - Что-то не заметно: почему тогда вы с Тимом везде ходите вместе и за руки держитесь?
   - Да не держимся мы, с чего ты взял? - по-настоящему рассердился Дэвид. - Почему ты так против него настроен? Вспомни, сколько Тим для нас сделал: лучшие студии для записи альбомов, турне по Северной и Южной Америке, сколько концертов!
   - Он делает это для себя: он выкупил все права на записи Electricity только потому, черт возьми, что Дэннису тогда захотелось последнюю модель гоночного автомобиля, у нас с Полом были трудности с деньгами, а тебе было начхать на условия контракта, ты не мог оторваться от его прекрасных глаз!
   - Все, замолчи, я не намерен это больше слушать! Стэн, ты же мой лучший друг...
   - А ты мне друг?- с горечью спросил Стэнли. - Вспомни, когда мы с тобой последний раз сидели в пабе, когда ходили в гости друг к другу? Тебе все время некогда, ты полностью ангажирован Кэмпбеллом! А я, идиот, даже не заметил, когда он прибрал тебя к рукам. Виртуоз, ничего не скажешь.
   - Потом ты пожалеешь о том, что сейчас наговорил, но будет уже поздно.
   - Дэвид, ты вообще меня слышишь? Ты хочешь сохранить группу или променяешь нас на этого самоуверенного гомика? Вместе мы команда, мы чего-то стоим, а будем ли мы преуспевать, если разбежимся, - это вопрос. Ты понимаешь, что я занимаюсь музыкой только потому, что мы делаем это вместе?
   - Я не собираюсь покидать группу.
   - Ты-то, возможно, и не собираешься, только Кэмпбелл уже давно за тебя все решил.
   "Как он был прав, как чертовски прав, - подумал Дэвид, - Теперь уже поздно, нельзя ничего исправить. Но, может, я хотя бы сумею сказать "Прости", сумею вернуться к тому, что делал до вмешательства Тима? Пол мне поможет, и это будет честно, и это будет хорошо, лучше всего, что я когда-нибудь писал. Дэннис тоже так думал".
  

59

   28 мая 2001г., The Sun
   Еще одна потеря постигла музыкальный мир: сегодня ночью в своем доме в Челси застрелился известный 38-летний музыкант, звукорежиссер и продюсер Пол Тернер. Полиция утверждает, что это не было самоубийством. Родственники погибшего также решительно возражают против этой версии.
   Пол Тернер владел обширной коллекцией старинного оружия. Предполагается, что при чистке один из пистолетов случайно выстрелил. Помещение, где храниться коллекция, расположено в нежилой части дома, поэтому звука выстрела никто не услышал, и тело было обнаружено только утром Маргарет Тернер, женой погибшего.
   Десять лет назад Пол Тернер был участником рок-группы Electricity, известной своим скандальным поведением. Он привлекался к ответственности за хулиганство и хранение наркотиков.
   Итак, третий из четырех участников Electricity отправился на тот свет, при этом Скотланд Ярд распространил официальное заявление о том, что эти смерти не связаны друг с другом. Наш корреспондент, Эрик Марш, провел собственное расследование.

60

   После смерти Тернера Дэвид ничуть не изменился. Он вел себя спокойно, и Тим, приготовившийся к очередной депрессии, почувствовал себя не в своей тарелке. Он оказался в положении человека, готового вышибить дверь, но внезапно обнаружившего, что она открыта. Тим ждал срыва и каждую минуту находился в напряжении, но срыва все не было. Были работа в студии, короткие разговоры по телефону и редкие совместные обеды.
   Дэвид редко бывал у Тима. По вечерам он стал ходить в клубы, но никогда не звал его с собой. Возвращался поздно, звонил Тиму - они играли в шахматы по телефону, под этим предлогом Кэмпбелл заставлял его выходить на связь, и ложился спать. Несколько раз Тим видел его с Элен, но ни Элен, ни Дэвид ни словом не обмолвились о совместных прогулках.
   На всякий случай Тим стал отправлять с Дэвидом охранника по имени Сэм - сообразительного охранника по имени Сэм, не задающего лишних вопросов. Дэй не возражал, а Сэм на все расспросы Тима говорил только, что "мистер Дэй настоящий парень".
   Однажды вечером Дэвид позвонил Тиму:
  -- Я иду в клуб, не хочешь присоединиться?
  -- Вообще-то у меня дела, - Тим бросил взгляд на спальню, - Но через пару часиков могу подъехать, а что? Что-то случилось?
  -- У меня встреча с ребятами, которые будут играть на моем новом альбоме. Я подумал, тебе будет приятно с ними познакомиться.
  -- Вот как?.. - Тим помолчал, - Ты уже все решил?
  -- Почти. Но я уверен, без твоего одобрения процедура не будет полной. Все равно, что спускать на воду корабль, не разбив об него бутылку шампанского, - с иронией сказал Дэвид, - Они то, что надо, ты сам убедишься. Приходи, я буду ждать.
   Ровно в десять Тим вошел в клуб, в котором не был давным-давно и замер на пороге. Конечно, прошло много лет и "Домино" сильно изменился, но атмосфера осталась прежней. У самой сцены несколько столов были сдвинуты вместе, криво и явно наспех. Тим увидел Дэвида: радостный и возбужденный, он что-то говорил сидевшему рядом светловолосому коренастому парню. Протиснувшись сквозь ряды скамеек, Тим подошел и, бесцеремонно отодвинув кого-то, сел прямо напротив Дэя. Дэвид не замечал его, увлеченный беседой, а, когда взгляд его случайно скользнул по Тиму, он улыбнулся рассеянной смущенной улыбкой и тут же отвел глаза. В них было столько живого блеска, что Тим не поверил себе, решив, что это фантазии и бессмысленная ностальгия.
  -- Тим, - Дэвид схватил его за руку, - Здорово, что ты нашел время. Знакомься, это Марк, - светловолосый вежливо поздоровался, - Это Джеффри, - кудрявый шатен с бородкой, которого Тим так грубо отпихнул, садясь, пожал ему руку, - А это Джон.
   Невысокий паренек с серьезным взглядом пристально посмотрел на Тима и молча кивнул.
  -- У них сегодня было выступление, жаль, что ты не видел, но, можешь мне поверить, это было потрясающе! Я давно не получал такого удовольствия!!
  -- И что вы играете? Хэви метал? - насмешливо спросил Тим. "Совсем мальчишки, лет по 20-25 каждому! Что они умеют?! А этот сопляк окончил ли школу?- думал он, глядя на серьезного Джона.
  -- У нас нет определенного стиля, - светлые глаза Марка окинули его оценивающим взглядом, - К тому же, часто мы играем чужие вещи.
  -- И все-таки? К какому-то направлению вы относитесь с большей симпатией?
  -- Может, лучше тебе послушать? - вмешался Дэвид. - Ребята, сыграйте что-нибудь.
   Молча они поднялись и вышли на сцену. Освещение было отключено, микрофоны тоже, так что выступление было максимально приближено к домашнему концерту. В руках у Джеффри появилась акустическая гитара, и Тим заметил, как Дэвид подался вперед, чтобы слышать лучше. Марк сел за рояль, стоявший чуть в стороне, Джон скрылся за ударной установкой. Лиц не было видно, только очертания фигур с инструментами, и Тим невольно вспомнил концерт Electricity , на котором он познакомился с Дэем.
   Он поднялся и сел рядом с Дэвидом. Напрасно, Дэвид не замечал его, он смотрел только туда, откуда звучали гитарные аккорды, и Тиму ничего не оставалось, как сосредоточиться на музыке. Голос Джеффри не производил впечатления, но вот игра определенно заслуживала внимания. Однако, самым удивительным было не это: группа звучала очень знакомо, словно он слышал ее много раз.
  -- Тебе это ничего не напоминает? - тихонько спросил он у Дэвида.
  -- Конечно, - шепнул тот, - А если бы ты слышал как Марк играет на басу, ты бы подумал, что это играет Стэнли Элмер...

61

   По привычке проверив все комнаты, Дэвид включил кофеварку, открыл оба крана в ванной и, поставив компакт Led Zeppelin, спустился вниз. Сев за стол, Дэвид уронил голову на руки и замер в этой позе. Всю ночь он провел в студии и вернулся лишь в шесть, полчаса назад: сегодня вечером ему все-таки придется ознакомить Тима с результатами работы... Хорошо, что на этом его задача выполнена, что будет дальше - не его дело. Он работал на износ, почти не выходил из студии и вот результат: сорвался сегодня ночью, устроил истерику и чуть не уничтожил записи. "Самонадеянный болван...", - подумал он, разглядывая свои пальцы, - "Второй раз тебя не спасет даже Тим, останешься без гроша в кармане. Хорошо, если останутся карманы..."
   Дэй метался по студии, запинаясь о провода и вырывая их из гнезд аппаратуры, опрокидывая все, что встречалось ему на пути: "Разве это звук?! Черт вас всех возьми, если вы знаете, что значит настоящий звук!!! Ударные напоминают звон разбитой стеклотары, ритм размазан точно овсянка по тарелке: вы что, впервые увидели инструменты??" Из-за установки поднялся Джон - самый молодой и самый вспыльчивый: "Дэвид! - крикнул он, - Разве ты не понимаешь, что мы не можем играть так же! Так же, как ОНИ!" Дэвид остановился и замолчал, переводя взгляд с Джона на Марка, потом на Джефа и снова на Джона... ОНИ... Джон не назвал имен, но и так было понятно... ОНИ... Дэвид просто заставлял их быть Electricity, но разве не глупо это смотрелось со стороны? Ему стало стыдно. "Извините, пожалуйста, извините меня... Пожалуйста, я не имел этого в виду, вы работаете очень хорошо... все дело во мне..." К нему подошел Марк и, сдвинув бас грифом вверх, похлопал его по плечу: "Мы все понимаем, Дэвид. Мы знаем, что тебе тяжело. Я думаю, ты просто устал..." "Да, - криво улыбнулся Дэвид, - Наверное, нам всем нужно расслабиться, мы все устали..." И до половины пятого они пили. Обстановка разрядилась, к ним присоединились оператор и пара ребят из обслуживающего персонала. Дэвид старался изо всех сил: пытался шутить, рассказывать смешные истории, но не испытывал облегчения. Наоборот, чем больше он пил, тем больше дурацких мыслей появлялось в его голове. Он смотрел на музыкантов и думал, что, должно быть, выглядит в их глазах старым истеричным покалеченным мешком с деньгами, который уже забыл, когда был таким же, как они. Он думал об альбоме, об отце и об их последней ссоре, о Поле и о сыне, и чем больше он думал, тем сильнее становилось желание напиться.
   В дому было ужасно душно. Дэвид расстегнул воротник и приоткрыл окно. Кофе давно сварился, и Дэвид выпил пару чашек: в его освежающее действие он не очень-то верил, потому что мог заснуть даже после литра кофе, но горький вкус напитка заглушал алкоголь. "Теперь в ванную и спать, - думал он, включая телефон в розетку.
   После ванной он совсем лишился сил, два раза поскользнулся на мокром кафеле и ударился лицом о шкафчик, поранился опасным лезвием и, не вытираясь, поплелся в спальню. Там он рухнул на кровать и, уже засыпая, лениво подумал, что неплохо бы накрыться, а то он еще замерзнет чего доброго...
   Сначала было тихо и темно, но потом появился назойливый шум, напоминающий комариный писк. Он становился все громче и громче, пока не превратился в обычный телефонный звонок. Дэвид перевернулся на бок, и что-то мокрое упало на его лицо. Полный дурных предчувствий, он открыл глаза, отбросил назад холодную прядь непросохших волос и застонал: будильник показывал начало первого, он не спал и пяти часов... проклятый аппарат надрывался миллион лет, усиливая и без того ощутимую головную боль. Приподнявшись на локте, Дэвид потянулся за телефоном, но, не удержавшись, сорвался, и упал лицом в ковер. Наконец пальцы нащупали трубку:
  -- Дэвид Дэй.
  -- Дэвид, это мама.
  -- Мама? - ухватившись свободной рукой за кровать, он подтянулся и сел. К головной боли добавился звон в ушах, - Здравствуй, мама, что-то случилось?
  -- Приезжай к нам, - сказала она. Ее голос выдавал волнение, - Приезжай немедленно, прямо сегодня. Немедленно, Дэвид.
  -- Что-то случилось? - переспросил он, задержав дыхание.
  -- Отец заболел. Я думаю, тебе лучше быть здесь...
  -- Господи... - пробормотал Дэвид, - Но мама, у меня важная встреча по поводу альбома, если я не приду...
  -- Дэвид! - сердито перебила его мать, - Разве я так уж часто прошу тебя? Отец очень хочет поговорить с тобой. Ему плохо, Дэвид.
   Дэвид беззвучно шевелил губами, язык словно прилип к небу.
  -- Ты что, пьян? - спросила мать, и ему показалось, что она видит его через телефонную трубку.
  -- Нет, мама, просто немного устал. С папой... это что, какой диагноз?
  -- Рак. Он считал, что лучше не говорить тебе, но сейчас.. Я боюсь, может быть поздно, - голос ее дрогнул, но через мгновение снова окреп и стал жестким, - Значит так, Дэйв, сейчас ты умоешься, оденешься и поедешь в аэропорт. Я жду.
  -- Мама!
  -- Да?
  -- Нет, ничего. Я приеду как можно скорее.
   Положив трубку, он долго сидел с закрытыми глазами, стараясь проснуться и составляя план действий: медленно подняться на ноги, одеться, собрать вещи. Впрочем, нет, вещи не нужны, главное... Черт, он забыл что-то главное, ради чего все и происходит.. А, папа болен, он должен ехать в Ньюкасл.
   Через час Дэвид захлопнул за собой дверь и сел в вызванное такси. По привычке, сложившейся после поездки с Грэем, он заглянул в лицо таксисту. Таксист - араб с пышными усами - приветливо поздоровался и спросил, куда именно мистер собирается ехать. Убедившись, что опасности нет, Дэвид смущенно хмыкнул и сел назад. Через пятнадцать минут он позвонил в звонок небольшого двухэтажного дома с черепичной крышей. Дверь открыла Элен Холмс. Увидев гостя, она в ужасе прижала ладонь к губам и, схватив Дэя за руку, втолкнула в дом.
  -- Скоре входи, не стой на пороге. Слава Богу, Джеймса нет дома, он уехал в Глазго... - и тут же, без перехода, Элен бросилась к нему на шею, - Дэвид, я так по тебе соскучилась.
  -- Я тоже.
  -- Поэтому и пришел?
  -- Не совсем. Я еду к родителям.
   Элен чуть отстранилась:
  -- Но Дэвид, ведь завтра Кэмпбелл должен подписывать договор, и ты тоже должен быть. И потом, твой альбом...
  -- Поэтому я и пришел, - извиняющимся тоном сказал Дэвид, - Пожалуйста, постарайся объяснить Тимоти. Мой отец очень болен, я обязательно должен с ним увидеться. Записи остались в студии, они почти готовы... Скажи, что я заранее согласен на любые условия, с которыми согласится Кэмпбелл.
  -- А ты сам разве не хочешь поговорить с этим МакЭрри ? Разве это не твоя музыка?
  -- Мой папа тяжело болен, - повторил Дэвид... Кажется, он умирает.
   Они были знакомы пять лет. За это время Дэвид успел развестись с Тиной и сойтись с полой, и в его жизни нашлось место для Элен, как до не находилось не одной женщине. Все началось с того, что Элен попросила его подвезти ее домой после вечеринки. Дэвид был слегка пьян и быстро согласился. В конце-концов, он зашел на чашечку кофе и остался до утра. Их встречи были редкими: в гостиницах, у Элен, когда отсутствовал муж, на гастролях - иногда Тим брал Элен в тур - и приносили обоим немалое удовольствие. Иногда Дэю казалось, что Элен влюблена в него, иногда нет, но со временем этот вопрос занимал его все меньше. С Элен он мог быть самим собой: рассказывать о своих удачах и поражениях, говорить то, что он действительно думает и не бояться потерять ее симпатию.
   Неизвестно, как долго продолжались бы эти отношения, если бы об их романе не пронюхала Пола. Однажды Элен не вышла на работу, а когда появилась на следующий день, то расплакалась и рассказала Дэвиду невероятную историю: пару дней назад вечером, раздался телефонный звонок. Ответил Джеймс, выслушал собеседника и сказал, что возьмет трубку у себя в кабинете. Что-то в его лице заставило Элен подслушать разговор мужа с ...Полой Роуз. Пола спокойно излагала свою версию происходящего: простая секретарша изменяет мужу с миллионером... Она рассказала мистеру Холмсу где именно встречается парочка, чем занимается при встрече и какие подарки Дэй делал Элен. Впервые за долгие годы жизни Джеймс устроил скандал: его самолюбие было задето. "Тебе что, сука, моих денег мало?!" - брезгливо спросил он, хлестнув жену по лицу.
   Дэвиду же Пола закатила показательную истерику с обмороком, и он несколько дней не выходил из дома, выполняя все ее желания и пытаясь получить прощение.
   С тех пор Дэвид и Элен никогда не оставались наедине и отвыкли друг от друга настолько, насколько это было возможно. Оба чувствовали себя не в своей тарелке и держались скованно.
  -- Ты потрясающе выглядишь, - сказал Дэвид, чтобы заполнить возникшую паузу.
  -- К сожалению, не могу ответить тебе таким же комплиментом, но за последнее время столько всего произошло... Ты едешь на поезде?
  -- Нет, лечу.
  -- Во сколько?
  -- Еще не взял билет.
  -- Сейчас узнаем, - она набрала номер аэропорта. Повесив трубку, посмотрела на Дэвида:
  -- На три сорок пять ты уже не успеешь, два следующих через Дублин, значит, остается только восемь пятнадцать.
  -- Слишком поздно. Значит, поеду на поезде.
   Он набрал Кингс Кросс, выслушал ответ и раздраженно бросил трубку:
  -- Невероятно! Отменены все дневные поезда, следующий только в половине шестого.
  -- И все-таки, ты будешь на месте раньше, чем самолетом. Смотри, поезд идет три часа, и, взяв билет на шестичасовой, ты окажешься там примерно в половине девятого, а самолет только в восемь пятнадцать...
  -- Ты права, тогда я еще успею заехать в студию.
  -- Дэвид! - Элен почувствовала отчаяние: сейчас он уйдет, и они не увидятся никогда! - Дэвид, может, выпьешь кофе?
  -- Элен, я больше не хочу причинять тебе боль, - он взял ее за руки и посмотрел в глаза.
  -- Тогда останься. Джеймса нет, а твоя Пола невероятно занята: у нас есть шанс побыть вдвоем.
   Кофе снова закончился постелью. После секса Дэвид моментально уснул, а Элен лежала рядом и смотрела на него. Последний раз, когда они были вместе, он только что вернулся из Испании, и Элен помнила его загорелым, полным сил и энергии. Сейчас он изменился, стал совсем другим... Если бы не было Полы и Джеймса, не было бы никого, только они вдвоем! В этот момент Элен не сомневалась в своих чувствах: то, что она испытывала к Дэвиду, называлось любовью.
  

62

   Поезд уже стоял на платформе. Дэвид прошел в купе, заверив проводницу, что ему ничего не нужно, и довольно невежливо закрыл дверь перед самым ее носом. Он сел, уперевшись локтями в колени, и запустил пальцы в волосы. Краткий сон не помог, он чувствовал себя абсолютно вымотанным, как после неудачного концерта, когда зал упорно сопротивляется твоему обаянию. "Пусть он останется жив, пожалуйста, пусть он выздоровеет!" Дэвид прижал ладони к лицу, и из глаз покатились слезы. До сегодняшнего дня мысль о том, что отец не вечен, не приходила ему в голову. В детстве он не раз просыпался в ужасе, когда ему снилось, что беда случилась с мамой, но отец... "Он считал, что лучше не говорить тебе..." Может, лучше сказать проще: он не хотел тебя видеть, потому что тогда, в больнице, ты вел себя как последняя свинья!!!"
   Дэвид любил отца, любил сильно, но любовь эта была прочно связана с болью. Отец требовал полного подчинения. В детстве Дэвид старался делать только то, что понравится папе: учился только на отлично, помогал маме, проводил вечера за шахматной доской вместо того, чтобы играть с ребятами на улице. Даже музыкой он начал заниматься потому, что так хотел папа.
   С переходом в другую школу у Дэвида появились приятели. "Слава Богу, - сказала мать, - А то я начила думать, что наш ребенок патологически необщителен!", однако отец не разделял ее радости. Когда Дэвиду исполнилось 14, он стал играть в группе, собиравшейся в гараже отца его приятеля. В первый же вечер, когда он задержался и пришел домой в девять, дома состоялся грандиозный скандал. Точнее, скандал состоялся позже, а сначала отец просто отхлестал его ремнем. Изумленный Дэвид отказался просить прощения и был наказан: все выходные он провел дома, а отец не разговаривал с ним неделю.
   Высокий худой Филипп Дэй напоминал колонну: такой же прямой и несгибаемый внутри, как и снаружи. Казалось, у него есть специальная книга, где даются точные ответы на вопросы что хорошо, что плохо и как поступить в конкретной ситуации. Составив однажды мнение о человеке, он не менял его никогда и мог высказать свои соображения прямо в лицо собеседнику. В основном Дэй-старший был спокоен, но уж если он выходил из себя, когда дела шли совсем не так, как они должны, предмету его недовольства нельзя было позавидовать. Сдержать его могла только мать, но она нечасто пользовалась такой возможностью, считая, что муж вполне в состоянии понять, что делать.
   Дэвид продолжал уделять все свободное время группе, правда, не задерживаясь больше положенного: синяя полоса под глазом и рассеченная отцовским ремнем губа многому его научили. Однако тут события стали развиваться уж совсем безобразно: родители обнаружили в столе у 15-летнего Дэвида записку с признанием в любви девочке-соседке... Справедливости ради нужно заметить, что, хотя к этому времени приятели успели просветить Дэвида в вопросе взаимоотношения полов, от практического применения полученных знаний он был далек как никто другой: при виде девчонок бледнел, смущался так, что начинал заикаться, и удирал. Обстоятельство это к рассмотрению принято не было: на сей раз к делу подключилась и мать, обшарив всю одежду сына в поисках дополнительных свидетельств его грехопадения. На следующий день после занятий за Дэвидом зашел отец, молча взял за руку и отвел к знакомому врачу: "Я хочу убедиться, что ты ничего не подцепил", - сказал он, заталкивая его в кабинет. От стыда Дэвид разрыдался, но доктор, мужчина лет сорока, успокоил его и, вместо осмотра, нормальными словами рассказал о том, о чем он до сих пор слышал в вольном пересказе сверстников.
   Дэвид лег на бок, подогнув ноги и прижав руки к груди. Воспоминания давались ему нелегко, но сейчас он не мог думать ни о чем другом, только об отце, о самом важном в его жизни человеке...
   Он закрывал глаза и видел отца дома, в его любимом кресле у окна так ясно, словно снова был подростком и пришел из школы. Сейчас он распахнет дверь, и папа медленно оторвется от книги, снимет очки и кивнет на его "Привет, пап!" Мама накроет стол, и вся семья сядет ужинать. Отец будет в голубой рубашке и серой жилетке; он будет смотреть на сына долгим взглядом - Дэвид часто гадал, о чем в такие моменты думает папа - и спрашивает, как дела в школе. "Как отметки? Что сказал учитель о твоем последнем реферате?" папа всегда в курсе, чем занимается его ребенок. "Мне не очень нравится этот Стивен Келли, ты уверен, что тебе стоит общаться с ним? В пятницу поедем в магазин и купим тебе новый костюм, на старый уже невозможно смотреть, а в твоей школе все мальчики одеты хорошо". "Ты был в школе, папа?!" "И говорил с директором. Кстати, он очень высокого мнения о твоих способностях, он сказал, ты второй в своей параллели..." Серые глаза смотрят жестко, чуть жестче, чем нужно. Ты второй... кто же первый, Дэвид?
   Главное для отца - верить в свои силы и не сдаваться. Маленький Дэвид панически боялся темноты. Стоило выключить свет, как из углов начинали выползать жуткие монстры, подбираясь все ближе, с каждым разом. По большому секрету Дэвид рассказал об этом маме, и через несколько дней вечером отец запер его в гараже. "Я хочу, чтобы ты убедился, что в темноте нет ничего страшного", - сказал отец, и пятилетний Дэвид услышал его удаляющиеся шаги. Сначала он просто стоял, не веря, что папа бросил его так просто, потом осторожно опустился на пол и просидел так два часа, боясь пошевелиться или вдохнуть слишком громко.
   В дверь постучали. "Мистер Дэй, я только хотела узнать, не нужно ли чего-нибудь?" "Нет, спасибо. Единственное, чего бы мне хотелось, чтобы до Ньюкасла меня никто не беспокоил..."
   За окном темнело, день подходил к концу, и горизонт светился красно-оранжевыми оттенками. Элен не стала будить его, и Дэвид проспал до половины седьмого, успев лишь на восьмичасовой.
   Он сели уставился на кончики собственных кроссовок, наконец, когда они слились с темнотой, он очнулся, медленно снял куртку и убрал в шкаф. Там же в зеркале он долго изучал худого темноволосого типа с покрасневшими глазами и плохо выбритым подбородком. "Ты напоминаешь мне одного парня по фамилии то ли Дэй, то ли Грэй, - категорично заявил Дэвид, - Поэтому я предлагаю тебе выпить вместе со мной". Из сумки появилась бутылка коньяка, следом материализовалась плитка горького шоколада. Налив коньяк в обычный пластиковый стаканчик, он долго грел его в руке, а потом выпил залпом. Его отражение проделало то же самое со своей порцией и настороженно посмотрело на него. Через мгновение они оба неестественно рассмеялись.
  -- Я безумно рад, приятель, что ты здесь, - сказал повеселевший Дэвид, - Признаюсь, мне было бы не по себе одному.
   Он помолчал и добавил:
  -- Да, мне одиноко последнее время. Все вокруг так изменилось .Я еду к папе, но, может быть, не застану его в живых... Выпьем еще, здесь нам никто не помешает.
   Когда полбутылки было выпито, Дэвид заговорил снова:
  -- Я, видишь ли, хотел убить двух зайцев: сделать так, как хочет папа и одновременно так, как нужно мне, а в результате? Нет, эта игра не для меня, я проиграл... Я неудачник, мой дорогой Грэй, потому что здесь не может быть полутонов. Мой папа не склонен к компромиссам, он, видишь ли, всегда хочет получить конкретное "да" или конкретное "нет". И я знал об этом... иногда я думаю, - он понизил голос, - Бог наказывает меня. Знаешь почему? Папа просит Его...
   Он откинулся к стене и замолчал, сжимая в руке смятый стаканчик. Воспоминания одно за другим плыли перед глазами. Его свадьба, на которой отец не появился, поскольку был ее яростным противником. "Разве приличная девчонка станет мешать парню получать образование, виснуть на его шее, пока он не встал на ноги, портить ему жизнь?! Вся твоя карьера может полететь в тартарары, то, что ты делаешь - отвратительно! На что вы рассчитываете?! Что родители будут кормит вас?! Выбрось из головы!" "Папа!" "Если ты не сделаешь так, как я говорю, считай, что у тебя вообще нет отца!" Его диплом. Когда отец приехал в Лондон, чтобы узнать, как пройдет защита. Дэвид знал о том, что отец в городе, и единственной его мыслью было не подвести его. Целый год папа делал вид, что Дэвида Дэя не существует, и приводил в отчаяние мать, разрывая приходившие из Лондона письма. И вот папа в университете... Дэвида увезла "скорая", он грохнулся в обморок, едва увидев Дэя-старшего.
  -- Мой папа умирает, я не могу в это поверить, - тихо сказала Дэвид самому себе: его зеркальный собеседник давно растворился в сгустившемся мраке. За окном проносились огни города. До Ньюкасла оставалось чуть больше полутора часов. Дэвид снова лег, подложив руки под голову, и стал думать о Грэе. "Вот закончу я альбом, и он убьет меня. Очень хорошо, тогда мне уже будет все равно, что случится после. После нас хоть потоп, как говорил какой-то там Людовик. И даже если умрет папа..." У него перехватило дыхание. Секунда, и пьяные слезы потоком хлынули из глаз. Он вытирал их тыльной стороной ладони и бормотал:
  -- Пожалуйста, только не папа! Только не забирай его, я сделаю все, что от меня зависит. Пусть он останется жить, и я брошу музыку, порву с Тимом, лишь бы папа жил!
   Выйдя из поезда, Дэвид посмотрел на часы: 11:08. Немного постояв, он все-таки решил ехать домой.
   Дверь открыла мама:
  -- Мой дорогой. Спасибо, что бросил все и приехал. Папе гораздо лучше, но он по-прежнему в постели.
  -- Он дома? Мама, неужели все так ужасно? Я имею в виду... Поему вы скрывали от меня?
  -- Это все Филипп, ты же знаешь его упрямый характер. Он до последнего сопротивлялся, не верил докторам. Только когда начались эти ужасные боли.... Теперь он неизбежно окажется в больнице. Операция уже не поможет, но врачи решили делать химиотерапию. И лекарства, ему прописали кучу дорогих лекарств, я и не знала, что есть столь дорогие медикаменты.
  -- Я дам денег, сколько угодно, лишь бы... лишь бы помогло.
  -- Сейчас он, наверное, спит. Я сказала, что ты приедешь, и он хотел поговорить с тобой.
  -- Так он в сознании? Я хочу сказать, это не последняя стадия?
  -- Дэвид, я ничего не знаю толком! Когда я звонила, у отца был кошмарный приступ, сейчас он чувствует себя лучше, но врачи никогда не скажут правду, сколько бы ты ни просил. Это что-то вроде жалости к больным и их родным, чтобы оставалась надежда. Мне кажется, жестоко заставлять нас мучиться вопросом, сколько еще проживет Филипп. Год? Неделю? Месяц? Стоит ли вообще надеяться?
   Дэвид подумал, что ни за что бы не хотел знать, когда именно ему предстоит умереть, и постоянно ждать исхода, но предпочел промолчать.
  -- Ну, хватит стоять в прихожей. Зайди к папе, заодно отнесешь ему чай. Если он спит, не буди, ему стоит такого труда уснуть.
  

63

   Дэвид поднялся в свою комнату. В первую очередь он проверил, действительно ли из шкафа пропали его рубашка и джинсы. Убедившись, что Грэй не врал, Дэвид помрачнел. Переодевшись в домашнюю одежду, он спустился вниз, взял чашку и снова поднялся наверх, к спальне отца. У порога он потоптался нерешительно и осторожно заглянул в комнату. Отец лежал в постели, шторы были задернуты, а в воздухе сильно пахло лекарствами.
  -- Пап? - позвал Дэвид.
  -- Дэвид, - Дэй-старший открыл глаза, - Входи.
  -- Ты не спал? - Дэвид поставил кружку на столик, - Мама просила напомнить, чтобы ты выпил лекарства.
  -- Я хотел тебя видеть, прежде чем все закончится.
  -- Но ведь никто не знает, когда оно закончится, - осторожно предположил Дэвид.
  -- Никто не знает, а я знаю.
  -- Мама сказала, ничего не известно...Ерунда! - отец начинал сердиться, - Современные гиппократы не могут сладить даже с гриппом! А знаешь, я даже рад, что все случилось именно сейчас. Теперь я вижу, что мой единственный сын не такой уж плохой, раз бросил все и примчался к отцу.
  -- Папа... - пробормотал Дэвид, - Я люблю тебя. Я надеюсь, ты выздоровеешь.
  -- Ладно, хватит. Лучше расскажи, чем ты сейчас занимаешься.
  -- Я пишу новый альбом. Песни готовы, их нужно лишь довести до ума, я думаю, это займет много времени.
  -- С кем же ты работаешь? Я слышал эти ужасные новости об Элмере и этом, как его, Тернере. И ведь этот блондин, с которым ты приезжал к нам, кажется, его звали Дэннис, тоже погиб? И как такое могло случиться... Я хорошо помню Стэнли: такой умный, воспитанный мальчик... Смерть слепа, если сплошь и рядом забирает мальчишек.
  -- Я познакомился с молодыми ребятами, они лет на десять младше, но у них отличный звук, и они одна команда. Сегодня я должен был встречаться с одним человеком... Все-таки, эта работа последняя.
  -- Ты имеешь в виду, что не станешь больше писать? - с интересом спросил отец.
  -- Н-нет, не думаю, - замялся Дэвид, - просто акцент сместится, я больше не хочу продавать себя. Я все чаще подумываю о доле в звукозаписывающей компании, - он улыбнулся, - Мне кажется, это должно быть сном наяву.
  -- Вроде хобби?
  -- Да, вроде. В любом случае, в музыке мне нужен перерыв. Насколько он будет длинным, покажет время. Не хочу говорить "никогда".
  -- Ну, а чем же ты намерен заняться в основное время? Своими сложными взаимоотношениями с Тимоти Кэмпбеллом? - насмешливо спросил отец, - Теперь это уже не тайна, не так ли? Тебе 35 лет, может быть, еще не поздно вернуться к диссертации? Насколько я помню, Стэнли окончил колледж и продолжил заниматься медициной. Его отец был счастлив. Знаю-знаю, бестактно напоминать тебе о Стэнли, но, Дэйв, я исчерпал все аргументы. Можно сказать, это моя последняя попытка, и если ты не прислушаешься к моим словам, я умру, не простив тебя. За этим я и вызвал тебя из Лондона, чтобы в последний раз попытаться достучаться до твоего сердца. Я слишком хорошо тебя знаю, сын, тебе будет тяжело с таким грузом. А теперь иди, я устал. Завтра утром расскажешь, что ты решил.
   Дэвид вышел из комнаты и спустился вниз. Мать сидела перед телевизором.
  -- Ну, как он? - спросила она, едва увидев Дэвида.
  -- Лучше, мам, лучше, - Дэвид сел рядом, - Скажи мне, мама, что отец думает обо мне как о музыканте?
  -- А почему бы тебе не узнать это у него? - поинтересовалась мать.
  -- Мне он говорит одно и то же: музыка ерунда, научная карьера единственное, что должно меня волновать...
  -- И все-таки, лучше тебе самому поговорить с ним. Не стоит узнавать что-то с чужих слов, даже с моих. Я уверена, Филипп сам скажет тебе свое мнение.
  -- Не думаю... - грустно сказал Дэвид, - Если только это мнение хоть чуть-чуть положительное...
   Утром он проснулся около десяти. Потягиваясь и фыркая, повернулся на бок и чуть не упал с узкой кровати. Он совсем забыл, что находится не у себя дома, где кровать была таких размеров, что по ней можно кататься сколько влезет.
   Мама была на кухне. Дэвид поцеловал ее и почувствовал себя замечательно, поймав ее нежный взгляд.
  -- Я забыла купить тебе кофе, - сказала она, - В доме нет ни зернышка. Если ты не обойдешься чаем, сходи в магазин и купи его. И заодно возьми газеты для отца, он все утро ворчит, что ему нечего читать.
   Дэвид шел по улицам, стараясь не глядеть вокруг, но взгляд буквально цеплялся за знакомые пейзажи: вот дом, где жил его друг, Черри, здесь жил его учитель физики, к которому он часто заходил домой, а вон там, через улицу, видна крыша самой школы - старого здания из темно-красного кирпича.
   В магазине он взял со стойки несколько газет, центральных и местных, и листал у кассы, пока продавец разбирался с его покупками. Когда очередь дошла до "Сан", у Дэвида перехватило дыхание. Ворох газет веером разлетелся по полу.
  -- Сэр? - кассир вскинул брови, - Что-то не так?
  -- Нет-нет, все в полном порядке, - заверил его Дэвид, собирая листы, - Пожалуйста, моя карточка.
  -- О, мистер Дэй! - парень явно прочитал имя на карточке и сопоставил с внешностью Дэвида, - Это вы?! Невероятно!
  -- Что уж тут такого невероятного? - пробурчал Дэвид, пытаясь сложить чертовы газеты вместе. Как назло листы топорщились, не поддаваясь его дрожащим пальцам, - Приходится иногда делать покупки...
  -- У меня есть все ваши записи, а недавно я купил ваш последний альбом. Я так надеялся увидеть вас на концерте, и вот вы здесь. Я слышал, что вы Geordie, но почему-то не верил. Я очень люблю вашу музыку и мечтаю играть так же, как вы, - парень смотрел с таким восторгом, что Дэвид не смог быть невежливым. Он достал ручку, взял с прилавка первую попавшуюся открытку и нацарапал на обратной стороне несколько слов, завершив пожелание размашистой подписью.
  -- Окей, Уильям, - он прочитал имя парня на карточке, приколотой к рубашке, - Мне действительно очень приятно, что мои песни доставляют тебе удовольствие, и я очень признателен за комплименты, но нельзя ли мне получить назад мою кредитку? Я немного тороплюсь.
  -- Да, конечно! - парень протянул ему пакеты, - Спасибо мистер Дэй, вы лучший! Я с нетерпением буду ждать ваших концертов!
  
   Выйдя из магазина, он почти бегом пересек улицу и вошел в Leazes парк, куда часто бегал в детстве поиграть с приятелями или послушать городской оркестр. Сев на скамейку, он развернул "Сан" и уставился на крупный заголовок. "Он всего лишь бездарность, паразитирующая на талантах", - сказал Дэвид Дэй о своем продюсере". Огромное интервью сопровождалось тремя фотографиями: Дэвид на фоне дома, Дэвид с сигаретой и Дэвид с Тимом. Дэвид начал читать, кусая губы, и чем дальше он читал, тем больше поддавался панике.
   Да, это было его интервью. Он был на вечеринке пару месяцев назад, злой на Кэмпбелла, да и вообще на весь белый свет, тогда-то его и поймал журналист "Сан", Терри Глэд. Дэвид не помнил, что именно говорил тогда, помнил только, что был так пьян, что несколько раз извинялся и уходил в туалет, где его рвало... Кажется, парень, что был с Терри, сделал тогда несколько снимков, но, слава Богу, они, видимо, не получились. И вот теперь, когда он уже успел обо всем забыть, на тебе, такой удар. Снимки были неплохие, и два из них были хорошо знакомы Дэвиду, но вот третий... "Уже долгое время мы с Кэмпбеллом являемся любовниками, но я делал это не по доброй воле, ни о какой любви, разумеется, речи не шло, - читал он, не веря своим глазам, - Я лишь терпел его грязные домогательства".
  -- Черт, невероятно, - выругался Дэвид, - Где же были мои мозги... Представляю, что скажет Тим, и будет прав...
   Дома мать готовила завтрак. Увидев его, она спросила:
  -- Что с тобой? Что-то случилось?
  -- Н-нет, - торопливо сказал он, - Я немного посмотрел парк. Он ничуть не изменился.
  -- Папа просил, чтобы ты сразу принес ему газеты.
  -- Хорошо, мама.
   У себя он засунул Сан далеко под матрас, чтобы вытащить в одиночестве и прочитать до конца.
   Отец лежал на кровати, закрыв глаза, и слушал радио.
  -- Новости, - произнес он, не глядя на сына, - Пока о тебе ничего, должно быть, твоя звезда совсем погасла. Я уже привык видеть тебя только по телевизору. Ты завтракал?
  -- Нет.
  -- Чем думаешь заняться после?
  -- Не знаю. Помочь маме, отдохнуть.
  -- Отдохнуть? - насмешливо спросил отец, - А ты что, устал?
  -- Я плохо сплю.
  -- Скажи, - Дэй-старший повернулся к сыну, - Ты играешь на своем новом альбоме?
  -- Немного. Ты же знаешь, я не могу теперь играть, - он сжал руки так, что ногти впились в ладони ("Зачем он спрашивает?!"), - Так, бренчал.
  -- Господи, как много значит для тебя твоя музыка, ты даже в лице переменился, - раздраженно сказал отец, - но разве лучше быть плохим музыкантом, чем хорошим ученым?!
  -- Я не думал над этим, но я и раньше не притворялся Джими Хендриксом. Мои способности в обеих областях всегда были очень и очень скромными.
  -- Неправда! - резко сказал отец, - У тебя всегда были отличные способности к наукам, просто ты пожертвовал своим академическим будущим ради сомнительного удовольствия развлекать толпу! Занимайся ты наукой, ты тоже приобрел бы известность, правда, в других, более заслуживающих уважения кругах, нет, ты предпочел наименее сложный путь, не требующий никаких усилий. Ты забросил все ради этого глупого, отвратительного занятия. Конечно, здесь не нужно напрягаться: пиши себе бессмысленные песни и получай за это кучу денег и народной любви, но ведь фанаты могут любить тебя, а могут безмозглого идиота, который не то что писать песни, даже читать не способен, и что? Значит, в их глазах ты равен с идиотами?!
  -- Папа, я так не думаю
  -- У меня возникает ощущение, что ты вообще не думаешь, сынок, - проворчал Филипп, - но оставим эту тем, она бесконечна. Последнее время меня занимает другой мучительный вопрос: не находишь ли ты странным, что за короткое время погибло столько близких тебе людей? Я думаю об этом, пока лежу в постели, и все это очень настораживает. Сначала кто-то ломает твои руки, потом, через короткое время из окна выпадает Стайн. Прошло еще несколько недель, и какая-то машина сбила Стэнли. И наконец умирает последний, Тернер. Он застрелился... у него были причины?
  -- Мы не общались, но, зная Пола, я бы никогда не предположил...
  -- Вот именно. Значит, это все не случайные совпадения, кому-то выгодно такое положение вещей. Кому? Думай, Дэвид. Кэмпбеллу? Может, это его рук дело? Фанатам? Я читал, среди них бывают совершенно невменяемые типы. Ты обращался в полицию?
  -- Нет, но несколько раз был там из-за Дэна, Стэнли и Пола. Меня расспрашивали... Они ничего не знают.
  -- Кто-то хочет добраться до тебя, Дэйви, ты в центре событий. И я боюсь за тебя.
  -- И все же это случайность. Страшная абсурдная случайность, - упрямо сказал Дэвид, - Если бы что-то было, полиция бы давно заинтересовалась.
  -- И все-таки, подумай, - задумчиво сказал отец.
  -- Папа, не волнуйся, что со мной может случиться?
  -- Иди, глупый мальчишка, - теряя терпение, сказал Дэй-старший, - и подумай над тем, что я тебе сказал. Твой старый отец не такой уж дурак, как тебе кажется!
   Дэвид бесшумно выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь.
  -- Глупый, самонадеянный мальчишка! - с досадой повторил отец, погружаясь в чтение.
   Вот время завтрака он с видимым усилием глотал еду, и мать посматривала на него с тревогой.
  -- Ну вот что, - сказала она под конец, -Ты плохо выглядишь: иди-ка ляг в постель. Возьми с собой чай и иди. Может, дело в том, что ты устал или перенервничал, но на тебя страшно смотреть.
  

64

   Она поцеловала его и вытолкнула из кухни. Дэвид почти бегом добрался до своей комнаты, быстро скинул одежду и залез под одеяло. Постель была приятно прохладной, он укрылся с головой и некоторое время трясся точно от холода. Наконец, ему надоел стук собственных зубов, и он глотнул горячего чая. "Как папе пришло в голову?! - думал он, - Как он догадался?!"
   Чтобы отвлечься, он вытащил из-под матраса свернутую газету и открыл интервью. Сначала он долго изучал и сравнивал фотографии. Первая явно изображала его: черный пиджак в ромбах, красная рубашка, он разговаривает с кем-то оставшимся за кадром, а рядом Тим: нахмурился, глядя на Дэвида, сигарета повисла в уголке губ. Вечеринка была месяц назад, в доме приятеля-музыканта по поводу окончания тура. Журналисты слетелись как мухи и в награду получили много сладкого: по меньшей мере треть музыкальной Британии собралась там в тот вечер. Дэвид интервью не давал, но и от фотографов не уворачивался, вот кто-то и запечатлел его беседующим с давней знакомой, Кэти Фокс. Второе фото делал Джим Терренс: Дэвид только что зашел в здание фан-клуба, и Джим ослепил его вспышкой, поэтому выражение лица у него было не очень умным. Третье фото он видел впервые: Дэвид в полосатом джемпере и кожаных брюках стоит на лужайке собственного дома, руки в боки, смеется над чем-то. Снимок явно недавний, и, Дэвид мог бы поклясться, это не его фотография. Да, человек на снимке был похож на Дэя, но не был Дэем.
   Дэвид почувствовал, как у него поднимается температура. Чем больше он вглядывался в снимок, тем хуже ему становилось. Они с Грэем не были похожи как близнецы, у них просто была одна внешность на двоих... От фотографий он перешел к чтению, и чем дальше читал, тем мрачнее становился. "Господи, непонятно, почему здесь до сих пор не появился Кэмпбелл с топором, - с тоской подумал он, - Надо позвонить ему, рано или поздно придется выяснять отношения... лучше сделать первый шаг..."
   Он вылез из-под одеяла и босиком прокрался к телефону. На домашнем включился автоответчик, а по мобильному ответил сам Кэмпбелл. "Подъезжаю к студии, - процедил он сквозь зубы, - Звони туда" и отсоединился.
  -- Тим, - начал он, едва тот рявкнул "Алло!", - Я по поводу статьи...
  -- Элен, выйдите, пожалуйста, я должен поговорить наедине, - мягко произнес Тим чуть в сторону и, подождав немного, зашипел: - Ну и сволочь ты, Дэй, ох и сволочь! Я тебе припомню! Значит, я на тебе паразитирую, талант ты хренов! Ты дошел, если стал давать интервью "Сан"!!! Он терпел мои домогательства!!!
  -- Тим, послушай меня, я все объясню. Я не давал это интервью! - соврал Дэвид, решив, что жизнь дороже истины.
  -- А кто?! - не в силах сдерживаться, заорал Тим, - Кто?! Папа Римский? Шекспир? Мадонна? Кто дал это поганое интервью?!
  -- Ты же знаешь "сановцев": им не нужно брать интервью, чтобы напечатать его, они сами фабрикуют такие признания пачками! И потом, я хотел бы поговорить об этом не по телефону.
  -- Ты сорвал мне сто пятнадцатую деловую встречу с этими ублюдками из FTM-Records! Ты говоришь обо мне гадости, а потом пытаешься представить все так, словно ты ни при чем?! Черта с два я тебе поверил! Подожди, как только ты вернешься в Лондон, я доберусь до твоего горла!
  -- Я буду в Лондоне завтра вечером и, будь уверен, предоставлю свое горло, если уж тебе непременно хочется вцепиться в него. Но, честное слово, я не имею ко всему этому ни малейшего отношения.
  -- Не верю, - угрюмо сказал Тим, - Но попробуй позвонить мне сразу, как приедешь. Возможно, я захочу встретиться с тобой.
   Он бросил трубку, и Дэвид не успел ответить. Скомкав газету, он швырнул ее под кровать и с головой накрылся одеялом.

65

   Он был ужасно мил весь вечер: ни одного срыва, все недовольство выражалось лишь в покачивании головой и мягкой улыбке. И время нашлось на всех, столько полезной информации: как чувствует себя супруга Джейсона Стэнтфорда после родов и как назвали малыша? Где провел уикэнд Алекс Адлер, в Швейцарии? Прекрасное место для отдыха, не так ли? А дочурка Макса Ларри, оказывается, уже вовсю болтает, надо же, как быстро растут дети... Надо бы заехать к Томми...
   Напряженность проходила, люди оттаивали и снова начинали улыбаться в его присутствии, и Дэвид радовался этой небольшой победе над собой. Что и говорить, с тех пор, как началась черная полоса в его жизни, студия превратилась в очаг напряжения: при его появлении смолкали разговоры, участились нервные срывы, и все замирали в ожидании новой истерики...
   В половине десятого он объявил, что работа окончена, взвалил на плечи кофр с LB и, пообещав Эшли подойти к одиннадцати утра, отправился в ресторан. Часом раньше он звонил Тиму, чтобы договориться о встрече, но тот так и не появился.
   Слегка разозлившись, Дэвид оплатил счет и по дороге домой запасся изрядным количеством спиртного. "Готовитесь к празднику, сэр?" - почтительно поинтересовался хозяин магазинчика, собственноручно укладывая покупки.
   Дома Дэвид надолго замер перед шкафом с одеждой, и наконец вытащил старую бежевую рубашку и такие же вельветовые джинсы, которые покупал для первых гастролей Electricity. Потом растопил камин, и, дождавшись, пока языки пламени разрастутся, сдвинул полукругом четыре кресла. "Четыре, черт возьми, - бормотал он себе под нос, расставляя бокалы и разливая напитки, - Водка с лимоном для Дэнниса, Пол обожает джин и побольше льда, Стэнли под настроение любит коньяк, а вот я, пожалуй, буду старый добрый Гиннес..."
   Наконец, все было готово. Он выключил свет и принес старый потрепанный альбом с фотографиями, разложил его на коленях и стал медленно перелистывать страницы. В момент, когда он увидел фотографию смеющейся Полы, его сердце сжалось от боли. "Пола, прости... Я не должен был забыть..." Дэвид вскочил на ноги, схватил бутылку вина, которое любила Пола, и, перепрыгивая через ступеньки, побежал наверх. "Да! Не будем разбавлять чисто мужскую компанию. Скажем, Пола рано легла, у нее болит голова, к тому же завтра очень важная встреча. Но, милая, ты не откажешься от вина, которое купил для тебя твой Дэвид?" Он осторожно открыл дверь в комнату, где до сих пор ощущалось присутствие Полы: ее одежда в шкафу, ее косметика на туалетном столике, ее ноутбук, кружевная синяя сорочка, брошенная на незаправленную постель. Дэвид не был здесь с того дня, как получил известие о смерти Полы, и теперь, стоя на пороге комнаты, он снова вспомнил боль и растерянность первых минут. Однако оцепенение продолжалось недолго, внизу ждали друзья. Дэвид положил на подушку фотографию Полы, поставил на столик бокал и нежно поправил одеяло: "Спи, дорогая, завтра все будет лучше".
   Вернувшись в гостиную, он достал из альбома три фото и приколол к спинкам кресел.
  -- Готово, все в сборе, - сказал он бодрым голосом, подумав: "Боже, я, должно быть, не в себе..."
   Дэвид медленно обвел взглядом пустые кресла, задерживаясь на каждом, представляя каждого из друзей, и идея, минуту назад показавшаяся сумасшествием, вновь обрела смысл.
   Он сел, поджав под себя ноги, и поднял свой бокал:
  -- Сегодня день рожденья Стэнли, - тихо произнес он, смущаясь неизвестно отчего.
  -- Именно поэтому я прошу вас прийти. Да вы бы и сами пришли, я думаю... Стэн - самый лучший бас-гитарист в мире, теперь я знаю это точно, и самый лучший друг... - голос его сорвался, Дэвид сделал паузу, чтобы отдышаться. Мертвые смотрели на него: Тернер чуть удивленно, Элмер сосредоточенно, а Дэннис по обыкновению хитро улыбался: давай-давай, мели чепуху! Преодолев стеснение, Дэвид продолжил:
  -- Сегодня ему 34, возраст Христа пройден... С днем рожденья, Стэнли, мы все очень любим тебя.
   В наступившей тишине он выпил свою порцию, налил новый бокал и взял со стола заранее приготовленную сигарету с "травкой". Затягиваясь как можно глубже, он листал страницы альбома. Свадьба Одри и Дэнниса, как они хорошо смотрятся вместе, а через несколько месяцев обвенчались Тернеры, и снова те же лица. Репетиция, еще одна, съемки клипа, новая машина Стэнли. Вечеринка у Дэвида, Тина танцует с Полом, Стайн с Элмером, уже изрядно пьяные, запихнули не более трезвого Дэвида лицом в торт. "Мне всегда хотелось проделать подобную штуку, я столько раз видел ее в кино, и вот, под влиянием алкоголя, тайные желания вырвались наружу", - ехидно улыбаясь, оправдывался Дэннис, - "Это одна из лучших фоторабот Одри!"
   Дэвид переворачивал фотографии, пока слезы не начали застилать ему глаза так, что лица расплывались нечеткими очертаниями. Тогда он налил себе водки, бросил туда пару кубиков льда и, выпив залпом, стал смотреть на огонь.
   Сначала не было ничего, кроме его собственных мыслей, потрескивания сухих поленьев и бешеной пляски огня, но через некоторое время его боковое зрение уловило быстрое движение. Зажмурившись, он потряс головой и медленно приоткрыл глаза: расплывчатое пятно приобрело среднюю четкость и оказалось рукой, державшей круглобокий бокал с коньяком. Рукой Стэнли... Скосив глаза налево, Дэвид чуть не вскрикнул: в кресле в высокой резной спинкой сидел Пол! Задержав дыхание, Дэвид принялся разглядывать приятеля: высокие коричневые ботинки на толстой подошве, штаны цвета хаки и черный свитер... Сомнений не осталось, все это милитари принадлежало Полу Тернеру. Пол медленно провел рукой по волосам и сделал внушительный глоток из своего бокала. Дэвид разжал пальцы, и сигарета покатилась по ковру. Нагнувшись, чтобы поднять ее, Дэвид обнаружил, что упирается взглядом в остроносые бордовые туфли. Ему не нужно было думать дважды, чтобы понять, кто стоит над ним.
  -- Мог бы и нам такие скрутить! - громко сказал обладатель туфель, - Да ты такой же жлоб, как и раньше!
   Дэвид поднялся на ноги и встретился взглядом с насмешливыми глазами Дэнниса. Он стоял, уперев руки в бока, в ярко-синих расклешенных джинсах, которые трещали по швам, и розовой шелковой рубашке со стразами.
  -- Ну, давайте выпьем за здоровье именинника! - Дэннис хлопнул в ладоши, и все встали.
  -- Стэн - замечательный парень, как в песне: My friend Stan is a funny old mаn! Я постоянно поражаюсь, что он со своими талантами в области медицины делает в такой куче дерьма, как Electricity! Для присутствующего здесь остолопа, - он бросил выразительный взгляд на Дэвида, - поясняю: это была шутка. Будь здоров, Стэн.
   Бокалы зазвенели, аккомпанируя смеху и возгласам, и Дэвид засмеялся вместе со всеми. Происходящее перестало казаться невозможным, он с обожанием вглядывался в их лица, и на языке у него вертелась фраза, которую ни за что нельзя было произносить: "Я знал, что вы живы!"
   Они закурили, комната быстро наполнилась фиолетовой дымкой.
   Дэвид принес еще бутылки, бокалы звенели почти не переставая, тосты шли один за другим. Стэнли был возбужден, на щеках его появился румянец, он размахивал руками и, как обычно, чуть заикался от волнения. "Нужно извиниться за тот разговор..." - лениво думал Дэвид, впервые за долгое время наслаждаясь чувством, что все идет как надо. Неожиданно Стэнли вышел, и через пару минут вернулся, неся гитару.
  -- Ты говорил про новые песни, давай, спой, - сказал он, протягивая ее Дэвиду.
  -- Но я не могу, - испугался Дэвид, - Руки меня совсем не слушают.
  -- Ничего, бренчи как сможешь, главное мы уловим.
   Пробормотав "Не знаю, смогу ли я ...", он сыграл "Vanishing World" и "What does the silence mean?". Они слушали как обычно: Стэнли - чуть подавшись вперед, неотрывно глядя на движения пальцев, Дэннис - отстукивая ритм длинными ногтями, Пол - упершись взглядом в носки своих ботинок. Когда последний звук растаял в прокуренном воздухе, стало так тихо, что Дэвид слышал свое дыхание. На мгновение ему показалось, что он один, но внезапно со своего места поднялся Стэнли. Он вскочил так, что кресло чуть отъехало в сторону, и взволнованно сказал:
  -- Дэйв, это з-з-дорово! Т-т-так красиво!
  -- Да уж, слишком ... грустно, - выдохнул Пол, - тоскливо, хотя в целом ничего.
  -- Я не слышал этого раньше, - заявил Дэннис, беря гитару из его рук, Ты написал это после нашей последней встречи?
  -- Да, совсем недавно, я почти закончил материал для альбома.
  -- Дал бы послушать, - Пол покачал головой, - Если у тебя хороший материал, я, чего доброго, попрошусь в твою гастрольную группу.
  -- А я так д-давно уже думаю, н-надо с-собрать Electricity, - тихо сказал Стэнли.
  -- Я тоже, - одновременно подхватили Дэй и Стайн.
  -- Сейчас принесу кассеты! - Дэвид вскочил на ноги, покачнулся и засмеялся, - Э-э, да я, кажется, пьян! Если меня не будет долго, пусть кто-нибудь идет меня искать!
  -- Неси на всех. И захвати еще водки, бутылка опустела! - проорал ему вслед Дэннис.
   Дэвид шел по коридору и не мог найти дверь. Коридор был темным и бесконечным, казалось, что он идет ужасно долго. Наконец, добравшись до кухни, он достал из холодильника бутылки. Где-то рядом раздавался пронзительный звон. Дэвид потер виски: почти такое же неприятное тренькание немного доставало его еще пока он сидел с ребятами, и тут его взгляд упал на телефон. Ну конечно, эта "адова машинка"! Дэвид счастливо рассмеялся: какой-то идиот трезвонит битый час!
  -- Дэвид Дэй.
  -- Где ты был?!
  -- Кто это, - поинтересовался он сквозь смех.
  -- Кто?! Я тебе расскажу, - зло пообещал голос, - Я опоздал на 30 минут, а ты уже смылся! Хренова звезда, где тебя носит?!
  -- А-а, Тим! Старина, я не узнал тебя. Ты что, вставил новую челюсть? Говоришь как-то странно, - Дэвид снова расхохотался.
  -- Ты, пьяная свинья!!! - вскипел Тим, - Это тебе понадобится вставная челюсть, когда я до тебя доберусь! Говори, где и с кем ты так нажрался!
  -- Отмечаем день рождения Стэнли. Я, наверное, и правда пьян, но ты бы видел Дэнни! Заходи к нам, отпразднуем воссоединение Electricity!!!
  -- Что? Какой Стэнли?? С кем ты?!
  -- Я же говорю или тебе уши заложило, - нетерпеливо сказал Дэвид, - Стэн, Пол, Дэнни и я, больше никого. У Полы болела голова, она рано легла спать...
  -- Дэвид... Слушай меня: Полы больше нет... Их всех нет, Дэвид...
  -- Черта с два, - Дэй просто давился хохотом, - С кем же я здесь сижу, а?!
  -- Они мертвы! Понимаешь ты это: мертвы!!! Ты объелся белены?! Они все мертвы, - с остервенением заорал Тим, - Черт тебя дери, отвечай, что происходит!!!
  -- Пошел ты, Кэмпбелл! - в гневе Дэвид тоже сорвался на крик, - Они живы. Живы!!! И мы вместе, не смей говорить ерунду! - он с силой отбросил телефон. На этот раз аппарат разлетелся на мелкие кусочки.
   Где-то далеко играла музыка. Дэвид пнул стену и, схватив бутылки, пустился в обратный путь, и, хотя на этот раз он бежал, чтобы скорее увидеть ИХ, время пути увеличилось, словно расстояние растянулось вдвое. Коридор изгибался, то сужаясь, то расширяясь, как в бесконечных переходах метрополитена, под потолком вспыхивали и гасли лампы, временами Дэвид пробирался вперед на ощупь.
   Внезапно он споткнулся, словно кто-то толкнул его в спину: ощущение как во сне, когда дремлешь и вдруг! Толчок и неожиданное возвращение к реальности, и он полетел вниз, в бесконечно глубокую яму. Вокруг было абсолютно темно. Не увидел Дэвид ни карт, ни шкафчиков, не попалась ему даже банка из-под апельсинового джема. В результате падения он просто оказался на полу своей гостиной, больно ударившись виском о подлокотник кресла.
   Он лежал на спине, а над ним кружился потолок с люстрой посередине. "Точно стекляшки в калейдоскопе", - хихикнул Дэвид. В это время пол, точно часть театральной сцены, тоже стал раскручиваться в противоположном направлении, превратившись в подобие гигантской карусели. Дэвид чувствовал, что медленно съезжает к краю этой вертушки и наконец, не удержавшись, сорвался и полетел куда-то вбок и вниз, очутился в ледяной воде, захлебнулся, не находя сил всплыть на поверхность...
  -- Очнись, пожалуйста, очнись! - Тим вытащил его голову из-под ледяной струи и хорошенько отхлестал по щекам. Видя, что Дэвид пытается открыть глаза, он снова плеснул ему водой в лицо, - Ты же мог подохнуть, сволочь!
  -- Не тряси меня, - пробормотал Дэвид и попытался подняться, держась за ванну, но рука соскользнула, и он неловко перегнулся через край.
  -- Поднимайся! - Тим схватил его под руки и с силой рванул на себя, - Наркоман, кретин безмозглый!
   Обхватив Дэя вокруг туловища, он поволок его в спальню, свалил на кровать и укрыл одеялом. Дэвида бил озноб. Он открыл глаза, обвел взглядом комнату и, явно не узнавая Тима, произнес:
  -- Папа, мы с Полой решили пожениться...
  -- Ну уж нет, только через мой труп, - сквозь зубы процедил Тим, - Я тебе не разрешаю! Спи немедленно, иначе я отберу у тебя гитару.
  -- Да, папа, - Дэвид послушно упал на подушку и повернулся набок.
  -- Тоже мне триллер "Невеста из ада", - пробормотал Тим, выходя из комнаты. Дверь он оставил открытой, чтобы слышать, что происходит с Дэвидом.
  
  

66

   Не прошло и часа, так показалось задремавшему Тиму, как до его слуха донеслись шаги и звон стекла. Вскочив с дивана и пытаясь вправить вывихнутое плечо, он вошел в гостиную. Дэвид собирал пустые бутылки. Увидев Кэмпбелла, он нахмурился и, не сказав ни слова, продолжил уборку. Выглядел он в соответствии с проведенным вечером: лицо приобрело зеленоватый оттенок, черно-фиолетовые тени заняли свое место под глазами, а на щеке краснела невесть откуда взявшаяся царапина. Тим покачал головой и, сжав зубы, отправился варить кофе.
   Когда он снова появился в гостиной с кофейником и чашками, Дэй сидел на полу, подогнув одну ногу, держа на коленях фотоальбом. Фотографии Electricity лежали рядом. Кресла Дэвид успел расставить по местам, беспорядок был не больше, чем обычно.
  -- Кофе.
  -- Угу, - кивнул Дэвид, словно это было чем-то само собой разумеющимся.
  -- Я хочу поговорить с тобой, - угрожающим тоном сказал Тим, усаживаясь в кресло рядом с ним.
  -- Я тоже хочу поговорить, - спокойно ответил Дэвид,- О том, что я виноват в смерти своих друзей.
  -- Это марихуановый бред?
  -- Отнюдь, - Дэвид замолчал, придвигаясь вплотную к камину, потом продолжил, - Тот человек, что сломал мои пальцы, его зовут Кристофер Грэй. Он фанат. Знает обо мне почти все. Сумасшедший... похож на меня, внешнее сходство поразительно... те же черты лица, тот же рост... Ничего не говори, дай мне досказать. Я был удивлен не меньше тебя, когда увидел его впервые. Он мог бы... мог бы заменить меня, стать мною. Налей мне чего-нибудь, пожалуйста, - Дэвид вытер пот со лба и, видя, что Тим не шевелится, встал и налил себе водки. Потом так же медленно он отошел обратно, сел, на этот раз почти спиной к Тиму, и продолжил тихим невыразительным голосом:
  -- Он привез меня в заброшенный дом, ни дверей, ни окон, привязал... - Дэвид втянул воздух, - Все время я был в сознании, только потом, кажется, после его ухода, отключился. Когда я очнулся, я уже лежал на кровати, в углу горела керосинка, а вместо рук было кровавое месиво. Он приходил ко мне, часто, и начинал говорить. О моей музыке, о страданиях, рассуждал о том, что с годами я стал толстокожим, это отразилось на музыке...Он взял мою одежду, в которой я был на концерте, мои кольца... Господи... - Дэвид закрыл глаза рукой.
   Тим молчал, потрясенный услышанным. Дэвид сделал большой глоток и продолжил:
  -- Он приносил мне обезболивающее: ампулы, таблетки, не знаю, где он их брал, но перед тем, как дать их, заставлял выслушивать свои теории. Смысл был в том, что я должен сделать последний альбом: новый, не похожий на то, что я делал. О боли, об одиночестве... Он сказал, что даст мне и то, и другое...Он сказал, я должен сосредоточиться на музыке и текстах, технику, которой я, по его мнению, чересчур увлекся, он отнял у меня. И я должен был сделать это один, но я понял это так поздно... - он застонал и обхватил голову руками.
  -- Ты... ты сумасшедший, - пробормотал Тим, - Ты сам не знаешь, что несешь. Это же марихуана, все дело в ней, да?
  -- Все дело в том, что ты круглый идиот, - зло сказал Дэвид, глотая слезы, - Как я мог пойти в полицию или к психоаналитику, если даже мой близкий друг готов сразу объявить меня сумасшедшим?! Он не шутил, и первым умер Дэннис. Я больше чем уверен, что в его смерти виноват Грэй, а значит и я. Потом Стэнли... Да, я разговаривал с ним в тот день, но, черт возьми, я не договаривался с ним о встрече! И Пол... Он меня ненавидел, а потом что-то произошло, мы встретились совершенно случайно... Только теперь я начал сопоставлять факты. Я сам подставлял их под удар... - он помолчал, потом сказал потрясенно, - Я сам убивал их...Кто следующий? Семья? Ты?
  -- Я хочу, чтобы он сдох, - раздельно сказал он после паузы, - И я думаю, я мог бы сам убить его. А иногда думаю, мне лучше бы умереть, чтобы не помнить...
   Дэвид залпом допил водку и поднялся. Теперь он стоял над Тимом, чуть покачиваясь и глядя на огонь:
  -- Я боюсь... я почти не могу спать, мне снятся они. Я постоянно о них думаю и вижу их даже наяву. И Пола... Зачем ему понадобилось убивать ее? Чтобы причинить мне боль?! Пола не имела к этому никакого отношения... И я никому не могу рассказать, иначе мое будущее - четыре стены в психиатрической клинике. Папа не выдержит такого завершения...
  -- И все-таки полиция могла бы помочь... - неуверенно сказал Тим.
  -- Да. Чтобы газеты написали об этом. Вся страна будет смеяться надо мною... - он с яростью посмотрел на него, - Тебе, разумеется, плевать, что мои родители сгорят со стыда за такого сына!!!
  -- Прежде всего, я хочу тебе помочь. Я единственный, кому ты можешь это рассказать, - резонно заметил Тим.
  -- Да, я в твоих руках, - покорно согласился Дэвид, - Делай, что хочешь... Можешь отвезти меня в психушку. Скажи, что Дэй сошел с ума, я не обижусь... Только, ради Бога, не попадись на его удочку. Ведь ты не понял, что на одной из фотографий в "Сан" не я... - он покачнулся и едва не упал.
  -- Давай руку, - Тим подхватил его, - Доведу тебя до спальни, алкаш...
  
   Он почти донес его, и всю дорогу Дэвид всхлипывал и бормотал что-то об Electricity, а Тимоти молчал и думал об услышанном. В спальне Дэй повалился на кровать, и Тиму пришлось самому раздевать его и укладывать под одеяло. Когда он выходил, решив, что сегодня им явно не стоит спать в одной постели, Дэвид открыл глаза:
  -- Ты останешься со мною?
  -- Лягу в гостевой спальне. Если что - кричи.
  -- Тим, если однажды ты вдруг засомневаешься, я ли с тобой, спроси меня, что произошло этой ночью. Уверен, Грэй не узнает о ней никогда.
  -- Спи, ты плохо выглядишь, - он поцеловал его в лоб.
  -- Угу, - Дэвид закрылся с головой одеялом. Тим услышал его полузадушенное: - Только не забудь, пожалуйста...
  

67

   На следующий вечере они сидели дома у Тима. Дождь за окном хлестал с самого утра, возвращаясь из студии, Дэвид промок и теперь чихал в своем кресле у торшера.
  -- Еще чаю? - спросил Тим, когда Дэй в двадцатый раз извинился и принялся тереть нос платком в черно-красную клетку.
  -- Пожалуйста, - Дэвид поднял на него воспаленные глаза.
  -- Может, ты ляжешь? Или вызвать врача?
  -- Не надо врача. И спать я не хочу.
  -- Добавить сахар?
  -- Две ложки.
   Тим принес чай и как бы случайно заглянул в журнал, лежавший на коленях Дэвида: в яркую обложку музыкального издания была вложена монография по физике. Кэмпбелл покачал головой:
  -- Ты опять за свое?
  -- Что ты имеешь в виду? - Дэвид поймал его взгляд, - Ах, это... Папа дал мне.
  -- Снова здорово, - Тим сел за компьютер и включил детскую игрушку. На экране появились мрачные коридоры подземелья. Несколько минут он стрелял в компьютерных монстров, пытаясь выплеснуть накопившиеся усталость и раздражение.
  -- Это лучше, ты считаешь? - с интересом спросил Дэвид, глядя на экран.
  -- Ты меня бесишь. А когда ты меня бесишь, мне нужна разрядка. Я же не могу бить слабых беспомощных инвалидов.
  -- Спасибо, - Дэвид резко поднялся и, прихватив свой чай, скрылся в другой комнате.
  -- Дэй, вернись!
  -- Иди к черту, - отозвался Дэвид.
  -- Ты не можешь разорваться пополам, ведь ты только один! - он вскочил и пошел за ним, - Ты не можешь угодить абсолютно всем, ты в состоянии понять это?! Или ты с папой, или со мной!
  -- Что это значит? - Дэвид посмотрел на него с усмешкой.
  -- Это значит, что в результате ты никто! Не физик, не музыкант, не голубой и не гетеросексуал! Никто, ясно тебе?! Месяц ты ведешь себя так, месяц по-другому... Определись, в конце-концов!!! Мне надоели эти метания, это вечное "Быть или не быть". Ты не Гамлет, а я не череп Йорика, поэтому перестань задавать мне идиотские вопросы!
  -- А что, если нас двое? - спросил Дэвид с той же ледяной усмешкой, - Два Дэвида, снаружи одинаковые - внутри разные.
  -- Ээ... - Тим внимательно всмотрелся в его лицо: кажется или у него действительно появился этот лихорадочный блеск, характерный для сумасшедших. В этот же момент Дэй опустил глаза, а когда поднял, в них не было и следа того безумного выражения. Он молчал, глядя на Тима и одновременно сквозь него, и в этом уже не было ничего необычного.
  -- Наверное, мне лучше лечь, - тихо сказал он и стал расправлять постель.
  -- Тебе стало хуже?
  -- Странное чувство, как будто я потерял сознание, а теперь медленно прихожу в себя... - сказал Дэвид и посмотрел на него, - Тим, ты понимаешь, что происходит?
  -- Нет, но в конце-концов я пойму, - увидев, что Дэвид в порядке, он снова вскипел, - И тогда тебе многое придется объяснить.
  -- Например?
  -- Например, зачем ты забиваешь себе мозги этим, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным, придумать, что ты скажешь завтра в интервью или хотя бы прочитать вопросы, которые тебе дала Мелинда.
  -- Я не могу сосредоточиться.
  -- А на этом?! - Тим схватил монографию и яростно потряс перед носом Дэвида, - На этом можешь?! Конечно, это же твой бог, твой ПАПА!
  -- Что в этом плохого? - Дэвид смотрел на него так, словно Тим был стулом, решившим заговорить, - я что, не выполняю условия контракта?
  -- Выполняешь, но как?..
  -- Я постоянно думаю об одном и том же: если бы я мог выбирать, я вернулся бы на тридцать лет назад. Теперь я знаю, как должен поступить, - на лице Дэвида появилось задумчивое отстраненное выражение, и Кэмпбелл понял, что дальнейшие разговоры бесполезны.
  -- Господи, иногда я думаю: твой папа не сделал себе второго ребенка потому, что и одного ему показалось слишком много! - в сердцах сказал Тим, садясь на кровать рядом с Дэем.
  -- С кем ты играл в детстве? - вдруг спросил Дэвид, поворачиваясь к нему лицом.
  -- С приятелями. У меня была собака. С чего вдруг ты решил спросить? Хочешь написать мемуары?
  -- Как правило, я играл один. Пока не появился один парень - Черри Портер. Потом я встретил Стэна, это было уже в университете. Я был одиноким ребенком...
  -- Зачем ты мне все это говоришь? Хочешь, чтобы я заплакал?! - зло спросил Тим.
  -- Вовсе нет. Я просто пытаюсь объяснить тебе, - Дэвид тряхнул головой так, что волосы упали ему на лицо, закрыв глаза, - У меня были мама, папа и дом. Моя комната. Папа занимался мною, учил меня играть в шахматы, учил читать и писать. То, что я есть сейчас - это мой папа. Я придумывал себе друзей, придумывал им имена и внешний вид, играл с ними...в своем воображении. Мама и папа много сделали для меня, они хотят отдачи. И я не хочу делать вид, что у меня нет родителей.
  -- Ради Бога, прекрати это!
  -- Я просто пытаюсь тебе объяснить.
  -- Ты уверен, что я хочу этого?! Уверен, что я должен выслушивать все это?!
  -- Уверен, - спокойно сказал Дэй, - Уверен, если, конечно, ты все еще собираешься включать меня в свои планы на будущее. Если же нет, скажи мне, я не стану попусту тратить время.
  -- Можешь читать все, что тебе вздумается, даже речи Авраама Линкольна и историю Чингисхана, но завтра попробуй только не ответить на какой-нибудь вопрос!!!
  -- Ты говоришь так, словно завтра Большой Экзамен, - фыркнул Дэвид и тут же закашлялся, согнувшись пополам.
  

68

   На телестудию они приехали за 20 минут до начала съемок. В машине Дэвид спал и едва успел взглянуть на список вопросов, оставалось надеяться на чудо и профессионализм Мелинды. Тим читал сценарий и пересказывал его Дэю, пока они поднимались на 12 этаж. Дэвид слушал и кивал головой. Иногда он хмурился, когда ему что-то не нравилось, и наконец заявил:
  -- Меня не устраивает большая продолжительность шоу.
  -- Да, у меня тоже есть сомнения.
   Этим утром Дэвид поднялся в шесть и уже успел поработать в студии и встретиться с Ричи Хиллом - дизайнером, взявшимся сделать обложку для его нового альбома. После съемок он должен был ехать на радио, где согласился дать 10-минутное интервью.
  -- Я постараюсь договориться с Мелиндой.
   Мелинду он знал уже лет десять, познакомился с ней на одной из вечеринок в ночном клубе. Тогда еще он был женат на Пат и слыхом не слыхивал ни о каком Дэвиде Дэе. Войдя в студию, он предоставил Дэя заботам гримеров, а сам прошел в кабинет к Мелинде. Она поднялась ему навстречу: черные брюки с блестками, красная блузка в маках, через плечо черный шарф, в руке сигарета в длинном мундштуке.
  -- Тим, дорогой!
  -- Линни! Прекрасно выглядишь.
  -- Врун, - она кокетливо поправила рыжеватые кудри, - Я же знаю, что после рождения Джейми я уже не та, что раньше.
  -- Вот это да! Ты решилась родить второго?!
  -- Да, малышу уже полтора года.
  -- Поздравляю, я ничего не знал.
  -- Конечно, ты же занят работой, в том числе Дэвидом... Как он?
   За последний месяц Тим слышал этот вопрос миллион раз, и его раздражение возрастало пропорционально количеству спрашивавших. Однако Мелинда Фэррис была из разряда женщин, с которыми он предпочитал не ссориться. Пока бледный и усталый Дэй сидел в кресле гримера ("Мне до смерти надоели эти грязные губки для грима!" - орал он накануне вечером), Кэмпбелл с озабоченным видом расхаживал по кабинету Мелинды.
  -- Линни, я все понимаю: у тебя график, но мы договаривались. Ты спрашиваешь, как он? Плохо! Хуже не бывает! Именно поэтому я прошу тебя: давай ему перерывы! Никто не сомневается в твоей работоспособности, но если Дэй рухнет в обморок в прямом эфире...
  -- Хорошо, - смягчилась Мелинда, - Три блока по пятнадцать минут.
  -- Три по десять, остальные пятнадцать клипы.
  -- Кэмпбелл, ты не на восточном базаре.
  -- Хорошо, тогда четыре по десять.
  -- Тим, ты удивительно наглый субъект, - Мелинда подняла накрашенные брови, - У меня не лучшая десятка Британии, ты же знаешь мое правило: никаких клипов!
  -- Линни, дорогая, я тебя не понимаю! Это интервью поднимет тебе рейтинг до неба, не так ли? Для тебя я делаю исключение, это первое появление Дэя перед публикой, а ты не хочешь ни в чем уступить. Похоже, ты выглядишь незаинтересованой!
  -- Ты знаешь, что это не так...
  -- В конце-концов, если ты не уступишь, я беру свои обязательства обратно, - пригрозил Тим, - Бог знает, сколько труда мне потребовалось, чтобы привезти его сюда. Я делал это лишь по старой дружбе.
  -- "По старой дружбе"! - передразнила его Мелинда, - Если судить по тебе, все, что говорят о евреях - чистая правда! Уж я-то знаю твою дружбу... Ладно, я пойду на это, но! Только ради Дэвида - он действительно выглядит неважно. По правде сказать, его ты используешь гораздо больше, чем кого бы то ни было, а, Тим? Почему? Потому что его песни так выделяются на фоне всего этого дерьма? Потому что он действительно чертовски талантлив, и впервые тебе выпал счастливый билет?
   Тим нервно усмехнулся:
  -- Вот не знал, что ты такой тонкий психолог.
  -- Такая работа, - она улыбнулась, и Тим подумал, что скоро ни у кого не останется настоящих зубов - кругом будет один фарфор... Может, со временем они научатся отливать каучуковые мозги?..- Он и правда собирался жениться на Роуз?
   Кэмпбелл поморщился:
  -- Хоть ты-то не напоминай мне об этой стерве! Она вцепилась в него, как коршун в добычу.
  -- Ты спишь с ним?
  -- Он натурал, причем стопроцентный.
  -- С тобой даже святой станет гомиком, - она усмехнулась, - Он симпатичный... Моей подруге очень нравится, но один человек, довольно близко знакомый с вами, сказал, что вы любовники.
  -- Линни, - Тим натянуто улыбнулся, - Ты же знаешь, на что иной раз способны люди. Все это вранье.
  -- Ладно, - она встала, - Девять минут до эфира, нужно приготовиться. Надеюсь, Дэй хотя бы удосужился просмотреть вопросы?
  -- Будь спокойна, крошка, все пройдет как по маслу.
  
   Дэвид вертелся в кресле, стараясь устроиться поудобнее, рядом с ним стоял режиссер, терпеливо объясняя, что можно делать, а что нельзя во время эфира. Заметив Тима, Дэвид бросил на него уничтожающий взгляд и отвернулся.
   Шоу прошло гладко. Дэвид старался быть приветливым как обычно и терпеливо отвечал даже на дурацкие вопросы из зала, лишь однажды Мелинда перевела разговор на другую тему, когда один из фанатов спросил про его руки. Однако Дэй справился сам заговорил об этом:
  -- Я понимаю, вас интересует то, что произошло со мной... Не знаю, стоит ли делать из этого тайну. Я просто сломал пальцы и теперь учусь играть заново.
   Сидевший в зале Тимоти вцепился в стул.
  -- О, Дэвид, - Мелинда сделала сочувственное лицо, - Тебе предстоит нелегкий путь.
  -- Да, конечно, но это всего лишь работа, ничего сверхъестественного. Я просто делаю то, что доставляет мне удовольствие.
  -- Когда это произошло?
  -- Три месяца назад.
  -- Есть положительные результаты?
  -- Весьма скромные, но они есть, - Дэй кивнул.
  -- Пожелаем Дэвиду успеха, а сейчас перерыв на клип. Это одна из песен с альбома "Black sun": "Wish I were there".
  
  -- Ну, - прошипел Тим на ухо Дэвиду, - Зачем?!
  -- Я сказал только то, что считал нужным, - Дэй глянул на него высокомерно, - Если хочешь что-то добавить, пожалуйста.
  -- Ты мне все ломаешь! У меня выстроен план, я старюсь предвидеть и так далее, а ты СНОВА все рушишь.
  -- Не беснуйся, поговорим в машине. Пожалуйста, - он выразительно глянул на него.
   После клипа интервью продолжилось. Дэвид улыбался, шутил и выглядел совершенно здоровым человеком, но Тима не покидало тревожное чувство. "Нужно показать его врачу, - думал он, вполуха слушая ответы Дэвида, - Эта история со Стайном... Что-то не так. Он не так спокоен внутри, как кажется снаружи".
   Они вышли из студии в четверть одиннадцатого. Дэвид сбросил обувь и с ногами забрался на сиденье.
  -- Тебя не беспокоит, что все узнали? - спросил Тим.
  -- Плевать, - сонно сказал Дэвид, - Еще пара минут на радио и домой.
  -- Десять минут на шоу, если быть точным.
  -- Что у нас на завтра?
  -- Ничего специального, можешь спокойно работать в студии.
  -- Ладно. Только не забудь предупредить меня, если придумаешь что-нибудь новенькое.
  -- Хорошо, - Тим помолчал, потом задал вопрос, который давно хотел задать, - Ты не рассказывал мне, как тебе работается. Как команда?
  -- Замечательные ребята. Молодые, но опыта у них побольше, чем у меня. Я думаю, мы поладим. Им, вроде бы, нравится то, что я делаю, - с сомнением в голосе сказал Дэвид.
  -- Ты говоришь так, будто сам себе не веришь. Кстати, как прошла встреча с Хиллом?
  -- Он не до конца понял, чего я хочу. Это только потому, что я сам это не до конца понимаю.
  -- Нет идей?
  -- Есть, но на самом деле чего-то не хватает. Знаешь, пока это идея, тебе кажется, что это ты все продумал, а потом, - Дэвид задумчиво теребил край куртки, - Потом ...
  -- Потом что?
  -- Тебе кажется, что это не стоило выеденного яйца.
  -- С тобой всегда так. Тебя послушать, все, что ты делаешь, не стоит выеденного яйца. Людям нравится.
  -- Мало ли, что нравится людям!
  -- О, что-то новое в твоих убеждениях... - Тим посмотрел на него внимательнее.
  -- Я не в настроении...
  -- Ничего, ты всегда не в настроении, - безжалостно сказал Тим.
   Интервью прошло спокойно. Звонки слушателей почти не выпускали в эфир, хотя телефоны не умолкали. Тим, видевший через стекло работу операторов, в который раз подумал, что был прав, когда восемь лет назад сделал ставку на этого костлявого неврастеника. Если бы только Дэвид остался его работой и перестал быть личной жизнью...
  

69

   Крис только что взял последнего на сегодня пассажира: юную мамашу с ребенком, и ехал по направлению к Тоттенхэм-роуд Он очень устал и не выспался, просидев бессонную ночь над учебником по физике, и был очень разочарован результатами. Казалось, ему никогда не достичь цели, а ведь недалек тот день, когда придется действовать... Уж Дэй проводил время куда приятнее. Кэмпбелл мог думать что угодно, но Крис знал точно: Дэй снова начал встречаться с Элен Холмс.
   Элен Холмс нравилась ему и уж по крайней мере была куда лучше мисс Роуз. В первую очередь тем, что у нее был ревнивый муж, а значит, ее можно было легко устранить при необходимости, и потом, она не стремится во что бы то ни стало называться миссис Дэй. Хотя ее кандидатура была бы принята благосклонно по крайней мере двумя заинтересованными лицами. Симпатичная, умная женщина, только ненормальная привязанность делала ее уязвимой. Может, им стоит встретиться...
   Задумавшись, он не услышал телефонный звонок.
  -- Эй, - раздалось с заднего сиденья, - Ваш телефон.
   Телефон, взятый у Дэвида. Первый звонок за все время, что он лежал в кармане его куртки...
  -- Да.
  -- Дэйви, немедленно приезжай.
   Крис молчал в растерянности: звонивший не собирался представляться.
  -- Дэйви, ты меня слышишь? Я чувствую себя очень плохо. Это конец, если не поторопишься, успеешь только на похороны. В любом случае, ты должен помочь маме.
  -- Папа... - с трудом произнес Крис.
  -- Мне кажется, нам есть о чем поговорить напоследок. Слышишь меня, сынок?
  -- Да, папа, - слезы навернулись на глаза Криса, - Я приеду, я... как только смогу.
   Доставив пассажира на высокой скорости, Крис быстро развернулся и поехал в гараж. Не доезжая, он передумал и поехал домой. Там он переоделся в одежду Дэвида, взятую из его дома во время последнего визита, схватил бумажник и сломя голову помчался в аэропорт.
  
   В Ньюкасл он прилетел лишь под утро. Дверь дома была открыта. Джулия Дэй вышла ему навстречу и обняла его:
  -- Милый, папы больше нет с нами.
  -- Мама... - с трепетом произнес он, прижимая ее к себе. - Мамочка...

70

   Дэвид открыл почти сразу. Кивнув, он посторонился, давая ему дорогу.
  -- Выпьешь со мной кофе? Я только что встал.
  -- Лучше чаю. Я сам займусь, иди умывайся.
  -- Я уже умывался, - странным голосом сказал Дэвид, - Это... не то, что ты думаешь. Мой папа умер.
   Тим молча смотрел на него. Теперь он заметил, что глаза Дэя опухли вовсе не из-за очередной бессонной ночи. Весь Дэвид в своем клетчатом халате, со спутанными волосами казался заплаканным и измотанным, придавленным свалившимся на него несчастьем. Таким тихим и беспомощным Тим не видел его никогда.
  -- Почему же ты не позвонил?! - с негодованием спросил он.
  -- Это произошло слишком быстро. Позавчера утром, если ты помнишь, я поехал на встречу с Джимом Терренсом, мы договаривались об интервью. Я уже входил в здание фан-клуба, когда зазвонил телефон. Папа сам позвонил мне. Попросил приехать. Когда я приехал, он ... я не успел.
   Произнося это, Дэвид механически заправлял кофеварку. Он двигался как робот, и Тим подумал о том, сколько успокоительного он успел съесть за эти дни.
  -- Вчера я весь день пробыл там. Сегодня ночью вернулся. Сразу хотел позвонить тебе, но... - голос его дрогнул, Дэвид сглотнул и прокашлялся, - Не смог говорить. Стоит мне только начать, я не могу сдержаться...
  -- Хорошо, куда ты засунул заварку? - Тим с трудом стряхнул оцепенение, - вечно ты кладешь ее в разные места!
  -- Она там же, где и всегда. Ты не хочешь вымыть руки? Захвати из шкафа полотенца, я забыл их поменять.
   Выйдя из ванной, Тим застал Дэвида за приготовлением завтрака. Не взглянув на него, Дэвид сказал:
  -- Сегодня после четырех Тина приедет, привезет Томми, значит, мне нужно прийти в себя. Он останется до завтра, я сам отвезу его в школу. В два у меня встреча с Эшли, в половине десятого - с Джимом, он хочет поговорить о новом альбоме, я давно обещал ответить на вопросы членов фан-клуба. Послезавтра я работаю в студии. Не выйду оттуда, пока не закончу работу.
  -- Хороший график.
  -- И, я не говорил тебе, не успел, звонил Ленни Паркер, он просил меня принять участие в сборном концерте. Я уже договорился с Джеффри, завтра вечером мы будем репетировать. Послезавтра концерт. Я уже пообещал. Я хотел обсудить это с тобой, но тут...
  -- О чем речь, я понимаю. В последнее время у нас не очень доверительные отношения, не так ли?
  -- М-м... - Дэй резко выпрямился и отбросил волосы со лба, - Тебя это огорчает?
   Каре-зеленые глаза встретились с серыми. Дэвид смотрел без улыбки, серьезно и выжидающе.
  -- Даже не знаю, что тебе ответить. Я как-то привык.
   Дэвид кивнул и снова повернулся к плите:
  -- У него был рак. Легкие. Мама рассказала мне, что за месяц до того он перестал принимать обезболивающие. Помнишь, я ездил к ним? Я ничего не заметил. Врачи ничего не могли сделать, а он не хотел умереть в больнице...
  -- Это случилось, Дэйви, - Тим старался говорить как можно мягче. - Ты не можешь его вернуть.
  -- Я знаю, самое страшное уже произошло. Я подумал там, в клубе, когда извинялся перед Джимом за сорванную встречу: какая разница, знают тебя тысячи человек или только близкое окружение, если в такие моменты ты остаешься один на один с тем, что творится там, - он ткнул пальцем в грудную клетку, потом снова резко повернулся и подошел к Тиму, - знаешь, я даже испытываю облегчение, что все случилось. Это звучит ужасно, но я больше не жду звонка и слов, которые заставили бы меня сойти с ума.
  -- Где твоя мать? Разве тебе не лучше было бы быть с ней?
  -- Она в Дублине, пробудет там с неделю. У дяди Питера. Ей будет там хорошо, у него огромная семья, пятеро детей, внуки... Я вот пытаюсь доказать себе, что жизнь - это непрерывное обновление, что есть законы... - голос его снова сорвался, Дэвид замолчал, глядя куда-то в угол. Тим хотел подойти к нему, но он остановил его взмахом руки:
  -- Так каждый раз. Что-то поднимается к горлу, мешает говорить. Слезы дают некоторую разрядку, но не надолго... - он нервно засмеялся, - Тим, я даже плакать нормально не умею. Я не думал, что это ТАК больно. Скажи, ты хочешь есть?
  -- Нет.
  -- Я тоже, - Дэвид взял сковородку и перевернул над мусорницей, - Наливай чай, ухаживай за собой сам.
  -- Невероятно, - он посмотрел Тиму в глаза и улыбнулся, - Я постоянно теряю дорогих мне людей. Знаешь, как будто они все летели в самолете, который разбился... Катастрофа... Я понимаю, что ты ничем не можешь мне помочь, просто я думаю, если скажу это вслух... - он снова не договорил и уставился в окно, сосредоточенно высматривая что-то.
   Тим медленно, словно нехотя, поднялся и подошел к Дэвиду, развернул его и прижал к себе, удерживая его руки, чтобы Дэвид не сопротивлялся.
  -- Плачь, - приказал он, но Дэвид молчал, замерев и почти не дыша.
  -- Он был очень хорошим человеком, твой отец. Он тебя очень любил? - сказал он, и это подействовало. Словно вдруг открылись шлюзы, и сдерживаемые потоки хлынули наружу. Дэвид рыдал, вздрагивая и захлебываясь, и, хотя он старался отворачиваться, рубашка Тима быстро вымокла на плече. Внезапно Дэвид затих. Поток слез прекратился так же внезапно, как начался.
   Возникшее между ними общее пространство по-прежнему хранило тепло и сочувствие, хотя Дэвид уже отстранился, слегка оттолкнувшись мокрыми ладонями от его плеч. Тим смотрел на него, как потерянно тот бредет к печке, затем к столу, сам не понимая, что ему могло здесь понадобиться, и почти физически ощущал свою любовь, как много лет назад. Теперь она была похожа на палящее солнце и раскаленный, хрустящий под подошвами песок. Он смотрел на худую нескладную фигуру и в который раз удивлялся, что так крепко привязало его к Дэю. Чувства, которые он считал далеким прошлым, обрели новый смысл, подступая к горлу, чтобы выплеснуться наружу в еле заметном движении губ: "Я тебя люблю...". Дэвид ничего не заметил.
  -- Я тебя люблю, Дэй, слышишь? - неожиданно для самого себя сказал Тим охрипшим от волнения голосом, - Люблю и всегда буду, каким бы ты ни был.
   Дэвид вздрогнул и оглянулся, глядя на него с недоверием:
  -- Ты так решил меня подбодрить? Нет смысла, я и так буду работать.
  -- Ты неправильно истолковал мои слова, - грустно сказал Тим.
  -- Извини... - Дэвид подошел к нему и встал совсем рядом, - Ты можешь сказать мне, если я понимаю тебя неправильно. Объяснить, если захочешь... Мне кажется, что сейчас как раз такой момент, когда можно что-то изменить...
  

71

   Крис вышел из дома и пошел по дорожке походкой Дэвида Дэя. Он сел в такси, не посмотрев, кто за рулем, но из окна вряд ли видно то, что происходит внутри машины. Да, пришлось понервничать, однако удовольствие того стоило. Сцена с Кэмпбеллом разыграна талантливо: в момент, когда потребовалось плакать, он так вошел в роль несчастного Дэвида, что стоило большого труда остановиться. Не удивительно, что все ловятся на эту удочку, Крис чувствовал как Дэвид, говорил как Дэвид... Крис СТАНОВИЛСЯ Дэвидом. Шоу еще не окончено!
   Огромным преимуществом был телефон Дэвида, взятый в его спальне во время последнего визита. Дэй просто купил новый и не позаботился о том, чтобы поставить в известность о произошедшей перемене кого бы то ни было. Именно благодаря такой беспечности Крис разговаривал с Филиппом Дэем прямо перед его смертью... Господи, да еще совсем недавно он мог только мечтать об этом!!! Нет, Бог не зря создал их похожими. Наверняка он имел в виду, что один сможет исправить ошибки, допущенные другим. В любом случае, Крис был более полезен на похоронах, чем Дэвид, за реакцией которого он следил со стороны.
   Джима Терренса он заметил издалека. Они не были близко знакомы, но пару раз встречались в фанатских тусовках, куда Крис заходил, чтобы пополнить свою коллекцию сведений. Конечно, приходилось немного менять внешность... он откашлялся, пытаясь подавить рвущийся на волю смех. Джим не представлял интереса: тихий человек без фантазий, собиратель бумажек и любитель заседаний, не ясно, почему для общения Дэй выбрал именно эту кандидатуру. А когда-то Крис так хотел оказаться на его месте...
   Крис вышел и неторопливо направился к Джиму.
  -- Добрый вечер, Дэвид! - Джим сделал несколько нетерпеливых шагов навстречу и протянул руку, - Я слышал... Мне очень жаль. Не думал, что ты появишься, но пришел на всякий случай.
  -- Привет, Джим, - вежливая усталая улыбка, - Пройдем внутрь?
  -- Конечно. У меня накопилось столько писем для тебя.
  -- Я с удовольствием просмотрю их, когда появится минутка-другая. Наверное, много новостей?
   "Улыбка и побольше дружелюбия, Дэвид предельно вежлив с малознакомыми людьми".
  -- Точно. Например, новый фан-клуб в Австралии. Очередной номер журнала почти готов. Твой сайт выглядит по-новому, и об этом я тоже хотел бы поговорить. Кофе?
  -- Пожалуйста, если можно.
   Крис ходил по комнате, разглядывая плакаты и фотографии, развешанные по стенам. Конечно, это не может сравниться с его коллекцией, и все же посмотреть стоило. У одной из фотографий он остановился: Дэвид помогал Поле выйти из машины. Черный лимузин, красный с золотом костюм Полы, четкий профиль Дэвида, толпа вокруг...
  -- Джим, не могу ли я получить эту фотографию? - спросил он, стараясь скрыть волнение: такого снимка не было в его коллекции.
  -- Конечно, - улыбнулся Терренс, - Это же Грэмми, прошлый год. Я сам ее делал. Завтра напечатаю, и привезу тебе.
  -- Спасибо, я хочу забрать ее, как только она будет напечатана. Видишь ли, память о Поле...
  -- Я понимаю, - Терренс склонил голову в сочувствующем движении, - Столько всего сразу...
   Крис кивнул и улыбнулся мученической улыбкой, внутри у него все замирало: еще один попался!!!
  -- Правда ли, что ты собираешься выступать на сборном концерте в четверг? - Терренс задал вопрос, вертящийся на языке.
  -- Да. Я собираюсь принять приглашение Ленни Паркера участвовать в концерте. Это связано с фондом помощи детям с заболеваниями крови, я не могу отказаться, если действительно в состоянии помочь.
   Паркер звонил ночью, когда Крис спокойно спал в постели Дэвида, и очень удивился, что в такое время полуночник Дэй ответил хриплым сонным голосом. Сначала Крис растерялся, но быстро собрался и моментально очаровал его, без расспросов согласившись принять участие в концерте. В тот момент он не задумывался о последствиях, быть Дэвидом оказалось проще, чем он предполагал.
  -- Но... как же руки? Ведь ты не будешь играть сам? - полюбопытствовал Джим.
  -- Нет. Я собираюсь поехать туда вместе с Джеффри Вудсом. Джеффри играет в группе The Needle. Он очень опытный музыкант, знает весь мой материал лучше меня.
  -- The Needle, группа с которой ты делаешь альбом.
  -- Да, они очень хорошие музыканты. Я познакомился с ними случайно и был поражен их талантом. Необыкновенная музыка, прекрасное чувство ритма. Джеффри очень хорошо умеет слушать, игра с ним не требует от меня того напряжения, которое возникает обычно.
   Крис вздрогнул. Его рука автоматически двинулась к подбородку, но он остановил ее с видимым усилием. Господи, у него не просто получалось, во всем этом присутствовала изрядная доля мистики: он уже не думал о себе как о Крисе Грэе, притворяющемся Дэвидом, он думал о себе как о Дэвиде, непонятно с чего вздумавшем притворяться Крисом. И вдруг ему стало страшно. Страшно потерять себя и не стать кем-то другим. Не стать ни кем, перестать быть. Крис попытался представить себе как это должно выглядеть "перестать быть", и у него закружилась голова. Он сглотнул и замолчал, потеряв мысль.
  -- Дэвид, - Терренс дотронулся до его локтя.
  -- Все в порядке, - с трудом произнес он, - Просто голова кружится.
   "Он должен умереть, - подумал Крис, - Дэвид должен умереть".
   Крис вдруг отчетливо увидел перед собой Дэвида. Дрожащего, бледного, испуганного. Он наслаждался его ужасом, своей властью над ним. Наконец, усилием воли он отогнал картинку, но желание разговаривать с Терренсом пропало. Все, чего он хотел, это отправиться домой и помечтать.
  -- Прости, Джим, у тебя были еще вопросы?
  -- Конечно, если ты позволишь.
   Разговор продолжался минут двадцать. Крис то и дело посматривал на часы, но не прерывал беседу: Дэвид никогда бы так не поступил. В конце концов, Терренс сдался:
  -- Ты, наверное, здорово занят сейчас. Не буду больше мучить тебя.
  -- Да-да, - пробормотал Крис, - Мы сможем поговорить в другой раз, я с удовольствием расскажу тебе все новости.
   Он вышел из фан-клуба и пошел по улице верх, не очень хорошо представляя, куда идет. По коже струился ледяной пот, не хватало воздуха. Крис чувствовал бешеную усталость.
   Очнулся он только тогда, когда вошел в свой дом. Не раздеваясь, он повалился на кровать и уткнулся лицом в подушку. Перед глазами, пробившись сквозь серую пелену, снова появился Дэй. Он сидел на полу напротив Криса и смотрел на него с участием.
  -- Ты болен, - сказал Дэвид. Его губы скривились в сочувствующей улыбке.
  -- Нет! Мне просто плохо от осознания того, что я не могу до конца быть тобой!
  -- Ерунда, как ты можешь быть мной?
  -- Я справлюсь лучше!
  -- Может быть, - Дэвид коснулся подбородка, - Может быть, - повторил он задумчиво, - Но я не понимаю, зачем?
  -- У тебя есть все, а у меня?! Ни родителей, ни жены, ни денег.
  -- У меня тоже нет жены.
  -- Я хочу быть тобой, а ты должен превратиться в пепел. Но не бойся, ты не умрешь, потому что ты всегда будешь жить во мне. И еще, я обещаю, тебе не будет больно... Я все сделаю быстро, и если захочешь, дам тебе снотворного или кайфа. Ты ничего не почувствуешь.
  -- Я хочу быть собой, и я хочу жить, - упрямо сказал Дэвид.
  -- Я мог бы держать тебя в доме. Внизу, в подвале твоего дома. Мы бы разговаривали... Но ты будешь пытаться сбежать, все испортишь. К тому же, твой Тим, он может наткнуться на тебя.
  -- Тим поймет.
  -- Я мог бы убить и его, но он мое лучшее прикрытие. Однако, когда он перестанет быть полезен... А теперь уходи, я хочу остаться один.
   Крис повернулся на бок, и видение исчезло. Он стал думать о том, как здорово было бы оставить Дэвида в живых и запереть в доме. Они могли бы многому научить друг друга. И потом, Дэвид мог бы писать песни, а Крис пел бы их, таким образом, они делили бы славу на двоих. С музыкой Крису не справиться, но в обычной жизни он был бы куда лучше Дэя. Спал бы с Элен и пересказывал Дэвиду все подробности их встреч. Так Дэвид смог бы тоже участвовать в том, что происходит с ним.

72

   Закрыв за Дэвидом дверь, Тим прошел в гостиную, чтобы затопить камин. Несмотря на довольно теплую погоду он замерз, как будто сама Снежная Королева одарила его замораживающим поцелуем. Огонь разгорелся быстро, и Тим улыбнулся, вспомнив, как в детстве любил сидеть у камина и слушать истории, которые отец читал ему вслух. Рассеянный взгляд скользил по каминной полке. Она была заставлена всякой ерундой: забавные безделушки вроде фарфорового рыцаря в латах и красного инопланетянина в майке с надписью Еlectricity, фотографии родителей Дэвида, Томми Дэя, шар из стекла... Тим удивленно вскинул брови: шар исчез. Это был сувенир, выпущенный два года назад. Дэвид как раз закончил альбом "Стеклянный шар", который моментально стал платиновым. FTR-Records организовала по этому поводу вечеринку, каждый участник которой получил этот забавный презент. Внутри прозрачного стекла Дэвид склонился над своей LB, а, если встряхнуть шар, на пластмассовую фигурку вместо обычного снега сыпались купюры. Дэвид был в восторге от игрушки, и первое время не расставался с нею ни на минуту, постоянно таская за собой. Потом сувенир поселился на полке, но продолжал частенько развлекать хозяина и гостей, и вот на тебе, пропал.
   Зазвонил телефон, и Тим автоматически снял трубку:
  -- Тимоти? - нерешительно позвал его незнакомый женский голос.
  -- Да. Кто говорит?
  -- Тина Дэй. То есть, когда-то была... - она хмыкнула, - Слава Богу, что ты здесь. Дэй у меня, ты должен его забрать.
  -- Э-э?
  -- Мы вернулись сегодня из Дублина. Он столько выпил, я еще не видела, чтобы он так пил... Ты же знаешь, его отец умер. Карл, мой муж, сделал Дэйву укол успокоительного. Томми нервничает...
  -- Хорошо, я еду.
   Всю дорогу до дома Тины он старался держать себя в руках, хотя не понимал, что происходит. В последнее время все шло шиворот навыворот, стоит ли удивляться?! Может, безумие действительно передается от человека к человеку, в таком случае, его песенка спета.
   Он заметил Тину издалека: она стояла на пороге, закутавшись в куртку. Это была белая куртка Дэя, видимо, Тина неосознанно стянула ее с вешалки, выходя на улицу.
  -- Он наверху, - сказала она, едва касаясь его щеки губами в знак приветствия, - Спит, по-моему.
  -- Что случилось? И как он попал в Дублин?
  -- Тим... - она взяла его за руку, - Я знаю, ты тоже хочешь помочь ему... Карл считает, что Дэвиду необходимо лечение, он смотрел его... Он ведет себя ужасно, а выглядит еще хуже...
  -- Тина, - Тим взял ее руки в свои, - Пожалуйста, успокойся. Я уверен, это просто истерика, пусть и более сильная, чем обычно.
  -- Я так боюсь, - она покачала головой, - Филипп значил для него больше, чем значит отец для нормального человека.
  -- Тина, поверь, он устраивает такое каждую неделю. Да, на этот раз это не просто капризы, но с ним все будет в порядке. Это посттравматический шок, усталость...
  -- Истощение, - услышал он сзади, - Нервное истощение. На этом фоне развиваются пре неприятнейшие симптомы, - по лестнице к ним спускался Карл. Высокий бородатый доктор медицинских наук не понравился Тиму с первого взгляда, в первую очередь тем, что из его бороды предательски торчали остатки обеда. Тон его был снисходительным, голос расслабленным, казалось, он нехотя оторвался от своих трудов, чтобы уделить минутку-другую непросвещенному продюсеру, - Это шизофрения, причем в запущенном состоянии. Прогрессирующая интравертированность, галлюцинаторные помрачения сознания. Развитие болезни, приводит к искажению или утрате прежних социальных связей, резкому нарушению поведения, разве не это нам было продемонстрировано? И не забудьте про бред...
  -- Я не нуждаюсь в консультациях! - грубо прервал его Тим, - Уж тем более в ваших!
  -- Я только собирался вам объяснить...
  -- У меня нет времени.. Я просто заберу его и все. Дэвиду нужен отдых, - он повернулся к Тине, - Он собирается уехать на время в Америку. Уверен, это решит наши проблемы.
  -- Что ж, - Карл театрально развел руками, - Все это может закончиться в психиатрической клинике.
  -- Ерунда! - рявкнул Тим, - Тина, где он?
  -- Пожалуйста, сядь, - Тина подошла к нему и подтолкнула к дивану, - Карл, родной, оставь нас на время. Я хочу поговорить с тобой. Понимаешь, все-таки мы с ним прожили некоторое время...Боюсь, ты не понимаешь. Он приехал вечером во вторник, просил отпустить Томми попрощаться с дедом. Мы поехали вместе, но не успели, Филипп умер. Дэвид вел себя очень спокойно: не плакал, помогал с подготовкой, Джулии не пришлось ничего делать самой. Однако утром перед похоронами он стал нервничать. Кто-то позвонил ему на сотовый. Дэвид усмехнулся, несколько раз произнес "да", потом сказал "Ты не успеешь". На кладбище он постоянно оглядывался, а после просто исчез. Я искала его, но безуспешно, - Тина взяла бутылку с вином и сделала глоток прямо из горлышка, - Он появился ночью, около часа. Разбудил меня. Я испугалась. Он просил показать ему, где именно похоронен отец, но я никак не могла понять чего он хочет, он едва мог говорить из-за слез. Мы поехали на кладбище... Он сказал, я могу ехать домой, но мне не хотелось оставлять его одного. Он... Я не могу...
  -- Что? - спросил Тим, не обращая внимания на ее слезы.
  -- Он лег на землю рядом с могилой и лежал так около часа. Плакал. Просил прощения за то, что не приехал на похороны... Знаешь, он никогда не вел себя как обычные люди, но это было по-настоящему страшно. Наконец, он встал и сказал, что отец его не простил. Извини, я закурю... потом начался бред. Он говорил о каком-то Грэе...
  -- Что именно?! - Тим чуть не подпрыгнул.
  -- Подожди, дай вспомнить...Нет, не помню. Я и не вслушивалась, Карл сказал, что это был бред... Джулия настояла на том, чтобы мы поехали в Дублин к ее брату Питеру. Билеты уже были заказаны. Дэвид сел у окна и молчал всю дорогу, не считая пары слов, что он сказал Томми.
  -- Что же он сказал? - усмехнулся Тим, - "Оставь меня в покое?"
  -- Томми сидел у него на коленях, они разговаривали тихо. По-моему, это была какая-то игра.
  -- А потом?
  -- В Дублине все было спокойно, если не считать того, что он напился. Я сказала, что повезу его к нам. Он не возражал. Сказал, что дома его наверняка сразу убьют, говорил, что у него есть двойник, и подмены никто не заметит, что всех из Electricity уже убили, остался только он. Сегодня утром... - она снова шмыгнула носом и вытерла глаза, - Я зашла в комнату, которую мы отвели ему. По-моему, он не ложился, потому что в его постели спал Томми. Дэвид отправил его умываться. Он спросил, не заметила ли я чего-то необычного на похоронах. В его поведении... я сказала: "Ты держался очень хорошо". Он спросил: "Разве можно быть спокойным, когда происходит такое? Это только мой двойник, просто люди невнимательны к мелочам. Тим ошибался не раз, принимая его за меня, но теперь вы без труда сможете различить нас". Он схватил нож для резки бумаги - не знаю, где он его взял, этим ножом Карл вскрывает конверты - и полоснул себя по горлу.
  -- Что с ним?! - Тим вскочил.
  -- Рана неопасная, нож, к счастью, не был заточен. Пойдем, я тебя отведу к нему.
   Поднимаясь по лестнице, Тина спросила небрежным тоном:
  -- Тим, прости за такой вопрос... У вас по-прежнему отношения?
  -- Даже не знаю, что тебе ответить. Надеюсь, что да.
  -- Он просил меня вернуться к нему. Мне стоило огромного труда сказать "Нет". По-моему, я еще люблю его, невероятно, - она выдохнула и посмотрела на Тима, - У тебя бывало такое: думаешь, что сыт по горло, почти против своей воли, обнимаешь и говоришь какую-то ласковую ерунду?
  -- Э-э... Думаю, понимаю, что ты имеешь в виду.
  -- Смешно, что я с тобой как с подружкой говорю? - спросила Тина и внимательно глянула в его глаза, - Я рада, что ты рядом с ним, что нет больше мисс Роуз, хотя то, что произошло с ней, ужасно. Уверена, ты позаботишься о нем лучше меня... Наверное, мужчина понимает другого мужчину лучше женщины, но с мужчиной не будешь слабым, а он привык быть слабым, маленьким, глупым, так его воспитал Филипп. Чего бы ты не достиг, ты всего лишь глупый мальчишка... Этот бред, о двойниках... это напомнило мне одну историю. Он рассказывал мне давно. Как-то, ему было лет 5, он сломал машинку, подаренную отцом. Тогда Филипп сказал ему, что где-то есть точно такой же Дэвид, который очень хочет, чтобы его взяли в семью. Он сирота, у него нет дома, семьи, игрушек, и он очень старается вести себя хорошо. И что если Дэвид не пересмотрит свое поведение, Филипп заменит его тем мальчиком. Дэвид говорил, что даже во взрослом возрасте эта история заставляла его холодеть от ужаса каждый раз, когда папа был недоволен. Он всегда болезненно интересовался двойниками, его любимой книгой был "Двойник" Достоевского.
  -- Боже, я этого не знал.
  -- Стэнли носил ему Достоевского, когда они учились в колледже. После прочтения он всегда впадал в прострацию, а потом долго обсуждал это со Стэнли. Он говорил, что Достоевский лучше всех описывал человеческую душу.
  -- Да, ему виднее, в его душе сам черт ногу сломит, - усмехнулся Тим, - Душевнобольные писатели для душевнобольного читателя...
  -- А потом они с Дэннисом целый семестр носились с Фрейдом. Для Дэнни это был только повод отпускать пошлые шутки, а Дэвид занимался этим всерьез. Иногда я вообще думала, что у него отсутствует чувство юмора.
  -- Новое из жизни звезд! Мне он об этом не рассказывал, - Тим почувствовал легкий укол ревности.
  -- А рассказывал, что когда кто-то в компании начал говорить о "Черном квадрате" и о том смысле, который в нем заключен, он достал где-то репродукцию и смотрел на нее, пытаясь понять, отчего все сходят с ума? Досмотрелся до того, что потерял сознание. Рассказывал?
  -- Нет.
  -- Видишь. Мужчине нельзя быть слабым перед другим мужчиной, - с довольной улыбкой произнесла Тина.
  -- Но, если ты понимаешь, что любишь его до сих пор, почему ты сдалась так просто?
  -- Устала. У нас постоянно были скандалы, он большой любитель. А тут ты подвернулся, - она улыбнулась и дотронулась до его плеча, - С Карлом мне гораздо спокойнее.
  

73

   Домой они ехали уже вечером. Дэвид сел на заднее сиденье и нацепил черные очки. Всю дорогу он молчал, только когда машина свернула на Грэйс Инн, шепотом спросил:
  -- Ты не отвезешь меня домой?
  -- Нет, - спокойно ответил Тим, - и перестань притворяться, доктор Зеллер сказал, что ранение пустячное. Он сказал, ты даже горло себе перерезать не в состоянии.
  -- Отвези меня домой! - чуть громче потребовал Дэвид.
  -- Я сказал нет. Там тебя ждет Грэй с пистолетом.
  -- Ты видел его? - в зеркале заднего вида лицо Дэвида скривилось точно от боли.
  -- Кого? - Тим притворился, что не понимает.
  -- Ты знаешь. Он говорил с тобой? Что я спрашиваю, достаточно посмотреть на тебя...
  -- Это был ты!
  -- А кто же был в Дублине? - мрачно усмехнулся Дэвид, - Я же не Бэтмен, чтобы успевать везде. И кто, интересно, сидит сейчас на заднем сиденье твоего автомобиля?
   Тимоти резко затормозил, съехав на обочину, и повернувшись, схватил его за пальцы. Дэвид зашипел и инстинктивно отдернул руку, как зверь поджимает больную лапу.
  -- Дэй, - констатировал Тим, выжимая газ, - Едем ко мне.
  -- Выпусти меня! - громко потребовал Дэвид.
  -- Отлично, - зло сказал Кэмпбелл, - Голос присутствует, значит, мероприятия в студии переносятся на ближайшие дни.
  -- Я хочу побыть один!
  -- Побудешь, - с сарказмом ответил Тимоти, - Доктор Зеллер мечтает заполучить тебя в свою клинику, чтобы покопаться в твоих мозгах. Когда ты вконец осточертеешь мне своими фантазиями, я отдам тебя ему, у них там есть отдельные палаты для особо важных персон вроде тебя. Зачем ты подговорил Тину устроить этот спектакль?!
  -- Оставь меня, - буркнул Дэвид.
  -- Приехали.
   Тим открыл ему дверцу и помог выйти. Всю дорогу до квартиры он держал Дэвида под локоть.
   В квартире он подождал пока Дэвид сядет в любимое кресло у торшера, лишив себя возможности маневрировать, и склонился над ним:
  -- Я весь внимание.
   Дэвид снял очки и положил их на столик. Его глаза не оставляли сомнений в том, чем он занимался предыдущие сутки: покрасневшие припухшие веки, лопнувшие капиллярные сосуды... Тим отвел взгляд:
  -- Так зачем вам это понадобилось? Фаулза начитались? Все-таки твой отец... я имел в виду, момент неподходящий.
  -- Не знаю, чего ты от меня хочешь, - Дэвид отвернулся к стене.
  -- Этот спектакль с двойниками! Я понял, что это липа! Ты просто хотел заставить меня поверить в твои чертовы игры, или ты по-настоящему сумасшедший. Ты был сегодня дома, когда я пришел, а потом подговорил Тину позвонить мне и рассказать эту страшную историю! Я как идиот повелся на такую дешевку! - Тим грубо сорвал платок, закрывавший горло Дэя, потом повязку. Горло пересекала отвратительная бордово-фиолетовая рана в засохших кровавых потеках, кое-как растертых по горлу.
  -- О-о... - только и смог произнести он, опускаясь на колени перед Дэвидом.
  -- Рана неопасная, Карл продезинфицировал, - безучастно сказал Дэвид, - У того, кто был сегодня с тобой, была такая?
   Тим молчал, соображая, что же делать, если чертов Зеллер был прав, и пытаясь вспомнить все, что знает о шизофрении.
   - Если ты доволен, верни все на место. У тебя есть виски? Я сам проверю, - нетвердой походкой он подошел к бару и, налил себе полный бокал.

74

  -- Не показывай ему, что я здесь, - сказал Тим Эшли и сел в углу на стоявший там стул.
   Через стекло ему было хорошо видно, как Дэвид объясняет что-то музыкантам. "Какое у него напряженное лицо, словно судорогой свело, - подумал он, - Неприятное ощущение, как будто он болен..."
   В этот момент Дэвид посмотрел на него. Мурашки побежали у Тима по спине: что за ужасный взгляд... Он мог бы принадлежать чудовищу из ночного кошмара, существу из другого мира, но только не Дэвиду. "Что за черт!"
   Дэвид разговаривал с Джеффри, объясняя, что именно он хочет услышать. Это было непривычно - объяснять. В период Electricity все решал Стайн, и объяснить ему что-либо было совершенно невыполнимой задачей, поэтому Дэвид просто играл так, как считал нужным, а Стайну выпадала пассивная роль соглашаться или не соглашаться. В конце концов он соглашался, но иногда этому предшествовали целые спектакли с драматическими завязками и счастливыми концами: Стайн есть Стайн. Работая один, он и вовсе отвык советоваться, любая попытка Тима вставить слово натыкалась на глухую ярость: "Я не лезу в финансовые дела и прошу тебя лишь не лезть в мою музыку, ты в ней ни черта не смыслишь!" Теперь ему приходилось объяснять каждый шаг: почему здесь нужно играть так, а не по-другому, почему этот инструмент должен звучать тише, а другой громче, и Дэвид чувствовал себя дирижером-недоучкой. Он был не в состоянии даже показать им, чего хочет, сыграв отрывок. По ночам он писал для них ноты, злясь и поминутно сминая исписанные страницы. Дэвид не был очень хорош в музыкальной грамоте, но скорее согласился бы умереть, чем попросить помощи.
  -- Что с ним происходит? - тихо спросил Эшли, поворачиваясь к Тиму.
  -- Если бы я знал...
   Дэвид видел Тима. Точнее, он видел силуэты двух людей в затемненной комнате, но точно знал, что один из них Тим. В последнее время его чувства настолько обострились, что он уже устал удивляться своим новым способностям. Казалось, еще чуть-чуть, и все, что делается в мире, перестанет быть для него загадкой. Он видел в темноте - не так хорошо, как при свете, но мог уверенно передвигаться даже по незнакомой местности без боязни наткнуться на что-нибудь или оступиться. В своем доме он давно перестал зажигать свет, делая это только в присутствии Тима. Он ловил себя на том, что постоянно возвращается в мыслях к своей работе на степень доктора наук, в памяти всплывали отдельные фразы, целые главы, и Дэвид даже начал записывать свои мысли по этому поводу, удивляясь, что не все выветрилось из головы за столько лет. За время, прошедшее с концерта в Альберт-Холле, он сильно изменился, и произошедшие перемены мучили его. Он не решался поговорить с Тимом, знал, что попытка поговорить с родителями закончится провалом. Теперь ему казалось, что понять его могли лишь двое: Стайн и Стэнли.
   Он начал вести дневник. По ночам, убедившись, что Тим спит крепко, он вставал и садился за стол с тетрадью и ручкой, писал о том, что его беспокоит. Иногда он находил в своем дневнике странные записи, значения которых не понимал и не помнил, когда они были их сделаны. К тому же, это был не его почерк. Очень похожий, мелкий, аккуратный, но не его... Дэвид не рассказывал Тиму, он просто вырывал страницы и бросал их в камин, но странные записи появлялись снова. Это были стихи с неясным смыслом, цитаты, выписанные из книг, Дэвид нашел здесь даже несколько фраз из учебника по высшей математике.
   Страх становился сильнее. Дэвид поверил в то, что сходит с ума, и теперь лихорадочно думал, как остановить процесс и сделать его незаметным для окружающих. Напряженные раздумья привели его к мысли, что выхода может быть лишь два: покончить с собой или исчезнуть. Первый вариант он обдумывал давно, с того момента, как узнал о болезни отца, но здесь существовали серьезные оговорки. Второй вариант устраивал его гораздо больше, хотя и для него было одно "но": Дэвид серьезно сомневался, что сможет жить один. Убегая от Тимоти, он запирался, выключал телефон и ночи напролет бродил по пустому дому, иногда плакал, лежа ничком на кровати в комнате Полы, приучая себя к абсолютному одиночеству. "Я могу", - твердил он сквозь сжатые зубы, но в глубине души он понимал, что все это лишь жалкие попытки обмануть самого себя.
  -- Сыграешь приблизительно так. По ходу я буду тебе подсказывать, потом Эшли сведет несколько трэков, и посмотрим, что получится.
  -- Ясно. И все-таки, я хотел бы услышать, хотя бы маленький отрывок, - Джеффри смотрел на него совершенно серьезно, чтобы Дэй не принял его слова за издевку. В студии уже знали о новом характере Дэвида.
   Дэй молча взял LB и надел на шею ремень. В это время Тим встал и подошел вплотную к стеклу. Глядя на отрешенное лицо Дэвида, он вдруг почувствовал, что должен остановить его прежде, чем пальцы коснутся струн.
  -- Дэвид, не надо! - он выскочил из операторской и бросился к нему. Дэвид медленно поднял голову. В его глазах плавали два туманных облачка, делавшие взгляд сонным и рассеянным.
  -- Не надо! - он остановил его руку.
  -- Что случилось? - брови Дэя поползли навстречу друг другу.
  -- Не делай этого. Я не знаю почему, но ты не должен. Поехали, нам нужно поговорить, - он схватил его за локоть и потащил за собой.
  -- Ты, наверное, с ума сошел, ты напугал ребят. Что на тебя нашло? - возмущенно спросил Дэвид, когда они сели в машину.
  -- Я сам не понимаю, что произошло, но что-то было. Что-то...
  -- Ну?
  -- ...неприятное. Какое-то смутное предчувствие.
   Дэй передернул плечами:
  -- С каких пор тебя начали мучить предчувствия? Покажись специалисту! Ты срываешь мне работу.
  -- Что с тобой происходит?
  -- Ты ради этого меня вытащил из студии? Чтобы узнать, что со мною происходит?!
  -- Я все более убеждаюсь, что ты болен.
  -- Оставь меня в покое, дай мне доделать альбом! Со мной все хорошо!
  -- Нет, я прекрасно вижу, что это не так!
  -- Ты уже потерял кучу денег! Я слышал про эту кучу раз сто, если не больше. Я горю желанием вернуть тебе все до единого пенни!!! - Дэвид схватился за ручку двери, - Остановись, выпусти меня.
  -- Мне не нужны деньги! Для меня гораздо важнее, чтобы ты был в порядке.
  -- Выпусти меня...
   Машина остановилась на светофоре. Дэй моментально выпрыгнул и зигзагами побежал по направлению к студии. Тим уронил голову на руль: он снова проиграл, но даже не думал о том, чтобы сдаться.
   В половине второго Дэй позвонил ему домой:
  -- Ты один?
  -- Хочешь меня задеть?
  -- Хочу узнать, могу ли я подняться к тебе.
  -- Ты здесь?!
  -- Стою под дверью, в одной руке сотовый, в другой букет алых роз, - по смущенному тону Дэвида Тим понял, что он не уверен, простили ли его.
  -- Поднимайся.
   Минуты казались вечностью. Дэвид стоял в подъезде возле двери и теребил в руках сигарету. На душе было тоскливо: он не знал, хочется ли ему видеть Тима по-настоящему или он пришел сюда только для того, чтобы успокоить совесть. Он сунул сигарету в рот и развернулся на каблуках, чтобы спуститься вниз, но Тим словно ждал этого момента, стоя за дверью.
  -- Привет. Входи.
   Дэвид отдал ему бутылку и прошел в комнату.
  -- Как запись?
  -- Я доволен.
  -- Освободились только что?
  -- Ребята ушли часа два назад, я сидел бы дольше, но у меня начало двоиться в глазах.
   Тим окинул взглядом фигуру Дэя: пиджак болтался на нем как купленный на вырост, а джинсы, еще вчера натянутые до треска, явно требовали подтяжек.
  -- Я бы не советовал тебе продолжать в том же духе, ты можешь вскоре сойти на нет.
  -- Я сделал все, что собирался. Если бы Эшли не взмолился... Неплохо, конечно, было бы доделать сведение... Я не видел у тебя этой вазы.
  -- Подарок. Чай, кофе?
  -- Я принес вино, - напомнил Дэвид.
  -- Что-то не так?
  -- Не знаю. Вероятно.
  -- Ты странно смотришь. Хочешь что-то сказать?
  -- Прости, я... Нет, не хочу, - Дэвид отвел взгляд, - Хочешь послушать, что получилось?
  -- Конечно. Что вы записали?
  -- "Sorry for sadness", "Destroy my mind" и "Inside out". Это то, что закончено полностью. За две песни даже не брались, - он поставил кассету и сел на диван. Тим замер посреди комнаты с бокалом в руке, потом растерянно посмотрел на Дэвида:
  -- Но это...
  -- LB. Я не стал бы тебе говорить, если бы ты сам не заметил.
  -- Ты что, дал Джеффри LB? - Тим не верил своим ушам.
  -- Нет, - Дэвид замотал головой.
  -- Ты хочешь сказать, ты играл?!
  -- Эту песню мы записывали последней. Когда ребята ушли, я прослушал еще раз... Я точно знал, чего ей не хватает, но мог лишь сжимать кулаки от бессильной ярости. И тогда он появился...
  -- Кто?
  -- Грэй. Он вошел и сел в кресло, так что когда я открыл глаза, он уже стоял передо мной. Он сказал: "Ты похож на слепого щенка: тычешься мордой куда попало... Если ты знаешь, что тебе нужно - сделай это". Я взял гитару... В общем, это сыграл я. Я понимаю, что это несовершенно, и это мягко сказано, но мне не хватало звука. Теперь вещь закончена настолько, насколько она может быть закончена в этой ситуации.
  -- Что же Грэй? - спросил Тим.
  -- Принеси виски, - попросил Дэвид севшим голосом.
   Тим принес бутылку и сел рядом:
  -- Так что Грэй?
  -- Мы говорили, - выдавил из себя Дэвид. Его трясло, Тим заметил, как плескалось виски, пока Дэй нес до рта бокал.
  -- О чем?
  -- Раньше я и не подозревал, что это значит: жить в страхе, в постоянном ожидании. Я схожу с ума, - Дэвид снова налил себе виски и выпил, не предложив налить Тиму, - Я закончу эту работу и все... Дальше ничего. Пустота, неопределенность.
  -- Случилось что-то еще? - не выдержал Тим.
  -- Папа... - одними губами произнес Дэвид и закрыл глаза рукой, - Ему...В любой момент... я не могу.
  -- О, Дэйви... милый, ну поплачь... - Тим подвинулся к нему ближе.
  -- Не могу, - Дэвид убрал руку и взглянул на него. Глаза его покраснели, но были совсем сухими, - У меня такое чувство, что я не принадлежу себе. Ты прав: раньше я слушал отца, затем Дэнниса, Тину, потом тебя и Полу...Сейчас я и вовсе чувствую себя марионеткой, которая не в состоянии даже разглядеть кукловода.
  -- Может быть, нам стоило бы обратиться к врачу? - осторожно спросил Тим.
  -- Я думаю об этом. Не знаю, - он зажал ладони между колен, - Думаешь, все зашло так далеко? Это безумие, не так ли? Я вовсе не хочу в сумасшедший дом.
  -- Дэвид, дорогой, ты преувеличиваешь. Давай только встретимся с хорошим специалистом. В конце концов, тебе нужна посттравматическая реабилитация.
   Дэвид посмотрел ему в глаза, взял за руку и прошептал:
  -- Тим...Я убил их... Пола...Дэнни... Стэна...
  -- Нет!
  -- Полу... Полу тоже убил я?
  -- Хватит! Ты этого не делал!!! - остервенело заорал Тим, вспомнив звук, с которым тело Полы стукнулось о доски.
  -- Откуда ты знаешь? Это сделал Грэй. Кто такой Грэй? Плод моего больного воображения. Кто видел его? Только я. Что, если его не существует? Ты понимаешь, что это значит? Ты понимаешь?! - он с отчаянием посмотрел на Тима.
  -- Тихо-тихо, успокойся. Ты очень расстроен, но это не повод нести околесицу.
  -- Это я, только другой. Вторая часть... Заброшенный дом, разбитые пальцы, письма. Тебе приходило в голову отдать их на графологическую экспертизу? Мне пришло. Позавчера ночью я лежал в постели и думал об этом. Наутро я нашел в камине обгорелые голубые листки... Письма сгорели, все до одного.
  -- Тебе нельзя оставаться одному, - обеспокоено сказал Тим, - Ты должен переехать ко мне.
  -- Ты меня не слушаешь! Он это я!!! Ты будешь охранять меня от самого себя? Он это я, Тим!
  -- Успокойся! Успокойся сейчас же! Хватит истерик! - крикнул Тим, ударив рукой по столу. Дэвид замолчал, испуганно глядя на его перекошенное лицо, потом откинулся назад и повалился на кровать, закрыв лицо руками.
  -- Иногда, - сказал он, - Я вижу лицо Дэнниса. Он стоит у окна, а я подхожу к нему. Ближе... ближе... Я толкаю его по направлению к окну. Он пытается ударить меня, но я сильнее его. Он не кричит, только... говорит: "Дэвид, ты сошел с ума..." Потом Стэнли: он появляется из-за перекрестка. Мне снится сон. Я не вижу его лица, но я знаю: это Стэн. Мне нужно пойти в полицию...
  -- Ну что, что ты им скажешь?! Послушай, это не выход. Ни в какую полицию ты не пойдешь.
  -- Папа был прав... - Дэвид закрыл голову руками, - Он всегда говорил, что я сволочь.
   Он сел в кресло и вцепился в подлокотники:
  -- Я должен тебе сказать, ты... - он взглянул на Тима и запнулся, потом, набрав в грудь воздуха, выпалил: - Ты не можешь доверять мне!
  -- Я и не собираюсь, - улыбнулся Тим.
  -- Я тебе изменял.
  -- О, какая тайна! - насмешливо воскликнул Тим, - С Полой? С Тиной? С девчонками, которые на тебе виснут?
  -- Мы с Элен встречались... Каждую неделю... Почти... - видя, что Тим как всегда предпочитает свести все к шутке, Дэвид начинал злиться.
  -- Да, я догадывался. Ну и что? Я знаю, что ты не можешь без женщин.
  -- Это не все... - он еще сильнее сжал руки, - Некоторое время я встречался с ...
   Он застонал как от сильной боли, вскочил и пнул ногой столик
  -- Итак, перед вами новая фаза: Дэй реактивный! - пошутил Тим. Это было последней каплей. Дэвид наклонился над ним и, раздельно произнося слова, сказал:
  -- Я спал с твоим любовником.
  -- Что?
  -- Что слышал! - зло сказал Дэвид, - С твоим Карлосом!! Это продолжалось месяц, что-то вроде того... А потом я дал ему денег, и он уехал в Америку! Мне это не нравилось!!! Мне было противно, но я трахался с ним, потому что хотел сделать тебе больно, потому что это была двойная измена!
  -- Как тебе в голову пришло? - потрясенно спросил Тим.
  -- Думаешь, что любишь меня?! - орал Дэй, - Меня?! Или думаешь, что сможешь полюбить?! Тогда я хочу, чтобы ты открыл глаза!!! Слушай, твою мать, кто я на самом деле!
   Он метался по комнате, бросаясь из одного угла в другой, пошатываясь как пьяный:
  -- Помнишь твой день рожденья? Мы договорились встретиться вечером в ресторане, и ты ждал меня напрасно? А я поехал в гей-клуб! Провел там всю ночь, думая, что кто-нибудь из твоих дружков доложит тебе, что видел меня!!! А утром, когда ты мне позвонил, я сказал, что мне было плохо... Да, меня выворачивало при одном воспоминании о том, что там было. А интервью в "Сан"?! Оно действительно мое. Конечно, не все гадости говорил я, но я наговорил достаточно. Я злился, я не знал как ударить больнее, я хотел уничтожить тебя...
  -- Боже, я ушам своим не верю! - воскликнул Тим, - Одно из двух: или Зеллер прав, и ты свихнулся, или ты первостатейная сволочь!!! Дэй, ты настоящая оторва!
  -- Ты сделал меня уродом... До тебя мне и в голову не приходило. Тогда, в первый раз, я был пьян, и ты этим воспользовался... Я не хотел. И потом, ты убил Полу... - он поднял голову, и снова взглянув в глаза Тиму, устало сказал:
  -- Теперь люби меня, если сможешь. Если хочешь проглотить все, что услышал, утереться, когда тебе в лицо плюнули.
  -- Не так уж ты непредсказуем, как тебе кажется. Я всегда знал, что ты склонен к садизму, равно, впрочем, как и к мазохизму. И я прекрасно знаю, что ты злопамятен... но я вынужден признать, ты потряс меня.
  -- Теперь я ухожу. Не вздумай меня останавливать, - он вышел в прихожую и взял куртку.
   Тим вышел за ним:
  -- Уже поздно. Ты что, пешком пойдешь?
  -- Да. Что с того?
  -- Не дури, я тебя довезу.
  -- Иди ты... - Дэвид не стал ждать и вышел.
   Схватив ключи от машины, Тим выскочил следом. У подъезда он чуть не сбил с ног Дэвида, задравшего голову на звездное небо.
  -- Как ты думаешь, душа действительно бессмертна? - спросил Дэвид, словно ничего не произошло, - То есть, неужели люди возвращаются на землю в других телах?
  -- Откуда мне знать?! - сердито ответил Тим.
   Тимоти спустился в гараж, вывел машину. Все это время он обдумывал услышанное. Теперь, по крайней мере, все встало на свои места: испорченный день рождения, внезапное бегство Карлоса...
   Дэвид стоял на том же месте. Он сел в машину и тут же закурил, стряхивая пепел в ладонь.
  -- Есть пепельница.
  -- Ну и что?
  -- И все-таки, зачем все это? Зачем ты рассказал мне именно сейчас?
   Дэй медлил с ответом. Он закрыл глаза, взял новую сигарету, потом сказал:
  -- Решил от грехов избавиться, чтобы в Ад не попасть. И потом, ты имеешь право знать, какое дерьмо рядом с тобой. Я же тебе говорил, что не верю в однополую любовь...
  -- Как ты о Карлосе узнал?
  -- Зашел как-то вечером... было поздно, но я открыл дверь своими ключами... Я стоял и смотрел. А потом он сам подошел ко мне на вечеринке, помнишь, у Хэмфри? Сказал, что ему нравится моя музыка, и он тоже пишет песни. Мы договорились встретиться, чтобы я мог посмотреть его материал. Я приехал к нему и... Он спросил, правда ли, что я интересуюсь мужчинами, - Дэвид фыркнул, - мог ли я упустить такой шанс? Потом я дал ему тысячу, чтобы он уехал и не прощался с тобой.
   Дэвид закусил губу и повернулся к Тиму:
  -- Может, ты хочешь мне что-нибудь сказать?
  -- Тогда, ночью после клуба... Ничего не было. Мы приехали ко мне, тебе стало плохо. Я тебя раздел, уложил в постель. Тебя колотило, тогда я еще не знал, что это норма. Я лег рядом и обнял тебя, чтобы согреть, пролежал так всю ночь. Потом ты проснулся и решил, что стал геем. Я не разубеждал тебя, я надеялся, что эта ночь не последняя...
  -- Все используют всех, - сказал Дэвид. Он курил уже третью сигарету. Горстка пепла на его ладони росла, напоминая курган.
   Тим то и дело бросал взгляды на его профиль.
  -- Ну, чувствуешь удовлетворение? Ты ведь сделал то, что хотел?
  -- Честно? - тихо спросил Дэй, - Чувствую пустоту. Как будто в стену уперся, а на ней крупно написано "КОНЕЦ".
  -- Ты ошарашен смертью отца. Как же, жизнь кончилась, земля перестала вращаться вокруг Солнца... Чего ты добиваешься, вороша прошлое? Чтобы боль была бесконечной, тогда и сострадание станет бесконечным? Или ты... Ты что, решил... Ты уже придумал, как именно ты это сделаешь?
   Дэвид не удивился. Он открыл окно и вытряхнул пепел на дорогу:
  -- Да.
  -- А если я скажу, что все, что ты мне рассказал, не изменило моего отношения к тебе?
  -- Это будет ложью, - спокойно ответил Дэвид, - Никто не может простить такое, кроме...
  -- Я могу, - твердо сказал Тим, - Я уже простил.
  -- Вранье, - в его голосе возникло напряжение, - Чего ради? Чем я лучше других?
  -- Для меня лучше. Ты мне нужен.
  -- Замолчи! - отчаянно крикнул Дэвид, - Заткнись!!! Сейчас довезешь меня и убирайся.
  -- Ты ничего не станешь с собой делать.
  -- Да?! И что же меня остановит?!
  -- Ты подумаешь о Томми, - Тим заглушил мотор, повернулся к Дэю, схватив его за куртку, притянул к себе, - Ты представишь себе, что он придет из школы, а Тина скажет ему: "Милый, папы больше нет". Разве ты не знаешь, как это больно? Разве ты не понимаешь, что чувствует сын, потерявший отца?
   Дэвид вырвался и отвернулся к окну, молча глядя в ночную темень.
  
   Тим бросил машину у входа и неотступно следовал за Дэвидом. В гостиной Дэй схватил первую попавшуюся бутылку со спиртным и сделал внушительный глоток.
  -- Лучше я сварю тебе кофе.
  -- Тимми, как же гордость? Или ты собираешься плеснуть мне в лицо кипятком?
  -- Ну чего ты добиваешься? - с ласковой улыбкой спросил Тим, взяв его за плечи и притянув к себе, - Да, я обижен, уязвлен, чувствую себя дураком, но что-то мешает мне уйти. Карлос, какая потеря! Ты же знаешь, у меня таких пачки. Интервью "Сан" - просто детская выходка, месть обиженного ребенка. А визитом в гей-клуб ты наказал не меня, а себя. Ты хотя бы к врачу сходил?
  -- Естественно, - буркнул Дэвид, - И не раз...
  -- А вообще, мы оба вели себя не лучшим образом.
  -- Ты такая же шваль как я, - с горечью констатировал Дэвид, - Трусливый самовлюбленный педик...
  -- Значит, мы тем более не должны отпускать друг друга.
  -- Ладно... - Дэвид стянул с себя свитер и бросил на стул, - Мне надоело и все равно. Но ты ведешь себя... странно.
   Он скинул кроссовки и снова приложился к бутылке.
   Тим смотрел на него и думал: "Вероятно, некоторые люди взрослеют, а некоторые нет. Вот ты не взрослеешь, Питер Пэн хренов. Такой же дурак, как и раньше"
  -- Прекрати так смотреть на меня! - заорал Дэй, - Я захлебнусь! Хватит на меня смотреть! - он размахнулся и бросил бутылку в Тима.
   Бутылка пролетела в нескольких сантиметрах - Дэвид был слишком пьян, чтобы попасть намеренно - и, задев тостер, ударилась о стену. Зазвенели осколки, по кухне разнесся сильный запах виски.
  -- Ну-ка, успокойся! - в мгновение ока Тим подскочил к нему и хлестнул по лицу, - Мне надоели истерики! И не надейся, что я займу место твоего отца, то есть стану унижать тебя и причинять боль! Да, я знаю, что ты поступил отвратительно, но ты запутался! Каждый человек имеет право на ошибку! Я буду разговаривать с тобой, как со взрослым нормальным человеком, и будь добр, веди себя соответственно!!! И я не склонен считать, что ты сволочь, просто ты хотел сиюминутного удовлетворения, и как всегда не подумал о последствиях.
  -- Я сожалею, Тимми, но что сделано, то сделано, - глухо сказал Дэвид, - Пути назад я не вижу.
  -- Ты стремишься от глупости элементарной к глупости совершенной. Перестань, давай остановимся оба.
  -- Звучит очень заманчиво, но как быть с Грэем? Ему ты тоже предложишь остановиться?

75

   Дэвид успокоился, и Тим уложил его спать. Было уже около часа ночи, но сам он спать не мог: Он был напряжен, как мощная сжатая пружина, и, расхаживая по квартире из стороны в сторону, чувствовал, что не может сдерживать себя долго - скоро пружина разожмется, и он сделает что-то безрассудное. Сломает что-нибудь или закричит. "Надо расслабиться, - твердил он себе, - Освободиться от этого бреда и расслабиться". Наконец он не выдержал и выскочил на улицу, в дождь.
   Взял в гараже машину и поехал в тир. В такое время он был, конечно, закрыт, но у Тима была договоренность с владельцем, по которой он мог пользоваться услугами стрелкового клуба в любое время: с его работой не так-то просто посещать регулярные тренировки.
   - Рад вас видеть, мистер Кэмпбелл, - сказал сторож.
   Тим прошел в дальнюю кабинку, надел наушники, прицелился. С тех пор, как он вышел из больницы, от огнестрельных ран остались два круглых шрама, и рука перестала неметь, он стрелял не реже двух раз в неделю. Сначала его посещали мысли о Поле, о том, как он шел ей навстречу с пистолетом Блейка в руке, но эти воспоминания быстро померкли. В сущности, ему никогда не было ее жаль. А от владения оружием, возможно, теперь зависела его жизнь, и он не собирался легко сдаваться маньяку, наемному убийце или кому бы то ни было.
   Несчастный случай с Полой и покушение не изменили, только ожесточили его. Он всаживал пули в далекий белый круг мишени, и думал о безумной исповеди Дэвида. В его рассказ трудно было поверить, но его подтверждали факты: группа "Electricity" действительно погибла в полном составе за последние два месяца. Умерли все, кроме Дэвида, покушение на которого и открыло эту цепь убийств. Но Тим не мог так просто отказаться от веры в здравый смысл. Он мог признать существование маньяка - человека в белых кроссовках, перепачканный кровью, но то, что Крис Грэй как две капли воды похож на Дэвида - это явный перебор, плод расстроенного воображения Дэя.
   Расстреливая последнюю обойму, Тим подумал, всего лишь на миг представил, что рассказ Дэвида - правда. Для полноты картины необходимо было сделать это допущение. Что из него следовало? Что Крис Грэй целенаправленно охотится за людьми, которые дороги Дэвиду. Но при этом он не тронул ни одного из членов его семьи (хотя, возможно, угрожал это сделать). Избирательность Грэя была чисто музыкальной.
   В таком случае, подумал Тим, я могу быть следующим. Никто не защитит нас с Дэвидом от Грэя, потому что никто о нем не знает. У нас нет доказательств, ни одного. Надежда только на нас самих. От Грэя нужно избавиться тем же способом, каким он расправляется с остальными. Надо его...
   - Прекрасные результаты, сэр, - сказал сторож, рассматривая изрешеченную пулями мишень.
   - Спасибо, - ответил Тим, - Я, наверное, приду завтра.
   Да, он прекрасно разложил все по полочкам, но замысел маньяка вряд ли поддается логическому анализу. Лучший способ защиты - оборона. Один раз ему не повезло - Грэй использовал его как пешку в своей игре, на сцене заброшенного дома, но теперь он лучше подготовлен к встрече с ним. В конце концов, если сидеть на месте, можно запросто дождаться своей смерти. А этого Тим не мог допустить.

76

   Был пятый час утра, и на улицах почти не было машин. Тим быстро добрался до пригорода.
   Дом Дэя был похож на замок из сказки о спящей царевне: все в нем было окутано сном, тишиной и полумраком. Более мирную картину трудно было себе представить. Тим подумал, что наверху, в спальне, на широкой кровати лежит Дэвид, исполняя роль сказочной принцессы, которая укололась веретеном и погрузилась в вековой сон. Требовался лишь один поцелуй, чтобы его разбудить, или один громкий хлопок дверью, или сбрасывание на пол. Но Тим не захотел пользоваться традиционными методами, он подошел к проблеме пробуждения комплексно. Взбегая по лестнице, он несколько раз прокричал: "Дэвид, вставай, черт возьми!", рванул дверь спальни так, что она с громким стуком ударилась о стену, и взасос поцеловал Дэвида в шею.
   Дэй лежал, раскинувшись, на животе, и отреагировал на пробуждение совсем не так, как радующаяся избавлению спящая красавица: подпрыгнул, сел на кровати и яростно затряс головой. На его лице быстро сменялись различные эмоции: от испуга и непонимания до злости, когда он сообразил, в чем причина переполоха. Тим смеялся, наблюдая за ним, и он бросил в Кэмпбелла подушку, потом еще одну и выругался такими словами, о существовании которых спящая красавица наверняка даже не догадывалась.
   - Ты что, с ума сошел? Я чуть не умер от страха! Который час? Зачем ты меня разбудил? Я еле заснул...черт, голова раскалывается!
   - Ну-ну, не сердись, - Тим посерьезнел и сел рядом с ним на кровать, - Одевайся. Я пойду на кухню, сварю тебе кофе, и мы поговорим о том, что нас обоих интересует. Хорошо?
   - Еще нет шести, - простонал Дэвид, взяв в руки будильник, - Это дело не может подождать? Ты что, вообще не спал? Где ты был?
   - Это вопрос жизни и смерти, - ответил Тим, - Давай, пошевеливайся.
   - Почему я всегда тебя слушаюсь? - риторически произнес Дэвид и поплелся в душ, обернувшись одеялом и недовольно ворча.
   Когда он появился на кухне, с мокрыми глазами и не вполне прояснившимся взглядом, Тим сразу поставил перед ним полную кружку кофе, такого крепкого, что он казался густым, как смола. Дэвид сделал несколько глотков и зажмурился от удовольствия.
   - Иногда ты ведешь себя так, будто задумал сжить меня со свету, а иногда просто возвращаешь меня к жизни, заботишься, как родная мать. Неспроста это. Ты что, не ложился?
   - Нет, - ответил Тим, - я думал о том, что ты мне рассказал.
   - Ты брал ключи от машины - их нет на месте. Куда-то ездил? - поинтересовался гитарист, одаривая его подозрительным взглядом.
   - Хотел, но потом передумал. Я гулял в саду, на свежем воздухе. Так лучше думается.
   В лучших традициях английской сдержанности, Дэвид приподнял одну бровь, но ничего не сказал. Тим долил ему кофе; сам он пил томатный сок.
   - Ну, и что ты решил? Мне уже собирать вещички? - спросил Дэй.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ты уже зарезервировал мне место в психушке?
   - Не болтай чепухи! Я не думаю, что ты сумасшедший.
   - Ты неоднократно убеждал меня в обратном. Даже угрожал запереть в клинике, помнишь?
   - Угрожал - значит, надо было, - отмахнулся Тим, - Я думал о том, что нам делать дальше.
   - Хотя, это был бы выигрышный ход - вести себя, как помешанный. Ты мог бы организовать рекламную кампанию для раскрутки моего нового имиджа. Неужто с этим, да с парой прованских роз на прорезных башмаках я не получил бы места в труппе актеров, сударь мой?
   - Дэйви, ты ни в чем не виноват, - мягко сказал Тим.
   - Я, кажется, еще не беру на себя все мировые грехи - мне требуется некоторое время, чтобы войти в образ.
   - Ты знаешь, о чем я. Ты не виноват в том, что произошло, ни в одной смерти.
   - А кто же виноват? Господь Бог или теория вероятности?
   - Послушай, я готов признать, что существование Криса Грэя возможно.
   - Какая честь для меня, - скривился Дэвид, отвешивая ему шутовской поклон.
   - По-другому это просто нельзя объяснить. Кто-то совершил все убийства и покушения, кто-то водит за нос Скотланд Ярд, кто-то превратил твою жизнь в кошмар. К тому же, я его видел.
   - Когда? - удивленно спросил Дэвид.
   - Давно. Неважно. Тогда я еще не знал, что он такое...
   - Он похож на меня, как отражение в зеркале; он послушал мои песни и стал убивать близких мне людей - трудно смириться с мыслью, что я не имею к происходящему никакого отношения.
   - Это его психоз, не твой. Он сам себя создал. С таким же успехом он мог свихнуться от песен Мэрилина Мэнсона или Мадонны. Дэйви, ты не первый: убийца Леннона тоже его очень любил. Это нормальное, то есть часто встречающееся явление. У всех музыкантов есть фанаты, которые легко могут переступить грань и стать фанатиками. То, что он на тебя похож, не значит, что он таким родился. Возможно, у него такой же рост и телосложение, а в остальном он - совершенно другой человек. Когда у него поехала крыша, он мог купить парик, сделать пластическую операцию, изучить твою мимику и жесты по видеозаписям концертов и ток-шоу: в общем, прибегнуть к разным трюкам, чтобы стать твоим близнецом. Ты же знаешь, что делают с актерами при помощи одного только грима и освещения!
   Дэвид упрямо покачал головой:
   - Как бы то ни было, я - причина того, что он стал убивать. Я вел себя неправильно.
   - С Грэем?
   - Со всеми. Мне следовало предупредить Дэнниса, следовало дать показания, когда ты меня об этом просил. Может, тогда у меня был шанс взять ситуацию в свои руки, перехитрить его. Я должен был действовать, а не забиваться в угол, в слезах и соплях... Ты, как всегда, был прав. Я виноват в бездействии, которое стоило жизни Дэннису, Стэнли и Полу.
   - Нет смысла упражняться в условном наклонении: как все повернулось бы, сделай я то, а не это. Дэвид, ты не в силах изменить прошлое. Черт, твой отец умер не потому, что ты был плохим сыном, а потому что такова жизнь: ее сценарий от нас не зависит. То, что было, прошло, мы живем в настоящем времени. И я думаю, что мы можем, мы должны бороться с этим ублюдком.
   - С ним невозможно бороться, Тим, неужели ты этого не понимаешь? Он читает все мои мысли, он умеет скрываться, как тень в солнечный полдень, он неуязвим для Скотланд Ярда, а ты говоришь, что мы можем ему противостоять? Что мы можем сделать?
   - Я все продумал. Его нужно остановить, иначе ты всю жизнь вынужден будешь скрываться, и никто из твоих близких не будет в безопасности.
   - Их не так уж много осталось... Что же ты предлагаешь?
   - Выход только один - убить его.
   - Убить Криса Грэя? И это говорит мой законопослушный продюсер?
   - У меня все основания считать, что я стану его следующей мишенью. Я не могу сидеть сложа руки! Если даже в Скотланд Ярде нам поверят, они не смогут обеспечить нам охрану от Грэя - этот псих проникает сквозь щели, как воздух! Я до сих пор вижу, как он убил Конрада - взмахнул руками, и его голова свалилась в траву.
   Дэвид сидел, подперев голову руками. Тиму был знаком этот потухший взгляд: он свидетельствовал о том, что Дэй не намерен ничего предпринимать. Он занял позицию "мне все равно, хоть режьте меня на кусочки".
   - Ты меня слышишь? - резко спросил Тим.
   - Ага.
   - Ты со мной не согласен?
   - Ты все разложил по полочкам, очень логично. В этом тебе равных нет.
   - Черт возьми, я говорил о том, что нужно убить Грэя, пока он до нас не добрался! Что ты об этом думаешь?
   - Как? Как, по-твоему, это можно сделать?
   - У меня пока нет конкретного плана. Ты знаешь, где он живет, он уверен, что ты не способен на активные действия и думает, что ты полностью в его власти. Ты мог бы договориться с ним о встрече, я взял бы пистолет и пришел вместе с тобой...
   - И застрелил бы его?
   - Почему нет? Это была бы необходимая самооборона.
   - Ты глупец, Кэмпбелл, он опередит тебя.
   - А ты трус! Возьми себя в руки! Не делай вид, что ты не имеешь к этому никакого отношения.
   - Я не трус, - прошипел Дэвид, - я реально оцениваю свои возможности - они равны нулю!
   - Чушь, - отрезал Тим, - Грэй не всемогущий. Он такой же человек, как и мы. Правда, сумасшедший, но с недавних пор все мы не в своем уме. Ты должен освободиться от него, вернуться к нормальной жизни. Перестань ныть и впадать в спячку!
   - Да что ты об этом знаешь? - воскликнул Дэвид и рывком встал из-за стола, расплескав кофе по ярко-розовой скатерти, - Обо мне можно снимать передачу "Из жизни проклятых и прокаженных" - все, к чему я прикасаюсь, погибает. Ты представления не имеешь о том, как это - жить и постоянно чувствовать на себе его взгляд. Я делал все, что он хочет, лишь бы он остановился, но ему нравится мучить меня. Сломанные руки были только началом!
   - Его надо остановить, - повторил Тим, - Я помогу тебе.
   - Безумец, - улыбнулся Дэвид, - Ты не можешь идти на такую авантюру. Если тебя арестуют - конец карьере.
   - А если Грэй доберется до меня раньше, чем я до него, - конец моей жизни. Это важнее.
   - Хорошо, - уступил наконец Дэвид, - Я согласен, что его нужно убить. Уничтожить, стереть с лица земли... Но я сделаю это один. Это не твоя война, и я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью.
   - Не смеши меня, какой из тебя убийца? Тебе недостает ни физической подготовки, ни, прости, решительности. Он тебя просто загипнотизирует! Тебе нужно только заманить его в ловушку, я сам с ним покончу.
   - Я его ненавижу и знаю его лучше всех. Я - идеальный убийца Криса Грэя.
   - Нет, - твердо сказал Тим, - Я тебе не позволю.
   - Здесь ты имеешь права мне указывать. Грэй - моя территория.
   - Дэй, не упрямься!
   - Ладно, - сдался Дэвид, - когда я буду готов, я поставлю тебя в известность.
   Тим посмотрел на него подозрительно, но ничего не сказал.
   - Знаешь, - вдруг добавил Дэвид, - Если у нас все получится, я хотел бы продать дом и уехать из Лондона, из страны. Полностью сменить обстановку. Пусть альбом поступает в продажу, концертов все равно не будет.
   - И куда ты хотел бы поехать?
   - Подальше от всей этой шумихи. Мне надо подумать, снова поверить в реальность...
   - Куда? - уточнил Тим, не давая ему сбиться с курса. Он порадовался, что на этот раз Дэй заранее посвятил его в свои планы.
   - Наверное, в Америку. Мне там нравится: огромная страна, там весело и никому нет дела до окружающих.
   - В США?
   - Ну да, - подтвердил он, вспомнив гастрольные поездки в те края, - Какое-нибудь райское местечко, теплое, где никогда не бывает зимы. И рядом - море.
   - Океан, - сказал Тим, - Тихий или Атлантический: Флорида или Калифорния. Могу составить тебе компанию.
   - Правда? Но если мы поедем вместе, как быть со студией, с моим альбомом? Разве ты сможешь бросить все свои дела?
   - А кто сказал, что я их брошу? Помнишь, я помогал Нилу Мерфи? Он раскручивал американских ребят, они играли что-то металлическое, тебе понравилось. В США можно работать, там записываются многие британские музыканты. Студия не пропадет: я найму управляющего, оставлю весь персонал, пусть работают. Буду их контролировать по мере сил. Видишь ли, я все равно не смогу осесть в США - придется летать туда-обратно. Ну, что скажешь?
   - Я не хочу, чтобы из-за меня ты переворачивал вверх дном всю свою жизнь. Я знаю, как долго ты всего добивался.
   - Не хочешь, чтобы мы ехали вместе - так и скажи, - разозлился Тим.
   - Кэмпбелл, ты что, делаешь мне предложение? - расхохотался Дэвид.
   - Да иди ты!..
   Тим отвернулся, глубоко уязвленный.
   - Я и так доставил тебе кучу неприятностей, - сказал Дэвид серьезно, - В Лондоне у тебя налаженный бизнес, друзья, Лора. Ты ее так любишь.
   - Но я же не собираюсь покидать Лондон навсегда. Буду приезжать к Лоре в гости. Она и так нечасто меня видит. И вообще, мы можем жить отдельно, если ты боишься сплетен или не хочешь себя связывать. Я не настаиваю. Просто я за тебя беспокоюсь и предпочел бы, чтобы ты всегда был у меня перед глазами.
   - Ты сделаешь это ради меня - уедешь из Англии?
   - А ты этого не хочешь?
   - Ну что ты на этом зациклился! - с досадой воскликнул Дэвид, - Хорошо, я хочу, чтобы ты поехал со мной, хочу жить вместе!
   - В Лос-Анджелесе, - сказал Тим.
   - Лос-Анджелес - прекрасно! Я буду чертовски рад! Ты доволен?
   Тим хмыкнул что-то неопределенное и вышел за утренней газетой.
  

77

   На следующей неделе Тим редко бывал дома: дел было много, и вести их следовало осторожно, чтобы подготовить почву для отъезда в США. Однажды вечером он разделался с последним из необходимых телефонных звонков, согласовал с Элен список встреч на завтра, поцеловал ее в щеку, с удовольствием коснувшись губами шелковистой кожи, и ушел. Элен осталась в офисе разбирать бумаги. Что и говорить, ему повезло с секретаршей. На выезде из города он позвонил Дэвиду на мобильный:
   - Ты где?
   - Дома, - раздался хриплый голос, - А ты, ковбой?
   - Скоро буду, - ответил Тим и отключился. Ковбой? Раньше он никогда его так не называл.
   Дом был погружен в полумрак, но Дэвид в последнее время прекрасно обходился без света. Владеющий им страх не был страхом темноты.
   - Добрый вечер! - прокричал Тим в гулкой пустоте гостиной. Никто не отозвался, и он взбежал по лестнице на второй этаж, в спальню. Тук, тук, тук. "Дэвид, ты там?"
   Тим толкнул дверь и вошел. В комнате никого не было. Он перешагнул через змеящееся по полу черное шелковое покрывало и внезапно оказался в непроглядной тьме, как будто заснул и проснулся в середине ночи. "Что за черт..." Он выглянул из окна и увидел, что небо полностью закрыла серая с угольными потеками туча. Где-то в глубине ее рыхлого тела вспыхивали лиловые искры молний; поднявшийся ветер устроил дикую пляску среди деревьев в саду.
   "Опять гроза, - подумал Тим, - Как их много в этом году". Почувствовав на затылке чей-то взгляд, он резко обернулся: в дверном проеме темнел высокий силуэт".
   - Дэвид, - выдохнул он, - Ты меня напугал. Где ты был?
   Темная фигура приблизилась к нему, и Тим понял, что произошло нечто... Лицо Дэвида было абсолютно белым, а глаза лихорадочно блестели так, что казалось, будто они светятся в темноте. В голове Тима пронеслась безумная мысль, что Дэвид похож на вампира, и в сгустившемся мраке она не вызвала у него улыбку.
   - Я убил его, - лишенным эмоций голосом сказал Дэвид.
   - Ты уверен? - почему-то шепотом спросил Тим, не силах оторвать взгляд от его лица: оно было удивительно красивым мертвой неподвижной красотой, как мраморное изваяние жестокого бога.
   - Да, - ответил Дэвид и медленно - у Тима крепло ощущение, что все это лишь сон - поцеловал его. Поцелуй был горьким на вкус.
   - Леденцы от кашля, - с улыбкой объяснил он, - Я совсем охрип.
   Началась гроза: сверкнула молния, осветив на мгновение все комнату; мощный раскат грома потряс дом до основания, и крупные градины забарабанили в окно.
   - Как ты это сделал?
   - Застрелил его.
   - Чем? У тебя же нет оружия, - нахмурился Тим.
   - Взял твой пистолет, - небрежно сообщил Дэвид, сел на кровать и стал разуваться.
   - Как?!
   - Заехал к тебе домой и достал его из нижнего ящика тумбочки у кровати.
   - Ты же стрелял два раза в жизни, да и то мимо!
   - С близкого расстояния это не так уж трудно, поверь мне, а мы были очень близки. Я подождал, пока он умер. Грэй вернулся туда, откуда пришел, - в ад, в глубокую черную дыру в земле, из которой отвратительно пахнет, и ему оттуда не выбраться.
   - Дэвид, Боже, что за чушь ты несешь! Расскажи, как все было.
   - Тим, все кончено, я говорю тебе! Ты вообще-то должен быть рад. Не нервничай!
   Тим все еще не мог поверить. Он стоял и молча ждал объяснений.
   - Ну, я пришел к нему домой, часа три назад. Мы долго беседовали, хотя зачем... не стоило. Он любил поговорить. После этого я сделал то, что хотел, - пристрелил его. И чувствую себя теперь значительно лучше.
   - Он не пробовал защищаться?
   - У него был при себе нож, как всегда, но историческое превосходство огнестрельного оружия перед холодным доказано.
   Тим внимательно посмотрел на Дэвида: одежда не порвана, пятен на ней не видно. Похоже, до борьбы дело не дошло, если все, что он говорит - правда.
   - Куда ты дел пистолет?
   - Выбросил.
   - Вот так новость! - чертыхнулся Тим, - Я только что его зарегистрировал. Придется подавать в полицию заявление о пропаже. А тело?
   - Закопал в подвале. Скоро дом снесут, и строители похоронят его под толстым слоем бетона. Никто его там не найдет, - Дэвид расшнуровал кроссовки, скинул их и вытянулся на кровати.
   - Но почему ты пошел туда один? Мы же хотели сделать это вместе.
   - Просто понял: или сейчас, или никогда. Это моя война, Тим, и я выиграл. Победителей не судят.
   - Ты даже не предупредил меня, не могу поверить...
   - Мы свободны. Можешь заказывать билеты в Лос-Анджелес.
   - Мм, я сейчас не могу уехать, надо закончить кое-что.
   - Вот как, ты меня бросаешь? Ладно, закажи билет для меня, а сам прилетай через неделю. Не позже.
   - Дэйв, нам надо все обсудить!
   - Не сейчас. Я чертовски устал, - Дэвид прижал к груди подушку и отвернулся к стене.
   - Хочешь побыть один? Понимаю. Я иду на кухню, займусь ужином. Приготовить на тебя?
   - Не знаю. Как хочешь.
   Тим вышел из спальни, закрыв за собой дверь. В коридоре он постоял немного, чтобы прийти в себя, и услышал или ему показалось, что он услышал звуки, похожие на сдавленные рыдания... или смех.

78

   Дэвид не спустился даже через час, и Тим, решив, что тот спит, и будить его не стоит, поужинал в одиночестве. Ужином это было назвать трудно: вегетарианские наклонности Дэвида заставили его забить холодильник зеленью и фруктами, и Тим мрачно жевал салат, мечтая о большом дымящемся стейке в каком-нибудь французском ресторане. Потом он сварил кофе, которого в доме было предостаточно, и поднялся в "кабинет" Дэвида. Дэвид не любил эту комнату и появлялся там редко. Делал ее Тим по случаю того, что Дэй согласился на телеинтервью в собственном доме, и это был скорее его кабинет: японские гравюры на стенах, малахитовый прибор на аккуратном письменном столе из красного дерева, большое кресло, обтянутое красно-коричневой кожей, шикарный ковер винного цвета на полу - здесь он чувствовал себя по-настоящему уютно.
   Тим сел за стол и стал гонять по полированной поверхности сотовый. Набрал номер Элен, но ее не оказалось дома, сделал еще несколько звонков. Чувство обреченности не проходило. Тим понимал, что как никогда близко подошел к той грани, за которой начинается нервный срыв и на которой постоянно балансировал Дэвид, постоянно впадая в депрессии. Ощущения были незнакомыми и чужими, Тим никогда не позволял себе расслабляться, но на этот раз он не был уверен в собственных силах. Может быть потому, что никогда еще на его совести не висело двойное убийство...
   Он снова позвонил Элен, тот же результат, потом набрал Пат и тут же нажал сброс: не хватало еще втянуть сюда ее! Норман, Марк, нет, похоже, на земле не осталось никого, с кем он мог бы быть откровенен!!!
   О чем стоило по-настоящему задуматься, так это о пистолете. Лучше всего съездить сейчас в этот дом и успеть раньше полиции. Если они найдут тело... Тим вздрогнул: впервые ему пришло в голову, какая неразбериха может начаться, если, приняв одного за другого, полиция решит, что убит Дэвид Дэй...
   Резко вскочив, Тим выскочил из дома, громко хлопнув дверью, чтобы хоть чуть-чуть выпустить пар. Выезжая, он нарочно задел ворота, ничуть не пожалев поцарапанное крыло, и процедил сквозь зубы:
  -- Так тебе, чертов эгоист! У вас, у звезд, все просто: захотел - не пришел на концерт, захотел - взял пистолет и пристрелил кого-нибудь, а продюсер расхлебывай. И спит сном праведника!!!
   Он выжал газ и понесся по пустынному шоссе, однако вскоре вспомнил, что еще вчера разбил фонарь и не успел купить новый. Тим сбавил скорость и сделал резкий поворот, чтобы заехать домой, но тут ему в голову пришло, что не стоило оставлять Дэя одного. Он представил, как Дэвид проснется один в пустом доме и, вспомнив, что произошло, обязательно наделает глупостей. Тим лихорадочно стал набирать его номера: мобильный молчал, а домашний радостно отозвался короткими гудками.
  -- Дьявол! Проклятье! - Тим с размаху ударил ладонью по рулю так, что обиженная машина взвыла клаксоном, а в следующую секунду он уже разворачивался, чтобы ехать назад.
  
   На втором этаже горел свет. Это были два окна студии, с красными жалюзи. Едва открыв дверь, он услышал звуки гитары, это была LB. Гитара заходилась в плаче и надрывных стонах, ее звук был удивительно похож на человеческий голос. Тим прислушался: музыка была живой. Наверху кто-то играл на LB и делал это ничуть не хуже, чем Дэвид "до того как".
   Поднимаясь по лестнице, он слышал, как гитара, забравшись на недосягаемую высоту, смолка, захлебнувшись собственным звуком. Через пару мгновений тишина уступила место переборам акустики, Тим узнал его любимый Artwork. Через пару аккордов к гитаре присоединился голос Дэвида: чистый, потерявший даже намек на ставшую неотъемлемой хрипотцу.
  
   Я слышу шаги за спиной. Ты уходишь...
   Постой, я не успел запомнить какого цвета твои глаза
   Шаги стихли, я один на один с темнотой.
   Я свободен, но что мне делать с этой свободой?
  
   Прости, я причинял тебе боль, сводящую с ума,
   Прости, я часто был глух к твоим просьбам.
   Одиночество заставляет меня поверить в то, что одним выстрелом можно убить двоих.
   Я слишком поздно понял, что моя душа лишь часть твоей...
  
   Думаешь, так трудно уйти, хлопнув дверью?
   Тебе было больно покидать эту планету?
   Но разве я могу собрать свою жизнь из осколков
   Оставшихся мне после тебя?
  
   Скажи, что ждешь меня там, где ты сейчас,
   Скажи, что мы встретимся хотя бы в моих снах.
   Одиночество заставляет меня поверить в то, что одним выстрелом можно убить двоих.
   Я слишком поздно понял, что моя душа лишь часть твоей...
  
   Разорванный мир, холодные прикосновения,
   Черные дыры в моей душе становятся больше.
   Если я уйду завтра, кто вспомнит, какого цвета мои глаза?
   Земля слишком быстро вертится в холодном мерцании звезд...
  
   Любовь больше не может спасти мир.
   Эта боль слишком велика для одного, я обречен на неудачу.
   Одиночество заставляет меня поверить в то, что одним выстрелом можно убить двоих.
   Я слишком поздно понял, что моя душа лишь часть твоей...
  
   Тим стоял и слушал, задержав дыхание, боясь выдать свое присутствие, завороженный песней, полной боли и безысходной тоски. Он чувствовал, как мурашки бегут по спине, как бывало каждый раз, когда он слышал то, что нравилось ему по-настоящему.
   "Как это похоже на тебя", горько произнес он одними губами.
   Внезапно мелодия оборвалась, и Дэвид спросил:
   - Кто здесь?
   Напряжение в голосе выдавало испуг, Тим поспешно шагнул в комнату.
   Она была полна сигаретного дыма. Дэвид сидел на одном из усилителей с гитарой на коленях. Он переоделся в белые просторные брюки и белую майку без рукавов. Уродливый порез не был закрыт повязкой, и Тим против воли уставился на эту линию, напоминавшую контур реки на географической карте.
  -- Ты же знаешь, я не люблю, когда слушают неготовую вещь, - Дэвид нахмурился и закусил губу, - Какой смысл слушать сырой материал, над ним еще работать и работать.
  -- Это написал ты?
  -- Слишком смело. - Дэвид качнулся вперед, - Она звучала у меня в голове, когда я проснулся. Кто-то разбудил меня, я думал, что это ты, но ошибся. И песня уже была, мне осталось лишь спеть.
  -- И сыграть, - с нажимом произнес Тим, пытаясь заставить его объяснить происходящее.
  -- Да, - кивнул Дэвид, выпустил гитару и поднес пальцы к самому лицу, потом улыбнулся Тиму, - Доктор Элмер предупреждал...Возможно, сегодня волшебная ночь, милый.
  -- Как ты меня назвал? - брови Кэмпбелла поползли вверх.
   Дэвид тут же смутился, отвел глаза и обнял себя за плечи:
  -- Я просто сказал "милый". Внезапно захотелось сказать тебе что-нибудь приятное. Вероятно, я становлюсь сентиментальным...
  -- Меня поразила песня. С каждым разом ты все лучше и лучше.
  -- Не думаю, что имею на нее авторские права. Слова несовершенны, это очевидно, а музыка... Она пришла извне.
   Тим снова поймал себя на том, что смотрит на его горло и, чтобы это не слишком бросалось в глаза, стал рассматривать ямочки у ключиц. Дэвид подошел к нему и взял за руку:
  -- Мне больно, Тимми. Я думаю о том, что будет, если ты тоже покинешь меня.
  -- Ты знаешь, что это невозможно.
  -- Ты останешься сегодня? - спросил он, заглянув Тиму в глаза и тут же отведя их, - Дети могли бы приехать к нам на каникулах. Я уже обещал Томми съездить с ним в Диснейлэнд. Это было бы здорово, если бы ты взял Лору.
  -- Подожди, мы сами пока здесь, - Тим улыбнулся и притянул его к себе, почувствовав испарину на его коже.
  -- Пойдем, - Дэвид высвободился, потушил свет и потянул его за собой.
   Они пришли в западную гостевую спальню. Дэвид зажег свечу, стоявшую на столике, и сел на кровать:
  -- Пожалуйста, останься сегодня здесь, мне очень тоскливо.
  -- Хорошо, - Тим сел рядом и поцеловал его в плечо.
  -- Я хочу поговорить с тобой и не знаю, с чего начать. Странно, но мне так тяжело, как будто... Знаешь, странное чувство: как будто я умер и больше никогда не увижу небо. Сожаление и тоска...
  -- Ну не надо, - Тим взял его за подбородок и повернул к себе. Их губы соприкоснулись, и Тим испытал странное ощущение, не похожее ни на что: чувство утраты. Поцелуй был таким родным и знакомым, но кроме того он вызывал болезненные воспоминания, словно так его целовал любимый, исчезнувший много лет назад.
  -- Я решил, что не могу бросить музыку. Ты сам сказал, я совершенствуюсь. Я понимаю, что музыка - единственное, что осталось у меня. Я не должен прекращать. Я не уступал тем, кого люблю: папе, Поле, но должен сдаться тому, кого... должен ненавидеть...Это неправильно, это смешно!
   Тим слушал его с легким удивлением.
  -- Папа не мог меня переубедить. И кто знает, скажи я ему, что брошу все, он прожил бы дольше? Жил бы сейчас?
  -- Сколько раз повторять: не ты виноват...
  -- Скажи, ты будешь моим продюсером? Если я начну что-то новое? Если я решу продолжать? Я был бы счастлив начать заново ВСЕ, но это невозможно...Конечно, я не имею в виду, что стану играть скиффл...
  -- А тебе бы хотелось? - усмехнулся Тим.
  -- Лонни Доннеган справлялся замечательно, я ему не конкурент, - Дэвид хмыкнул, снова заглядывая Тиму в глаза, - и все-таки? Ты станешь заниматься моими делами по-прежнему? Это почти наверняка не принесет тебе много денег. Ты останешься со мною?
  -- К чему ты это начал?
  -- Я тебя люблю и хочу быть рядом... - сказал Дэвид, - Теперь это тяжелее, чем раньше.
   Тим почувствовал, как остановилось его сердце и через мгновение бешено заколотилось в груди.
  -- Я, конечно, никогда до конца не верил, что мужчина может полюбить мужчину, но ты... другое дело. Я по-прежнему не считаю себя геем, но как я могу отказаться от того, что происходит в моем сердце? Я просто люблю тебя.
  -- Боже, я сплю? - потрясенно спросил Кэмпбелл.
  -- Возможно, - засмеялся Дэй и откинулся назад, падая на подушку, - Возможно ты сейчас проснешься на совете акционеров угольной компании, где-нибудь в Висконсине, США, и не будет ни меня, ни этой комнаты. Поцелуй меня...
  
   Проснувшись утром, Тим обнаружил, что лежит одетый на кровати западной гостевой спальни. Дэвида не было.
   Он нашел его в его спальне: Дэвид лежал на боку, прижав колени к животу. Рядом на полу валялись сброшенные кроссовки и черная джинсовая куртка. На Дэвиде были черные джинсы и фиолетовая рубашка с короткими рукавами.
   Ошарашенный и растерянный Тим зашел в студию: абсолютный порядок. Все гитары убраны в чехлы и расставлены по местам, на почетном месте у окна подставка с LB, убранной в кофр. Ни запаха сигаретного дыма, ни окурков, лишь на пульте одинокая пустая пепельница.
   "Привет, ковбой..." - сказал он сам себе и вспомнил, что ночью Дэвид определенно не страдал от болей в горле... И на второй подушке не осталось следа его головы.

79

    Дэвид съездил в Дублин, попрощался с матерью и улетел в Лос-Анджелес. Его дом выставили на продажу, одежду и вещи поделили различные благотворительные фонды, один автомобиль он подарил Одри, жене Дэнниса Стайна, а второй - младшему брату Стэнли Элмера.
   После смерти Дэнниса его семья нуждалась в деньгах, потому что при жизни его коммерческая деятельность сводилась в основном к выплате неустоек различным звукозаписывающим компаниям и устроителям концертов. Бунтарский характер Стайна не позволял ему вписаться в систему капиталистических отношений, а альбомы "Electricity" редко переиздавались. Одри не приняла бы денежную помощь из гордости, но элегантная красная "феррари" Дэвида - совсем другое дело. Именно Дэннис, помешанный на ралли, заставил его купить эту машину, когда они заработали свой первый миллион, и Дэвид на ней почти не ездил: она стояла в гараже как воплощение успеха. Дэвид надеялся, что Одри продаст автомобиль и, благодаря его известности, неплохо на этом заработает. "Мерседес" он отдал Джеффу Элмеру, потому что тосковал по Стенли и чувствовал себя виноватым, всегда.
   Это так походило на дележ наследства умершей рок-звезды, что у Тима невольно мурашки бежали по коже, особенно когда он видел выражение лица Дэя - тот постоянно пребывал в глубоком трансе, как будто действительно закончил свою земную жизнь. Тим надеялся, что калифорнийское солнце расшевелит его и вернет вкус к жизни. В любом случае, им всем требовалось время, чтобы забыть или немного отодвинуть в тень пережитые кошмары.
   У него самого это пока плохо получалось. После отъезда Дэвида он не мог отделаться от мысли о том, что не верит в смерть Грэя. В конце концов он решил вернуться к заброшенному дому и снова попытаться найти там если не Грэя, то хотя бы следы его пребывания или исчезновения с лица земли - Дэвид вряд ли был аккуратен, когда (если?) был там в последний раз.
   Он отправился туда рано утром. В глубине души Тим страстно желал, чтобы это адское место оказалось гладким пустырем, строительной площадкой или карьером - дом давно должны были снести. Однако, остановившись под тем самым вязом, где когда-то стояла машина исчезнувшего Блейка, он увидел, что дом по-прежнему прячется в тени деревьев, и его заколоченные окна, как слепые глаза зомби, безмолвно и зловеще взирают на мир. Он вышел из машины, закурил и медленно направился к главному входу. Дверь была сорвана с петель полицией и валялась недалеко от крыльца, внутри дома было темно и, как он сразу почувствовал, прохладно, как в подвале. Подвал... Грэй, кажется, жил там.
   Как не хочется спускаться... Тим обошел вокруг дома: здесь он упал, провалившись сквозь гнилую ступеньку. В подвал должен быть другой вход. Действительно, он нашел его на заднем дворе, под хорошо сохранившимся навесом.
   - Зачет это тебе нужно?
   - Чтобы избавиться от сомнений.
   - Грэй больше не убивает, не вмешивается в вашу жизнь, что тебя беспокоит?
   - Нужно удостовериться, черт возьми, что Дэвиду не угрожает опасность и что он не сошел с ума... Я никогда не видел этого маньяка.
   - Это повод подумать, не так ли?
   - Иди к черту, кто же тогда устроил эту резню?
   - Это повод подумать... А может, он все еще там, ждет тебя в темноте со своим ножом, и труп Блейка улыбается тебе, а Пола просто хочет до тебя дотронуться - ей ведь нечем улыбнуться или увидеть тебя, у нее нет лица.
   Тим приказал своему внутреннему голосу заткнуться и зашагал вниз по каменным ступенькам, быстро, чтобы не передумать.
   Подвал с этой стороны оказался просторным, с высоким потолком и сухим деревянным полом. Большое помещение: груда зеркальных осколков у стены, рядом куча пепла. Тим разворошил ее и достал несколько уцелевших фрагментов черно-белых и цветных фотографий Дэвида. Он направил луч фонарика на стены: так и есть, когда-то на них висели фотографии и плакаты, теперь от них остались лишь обрывки в тех местах, где они были приклеены к доскам. Кто-то сорвал их все и сжег. Дэвид, кто же еще.
   Грей жил здесь несколько месяцев, и в подвале должны были остаться его личные вещи, доказательства его жизни или смерти. В поисках их Тим пошел дальше. Подвал был запутанным, как лабиринт, и в нем вполне могли водиться минотавры. Кружа по узким коридорам, Тим с размаху ударился обо что-то лбом и отпрыгнул назад, хватаясь за рукоятку пистолета в кармане. Это была просто электрическая лампочка. Она свисала на с потолка на длинном проводе и раскачивалась из стороны в сторону.
   Тим взял ее в руки, чтобы остановить, и на всякий случай вкрутил посильнее - вдруг здесь есть электричество? Его расчет оказался верным: лампочка зажглась неожиданно ярко, и несколько секунд он ничего вокруг не видел. Потом глаза немного привыкли к режущему свету, и он увидел перед собой фигуру человека в черном, с длинным предметом в руке, а рядом с ней еще одну, и еще - нескончаемый ряд людей, похожих на него как две капли воды, впереди, сзади, по бокам. Фонарик выпал из ладони Тима, и он выхватил пистолет, недоуменно озираясь: весь коридор был зеркальным.
   Стены и потолок были выложены прямоугольниками зеркал, создающими эффект бесконечного пространства, кошмарную вселенную, дробящуюся на куски, сначала неотличимые друг от друга, но потом расплывающиеся, теряющие свои очертания, принимающие уродливые, карикатурные формы. Любое движение создавало в этом зеркальном аду невообразимую путаницу, потому что отражалось по-разному со всех сторон. Тим закрыл глаза, чтобы остановить головокружение и до боли в руке сжал рукоятку пистолета.
   Когда он открыл глаза, рядом с ним стоял еще кто-то. Он темнел во всех зеркалах, но на крошечном островке реальности его не было - только отражение, по которому невозможно определить, где он на самом деле находится. Человек был Дэвидом или Крисом Грэем, Тим в точности не знал. Он выглядывал из-за его плеча и молча улыбался. Тим выхватил пистолет из кармана и, держа его в вытянутой руке, повернулся на 180 градусов. Его отражения и отражения двойника Дэвида гримасничали и извивались вокруг.
   - Где ты? - крикнул Тим, - Выходи, сукин сын!
   Зеркала надвигались на него, ярко вспыхивали и мерцали, и из их глубин тянулись полчища новых отражений, повторяющих друг друга бессчетное количество раз. Тим почувствовал, что еще немного - и он потеряет сознание или сойдет с ума. Губы двойника Дэвида зашевелились: он что-то сказал, но так тихо, что Тим ничего не услышал.
   - Где ты, Грэй? - снова крикнул он и выстрелил в зеркало прямо перед собой. Его осыпало градом сверкающих осколков и Тиму показалось, будто вдалеке раздался смех. Он выстрелил еще раз - вперед, в бесконечность зеркального коридора. Оттуда послышался звон разбитого стекла. Грей засмеялся еще громче и повторил то, что Тим не расслышал, не прочитал по движению губ в зеркалах:
   - Я убил его, - говорил двойник, улыбаясь, - Я убил его, и теперь я свободен.
   Все погрузилось во тьму, и Тим проснулся. Он вырвался из кошмара, но сердце все еще бешено колотилось, все тело покрывал липкий пот.
   "Чертова история, проклятый маньяк! Мне самому скоро нужен будет психиатр", - подумал он и снял телефонную трубку, чтобы позвонить Дэвиду в Лос-Анджелес, узнать, все ли у него в порядке.
   Утром наступившего дня он действительно поехал к дому Грэя. Убеждение, что сон в точности повторится, не покидало его ни на минуту, но этого не произошло. Он не нашел другого входа в подвал, не нашел даже дома: на месте жилища Криса Грэя чернело пепелище. Старое деревянное строение сгорело почти полностью, осталась лишь груда обгоревших досок. Недалеко от дороги, напротив вяза, были насыпаны кучи песка и щебенки - признаки того, что застройщики готовятся возвести на пустыре что-то современное из более прочного материала, чем дерево и кирпич.
   Но нет ничего более долговечного, чем страх, и Тим знал, что в его памяти сгоревший дом останется навсегда, даже если он уедет на другую сторону Атлантики.

80

   Лора восприняла известие о том, что папа уезжает, спокойно. В первый момент она обиделась, потом ей стало грустно, а потом она выслушала его объяснения и пообещала ждать, сколько нужно. Она безоговорочно ему верила и привыкла, что видит его регулярно, но нечасто. За день до отлета Тим встретил ее из школы и привез домой.
   - Пап, я хочу проводить тебя в аэропорт. Можно?
   - Конечно, дорогая. Но мой рейс рано утром - в 6:30, а тебе еще нужно будет идти в школу. Выдержишь?
   - Да, не беспокойся! Я посплю в машине и вообще лягу пораньше. Только бы мама согласилась.
   - Думаю, она не будет против. Я с ней поговорю. Завтра я за тобой заеду, а теперь целуй меня и иди делать уроки.
   - Хорошо! - она побежала вверх по ступенькам, взмахивая тоненькими светлыми косичками, и вдруг обернулась, - Ты останешься с нами обедать?
   - Если мама разрешит, - подмигнул ей Тим и отправился искать Патрицию.
   Бывшая жена ждала его в саду, сидя в большом плетеном кресле. Она курила, стряхивая пепел на аккуратно сложенную "Таймс", где уже было несколько окурков, - верный признак того, что Пат нервничает, хорошо знакомый ему со времен супружеской жизни. Он посмотрел на Патрицию через стеклянную дверь и вышел в сад. Подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал в висок и сел рядом.
   - Бросаешь нас? - с горечью осведомилась она, изобразив подобие улыбки, - И, как всегда, я узнаю об этом последняя, когда ты уже купил билеты. Ну что вам с Дэем здесь не жилось? Все-таки Лондон, столица мирового шоу-бизнеса.
   - Пат, солнышко, ты ведешь себя как маленький ребенок, - улыбнулся он в ответ, - Не надо, прошу тебя. Я уезжаю, потому что в данный момент это необходимо.
   - Кому? Лора сейчас в такой возрасте, когда ей нужен отец, а не открытка на Рождество!
   - Во-первых, у нее есть ты и Майкл. Лучших родителей трудно себе представить. Во-вторых, я же объяснил - я уезжаю не навсегда. Несколько лет поработаю в США, буду приезжать в Лондон почти каждый месяц. Разве ты когда-нибудь могла меня упрекнуть в том, что я забыл дочь, не уделяю ей времени?
   - Я бы сказала, уделяешь маловато, - съязвила Патриция, доставая из пачки очередную сигарету. Тим дал ей прикурить от своей зажигалки и бросил ее на стол. От этого разговора у него пропала охота курить.
   - Послушай, Пат, я же чертовски занят. Мне кажется, если бы мы были женаты, Лора видела бы меня еще реже. А так, подстегиваемый чувством вины, я мчусь к ней каждую свободную минуту. Я делаю все, что от меня зависит.
   - Знаю, - перебила его Патриция, - Не обращай внимания, я просто придираюсь. Майкл в командировке, вот ты под руку и попался.
   - Лора для меня - самое дорогое в жизни, - помолчав, сказал Тим, - Я сделаю для нее все, кроме одного - я не могу жить вместе с ней. Мы же говорили об этом столько раз: до, во время и после развода.
   - Я все понимаю. Ты хороший отец, я правда так думаю, - она повернулась к нему, взяла за руку, и Тим увидел, что она улыбается - одними уголками губ, но тепло, по-настоящему. Ее глаза тоже улыбались и подозрительно блестели. Тим снова увидел свою лучшую в мире жену, слишком хорошую для того, чтобы у них что-то получилось. По-крайней мере, у них есть дочь и настоящая дружба.
   - Пат, дорогая, ну что ты? Я всего-навсего лечу в Лос-Анджелес, не плачь.
   - Не знаю, что со мной, - она прижала руки к лицу и нервно рассмеялась, - Мне кажется, я больше никогда тебя не увижу.
   - Глупости. Лора приедет ко мне в гости, и ты, если хочешь. Ну, прощаешь меня?
   - Мы с Лорой будем ждать. Звони нам, хорошо?
   - Хорошо, - ответил Тим и погладил ее по голове, как маленькую девочку. Вероятно, наступил сезон истерик, - Я буду вам звонить, и через месяц приеду, обещаю.
  
   Устроив все дела, Тим улетел в Лос-Анджелес, где его уже две недели ждал Дэвид. Он инкогнито поселился в гостинице и почти не выходил оттуда: загорал на балконе, осматривался. Когда Тим приехал и взял напрокат машину, они смогли заняться поисками постоянного жилья. Скоро Дэвид купил дом в пригороде: скромный двухэтажный особняк из нарядного белого камня, утопающий в зелени, почти в лесу - настолько уединенный, насколько это было возможно в мегаполисе, битком набитом звездами разного профиля и калибра.
   Первое время, пока не притупилась острота ощущений и не захватил ритм новой работы, Тим считал пригород Лос-Анджелеса просто раем земным. В шесть утра, когда солнечный луч, заглянув в окно, открытое ночному прохладному ветру, заставляет проснуться и легко, без сожаления, поднять голову от подушки, можно выйти в сад совершенно голым, не опасаясь окоченеть или сконфузиться под взглядами соседей, и нырнуть в бассейн, а потом, завернувшись в махровое полотенце или накинув халат, натянув шорты или по-прежнему голышом сорвать с дерева тяжелый спелый грейпфрут, выжать из него стакан горького мутного сока и выпить со льдом, неспешными глотками, наслаждаясь пением птиц, запахом цветов и буйством красок. Разве такое возможно в Лондоне, сером пыльном мешке, в Англии, где погода капризна, как больной ребенок?
   В Л.А. Тим стал продюсером нескольких молодых американских групп, играющих рок и похожих друг на друга. Несмотря на опыт и знакомства, работа оказалась энергоемкой, нервной. Он вывозил ребят в Англию, часто пропадал из дома на недели, общался с Дэвидом только по телефону и не знал толком, чем тот занимается в его отсутствие. Поэтому и отдых он старался растянуть: позволял себе дней по 10 отпуска, ездил с Дэвидом в Мексику. Они бездельничали, снимали любительские видеофильмы, даже летали в Перу на частном самолете - посмотреть на пирамиды и величественные древние ландшафты.
   Постепенно прошлое начало отступать, яркие картины новой жизни теснили его, ведь хорошее неизбежно стирает из памяти плохое. Но иногда Тим спрашивал себя, откуда ждать нового удара, а Дэвид, особенно после похорон отца, смотрел на него так, будто хотел задать какой-то вопрос, неприятный и очень важный.

81

   Чернокожий таксист насвистывал старую американскую мелодию. Это раздражало Тима и не давало ему заснуть. Перелет из Нью-Йорка в Лос-Анджелес вымотал его. Добраться домой и лечь спать - больше он ни о чем не мог думать. Надо только постараться не смотреть на монотонный пейзаж за оконном: черные деревья, далекие огни и плывущая в небе луна...
   - Хей, мистер, приехали! - невыносимый таксист потрепал его по плечу, как будто они вместе выпили не одну бутылку виски. Что за фамильярный народ - американцы. Значит, он все-таки задремал.
   Расплатившись, Тим неловко выбрался из автомобиля, подождал, пока водитель, в непонятной веселости скаля белые зубы, достанет из багажника его кожаный чемодан, подхватил его и зашагал к дому. Такси скрылось в темноте, прошумев по гравию, как прибой по галечному пляжу, и на него навалилась густая тропическая тишина.
   Скоро Тим поравнялся с беседкой, над входом в которую висел красный китайский фонарик. С этого места уже можно было увидеть дом, погруженный во тьму. Белые стены не давали ему слиться с окружающим пейзажем, и он маячил впереди, как огромный корабль-призрак. Дэвид, видимо, спал, и в этом не было ничего удивительного, но почему он выключил все внешнее освещение, даже подсветку бассейна? Обычно он не экономил электричество, к тому же, Тим предупредил его о своем возвращении.
   Не успел Тим выругаться про себя, как ему пришлось сделать это вслух: у чемодана вдруг отвалилась ручка, и он с глухим стуком упал в траву. Тим засунул ручку в карман, поднял мокрый от росы чемодан и обхватил его руками, прижав к груди. Придется нести так, хотя на костюме будут пятна. В этот момент он краем глаза уловил движение: человеческая фигура мелькнула справа от беседки. Неожиданно Тим испугался и крепче прижал к себе мокрый чемодан, как будто он мог защитить его в случае нападения. Кто это: наркоманы, фанаты? Обыкновенные воры? После того, что произошло в Лондоне, его сердце было опутано щупальцами страха; они ослабили свою хватку, но не разжимались никогда.
   - Кто там? - громко спросил Тим недовольным голосом спешащего человека, - Кто, черт возьми, там ходит?
   Темнота, разбавленная тусклым красным светом, молчала.
   - Дэвид, лунатик, это тебе не спится?
   Словно откликнувшись на имя, в беседке возник темный силуэт. Оцепенев от страха, Тим вглядывался в него: высокая, худая фигура, опущенная голова с шапкой кудрявых волос, руки сцеплены за спиной, плечи сгорблены, как будто на них давит невыносимый груз.
   - Дэвид, ты, - с облегчением произнес он, ощутив вдруг страшную усталость, - Какого черта ты здесь прячешься?
   Фигура издала чуть слышный стон.
   - Что такое? - забеспокоился Тим, - Тебе плохо?
   - Да, - раздалось в ответ, и человек медленно поднял голову, - Мне так плохо! Все горит, я ничего не вижу, а руки... Они меня не слушаются.
   Света было достаточно, чтобы Тим смог разглядеть, что Дэвид бледен, как лунный свет, пошатывается и дрожит, а глаза его светятся зеленоватым мерцающим светом. Пальцы на его кистях были неестественно вывернуты, с них капало что-то темное, тягучее.
   - Тим, помоги мне, - прошептал он и протянул к нему окровавленные руки, - Ты же любил меня, я знаю. Он не может обмануть тебя, как бы он ни старался. Помоги мне, и мы снова будем вместе. Помоги...
   Нечеловеческим усилием воли Тим стряхнул сковывающий его ужас и отпрянул, уворачиваясь от кошмарных объятий. При этом он поскользнулся на траве и упал, выронив чемодан, больно ударившись головой о ствол дерева. Когда он снова сфокусировал взгляд и сжал кулаки, готовясь отразить удар, видение исчезло. Беседка была пуста. Китайский фонарик мигнул и погас; пьеса закончилась, занавес опущен, сцена снова погрузилась в темноту, превратилась в самое обычное место - ночной сад, частное владение.
   Тим не мог закричать, позвать Дэвида - горло сдавил спазм. Он вскочил на ноги и, забыв про чемодан, побежал к дому по выложенной плитками дорожке. С грохотом ворвался внутрь, пересек холл и распахнул дверь дэвидовой спальни - никого. В панике он бросился на веранду: Дэй спал там, одетый, на матрасе, брошенном прямо на пол. В воздухе стоял густой сладковатый запах марихуаны.
   Тим долго стоял под душем, таким горячим, какой он только он мог вынести, а заснул на рассвете, когда солнце уже заглянуло в дом. В полдень его разбудил сигнал наручных часов, тонкий, как комариный писк, и такой же назойливый. "Вот и хорошо, - подумал Тим, сжимая в ладонях раскалывающуюся от боли голову, - а то проспал бы до вечера". Он почувствовал неприятный холодок при мысли о тропической темноте надвигающейся ночи.
   Дэвид все еще валялся на веранде. Тим, затаив дыхание, склонился над ним и осмотрел с ног до головы: искал знакомые "особые приметы" и с каждой найденной все больше успокаивался, но сомнение, поселившееся в глубине души, не так-то просто было уничтожить.
   Оставив Дэвида, он прошел в ванную, проглотил несколько таблеток аспирина и вернулся на веранду. Там, у края бассейна, стоял мощный музыкальный центр, Дэй притащил его из Англии, из спальни своего бывшего дома. Тим вставил кассету и включил его на полную громкость. Колонки, задрожав, извергли ритмичные звуки бас-гитары, которые придавили бы к земле человека, менее тренированного в музыкальном смысле. Дэвид незамедлительно проснулся и приоткрыл один глаз. Не дожидаясь теплого приветствия, Тим взобрался на вышку и нырнул в бассейн, взметнув россыпи брызг.
   Завтракали они у бассейна, в американском стиле: тосты, кофе, сигареты и грейпфрутовый сок.
   - Новый альбом Мартина Престона, релиз будет через месяц. Нравится? - спросил Тим, кивнув в сторону музыкального центра.
   - Мм, - ободрил Дэвид, - достаточно громко.
   - С ним играл Джон Картер, почти во всех песнях. Это хорошо слышно.
   - Ага, - согласился Дэй. Он не выглядел особенно заинтересованным. У Тима заныло сердце.
   - Почему ты выключил все фонари вчера вечером? Я еле нашел дорогу домой, она оказалась такой же длинной и извилистой, как у "Битлов".
   - Забыл. Прости, - Дэвид простодушно улыбнулся, пожал плечами, - Долго плутал в темноте? Позвонил бы, я бы заказал вертолет с прожектором. Серьезно, я бы мог тебя встретить.
   - Да ничего страшного, я просто удивился.
   - Так надоел искусственный свет... Я курил, смотрел на луну, а потом заснул.
   - О чем думал?
   - Так, о разном. О глобальных вещах.
   - Вроде смысла жизни? - уточнил Тим.
   - Ну да.
  
   Весь день Тим злился на себя и, как безумный, старался вспомнить каждый час их жизни после убийства Грэя: переезд в Лос-Анджелес, настроения Дэвида, его голос, их разговоры, их секс. Ни малейшего повода для беспокойства: Дэвид был полностью... аутентичен. Не может он его "обманывать", ни в чем! Правда, Дэй чуть заторможен, но это последствия психологического шока. Не прикасается к гитаре, потому что болят руки. Но сыграл же он для своего последнего альбома: чуть не ревел от боли, бился в истерике, но не выпускал из рук гитару! К Тиму он прикасался по-прежнему, тело Дэвида было все тем же знакомым телом, в этом Тим не мог обманываться, ведь он знал все его шрамы, родинки, запах кожи. Во всем, что касалось секса, Дэвид вел себя по-прежнему, разве что стал более раскованным, чаще позволял себе получать удовольствие, отдаваясь ему целиком. Они так же вспоминали общих знакомых, множество событий, которые вобрали в себя 8 лет их дружбы, смеялись над старыми шутками и смешными случаями, в студии или на гастролях.
   Тим понял, что превращается в параноика. Следующей ночью он занимался любовью с Дэвидом и постоянно сравнивал ее с сотнями других ночей, которые они проводили вместе до появления маньяка, подчинившего себе их, казалось бы, такой самодостаточный, защищенный от внешнего воздействия мир. Тим оценивал каждое движение, звук, жест, последовательность желаний, составлявшие их секс, такой притягательный для него раньше, что он мог не засыпать до утра и все равно оставаться голодным. Теперь он смотрел на их тела со стороны, с какой-то удаленной точки, фиксировал слова и позы и, уж конечно, не мог получить полноценного удовлетворения.
   "Это наказание, - думал он, лежа без сна на смятой постели, - Все-таки на моих руках убийство, хотя в нем нет моей вины. Меня подставил этот негодяй, Грей, но, кто знает, как запятнана мо карма, как нарушено небесное равновесие?"
   С того времени Тим стал задумчивым и не сразу, но Дэвид заметил его сексуальное охлаждение. Тим знал, что это так, по взглядам, которые тот бросал на него, - сначала удивленным, потом обиженным. В разговорах Дэвид все чаще принимал иронично-упрекающий тон, но ни один из них не решался первым сделать шаг к обсуждению проблемы, которая стала почти осязаемой, как огромный снежный ком, источник холода в вечном калифорнийском лете.
   Если бы у Тима появился другой - это можно было бы преодолеть, а главное - это было бы понятно. Но вопрос взаимного доверия, давшего трещину, был гораздо больше, потому что затрагивал не секс, а то чувство, которое проросло в них и связало так мучительно крепко. Победа над Грэем оказалась призрачной. Тим с ужасом понял, что настанет такой день, когда он скажет Дэвиду, что им надо некоторое время пожить отдельно. Или просто уедет в Лондон - на месяц, два - и окунется в работу, будет каждый день встречать Лору из школы. Он чувствовал: что-то необходимо предпринять, чтобы избавиться от тревожащих мыслей, что-то выяснить, что-то изменить. Привидений он больше не встречал, но иногда видел кошмары. Он забывал их в момент пробуждения, но ощущение ужаса и отчаяния не покидало его весь день.

82

   Однажды он увидел необычную картину: Дэвид сидел за журнальным столиком и что-то сосредоточенно писал на листке бумаги. Множество исписанных листов были разбросаны по столу, некоторые упали на пол. Лицо Дэвида выражало муки творчества: брови хмурились, губы сжались в тонкую упрямую линию. Так было раньше, когда он не мог найти нужную рифму или подобрать тональность, но Дэвид уже давно не сочинял музыку. Так неужели он сейчас придумывает новую песню? Затаив дыхание, Тим подошел поближе и понял, что его догадка неверна: на бумаге были формулы и схемы, в глазах рябило от обилия латинских букв, длинных цифр и математических знаков.
   - Что это? - спросил Тим, присаживаясь рядом, - Я думал, ты записываешь музыку или стихи.
   - Нет, со стихами покончено, я слишком много из-за них перенес, - усмехнулся Дэвид, любовно поглаживая листы рукой, - Это кое-какие расчеты к моим тезисам.
   - Тезисам? - удивился Тим, - Но ты же забросил их 10 лет назад! Ты всегда говорил, что быть ученым - не твое призвание.
   - Ну, пойти в аспирантуру - это еще не академическая карьера. К тому же, что мне остается? Играть я не могу, за последние два месяца я не придумал ни одной музыкальной фразы. Моя муза похоронена вместе с Дэннисом, со Стэнли, с Полом... Ты постоянно где-то пропадаешь, друзей у меня нет, да я и не хочу никого видеть. Мне нужно чем-то заняться, иначе я сойду с ума.
   - Извини, - сказал Тим, - Это немного неожиданно, но я ничего не имею против. Я даже рад. Могу я чем-то помочь?
   - Если поймешь хотя бы одну строчку, - рассмеялся Дэвид, - я сделаю тебя свом ассистентом.
   - Я имел в виду, может, книги надо взять в библиотеке...
   - У меня все есть, я заказываю по каталогу в Интернете.
   Позже он действительно закончил тезисы и отправил их в университет по электронной почте.
   - Не знаю, примут ли их, - признался Дэвид, - У меня ведь даже нет научного руководителя, и тема не очень распространенная.
  

83

   - Ты опять ушел от меня ночью, - сказал Дэвид за завтраком и со значением посмотрел на Тима.
   - В спальне было жарко, я спустился и лег на веранде - там хотя бы ветерок, - рассеянно ответил он, перелистывая газету.
   - Ты не спишь со мной с тех пор, как вернулся из Лондона, а любовью мы занимались всего два раза, - продолжал Дэвид.
   - С каких это пор ты стал считать? - улыбнулся Тим, приподняв голову от газеты, - Я устаю, ты же знаешь.
   - Знаю, - подтвердил Дэвид, - Ты до поздней ночи сидишь за компьютером или уезжаешь в ЛА на вечеринки.
   - Это не вечеринки, а деловые встречи, и я всегда зову тебя с собой. Ты почему такой агрессивный? Не выспался?
   - Да, не выспался, - пробурчал Дэвид, - Когда тебя нет рядом, я всегда плохо сплю. Холодно, руку не на кого положить.
   - Значит, используешь меня как грелку? Хочешь, подарю тебе электрическое одеяло? Хотя ты все равно одеяло скидываешь.
   Но Дэвид не желал успокаиваться.
   - Ты больше не смотришь на меня. Раньше ты всегда смотрел на меня так, что я физически ощущал твое присутствие. Думаешь, я ничего не замечаю? Завел себе нового постоянного дружка?
   Тим отложил газету и спокойно встретил взгляд Дэвида.:
   - Глупости, и ты это прекрасно знаешь. У меня едва хватает времени на тебя и на семью в Англии. Дэйви, дорогой, не могу же я разорваться. Брось, мы же никогда не выясняли отношений, к чему это?
   - Я просто хочу поговорить о том, что для нас обоих важно, - твердо сказал Дэвид.
   - В восемь часов утра? - сердито осведомился Тим.
   - Я перестал быть тебе интересен, потому что больше не пишу музыку, не записываю прибыльные альбомы, не езжу на гастроли? - не унимался он, - Я купил этот дом для нас, но тебе здесь скучно. Ты больше не хочешь быть со мной, Тим?
   - Ради тебя я уехал из Лондона, бросил дочь и студию, изменил всю свою жизнь, - не выдержал Тим, - В чем ты меня упрекаешь? Ты всегда любил быть один, и я старался тебе не мешать, пойми теперь и ты меня: я работаю в сумасшедшем ритме и не могу каждую ночь кувыркаться с тобою в постели, как раньше. Сейчас все по-другому.
   - Об этом я и говорю, - мрачно согласился Дэвид, - Наши отношения изменились, а ты не хочешь это признавать.
   - Да, черт возьми, ты прав! - взорвался Тим, Что-то не так, что-то между нами происходит или, наоборот, перестало происходить! Но не только я, ты тоже изменился. Дело не в том, что ты перестал заниматься музыкой. Я не могу объяснить, но ты ведешь себя по-другому. По крайней мере, я-то знаю, что тебе пришлось пережить, как тебе трудно начать жизнь заново, и пытаюсь тебя поддержать, не пристаю с дурацкими вопросами!
   Тим встал, снял пиджак со спинки стула и взял кейс.
   - Все, я уже опаздываю. Я тебе позвоню, и, если ты к тому моменту успокоишься, мы куда-нибудь сходим, хорошо?
   Дэвид не смотрел в его сторону, и он, подождав секунду-другую, вышел.
   Дэвид остался один на залитой солнцем террасе. В задумчивости он согнул ногу и уперся ею в стол, покачиваясь на плетеном стуле. Прямо перед собой он видел свое отражение в стеклянной раздвижной двери, бледное, но четкое. Он слегка улыбнулся ему бескровными губами и приподнял в приветствии кофейную чашку.

84

   "Слабовольный идиот, сентиментальный тюфяк, тряпка, - ругал себя Тим, поднимаясь по лестнице, - Даже сидя дома он умудряется сидеть у тебя на шее, а ты и рад, что он притворяется, что ему не все равно! Это старо как мир".
   Он провел одну из запланированных встреч в ускоренном темпе, а другие отложил и поехал обратно, в их загородный дом. Он почему-то волновался за Дэвида. В последнее время странное напряжение витало в воздухе, как озон во время грозы. Тим ясно чувствовал, что они не создали его своими вялыми ссорами: оно проникло на виллу извне, как будто неведомая сила снова пыталась вмешаться в их жизнь. В Лондоне это был Кристофер Грэй, что ждет их в солнечной Калифорнии? Более жизнерадостный маньяк, похожий, для разнообразия, на него самого как две капли воды?
   Бред, но он все же вернулся домой - трюк Дэвида, как всегда, отлично сработал. Неожиданная мысль промелькнула в голове, и Тим проклял свой аналитический ум и логику как науку. Ключ к собственному поведению надо искать в словах "давно, раньше, прежде". Хочет ли он, чтобы их отношения вернулись на круги своя? Именно круги - бесконечные, выматывающие и восхитительные... иногда.
   Если бы Дэвид спросил его сейчас об этом, Тим, не задумываясь, ответил бы твердым "Нет". Откровенность вообще была ему несвойственна, а в разговорах с Дэвидом она могла быть даже опасна: Дэй злопамятен, как сиамский кот. Но если спросить себя и себе же откровенно ответить: хочешь вернуться к старому образу жизни?
   Это невозможно. Нельзя скучать по человеку, который находится рядом; нельзя поймать улетевшие мгновения, преобразовать прошлое в настоящее. Все изменилось; Дэвид безвозвратно стал другим - он не пишет музыку, не вскакивает ночью, как сумасшедший, чтобы записать стихи или мелодию. Словно душа его отлетела, а телу нечем заняться, и оно бесцельно бродит и развоплощается на глазах. "Я должен ему помочь. Вместо того, чтобы убегать, я должен его выслушать. Привезти в ЛА, найти ему работу. Заставить его работать, как раньше. К черту безопасность, риск все же лучше, чем такое существование".
   Он остановился перед дверь дэвидовой спальни и, как всегда, прислушался, прежде чем постучаться и войти. Эта привычка осталась у него с тех времен, когда Дэвид сочинял песни, и любое неожиданное вторжение могло нарушить творческий процесс. Вдруг до него долетел раздраженный голос Дэя с незнакомыми визгливыми нотками:
   - Не смей больше этого делать! Если будешь разгуливать, пока я сплю, мне придется принять меры. Он тебя не слышит, глупец, только со мной ты можешь общаться.
   Ему что-то ответил очень знакомый тихий голос. Тим опустил руку, которой хотел постучать в дверь.
   - Два месяца, три, год - какая разница! Ты хочешь знать, сколько ему осталось? Я сам не знаю, что сделаю и с кем. Это как вдохновение - может прийти в любую минуту и полностью подчинить себе. Тебе это знакомо. Тогда идешь вперед и не видишь ничего, кроме единственной цели... Конечно, это не освобождает от необходимости действовать с умом. Я все делаю по плану.
   "Что-то не похоже на Дэя. - озадаченно подумал Тим и подошел поближе, чтобы разобрать тихий ответ невидимого собеседника.
   - Позволь мне писать песни, - произнес второй голос, покорный и отчаявшийся, и Тим мог бы поклясться, что он тоже принадлежит Дэвиду. Те же интонации, тот же тембр: разговор вели два одинаковых, но, в то же время, различных голоса, как будто один человек, способный путешествовать по времени, беседовал с самим собой, находящимся в другом временном отрезке.
   "Что за чертовщина! Неужели он кого-то сюда приволок? Или, еще хуже, сам с собой разговаривает?"
   - Узнаю тебя - за песни душу продашь, - хрипло рассмеялся первый, - Нет, с музыкой мы завязали. Ты уже написал свой лучший альбом, и не забывай, благодаря кому это стало возможно!
   - Написал... Продано всего 45 тысяч копий.
   - А знаешь почему? Потому что ты не сыграл свой материал, потому что на телевидении и на живых концертах не мелькала твоя смазливая мордашка, ты не объяснял репортерам на пресс-конференциях, в чем смысл каждой песни, не давал автографы сексуально озабоченным подросткам, не получал призы на церемониях и не участвовал в оргиях после вручений! Знаешь, в чем проблема? Твоя музыка, как таковая, в отрыве от образа Дэвида Дэя, печального трубадура, современного Пьеро, никого не интересует. Чем она лучше, тем меньше у тебя поклонников. Чтобы быть популярным, надо попасть в мэйнстрим, а твой последний альбом - настоящая вещь; толпе, большинству он не нужен. Но он останется и тогда, когда о тебе забудут и вымрет поколение твоих фанатов, - голос умолк, его обладатель переводил дух после эмоциональной тирады. Когда он снова заговорил, истерические нотки исчезли, в голосе была лишь твердость с оттенком скрытого злорадства, спокойная уверенность в собственной власти, - Будь за это благодарен и не беспокой меня больше.
   Тим лихорадочно решал, что делать. "Он говорит сам с собой, это ясно. Зеллер был прав. Верные симптомы шизофрении, хотя, может, простое нервное расстройство? Интересно, какая она - его вторая личность? Так или иначе, решить может только специалист. Надо отвезти его к врачу и срочно найти ему работу, завалить музыкой, пусть займется знакомым делом, от которого никогда не мог отказаться. Черт, но отказывался же он легко последние два месяца! Он болен".
   - Если так, если все это безнадежно, пусть это кончится, слышишь! Пусть закончится мое существование, я не хочу так жить!
   - Ну, нет, - мстительно ответил первый голос, - Мы неразделимы, как сиамские близнецы. По сути, Дэвид, мы - одно. Мне будет без тебя скучно. Я думал, что смогу полностью тебя заменить, но ошибался. Сейчас я даже рад. Всегда есть с кем поговорить, я никогда не остаюсь в одиночестве, а раньше оно меня порядком донимало. Плохо быть не таким, как все, уж ты-то это знаешь.
   Тим слишком навалился на дверь, и она, приоткрывшись на дюйм, негромко скрипнула. Мгновение - она распахнулась, и он столкнулся лицом к лицу с тем, кто стоял на пороге. В комнате был один человек - Тим ясно это видел, видел всю залитую солнечным светом спальню и большое зеркало, придвинутое к кровати. Прямо перед ним стоял Дэвид с перекошенным от напряжения лицом, блестящими на лбу бисеринками пота и улыбкой, в которую сложились тонкие бескровные губы. Улыбка не сулила ничего хорошего.
   "Да, я подслушивал, но я не нарочно... Не помню, когда это у Дэйва глаза стали тусклыми и черными, как угольный шлак?"
   - Дэвид? - прошептал Тим, потеряв вдруг все до одного ориентиры в этом мире.
   Ответом ему было молчание.
   - Дэвид? - прошептал он снова. - Крис?
  
  
  
  
  
  
  
   112
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"