Арсений Сырков с нетерпением ждал дня паспортизации.
Ведь без заветного паспорта гражданина России он был простым пятнадцатилетним недогражданином, который не может ни поступить в университет, ни устроиться на нормальную работу в Ё-бурге. А значит, можно было на всю жизнь застрять в провинциальном гетто его родного Новокукуевска. И медленно спиваться, тупо пялясь в экран - как его отец.
- Учиться надо, сынок. Иначе всю жизнь просерешь зря, - доходчиво пояснял отец, изредка отрываясь от телевизора и обдавая Сеню густым шлейфом перегара. Мутные отцовские глаза иллюстрировали эту нехитрую мысль как нельзя лучше.
Отец Арсения, Василий Арсеньевич, работал охранником на заводе по производству энергосберегающих нанолампочек в Ё-бурге. И люто, бешено ненавидел правительство и лично Национального Лидера. Причину такой ненависти Сеня никогда до конца не понимал. Уяснил лишь, что "все они там ворюги и пидорасы, сынок".
- А что, нормальных людей там вообще нет? - спросил однажды любознательный Арсений, выбрав момент, когда отец был более - менее трезв.
- Эх, сынок, да что ты о жизни знаешь, - тяжко вздохнул Василий Арсеньевич. И разразился отборным трехэтажным матом.
Постепенно отцовская неприязнь к власти передалась и Сене. Однажды его даже вызвали к директору за написанную в сочинении фразу: "Народ в России хороший, годный, но слишком доверчивый и терпеливый. Терпит кровососов на своей шее из Кремля, как последний лох - терпила". Эту фразу любил повторять его отец, когда смотрел вечерние новости. А по ночам Сеня с одноклассником Мишкой бродили по мрачным пустынным улицам Новокукуевска и расписывали стены унылых безликих пятиэтажек краской из баллончиков, изображая самого Национального Лидера совокупляющимся с разными животными - собаками, медведями и даже козлами. Неизвестных художников усиленно искал участковый Семушкин - но безуспешно.
- Сволочи, найду - убью на хер, - ругался он, нервно хватаясь за кобуру. Сеня с Мишкой тихо хихикали за его широкой спиной в голубой форменной рубашке, наслаждаясь преимуществом анонимности.
...Накануне шестнадцатилетия Сеня с Мишкой сидели у подъезда, взгромоздившись на сиденье скамейки с ногами - как и положено реальным пацанам - и пили дешевое горькое пиво "Путинка Голд" под неодобрительными взглядами проходящих соседей.
- Слыхал, паспорты на чипы скоро менять будут, - как бы невзначай сказал Мишка, солидно отхлебывая из горла. Он был почти на год старше Сени и потому вел в их безбашенном дуэте.
- Да ну нах, - ответил Сеня и не менее солидно - как ему показалось - сплюнул на сиденье скамейки. - А че за чип?
- Такой маленькая электронная хреновина, размером с горошину, - авторитетно пояснил Мишка. - Вживляют в шею шприцом. А когда тебя надо опознать - проводят по затылку сканером. И все твои данные выводятся на комп.
- Хуясе, - искренне восхитился Сеня. - Это мы че, типа киборги будем?
- Хуиборги, - осклабился Мишка. - Это для нас они чудеса в решете. А в Москва-сити, говорят, такие чипы уже года два как дают. Причем всем, даже приезжим. Прямо в зоне погранконтроля. Хуяк шприцом - и ты уже зачипованный.
- Да ну нах, - нахмурился Сеня, у которого двоюродный дядя, офицер - пограничник охранял необъятную российско - казахстанскую границу. - Какой в жопу погранконтроль? Это же того... не граница.
- А вот такой, - усмехнулся Мишка. - Москва не резиновая, а народу туда валит немеряно. Вот и отсеивают как могут. Говорят, даже разнарядку ввели - не больше пятидесяти тыщ понаехавших в год. Чурок тех так ваще сразу заворачивают. Ибо нехуй.
- Ну, дела, - изумился Сеня. И слегка затосковал. В его планах все уже было четко расписано. После школы - учеба на программиста в Е-бурге, затем - престижная работа в Москва-сити. В мечтах он видел себя менеджером крупной госкорпорации - желательно занимающейся нанотехнологиями. Что такое нанотехнологии, Сеня толком не знал. Но слышал, что при удачном раскладе под это дело дают немеряно денег.
- А ты будешь получать российское гражданство? - спросил Сеня, умело цыкнув зубом.
- А нах оно мне сдалось? - лениво ответил Мишка, закуривая сигарету. - Без него вполне прожить можно. Когда ты становишься гражданином - ты как бы нагибаешься под государство. А я хочу вольным человеком жить. И никому не сосать.
- А я, что ли, сосать кому собрался? - разозлился Сеня. - Я просто хочу из дыры этой выбраться, понял? Просто не хочу тут гнить заживо.
- Ну и выбирайся, - меланхолично пожал плечами Мишка. - Кто ж тебе мешает? Главное - чтобы сам потом не пожалел.
- Не пожалею, - буркнул Сеня, успокаиваясь. - Ладно, пойдем этого пидораса еще нарисуем, что ли. А то участковый небось совсем заскучал...
И они снова пошли на дело - украшать стены окрестных домов похабными изображениями Национального Лидера.
А тем же вечером Сеня случайно подслушал спор между матерью и отцом на кухне. Оба родителя были взвинчены и сильно ругались.
- Не нужно ему это гражданство! - кричал отец, периодически стуча стаканом по столу. - Пусть идет на завод вкалывать, там и без гражданства берут! Я не хочу, чтоб мой родной сын стал одним из этих лощеных пидорасов в костюмчике!
- Вася, что ты такое говоришь? - театрально восклицала мать, и Сене казалось, что он слышит хруст заламываемых пальцев. - Ребенок должен иметь будущее! А тут его нет и быть не может! Ты хочешь, чтобы он прожил, как ты? Таким же бесправным недогражданином?!
- А что, плохо прожил?! - ревел отец. - Ну давай, скажи опять, что зря за меня замуж вышла!
- Я тебя за язык не тянула! - кричала мать. - И вообще, хватит пить! Лучше бы денег в дом принес! Мяса не на что купить!
- Иди задницей на улице поторгуй, может чего и наторгуешь, - зло буркнул отец. Послышался хлесткий звук пощечины, и тут же - возня за дверью, сопровождаемая грохотом бьющейся посуды. Сеня сжался под одеялом и заткнул уши. Ему было страшновато и неприятно. Но он уже привык к внутрисемейным разборкам. И знал, что в такие минуты лучшее - держаться от их эпицентра подальше.
Раздираемый тревожными сомнениями, Сеня забылся коротким тревожным сном. И приснился ему кошмар - как заводят его в ослепительно белый кабинет без окон, и посередине его - зубоврачебное кресло. И приветливый доктор с плакатным лицом рабочего нефтепрома объясняет, что с плохими зубами ему не могут дать гражданство. И бережно усаживает его в кресло, и крепко - накрепко прикручивает кожаными ремнями, и специальные зажимы широко открывают Сене рот. И ослепительный белый свет из лампы бьет по глазам, а кошмарно жужжащая игла все приближается, приближается...
Сеня проснулся от собственного крика.
Наступил день рождения. Родители с утра деликатно постучались в детскую и поздравили его с днем рождения, подарив дешевые зимние ботинки китайского пошива.
- Спасибо, - хмуро поблагодарил Арсений. В глубине души он надеялся на новый коммуникатор - его старенький смартфон доживал последние недели. Но чуда не произошло.
Позавтракав бутербродами, Сеня с отцом поехал на рейсовом автобусе в Екатеринбург. День был чудесный - стоял мороз и солнце, и настроение у Сени было воодушевленное. На сером горизонте его унылой однообразной судьбы явственно замаячил белый парус перемен. Отец почему-то был мрачен, и за всю поездку не проронил ни слова. Лишь периодически тяжело вздыхал и укоризненно косился на Арсения.
- Пап, а мне могут не дать гражданство? - спросил Сеня, когда они вышли на своей остановке - у сверкающей стеклами серой громадины управления Министерства госбезопасности по Екатеринбургской области, где недограждане получали заветный статус гражданина Российской Федерации.
- Они все могут, - невнятно сказал отец, кивнув на зеркально - бетонный колосс, грозно возвышающийся над старыми постройками. - Пошли, гражданин, ептыть...
Перед входом в здание выстроилась внушительная очередь - около сотни человек. По старой доброй традиции заявки на гражданство принимались раз в неделю. С каждым кандидатом в граждане проводилось индивидуальное собеседование в закрытом кабинете, длящееся как минимум полчаса. В общем, причины уныния на лицах недограждан нетрудно было понять.
- Околеем тут, пока своей очереди дождемся, - обронил отец и зло сплюнул на притоптанный грязный снег.
- Да вроде они сегодня до последнего человека работают, - робко вставил худолицый мужчина в смешной шапке - петушке, неловко переминаясь с ноги на ногу.
- О, да, - язвительно сказал Василий Арсеньевич. - Они всегда до последнего человека работают... Трудяги, хули...
Мужчина в петушке ничего не ответил - лишь боязливо отвернулся.
Очередь ползла медленно - не больше десятка человек в час. Как обычно, в начало очереди подходили все новые кандидаты в граждане, с пеной у рта утверждавшие, что "они тут стояли". Сеня отчаянно мерз в ноги, мочевой пузырь разрывался. Приходилось периодически бегать в ближайшую забегаловку, отстегивая каждый раз по полтиннику. Василий Арсеньевич тихо матерился и демонстративно плевал в сторону здания МГБ. Воровато оглядываясь, мерзнущие в очереди недограждане рассказывали друг другу о новых чипах гражданина, вживляемых в шею, и об ужасных способах их вживления без наркоза. Слушая их, Сеня старался сохранять невозмутимость. Но ощущал, как холод неумолимо сжимает его внутренности ледяным кулаком.
Время от времени мимо страждущих гражданства проходили сотрудники госбезопасности - неприметные молодые люди в длиннополых черных пальто, смутно похожие друг на друга, как однояйцовые братья. Глядя на них, Арсений испытывал жгучую зависть. Чекисты всегда считались элитной кастой, и попасть туда на работу можно было разве что по большому блату. Один из спецслужбистов мимоходом царапнул его пронизывающим взглядом, и Сеня ощутил позыв к опорожнению кишечника.
Наконец спустя пять часов ожидания настала очередь Арсения.
- Ни пуха, сынок, - грустно сказал отец. Крепко стиснул сына, прижавшись небритой щекой, отстранился. Где-то на глубине его красных с прожилками глазах плескалась вселенская печаль.
- К черту, папа, - бодро ответил Сеня, и с достоинством поднялся по ступенькам, миновав крупнотелого каменнолицего охранника в черном полушубке, с коротким автоматом на шее. Тяжелые стеклянные двери неохотно разъехались, камера над входом равнодушно мигнула красным глазком.
Холл управления встретил его теплым уютным сумраком. Стройным рядком стояли пальмы в кадках. У рамки металлоискателя возвышались двое коротко стриженых мордоворотов в черной брюках и серых форменных рубашках. Их одинаково свирепые лица внушали уважение на грани первобытного страха. Из открытых кобур на боку по-ковбойски торчали рифленые рукояти модернизированных "грачей".
- Раздевайся, - рявкнул один из них Сене.
- Полностью? - пролепетал Арсений.
- Догола, бля! - второй как бы невзначай коснулся пистолета. Сеня понял, что лучше не переспрашивать. И предельно быстро разделся - как опытный солдат - первогодок.
Охранник с отвращением на квадратном лице осмотрел его перештопанную одежду. И швырнул Сене застиранные семейные трусы, брезгливо подцепив их квадратным носком начищенной туфли.
- Шестьдесят шестой кабинет, - процедил он, коротко мотнув стриженой головой в сторону обитого белым пластиком коридора.
- А... остальное? - Сеня судорожно сглотнул и кивнул на гору валяющейся на полу одежды.
- Оденешься, бля, когда скажут! - заорал его товарищ, нервно теребя кобуру. Арсений кивнул, поспешно натянул трусы и легкой трусцой устремился по коридору.
Судорожно сглотнув, Арсений двинулся медленным шагом на негнущихся ногах. Мочевой пузырь буквально разрывался от желания опорожниться.
"Сейчас бы в туалет..." - промелькнула в его голове тоскливая мысль. И тут же ее отбросил. Неровен час, еще в террористы запишут. И замочат прямиком в сортире.
Вот и нужный кабинет. Таблички с фамилиями и должностями на ней не было. Только тускло блестящая потертая цифра "66".
"Еще бы одну "шестерку" - и прямо кабинет Сатаны", - подумал Сеня. И тут же испугался собственной мысли. О техническом вооружении МГБ ходили легенды. Ходил слух и про чудо - прибор, позволявший читать самые затаенные мысли - независимо от толщины черепа их владельца.
Поколебавшись пару секунд, Сеня робко постучался.
- Войдите, - услышал он странно безликий голос - словно он принадлежал роботу.
Пару раз глубоко вдохнув - выдохнув, Арсений открыл дверь и шагнул вперед, ощущая себя прыгуном со стометрового водопада.
По его глазам резанула белизна - еще более ослепительная, чем была в коридоре. Проморгавшись, Сеня увидел абсолютно белые стены без единого окна, наводившие на тревожные ассоциации с палатой в психушке. Один белый пластиковый столик, пара таких же стульев. И странный прибор в углу, сильно смахивающий на зубоврачебное кресло. При взгляде на него бешено колотящееся сердце Арсения плюхнулось куда-то в область промежности, а спина покрылась мерзким липким потом.
Все было почти в точности как в его жутком сне. Вот только приветливого доктора с плакатным лицом тут не было.
За столиком, вытянув длинные нервные пальцы, сидел молодой человек в темном костюме, с худым бледным лицом и огромными черными глазами, похожими на вырезанные в простыне дыры. Перед ним призрачным прямоугольником висел небольшой голографический экран, испещренный плывущим мелким текстом. Глянув в пустые глаза и на худые пальцы, Арсений почему-то подумал, что из этих чистых цепких рук еще никто не вырывался.
- Недогражданин Сырков Арсений Васильевич, две тысяча тридцать третьего года рождения? - осведомился молодой человек, холодно глянув на Сеню сквозь голоэкран.
- Д-да, - выдавил Сеня, чувствуя, как его начинает подташнивать от страха.
- Капитан Чекатилов Сергей Викторович, - чекист кивком указал на стул. Присаживайтесь. Я займусь вашей паспортизацией. Сейчас посмотрим, что вы за фрукт... - и, ткнув пальцем какие-то иконки на экране, углубился в чтение.
Подломившись в коленях, Сеня неловко упал на стул, стукнувшись костлявым седалищем о жесткий пластик. Он слышал, что паспортизация - обычная процедура. Проверяют твою биографию, твоих родных, читают заведенное в школе личное дело. Вроде бояться нечего. Но Сене было все равно страшно. Почему-то он ощущал исходящие от молодого следователя незримые рентгеновские лучи. Сене казалось, что они проникают под его черепную коробку и насквозь просвечивают его нелояльные к властям мысли.
- Та-а-ак... - невнятно протянул молодой человек. Он откинулся на спинку стула, испытующе посмотрел на Сеню и нехорошо побарабанил пальцами по столу. - Значит, любим на стенах рисовать... Приводы в милицию имеются?
- Н-нет, - Сеня вдруг ощутил, как у него во рту стало совсем сухо, как в пустыне Сахаре, о которой он смутно помнил из урока географии. - Да я и не рисовал никогда... на стенах. С чего вы взяли?
- Сейчас узнаешь, - улыбнулся одними губами капитан Чекатилов, и от этой змеиной улыбки у Сени заныло в желудке. Он ткнул иконку в углу голоэкрана. Экран угрожающе замерцал, вспыхнул белым, почернел - и Сеня увидел себя - стоящего у стены дома и тревожно озирающегося по сторонам. За его спиной Мишка дорисовывал Национального Лидера в кимоно, сующего свой натуралистично изображенный орган под хвост козлу с выпученными глазами. Несмотря на сумерки, качество съемки было почти художественным, и можно было разглядеть даже надпись "Mandana" на дешевой китайской кепке Сени.
- Человек, похожий на недогражданина Арсения Сыркова. Не так ли? - следователь выключил голоэкран и с мертвящей улыбкой посмотрел на белого как снег Сеню. Его большие черные глаза, казалось, стали еще больше, и теперь высасывали из Арсения остатки жизненных сил. - Ну что ты тут трясешься, как осенний лист на ноябрьском ветру? За поступки надо отвечать, дружок.
- От верблюда, - лаконично ответил капитан Чекатилов и издал короткий каркающий смешок. - Все тайное становится явным, слышал такое? Министерство госбезопасности - это тебе не лоховатый участковый. Работа у нас такая - все обо всех знать. И тщательно фиксировать. Так что попал ты, Арсений Васильевич, и попал по-крупному...
Чекист закурил дорогую сигарету и огородным пугалом немигающе уставился на Арсения, барабаня пальцами по столу. Сене показалось, будто ему вскрыли череп и стучат пальцами прямо по мозгам. Кабинет расплывался перед глазами, пол отчаянно качался корабельной палубой. От осознания ужаса грядущего наказания Сеню подташнивало, хотелось сблевать прямо на кафельный пол под ногами. Но он боялся разозлить следователя, и из последних сил держал все в себе.
- Теперь меня... посадят, да? - услышал он словно со стороны свой неожиданно тонкий, как у кастрата, голосок.
- А что, хочется? - прищурился Чекатилов, махнул пару раз рукой, развеивая синеватые клубы дыма. - Если да - то ради бога. Мы тебя и расстрелять можем. Если попросишь.
- Пожалуйста... не надо... - Сеня ощутил, как по его щекам побежали мокрые жгучие дорожки слез. Он с трудом удержался, чтобы не сползти с кресла и не броситься в ноги этому жутковатому чекисту - целовать его начищенные туфли и тонкие бледные руки. - У меня родители старые... заботиться некому... один я у них совсем... Я отработаю... что угодно сделаю. Хотите - на огороде пахать буду, хотите - рабом вашим домашним буду, посуду мыть, с детишками вашими играть... Могу полы у вас в кабинете мыть, пыль вытирать... Я же дурак был, черт попутал, сам не знаю, что на меня нашло. Это все козел Мишка, он меня подбил! Сколько раз ему говорил - не надо Национального Лидера рисовать, а он, падла, упертый как баран. А я что? Я же не мог ему помешать, он же сильнее, здоровый как черт. Собачкой вашей верной буду, попугайчиком говорящим - только пожалуйста, дяденька - не сажайте меня в тюрьму-у-у!
За все время Сениного сбивчивого монолога Чекатилов не проронил ни слова - лишь курил и загадочно улыбался, пожирая Арсения глазами - дырами. Закончив, Сеня вдруг осознал, что от расплаты его уже ничто не спасет. Это понимание неотвратимости придавливало сверху многотонной плитой. И он заплакал навзрыд.
- Вот так сразу и сдался, - сказал наконец Чекатилов, и в его голосе неожиданно промелькнули отеческие нотки. - Чуть припекло - и сам сдался, и товарища своего сдал... Ай-ай-ай, Арсений Васильевич, и как же тебе не стыдно? А ведь товарищ тебя не сдал бы даже под пытками... Ладно, не будем о грустном. Все мы люди, все мы человеки. Парень ты, как я вижу, неплохой, хоть и с гнильцой. И анкета у тебя... хм... неплохая. Не ломать же тебе жизнь из-за каких-то идиотских рисунков, верно?
И Сергей Викторович неожиданно подмигнул Сене. Тот лишь ошеломленно заморгал. От резкой перемены поведения следователя в его операционной системе произошел сбой.
- Пару лет назад за такие рисунки тебе бы дали лет пять колонии, - продолжал Чекатилов. - Но сегодня правительством взят курс на всеобщую гуманизацию. Так что тебе, Арсений Васильевич, крупно повезло. И даже можешь стать гражданином Российской Федерации. Вот только пару вопросиков тебе задам...
Неожиданно он стремительно перегнулся через столик, схватил Арсения за уши своими тонкими, но невероятно сильными пальцами, притянул его голову к себе. Страшные черные глаза оказались совсем рядом.
- А-а-а!! - истошно завопил Сеня, вынужденный лечь животом на стол, в унизительной наклонной позе.
- Заткнись, гнида! - лязгнул следователь, сжав пальцы еще сильнее - так, что у Сени едва не оторвались уши. - Отвечай быстро, не задумываясь - веруешь ли ты в государство российское, в Национального Лидера и в Святую Православную церковь?
- Верую! Верую!
- Шакалил ли ты когда-нибудь у иностранных посольств?
- Нет! Нет! Никогда!
- Готов ли ты верой и правдой служить Национальному Лидеру, докладывать в органы безопасности обо всех проявлениях инакомыслия, экстремизма и прочей подрывной деятельности?
- Да! Готов! Только пустите! - умоляюще прохныкал Арсений. В этот момент ему больше всего хотелось, чтобы это все оказалось лишь ночным кошмаром, чтобы исчезли эти режуще-белые стены и эти жуткие, засасывающие огромные черные глаза - дыры...
Чекатилов довольно улыбнулся и разжал пальцы. Освобожденный от хватки Сеня по инерции упал на холодный кафельный пол, держась за уши, словно не веря, что они остались на месте.
- Это была небольшая проверка на стрессоустойчивость, - елейным голосом сообщил Сергей Викторович, нависая над съежившимся Сеней. - Поздравляю - ты ее прошел. Остался последний шаг...
"Что он на этот раз сделает? Иголки под ногти?!" - перепуганным червячком забилась мысль в мозгу Арсения. Паника охватила все его трепещущее существо. Вставать с пола он не спешил. Но этот номер не прокатил.
- Иди-ка сюда, мой юный друг, - ласково сказал Чекатилов, и буквально рывком поднял Сеню на ноги, сжав запястье так, что Сырков чуть не вскрикнул от боли. Подвел его к креслу, усадил, крепко - накрепко прикрутил ремнями, затянув так, что Сеня едва мог дышать.
- Не жмет? - с гадкой улыбкой осведомился Чекатилов. - Ничего, брат. Немного помучаешься - и, как говорят, на свободу с чистой совестью...
- Что вы со мной собираетесь делать? - выдавил Сеня, пытаясь вертеть головой. Но она тоже была надежно прикручена к жесткому подголовнику.
- Ничего страшного, - успокоил Сергей Викторович. - Простая прививка лояльности. Ты же хочешь получить чип гражданина? А без этой процедуры, дружище, никак. Помнишь стишок детский: я уколов не боюсь, если надо - уколюсь...
Он нажал большую зеленую кнопку на пульте, и Сеня вскрикнул, когда в его шею вонзился холодный штырь. Через пару секунд он ощутил, как по его телу разливается жидкий могильный холод. Нечто подобное он пережил в далеком детстве, когда мама затащила его к стоматологу, и врач с десятой попытки изловчился попасть шприцом с обезболивающим в десну хнычущего и извивающегося Арсения. Только тогда у него онемела лишь челюсть, а теперь стремительно закостеневало все тело...
...Он уже не мог ни говорить, ни даже пошевелить пальцем. Лишь молча таращился в ужасе на улыбающегося Чекатилова. Накатывало сонное вялое безразличие.
- Все будет хорошо, не бойся... - бледное лицо чекиста пульсирующим пятном поплыло по длинному черному коридору, отдаляясь и растворяясь в непроглядной тьме. Голос становился все тише и дальше, словно Сеня поднимался в космос, в холодный межзвездный мрак, где нечем дышать...
Зубчатые стены Кремля. Невыносимо прекрасный собор с разноцветными куполами - луковицами. И лица, лица, лица...
Сеня никогда не был на Красной площади. Лишь видел ее по телевизору. Но сейчас каким-то чудом оказался именно здесь.
Он стоял в самом эпицентре человеческого океана. Он был его частичкой, его крошечной капелькой. И от осознания, что вся эта людская масса может навалиться на него, смять в кровавую лепешку, на Сеню снова накатила ледяная волна обездвиживающего страха.
Слегка успокоившись, он заметил, что лица людей были одинаково серы и безжизненны. На них не было ни единой эмоции, а кажущиеся оловянными глаза смотрели куда-то в пустоту. Но вот над площадью раскатился величественный громовой голос. Казалось, он придавливал к бугристой брусчатке, размазывая по ней тонким слоем.
- СЛАВА РОССИИ! СЛАВА НАЦИОНАЛЬНОМУ ЛИДЕРУ!
И в одно мгновение океан всколыхнулся единым мощным криком, вырвавшимся одновременно из десятков тысяч глоток. Этот коллективный рев закручивался в невидимую воронку, штопором вспарывал ярко - голубой купол неба, раскалывал надвое испещренный силуэтами высоток горизонт. И от этого раздирающего мозг рева сотрясались красные зубчатые стены, и приветливо кивали в такт позолоченными головами высокие стройные башни...
На мгновение толпа замерла, все стихло. Люди синхронно, как по команде невидимого дирижера, подняли глаза к небу. Арсений посмотрел вверх - и обомлел. В ослепительно синих небесах всплывал огромный прозрачный лик с холодными льдистыми глазами и глубокими морщинами на большом выпуклом лбу. Это лицо могло принадлежать лишь одному человеку.
Еще недавно неподвижную толпу накрыло цунами массового безумия. Женщины плакали, срывали с себя платки. Невзрачный мужчина рядом с ним вытирал влажные глаза. Некоторые падали на колени, истово молились, лихорадочно осеняя себя крестом и с размаху бились лбами о брусчатку, будто пытаясь расколотить ее в крошку.
И в этом хаосе безумия Арсений ощутил, как что-то переворачивается в его юной душе, как она начинает петь и ликовать вместе со всеми, устремляясь к синему небу ярко-алым цветком радости. Находиться в своем физическом теле было невыносимо. Ему хотелось взорваться бомбой шахида, разлететься на куски разноцветными блестящими осколками радости, искрить праздничным фонтаном над головами беснующихся от восторга и обожания людей...
Душа Сени воспарила радостной птицей над ревущей толпой, и он вдруг увидел себя с высоты - крохотной черной точкой в бушующем людском океане. А еще он успел заметить, как от голов людей тянулись сверкающие дрожащие паутинки. Золотистые, красные, фиолетовые, они тончайшими прозрачными ниточками тянулись вверх, к горящей холодным рубиновым блеском звезде на макушке Спасской башни, превращая мужчин и женщин, стариков и юнцов в единого тысячеглазого и тысячерукого монстра, готового сожрать любого, кто не хочет присоединяться к коллективному безумию...
...И тут сумасшедшая реальность зашаталась, поплыла. Восковыми свечами плавились высокие кремлевские башни, мозаикой рассыпалась на глазах брусчатка, разлетался на разноцветные кубики храм Василия Блаженного. Напоследок картинка сжалась до крохотной белой точки - и исчезла, полыхнув напоследок холодным ярким пламенем. По глазам резанула ослепительная белизна, и Сеня снова обнаружил себя намертво прикрученным к креслу.
- Ну ты и орешь, приятель, - деловито сообщил капитан Чекатилов, отстегивая ремни. - Сразу видно будущего патриота. Я чуть не оглох... Понравился мультик?
- Зачем? - спросил Сеня, хлюпнув носом и размазывая слезы по щекам. - Зачем вы меня оттуда вытащили? Там было так... прекрасно.
- Ну, не все коту масленица - и великий пост когда-нибудь приходит, - с укором сказал Сергей Викторович. У выбравшегося из кресла Арсения внезапно подкосились ноги, и чекист сноровисто подхватил его под руку. - Ты только что видел, что значит быть частью великой единой России. Ты почувствовал это на себе. И если будешь хорошо себя вести - когда-нибудь поедешь на Красную площадь. По-настоящему. А пока - свободен, гражданин Сырков.
- А паспорт? - жалобно спросил Сеня.
- А паспорт у тебя уже в шее, - улыбнулся Сергей Викторович. Сеня недоверчиво коснулся шеи, и ощутил странное уплотнение в ее верхней части, под затылком, на ощупь похожее на крупную горошину.
- Спасибо вам. Спасибо вам за все, - с чувством сказал Сеня. И поразился своему нынешнему состоянию. Еще недавно он ненавидел и до одури боялся этого чекиста с лицом восставшего из могилы вампира. Теперь же он был готов его расцеловать его ботинки.
- Работа у нас такая, - скромно ответил Чекатилов. Когда дверь за обалдевшим от счастья Сеней захлопнулась, капитан промурлыкал себе под нос некогда услышанные строки из песенки про нелегкую долю спецслужб:
И благодарна вся страна
Чекистам среднего звена
И нажал кнопку вызова следующего кандидата.
...Сеня плохо помнил, как одевался под презрительными взглядами гориллоподобных охранников, как вышел на охваченную морозом улицу. Все его измученное процедурой существо пело и ликовало от невыносимого счастья, а картинки бытия воспринимались как выхваченные из клипа стоп-кадры. На улице уже стемнело, в почерневшем небе светили первые звезды. Во дворе управления топталось не больше десятка последних кандидатов в граждане. У высокого забора под неверным светом уличного фонаря он едва разглядел сутулую фигуру отца, переминающегося с ноги на ногу.
- Не прошло и года, - мрачно сказал Василий Арсеньевич и сплюнул. - Они тебя там что, пытали?
- Папа, - просто сказал Сеня. И снова расплакался, уткнувшись носом в плечо потрясенному отцу...
...Дома было необыкновенно тепло, уютно и радостно. Вкусно пахло соевыми котлетами, по телевизору передавали вечерние новости.
- ...Сегодня Национальный Лидер объявил о всеобщей паспортизации населения, - говорил с экрана напомаженный ведущий неясной ориентации. - До конца года каждый недогражданин обязан явиться в органы госбезопасности по месту жительства для внедрения в тело чипа - паспорта. По мнению близких к Кремлю экспертов, этот шаг знаменует собой новый виток гуманизации отношений между властью и населением, и объясняется необыкновенным человеколюбием Национального Лидера и его неустанной заботой о благе подданных...