Аннотация: Рождество, несомненно, радостный и светлый праздник. Но у всех ли?
Глава 1.
Рождество Дугласа.
"- Извините мой нескромный вопрос, - сказал Скрудж, пристально вглядываясь в одежды духа, - я вижу под полою вашего платья что-то странное, не принадлежащее вам... Что это: нога или коготь?
- Это могло бы назваться и когтем, потому что сверху немножко мяса есть, - отвечал печально дух. - Глядите!
Он распахнул полы своей одежды и оттуда вывалились двое детей, - два бедные существа - презренные, гадкие, гнусные, омерзительные, отталкивающие; они упали на колени к ногам Скруджа и вцепились ему в платье.
- О, человек! склони, склони взоры к своим стопам! - крикнул дух.
Это были мальчик и девочка, - желтые, худые, в лохмотьях, с нахмуренными лицами, свирепые, хотя и пресмыкающиеся - в своем подлом унижении. Вместо привлекательного младенчества, долженствовавшего покрыть их щеки вешним свежим румянцем, чья-то блеклая, высохшая рука, словно рука времени, сморщила эти ввалившиеся щеки и стерла с них жизненные краски; в этих глазах, откуда, казалось, должны были улыбаться на божий мир ангелы, теперь гнездились демоны и метали угрожающие взгляды. Никакие перемены, никакой упадок, никакое извращение человеческого рода, в самой высшей степени и при всех таинственных уклонениях природы, никогда не могли произвести подобных чудовищ, отвратительных и ужасных.
Скрудж отшатнулся, бледный от страха. Впрочем не желая оскорбить духа, может быть, родителя этих чад, он хотел было сказать: "какие миленькие дети! ", но слова сами собою остановились в горле, чтобы не участвовать в такой неимоверной лжи.
- Дух, это ваши дети?
Вот всё, что мог сказать Скрудж.
- Дети людей, - ответил дух; - они обратились ко мне с челобитною на своих отцов. Вот этого зовут: "невежество", а эту - "нищета". Бойтесь обоих и их потомства; но первого бойтесь больше - я на челе у него читаю: "проклятие". "Спеши, о Вавилон! " - возгласил дух, протягивая руку к городу, - спеши изгладить это слово - оно осуждает тебя еще более, чем этого несчастного: его только на несчастье, тебя на гибель! Дерзни сказать, что ты не виноват, клевещи даже на своих обвинителей: тебе это может послужить на время, для достижения твоих преступных целей; но... берегись конца! "
"Скряга Скрудж и три добрых духа" Ч. Диккенс
1 глава.
О, этот прекрасный запах! Запах, которого я так долго ждал, которого так долго желал, о котором так долго мечтал! Индейка! Самая настоящая индейка! Украшенная ароматными яблоками, которые так и блестят при свете рождественских свечей. Свечи расставлены на столе и освещают комнату таким уютным и романтичным светом, что невозможно избежать рождественского настроения. В камине шипят дружные угли и как будто поют тихую песенку об этом прекрасном семейном празднике.
Я так долго ждал Рождества! Когда вся семья собирается вместе, дом украшен ветками амеллы, и ты видишь волшебство в каждой снежинке, в каждой птице, в каждом окне с мигающими гирляндами. Как же я люблю это время!
Мы все вместе сели за стол. Отец, мать, сестрёнка Джинни и я. И все улыбаются, все счастливы!
Вот мама принесла давно запримеченную мной индейку, пунш, пироги, сладости и ещё много, много всего. Рядом со столом стояла дружелюбная красавица-ёлка и помогала малюткам -свечкам освещать комнату красными, синими, зелёными и жёлтыми цветами.
Поблагодарив Бога, мы принялись трапезничать. Индейка была настолько сочная, что я буквально утопал в её соке. А яблоки такими сладкими, что были лучше любых конфет.
-Дуглас, как тебе ужин? -отрезая кусок пирога, спросила мама.
-Всё просто волшебно! Я очень... -начал говорить я, но меня перебили.
-Дуглас? -снова спросила мама.
-Что?
-Дуглас!
-Да что такое?
-Дуглас, что с тобой?!-с испугом на лице прокричала мама.
Тут я почувствовал сильный удар по щеке. Рука, прикоснувшаяся ко мне, была мне знакома. Это была мама. Я открыл глаза.
-Ты опять?! Когда ты прекратишь так делать?!-кричала она на меня.
У мамы были огромные синяки под глазами, растрёпанные волосы, порванное платье. Всё, как обычно, но что это сейчас было.
-Хватит валяться! Вставай!
И тут я понял. Я снова упал в обморок. Это случается со мной довольно часто, но в последнее время обмороки усилились и стали сопровождаться какими-то снами.
И это был сон. Всё было сном. И камин, и угольки, и ёлка, и тот прекрасный запах индейки. И отец. И Джинни. Всё было сном.
Я поднялся, немного покачнувшись от слабости и ушёл к себе. "Моя комната" была в сарае, который, в свою очередь, был малюсенькой пристройкой к малюсенькому нашему дому.
Я жил с мамой. Отец и младшая сестрёнка умерли от эпидемии холеры, когда мне было 5. А мать после смерти мужа и дочери начала сходить с ума, и с каждым днём ей становилось всё хуже и хуже. Живём мы очень бедно, нечего скрывать. Всё наше хозяйство- это старый домик с сараем, немного деревянной мебели, грядки, на которых почти ничего не растёт и два худых кролика, живущих со мной в сарае. Первого звали Апрель, потому что нашёл я его в апреле прошлого года. Он весь белый, мягкий и пушистый. Был. Из-за плохой пищи, условий проживания вся его шерсть пожелтела, спуталась в колтуны, которые никому не под силу распутать. У Апреля нет кусочка уха. Его откусила собака, напавшая на него тогда в апреле. Я увидел, что собака хотела съесть его, и забрал себе. Тогда я не знал, чей он, откуда, и даже не подумал искать его хозяина. Хозяином стал я.
Второй был помладше Апреля. Серенький, с маленьким чёрным пятнышком на мордочке. Его я назвал Томпсон. Не знаю почему, просто Томпсон. Он очень любил одуванчики и я специально ходил за ними на небольшую полянку у леса. Летом я набрал много одуванчиков и оставил сушиться на зиму. И вот наступила зима.
Мама не знала о кроликах. Если она узнает, то обязательно убьёт их и заставит есть. Поэтому я старался прятать их, как можно лучше.
Глава 2.
2 глава.
Щека болит. На ней остался багрово- красный след от маминой руки. Мне было очень больно, но я знал, что насколько бы она не обезумела, она любит меня. Ведь этим ударом она вернула меня из обморока. И я люблю её.
В школу я не хожу. Точнее теперь не хожу. Раньше я посещал какую-то небольшую школу для малообеспеченных семей. Но даже там меня гнобили одноклассники, зная о моём положении. И в какой-то момент дошло до того, что они начали кидать в окна камнями, издеваться и над моей мамой. И мы решили переехать и бросить школу. А так как школа для малообеспеченных семей в нашем городе была одна, я совсем бросил образование.
Из-за этого у меня и друзей не было, я ни с кем не общался, всё время проводил дома, с мамой, либо в одиночестве гулял по городу и его окружностям.
Я почти уснул в своём сарае, как вдруг вбежала мама.
-Я там поймала парочку крыс, я сварю их с капустой на ужин, -с каменным лицом сказала мать.
-Крыс... на ужин... Знаешь, в них часто бывает много заразы, они переносят болезни, ведь ползают по земле, канализациям и всяким неприятным местам. Давай я сейчас схожу в город и поищу что-нибудь нам на ужин. Отпусти крыс и не смей варить их.
-Какая зараза? Это Божьи создания, как и мы, а значит, в них не может быть никакой заразы.
Я не стал спорить с мамой, зная, что она только больше разозлится. Она была очень набожной, всё и всех называла Божьим созданием. Придумывала свои истории, новые заповеди и верила в них, и меня заставляла верить.
-Ну всё-таки я попробую найти что-нибудь получше, - сказал я.
-Если ты не вернёшься через 20 минут, я начну варить крыс.
-Хорошо.
Я накинул старое отцовское пальто и пулей выбежал из сарая. Мы ели многое в нашем положении, но до крыс она додумалась впервые.
Было довольно холодно. Декабрь в этом году холодный. Обычно перед Рождеством у нас тепло, но в этот раз по ощущениям было где-то -27 градусов. Сугробы лежали огромные и всё росли и росли. Снег шёл огромными, тяжёлыми хлопьями и буквально покрывал меня с каждой минутой всё больше. Каждые две минуты приходилось отряхиваться и тратить драгоценное время. Я бежал уже примерно семь минут и добрался до рынка. Как там было красиво! Цветные гирлянды роняли свой яркий свет на огромные сугробы. Ёлочные игрушки были аккуратно разложены по прилавкам. Мандарины, яблоки, лимоны и прочие фрукты были до блеска натёрты воском и отражали свет всё тех же гирлянд. Пахло индейкой. Опять. И не только индейкой. Курицей, свининой, говядиной, колбасой. Пахло едой. Но у меня не было денег даже на маленький кусочек яблока, о мясе и мечтать нечего.
Я подошёл к одному из прилавков с фруктами и спросил нет ли фруктов, которые списали.
-Да, и довольно много. Их даже, думаю, ещё можно есть, -сказал крупный мужчина за прилавком- а тебе зачем?
-Домой... -робко ответил я.
-Ааа, животинку кормить, ну это дело хорошее, что возьмёшь? - сказал мужчина и поднял с земли ящик, полный испорченных яблок, персиков, мандаринов и ещё много чего.
Я немного испугался, когда он сказал про животину, ведь это неправда, но решил промолчать.
-А сколько можно взять? -тихо прошептал я.
-Что? Сколько взять, говоришь? Что ж ты такой тихий, голосу нет что ли? Ну-ка скажи громче и уверенней!
Мужчина, видимо, хотел развеселить меня. И сказал это с такой улыбкой на лице, будто только что увидел толстый кошелёк своего клиента. Я повторил вопрос громче.
-Да что с тобой? С чего ты такой грустный? Завтра ведь Рождество, радоваться надо! Давай, увереннее!
И правда, это начало поднимать мне настроение. Я почти забыл о крысах. Не помню, когда с о мной последний раз так кто-то разговаривал. Без презрения и с улыбкой на лице я улыбнулся, набрался смелости и громко повторил вопрос.
-Вот! Молодец, сынок! Сколько взять можно, говоришь? Да бери, сколько хочешь, главное -чтобы денег хватило!
И тут я обомлел. Денег.... За гнилые фрукты. У меня же совсем ничего нет. Осталась только последняя пуговица на пальто, но ей ведь не расплатишься. И тут всё моё настроение растаяло, как первый снег.
-А нет таких, чтобы бесплатно? -весь краснея от смущения прошептал я.
Мужик переменился в лице. Его дружелюбная улыбка сменилась нахмуренными бровями. Глаза налились кровью. Мне казалось, ещё секунда и он схватит меня и начнёт бить своими огромными кулаками. Я медленно начал отходить назад, но заметил, что мужик начал открывать свою палатку и направляться ко мне.
-Бесплатно? Такие чудесные фрукты- бесплатно? -тихо сказал он, смотря мне в глаза.
Но тут его тихий, спокойный голос сменился ужасным, громким ором.
-Ишь чего захотел! Мои-то фрукты бесплатно! Да если ж каждый так просить будет, мне и семью не на что кормить будет! -потом он окинул меня взглядом и продолжил- А, да ты из этих! Тех самых, родители которых бродят по улицам и просят милостыню, а потом воруют, убивают и сдыхают на тех же улицах?! Такие твои родители?! По глазам вижу, что да! Так знаешь, что я тебе скажу?! На дух я таких не переношу! Сначала отлынивают от работы, а потом жалуются на плохую жизнь! Сами виноваты! А- ну иди сюда, сейчас я тебе покажу, как с такими поступать надо!
Он начал закатывать рукава и побежал ко мне с лицом, полным ярости. Я побежал от него со всех ног. Но мой образ жизни давал о себе знать. Я очень быстро устал и уже задыхался, а потом и вовсе запнулся о подол пальто и грохнулся на землю. Я сильно ударился о лёд и начал терять сознание. В глазах всё начало кружиться и темнеть. В ушах стоял звон, мужик был уже тут. Он схватил меня за горло и поднял над землёй. Его толстые пальцы обхватывали мою шею так туго, что я думал, что голова сейчас отделится от тела и упадёт на лёд. Я стал задыхаться. Он всё держал меня над землёй и что-то кричал, но я не слышал. Потом он бросил меня на землю и стал пинать. Но я уже ничего не чувствовал. Последнее, что я видел, это его красное, полное ярости лицо. Лицо того самого мужичка, который минуты назад улыбался во всё лицо и поднимал мне настроение.
Глава 3.
3 глава.
Очнулся я от того, что кто-то снова начал пинать меня, но уже не с яростью, а как будто просто слегка дотрагиваясь. Всё тело ужасно болело. Я начал слышать тихий голос, женский голос. "Мама? "-подумал я и открыл глаза. Нет, это была не мама. Передо мной стояла пышная женщина лет 45. Я хотел было что-то сказать и открыл рот, но у меня не получилось; голос как будто пропал. Женщина, заметив, что я подаю признаки жизни, тут же убежала, а я остался валяться на улице один.
Все палатки были уже закрыты. Вся улица как бы умерла. Шевелился только свет фонаря, мигающего одним глазом. Я попытался встать. Сначала у меня не получилось. всё тело так болело, что я уже подумал, а не остаться ли мне тут? Умру, и всё. Но потом я вспомнил о маме, о крысах, которые уже ждали меня дома. Мысль о крысах ещё больше оттолкнула меня от возвращения домой, но мама...
После ещё нескольких неудачных попыток, я всё-таки смог встать. Медленно, шаг за шагом, пошёл домой. Я плакал. Всё тело было в синяках. Колени истекали кровью. Но особенно болел правый глаз, а на шее я ещё чувствовал пальцы того мужика. Перед глазами мелькали его огромные кулаки и красно лицо, которое я точно ещё не скоро смогу забыть.
-Наконец-то! Ты пришёл! Да где тебя носило?! Крыски уже заждались! Ты посмотри, какие аппетитные! А одна из них ещё и оказалась беременная. Её зародыша я специально оставила для тебя! - с радостью начала мама, прыгая вокруг меня, как обезьяна.
-Вот! Вот он какой! Посмотри, какой милый! Совсем, как ты! - продолжила мама, обвивая моё лицо грязными от крысиной крови, ладонями.
Она задела мой правый глаз и мне стало так больно, что я застонал. Видимо, только тогда мать заметила мои ушибы.
-Бог мой! Что это у тебя такое!?
-Упал...
-Сильно ты упал, но не расстраивайся, я знаю, что делать! Перед сном помолись Богу о здоровье своём, на утро всё будет прекрасно!
-Да, мама.
Я не рассказал ей о мужике, потому что не хотел расстраивать её и так потрёпанные нервы. Да и если бы сказал, она бы потащила меня в церковь рассказывать обо всём батюшке. Не хочу этого.
Я пошёл к себе в сарай. У меня был кусок старого, разбитого зеркала. Я посмотрел на своё отражение и не узнавал себя. Где был тот 10-летний мальчи- Дуглас? Вместо него стоял бледный, с разбитой губой и огромным синим глазом, почти труп. Если бы я не шевелился, меня и правда можно было счесть за мертвеца. На горле остались фиолетовые следы пальцев.
Я лёг на кровать ( на самом деле это была куча сена с простынкой) и заметил, что на сене остаётся кровь от моих коленок. Я посмотрел вверх.
В дырке на крыше темнело ночное небо и сияли звёзды. Боже, как они прекрасны! Они так далеко, но я их вижу! Я хочу дотронуться до них, но не могу. Как это печально...
Вдруг моё плечо задело что-то пушистое. Это был Апрель.
-Друг мой! - прошептал я.
Апрель сел ко мне на коленки и стал жевать сено. Его маленькие чёрные глазки смотрели куда-то в пустоту и неизвестность, а слабые грязные лапки настолько замёрзли, что он стал, как можно глубже, подминать их под себя.
-А где Томпсон? - поинтересовался я.
Но, конечно же, кролик мне не отвечал. Я сам отправился на поиски. Я перерывал сено во всём сарае, но нигде его не было. Начиная волноваться, я ускорился и начал звать его по имени.
-Томпсон! Томпсон! Где же ты, маленький кролик?
Вдруг я услышал звук шагов. Мама! Она что-то говорила себе под нос, что-то непонятное и похожее на заклинание.
-Томпсон, ну где же ты?!
Сердце начало бешено колотиться.
Вдруг я заметил серое ухо под одной из куч сена. Наконец-то!
Я схватил Томпсона, прихватил Апреля и быстро зарыл их под свою "кровать". Сам быстро завернулся в одеяло и сделал вид, что уснул.
Послышался мамин голос.
-Дуг, ты забыл своего крысёнка! О, дитя Божье уже спит...
Мама тихо села рядом. Она стала открывать мне рот и запихивать туда кусочки мяса. Фу, как это было ужасно! "Но мне бы в любом случае пришлось есть этого крысёнка, а так я смогу его потом выплюнуть! "-подумал я.
Но не тут-то было. Мама взяла в руку мою нижнюю челюсть и стала двигать ей вниз и вверх, как бы заставляя меня пережёвывать крысу. Меня начинало тошнить, а мать начала петь какую-то песню. Я не разбирал ни слова, но похожа она была то ли на колыбельную, то ли на молитву.
Так я пролежал минут семь. Мать продолжала пихать мне в рот куски мяса и петь песню. Мне стало уже всё равно, что она делает, и я заснул.
Глава 4.
4 глава.
Проснулся я от того, что кто-то задел меня за ногу. Это был Апрель, он спрыгивал с постели и задел меня задними лапками. Апрель плюхнулся на земляной пол и поскакал к остаткам сушёных одуванчиков, если это можно было так назвать. Осталось буквально 5 засохших листочков. Маленький белый комочек повернулся ко мне своим пушистеньким хвостиком и начал уплетать листочки. Тут я почувствовал шевеление с левого боку. А это был Томпсон. Кролик поскакал к своему другу и тоже принялся за одуванчики. Эти два маленьких комочка были настолько милы, что я не мог оторвать взгляд, несмотря на их грязную шубку, страшную худобу и грустные- грустные взгляды. Они жили у меня чуть больше года, но я уже успел привязаться к ним и считал своим долгом защищать их во что бы то ни стало.
Вдруг кто-то зевнул сзади меня. Я обомлел. Медленно поворачивая голову назад, я молился, чтобы это была не мама. Но нет, передо мной была полусонная мама. О, Боже, она же сейчас увидит кроликов!
Мама ещё не проснулась, но было видно, что пробуждение её не далеко. Я тихо встал с кровати, схватил кроликов, надел пальто, спрятал под него ушастых и вышел. Но куда мне идти?
Утро было ясное, тёплое. Солнце сияло, заставляя сугробы таять. Птицы сидели на деревьях и напоминали молодых девушек, которые сплетничали обо всё подряд. О рыбаках, которые виднелись вдалеке. Они с самого раннего утра сидели у прорубей и ждали улов. О новом купце, ехавшем с важным видом на санях. О Рождестве и всех его прелестях. Рождестве... Сегодня же Рождество! Эта мысль меня развеселила, но буквально на секунду, ведь потом я вспомнил о том, как мы празднуем его последние годы. На столе суп из капусты, капуста, якобы травяной чай ( на самом деле просто кипяток с непонятной травой, который мама считала своим коронным блюдом), чёрствый, заплесневевший хлеб, выпрошенный на улице, две-три картофелины и луковица. Меня, конечно, всё это устраивает, но этот день навевает воспоминания об отце и сестрёнке.
Помню, когда мне было четыре, а Джинни два мы праздновали Рождество всей семьёй и у нас стояла огромная ёлка, почти до потолка. Она была украшена разноцветными фонариками, пластмассовыми игрушками, зайчиками, лисичками, рыбками и так далее. Но самая её прелесть состоит в том, что на ней висели и всевозможное вкусности.
И вот на верхушке ёлки Джинни заметила замечательный мандарин. он был большой, ярко-оранжевый и блестел от огромного количества воска на нём. Естественно, мы решились достать его. Мама с папой были в другой комнате, а мы решили тихо достать мандарин и так же тихо слопать его. Я притащил табурет и встал на него, а Джинни должна была следить, чтобы я не упал. Но моего роста на тот момент было всё равно недостаточно, и я додумался подпрыгивать на табурете.
Подпрыгнул раз, подпрыгнул два, но никак не мог достать мандарин. Я касался его кончиками пальцев, но не мог схватить его. Я приготовился к третьему прыжку, решил, что должен подпрыгнуть как можно выше и достать это сокровище!
Сестра заметила всю серьёзность положения и тоже сделала серьёзное лицо.
-Давай, братик! - разобрал я в её голосе.
Я приготовился, слегка пригнулся, нацелился на мандарин, оттолкнулся и прыгнул с такой силой, что табурет отлетел и чуть не попал в Джинни.
Да, прыгнул я действительно высоко, да только от неожиданности или сам не знаю от чего схватился за ветку ели одной рукой и за мандарин другой. так получилось, что я повис на ёлке, ну и естественно равновесие было нарушено. И ёлка полетела на пол. Она упала с таким грохотом, что можно было подумать, что начался сильный гром. Через секунду прибежали перепуганные родители и вот, что они увидели: огромная ёлка валяется на полу, вокруг валяются пластмассовые игрушки, осколки от стеклянных фигурок и две маленькие мордашки, выглядывающие из-под ёлки.
Мама очень рассердилась и сказала нам немедленно вылезать. Мы вылезли вместе, держа в руках тот самый мандарин. Тут папа всё понял и так громко засмеялся, что мама посмотрела на него с удивлением ( а маму было сложно удивить).
Тот папин смех звенит у меня в ушах до сих пор и каждый год я вспоминаю его с улыбкой.
Глава 5.
5 глава.
Я шёл по узенькой улочке и, оглядываясь по сторонам, искал что-нибудь, что можно было принести домой поесть или скормить кроликам. Моё внимание привлекла маленькая булочная, на вид совсем небогатая и посетителей в ней не было. Я зашёл туда, окутывая кроликов, как можно глубже в пальто.
Булочная была очень маленькая, но уютная. Стояли три столика, стойка, за которой находилась дверь в саму пекарню. Дверь была приоткрыта и выпускала такой приятный запах, что я непроизвольно представлял кусочек хлеба во рту. Пахло хлебом, мукой, сахаром, корицей, апельсинами, ягодным вареньем и другими пряностями и сладостями. У стойки за стеклом стояла всего одна тарелка, на которой располагались маленькие эклерчики. Я стал их разглядывать: как же они аппетитно выглядели!
Вдруг совсем рядом послышался крик. Он был женским, но совсем не громким, как будто от неожиданности. Я повернулся и увидел девочку, лет 16. В руках она держала поднос с булочками, а под ногами бегал маленький белый кролик. Апрель? Я посмотрел под пальто, и правда там был только Томпсон. Видимо, пока я рассматривал эклеры, то невольно расслабил руки, и Апрель выскочил. Я подбежал к кролику, поднял его и снова спрятал в пальто. Подняв взгляд я встретился глазами с девочкой. Две косички, примерно чуть ниже плеча, выглядывали из-под косынки. Румяные щёчки, голубые глазки, маленький носик и пухлые губки. Розовый, длинный фартучек обвивал её и подчёркивал грациозность фигуры.
-Это твой кролик? - произнесли пухлые губки.
-Д... да, мой, извините, пожалуйста... -тихо ответил я.
-Да, что ты, ничего, он такой миленький, а можно погладить?
Я достал Апреля, а за ним и Томпсона, и посадил их на пол. Кролики стали обнюхивать новый объект.
Девочка поставила поднос на стойку и присела.
-У тебя их ещё и два! Какие милые! А у них есть имена? - спрашивала она, поглаживая обеими руками кроликов.
Я назвал имена ушастых.
-А меня зовут Мари, я тут работаю. Вот, продаю булочки. Моя мать прелестно готовит, а отец управляет этой булочной. Только вот посетителей у нас совсем нет, всех переманили в булочную через дорогу, - и она показала на окно.