Она была длинноногой блондинкой. Деревенская принцесса, сочетание невинности и искушения. У нее было красивое и совсем не сельское имя -- Вероника, но я звал ее короче и проще -- Ника.
Мне было 16 лет, и в то лето мы, три друга из провинциального кузбасского города, поехали на поиски приключений в деревню. Это было село в Алтайском крае, где у моего лучшего друга жила тетка. А у тетки была дочь, наша ровесница. Ее отчим был алкаш и абьюзер, он все время напивался, обижал мать, унижал дочь, и никто не мог с ним ничего поделать. Наверное, именно поэтому Ника была застенчивой и неуверенной в себе.
И вот мы, "крутые городские пацаны", нарушили тихий покой этой деревни. Мы привезли с собой магнитофон на батарейках, в котором по очереди крутился русский рэп и русский же хэви-метал. Нас такое сочетание ничуть не смущало. Мы носили кепки задом наперёд, темные очки и майки с принтами популярных рок-групп. Мы казались себе невероятно крутыми. Я думаю, что и на местных девчонок мы произвели точно такое же впечатление.
Ника носила короткие шорты, открывавшие её стройные ноги, и не носила лифчика. Когда дома она, наклонившись, подметала, сквозь вырез ее линялого домашнего платья можно было оценить ее грудь. Почти Лолита, но постарше. Она мне сразу понравилась. Мне было 16 лет и хотелось любви.
Я стал держаться к ней поближе. Пока мои друзья по вечерам танцевали с девчонками на сельской дискотеке, мы с Никой оставались дома вдвоём и на летней кухне вели долгие и увлекательные разговоры обо всем на свете.
Однажды мы просто сидели рядом. Ее красивые ноги, чуть прикрытые домашним халатиком, были так близко... Я никогда не гладил женских ног. И я не удержался. Я протянул руку и погладил ее по бедру. Она в ответ положила свою руку поверх моей. Я посчитал это согласием. В этот же вечер я обнимал ее, а она не сопротивлялась.
Позже она говорила мне, что просто взяла мою руку, потому что боялась, что я ещё куда-нибудь полезу. Я неправильно ее понял, но моя ошибка сработала в мою пользу. Через два дня я уже целовал ее. У нас начались первые робкие отношения, которые у подростков называются "дружить".
Это было лето юности и счастья. Мы с друзьями гуляли и купались, работали во дворе, и дрались с местными пацанами, слушали музыку и дружили с девчонками.
Месяц погостив в деревне, мы поехали домой в Кузбасс. Ника поехала со мной, ведь мой друг был ее двоюродным братом, и она могла пожить у него. И мы снова были неразлучны -- гуляли по шпалам железной дороги, которая проходила через весь наш город, бесцельно катались на городских автобусах и купались в речке. Ещё три недели мы были вместе.
Счастье закончилось в августе. Нике пора было возвращаться домой, в свою деревню. Дядя и тетя должны были отвезти ее туда на машине. Я пришёл проводить её. В этот день шёл дождь. Капли падали на стекло автомобильного окна и ручейками стекали вниз. Я положил свою руку на мокрое стекло, с наружной стороны окна, Ника сделала то же самое изнутри. Автомобиль неспешно тронулся с места и исчез за поворотом, а я остался стоять под дождем посреди опустевшего двора. Ника уехала, а я ощутил свою первую в жизни любовную тоску. Начался трудный год моей жизни.
Полетели письма. Я почти сразу решил, что поеду к Нике на осенних каникулах. Мы договорились об этом в письмах. Ника училась в колледже небольшого города в 50 километрах от своего села и снимала комнату у бабки вместе с двумя другими студентками. Она предупредила свою мать и договорилась бабкой, у которой жила, чтобы я мог у неё остановиться. Я договорился со своей мамой, чтобы она меня отпустила.
Начались занятия в школе. Сентябрь тянулся так медленно, что я даже завёл себе специальный календарь, в котором зачёркивал каждый прожитый день и считал дни, оставшиеся до нашей встречи. Ожидание помогали скрашивать письма и редкие телефонные звонки. Сотовые телефоны тогда ещё не появились. Стационарный городской телефон у меня дома был, но его не было у Ники. Ради пятиминутного разговора ей приходилось идти через несколько кварталов на телеграф, покупать там кучу жетонов и бросать их по очереди в телефон-автомат, стоя в душной кабинке. Это было дорого и неудобно. Поэтому мы писали друг другу письма, в которых рассказывали о том, как мы скучаем, о чем думаем, чем занимаемся.
С самого начала наших отношений в них присутствовал какой-то пафос, исходивший от Ники. Она обожала меня и смотрела на меня с восхищением. Она называла меня "красивой мордашкой" и была почему-то уверена, что я непременно ее брошу. Роковая разлука неизбежна, но несчастная девушка будет помнить обо мне всю свою долгую и одинокую жизнь.
Так и в письмах, которые я получал теперь, Ника играла роль романтической героини. Все было экзальтированно, слащаво и как-то ненатурально. Тогда я этого не замечал, сейчас же, перечитывая ее письма, я ясно вижу эту фальшь и ощущаю от того какую-то брезгливость, как будто читаю письма, написанные другому человеку, а не мне. Письма кажутся мне детскими и бессодержательными, и я с трудом сдерживаю зевоту. Но ничего в своей жизни я не ждал тогда так отчаянно, как этих писем.
Очень долго и томительно прошла первая четверть в школе. Листья из зеленых стали желтыми, а потом и вовсе опали с деревьев, и, наконец, выпал первый снег. Наступил ноябрь, а вместе с ним и долгожданный день отъезда. Я собрал сумку в дорогу, съездил на рынок и купил для Ники маленького плюшевого мишку. На душе было легко, привычное мучительное ожидание сменилось радостным нетерпением.
В полпервого ночи я сел на поезд, предвкушая скорую встречу. Я в первый раз в одиночку ехал к любимой девушке. Мне предстояло еще много таких поездок за этот год.
До сих пор с чувством большой ностальгии езжу я по железной дороге. Перестук колёс по рельсам и мерное покачивание вагона, особый запах поездов и жесткое сиденье плацкартной полки -- все это возвращает меня в дни моей юности, когда я ехал в Алтайский край к любимой девушке.
Ника пришла меня встретить на вокзал. Казалось бы, мы должны были броситься друг другу в объятья, но этого не произошло. Мы оба просто смущенно стояли друг перед другом, не зная, что сказать. Помню, что Ника показалась мне какой-то бледной и облезлой, на голове беретик, лицо в мелких прыщах. И лишь дома у бабки, когда мы готовили ужин, я обнял ее и ощутил прежнее чувство.
А потом я головой залез к ней под майку и смотрел на ее груди...
Быстро полетели счастливые дни. Я ждал ее из колледжа, она приходила, и мы готовили обед. Мы много гуляли вместе, держались за руки, вели разговоры.
Любовь -- это соединение духовного и телесного, и мы, конечно, не ограничивались только беседами и прогулками. Мы обнимались, целовались, ласкали тела друг друга, спали на одной кровати и делали много того, чего молодые люди, по мнению родителей, не должны делать. Но мы никогда не переходили той последней черты, после которой девушка становится женщиной. Все оставалось достаточно наивно и невинно. Многие считают, что молодые парни хотят от девушек только секса, но это неправда. Я вообще об этом тогда не думал. Я много раз за этот год мог сорвать ее цветок, мы не раз были в маленьком шаге от этого. Но я не хотел этого без ее согласия. Она до самого конца наших отношении так и осталась девочкой. Нам просто было хорошо вместе.
Каникулы кончились, и я уехал с сердцем, разрывающимся от любви и горя разлуки. Расставаясь, мы договорились, что на зимних каникулах Ника приедет ко мне в Кузбасс, и мы вместе с ней будем встречать Новый год.
Началась зима. Мои друзья, с которыми я летом ездил в деревню, завели себе новых подружек и часто ходили к ним в гости. Иногда и я составлял им компанию, и пока друзья обнимались со своими девушками в разных комнатах, я в уголке обнимался с магнитофоном, гоняя аудиокассеты с балладами группы "Ария" и любовные песни "9-го района". Я думал о Нике, и от песен моя тоска становилась чуть меньше.
Вторая четверть короче первой, и полтора месяца прошли быстро. И вот морозным декабрьским утром мы с друзьями пешком отправились на вокзал встречать Нику. Путь был неблизкий, и было ещё темно. Свежий снег хрустел под ногами, тускло светили редкие фонари, в отдалении лаяли собаки и грохотали поезда, а мы бодро шагали на вокзал. Было весело, мы много смеялись и обменивались шутками.
В зале ожидания я настолько погрузился в свои мысли о предстоящей встрече, что когда пошёл в туалет, то по ошибке зашёл в женский. Там на мою беду была какая-то старая бабка. Я в ужасе ретировался, и долго мне вслед ещё неслись крики о подглядывании и онанизме под оглушительный хохот моих друзей.
Наконец, раздался гудок и поезд прибыл на станцию. В этот раз смущения не было, и мы сразу поцеловались. С вокзала мы поехали на автобусе. Всю дорогу я держал ее за руку и время от времени поглядывал на неё, все ещё не веря, что она рядом. Школу я тогда прогулял и провёл этот день с Никой.
Стоял конец декабря, и очень скоро наступили праздники. Новый год мы отметили вместе с Никой, в компании моих одноклассников. Это был первый раз, когда я праздновал вне дома и без родителей, но со мной была любимая девушка, и мне не был нужен больше никто. Меня переполняло чувство радости и счастья.
А ещё через пару дней я признался ей в любви. Звучит это пафосно и смешно, в тот момент мы уже почти полгода были вместе, я смотрел на ее груди, в конце концов! Но мы не говорили друг другу "я тебя люблю", мы старательно избегали этих слов, говоря просто "ты мне очень нравишься". Мы не хотели бросаться такими словами на ветер. Теперь мы перешли границу, и наши отношения приобрели новый, более высокий статус. Все было крайне серьезно. А как все еще может быть в шестнадцать лет?
Но все радостные мгновенья рано или поздно заканчиваются, и снова пришло время расставаться. Мы с моим другом и по совместительству ее двоюродным братом провожали Нику на вокзале. Вокзал был далеко от моего дома, а поезд уходил ночью. Автобусы не ходили, денег на такси не было, и нам с другом пришлось потом целый час идти домой пешком в темноте, преодолевая сопротивление ветра, который в Кузбассе всегда дует тебе в лицо, куда бы ты не пошел и бросает в тебя колючие, как иголки снежинки. Но это казалось нам лишь забавным приключением и невысокой ценой за лишний час, проведенный вместе.
Очередная разлука, невыносимая тоска и постоянная жизнь, когда твоя голова находится в одном городе, а сердце в другом плохо отразились на моих нервах. И мне сорвало крышу. Дело в том, что этот год был очень важным для моего будущего. Я заканчивал школу. Учился я хорошо, шел на медаль, и моя мама мечтала, чтобы я поступил в один из вузов города Томска и получил высшее образование. Поэтому я ходил на подготовительные курсы и занимался с репетиторами. Моя задача была тщательно готовиться к экзаменам и старательно учиться. А я "не хотел учиться, а хотел жениться". Естественно, я заявил маме, что я не хочу поступать ни в какие Томские вузы, а хочу получить среднее образование в колледже того самого городка, где учится Ника и жить там со своей любимой. И естественно, от такого заявления своего умницы-отличника сына мать слегка обалдела. Ведь все было решено, и в мечтах она уже видела меня с красным дипломом института.
Дома началась жестокая война -- скандалы, истерики, слёзы. Но мать осталась непреклонной и даже думать запретила о каким-то там колледже. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я по-настоящему рыдал. Но подчинился. Правда, под шумок я выторговал себе внеочередную поездку к Нике прямо посреди учебного года. Мама работала медсестрой и помогла мне, обставив дело так, будто я заболел краснухой.
Так прошёл учебный год. Мы с Никой стали чаще приезжать друг к другу, ласки стали смелее, а любовь крепче. Под Никиной зажатой, и застенчивой оболочкой оказалась спрятана страстная натура. Когда я приезжал к ней, мы спали вместе. Перед сном мы подолгу целовались. Я снимал с неё ночную рубашку, и длинные светлые волосы падали на ее обнаженные плечи. Я почти не видел ее в темноте, но руками ощущал нежную кожу ее бёдер, упругость грудей, шёлк волос. Сердце мое бешено стучало, и дыхание перехватывало от чувства упоения, которое охватывало меня в те моменты. А потом мы засыпали в обнимку. С весны мы были максимально близки, но по-настоящему любовниками так и не стали.
Выпускные экзамены я все-таки сдал хорошо, получил медаль и поступил в тот самый Томский вуз, куда меня изначально и хотела определить моя мать. Я был счастлив. С моих плеч упала тяжелая гора ответственности, которая давила меня весь год. Школа окончена, в институт я поступил. Впереди маячила студенческая жизнь в незнакомом городе, вдали от Ники. Однако, на ближайшие полтора месяца я был свободен и мог спокойно уехать к моей любимой в деревню. Что я и сделал.
Это было здорово! Опять, как и год назад, лето и солнце, свобода и любовь.
Мы с Никой уходили купаться далеко от деревни на речку, туда, где никого не было. Мы купались там голышом, а потом я целовал ее грудь и плечи, на которых блестели ещё непросохшие капельки воды. Она больше не стеснялась меня. Иногда я фотографировал ее в полуголом виде. Это тоже было частью любовной игры. Мне приятно было иметь фотографии, предназначенные только для меня. К тому же, мы часто расставались, а в разлуке важны разные мелочи, напоминающие о любимой - фотографии, письма, разные безделушки, такой бытовой фетишизм. Мне хотелось всегда иметь ее частицу у себя, как будто от этого она становилась ближе.
За это год Ника сильно переменилась. Она стала уверенней в себе и взрослее, более жизнерадостной и независимой. Я думаю, это и спровоцировало финал нашей истории.
Лето подходило к концу, и мне пора было уезжать, чтобы заселяться в общагу и учиться.
Вечером, накануне моего отъезда, мы пошли в поле. Она сняла свою одежду, оставшись в одних трусах, надела сверху полупрозрачную майку-сетку, которая, я думаю, принадлежала ее брату. Заходящее солнце золотилось в ее волосах, и легкий ветерок слегка шевелил светлые пряди. Я фотографировал ее на фоне стога сена. Ника выглядела очень волнующей, и мне хотелось запомнить ее именно такой.
На следующий день я уехал. Расстались мы почему-то легко и без слез. Обнимая Нику на вокзале, я не знал, что видимся мы в последний раз.
Все вроде было как прежде, я собирался приехать к Нике на ноябрьские праздники, подумывал о переводе в Барнаул. К тому времени мы с Никой твёрдо решили пожениться, хотя каких-то конкретных планов, когда и как мы будем это осуществлять, не было.
В общаге я поставил на тумбочке ее фото в рамочке и всем и каждому рассказывал о своей вселенской любви.
Началась моя студенческая жизнь. Каждый день я знакомился с новыми людьми. Все вокруг было очень интересно, я был на большом подъеме. Ника писала мне письма, а когда я приезжал домой к родителям, она звонила мне по телефону.
Однажды во время такой беседы, я сказал ей, что люблю ее, а она мне не ответила. Когда я спросил её, в чем дело, она начала что-то мямлить. Разговор повис в неловких паузах, был скомкан, и мы довольно быстро распрощались. На душе остался неприятный осадок. В голову полезли тревожные мысли.
Следующие две недели прошли в смятении и ожидании ее нового телефонного звонка. Мы должны были созвониться, когда я опять приеду на выходные к родителям. Но разговора так и не состоялось. Дома меня ждало письмо. В нем она невнятно и с недомолвками написала, что не любит меня и не хочет, чтобы я приезжал. В письме было полно избитых фраз и поучений, типа "мы ещё дети", "разберись в своих чувствах" и тому подобное. Потом она все-таки позвонила мне, но меня не было дома.
У меня было ощущение, словно я неожиданно получил удар в солнечное сплетение, как будто весь воздух ушел у меня из легких. Слишком резким оказался переход от клятв в вечной любви к "я не хочу обманывать ни себя, ни тебя". Я просто не мог в это поверить. Я было, даже думал рвануть к ней на Алтай и поговорить лично, но так и не поехал.
Конечно, все эти изменения не были неожиданными. Ещё летом я случайно выяснил, что у неё возникали сомнения насчёт любви ко мне, но я не придал этому значения. Как-то не думалось мне об этом, когда обнаженная девушка стояла передо мной на фоне стога сена. На эти давние сомнения Ника ссылалась и в этом своём последнем письме.
Я со своей стороны тоже не был совсем чист. За полтора месяца жизни в новом городе я несколько раз подкатывал к девчонкам в институте. Я не имел никаких конкретных целей, и заканчивалось это ничем. Но я хочу быть честным. Может быть, я так обиделся, потому что это она первая меня бросила.
Я мучительно страдал -- впал в депрессию, коротко подстриг волосы, которые до этого пытался отрастить.
Однажды я шёл, погруженный в свои печальные думы, и не заметил, как ко мне привязались двое подозрительных типов. Они завели меня в подворотню, ограбили и сильно избили. Жизнь окрасилась в самые чёрные тона. Я боялся выходить на улицу, потерял чёткую цель в жизни и впал в полное уныние. Но страдания спровоцировали и творческий подъем. Я начал писал стихи о любви и разлуке.
Страдания мои длились полгода, а потом я окунулся в омут новой любви и новой жизни.
Вместо эпилога.
Ника два года была одна, ни с кем не встречалась, а потом неожиданно вышла замуж. Сейчас у неё трое или четверо детей, живет она в том же селе. Мы ещё обменялись парой писем потом, когда боль и обида меня отпустили. Один раз я даже разговаривал с ней по телефону. Даже не помню, о чем был тогда разговор. То, что горело когда-то огромным костром всепоглощающей любви, оставило после себя лишь золу мимолетных воспоминаний.
Я вспоминал потом эти события, думал, почему так произошло.
Я полагаю, все очень просто. Ника росла без отца, отчим ее обижал. Ей нужно было, чтобы кто-то ее любил. Может быть, она начиталась романов, а тут достаточно случайно подвернулся я.
Для неё все это было не по-настоящему, просто игра в любовь. Я же, воспринимал все серьезно, я действительно любил ее и готов был поставить на карту своё будущее. Или нет?
Сейчас, оглядываясь на эти события через много лет, я ни о чем не жалею. Я послужил для неё трамплином для взлёта, помог ей обрести уверенность в своей красоте, поверить, что она достойна любви. Я помог ей раскрыться, пробудил в ней женщину. И оказался не нужен, сыграв свою роль.