Аркавин Сергей Генрихович : другие произведения.

Сергей Лобанов - гражданин Республики Шкид. Письмо от М. Зощенко. Письма Л. Пантелеева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сергей Лобанов -
   гражданин Республики ШКИД.
   Письмо от М. Зощенко. Письма Л. Пантелеева
  
   Публикация Сергея Аркавина
  
   Электронное издание
   Петрозаводск - 2015
  
   No С.Г. Аркавин, 2015, составление, предисловие, текст вне писем и цитат, обложка

Содержание

  
   Архив С.И. Лобанова (вместо предисловия) 4
   Л. Пантелеев о Сергее Лобанове 5
   Биография Сергея Лобанова 10
   Письма Сергею Лобанову 15
   От публикатора 15
   Письмо от М. Зощенко 18
   Письма Л. Пантелеева (1945-1955) 20
   Письма от других авторов (1951-1953) 84
   Указатель имен 89
   Примечания 93

Архив С.И. Лобанова (вместо предисловия)

   Сергей Иванович Лобанов с 1939 по 1953 год с перерывами на участие в войне и учебу в ленинградской партийной школе работал на руководящих должностях Госиздата Карело-финской ССР. С 1950 по 1953 год он был директором издательства и ушел с работы из-за тяжелой болезни, приведшей к смерти в 1955 году. Сергей Иванович оставил о себе память как о талантливом журналисте и книгоиздателе, порядочном и скромном человеке. Уже после его смерти в 1957 году в Госиздате КАССР вышла составленная им вместе с З.М. Упоровой книга "Карелия в художественной литературе".
   Архив С.И. Лобанова после смерти его жены, Зои Петровны Печёриной, хранился в семьях племянников Сергея Ивановича - Игоря Александровича и Сергея Александровича Васильевых, которые вместе с их матерью Галиной Петровной в трудные послевоенные годы жили в семье Лобанова.
   Семьи Васильевых доверили мне разобрать и опубликовать материалы этого архива, на примере которого вдогонку знаменитой булгаковской фразе рискну сказать: архивы не пропадают, хотя бы иногда...
   Потому что совершенно неожиданным для себя образом я читаю - трудно поверить - письмо Михаила Михайловича Зощенко Сергею Лобанову, письмо ранее известное только в семьях Васильевых. А кроме письма от Зощенко в архиве имеется 6 десятков писем от замечательного писателя Л. Пантелеева, с которым С. Лобанов вместе учился в легендарной "Шкиде" и подружился на всю жизнь.
   В архиве Лобанова есть также 5 писем от других авторов: журналиста и писателя Геннадия Фиша, художников Петра Луганского и Михаила Разулевича. Остались и другие важные документы, позволяющие воссоздать интересную и непростую биографию Сергея Лобанова.
   С любезного разрешения семей Васильевых публикую все письма Сергею Лобанову. Письмам предшествуют воспоминания о Сергее Лобанове из последней книги его друга Л. Пантелеева, а также биография Лобанова, составленная мной на основе документов из его архива.
   Примечания приведены в конце публикации.
  

Л. Пантелеев о Сергее Лобанове

  
   Через три с лишним десятка лет после смерти Сергея Лобанова была опубликована автобиографическая книга "Верую..." писателя Л. Пантелеева (А.И. Еремеева), одного из авторов знаменитой "Республики ШКИД". Это исповедальное произведение было по завещанию Алексея Ивановича издано через три года после его смерти, в нем писатель рассказывал о том, как потерял в юности бога, как снова пришел к нему и размышлял, что же это такое - жить по-божески. Привожу почти целиком главу 8 этой повести, посвященную другу писателя - Сергею Лобанову:
  
   [...]
   Но самый страшный грех моей жизни - грех, который никогда и ничем не оплатишь, относится ко временам Шкиды.
   Пришел к нам, в IV отделение новичок, худенький белобрысый и краснолицый мальчик Сережа Лобанов, как позже узнали мы, саратовский, из купеческой семьи. Не помню, в первый ли день или позже, кто-то обнаружил у него на шее ладанку.
   - Что это?
   - Это мне мама, когда я уезжал, повесила.
   Другие посмеялись, даже поиздевались и - отстали. А я - не отстал.
   - Снимай! Показывай, что это?
   Лобанов, вообще-то мальчик мягкотелый, безвольный, снять ладанку отказался. Тогда я накинулся на него, повалил на пол, сорвал этот мешочек, вспорол его. Там оказался маленький серебряный образок и горсточка родной, саратовской земли.
   Что я сделал с этим поруганным образком, с этим мешочком и с землей - не помню. Но помню, как сидел на полу, раскинув ноги, Сережа Лобанов и горько плакал и размазывал слезы по лицу.
   Екнуло у меня тогда сердце? Хоть на миг, хоть на секунду? Тоже не помню. Испытываю только жгучий стыд и позднее раскаяние.
   Как это ни удивительно, с Сережей Лобановым мы в дальнейшем подружились. Еще в Шкиде. И тянулась наша дружба много лет, до дня его смерти в 1955 году. Это был прекрасный человек, чистый, добрый, хороший товарищ. Уйдя из Шкиды, он жил и работал в разных городах, вступил в комсомол, потом в партию, был журналистом, кончал ленинградскую партийную школу, работал в газетах, подвергался гонениям, исключался, восстанавливался... Последние десять-двенадцать лет Сергей Иванович возглавлял Карело-финское республиканское издательство. Находясь на этом посту, он делал много доброго. В трудные для меня времена, когда Детгиз и другие издательства или не печатали меня, или переиздавали раз в год какую-нибудь старую книжечку, С. И. Лобанов выпустил мой однотомник, для которого я написал - по его настоянию - автобиографическую повесть "Лёнька Пантелеев". За эту книгу ему очень сильно попало от местного партийного начальства, но именно этот мой петрозаводский однотомник вызвал полгода или год спустя появление в "Литературной газете" хвалебной статьи К. Чуковского "Мускулатура таланта". Сережа был тогда уже безнадежно болен, травля, которой он подвергался, и другие беды свалили его, обострился и быстро стал сжигать его туберкулез, но статью в "Литературке" он все-таки прочесть успел.
   Не меньше, если не больше, сделал Сережа Лобанов для Михаила Михайловича Зощенки. Это по его, сережиной, идее была разыскана повесть Лассила "За спичками", а перевод ее предложен Зощенке. Михаил Михайлович всегда, до последнего дня, с нежностью и благодарностью вспоминал Сережу, человека, который в те безжалостные сталинско-ждановские времена нашел в себе мужество дать опальному писателю интересную, денежную работу (а советскому читателю возможность читать Зощенку под другой, финской фамилией).
   В повести "Республика Шкид" Сережа Лобанов ни разу не появляется, даже не назван. Почему же? Как могли авторы обойти его? Забыли? Нет, не забыли. Когда мы с Белых разрабатывали план повести, была намечена целая глава, посвященная Лобанову, и даже название было придумано - "Печорин из Саратова". Работать над этой главой предстояло мне. Но я не стал писать ее. Не мог. Было стыдно.
   Не здесь ли, не в ту ли минуту, когда я вдруг испытал этот стыд, открылось в душе моей окошечко, в которое, сначала робко, а потом в полную силу снова хлынул свет?.. В конце 1926 года я твердо сказал Шварцу: "Верю". Полгода или год назад я, может быть, и не сказал бы так.
   У Лобанова были основания для обиды. Не найдя себя на страницах книги, где были названы куда менее заметные наши одноклассники, он, конечно, не мог не огорчиться. Но об этом он никогда не заговаривал. Заговорил как-то я сам.
   Мы шли с ним по проспекту Майорова, проходили мимо церкви Вознесения, я снял шапку, перекрестился. Искоса посмотрев на меня, Сережа слегка улыбнулся.
   - Я знаю, о чем ты сейчас подумал, - сказал я.
   - О чем?
   - Ты вспомнил свой первый день в Шкиде.
   Он промолчал, все так же мягко улыбаясь.
   Сбиваясь и краснея, я сказал, что испытываю чувство огромной вины перед ним. И чувство стыда. Что именно этот стыд помешал мне рассказать о нем на страницах "Республики Шкид".
   Тут он произнес слова, которые должны были убить меня и - не убили.
   - Да, я очень хорошо помню этот день, - сказал Сережа. - Не сразу, но очень скоро после этого я стал "как все" - потерял Бога.
   - Ты жалеешь об этом?
   - Да. Откровенно говоря, жалею. И много раз пытался воскресить в себе свою детскую веру. Много раз заходил в церковь. Но - нет, не воскрешается, не возвращается.
   На своем веку я знал несколько человек, которые, не считая себя верующими, исповедуя атеизм, оставались тем не менее до конца истинными христианами. Так по-христиански, по-божески прожил свою трудную жизнь и член КПСС Сергей Иванович Лобанов.
  
   В переломном для страны 1991 году рассказ Л. Пантелеева о своем друге, насколько мне известно, не нашел откликов ни в Саратове, ни в Карелии, - никто не попытался уточнить биографию Сергея Лобанова, разыскать его коллег и родных. Еще через 20 лет была издана переписка Л. Пантелеева с Л. Чуковской, в которой также упоминается Сергей Лобанов.
   В частности, 3 ноября 1951 года Л. Пантелеев писал Л. Чуковской из Петрозаводска:
  
   Дорогая Лидия Корнеевна!
  
   Давно собирался Вам написать, да все никак не мог выбрать свободной минуты. С десятого октября я в Петрозаводске. Первые две недели авралом допахивал свою повесть, потом без передышки переключился на то, основное, ради чего сюда приехал: работаю на домостроительном комбинате, собираю материалы для повести, попутно пишу статью для газеты. Комбинат находится в пяти километрах от города. Ездить туда очень трудно, автобусы ходят редко, набиты они до отказа. На заводе -- в цехах, в общежитиях, в парткоме, в столовках, курилках, на лесобирже и т. п. -- провожу по полторы-две смены. В гостиницу возвращаюсь поздно, совершенно измочаленный.
   А сейчас у меня, к тому же, большое огорчение: тяжело заболел мой друг, шкидовец, директор здешнего издательства С.И. Лобанов. У него обнаружили туберкулез. Нужно спасать его, а что и как -- в здешних условиях и не сообразишь.
   [...]
   Буду очень рад, дорогая Лида, если Вы напишете мне сюда. Мой адрес: Петрозаводск, гостиница "СЕВЕРНАЯ" N 40. Пробуду я здесь числа до 12-го-14-го. Если напишете сразу -- письмо успеет дойти.
  
   В 1954 году, когда С.И. Лобанов по болезни уже оставил работу, Л.К. Чуковская и Л. Пантелеев в письмах обсуждали, как предотвратить готовящуюся в Петрозаводске неблагоприятную рецензию на книгу "Калевала" в пересказе для детей А. Любарской. Лидия Корнеевна, высоко оценившая работу Любарской, опасалась разгромного отзыва. Алексей Иванович же в письме от 6 января 1954 года писал:
  
   В Петрозаводске у меня, к сожалению, не друзья, а один-единственный друг -- С.И. Лобанов. Человек этот, будь его воля, мог бы что-нибудь сделать и сделал бы, но, во-первых, он тяжело болен, давно нигде не работает, отрешен от всех дел, а во-вторых, если по "Калевале" действительно готовится удар, то это удар (очередной, далеко не первый) и по нему, т. к. идея пересказа "Калевалы" для детей -- его...
  
   Наверное, воспоминания Л. Пантелеева являются лучшим предисловием и комментарием к публикуемым письмам Сергею Лобанову, гражданину Республики "ШКИД", журналисту, издателю, автору многих значительных книжных проектов.
  
  
  

0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic

0x08 graphic

0x08 graphic
0x08 graphic

0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
Биография Сергея Лобанова

  
   Сергей родился в 1907 в саратовской купеческой семье. В краеведческой литературе среди потомственных саратовских мануфактурщиков конца XIX века упоминается купец Д.М. Лобанов, чья торговля располагалась в Новом гостином дворе. В Саратове до сих пор известен дом Лобанова (на проспекте Ленина близ Музейной площади).
   Наверняка Сережа учился в гимназии. Судьбы семьи Лобановых после революции и подробностей того, как мальчик стал беспризорником, мы не знаем, - история, по-видимому, столь же типичная, сколь и трагическая. Из архива Лобанова известно, что у Сергея было 4 брата.
   Примерно с 1921 по 1924 год он был воспитанником Шкиды, затем вернулся в Саратов и до 1926 года воспитывался в детском доме под названием "Пролетарское творчество", о чем имеется справка. В 1926 году Сергей начал работать в газете, что подтверждает такое, например, удостоверение от 5 апреля 1926 года:
  

УДОСТОВЕРЕНИЕ

   Дано тов. ЛОБАНОВУ СЕРГЕЮ в том, что он с Октября м-ца 1925 года по Апрель-26г. работал в редакции газеты "Большевистский Mолодняк" /орган Саратовского Губкома ВЛКСМ/, в качестве практиканта-сотрудника газетного Отдела "Среди пионеров".
   Кроме того, тов. ЛОБАНОВ по поручению редакции активно участвовал в проводимых редакцией совещаниях и конференциях, как детских корреспондентов, так и юнкоров, за время полугодовой работы т. ЛОБАНОВ ознакомился с газетной техникой в отношении правки и подбора материала, поступающего от корреспондентов "БM".
   К работе тов. ЛОБАНОВ все время относился добросовестно несмотря на то, что был не штатным сотрудником и компенсировался лишь только зарабатываемым им гонораром; оставляет работу в редакции по собственному желанию, уходя на учебу.
   Тов. Лобанов в общем за всю работу в редакции вполне заслужил лучший отзыв, как энергичный выдержанный работник комсомольской печати.
  
   ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР
   "Больш. Mолодняка" /КУРЧАВОВ/
  
   СЕКРЕТАРЬ РЕДАКЦИИ /СТОЛЯРОВ/
  
   В удостоверении от 27 ноября 1927 г. той же газеты говорится, что С. Лобанов вырос в должности и "при хорошем руководителе может быть ценным работником редакции комсомольской газеты" и оставляет работу по своему желанию, уходя на учебу.
   В дальнейшем Сергей продолжает сотрудничество с "Большевистским молодняком", выполняя разовые задания газеты, а основным местом работы становится краевая газета молодежи "Молодой Ленинец", от которой, в частности, 18 июня 1928 года он командируется "в город Покровск на чрезвычайный с`езд Советов АССРНП для освещения его в печати. Кроме этого, т. ЛОБАНОВУ С.И. поручается провести беседу с членами правительства АССРНП о ходе хлебозаготовок по Нем. Республике".
   Позже Сергей работал в Астрахани секретарем редакции газеты "Ловец и крестьянин", о чем свидетельствует редакционный билет газеты, выданный ему 25 июня 1929 года. Газета выходила на четырех полосах два раза в неделю и являлась, как бы сказали сейчас, дочерним изданием ежедневной астраханской газеты "Коммунист".
   В начале 1935 года Сергей переехал в Карелию, по каким причинам - пока неизвестно. Приехал он уже с репутацией хорошего журналиста и более трех лет заведовал отделом республиканской газеты "Красная Карелия".
   В 1936 году Сергей Иванович Лобанов женился на Зое Петровне Печёриной. Алексей Иванович Пантелеев, возможно, усмотрел в этом знак судьбы: "Печорин из Саратова" встретил Печорину из Петрозаводска.
   Зоя Печёрина родилась в 1910 году в Северном Приладожье, - в 1918 году эта территория отошла к Финляндии. В 1913 году умер отец Зои, Петр Федорович, и мать, Юлия Константиновна, осталась с пятью малолетними детьми. Из-за стесненного материального положения семьи Зоя вместе с сестрой Александрой с 1917 по 1925 год воспитывалась в детском приюте для русских детей в Хельсинки. В 1925 году семья вернулась в Петрозаводск, в 1928 году Зое был выдан советский дубликат свидетельства о рождении, а в 1933 году - паспорт. Девушка окончила в 1930 году педагогический техникум, затем после двух лет работы сельской учительницей поступила в Карельский педагогический институт, по окончании которого в 1936 году преподавала математику в 1-й средней школе Петрозаводска.
   В 1937 году Лобанов был уволен с работы. Соответствующий параграф приказа N 91 по редакции газеты "Красная Карелия" от 14 сентября 1937 года был сформулирован следующим образом:
  
   ї 2.
  
   Освободить с сего числа от работы в редакции, как несоответствующих этой работе:
   Зав городской и областной информацией ЛОБАНОВА С.И.
  
   ВРИО РЕДАКТОРА ГАЗЕТЫ
   "Красная Карелия" /МИЛЯЙС/
  
   Но истинной причиной увольнения был арест двумя годами раньше брата Сергея Лобанова. В разгар репрессий 1937-38 годов над Сергеем тоже нависла угроза ареста. Насколько рядом была беда, показывает судьба самого исполняющего обязанности редактора газеты - Я. Миляйса, безвинно расстрелянного в 1938 году.
   Сергей стал бороться за восстановление на работе. 5 апреля 1938 года его жалоба на несправедливое увольнение была направлена в Ленинградский обком союза работников печати. 14 мая по адресу "Петрозаводск, Казарменная, 1, квартира 2 Лобанову" пришла телеграмма из Ленинграда:
  
   = ДЕЛО ЛОБАНОВА РАЗБИРАЕТСЯ ПРЕЗИДИУМЕ СОЮЗА 17 МАЯ ПРИСУТСТВИЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО = СЕКРЕТАРЬ ОБКОМА ЦВЕТКОВ
  
   И вот перед нами сохранившаяся выписка из протокола N 23 от 17 мая 1938 года заседания Президиума ленинградского областного комитета союза работников печати:
  
   СЛУШАЛИ: п.12: Заявление тов. Лобанова /газ. "Красная Карелия" гор. Петрозаводск/ о неправильном увольнении из редакции - т. Лейбошиц. Присутствовали: ред. газ. Т. Шишков, предс. МК тов. Тютяев и тов. Лобанов. Причиной увольнения с формулировкой "за несоответствие работе в редакции"тов. Лобанова из редакции газеты "Красная Карелия" был арест его брата. Тов. Лобанов после увольнения в течение 2-х с половиной мес. не мог устроиться на работу. В настоящее время /с апреля/ работает в Каргосиздате.
  
   12. Постановили:
   Принимая во внимание, что: а/ тов. ЛОБАНОВ не скрыл факта ареста брата ни от редакции ни от партийных организаций, б/ арест брата имел место свыше двух лет назад и за этот промежуток времени тов. Лобанову редакцией не было предъявлено никаких обвинений; в/ о нем никаких дискредитирующих материалов по прошлой газетной работе не имеется; г/ формирование его личности проходило вне какого либо влияния со стороны арестованного брата, т.к. проживая в разных городах они связи друг с другом не имели, и впервые имели кратковременную встречу в 1925 году; д/ кроме арестованного брата у него имеется еще три брата, не только ничем не скомпрометированных но и участвующих в социалистическом строительстве, причем один из них награжден орденом "Знак Почета" за участие в организации экспедиции на Северный Полюс, президиум ОК Союза постановляет:
  
   1. Решение РКК при ред. газеты "Красная Карелия" от II/IV-38г. отменить.
  
   2. Тов. ЛОБАНОВА С.И, считать необходимым восстановить на работе в редакции газеты.
  
   3. Выплатить ему за вынужденный прогул за два месяца, т.к. данная ему при увольнении формулировка препятствовала поступлению на работу.
  
   Подлинный за надлежащими подписями.
  
   Верно: Секретарь Кашина
  
   Как видим, ленинградскому обкому союза работников печати удалось отвести беду от своего коллеги и товарища. Сергей Иванович, тем не менее, не вернулся в редакцию, а остался работать в Карельском Госиздате, где к концу 1938 года стал начальником технической части.
   Ни имя, ни судьба арестованного в 1935 году брата Сергея Лобанова пока не известны. Из остальных трех братьев мы располагаем информацией только о Дмитрии Ивановиче Лобанове, известном ученом, профессоре, докторе технических наук, заведующем кафедрой технологии производства продуктов общественного питания московского института народного хозяйства имени Г.В. Плеханова. В своей области Д.И. Лобанов был одним из ведущих ученых в стране, вел большую научно-практическую работу. Он стоял у истоков "микояновского общепита" в 30-х годах, и, вероятно, именно Дмитрий Лобанов как один из организаторов экспедиции на Северный Полюс упоминается в протоколе по "делу С. Лобанова". Д.И. Лобанов обеспечивал научной поддержкой весь общепит СССР, вплоть до питания кремлевских обитателей. Дмитрий Иванович умер в 1964 году и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
   С началом войны заместитель управляющего Госиздатом КФССР Сергей Лобанов был мобилизован в истребительный батальон НКВД и воевал сначала во втором петрозаводском, а затем сводном истребительном батальоне. Однажды Сергей Лобанов остался жив только потому, что его послали в штаб с донесением, а все оставшиеся бойцы погибли в неравном бою. О службе в батальоне напоминает медаль "За боевые заслуги", удостоверения, справка и записи в трудовой книжке.
   В январе 1942 года Сергей был отчислен из батальона в распоряжение ЦК КП/б/ КФССР. 18 января 1942 года Сергей вернулся в издательство, но, конечно, не в оккупированный финнами Петрозаводск, а в Беломорск, где тогда располагалось правительство республики. Там он встретился с сестрой Зои Печёриной, Галиной, служившей в штабе тыла Карельского фронта. А Зоя с 1941 по 1943 год работала в эвакуации учителем математики в Молотовской (Пермской) области. В декабре 1943 года она вернулась к мужу в Беломорск.
   В годы войны издательством выпускалась массовая серия карманных книжечек "Герои Отечественной войны" размером 1/32 листа. В архиве С.И. Лобанова сохранились книжки "Подруги", "Переправа через Шую. Старая шинель", "Остров Ильина", "Это было в Палалахте" Г. Фиша; "Подполковник Азаров" Н. Занина; "Петр Ремшуев" М. Иляхинского; "Майор Кузнецов" И. Адова и другие.
   По освобождении столицы Карелии в 1944 году Зоя и Сергей вернулись в Петрозаводск.
   Сохранилось несколько посвященных С.И. Лобанову и его семье строчек 1945 года из записных книжек Алексея Ивановича Пантелеева:
  
   x x x
  
   Гарик Печёрин - племянник С.И. Лобанова. Одиннадцать лет. Как и большинство коренных петрозаводцев, слегка окает. Лучший друг Гарика заболел. Гарик много раз с гордостью сообщал мне, что у товарища его:
   - Туб-беркулезный брронходенит.
   Говорит он это так звучно, с такой гордостью и с таким апломбом, как будто объявляет:
   - Мой друг - генерал-полковник артиллерии.
  
   x x x
  
   Комнатка Гариковой бабушки. Очень хороши свежие сосновые стены, ничем не обитые и не оклеенные. Хорошо, чисто блестит светлая серебряная иконка в углу.
  
   x x x
  
   В Карело-Финском Госиздате в прошлом году был такой случай. В служебное время в коридорах издательства появились - цыганки. Нашлись охотницы - и в редакциях, и в бухгалтерии, и в корректорской - узнать судьбу свою. На другой день - заметка в стенной газете. Общее собрание. Сергея Ивановича вызывают...
   x x x
  
   Русскую газету "Северное слово", выходившую в Петрозаводске в годы оккупации, население называло "Скверное слово".
  
   25 декабря 1945 года С.И. Лобанов был назначен Управляющим Госиздата управления полиграфии и издательств при Совнаркоме КФССР. С 1947 по 1949 год он учился в Высшей партийной школе (ВПШ) в Ленинграде. 15 января 1949 года он занимает должность и.о. директора Госиздата, а 10 марта 1950 года становится директором Госиздата КФССР.
   В 1951 году Сергей Иванович заболел тяжелой формой туберкулеза и в марте 1953 года по инвалидности был вынужден оставить работу, получил персональную пенсию. Болезнь преодолеть не удалось, Сергей Иванович Лобанов умер 1 августа 1955 года.
   Зоя Петровна Печёрина стала известным в Карелии педагогом, получила звания заслуженного учителя школы КАССР (1955) и РСФСР (1960). После войны она работала в
9-й средней школе - одной из лучших в Петрозаводске. Я пять лет с перерывами учился в этой школе и помню Зою Петровну, хотя в нашем классе она не преподавала. О Зое Петровне имеются материалы в Интернете, написанные ее благодарными коллегами и учениками.
   Зоя Петровна ушла из жизни в 1975 году, пережив мужа на 20 лет. В 1987 году умер Л. Пантелеев.
   При участии Сергея Лобанова в Карелии было издано несколько трудов известного профессора-ихтиолога И.Ф. Правдина, работавшего в Петрозаводске и Ленинграде. 5 августа 1955 года носящий столь символическую фамилию Иван Федорович отозвался на смерть Сергея Ивановича такой телеграммой:
  
   ПЕТРОЗАВОДСК УРИЦКОГО 16 ЛОБАНОВЫМ
  
   УЗНАВ СЕЙЧАС О СМЕРТИ СЕРГЕЯ ИВАНОВИЧА ПОСЫЛАЮ ЗЕМНОЙ ПОКЛОН ЕГО МОГИЛЕ МОИ АВТОРСКИЕ БЕСЕДЫ С СЕРГЕЕМ ИВАНОВИЧЕМ ВСЕГДА ВЫЗЫВАЛИ ВО МНЕ ВОСХИЩЕНИЕ ЕГО ДЕЛОВИТОСТЬЮ ЯСНОСТЬЮ МЫСЛИ И СЕРДЕЧНОСТЬЮ ТЧК ОН БЫЛ ИСТИННЫМ ИНТЕЛЛИГЕНТОМ ПРЕДАННЫМ СЛУЖЕБНОМУ ДОЛГУ ПОНИМАЮЩИМ И ЛЮБЯЩИМ ИЗБРАННОЕ ИМ ТРУДНОЕ ДЕЛО КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВА И УМЕВШИМ СОХРАНЯТЬ БОДРОСТЬ ДУХА ПРИ СОЗНАНИИ НЕИЗБЕЖНОСТИ РОКОВОГО ИСХОДА СМЕРТЕЛЬНОЙ БОЛЕЗНИ ЕГО ТЕЛА = ПРОФЕССОР ПРАВДИН

0x08 graphic
0x08 graphic

0x08 graphic
Письма Сергею Лобанову

  

От публикатора

  
   Письма публикуются в трех подразделах: "Письмо от М. Зощенко", "Письма Л. Пантелеева (1945-1955)", "Письма от других авторов (1951-1955)".
  

* * *

   Как следует из единственного сохранившегося письма М.М. Зощенко С.И. Лобанову, работа писателя над переводом книги Майю Лассила "За спичками" была начата еще в 1941 году до войны. Идея перевода повести М. Лассила принадлежала, скорее всего, С. Лобанову, и привлечение к этой работе Зощенко, достигшего к тому времени необычайной популярности, стало большой удачей издательства. В августе 1944 года своим письмом со штампом военной цензуры М.Зощенко отвечает на письмо С Лобанова согласием на продолжение прерванной войной работы. Письмо при всей своей краткости затрагивает и творческий метод Михаила Михайловича в его работе над переводом повести "За спичками", кстати, ставшего первым переложением этого ныне всемирно известного произведения на иностранный язык.
   Возобновляя перевод повести "За спичками", Зощенко еще не знал, что в скором времени переводческий труд станет его единственным средством к существованию. Вот, что он написал позже об этом периоде жизни в автобиографии:
  
   В августе 1946 года (после постановления ЦК о журналах "Звезда" и "Ленинград") я был исключен из ССП. За годы 46-52 я, главным образом, занимался переводческой работой. Было издано четыре книги в моем переводе: 1. М. Лассила, "За спичками", 2. М. Лассила, "Воскресший из мертвых", 3. Антти Тимонен, "От Карелии до Карпат", 4. М. Цагараев, "Повесть о колхозном плотнике Саго" (в издательствах Госиздат КФССР и "Советский писатель" -- Москва).
  
   Таким образом, в очень трудные для писателя годы Сергею Лобанову удалось добиться сохранения сотрудничества с М. Зощенко в качестве переводчика, результатом чего стали две изданные в Петрозаводске книги М. Лассила в 1949 и 1951 году. Работа М. Зощенко в качестве переводчика повести А. Тимонена "От Карелии до Карпат" была тоже инициирована в Петрозаводске, свидетельством чему является предшествующая выходу книги публикация в республиканском журнале "На рубеже" (N8 за 1949 год). Следует помянуть добрым словом коллектив этого журнала, где в 1948 (NN 8-10) и 1950 (NN 11-12) годах были также произведены предшествующие выходу книжных изданий публикации повестей М. Лассила в переводе М. Зощенко. Главными редакторами в то время работали С.И. Сулимин (1948-1950 гг.) и А.И. Титов (с 1950 г.).
   Сейчас нельзя сказать наверняка, потребовалось ли С. Лобанову и главным редакторам журнала "На рубеже" одобрение "сверху" для выхода в свет переводов М. Зощенко, и каков был уровень этого "верха". Но трудности, несомненно, были. Достаточно сказать, что на большой части тиража книг имя автора литературной обработки перевода отсутствовало. Так на хранящемся в Национальной библиотеке Карелии экземпляре книги М. Лассила, изданной в 1949 году, автором литературной обработки перевода значится М. Зощенко, а на четырех экземплярах издания 1951 года переводчик не указан. Чем была вызвана эта фигура умолчания: "военной хитростью" издателей или прямой директивой сверху - неизвестно.

* * *

   Письма Л. Пантелеева С.Лобанову - это письма, прежде всего, близкому другу, с которым можно шутить, от которого нет никаких тайн, в том числе и в собственных слабостях. Письма С. Лобанову выглядят гораздо свободнее и раскованнее по сравнению, например, с письмами Алексея Ивановича Л. Чуковской и вместе с ними дают нам более полный образ писателя.
   Естественно, что в письмах Л. Пантелеева речь идет больше всего о делах литературных. Датировка основной массы писем: с 1946 по 1953 год - "безжалостные сталинско-ждановские времена" по выражению самого писателя.
   Многие письма - это разговор писателя с издателем, в котором случались и серьезные конфликты. Л. Пантелеев часто упрекает своего друга в том, что он неаккуратно отвечает на письма. Нам не известно, насколько Сергей Лобанов был склонен к эпистолярному жанру, но складывается впечатление, что он не торопился с ответами на вопросы о своем здоровье и на вопросы об издательских гонорарах, когда не в его силах было ускорить их перечисление.
   Обычно при публикации подобных писем опускаются или сокращаются вопросы и ответы о здоровье, некоторые повторы, концовки: приветы, пожелания и подписи. В настоящей публикации письма Л. Пантелеева приведены полностью, потому что часто лишь теплая и сердечная концовка очередного резкого письма позволяет нам вздохнуть с облегчением и понять, что отношения между друзьями не разорваны, что любовь и дружба по-прежнему главенствуют.
   Когда Сергей Иванович заболел, Алексей Иванович стал чуть ли не экспертом по туберкулезу, читал специальные книги, пристально следил за лечением друга, при этом не пытался подменить врачей, а больше всего старался поддержать душевное состояние Сергея Ивановича, мобилизовать его на борьбу с болезнью. Одно из писем даже содержит конспект одной из глав книги знаменитого ученого-диетолога М.И. Певзнера, посвященной лечебному питанию при туберкулезе.
   Алексей Иванович тяжело переживал смерть своего друга: "одно сознание, что Сережа существует, живёт, думает о тебе, может в любое время позвонить, написать, приехать - согревало, поддерживало, делало жизнь богаче", - писал он Зое Петровне Печёриной. И еще раз сказал Сергею Лобанову "прости" в своей книге "Верую...".
  

* * *

   В конце публикации приводятся письма С.И. Лобанову от известного очеркиста и беллетриста Г. Фиша и художников-графиков М. Разулевича и П. Луганского.
   Геннадий Фиш в годы войны был одним из основных авторов массовой серия карманных книжечек "Герои Отечественной войны" по Карельскому фронту, после войны писал очерки, пьесы, сценарии. Упоминающаяся в письмах его вторая жена, Татьяна Аркадьевна Смолянская, с 1932 года по окончании литературного факультета МГУ, работала заведующей отделом критики и библиографии журнала Союза писателей "Красная Новь". С июня 1942 года была внештатным военным корреспондентом "Комсомольской правды" по Карельскому фронту, затем собкором по Карело-Финской ССР. Известна как легендарный редактор отдела прозы журнала "Дружба народов" 1970-х - 1990-х, при ее деятельном участии к читателю пришли все значительные публикации журнала вплоть до 2003 года.
   Михаил Разулевич занимался книжной графикой и был одним из пионеров фотомонтажа для оформления журналов и праздников на открытых пространствах. В 1932 году он участвовал в оформлении Дворцовой площади в Ленинграде.
   Петр Луганский как книжный иллюстратор должен помниться многим читателям по первому послевоенному изданию полного собрания сочинений Жюля Верна. В годы войны Петр Луганский воевал на фронте, а его дочка Юля и жена погибли от голода в Ленинграде. Сохранился альбом замечательных блокадных рисунков Юли, своего рода дневник, который после смерти Луганского в 1993 году чудом удалось спасти.

* * *

   Письма Л. Пантелеева и других авторов пронумерованы в хронологическом порядке их написания (внутри подразделов). Имена других авторов вынесены в заголовки их писем. После порядкового номера письма может быть указано место отправки, если оно не ясно из текста письма. Письма Л. Пантелеева, адресованные жене Сергея Ивановича - З.П. Печёриной, имеют соответствующий заголовок. Место назначения указывается только для писем, отправленных не в Петрозаводск.
   В письмах Л. Пантелеева сохранена авторская пунктуация, разрядка и подчеркивание слов. Ряд часто употребляемых слов для удобства восприятия дан в современном написании (по-прежнему, на днях, прийти и т.п.). В то же время написание слов, отражающих "шум времени", дано в старой орфографии (диэта, кашнэ и т.п.), не говоря о намеренно стилизованных под старину словах (галстух). В письмах Г. Фиша в случаях, не вызывающих сомнения, добавлена пунктуация.
   При воспроизведении документов в квадратных скобках приводятся минимальные комментарии публикатора, например: [1 слово неразборчиво], [без даты] и т.д.
   Сведения об упоминаемых лицах собраны в "Указателе имен", помещенном в конце переписки.
   И последнее соображение. Не исключено, что сохранились и со временем будут описаны и оцифрованы письма С. Лобанова Л. Пантелееву, М. Зощенко и другим адресатам. Думаю, что такие письма Сергея Ивановича могут храниться в литературных архивах, как, например, хранятся 9 его писем 1947-1951 годов в архиве Александры Иосифовны Любарской. И тогда, возможно, увидит свет такое, например, издание: Л. Пантелеев - С. Лобанов. Переписка 1946-1955.
  
  

Письмо от М. Зощенко

  
  
   30 авг. 44 г.
  

Уважаемый тов. Лобанов!

  
   Я получил Ваше письмо. Согласен продолжить работу над переводом Лассила.
   Книга "За спичками", черновики моей работы над I главой и подстрочник первых 8 глав - у меня сохранились.
   Однако я должен сказать что опыт работы над I главой мне показал, что очень точный перевод этой замечательной повести не следует делать. Необходимо допускать (иной раз) некоторые "вольности". Для русского издания это совершенно необходимо. Ибо своеобразие финской народной речи можно отлично перевести только лишь в том случае, если будет найден равносильный текст русской народной речи. Это не значит что повесть "обрусеет". Весь финский колорит и все своеобразие остаются. Народный же характер вещи сохранится. А главное сохранится тогда юмор. Иным путем юмор не передать.
   Другими словами мне необходимо согласие издательства на некоторые "вольности". Эти вольности не будут велики, они стилистического характера. Скажем фразу: "Того ли Юсси Ватанена - корову?" я перевожу: "Ты что про корову Юсси Ватанена?"... В общем для высокого качества перевода не следует совершенно слепо придерживаться текста.
   Второе обстоятельство - необходимо чтоб II половину книги перевела бы та самая переводчица которая сделала мне первые 8-9 глав. Ее подстрочник неплохой. Эта переводчица Мирья Мякслин в Ленинграде. Она мне звонила. Но адреса я ее не знаю. Надо чтобы издательство договорилось с ней.
   Третий вопрос. Договора (в 41 году) я так и не получил. Так что необходимо выслать мне договор. И совершенно необходимо получить бумагу (писчую) Листов 400-500. Ибо бумаги у меня нет и здесь достать ее крайне затруднительно.
   Ожидаю Вашего ответа.
  
   Мих Зощенко
  
   Работу смогу закончить примерно в 5 месяцев, ибо работа крайне сложна и затруднительна. Это почти творческая работа и более 2х листов в месяц не сделать. М.З.
  
  

0x01 graphic

0x01 graphic

Письмо от М. Зощенко

Письма Л. Пантелеева (1945-1955)

  
  
   1. 22.01.1945
  
   Москва
   22. I. 45.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   С кого, интересно знать, мне следует получать комиссионные: с издательства, с К.М. Жихаревой или, может быть, с наследников Минны Кант?
   Нелегкая эта работа - комиссионера! Вот опять полтора часа мне пришлось уговаривать Кс. Мих. Подписать договор. В конце концов она его подписала (издательский экземпляр при сем прилагается), но сколько мне пришлось пролить крови, доказывая ей, что сотрудничество с нашим почтенным издательством не приведет её ни в больницу, ни в сумасшедший дом, ни на скамью подсудимых.
   Дело в том, что сама К.М. - человек весьма исполнительный, живет и работает она по графику и по хронометру, и всякая путаница, неточность, расхлябанность и неразбериха её пугают и отвращают.
   Ведь, помнится, мы договорились, что по твоем возвращении в Петрозаводск ты вышлешь финский оригинал и книгу в переводе на один из европейских языков. К 5-му января ты обещал прислать подстрочник. До сих пор К.М. не получила ни того, ни другого, ни третьего.
   30 дек. Ты дал телеграмму с просьбой телеграфировать адрес К.М. - для перевода денег. Подобное рвение - выплатить аванс маститому автору - могло бы растрогать, если бы вслед за тем пришли бы и деньги.
   Однако таковых тоже не последовало.
   В своем письме ты вторично просишь телеграфировать адрес Жихаревой. Этого я не делаю, т.к. надеюсь, что телеграмма моя получена
   Очень хочу тебя видеть. И деньги уже высланы.
   К.М. работает сейчас над переводом нового романа М.А. Нексе, кот. должна закончить к 1 апр. с.г.
   Одновременно она занимается финским яз., выписала из Ленинграда словари и т.д.
   Итак, уважаемый паблишер, пожалуйста, постарайся, чтобы все обязательства, принятые на себя изд-вом, были выполнены (оригинал, подстрочник, английский или шведский перевод), а точность, своевременность и добросовестность выполнения обязательств К.М. Жихаревой, именуемой в дальнейшем "переводчик", наша комиссионная контора повторно гарантирует.
   Когда именно ты думаешь быть в Москве? И надолго ли?
   Надеюсь, что по пути заглянешь в Ленинград и побываешь у моих Александр.
   Очень хочу тебя видеть.
   О себе - могу сообщить огорчительную новость: бросил пить. Девятый день грызу ногти (после полуторамесячного запоя и руки вместе с ногтями можно отгрызть). На этой точке чувствую себя паршиво, хотя по-прежнему твердо верю, что трезвость - счастье навсегда!
   Пиши, дорогой Сережа! А еще лучше - приезжай! Передай привет уважаемой супруге твоей, которую я не имею удовольствия знать, но о которой весьма наслышан и которую прошу любить своего муженька - хотя бы так, как любят его друзья, в числе которых пребывает
  
   heartily yours
   Л. Пантелеев
   2. 14.08.1945. Из Москвы
  
   14. 8. 45.
  

Дорогой Сережа!

  
   Как обидно, что мы с тобой не встретились. Поверив твоей телеграмме, будто ты действительно днями будешь в Москве, я со дня на день откладывал свой отъезд, укорачивая тем самым и без того куцую командировку. Больше ждать не могу, - надеюсь, увидимся в Ленинграде.
   Промедлением своим ты, кстати сказать, причинил вред и своему почтенному издательству: Ксения Мих. Жихарева, которая, вовремя, к договорному сроку сделала перевод Минны Кант, не отправляла его, т.к. тоже верила в твое появление "днями".
   Телефон Ксении Михайловны - городской: К 1-10-33. Адрес: Красноворотский проезд, д.3, корп.1, кв. 20, комн. 21.
   Ежели ее там не застанешь - значит она в Тимирязевке у сестры /Тимирязевская Академия, Новое шоссе, 42, кв. 2. Тел. Д 1-15 /или 65/-50. Добавочный - 47./
   И еще одно...
   У нас в редакции /как и в других московских редакциях/ вводится институт практикантов. Без отрыва от производства мы призваны готовить кадры редакторов отделов, зав. редакциями и т.п. Кандидатов на эти должности предложено искать главным образом среди студентов русской национальности литературных, педагогических и смежных вузов.
   Я подумал, - не устроит ли эта работа Ксению Николаевну?
   Работать ей придется 2-3 часа в день, жалованье - 600 руб. и какие-то карточки. Конечно, дать гарантию, что мы воспитаем из нее редактора - я не могу. Но думаю, что работать будет не трудно.
   Я попытаюсь созвониться с Кс. Ник., если же это мне не удастся - поговори с ней, пожалуйста. Ежели авантюра эта ее заинтересует, - пусть обратится в редакцию к Лидии Григорьевне Григоровой - сославшись на меня. А еще лучше, если ты сам будешь ее сопровождать и рекомендовать. Тебя у нас знают, любят и уважают - вослед твоему покорному слуге, многократно тебя лобызающему -
   Алексию
  
  
   3. 01.09.1945
  
   Ленинград, 1.IX.1945.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Посылаю тебе рецензию на сборник Минны Кант. Прости за каракули и за небрежность - писал (и пишу) лёжа - со дня твоего отъезда ломает меня петербургская лихорадка, именуемая гриппом.
   Надеюсь, что ты благополучно доехал до Петрозаводска, что дома у тебя все благополучно, т.е. точнее сказать, что дома у тебя уже и нет и что ночуешь ты со своей благоверной в Доме крестьянина или в лучшем случае под ж.д. мостом. Смысл этих странных пожеланий тебе ясен, а дабы военный цензор не подумал, избави Боже, что ты, застраховав свой дом, собираешься его поджечь, я сим заверяю, что ты поджигателем никогда не был и не можешь им быть по причине хорошего воспитания и мягкого характера.
   А вообще - прости меня за глупую болтовню. Будь здоров! Приезжай в Москву.
  
   Целую тебя.
   Алексей.
  
   Если деньги за рецензию еще не перевел - шли их на имя моей сестрицы А.И. Германенко (ул. Восстания, 22, кв. 2).
   Упомянутая сестрица моя сердечно приветствует тебя.
  
  
   4. 10.03.1946
  
   10.3.1946 г.
   Ленинград,
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Во-первых, разреши поблагодарить тебя за столь точное и незамедлительное исполнение моей просьбы. Договор и деньги я получил. Последние были весьма кстати, т.к. выехать из Москвы мне пришлось чрезвычайно спешно и устроить свои денежные дела я не успел.
   Вероятно, ты знаешь грустную причину, заставившую меня так поспешно собраться в путь.
   Мама моя очень плоха. Правда, приезд мой ее несколько приободрил, она ожила и даже давление крови у нее снизилось, но надолго ли это - Бог знает.
   Очень мне тяжко на этот раз покидать Ленинград, но - дела зовут, на днях возвращаюсь в Москву.
   Вчера я виделся с З.М. Задунайской и говорил с нею относительно редактирования моего сборника. Она согласилась, хотя и не представляет ясно, как это возможно реально осуществить, ибо считает меня почему-то "своенравным и сварливым автором", с которым нужно биться на кулачках за каждую строчку и каждое слово.
   С подобным предложением (т.е. о редактировании) обратилась к ней от твоего имени и И.И. Карнаухова. Разумеется, З.М. ждет более солидных предложений. Мало ли что своенравные авторы наговорят.
   Адрес З.М. Задунайской: Ленинград, Пушкинская ул., 18, кв. 59.
   Телефон (Детгиза): А4-70-57
   Побывал я перед отъездом и у К.М. Жихаревой. Она согласна переводить "Железную дорогу", ждет подстрочник и договор.
   Кроме того, я разыскивал (вернее, по моей просьбе разыскивала Т.Г. Габбе) редактора-финна. Кто-то рекомендовал ей - и при том самым лестным образом некоего т. Керро, работающего в Москве в ТАССе. Быть может, ты и знаешь уже его. Кроме телефона другие позывные его мне неизвестны. А телефон такой: К3-66-73.
   Писал ли ты Ершову? В Москве перед отъездом у меня с ним был еще один короткий разговор о тебе. Он жалел (и самым искренним образом), что ты уехал, с ним не повидавшись (я объяснил ему, что ты захворал). Уверяю тебя, что в переговорах с тобой он был заинтересован лично, т.к. они там действительно испытывают жестокую нехватку в людях. Ведь журналы и газеты растут, как грибы, а люди, как ты знаешь, растут по графику несколько иному.
   Советую написать Ершову не откладывая, а еще лучше - найти случай побывать в Москве.
   Как здоровье твое? Развязался ли ты наконец с гриппом? Не слишком ли повредили тебе наши московские упражнения с жидким хлебом - на Урале и западнее его? Я всё собираюсь покончить с этим змиевым зельем, да как-то случай не подвертывается. Ну, будь же здоров, дорогой Сережа! Напиши мне! Целую тебя. Привет супруге твоей.
  
   Твой Л. Пантелеев
   Сестрица моя шлет тебе привет и самые добрые пожелания.
  
  
   5. 07.08.1947
  
   7 авг. 47 Москва,
   Славущенский пер.
   д. 5 кв. 3
  

Дорогой Сережа!

  
   Прости, голубчик, что надоедаю тебе, однако, как видно, без этого не обойтись.
   Опять о Ксении Михайловне. Ты обещал сразу же по приезде в Петрозаводск выслать ей подстрочник "Железной дороги" и договор на новый перевод. Я выехал из Л-града 5-го. Ни того, ни другого у Кс. Михайловны еще не было.
   Я знаю, что у тебя сейчас горячая пора и именно этим объясняю забывчивость твою и именно поэтому решаюсь напомнить тебе о твоем обещании.
   Вообще же - мне не хотелось бы писать тебе на эту тему. Когда я долблю Герасимова из Гослитиздата - в этом есть резон. Ему я могу хоть каждый день напоминать о том, что Кс. М. Жихарева - талантливый переводчик, ценный работник и т.д. и т.п. - и в этом нет ничего обидного ни для меня, ни для Кс. Мих. А вот с тобой у нас отношения другие, да и Кс. М. ты знаешь - не по книгам только...
   Когда я пекусь о Кс. Мих., я думаю не столько о деньгах и о заработке, сколько о работе для неё. Несмотря на свои 75 лет, она, как ты заметил, вероятно, человек очень молодой души - для нее очень важно не потерять места в строю, чувствовать себя трудоспособной, а следовательно и жизнеспособной. Конечно, и деньги ей нужны, и нужны очень.
   Всю прошлую зиму я хлопотал о пенсии для нее - хлопоты были долгие, трудные и нудные - теперь, кажется, что-то получается...
   В Москве меня ждало письмо от Фадеева, в котором он пишет, что Правление Союза возбудило перед Советом Министров ходатайство о присвоении К.М. персональной пенсии (до сих пор она получала академическую, т.е. 250 р. в м-ц!)
   В этом же письме А.А. обещает от имени Союза позаботиться "об улучшении моих жилищных условий". Тебя это должно порадовать, поскольку ты так горячо ратуешь всегда за мою московскую оседлость.
   Однако всё это - дело туманного будущего. Долго ли я пробуду в Москве на этот раз - я еще не знаю.
   А каковы твои планы? Будешь ли ты в Москве? И когда?
   Напиши мне, пожалуйста. И напиши обязательно. Не отвечать на письма - дурной тон, тебе давно пора отвыкать от него. А кроме того - ведь рано или поздно я могу и обидеться. Хотя я вовсе не такой уж "суровый барин", каким ты меня намеднись обругал.
   Целую тебя.
   Привет жене. Надеюсь, в этом году мы с нею наконец познакомимся.
  
   Твой Л.Л.
  
   Сестрица моя с супругом 5-го сего августа отбыла в Орловскую область. Я проводил их в 4.40, а в 10 ч. того же дня сам погрузился в поезд - квартира наша до 20 VIII
  
  
   5. 06.10.1948. Из Ленинграда
  
   6. X. 48.
  

Дорогой Сережа!

  
   Не хочешь ли ты навестить меня или хотя бы позвонить мне?
   На этот случай сообщаю тебе новый номер моего телефона:
   Ж-2-61-71.
   Между прочим, видеть тебя хотели бы - не только я и мои домочадцы, но также и небезызвестный тебе майор Ольховский.
   Если можешь (и хочешь) - давай созвонимся и встретимся.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   6. 17.08.1949
  
   Ленинград
   17. VIII.- 49 г.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Вот уже неделя, как я вернулся из Таллина. Возвращаясь, рассчитывал застать в Ленинграде если не тебя самого, то хоть письмо твое. Ни того, ни другого не оказалось.
   Я уже успел простить тебя, подлая душа, за то, что ты не зашёл проститься со мной перед моим отъездом в Таллин. Как видишь, мера дружеской любви моей велика, и мера терпения - тоже. Но, смотри, не злоупотребляй ими.
   Не знаю, как чувствуешь себя ты, а я очень остро ощущаю твое отсутствие. В глубине эгоистической души своей я даже пожалел, что ты не провалился на экзаменах и не остался на второй год в своей школе.
   В самом деле, без шуток, - мне очень скучно без тебя.
   Измени хоть своей отвратительной привычке и напиши мне подробно и обстоятельно о своих делах.
   Получил ли ты уже назначение? Куда? Доволен ли?
   Как здоровье - твоё, Зои Петровны и всех ваших
   Думаешь ли - и когда - в Ленинград?
   Что касается меня, то я еще не очухался после поездки. В Таллине пошёл по твоим стопам, начал пить и пил три недели подряд, до позавчерашнего дня. Состояние протрезвления и жестокой борьбы со змием усугубляет мою мрачность.
   Все ленинградцы, знающие и помнящие тебя, хотят, чтобы тебя назначили директором издательства. А я хочу, прежде всего, чтобы ты сам был доволен своим назначением, а во-вторых, чтобы работа твоя, какая бы она ни была, хоть боком была связана с Ленинградом, т.е. чтобы мы могли хоть редко да видеться.
   Будь же здоров, дорогой Серёжа! Пиши, а если будет возможность - и звони (напоминаю: Ж-2-61-71).
   Обнимаю тебя
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
   Сердечный привет Юлии Константиновне, Зое Петровне, Александре Петровне и Галине Петровне. Особый привет - Гарику.
  
  
   7. 21.10.1949
  
   Комарово
   (Келомяки)
  

Дорогой СЕРЕЖА!

  
   Я потрясен твоим небывалым, неслыханным героическим поступком. Подумать только: ты ответил на мое письмо! Правда, хотелось бы, чтобы письмо это было повеселее, а вести, содержащиеся в нем, - получше. Но - для начала и на том спасибо.
   А кроме того - ведь не так уж всё плохо и ужасно, как могло показаться в первую минуту. Во-первых, могло быть хуже. Зимняя утрата твоя могла оказаться невозвратной. Угроза эта, как ты сам знаешь, была вполне реальной. А во-вторых, слишком большие шаги тоже делать не рекомендуется. Я знаю, что ты заслужил более высокого назначения, но, честное слово, в нашем возрасте полезнее шагать через одну, а не через две и не через четыре ступеньки! ЧтС бы ты стал делать в оставшиеся тебе 43 года жизни, если бы в один год достиг всех возможных высот и потолков!? Через год выговор снимут, будешь начальником, ее через год - министром, а там...
   Прости, дорогой, за рассуждения, которые могут показаться тебе наивными, даже глупыми. Я понимаю, что наиболее огорчительное здесь то, что уже назначили и вдруг не утвердили. Н ведь все это пройдёт, забудется и все будет хорошо.
   Буду очень рад повидать тебя - в конце октября или в ноябре, как обещано было. В Келомяках я пробуду до 15-го ноября, а м.б. и дольше. Живется мне здесь хорошо, работается лучше (чем в городе, но - не дает жить и мешает работать развинтившееся и разболтавшееся сердце)
   Хмельного не беру в рот с 15-го сентября, т.е. уже больше месяца.
   В Ленинграде бываю редко и без большого удовольствия.
   Зовут меня в Москву, подначивают на хлопоты о квартире, нашли приватным порядком комнату в Сокольниках, но - я не уверен, что мне хочется и в Москву.
   Гипотонический тонус сказывается и на желаниях моих.
   Приезжай же, дорогой Сереженька! Заблаговременно телеграфируй, чтобы я мог заказать "довольствие" на тебя. Отдыхающих (т.е. "творящих") здесь сейчас немного, в комнате у меня две кровати, устрою тебя с комфортом...
   А пока - пиши!
   Адрес мой: ЛГР, Курортный район, поселок КОМАРОВО, Кавалерийская ул., 5, Дом творчества писателей.
   Обнимаю тебя. Зое Петровне и всем вашим сердечный привет.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   8. 04.02.1950
  
   Ленинград, 4.2.1950
  

ДОРОГОЙ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ!

  
   Во-первых, сердечно благодарю тебя за драгоценный дар: письма Чехова. Единственный изъян этого дара - отсутствие 1-го (т.е. X111-го) тома. Знаю, что дареному коню в зубы не смотрят, но вместе с тем знаю, что и дареному коню положено иметь четыре ноги. Если ног не четыре, а три - позволительно, хотя бы из простой любознательности, спросить: а где четвертая? Может, ее и не было? Может, она не вышла? Или печатается? Или затерялась на почте?
   Это - первое.
   Во-вторых, должен сказать, что при всём моём уважении к А.П. Чехову и к его письмам, в данный момент я бы охотно променял все его 2965 писем на одно единственное - от тебя, мой дорогой, дурной, неисправимый, коварный, лживый, клятвопреступный и просто преступный друг!!!
   Я хорошо помню клятву, которую ты столь торжественно давал, стоя в дверях моей комнаты и тыркая ногу в калошу: - С прошлым покончено! Начинаю новую жизнь! Буду писать!..
   Где совесть твоя, мой дорогой?
   И где твоё обещание приехать в январе в Ленинград? На календаре - 4-е февраля, обрати внимание!
   Нет, в самом деле, Сереженька, время идет, пора тебе подумать о своем моральном облике. Что же это за картина получается, когда о самых замечательных событиях твоей жизни я узнаю из третьих и четвертых рук?! От Александры Иосифовны, например, узнал, что ты переменил мундир, уже главенствуешь в Госиздате и даже пытаешься по примеру своих собратьев тянуть жилы из нашего брата(?). (А.И. жаловалась мне по телефону, что ты предлагаешь ей договор неравноправный. Не вникая в подробности, я просто не поверил ей, сказал: не может быть.)
   Нет, серьезно, когда же ты будешь в Питере?
   Пиши, дорогой! Приезжай!
   Иначе, вот увидишь, начну хлопотать, чтобы тебя послали еще года на два, на три - переучиваться в Партшколу.
   А вообще - до свидания. Сердечный привет Зое Петровне и всем вашим.
   Еще раз спасибо за книги.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   9. 18.04.1950
  
   Ленинград, 18.IV.1950
  

ДОРОГОЙ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ!

  
   Посылаю рецензию на повесть Анатолия Чехова. К сожалению, болезнь, помешала мне сделать её вовремя. Она же (болезнь) не дала мне возможности написать отзыв с тем блеском и с той убедительностью, какие тебе, вероятно, хотелось бы видеть в этой моей работе. К сожалению, дорогой мой, я не в форме. Затянувшийся плеврит мой превращается, кажется, во что-то более серьезное: подозревают TBC! Сегодня будут делать рентгеновский снимок.
   Пока не свалился окончательно, решил исполнить этот дружеский долг, лежащий на мне изрядным грузом. Честно говоря, ни одному другому издательству я бы не стал писать о такой барахлистой рукописи... Неужели ее приняли, редактировали, разрешили и подписали к печати!?
   Может быть рецензия слишком резка по тону - мягче я написать не мог. Читать эту макулатуру было мучительно. Я сделал 20 с лишним страниц выписок, использовав в рецензии только пятую часть... Кое-какие выводы я даже смягчил.
   Когда же ты будешь в Ленинграде? Собираешься ли в Москву? Боюсь, что в ближайшее время я не смогу быть тебе попутчиком, хотя в Москву мне очень нужно. Меня ждут там, устраивают и гостиницу и командировку, но - вряд ли врачи позволят мне ехать сейчас.
   Просила кланяться тебе К.М. Жихарева. Она поправляется, электрокардиограмма показала, что инфаркта у нее не было, и Ксения Мих. Негодует, что ее "даром" заставили лежать в постели три с лишним недели...
   Кланяется тебе и сестрица моя.
   Пиши, дорогой Сережа! И приезжай!
   Привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   10. 29.05.1950
  
   Ленинград,
   29.V.1950
  
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Податель этой записки - давно известный тебе по моим рассказам Николай Гаврилович Жданов, которого прошу любить и жаловать, а также (если возникнет надобность в этом) ориентировать в ваших карело-финских делах.
   Что касается наших с тобой отношений, то они меня по-прежнему очень и очень огорчают. Говорю об этом совершенно серьёзно и с неподдельным прискорбием.
   Жму руку. Привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Л.П.
  
  
   11. 19.08.1950
  
   Ленинград
   19.VIII.50.
  

ДОРОГОЙ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ!

  
   Пишу тебе несколько позже, чем обещал. Все эти дни почти целиком ушли у меня на переговоры с "Молодой Гвардией", которая самым загадочным и роковым образом (на следующий день после твоего отъезда) вдруг воспылала горячим желанием допечатывать массовым тиражом мой сборник "Рассказы о подвиге" (в скобках замечу: через 7 с лишним месяцев после того, как договор потерял законную силу). Правдами и неправдами (главным образом последним) пытались выудить у меня согласие, действовали и подкупом, и лестью, и шантажом и дешевой демагогией...
   Мне очень недоставало тебя эти дни. Твой деловой, авторитетный совет очень бы мне пригодился.
   Из деликатности (или по глупости) я готов уже был согласиться пролонгировать договор, но друзья и приятели (главным образом Ал-дра Иосифовна) насели на меня, затюкали, заклевали и я, проявив несвойственную мне твердость, ответил издательству отказом. Откровенно и между нами говоря, этот геройский поступок мой оставил во мне осадок не совсем приятный. Хотя издательство с самого начала вело себя не по-джентльменски (а как выяснилось сейчас, кое в чём и вовсе подло, - об этом расскажу при встрече) и хотя я имел, казалось бы, все основания смело держаться принципа "с волками жить - по-волчьи выть", смелости этой в себе не ощущаю, ибо волчьему вою всегда предпочитал и предпочитаю благородную человеческую речь...
   Впрочем, все это - интеллигентские штучки, мерехлюндия, рефлексия и неврастения.
   Действуя столь решительно в своих отношениях с "Молодой Гвардией", я думал не столько о своих личных интересах (мне в конце концов все равно, выйдет в "Мол. Гв." Книжка или не выйдет), сколько в интересах К.-Ф. Госиздата. Как бы я ни хвалился "читабельностью" и раскупаемостью своих книжек, а все-таки должен согласиться, что 75.000 экземпляров моих рассказов, выпущенных "Молодой Гвардией", очень бы помешали распространению того сборника, который собираешься печатать ты. Ты скажешь: "следовательно это и в твоих интересах". Ну, что ж, лицемерить не буду, - конечно, это и в моих интересах тоже.
   Теперь по существу дела - о сборнике "Мы - большевики". Название это, повторяю, условное. Я не уверен, во-первых, что именно эта повесть войдет в качестве нового материала в книгу, а, во-вторых, условно еще и само название повести.
   Ориентируюсь на 18-20 листов. Мог бы дать и больше (собрал бы и 25 листов, о которых говорил ты), но - не хочу зарываться, хочу дать избранное их избранного. (Цени подвиг мой и удивляйся бескорыстию моему!)
   За основу я беру сборник "Рассказы о подвиге", исключив из него "Часы" - вещь, которая не вызвала никаких нареканий ни у критики, ни в цензуре, но которая, предположительно, могла бы вызвать возражения.. Повесть эту я люблю, считаю ее "не утратившей интереса" и на сегодня, и во всяком другом издательстве я бы непременно рискнул и переиздал ее. Делать же соучастником этого риска тебя я не хочу. Оцени и тут благородство и великодушие мое!
   Пополняется сборник несколькими старыми рассказами (в том числе думаю внести в сборник нелюбимое и мной и тобой "Честное слово", - рассказ проверенный, хрестоматийный, бронированный). Кое-что из старого основательно перерабатываю. Совершенно нового, т.е. ранее непечатавшегося - два-три названия (а может быть и больше).
  
   Впрочем, об окончательном составе сборника мы договориться успеем. Планов и вариантов у меня много.
   Что касается договорных условий - то тут я целиком полагаюсь на тебя. Торговаться не буду. Уже одно то, что в "Молодой Гвардии" за невышедшую книгу я получил по 4.000 р. За лист позволяет мне идти на уступки и не быть жилой. Позволю только выразить робкое пожелание, чтобы автор получил не меньше как за два тиража, т.е. не менее 160 %.
   Ну, вот - с деловой частью покончил. Если будут вопросы - пиши, отвечу хоть на печатный лист и гонорара не возьму.
   Теперь о делах приватных. Почему же ты, Сереженька, не пишешь мне? Ты же человек добрый и должен знать цену той радости, которую получаешь, делая людям приятное!..
   Впрочем, я хочу невозможного, вероятно. Рассчитывать, что ты возьмешь на себя почин, сядешь за стол и первый напишешь письмо - это все равно, что рассчитывать... уж не знаю, на что. На добровольный отход северокорейцев за 38 параллель, что ли?..
   А должен сказать, что мне было бы весьма и весьма небезынтересно узнать - о тебе, о твоих делах, настроении и самочувствии. Как Зоя Петровна? Представляю, какие мрачные впечатления оставил у нее в этот раз Ленинград! Чувствую угрызения совести - и за себя, и за свой город. Надеюсь, что воздух родных палестин благоприятно подействовал на нее и она уже совсем здорова.
   Как отдыхаете? Удается ли работать? Продвигается ли к концу твой монументальный труд о Карелии? Написал ли вводную статью? Когда поедешь в Ленинград - обязательно захвати ее, мне интересно будет прочесть.
   Как дела с квартирой? Когда можно ждать приглашения на новоселье?
   Гарику скажи, что я вызываю его на спор: съест ли он за 20 минут килограмм сырой гречневой крупы? Перед ним и другими твоими домочадцами-читателями извиняюсь за задержку с высылкой "Графа Монте-Кристо". До сих пор не начал читать его. Читаю, том за томом, переписку Чехова. Следовательно, виноват ты сам: не делай таких щедрых и завлекательных подарков!
   Если бы ты, паче чаяния, поинтересовался узнать о моих делах - я бы тебе ответил, что чувствую я себя сносно, живу довольно интенсивно, все эти дни, несмотря на занятость (я еще ко всему прочему работаю в комиссии по приему литературного наследства К.М. Жихаревой), много и прилюдно сочинительствую, а вчера во второй половине дня даже умудрился выбраться за город, на лоно природы: ездили с Александрой Ивановной и Иринкой в Михайловку, за Парголово, бродили по лесу, набрали полную шапку подберезовиков и нашли один белый гриб!
   А засим - до свидания! Жду письма твоего. Сердечно приветствую тебя и Зою Петровну, а также Юлию Константиновну, Александру Петровну, Галину Петровну и чемпиона страны по эскимо, известного путешественника по Кировским и прочим островам Гарри Пиля 2-го.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   12. 05.09.1950
  
   5.IX.50.
  
   Сергей Иванович, мой друг,
   Тебе писал письмо я,
   Но потерял его я вдруг
   И вот пишу другое.
  
   Действительно, я начал было писать тебе большое, сердитое, пересыпанное справедливыми и несправедливыми упреками письмо, не дописал его, отложил и - не могу найти. Письмо исчезло. Значит, не судьба нам с тобой ссориться.
   Сейчас я хочу сообщить тебе следующее: послезавтра я еду в Москву. Пробуду там числа до 14-го - 15-го. Сколько мне помнится, в это же время собирался быть в Москве и ты. Если это так и если ты пожелаешь свидеться со мной - звони по телефону К 5-72-28 - Ждановым. У них узнаешь мой адрес.
   Жму руку.
   Зою Петровну и всех ваших приветствую.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   От Марьенкова, которого я наконец (с постыдным опозданием) разыскал, узнал, что он видел тебя, что ты здравствуешь и находишься при исполнении высоких обязанностей.
  
  
   13. 05.10.1950
  
   Ленинград, 5.X.50.
  

Дорогой Сережа!

  
   Я только что узнал от Александры Иосифовны, что ты был в Ленинграде, спрашивал у неё обо мне и даже выразил, якобы, желание со мной повидаться.
   Всё это очень и очень меня порадовало. Во-первых, я рад, что ты жив и здоров. Молчание твое меня по обыкновению, и даже больше чем обыкновенно, тревожило. Ты должен помнить, что не всегда молчание друга можно объяснить его невнимательностью, забывчивостью и т.п. Этим можно утешать себя неделю, две недели, месяц, но когда не получаешь ответ на 2 своих письма - перестаешь сердиться и начинаешь беспокоиться. Об этом, я повторяю, ты долен всегда помнить, мой дорогой, неверный и коварный друг! (если не сказать крепче).
   А. Иосифовна, сославшись на тебя, сообщила, что мой сборник включен в план вашего издательства. Рад и сему.
   Надеюсь повидаться с тобой, когда ты будешь возвращаться из Москвы. Ты должен обязательно побывать у меня в Комарове. Только этим способом, и никакими другими, ты можешь заслужить мое прощение и получить отпущение грехов. Главным образом, с этой целью я и взялся сейчас за перо и карябаю тебе наспех это письмо. Поезд до Комарова идет 1 ч. 10 м. От станции до Дома творчества, где я живу, 4 минуты хода. Если ты телеграфируешь или позвонишь накануне, я тебя встречу. Если соблаговолишь приехать с ночевкой - устрою тебя с подобающим твоему сану комфортом. Комната у меня большая. Две кровати. Телефон. Паровое отопление "и др. удоб.". Телеграфный адрес: Ленинград, Курортный район, Комарово, Дом. ТВ. Писателей. Или еще лучше позвони Шварцу (Комарово, N1 (один). Он мне передаст срочно любую телефонограмму.
   Поезда с Финл. вокзала - в 9 ч. с чем-то и в 12-10. Более точно и подробно можешь узнать у Ал. Иосифовны.
   Итак - жду - телеграммы, звонка и наипаче тебя самого.
   Телеграфируй мне или позвони обязательно, дабы нам случаем не разъехаться и не разминуться. Впрочем, после 8-го я постараюсь надолго не отлучаться. Будь здоров! Привет Ксении Николаевне и всем твоим. Целую тебя.
   Твой Л. Пантелеев
  
  
  
   14. 27.10.1950
  
   Ленинград, 27.X.50.
  

Дорогой Сережа!

  
   Только что отправил тебе официальное послание и вот пишу попросту, отвожу душу. При всём моем глубоком уважении к тебе, именовать тебя слишком часто многоуважаемый я не согласен. Вероятно, так или приблизительно так чувствуют себя Мао-дзе-дун или Климент Готвальд, когда обращаются к нашим руководящим товарищам: "Г-н председатель" или "Ваше превосходительство!"...
   Так вот, Ваше превосходительство, в дополнение к сказанному имею сообщить следующее.
   Во-первых, получил ли ты мою телеграмму? Вызвана она была тем, что я в Комарове расхворался, в Ленинграде всё это время не был, и договор ждал на комаровский адрес. В ожидании твоей ответной тел-мы я провёл лишний день в Комарове - и тревожился - столько же за судьбу договора, сколько и за тебя, подозревая, как всегда всякие напасти, вроде глада, мора, болезни и т.п. А письмо твое, оно, наверное, преспокойно лежало уже несколько дней на моем столе - в городе.
   Не скрою, что телеграмма моя была вызвана также нуждой в деньгах, а последняя была вызвана тем, что за это время я успел не только поработать для сборника, но и расчистить, так сказать, для него путь - ценой некоторой жертвы со своей стороны. Дело в том, что я воспользовался тем, что Московск. полиграф. ф-ка не перевела мне вовремя деньги (около 2000 р.) и официальным порядком расторгнул с ними договор. Руководило мной тут не только законное возмущение поведением ф-ки, но и трезвый расчет. Я подсчитал, что 200.000 экземпляров книжки, в которую вошли бы те же рассказы, что и в петроз. сборник, - хоть и не серьезная, а все-таки помеха на пути распространения этого сборника. Тут и критика и покупатель могут быть в претензии.
   Две тысячи - деньги не большие, но отказавшись от них, я оказался совершенно на бобах, что и заставило меня бить в набат и тревожить тебя телеграммой. Потревожу тебя и еще раз - повторной просьбой - сразу же по получении договора перевести следуемый мне аванс, а о переводе известить коротеньким письмецом, дабы мне, хворому и немощному не таскаться лишний раз в сберкассу и не получать афронта. На сей предмет, чтобы избавить тебя от лишних трудов, а издательство твое от лишних расходов, посылаю конверт с адресом и с маркой.
   О художниках. Между нами говоря, ни Харкевич, ни тем более Семенов, предложенные мне Разулевичем, меня не устраивают. Оба они - графики третьеразрядные. Рисунки Харкевич может быть и мог бы сделать, но обложка и супер хорошо у него не выйдет. С этим и Разулевич согласен. Суперобложки у нас делаются редко, настоящей культуры и наторевших мастеров этого дела нет. Мне думается, что суп. обложка должна быть и со вкусом, талантливой рукой сделана и в то же время должна быть яркой, красочной, броской, соблазнительной для глаз покупателя и читателя. Конечно, мне следует рассчитывать силу собств. литературного имени и собственных способностей, но - если оформление книги поможет распространению ее - это не будет, вероятно, во вред ни автору, ни издательству.
   О редакторе. Связался ли ты с З.М. Задунайской? Я еще не видел её, но думаю, что, если она сейчас свободна, она не откажется взять на себя редактуру этой книги. Если ты еще не писал ей - поспеши сделать это в интересах дела. Ведь часть рассказов я смог бы передать З.М. уже сейчас, часть в течение 2-3 недель, остальные по мере готовности материала. Таким образом изд-во получило бы к 1-му января или чуть-чуть позже отредактированную, готовую к печати книгу. То же самое и с художником. Если он будет делать только обложку и заставки, я могу представить сейчас почти весь материал.
   Пожалуйста, реши этот вопрос (особенно о редакторе) и сообщи мне не откладывая.
   Если сообщишь о здоровье своем, Зое Петровне и всех вашим - буду благодарен. Александра Ив. сердечно приветствует тебя. Прости за безалаберное и грязное письмо. Совсем расхварываюсь, трясет, башку ломит.
   Обнимаю тебя.
   Твой Л. Пантелеев
   Если А. И. Любарская еще в Петрозаводске, кланяйся ей.
  
  
   15. 19.01.1951
  
   КОМАРОВО, 19.1.1951.
  

ДОРОГОЙ СЕРЕЖА!

  
   Наконец-то я имею возможность назвать тебя подобающим образом, не прибегая к титулам, многолетиям и холодным официальным эпитетам вроде "уважаемый", "высокочтимый", "августейший" и т.п.
   Между прочим, как это ни курьезно, а с другими издателями и работодателями я нахожусь в отношениях, гораздо более фамильярных, чем с тобой. Пискунов и даже Митяй Чевычелов называют меня в письмах "дорогим", и я обращаюсь к ним так же. А тебя, которого я некогда носил на руках и укачивал в колыбели, я вынужден титуловать "многоуважаемым" и, прежде чем вывести под письмом "с приветом" должен почесать нос и задуматься: не допускаю ли я излишней развязности?
   Натурально ли это и не преступаем ли мы здесь границ естества и здравого смысла?
   Ответь!
   Написать тебе я собирался давно и откладывал поневоле: не было времени. Буквально денно и нощно тружусь над повестью. Приступая к этой работе, я думал перепахать 25% текста, т.е. сделать ровно столько, сколько нужно, чтобы старая вещь приняла видимость новой. Однако, из этого коварного замысла ничего не вышло. Втянувшись в работу, я забыл соображения меркантильные, увлекся, и в результате повесть перепахивается не на 25%, а на все 80, а то и 90. От старого камня на камне не остается.
   И теперь я с ужасом вижу, что - к 27 янв., т.е. к своему отбытию из Комарова, я повести не кончу. Работая теми же авральными темпами я в лучшем случае доведу дело до конца в середине марта.
   Меня это режет со всех сторон. И деньги нужны. И силы иссякают. И - наконец - нарушаю договор!
   Напиши мне, пожалуйста: как лучше поступить: просить ли официальным порядком у Вашей Светлости отсрочки или - прислать рукопись в не совсем доработанном виде, с тем, чтобы доработать ее в тот период, когда рукопись будет у редактора? Впрочем, и в этом случае я не успею, т.к. нужно самому перепечатать около четырех листов текста, накарябанного моим сверхсобачьим почерком...
   Выведи меня из уныния. Произнеси веское спасительное слово!
   Сейчас я читал Чаплину и Скребицкого. Чаплину уже прочел. На днях напишу отзыв. Печатать, на мой взгляд, можно только два рассказа из восьми. Это известные, уже печатавшиеся и в "Мурзилке" и отдельными изданиями рассказы "Ная-выдрёнок" и "Волчья воспитанница". Остальное - плоховато.
   Вместе с этим письмом высылаю свой старый долг - два тома "Графа Монте-Кристо". О получении их прошу известить, с указанием количества страниц и цветных вкладок. Это - отдарок за письма Чехова.
   Здесь проживает сейчас товарищ из Петрозаводска (кажется, фамилия его Кан, - такой молодой красивый, седоватый, который передавал мне от тебя привет. Боюсь, что сделал он это по собственной инициативе, однако, на всякий случай, благодарю.
   Будь здоров, дорогой!!! Когда собираешься в Ленинград? Напиши.
   Сердечный привет Зое Петровне и всех вашим.
  
   Твой Л.Пантелеев
  
  
   16. 04.02.1951
  
   Ленинград
   4 февр. 51 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Сплетницы (или сплетники), которые, не щадя животов своих, доставляют тебе информацию о моём житье-бытье, не заслуживают тех сребреников, которые ты им платишь. Гони их в шею!
   О каких "художествах" моих ты говоришь в своем уловительном и очень обидном для меня письме?.. И чтС я от тебя скрыл, интересно знать? Судя по твоему письму, можно подумать, что я запоем пью, бью зеркала в Европейской гостинице, езжу к цыганкам и вообще.
   Пил? Да, несколько дней пил перед Новым годом. Но ни одного рабочего дня по этой причине потеряно не было. Не работал я только 5 или 6 дней, которые мне пришлось провести в Ленинграде в связи с писательскими перевыборами. Об этом я писал тебе, и это было правдой.
   Ни на чем не основано и твоё ехидство относительно каких-то моих "намёков", касающихся денег.
   Я писал, что затяжка работы над повестью режет меня во всех отношениях - в том числе и в денежном. Увидеть в этом намек и попытку сорвать с вашей милости единовременное пособие - не знаю, как могла такая мысль прийти в твою трезвую (ой, трезвую ли) голову!..
   Когда я просил отсрочки, я знал, что тем самым прошу и отсрочку для денег, т.е., проще говоря, знал, на что иду.
   Сегодня я послал в изд-во на твоё имя официальное письмо. Там идет речь об отсрочке до 15-го марта. Дай мне её. И не пугайся. Это не значит, ч то я до 15-го не сдам рукописи. Я взял крайний срок. Надеюсь, что он будет намного короче.
   Если бы ты знал, какими темпами я работаю, как я устал, как мне хочется поскорей - и с честью - закончить этот бой - ты бы не пилил меня так сурово.
   Целую тебя. Привет Зое Петровне и всем домочадцам твоим.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
   P.S. Был у меня Харкевич. Показывал эскизы. Делает всерьез, не по-мочаловски и может получиться хорошо.
   Переплет делает худ. Седиков. И у него и у Харкевича к тебе просьба, с которой они сами обратиться не решаются: по соображениям художественным, композиционным им хотелось бы, чтобы книга была заключена в переплет N 7, а не в N5. Седиков интересно задумал переплет, который очень удачно ложится в супер и который на бумаге или картоне не выйдет. Если у издательства есть коленкор (или другая ткань) - сообщи, пожалуйста, Разулевичу, указав цвет этой ткани (цвет безразличен, но в зависимости от него художники будут работать).
   17. 20.02.1951
  
   20. II. 51.
   Комарово
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   От Базанова узнал, что ты ездил в Москву. Следовательно, дважды был проездом в Ленинграде.
   Почему же ты, бриллиантовый, не дал знать о себе, не написал, не позвонил и не телеграфировал?!
   18-го я был в городе - на выборах, - весь день просидел дома, почему-то будучи уверен, что ты позвонишь или появишься.
   Впрочем, пишу тебе не попрёков ради, а - из самых низменных побуждений, - чтобы напомнить тебе о твоём обещании - выслать деньги за рецензии.
   Увы, обстоятельства таковы, что вынужден забыть гордость и протянуть руку, сложенную лодочкой.
   Вообще же со мной творится нечто из ряда вон выходящее. Работаю столько, сколько никогда, даже в молодости, не работал.
   Уже за одно это я благодарен тебе, ибо именно ты, яхонтовый мой, толкнул меня на этот подвиг!
   До 4-го я в Комарове. Если успеешь выслать деньги сюда - очень бы хорошо. Не успеешь - не надо. Пойду пешком по шпалам. Прогуляться не мешает: заработался, перекурился, отсидел ноги
   Целую тебя. Привет Зое Петровне и всем.
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   18. 01.04.1951
  
   Ленинград,
   1.IV.51.
  

Дорогой Сережа!

  
   Что с тобой? Что у тебя случилось? Кто болен?
   Я серьезно тревожусь, т.к., зная твою пунктуальность (в вопросах деловых, разумеется, только), не могу представить, чтобы ты лишь по рассеянности или забывчивости не ответил на мое официальное письмо, не откликнулся на мою просьбу об авансе, не выслал, как обещал, сразу же договор. З.М. Задунайской.
   Беспокойство за тебя не позволяет мне посетовать на тебя в полную меру. А сетовать есть на что.
   До 31-го я не выкупил путевки, её продали, и я остался в городе.
   Если бы я знал, что перевод ты задержишь, я бы занял где-нибудь, а тут я до последнего часа ждал и слепо верил. В городе же я работаю менее продуктивно, чем в Доме творчества.
   Сказываются и последствия наших с тобой невинных развлечений. Четыре дня после твоего отъезда я провалялся с воспалением желчного пузыря. Оправиться не могу до сих пор, болит сердце (физически болит), потерял остатки сна и аппетита. Впрочем, обвинять тебя в этой плоскости я не собираюсь. Сам не маленький. И у самого есть на плечах - хоть и неважная, а голова.
   Очень прошу тебя - откликнись на это моё письмо.
   Мне всё мерещится полуведровая бутыль, которую нёс за тобой, прижимая к груди, твой верный раб бибер [часть слова или отдельное слово из 5-6 букв неразборчиво]. Кому она понадобилась? Кого она спасает?
   Во всяком случае, желаю и тебе и всем вашим от всего сердца самого, самого хорошего.
   Целую тебя.
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   19. 25.04.1951
  
   Ленинград,
   25.IV.51.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Я действительно кончил, отмучил свою повесть. Что получилось - не знаю. Как всегда, после окончания работы, кажется, что все плохо и никуда, хотя, по-видимому, и не всё так уж плохо, как мерещится больному воображению измученного автора. Во всяком случае, товарищи, которые кое-что читали в моей рукописи (а читали её товарищи весьма строгие и привередливые), находили в ней и достоинства.
   Знаю одно, что - нужно еще работать, т.е. прежде всего - резать, сокращать, уминать. Многословие от торопливости.
   Сегодня я выслал в Издательство вторую партию материалов. Остальные пришлю после перепечатки. Как на грех, у меня сломалась машинка! Возобновить работу я смогу лишь завтра в середине дня. А перепечатать мне нужно еще почти 80 страниц рукописного текста! И сделать это я должен до 24-го, т.к. в этот день уезжаю в Комарово, работа, как видишь, предстоит каторжная.
   К тебе я обращаю очень большую просьбу: пожалуйста, не давай читать повесть ни своим редакторам, ни членам редсовета и вообще никому, пока не ознакомишься с нею сам, во-первых, и, во-вторых, пока не прочтет полностью Зоя М.
   З.М. я смогу дать повесть только после того, как получу от Изд-ва перепечатанный экземпляр. Выправленной копии, как я уже писал тебе, я не одобряю. Поэтому проси, пожалуйста, Е.И. Иванову начать перепечатку повести еще до получения последних глав её, а сразу же по окончании работы выслать копию мне - в Комарово.
   Что же мне еще сказать тебе, дорогой мой друг?
   Ничего у меня нет ни в голове, ни в душе - полное опустошение, физическая тошнота, какой и с похмелья не бывает. Все-таки, по-видимому, темы, какие я задал себе - не совсем по возрасту.
   Спасибо тебе, дорогой, за деньги. Хотя пришли они и с опозданием, но все-таки очень выручили меня и смягчили нервность моей работы.
   Зная твою паршивую (и даже больше того - гнусную) манеру не отвечать на письма, не задаю тебе никаких вопросов, кроме единственного, на который прошу тем или иным способом ответить: когда ты собираешься в Ленинград? Ты говорил - в конце месяца, но месяц на исходе, а тебя нет. Следовательно, ждать тебя до майских праздников не приходится.
   Уезжаю в Комарово с надеждой увидеть тебя там.
   Приезжай, Сереженька!
   Целую тебя. Привет Зое Петровне и всем.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   20. 04.05.1951
  
   Комарово,
   4 мая 1951 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Не скажешь ли ты мне, за что я наказан? За муравьиное трудолюбие? За полное воздержание от вина и пива? За то, что, живя среди красот природы, даже глаз не поднимаю на оные красоты? Не знаю, но постепенно, на глазах у публики, я превращаюсь в того персонажа чеховской пьесы, которого называли "22 несчастья"...
   Только что я выкарабкался из плеврита, который умудрился подцепить перед самыми праздниками, только что взялся за работу и вот - здравствуйте-пожалуйста, как говорил другой персонаж другого чеховского произведения!
   Третьего дня, отстукав тебе письмо, заклеив конверт и собираясь нести его на почту, я - в первый раз за весь много трудный день - вышел в уборную, сделал там то, что положено было сделать, вернулся в комнату и обнаружил, что за те 4-5 минут, что я находился в отсутствии, комнату мою ограбили! Унесли пиджак (от единственного моего, известного тебе синего костюма), деньги, находившиеся в кармане оного и фетровую шляпу, которой я имел привычку прикрывать свои седины.
   Пишу тебе все это не для того, чтобы порадовать тебя и повеселить, а чтобы объяснить и оправдать задержку с высылкой рукописи. Все эти дни - третьего дня, вчера и сегодня - меня одолевали милиционеры и прочие представители власти, а также сочувствующие и соболезнующие братья-писатели. Только что уехали от меня начальник районной милиции и оперуполномоченный МВД, примчавшиеся сюда /на третий день после того, как было обнаружено это страшное преступление/ на мотоцикле и заставили меня, неизвестно для чего сочинять "объяснительную записку", над чем я и ломал два часа зубы - если не свои, то своей многострадальной машинки.
  
   5.V.51.
   Дописываю на другой день. Только что были у меня Татьяна Ильинична и Харкевич. Суперобложка мне не понравилась. В рисунке много погрешностей против натуры (неточное изображение мельницы, условный ландшафт, поза мальчика и т.д.) и еще больше несовпадений с текстом. Последнее неудивительно, т.к. художник рисовал свою картинку, не читая рукописи. Однако, не все мои замечания совпадают с замечаниями Издательства. В частности, странно звучит Ваше, товарищ директор, обвинение в том, что Ленька (сиречь аз многогрешный) "не похож на крестьянского мальчика". С чего же ему быть похожим? Ни Ленька, ни родители его никогда землепашеством не занимались, о чем тебе-то уж, мне кажется, следовало бы знать.
   Харкевич будет допахивать супер. Мне тоже следовало бы допахать (а главное - сильно сократить) свое последнее творение.
   Собирался послать с Татьяной Ильиничной те страницы, которые успел перепечатать вчера и сегодня, но не было времени просмотреть их и выправить. Вышлю постой сегодня. Послезавтра надеюсь закончить всё. Еще раз очень прошу сразу же после окончания перепечатки (и даже не дожидаясь ее) выслать мне копию.
   Чувствую я себя довольно паршиво. Очень бы утешил, если бы написал мне пару слов. Проживающий здесь В.Г. Базанов говорил мне, что ты похудел, выглядишь утомленным и измученным. Сочувствую и огорчаюсь. Где и когда думаешь отдыхать? Т.И. говорила, что в конце мая ты собираешься в Л-град. Правда ли это?
  
   6.V.51.
   Письмо превращается в дневник. Приезжала ко мне сестра моя Александра Ивановна, привезла среди прочего поздравительную телеграмму, за которую сердечно благодарю тебя и Зою Петровну.
   Новостей у меня нет. По-прежнему пребываю в роли погорельца, принимаю сочувствия и соболезнования.
   Тронул меня В.Г. Базанов, явившийся ко мне с предложением денег. От помощи его я, конечно, отказался, но - действительно был тронут.
   До свидания, Сереженька!
   Целую тебя. Привет всем твоим.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Сегодня посылаю бандероль на Изд-во. Завтра вышлю еще.
  
  
   21. 22.05.1951
  
   Комарово,
   22.V.51.
  

Дорогой Сережа!

   Только что получил твое письмо. Я знал, что получу его сегодня. Нынче ночью видел во сне и тебя и письмо. О чем там говорилось - не запомнил, но почему-то в письме запомнилась, кажется, Сортавала... Проснулся с каким-то беспокойством на сердце, думал о тебе. Пришел в столовую, первым делом спросил, нет ли мне письма. Мне подали конверт, надписанный твоей рукой.
   Не спрашиваю, какого рода неприятность тебя постигла, но - на душе у меня очень тревожно. Приезжай, дорогой, поскорее! Было бы отлично, если бы ты смог приехать сюда, в Комарово. Не сможешь - извести заблаговременно, я приеду в Ленинград.
   Относительно повести моей - не от меня зависит ускорение этого дела. Добрую половину рукописи я выслал в Петрозаводск месяц тому назад, последние страницы поступили в Издательство две недели тому назад. До сих пор рукопись не перепечатана. Две недели я болтаюсь без всякого дела. И даже отдыхать как следует не могу, т.к. постоянно нахожусь в положении пожарного или матроса, которого в любую минуту могут позвать свистком наверх.
   Обидно, что пропадает время
   Чтобы не терять его и дальше, прошу выслать перепечатанную рукопись не сюда, как я просил раньше, а в Ленинград - Зое Моисеевне. Меня же обязательно и в тот же день известите телеграммой о том, что рукопись выслана.
   До середины июня времени осталось очень немного, дорог каждый день и каждый час.
   Целую тебя, дорогой!
   Жду встречи с тобой. Надеюсь и от всей души желаю, что все у тебя будет хорошо.
   Сердечный привет Зое Петровне и всему дому твоему.
  
   Твой
   Л.Пантелеев
  
   В Комарове я пробуду до 19.VI.
  
   Адрес З.М. Задунайской: Л-град, Пушкинская ул. Д.18, кв. 59
   22. 23.05.1951
  
   Комарово,
   23 мая 1951 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Вчера отправил тебе письмо. Сегодня пишу вдогонку.
   Во-первых, с опозданием благодарю тебя за присылку тринадцатого тома Чеховских писем, о получении которого только что узнал. Этим подарком ты, так сказать, вернул мне доброе имя. Теперь у меня есть возможность отдать О. Бергольц зачитанную у нее книгу.
   Во-вторых, в дополнение ко вчерашней моей просьбе - выслать рукопись моей автобиографии в адрес Зои Моисеевны, прошу второй экземпляр (или оригинал) прислать в Комарово на мое имя.
   Надеюсь, что всё это действительно произойдет, как ты и обещал, на этой неделе.
   Целую тебя. От души желаю успехов и доброго настроения.
  
   Твой
   Л.Пантелеев
  
  
   23. 26.05.1951
  
   Комарово, 26 мая 1951 г.
  

Дорогой Сергей иванович!

  
   Я только что вернулся в Комарово после трех, очень трудных дней в Ленинграде. Приехал совершенно больной, разбитый, и вдруг мне говорят, что в мое отсутствие кто-то звонил в Дом Творчества и передал твое пожелание, чтобы я - не-то 2-го, не-то 22-го приехал в Петрозаводск на какое-то заседание. Если это действительно так, если это - не шутка какого-нибудь из моих ленинградских приятелей - надеюсь, что сейчас где-нибудь в пути находится твое письмо, из которого я узнаю, в чем дело.
   Как бы то ни было, должен сказать, что ехать в настоящее время в Петрозаводск я не могу - и по многим причинам. Во-первых, я очень паршиво чувствую себя, во-вторых, у меня - путевка, которую по нынешним правилам ни прервать, ни продлить нельзя. Конечно, на оба эти обстоятельства в случае чрезвычайной необходимости можно было бы и наплевать, как можно было бы наплевать и на то обстоятельство, что - мне не в чем ехать.Я писал тебе, кажется, что меня обокрали. Хожу я сейчас по-домашнему, в грязно-белом полотняном пиджачке, который уже не един год заменяет мне пижаму. Попытки купить хоть какой-нибудь костюм не увенчались успехом... В Ленинграде я обошел несколько комиссионных магазинов и не нашел ничего, что было бы достойно не только столичного города Петроской, но и областного Ленинграда.
   И наконец - главное и решающее: в настоящее время мне следует не заседать, а работать.
   И потом - на какое заседание ты меня приглашаешь? На заседание редсовета? Но в таком случае это ужасно, т.к. тем самым ты нарушил обещание, которое я с тебя взял: не ставить повести на обсуждение до тех пер, пока с нею не ознакомишься и не скажешь в ней своего слева ты, и пока ее не прочтет 3.М.!
   Сделать это, т.е. вынести повесть на редсовет, можно было только в том случае, если бы она не вызывала у тебя никаких сомнений. Но такая возможность не кажется мне вероятной. Я хорошо знаю, - и несколько раз писал тебе об этом, - что повесть требует сокращения и доделок. Последние главы я дописывал в состоянии жесточайшего цейтнота и даже не имел возможности прочесть повесть в целом - от начала до конца. В таком виде выносить сборник на суд случайных для меня людей - я не могу. И тут дело не в тщеславии и не в самолюбии, а престо потому, что в этом нет ни нужды, ни целесообразности. Костюм без пуговиц и лацканов можно показать и дать примерить заказчику (в данном случае заказчиком являешься ты), можно показать его специалисту-закройщику (Зое Моисеевне), выносить же эту недоделанную работу на обсуждение жюри конкурса весенне-летних моделей ни един уважающий себя мастер не будет.
   Впрочем, не будем гадать и опережать событий. Жду твоего письма и твоих объяснений.
   Меня огорчает, что де сих пор ни я, ни 3.М. не получили рукописи. Ругаю себя за то, что отдал печатать рукопись в Петрозаводск. В Ленинграде две машинистки перепечатали бы ее за 4-5 дней. Поступить так, т.е. поторопиться, вынудила меня кровожадность работодателя и желание ускорить дело.
   Напиши мне, позвени или телеграфируй. Лучше всего, если позвонишь по телефону Шварца (Комарово N1 ), предварительно известив меня телеграммой о приблизительном времени разговора. В нужный час я приду к Евгению Львовичу и буду ждать твоего звонка.
   Прости, пожалуйста, за торопливо отстуканное и не очень внятное письмо. Меня лихорадит, я кашляю и чихаю. По этой причине не целую тебя, а всего лишь низко кланяюсь.
   Будь здоров. Сердечный привет З.П. и всем
  
   Твой Л.Пантелеев
  
  
   24. 01.07.1951
  
   КОМАРОВО, 1 июля 1951 г.
  

ДОРОГОЙ СЕРЕЖА !

  
   Зная понаслышке о неприятностях, которое тебя постигли и будучи очень огорчен за тебя, я до сих пор не хотел ни торопить тебя, ни вообще надоедать тебе своими делами, хотя должен скакать, что состояние неопределенности, в котором я вот уже два с лишним месяца пребываю, вероятно, ненамного лучше того, а котором находишься ты.
   В чем дело? Больше двух месяцев тому назад, посылая тебе свою повесть, я настойчиво просил тебя срочно перепечатать и прислать мне копию. До сих пор я не прилучил ни одной страницы. Зоя М. получила, а три или четыре приема, меньше половины рукописи. Как и чем я должен это объяснить? Повесть тебе не понравилась, требует доделок? Но, во-первых, ты мог мне об этом написать или сказать по телефону. Во-вторых, имей я под руками рукопись, за два месяца я смог бы очень иного сделать. Повесть успели бы прочесть С.Я. Маршак и другие товарищи, мнением и советами которых я дорожу. А вышло так, что, не имея возможности переключиться на другую работу, все это время я жил в нетерпеливом ожидании, буквально ничего не делая, не отдыхая и не работая, нервничая и усугубляя расстройство нервов знакомым тебе способом...
   Вчера я получил твое письмо, которое опять-таки никак не разъяснило моих недоумений. В этом письме ты еще раз выражаешь удивление, почему я и З.М. медлим, и ни слова не говоришь о том, почему мелит издательство, почему редактору книги высылают рукопись через две недели по чайной ложке
   Во время нашего последнего телефонного разговора ты мне сказал, чтобы я работал с З.М. над повестью, но подумал ли ты о том, как можно работать, не имея под руками всем рукописи?
   Вообще происходит нечто фантастическое. Все материалы сборника, кроме автобиографии, были представлены мною издательству в феврале или даже в конце января. Тогда же я предложил тебе, для ускорения дела, сдать представленные материалы а набор. Ты объяснил мне, что нельзя сдавать рукопись в производство, не видя всего сборника в целом. Теперь ты почему-то хочешь сделать именно то, против чего когда-то, и весьма резонно, возражал. И теперь приходится выступать с возражениями мне. И вот почему.
   Если "Детство Леньки" войдет в сборник, я считаю нужном изъять из него несколько рассказов, которые кажутся мне менее интересными и значительными, чем повесть. Если повесть почему либо не войдет в сборник (что было бы для меня, не скрою, весьма и весьма огорчительно), нужно подумать, чем ее восполнить. Потому что в таком виде и в такой последовательности, в какой расположен материал (без повести) сейчас - сборник не получается.
   Впрочем, все это - тема, которую в письме не обговоришь. Решить этот вопрос я могу только с тобой и с редактором. Но у редактора нет всей рукописи, а читал ли мою рукопись ты - я до них пор, как это ни странно, не знаю.
   Твою просьбу - выслать отредактированную часть материалов сборника - я Зое М. передал. В понедельник я специально еду в город, чтобы вместе с З.М. еще раз просмотреть рукопись.
   Но при этом я еще раз очень прошу тебя - не поступать опрометчиво и не решать вопрос о составе сборника, не согласовав этот вопрос со мной, и с З.М. И второе - убедительно прошу срочно выслать хотя бы оригинал моей повести Зое М.
   Если ты учтешь, мягко выражаясь, степень моей заинтересованности в этом деле, ты не посетуешь на меня за мою настойчивость. Я был бы и еще более настойчив и проявил бы эту настойчивость гораздо раньше, если бы не знал о твоих личных неурядицах и не боялся лишний раз потревожить тебя и прибавить лишнюю каплю горечи к той, которую тебе, мо дорогой, пришлось испить.
   Желаю тебе от всей души полной победы над недругами и клеветниками. Уверен, что правда восторжествует и что все будет хорошо.
   Поскольку я уже потерял надежду увидеть тебя в скором времени в Ленинграде или в Комарове, очень прошу тебя подробно и обстоятельно написать мне ( и не откладывая) и о себе и о моем сборнике. И все-таки приезжал поскорее!!!
   Целую тебя. Привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   25. 20.09.1951
  
   Москва, 20. IX. 51 г.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Как и следовало ожидать, в Москве я застрял основательно. Торчу здесь уже больше трёх недель и не знаю, как долго еще придётся пробыть в этом Вавилоне.
   Две недели ждал, пока С.Я. прочтет мою повесть. Он очень болен, неделю назад у него был сильный сердечный припадок, и то, что он согласился читать и редактировать мою толстенную рукопись, - конечно, большой подвиг с его стороны. Затем началась работа над рукописью. Я знал, что С.Я. ни в какой мере не будет излишне снисходительным ко мне, но не думал, что работать придётся здесь, авралом, на бивуачном положении.
   Ужасно обидно, что всё получилось шиворот-навыворот и что повесть попала к Маршаку в последний момент, через 4 1/2 месяца после получения её издательством...
   За то время, что я нахожусь в Москве, повесть успели прочитать еще несколько человек: Т.Гр. Габбе, И.И. Халтурин; хотела читать В.В. Смирнова, но не знаю - успеет ли: у нее очень тяжело болен сын.
   Все читающие, начиная от Маршака, повесть хвалят, но у всех имеются замечания, в основном совпадающие и - главное - почти со всеми замечаниями я - по размышлении - должен быть согласиться.
   Работы по объему не так много, но она очень трудна и ответственна, т.к. все доделки касаются укрепления идейно-политической стороны повести.
   Работаю не покладая рук - в условиях малоудобных. Мешает и то, что чувствую я себя довольно паршиво.
   Рецензию С.Я. на днях вышлет тебе. Рукопись пришлю я - отсюда или из Ленинграда. Или привезу сам в Петрозаводск. Зависит это от того, когда я поеду в командировку. Вопрос этот, за неимением времени, я до сих пор решить не удосужился.
   Очень хорошо, что ты догадался выслать - на имя Маршака - второй экземпляр повести. Это очень облегчило мою работу над ней и - хоть на этой стадии - сократило сроки этой работы.
   Вот отчёт о моих делах. Спрашивать тебя о твоих делах не имеет смысла, - рассчитывать на получение ответного письма я не могу - уже по одному тому, что не знаю, как долго пробуду здесь.
   Если напишешь в Ленинград - доставишь большую радость.
   Как ты провёл отпуск? Удалось ли хоть немножко отдохнуть? Боюсь, что это не было настоящим отдыхом, вряд ли ты мог целиком отрешиться от всех издательских дел, поскольку издательство - под боком, в на столе у тебя - действующий телефон.
   Ну, будь здоров, дорогой Серёжа! Целую тебя. Желаю всяческих успехов и процветания тебе, Зое Петровне и всем вашим!
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   26. 11.12.1951. В санаторий в Патру
  
   Ленинград
   11. XII. 51 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Сегодня вечером получил твое письмо (если, конечно, можно назвать письмом паршивенький листочек из блокнота).
   То, что санаторий тебе на первых порах не показался, меня не слишком огорчило. Так оно всегда бывает: новые сапоги, как правило, жмут, а потом разносятся и - ничего, ходим. Одним словом, давай не будем пищать, как говаривал А.С. Макаренко. И не будем делать преждевременных выводов. Помни, что на тебе лежит очень много обязанностей. Обязанности эти суть:
   1) Поправиться.
   2) Отдохнуть.
   3) Нагулять не меньше 5 килограммов жира.
   4) Вдоволь начитаться.
   5) Обдумать план книги о Петрозаводске.
   6) Часто и помногу писать мне!
   Пиши обстоятельно. Мне интересно всё. И анализы твои. И чем лечат. И чем кормят. Хороши ли врачи? Какая погода? Гуляешь ли? Нагуливаешь ли аппетит? И вполне ли утоляет его санитарный паёк? Есть ли симпатичные больные (особенно женского пола)? Хороша ли природа в Патру? Что это - только санаторий или посёлок?
   Одним словом - прошу не жалеть бумаги. Если понадобится - вышлю хоть целую десть.
   Спасибо, что написал - хоть и коротко, а не откладывая. Я беспокоился уже.
   У меня новостей серьезных нет. Два дня похворал немножко, был простужен, а вчера принял портвейна и - отошло.
   Звонил мне сегодня М.О. Разулевич. Бедняга в панике. Огорчён, что не удалось свидеться с тобой. Ты не заключил с ним договоров на две работы. Вчера он звонил Жухаревой, просил выслать договор. Она ответила, что не будет заключать договор, пока не получит всего материала, а если и заключит, то лишь на тех условиях, на каких работают местные художники. М.О. напомнил, что у него была договоренность с тобой, но что будто бы твоя милая помощница и сотрудница заявила:
   - Мне нет дела до директора. Сейчас хозяйка здесь я!
   Одна из работ Раз-ча (кажется, Чехов) уже клиширована. Он решил потребовать ее возвращения, т.е. наложить запрет на использование своей работы. Я посоветовал ему не делать этого сразу, а прежде написать в изд-во и предупредить, обещая также написать об этом тебе.
   Александра Ивановна благодарит тебя за привет и шлет самые лучшие пожелания. Пиши, Сереженька!
   Будь здоров! Целую тебя.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   27. 22.12.1951. В санаторий в Патру
  
   Ленинград
   22 дек. 1951 г.
  

ДОРОГОЙ СЕРЕЖА!

  
   Прежде всего, должен побранить тебя: как бы скверно ты себя ни чувствовал, молчать две недели ты не имел права! Ты не можешь представить, как и я, и А.И. беспокоились все это время. Если не мог писать сам, должен был попросить кого-нибудь послать телеграмму.
   Ладно, пилить тебя не буду, но в следующий раз изволь сразу же, в тот же день отвечать на мои письма (кстати, получил ли ты мое первое письмо, от 11-го декабря, кажется? Ты не ответил на него и не упоминаешь о нем).
   Перейдем к делу. Конечно, очень огорчило меня и то, что у тебя просвечиваются каверны, и то, что повышенная температура не позволила вовремя наложить пневмоторакс. Надеюсь, что в ближайшие дни температура спадет, пневмоторакс наложат, каверны зарубцуются. Но для этого нужно не только отдыхать, но и питаться. А ты ни слова не говоришь ни о своем аппетите, ни о том, как и чем его удовлетворяют.
   Я прошу тебя (и даже не прошу, а требую) тотчас же сообщить мне, что тебе нужно прислать из еды и медикаментов.
   Сахар, масло, яблоки, лимоны, шоколад, мед?..
   Почему тебе не дают паек? Потому что он противопоказан? Или потому, что его нет? Или потому, что дорого?
   Спроси у врачей, ЧТО тебе нужно - достану и пришлю. Кстати, поблагодари д-ра Болотова за быстрый отклик на мою телеграмму. Скажи, что я жду от него обещанного письма. А что представляет из себя д-р Коган, который, по его словам, почти две недели не был в санатории? (я сначала телеграфировал ему, а потом говорил с ним - в Ленинграде - по телефону).
   Сереженька, милый, ты такими мрачными красками расписал санаторий, что у меня сердце кровью обливается.
   Мало того, что я за тебя беспокоюсь, я еще и себя грызу: ведь это я убедил тебя поехать в Патру!
   Дай же мне возможность реабилитировать и себя и санаторий (о котором мне, между прочим, по-прежнему приходится слышать самые хорошие отзывы). Подумай и напиши мне: чем и как я могу помочь тебе? И, пожалуйста, без всяких стеснений, извинений и пр. Вопрос достаточно важный, чтобы тратить время на подобные пустяки.
   Александра Ивановна шлет тебе самые лучшие пожелания. Каждый вечер, вернувшись с работы, первый вопрос, который она задавала:
   - Ну, как? Есть? (имея в в иду письмо от тебя).
   Такие же сердечные пожелания шлют тебе А.И. Любарская и М.М. Зощенко, которого я встретил вчера вечером на лестнице, когда шел к Вл. Н. Орлову. Первый вопрос М.М. тоже был о тебе. "Передайте Сергею Ивановичу самый, самый нежный привет. И скажите, что он очень хороший человек".
   Когда же я спросил, получил ли он деньги - М.М. махнул рукой:
   - Ладно, успеется.
   Хотя деньги ему, конечно, очень нужны.
   А вот твой М.О. Разулевич надоел мне своими жалобами на издательство. Впрочем, все у него кончилось благополучно: подписанные договора ему прислали.
   Ну, до свидания, Сереженька!
   Будь друг, пиши мне почаще! Я буду отвечать сразу же. Почитаешь для разнообразия мои письма. Одним Достоевским жить все-таки нельзя.
   Целую тебя!
   Будь здоров!!!!!
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   28. 28.12.1951. В санаторий в Патру
  
   28. XII. 51 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Получил сегодня твое письмо, в котором ты сообщаешь, что 27-го тебе должны сделать пневмоторакс. Следовательно, уже не должны, а сделали?
   С нетерпением и трепетом жду от тебя известия: как ты перенёс эту операцию и как чувствуешь себя?
  
   [На полях письма]:
   Еще раз прошу, - датируй свои письма!
  
   Ты спрашиваешь: чтС пишут мне врачи о твоем здоровье?
   Да то же, вероятно, что и тебе говорят. Вряд ли в их интересы входит преуменьшать или, тем более, преувеличивать степень твоего заболевания. И.Г. Лейбович писала мне, что у тебя в легких слева определяется небольшая свежая каверна. То, что она небольшая и свежая - хорошо, но ведь могло бы ее и совсем не быть, если бы, скажем, вовремя, еще в Петрозаводске, наложили пневмоторакс. Однако, люди, как известно, задним умом крепки, даже такие образованные в медицинском отношении, как я.
   Утешительно, конечно, и то, что больные с двумя и тремя кавернами, как ты утверждаешь, пьют и курят. Но не думаешь же ты, что если бы они не пили и не курили, то чувствовали бы себя хуже? Нет, эти штучки ты оставь, батенька мой! Надо навсегда расстаться и с питьём и с куревом - и с кавернами тоже! А последнее в немалой степени зависит от первого!
   Почему? Изволь, заберусь на знакомую мне профессорскую кафедру и прочту тебе небольшую лекцию.
   Туберкулезная бацилла отравляет человека, интоксикация нарушает аппетит, человек чахнет, организм его не справляется с болезнью.
   Никотин - тоже яд, тоже отравляет организм. Дополнительная, даже небольшая интоксикация помогает ПК подтачивать здоровье.
   Надеюсь, понятно?
   Запиши это, пожалуйста, на своем кардинальском носу, а также и на носах тех твоих собутыльников и сокурильщиков с двумя и тремя кавернами, о которых ты, [1 слово неразборчиво] сказать, пишешь, как о каких-то дважды и трижды орденоносцах.
   Нет, Сереженька, надо не курить и не пьянствовать, а лечиться!
   Кстати, что слышно в ваших местах о стрептомицине? Моя молодая приятельница, которая дважды лечилась в Патру, уверяет (я на днях говорил с ней по телефону), что ей по-настоящему помогло только это средство. Впрочем, она хорошо отзывалась и о ПАСКе. Поспрашивай у врачей, не порекомендуют ли они тебе пройти этот курс? (т.е. стрептомицинизацию).
  
   [На полях письма]:
   Продолжают ли тебе делать вливания глюкозы с витаминами? Если из экономии прекратят - сообщи, вышлю и то и другое. Это очень полезно.
  
   Ты очень хорошо сделал, что по собственной инициативе отменил свое намерение приехать 31-го в Ленинград. Потому что, обсудив этот вопрос, мы решили просто не принимать тебя! В самом деле, это была очередная вспышка мальчишества и авантюризма с твоей стороны!
   А кроме того, я не знаю, буду ли я еще и сам встречать Новый год.
   Вот уже почти целая неделя, как я валяюсь в постели - больной.
   В воскресенье (в тот день, когда ты звонил мне) вернувшись вечером домой, я вдруг почувствовал страшнейший озноб, с трудом разделся и залез под одеяло, а через полчаса уже бредил и горел так, как не горел никогда, даже в раннем детстве. Когда жар немножко спал, и у меня хватило сил смерить температуру, градусник показал 39,9. А за полчаса до этого было, вероятно, 41Њ, не меньше.
   Наутро температура резко упала и с тех пор выше 37,3 не поднималась, н чувствую себя паршиво, - вероятно грипп.
   Врачей, конечно, не звал, лечусь по собственной системе.
   Корректуру мне прислали всю, т.е. до последнего, 29-го печатного листа.
   К бандероли было приложено два письма - одно от А.Н. Ивановой с небольшими замечаниями по тексту и с просьбой не задержать возвращение листов, и второе - от Т.И. Евсеевой, в котором она спрашивала, не известно ли мне что-нибудь о тебе, о твоем самочувствии.
   Той и другой я ответил, так же как выправил и вернул корректуру.
   Твоя заместительница ничем меня не радовала, да и не могла порадовать, т.к. я ни о чем ее не просил, ни с чем к ней не обращался и в дальнейшем не имею намерения обращаться.
   Если же слова твои носят характер иронический, и под "радостью" следует понимать "гадость", то и тут, слава богу, я пока ее руки не чувствовал.
   Ну вот, Сереженька, сколько я тебе навалял!
   Учись! Тоже больной, тоже лежачий, но - не в пример тебе - добродетельный, трудолюбивый, прилежный и непьющий.
   Хотел извиниться перед тобой за почерк, но вспомнил о твоем собачьем почерке и решил, что это было бы с моей стороны почти ханжеством.
   С Новым годом, дорогой друг! Здоровья и счастья!
  
   Твой
   Л.П.
   Александра Ивановна поздравляет и шлет привет.
  
   P.S.
   Что читаешь сейчас?
   Если в санатории есть полный Достоевский, советую прочитать "Дневник писателя" за все годы. Эту книгу я перечитываю чаще и с бСльшим интересом, чем романы Д-го. И отвечай, пожалуйста, на ВСЕ вопросы, которые я задаю в своих письмах. Ведь я эти вопросы не из пальца высасываю, а спрашиваю о том, что мне действительно интересно. А впечатление такое, что ты, отвечая, даже не перечитываешь моих писем, спешишь употребить их на подтирку.
   Кстати, как твой желудок? И как твой вес? Ведь ты уже отбыл 1/3 срока и должен был нагулять из назначенных мной 5 кило - 1 к. 666 граммов!
  
  
   29. 14.01.1952. В санаторий в Патру
  
   КОМАРОВО
   14 января 1952 г.
  

Дорогой Сережа!

   Молчание твое я могу объяснить или тем, что ты очень скверно чувствуешь себя, или, наоборот, тем, что чувствуешь себя в такой степени поздоровевшим, что можешь позволить себе вернуться к своему обычному, не очень чуткому и не очень внимательному отношению ко мне.
   Ты говорил по телефону с Александрой Ивановной, следовательно, здоров настолько, что можешь ходить. Конечно, я очень, и очень рад этому, но не скрою, что к радости моей примешивается оттенок досады и обиды... Неужели за две с лишним недели ты не мог выбрать десяти минут, чтобы написать мне?
   Прости меня, пожалуйста, за излишне раздраженный тон, но я действительно обижен и огорчен.
   В предыдущем письме я спрашивал тебя: не нужен ли тебе стрептомицин? Я говорил с Л.Л. Ганзен, которая (несмотря на свои 26 лет) больна уже давно, у которой в легких было много каверн, которой делали 3 свое время - и тоже неудачно - пневмоторакс и которой помог радикальным образом только стрептомицин. Сейчас у нее зарубцевались все каверны, снизилась до нормы РОЭ, нет палочек...
   Стрептомицинизяция требует двадцатидневного курса, каждый дань вливают внутривенно энное количество этого препарата. Поднимая этот вопрос, я рассчитывал, что ты успеешь пройти этот курс в санатории, поэтому и просил тебя ответить срочно. А ты вообще не счел нужным откликнуться на мое письмо. Меня это и огорчало и волновало, а я и сам чувствовал себя последний месяц неважно, почти все это время провалялся в постели... 8-го меня просвечивали, нашли в легких "пару мелких очагов", какие-то фиброзные изменении и вдобавок еще что-то неладное с сердцем. Очаги по-видимому пустяшные, говорят, что их можно извести усиленным питанием и свежим воздухом. Но, к сожалению, питаться усиленно не позволяет мне мой больной желудок. Поэтому придется по-видимому заняться в первую очередь именно им, т.е. желудком.
   С 5-го я нахожусь в Комарове (о чем говорил тебе во время нашего последнего разговора по телефону).
   Теперь я на 44 километра ближе к тебе, - надеюсь, что и письма твои будут ходить быстрее и регулярнее.
   Пожалуйста, сегодня же напиши мне. Мой адрес:
   Финляндская ж.д. ст. Комарово, Дом Творчества писателей.
   Пищи подробно. Что делаешь? Как чувствуешь себя? Чем лечишься? Какие анализы, РОЭ, ВК? Какой вес? Кашляешь ли? Много ли гуляешь?
   Я отвечу тебе сразу же, хотя не уверен, что письма мои хоть сколько-нибудь нужны.
   Целую тебя.
   Будь здоров!
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   30. 20.01.1952. В санаторий в Патру
  
   Комарово
   20. I. 52 г.
  

Дорогой Серёжа!

  
   Только что получил твое письмо и вот, - отложил в сторону спешную работу, - сразу отвечаю. Пишу об этом из соображений пропагандистско-педагогических - чтобы добродетель моя служила для тебя примером.
   Вчера получил и другое твое письмо - адресованное в Ленинград.
   Очень приятно было узнать, что ты прибавил в весе, что появился аппетит, что ты много гуляешь. Но то, что у тебя так медленно снижается РОЭ и не исчезают палочки - огорчительно. Все-таки я по-прежнему стою за стрептомицин. Первый раз слышу, что стрептомицин и ПАСК действуют одинаково. По моим сведениям, действие ПАСК'а ограничивается временем его приема, стрептомицин же излечивает TBC радикально. Вероятно, до твоего отъезда из санатория, там еще раз побывает проф. Кузнецова. Постарайся, чтобы тебе показали ей. Спроси обязательно ее мнение относительно стрептомицина.
   Нужно ли тебе раньше срока уезжать из санатория? Деловые встречи - с художниками и т.п. - ты можешь, вероятно, оформить как командировку.
   Предыдущее письмо мое было излишне нервным - прости меня, пожалуйста! Кроме недомоганий физических, у меня и настроение довольно паршивое. Дело в том, что 31-го декабря мне звонил С.Я. Маршак, которому я дал слово - полгода не пить. А когда я резко и бесповоротно прекращаю "портвейнизацию", у меня столь же резко падает весь жизненный тонус.
   С легкими у меня ничего страшного нет. На днях делали снимок: свежих очагов нет, старые уплотнились.
  
   [На полях письма]:
   Опять ты не датировал своего письма и я не знаю, как долго оно тащилось те 40 километров, которые нас с тобой разделяют.
  
   С сердцем тоже стало получше. А желудком, действительно, надо будет заняться.
   Путевка моя кончается 30-го. То есть, это значит, что 31-го я буду уже в Ленинграде.
   Встретиться с тобой, конечно, очень хочу, но еще раз прошу тебя подумать: стоит ли тебе уезжать из Патру 2-го? Ведь срок путевки твоей истекает, если не ошибаюсь, 4-го. Следовательно, ты можешь уехать лишь 5-го утром. Чего ради терять лишних два дня отдыха и лечения??
   На прошлой неделе я получил письмо от А.Н. Ивановой. Между прочим, она пишет: "Если Вы встретите Сергея Ивановича, прошу передать ему наш дружеский привет. Скажите ему, что под Новый год мы поднимали бокал за его здоровье, поэтому он должен быстро выздороветь. Хотелось бы знать, как он себя чувствует".
   Справлялся о твоем здоровье и В.Г. Базанов, который дней 5 гостил в Комарове. Надо сказать, что разговор с ним произвел на меня впечатление очень неприятное.
   Сегодня, вместе с твоим письмом, получил письмо от Ждановых из Москвы. Они пишут: "Надеемся, что Ваш друг Лобанов поправился: ныне туберкулез - болезнь пустяковая, если она не от нищеты". Т.е., вероятно, они имеют в виду, что надо хорошо питаться, регулярно отдыхать, бывать на воздухе, иметь отдельную комнату и т.д.
   Напиши мне, Сереженька, сразу же!
   Будь здоров! Дыши! Толстей! Набирайся сил и не забывай любящего тебя
  
   Л. Пантелеева
  
   Что в Петрозаводске? Как здоровье Зои Петровны и всех твоих домочадцев. Кланяйся им, если будешь писать.
  
  
   31. 28.01.1952. В санаторий в Патру
  
   Комарово
   28. I. 52 г.
  

Дорогой Серёжа!

  
   Письмо твое получил. Ну, что ж, если ты решил ехать второго - буду очень рад увидеться с тобой раньше, чем рассчитывал. Гостиницу попробую забронировать, хотя не очень хорошо понимаю, как это делается и как может частное лицо предпринимать такие серьезные акции.
   Телеграфируй мне, пожалуйста (в Ленинград), каким поездом ты едешь из Терийоки, я встречу тебя в Ленинграде на вокзале. Адрес для телеграмм: Ленинград, Восстания, 22, кв.2. Пантелееву.
   На всякий случай посылаю тебе расписание поездов: 12.20. 13.58. 14.52. 15.27. 16.20. 17.01. 18.11. 19.04. 19.25. 20.44.21.44.22.11.22.25.23.02 [в письме расписание записано в столбик].
   Это - расписание Комаровское. Для Зеленогорска нужно для каждого поезда откинуть 10 минут.
   В телеграмме укажи точно: выезжаю или приезжаю.
   Итак - жду тебя.
   Целую
  
   Твой Алексей П.
  
  
   32. 06.02.1952
  
   6. 2. 52 г.
   Ленинград
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Прошло уже почти два часа с тех пор, как я, поговорив с тобой, повесил трубку, а я всё еще не могу избавиться от неприятного ощущения, которое оставил во мне этот наш беглый и невразумительный разговор.
   Надеюсь, что у тебя ничего особенно неприятного не случилось, но почему-то у меня очень тревожно на душе. Вероятно, это - мое больное сердце, которое весьма чутко реагирует на всякую, даже самую маленькую царапину. Самое скверное - не знать, в чем дело.
   Вообще у меня такое ощущение, что теперь уже никогда не будет спокойно на душе: ты не представляешь, как волнует меня и здоровье твое и всё прочее. Нет, в самом деле, ты этого не понимаешь, иначе ты не позволил бы себе держать меня в неведении целую неделю.
   Пожалуйста, напиши мне сразу же, не дожидаясь воскресенья! Если писать не думая о кляксах и о красотах стиля, как делаю это сейчас я, можно за 10-15 минут навалять четверть печатного листа, сказав всё, что требуется.
   Если не был еще у Цветкова и пойдешь к нему, говори с ним именно так, как я тебе советовал. Не пожалей сил и энергии, чтоб добиться возможности в дальнейшем спокойно и без помех работать. Сразу же, не откладывая, поставь точки над О.
   Не сердись на меня за эти советы, даже если они покажутся тебе глупыми.
   Напиши мне, если не трудно, и о моих делах. В каком положении сборник? Писал ли ты Зое. М. и Маршаку?
   Если я поеду в Москву, мне будет неприятно узнать, что С.Я. письма твоего не получил.
   Впрочем, я не уверен, что смогу поехать в Москву: чувствую себя весьма паршиво.
   В воскресенье попытаюсь звонить тебе, но жду этого разговора без особой радости, - боюсь, что опять услышу одни намеки и недомолвки.
   Постарайся к этому времени написать мне.
   Целую тебя, дорогой.
   Береги себя!
   Сердечный привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
   P.S. Одновременно с этим письмом посылаю официальное заявление в издательство относительно денег.
  
  

0x01 graphic

Письмо от директора дома творчества "Комарово". 26.09.1949 г.

0x01 graphic

  

Письмо от Л.Пантелеева. 01.09.1945 г.

0x01 graphic

Письмо от Л.Пантелеева. 19.01.1951 г.

   33. 18.02.1952
  
   Ленинград
   18. 2. 52 г.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Посылаю тебе книжку Лебедева о туберкулезе. Во многом она уже устарела, в частности - в ней очень мало и невнятно говорится о стрептомицине, который за эти три года успел проделать большой путь и одержать немало побед. Если достану что-нибудь более современное и солидное - вышлю.
   Надеюсь, что ты уже побывал у Цветкова и что результаты этой аудиенции оказались успешными для тебя. Напиши мне подробно, как и о чем вы говорили и к каким решениям пришли.
   Я чувствую себя немного лучше, но все-таки ни для работы, ни для других серьезных акций не гожусь. Малейшее усилие (передвинул стол, открыл дверцу у печки) вызывает сердцебиение, тошноту, боль в сердце. Надо принимать какие-то меры, вливать в себя глюкозу и т.п. Но до сих пор я не удосужился даже показаться опытному сердечнику.
   Вчерашний наш телефонный разговор меня огорчил. Не буду скрывать, что огорчился я не только за тебя, но и за себя.
   В прошлое воскресенье ты твердо обещал мне в течение недели перевести деньги. В письме твоем на эту тему не было ни слова. А вчера ты, между делом, заявил, что до конца февраля денег в изд-ве не будет. Но ведь они были, если ты обещал сделать перевод.
   Разреши мне быть совершенно откровенным и сказать всё, что я думаю по этому поводу.
   Мало того, что благодаря твоему коварству я оказался в очень трудном положении, я чувствую двойное огорчение - оттого, что именно ты поступил со мной так коварно.
   Ведь мне очень понятен расчет, который руководит тобою. Денег в издательстве мало, кредиторов много. Другие кредиторы будут ерепениться, теснить, угрожать судом и управлением по охране авт. прав, а П-в - человек свой и притом деликатный. Он выкрутится как-нибудь и смолчит.
   Расчет верный. Действительно, я не нахожусь по отношению к тебе, как к директору издательства, в очень сложном положении. Со всяким другим издателем и работодателем я вел бы себя гораздо энергичнее.
   В самом деле, - ведь еще в декабре я подписал в печать последний лист корректуры, давно имею право на получение 100% гонорара, а до сих пор не получил и шестидесяти. Нет у меня сколько-нибудь ясного представления и о положении, в каком находится мой сборник. Две недели тому назад ты сообщил мне, что книга печатается и выйдет в середине (вернее - не раньше середины) марта. А вчера ты заявил мне, что на днях я должен получить чистые листы. Как это следует понимать? Может быть, я недостаточно хорошо знаком с полиграфической техникой, но мне всегда казалось, что чистые листы приходят до, а не после печатания книги.
   Одним словом, дорогой Сережа, не думаешь ли ты, что нам следует внести ясность в наши деловые отношения?
   Буду благодарен, если ты ответишь мне (частным или официальным порядком) на следующие вопросы:
   1) В какой производственной стадии находится мой сборник и когда можно ожидать выхода его в свет?
   2) Сделан ли общий расчет гонорара?
   3) Получил ли калькулятор список новых рассказов, те, которые я передал тебе, по твоей просьбе, перед своим отъездом из Петрозаводска?
   4) Сделана ли калькуляция и установлена ли цена книги?
   5) Сколько мне следует гонорара, когда и в какие сроки я могу рассчитывать его получить?
   Вопрос о выходе сборника интересует меня не только с гонорарных позиций. Джентльменское соглашение, которое мы с тобой заключили, лишает меня возможности до выхода книги у тебя, печатать новую повесть мою в Детгизе и др. издательствах. На днях я получил - через иностранную комиссию ССП - просьбу китайского издательства прислать им мою новую повесть. (М. прочим, из этого письма я узнал, что в Китае вышло 5 моих книг, т.е. почти все, что мною написано). Я обещал выслать книгу в середине марта. Теперь у меня нет уверенности, что обещание это я смогу выполнить.
   Пожалуйста, напиши мне, не откладывая.
   Вчера вечером я получил письмо из Москвы от Н. Грибачева. Секретариат ССП просит меня принять участие и выступить на Всесоюзном совещании по вопросам детской литературы. Не знаю, хватит ли у меня пороха на эту поездку. Сейчас буду звонить в союз, узнаю, на какое число перенесли открытие совещания ( в свое время оно было назначено на 17. II). Если времени на подготовку хватит, может быть и поеду. А может быть и не поеду.
   Ну, будь здоров, Сереженька! Прости меня за излишнюю нервозность. Но войди в мое авторское положение и не осуди меня строго.
   Не кури, пожалуйста!!!
   Целую тебя. Привет Зое Петровне и всем домочадцам твоим.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   34. 06.03.1952
  
   Ленинград
   6. III. 52 .
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Не скрою, что на этот раз мне не только не приятно, но даже радостно писать тебе. С большим огорчением я замечаю, что последнее время письма мои не только не радуют тебя, но что они вызывают у тебя досаду и раздражение. Уже одно то, что ты не отвечаешь на мои письма - верное тому доказательство.
   На этой неделе я несколько раз принимался писать тебе и бросал.
   И сегодня я взялся за перо - буквально с физическим отвращением.
   Нет хуже, когда в дружеские отношения вмешиваются отношения денежные.
   А именно на эту тему я и должен писать тебе.
   Не буду отнимать и у тебя и у себя время подробным изъяснением причин, вынуждающих меня беспокоить тебя. Когда-нибудь я тебе расскажу, в какое трудное положение ты меня поставил. Сейчас я только напоминаю тебе, что при нашем последнем расставании - с лишним месяц тому назад - ты обещал мне перевести деньги в ближайшие дни. Затем это обещание было отсрочено до середины февраля, затем - на конец февраля, и, наконец, на первые числа марта.
   Денег я до сих пор не получил - и вот вынужден еще раз выступить перед тобой в роли надоедливого просителя. Если бы я не знал, что у тебя была и есть возможность. Избавить меня от этой глупой и не слишком приятной роли, я бы не стал тревожить тебя, особенно сейчас, когда ты болен. Но в том-то дело, что (к вящему огорчению своему) я знаю, что возможность такая у тебя была и что ты, попросту говоря, водил меня за нос, когда уверял, что у издательства нет ни копейки и т.п.
   В прошедший понедельник я возвращался от врача, шел в препаршивейшем настроении по Литейному, и вдруг меня окликает М.М. Марьенков. Товарищ сильно навеселе, в блаженнейшем состоянии. Хвалится, что получил из Петрозаводска деньги, что уже 4-й день гуляет, и в заключение заявляет: "А все-таки хороший человек Сергей Иванович!!!"
   Конечно, я не задумываясь согласился с этим утверждением. Но тем не менее бодрости мне этот разговор не прибавил. Впрочем, все эти притчи в сторону.
   Очень прошу тебя, Сергей Иванович, распорядиться, чтобы мне до 10-го марта перевели деньги. Или - если не сможешь это сделать - подскажи мне способ, как мне в дальнейшем действовать.
   И еще: могу ли я рассчитывать получить (в Ленинграде) числа 5-7-го апреля экземпляры моего сборника? Для меня (да и для изд-ва тоже) это очень важно. На днях здесь был Пискунов, директор Детгиза, который, по его словам, приехал в Ленинград чуть ли не исключительно ради встречи со мной. При случае я расскажу тебе подробно обо всех обстоятельствах, сопутствующих этому делу. Сейчас могу только сказать, что мой петрозаводский сборник, еще не выйдя в свет, успел наделать много шума. Достаточно сказать, что Пискунова вызывали в ЦК и спрашивали, почему мой однотомник издается в Карелии, а не в Детгизе? Пискунов интересовался, не могу ли я аннулировать договор с Петрозаводском и передать сборник ему. Конечно, я ответил, что сделать это не могу, да если бы и мог - не стал бы так поступать.
   8-го апреля - совещание по детск. литературе. Не знаю, позволит ли мне здоровье поехать в Москву (чувствую я себя паршиво, - ко всему прочему прибавился грипп), но очень важно, чтоб к этому времени сборник вышел. Почему - объясню после.
   В воскресенье сделаю попытку тебе позвонить. Надеюсь, что твой плеврит рассасывается и что скоро ты сможешь наконец прибегнуть к средству, на которое я тебя так давно подбиваю, и на которое по-прежнему очень и очень много ставлю. Я имею в виду стрептомицин.
   Желаю здоровья тебе, Зое Петровне и всем страждущим и недужащим домочадцам твоим.
   Целую тебя. Твой Л. Пантелеев
  
  
   35. 18.03.1952
  
   18. III. 52 .
   Лгр
  

Дорогой Сережа!

  
   Завтра я еду в Комарово. К сожалению, всего на 13 дней.
   Решил написать тебе, напомнить о твоем обещании писать мне и заодно напомнить адрес: Ленинград,
   Курортный район,
   Комарово, Дом творчества писателей, мне
   Для облегчения твоего подвига посылаю конверт с адресом.
   Вчера после разговора с тобой я совсем приуныл. Сегодня смотрю на жизнь несколько бодрее.
   Много надежд возлагаю на тебя:
   Жду, что ты начнешь отвечать на мои письма (и на мои просьбы).
   Что будешь энергичнее бороться за свое здоровье.
   Что поправишься и повеселеешь.
   Что мы увидимся с тобой скоро.
   Что когда-нибудь мы с тобой "поднимем тост" за стрептомицин ( и за витамин).
   Вчера ночью я несколько часов читал главу из книги Певзнера, посвященную лечебному питанию при TBC (Певзнер - это знаменитый диэтетик, директор института лечебного питания в Москве).
   Хотел перепечатать на машинке всю главу, но, во-первых, пороха не хватило, а во-вторых, всего тебе и знать не надо.
   А что тебе надо знать - изложу коротко или процитирую:
   "Чрезмерное питание туберк. больных с постоянным и большим преобладанием в пище жиров и углеводов (масла, сала, сладкого и мучного) дает во многих случаях отрицательный результат".
   Вообще перекармливание - вредно. Быстро "накопленные килограммы" (7-10 кг в месяц) "тают, как снег от лучей солнца, после выписки из санатория" (Певзнер)
  
   "Частой причиной прогрессирующего похудания при TBC является ... скрыто протекающий гиповитаминоз, особенно недостаточное введение витамина B1 (БЭ ПРИМ). Ввиду частого преобладания в пищевом рационе углеводов потребность в витамине B1 сильно повышается; одним из ярких и первых признаков недостаточного введения этого витамина является полное падение аппетита".
   Похудание часто прогрессирует из-за неправильного составления пищевого рациона. "Чаще всего это наблюдается в случае недостатка в рационе полноценного белка и витаминов (C, группы B и A)".
   "Шаблонное усиление питания не помогает".
   "Качественный состав пищевого рациона играет меньшую, но еще бСльшую роль, чем количество пищи"
   "Необходимо вести борьбу с укоренившимся у больных старым воззрением, что якобы туберкулез нужно "заливать жиром"... "Я наблюдал, что после уменьшения введения жиров у тяжелых туберк. больных улучшился аппетит... Кроме того, у больных избыточное количество жира в пище (120-150 гр.) вызывает ряд диспептических явлений и отвращение к еде" (Певзнер).
   Особенно вредно перекармливать жирами при высокой tЊ (падает количество и ухудшается качество пищеварительных соков).
   "Заслуживает весьма большого внимания вопрос о витаминном обмене при TBC. Мнение некоторых авторов, что в каждой диэте, содержащей определенное количество овощей и фруктов, имеется достаточное количество витаминов, нельзя считать правильным. Доказано, что потребность в витаминах сильно повышается при всяких воспалительных и гнойных процессах".
   ... "при недостатке витаминов B и C туб. процесс развивается тяжелее..."
   "Советские и зарубежные авторы доказали, что ... дефицит витамина C, повышенная потребность в нем, проявляются при туберкулезе легких особенно ярко".
   "По наблюдениям, проведенным нами в санатории Боровое, величина дефицита витамина С зависит не только от характера туб. процесса (особенно велика потребность в вит. С у больных с фиброзно-кавернозным процессом, при высокой tЊ и сильном распаде тканей), но и от недостаточного введения с пищей витамина С"...
   "Опустошение витаминных депо, особенно запасов витамина С и отчасти А, происходит при новой вспышке процесса..."
   "Витамин А имеет также большое значение".
   "Дефицит витамина А предрасполагает к новой вспышке процесса".
   Но следует иметь в виду, что "чрезмерное количество рыбьего жира (вит. А) может способствовать опустошению депо витамина С"... "поэтому количество вит. А должно относиться к количеству витамина С, как 1:3".
   ... "Особое значение придаётся витамину B1 (БЭ ПРИМ)".
   "Доказано, что туберкулезный процесс протекает гораздо лучше, если больной получил витамины С и B1"...
   "Очень плохой аппетит, общая слабость, развившаяся на почве основного заболевания (TBC), поддерживается у некоторых больных недостатком в рационе витамина B1".
   "Я видел немало туберкулезных больных, у которых общая слабость, головные боли, плохое настроение, запоры, боли в коленях или икроножных мышцах, падение аппетита, даже полная анорексия исчезали при введении в организм ежедневно 5 мг витамина B1"...
   "Важную роль играет при TBC и витамин D (в частности, отсутствие его в рационе снижает эффект т. наз. кальциевой терапии)".
   "Основное требование к качественному составу пищевого рациона туберк. больного:
   "1) Количество белка не должно быть ниже 100 гр., причем не менее половины должно состоять из полноценного белка (мясо, сыр, творог, молоко, яйца)
   2) Злаки (хлеб, каши, мучные изделия) и чистые углеводы (сахар, сладости), как продукты, не относящиеся к "защитным", не должны составлять главной части рациона.
   3) Витамины С, А и D и витамины группы B*) должны быть введены в количествах выше нормы (здоровье человека): витамина С - не менее 120 мг, вит. А - около 5 мг и вит. B1 - 2-5 мг. Такие количества витаминов ввести нетрудно".
   ________________________________
   *) B1, B11, PP (никотиновая кислота) и др.
  
   TBC больной должен беречь горло. У Певзнера есть особая глава: "Особенности пищевых режимов при фарингитах и ларингитах у TBC больных".
   Нельзя есть: очень холодное, очень горячее, запрещается (категорически) алкоголь и табак. Рекомендуется - медленная еда. Запрещаются: острые, соленые, маринованные и квашеные продукты (особенно кислые огурцы, квашеные помидоры), острая подливка и соусы (см. стр. 525).
   "Большое значение (при названных болезнях) имеет обеспечение витаминами, особенно витамином A в виде рыбьего жира, если больной его переносит, или в виде концентрата рыбьего жира (по 1 капле 2-3 раза в день в рюмке молока)"
  
   Ну, пожалуй, и хватит.
   ВА книге - 575 страниц - всего не перепишешь. А все-таки внимательно перечитай все эти выписки и требуй от своих врачей-эскулапов всех витаминов, которых требует твой организм. И пиши мне, дорогой Сережа! Очень надеюсь до конца этой недели получить от тебя письмо. Ответь, пожалуйста, на все мои вопросы (заданные в предыдущих письме).
   Будь здоров! Поправляйся!
  
   Целую тебя. Твой Л. Пантелеев
   Сердечно приветствую Зою Петровну, Галину Петровну, Гарика и Сережу. Низко кланяюсь и желаю скорее поправиться Юлии Константиновне.
  
  
   36. 19.03.1952
  
   Комарово
   19. III. 52 .
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Вчера, увлекшись лечебным питанием и витаминами, я забыл упомянуть в письме о некоторых вещах, касающихся моей книги. Во-первых, - не надо, пожалуйста, посылать мне чистых листов, - это задержит выход сборника, а я крайне заинтересован в том, чтобы он вышел как можно раньше. Я уже писал тебе об этом. Почему это важно (и даже крайне важно) расскажу при встрече.
   Во вторых... но ты сам понимаешь, чтС должно последовать за этим " во вторых". Большой (и для тебя и для меня) вопрос: деньги! Не говоря уже обо всем прочем, если на этой неделе или в начале будущей я не получу перевода, я не смогу поехать в этом году в санаторий.
   Надеюсь, что ты уже побывал у врача, взвесился, проанализировался, просветился на рентгене и начал наконец вводить себя стрептомицин. Надеюсь также, что ты уже написал мне обо всем этом (как и обо всем другом), что это письмо моё идет навстречу твоему и что они встретятся - если не на ленинградском почтамте, то по крайней мере на станции Званка или в Лодейном поле.
   Если же ты и на этот раз меня обманул и не написал мне - отрекаюсь от тебя, не буду тебе больше ни писать, ни звонить. Может быть, угроза эта тебя нисколько не устрашит, м. б. ты этого только и ждешь, - ну что ж - с мужеством примем и этот удар, как приняли много других.
   Сереженька, дорогой, ты говоришь, что тебе не о чем мне писать, что разговорами о своем здоровье ты не хочешь нагонять на меня тоску. А ты думаешь, что молчание твое не нагоняет на меня тоску?
   Кроме того, ты не ответил на многие вопросы, интересующие меня: о твоей встрече и разговоре с И.И., о делах в изд-ве. Выходит ли книжка Чехова? А если не выходит, то куда он (т.е. Чехов) собирается переезжать - в Ставрополь, Кишинев, Алма-Ату?
   Серьезно ли твое намерение поехать в Москву и как скоро это может осуществиться?
   Продолжаешь ли ты делать инъекции глюкозы и дают ли тебе, кроме витамина "С", витамин "B1"?
   Пожалуйста, очень прошу тебя - нажимай на врачей, лечись, будь хозяином своего здоровья, не жди, что время само сделает то, что во многом зависит от твоей воли, веры и энергии.
   Не падай духом!
   Пиши!
   Целую тебя. Сердечный привет Зое Петровне и всем.
  
   Твой
   Л.Пантелеев
  
   Чем и как ты лечишь горло?
   Бываешь ли у ларинголога?
  
   37. 26.03.1952
  
   КОМАРОВО
   26 марта 1952 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Обещанной телеграммы твоей, как и нужно было ждать, я не получил, из чего следует, что и перевод денег мне не сделан. Сегодня я отправил тебе телеграмму, в которой прошу сообщить (надеюсь, ты уже откликнулся на эту мою просьбу), к кому в издательстве мне следует апеллировать по тем вопросам, разрешить которые ты или не можешь или не считаешь нужным.
   Поставь себя на мое место и ты поймешь, почему я решаюсь просить тебя об этом. Положение, а котором я сейчас нахожусь, самое нелепое и даже мучительное для меня. Желая тебе от всей души покоя, здоровья, думая о тебе с нежностью и тревогой, я вместе с тем не могу, к сожалению, не надоедать тебе своими просьбами и напоминаниями. Будь у меня хоть малейшая возможность терпеть, я бы терпел и ждал. Но в том то и дело, что такой возможности у меня нет. Уже четвертый месяц я живу тем, что занимаю и перезанимаю по 1000, по500, по 100 и даже по 50 рублей. Общий: долг мой перевалил за 11.000 р. Если не в жизни, то во всяком случае за последние десять лет, я не попадал в обстоятельств более трудные и запутанные. Как назло именно в это время навалились на меня расходы непредвиденные: заболела, а потом и осталась без работы моя дв. сестра, иринкина мать. Хворал я сам, хворала Александра Ивановна. Веря из раза в раз твоим обещаниям, я не принимал никаких других мер для поправления своих денежных дел. В феврале, не желая закабалять себя на неинтересную для меня работу, я отказался заключить до говор с Ленфильмом на школьный сценарий. В феврале же, попреки твоим настояниям, я не взял "под гарантию из издательства" девятитысячной ссуды в Литфонде. Впрочем и хорошо сделал. Ведь ты предлагал мне сделать этот заем до первого марта! В каком положении оказались бы и я и издательство?!
   Я несколько раз спрашивал тебя: что мне делать? Ты отвечал: подожди до 1-го, до 10-го, до 12-го, до субботы, до завтра, до послезавтра... Ты не ответил на пять моих писем, хотя не меньше девяти раз обещал написать, ответить, объясниться, и, конечно, за два месяца имел возможность сделать это (если не написать, то поручить кому-нибудь ответить мне).
   Обо всем этом я вспоминаю опять-таки только для того, чтобы объяснить, почему я прошу тебя (и настойчиво прошу) указать мне адрес и лицо, к которому мне следует обращаться по вопросам, связанным с изданием моего сборника. Обращаться к Жухаревой я, хоть убей, не могу. Кому же мне писать? Ивановой? Евсеевой? Кузнецовой?.. Пожалуйста, подскажи.
   Если письмо мое тебя огорчит или рассердит - вспомни, что в твоих возможностях было избавить меня от необходимости писать его. Если напишешь мне и сообщишь о своем здоровье - буду благодарен. Хотя просить тебя об этом, по правде сказать, у меня как-то уж и язык не поворачивается.
   Желаю тебе всего хорошего и, конечно, в первую очередь - здоровья!!!!
   Привет З.П. и всем домашним.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Как действует на тебя стрептомицин? Я говорил с людьми знающими, они предупреждают, что препарат этот первое время вызывает сильную реакцию (повышение tЊ и пр.)
  
  
   38. 22.04.1952
  
   22. IV. 52 .
   Москва
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Вместе с эти письмом я посылаю официальное письмо на твое имя в издательство. Очень прошу тебя сразу же откликнуться на него.
   В воскресенье говорил по телефону с Александрой Ивановной и очень-очень был огорчен, узнав, что и на этот раз ты меня обманул: никакого письма я от тебя (которое ты якобы отправил еще 10 дней тому назад) так и не пришло.
   Я расхворался, получил не вовремя грипп, не знаю, как и когда доберусь до Ленинграда.
   Посылку тебе от Розалии Григорьевны во всяком случае доставлю.
   Пожалуйста, ответь или поручи кому-нибудь ответить на все вопросы, поставленные мною в письме официальном.
   Прости меня, но я не могу поверить, чтобы за те три месяца, что ты находишься в Петрозаводске, изд-во не имело ни одного поступления от Книготорга. На чем ты основываешься, когда говорил мне в прошлое воскресенье, что в конце недели переведешь мне 40 тыс.? Как бы вы рассчитались с Литфондом, если бы я в свое время взял под гарантийное письмо ссуду до 1-го марта?
   Все эти вопросы, на которые я вряд ли получу ответ, наводят меня на очень грустные размышления.
   Будь здоров! Сердечный привет Зое П. и всем вашим.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   39. 06.05.1952
  
   6. V. 52 .
   Ленинград
  
   Дорогой С. Ив. Ни частного, ни официального письма от тебя я так и не получил. Значит, и на этот раз ты сказал мне неправду - черта, которой никогда раньше я за тобой не знал и обнаружить которую было не только грустно, но, говоря откровенно, даже как-то и страшновато. Все-таки ведь не первый год и даже не первый десяток лет связывало нас нечто, что я по привычке, по простоте и по голосу сердца считал искренней и чистой дружбой.
   Ты вот удивляешься, почему я не верю тебе, будто у издательства нет денег. А почему же, скажи пожалуйста, я должен верить тебе в этом серьёзном вопросе, если даже в вопросах мелких, второстепенных ты лукавил со мной и обманывал меня?
   Да, не скрою, я не могу поверить, чтобы в течение 4 Ґ месяцев республиканское издательство, выпускающее десятки книг, не имело возможности хотя бы частично рассчитаться с автором.
   Ты не можешь обвинить меня в том, что я был назойлив или недостаточно терпелив. Я терпел даже тогда, когда терпеть было трудно.
   Я много раз спрашивал тебя: что мне делать? Отвечая, ты советовал мне - ждать и верить. Наконец наступило время, когда ждать я больше уже не могу (физически не могу: я задолжал разным лицам в Ленинграде, Москве и Комарове почти 15 тыс. р.) и верить, увы, тоже.
   Мне ничего не остается, как перейти на официальный тон и, выражаясь громко, искать защиты у закона.
   Если 10 мая (последний назначенный тобой срок) издательство не переведет мне денег и не известит меня об этом телеграфно, я вынужден буду прибегнуть к санкции параграфа 6 типового договора, т.е. сделать то, что я давно бы уже сделал , если бы не наша дружба и не опасение доставить неприятности лично тебе. Сейчас, когда ты ставишь вопрос об уходе из изд-ва, эти соображения отпадают, не связывают меня, хотя, как ты сам понимаешь, судиться и тягаться даже с Жухаревой не такое уж большое удовольствие.
   В заключение не могу не сказать, что я по-прежнему благодарен тебе за многое, в частности - за появление на свет моей повести, ибо как она ни писалась, худо или хорошо, а не будь твоей инициативы, вряд ли она вышла бы из-под моего пера.
  
   Желаю тебе от всей души здоровья и всяческих успехов.
  
   Прости за суровые слова, - знал бы ты как огорчительно мне было их писать.
  
   Приветствую тебя, Зою Петровну и всех домашних
  
   Л. Пантелеев
  
   P.S. Буду очень благодарен, если издательство при первой и малейшей возможности вышлет мне хотя бы один экземпляр сборника.
  
   Пользуясь оказией, посылаю небольшой гостинец твоим ребятам и дамам.
  
  
   40. 14.07.1952. На ст. Шафраново (Башкирская АССР) в Первый санаторий
  
   Ленинград
   14. VII. 52 .
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Наконец-то я получил от тебя письмо. Всё это время я очень беспокоился, на прошлой неделе даже звонил Зое Петровне в Петрозаводск.
   Надеюсь, что к моменту получения этого письма ты будешь чувствовать себя настолько хорошо, что не заставишь меня ждать ответа так долго.
   Все-таки мало ты пишешь о себе. Ничего не говоришь о главном - о кумысе. Ведь ради него ты только и ехал в Башкирию. Чтобы колоться стрептомицином и пенициллином достаточно было устроиться в хорошую ленинградскую или московскую больницу. А много ли ты пьёшь этого кобыльего млека? И как оно действует на тебя? Зоя Петровна говорила, что ты после кумыса икаешь. Может быть, ты ошибаешься, может быть, ты начинаешь не икать, а ржать?
   Когда я просил тебя описать санаторий, я вовсе не имел в виду, что ты будешь рисовать Шафрановские пейзажи. Расскажи о том, что в пределах твоей видимости: кто твои соседи, много ли народа в палате, хорошо ли кормят и дают ли вообще что-нибудь кроме кумыса? Есть ли у тебя аппетит? Бываешь ли на воздухе? Как у тебя с весом?
   Что показывают анализы: рентген, кровь, мокрота и т.д. Бросил ли ты курить? (Впрочем, в этом я даже и сомневаться не хочу).
   Что касается меня, то курить я, к сожалению, не бросил. И - к еще большему сожалению, - с 1-го числа после полугодового поста, начал прибегать к более сильным средствам. Жалею, что смалодушествовал и не продлил срока своего воздержания. Чувствую себя паршиво. По утрам, пока трезв, сердце не выходит из состояния спазма.Говорят, что и лицо опухло. И печенка болит.
   Авторских экземпляров из Петрозаводска мне до сих пор не прислали, хотя книга моя уже неделю как в продаже.
   На прошлой неделе - во вторник, кажется, - мне позвонила З.М. Задунайская и поздравила с выходом книги. Ей подарила мои "Рассказы и повести" приятельница - купила на улице у Дома Книги. Я поехал на Невский. В ларьке книга была уже распродана, а магазин закрылся. В витрине Дома Книги, тем не менее, я узрел огромный плакат с извещением, что поступила в продажу "новая книга Л. Пантелеева". Продается книга почему-то только в двух или трех магазинах. Вчера я опять заходил в Дом Книги - книга еще не распродана (при мне было продано 2 экземпляра). Конечно, авторское честолюбие всегда под ударом: автору хочется, чтобы книга была расхватана в 2 часа, чтобы стояли очереди. Однако, очередей я не обнаружил.
   На днях я получил письмо от В.О. Ахвенинен. Она пишет, что авторских экземпляров издательство еще не получило и что часть следуемых мне денег издательство переведет в июле, а остальные "в течение 1 Ґ - 2 месяцев". Последнее меня никак не устраивает! И прежде всего потому, что тут я разгадываю некоторую диверсию твоих заместителей: через полтора-два месяца денег в издательстве не будет, к тому времени вернешься ты, и пусть, дескать, С.И. расхлёбывает кашу. А я вовсе не хочу, чтобы кашу расхлебывал ты. Поэтому я написал, что согласен ждать - самое позднее до 15-го августа.
   В Петрозаводск я все еще "собираюсь". Ехать, сказать по правде, не хочется. Ощущение такое, словно возвращаешься на фронт - да еще из второго эшелона на передовые.
   И все-таки ехать надо.
   Планирую на конец месяца. Так или иначе увидимся с тобой в Петрозаводске.
  
   Целую тебя, дорогой. Будь здоров!!!!! Пиши!
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
   Ал. Ив. с Прок. [отчество неразборчиво] уехали неделю тому назад в Сочи. Поехали без путевок, на авось. Писем от них до сих пор нет, и я уже беспокоюсь.
  
   Книга моя выглядит приятно, но, бегло проглядев ее, я обнаружил довольно много опечаток. Некоторые из них огорчительны.
  
  
   41. 23.08.1952. Зое Петровне Печёриной
  
   Ленинград
   23. VIII. 52 .
  

Дорогая Зоя Петровна!

  
   Я очень, очень огорчен. Только что вернулся с проспекта Газа, где, никого из ваших не застава, узнал от соседей, что Вы вместе с Екатериной Петровной и Гошей два часа назад отбыли в Петрозаводск. Почему же Вы мне не позвонили, не сообщили заранее о приезде (и об отъезде тоже), не зашли к нам на ул. Восстания?!.
   Вчера утром я звонил в Москву и тоже безрезультатно: никто к телефону не подошел.
   Что с Серёжей? Где он, как его самочувствие? Насколько я понял из вчерашнего, не очень толкового разговора с Вашей приятельницей (Антониной Ивановной, кажется?), он уже помещен в больницу. Что это за больница? Хорошо ли ему там? В каком сосотоянии и в каком настроении Вы его отправили?
   Я буду очень благодарен Вам, если Вы найдёте время обо всём этом написать мне как можно подробнее.
   И сообщите, пожалуйста, адрес больницы.
   Надеюсь, что дома у Вас всё благополучно. Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет Юлии Константиновне, вашим милым сестрицам и всей шеренге ваших племянников.
  
   Будьте здоровы!
   Желаю хорошего,
  
   Ваш
   Л. Пантелеев
  
   P.S. Буду признателен, если сообщите мне номер телефона К.Ф. Полиграфиздата (Кузнецовой).
  
  
   42. 30.08.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Ленинград
   30. VIII. 52 .
  

Дорогой Серёжа!

  
   Всё это время я очень тревожился. В прошлое воскресенье звонил по коммутатору на Тишинку, никто к телефону не подошел. Потом позвонила мне какая-то женщина, сообщила, что Зоя Петровна - в Ленинграде. Я ждал, что З.П. позвонит или заедет, - наконец на следующий день, не дождавшись, сам поехал разыскивать её на проспект Газа. И опять неудача: узнал от соседей, что З.П., Е.П., Лева и Гоша полчаса тому назад уехали на вокзал.
   Вчера я получил от Зои Петровны письмо, из которого узнал кое-какие подробности о твоём самочувствии и прочем.
   Если есть хоть малейшая возможность, - напиши, дорогой сам - хоть совсем немного.
   Очень рад, что тебе удалось устроиться в ЦТИ. Институт - знаменитый. Работают там лучшие специалисты. Давно бы тебя надо было устроить сюда. А Шафраново - недаром у меня не лежало сердце к этому месту.
   Чем лечат тебя? Кто лечит? Кто консультирует? Часто ли бывают у тебя родные?
   Не нужно ли тебе чего-нибудь?
   У меня никаких особенных новостей нет. На прошлой неделе сделали мне маленькую, но не очень приятную операцию: вырезали полипы. В той же больнице неделю лежала Иринка, которой удалили миндалины.
   Сейчас я лежу дома, уже с другим диагнозом: сердце. Собираюсь бросать курить и пить. А кроме того собираюсь, конечно, в Петрозаводск. Как только позволит здоровье, тронусь.
   В издательстве по-прежнему бедлам. Денег не шлют. На письма не отвечают. Экземпляры прислали бракованные - первым побуждением моим было послать эти грязные, кособокие, небрежно сфальцованные книги, с плоскими и слепыми корешками и др. дефектами. - в ЦК или другому начальству. Однако поленился и не послал. Почти никак не реагировал я и на другое огорчение: в книге бессчетное множество грубейших опечаток. Как они попали в сборник после моей дотошной и продолжительной правки корректуры - ума не приложу. Об опечатках говорят все, кто читал книгу.
   Я писал Кузнецовой - ответа не получил. Вчера звонил ей. Она - в командировке. Говорил (о деньгах) с её заместителем (фамилии не расслышал, но не Моносов). Он удивился, что деньги мне не переведены, т.к. по его словам финансовые дела изд-ва "наладились". Боюсь, что рано или поздно мне придется судиться с разбойницей, которая сидит сейчас в твоем кресле. В Ленинграде отвратительная погода: холодина, дождь, ветер.
   Еще раз прошу, дорогой: напиши хоть два слова. Целую тебя. Будь здоров. Ал. Ив. и Иринка сердечно приветствуют тебя и желают здоровья.
  
   Твой Л.П.
  
  
   43. 04.09.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Ленинград
   4. IX. 52 .
  

Дорогой Серёжа!

  
   По-видимому наши письма разошлись, - на днях я отправил тебе большое заказное письмо, а сегодня вечером получил твою открытку, которая шла из Москвы в Ленинград безобразно долго: шесть дней.
   Очень обрадовался я, узнав, что наконец-то за твое лечение взялись опытные люди, что есть уже успехи, да еще и реальные. Ведь то, что ты перестал температурить, означает, насколько я понимаю, что процесс прекратился.
   Нужно обязательно закрепить этот успех! Долго ли тебя будут держать в институте - не знаю, но ты за него должен держаться елико возможно дольше. Ты должен не только встать на ноги, но и почувствовать в этих ногах достаточно сил, чтобы долго и уверенно, не запинаясь, ходить по всем дорогам, по которым тебе суждено еще пройти.
   Впрочем, это я уже пустился в беллетристику и выспренность. Говоря же попросту, ты должен выписаться из института с запасом сил по меньшей мере на год.
   Я очень хочу тебя видеть - и здесь и в Петрозаводске (куда мне, вероятно, придется все-таки в сентябре поехать), но я готов ждать еще и месяц и два, если твое заточение, действительно, идёт тебе на пользу.
   О себе мне писать нечего. Чувствую себя получше, не пью, работаю.
   Откликов в печати на книгу мою, кажется, не было (если не считать упоминания о ней в "Лен. правде" - в информации под рубрикой "Что читать?").
   Жду, что ты напишешь мне побольше, ответишь на вопросы, поставленные в моем предыдущем письме и порадуешь добрыми известиями.
  
   Целую тебя, дорогой. Поправляйся как следует - желаю тебе этого от всей души. Твой Л. Пантелеев
  
   Прости за собачий почерк. Пишу на рассвете после бессонной ночи, очень гадкой.
  
   Ал. Иос. - в Комарове. Зоя М. - только что вернулась с Украины. Приехала больная - с тромбофлебитом лежит.
  
   Александра Ив. и Иринка, как всегда, спрашивают о тебе, вместе со мной ждут твоих писем, желают тебе здоровья.
  
  

0x01 graphic

Конверт письма Л.Пантелеева от 14.11.1953

0x01 graphic

Оборотный лист письма Л.Пантелеева от 22.12.1951

   44. 04.10.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Ленинград
   4. X. 52 .
  

Дорогой Серёжа!

  
   Пишу тебе третье письмо, не дождавшись ответа на первые два.
   Я не сержусь на тебя, я понимаю, что тебе трудно писать, но войди и в мое положение: как же мне писать тебе, когда я даже не знаю, доходят ли, дошли ли до тебя мои письма.
   На днях я звонил в Москву, говорил с Розалией Григорьевной. Огорчился, узнав, что ты опять простудился, температуришь. Надеюсь, что это случайная простуда, что её быстро собьют.
   Говорят, что ты собираешься к Октябрьским праздникам домой, в Петрозаводск. Не спеши, дорогой, досиди, долежи, дождись определенных хороших результатов, нагуляй жиров и мясов, наберись бодрости и силёнок.
   В нашем, немолодом возрасте это быстро не делается. Я вот тут две недели пролежал с гриппом, с небольшой сравнительно температурой, а и то до сих пор не могу войти в норму: похудел, ослаб, то и дело прилечь тянет.
   В Ленинграде стоит отвратительная, холодная и дождливая осень. Туманы - о каких мы только у Достоевского читали. Сегодня вышел погулять, был на Неве, у Летнего сада, и с трудом разглядел Петропавловскую крепость: шпиль её наполовину врезался в тучу.
   Дела мои в прежней позиции. Кузнецова, конечно, обманула меня. Надо ехать в Петрозаводск, судиться, а - ехать страсть как не хочется.
   Напиши мне, Сереженька!
   Хотя бы два слова: "письмо получил". Для облегчения этой задачи посылаю конверт с адресом.
   Целую тебя. Александра Ивановна и Иринка сердечно приветствуют тебя.
   Будь здоров, дорогой друг!
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
  
   45. 07.11.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Ленинград
   7 ноября 1952.
  

Дорогой Серёжа!

  
   Напрасно ты думаешь, что я на тебя "обижен", сердит и вообще зол. Не получая от тебя так долго известий я очень и очень беспокоился - только и всего. Никакой "меры за меру" я никогда не держался, и какая же это мера за меру, если, получив от тебя из Яуз одну открытку, я послал тебе три письма (все ли они тобой получены, я так и не знаю). А писать, не зная, доходят ли твои письма до того, может ты их пишешь, это всё равно, что говорить в телефон и слышать вместо голоса собеседника частые гудки. Поставь себя в данном случае на мое место, и тогда ты не будешь сердиться на меня.
   И что можно написать при такой односторонней переписке? О себе? Нет, прости пожалуйста, у меня и эгоизма не хватит и сюжетов на четыре страницы такого письма не найти. Так можно писать анонимные доносы или послания возлюбленной, и нельзя писать другу, да еще больному, да еще такому, о котором ничегошеньки не знаешь.
   Ты представить не можешь, как порадовало меня твое письмо, хотя в содержании его абсолютно ничего радостного и нет. Приятно было увидеть уже твой почерк на конверте.
   Я не знаю, чем и как лечат твои легкие. Положимся на тех специалистов, которым ты доверил свою судьбу и будем надеяться, что они хоть и потихонечку, а справятся с твоим процессом. Что же касается кишечника, то это дело мне ближе и здесь я кое-что кумекаю.
   При атонии нужны не слабительные, а тонизирующие. Клизма в этих случаях часто ничего, кроме боли и раздражения, не дает. Мне (старому мастеру запоров) во всяком случае ни клизма, ни слабительные никогда не помогали Хорошим механическим (а м. быть и не только механическим) средством является чернослив. С вечера положи в стакан штук 10-15 черносливин, залей их кипятком, а утром, натощак, эту муру не спеша скушай, а бульон, т.е. жидкость - выпей.
   Делают ли тебе массаж? Делают ли что-нибудь поднимающее тонус?
   Задаю тебе эти вопросы - без всякой надежды получить на них ответ раньше, чем через три месяца.
   Нет, Сереженька, ты, пожалуйста, найди способ держать меня в курсе твоих дел. Если сам написать не можешь - продиктуй или попроси написать кого-нибудь из близких.
   Это письмо я пишу тебе из клиники, где я нахожусь уже вторую неделю. Загнал меня сюда опять мой многострадальный нос (вторая, хотя и несложная операция в этом году). Рассчитываю на следующей неделе идти на выписку.
   Ты пишешь, что прошло 5 месяцев, как ты обо мне НИЧЕГО не знаешь. Прости, дорогой, за последние пять месяцев я послал тебе по меньшей мере 8 писем. В этих письмах кое-что говорилось и о моей скромной особе. Кроме того, несколько раз мы говорили с тобой по телефону.
   Могу повториться, хотя повторяться, в сущности, и нечего. Все это время я проторчал в Ленинграде.
   Денег мне до сих пор (с начала июня) издательство не заплатило ни копейки. Кузнецова, которой я писал, дала обещание рассчитаться в сентябре и октябре и просила не передавать дела в суд. Денег мне не перевели, я позвонил ей, она заявила, что денег нет и в ближайшее время не будет, что типография стоит, рабочие - на картошке, редакторов увольняют и еще что-то в этом роде. "Я разрешаю вам передать дело в суд" - так милостиво закончила она разговор. Я поблагодарил ее за "разрешение", поделикатничал (вернее, поленился) еще две недели и, действительно, послал исковое заявление в суд, т.е. сделал то, что давно бы уже следовало сделать.
   Удовольствие, как ты понимаешь, ниже среднего.
   На сборник мой отзывов в печати я не видел, но знаешь ли ты (не улыбайся, пожалуйста), что Ленинградский Союз писателей выдвинул его, т.е. мой сборник на Сталинскую премию. Я знаю, конечно, что премии мне по многим причинам не дадут, однако самый факт единодушного (т.е. без единого голоса против) [решения] и на детской секции и на Правлении ЛО ССП не мог меня не порадовать. Тем более, что ведь я, как ты знаешь, очень далек от общественности, на детской секции за последние годы не был ни разу (и даже на то собрание, где меня выдвигали, не пошел),. Так что всё это дает мне некоторое право курносить нос. Впрочем, конечно, особенно обольщаться не приходится: литературный Ленинград за последнее время настолько обеднел именами и талантами, что тут и гением прослыть нетрудно.
   Как мне передали добрые люди, мое выдвижение вызвало целый переполох в Детгиз. Некоторые тамошние товарищи уже бьют от негодования копытом. Конечно, получение детским писателем (и не новичком) премии за книгу, вышедшую не в Детгизе - было бы не самым приятным сюрпризом для руководства Детгизом. Это одна из многих помех, которые стоят на моем пути к лаврам.
   Пока от всего этого я имею один убыток: по заведенным правилам, кандидат в лауреаты должен доставить в комитет 20 экземпляров своего труда.
   Однако, это не помешает мне послать тебе (сразу же как выйду из больницы) дарственный экземпляр. Я бы давно это сделал, если бы знал, что он тебе на что-нибудь нужен.
   Только не обессудь - экземплярчики мне прислали из издательства аховые. Тысячи 2-3 (еще при тебе, вероятно) отпечатали добросовестно, с двухцветным титулом, с хорошо сделанным переплетом, а остальное (в том числе и то, что мне прислали) - на грани полиграфического брака. И опечаток столько, что волосы шевелятся. Кузнецова мне писала, что виновники этих опечаток были "подверждены" (буквальное её выражение) критике на парт. собрании в изд-ве.
   Ну, вот, дорогой Сережа. Видишь, сколько накарябал. Прости за почерк. Пишу лёжа, в неудобной позиции и притом - контрабандой, т.к и писать и читать мне запрещено.
   Александра Ивановна и Иринка часто тебя вспоминают и тревожатся о тебе вместе со мной. Передам им твой привет, как только их увижу.
   Целую тебя, мой дорогой, крепко и нежно.
   Напиши мне хоть капочку.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   46. 20.11.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Ленинград
   20. XI. 52.
  

Дорогой Сережа!

  
   Спасибо, дорогой за поздравительную телеграмму и прости, что не ответил сразу же: принесли мне ее в больницу в момент, когда я находился не в очень хорошем состоянии. Но я был тронут и мысленно крепко обнял тебя.
   Надеюсь, ты получил мое большое письмо, которое я писал в больнице? Повторяю: я не сержусь, а очень беспокоюсь, когда не получаю от тебя долго писем. Поэтому еще раз прошу - хоть коротко, хоть двумя словами сообщай, пожалуйста, о получении моих писем. А если найдешь силы и желание написать больше, чем два слова, - за каждое лишнее, "сверхлимитное" слово будет отдан тебе низкий поклон.
   Как же ты чувствуешь себя? Как у тебя с кишечником? Чем лечат тебя? Ничего-то я не знаю.
   Вчера лишний раз вспомнил тебя. Был на городском Активе работников искусств - в Таврическом дворце, там, где помещается твоя вторая Alma mater. Впервые за последние месяцы встретился с большим количеством своих собратьев по перу. Два человека спрашивали о тебе и просили кланяться тебе - Марьенков и Д-д Дар, муж Веры Пановой.
   Книжку мою, как будто, похваливают, но к добру ли это - бог знает. Говорят, что в Москве она - редкость, писательница Вигдорова, будучи в Ленинграде, закупила для своих московских друзей чуть ли не двенадцать экземпляров, а потом телеграфировала из Москвы: если есть, высылайте еще. Анекдот этот рассказала мне А.И. Любарская - за что взял, за то и продаю.
   Дарственный экземпляр тебе я посылаю. Не сочти за укор то, что я выправил опечатки. К этим насекомым у меня отвращение физическое. Выправил я, вероятно, не все опечатки, т.к. всей книги прочесть до сих пор не удосужился.
   Между прочим, странная вещь: в разных экземплярах книги - разные опечатки. И прочему-то меньше опечаток в тех экземплярах, которые в других отношениях (с полиграфической точки зрения) хуже.
   Я уже писал тебе, кажется, что дело о взыскании гонорара с К-Ф Гиза передал в суд. Неделю тому назад получил повестку с приглашением явиться к 14 ч. 19-го XI на пл. 25 октября, д. 2 и приложенное к ней (т.е. к повестке) письмо и.о. директора изд-ва Жукова, адресованное суду. В этом письме названный Жук "признает", видите ли, иск автора Пантелеева но просит суд рассрочить платежи до 20 февраля 1953. И при этом еще вводит суд в заблуждение, называя книгу мою "переизданием" и т.д.
   За два дня до суда получил и я письмо от этого товарища. Пять месяцев изд-во молчало, не отвечая на мои письма, а тут вдруг проявило активность и в самой наипочтительной форме просит меня не настаивать перед судом на единовременном взыскании гонорара. Может быть, сердце мое и размякло бы, но было уже поздно писать и я положился на мудрость суда.
   В Петрозаводск я, конечно, не поехал - вернул повестку с просьбой слушать дело без меня.
   Чувствую себя довольно паршиво, таскаюсь по клиникам и поликлиникам и одновременно борюсь с переменным успехом - с известным тебе змием.
   После этого письма я сделаю передышку и не буду писать тебе, пока не получу хотя бы короткого ответа.
   Кроме всего прочего, я не знаю, интересно ли тебе читать весь этот набор суеты и нуды, которым я тебя угощаю. Целую тебя крепко, дорогой: будь здоров!!!
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Очень прошу тебя, дорогой Сережа: не поддавайся унынию, не погружайся слишком глубоко под одеяло, не уподобляйся суркам и им подобным. Мне очень хорошо знакомы эти пододеяльные настроения и я, на своем опыте знаю, как они опасны. А в клизме ничего зазорного нет. Ведь ты не в женской клинике лежишь. И другие, небось, тоже попёрдывают.
   Александра Ивановна и Иринка сердечно тебя приветствуют
  
  
   47. 24.12.1952. В Москву в клинику Центрального института туберкулеза
  
   Комарово
   24. XII. 52.
  

Дорогой Сережа!

  
   Наконец-то получил от тебя письмо. Хоть оно и невеселое, а все-таки рад был увидеть твою руку и услышать твой голос. Надеюсь, ты получил мое первое письмо из Комарова, а также телеграмму, которую я послал 17-го? Как ты чувствуешь себя сейчас? Что это за препарат салюзид, пользуешься ли ты им уже и как он на тебя действует? Как у тебя с кишечником? Как аппетит, вес, удалось ли сбить температуру?
   Часто ли пишет тебе Зоя Петровна? Недели две тому назад я написал ей, просил сообщить всё, что известно ей о тебе, но ответа почему-то не получил. Вероятно, она занята - конец четверти.
   У меня серьезных новостей нет. Чувствую себя довольно паршиво. Работается вяло. Все вокруг хворают. Вчера узнал, что тяжело болен А.А. Фадеев (у него - цирроз, перерождение печени). Очень огорчился, т.к. люблю этого человека, хотя и не был с ним никогда особенно близок.
   С Петрозаводском у меня всё по-прежнему. 19-го ноября был суд, иск мой, конечно, признал, но недавно я получил новую повестку - вызывают "по делу ходатайства Госиздата о рассрочке исполнения решения". Я написал сердитое письмо судье, а тем временем (впрочем, уже 7-й месяц) сижу без денег и опять - в долгах, как в шелках.
   Пиши мне, дорогой Сереженька! Назначь "меру", которой я должен оплачивать твое письмо (2:1, 3:1), и тогда я тоже буду писать чаще.
   В Комарове я рассчитываю пробыть до второй половины января. Адрес тебе известен.
   Целую тебя. Будь здоров!!!!! С наступающим Новым годом тебя!
  
   Твой Л. Пантелеев
   48. 02.02.1953
  
   Комарово
   2. II. 53.
  

Дорогой Сергей Иванович!

  
   Ты обещал по приезде в Петрозаводск написать мне. Молчание твое меня беспокоит. Не расхворался ли ты? Не могу простить себе невольного обмана, в который тебя ввёл - на вокзале, когда тебе пришлось бежать задыхаясь к вагону. Ругал себя несколько дней подряд за это легкомыслие. Но и тебя тоже бранил и браню: мальчишеское лихачество твое, распахнутая шуба, шея, не укрытая кашнэ, - всё это безобразие, которому нет и не может быть никакого оправдания.
   Пожалуйста, береги себя, дорогой! Бери пример с Николая Гавриловича Жданова, который был в состоянии гораздо худшем, чем ты, и который поправил свое здоровье сознательным и заботливым отношением к нему.
  
   [На полях письма]:
   Тебе шлют привет В.Г. и Р.М. Базановы, которые уже недели две находятся в Комарове.
   Напиши, пожалуйста, подробно о своей жизни и делах.
  
   Я всё еще в Комарове. Продлил путёвку до 23-го февраля, но пробуду здесь, вероятно, числа до 20-го, т.к. на выборах и перед выборами должен быть в городе работаю в окружной комиссии.
   На днях был у меня гость Элил Маршак. Он сообщил мне со слов Твардовского, что лауреатом я не буду. Книга моя прошла 5 инстанций (секция детск. литературы, секретариат и правление ССП в Ленинграде, президиум и правление ССП в Москве), во всех этих инстанциях получила единодушную поддержку, но в Комитете, куда она была представлена в числе других 182 опусов, её, если не ошибаюсь, даже не ставили на обсуждение - по той причине, что новая повесть моя не печаталась в журналах и потому, что книга не имела отзывов в печати.
   Конечно, я трошки огорчился. Но так как я и раньше знал, что лавры мне не к лицу и что на такой-то ступени меня все равно ототрут более достойные и энергичные товарищи, огорчался я не долго. Наоборот, в какой-то степени я почувствовал себя легче и свободнее.
   В марте я хочу обязательно приехать в Петрозаводск, на комбинат. Безобразно долго откладывал эту поездку, но сейчас, когда ты в Петрозаводске, командировка эта приобретает окраску более радужную.
   Напиши мне, пожалуйста, дорогой Сережа! И пиши, не откладывая.
   Целую тебя. Сердечный привет Зое Петровне и всем вашим. Будь здоров!!!!!
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   49. 09.02.1953
  
   Комарово
   9. II. 53.
  

Дорогой Сережа!

  
   Я только что говорил по телефону с Иринкой и узнал от нее, что тебе опять стало хуже. Ей сказала об этом А.И. Любарская.
   Опять меня тревожат всякие мысли: не рано ли ты выписался из больницы, под чьим наблюдением (врачебным) ты находишься, достаточно ли бережно относишься к себе? Из памяти моей не выходит эта суета, когда ты в 15-градусный мороз шествовал по перрону в распахнутой шубе, без кашнэ и даже без галстуха!
   Кто за тобой ухаживает? Ведь бабушка больна, а все остальные или в школе или на работе.
   Если можешь - напиши мне, пожалуйста. Если не можешь - попроси написать кого-нибудь из близких.
   Я пробуду в Комарове числа до 20-го - 21-го.
  
   Обнимаю тебя. Будь здоров, дорогой!
   Привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Твой
   Л. Пантелеев
  
   Получил ли ты мое письмо, отправленное дней 10 тому назад?
  
  
   50. 18.05.1953
  
   18. V. 53.
  

Дорогой Сережа!

  
   Я знаю, что тебе писать трудно, и не обижаюсь на тебя. Не писал ты мне и тогда, когда был здоров, я привык у этому. У меня выработался иммунитет.
   Сам же я пишу тебе реже и меньше только потому, что нет времени. Ты представить не можешь, какой я стал занятой человек. Если бы мне полгода тому назад сказали, что я превращусь в "общественного деятеля" - такому пророчеству я не мог бы поверить. А вот ведь - превратился.
   Очень хочу тебя повидать, но не знаю, когда удастся. Мне не дали даже отпуска для собственной творческой работы, о которой я просил.
   А надо ведь и писать, а не только заседать и руководить. Может быть удастся уехать в Комарово, но ведь работать и там в полную силу не дадут.
   Устал, чувствую себя паршиво. А сейчас - в шестом часу утра - и совсем развинчиваюсь.
   Это видно, вероятно, и из моего неинтересного и ломоязычного письма.
   В журнале "Звезда" N4 напечатана статья о моей петрозаводской книжке. Статья маловразумительная, кисло-сладкая: книгу в целом хвалят, но после такой рецензии я, будучи читателем, книгу читать не стал бы.
   Сереженька, дорогой, если тебе трудно - попроси кого-нибудь из близких написать мне. Как ты чувствуешь себя? Удалось ли хоть немножко сбить tЊ? Чем и как лечишься ты теперь?
   Я знаю, что все заняты, но ведь и я занят. И дома у меня аврал. Иринка сдает экзамены, Ал. Ив. экзамены принимает.
   Все тебя нежно приветствуют, желают здоровья. Будь здоров, дорогой. Привет всем домашним.
  
   Твой Л.П.
  
   Прилагаемую книгу прошу передать Валентине Павловне - может быть, пригодится
  
  
   51. 08.06.1953. Зое Петровне Печёриной
  
   Комарово
   8. VI. 53 .
  

Милая Зоя Петровна!

  
   Меня беспокоит молчание - Ваше, Сережино и других членов Вашей семьи, которым я писал и от которых очень давно не имею никакого отклика.
   Конечно, больше всего меня интересует здоровье Сережи.
   Буду очень благодарен, если Вы или кто-нибудь из Ваших выберет минуту, чтобы написать мне хотя бы немного.
   Писать прошу на Комарово.
   Сердечно приветствую Вас, Сережу и всех ваших.
   Желаю здоровья!
  
   Л. Пантелеев
  
   Получил ли Сережа мое письмо, в которое была вложена книга для Вал. Павловны?
  
  
   52. 29.08.1953
  
   29. VШ. 53 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Прости и ты меня, что не сразу ответил на твое письмо. Оно меня очень порадовало. Уже одно то, что ты написал его своей рукой - и рукой достаточно крепкой! Четыре килограмма за два месяца - в домашних, а не санаторных условиях, - это немало! Этак за год ты прибавишь 24 кило, а дальше уже придется, вероятно, ограничивать себя в пище, чтобы не пришлось лечиться от ожирения.
   Нет, кроме шуток, - ты молодец, и я от души поздравляю и тебя и себя, конечно, тоже, потому что надежда увидеть тебя, здоровым, не покидавшая меня даже в самые трудные минуты в марте этого года, - подкрепляется самым великолепным образом!
   Только береги себя, пожалуйста! Не выкидывай никаких штучек, кутайся, питайся и вообще делай всё, что положено делать в состоянии как больного, так и выздоравливающего.
   Кстати, о питании. Ты писал, что в Петрозаводске с харчами стало лучше, но все-таки вряд ли так сразу и так резко полегчало с этим вопросом.
   Напиши мне, пожалуйста, чего тебе прислать: масла, сахара, колбасы, консервов, лимонов? В сентябре, когда разъедутся дачники, и здешняя почта несколько разгрузится, я думаю, что смогу послать тебе посылку.
   Пиши, пожалуйста, не стесняясь.
   Я - всё еще в Комарове, работаю, очень устал, лета не видел, хотя и живу на лоне природы.
   Иринка успешно сдала экзамены в Педагогический институт. Ал. Ивановна на днях вернулась из санатория, но я её еще не видел.
   Пиши, Сереженька! Будь здоров!!!!! Сердечный привет Зое, Александре и Галине Петровне и всем твоим. Целую тебя.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Очень рад за Иринку. В этом году во всех ВУЗах был колоссальный конкурс. Недели три тому назад видел очень расстроенного В.Г. Базанова. Его Котя сдававший в университет, получил три четверки, - а это значит - прощай, университет. Не знаю, чем все это кончилось. В. Г. собирался посылать Котьку в Петрозаводск, где конкурс поменьше
  
   Не знаю, как у вас, а в наших широтах стояло в этом году отвратительное лето. Меня это как будто бы и не касалось, я должен был работать, а не гулять, но даже работалось плохо - такая унылая кислятина стояла за окном.
  
   Пробуду в Комарове до конца сентября, если раньше не выгонят и если не призовут дела общественные.
  
   Как здоровье Игоря? И как его дела? Ему тоже - привет.
  
  
   53. 16.10.1953
  
   16. X. 53 г.
  

Дорогой Сережа!

  
   Прости, что не сразу написал, как обещал. И некогда было, и нездоровилось, да и новостей не набежало с тех пор, как мы с тобой говорили по телефону. Это со стороны, вероятно, кажется, что у меня очень интересная, насыщенная жизнь. А по существу она стала намного скучнее, чем была. Работаю мало и плоховато, читаю тоже гораздо меньше, чем бывалыча. А вся эта заседательская суета, к которой я на старости лет должен привыкать, ничего, кроме усталости, не даёт: ведь реальной пользы от нее или нет вовсе или - чуть. Хоть я и стал деятелем, а все же крепко держусь прежнего мнения: дело писателя - писать, а не заседать.
   Впрочем, с какой стати я начал свое письмо с жалоб! Вероятно, это опять от усталости: только что вернулся из Союза писателей, где пробыл с 2-х часов дня до половины 12-го ночи.
   Сидение и говорение ужасно меня утомляют и даже изнуряют. Да и неустроенность быта тоже раздражает.
   Недавно предложил мне Союз три комнаты вместо моих двух. Комнаты хорошие, большие, светлые, но - в коммунальной квартире и вдобавок - в пятом этаже, т.е. и фигурально и буквально не по сердцу мне. Я должен был отказаться. На днях наше начальство будет говорить с Игнатовым (новый секретарь Лен. обкома) - о квартире. Особенно не надеюсь, но все-таки тронут вниманием.
   О петрозаводском сборнике моем все говорят хорошо, но печатных отзывов, кроме куцей и нечленораздельной заметки в "Звезде", не было, кажется. Третьего дня я получил письмо старого приятеля своего И. Рахтанова. Он пишет, что только что прочитал мою книгу и под свежим впечатлением звонил в "Литгазету", предлагал написать о сборнике статью. Т.К. Трифонова, которая возглавляет литерат. отдел газеты, ответила ему, что он опоздал: дескать, статья уже готова. Что это за статья, когда она появится и появится ли вообще - не знаю. Нельзя забывать, что книга уже не молоденькая, ей полторы года от роду.
   Дома у меня все по-прежнему: Ал. Ивановна трудится - и в школе и в райкоме профсоюза. Иринка занимается в пединституте - во вторую смену и тоже не знает ни отдыха, ни покоя.
   Ждем в 20-х числах в гости из Старой Руссы её мать, которая весной должен была приехать совсем и получила уже разрешение, а потом - за неё кто-то раздумал.
   Ал. Ивановна и Иринка тебя, как всегда, сердечно приветствуют. Кланяться тебе приказали А.И. Любарская и Марьенков, которого я видел сегодня в Союзе и который, кстати сказать, получил две из тех трех комнат, от которых отказался я. Он счастлив, т.к. жил до сих пор с женой в 10-метровой комнатушке.
   Что еще рассказать тебе? Как видишь, поводы у меня не ахти какие значительные и интересные.
   В конце этого месяца исполняется десятилетие со дня гибели Гайдара. Сегодня на заседании бюро секции меня выбрали делегатом от Ленинграда. - возлагать венок на его могилу. Командировка довольно печальная и вряд ли я поеду (в Канев на Украину).
   Мечтаю побывать в Петрозаводске, свидеться с тобой, но боюсь, что до середины зимы, когда наладится работа в секции и я смогу поставить вопрос об отпуске (вот до чего дожил!) - совершить этот вояж мне не удастся.
   Буду писать. Пиши и ты мне, Сереженька, чем ты лечишься сейчас? Бываешь ли на рентгене, взвешиваешься ли? Целую тебя. Привет всем твоим.
   Прости за неинтересное и невеселое письмо.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   54. 14.11.1953
  
   14. XI. 53.
  

Дорогой Сережа!

  
   Недаром я беспокоился, не получая ответа на свое предыдущее письмо. Очень и очень огорчился я, увидев, что письмо опять написано не твоей рукой.
   Откуда же эти вспышки, почему они происходят, чем вызваны и каким образом можно предотвратить их?
   Наблюдают ли за тобой врачи, что они говорят и чем лечат тебя? Делали ли тебе рентген? Что происходит сейчас в тебе и в легких, какова объективная картина твоей болезни?
   Пожалуйста, при первой возможности напиши мне. Буду ждать письма твоего с нетерпением.
   О тебе часто вспоминают, спрашивают меня о твоем здоровье. На днях в Союзе писателей был доклад Суркова о пленуме, так за один этот вечер ко мне подошли и спросили о тебе пять человек: Шварц, Зощенко, Дар, Марьенков и Дудин.
   Моя жизнь по-прежнему бесцельно растрачивается на заседаниях, совещаниях и пленумах. К сожалению, и пью еще от такой жизни. Работаю мало, урывками и плохо. Читаю массу рукописей, пишу отзывы и рецензии, разбираю всякие тяжбы и склоки. И ничего не успеваю.
   Сегодня в Доме Детской книги общегородской актив читателей обсудил моего "Леньку Пантелеева". Обсуждение было инспирировано Детгизом, - по школам была разослана анкетка с такими вопросами, как "типичен ли образ Леньки", "сравните Леньку с Борисом Гориковым", "закономерен ли конец повести" и т.д. Однако, как ни старались устроители вечера, застенографировать нужные им ответы не удалось. Большинство ребят отвечало искренне и не [неразборчиво]. Один мальчик сказал: "да, типичен, потому что это - правда".
   Кстати, о "Леньке". На прошлой неделе мне позвонила какая-то женщина, поблагодарила за книгу и сказала, что книгу "Рассказы и повести" читает ее сын. Как ты думаешь, кто же он, этот милый мальчик? Не угадаешь! Внук Жоржика Лагидзе, сын младшей дочери Дзе! Не скрою, грустно мне стало после этого разговора.
   Как я и предполагал, Лагидзе погиб в 41 году. Впрочем, ничего точного о судьбе его семьи не знает. Таня (младшая дочь его, которую я, кстати сказать, и не помню) говорит, что он "пропал без вести". Сестра его жива, жив и "дядя Вадим", но о нем сказано было скороговоркой, по-видимому, он не в Ленинграде. Жива и жена Лагидзе (Лиза, кажется), живет с детьми и внуками.
   О чем еще рассказать тебе, какими новостями и сплетнями повеселить?
   Недавно приняли в Союз писателей молодого литератора М. Зощенко. Приняли и другого писателя (не помню, знал ли ты его), драматурга Л. Карасёва, который после четырех летнего отсутствия вернулся в Ленинград.
   В декабре или январе детская сессия ССП собирается обсудить "Калевалу" Любарской. Вчера я начал читать эту приятно изданную книжку.
   Ал. Иосифовна хандрит, волнуется, всегда спрашивает о тебе и всегда просит тебе кланяться.
   Сестра моя и племянница тоже, как всегда, нежно тебя приветствуют и желают здоровья.
   Еще раз прошу тебя, Сереженька, - пиши мне при малейшей возможности.
   Сердечный привет Зое П., Александре Петровне, Галине П. и всем твоим близким.
   Целую тебя.
  
   Твой Л. Пантелеев
   55. 10.01.1954
  
   Ленинград
   10. I. 54.
  

Дорогой Сережа!

  
   Пишу тебе в надежде, что ты все-таки ответишь мне, найдешь для этого и силы и охоту. Ведь здоровье твое меня очень беспокоит, хотелось бы знать подробности, о которых ты по телефону говорил весьма скудно.
   Для облегчения задачи твоей прошу ответить хотя бы на перечисленные ниже вопросы:
      -- Что у тебя сейчас происходит абцессивно, т.е. какую картину рисует рентген, анализы и пр.
      -- Взвешиваешься ли ты? Регулярно ли делаешь то?
      -- Какой у тебя сейчас вес?
      -- Много ли палочек? РОЭ?
      -- Есть ли у тебя аппетит?
      -- Принимаешь ли ты витамины?
      -- Какая температура?
      -- Часто ли выслушивает тебя Вяземская?
   А главное - какая тенденция: к лучшему или к худшему? Ты очень порадовал меня, когда сообщил, что каверна у тебя зарубцевалась, это процесс приостановился, но ты кашляешь, и это огорчило меня.
   Конечно, тебе следует показаться хорошим врачам в Москве или в Ленинграде. А для этого надо, по-видимому, привести себя в такое состояние, чтобы можно было пуститься в дальний путь: набраться сил, бодрости, прибавить в весе... Всё ли ты делаешь для этого?
   Прости, дорогой. Боюсь, что ты уже сердишься на меня, считая всё пустой болтовней. Нет, это не болтовня. Зная твой характер, я имею некоторые основания задать тебе этот вопрос: всё ли, что в твоих возможностях, ты делаешь, чтобы вернуть себе здоровье?
   Кажется, я уже не один раз ставил тебе в пример Колю Жданова. Он был, на моей памяти, в положении гораздо худшем, чем ты. Но взял себя в руки, простился с легкомысленными привычками молодости, бросил пить, курить, стал бережливее относиться к себе, к своему здоровью - кутался, через силу ел, а потом приохотился и стал есть уже привычно помногу - здоровым его не назовешь, TBC в нем сидит, но - он работает в полную силу, разъезжает и зимой и летом по всему Сов. Союзу (и при этом, повторяю, бережет себя, кутается, не забывает, что он болен).
   К чему я опять об этом говорю? А к тому, чтобы - перевоспитать тебя. Потому что я уверен, что многое зависит от характера, от терпения, от умения держаться системы.
   Не могу забыть, как холодным зимним вечером, возвращаясь из Башкирии в Петрозаводск, ты вышел из вагона с распахнутой грудью. Вспоминаю об этом с содроганием и возмущением. Надеюсь, ты уже покончил с этим мальчишеством и лихачеством?
   Ну, прости, больше не буду пилить тебя.
   Но очень-очень прошу: береги себя, пожалуйста, не растрачивай, по-пустому тех золотников, граммов и унций здоровья, из которых при умелом и бережном обращении с ними, могут вырасти килограммы и центнеры!..
   Не поддавайся унынию! Прости за пошлый трюизм этого наставления, но ведь уже одно то, что ты пишешь мне, ссылаясь на "паршивое настроение", заставляет меня еще раз повторить это восклицание. Уныние - это плесень, ржа, а от нее корабли тонут.
   Пиши мне! Этим и меня порадуешь и себя заставишь действовать, а следовательно и жить.
   Чувствую, что ты опять сердишься: хорошенький рецепт, вкусненькое, мол, лекарство предлагаешь!..
   А ты не сердись, а подумал и пиши.
   О чем тебе рассказать? Сказать, что живу я неинтересно - не поверишь. Со стороны всё кажется гораздо заманчивее и ярче.
   По-прежнему погибаю (потому что не могу привыкнуть к ним) от общественных обязанностей руководить, заседать, выступать, созывать, организовывать - всё, чем я сейчас занимаюсь - совершенно не по моему характеру.
   Конечно, и зайца можно научить спички зажигать, и я уже зажигаю мало-мало, но радости это доставляет мне также мало, как и настоящему зайцу.
   1-го января бросил по традиции пить Как всегда, первое время приходится трудненько, но зато начал работать (т.е. "творить"). Пишу небольшую повесть или большой рассказ. Очень хотел бы кончить его, а не бросить, как бросал многое.
   Дома у меня - знакомая картина. А. Ив. с утра до ночи в школе (даже на каникулах), Иринка сдает экзамены, готовится, бедная, к той же участи (она - в Педагогическом).
   Алекс. Иосифовна - в Москве. "Калевалу" читают и принимают хорошо. Недавно одна московская писательница говорила, что и в Москве книга встретила хороший прием. "Литгазета" и "Новый мир" заказали статьи о ней. Впрочем, знаем мы эти статьи. О моём сборнике тоже достаточно шумели. Еще полгода тому назад Лит. газета заказала Корнею Чуковскому статью о нём, статья написана, набрана и - лежит.
   Напиши же мне, Сереженька!
   Помни, что это - не только дружеский долг, но и своего рода психическая гимнастика. Что ты вообще делаешь? Что читаешь?
   Обнимаю тебя. Желаю здоровья, бодрости, скорой встречи.
   Сердечный привет Зое Петровне, Галине Петровне, мальчикам и всем, кто меня знает и помнит.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
   56. 22.03.1954
  
   Москва
   22. 3. 54.
  

Дорогой Сережа!

  
   Пишу тебе из Москвы, из больницы, где нахожусь уже второй месяц. Божница - психиатрическая. Привела меня сюда известная тебе пагубная страсть.
   Давно хотелось мне написать тебе, но все это время находился в таком состоянии, что не мог ни писать, ни читать. Сейчас начинаю приходить в себя, выхожу в больничный сад, перебарываю бессонницу и сплю понемногу.
   Конечно, я очень хочу узнать о твоем самочувствии. Напиши, Сереженька. Извинись от моего имени перед Зоей Петровной. Я не ответил на ее письмо - был в плохом состоянии.
   В клинике я пробуду, вероятно, еще не меньше месяца. Буду с нетерпением ждать твоих писем. И обещаю ответить на них немедленно.
   Здоровье мое расклеилось. У меня церебральный склероз, склероз сердца и пр. и пр.
   А кроме того ещё и алкогольная интоксикация.
   Итак - пиши. И пиши, если не трудно, заказной почтой. По неизвестной причине адресованные мне простые письма пропадают. Два уже пропало. Вероятно, виноват адрес. Претензии, заявленные психом, силы не имеют.
   Мой адрес: Москва, Донская, 55, б-ца им. Соловьева.
   Верхнее мужское отделение.
   Целую тебя. Сердечный привет Зое, Александре, Галине Петровнам, мальчикам и всем, кто меня помнит.
  
   Твой Л. Пантелеев
   57. 27.12.1954
  
   Москва
   27. XII. 54.
  

Дорогой Сережа!

  
   Разреши мне поздравить тебя с наступающим Новым годом и от всей души пожелать тебе здоровья и душевной бодрости.
   Это письмо я пишу из Москвы, где нахожусь уже почти две недели. Приехал я сюда больной, с гриппом, два дня пролежал в постели, а всё остальное время мужественно просиживаю на съезде. Занятие убийственно-утомительное и для вполне здорового человека.
   Сейчас, когда съезд закрылся, я чувствую себя совершенно разбитым. Поэтому ты простишь мне и краткость этого письма, и небрежность его стиля, и кляксы и прочую грязь.
   В Ленинград я рассчитываю выехать 30-го. Буду очень-очень рад и благодарен тебе, если ты найдешь время, силы и желание написать мне. Ведь я так давно не слышал твоего голоса и не видел твоего почерка. Базанов говорил мне, что ты бываешь в издательстве. Это меня порадовало, но смотри - береги себя, дорогой Сережа! Не знаю, как в Петрозаводске, а в Москве погода прегадостная: бациллы шныряют в в воздухе в таком количестве, что их можно видеть невооруженным глазом.
   О съезде ты знаешь из газет. В "Литературке" наиболее острые выступления (впрочем, таких было немного) давали объективно, без больших купюр.
   У меня лично самое ясное впечатление от прошедших двух недель - это Кремль, его соборы, терема, Оружейная палата - никогда не думал, что это так сказочно-великолепно и поэтично. Вчера провел в Кремле весь день/ Вечером на приёме в Георгиевском зале - в ответ на предложение В.М. Молотов выпить за процветание советской литературы - выпил бокал клубничной воды, ибо хмельным по-прежнему не балуюсь.
   Ну, до свидания, Сереженька. Еще раз прости за смурное и небрежное письмо. Еще раз очень прошу: напиши мне, пожалуйста!
   Целую тебя! Зое Петровне и всем твоим сердечный привет и новогодние поздравления.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Получил ли ты мою детгизовскую книгу? Я сам считаю и слышал от многих, что петрозаводское издание лучше полиграфически и внешне куда приятнее
  
  
   58. 23.05.1955
  
   Комарово
   23. V. 55 г.
  

Дорогой Сереженька!

  
   Мы с тобой по очереди винимся друг перед другом. На этот раз виноват я, вернее те причины, которые помешали мне писать тебе, вовремя ответить на твои письма, откликнуться на твой телефонный звонок.
   Всё это время я хворал. То грипп, то воспаление лёгких, то опять грипп. Настроение кислое, энергии не хватает, с делами не справляешься, запускаешь их... Всё это тебе хорошо знакомо.
   Не долечившись, с температурой я ездил в Москву на совещание. В таком же состоянии поехал по другому общественному делу - в Таллин.
   Неожиданно для себя я обнаружил недавно, что несу не своей слабой спине 9 общественных должностей!.. Под таким грузом сломится и более могучая спина.
   Очень много душевных и физических сил отняли у меня так называемые личные дела - о них в письме не расскажешь. Дружески, по секрету могу только сказать тебе, что наделал я немало ошибок, расплачиваюсь за них, а заодно и за чужие.
   На днях, после большого перерыва приехал в Комарово, в надежде подлечить легкие, привести в порядок сердце, а главное - поработать.
   Пишу сценарий.
   15 лет я воздерживался от этого блуда, даже в самые трудные для меня времена, после демобилизации, сидя на колуне, отказывался от соблазнительных предложений киношников. А прошлой осенью дёрнуло меня подписать договор с Ленфильмом - на полнометражный сценарий, да ещё на такую тему, от которой и зрителя и актеров озноб берет. О колхозе пишу. О плохом. Северном.
   Начал работу еще в 1940 г., война помешала - этим и объясняется выбор темы. Тогда я изучал материал. Сейчас он отчасти устарел, отчасти стал более актуальным и менее одиозным. Впрочем, непосредственное начальство и сейчас пугается. Стезю я выбрал нелёгкую.
   Дома у меня некоторые изменения. Иринка учится на курсах мед. сестёр. С января живёт у нас её мать - Ира Большая, вернувшаяся после вынужденного 13-летнего перерыва в Ленинград. Ал. Ив-на готовит к выпуску 10-й класс, волнуется, хворает, ждёт, как избавления, лета.
   Вот - о себе. А теперь попрошу и тебя хотя бы столь же кратко ответить о своих делах. Надеюсь, ты не будешь вступать со мной в соревнование и не отложишь ответ на полгода. Клятвенно обещаю тебе: если ты напишешь мне в течение недели, и я - в течение недели же - отвечу тебе.
  
   Прежде всего, как здоровье твое? Сколько весишь сейчас? Как настроение? Что делаешь? ЧтС дома (обо всех подробно)( Что нового в Петрозаводске? Если ответишь на вопросы, в списке не обозначенные, буду благодарен стократ.
   Пиши, Сереженька! Будь здоров!!!!! Целую тебя. Сердечный привет Зое Петровне и всем вашим.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
   Просил кланяться тебе, кроме Ал. Ивановны и Иринки, Александра Иосифовна Любарская и М.О. Разулевич.
  
  
   59. 21.07.1955
  
   Комарово
   21. VII. 55 г.
  

Дорогой Серёженька!

   Молчание твоё меня беспокоит. Писал тебе месяца полтора назад, из Комарова, ответа не дождался. Стороной узнал, что ты опять в больнице. Что с тобой, дорогой друг? Не нужна ли тебе моя помощь? Не требуется ли достать каких-нибудь лекарств? Не стесняйся, пожалуйста. Всё, что смогу, сделаю.
   Очень бы хотел тебя повидать, но до осени не сумею - завяз, с работой.
   Здоровье моё ни шатко, ни валко. Было скверно с желудком, теперь подлечился немножко.
   Очень глупо получилось у меня с квартирными делами. Зимой подал я заявление с просьбой предоставить мне квартиру в новом доме. Дом этот уже готов, квартир в нём двадцать одна, но я среди жильцов этого дома не числюсь. Виноват, вероятно, сам: подав заявление, я дал себе слово ни на кого не "нажимать", не напоминать, не надавливать и т.п. И, конечно, среди авторов этих заявлений было немало товарищей более энергичных, чем я. На заседании Правления, где утверждался список новосёлов, было сказано немало гневных слов в адрес нашего руководства и теплых - в мой адрес. Но было уже поздно. Я сам 21 раз подымал руку, утвердив тем самым собственную безбожность. Впрочем, надеюсь, что жилищные условия мои все-таки будут несколько лучше, чем были. Что-нибудь мне, вероятно, дадут из того, что осталось от въезжающих в новый дом.
   Прости, дорогой, что пишу о таких пустяках. Пишу потому, что это "злоба дня". И, конечно, я понервничал на этой почве. Хотя виду стараюсь не показывать.
   Из Комарова я недавно. В Ленинграде живу сравнительно просторно: Александра Ивановна и Ирина Николаевна (иринкина мать) в Сестрорецке на даче. Иринка занимается на курсах.
   Очень-очень прошу тебя, дорогой Сережа: если есть малейшая возможность и охота, напиши мне. И напиши поподобнее. Буду ждать твоего письма с нетерпением.
   Целую тебя. Зое Петровне, Александре Петровне, Галине Петровне и ребятам - сердечный привет.
  
   Твой Л. Пантелеев
  
  
  
   60. 05.12.1955. Зое Петровне Печёриной
  
   5.XII.55.
  

Дорогая Зоя Петровна,

  
   не хочу писать Вам слов утешения: я и сам - чем дальше, тем больше ощущаю горечь утраты.
   Мало мы виделись последние годы с Сережей, редко переписывались, а все-таки одно сознание, что Сережа существует, живёт, думает о тебе, может в любое время позвонить, написать, приехать - согревало, поддерживало, делало жизнь богаче.
   Понимать это начинаешь поздно, - когда тепла этого уже нет, когда знаешь, что никто не позвонит, не напишет и не приедет.
   Восполнить эту пустоту, конечно, ничто не может - ни сейчас, ни позже, но предаваться отчаянию и обвинять тех, кто отчаянию не поддается - не стоит, дорогая Зоя Петровна! Говорю это и Вам и себе тоже.
   Серёжу не забыли и не забудут - ни те, кто жил с ним рядом и хорошо знал его, ни те, кто встречался с ним редко и случайно. Память он оставил о себе воистину светлую, и не будем омрачать ее лишним унынием.
   А вспоминают его и о нём, действительно, много - и все говорят хорошо - и это не потому, что так принято говорить о мертвых. Только за последние дни мне довелось говорить о Сереже с Фиш, с Харкевичем, с А.И. Любарской.
   Мало вы пишете о себе и о Ваших, Зоя Петровна. Как Ваши милые сёстры, как поживает молодое поколение, Игорь, Сережа? Чем радуют Вас и чем огорчают?
   В моей жизни произошли за это время перемены значительные: я женился. Мечтал приехать осенью с женой в Петрозаводск, навестить Сережу, да вот не пришлось, не успел...
   Есть у меня и другие, менее значительные новости: живу я в новой квартире. Этим отчасти объясняется, почему я запоздал с ответом на Ваше письмо. Другая причина - нездоровье: второй месяц лежу гриппом и плевритом.
   Вчера я получил огорчительное известие: тяжело захворал мой друг и учитель С.Я. Маршак. У него ТВС, двухсторонний процесс, открытая форма. А ведь ему - под семьдесят!
   Простите за невеселые и неуклюжие письма.
   Пишите, пожалуйста! От всей души желаю Вам хорошего, прежде всего хочу пожелать Вам здоровья. В такие минуты бодрость и физические силы очень и очень кстати.,
   Целую руку Вашу. Сердечный привет Александре Петровне, Галине Петровне, Игорю и Сереже
  
   Ваш Л. Пантелеев
  
   Сестра моя просила кланяться Вам и пожелать Вам душевной бодрости.
   Мой адрес: Ленинград, 61. М. Посадская, 8, кв. 6.
  
  
   61. 04.02.1956. Зое Петровне Печёриной
  
   4. II. 56.
   Ленинград

Дорогая Зоя Петровна!

  
   Шлю сердечный привет Вам и всем Вашим.
   Очень рад был неожиданному визиту Игоря, хотя и не скрою, что к этой радости очень сильно примешались горечь и боль. Столько опять нахлынуло воспоминаний, и так реально представилось всё, что было.
   Игорёк мне понравился. Жалею, что не имел возможности уделить ему больше времени и внимания.
   Был бы рад повидаться со всеми вами, но не знаю, когда представится для этого возможность.
   Кланяйтесь, пожалуйста, Александре Петровне, Галине Петровне, Сереже и всем вашим. Жена моя приветствует Вас.
   Посылаю небольшой гостинец. Хотел послать что-нибудь более существенное, интересовался, чего в Петрозаводске недостает, но витающий в облаках студиозус Игорь не мог сказать мне на этот счет ничего вразумительного. Проза жизни его не интересует.
   Будьте же здоровы, дорогая Зоя Петровна! Пишите, пожалуйста!
  
   Ваш Л. Пантелеев
  
  
  

0x01 graphic

Письмо Л.Пантелеева З.П. Печёриной от 05.12.1955 г.

0x08 graphic
0x08 graphic

0x08 graphic
0x01 graphic

С.И. Лобанов в своем кабинете. 1950-е

0x01 graphic

0x01 graphic

Телеграмма от профессора Правдина от 05.08.1955 г.

  

0x08 graphic
0x08 graphic

0x08 graphic
0x08 graphic
Письма от других авторов(1951-1953)

  
  
   62. 1950 Г. Фиш - С.И. Лобанову
  
  

Дорогой Сергей Иванович

  
   Что же Вы обманываете людей? Обещаете приехать в конце февраля и не приезжаете даже в середине марта. Я уехал 10-го февраля в Болшево /санаторий киношников/ и дал директиву домашним сразу сообщить мне по телефону о Вашем появлении в Москве - и до сих пор таких сообщений не получил. Уж не получили ли Вы наконец обещанной Вам квартиры - и сейчас погружены в заботы по переезду и освоению ее?! Если так, то я издалека порадовался бы за Вас. Здесь в Болшево работаю над книгой о Карелии - той самой, о которой у нас шла речь при встрече. Возможно, что получится. Когда закончу, хочу поехать в Петрозаводск для того, чтобы утрясти - т.е. достать последние цифры и факты. Потребуется много иллюстраций. Но не хотелось бы, чтобы наши пути разминулись, как это было в прошлый раз, - Вы в Москву, а я в Петрозаводск. И еще хотелось бы по приезде в Петрозаводск получить свеженький экземпляр тома ("Клятва" и др.). Кстати, когда по Вашим планам намечен выход в свет этой книги? Послал Вам, как мы условились, экземпляр верстки "Каменного Бора" - Гослитиздатовский вариант - и не знаю, дошла ли она до Вас. Слышали здесь об изменениях, происшедших в Петрозаводске, - и при встрече с Вами хотелось бы поговорить об очень многих вещах и об этом тоже. Так вот, сообщите, когда же в самом деле Вы будете в Москве. А когда приедете, не откладывайте звонка на последний день. Звоните сразу. Я 15-16-го марта буду уже в Москве. Привет моим редакторам и в первую очередь Анастасии Николаевне и затем Элиашберг. Привет Вам от Татьяны Аркадьевны, а вашей жене от меня.
  
   Геннадий Фиш
  
   P.S. Читали ли Вы в N12 "Нового Мира" мой очерк "Превращение видов"? В третьем номере тоже идет "Лес в степи" - на этом думаю надолго оставить сей жанр и снова заняться "чистой" беллетристикой и в том числе и на северные темы. Еще раз привет.
  
   Г.Ф.
  
  
   63. 1951 Г. Фиш - С.И. Лобанову
  

Дорогой Сергей Иванович

  
   Причину того, что мой ответ на Ваше письмо несколько задержался, Вы легко поймете, когда узнаете, что мое предложение косвенным образом связано с мыслями о том, что в апреле 1952 года мне должно будет исполниться пятьдесят лет - а письмо Ваше я получил в те дни, когда под сомнением было - доживу ли я до 49 лет. В общем, был я уже одной ногой в яме - но благодаря успехам советской медицины и фармакологии из этой ямы вытащили и теперь, как видите, уже пишу письма. Думаю, что скоро смогу писать снова - не только письма. Получив от Вас письмо, я обрадовался очень и за Вас, - Вы снова работаете - значит, дело обстоит в вашим здоровьем лучше, чем несколько месяцев назад.
   Вы спрашиваете, чтС я хочу предложить издательству. Во-первых, по-моему, "Падение Кимас-озера"*) имеет право появиться в серии "Библиотека лесоруба и колхозника". Во-вторых, откровенно говоря, хотелось к пятидесятилетию увидеть том избранного - с маркой Карельского издательства на переплете.
  
   _________________________________
   *) тем более в этом году исполнилось 30 лет Антикайненовского рейда
  
   "Сов. Пис." Собирается издать том (в который должны войти "Клятва", "Падение Кимас-озера", и "Мы вернемся, Суоми"). Я не хотел бы повторять в Карелии этот том. Мне хотелось бы включить, если Ваше издательство будет согласно, - "Каменный бор", "День рождения" и некоторые звучащие и сегодня рассказы и очерки на карельском материале (около 25 п.л.). Вот, что мне хотелось Вам предложить, - а о деталях и подробностях можно было бы условиться, если издательство в принципе будет согласно с предложением. В этом случае я мог бы и приехать в Петрозаводск - давно уже не был я в Карелии - и она снова окутывается для меня романтической дымкой воспоминаний и все чаще хочется снова написать что-нибудь о Карелии сегодняшнего дня.
   А когда вы будете в Москве? Летом Вам ведь на юг нельзя, мне тоже. Когда будете в Москве, обязательно заходите. Хорошо будет, если перед выездом в Москву Вы напишете - а то я могу быть за городом и тогда приеду тоже в Москву, чтобы встретиться. Очень хочу поговорить подробно (не только о делах, но и о жизни) о Карелии, о литературе, об агробиологии (последнее Вас, кажется, не очень интересует).
   Привет от Татьяны Аркадьевны.
   Крепко жму руку и желаю здоровья.
  
   Геннадий Фиш
  
  
   64. 1951 Г. Фиш - С.И. Лобанову
  

Дорогой Сергей Иванович

  
   У меня сороковой день болезни. Какой бы Вы думали? Детской. Скарлатины. Вот, что называется, не повезло - приближаясь к дедовскому возрасту, заболеть детской болезнью. Теперь на остаток карантинного периода и на "очухивание" после болезни выезжаю на дачу. Милости прошу к нам. Адрес: Валентиновка (Сев. Жел. дорога), пос. Чайка, Вокзальная, 7 (дача И. Юрьева). На поезде-электричке 35 минут, от станции (направо) всего три минуты ходьбы. Будем очень рады Вас видеть у себя. Разумеется, из-за болезни откладывается окончание книжки о Карелии. Но летом все же она будет закончена. И тогда - после поездки в Карелию для уточнения последних цифр - Вам будет вручена рукопись. В общем, хочется повидаться и поговорить, потому что эпистолярный жанр, как Вы впрочем сами могли убедиться, не является сильной частью моего литературного творчества. Сейчас сижу над корректурами книги "Мы обновляем землю" (в которую вошли все мои, так сказать, мичуринские вещи - от "Вредной черепашки и теленомуса", "Народной академии", "Советской были" и "Американских сказок" вплоть до "Одного грамма", "Превращения видов" и "Леса в степи"). Получается увесистый томина, который должен выйти в этом году в "Сов. Писе". Жаль, что там нет одной работы, которую нужно будет обязательно сделать - это об Олонецкой равнине и Карельских мичуринцах. Но об этом при встрече. Надеюсь, что еще до встречи я получу обещанные листы своей книги от Вашего издательства.
   Татьяна Аркадьевна шлет Вам привет и самые лучшие пожелания. Хорошо было бы, если бы Вы черкнули несколько строк, когда приедете в Москву.
   Еще раз благодарю Вас.
  
   Геннадий Фиш
  
   65. 19.04.1953 М. Разулевич - С.И. Лобанову
  

Милый Сергей Иванович

  
   Как давно я не видел вас и как хочу увидеть. Не ругайте меня за молчание. Жизнь тяжеловата, да и складывается всё не так, как бы надо. Несколько раз принимался писать Вам и всё откладывал.
   Ничего не знаю о Вас. Давно не видел Алексея Ивановича. До его выборов в Правление заходил к нам А.И. раза два, а теперь к товарищу пробиться или дозвониться невозможно.
   В моем окошке сейчас тоже ненастье. Год прошел тяжело, в хлопотах. В-первых, серьезно заболела моя мать. Вы ее не видали, кажется; она живет в моем доме, но в другой квартире. Рак, оперировать из-за преклонного возраста отказались. Я пытался сделать всём возможное, но ей делается всё хуже. Стала совсем плоха, только пьет воду. Видно подходит конец. Очень жалею старуху; до этой болезни она была несмотря на свои 78 лет совсем хоть куда.
   Я тоже поболел изрядно, больше чем нужно. Издательская работа моя шла перебоями, сделал меньше того, что возможно было сделать, да и книг интересных было мало. "Искусство" выпустило к Новому году альбом "Эрмитаж" в моем оформлении. Около ста репродукций. Собираюсь выслать его Вам. Сейчас не мог достать; малая часть тиража поступила в продажу и моментально исчезла. Оформил собрание сочинений Стасова в 3-х томах (толстых как кирпичи), скоро выходит тираж. Работаю в Академии Наук по-прежнему. Вы кажется знаете нашего московского директора Ак. Наук Назарова Алексея Ивановича. На днях его вызывали в Совет Министров, для перевода в Госплан СССР, возглавить отел культуры. Он раньше работал в Комитете по делам искусств председателем, человек подходящий, чтобы планировать кино, музыкантов, художников. Но президенту Несмеянову удалось в результате 4-х часовых переговоров в Совете Министров отстоять его. Меня это очень порадовало. Он хороший работник.
   Недавно в московском "Искусстве" вышла неплохая его книга, если заинтересуетесь - посмотрите (А.И. Назаров Очерки по истории советского книгоиздательства. "Иск." М. 1952).
   Петр Иванович расскажет Вам о нашей ленинградской выставке графики, которая была только недавно закрыта, о том, что иллюстрации и оформление большого числа книг, осуществленных при Вас и по Вашей инициативе, были широко представлены на выставке. Были и иллюстрации Харшака к "Воскресению", и Петра Ив. к Жюль Верну, Кочергина и Савинова, и мои - Лассила, Киви, Ахо, Михеева, Б. Шмидт. Сейчас выставка перевозится в Москву.
   В конце мая рассчитываю быть в Москве. Назаров вызывает на совещание по оформлению.
   В Москве изд-во "Искусство" разделилось на два: "Изогиз" (репродукции) и "Искусство" (книги). У нас еще всё по-старому, не дошла очередь.
   Очень хочется повидать Вас. Если позволят обстоятельства, летом мечтаю на пару дней съездить к Вам.
  
   Крепко жму Вашу руку.
   Поправляйтесь.
  
   Ваш М. Разулевич
  
   19 - IV
   1953
  
   P.S. Сердечный привет Зое Петровне и Вашей семье от меня и моих Валентины Ивановны и Оли.
   М.Р.
   66. 23.07.1954 П. Луганский - С.И. Лобанову
  
   23 VII 54

Дорогой Сергей Иванович

  
   С удовольствием вспоминаю о последней нашей встрече. Рад был Вас видеть бодрым. Рассказал об этом Антонине Абрамовне и Всеволоду Ильичу Бродскому, который несколько дней назад был у меня. Мне очень приятно, что оба они отзываются о Вас с большой теплотой.
   Всеволод Ильич при встречах и по телефону всегда спрашивает о Вас и передает самый сердечный привет.
   Мы всё еще в Ленинграде и только в первой половине августа поедем в дом отдыха в Гурзуф.
   Считая Вас косвенным "виновником", рад сообщить Вам, что приступаю к иллюстрированию нескольких томов собрания сочинений Жюль Верна (подписное издание Гослитиздата, 12 томов). Вы "виновник", потому что не побоялись в свое время поручить мне подобного рода работу, результаты которой, в общем, получили признание. Даже идет разговор о частичном использовании того, что я делал для Вашего издательства. Во всяком случае меня считают "специалистом" по Жюль Верну.
   Жаль только, что сроки не позволяют развернуться. Кстати, сроки нужно будет выдержать, чтобы развеять легенду о том, что "я и сроки - две вещи несовместные". А легенда эта зародилась в Петрозаводске... К счастью жизнь не подтвердила, а развеяла эту легенду в Ленинграде. Подписка на Жюль Верна начнется, вероятно, осенью этого года.
   Передайте, пожалуйста, привет Зое Петровне и еще раз поблагодарите ее за хороший прием, отличную уху и пирог с лососем. Привет сыну.
   В Петрозаводске обрел новых друзей-рыбаков и веду с ними переписку. Имею сведения, что лосось идет плохо, хотя случаи поимки есть.
   Уезжая я встретил на вокзале Медведева (ленингр. мастер спорта), который сообщил, что вскоре после моего ухода он поймал 2 лососей (10 и 7 килогр.). Может быть, если узнаю, что ловля сейчас идет успешно, приеду на несколько дней побродить по Шуе.
   Жму Вашу руку.
   Будет настроение - напишите.
  
   Петр Луганский
  
  

Указатель имен

(значимому упоминанию соответствуют номера писем,

письму М. Зощенко присвоен номер "0", отсутствие номеров означает упоминание вне текстов писем)

  
   Александра Ивановна, см. Германенко А. И.
   Александра Иосифовна, А.И., Ал. Иос., Ал-дра Иосифовна, см Любарская А.И.
   Александра Петровна, см. Печёрина А.П.
   Ахвенинен Вуокко Олафовна (1910-1973), переводчик, автор учебников по литературе для национальных школ. Работала главным редактором, заведующей редакцией Карельского государственного издательства. Член Союза писателей СССР (1953) - 40
   Базанов Василий Григорьевич (1911-1981), литературовед, фольклорист, специалист в области русской литературы XIX века, истории литературных организаций и течений - 17, 20, 30, 48, 52, 57
   Белых Григорий Георгиевич (1906-1938, погиб в заключении), писатель, соавтор книги "Республика ШКИД"
   Берггольц Ольга Федоровна (1910-1975), поэт - 22
   Бродский Всеволод Ильич (1909--1982), художник, книжный иллюстратор - 66
   Васильев Игорь Александрович (1937-2003), инженер, сын Г.П. Печёриной, племянник З.П. Печёриной и С.И. Лобанова - 6, 11, 60, 61
   Васильев Сергей Александрович (1945), инженер, сын Г.П. Печёриной, племянник З.П. Печёриной и С.И. Лобанова - 60, 61
   Вигдорова Фрида Абрамовна (1915-1965), писательница, журналист и правозащитник - 46
   Вольский Георгий (1946), внук Печёриной Е.П., внучатый племянник З.П. Печёриной и С.И. Лобанова - 41, 42
   Габбе Тамара Григорьевна (1903-1960), драматург, фольклорист, редактор, автор пьес "Город мастеров", "Оловянные кольца" и других - 4, 25
   Галина Петровна, см. Печёрина Г.П.
   Ганзен Людмила Львовна (1924-1996), филолог, преподаватель русского языка и литературы, литератор-пушкинист, внучка П.Г. Ганзена - датско-русского литературного деятеля, переводчика - 29
   Гарик, см. Васильев И.А.
   Георгий, Гоша, см. Вольский Г.
   Германенко Александра Ивановна (1911-?), сестра А. И. Пантелеева - 1, 3, 29, 37, 38, 43, 44, 45, 46, 50, 52, 53, 55, 58, 59
   Готвальд Клемент (1896-1953), политический деятель Чехословакии, лидер Коммунистической партии Чехословакии - 14
   Грибачев Николай Матвеевич (1910-1992), поэт, писатель, секретарь правления Союза писателей СССР (1959-1991), кандидат в члены ЦК КПСС (1961-1990) - 33
   Григорова Лидия Григорьевна, в 1945 г. секретарь редакции детского журнала "Дружные ребята" (Москва) - 2
   Дар Давид Яковлевич (1910-1980), журналист, писатель, муж В. Ф. Пановой - 46, 54
   Дудин Михаил Александрович (1916-1993), поэт, переводчик, член правления Союза писателей РСФСР (с 1958), правления Союза писателей СССР (с 1967), секретарь правления Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР - 54
   Дядя Вадим, см. Лагидзе В.
   Евсеева Т.И., сотрудница Гос. издательства КФССР (1951) - 28, 37
   Екатерина Петровна, Е.П., см. Печёрина Е.П.
   Еремеева (Спехина) Александра Васильевна (?-1949), мать А. И. Пантелеева - 1, 4
   Жданов Николай Гаврилович (1909-1980), писатель, критик - 10, 12, 30, 48, 55
   Жихарева Ксения Михайловна (1879-1950) - писатель, переводчик, вместе с А.И. Пантелеевым была вывезена в июле 1942 года А.А. Фадеевым из осажденного Ленинграда на грузовом самолете - 1, 2, 4, 5, 9, 11,
   Жоржик, см. Лагидзе Г.
   Жуков А., один из руководителей Гос. издательства Карело-Финской ССР в 1950-е годы - 46
   Жухарева Клавдия Петровна, зам. директора Гос. издательства Карело-Финской ССР (1940-е - 1950-е годы) - 26, 37, 39
   З.М., Зоя М., см. Задунайская З.М.
   Задунайская Зоя Моисеевна, (1903-1983), литератор, редактор маршаковской редакции ленинградского Детиздата, автор свободного пересказа книги Сельмы Лагерлеф "Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями" (1940) - 4, 14, 18, 19, 21, 23, 24, 32, 40, 43
   Зоя Петровна, см. Печёрина З.П.
   Зощенко Михаил Михайлович (1895-1958), писатель - 0, 27, 54
   Иванова А.Н. (возможно, Анастасия Николаевна), редактор Гос. издательства КФССР (1940-е - 1950-е годы) - 28, 30, 37
   Иванова Е.И., работник Гос. издательства КФССР (1950-е годы) - 19
   Игнатов Николай Григорьевич (1901-1966), член ЦК КПСС в 1952-1966 гг. В 1953 г. второй секретарь Ленинградского обкома и первый секретарь горкома КПСС - 53
   Ира Большая, см. Кудрявцева И.Н.
   Иринка, см. Косолапова И.
   К.М., Кс. Мих., см. Жихарева К.М.
   Кан Илья Леопольдович (1913-1981), журналист, ответственный секретарь газеты "Ленинская правда", первый директор Петрозаводской студии телевидения, участник Великой Отечественной войны - 15
   Кант Минна (фин. Minna Canth (1844-1897), финская писательница, драматург, журналист, автор рассказов, повестей и пьес, первая известная женщина-писатель в Финляндии - 1, 3
   Карасев Леонид Павлович (1904 - 1968), драматург, режиссер, актер, в блокированном Лениграде был директором Дома писателей, с 1950 по 1953 год находился в заключении, в ноябре 1953 года оправдан - 54
   Косолапова Ирина, дочь И.Н. Кудрявцевой, двоюродная племянница А.И. Пантелеева - 42, 44, 45, 46, 49, 50, 52, 53, 55, 58,59
   Кудрявцева Ирина Николаевна (1904-1974), двоюродная сестра А.И. Пантелеева - 58, 59
   Кузнецова Эльза Николаевна, одна из руководителей Полиграфиздата КФССР (1950-е годы), зам. министра культуры КАССР (1950-е годы) - 37, 41, 42, 44, 45
   Курчавов А., ответственный редактор газеты "Большевистский Mолодняк" (органа Саратовского Губкома ВЛКСМ) в 1926 г.
   Лагидзе Вадим, воспитанник ШКИД, младший брат Г. Лагидзе, после войны жил в Астрахани - 54
   Лагидзе Георгий (?-1942), воспитанник ШКИД, прототип Джапаридзе (Дзе) в книге "Республика "ШКИД", работал в одном из ленинградских конструкторских бюро, умер от голода в блокадную зиму 1941/42 года - 54
   Лассила Майю (Альгот Тиетявяйнен Унтола, 1868-1918, погиб в заключении при невыясненных обстоятельствах), финский писатель и журналист, революционер, автор знаменитой повести "За спичками" - 0
   Лобанов Дмитрий Иванович (1895-1964), старший брат С.И. Лобанова, профессор, ученый, специалист по технологии общественного питания
   Луганский Петр Иванович (1911-1993), художник-график, иллюстрировавший отечественную и зарубежную классику, в том числе первое послевоенное издание полного собрания сочинений Жюля Верна - 65, 66
   Любарская Александра Иосифовна, (1908-2002), детская писательница, редактор, фольклорист - 8, 11, 13, 14, 27, 43, 46, 49, 53, 54, 55, 58, 60
   Маршак Иммануэль Самуилович (1917-1977), старший сын С. Я. Маршака, физик, писатель - 48
   Маршак Самуил Яковлевич (1887-1964), поэт, переводчик, руководитель детского отдела ленинградского Госиздата - 1, 24, 25, 30, 32, 60
   Маршак Элил, см. Маршак И.С.
   Марьенков Михаил Макарович (1906-1975), писатель, в тридцатые годы член ЛАПП - 12, 34, 46, 53, 54
   Миляйс Ян (1899-1938), зав.отделом пропаганды. Карельского обкома ВКП(б)
   М.М., см. Зощенко М.М.
   Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890-1986), политический и государственный деятель, с 1921 по 1957 один из высших партийных и государственных руководителей СССР - 57
   Моносов Иосиф Михайлович (1910-1978), журналист, редактор газет, один из руководителей Полиграфиздата КФССР (1950-е годы), зам. министра культуры КАССР (1963-1975) - 42
   Мочалов Сергей Михайлович (1902-1957), художник-график, иллюстратор и оформитель книг, мастер экслибриса и эстампа - 16
   Мякслин Мирья, переводчица с финского, жившая в Ленинграде - 0
   Назаров Алексей Иванович (1905-1968), издательский работник и государственный деятель; председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР (1938-1939), В 1946-1954 и 1957-1968 годах был директором издательства Академии наук СССР - 64
   Ольховский Павел Григорьевич (1907-1983), выпускник ШКИД, прототип Саши Пыльникова в книге "Республика "ШКИД", педагог, офицер, литератор, автор (вместе с К. Евстафьевым) книги о ШКИД - "Последняя гимназия" - 6
   Орлов Владимир Николаевич (1908-1985), первый муж Э.С. Пантелеевой, литературовед, специалист по творчеству А.А. Блока, гл. редактор серии книг "Библиотека поэта" - 27
   Пантелеева Элико Семеновна (1914-1983), урожденная Кашия, жена А. И. Пантелеева - 60
   Певзнер Мануил Исаакович (1872-1952), терапевт, один из организаторов Института питания в Москве и основоположников диетологии и клинической гастроэнтерологии в СССР, заслуженный деятель науки РСФСР (1936). Профессор Центрального института усовершенствования врачей (с 1932) - 35
   Печёрин Петр Федорович (?-1913), отец З.П. Печёриной
   Печёрина Александра Петровна (1905-1970), сестра З.П. Печёриной - 11, 61
   Печёрина Галина Петровна (1912-1985), сестра З.П. Печёриной - 11, 61
   Печёрина Екатерина Петровна (1912-1985), сестра З.П. Печёриной - 41, 42
   Печёрина Зоя Петровна (1910-1975), жена С.И. Лобанова, заслуженный учитель школы КАССР и РФ - 6, 7, 8, 11, 40, 42, 47, 51, 56, 60, 61, 66
   Печёрина Юлия Константиновна (? - 1953), мать З.П. Печёриной - 6, 11, 35
   Пискунов Константин Федотович (1905-1987), директор московского Детиздата (1948-1974 гг.) - 15, 34
   Пра?вдин Иван Фёдорович (1880-1963), ученый-ихтиолог доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель науки КФССР
   Разулевич Михаил Иосифович (1904-1993), художник, специалист фотомонтажа - 14, 16, 26, 27, 58, 65
   Рахтанов Исай Аркадьевич (1907--1979), детский писатель, автор повести "Чин-Чин-Чайнамен и Банни Сидней" (1931), спортивных рассказов и других произведений - 53
   Седиков Николай Николаевич (1909-1979), художник, оформитель книг - 16
   Сережа, см. Васильев С.А.
   Скребицкий Георгий Алексеевич (1903-1964), известный писатель-натуралист - 15
   Смирнова Вера Васильевна (1898-1977), писательница, критик детской литературы, жена И. И. Халтурина - 25
   Смолянская) Татьяна Аркадьевна, (?-2003), вторая жена Фиша Г.С., журналист, военный корреспондент, редактор отдела прозы журнала "Дружба народов" - 62, 63, 64
   Столяров А., секретарь газеты "Большевистский Mолодняк" (орган Саратовского Губкома ВЛКСМ) в 1926-1928 гг.
   Сулимин Сергей Иванович (1910-1953), журналист, заместитель редактора республиканской газеты "Ленинское знамя", редактор журнала "На рубеже" (1948-1950)
   Сурков Алексей Александрович (1899-1983), поэт, общественный деятель, в 1953-1959 первый секретарь Союза писателей СССР - 54
   С.Я., см. Маршак С.Я.
   Твардовский Александр Трифонович (1910-1971), поэт, в 1950-1954 главный редактор журнала "Новый мир" - 48
   Тимонен Антти Николааевич (фин. Antti Nikolajevitš Timonen; 1915-1990), советский карельский прозаик и драматург, писавший на финском языке
   Титов Алексей Иванович (1913-1983), поэт, журналист, с 1949 года ответственный секретарь и главный редактор журнала "На рубеже", один из авторов нового перевода на русский язык карельского эпоса "Калевала"
   Трифонова Тамара Казимировна (1904-1962), литературовед, критик, в 1953-54 гг. зав. отд. критики "Литературной газеты" - 53
   Фадееев Александр Александрович (1901-1956), русский советский писатель и общественный деятель. Секретарь (1939-1944), генеральный секретарь и председатель правления (1946-1954), секретарь правления (1954-1956) Союза писателей СССР - 5, 47
   Фиш Геннадий Семенович (1903-1971),   писатель, переводчик, киносценарист - 60, 62,63, 64,
   Халтурин Иван Игнатьевич (1902-1969), специалист по детской литературе, друг Л. К. Чуковской - 25
   Харкевич (Храповицкий) Иван Иванович, (1913-2007), художник-график - 14, 16, 20, 60
   Харшак Александр Исаакович (1908-1989), художник-график, его рисунок "За что?" (офорт "Раненый ребенок") стал одним из символов блокадного Ленинграда - 65
   Цагараев Максим (1916-1990), осетинский писатель, драматург, сценарист
   Чаплина (Михайлова) Вера Васильевна; (1908-1994), известная детская писательница-анималист, жизнь и творчество которой непосредственно связаны с Московским зоопарком - 15
   Чевычелов Дмитрий Иванович (1904-1970), директор Ленинградского отделения Детиздата с 1941 по 1959 г. - 15
   Чехов Анатолий Викторович (1921-1995), писатель, автор приключенческих произведений о пограничной службе в Средней Азии - 9, 36
   Чуковская Лидия Корнеевна (1907-1996), писательница, поэт, публицист, мемуаристка
   Чуковский Корней Иванович (1882-1969), поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель - 55
   Шварц Евгений Львович (1896-1958), драматург - 13, 23, 54
   Элиашберг Ф., редактор Гос. издательства КФССР (1950-е годы) - 62
   Юлия Константиновна, см. Печёрина Ю.К.
  
   Примечания
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 38 -
  
  
   В 1991 году вышла книга "Верую...", подготовленная душеприказчиком Алексея Ивановича - Самуилом Лурье (Л. Пантелеев Верую... :Последние повести / вступ. статья, подгот. текста С.Лурье. Л., 1991). Странной показалась публикация буквально вслед за книгой глав из автобиографической книги "Верую!" с предисловием Владимира Глоцера в журнале "Новый мир" N 8 за 1991.
   Л. Пантелеев -- Л. Чуковская. Переписка (1929--1987). -- М.: Новое литературное обозрение, 2011
   Калевала. Карело-финский эпос. Пересказала для детей А. Любарская. Петрозаводск. Государственное издательство Карело-Финской ССР, 1953
   Семенов В.Н., Семенов Н.Н. Саратов купеческий. Саратов. 2006
   Автономная Советская Социалистическая Республика Немцев Поволжья (АССРНП) - автономная ССР поволжских немцев, в составе РСФСР - с 19 декабря 1923 по 28 августа 1941 года
   Архив ФСБ PK. Сл. дело Я. Миляйс. С. 39-39 (об.).Ю а также "Книга памяти Республики Карелия"
   Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Л.: Дет. лит. 1984. С.458
   Зощенко М.М. Собрание сочинений в семи томах. Том 1. Разнотык. Автобиографии. Рассказы и фельетоны 1914-1924. Время. М. 2008
   Лассила, М. За спичками / М. Лассила ; пер. в лит. обработке М. Зощенко. - Петрозаводск : Госиздат Карело-Финской ССР, 1949. - 164 с
   Лассила, М. За спичками. Воскресший из мертвых / М. Лассила ; [авт. послесловия Л. Виролайнен]. - Петрозаводск : Госиздат Карело-Финской ССР, 1951. - 379 с.
   Тимонен А. Н. От Карелии до Карпат : авториз. пер. с фин. / Антти Тимонен ; [пер. М. Зощенко]. - М. : Советский писатель, 1950. - 232 с.
   Российская Национальная библиотека, отдел рукописей, Ф. 1487 Любарская Александра Иосифовна, СПб 2008
   Речь идет об издании книги: Кант, М. Рассказы / Минна Кант ; пер. с фин. К. М.Жихаревой ; вступ. ст. Х. Лехмус. - Петрозаводск : Госиздат Карело-Финской ССР, 1947. - 188 с
   Транслитерированное английское слово publisher - издатель
   Александра Васильевна Еремеева (Спехина) и Александра Ивановна Германенко - соотв., мать и сестра А. И. Пантелеева
   Ксения Николаевна - возможно, московская родственница С.И. Лобанова
   Имеется в виду редакция детского журнала "Дружные ребята" (Москва)
   Речь идет о подготовке к изданию книги: Железная дорога : повесть / Ю. Ахо ; пер. с финск.: К. Жихарева. - Петрозаводск : Госиздат Карело-Финской ССР, 1949 .
   Упоминается Ольховский Павел Григорьевич, выпускник ШКИД, прототип одного из героев книги "Республика ШКИД", где выведен под именем Паши Ельховского (более известен под прозвищем Саша Пыльников). После выхода книги "Республика ШКИД" Ольховский вместе с Константином Евстафьевым, тоже шкидцем, выпустил книгу "Последняя гимназия", в которой система Викниксора была подвергнута критике. Работал учителем, затем ушел в армию, где прослужил 25 лет офицером, участвовал в войне. После отставки жил в Ленинграде, занимался литературным творчеством, печатался в журналах.
   В 1947-1949 гг. С.И. Лобанов учился в двухгодичной ленинградской партшколе.
   Печёрина Зоя Петровна, жена С.И. Лобанова
   15.10.1949 С.И. Лобанов был назначен заместителем начальника управления полиграфиздата КФССР, а 15.01.1950 переведен на должность директора Госиздатат КФССР
   Шуточное прозвище, данное Л.Пантелеевым племяннику С.И. Лобанова Игорю Васильеву.
   Имеется в виду художник-график Мочалов Сергей Михайлович
   Транслитерированное финское наименование Петрозаводска: Petroskoj
   ПК - палочка Коха
   ПАСК (para-aminosalicylic acid, PAS) -- противотуберкулёзный препарат второго ряда
   Возможно, автором книги является Лебедева З.А. - одна из ведущих специалистов того времени по туберкулезу
   Розалия Григорьевна - вероятно, член семьи Дмитрия, брата С.И. Лобанова
   Тишинская площадь в Москве
   Сидеть на колуне - выражение, встречающееся в книге Г. Белых и Л. Пантелеева "Республика "ШКИД", означает: голодать быть ограниченным в средствах.
   Фиш Г. С. Клятва : три повести / Геннадий Фиш ; [худож. З. Львович]. - Петрозаводск : Государственное издательство Карело-Финской ССР, 1950. - 579 с. ;
   Речь идет о боевом лыжном рейде красноармейского отряда под командованием Тойво Антикайнена в январе 1922 года по тылам финских повстанцев ("белофиннов"), описанном Г. Фишем в книге "Падение Кимасозера"
   Фиш Г. Мы обновляем землю - Москва : Советский писатель, 1951 . - 422 с.
   Имеется в виду издательство Академии наук
  
   0x01 graphic
  
   Постановление об утверждении С.И. Лобанова
   директором Госиздата КФССР. 1950 г.
  
  
   0x01 graphic
  
   Расписка в получении денег
   от бойца С.Лобанова. 1942 г.
  
   0x01 graphic
  
   Пропуск С.И. Лобанова -
   директора Госиздата КФССР. 1950-е
  
   0x01 graphic
  
   Петрозаводские журналисты
   (слева направо): И. Кан, С. Лобанов, Солодин
  
   0x01 graphic
  
   Редакционный билет астраханской газеты "Коммунист". 1929 г.
  
   0x01 graphic
  
   Выписка из приказа об увольнении Сергея Лобанова.
   Петрозаводск. 1937 г.
  
   0x01 graphic
  
   Удостоверение саратовской газеты
   "Большевистский молодняк". 1926 г
  
   0x01 graphic
  
   Сергей Лобанов. 1920-е
  
   0x01 graphic
  
   Справка от саратовского детского дома
   "Пролетарское творчество". 1926 г
  
   0x01 graphic
  
   Телеграмма из Ленинградского обкома
   союза работников печати. 1938 г.
  
   0x01 graphic
  
   Сергей Лобанов. 1942 г.
  
   0x01 graphic
  
   Удостоверение бойца истребительного
   батальона НКВД. 1941 г.
  
   0x01 graphic
  
   Сергей Лобанов.
   Петрозаводск. После 1945 г,
  
   0x01 graphic
  
   Пропуск С.И. Лобанова -
   директором Госиздата КФССР. 1950-е
  
   0x01 graphic
  
   З.П. Печёрина. 1950-е
  
   0x01 graphic
  
   Дубликат свидетельства о рождении
   З.П. Печёриной, выданный в 1928 г.
  
   0x01 graphic
  
   Карманные книжечки серии
   "Герои Отечественной войны"
   по Карельскому фронту,
   издававшиеся во время войны
  
   0x01 graphic
  
   Книжка Г.Фиша "Подруги"
   о Героях Советского Союза М.Мелентьевой и А. Лисицыной
  
  
   0x01 graphic
  
   Карманные книжечки серии
   "Герои Отечественной войны"
   по Карельскому фронту авторства Г. Фиша
  
   0x01 graphic
  
   Некролог о брате Сергея Лобанова -
   Д.И. Лобанове.1964 г.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"