Подъём в четыре утра. С рюкзаком за спиной иду мимо железнодорожной ветки - надо попрощаться с отцом перед поездкой. До Екатеринбурга журналистов доставит автобус за двадцать четыре часа. Это испытание. Спать сидя я не умею. Но от предложения редактора съездить в командировку, чтобы написать в газету о федеральном сабантуе, в моём возрасте не отказываются. А то предложит съехать на пенсию.
- Отец, я в дорогу! Пожелай мне...
Порыв ветра погладил, обласкал лицо, ставшее детским. Взглянув в тот момент в зеркало, не удивилась бы, увидев себя двенадцатилетней.
Я верю, человек врастает в свою профессию и остаётся в ней навсегда. Поэтому возле железной дороги всегда чувствую, что отец рядом. Мой отец водил тепловозы. Пару раз он брал меня с собой в поездки. Зачем? Я этого уже не узнаю. Наверное, хотел показать, как выглядит железная дорога ночью из кабины машиниста тепловоза. Как её перебегают лисы, как не спеша, не обращая внимания на мчащийся локомотив, переходят железнодорожное полотно гордые лоси. Он брал меня на рыбалку и охоту. Научил петь, водить мотоцикл и стрелять в цель. А главное, боль, тоску, стыд - любую сердечную неурядицу усмирять работой.
Другие мужчины не научили меня ничему. И не дали мне ничего, кроме двух сыновей, которых я вырастила без мужского участия.
Шанс добраться живой до конечного пункта назначения всё-таки выпал: незанятые задние сиденья автобуса позволили большую часть пути провести в горизонтальном положении.
В номере отеля мне нравится всё. Особенно идеальная чистота. А телефон рядом с унитазом - это вообще верх любезности... Приняв душ, воздержалась от соблазна воспользоваться баром. Заказала чашку кофе. Её принесли, едва успела дописать фразу. Кофе, тем не менее, как принято говорить, отменный.
После пяти лет скитаний по чужим квартирам, запущенным и убогим, номер современного отеля, где есть всё необходимое и ничего лишнего, кажется мне раем. Жаль, не могу разделить этот комфорт с близким человеком. Отсутствие его ощущается в раю ещё острее, чем в аду.
Однако через несколько часов губернатор Екатеринбурга даёт бал в честь федерального Сабантуя, и я вынимаю из рюкзака бальное красное платье с открытыми плечами и закрытой шеей.
Гала-концерт воодушевил. Татарские народные танцы в профессиональном исполнении радовали хореографическим рисунком и роскошью костюмов. Голоса тоже были неслабыми. Не напрягли и речи официальных лиц - губернатора города и президента Татарстана: они были короткими. Снимки получились красивыми, диктофонные записи чёткими. Эта приятная работа завершается балом.
В огромном зале нескончаемые ряды великолепно накрытых столов. Я где-то тормознула и потеряла коллег из виду. Найти их в пёстрой толпе оказалось не просто: всё демократично, нет указателей для разных категорий гостей - а их, приехавших из разных городов России и зарубежья, у федерального сабантуя много... Мои коллеги уже приступили к пиршеству: в руках стаканы, бокалы, рюмки. Напитков, алкогольных и без - море. Конечно, замечаю мой любимый армянский... и одновременно слышу любезный голос с другой стороны узкого длинного стола:
- Сударыня, что Вам налить?
Поднимаю взгляд и вижу чудо. Веками совершенствуемые мусульманской маданият черты лица, отшлифованные культурой европейской, представляют удивительное сочетание интеллигентности и самобытности. По покрою светлого костюма видно, что человек придерживается традиций своей нации... Удлиненный почти до колен жакет неру с воротником-стойкой, из-под которого не видно ни рубашки, ни галстука, ни шейного платка. Лаконично и прекрасно. Мужчина должен быть одет так. А ещё он просто красив. Не слащавой красотой завсегдатая гламурных тусовок, не грубой мужской красой римских легионеров, а неброским благородством черт, освещённых обаянием просвещенности. Ещё замечаю великолепный рисунок губ, выдохнувших вопрос. Я пропала!.. Влюбляюсь молниеносно. От этого стремительно глупею и легкомысленно отвечаю господину:
- Коньяк.
А следовало сказать: минеральной воды.
С той же любезной интонацией, с какой справился, что я стану пить, господин отвечает:
- Тогда это не ко мне - к официанту.
Ах, вот как: женщинам господин спиртного не наливает. А официант уже у моего плеча. Золотоглазый армянский льётся в мой бокал. Он 'жаркой розой разворачивается в груди', и я, встретившись глазами с дивным мусульманином, с улыбкой произношу:
- Простите.
Его глаза отвечают. Вижу сожаление о той культурной пропасти, что нас разделяет. Какой реликт! Чувствую, что прожила жизнь зря, потому что оказалась неготовой к этой встрече. Встрече с мужчиной, который заключал бы в себе моего возлюбленного господина, друга, отца и брата. Такой бы сумел уберечь от всего, что недостойно женщины, не подобает ей или слишком тяжело для неё.
А я ж ещё и курю. И не пренебрегаю крепкими словечками в подходящих случаях... До сих пор это не мешало нравиться мужчинам и без колебаний идти на контакт в отдельных случаях. Я никому не обязана быть верной - такого человека просто нет... Когда встречаемся взглядами, догадываюсь: он тоже думает обо мне что-то своё. Стараюсь не пялиться на него и даже поддерживаю некое подобие беседы с коллегами, а он спокойно и почти неотрывно глядит на меня. Этого достаточно, чтобы я увидела себя с ракурса, о котором не задумывалась... Я - перекати-поле, своих корней не ведающее. Несмотря на внешнюю женственность, моя природная суть претерпела от самостоятельной жизни, жёсткой к одинокой женщине. О себе я понимаю достаточно, чтобы увидеть со стороны, в том числе глазами вот этого человека, за которым стоит, как благородный аргамак, его древний род...
Отходя от стола, ещё раз смотрит мне прямо в глаза. Прощаясь?.. Желая что-то сказать взглядом? Мои глаза в это время уже выражают то, что должно: полное спокойствие и безразличие.
Ничего не поделаешь. Каждый в своей коже. Ему не выйти из своей, и мне не выйти - в данном случае даже из моего бального красного платья.
Однако чувствую: если посмотрю на него ещё раз, могу сделать или сказать что-то чрезмерно смелое, что отбросит все наслоения до глубины времён сотворения Адама и Евы. Поэтому лучше не смотреть. А он почему-то медлит уходить - словно что-то решает. Я отчётливо понимаю это, хотя и головы в его сторону не поворачиваю. Но, кажется, этого мужчину могу видеть затылком и даже спиной.
Возгласы восхищения проносятся среди публики - официанты вкатывают в зал громадный торт из мороженого и фруктов. Но я слышу это уже у дверей. Через несколько минут после ухода так впечатлившего меня господина тоже решила уйти. Праздник без него потускнел - словно всё уже произошло, и стало скучно...
Не ожидала. Думала, он где-то в зале, присоединился к гостям своего круга после того, как, очевидно, случайно оказался возле стола, занятого журналистами. Но он стоит на улице, в некотором отдалении от театра, напротив входа. Не увидеть его, выходя из театра, невозможно. Стоит спиной ко мне, лицом к заходящему солнцу. Боже, как он притягателен, как великолепен! Два солнца перед моими глазами...
Бежать! И так запоздала с этим. Надо было сбежать раньше, чем увидела его. Сразу после концерта - в отель! Нежданная острая влюблённость, как радиация, поразила каждую клетку моего существа. Я и не знала, что такое может произойти, как ни банально это произнести - с первого взгляда. Ухожу, не оборачиваясь. Никогда не оборачиваюсь, если расстаюсь с тем, что становится дорогим. Он не видел, как я вышла, не видел, как пошла прочь. Созерцание заходящего светила - это серьёзное занятие, способное захватить человека с тонко воспитанными чувствами целиком.
Я иду наугад по улицам Екатеринбурга, залитым заходящим солнцем. Никогда не видела такого большого пылающего солнца! Никогда не влюблялась с первого взгляда!.. Поняв, что заблудилась, останавливаю такси и вскоре оказываюсь в своём номере. Скидываю платье, иду в сауну. Она жаркая, жаркая, жаркая - как сама любовь. Наслаждаюсь этой мукой, пока в голове не начинают стучать молоточки. Наружный жар уравновешивает внутренний, однако, кажется, сейчас вспыхну снаружи или взорвусь изнутри. И неудивительно: я ведь придушила шаровую молнию... в собственной груди.
Иду в бассейн. Кроме меня, там об этот час никого! Долго, с ниоткуда взявшейся силой покоряю бассейн - от одной стены к другой, и обратно. И ещё раз, и ещё - до полного изнеможения. До звона в ушах. Прислуга помогает надеть халат и провожает до лифта. В номере вижу моё небрежно брошенное красное платье - оно как лужа только что пролитой крови на белом шёлке простыней.