Эта история произошла в сентябре, но всё равно было лето, потому что основные события происходили в аэропорте Бен Гурион.
В Домодедово из своего города я приехала часа за три до вылета. Поэтому располагала временем сменить одежду, в которой было комфортно в России сентябрьской ночью. Выглядеть "мишкой на севере" в аэропорту южной страны не хотелось. Переоделась в белые брючки, того же цвета любимую итальянскую блузку, удобные яркие шлёпанцы с закрытым носком. Такая экипировка не обременит встречу в Бен-Гурионе, потому что будет адекватной месту и погоде. Я думала только о своём грядущем счастье и больше ни о чём. И, не упуская мелочей, делала всё правильно, чтобы оно нигде не споткнулось, ничем не омрачилось. Счастье уже началось, восходя над моей жизнью, как солнце. Мне оставалось недолго ждать, чтобы оно вошло в зенит и замерло в этом положении навсегда. Да-да, отныне и навсегда. Больше не будет морозов, трудностей, нищеты, одиночества. А будет то, ради чего стоило родиться и перетерпеть всю предыдущую жизнь: тёплые моря-океаны, пляжи, разные страны и города - приятные путешествия с приятным собеседником.
А когда мы с ним устанем от путешествий, осядем в маленьком городке и будем регулярно посещать спортзал. Он всё распланировал. Городок уже был определён... Но случится это нескоро, ведь путешествовать мы будем несколько лет - пока вконец не состаримся...
Впервые я заметила эту женщину в очереди на регистрацию. Она стояла передо мной. И далее, когда дожидались выхода на лётное поле, тоже... Кого-то из пассажиров там досматривали особенно тщательно. Шло разбирательство, полицейские и задержанные люди нервничали, повышали тон... Однако я не прислушивалась, не вдавалась в суть происходящего - я думала только о своём грядущем счастье. Но женщину, что стояла впереди меня, рассмотрела с интересом. Она выглядела элегантно в простом тёмном платье, и причёска её тоже была проста тою простотой, которая дорогого стоит. Единственным просчётом сочла я туфельки на каблуках. Очаровательные ножки устали от них, женщина вынимала из лодочек то одну, то другую, давая отдохнуть ступням... Но что можно было надеть к такому платью? Только туфли.
От долгого стояния в накопителе мы соскучились и начали уже открыто поглядывать друг на друга, по каким-то приметам догадавшись о сходстве - характеров ли, судеб... Что-то нас явно объединяло и выделяло среди остальной публики. Да и судьба, не заботясь о том, что её усилия слишком заметны, прямо-таки подтаскивала нас друг к другу в Домодедово... Но общей, очевидно, была у нас с незнакомкой и некоммуникабельность, потому что, глядя друг на друга с явной симпатией и интересом, мы так и не заговорили...
Зато заговорили сразу как знакомые, когда в самолёте обнаружилось, что места наши в среднем ряду кресел, и рядом! Тогда я ничуть не удивилась, что более других приятная мне женщина, - именно она одна из сотен людей, оказалась моей соседкой и в очереди, и в самолёте. Тем летом жизнь улыбалась, она хотела мне нравиться, и у неё это получалось...
Когда стюардессы предложили вино, мы с соседкой выбрали одинаковое и безудержно разоткровенничались, держа в руках пластиковые фужеры. Оказалось, обе летим навстречу перемене своей судьбы. Обе живём в провинции, в городках, богатых только очарованием природы и старинной архитектурой. Обе уже вырастили детей, но ещё не состарились. Мы хотели любить и быть любимыми. Мы хотели счастья - не так, как хотят его в молодости, ожидая, словно дара с небес. Мы строили подступы к нему со всею мощью и волей зрелых женщин. Разница на данный момент была, мне показалось, как бы зеркальной. Она влюблена в того, к кому летела, а я только надеялась, что влюблюсь в своего давнего друга, судя по письмам и встречам в скайпе - умницу и красавца. Невзирая на виртуальность знакомства, он всерьёз считал, что обязан мне жизнью, а я... ну, я в этой истории в своём стиле. Как только поняла, что он в безопасности - удалилась из его жизни, предоставив дальнейшее его судьбе. Однако через пару-тройку лет он нашёл меня на каком-то ресурсе, и год мы просидели в скайпе - беседы не кончались. Как бывший физик-ядерщик, он решал на старости лет нерешаемую задачу, связанную с таким параметром Вселенной, как время. При этом прекрасно разбирался и тонко чувствовал поэзию. Сам стихов не писал, но говорил и писал порой, достигая поэтических высот. Невзирая на эти достоинства, я опасалась, что спичка не зажжётся. Короче, договорились в итоге до встречи, которая обещала стать судьбоносной - мы оба это знали и волновались при мысли о том, что очная встреча может разрушить наши намерения, которых друг от друга уже не скрывали.
Льёшь надежды как молоко.
Потому что ты далеко.
Пьёшь надежды как крепкий джин,
потому что ты тоже один.
Воздух зыбок, земля тверда,
спрячь себя в облаков стада.
Узнавать тебя в них легко,
потому что ты далеко.
Оторву кусочек дневной жары,
сберегу до самой лихой поры.
А потом придёт не пора, так весть:
'Всё, лечу уже. Приземляюсь в шесть'.
Но вернусь к своей спутнице, в средний ряд кресел самолёта компании "EL AL". Она не была уверена в чувствах возлюбленного к себе, а я знала, что только от меня зависит, будем ли мы вместе с моим другом. И эта разница в положениях опять приводила к сходству: обе не знали, как и чем закончится наше путешествие. Но обе надеялись... Её так и звали - Надеждой.
Моя история пишется зимней ночью, через год после поездки в страну Израиля. И не эта дивная страна, не история каждой из нас не даёт сегодня спать, а воспоминание о Надежде, потерянной безвозвратно. Под Надеждой имею в виду мою знакомую, а не сгинувшую надежду на то, что жизнь не должна окончиться плохо - надежду на счастливую жизнь у ласковых морей взамен нищей и потому скоропостижной и горькой старости одинокой женщины на российской так называемой пенсии.
Очень синее Красное море!..
Я сегодня плыла до буйков
вдоль иорданских рельефных холмов.
Я плыла от последнего горя,
от моей шелудивой сумы,
от судьбы протоптаться на месте
на отрезке сгущения тьмы
до получки последней повестки.
Я плыла от родимой страны,
где чем старше - никчёмнее люди,
где сбываются страшные сны.
Да и Родины сон беспробуден.
Здесь же - радость смеющихся волн,
жаркий ветер, летящий с Синая,
воздух, близостью Господа полон,
и луна, как любовь, золотая.
Мечта не сбылась. Пенять не на что. Открытие, что я сама оказалась больше, чем моя же мечта, по результату было сродни катастрофе. Но оно состоялось. Я пережила эту катастрофу, приняла её, а что оставалось делать? Причина, по которой мы с другом расстались, была такой, что обойти её или устранить невозможно: причиной была я... Есть вещи соразмерные, стоящие одна другой, например, любовь и свобода. А есть несоразмерные, их одну на другую не променяешь. Например, свобода и благополучие. Хотя некоторым удаётся. Но к такому обмену надо, видимо, иметь призвание. Проще говоря, у меня не возникло к другу чувства, при котором супружество оправдано и приятно. А он хотел полноценного супружества. С некоторой задержкой, но я поняла, что такое невозможно. Однако это не сразу стало приговором нашим отношениям - я всё же дала им шанс стать таковыми, каких нам хотелось. Увы, отношения этим шансом не воспользовались.
После возвращения в Россию, как тогда ещё казалось, временного, я пару раз неаккуратно "бортанула" своё такое возможное и близкое - уже в руке - благополучие. И опять невозможно сожалеть и каяться, потому что даже в это тёмное и тяжкое время своей жизни, вот в эту зимнюю ночь, полную отчаяния, знаю: повторись всё снова, вернись - я отказалась бы от него снова, возможно, ещё более резко и куда раньше.
...Не вышло? Плачь. А небо-то ликует:
оно тебя лепило, ты поэт.
А для поэтов в мире счастья нет.
В руках их счастье, словно шнур бикфордов.
А после есть Россия и коньяк,
и рифм неслабых, огнеликих орды,
и пустяки, ЧТО там с тобой не так.
Во время снижения на землю обетованную, самолёт сильно тряхнуло, многие ахнули и вцепились в кресло, а моя соседка, я заметила, побледнела. Я сделала вид, что не заметила этого, но поняла в тот миг, что она действительно уже не чужой мне человек - так захотелось заслонить её от этого ненужного переживания. Мне стало больно от того, что ей страшно. Приземлившись, мы с Надеждой пожелали друг другу счастья и удачи. Я записала её электронную почту на салфетке и сунула в сумку... Увы, салфетка потерялась.
Но с Надеждой мы всё-таки встретились в конце сентября, снова в Бен Гурионе. Это было неожиданно, коротко и драматично. Нежно расставшись с провожающим, я сидела, уткнувшись в планшет, в укромном месте. Думала о разном, вспоминала и о Надежде: всё ли гладко у неё с целью поездки, как у меня?.. Какое-то внутренне чувство говорило, что если увижу её, то печальной. Почему?.. Печать неудачи лежала на её красивом лице ещё тогда, в Домодедово, да и в самолёте тоже, хотя там мы много смеялись, и обе были в прекрасном настроении... Ведь Надежда была полна надежд, а я, Любовь, хотела любви сейчас, в настоящем, и нормальной старости в обществе друга потом, в будущем.
Итак, в зале аэропорта я не поднимала головы от планшета, и вышла в ночь, на взлётную полосу, до слёз переполненная расставанием - пусть временным! - с чудесной страной. Она сумела внушить мне любовь к себе - горячую и искреннюю. Перебирала в памяти города, где побывала - от Эйлата до Тель-Авива. Дивная Хайфа и золотой Иерусалим. Стена Плача, у которой Бог заговорил со мной на понятном мне языке любви, едва я закрыла глаза и прикоснулась к ней лбом... Волшебные Вифлеем и Назарет с их узкими улочками и запахом кофейных лавок. Гроты и высоты, дороги и моря, храмы и сады, пляжи, неожиданный вкус непробованных до сих пор вин и фруктов, ласковые волны и великолепная графика иорданских гор на закате. Долина Армагеддон, Фаворская гора, зелёная река, где крестили Христа, сомы, которые нежно касались меня, когда я окуналась в воды Иордана, и многое другое, что перечислять не имеет смысла... Но всё это вошло в моё сердце и согреет в любую стужу - только вспомни... И за это я бесконечно благодарна своему другу. Если бы не он, не жалевший денег ради того, чтобы моя "первая встреча" с Израилем стала праздником, я бы, разумеется, в то осеннее время мыла и утепляла окна на зиму в своей холодной российской провинции.
Сегодня море горячей
парного молока.
Сегодня мне уже видней
российская река.
А завтра в полночь улетать
из рыженькой страны.
Ни свет её с собой не взять,
и ни цветные сны.
Прощай, прелестный уголок,
мой голубиный пух,
где под оливой дремлет Бог,
и Он ко мне не глух.
Стоя в веренице пассажиров у трапа самолёта, вдруг почувствовала тихое касание к моей руке: "Люба!" Это была Надежда! Мы обнялись, и я произнесла: "ЧТО?!" Она поняла вопрос и грустно сказала: "Он только дважды встретился со мной, я жила у друзей... Он не обрадовался моему приезду. А как у тебя?". - "Я получила предложение руки и сердца". Надежда просияла: - "Сейчас сядем в самолёт, хорошо бы наши места опять оказались рядом, и ты всё расскажешь!" - я поняла, что Надя тоже помнила обо мне, как и я о ней.
При входе в самолёт предъявила документы, меня пригласили в салон, а вот Надю задержали. У неё не оказалось при себе посадочного талона. Она потеряла его! Надя что-то объясняла, говорила, что сейчас вспомнила: какая-то бумажка выскользнула из паспорта, когда недружелюбная сотрудница аэропорта просто кинула его на стойку... это, наверное, и был он... Я тормознула и не пошла в салон, сказав, что мы летим вместе, и талон у моей подруги, конечно, есть, а я без неё не полечу! Мне вежливо возразили, что недоразумение с моей подругой они разрешат в считанные минуты, а я могу спокойно идти на моё место в самолете, потому что за нами ещё пассажиры, и надо дать им пройти. Мне улыбнулись, заверили ещё раз, что моя подруга, конечно же, войдёт в самолёт, как только пропустят пассажиров с посадочными талонами. Я всё же не решалась оставить Надежду в такой ситуации, и тогда мне сказали: "Нет причины волноваться, ведь багаж вашей подруги уже в самолёте, и она сама скоро присоединится к вам".
Под давлением этих успокаивающих аргументов я поняла, что не могу далее загораживать проход в салон, как упрямая ослица, и вошла туда, сказав Надежде: я жду тебя, дорогая! Но сердце моё просто разрывалось - чувствовала, знала, что эта история обернётся для неё ещё одной досадной неудачей, которая так и смотрела на меня с её прекрасного лица...
Я не садилась - стояла возле своего кресла, так мне было лучше видно проход, в котором вот-вот должна появиться Надежда, и тогда мы всё друг другу расскажем, всё обсудим, и поищем способ поправить её личную ситуацию. А что сдружимся до конца дней - в этом я вообще не сомневалась. Что-то очень сильно связывало нас. Я чувствовала себя её сестрой.
Самолёт вылетел в Россию без Надежды. Кресло рядом со мной пустовало до самой Москвы.