К трем часам ночи запах табачного дыма и пота становится невыносимым. Нервное напряжение игроков — тугой клубок алчности, страха и сосредоточенности — достигает предела; в свои права вступают чувства, эмоции выходят из-под контроля. Внезапно Джеймс Бонд понял, что устал. Он всегда прислушивался к тому, что подсказывало естество, и доверял ему. Инстинкт помогал избежать пресыщения и предупреждал моменты, когда острота восприятия притупляется и растет риск наделать ошибок.
Он отошел от рулетки и ненадолго остановился у медного ограждения, окружавшего большой стол для карт. Намбер продолжал играть и, по-видимому, выигрывал. Перед ним громоздилась гора стотысячных жетонов. Рядом с могучей левой рукой — неприметная стопочка желтых фишек по полмиллиона франков каждая.
Бонд на мгновение задержал взгляд на впечатляющем профиле Намбера, затем пожал плечами, как бы отгоняя недоумение, и двинулся к кассам. Кассы отделяли от зала высокие, до подбородка, перегородки. В этих загонах сидели на крутящихся табуретках и распихивали по полочкам жетоны и банкноты кассиры, типичные банковские служащие.
Перегородка в человеческий рост плюс положенные клерку дубинка и револьвер… Перемахнуть через ограждение, схватить пачку банкнот, перепрыгнуть обратно и убежать по коридорам, где столько дверей, невозможно. К тому же кассиры работают, как правило, по двое.
Бонд продолжал размышлять о возможности ограбления, получая из рук кассира стопку банкнот по сто тысяч, затем пачки купюр по десять тысяч франков. Одновременно он представлял, как, вероятнее всего, пройдет завтра обычное собрание дирекции казино:
«Месье Намбер сделал два миллиона. Играл, как обычно. Мисс Фэачайлд за час собрала миллион, затем спасовала. Она целый час держала три банка месье Намбера, но бросила карты. Играла спокойно. Месье виконт де Вийорэн сыграл миллион двести на рулетке. Играл по максимуму на первой и последней дюжинах. Ему везло. Англичанин мистер Бонд вновь в выигрыше: ровно три миллиона за два дня. Играл мартингал на красном за пятым столом. Дюкло, он вел партию, может сообщить детали. Мистер Бонд настойчив, умеет рисковать. Игра у него идет, да и нервы, похоже, крепкие. За вечер железка выиграла столько-то, баккара — столько-то, рулетка дала столько-то, на шарах, где очередной спад публики, соотношение один к одному».
«Merci, monsieur Xavier».
«Merci, monsieur le President».
«Или что-то в этом духе», — подумал Бонд, продолжая свой путь к выходу через вращающиеся двери. У одной из них он раскланялся на прощание с затянутым во фрак мужчиной, работа которого состояла в том, чтобы по первому сигналу тревоги мгновенно блокировать все двери, для чего достаточно нажать ногой кнопку в полу.
На сем участники собрания передадут в президиум свои отчеты и поедут обедать — кто домой, кто в ресторан.
«Нет, грабить кассу казино Намбер не станет, — подумал Бонд, — для этого потребовался бы десяток тренированных парней, которым никак не обойтись без того, чтоб не уложить одного-двух служащих казино. Вряд ли во Франции или в какой другой стране просто подыскать для такого рода работы десять прохлаждающихся без дела убийц».
Пока Бонд давал тысячу франков на чай в гардеробе и спускался по ступенькам парадного входа, он окончательно решил, что Намбер ни при каких обстоятельствах не станет грабить кассу, выбросил этот вариант из головы. И занялся анализом своих физических ощущений. Острый гравий проминал подошвы его лакированных ботинок; во рту стояла неприятная горечь; чуть вспотели подмышки; глаза как будто разбухли от напряжения; лоб, нос, щеки горят. От глубоко вдохнул чистый ночной воздух и взял себя в руки. Любопытно было бы знать, обыскали ли его комнату, пока его не было.
Он перешел на другую сторону бульвара и прошел через парк отеля «Сплендид». Улыбнувшись, взял из рук консьержа ключ от своего номера — 45, второй этаж, — и телеграмму. Она была отправлена с Ямайки:
КИНГСТОН ХХХХ ХХХХХХ ХХХХ XX
ДЕПАРТАМЕНТ ПРИМОРСКАЯ СЕНА
РУАЯЛЬ-ЛЕЗ-О СПЛЕНДИД БОНДУ
ГАВАНСКИЕ СИГАРЫ ПРОИЗВОДСТВО С 1915 ВСЕ ЗАВОДЫ НА КУБЕ
ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ ПОВТОРЯЮ
ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ ТЧК НАДЕЮСЬ СУММА ПОДХОДЯЩАЯ ДРУЖЕСКИ
Это означало, что десять миллионов франков вот-вот будут в его распоряжении. Телеграмма была ответом на просьбу выслать ему дополнительные средства, которую Бонд передал днем через Париж к себе в бюро в Лондон. Париж переговорил с Лондоном; Клемент, шеф департамента Бонда, — с М., который, холодно улыбаясь, попросил Финансиста уладить дело с казной.
В свое время Бонду пришлось выполнять задания на Ямайке, поэтому здесь, в Руаяль-лез-O, он работал как исключительно богатый клиент «Каффери», основной импортно-экспортной ямайской фирмы. Инструкции передавались ему с Ямайки молчаливым человеком, неким Фоусеттом, заведующим фотоотделом в скандальной карибской газете «Дейли Глинер».
Фоусетт начинал как учетчик на одном из крупнейших черепаховых промыслов на Каймановых островах. Был в первой партии островитян, ставших под ружье в самом начале войны; службу закончил помощником начальника финчасти маленькой флотской разведслужбы на Мальте. В конце войны, когда Фоусетт с тяжелым сердцем готовился вернуться к себе на острова, на него вышел карибский отдел, и парень, оказавшийся большим любителем фотографии и некоторых других видов творческой работы, с ненавязчивой помощью одного влиятельного на Ямайке человека сумел прийтись ко двору в газете.
Он разбирал фотографии, присылаемые такими известными агенствами, как «Кейстоун», «Уайд Уорлд», «Юниверсал», «Ай-Эн-Пи» и «Рейтер-Фото», и время от времени получал по телефону инструкции от человека, которого никогда в жизни не видел.
Фоусетту поручались простые операции, не требующие ничего, кроме умения молчать, расторопности и точности исполнения. За свои небольшие услуги он ежемесячно получал по двадцать фунтов, переводившихся на его счет в канадском «Роял Бэнк» несуществующим родственником-англичанином.
Сейчас его задача состояла в том, чтобы без промедления передавать Бонду открытым текстом все то, что ему сообщал по телефону его аноним, заверивший великого фотографа, что телеграммы никоим образом не могут вызвать подозрений у ямайской почты. И Фоусетт как должное воспринял то, что в одночасье стал корреспондентом Прибрежного информационного агентства с правом беспрепятственного выезда и отправки корреспонденции во Францию и Англию и с дополнительным ежемесячным гонораром в десять фунтов. Успокоенный и приободренный, мечтая о медали Британской империи, Фоусетт сделал первый взнос на «моррис майнор», а также приобрел себе зеленую бейсбольную кепку, к которой давно приглядывался. Она защищала глаза от солнца и помогала ему утверждаться на посту начальника фотоотдела.
Бонду телеграмма говорила о многом. Он привык, что его косвенно контролируют, и это было ему даже приятно, давало ощущение комфорта. И хотя он понимал, что находится сейчас много дальше, чем просто по другую сторону Ла-Манша, в двухстах километрах от грозного здания по соседству с Риджентс-парк, откуда за ним внимательно следят и трезво оценивают несколько холодных голов, он предпочитал думать, что здесь, в Руаяль-лез-O, есть еще кто-то из Службы, а сам он находится в том же положении, что и Фоусетт, островитянин с Каймановых островов, живущий в Кингстоне: тот знал, что если он купит свой «моррис майнор» за живые деньги, а не в рассрочку, кто-то, вероятно, узнает об этом в Лондоне и захочет выяснить, откуда взялись эти средства.
Бонд перечитал телеграмму дважды. Из пачки на стойке он вытянул чистый бланк и большими буквами написал ответ:
СПАСИБО СВЕДЕНИЙ ДОСТАТОЧНО — БОНД
Отдав бланк консьержу, он убрал телеграмму от «Да Силва» в карман, зная, что те, кого информирует консьерж, если они есть, могли за небольшую плату получить копию в местномпочтовом отделении, если уже не распечатали телеграмму тут же в гостинице.
Бонд взял свой ключ и, жестом отказавшись от услуг лифтера, стал подниматься к себе в номер по лестнице. Для него лифт всегда был источником опасности. И даже когда он твердо знал, что на этаже его не встретит якобы заблудившийся постоялец, он предпочитал оставаться настороже. Бесшумно поднимаясь по лестнице, Бонд все больше сожалел о сдержанности своего ответа М. Как игроку, ему было ясно, что нельзя ограничивать в игре свободу маневра. Но М. вряд ли выдал бы больше денег. Бонд пожал плечами, свернул в коридор и медленно подошел к своей двери.
Мгновенно нащупав выключатель и придерживая дверь широко распахнутой, он замер на пороге ярко освещенной комнаты, приготовившись стрелять. В номере никого не было. Бонд заперся на ключ, включил торшер и швырнул пистолет на канапе у окна. Потом наклонился к секретеру, проверяя, на месте ли оставленный вечером на выдвижном ящике волос.
Волос оказался на месте. Как будто нетронут был и тончайший слой талька на внутренней стороне ручки платяного шкафа. Бонд перешел в ванную, отвинтил крышку сливного бачка и проверил уровень воды по своей отметке на медном поплавке.
Проводя тщательную проверку отработанных годами систем оповещения о визитах непрошенных гостей, Бонд не чувствовал себя ни смешным, ни всесильным. Он был секретный агент и если до сих пор ходил по земле, то благодаря тому предельному вниманию, с каким относился к мелочам своей профессии. Подобные элементарные меры предосторожности для него выглядели не более бессмысленными, чем те, которые соблюдают аквалангисты, испытатели самолетов и все остальные, кто зарабатывает на жизнь постоянным риском.
Убедившись, что комнату в его отсутствие не обыскивали. Бонд разделся, принял холодный душ, закурил семнадцатую сигарету за день и, прихватив толстую пачку банкнот — резерв и сегодняшний выигрыш, — расположился за секретером, чтобы вписать несколько новых цифр в маленький блокнот. За два дня игры он прибавил три миллиона франков. Десять миллионов ему выдали в Лондоне, еще десять он запросил. Вместе с последней суммой, в эти минуты отосланной в местный филиал «Креди Лионэ», его оперативный фонд составлял двадцать три миллиона франков.
Еще секунду-другую Бонд неподвижно сидел, глядя на темнеющее за окном море, затем сунул купюры под валик элегантной одноместной кровати, прополоскал рот, выключил свет и с наслаждением скользнул под сильно накрахмаленные, как любят французы, простыни. Десять минут он лежал на левом боку, прокручивая в памяти события дня, потом перевернулся на правый и мысленно направил свое сознание в тоннель сна.
Уже засыпая, он сунул руку под валик и нащупал рукоятку «полис-позитив» 38-го калибра с укороченным стволом. Когда он спал, его лицо с погасшим теплым и веселым взглядом застывало безжизненной, жестокой и насмешливой маской.
2. Досье для М
Двумя неделями раньше из центра S на имя М., бывшего тогда и по-прежнему остающегося начальником секретной службы британского министерства обороны, была направлена служебная записка следующего содержания:
«Для: М.
От: центра S
По вопросу: план нейтрализации Н.
Намбер (он же «месье Нюмеро», «герр Нуммер», «repp Циффер» и т. п.), один из основных агентов оппозиции во Франции; прикрытие — казначей контролируемого коммунистами профсоюза эльзасских рабочих, объединяющего рабочих тяжелой промышленности и транспорта Эльзаса, по нашим данным, «пятой колонны» в случае конфликта с красными.
Документы: приложение Д — данные на Намбера; приложение Б — справка о СМЕРШ.
В последнее время у нас появились данные, что Намбер находится в сложном финансовом положении. По многим аспектам Намбер — агент, чрезвычайно ценный для СССР, однако при его пристрастиях и специфических вкусах он уязвим. Так, одна из его любовниц, евразийка, контролируемая центром F (№ 1860), получила информацию о его счетах в банке. Судя по всему, он на грани разорения. Это подтверждают, как выяснил № 1860, тайные распродажи драгоценностей и виллы на Антибах, ограничение ранее привычных для Намбера больших расходов. Более углубленные исследования, проведенные в контакте с коллегами из Второго бюро (оно подключено к делу), вывели нас на следующую информацию.
В январе 1946 года Намбер взял под контроль сеть публичных домов в Нормандии и Бретани, так называемую «Желтую ленту». Он пошел на риск, вложив в операцию порядка пятидесяти миллионов из денег, которые III отдел разведки русских предназначал для финансирования вышеназванного профсоюза.
В иных условиях «Желтая лента» могла бы стать исключительно удачным помещением капитала. И, возможно, Намбер не имел другой цели, кроме наращивания профсоюзной кассы, и не собирался греть руки на процентах от пущенных в оборот денег своих хозяев: вложить деньги в проституцию его могло подтолкнуть желание иметь в своем распоряжении неограниченное число женщин.
Приблизительно через три месяца, 13 апреля, во Франции был принят закон № 46685, запрещающий дома терпимости и проксенетизм…»
Дойдя до этого предложения, М. зарычал и вдавил кнопку селектора.
— Это вы?
— Да, сэр.
— Какого черта! Что означает этот ваш проксенетизм?
— Сутенерство, сэр.
— Мы с вами не в школе Берлица. Если желаете блеснуть знанием иностранных слов, будьте добры прилагать еще и словарь. Или уж пишите слова по-английски!
— Извините, сэр.
М. отпустил кнопку и продолжал чтение.
«… Этот закон, известный больше, как «закон Марты Ришар», объявлял о закрытии заведений сомнительной репутации и запрещении продажи порнографических изданий, а также проката соответствующих фильмов.
Деньги Намбера в одно мгновение превратились в ничто. В кассе профсоюза образовалась громадная дыра. Пытаясь спасти положение, Намбер переделал свои публичные дома в отели «Де пасс», где в рамках закона могли назначаться тайные свидания, и оставил пару подпольных кинотеатров, но покрыть убытки не сумел, равно как и продать дело хотя бы по минимальной цене. К тому времени на него вышла полиция нравов, и в считанные дни были закрыты по меньшей мере два десятка его заведений.
Разумеется, он интересовал полицию только как владелец крупной сети публичных домов, но после того, как мы поделились со Вторым бюро нашими сомнениями о финансах Намбера, было поднято его досье.
Французские коллеги подтвердили нашу информацию: была проведена настоящая чистка заведений «Желтой ленты». В результате от первоначального капитала у Намбера не осталось ни сантима. Самая заурядная инспекция в любой момент может выявить в профсоюзной кассе, которой управляет Намбер, нехватку пятидесяти миллионов.
Его хозяева из III отдела, похоже, еще ничего не подозревают, однако, к несчастью для Намбера, весьма вероятно, что он уже попал в поле зрения СМЕРШ. На прошлой неделе центр Р передал информацию надежного источника, что крупный чин этой чрезвычайно оперативной организации по уничтожению предателей родины отбыл из Варшавы через Восточный Берлин в Страсбург. Второе бюро и Страсбург сведений не подтвердили, однако их разработка продолжается. Нет новых данных и из штаб-квартиры Намбера в Страсбурге, где активно работает двойной агент (помимо № 1860).
Если бы Намбер знал, что за ним охотится СМЕРШ или что у его хозяев появились подозрения, ему срочно пришлось бы выбирать между самоубийством и бегством; однако, судя по его ближайшим планам, можно предположить, что при всей тяжести своего положения он еще не осознает опасности. Именно эти грандиозные планы и вынуждают нас провести рискованную и достаточно необычную операцию, суть которой изложена в конце записки.
В ближайшее время Намбер будет пытаться отыграть потерянные деньги в казино — это самый простой путь, опробованный множеством расхитителей. Игра на бирже требует немалого времени, точно так же медленно окупается незаконная торговля наркотиками и лекарственными препаратами. Никакой тотализатор не примет ставок, по которым Намбер должен играть, чтобы вернуть пятьдесят миллионов, но, если он и выиграет, у него больше шансов получить пулю, чем деньги.
Мы располагаем информацией, что Намбер изъял из профсоюзной кассы еще двадцать пять миллионов и арендовал сроком на две недели, считая с завтрашнего дня, небольшую виллу севернее Дьеппа. Очевидно, что в один из этих дней он начнет в казино Руаяль-лез-О самую крупную в истории Европы игру. Курортная компания «Руаяль», надеясь переманить завсегдатаев Дорвилля и Туке, уже негласно уступила свой стол баккара и оба больших стола железки синдикату «Мохаммед Эли», банковской группе, принадлежащей египетским эмигрантам, имеющим, послухам, в своем распоряжении часть вкладов бывшего египетского короля. Уже многие годы группа пытается принять участие в разделе доходов монопольных владельцев крупнейших карточных домов Франции — Зографоса и его греческих сообщников.
Через посредников в Руаяль-лез-O на этот период приглашены крупнейшие игроки Америки и Европы, и вполне вероятно, что забытый курорт вернет себе часть той славы, какой пользовался в викторианскую эпоху.
По нашим данным, игра начнется 15 июня.
Предлагаемая контроперация.
В наших интересах и в интересах других стран НАТО попытаться дискредитировать и нейтрализовать крупного советского агента, помешать финансированию коммунистического профсоюза, дискредитировать эту мощную «пятую колонну, способную в военное время контролировать большой сектор западной границы Франции, в глазах ее хозяев и развалить ее. Всего этого можно добиться при условии, что Намбер проиграет. (Убирать его бессмысленно. Хозяева Намбера постараются скрыть его финансовые махинации и представят его невинной жертвой.)
Таким образом, мы предлагаем предоставить лучшему из наших игроков необходимые средства, с тем, чтобы он вывел Н. из игры. Рискованность такой операции очевидна, возможные потери тяжело скажутся на нашем бюджете, однако нами уже проводились операции, на которые выделялись значительные суммы при меньших шансах на успех и нередко ради менее значительных целей.
В случае отрицательного решения остается только передать нашу информацию и предложения Второму бюро или нашим коллегам из ЦРУ. Обе эти организации, безусловно, заинтересуются нашим планом.
Подпись: начальник центра S.
Приложение А.
Фамилия: Намбер.
Другие фамилии: варианты слова «цифра» или «число» на разных языках. Например: «герр Циффер».
Место рождения: неизвестно.
Основные сведения: из перемещенных лиц, принят в лагерь для перемещенных лиц в американской зоне в Германии в июне 1945 года. Отмечены амнезия и паралич голосовых связок (возможно, в обоих случаях симуляция). Голос в результате лечения возвращен, о прошлом, по словам самого Н., он вспомнил лишь то, что был как-то связан с Эльзасом-Лотарингией и Страсбургом, куда он и был направлен в сентябре 1945 года с паспортом апатрида № 304–596. Взял фамилия Намбер (мотивируя тем, что он всего лишь цифра в паспорте). Без имени. Возраст: около 45 лет.
Приметы: Рост 1 м. 75 см., вес 110 кг., цвет лица — матово-бледный. Коротко стрижен, волосы рыжие. Глаза темно-карие, белки глаз открытые. Рот маленький, женский. Вставные зубы исключительного качества. Уши маленькие, с широкими, что характерно для людей с еврейской кровью, мочками. Руки узкие, ухоженные, волосатые. Ступка маленькая. Возможны средиземноморские корни с прусской или польской примесью.
Одевается изыскано, носит, как правило, двубортный пиджак темной расцветки. Много курит. Предпочитает «капорал», пользуется антиникотиновым мундштуком. Постоянно впрыскивает в нос ортедрин. Голос тихий, ровный. Билингв: французский и английский. Хорошо говорит по-немецки. Легкий марсельский акцент. Улыбается редко. Никогда не смеется.
Привычки: расточителен, но не хвастлив. Повышенные сексуальные потребности. Хорошо водит скоростные машины. Отлично владеет оружием, в том числе ножом, различными видами индивидуального боя. Постоянно имеет при себе три лезвия бритвы: в подкладке шляпы, в каблуке левого ботинка, в портсигаре. Знаком с бухгалтерским делом, хорошо считает. Прекрасный игрок в карты. Постоянно в сопровождении двух вооруженных телохранителей (француз и немец, описания имеются).
Комментарии: опасный советский агент, связанный через Париж с Ленинградом.
Подпись: Архивист.
Приложение Б.
СМЕРШ
Источники: собственные архивы, материалы Второго бюро и ЦРУ.
СМЕРШ — аббревиатура от «Смерть шпионам». Действует под контролем МВД (бывшее НКВД) и, вероятно, лично Берии.
Штаб-квартира; Ленинград (филиал в Москве).
В задачу СМЕРШ входит пресечение любых форм предательства и инакомыслия в советских секретных службах в стране и за границей. Самая мощная и «уважаемая» организация в СССР; считается, что СМЕРШ не провалил ни одной карательной акции. Полагают, что СМЕРШ причастен к убийству Троцкого в Мексике (22 августа 1940 года). Вероятно, репутация СМЕРШ основана на успехах в операциях, до того проваленных другими организациями.
После нападения Гитлера на Россию численность СМЕРШ в целях борьбы с предательством и дезертирством во время отступления советских войск была увеличена. В этот период СМЕРШ действовал как карательное подразделение НКВД. Нынешние функции закреплены за ним позже. После войны работники СМЕРШ прошли тщательнейшую чистку. Полагают, что в настоящее время СМЕРШ насчитывает всего несколько сотен высококлассных агентов, работающих по следующим направлениям:
Отдел I — контрразведка в СССР и в советских организациях за границей.
Отдел II — оперативный, включая ликвидацию.
Отдел III — административно-финансовый.
Отдел IV — научный, юридический. Кадры.
Отдел V — судебный. Через этот отдел проходят все не подлежащие пересмотру дела арестованных. За послевоенное время нами был взят только один агент СМЕРШ: Гойчев, он же Гэррад-Джонс. 7 августа 1948 года в Гайд-парке он стрелял в Петчора. технического работника посольства Югославии. Во время допроса покончил с собой, проглотив пуговицу с цианистым калием. Каких-либо сведений, кроме того, что Гойчев работал на СМЕРШ, чем он был весьма горд, получить не удалось.
Полагаем, что жертвами СМЕРШ были следующие британские двойные агенты: Донован, Хартрог-Вэйн, Элизабет Дюмон, Вентнор, Мэйс, Саварин (дополнительная информация в Архиве, центр Q).
Заключение: необходимо любыми усилиями получить дополнительные сведения об этой мощной организации и ликвидировать ее агентов».
3. № 007
Начальник центра S (подразделения секретной службы, занимающегося Советским Союзом) настолько дорожил своим планом нейтрализации Намбера — впрочем, идея действительно принадлежала ему, — что лично поднялся с запиской на последний этаж мрачного здания, из окон которого открывается вид на Риджентс-парк. Здесь, миновав обитую дверь и дойдя до конца коридора, он вошел в последний кабинет.
Не замедляя шага, он направился к столу начальника штаба при М., молодого парня, бывшего сапера, обязанного своим назначением в члены секретариата комитета начальников штабов ранению, полученному в 1944 году во время диверсионной операции. Несмотря на оба эти испытания, сапер сохранил чувство юмора.
— Привет, Билл. Хочу подбросить шефу бомбу. Я пришел вовремя?
— Что скажите. Пенни? — повернулся Билл к личной секретарше М., с которой он делил кабинет.
Мисс Манипенни была бы обворожительной женщиной, если б не ее взгляд: холодный, прямой и насмешливый.
— Как нельзя вовремя. С утра М. одержал небольшую победу над Форин Оффис, но вот уже полчаса, как к нему еще никто не заходил.
Она подбадривающе улыбнулась — исключительно для начальника центра S, который был симпатичен ей и сам по себе, и как руководитель важного подразделения.
— Отлично, вручаю вам, Билл, этот плод с древа фантазий. — Он протянул черную папку с красной звездочкой — значок «совершенно секретно» — на обложке.
— И ради Бога, проявите всю смекалку, когда будете принуждать шефа к чтению. Передайте, что я жду здесь. Возможно, потребуется дополнительная информация. Во всяком случае, попробую не дать вам его отвлечь, пока он будет читать.
— Договорились, сэр. — Штабист нажал кнопку селектора и низко наклонился к микрофону.
— Да? — послышался спокойный голос М.
— У начальника центра S для вас важный документ, сэр.
— Приносите, — ответил М. после секундной паузы.
Бывший сапер выключил селектор и прихрамывая пошел к двойной двери, ведущей в кабинет М.
— Спасибо, Билл, — кивнул ему начальник центра. — Я буду в соседней комнате.
Когда Билл выходил от М., над дверями вспыхнула маленькая голубая лампочка — просьба не беспокоить.
Позже на радостях начальник центра S сказал своему первому заместителю:
— С последнем пунктом мы чуть не погорели. Он заявил, что это диверсия и шантаж, и говорил это почти серьезно. Но в конце концов согласился, что идея, хотя и кажется ему безумной, стоит того, чтобы ее разработать, если казна отпустит деньги, а он думает, что она отпустит. Он собирается им сказать, что это лучше, чем вкладывать деньги в полковников-дезертиров, которые уже через два месяца обработки становятся двойными агентами. М. очень хотел бы заполучить Намбера, и у него уже есть на примете подходящий человек. Он хочет попробовать его в этом деле.
— Кто это?
— Один из двойных нулей — думаю, 007. Крепкий парень, хотя М. опасается, что с охраной Намбера придется повозиться. Похоже, 007 очень силен в картах: перед войной, ведя вместе со Вторым бюро двух румын, он два месяца продержался в Монте-Карло и привез не только румын, но еще и десять миллионов выигрыша.
В ту пору десять миллионов франков было целым состоянием.
Беседа Джеймса Бонда с М. была недолгой.
— Что вы на сей счет скажите? — спросил М., когда Бонд вновь появился у него в кабинете, прочтя записку центра S и позволив себе еще минут десять полюбоваться деревьями из окна комнаты ожидания.
У М. были ясные и пронзительные глаза.
— Весьма любезно с вашей стороны, сэр. Я хотел бы заняться этим делом. Но обещать, что выиграю, не могу. В баккара, как и в тридцать-сорок, шансы особенно велики при маленькой ставке, если сложится игра. Здесь игра будет большая, «окна» по полмиллиона. Я этого опасаюсь.
Холодный взгляд М. остановил Бонда. Все это М. знал, риск в баккара ему был известен не хуже Бонда. Такова была его профессия — знать риск каждой операции, знать людей, своих и противника. Сейчас Бонд хотел, чтобы М. забыл о его сомнениях.
— Ему тоже может не идти карта, — проговорил наконец М. — У вас будет большая сумма. Около двадцати пяти миллионов, как и у него. Десять получите сразу, еще десять мы перешлем, когда освоитесь. Остальные пять миллионов сможете выиграть сами. — Он улыбнулся. — Поезжайте заранее, разомнетесь. Гостиница, билеты, снаряжение — это к О. Все, что касается денег — к Казначею. Со Вторым бюро я договорюсь. Это их территория, и было бы отлично, если б они не встали в позу. Попробую уговорить их послать Матиса. Вы, кажется сработались в Монте-Карло? Вашингтон будет в курсе, дело касается НАТО. У ЦРУ есть один или два человека в Фонтенбло, в союзнической разведке. Все, как будто?
— Я бы очень хотел, чтобы со мной работал Матис, — кивнул Бонд.
— Хорошо, хорошо, посмотрим. Постарайтесь, чтобы вам повезло. Иначе нас засмеют — миленькое дельце. И поосторожнее: не думаю, что будет легко. Намбер — серьезный противник. Все, удачи.
— Благодарю вас, сэр. — Бонд направился к дверям.
— Еще секунду.
Бонд обернулся.
— Возможно, дам вам прикрытие, Бонд. Две головы лучше, и потом вам нужен будет человек для связи. Я подумаю, кого послать. Вас найдут в Руаяль-лез-О. Не беспокойтесь, подберу вам кого надо.
Бонд предпочел бы работать в одиночку, но спорить с М. не полагалось. Он вышел из кабинета, желая только одного: чтобы человек, которого к нему пошлют, оказался проверенным, не идиотом и не честолюбцем, что было бы еще хуже.
4. Соседи
В Руаяль-лез-О он прибыл после полудня. Никто не попытался выйти с ним на связь, не заметил он и любопытства в глазах портье, выдавшего ключ «Джеймсу Бонду, проживающему в Порт-Марии, Ямайка».
М., похоже, не слишком занимал вопрос «крыши» Бонда.
— Выберете что-нибудь приемлемое для публики, околачивающейся в казино, — буркнул он.
Бонд хорошо знал Ямайку, поэтому попросил разрешения держать связь через Кингстон и работать под богатого островитянина, чей отец сделал состояние на табаке и сахаре, а сын предпочел рисковать деньгами на биржах и в казино. Если бы кто-нибудь поинтересовался подробностями, он мог бы сослаться на Чарлза Да Силва из фирмы «Каффери». Чарлз подтвердил бы все, что нужно.
Оба следующих вечера и большую часть ночи Бонд провел в казино, играя сложные мартингалы на чет-нечет в рулетку. Если ему предлагали партию в железку с крупным банком, он тут же соглашался. Когда проигрывал, «тянулся» за банком, но отказывался, если проигрывал два раза кряду.
Так он добрал еще три миллиона, одновременно тренируя нервы и то, что называется чувством карты. Но главное, он смог понаблюдать, как держится за столом Намбер, и отметил, что карта ему идет и играет он без ошибок.
Завтракать Бонд любил плотно. После холодного душа он устроился за столом перед окном и, любуясь солнечным утром, выпил большой бокал апельсинового сока, съел «хэм энд эггз» из трех яиц и запил все двумя большими чашками черного кофе без сахара. После чего закурил первую сигарету. Он курил смесь турецких и балканских Табаков, которую специально для него делали в магазине «Морлэнд» на Гроувнер-стрит. Медленные волны таяли на песке длинного пляжа, к горизонту, над которым уже дрожало марево, тянулись рыбацкие лодки из Дьеппа, вокруг них носились серебристые чайки.
Телефонный звонок прервал его размышления. Звонил консьерж, чтобы сообщить, что представитель «Рэдио Стэнтор» доставил из Парижа приемник, который он заказывал, и ждет внизу.
«Рэдио Стэнтор» было прикрытием Второго бюро для своего связного. Бонд посмотрел на дверь, надеясь увидеть Матиса.
В номер, действительно, чинно, как и подобает деловому человеку, вошел Матис, неся большую прямоугольную коробку. Бонд широко улыбнулся; он с радостью обнял бы Матиса, если б тот не подал ему знак глазами, а потом, тщательно заперев дверь, не показал свободной рукой на потолок.
— Я из Парижа, сэр. Наша фирма доставила для вас приемник, который вы заказывали: пять ламп, супергетеродин, так, кажется, это называется по-английски. Ловит практически все столицы Европы.
— Судя по всему, это хороший приемник, — сказал Бонд, пытаясь догадаться, что бы все это могло значить.
Не реагируя на немой вопрос Бонда, Матис установил распакованный приемник перед камином.
— Сейчас начало двенадцатого, из Рима на средних волнах должны идти музыкальные передачи. Попробуем?
Он подмигнул и повернул ручку громкости до предела. Но, хотя красная лампочка настройки светилась, приемник безмолвствовал.
Матис покопался в задней стенке, и комната наполнилась чудовищными хрипами. Несколько секунд он выжидал с довольным видом, потом выключил радио.
— Прошу прощения, сэр. Ошибка настройки.
Матис вновь склонился к шкале, и через мгновение из динамика полилась мелодичная песня. Он выпрямился, хлопнул Бонда по плечу и крепко пожал ему руку.
— Ладно, теперь объясни, что это за чертовщина, — попросил Бонд.
— Дружище, — ответил Матис, — вас засветили, как говорится, от и до. В эту самую минуту над нашей головой, — он показал пальцем в потолок, — некий господин Мюнц со своей якобы супругой, будто бы заболевшей гриппом, сидит оглохший и, надеюсь, сильно расстроенный. — Поймав недоверчивый взгляд Бонда, Матис улыбнулся, сел на кровать и ногтем распечатал пачку «капорала». Бонд ждал.
— Как все произошло, не знаю. Наверное, они начали вести вас еще до приезда сюда. Подготовились они основательно. Кстати, Мюнц — немец, она — из Центральной Европы, вероятно, чешка. Так вот, отель этот старый. Когда-то здесь были отличные камины. Теперь дымоходы прочистили, а в камины вставили обогреватели. А вот в этом месте, — он ткнул пальцем в стену, сантиметров на пятнадцать-двадцать выше обогревателя, — висит мощный комбинированный микрофон. Провода от него по дымоходу протянуты в комнату Мюнцев, а у них там усилитель и магнитофон с наушниками. Слушают они по очереди, поэтому мадам Мюнц гриппует и обедает в номере, а месье Мюнц не может оставить свою больную супругу одну и ради нее отказывается от солнечных ванн и прочих прелестей этого прекрасного курорта. Все это мы выяснили отчасти благодаря тому, что мы во Франции вообще очень умные, и еще потому, что развинтили ваш обогреватель за несколько часов до вашего приезда.
Бонд внимательно осмотрел винты, которыми обогреватель крепился к стене. На них были чуть заметны свежие царапины.
— Ну, продолжим нашу комедию, — сказал Матис, наклонился к приемнику и щелкнул выключателем. — Вы удовлетворены, сэр? — спросил он. — Согласитесь, замечательная четкость воспроизведения. Отличный аппарат.
Рукой он очертил в воздухе круг, после чего выразительно вскинул брови.
— Такая хорошая передача, — понял его Бонд, — если можно, дослушаем до конца.
Он улыбнулся, представив, какими взглядами сейчас обменялись Мюнцы.
— Приемник безусловно хороший. Именно такой я хотел привезти с собой на Ямайку.
Матис саркастически усмехнулся и вновь включил музыку.
— Ох уж эта ваша Ямайка! — Матис плюхнулся на кровать.
— Ладно, что случилось, то случилось, — заговорил Бонд серьезно. — Мы и не рассчитывали, что эта крыша надолго. Но чтобы так оперативно… — Бонд терялся в догадках, как такое могло случиться. Возможно ли, что русским удалось получить один из их кодов? Если так, то ему остается только упаковать чемоданы и вернуться в Лондон: операция обречена на провал.
Матис, похоже, читал его мысли.
— Не похоже, что это из-за шифра, — сказал он. — Во всяком случае, мы немедленно предупредили Лондон, и они его, кажется, поменяли. Да и мы тут без дела не сидели, — улыбнувшись, заверил он своего друга-соперника. — А теперь к делу, пока наши музыканты не выдохлись. Прежде всего, — он глубоко затянулся своим «капоралом», — ваш второй номер. Мне кажется, выбудете довольны. Она очень красивая девушка. Очень красивая, — повторил он, вздохнув. Довольный реакцией Бонда, он продолжал: — Черные волосы, голубые глаза, выдающиеся формы — со всех точек зрения. Она специалист по радиосвязи. При близком знакомстве это, конечно, не так важно, но незаменимо для сотрудницы «Рэдио Стэнтор» и помощницы в моих многотрудных заботах представителя этой фирмы на богатом курорте. Мы оба поселились здесь в отеле, так что моя помощница будет всегда под рукой на случай, если у вашего нового радиоприемника обнаружится неисправность. Все новые аппараты, даже французские, дня два могут барахлить, — добавил он, подмигнув.
Бонд не разделял его веселья.
— Дьявол, зачем это? Что тут может женщина? Они что, думают, мы на пикнике?
— Успокойтесь, дорогой Джеймс. Ваша коллега серьезна ровно настолько, насколько это необходимо, и холодна, уверяю вас, как ледышка. По-французски она говорит как француженка, дело знает до тонкостей. Прикрытие у нее самое подходящее. Что может быть естественнее, если вы, ямайский миллионер… — Матис почтительно кашлянул, — горячая кровь и все такое прочее… познакомитесь здесь с красивой девушкой! Да без спутницы вы будете выглядеть словно голый!
— Есть еще сюрпризы? — буркнул Бонд.
— Мелочи. Намбер уже поселился на вилле. Это в пятнадцати километрах отсюда по дороге вдоль берега. С ним живут два телохранителя. Ребята, похоже, способные. Один из них навестил небольшой пансионат, где два дня назад объявились трое, если по документам, то чехов-апатридов, хотя наш человек утверждает, что говорят они по-болгарски. Болгары появляются здесь не всякий день, нам привычнее турки и югославы. Не сократы, но исполнительны. Русские используют их для несложных убийств и дают подержать свечку в более сложных делах.
— Большое спасибо. Хорошо, если бы дело пришлось иметь только с ними, — сказал Бонд и спросил: — Что еще?
— Все. Приходите перед обедом в бар отеля «Эрмитаж» на смотрины. Пригласите девушку поужинать — так вам будет удобнее взять ее с собой в казино. Я там буду с парочкой отличных ребят. Да, забыл! В отеле живет американец Лейтер. Он из отделения ЦРУ в Фонтенбло. Лондон просил вам это передать. Он классный парень и может нам быть полезен.
Из динамика послышалась итальянская речь, и Матис выключил приемник. Они еще немного поговорили о покупке и о ее оплате, попрощались, и Матис откланялся.
Бонд сел у окна и сосредоточился. То, что сообщил Матис, не обнадеживало. Его вычислили и вели настоящие профессионалы. Возможно, они попытаются вывести его из игры еще до того, как он сядет с Намбером за стол. У русских нет предрассудков по поводу ликвидации агентов. А теперь еще эта красотка. Он вздохнул Женщины нужны для отдыха. В работе их прелести и чувства только помеха. Одни заботы.
— Идиоты, — сказал Бонд и, вспомнив о Мюнцах, повторил громче: — Идиоты! — и вышел из номера.
5. Девушка из центра
Когда Бонд вышел из «Сплендида», часы на башне мэрии отбивали полдень. В воздухе стоял густой запах хвои — рядом была сосновая роща; сад вокруг казино, свежеполитый, с аккуратными цветниками и удобно проложенными дорожками, посыпанными каменной крошкой, придавал этим декорациям ненавязчивую условность, более подходящую для балета, чем для мелодрамы.
День выдался солнечным, во всем чувствовалось какое-то искрящееся веселье — возможно, этот маленький курортный городок после стольких лет упадка действительно начинал новую эру популярности и процветания.
Руаяль-лез-O, расположенный в устье Соммы, в том месте, где ровный берег с песчаными пляжами еще не уперся в тянущиеся до самого Гавра белые утесы плато, почти повторил судьбу Трувилля. Маленькая рыбацкая деревушка, когда-то называвшаяся просто Руаяль, превратилась в изысканный курорт еще при Наполеоне III Мода на него, однако, держалась недолго Так же, как в свое время Довилль после долгой борьбы разорил Трувилль, Туке практически уничтожил Руаяль.
В начале века, когда дела курортного городка шли очень плохо, поскольку в моду вошло совмещать светское безделье с лечением минеральными водами, неподалеку от Руаяля на холмах был открыт источник щелочной воды, полезной при заболеваниях печени. Как известно, французы все до единого страдают печенью, и Руаяль не замедлили превратить в Руаяль-лез-О, что значит Руаяль-на-водах, а сама вода «Руаяль», разлитая по бутылкам-торпедам, появилась в меню гостиниц и вагонов-ресторанов и незаметно пробралась в реестр лечебных вод.
Однако борьба с такими опытными и сплоченными противниками, как минеральные воды «Виши», «Перье» и «Витель», длилась недолго. Последовал период судебных разбирательств; множество людей потеряли много денег, и очень скоро продажа воды ограничилась пределами городка и близлежащих селений. Бюджет курорта вынужден был отныне ограничиться тем, что оставляли здесь летом отпускники-французы и редкие англичане, зимой — тем, что зарабатывала местная рыбацкая флотилия. Живописно облупившееся казино, в барачном здании которого все еще витал дух роскоши викторианской эпохи, подбирало крохи со столов казино в Туке.
После войны вторую жизнь обрели Брайтон, Ницца. Ностальгия по временам позолоты и роскоши становилась источником дохода. В 1950 году к Руаялю вдруг проявил интерес некий парижский синдикат, распоряжающийся средствами бывших вишистов. Казино было отреставрировано, его бело-золотой фасад подновили, салоны отделали в бледно-серые тона с бордовыми коврами и занавесями. Потолки украсили громадные люстры. Были приведены в порядок сады, заработали фонтаны, вновь открылись оба больших отеля — «Сплендид» и «Эрмитаж».
Даже городок и старый порт постарались изобразить — в который уже раз — приветливую улыбку. На центральной улице появились витрины парижских ювелиров, которые, несмотря на быстротечность курортного сезона, открыли в бесплатно предоставленных им помещениях свои салоны.
Вот тогда-то и был приглашен в Руаяль-лез-О синдикат «Мохаммед Эли», взявшийся организовать крупную карточную партию. Городские власти очень надеялись, что со временем удастся вынудить Туке поделиться частью своих громадных доходов.
Бонд смотрел на залитый солнцем городок и думал о том, сколь странно и нелепо его задание, и о том, что мрачная роль, которую он должен сыграть, по сути, оскорбление для остальных актеров, занятых в этой драме.
Расправив плечи, он отогнал от себя эти мысли, вызванные минутной слабостью, и, вернувшись к отелю, спустился по эстакаде в подземный гараж. До встречи в «Эрмитаже» он решил совершить небольшую прогулку на машине вдоль побережья, взглянув на виллу Намбера, а на обратном пути доехать до автострады, ведущей в Париж.
В отношении машин Бонд придерживался самых консервативных взглядов. Еще в 1933 году он приобрел одну из последних моделей «Бентли», почти новую, с турбонаддувом «Амхерст Виллиерс». Всю войну она простояла в надежном месте, и каждый год ее осматривал бывший механик с заводов «Бентли», работавший в гараже неподалеку от дома Бонда в Челси; этот старик относился к машине с ревностным вниманием.
Бонд водил машину агрессивно, испытывая при езде почти физическое наслаждение. Его «Бентли» стального цвета был с откидным — действительно откидным! — верхом и мог держать скорость 145 километров в час с запасом мощности еще на полсотни километров.
Бонд вывел машину из гаража, проскочил эстакаду и через секунду уже несся по бульвару, откуда свернул на оживленную заднюю улочку и поехал вдоль дюн по направлению к югу.
Через час Бонд вошел в бар «Эрмитажа» и сел за столик у одного из больших окон.
Бар напоминал выставку тех в высшей степени мужских игрушек, которые символизируют во Франции благополучие: жесткошерстные таксы, лежащие у ног своих хозяев, медовый аромат английского табака, всевозможные зажигалки на столиках перед посетителями. Все вокруг было либо светлого лакированного дерева, либо кожаным, с медными заклепками. Шторы и ковры одного, голубого, цвета. Официанты в белых куртках с золотыми эполетами. Бонд заказал себе «американо» и стал рассматривать посетителей, одетых, все как один, элегантно, но без чувства меры. Как видно, все это были парижане. За столиками оживленно беседовали, похоже, о чем-то исключительно важном, — в баре царила атмосфера, обычная для всех баров в час аперитива. Мужчины то и дело заказывали себе новые четверти шампанского, женщины пили сухой «мартини».
— Mol, j'adore le dry 1, — воскликнула радостная юная особа за соседним столом. Ее спутник, несколько не по сезону одетый в безупречный твидовый костюм, смотрел на нее, положив руки на дорогую, увитую плющеной золотой проволокой трость, восхищенными глазами. — Maisle dry fait avecdu Gordon, bienentendu. 2
— J'accord', Daisy. Maistusais, un zeste de citron… 3
Внимание Бонда привлекла показавшаяся на тротуаре высокая фигура Матиса. Вместе с ним шла брюнетка в сером. Матис поддерживал ее под руку, чуть выше локтя, тем не менее они не производили впечатления ни супружеской пары, ни просто близко знакомых; в профиле молодой женщины чувствовалась некоторая ироничная холодность. Бонд видел, как они вошли в бар, но продолжал, соблюдая правила игры, рассматривать прохожих.
— Ну да, это же месье Бонд! — услышал он у себя за спиной радостный голос Матиса. Бонд встал, как и подобало, приятно удивленный.
— Вы один?.. Или вы кого-то ждете?.. Позвольте представить вам коллегу мадемуазель Линд. Дорогая, познакомьтесь, это господин Бонд с Ямайки, я имел удовольствие общаться с ним сегодня утром.
Бонд поклонился радушно, но не без сдержанности, приглашая садиться.
— Я один, и вы доставите мне большое удовольствие, если посидите со мной, — сказал он, поклонившись спутнице Матиса.
Он пододвинул ей стул и, пока Матис и его знакомая устраивались, подозвал официанта. Несмотря на протесты Матиса, он заказал коньяк и «бакарди» для гостьи.
Матис и Бонд громко обменялись несколькими фразами о хорошей погоде и о возрождении Руаяль-лез-О. Девушка сидела молча. Бонд предложил ей сигарету. Она закурила, похвалила табак, но без излишних восторгов; курила она, глубоко и резко затягиваясь. Ее движения были точными, легкими, без намека на самолюбование.
Спутница Матиса произвела на Бонда впечатление. Беседуя с Матисом, он то и дело поворачивался к ней, как бы вежливо приглашая ее к разговору, и с каждым разом находил новое подтверждение первому впечатлению.
Густые, очень темные волосы обрамляли лицо. Они чуть закрывали концами изящную линию подбородка и ровно спадали сзади. При каждом движении волосы рассыпались у нее по лицу, но она не обращала на это никакого внимания. У нее были широко поставленные ярко-голубые глаза; взгляд был прямой, но с оттенком насмешливого равнодушия. На слегка загорелом лице не было косметики, только яркая помада на красивых губах. Короткие ногти без всякого лака как бы подчеркивали сдержанность ее натуры; эта сдержанность чувствовалась во всем, вплоть до скупых движений оголенных рук. Украшения ее тоже нельзя было назвать кричащими — золотая цепочка из широких плоских звеньев на шее и кольцо с топазом на безымянном пальце. Средней длины серое шелковое платье с широким черным ремнем было скроено так, чтобы подчеркнуть восхитительную форму груди. У нее была черная, под цвет ремня, сумочка, рядом на стуле лежала золотистая соломенная шляпка с широкими полями и черной лентой, завязанной сзади в бант. Того же цвета были и туфли.
Бонд был заинтригован ее красотой и манерой держаться. Перспектива работать в паре с ней показалась ему весьма интересной. Хотя… Бонд непроизвольно постучал костяшками пальцев по дереву стола. Заметив несколько озабоченный вид Бонда, Матис встал:
— Прошу извинить, — обратился он к своей спутнице, — мне необходимо позвонить в Дюберн, я должен договориться о встрече на вечер. Надеюсь, вы не будете скучать, если я вас на сегодня покину?
Она молча кивнула.
Бонд немедленно воспользовался тем, что Матис направился к телефонной кабине возле стойки:
— Если вы вынуждены провести этот вечер в одиночестве, может быть, согласитесь поужинать со мной? — предложил он.
Она понимающе улыбнулась.
— С удовольствием. Заодно вы можете показать мне казино. Месье Матис сказал мне, что вы там знаете все и всех. А вдруг я принесу вам удачу?
С уходом Матиса отношение девушки к Бонду стало менее прохладным. Она как будто догадывалась, что их совместная работа здесь, возможно, окажется не такой уж простой, и, когда они условились о времени и месте встречи, Бонд понял, что ему будет вовсе не сложно обговорить с ней все детали своего плана. Ему показалось, что она с интересом и даже с азартом играет свою роль, так что работа с ним, вероятно, доставит ей удовольствие. Еще час назад он безрадостно думал о том, как трудно будет установить с новым человеком, тем более женщиной, нормальный рабочий контакт, теперь же он чувствовал, что может спокойно говорить с ней как с профессионалом. Впрочем, он был совершенно искренен с собой, размышляя о своем отношении к ней: она женщина, и ему хотелось бы переспать с ней, но только после того, как закончится операция.
Когда Матис вернулся, Бонд попросил официанта принести счет, сказав, что его ждут в отеле друзья. Прощаясь, он на секунду задержал руку своей новой знакомой и почувствовал, что в их отношениях появился теплый оттенок взаимной симпатии и понимания.
Заметив, что его спутница проводила Бонда, вышедшего на бульвар, довольно внимательным взглядом, Матис придвинул свой стул поближе к столу.
— Это мой очень хороший друг, — сказал он тихо. — Я рад, что вы познакомились. Насколько я понял, пока меня не было, ваши отношения потеплели, — прибавил он с улыбкой. — Не думаю, что Бонд может окончательно оттаять, это был бы для него совершенно новый опыт, ну, а для вас…
Она ответила уклончиво:
— По-моему, очень приятный человек. Он немного напоминает мне Хью Кармайкла..
Девушка не договорила. В эту секунду окно рядом с ними со звоном лопнуло. Сильный взрыв опрокинул их на пол. Что-то с грохотом рухнуло на тротуар. С полки позади стойки бара одна за другой падали бутылки. Кругом стоял крик, люди бросились из бара на улицу.
— Не двигайтесь! — прокричал ей Матис.
Он отшвырнул ногой стул и через окно выскочил на тротуар.
6. Двое в соломенных шляпах
Выйдя из бара, Бонд неторопливо пошел вдоль тенистого бульвара в сторону отеля, до которого было всего несколько сотен метров.
День становился все жарче, но в тени платанов было свежо. Людей на бульваре почти не было, поэтому двое мужчин, стоявших поддеревом на другой стороне бульвара, привлекли его внимание.
Бонд заметил мужчин, когда до них осталось около ста ярдов. От них до «Сплендида» было примерно столько же.
Выглядели оба довольно странно: низкорослые, одетые в одинаково темные и не по погоде плотные костюмы, они были похожи на артистов-комиков из мюзик-холла, дожидающихся в условленном месте автобуса, который должен повезти их на представление. Оба были в соломенных шляпах с широкой темной лентой — видимо, в дань праздничной атмосфере курорта. Поля шляп и тень дерева скрывали их лица. Совершенно неожиданными в облике этих мрачных людей были яркие футляры фотоаппаратов: у одного — красный, у другого — синий.
Бонду оставалось пройти до них еще пятьдесят ярдов, он спокойно размышлял о разных видах оружия и о том, как от какого себя защищать, когда у него на глазах стало разворачиваться неожиданное и жуткое действо.
Человек с красным фотоаппаратом чуть заметно кивнул. Второй мгновенно сорвал с плеча свой синий аппарат, склонился над ним, что-то регулируя. Что именно, Бонд не заметил, ему помешало дерево. В тот же миг полыхнула ослепительная вспышка, за ней раздался взрыв и Бонда, хотя его закрывал ствол платана, легко, как пушинку, бросило опалившей ему лицо и грудь раскаленной взрывной волной на землю и понесло по брусчатке…
Он лежал на спине, не мигая, глядя на солнце, когда ветер (по крайней мере, так ему показалось) с гулом, как если бы били по басовым струнам рояля кувалдой, пронесся над ним.
Когда оглохший, едва не теряя сознание, он встал на одно колено, сверху на него посыпался град окровавленных ошметок, обрывков одежды, веток и камней. Потом начали падать листья. Бонд посмотрел вверх. В небо поднимался гриб черного дыма.
В воздухе стоял отвратительный залах пороха и горелого мяса. Платаны на полсотню метров в одну и другую сторону стояли без листьев, многие обгорели. Два вырванных с корнем дерева лежали, перегораживая бульвар. Между ними еще дымилась небольшая воронка. От двух клоунов в соломенных шляпах не осталось ничего, если не считать красных пятен на дороге, тротуаре, на стволах деревьев и окровавленных лохмотьев на ветках. Бонда стошнило.
Первым к нему подбежал Матис. К этому времени Бонд уже поднялся и стоял, опершись рукой на спасшее ему жизнь дерево. В шоке, но невредимый, он безмолвно позволил Матису обхватить себя и повести в «Сплендид», откуда с криками выскакивал насмерть перепуганный люд. Когда вдалеке послышались сирены «скорой помощи» и полиции, они поспешили протиснуться сквозь толпу и подняться в номер к Бонду.
Матис тут же включил радиоприемник и, не дожидаясь, пока Бонд снимет с себя перепачканную кровью одежду, стал задавать вопросы. Услышав, как выглядели те двое, Матис бросился к телефону.
— …И передайте полиции, — сказал он под конец, — что я сам займусь тем англичанином с Ямайки, которого помяло взрывом. С ним все в порядке, и пусть его не беспокоят. Я им все объясню через полчаса. Нужно сказать журналистам, что это было, вероятно, сведение счетов между двумя болгарскими коммунистами: один убрал другого с помощью бомбы. О третьем, который скорее всего находился где-то поблизости, им знать не обязательно, но найти его нужно во что бы то ни стало. Он наверняка ринулся в Париж. Блокировать все дороги. Alors, bonne chance. 4
Матис повернулся к Бонду, и тот докончил свой рассказ.
— Merde! 5 Но вам здорово повезло! — воскрикнул француз. — Ясно, что бомба предназначалась для вас. У них что-то не сработало… Не беспокойтесь. Мы разберемся. Эти болгары, — сказал он, помолчав, — похоже, взялись за вас всерьез. Не пойму только, как они думали уходить? И зачем разноцветные фотоаппараты? Нужно поискать, что от них осталось.
Матис был возбужден, глаза его блестели. Для него был неожиданным драматический поворот в деле, в котором его роль первоначально сводилась лишь к тому, чтобы держать шляпу Бонда, пока тот будет обыгрывать Намбера. Он поднялся.
— Теперь вам нужно что-нибудь выпить, пообедать и немного отдохнуть, — посоветовал он, — а я должен успеть на место, пока полиция не затоптала все следы.
Матис выключил радио и махнул рукой на прощание. Дверь захлопнулась, в комнате стало тихо. Бонд сел к окну и почувствовал радость оттого, что еще жив.
Позже, когда Бонд уже допивал порцию неразбавленного виски со льдом и с удовольствием смотрел на поднос с паштетом и лангустом под майонезом, который только что поставил перед ним официант, зазвонил телефон.
— Это Линд, — девушка говорила взволнованно и тихо. — С вами все в порядке?
— Да, вполне.
— Я рада. И пожалуйста, берегите себя.
Она повесила трубку.
Несколько секунд Бонд размышлял над этим звонком, затем взял нож и выбрал самый толстый кусок поджаренного хлеба.
«С их стороны на двоих меньше, — подумал он, — а с моей — на одного больше. Неплохое начало».
Он опустил нож в стакан с горячей водой, стоящий рядом с горшочком из страсбургского фарфора, и отметил про себя, что следует удвоить чаевые официанту за этот прекрасный паштет.
7. Красное и черное
Бонд был настроен сесть за игру, которая могла затянуться почти на всю ночь, бодрым и хорошо отдохнувшим. К трем часам он вызвал массажиста. После того, как со стола убрали, он сел у окна и любовался морем до тех пор, пока в дверь не постучали.
Массажист-швед молча принялся за работу. Массируя, он постепенно снимал напряжение мускулов и нервов. Даже длинные красные ссадины на левом плече и боку перестали болеть. Как только швед ушел, Бонд мгновенно заснул.
Проснулся он под вечер, чувствуя себя совершенно отдохнувшим. Он принял холодный душ и пешком отправился в казино. За сутки чувство игры могло ослабнуть, и ему было необходимо вновь ощутить в себе ту сосредоточенность, состоящую наполовину из расчета, наполовину из интуиции, которая вкупе с разреженным пульсом и сангвиническим темпераментом составляли, он это знал, необходимое снаряжение всякого готового к выигрышу игрока.
Бонд всегда был игроком. Ему нравились сухой треск карт и вечная немая драма застывших вокруг зеленого сукна хладнокровных людей. Ему нравился солидный и привычный комфорт карточных салонов и казино, мягкие подлокотники кресел, виски или шампанское рядом с каждым игроком, сдержанные, внимательные официанты. Его забавляли беспристрастность рулеточного шарика и карт и в то же время их вечная предвзятость. Ему нравилось быть одновременно актером и зрителем и, сидя в своем кресле, влиять на поступки и судьбы людей, когда наступит его черед сказать «да» или «нет».
Но больше всего он любил то, что ответственность за все происходящее здесь ложится на него одного.
Поздравлять и ругать за все ему нужно только самого себя. И удачный шанс должен быть принят либо как везение, либо как возможность использовать его до конца. Нужно только уметь увидеть этот шанс и не спутать его с якобы вычисленной вероятностью. Смертельный грех — считать невезение ошибкой тактики. Каким бы ни был твой шанс, его надо любить, а не бояться. И Бонд смотрел на любой свой шанс, как на женщину, которую нужно завоевывать осторожно, но овладевать ею решительно.