Случилось нечто совершенно необыкновенное, нечто неслыханное: Ник Картер, великий сыщик, позволил себе целый месяц отдыха.
Весь декабрь он провел в солнечной Флориде. Вдали от снега и льда многолюдного Нью-Йорка он по целым дням качался в гамаке, глядя на темно-голубое небо и упиваясь зеленью пальм, — там, где вечное море посылает мягкий ветерок на усеянные цветами берега, а солнечные лучи греют так же сильно, как в Нью-Йорке разве только в мае.
Весь этот месяц сыщик вел жизнь отшельника. Он не дотрагивался до газет, избегал всяких разговоров и вообще прекратил всякое общение с окружающим миром. А теперь с благословенного юга он возвращался опять в сверкающий зимним нарядом Нью-Йорк и слегка ежился от холода, сидя в открытом кебе, который вез его домой в его пустую квартиру.
Приезд его был сюрпризом даже для его ближайших помощников, потому что даже Дик, двоюродный брат великого сыщика, в продолжение этого месяца не знал его адреса, который Ник Картер тщательно скрывал, чтобы оградить себя от всяких докучливых писем и просьб.
Над громадным городом еще стояла ночная тьма; было всего семь часов утра, и тусклое январское утро, казалось, превратится в грустный короткий день.
Войдя в столовую, Ник Картер нашел ее приятно натопленной и освещенной; тонкий запах кофе смешивался с ароматом гаванской сигары: несмотря на ранний час, Дик уже успел позавтракать и сидел, покуривая любимую сигару.
— А вот и я! — сказал Ник, входя. — Ну, как поживаешь, братец?
Дик вскочил и бросился навстречу любимому брату и начальнику.
— Вот сюрприз! — воскликнул он, сияя от радости. — Хотя, честно говоря, я даже ждал тебя: ты уехал на месяц, а сегодня как раз последний день этого срока. А так как этой ночью мне вообще не пришлось ложиться, то я и сел завтракать прямо сейчас.
Ник между тем уже успел позвонить и поздороваться со своей хозяйкой. Теперь он сидел за столом и с аппетитом истреблял поданный ему завтрак. Но после первых кусков он вдруг положил нож и вилку и посмотрел на Дика.
— Что ж так, Дик? Ты говоришь, что не ложился сегодня!
— Где же тут ложиться! Опять шутки самого дьявола, Ник!
— Это любопытно! Что же, скажи на милость, опять переполошило наш дорогой миллионный город? — спросил сыщик. — Рассказывай, Дик, я весь обратился в слух.
— Ну, словом, Морис Каррутер опять сбежал!
— Остроумная шутка! — засмеялся Ник. — Нечего сказать, придумал! Или нет… — прервал он сам себя, видя серьезное лицо своего помощника. — Неужели правда? Этот король преступников, из-за которого я уже дважды рисковал собственной жизнью, этот мошенник, говоришь ты, опять сбежал? Из Томбс, надежнейшей тюрьмы во всем мире? — Он развел руками.
— К сожалению, это правда, — с огорчением на лице пробормотал Дик.
Великий сыщик от волнения вскочил и зашагал по комнате.
— Когда же это случилось? — спросил он наконец, остановившись перед своим двоюродным братом.
— Третьего дня!
— Но как же? Каким образом?
Дик нервно засмеялся.
— Если хочешь, самым простым, поразительно простым образом! — заметил он, пожимая плечами. — Во время судебного процесса, когда слушалось его дело, по которому его обвиняли в совершении трех убийств, он взял шляпу и беспрепятственно вышел из зала суда, как будто это самое естественное дело на свете.
Ника Картера нелегко было ошеломить. Но тут он так и остановился с открытым ртом и смотрел на Дика, вытаращив глаза, а потом вдруг принужденно расхохотался.
— Великолепно! — воскликнул он, бросаясь в кресло, так что оно затрещало. — Этот Каррутер — дьявол, согласен; он опаснее целой дюжины отъявленнейших мошенников, вместе взятых, но он гений, и я начинаю искренне удивляться ему. Так ли я понял тебя, Дик? — спросил он, кладя ногу на ногу и закуривая сигару из стоящей рядом с ним коробки. — Ты говоришь, что он просто взял шляпу и, по всей вероятности, не распростившись с судьями, пошел своей дорогой!
— Да, приблизительно так оно и было, Ник!
— Будь уж настолько любезен, и расскажи мне об этом со всеми подробностями. Впрочем, вот еще что, — перебил сам себя великий сыщик, — говорил ли ты уже с инспектором Мак-Глуски? Как же он отнесся к этому плачевному известию?
— Да знаешь ли, я прямо подумал, что с ним случится удар! Теперь он уже немного успокоился и только все плачется, как ребенок без матери, что великого Ника Картера нет!
— Ну, на этот счет он может утешиться! — сказал Ник, сверкая глазами. — Я считаю долгом чести позаботиться о том, чтобы этот Морис Каррутер снова попал туда, куда следует. Между прочим, я сам ни одного дня не могу почувствовать себя в безопасности, пока он гуляет на свободе. Ну валяй же рассказывай!
Он снова откинулся на спинку кресла, затянулся сигарой и внешне спокойно стал ожидать рассказа Дика.
— Ну вот, — начал тот, — этот Каррутер действовал по самому простому, самому избитому шаблону; срам один для нас, жителей Нью-Йорка, что это вообще смогло у него получиться!
— Слушай, Дик, я сижу, как на раскаленных углях. Не растягивай, пожалуйста; скажи мне наконец как же именно сбежал Каррутер.
Дик почесал затылок.
— Да видишь ли, Ник, как, собственно говоря, все это произошло, это тебе лучше всего расскажет сам Морис Каррутер, когда он опять будет в наших руках. Ты легко можешь себе представить, что он пригласил для своей защиты самых известных, то есть скорее всего, самых ушлых адвокатов. Само собой разумеется, что эти защитники прибегали к самым разнообразным уловкам. Благодаря этому целую неделю не могли даже набрать надлежащий состав присяжных заседателей! Ну наконец-то составили списки всех присяжных, нашли двенадцать неопороченных честных граждан, которые должны были произнести судебный приговор над этим негодяем! — продолжал рассказывать Дик Картер. — Прокурор произнес свою официальную обвинительную речь и только хотел вызвать первого свидетеля, когда судья объявил обычный обеденный перерыв. Зала почти наполовину опустела, но самые ярые любители судебных процессов, конечно, остались: они взяли с собой завтраки и решили не покидать своих с трудом завоеванных мест. Это было нечто невероятное, Ник: места брались в буквальном смысле этого слова с бою. Морис Каррутер — такой интересный преступник, к тому же та молодая женщина, которой судья позволил во время процесса сидеть рядом с обвиняемым, была так пикантна, так необыкновенно красива, что…
— А! Молодая прекрасная женщина получила разрешение сидеть рядом с ним? — спросил Ник Картер, чрезвычайно заинтересованный. — Кто же это был?
— Не знаю; очевидно, она сумела убедить судью в своих родственных отношениях с обвиняемым, иначе он едва ли дал бы ей такое послабление. Я полагаю, что это та самая женщина, которая — помнишь? — стреляла в тебя в ту самую ночь, когда ты арестовал Каррутера перед ее домом.
— А, эта Инес! Гм! Я и без того хотел немного заняться этой интересной личностью.
— Можешь себе представить, Ник, — продолжал Дик, — что присутствие этой необыкновенной красавицы представляло самую сильную приманку. Во всех газетах появились ее портреты, о ней писались целые столбцы. Нет ничего удивительного в том, что Нью-Йорк совершенно помешался: публика ежедневно толпилась у здания суда только для того, чтобы хоть одним глазом взглянуть на нее и не менее интересного короля преступников. Но рассказываю дальше: когда судья объявил перерыв, арестанта, как всегда, повели через «Мост вздохов» обратно в Томбс. Красавица Инес осталась на своем месте; как и во все предыдущие дни, пока длилось заседание, она приподнимала свою вуаль, как бы для того, чтобы дать всем налюбоваться на ее чарующую красоту. В четверть второго заседание должно было возобновиться. Около часа публика начала опять заполнять залу. Ну вот, привели арестанта; он занял свое место рядом и Инес, и та как будто горячо убеждала его в чем-то. Три полисмена стояли рядом. Двое из его защитников сидели с ним за одним столом. За столом рядом находились два помощника прокурора… И вот, в тот самый момент, когда судья под громкие крики приставов: «Долой шляпы! Долой шляпы!» — сел на свое место, сзади, у дверей в залу, громко и пронзительно закричала какая-то женщина.
— Ага! Я так и думал! — проворчал сыщик. — Так, значит, какая-то женщина закричала?
— Я сказал «закричала»? — спросил Дик. — С той же долей правды я мог бы сказать: завыла, завыла, как хищный зверь в клетке перед кормлением… Она просто наполнила всю залу своим невероятным, отвратительным ревом, который раздражал нервы присутствующих. При этом она обеими руками махала в воздухе и старалась как можно скорее выбраться из залы.
— В зале, разумеется, произошла ужаснейшая суматоха?
— Какая суматоха! Просто ад! Дикий крик этой бабы действовал заразительно. Произошел невероятный переполох: с одной стороны, кричащая женщина, ищущая выход, с другой — толпа, которая не поддавалась и не отступала из страха потерять с трудом завоеванное место… Кругом визг женщин, грубая ругань мужчин, а над всем этим крики полисменов, которые беспрестанно взывали к порядку и, наконец, затесавшись в публику, старались водворить спокойствие… Да и пора было: кое-где начинали вступать в рукопашную, и ругань переходила в драку.
— Словом, настоящая свалка! — пробормотал Ник Картер насмешливо. — И все, конечно, по специальному заказу — да-да, ты прав, Дик, до смешного избитое средство… Но ведь можно то же самое сказать и о медицине: все новые чудодейственные снадобья никуда не годятся, и вылечиваешься все-таки каким-нибудь средством из аптеки прабабушек. — Он коротко рассмеялся. — Но дальше, Дик, испытанный рецепт произвел желанное действие… Все загляделись на драку… А об арестанте совершенно забыли?
— Вот именно! — ответил Дик. — Ведь ты знаешь наших любопытных американцев; стоит упасть на улице старой извозчичьей кляче, и моментально вокруг нее собирается толпа праздных зевак, делающих свои замечания. Ну вот, то же самое было в зале суда; публика влезла на скамьи и образовала живую стену. Напрасно судья стучал серебряным молотком по столу — никто его не слушал, даже полисмены, потому что они-то были заняты как раз тем, что выпроваживали главных буянов… Словом, прошло, быть может, минут пять, прежде чем вспомнили об арестанте… Наконец, когда в зале снова водворился некоторый порядок, обвиняемый, по-видимому, все еще сидел рядом с Инес, наклонившись вперед и закрыв лицо руками, в той самой позе, в которой его видели и все предшествующие дни.
И костюм на нем был тот же, и цвет волос точь-в-точь такой же, как и у Каррутера.
— Но, конечно, это был не он.
— Нет, это был не он, — продолжат Дик, со злостью ударив рукой по столу, — можешь себе представить! Вдруг этот мнимый подсудимый вскакивает, дико озирается с выражением ужаса по поводу такого непривычного скандала в этих священных стенах, а подбежавшие полисмены, судья, прокурор, присяжные, защитники — ну словом, весь суд, видят, что на скамье подсудимых сидит вовсе не подсудимый, а совершенно незнакомый человек, который со всем процессом не имеет, конечно, ничего общего.
— Однако! — сухо заметил сыщик. — А Инес?
— А с нею получилось нечто уже совершенно нелепое! — нервно засмеялся Дик. — Она вскакивает, смотрит в лицо мнимому арестанту, испускает дикий крик, вскидывает руки вверх и падает без чувств.
— Ловко придумано! Чтобы дать беглецу больше времени! — заметил Ник Картер не без удивления. — С этой Инес надо непременно познакомиться поближе… Она, кажется, не уступает Морису Каррутеру. Скажи-ка, Дик, она в самом деле упала в обморок или только притворялась?
Дик пожал плечами.
— А кто ее разберет? Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, — проворчал он. — Полисмены, разумеется, клянутся…
— Что это был настоящий обморок?
— Разумеется. Они говорят, что самая талантливая актриса не могла бы притворяться до такой степени… Когда наконец явился врач, Инес как раз очнулась, так что и он не мог установить, была ли это комедия или нет.
— Арестовали ли эту Инес?
— Конечно, — заметил Дик. Но пришлось ее сразу же опять отпустить, потому что нельзя было привести ни малейшего доказательства ее участия в побеге. Она клялась, что никогда раньше не видела того человека, который сел на место арестанта, а он, со своей стороны, тоже уверял, что никогда не видел ни Инес, ни Каррутера. Словом, пришлось ее выпустить!
— Но, надеюсь, за ней следят? — спросил Ник Картер.
— Дорогой Ник, это само собой разумеется. За ней следит и Центральное сыскное отделение, и мы. Но ни ему, ни нам не удалось получить никаких результатов.
— Об этом мы поговорим после. А что сталось с преемником, если можно так выразиться, Каррутера? — осведомился Ник.
— Он еще сидит. Но следствие и против него не может добиться ни одной улики. То, что сам он приводит в свое оправдание, звучит довольно правдоподобно: он утверждает, что никогда раньше не бывал в Нью-Йорке, и уж тем более в здании суда, что у себя в деревне читал о каком-то грандиозном процессе против короля преступников и решил совершить свою первую поездку в столицу, чтобы посмотреть на это чудовище. На два дня, мол, только хотел остаться здесь, а потом опять вернуться к себе на ферму. Так, по крайней мере, он утверждает.
— Значит, это, что называется, деревенский простофиля? — спросил Ник.
— Ну да, болван и простак, — подтвердил Дик с принужденным смехом. — Он родом с Род-Айленда, кажется, из Гринпорта… И вот что самое удивительное: его показания слово в слово подтверждаются. Он родился в той самой деревушке, всегда жил там, пользуется всеобщим уважением и любовью, и соседи его единогласно заявляют, что если Зилас Лендгров, так зовут молодца, бывал когда-нибудь в Нью-Йорке, то об этом, во всяком случае, никто из них никогда не знал.
Сыщик сидел задумавшись.
— Гм! Это странно! — пробормотал он. — История этого молодца должна быть верна, потому что в деревне каждый знает про своего соседа всякую мелочь… А с другой стороны, опять-таки она не может быть верна, потому что в такое счастливое для Каррутера стечение обстоятельств я не поверю никогда. Гм! Гм! Но как Зилас Лендгров объясняет свое присутствие на скамье подсудимых?
— Очень просто. Он говорит, что никогда до этого не бывал в зале суда, и думал, что все места там одинаковы. В тот момент, когда в зале началась драка, он, мол, как раз искал себе свободный стул. Его затолкали, он перепугался, а тут вдруг увидел свободное место, сел на него и закрыл глаза, чтобы ничего не видеть; он, дескать, боялся, что произойдет убийство, и не хотел попасть в свидетели.
— Ей-Богу, все это чересчур просто, чтобы не показаться подозрительным, — заметил Ник Картер. — Но скажи, что же сталось с той женщиной, крики которой вызвали весь этот сумасшедший переполох?
— Вот в том-то и дело, что этого я не знаю! — с досадой ответил Дик. — Наша полиция, можно сказать, опять покрыла себя славой. Она совершенно потеряла голову. С женщиной, говорят, случился эпилептический припадок.
— Правда или комедия? — с иронией спросил сыщик.
— Если это была комедия, то и она была разыграна с удивительной виртуозностью. По крайней мере, она даже случайно присутствовавших докторов убедила в неподдельности припадка: синеватая пена выступила у нее на губах, она билась и корчилась с необыкновенной естественностью. Ее поспешили увезти на извозчике.
— Ну-с, а ее адрес?
— Вот это-то и есть идиотство! — опять злобно воскликнул Дик. — Из всех этих синих ослов ни один не догадался узнать ее адрес! Они все так обрадовались, что отделались от нее! Полисмены думали только о том, чтобы поскорее навести порядок. Буянов и крикунов выпроваживали, и дело с концом. Они настолько потеряли голову, что даже не посмотрели, какие такие врачи хлопочут в коридоре около припадочной.
— Это были, конечно, доктора из публики, любезно предоставившие свои услуги?
— Ну да, разумеется. Они скрылись вместе с той бабой. Вероятно, они уехали с ней на том же извозчике, другими словами, это были сообщники.
— У тебя хороший нюх, Дик! Черт возьми, недаром я дал Каррутеру прозвание короля преступников. Все дело было задумано и выполнено с гениальной ловкостью.
Сыщик задумчиво покачал головой.
— А эта прекрасная подруга короля преступников, кажется, не менее ловка! Скажи, Дик, считаешь ли ты ее сообщницей, то есть, попросту говоря, преступницей?
Дик ответил не сразу.
— Как тебе сказать? — заметил он наконец. — По наружности она ангел, но ведь и Каррутер красавец собой.
— Черт возьми, ангелом я все-таки никогда его не считал, — сказал Ник улыбаясь. — Но мужчины его типа нередко делаются опасными для женских сердец.
— Вот именно, — согласился Дик. — И мне кажется, что она безумно влюблена в этого короля преступников. Довольно тебе этого?
— До некоторой степени. Насколько я тебя понимаю, ты хочешь сказать, что женщина, когда она любит, не останавливается ни перед чем, если речь идет о любимом человеке. То же самое может иметь место и в данном, интересующем нас случае. А что еще ты знаешь об этой Инес?
— Только то, что она живет на 75-й улице, в том доме, перед которым ты поймал Каррутера. Патси следит за ней, но не успел еще заметить ничего подозрительного, — сообщил Дик.
— Вот что, Дик, ты должен присутствовать на заседании по делу Зиласа Лендгрова, и, в случае, если его оправдают, ты постараешься с ним познакомиться и даже отправиться с ним вместе на его ферму; как ты это устроишь, это уже твое дело. Нам необходимо принять все меры к тому, чтобы опять напасть на след моего смертельного врага, Мориса Каррутера, а я готов побиться об заклад, что этот деревенский простак так или иначе замешан в этом деле. Но будь осторожен! Судя по всему, что ты мне рассказал, это должен быть необыкновенно хитрый малый. Я сам останусь в Нью-Йорке и займусь этой Инес, прекрасной подругой моего врага, — задумчиво продолжал Ник Картер. — Вот еще что: если тебе понадобится какая-нибудь помощь, позвони или пошли телеграмму, я пошлю к тебе Патси или Тена Итси, кто мне будет менее нужен. А теперь отправляйся, заседание должно скоро начаться.
Как только Дик ушел, Ник Картер отправился к себе в гардеробную, чтобы переодеться; он хотел немедленно навестить своего друга, инспектора Мак-Глуски, начальника нью-йоркской полиции. Но для того чтобы не быть узнанным, на случай, если вдруг за ним следят шпионы бежавшего преступника, он решил замаскироваться таким образом, чтобы его не смогли узнать и самые лучшие друзья.
Когда Ник Картер вышел из дома, он был похож на разбогатевшего мясника, проведшего добрую половину жизни в упорном труде, а теперь решившего наверстать все то, от чего, скрепя сердце, должен был отказываться в молодости, но вместе с тем уже чересчур скупого для того, чтобы уметь тратить деньги на свою наружность. Он производил впечатление человека, покупающего подержанное «господское» платье и воображающего, что может играть барина, тогда как в своем немодном костюме он просто в высшей степени смешон.
Верный своей роли, Ник Картер, подойдя к белому зданию на Мельбери-стрит, вошел в него медленно и неуверенно, как человек, который здесь никому незнаком. У стоявшего на часах полисмена он робко спросил, где находится кабинет инспектора Мак-Глуски.
— В конце коридора, последняя дверь слева.
В передней дежурный сержант смерил Ника Картера насмешливым взглядом, но больше не обращал на него никакого внимания.
Ник Картер сунул сержанту карточку.
— Вы читать умеете? — вежливо спросил он.
Сержант так и остолбенел. Какая дерзость! Этот паяц спрашивает его, умеет ли он читать!
Ему так и хотелось швырнуть нахалу эту самую карточку, но лицо его приняло вдруг не то чтобы очень уж неосторожное выражение, когда он увидел, что это была карточка с подписью его начальника, на которой его же рукой было написано: «Предъявителя сего всегда допускать ко мне в любое время дня и ночи».
Сержант молча встал, и сам понес эту самую карточку в личный кабинет начальника, откуда вернулся уже совершенно другим, любезным и в высшей степени предупредительным.
Инспектор Мак-Глуски громко расхохотался при виде своего друга.
— Хорошо, что ты послал мне карточку! — сказал он, крепко пожимая сыщику руку. — У тебя, ей-Богу, самый идиотский вид. Я знаю, что это ты — и все-таки до сих пор еще не узнаю тебя… Но садись, Ник. Дик, наверное, уже рассказал тебе всю эту историю?
— Да, насколько он знал ее — то есть одни голые факты, — заметил Ник Картер и сел.
— Ну больше этого никто из нас не знает… Просто с ума сойти можно с этими Каррутерами!
— Правильно! — засмеялся сыщик. — Ну-с, что у вас? Готов ли уже какой-нибудь план действий?
— Оставь меня в покое! — застонал инспектор. — Я прямо заявляю, что отказываюсь. Мой план состоит только в том, чтобы передать все это дело в твои руки!
Тут сыщик невольно улыбнулся.
— Гм! — проговорил он. — Я уже, слава Богу, два раза брался за него, и смею тебя уверить, удовольствия в этом довольно мало!
— Бог Троицу любит! — пошутил Мак-Глуски.
— Ладно! Но если я и теперь, в третий раз, поймаю его, удержите ли вы его, по крайней мере? Ведь это, наконец, становится скучным!
— Право же, Ник, согласись: на этот раз я действительно ни при чем, и даже никто из моих людей не виноват. Ведь арестант находился в ведении судебной полиции.
— Все это прекрасно, Жорж, однако дело в том, что молодец опять сбежал. — Сыщик коротко засмеялся, а потом сменил тему. — В нашем случае, как и во многих других, надо сказать: cherchez la femme. Ну рассказывай же, Жорж, что тебе известно об этой женщине?
— Женщине? — переспросил инспектор с недоумением. — О какой такой женщине ты говоришь?
— Как же? О той красавице, которая во время заседания сидела рядом с Каррутером и так ловко упала в обморок, когда на стуле рядом с ней оказался совершенно другой человек!
— Ах, эта? Ты говоришь про эту молодую женщину? Да, ее имя мне известно.
— И то хлеб! — пошутил Ник Картер. — Как же зовут красавицу?
— Инес Наварро.
— Красивое имя… И эта прекрасная фея живет на 75-й улице, недалеко от Мэдисон-авеню, да?
— Совершенно верно! — подтвердил инспектор.
— Хорошо. А что же успела разузнать премудрая полиция? — осведомился сыщик; он сел верхом на стул, закурил сигару и, попыхивая ею, смотрел прямо в лицо инспектору.
— Все, что я могу вам сказать, — ответил тот, — это то, что она прелестнейшее, прекраснейшее создание.
— Царица Небесная! — со смехом прервал его сыщик, теперь и ты, старый грешник, запел эту песню… Вот погоди, я передам твоей супруге.
— Ник, ты неисправимый насмешник, — возразил инспектор Мак-Глуски, — но на этот раз ты, право, напрасно смеешься. Мисс Наварро действительно редкая, чарующая красавица, и ты сам согласишься с этим, как только ее увидишь.
— Очень возможно, — сухо возразил Ник. — Но ведь не об одной только красоте можно говорить, должны же у нее быть и другие качества?
— Ей двадцать лет.
— Скажите, какой фокус. Столько же и мне когда-то было, — опять засмеялся сыщик.
— Да слушай же. Она живет с отцом и мачехой. Отец ее — инвалид и не выходит из дома; мать же, по-видимому, чрезвычайно светская дама, которая большую часть года проводит в визитах у разных высокопоставленных друзей и почти не бывает в доме своего больного мужа… в данное время она, говорят, гостит в Европе у каких-то английских пэров.
— А девушка — Инес?
— Она вне всякого подозрения, по крайней мере, насколько я могу судить, — возразил инспектор. — Ее дружба с Каррутером является единственной тенью, которая может пасть на ее репутацию… Очевидно, она полюбила его. Я говорил с председателем суда Пулем. Ему она сказала, что она невеста Каррутера. Он хотел было отказать ей в ее просьбе сидеть рядом с ним во время заседания, но она просила его столь долго, столь настойчиво, что он не устоял против ее слез и согласился.
— Очень остроумно с его стороны! — проворчал Ник. — Хорошо, но ты все-таки велел следить за этим олицетворением красоты и добродетели?
— Разумеется, Ник!
— Ну что же ты успел узнать?
— Ничего! — сознался инспектор, пожимая плечами.
— Это довольно мало! — засмеялся Ник. — Ведь, очевидно, она выходила хоть куда-нибудь, или…
— Ничего подобного. Со времени своего освобождения она ни разу не покидала дома. То есть вот уже сорок часов, ее выпустили из-под ареста третьего дня вечером.
— Ты предполагаешь, что она причастна к организации побега этого Каррутера?
Инспектор покачал головой:
— Вначале я действительно предполагал, что это так, но теперь, откровенно говоря, я совсем иного мнения: мисс Наварро невиновна.
— За кого же ты ее принимаешь?
— За мечтательную, несколько романтичных взглядов девушку, которая в Морисе Каррутере видит своего «героя» и безнадежно влюблена в него… То что она непременно хотела сидеть рядом с ним на суде, лучше всего доказывает ее экзальтированность и прямо-таки трогательную веру в невинность любимого человека.
— Да, все эго кажется чрезвычайно понятным, жаль только, что я не могу этому верить! — сухо заметил Ник Картер, откладывая сигару в сторону.
— Но почему же нет, Ник? Ведь у меня тоже есть глаза, и уверяю тебя…
— Видишь ли, этот невинный агнец тогда очень уж быстро взялся за револьвер.
— Как так? — удивленно спросил инспектор. — О каком револьвере ты говоришь?
— Ах, разве я не рассказывал тебе тогда? — воскликнул сыщик смеясь. — Ведь ты знаешь, что я арестовал этого Каррутера перед тем самым домом, в котором живет Инес, и притом ровно в одиннадцать часов вечера. Мне пришлось угостить Каррутера левым кулаком в подбородок… И в тот же момент кто-то выстрелил через открытую дверь прямо в меня, так что пуля пролетела около моей головы. Я успел только разглядеть женскую фигуру. Я тогда не обратил на это никакого особого внимания; теперь же, когда эта самая женщина выказала свою трогательную верность Каррутеру, и когда этому последнему пришлось бежать, мое тогдашнее приключение является мне в новом, чрезвычайно подозрительном свете.
— Ужасно, как ошибаешься иногда в людях! — со вздохом сказал инспектор Мак-Глуски, в раздумье зашагав по комнате и снова остановившись перед своим другом. — В таком случае приходится, пожалуй, думать, что она все-таки причастна к побегу Каррутера?
— Еще бы! Я утверждаю даже, что это она изобрела весь план побега и что именно под ее руководством он был исполнен!
— В самом деле? — спросил инспектор, все еще сомневаясь.
Сыщик засмеялся.
— Слушай, дорогой Жорж, эта красавица своими прекрасными глазами, кажется, действительно вскружила тебе голову, — заметил он с насмешкой. — Мне кажется, факты сами говорят за себя. Человек, занявший место Каррутера, был — как он сумел доказать — простой фермер, никогда раньше не бывавший в Нью-Йорке. Увидев его, невинная Инес вскрикнула и лишилась чувств. Это произвело свое действие, вызвав новый переполох и дав Каррутеру еще несколько минут времени — но это была комедия. Далее: нашлись три доктора, поспешившие на помощь той женщине, с которой случился припадок, и возившиеся с ней до тех пор, пока все не перестали обращать внимание на их пациентку. После этого они скрылись, и больше их не видели. Значит, и это были сообщники, очень ловко справившиеся с возложенной на них задачей. Точно так же скрылись и все те буяны, которые первыми затеяли драку в здании суда. Когда их захотели арестовать, они оказались уже за горами. Словом, все эти факты доказывают, что тут не было случайного нарушения порядка, которым с необыкновенным присутствием духа воспользовался арестант, но что все это было заблаговременно подготовлено, тщательно разучено и блистательно приведено в исполнение!
Ник Картер встал и протянул инспектору руку.
— Что это ты? — спросил тот с удивлением. — Куда же ты торопишься?
— Тороплюсь, Жорж, увидеть прекрасную мисс Наварро. Она — никто, кроме нее, — виновница этой ловкой проделки; к тому же я вспомнил одно письмо, которое мне как-то удалось достать из портфеля Каррутера, — письмо было от него и предназначалось этой Инес Наварро. А содержание его было настолько интимно, в нем таким непринужденным тоном говорилось о совершенных Каррутером преступлениях, что я вполне прав, когда утверждаю: эта прекрасная девушка не есть то, за что она себя выдает, — она не только невеста, она сообщница этого Мориса Каррутера, помогающая ему в совершении его ужасных злодеяний.
— Хорошо, Ник, все, что я могу сказать тебе, это — смотри, не обожги себе пальцев, — проворчал инспектор. — Эта молодая женщина кажется мне не только чарующе прекрасной, но и в высшей степени опасной.
Но сыщик только засмеялся.
— Хороша ли, дурна ли, мужчина ли, женщина ли — для меня это безразлично. Для меня существует только два класса людей — преступники и порядочные люди. Если она действительно виновна, что я надеюсь узнать очень скоро, то никакая красота не спасет ее от судьбы быть арестованной и обличенной перед лицом всего света. Мне надоело возиться с этим Каррутером, я решил покончить с ним окончательно, раз и навсегда. До свидания, Жорж!
Выйдя от полицейского начальника, Ник Картер решил прежде всего пойти к зданию суда узнать о судьбе фермера Зиласа Лендгрова. У самого подъезда он столкнулся с Теном Итси, одним из помощников, которого он сейчас же узнал, несмотря на отличную маскировку.
Иное дело — Тен Итси. Он сердито посмотрел на мнимого деревенского франта, который с полуглупой, полудерзкой улыбкой фамильярно положил руку на плечо; он хотел уже довольно нелюбезно повернуться к нему спиной, когда Ник наконец дал ему себя узнать.
— Однако поздравляю! — сказал тогда Тен Итси. — Это самая лучшая маска, которую я когда-либо видел — просто поразительно удачная!
— Да, очевидно, братец! Недаром меня не узнал даже Мак-Глуски. Но это между прочим. Как дела с Зиласом Лендгровом?
— Его оправдали. Дик сидит с ним в трактире Рихарда Мюллера; они уже подружились.
— Прекрасно! — сказал сыщик. — Я отправляюсь в «Асторгоуз»1, буду сидеть там в читальном зале около телефона. Ты, дорогой Тен Итси, пойди на 75-ю улицу и смени там Патси. Вся твоя задача состоит в том, чтобы не спускать глаз с того дома, в котором живет Инес, и так тщательно осмотреть все его входы и выходы, чтобы ты смог дать мне их самое подробное описание. Если эта женщина выйдет из дома, ты, разумеется, пойдешь за ней следом, все равно, куда бы она ни пошла, хотя бы в Сан-Франциско или на Луну. Понял?
— Понял, начальник!
— Далее, скажи Патси, чтобы он встал около здания Национального банка, там я поговорю с ним. Но пусть поторопится, потому что я сам тоже хочу отправиться на 75-ю улицу.
Едва только Ник Картер вошел в расположенный наискосок от Национального банка «Асторгоуз», как тут же услышал тот характерный телефонный звонок, который был условным сигналом, что это хотят говорить именно с ним. Он взял трубку. На другом конце провода действительно был Тен Итси.
— Я на одну секунду оставил наблюдение за домом, чтобы сообщить вам, начальник, что я нигде не нашел Патси. Его нигде нет. Я исчерпал все способы.
— Гм! Очень может быть. Инес, вероятно, вышла, и он пошел за ней.
— Если бы я не знал наверняка, что это не так, то я не стал бы вам звонить, — ответил Тен Итси. — Но дело в том, что Инес здесь; я еще десять минут тому назад видел ее у окна.
— Гм! — пробормотал сыщик. — И то хорошо. Пойди опять к дому и смотри в оба!
Сыщик в раздумье вышел из «Асторгоуза».
«Хитрая баба! — подумал он не то с досадой, не то с внутренним смехом. — Очевидно, она сумела провести как-нибудь моего Патси, и он следит сейчас за какой-нибудь совершенно безразличной для нас девицей. Надо будет посмотреть самому!»
Через четверть часа Ник Картер уже поворачивал на 75-ю улицу. Заметив Тена Итси, он, однако, не обратил на него никакого внимания, а направился прямо к подъезду интересующего его дома и позвонил.
Ждать ему пришлось недолго. Лакей-негр открыл дверь и лукавым взором оглядел незнакомца.
Ник Картер, верный своей роли, уставился на него с фамильярной улыбкой, которая так характерна для истинного деревенского жителя.
— Ну-с, молодой человек, — сказал он благосклонно, — по-английски говорить умеете?
— Умею, сэр!
— В таком случае передайте мисс Инес Наварро, что я желаю ее видеть, — с важностью заявил мнимый франт.
— Как же о вас доложить, сэр?
— Да так и доложите, что это я! — еще важнее ответил сыщик.
— Но мисс Наварро спросит ваше имя?
— Спросит? Неужели? Но, дорогой мой, разве я какой-нибудь Иван или Петр? Меня знают во всем Галло-Грине. Никто там не спрашивает моего имени, а все снимают передо мой шляпы! А в Нью-Йорке меня вдруг не будут знать только потому, что в этом городе на несколько домов больше! Впрочем, ладно, скажите вашей мисс, что я — Иосиф Юнипер. Не забудьте, молодой человек, скажите, что…
— Хорошо! А что вам нужно от барышни? — с невозмутимым спокойствием спросил негр.
— Это я скажу ей уже сам. Скажите ей, что мистер Иосиф Юнипер сам скажет ей, что ему от нее нужно.
— Кто там, Мануил? — раздался с лестницы мягкий грудной женский голос.
— Это я, мисс Наварро. Я — мистер Иосиф Юнипер! — воскликнул Ник Картер, сейчас же угадавший, что это сама молодая хозяйка дома. — Этот остроумный молодой человек непременно хочет узнать всю мою родословную, прежде чем впустить меня к вам.
— Что вам от меня нужно? — остановила молодая девушка болтуна, спускаясь с лестницы в переднюю.
— Мне хочется поговорить с вами несколько минут, красавица моя; меня послал начальник сыскной полиции и…
— Хорошо, хорошо! — прервала его Инес Наварро. — Пожалуйста, пройдите сюда, в библиотеку.
— Очень вам благодарен, мисс. Черт возьми… ах, простите, но это чудная комната, роскошь! Этакой прелести у нас, в Галло-Грин, нет, как ни нарядна гостиная миссис Гонникомб. Она — свояченица нашего пастора и пользуется большим влиянием; к тому же, знаете ли, она и того…
Он засмеялся и сделал движение пальцами, как будто считал деньги; при этом сыщик до мелочей запечатлел в своей памяти все детали обстановки, а вместе с тем успел, хотя и украдкой, но в то же время внимательно, разглядеть прекрасную хозяйку.
В самом деле, Ник Картер должен был сознаться, что никогда в жизни еще не встречал подобной красавицы.
— Ей-богу, милостивая государыня, я не поклонник комплиментов, — сказал он в той грубоватой манере, которая свойственна неинтеллигентным людям, когда они хотят разыграть сердцеедов, — но вы, так сказать, необыкновенная красавица — того и гляди, потеряешь свое сердце.
— Пожалуйста, не делайте этого; я не имею обыкновения поднимать вещи, которые не имеют ценности! — заносчиво ответила ему молодая девушка. — Вы — сыщик? — спросила она затем деловым тоном и пристально посмотрела на Ника Картера.
— Ну, этого я ведь не говорил, — поспешил ответить сыщик. — Я говорил вам, что меня послал начальник сыскного отделения. Он, видите ли, друг мне и уверяет, что вы, мисс, не имеете ничего общего с преступлением того мошенника Каррутера; ну а я утверждаю противоположное, и это ведь вполне естественно, не так ли, мисс? Ну вот мы и заключили пари на сто долларов, и я пришел сюда, чтобы спросить вас, как, собственно говоря, обстоит это дело, потому что вы, очевидно, лучше всех должны знать, помогали ли вы этому мошеннику бежать или нет? Не прав ли я?
— Не знаю, во всяком случае, вы пороха не изобрели.
— Да это я и не говорил совсем! — заикаясь ответил Иосиф Юнипер.
— Да, счастье только, что он и без вас уже изобретен! Но что же вам от меня нужно, Турнип Иосифер?
— Иосиф Юнипер, — поторопился поправить ее сыщик. — Я жду, что вы мне расскажете.
— Как? Что я расскажу? — с недоумением переспросила молодая женщина.
Ник Картер фамильярно подмигнул ей.
— Эх, не притворяйтесь, пожалуйста, — сказал он ухмыляясь. — Я хочу, чтобы вы мне рассказали, каким образом устроили ту ловкую штуку с побегом. Я — старая лиса, мисс; никто меня не убедит в том, что такая красавица, как вы, ни с того ни с сего, на глазах всей публики сядет рядом с мошенником-убийцей, если вы не имеете какой-либо совершенно определенной причины.
— Но, видите ли, мистер Юнипер, когда я это сделала, я не знала, что мистер Каррутер — убийца.
Сыщик опять лукаво заморгал глазами.
— А теперь позвольте спросить, мнение ваше переменилось? — осведомился он.
Инес Наварро откинулась на спинку стула.
— Я сама теперь не знаю, за кого мне считать Мориса Каррутера, — сказала она, как бы говоря сама с собой, и тихий вздох вырвался из ее груди. — Я должна сознаться, что в тайне обручена с ним и что только вера в него да желание открыто показать эту веру всем побудили меня к этому взбалмошному и необдуманному поступку сесть рядом на скамью подсудимых.
— Хе-хе! Без сомнения, вы надеялись и на то, что ваша красота произведет впечатление на сердца присяжных заседателей, — не без лукавства заметил сыщик.
— Я не спорю, — созналась молодая хозяйка.
— Итак, вы всю неделю каждый день являлись в здание суда.
Инес Наварро только кивнула.
Мнимый деревенский простофиля опять добродушно и вместе с тем лукаво захихикал.
— А теперь, красавица, — сказал он ей, — теперь скажите-ка мне, положа руку на сердце, ведь я не такой болван, меня не проведете — неужели вы не знали о намерении Каррутера бежать, а?
Девушка посмотрела на него серьезными глазами и тихо ответила.
— Я скажу вам всю правду: да, я имела смутное представление о том, что Каррутер хочет рискнуть на побег. Но когда и при каких обстоятельствах — это мне было совершенно неизвестно.
— Гм… — промычал Ник Картер, задумчиво качая головой. — А скажите мне, мисс Наварро, вы теперь уже слышали что-нибудь о Каррутере? Не краснейте, — сказал он с нахальной улыбкой, — ведь влюбленные имеют обыкновение писать друг другу, особенно при таких обстоятельствах.
— Вы ставите довольно странные вопросы, милостивейший государь, и я имела бы полное право не отвечать на них, не правда ли? — возразила молодая девушка, и прелестная насмешливая улыбка заиграла на ее коралловых губах. — Но я буду откровенна. Да, я слышала о мистере Каррутере два раза со времени его побега; мало того, если хотите, я могу вам показать два послания, мистер Юпейди, или как там вас зовут.
Сыщик должен был собрать все свое присутствие духа, чтобы ввиду такого смелого шага прекрасной противницы сохранить свое спокойствие. Но он не моргнул и глазом, а только приятно улыбнулся.
— Конечно, хочу! Дайте же мне взглянуть на эти знаки любви!
Инес Наварро спокойно встала и вышла из комнаты, а через минуту вернулась с двумя письмами в руках.
Она просто передала их сыщику.
— Верхнее письмо я получила первым, — только и заметила она.
Ник Картер вынул письмо из конверта и начал читать:
«Дорогая Инес! Спешу известить тебя, что до сих пор сумел избежать преследования и нашел сравнительно надежное убежище. Прости, что я не посвятил тебя в свои планы, прости меня и за тот испуг и беспокойство, которые я тебе причинил, а главное — прости за позорный арест, которому ты подверглась из-за меня. Но я навлек бы на тебя еще несравненно худшую беду, если бы сообщил тебе свой секрет. Поэтому я молчал. Прости же меня. М.К.».
Другое, более обстоятельное письмо имело следующее содержание:
«Дорогая Инес! Вот уже двое суток прошло с тех пор, как я бежал из здания суда; могу теперь сообщить тебе, что больше мне уже нечего бояться опасности — здесь меня не схватят. Как ни тяжело мне, но должен просить тебя забыть меня; я не достоин твоей дружбы, твоей любви. Не верь в мою невинность: я не заслуживаю этого. Поэтому пока забудь обо мне, дорогая Инес; считай меня тем, кем я был бы, если бы мне не удалось бежать, считай меня погибшим. Я знаю, что к тебе теперь все время будут приставать сыщики. При своем необыкновенном остроумии, они, конечно, не поверят, что ты ничего не знала о моем плане бегства, что ты совершенно невинна. Прости же, дорогая моя, если бы я был достоин тебя, я не остановился бы ни перед чем, чтобы сделать тебя моею; но я недостоин тебя — прости и забудь меня. Вечно твой М.К.».
Прежде чем вернуть письма, Ник Картер внимательно оглядел почтовые штемпели на конвертах; но они свидетельствовали только о том, что письма опущены около Главного почтового управления, и притом первое через несколько часов после побега, а второе вечером следующего дня, то есть накануне.
— Благодарю вас, мисс, — сухо сказал он, возвращая хозяйке оба письма, — чрезвычайно важные письма для вас лично… великолепное доказательство вашей ангельской невинности — точно по заказу написаны.
— Совершенно верно, мистер Аллилуя, или как вас там зовут, но я показала их вам не для того, чтобы убедить вас в своей невиновности.
— Не для этого? Так для чего же тогда?
— Очень просто. Если бы я сказала вам, что не получала от Каррутера никаких вестей, вы бы мне не поверили. Поэтому я и показала вам эти письма, вот и все.
Ник Картер встал. Спокойствие молодой женщины, как бы свидетельствовавшее о ее совершенной невиновности, тем не менее не обманывало его. В этих бездонных девичьих глазах была какая-то пропасть, а из этой пропасти до уха опытного сыщика доносились какие-то голоса, голоса, не имеющие ничего общего с невинными речами этого ангельского создания.
— Вы уходите? — спросила его Инес Наварро, также вставая с кресла.
— Что же мне еще остается. По-вашему, значит, выходит, что я проиграл сто долларов.
— Но ведь вы еще не провели обычной работы сыщика?
Ник Картер быстро обернулся и посмотрел ей прямо в лицо, с которого тут же сошла насмешливая улыбка, появившаяся у него за спиной. Теперь усмехнулся сыщик: это была первая крупная ошибка, которую сделала молодая женщина, до сих пор так мастерски игравшая свою роль; ошибка, вызванная ее горячим нетерпеливым темпераментом, но все же грубая ошибка, доказывавшая, что она вовсе не чувствовала себя такой невинной, какой хотела казаться.
— Нет, сударыня, — возразил он. — Я еще ничего такого не сделал, но, может быть, я восполню это как-нибудь в другой раз. В этом виноваты ваши прекрасные глаза, их жгучий огонь вскружил мне голову. Могу ли я надеяться на ласковый прием, если еще раз осмелюсь обеспокоить вас своим присутствием?
— Я с удовольствием приму вас в любое время. Вы, право, довольно забавны, — заявила девушка с иронией.
Ник Картер откланялся и у ближайшего угла нанял извозчика; через четверть часа он был уже в кабинете своего друга Мак-Глуски.
— Инспектор, — сказал он, усаживаясь напротив него в кресло, — мне кажется, что относительно Мориса Каррутера мы одного мнения; это, если можно так выразиться, идеальный негодяй.
— Да, именно, он — король преступников. Этим все сказано. Впрочем, едва ли, Ник, ты пришел единственно за тем, чтобы объявить мне эту новость?
— Нет. Я хочу только сказать, что сегодня нашел одну молодую женщину, которая еще гораздо хитрее и ловчее Мориса Каррутера; да, хитрее, пожалуй, и нас с тобой — женщина до такой степени лукавая, коварная, что при всей ее красоте она страшна!
— Ты говоришь об Инес Наварро?
— Вот именно. Я только что от нее, из того самого дома, в котором, по всей вероятности, скрывается теперь Морис Каррутер.
Инспектор Мак-Глуски вскочил, точно не зная, верно ли он расслышал.
— В котором скрывается Морис Каррутер? — переспросил он, качая головой.
Сыщик кивнул.
— Как я тебе говорю, Морис Каррутер сидит в этом доме, и это так же верно, как то, что ты сидишь здесь.
— Другими словами, ты думаешь, что надо будет приступить к обыску?
Ник Картер усиленно замахал руками.
— Кто об этом говорит! Это было бы величайшей глупостью; разве у меня есть какие-нибудь улики? Все, что у меня есть, — это выводы, в непреложности которых я лично не сомневаюсь ни одной минуты, но которые еще не доказательства.
— Значит, это пустые предположения, — сказал инспектор, пожимая плечами.
— Может быть, пустые, может быть, и очень содержательные — не знаю; до сих пор это, конечно, не больше, чем мыльные пузыри, которые, может быть, завтра уже сгустятся и сделаются пушечными ядрами. Но скажи, пожалуйста, Жорж, что известно тебе об ее больном отце?
— Что мне известно? Ничего, — с удивлением возразил инспектор. — Мои люди расспросили соседей, вот откуда все мои сведения.
— Ну, такими сведениями можешь не гордиться, дорогой Жорж, — не без иронии заметил сыщик. — Твои люди не очень-то умны, — дипломатично закончил он.
— Это что же опять значит? — с удивлением спросил инспектор. — Куда ты метишь, Ник?
— Да просто хочу сказать, что эта Инес Наварро вовсе не то, за что она себя выдает — и, во всяком случае, не невинная барышня из общества. Этот легендарный отец и вечно путешествующая мачеха — довольно удачные манекены, чтобы скрыть скелеты, а может быть, и целых два. Необыкновенно хитрая выдумка: жить в лучшем и самом дорогом квартале Нью-Йорка, то есть в среде такого соседства, где можно не бояться назойливых приставаний и где лицам, желающим бесследно исчезнуть, не трудно сделать это, не оставляя никакого адреса.
— Но ведь это еще не доказательство!
— Слушай дальше, — со своим обычным спокойствием продолжал сыщик. — Остроумие этой Инес прямо-таки поразительно, но все-таки она не вездесуща: она не может знать, что я читал одно адресованное ей письмо Каррутера, в котором он говорил с ней тоном, каким преступник говорит только со своим товарищем по ремеслу, с сообщником. Ну вот, видишь ли, с этим-то письмом совершенно не вяжется ее облик нежной мадонны. Она утверждает, что ничего не знала о преступной карьере Каррутера, я же знаю как раз противоположное. А из этого следует, что на суде она сидела рядом с преступником не в качестве мечтательной экзальтированной девушки, желавшей перед всем миром вступиться за любимого человека, а в качестве его сообщницы, помогавшей ему в подготовке бегства. Далее! Через несколько минут после того как Каррутер удалился из здания суда, телеграф уже разнес эту весть по всему свету: значит, он не имел времени избрать определенное убежище — он вышел из здания суда и направился прямо к своему нынешнему убежищу, и я готов побиться об заклад собственной головой, что убежище это находится именно в доме Инес Наварро. Заметьте, в том самом доме, куда Морис Каррутер хотел скрыться после того, как я счастливо разыскал его в кабаке Мак-Гоннигала.
Инспектор нервно шагал по комнате взад и вперед.
— Но ведь это предположения, которые…
— Не далее как завтра, превратятся в неоспоримые доказательства, если только я буду еще жив, — сухо докончил Ник Картер, встал и раскланялся. — Значит, до завтра, Жорж.
Напрасно инспектор просил его остаться. Ник только покачал головой и кратчайшим путем поторопился попасть к себе домой.