Робертс Нора : другие произведения.

Без срока давности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  Нора Робертс
  Без срока давности
  
   Настоящее — живой итог прошлого.
  
   Томас Карлейль
  
   Правосудие всегда жестоко к виновной стороне, ибо в собственных глазах каждый невиновен.
  
   Даниель Дефо
  
  Пролог
  
  Верность умершим заставила Денниса отправиться под ледяным дождем в Сохо[1], вместо того чтобы поехать домой. Дома можно было бы как следует отдохнуть — что-то устал он сегодня. Уютно устроиться у камина с хорошей книгой и стаканчиком виски и ждать, когда вернется с работы жена.
  
  А пришлось сидеть на заднем сиденье такси, вдыхая слабый душок переспелых перцев и мускусных духов, и ехать по обледенелым дорогам на встречу с кузеном Эдвардом, которая грозила вылиться в отвратительную ссору.
  
  Деннис терпеть не мог ссор и не понимал тех, кто, как ни странно, находит в них удовольствие. Знакомые считали, что у него талант сглаживать острые углы. Однако на этот раз конфликта, судя по всему, не избежать.
  
  Жаль, подумал он, наблюдая, как дождь со снегом бьет в окно такси. Ударяясь о стекло, капли шипели, будто злобные змеи.
  
  Когда-то они с Эдвардом были как братья: общие приключения, общие секреты, общие цели — возвышенные, разумеется. Однако дороги кузенов разошлись, и время давно их разлучило. Деннис почти не знал того человека, которым стал теперь Эдвард. Понимал его с трудом, а симпатизировал ему, увы, еще меньше.
  
  Так или иначе, его с Эдвардом связывает память о бабушке с дедушкой. Их отцы были братьями. Они одна семья. Возможно, узы крови и общие воспоминания помогут им найти компромисс.
  
  С другой стороны, Эдвард не ищет компромиссов. Он сам решает, что ему принадлежит, и ни за что от своего не отступится. Иначе не нанял бы риелтора, чтобы продать дедушкин дом.
  
  Деннис даже не узнал бы, что Эдвард назначил встречу с риелтором для осмотра и оценки здания, если бы ассистентка его ассистентки, или какая там должность у этой девицы, случайно не проговорилась, когда он попытался связаться с Эдвардом по телефону. Человек Деннис не вспыльчивый (слишком утомительное занятие — выходить из себя), но тут даже он разозлился. Разозлился настолько, чтобы устроить сцену прямо при риелторе. Ему принадлежит половина недвижимости, как в последнее время называл дедушкин дом Эдвард, и кузен не имеет права продать дом без его письменного согласия.
  
  На мгновение Деннис мысленно перенесся в дедов кабинет — почувствовал его тепло, увидел насыщенные тона отделки, шкафы с книгами, от которых пахло кожаными переплетами, чудесные старые фотографии, очаровательные безделушки… Он вновь ощутил в своей руке высохшую руку деда, когда-то большую и сильную, услышал его дрожащий голос, который еще недавно гремел, точно канонада: «Я оставляю вам не просто дом, не просто жилище, хотя это само по себе немало. У нашего дома своя история, свое место в мире. Я завещаю вам с Эдвардом чтить и продолжать наше наследие».
  
  Так и будет, пообещал себе Деннис, когда такси наконец остановилось. В лучшем случае он просто напомнит Эдварду о воле деда, о возложенной на них ответственности. В худшем — найдет способ выкупить долю кузена. Если для Эдварда дом — всего лишь собственность, всего лишь деньги, то пускай получает свои деньги.
  
  Деннис сильно переплатил таксисту — сознательно, потому что погода стояла собачья. Возможно, именно эта щедрость побудила таксиста опустить окно и прокричать ему вслед, что он забыл портфель.
  
  — Спасибо! — Деннис бросился обратно к машине. — Голова совсем не о том думает.
  
  Схватив портфель, он осторожно пересек обледеневший тротуар, открыл кованую калитку и зашагал по очищенной от снега и посыпанной песком дорожке — сам платил соседскому пареньку, чтобы тот держал ее в чистоте.
  
  Деннис поднялся на невысокое крыльцо, как поднимался столько раз до того — сначала совсем малышом, затем мальчишкой, юношей и вот наконец пожилым человеком. Он много чего мог забыть — портфель, например, — но код к парадной двери помнил наизусть. Прижал ладонь к сканеру, поднес ключ-карту к считывающему устройству и открыл тяжелую парадную дверь.
  
  Вид перемен острой болью отозвался в сердце. Ни запаха свежих цветов, расставленных в прихожей заботливыми бабушкиными руками, ни старого пса, который когда-то спешил ему навстречу, чтобы поздороваться. Часть мебели, завещанная друзьям и родственникам, стояла теперь в других домах, а часть картин украшала чужие стены.
  
  Что ж, и это наследие.
  
  Хотя Деннис платил домработнице — дочери много лет проработавшей на дедушку с бабушкой Фрэнки — и та убиралась раз в неделю, в воздухе стоял запах заброшенного жилья, смешанный с ароматом лимона.
  
  — Слишком долго, — пробормотал он, ставя портфель на пол. — Слишком долго дом пустовал.
  
  Заслышав голоса, Деннис тут же вспомнил цель своего приезда. Ну конечно, Эдвард с риелтором. Обсуждают, наверное, расположение и рыночную стоимость. И уж точно не думают о том, о чем думает сейчас он: о семейных ужинах за большим столом, о тарталетках с ежевикой, которые мальчишкой таскал с кухни, о том, как солнечным воскресным днем с гордостью представил бабушке с дедушкой свою любимую женщину…
  
  Деннис заставил себя разорвать пелену прошлого и пошел на звук голосов. Растрогать Эдварда уж точно не получится. Он еще раз напомнит кузену об обещании, данном человеку, которого они оба когда-то любили, а если не поможет, придется напомнить о требованиях закона.
  
  В крайнем случае всегда можно посулить Эдварду денег.
  
  Как бы там ни было, ему не хотелось подкрадываться незаметно, по-воровски, поэтому он окликнул кузена по имени.
  
  Голоса смолкли. Денниса охватило раздражение. Они что, думают спрятаться? Он продолжал идти в глубь дома, цепляясь за раздражение, словно за оружие. Войдя в ту самую комнату, о которой думал в машине, Деннис увидел Эдварда, сидящего в дедушкином кресле.
  
  Глаза кузена были широко распахнуты — даже тот, под которым темнел свежий синяк. Из уголка губ сочилась тонкая струйка крови, и когда Эдвард попытался заговорить, его зубы окрасились красным.
  
  Потрясенный и взволнованный, Деннис позабыл о раздражении и шагнул к кузену.
  
  — Эдвард!..
  
  Резкая боль обожгла затылок. Не в силах остановить собственное падение, Деннис повалился вперед. Прежде чем удариться виском о старый дубовый паркет и ухнуть в темноту, он еще успел услышать крик Эдварда.
  Глава первая
  
  После долгого и утомительного дня (первая половина — в суде, вторая — в кабинете) лейтенант Ева Даллас приготовилась отправиться домой.
  
  Единственное, чего ей хотелось сейчас от жизни, это провести тихий вечер с мужем, котом и бокалом-другим вина. Можно посмотреть фильм, подумала Ева, надевая пальто, если Рорк не взял на дом слишком много документов.
  
  Сама она — ура-ура! — с работой на сегодня покончила.
  
  Пожалуй, список желаний стоит продолжить, решила Ева, выуживая из кармана шарф, который связала ей на Рождество напарница. Можно, скажем, поплавать и заняться любовью в бассейне. Сколько бы контрактов ни предстояло подготовить Рорку, на секс в бассейне его всегда можно уговорить.
  
  Из другого кармана длинного кожаного пальто Ева достала нелепую шапочку со снежинкой и натянула ее на голову, потому что с неба сыпала ледяная крупа. Напарницу Ева отправила домой. Еще несколько детективов мерзли сейчас на холоде — шли по горячему следу. Если она понадобится, они дадут знать.
  
  Ева напомнила себе, что теперь под ее началом работает и новичок — свежеиспеченный детектив, чье посвящение назначено на завтрашнее утро. Но сегодня, в этот отвратительный январский вечер, с делами покончено.
  
  Спагетти с фрикадельками, решила Ева. Вот чего ей хочется. Может, удастся приехать домой раньше Рорка и приготовить ужин? Вино, свечи… прямо у бассейна… Хотя нет, подумала она, выходя из кабинета. Лучше в столовой, как взрослые люди. С зажженным камином. Можно сварганить в автоповаре салат, выбрать парочку дорогих красивых тарелок из огромной коллекции Рорка, и пока за окном стучит и хрустит дождь со снегом, они…
  
  — Ева!
  
  Она обернулась и увидела Шарлотту Миру, штатного психолога отдела и специалиста по психологии преступников, которая почти что соскочила с эскалатора и бросилась к ней. Полы ее бледно-голубого пальто, надетого поверх сочно-розового костюма, развевались.
  
  — Слава богу, вы еще здесь!
  
  — Как раз хотела уехать. А что такое? Что случилось?
  
  — Сама не знаю… Деннис…
  
  Ева невольно дотронулась до шапочки со снежинкой, которую одним ненастным днем в конце 2060-го надел ей на голову всегда такой заботливый Деннис Мира.
  
  — Он ранен?
  
  — Кажется, нет.
  
  Обычно невозмутимая Мира сцепила пальцы в замок, чтобы унять нервно двигающиеся руки.
  
  — Он взволнован, объясняет очень сбивчиво. Его кузен… Деннис говорит, его кузен ранен и пропал без вести. Деннис очень просил, чтобы приехали именно вы. Извините, что взваливаю на вас…
  
  — Ерунда. Он дома?
  
  Ева круто сменила направление и вызвала лифт.
  
  — Нет, у бабушки с дедушкой… то есть в их бывшем доме, в Сохо.
  
  — Вы едете со мной. — Ева провела Миру в лифт, до отказа набитый копами, у которых кончилась смена. — Я позабочусь, чтобы вы оба вернулись домой. А что за кузен?
  
  — Эдвард. Эдвард Мира. Бывший сенатор Эдвард Мира.
  
  — Я за него не голосовала.
  
  — Я тоже. Мне нужно немного собраться с мыслями и сообщить Деннису, что мы едем.
  
  Пока Мира говорила по телефону, Ева тоже решила собраться с мыслями.
  
  В политике она разбиралась слабо, но о сенаторе Эдварде Мире смутное представление все-таки имела. Кто бы мог подумать, что напыщенный бескомпромиссный сенатор — резкие темные брови, коротко стриженные черные волосы, красивое жесткое лицо — принадлежит к той же семье, что и мягкий, несколько рассеянный Деннис?
  
  Вот уж действительно — родню не выбирают…
  
  Лифт опустился в гараж, и Ева направилась к ничем не примечательной с виду машине, которую спроектировал для нее муж. Мира семенила следом. Ева, длинноногая, в ботинках без каблука, двигалась быстро. Она скользнула за руль — высокая худощавая женщина с неровно обрезанными каштановыми волосами, скрытыми под синей вязаной шапочкой с эмблемой в виде сверкающей снежинки. Шапочку эту Ева, коп до мозга костей, носила только потому, что получила ее в подарок от человека, который давно уже был предметом ее невольной и невинной влюбленности.
  
  — Адрес? — спросила она, когда Мира, одетая в элегантное зимнее пальто и модные сапожки, забралась на соседнее сиденье.
  
  Ева забила адрес в навигатор, вывела машину со стоянки и на всей скорости вылетела из гаража, врубив сирену и мигалку.
  
  — Ой, не нужно было… — начала Мира, однако Ева коротко глянула на нее, и та сказала только: — Спасибо. Деннис говорит, что с ним все в порядке. Просит не волноваться, но…
  
  — Но вы все равно волнуетесь.
  
  С виду автомобиль напоминал невзрачную легковушку экономкласса, зато мчался как ракета. Ева круто огибала машины, владельцы которых считали полицейскую сирену всего лишь ненавязчивой просьбой, а через иные попросту перемахивала, нажимая на педаль вертикального взлета, так что Мира зажмуривала глаза от страха.
  
  — Рассказывайте. Вы знаете, что Деннис с Эдвардом делали в доме деда? И кто еще мог там быть?
  
  — Бабушка Денниса умерла года четыре назад, и Брэдли — так звали дедушку — просто истаял на глазах. Он пережил жену всего на год — успел привести дела в порядок. Хотя, насколько я знаю Брэдли, они и так были в образцовом порядке. Дед завещал дом Деннису с Эдвардом — двум старшим внукам. Осторожно, автобус…
  
  Ева рванула руль, послав машину вертикально вверх, и круто завернула за угол, словно в погоне за серийным убийцей.
  
  — Продолжайте.
  
  — У Денниса с Эдвардом разногласия насчет наследства. Деннис хочет, чтобы дом остался в семье, как завещал Брэдли. Эдвард намерен его продать.
  
  — Насколько я понимаю, он не имеет права продать дом без письменного согласия мистера Миры.
  
  — Именно. Не знаю, зачем Деннис поехал туда сегодня. Он и так провел целый день в университете: заболел какой-то профессор, и Деннис его замещает. Надо было спросить…
  
  — Ничего. — Ева припарковала машину во втором ряду, и тихая, обсаженная деревьями улица тут же огласилась возмущенным завыванием клаксонов. Не обращая на них внимания, она включила световой сигнал «На дежурстве». — Сейчас спросим.
  
  Но Мира уже выскочила из машины и бежала на своих неустойчивых каблучках по скользкому асфальту. Чертыхаясь, Ева догнала ее и схватила за руку.
  
  — Будете бегать на шпильках — придется везти вас в травмпункт. Милое местечко. — Они прошли в калитку и ступили на расчищенную дорожку, поэтому Ева выпустила руку Миры. — В этом районе, пожалуй, такой домик стоит миллионов пять-шесть.
  
  — Пожалуй. Деннис наверняка знает.
  
  — М-да?..
  
  Взбегая по ступенькам, Мира слабо улыбнулась.
  
  — Когда речь идет о важных вопросах, он всегда знает. А это важный вопрос. Забыла код…
  
  Она надавила кнопку звонка, застучала дверным молотком.
  
  Когда Деннис — растрепанные седые волосы, мешковатый ярко-зеленый кардиган — открыл дверь, Мира схватила его за руки.
  
  — Деннис! Ты все-таки ранен! Почему не сказал? — Она взяла мужа за подбородок и принялась изучать кровоточащую ссадину на виске. — Специально повернулся боком, чтобы я ничего не увидела, когда звонила.
  
  — Ну-ну, Чарли, все хорошо. Просто не хотел тебя расстраивать. Входите, хватит стоять на морозе. Ева, спасибо, что приехали. Я боюсь за Эдварда. Обыскал весь дом…
  
  — Так он был здесь? — спросила Ева.
  
  — Да, был. В кабинете, избитый. Сейчас покажу вам кабинет.
  
  Когда он повернулся спиной, Мира вскрикнула от жалости и негодования.
  
  — Деннис, у тебя же кровь на затылке! — Она дотронулась до ушиба, и мистер Мира резко втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Марш в гостиную! Живо!
  
  — Чарли, а как же Эдвард?..
  
  — Предоставь Эдварда Еве.
  
  Мира потащила мужа в просторную гостиную. Было непонятно, обставлена она в радикально минималистском стиле или часть мебели просто вывезли. То, что осталось, выглядело несколько потрепанно и очень уютно.
  
  Мира стянула пальто, небрежно бросила на диван и принялась рыться в своей огромной сумке. Когда она извлекла оттуда аптечку первой помощи, Ева наконец-то поняла, почему многие женщины заводят сумки размером с буйвола.
  
  — Сейчас промою тебе ссадины и попрошу Еву отвезти нас в ближайший травмпункт, чтобы сделать рентген.
  
  — Милая… — Когда Мира промокнула рану дезинфицирующей салфеткой, Деннис опять с шумом втянул воздух, но тут же ласково похлопал жену по ноге. — Зачем мне рентген и другие доктора, когда у меня есть ты? Подумаешь, шишка на затылке! Да и в голове у меня не больший туман, чем обычно.
  
  Мира рассмеялась, и Деннис улыбнулся — лукаво и добродушно.
  
  — В глазах не двоится, не тошнит, голова не кружится, — заверил он жену. — Разве что немного побаливает.
  
  — Когда вернемся домой и я устрою тебе полный осмотр…
  
  Деннис приподнял брови и многозначительно ухмыльнулся.
  
  — Деннис… — Мира вздохнула, прижала ладони к его щекам и поцеловала в губы — с такой нежностью, что Ева невольно отвела глаза.
  
  — Как найти кабинет, где вы в последний раз видели кузена? — спросила она.
  
  — Я вас провожу.
  
  — Сиди смирно и будь паинькой, пока я не закончу, — велела Мира и добавила, обращаясь к Еве: — Прямо по коридору, затем налево. Стены отделаны деревом, большой стол с креслом, на полках — книги в кожаных переплетах.
  
  — Разберусь.
  
  Во многих комнатах мебели и картин явно недоставало. В одной вообще не было ничего, кроме груды коробок. Но нигде ни пылинки, а в воздухе — легкий аромат лимона, словно кто-то раздавил горсть лимонных цветов.
  
  Ева отыскала кабинет и тут же поняла, что отсюда ничего — или почти ничего — не вывезли. Здесь царили уют и порядок. Тяжелые деревянные панели, добротная мебель, глубокие тона. Травянисто-зеленый и бордо, отметила она про себя, внимательно оглядывая комнату с порога. Семейные фотографии в черных и серебряных рамках, до блеска отполированные наградные таблички разных благотворительных организаций. На столе — бухгалтерская книга в темно-коричневом кожаном переплете, письменный прибор того же цвета и небольшой, но стильный коммуникационный центр. Возле камина с массивной полкой — маленький, старинный, явно очень дорогой бар. На баре — два хрустальных графина, до половины наполненные янтарной жидкостью и украшенные серебристыми этикетками с надписями «Виски» и «Бренди».
  
  С паркета Ева ступила на ковер — судя по слегка выцветшему узору, такой же старинный и ценный, как бар, хрусталь и карманные часы, выставленные под стеклянным колпаком. Ни следов борьбы, ни признаков кражи. Однако, присев на корточки, у самого края ковра — там, где бахрома касалась паркета, — она обнаружила несколько капель крови.
  
  Ева медленно и осторожно обошла комнату кругом, ни до чего не дотрагиваясь. Кажется, дело начинало проясняться…
  
  Она подошла к дверям гостиной, где Мира умело смазывала мазью висок мужа.
  
  — Не ходите туда пока, — предупредила Ева. — Я к машине — за полевым набором.
  
  — На улице такой холод! Давайте принесу.
  
  — Не нужно, — поспешно ответила Ева, когда Деннис сделал движение встать. — Я мигом.
  
  Она выбежала под ледяной дождь, достала из багажника набор. По пути назад внимательно оглядела соседние дома, потом выудила из кармана телефон и написала Рорку сообщение:
  
  «Задерживаюсь. Объясню, когда приеду».
  
  Надо соблюдать правила супружеской жизни.
  
  Вернувшись в дом, Ева поставила чемоданчик с полевым набором и сняла пальто, шапку и шарф.
  
  — Так, давайте по порядку. Вы пытались связаться с кузеном?
  
  — Да, первым делом. Мобильный не отвечает. Позвонил домой — трубку взяла жена. Я не хотел ее пугать, поэтому объяснять ничего не стал. Она сказала, что дома Эдварда нет и вернется он, скорее всего, поздно. Возможно, жена не знает, что у него здесь назначена встреча. А если и знает, то мне уж точно не сообщит.
  
  — Какая встреча?
  
  — Ох, простите. Я же толком ничего не объяснил. — Деннис взглянул на Миру со своей обычной рассеянной улыбкой. — Утром я пробовал связаться с Эдвардом — хотел встретиться и обсудить наши разногласия насчет дома. Разговаривала со мной ассистентка, у которой, похоже, выдался тяжелый день. Иначе она бы вряд ли проболталась, что у Эдварда назначена встреча с риелтором для оценки дома. Я рассердился. Как можно предпринимать такой шаг у меня за спиной?
  
  Ева кивнула и достала баллончик с изолирующим составом.
  
  — В общем, вас это здорово взбесило.
  
  — Ева!.. — начала Мира, но Деннис похлопал ее по руке.
  
  — Будем называть вещи своими именами, Чарли. Я действительно разозлился. На звонки Эдвард не отвечал, поэтому после занятий я поехал прямо сюда. На дорогах черт-те что. Надо что-то с этим делать.
  
  — Полностью согласна. А когда именно вы приехали?
  
  — Ох, даже не знаю. Дайте подумать… Лекция закончилась где-то в полпятого. Пока ответил на вопросы студентов, пока собрал бумаги… С работы ушел, наверное, часов в пять. Плюс время на дорогу… — Деннис улыбнулся доброй рассеянной улыбкой, но в его задумчивых зеленых глазах мелькнула тревога. — В общем, даже не знаю…
  
  — Сойдет и так, — заверила Ева, чтобы его успокоить. — На доме охранная система. Она была включена, когда вы приехали?
  
  — Да. У меня есть код и ключ-карта. Отпечаток моей ладони внесен в систему.
  
  — На двери камера.
  
  — А ведь и правда! — Мысль эта Денниса явно обрадовала. — Она сняла мой приход — и Эдварда тоже! Надо же, а мне как-то в голову не пришло…
  
  — Прежде всего давайте просмотрим записи. Вы знаете, где станция наблюдения?
  
  — Конечно. Я вас провожу. Мне как-то в голову не пришло… — повторил он, вставая с дивана. — А надо-то было всего лишь просмотреть запись — сразу бы увидел, как ушел Эдвард. Ева, вы прямо камень с души у меня сняли.
  
  — Мистер Мира, на вас напали.
  
  Деннис остановился и растерянно моргнул.
  
  — Пожалуй, вы правы. Досадное происшествие. И кто бы мог это сделать?
  
  — Давайте попробуем выяснить.
  
  Они прошли по коридору, завернули за угол и оказались на просторной современной кухне с несколькими старомодными штрихами в отделке, прекрасно вписывающимися в общий стиль особняка. Выглядело… уютно. А еще чем-то напоминало собственный дом супругов Мира.
  
  — В доме несколько наблюдательных пунктов, — пояснил Деннис, открывая дверь в стене, — чтобы бабушка с дедушкой и прислуга могли видеть, кто звонит в дверь. Но главный узел здесь.
  
  Он растерянно огляделся по сторонам.
  
  — Боюсь, я не слишком-то разбираюсь в электронике…
  
  — Я тоже. — Однако где должна находиться вся начинка, Ева знала. — Похоже, кто-то забрал жесткий диск, или как там называется эта штука. Записи тоже.
  
  — Боже мой…
  
  — У кого еще есть доступ в дом?
  
  — Кроме нас с Эдвардом? У домработницы. Ее мать проработала у бабушки с дедушкой не один десяток лет, да и сама она помогает нам уже не первый год. Она бы никогда…
  
  — Ясно. Но мне в любом случае понадобится ее имя — хочу с ней поговорить.
  
  — Можно я заварю чай? — спросила Мира.
  
  — Конечно. Мистер Мира, не могли бы вы в точности описать все, что произошло? Таксист высадил вас у дома?
  
  — Да, у самого дома. Я забыл на сиденье портфель — надо же быть таким рассеянным! — но таксист меня окликнул. Я был зол и расстроен. Открыл дверь, вошел в прихожую. Всегда приезжаю сюда со смешанными чувствами: и хочется, и колется. С этим домом связано много добрых воспоминаний. И в то же время тяжело сознавать, что он никогда уже не будет прежним. Я поставил портфель и тут услышал голоса.
  
  — Несколько голосов? — уточнила Ева.
  
  — Кажется, да. Я решил, что это Эдвард с риелтором. Позвал его по имени — не хотел застать их врасплох. Направился в глубь дома, а когда вошел в кабинет, увидел Эдварда в дедушкином кресле. Кровь, подбитый глаз… Вид у него был напуганный. Я шагнул к нему, и тут меня, видимо, ударили по голове. Со мной такое впервые.
  
  — И вы потеряли сознание.
  
  — Судя по ушибам, его ударили тяжелым предметом по затылку. — Мира вернулась с большой кружкой чая и вложила ее Деннису в руки. — Затем он упал и стукнулся правым виском об пол.
  
  — Доктор Мира, я верю ему на слово.
  
  — Знаю. — Она вздохнула и нежно поцеловала мужа в ушибленный висок. — Знаю.
  
  — Что вы сделали, когда пришли в себя?
  
  — Я был оглушен и сбит с толку. Эдвард исчез. Мы давно уже не ладим, но он никогда бы не бросил меня на полу без сознания. Кажется, я звал его по имени. Потом начал искать. Боюсь, я какое-то время бродил по дому, пока совсем не пришел в себя и не понял: произошло что-то ужасное. Тогда я позвонил Шарлотте, чтобы не волновалась, и спросил, не смогли бы вы приехать и разобраться.
  
  Он так посмотрел на Еву своими мягкими задумчивыми глазами, что ей тоже захотелось поцеловать его в висок.
  
  — Надо было просто позвонить девять-один-один, а не беспокоить вас.
  
  — Пустяки. Готовы вы осмотреть кабинет? Проверить, не пропало ли что и все ли на своих местах?
  
  — Буду рад помочь.
  
  По пути к кабинету Ева обработала изолирующим составом руки и ноги.
  
  — Постарайтесь ничего не трогать. Вы уже были в кабинете и других комнатах, так что изолировать вас нет смысла, но множить отпечатки тоже не стоит. — Она остановилась на пороге. — Итак, ваш кузен сидел в кресле. За столом.
  
  — Да… то есть нет. Кресло стояло перед столом. — Деннис наморщил лоб. — Почему бы это?.. Да, он сидел в кресле, но кресло было перед столом. На ковре.
  
  — Ясно. — Его слова совпадали с ее собственными наблюдениями. — Подождите минутку.
  
  Ева достала из чемоданчика все необходимое. Присела на корточки, взяла образец крови с паркета и заизолировала. Затем тщательно прошлась тампоном по краю ковра. Капнула на тампон жидкостью из небольшой бутылочки и кивнула.
  
  — Кровь. Ковер почистили, но обычным моющим средством всего не отмоешь.
  
  Ева наклонилась и принюхалась.
  
  — Запах остался.
  
  Затем надела очки-микроскопы.
  
  — Следы тоже. А еще ворс ковра слегка примят — видно, где кресло выкатили из-за стола и задвинули обратно, где оно стояло, придавленное тяжелым грузом.
  
  — Весом Эдварда.
  
  — Похоже на то. Еще минуту.
  
  Ева обогнула стол и начала дюйм за дюймом осматривать кресло.
  
  — Тут тоже немного упустили.
  
  Она осторожно взяла тампоном образец крови, оставив чуть-чуть для чистильщиков.
  
  — Ваш кузен был связан?
  
  Деннис прикрыл глаза.
  
  — По-моему, нет. Не уверен. Простите… Я был так потрясен…
  
  — Ничего страшного. Итак, Эдварда избили, усадили в кресло посреди комнаты. Запугали чем-то, чтобы сидел смирно. Шокером или ножом — в общем, каким-то оружием. А может, пригрозили еще раз избить.
  
  Ева снова обошла комнату кругом.
  
  — Голоса. Значит, они разговаривали. Скорее всего, пытались от него чего-то добиться. Но прежде чем преступники успевают получить желаемое или закончить с Эдвардом, появляетесь вы. Зовете кузена по имени. Это дает им время окончательно запугать Эдварда, чтобы помалкивал, и спрятаться. К вам они шокер не применяют — если, конечно, он у них есть. Шокер срабатывает не сразу: существует опасность, что вы увидите преступника, прежде чем потеряете сознание. Поэтому вас бьют сзади по голове. Но не приканчивают и не забирают с собой. Вы для них просто помеха и важности не представляете. Затем они стирают следы крови и задвигают кресло за стол. Зачем?
  
  — Поразительно! Целая наука, целое искусство…
  
  — Что?
  
  — Ваше ремесло — одновременно и наука, и искусство. Способность к наблюдению доведена до совершенства. Хотя, скорее всего, талант у вас врожденный. Простите, я отвлекся, — улыбнулся Деннис. — Вы спросили, зачем. Если преступники знают Эдварда, возможно, знают и меня. Некоторые могли бы подумать, что я по рассеянности упал и ударился головой, а остальное мне просто привиделось.
  
  — Эти ваши «некоторые» просто умом не вышли. — Ответ Евы вызвал у Денниса улыбку. — Видите вы какие-нибудь лишние предметы? Или, может, что-нибудь стоит не на своем месте?
  
  — Мы сохранили кабинет почти в том же виде, что при дедушке. Кое-что завещано мне, нашим детям и прочим наследникам, но мы договорились оставить пока все как есть. Вещи на месте. По-моему, ничего не пропало и не переставлено.
  
  — Спасибо. Итак, вы подошли к двери, увидели Эдварда. На мгновение замерли — естественная реакция. Вы полностью сосредоточены на кузене и бросаетесь ему на помощь.
  
  Ева подошла к двери, замерла, сделала быстрый шаг вперед и осмотрела полки. Сняла с одной до блеска отполированную каменную чашу, нахмурилась и поставила на место. Взвесила в руке наградную табличку — тоже не то. Затем взяла за поднятый хобот большого стеклянного слона в ярких голубых и зеленых тонах. Тяжелый. И в руке как влитой.
  
  — Доктор Мира!
  
  Мира подошла и тоже осмотрела слона.
  
  — Да-да. Рана на затылке нанесена ногами статуи.
  
  Пока Ева брала очередную пробу, Мира повернулась к мужу:
  
  — Никогда — клянусь! — никогда в жизни не буду жаловаться на твою твердоголовость.
  
  — Слона вытерли, но немного крови все-таки осталось. Нападающий делает шаг в сторону от двери. Ему на глаза попадается слон — удобный, тяжелый. Входите вы. Бац! И вы без сознания. Он, она или они — скорее всего, они: один занимается Эдвардом, другой — вами и заметанием следов. Находит где-то средство для чистки ковров или что-то в этом роде, наводит порядок, прихватывает жесткий диск и записи. Эдварда забирают с собой, вас оставляют. Надо обыскать дом — убедиться, что его не засунули в шкаф… Извините, — поспешно добавила Ева.
  
  — Не извиняйтесь.
  
  — Я вызову чистильщиков — пусть все осмотрят. Могу позвонить в отдел по розыску пропавших без вести, чтобы ускорить процесс.
  
  — Не могли бы вы…
  
  — …сами заняться этим делом? — закончила за мужа Мира, беря его за руку. — Нам обоим было бы спокойнее.
  
  — Конечно, я все устрою. Присядьте пока в гостиной, а я сделаю пару звонков.
  
  Ева упаковала слона, вызвала криминалистов и нескольких рядовых полицейских, чтобы опросили соседей.
  
  Кто-то вошел в дом, скорее всего, по приглашению самого Эдварда Миры — надо будет обязательно побеседовать с риелтором, — а затем вышел из дома и либо унес с собой тело, либо вывел Эдварда силой. Значит, у преступников была машина.
  
  Не ограбление, решила Ева. И не обычное похищение, иначе зачем избивать? Судя по креслу в центре комнаты, жертву допрашивали. Кому-то что-то нужно от Эдварда. Скорее всего, его не станут убивать, пока не добьются желаемого.
  
  Ева вернулась в гостиную. Супруги Мира включили электрокамин и сидели на диване, прихлебывая чай. Ева села на журнальный столик напротив, чтобы смотреть прямо на них.
  
  — Мне нужны сведения о риелторе — имя, номер телефона.
  
  — К сожалению, не могу помочь. Ассистентка имени не называла, а сам я был слишком расстроен и не спросил.
  
  — Ладно, узнаю у вашего кузена в офисе. Где его офис?
  
  — Эдвард ушел из конгресса и основал научно-исследовательский центр, — сказала Мира. — Его офис находится в Крайслер-билдинг — в штаб-квартире центра.
  
  — Элитная недвижимость.
  
  — Эдвард придает большое значение статусу, — пояснил Деннис. — Его организация, Институт Миры, занимает два этажа и владеет квартирой в Ист-Вашингтоне на тот случай, когда он сам или еще кто-нибудь из руководства отправляется туда по делам.
  
  — Этот адрес мне тоже понадобится. А также домашний. Хочу поговорить с его женой, когда здесь закончу. Какие у них отношения?
  
  Деннис поглядел на жену и вздохнул.
  
  — Я отвечу, — сказала Мира. — Мэнди — реалистка. Жизнь, которую она ведет, ее более чем устраивает. Мэнди блистала во время предвыборной кампании Эдварда, а теперь блистает на вечерах по сбору средств и заседаниях комитетов. Что же до постоянных измен мужа… Мэнди относится к ним как к неотъемлемой части целого, притом не особенно важной, поскольку он своих похождений не афиширует. Она тоже ведет себя деликатно и втайне пользуется услугами лицензированного компаньона. У Мэнди с Эдвардом сын и дочь. Оба, разумеется, уже взрослые. На публике изображают любящих детей, на самом деле не испытывают симпатии ни к родителям, ни к их образу жизни.
  
  — Все мы такие разные… — пробормотал Деннис.
  
  — Я понимаю, — ответила Мира. — Мое профессиональное мнение таково: Мэнди ни за что не станет пилить сук, на котором сидит. Она бы никогда не причинила Эдварду вреда. По-своему она к нему даже привязана. Что же до Эдварда, он благодарен жене за вклад в его карьеру и гордится ее положением в обществе.
  
  — Наверняка у него много врагов.
  
  — Десятки. На политической почве, как понимаете.
  
  — А на личной?
  
  — Эдвард умеет очаровывать — он же политик. Однако считает себя правым в любом вопросе — и политическом, и личном, — а такая позиция всегда вызывает недовольство. Взять хотя бы этот дом. Эдвард решил, что дом нужно продать, поэтому для него он все равно что продан.
  
  — Он ошибается, — тихо произнес Деннис. — Дом не будет продан. Но это к делу не относится. Эдварда избили и похитили, не потребовав выкупа. Вы ведь ничего не упоминали о выкупе?
  
  — Об этом я спрошу у его жены, — ответила Ева. — Мистер Мира, хочу, чтобы вы знали: я верю каждому вашему слову, и у меня даже в мыслях нет, что вы способны причинить вред своему кузену или кому-то другому.
  
  — Спасибо, Ева.
  
  — И все же я обязана спросить то, что сейчас спрошу, иначе не выполню свою работу. А если я не выполню свою работу, то не смогу вам помочь.
  
  — Понимаю. Вы хотите спросить, когда я в последний раз видел Эдварда и какие у нас отношения. Если для меня так важен дом, я мог нанять кого-нибудь, чтобы его запугать. — Деннис кивнул и отставил кружку с чаем. — Мы виделись на праздниках. Больше для проформы, как ни грустно. Эдвард пригласил нас с Шарлоттой на прием. Когда это было, Чарли?
  
  — Двадцать второго декабря. Мы пробыли там не больше часа, потому что Эдвард пытался заставить Денниса продать дом.
  
  — Я не хотел спорить, поэтому мы ушли рано. В первых числах нового года Эдвард прислал мне электронное письмо, где снова изложил свои мотивы и план действий.
  
  — Мне ты не рассказывал.
  
  — Ты бы опять на него рассердилась. — Деннис взял жену за руку. — К тому же в письме не было ничего нового. Не люблю тащить этот сор в семью. Я коротко объяснил, что несогласен и собираюсь сдержать данное дедушке обещание. Эдвард ответил тут же, и я понял, что он очень зол. Обычно Эдвард выжидает несколько дней, словно у него нет времени заниматься всякими пустяками, однако на сей раз ответил немедленно. Написал, что даст мне время подумать. Пригрозил обратиться в суд, если я и дальше буду излишне сентиментален. А еще… заявил, будто никакого обещания не было, просто я, как обычно, все перепутал.
  
  — Да пошел он к черту!
  
  — Чарли!..
  
  — Бессердечный мерзавец! — От ярости лицо у Миры раскраснелось, глаза засверкали. — Ева, если ищете человека, которому хотелось бы избить Эдварда, то вот он, перед вами.
  
  — Хватит, доктор Мира, — спокойно прервала Ева. — Я поручу электронщикам получить доступ к этой переписке. Больше вы друг другу не писали?
  
  — Нет. Отвечать я не стал. Писать такое жестоко. К тому же это неправда. Мы оба обещали деду не продавать дом. — Печальная растерянность Денниса была так же очевидна, как яростное негодование Миры. — Я позвонил Эдварду только сегодня, но он не взял трубку.
  
  — Ясно. — Ева не удержалась и дотронулась до его колена. — Если речь идет о чем-то важном, вы никогда ничего не путаете. Я разберусь, что произошло. Обещаю.
  
  Когда в дверь позвонили, Ева ощутила прилив благодарности.
  
  — Это ко мне. Первым делом поручу чистильщикам осмотреть кабинет, а сама обыщу дом. Пара копов опросит соседей — не видели ли чего. И попрошу кого-нибудь из ребят отвезти вас домой. — Ева протянула Деннису мобильный. — Не могли бы вы записать имена и адреса, о которых я спрашивала?
  
  — Пусть лучше Чарли. Я не силен в электронике.
  
  — Я тоже. — Ева отдала телефон Мире. — Все будет хорошо.
  
  Деннис поднялся с дивана.
  
  — Вы такая умная женщина… такая добрая девочка, — добавил он к полной растерянности Евы и нежно поцеловал ее в щеку. — Спасибо.
  
  От короткой щетины, которую он, должно быть, упустил во время бритья, на щеке осталось ощущение легкой щекотки. Ева пошла открывать дверь, а щекочущее чувство тем временем проникло ей в самое сердце.
  Глава вторая
  
  Ева проводила супругов Мира до машины, пообщалась с чистильщиками и решила обыскать дом, начиная с верхнего этажа. Однако, поднимаясь по лестнице, внезапно остановилась, села на ступеньку…
  
  И позвонила Рорку.
  
  — Извини, — первым делом сказала она.
  
  — Не извиняйся.
  
  На экране появилось лицо Рорка. Боже… При виде его лица Еве всякий раз представлялось, что боги, ангелы, поэты и художники собрались однажды вместе, чтобы создать нечто совершенное. Красиво очерченный рот, пронзительно, невозможно голубые глаза, точеные скулы, и все это в обрамлении шелковистых черных волос…
  
  — Новое дело?
  
  Совершенный образ довершался голосом с легким ирландским акцентом.
  
  — Вроде того. Трупа нет — по крайней мере, пока, — так что дело необычное. На Денниса Миру напали.
  
  — Что?! — Предназначенная ей одной улыбка померкла. — Деннис ранен? В какой он больнице? Сейчас приеду.
  
  — С ним все в порядке. Только что отправила их с Мирой домой. Деннис получил довольно увесистый удар по голове, упал и ударился виском. Возможно, у него небольшое сотрясение мозга, но у Миры все под контролем.
  
  — Где ты сейчас?
  
  — В доме, которым владеет дед мистера Миры. Вернее, когда-то владел. Сейчас дом наполовину принадлежит Деннису, наполовину — его кузену, бывшему сенатору Эдварду Мире. На кузена тоже напали — пока он числится пропавшим без вести. Нужно обыскать дом — вдруг тело спрятано где-нибудь в шкафу, — а потом кое-куда заехать и поговорить. Так что даже не знаю, когда…
  
  — Дай мне адрес.
  
  — Рорк, это в Сохо. Не за чем тащиться сюда в такую погоду.
  
  — Либо ты дашь мне адрес, либо я сам его найду. В любом случае выезжаю.
  
  Она дала ему адрес.
  
  Ева успела обыскать верхний этаж — оба крыла, — когда приехал Рорк. При виде мужа с термосом горячего кофе в руках на душе у нее сразу повеселело.
  
  — Я собиралась приготовить ужин.
  
  Его чудесные губы сложились в улыбку, затем легко коснулись ее губ.
  
  — Правда?
  
  — Честное слово! На работе все тихо, так что я хотела поехать домой. Надеялась вернуться первой и накрыть стол в столовой — свечи, вино, спагетти…
  
  — Эта мысль греет мне душу.
  
  — Мира меня перехватила. Никогда не видела ее в таком состоянии. Мистер Мира позвонил ей, когда пришел в себя — его вырубили ударом по голове, — и попросил, чтобы я тоже приехала.
  
  — Естественно, он умный человек.
  
  — Я введу тебя в курс дела, пока ищу труп возможно убиенного Эдварда, но сперва скажи-ка, господин владелец всей планеты вместе со спутниками, если бы ты решил купить этот дом, сколько бы за него дал?
  
  — Я видел только часть здания, но, судя по всему, оно хорошо сохранилось. Построили его, наверное, в тридцатых годах XX века. Площадь — около шести тысяч квадратных футов. Район отличный. Предложил бы за него около десяти. А если бы продавал, запросил бы все пятнадцать.
  
  — Миллионов?
  
  — Да, миллионов.
  
  — Это ж целое состояние!
  
  — Дом тебе нравится? Деннис хочет его продать?
  
  — Нет… То есть дом, конечно, чудесный, но у нас уже есть один. Одного мне вполне хватает. К тому же Деннис не хочет его продавать — в этом весь сыр-бор.
  
  Продолжая обыск, Ева ввела Рорка в курс дела. Она знала: он не упускает ни малейшей подробности, даже когда останавливается посмотреть на антикварную мебель, резьбу по дереву или медальон на потолке.
  
  — Пожалуй, я мог бы срубить на нем все двадцать, — задумчиво произнес Рорк, — если бы нашел подходящего покупателя и умело разыграл карту. Однако вернемся к делу. Этот сенатор просто мерзавец — по крайней мере, на мой взгляд.
  
  — На мой тоже — судя по тому, что рассказала Мира и о чем умолчал Деннис. И все же неплохо бы найти его живым.
  
  — Согласен.
  
  Они прошли в кабинет, где теперь пахло химией и пылью.
  
  — Я немного знал Брэдли Миру.
  
  — Рассказывай.
  
  — Совсем немного, — уточнил Рорк, — в основном заочно. У многих он вызывал уважение и восхищение. Ты уже собрала на него досье?
  
  — Нет. Непосредственно к делу он отношения не имеет.
  
  — Брэдли Мира был окружным прокурором Нью-Йорка — задолго до твоего и моего рождения. Кажется, получил наследство, а позже и сам сколотил состояние. Потом стал судьей. На пенсию ушел более десяти лет назад — скорее даже лет двадцать тому назад, если память не изменяет. Остаток жизни посвятил добрым делам, о чем свидетельствуют все эти наградные таблички. Достойный восхищения человек, который, по общему мнению, прожил честную и плодотворную жизнь.
  
  — Мистер Мира его любил — невооруженным глазом видно. Значит, двадцать миллионов?
  
  Рорк обвел комнату оценивающим взглядом.
  
  — Если найти подходящего покупателя, то да.
  
  — Даже половина такой суммы — отличный стимул его найти. Нужно допросить этого риелтора. А значит, придется отыскать человека, который назначил ему встречу с Эдвардом. Но прежде всего хочу поговорить с домработницей и женой сенатора. Сначала домработница, потом жена.
  
  — Я веду машину, ты собираешь досье?
  
  — Отличный план. Только сначала проверю, что дал опрос соседей.
  
  Оказалось, что уборщица с мужем живут на втором этаже бывшего одноквартирного дома всего в нескольких кварталах от места преступления. Женаты двадцать семь лет. У нее — своя клининговая компания «Горничная на заказ», у него — фирма «Мастера на все руки», предлагающая разные мелкие услуги. Двое детей, оба работают в компаниях родителей. Трое внуков.
  
  — Все здание принадлежит им. — Ева кивнула на белый кирпичный дом, у которого Рорк остановил машину. — На первом этаже работают, на втором — живут.
  
  Она нажала кнопку домофона.
  
  — Да? — отрывисто и нетерпеливо произнес женский голос.
  
  — Полиция Нью-Йорка. Нам необходимо поговорить с вами, миссис Робартс.
  
  — Это еще зачем? Ну-ка, покажите удостоверение. Поднесите к камере.
  
  Ева предъявила значок.
  
  — Что случилось? Кто-то из детей попал в беду?
  
  — Нет, мэм. Просто нужно с вами поговорить. Ваше имя и адрес нам предоставил Деннис Мира.
  
  — Мистер Деннис? С ним все в порядке? Что, собственно… А, черт…
  
  Сила Робартс оборвала себя на полуслове и впустила их в дом.
  
  Первый этаж был разделен пополам коридором. По одну руку находился офис «Горничной на заказ», по другую — «Мастера на все руки». На двери в конце коридора висела табличка «Посторонним вход воспрещен». Пройдя в нее, они поднялись на второй этаж и оказались перед двумя двустворчатыми дверями. Одна из них резко распахнулась им навстречу.
  
  — С мистером Деннисом точно все в порядке? И кто вы, собственно?
  
  — Полиция Нью-Йорка, — повторила Ева и еще раз показала значок. — Лейтенант Даллас.
  
  — Даллас?.. Даллас?!
  
  У Силы Робартс были огромные глаза цвета горького шоколада и волосы почти того же оттенка, собранные в узел на макушке. При упоминании Евиной фамилии глаза у нее стали еще огромнее.
  
  — Рорк? Даллас? Я ведь смотрела кино и книгу тоже слушала. Ох, господи помилуй… Мел! Мел! Скорее сюда! С Мирами что-то случилось!
  
  — Успокойтесь, миссис Робартс. С Мирами все в порядке.
  
  — Вы же из отдела по расследованию убийств! — сердито крикнула Сила, дергая себя за ворот рубашки, на которой красовался логотип ее компании. — Работаете с мисс Шарлоттой. Думаете, я не знаю?
  
  Послышались тяжелые шаги, и в комнату вбежал высокий грузный мужчина.
  
  — Что с Мирами? Несчастный случай?
  
  — Убиты!
  
  — Что-что? — Здоровяк схватил жену за плечи и приготовился тоже завыть. — Боже мой, боже мой!.. Как?..
  
  — Тише! — рявкнула Ева. — С супругами Мира все в порядке. Сидят себе ужинают. Возможно, попивают вино. Так что успокойтесь и сядьте, черт побери!
  
  Из огромных глаз хозяйки катились слезы.
  
  — С ними точно ничего не случилось? Клянетесь?
  
  — Готова письменно принести клятву и расписаться собственной кровью, если это прекратит всеобщую истерику.
  
  — Извините. — Сила утерла мокрые щеки. — Извини, Мел.
  
  — Сила, что вообще происходит?
  
  — Это Даллас и Рорк.
  
  — Даллас и?.. Кто-нибудь умер?
  
  — Кто-нибудь умирает каждый день, — заметила Ева, — но Деннис и Шарлотта Мира живы и здоровы.
  
  — Просто я испугалась. — Сила шмыгнула носом. — Страх как испугалась. Они нам как родные.
  
  — Мне тоже.
  
  — Мистер Деннис о вас обоих очень высокого мнения. Он заглянул как-то в большой дом, когда я прибиралась и слушала книгу о деле Айконов. Я спросила, не знаком ли он с вами — вы же работаете с мисс Шарлоттой. Мистер Деннис ответил, что знаком и что вы добрые и отзывчивые люди. А еще смелые. Обожаю этого человека.
  
  — Ясно. — В этом Ева была с ней солидарна. — С ним все хорошо.
  
  — Сейчас принесу тебе вина, — сказал жене Мел. — Могу и вам принести.
  
  — Спасибо, но я на дежурстве.
  
  — А я нет, — весело сказал Рорк, — и с удовольствием выпью.
  
  — Могу принести вам чего-нибудь другого, мисс Даллас. Кофе, чаю. Еще есть пепси.
  
  — Пепси?! — Все еще влажные глаза Силы сощурились. — Мелвилл Робартс, ты обещал завязать!
  
  Здоровяк пристыженно ссутулил плечи, словно мальчишка, застигнутый за кражей печенья.
  
  — Ну, вдруг где-нибудь завалялась банка-другая?
  
  — Давайте пепси, — сказала Ева, чтобы закрыть эту тему. — И обращайтесь ко мне «лейтенант». Вы работаете на Денниса Миру, убираетесь в доме его деда?
  
  — Да, все верно. Давайте сядем — так и правда лучше.
  
  Проведя их в квартиру, где было уютно и так чисто, что вся мебель чуть ли не сверкала, Сила опустилась в ярко-синее кресло с высокой спинкой.
  
  — Сколько себя помню, мама всегда убиралась у судьи Миры и мисс Гвен. Когда я подросла, то стала ей помогать. Мисс Гвен умерла внезапно. Судья очень тосковал и пережил ее всего на несколько месяцев. Маме до сих пор их не хватает, да и мне тоже.
  
  — И мне, — вставил Мел, вернувшись с подносом, на котором стояло три бокала с вином и один с пепси. — Я выполнял для них разные мелкие поручения, так и познакомился с Силой — нам обоим было тогда по шестнадцать. Что-то случилось, мисс… лейтенант Даллас?
  
  — Случилось. Мистер Мира не пострадал, но сегодня в доме деда на него было совершено нападение.
  
  — Нападение? В доме деда? — Темные глаза Силы вновь сузились. — Сенатор распустил руки, да? Не смог уговорами, так пустил вход кулаки. Сенатор Эдвард Мира. Кузен мистера Миры, хотя так сразу и не скажешь, что они родственники. Непохожи, как сухое и мокрое.
  
  — Почему вы считаете, что Эдвард Мира мог напасть на собственного кузена?
  
  — Потому что этот человек хочет, чтобы всегда выходило так, как ему нужно. Всеми пытается вертеть, и всегда такой был. Не особо-то я высокого мнения о нем и о его заносчивой женушке. А вот дети у них чудные, ничего не скажешь. Славные люди. Ну а внуки вообще лапочки. Арестовали вы сенатора?
  
  — Нет. Эдвард Мира ни на кого не нападал. На него самого напали. Сейчас он числится пропавшим без вести.
  
  — Не понимаю…
  
  — Мистер Мира случайно стал свидетелем нападения. Его ударили по голове, а когда он пришел в себя, ни Эдварда Миры, ни нападавших в доме уже не было.
  
  Сила хлебнула вина и с шумом выдохнула.
  
  — Зря я про него такого наговорила. Их что, пытались обокрасть? В доме отличная охранная система. Никогда не боялась оставаться там одна или вместе с мамой и дочкой.
  
  — Когда вы были там в последний раз?
  
  — Сегодня, где-то с полвосьмого до полтретьего. Мы с дочерью убирались, а мама пришла просто за компанию. Работать ей тяжело, но она очень любит этот дом. Начали пораньше, отдраили все сверху донизу — раз в месяц у нас генеральная уборка. Когда закончили, то активировали все сигнализации и замки, поклясться могу.
  
  — Кто-нибудь подходил к дверям?
  
  — Нет, мэм.
  
  — Не замечали, чтобы в последнее время рядом с домом крутился кто-нибудь не из этого района? Понимаете, о чем я?
  
  — Да, понимаю. И нет, не замечала. Район там хороший. Несколько пожилых пар вроде господина судьи с женой. Люди в основном интеллигентные: врачи, юристы и все в таком духе. Пару раз в месяц заглядывал мистер Деннис — просто поздороваться и проведать дом.
  
  — А сенатор?
  
  Сила презрительно наморщила нос.
  
  — В последнее время и этот захаживал, только на уме-то у него одни деньги.
  
  — Сила!..
  
  — Прости, Мел, не удержалась. Сенатор вывез часть мебели… то есть нанял грузчиков, чтобы ее вывезли. Мистер Деннис сказал, она досталась ему по завещанию. Я не стала ему говорить, что случайно слышала, как сенатор обсуждает по телефону возможную стоимость этой мебели. Мистеру Деннису больно было бы узнать, что вещи, которые так любили его бабушка с дедушкой, достанутся чужим людям.
  
  Ева задала еще несколько вопросов, хотя уже понимала, что ничего интересного не накопает. Когда они с Рорком собрались уходить, Сила дотронулась до ее руки.
  
  — Я бы хотела позвонить мистеру Деннису — просто услышать его голос. Иначе я так и буду переживать. Можно?
  
  — Конечно, — ответила Ева и, немного помедлив, добавила: — Вы бы заглянули в дом где-нибудь через недельку, прибрались в кабинете. А то после криминалистов всегда много пыли.
  
  — Обязательно загляну.
  
  В машине Ева долго молчала, затем повернулась к Рорку:
  
  — Продажа мебели, встреча с риелтором… Возможно, простая жадность. И все-таки хорошо бы взглянуть на финансовые дела сенатора. Мало ли: проигрался в казино, бывшая любовница шантажирует. Может, он не просто хочет, а вынужден продать дом.
  
  — Сунуть нос в чужие финансовые дела, еще и с твоего разрешения — всегда приятно. В данном же случае это истинное наслаждение.
  
  — Как же ты его не любишь!
  
  — Не то слово.
  
  — Сумел бы он вынудить мистера Миру продать дом?
  
  Рорк плавно обогнул микроавтобус, стараясь, чтобы машину не заносило на скользкой дороге.
  
  — Подробностей я не знаю, но если они владеют имуществом в равных долях, пришлось бы побороться. Деннис мог бы выкупить долю Эдварда.
  
  — Ну да, если у него в шкафу пылится десять лишних миллионов.
  
  — Обычно десять миллионов не пылятся, а приносят еще больше миллионов. При разумном использовании, конечно. Мы могли бы дать ему в долг. Семья все-таки, — добавил он в ответ на удивленный взгляд Евы.
  
  Она взяла его за руку.
  
  — Я правда хотела приготовить ужин. А еще поплавать вместе и заняться любовью в бассейне. Подумывала даже посмотреть фильм.
  
  Рорк непринужденно улыбнулся:
  
  — Все сразу?
  
  — План не доработан. Жаль, не получилось его осуществить.
  
  — Ну, у нас вся жизнь впереди.
  
  Рорк остановил машину перед сверкающей серебристой высоткой. Швейцар, похожий на белого медведя в своей белоснежной ливрее с золотыми галунами, выбежал под ледяной дождь и сердито уставился на них. Ева зловеще усмехнулась.
  
  — Ты уже купил это здание?
  
  — Еще нет. Может, зайдем — посмотрим, стоит ли оно того?
  
  — Сначала собью спесь со швейцара, — ответила Ева, прежде чем вылезти из машины. — И не смей его подкупать!
  
  — Чтобы испортить тебе удовольствие? За кого ты меня принимаешь?!
  
  Ева шагнула на тротуар и широко расставила ноги. Швейцар презрительно скривил губы:
  
  — Даже не думайте поставить здесь эту развалюху.
  
  — Уже поставила.
  
  — Как поставили, так и переставите. Это место для такси, лимузинов и прочих машин, не позорящих автомобильную индустрию.
  
  Ева сунула ему под нос полицейский значок.
  
  — Это служебная машина, и она останется там, где я ее припарковала.
  
  — Слушайте, я всегда готов поддержать парней в форме — и девушек тоже, — но не могу же позволить, чтобы здесь торчала такая рухлядь.
  
  — Не судите по обложке.
  
  — Что?
  
  — По одежке, — поправил Рорк. — По одежке, дорогая.
  
  — Не важно. В любом случае машина останется здесь… — она взглянула на бейджик швейцара, — Юджин. Вы видели сенатора Миру сегодня вечером?
  
  — Нет, не видел, а я у дверей с четырех. Слушайте, заведите это убожество за угол — поставьте в гараж. Я им звякну, так что платить не придется.
  
  — Другой на моем месте счел бы ваши слова попыткой подкупа, но я просто пропущу их мимо ушей. А как насчет миссис Миры?
  
  — Ее секретарь ушел минут двадцать назад, так что, насколько я понимаю, миссис Мира у себя. А у вас к ней какие-то претензии?
  
  — Претензии у меня будут к вам, если вы не пропустите нас к миссис Мире, причем немедленно. За плечами у меня долгий рабочий день, я замерзла и промокла. Если захочу, могу превратить вашу жизнь в сущий ад.
  
  — Копы… — буркнул швейцар себе под нос и направился ко входу.
  
  Когда вошли в вестибюль, он протопал к компьютеру.
  
  — Вам нужен допуск от миссис Миры или кого-нибудь из ее подчиненных. У супругов Мира личный лифт, и если я попытаюсь отправить вас наверх без допуска, сработает сигнализация. А это будет стоить мне места. Вы можете превратить мою жизнь в сущий ад, сестрица, но куда вам до моей жены! Уж лучше оказаться в аду, чем сообщить ей, что остался без работы.
  
  — Лейтенант сестрица, — поправила Ева. — Передайте, что с миссис Мирой хочет поговорить полиция Нью-Йорка.
  
  Швейцар постучал пальцем по сенсорному экрану и надел наушник.
  
  — Прием, Хэнк! Говорит швейцар Юджин. Тут копы приехали, хотят побеседовать с боссом. Угу, сейчас сделаю. Понял.
  
  Он повернулся к Еве:
  
  — Охранник сообщит миссис Мире, что вы хотите подняться. А мне нужно считать данные с вашего значка.
  
  — Считывайте.
  
  Закончив сканировать значок, швейцар вернулся к экрану.
  
  — Лейтенант Ева Даллас, личность подтверждена. Хорошо. Охранник спрашивает, о чем вы собираетесь говорить с миссис Мирой.
  
  — А это я объясню самой миссис Мире, чтобы не разглашать конфиденциальную информацию.
  
  — Она сказала… в общем, ты слышал. Ясно.
  
  Швейцар отвернулся от экрана и указал на последний в ряду из трех лифтов.
  
  — Это лифт супругов Мира. Я отправлю его прямо наверх. Там вас встретит охранник.
  
  — Отлично.
  
  Лифт открылся почти бесшумно. Светло-золотистые стены, по бокам от дверей — две ярко-голубые банкетки, на столике у задней стены — букет белых роз.
  
  — Это ж надо — цветы в лифте! — удивилась Ева.
  
  Рорк продолжал смотреть в экран ППК.
  
  — Восемь лет назад они выкупили весь верхний этаж — четыре квартиры плюс террасы.
  
  — Весь верхний этаж!..
  
  — За двенадцать миллионов триста тысяч. Ты же сама велела взглянуть на финансовые дела сенатора.
  
  — Я думала, ты займешься этим дома.
  
  — Искушение оказалось слишком велико. Кстати, у лифта есть глаза и уши, но я взял на себя смелость заблокировать их, как только мы вошли.
  
  — А ты без дела не сидишь!
  
  — Праздные руки трудятся на дьявола.
  
  — Почему? Когда ты спишь, руки у тебя тоже праздные — они и тогда трудятся на дьявола? Что же теперь, не спать и все время что-нибудь делать? А если ты сломаешь руку? Будет она трудиться на дьявола, пока не срастется?
  
  Рорк задумчиво поглядел на бледно-золотой потолок.
  
  — Надо же было уничтожить такую простую, пусть и нравоучительную фразу!
  
  — Видишь? Я тоже без дела не сижу.
  
  Довольная собой, Ева вышла в беззвучно отворившиеся двери лифта.
  
  Навстречу ей шагнул высокий, прекрасно сложенный чернокожий парень, будто сошедший с обложки журнала мужской моды. В просторном холле тоже были белые розы, банкетки, приглушенное освещение, в стене — плотно закрытые двустворчатые двери.
  
  — Лейтенант… сэр… — обратился он к ним с чуть заметным британским акцентом. — Я должен принять у вас оружие и все электронные устройства, прежде чем пропущу к миссис Мире.
  
  — Черта с два.
  
  — В таком случае, боюсь, без ордера вам дальше не пройти.
  
  — Ясно. Я так понимаю, миссис Миру не интересует, что сегодня вечером ее мужа избили и, скорее всего, похитили. Если что-то изменится, пусть позвонит мне завтра в Центральное управление. Мое дежурство окончено. Пошли есть спагетти, — сказала она Рорку и повернулась к лифту.
  
  — Одну минуту. На сенатора Миру действительно напали?
  
  — С фрикадельками, — добавила Ева, — и бокалом хорошего вина.
  
  — Звучит восхитительно, — вторил ей Рорк. — У камина? В такую ночь приятно посидеть у огня.
  
  — Лейтенант Даллас!
  
  Ева оглянулась через плечо.
  
  — Вы ко мне обращаетесь?
  
  — Сенатор Мира ранен?
  
  — Слушайте, Хэнк, я здесь, чтобы поговорить с Мэнди Мирой. Либо она нас впускает, либо нет. Хватит тратить мое время.
  
  — Подождите, пожалуйста. Одну минуту.
  
  — У вас ровно шестьдесят секунд. Время пошло.
  
  Ева демонстративно взглянула на часы, а Хэнк приоткрыл дверь и скользнул внутрь.
  
  Она глубоко вздохнула:
  
  — И почему люди так не любят копов?
  
  — Понятия не имею. Теперь мне и правда хочется спагетти.
  
  — Потерпи, будут тебе спагетти.
  
  Хэнк появился, когда секундная стрелка дошла до тридцати.
  
  — Входите, пожалуйста. Миссис Мира сейчас подойдет.
  
  — Отлично. У нее примерно двадцать пять секунд.
  
  — Лейтенант… — начал он и тут же замолчал, заслышав быстрый перестук каблуков.
  
  Мэнди Мира оказалась высокой эффектной женщиной с идеальной фигурой и гривой золотых волос, которые, к удивлению Евы, с одной стороны доходили до уха, а с другой закручивались у самого подбородка. Холодные голубые глаза под темными бровями выражали одновременно раздражение и скуку.
  
  — Как это понимать? Я не привыкла, чтобы ко мне на порог заявлялась полиция. Меня не устраивает, что вы сочинили какую-то дикую историю о нападении на моего мужа и обманом проникли в мой дом.
  
  — Миссис Мира, вы говорили с мужем в течение последних нескольких часов?
  
  — Это вас не касается.
  
  — В таком случае извините, что напрасно проникли к вам в дом.
  
  Ева сделала движение уйти.
  
  — Я хочу знать, что это значит!
  
  — Это значит, что мы расследуем нападение на Эдварда Миру, а также его последующее исчезновение.
  
  — Полный бред!
  
  — Тогда позвоните ему прямо сейчас, и мы немедленно уйдем, принеся искренние извинения за причиненное беспокойство.
  
  — Хэнк! — Мэнди щелкнула пальцами. — Позвоните сенатору Мире.
  
  — Мэм, уже звонил — по всем номерам. Не берет трубку.
  
  — Дайте сюда!
  
  Она выхватила у охранника телефон и удалилась, стуча неимоверно высокими каблуками небесно-голубых туфель.
  
  — М-да, не хотела бы я на нее работать.
  
  Ева сунула руки в карманы и принялась осматривать комнату. Много холодных голубых тонов — под цвет глаз Мэнди Миры, догадалась она. Все элегантное, гладкое, блестящее. Хорошо, что им не предложили присесть: после таких стульев вся задница, поди, будет в синяках. На белом глянцевом фортепиано стоял еще один огромный букет белых роз. Белые портьеры обрамляли стеклянную стену с видом на террасу. Когда Ева дошла до незажженного камина и висящего над ним портрета сенатора с супругой, до нее долетел гневный голос Мэнди.
  
  — Как это не знаете? Вам за то и платят, чтобы знали! А если хотите, чтобы и дальше платили, свяжитесь с сенатором Мирой — немедленно! Вы меня поняли?
  
  Мэнди влетела в комнату и сунула Хэнку телефон.
  
  — Сенатор сейчас недоступен, хотя вас это и не касается. Однако я требую объяснений. Почему вы утверждаете, будто с ним что-то случилось?
  
  — Вам известно, что у вашего мужа сегодня была назначена встреча с риелтором по поводу дома на Спринг-стрит?
  
  — Известно.
  
  — Вы знаете имя и телефон риелтора?
  
  — Мне глубоко безразличен и дом, и его судьба.
  
  — Я так понимаю, подобный ответ должен означать «нет». Кузен вашего мужа Деннис Мира…
  
  — Ах, вот в чем дело! — Мэнди отмахнулась, словно от неприятного запаха. — Если вам позвонил Деннис, он только зря потратил ваше и мое время. Это растяпа и недотепа, питающий непонятную привязанность к дому на Спринг-стрит. Я бы решила, будто Деннис нарочно все подстроил, чтобы осложнить дело с продажей, но ему до такого в жизни не додуматься.
  
  Рорк положил руку на плечо Еве и легонько сжал. Он заговорил прежде, чем она успела раскрыть рот, так что ей осталось только представлять во всех красках, как она бьет Мэнди Миру кулаком в лицо.
  
  — На Денниса Миру напали после того, как он бросился на помощь вашему избитому мужу. Если прекратите перебивать, лейтенант подробно все объяснит, — добавил Рорк таким ледяным тоном, что чуть не отморозил Мэнди яйца, которые, как представлялось Еве, скрывались под ее белыми шелковыми брюками.
  
  — А вы, собственно, кто?
  
  — Рорк, в данный момент — гражданский консультант лейтенанта Даллас.
  
  Холодные глаза Мэнди сузились.
  
  — А, ну конечно. Знаю я, кто вы такие. Шваль и сброд. И сюда заявились, несомненно, по наущению Денниса и Шарлотты Миры. Можете им передать, что мне неинтересны их жалкие козни, а мой муж сделает с этим дурацким старым домом и со всем его содержимым то, что пожелает. Если еще раз нарисуетесь и будете мне досаждать, я поговорю с губернатором, и тогда посмотрим, надолго ли Шарлотта сохранит свою нелепую работу в полиции. Хэнк, выпроводите их отсюда. Сейчас же.
  
  Ева слегка подалась вперед.
  
  — Пошла ты в жопу!
  
  Мэнди побагровела.
  
  — Да как вы смеете! Даже не сомневайтесь — я обо всем сообщу вашему начальству!
  
  — Тогда вам нужен майор Джек Уитни. Центральное полицейское управление. — Ева достала значок. — И не забудьте записать мое имя и номер. В этом дурацком старом доме я сегодня вытирала кровь вашего мужа — подумайте об этом. А еще о том, что не можете его найти. Вспомните, что Деннис Мира пролил собственную кровь и оказался на полу без сознания, потому что хотел ему помочь. А еще…
  
  — Ева… — негромко произнес Рорк.
  
  — Нет, черт побери, я не закончила. А еще подумайте о том, что к вам приехала полиция, чтобы сообщить о случившемся и попытаться установить местонахождение вашего мужа, а вы наотрез отказались сотрудничать. Теперь я смотрю на вас как на главного подозреваемого. Прячешь скелеты в шкафу, сестрица? Даже не сомневайся — я их найду!
  
  От гнева и изумления вся краска сбежала с лица Мэнди Миры.
  
  — Вышвырните их вон!
  
  Она вылетела из комнаты, а Ева с Рорком направились в холл. Хэнк вышел вслед за ними и прикрыл за собой дверь.
  
  — Лейтенант… сэр… Я хотел бы извиниться за…
  
  — У вас своя работа, у меня — своя.
  
  — Вы уверены, что сенатора Миру избили и похитили?
  
  — Да. — Перемена в голосе Хэнка заставила Еву обернуться. — Вы знаете, с кем у него была назначена встреча в старом доме?
  
  — Не знаю, но постараюсь выяснить. Сенатор должен был вернуться больше часа назад. Мне и самому давно пора домой; миссис Мира настояла, чтобы я остался, пока он не приедет.
  
  — Это обычная практика?
  
  — Ничего необычного в ней нет. Если узнаю что-нибудь полезное, позвоню вам в Центральное. И просто для сведения: она и правда сообщит губернатору и вашему начальству.
  
  — Да хоть самому Господу Богу.
  
  Когда двери лифта закрылись, Рорк взял Еву за руку. Он почти чувствовал, как ее кожа излучает ярость.
  
  — Чур я буду Шваль.
  
  — Что?..
  
  — Чур я буду Шваль. Так что тебе остается Сброд.
  
  На лице Евы отразилось минутное замешательство, затем глаза ее лукаво блеснули, против воли отзываясь на шутку.
  
  — Почему именно Шваль? Потому что первый по списку?
  
  — Просто слово нравится. По-моему, мне идет. А тебе больше подходит Сброд. Мой Сброд…
  
  — Лейтенант Сброд.
  
  — Как скажешь.
  
  — Пытаешься меня успокоить, чтобы я не разнесла лифт?
  
  — Скорее, пытаюсь успокоиться сам. Не часто у меня возникает желание ударить женщину — не в моей это природе, а сейчас такое желание было.
  
  — Когда я мысленно ей вмазала, из носа у нее брызнула кровь.
  
  — Что же, придется нам обоим довольствоваться этим. И все же… — он поднес руку Евы к губам, — мы поедем домой и будем работать допоздна, чтобы найти мужа этой хамоватой стервы.
  
  — Ну и мерзавец же он, наверное. Только мерзавец возьмет в жены нечто подобное. Но ты прав, мы будем его искать.
  
  Пока ехали домой, Ева позвонила Мире — сообщить, что уведомила Мэнди.
  
  — Как она отреагировала?
  
  — Заявила, что это вы с мистером Мирой все выдумали, оскорбила меня, Рорка, вас обоих и пообещала пожаловаться губернатору и Уитни. Я послала ее в жопу.
  
  — Я все улажу.
  
  — Не надо. Не хочу, чтобы вы…
  
  — Ева, я все улажу. Ждите извинений.
  
  — Не нужны мне ее…
  
  — Не спорьте.
  
  Ева начала было возражать, но увидела усталость и напряжение в лице Миры.
  
  — Ладно, бог с ним. Как мистер Мира?
  
  — Нормально. Никаких настораживающих симптомов. Еще понаблюдаю сегодня, но, по-моему, он в полном порядке. Волнуется за Эдварда, конечно.
  
  — Передайте ему, что мы приступили к расследованию. Если что-то узнаем, я сообщу.
  
  Ева нажала на отбой прежде, чем Мира успела еще раз ее поблагодарить, и принялась обдумывать возможные методы расследования. Машина тем временем въехала в ворота и остановилась перед домом.
  
  Во всех окнах величавого каменного здания приветливо горел свет — даже в причудливых башенках. Вернуться в такой дом после бесконечного рабочего дня — это ли не чудо?
  
  Они вышли из машины и направились ко входу.
  
  — Сколько тебе понадобилось, чтобы спроектировать дом — весь этот замок?
  
  — О, мальчишкой я годами строил его в своем воображении. Всякий раз, как ложился спать голодным или избитым, дом вырастал еще немного.
  
  Поскольку детство у Рорка было такое же кошмарное, как у самой Евы, ее удивило, что дом получился просто большим, а не гигантским.
  
  — Я слегка его уменьшил, — пояснил Рорк, снова беря ее за руку. — Отказался от сторожевых башен и рва с водой. А еще пришлось признать, что мои любимые катапульты лишены всякого практического смысла.
  
  — Ну, не знаю. По-моему, катапульты — это круто.
  
  Переступив порог, Ева увидела Соммерсета. Вот кого бы она зарядила в катапульту в первую очередь…
  
  Дворецкий стоял у дверей, одетый в обычный черный костюм — вылитый живой труп или скитающийся по дому призрак. Толстый кот Галахад потерся о его штанину, затем потрусил к Еве с Рорком и принялся виться у них между ног, словно неуклюжий танцор кошачьего балета.
  
  Ева ждала традиционного язвительного замечания по поводу их позднего возвращения или еще какой-нибудь колкости, однако Соммерсет лишь произнес:
  
  — Мистер Мира?
  
  — Все в порядке, — ответил Рорк, снимая пальто. — Ева только что говорила с доктором Мирой.
  
  — Рад слышать. Если могу чем-то помочь, просто дайте знать.
  
  Соммерсет удалился почти беззвучной походкой. Ева проводила его хмурым взглядом.
  
  — После такого дня мне даже не представится случая на него наехать?
  
  — Ты послала в жопу супругу бывшего сенатора, — напомнил Рорк, помогая ей снять пальто. — На сегодня с тебя хватит.
  
  — Я была при исполнении.
  
  Мимоходом почесав Галахаду спинку, Рорк направился к лестнице.
  
  — Завтра наверстаешь упущенное.
  
  Поскольку ничего другого действительно не оставалось, Ева тоже двинулась вверх по лестнице, слыша позади топоток Галахада.
  
  — Сначала ужин, — объявил Рорк. — В спальне, с вином и камином.
  
  Ева не возражала. Потом, у себя в кабинете, она оформит доску с материалами дела, соберет кое-какие данные, поторопит детектива из отдела по розыску пропавших без вести. Рорк может проверить финансы Эдварда — это его развлечет. А сама она…
  
  — Я займусь вином и камином, ты — макаронами, — объявил Рорк.
  
  — Договорились. Надо будет позвонить детям Эдварда — вдруг они что-нибудь знают. А завтра займусь этим его институтом, если ничего нового не всплывет.
  
  — Если не всплывет труп, хочешь сказать. Ты рассуждаешь, как коп из убойного отдела.
  
  — Я и есть коп из убойного отдела. Да, труп. Будь это обычное похищение, за Эдварда потребовали бы выкуп. Может, конечно, им что-то от него нужно — тогда, глядишь, еще отпустят живым.
  
  — А зачем его отпускать?
  
  — Да, зачем? Разве что велят держать язык за зубами, чтобы не было хуже. Я слишком мало о нем знаю — не могу сказать наверняка. Чутье говорит, что труп будет, но вдруг у меня просто условный рефлекс?
  
  — Жена его не любит.
  
  Раньше Ева пришла бы к такому же выводу логическим путем. Теперь она сама испытала любовь и просто знала, что это так.
  
  — Любовью и не пахнет. Однако Мэнди дорожит своим статусом. Вряд ли это ее рук дело. Хотя, возможно, мне просто не все известно. По словам Миры, сенатор ходит налево, но жене глубоко наплевать. А вдруг ей больше не наплевать? Скажем, возникла угроза развода и потери статуса.
  
  Ева поставила на стол тарелки, до краев наполненные макаронами. В камине уже потрескивал огонь, а Рорк разливал по бокалам темно-красное вино. За происходящим с интересом наблюдал кот.
  
  — Как думаешь, Соммерсет его покормил?
  
  — Разумеется.
  
  — А, черт с ним…
  
  Ева вновь подошла к автоповару и заказала блюдечко с лососем.
  
  — Чтобы не смотрел на нас голодными глазами, — ответила она на удивленный взгляд Рорка.
  
  Когда Галахад с жадностью набросился на еду, Ева вернулась за стол и взяла в руку бокал.
  
  — Все это должно было произойти еще несколько часов назад.
  
  Она сделала медленный глоток.
  
  — Главное, что все-таки произошло. В такой мерзкий вечер приятно поужинать вместе у камина — пусть и с опозданием.
  
  Ева намотала на вилку спагетти, попробовала.
  
  — А ничего… — Она подцепила вилкой еще. — Риелтор. Нужно найти риелтора. Либо он как-то связан с исчезновением Эдварда, либо встречу отменили. Скорее всего, связан. — Ева оторвала вилкой кусочек фрикадельки. — Продажа дома тут ни при чем — ей мешает мистер Мира. Либо личные счеты, либо политические. Может, задолжал кому-то денег? В любом случае сенатора заманили в дедов дом, а значит, знали о его существовании и надеялись, что там им никто не помешает. Но мистер Мира спутал им карты.
  
  — Итак, пока Деннис Мира валяется без сознания, Эдварда увозят. То есть у похитителей есть машина.
  
  — Да. А раз есть машина, значит, они с самого начала собирались увезти его с собой. Только сперва немного отделать. Попахивает личными счетами. Или денежными делами — для многих это одно и то же. И все же…
  
  — Эдвард как раз намерен продать очень дорогую недвижимость, стоимость которой покроет любые долги, кроме совсем уж запредельных.
  
  — Вот именно. Так что, если дело в деньгах, самое разумное — убрать помеху, то есть мистера Миру. Однако мистера Миру не трогают. Значит, скорее всего, личные счеты.
  
  — Засадил кого-то не того, когда был судьей? — предположил Рорк. — Перебежал кому-нибудь дорогу в конгрессе? Или обошел по службе? У политика всегда много врагов.
  
  — У ловеласа тоже. Брошенная женщина. Муж или любовник бывшей пассии. Мотивов сколько угодно.
  
  Рорк кивнул и подцепил вилкой еще макарон.
  
  — А почему не прикончить его прямо на месте?
  
  — Вот-вот… — Ева ела, не переставая думать. — Поначалу я ставила на похищение. Но прошло уже несколько часов, а выкупа до сих пор не потребовали. Так что… им нужно время, чтобы выбить из Эдварда какие-то сведения или просто заставить страдать.
  
  — На Денниса напали сзади.
  
  Ева кивнула, пригубила вина.
  
  — Постарались, чтобы не увидел нападавшего. Значит, действовали хладнокровно. Казалось бы, почему просто не пристукнуть Денниса, а заодно хорошенько напугать Эдварда? Но нет. Деннис в их планы не входит.
  
  — То есть план у них есть.
  
  — Смотри… — Ева подалась вперед. — Похититель входит в дом вместе с Эдвардом. Значит, Эдвард его не знает. Или знает, но не боится. Похититель выдает себя за риелтора. Возможно, он и есть риелтор, тогда расставить ловушку еще легче. Пока не найдем Эдварда или его труп, не сможем выяснить, заманили его в кабинет, отвели под дулом шокера или втащили силой. Еще непонятно, почему именно кабинет — играет ли место какое-то значение или нет. Мистеру Мире показалось, что Эдвард не был связан. Мои наблюдения говорят о том же. Так что, думаю, преступников как минимум двое: один держит сенатора на мушке, другой избивает.
  
  — Если Эдвард задолжал кому-то денег — а я надеюсь это выяснить, — возможно, к нему подослали пару костоломов. Хотя зачем тогда заманивать его в дедов дом? Очень уж хитрая уловка, да и ненужная.
  
  — Именно. И вообще, зачем забирать Эдварда с собой, если можно просто переломать ему ноги? Не исключено, конечно, что выкуп еще потребуют, но пока мне кажется, что дело не в деньгах.
  
  — Следующая версия — секс.
  
  — Да, от секса люди дуреют. Становятся злобными, мстительными, жестокими.
  
  — Гарантируешь? — ухмыльнулся Рорк, так что Ева чуть не поперхнулась вином.
  
  — Извращенец!
  
  — Со стажем. Но ты говоришь о сексе неинтересном и недобровольном. Так что я с тобой согласен, хотя… — Он разломил хлебную палочку и протянул половинку жене. — Если Эдварда собирались избить до смерти, потому что он с кем-то замутил или кого-то бросил, зачем увозить его с собой?
  
  — Мистер Мира.
  
  Рорк кивнул:
  
  — Все пошло не так. Преступники запаниковали, однако не настолько, чтобы прикончить Эдварда сразу. Поэтому увезли его в другое место.
  
  — Да, эта версия мне нравится. «Черт, что же делать? Сматываемся, а его берем с собой». — Ева махнула хлебной палочкой. — Держу пари, тело найдется не более чем через сутки.
  
  — Боюсь, подобное пари слишком вульгарно даже для нас с тобой.
  
  — Пожалуй.
  
  Не отрываясь от еды, Ева гадала, кому впервые пришло в голову сделать шарики из фарша и был ли он вознагражден по заслугам.
  
  — В общем, я буду расследовать преступление как убийство, а отдел розыска пускай расследует как исчезновение. Но если появится труп, я дело не отдам. Мистеру Мире придется нелегко, хотя отношения у них с кузеном не самые дружеские.
  
  — Родственников не выбирают.
  
  — Да уж, и отношения между кузенами — отдельная песня. Когда Макнаб или Пибоди рассказывают о своих кузенах — или ты о своих, — чувствуется, что вас связывают родственные узы и большая симпатия. А этот кузен и его жена-мымра не просто забыли об узах или не испытывают симпатии. Они излучают…
  
  — Презрение.
  
  В знак согласия Ева ткнула в его сторону вилкой.
  
  — Именно. Надо быть полным идиотом, чтобы презирать такого человека, как мистер Мира.
  
  — Выходит, в течение ближайших суток мы обнаружим тело идиота?
  
  Ева кивнула, отправив в рот последний кусочек.
  
  — Да. Но это не значит, что мы будем сидеть сложа руки. Надо сделать приписку к плакату, который висит у нас в отделе. Ну, помнишь? «Мы служим обществу и защищаем вас вне зависимости от расы, вероисповедания и т. д. и т. п., потому что вы тоже можете умереть». Нужно пририсовать эту… как ее…
  
  Она изобразила в воздухе символ. Рорк невольно улыбнулся, потому что понимал ее с полуслова.
  
  — Звездочку.
  
  — Да, звездочку. И приписать: «Даже если вы идиот».
  
  — Для убойного отдела больше подойдет прошедшее время: «Даже если вы были идиотом».
  
  — Хорошее уточнение. Ладно, пора приниматься за работу. Ты займешься финансами.
  
  — С превеликим удовольствием.
  
  Они вместе вышли из спальни.
  
  — Надо отправить Пибоди отчет — ввести ее в курс дела. Копию перешлю Мире. Ее не так-то легко вывести из равновесия, но сегодня она испугалась. Особенно когда увидела, что мистер Мира ранен.
  
  — Любовь делает нас уязвимыми.
  
  — Мистер Мира ее утешал. Он всегда такой заботливый… Знаю, он сам был расстроен, к тому же получил нехилый удар по голове, и все-таки ее утешал.
  
  — А еще любовь делает нас сильными. В этом ее чудо.
  
  — Не знаю, многие ли рождаются добрыми, но мистер Мира именно такой. Доброта у него в крови. Поэтому жаль все-таки, что я не врезала этой стерве Мэнди.
  
  — Ты вообразила, как у нее из носа брызнула кровь. — Рорк потрепал Еву по плечу. — Придется довольствоваться этим.
  
  — Да уж, делать нечего.
  
  Они разошлись — каждый в свой кабинет. Кот предпочел остаться с Евой. Залез на спальное кресло, долго вертелся на месте и наконец рухнул, словно пробежал марафон.
  
  Ева села за стол и проверила почту. Донесение от чистильщиков — ребята в точности выполнили приказ поторапливаться. Кровь на кресле принадлежала Эдварду Мире, на полу — Деннису Мире. Отпечатки пальцев, обнаруженные в кабинете, в прихожей и на дверях, принадлежали либо Эдварду, либо Деннису, а также домработницам: Силе Робартс, ее матери Фрэнки Трент и дочери Даре. Значит, преступники пользовались изолирующим составом. Следовательно, все спланировали заранее.
  
  Ева принялась составлять отчет, приложила к нему доклад чистильщиков. Потом решила отправить копию майору Уитни и слегка причесала текст. Какой бы нагоняй ни устроил ей Уитни за то, что она послала в жопу Мэнди Миру, оно того стоило.
  
  Когда с отчетом и заметками было покончено, Ева принялась за доску с материалами дела. Пока данных маловато, подумала она, обходя доску кругом и разглядывая фотографию Эдварда. Но начало положено.
  
  Ева хотела вернуться за стол и собрать подробную информацию обо всех, кто хоть как-то связан с делом, когда вошел Рорк.
  
  — Уже? — удивилась она.
  
  — Пока только предварительные данные. Могу сказать, что крупная сумма денег сенатору не помешала бы.
  
  — Проигрался?
  
  — Скорее, просто живет не по средствам. Да и Институт Миры себя не окупает. Эдвард закачал в свое детище уйму денег, а оно до сих пор бьет ему по карману. Вообще они с женой очень много тратят. Охрана, приемы, путешествия. Пентхаус в Нью-Йорке, дом в Ист-Хэмптоне, квартира в Ист-Вашингтоне. Плюс членства в суперэксклюзивных загородных клубах. Кроме того, институт снимает номер люкс в моем отеле «Палас», выплачивает сотрудникам солидное жалованье и несет высокие общие расходы.
  
  Рорк подошел к столу, отпил кофе из Евиной кружки.
  
  — За последние два-три года Эдвард сделал несколько необдуманных вложений, что сказалось на уровне его доходов. Кое-что, правда, выручил на продаже антиквариата.
  
  — Из дедова дома.
  
  — Естественно. Если они с женой не найдут новый источник дохода, придется им урезать свои траты или же продать часть недвижимости. Это с учетом секретных банковских счетов — двух у него и одного у нее.
  
  — Ты уже обнаружил три секретных счета?
  
  Когда Рорк молча отхлебнул кофе и внимательно посмотрел на нее поверх кружки, Ева только покачала головой.
  
  — Чтобы ты, да не обнаружил… Заводить такие счета незаконно?
  
  — Подозрительно. А для человека его положения — неэтично. Продажа дома сильно облегчила бы ему жизнь.
  
  — И никаких кредиторов, которые могли бы подослать костоломов?
  
  — Надо копнуть поглубже, но пока картина достаточно ясная. Эти люди привыкли жить на широкую ногу и не желают урезать свои расходы, чтобы удержать финансовый корабль на плаву. К примеру, Мэнди тратит по десять-двенадцать тысяч в месяц на посещение салонов красоты и спа-процедур. Плюс ежегодные пластические операции и коррекция фигуры, что увеличивает сумму в три раза. Сам Эдвард не сильно отстает от жены в этом отношении.
  
  — Боже мой, почти четверть миллиона в год, чтобы навести красоту?!
  
  — Примерно так. И это ничто в сравнении с теми суммами, которые сенатор инвестировал и продолжает инвестировать в институт. Только на основание выложил двадцать миллионов из собственного кармана. Институт приносит ему около миллиона в год, однако Эдвард вкачивает обратно всю прибыль и немного сверх того, чтобы он не закрылся. Последние полтора-два года с деньгами у него туго.
  
  — Значит, ему позарез нужно продать дом на Спринг-стрит. Надо выяснить, кто наследует долю Эдварда в случае его смерти. Скорее всего, жена или дети.
  
  — Допустим, жена не хочет отказываться от привычного образа жизни. Пошла бы она на убийство?..
  
  Ева внимательно изучила фото Мэнди.
  
  — Я бы не удивилась. Решимости ей не занимать. Наверняка жизнь Эдварда застрахована. Он отбрасывает коньки — она остается безутешной и весьма обеспеченной вдовушкой.
  
  Ева сунула руки в карманы и покачалась на пятках. Затем помотала головой.
  
  — Метод неподходящий. Даже если Мэнди наняла костоломов. «Вот вам пачка денег. Отходите моего мужа как следует, а потом убейте. Причем именно на Спринг-стрит». Может, решила, что при таких обстоятельствах Деннис согласится продать дом?
  
  — «Здесь умер мой кузен. Его жена убита горем. Если продать дом, это поможет всем нам исцелиться». Да, пожалуй. — Рорк задумчиво протянул Еве кружку с остатками кофе. — Похоже на правду, хотя логика извращенная.
  
  — Слишком извращенная. К тому же, если это наемные убийцы, почему не покончить с Эдвардом сразу? Зачем увозить с собой?
  
  — Ты все-таки склоняешься к личным счетам?
  
  — Да. Денег он никому не должен? Никаких признаков, что его шантажировали или он сам кого-то шантажировал?
  
  — Ничего такого я не заметил.
  
  — Значит, Эдвардом движут деньги, а преступниками — что-то другое. Секс?
  
  Рорк обнял ее за талию.
  
  — С удовольствием!
  
  — Да я не про нас с тобой, умник! Деньги, политика, женщины — вот круг его интересов. Деньги отпадают. Политика… Эдвард больше не сенатор, хотя есть еще институт… Я, конечно, проверю, но, если Эдварду приходится закачивать в него такие суммы, много ли влияния он имеет в политических кругах? Остается секс. Номер люкс в твоем отеле… Готова поспорить, чудесное любовное гнездышко.
  
  — Мы умеем вить уютные гнездышки.
  
  — А можешь закинуть удочку и выяснить имена тех птичек, с которыми миловался в этом гнездышке кобель-сенатор? Что-то не звучит, — нахмурилась Ева. — Такую метафору смазала…
  
  — Если Эдвард принимал в отеле гостей, я раздобуду тебе их имена или, по крайней мере, фотографии. Дай мне пару минут.
  
  Ева сделала еще кофе и продолжила собирать данные. Ее не удивило, что Рорк справился со своим заданием первым.
  
  — Пять женщин за последний год. Каждая приезжала примерно раз в неделю в течение полутора-двух месяцев. Хочу бренди.
  
  — Пять за год… А ему ведь почти семьдесят!
  
  — Медицина, за что ей большое спасибо, сделала проблему возраста неактуальной. — Рорк достал из стенного шкафчика графин. — Я отправил тебе список имен в хронологическом порядке. Ах да, еще кое-что: сенатор пользуется номером примерно раз в неделю. Проводит там всю ночь. А вот дама редко остается до утра.
  
  Ева распечатала фотографии, приклеила к доске.
  
  — Все, кроме двух, официально замужем. Последней двадцать пять. Получается, он на сорок лет ее старше — даже больше! Мерзость какая.
  
  Когда Рорк только покачал бренди в стакане и сделал глоток, Евины глаза сузились.
  
  — Он же ей в деды годится!
  
  — Не люблю этого человека — теперь еще больше, чем прежде, — но не могу не восхититься его… м-м… выносливостью.
  
  — Опять членом думаешь?
  
  — Ну… — Рорк опустил взгляд на свою ширинку, — он тоже имеет право на собственное мнение.
  
  Бормоча себе под нос, Ева принялась кружить вокруг доски.
  
  — А они все красотки — надо отдать сенатору должное. Самой старшей, Лорен Кэнфорд, сорок два. Замужем, двое детей, лоббистка. У нее, естественно, политический интерес. Самой младшей, Чарити Даунинг, двадцать пять. Не замужем, художница, работает в «Эклектии» — художественной галерее в Сохо. Аша Коппола, тридцать один год, второй раз замужем, работает в некоммерческой организации. Эллисон Байсон, третий раз замужем — оптимизм или безумие? Как бы там ни было, третий раз замужем, тридцать четыре года, домохозяйка. И, наконец, Карли Маккензи, двадцать восемь лет, не замужем, журналист-фрилансер. Надо собрать досье и на них, и на мужей.
  
  — Займусь пока своими делами, если, конечно, тебе больше ничего не нужно.
  
  — Нет, ничего. Спасибо за помощь.
  
  В полночь Рорк заглянул проведать Еву. Как он и ожидал, она уже начинала клевать носом.
  
  — На сегодня ты достаточно потрудилась.
  
  Ева не стала спорить — знала, что нужно подождать, пока факты улягутся в голове. К тому же, если она не права, к утру Эдвард Мира еще приковыляет домой.
  
  — А ты знал, что мистер Мира и его кузен окончили Йельский? Сенатор выпустился на год раньше. Вообще-то разрыв у них в два года, но мистер Мира получил диплом заранее, еще и с этим, как его? Магнум что-то там.
  
  — Magna cum laude[2].
  
  — Точно. А еще состоял в обществе «Фи-Бета-Каппа»[3] и был третьим на курсе по успеваемости. Сенатор шел семидесятым с чем-то. У мистера Миры полно всяких титулов и званий — половины я даже не слышала. На последнем курсе избран старостой, на выпускном произносил прощальную речь.
  
  — Наверняка будущего сенатора это страшно бесило.
  
  — Наверняка. В общем, Городские войны только-только начинались, и мистер Мира был ни много ни мало капитаном университетского мирного патруля. Университет находился достаточно далеко от города, так что там было сравнительно безопасно, но случались стычки, митинги и обычные сообщения о заложенных бомбах.
  
  Войдя в спальню, Ева села на кровать и принялась стягивать ботинки.
  
  — Сенатор окончил юридический и устроился на работу в адвокатскую контору в Саннисайде — подальше от места военных действий. Деннис вернулся в Нью-Йорк, получил степень магистра в Колумбийском университете, а потом и доктора. Они с Мирой прожили вместе около года, прежде чем пожениться.
  
  Ева покачала головой и принялась раздеваться.
  
  — Знаешь, мне как-то в голову не приходило, что они жили вместе до свадьбы. Я изучила всю их историю. Странное чувство — словно за ними подглядываешь. Их профессиональная и семейная жизнь начиналась в городе, сотрясаемом войной. Поженились они в дедовом доме. Не надо было тратить на это время, но…
  
  — Чудесная история.
  
  — Чудесная. Теперь понятно, почему дом так много значит для мистера Миры.
  
  Ева натянула ночную рубашку и забралась в постель.
  
  — Сенатор с Мэнди поженились в «Паласе» — задолго до того, как ты его купил. Устроили большой пышный прием.
  
  Когда Рорк лег рядом, Ева повернулась к нему.
  
  — Ты ведь тоже мог устроить большой пышный прием в честь нашей свадьбы. Почему не устроил?
  
  — Тебе бы не понравилось. — Он обнял Еву и притянул к себе. — К тому же я хотел, чтобы наша совместная жизнь началась в самом важном для нас обоих месте — дома. Хотел, чтобы это счастливое воспоминание осталось здесь навсегда — как та картина, которую ты мне подарила, где мы с тобой стоим под цветущим деревом в день нашей свадьбы.
  
  Ева вздохнула.
  
  — Может, у нас и получится, — пробормотала она.
  
  — Что получится?
  
  Но Ева уже провалилась в сон.
  Глава третья
  
  Ева скользила на грани между сном и явью. В мозгу роились короткие и странные видения, сплетаясь друг с другом и тая, словно клубы дыма.
  
  Несмотря на туманную процессию снов, скорее нелепых, чем пугающих, ей было тепло, уютно и спокойно. Поэтому, когда Рорк отодвинулся, она вновь прижалась к нему, цепляясь за это тепло, уют и спокойствие.
  
  Он легко коснулся губами Евиного лба и осторожно разжал ее руки.
  
  — Не-ет… — пробормотала она.
  
  — Спи, — шепнул Рорк и хотел убрать ее руку, но она обняла его крепче.
  
  — Рано. Еще темно. Не уходи.
  
  — У меня голографическое совещание через…
  
  Еве было все равно. Она повернула голову и нашла в темноте его губы.
  
  Ей хотелось не просто пробудить в нем желание, а испытать тихую, шелковистую радость единения, пока мир не проснется и не затянет их в жесткую и слепящую действительность. Слиться с ним в широкой постели под окном в потолке, прежде чем сквозь стекло вползет холодный рассвет.
  
  Рорк почувствовал, как Ева вздыхает, целуя его в губы. И этот поцелуй мерцающим мостиком соединил день с ночью, наполняя тело любовью, словно расплавленным золотом. Ева легла на него — тело к телу, сердце к сердцу, губы к губам.
  
  Рорка завораживали гибкие линии ее стана, гладкая кожа, упругие мускулы. Его руки сначала бесцельно блуждали, затем скользнули под тонкую рубашку, в которой она спала. Лаская стройное Евино тело, Рорк думал, что стал бы абсолютно счастлив, а мир — совершенен, если бы это мгновение растянулось на вечность.
  
  Потом Ева поднялась, стянула через голову рубашку и приняла его в себя.
  
  Наслаждение усилилось одним резким, жарким скачком, а затем перешло в мягкую равномерную пульсацию, похожую на биение сердца — доказательство того, что оба они живы. Две тени во тьме, окутанные тайной, омытые тишиной, околдованные друг другом. Ева раскачивалась, раскачивала его, приближая их обоих к блаженству медленными волнообразными движениями, которые подчиняли себе тело Рорка и заставляли сердце ныть в груди.
  
  Рорк поднялся Еве навстречу, погрузил руки в ее волосы, приник губами к ее губам, и его сердце — каждый уголок — затопила любовь. Они увлекали друг друга в медленно разгорающееся пламя чувственных ощущений, подогреваемое ровным жаром этой любви, биение за биением, пока не осталось ничего, кроме пульсации.
  
  Слитые воедино, они вместе взмыли ввысь и вместе опали.
  
  Ева вздохнула, не размыкая объятий и прижавшись щекой к его щеке.
  
  — Вот так… — снова вздохнула она. — Вот так.
  
  Когда Рорк откинулся назад, увлекая за собой Еву, она была теплой и податливой, как расплавленный воск. Он провел рукой по ее волосам, по щеке, вызвав у нее улыбку.
  
  — Думаю, у нас получится.
  
  — По-моему, уже получилось, — заметил Рорк.
  
  Не переставая улыбаться, Ева ткнула его пальцем в живот.
  
  — Да я не об этом, хотя вышло здорово. Просто все время думаю о супругах Мира. Тебя не было с нами на месте преступления. Как они смотрят, как прикасаются друг к другу… Пару раз мне пришлось отвести взгляд — казалось, что наблюдаю что-то очень личное. Миры женаты много лет, и когда видишь их в подобные моменты, понимаешь, почему они до сих пор вместе. — Ева закрыла глаза. — Я тоже так хочу. Никогда не думала, что скажу нечто подобное, но я тоже так хочу. Хочу прожить с тобой целую жизнь, и чтобы после многих лет ты по-прежнему смотрел на меня, как он смотрит на нее.
  
  — Ты любовь всей моей жизни и навсегда ею останешься.
  
  — Не мог бы ты повторить то же самое лет этак через тридцать?
  
  — Договорились. А теперь, любовь всей моей жизни, спи дальше.
  
  Когда Рорк встал с постели, Ева нахмурилась.
  
  — Сейчас же глухая ночь!
  
  — Почти полпятого.
  
  — Некоторые — только не ты — считают, что это глухая ночь.
  
  — В Европе сейчас белый день, а у меня скоро голографическое совещание.
  
  Пока Рорк принимал душ, Ева немного подремала, но по-настоящему заснуть так и не смогла. Она почти не слышала, как он вышел из ванной и оделся. Двигался Рорк бесшумно, точно тень. Возможно, это отчасти объясняло, почему в прошлом он был таким успешным вором.
  
  Оставшись одна, Ева полежала еще немного и наконец сдалась.
  
  — Свет на двадцать пять процентов.
  
  Когда свет зажегся, Ева чуть не подпрыгнула: в ногах кровати лежал Галахад и пристально смотрел на нее.
  
  — Господи, да ты ничем не лучше Рорка! Тоже рыскаешь в темноте.
  
  Ева запрограммировала автоповар, чтобы сварить кофе, и пошла в душ, стараясь заставить мозг проснуться. Освободившись первой, приготовила завтрак для них обоих. Вафли — отличное начало холодного январского утра!.. Оставив их под двумя крышками с подогревом, она пошла одеваться. Потом вооружилась кружкой кофе, ППК и принялась за работу.
  
  — Что за прекрасное зрелище!
  
  Ева подняла голову. Сам Рорк в костюме а-ля король делового мира тоже выглядел что надо.
  
  — Уже скупил всю Европу?
  
  — Сегодня я не покупаю — пока, по крайней мере. Просто обсуждал кое-какие проекты на стадии разработки. Разработка идет полным ходом.
  
  Рорк сел, налил себе кофе и снял крышки с тарелок.
  
  — О, вафли!..
  
  — Ровно в восемь Пибоди будет ждать меня в Институте Миры. Хочу разведать обстановку и понять, чем там, собственно, занимаются. На обратном пути попробуем допросить парочку сенаторских подружек. К десяти нужно вернуться в управление: Трухарт получает сегодня значок детектива.
  
  — Жаль, что не смогу приехать. Тем более что ты будешь в форме…
  
  Рорк наблюдал, как Ева окунает вафли сначала в масло, потом в сироп. Галахад осторожно, дюйм за дюймом, полз к столу, пока Рорк не глянул на него. Тогда кот перевернулся на спину и начал деловито сучить лапами в воздухе.
  
  — Я сдеру с себя форму, как только церемония закончится.
  
  — Тем более жаль такое пропускать!
  
  — Очень смешно. Допросим остальных подружек, затем поговорим с сенаторскими отпрысками. Может, они окажутся разговорчивее супруги.
  
  — Я так понимаю, Эдвард пока не объявился — ни живой, ни мертвый?
  
  — Пока нет. Позже опять свяжусь с отделом розыска и попрошу Пибоди постоянно обзванивать больницы. Уже разослала ориентировку на розыск.
  
  Ева запихала в рот очередную вафлю и подумала, что если бы у всех людей день начинался с секса и вафель, они, наверное, были бы менее настроены убивать друг друга.
  
  А может, и нет.
  
  — Если Эдварда найдут мертвым, мне сообщат. А пока я поручила местным копам проверить остальные две резиденции — просто на всякий случай. Думаю, сегодня лаборатория подтвердит мои подозрения насчет слона.
  
  — То есть?
  
  — Предмет, которым стукнули мистера Миру. Стеклянная статуя в виде слона. Мне приснилось, будто он ожил и носился по дому. Вообще-то он не слишком большой. — Ева на мгновение оторвалась от еды и слегка раздвинула руки. — Но все-таки слон.
  
  — Порой завидую твоей бурной сновидческой жизни.
  
  — Кажется, я обездвижила его шокером, прежде чем он успел вырваться из дома и разнести весь район. Окончание сна помню смутно. Он плавно перетек в другой.
  
  — Один слон перетек в другого?
  
  — Не слон, а сон. Хотя слон, собственно, тоже. Я его допрашивала. «Речь идет о покушении на убийство, мистер Слон. Но если вы готовы сотрудничать, я проведу это дело как простое нападение».
  
  Рорк хохотал так самозабвенно, что Галахад совершил еще одну попытку подобраться к вафлям. Рорк отмахнулся от него рукой.
  
  — Ну как тебя не обожать?! «Мистер Слон»…
  
  — Во сне все было предельно серьезно. Этот чертов слон — единственный вещдок, и тот просто попался преступнику под руку. К делу он не относится.
  
  — Им ударили дорогого тебе человека.
  
  — Кстати, надо будет заехать сегодня к Мирам, если успею. — Ева машинально достала из вазочки крупную ягоду ежевики и задумчиво уставилась на нее. — Что-нибудь купить? Ну, там, цветы?..
  
  — Полагаю, что это обязательно, но получить цветы или небольшой сувенир всегда приятно.
  
  — Ладно, посмотрим, как сложится. — Она доела последнюю вафлю. — Сейчас проверю кое-что, позвоню Мире и буду трогаться.
  
  — Сообщи, если сенатора найдут — хоть живого, хоть мертвого.
  
  — Хорошо.
  
  Ева встала, застегнула кобуру, накинула пальто.
  
  — Встречаюсь сегодня с Надин, — сказал Рорк. — Она сократила список потенциального жилья до двух пунктов: бывшего склада, который можно перестроить, и трехкомнатной квартиры в Верхнем Вест-Сайде.
  
  — Что за квартира? Что-нибудь вроде пентхауса? Современное здание, великолепная охранная система, всяческие удобства?
  
  — Именно так.
  
  — Пусть покупает квартиру. Надин, наверное, кажется, что склад — это круто. Она уже думает, как его отремонтировать, сделать конфетку, но у нее ведь голова пойдет кругом. Да и когда ей? Передача на канале 75, книга и все такое… — Ева глянула на Рорка: — Оба здания принадлежат тебе?
  
  — Да. Надин уже отвергла несколько вариантов. Попросила меня предложить два своих и показать ей сегодня. Ее мучают кошмары, и она хочет поскорее съехать со старой квартиры.
  
  — Говорила же ей не открывать эту чертову дверь, — проворчала Ева. — Пентхаус, и точка. — Она нагнулась к Рорку и поцеловала его. — До скорого.
  
  Он притянул ее к себе для второго поцелуя.
  
  — Береги моего копа.
  
  — А у меня есть выход? Ты ведь должен сказать мне кое-что через тридцать лет. Пентхаус, — повторила Ева, направляясь к двери. — Передай Надин: хватит копаться — пусть покупает.
  
  Еве казалось, что она выехала заранее — даже слишком рано, — но на дорогах были сплошные пробки. Наконец она добралась до Крайслер-билдинг, недоумевая, почему бы людям не перейти на надомную работу и не оставить улицы тем, кому они действительно нужны. Она с трудом нашла место для парковки и последние два квартала проделала пешком.
  
  Рорк оказался прав: утро и впрямь выдалось холодное. Небо нависало морозным бледно-голубым куполом, воздух тоже был морозный и бледный. Пытаясь согреться, Ева сунула руки в карманы пальто и обнаружила там перчатки. Новые, с пушистой подкладкой, напоминающей теплое облако. Скоро она опять их потеряет, а сейчас они очень даже кстати.
  
  Ева хотела позвонить Пибоди и спросить, когда та приедет, но тут заметила напарницу на переходе. Невозможно не узнать розовое пальто в гуще черных, серых и темно-синих. Цветастая шапка на коротких темных волосах, длиннющий шарф — на этот раз в голубых разводах. Пибоди было видно за шесть кварталов.
  
  Ева подождала, пока напарница перейдет через дорогу.
  
  — Как мистер Мира? — первым делом спросила Пибоди. — Ты сегодня ему звонила?
  
  — Еще нет. Боюсь разбудить.
  
  — А вдруг у него сотрясение мозга?..
  
  — Мира мигом отвезет его в больницу, если понадобится. Вчера, когда я отправила их домой, он уже вполне оправился.
  
  — Поверить не могу, что кто-то на него напал!
  
  — Скажи спасибо, что не убил.
  
  Ева направилась к величественному зданию в стиле ар-деко.
  
  — Даже не подозревала, что они с сенатором Мирой родственники, — сказала Пибоди. — Трудно представить себе двух менее похожих людей.
  
  Толкнув дверь, Ева удивленно глянула на напарницу:
  
  — Ты знаешь Эдварда Миру?
  
  — Знаю. Не лично, разумеется, а как политика. Я же хиппи, — напомнила Пибоди. — Не согласна почти со всем, что он пропагандирует… — Пибоди умолкла, вертя головой и глазея по сторонам. — Вот это круть! Никогда здесь не бывала.
  
  — Хватит таращиться! — Для убедительности Ева ткнула ее локтем в бок. — Ты же коп, черт побери!
  
  Зрелище и правда было впечатляющее: огромный, высотой в три этажа вестибюль, красные с золотом мраморные стены, блестящий золотой пол и величественные колонны.
  
  Но копам не положено таращиться с открытым ртом, словно туристам.
  
  Обогнав по-прежнему глазеющую по сторонам Пибоди, Ева подошла к одному из информационных экранов.
  
  «Добро пожаловать! Пожалуйста, сообщите, куда вы хотели бы попасть».
  
  — Институт Миры, — произнесла Ева.
  
  Изображение Крайслер-билдинг растаяло и сменилось логотипом института.
  
  «Институт Миры занимает тридцатый и тридцать первый этажи. Главный вестибюль находится на тридцатом этаже. Для получения более подробных сведений назовите, пожалуйста, нужное вам лицо или отдел».
  
  — Приемная руководства.
  
  «Пожалуйста, пройдите на контрольно-пропускной пункт для прохождения досмотра. Приятного визита и хорошего дня».
  
  Как только Ева отвернулась от экрана, к ней шагнули двое охранников в форме.
  
  — Покажите руки и следуйте за нами.
  
  Уже успели просканировать, подумала Ева. Среагировали на наличие оружия.
  
  — Полиция Нью-Йорка. Сейчас достану значок, договорились?
  
  Ева двигалась очень медленно — на случай, если у кого-нибудь из охранников палец дрогнет на курке шокера.
  
  Один из них взял у нее значок, приложил к карманному сканеру.
  
  — Лейтенант, — произнес охранник, возвращая значок. — Ваш тоже, пожалуйста, — обратился он к Пибоди.
  
  Окончив сканирование, охранник кивнул, а его напарник отступил в сторону и проговорил что-то в пристегнутый к лацкану микрофон.
  
  — Можете идти. Воспользуйтесь левой группой лифтов и поднимитесь на тридцатый. Я предупрежу, чтобы вас пропустили, иначе опять придется проходить досмотр. У них там своя охрана.
  
  — Благодарю.
  
  Они пересекли вестибюль и присоединились к маленькой шумной группе садящихся в лифт. Ева чувствовала запах кофе в чьем-то пластиковом стаканчике — такого сладкого, что сводило зубы, — а также аромат приторно-цветочных духов. Две женщины щебетали словно райские птички о том, как бы заскочить на распродажу во время обеденного перерыва. Мужчина в папахе бубнил в телефон что-то насчет совещания в девять. Если бы Еве пришлось работать в офисе, она бы точно выбросилась в первое же окно.
  
  Райские птички вышли на двадцатом, любитель сахара со вкусом кофе — на двадцать третьем. Благоухающая цветами мадам в сапогах на шпильках и длинном черном пальто — на двадцать седьмом. К тридцатому с ними остался только мужчина в папахе.
  
  В центре вестибюля стояла S-образная стойка, позади которой висел логотип во всю стену; название института на нем было выведено строгими печатными буквами. Напротив большого тонированного окна располагалась зона ожидания: черные гелевые диванчики соседствовали с золотистыми креслами, в широкие спинки которых были встроены четыре панели: музыка, напитки, настройки приватности и коммуникация. С дальней стены добродетельно взирал портрет Эдварда Миры.
  
  За первым широким изгибом стойки сидела женщина в черном костюме с узким серебристым кантом и треугольными плечами — такими острыми, что хоть хлеб режь. Она самозабвенно работала за мощным компьютером, но тут же оторвалась от экрана и одарила их приветливой улыбкой.
  
  — Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. Служба безопасности уведомила меня о вашем прибытии. Чем могу помочь?
  
  — Нам нужно поговорить с главным начальником.
  
  — Начальником чего?
  
  — Всего этого. — Ева указала на огромный логотип института.
  
  — Боюсь, сенатора Миры нет на месте. Если вы сообщите цель своего визита, я направлю вас к соответствующему лицу.
  
  — Тогда нам нужен его заместитель.
  
  Сквозь вежливую маску проглянуло легкое раздражение.
  
  — Возможно, мисс Макдональд или мистер Бук сумеют вам помочь. Присядьте, пожалуйста. Я узнаю, могут ли они вас принять.
  
  — Это в их же интересах.
  
  Ева даже не подумала садиться и осталась стоять где стояла.
  
  — Минуточку.
  
  Администраторша нажала встроенную в подлокотник кнопку — кресло заскользило вдоль стойки и замерло у дальнего ее изгиба. Женщина дотронулась до наушника и повернула к ним одно заостренное плечо.
  
  — Похоже, никто здесь не в курсе, что основатель исчез, — заметила Пибоди.
  
  Ева глянула на портрет Эдварда Миры.
  
  — Видимо, сюда новости еще не дошли.
  
  — А разве миссис Мира…
  
  — Видела бы ты ее! — хмыкнула Ева.
  
  Администраторша вновь подъехала к ним.
  
  — Мисс Макдональд готова с вами побеседовать. Поднимитесь на тридцать первый — там вас встретят.
  
  Они вошли в лифт, назвали этаж. Пибоди достала ППК, но Ева покачала головой.
  
  — Я собрала данные на всю институтскую верхушку еще вчера вечером. Макдональд, Тресса. Возраст — сорок три года. Два развода, один ребенок — сын. Окончила Гарвард — право с уклоном в политологию. Работала при Мире сначала помощником судьи, потом, когда он заседал в сенате, руководителем персонала.
  
  — И ты все это запомнила? Впечатляет!
  
  — Наверняка сенатор и ее трахал, так что нужно присмотреться к ней повнимательнее.
  
  Если вестибюль тридцатого этажа был оформлен стильно, но строго, тридцать первый больше напоминал дворец. Ага, вот где обретается начальство, подумала Ева, глядя на белые мраморные полы, устланные пышными красными коврами. За единственным изгибом красной стойки работало сразу три человека. По бокам от высокого, во всю стену окна стояли зеленые деревья в кадках. Серые кожаные кресла были расставлены небольшими группами, а на огромном экране шли сразу шесть круглосуточных новостных программ. Скоро в них появятся сообщения о бывшем сенаторе Мире — живом или мертвом.
  
  Когда Ева с Пибоди двинулись к стойке, в двойные двери из матового стекла вошел мускулистый мужчина с толстой, как у борова, шеей. Он напоминал громилу, напялившего костюм за десять тысяч долларов.
  
  — Лейтенант Даллас, детектив Пибоди, — заговорил он. — Эйден Баннион, администратор мисс Макдональд. Я провожу вас к ней в кабинет.
  
  Ева в жизни не видела человека, менее похожего на администратора, однако прошла вслед за ним в стеклянные двери и оказалась в большом офисе, рабочие места в котором были разделены скорее силой воли, чем материальными перегородками. Пахло кофе и чьим-то принесенным с собой завтраком. Дребезжали телефоны, голоса пытались перекричать друг друга, пальцы стучали по клавиатурам. Если не считать мраморных полов и изысканной отделки, модных костюмов и дорогой обуви, офис мало чем отличался от полицейского участка.
  
  Петляя между столами, они миновали несколько кабинетов и подошли к угловому офису с двустворчатыми дверями, свидетельствующими о высокой должности владельца. Двери были открыты, и Эйден без стука шагнул внутрь.
  
  — Лейтенант Даллас и детектив Пибоди, — объявил он.
  
  — Спасибо, Эйден. Одну секундочку… — Тресса Макдональд легонько постучала по наушнику. — Я здесь. Если вы сделаете все от вас зависящее, я тоже сделаю все, что смогу. К концу дня. Отлично. Я перезвоню. До свидания.
  
  Тресса закончила разговор и встала — невысокая стройная женщина в мягком сером костюме с небольшим белым жабо на груди. Огненно-рыжие локоны рассыпаны по плечам. Она вышла из-за стола, оценивающе оглядывая Еву темно-зелеными глазами.
  
  — Тресса Макдональд. — Женщина твердо и решительно пожала руку сначала Еве, затем Пибоди. — Кто-то ранен, если не хуже. Я знаю, кто вы. — Голос у нее был такой же твердый и решительный, как и рукопожатие. — Вы из отдела по расследованию убийств. Если кто-то убит, пожалуйста, так и скажите.
  
  — Насколько я знаю, пока никто не убит.
  
  Тресса коротко выдохнула.
  
  — Слава богу! Присаживайтесь. Хотите кофе? Ассистент Эйдена готовит обалденный кофе-латте.
  
  — С удовольствием, — ответила Пибоди, прежде чем Ева успела отказаться за них обеих.
  
  — Значит, два кофе-латте. А вам, лейтенант?
  
  — Просто кофе. Без молока.
  
  — Спасибо, Эйден. — Тресса жестом пригласила их садиться и опустилась на диван почти того же цвета, что ее глаза. Ева с Пибоди устроились в темно-синих креслах. — Итак, что случилось?
  
  — Вчера около пяти часов вечера на Эдварда Миру было совершено нападение…
  
  — Что?! — Тресса резко выпрямилась. — Где он? Что с ним?
  
  — Не знаю — он исчез.
  
  — Что значит «исчез»? Я не… — Она оборвала себя на полуслове, покачала головой. — Простите. Я не то говорю. Одну минуту…
  
  Тресса отвернулась, сделала вдох, потом еще один, более глубокий.
  
  — Пожалуйста, расскажите все, что вам известно.
  
  — Вы знали, что вчера у сенатора Миры была назначена встреча с риелтором по поводу продажи дома, которым он владеет на равных правах со своим кузеном Деннисом Мирой?
  
  — Нет. — Тресса потерла лоб. — Не знала.
  
  — Вам известно имя риелтора, с которым работал сенатор?
  
  — Он работал с Сайласом Гринбаумом из «Гринбаум реалти». До недавнего времени.
  
  — До недавнего времени?
  
  — Да. — Тресса оглянулась на Эйдена, который как раз вошел и поставил на стол поднос с кофе и блюдечком тонкого печенья. — Вы не знаете, услугами какого риелтора пользуется теперь сенатор?
  
  — Нет, не знаю, но с Гринбаумом он оборвал всякую связь.
  
  — Спросите Лидди. Выясните, с кем у него вчера была назначена встреча по поводу дома на Спринг-стрит.
  
  — Хорошо.
  
  — И закройте, пожалуйста, дверь. По-вашему, на сенатора напал тот человек, с которым он встречался? — обратилась она к Еве.
  
  — На него напали на Спринг-стрит. Деннис Мира вошел в дом и направился в кабинет на звук голосов. Увидел избитого Эдварда Миру, хотел броситься ему на помощь, и тут его самого ударили сзади по голове.
  
  — Деннис?.. — Тресса дотронулась до белого жабо на груди. — Как он?
  
  — Вы знаете Денниса Миру?
  
  — Да, очень хорошо. Вы же не думаете, будто он имеет какое-то отношение к… Разумеется, не думаете. — Она запустила руки себе в волосы. — Вы ведь работаете с Шарлоттой Мирой, знаете его самого. А судя по тому, что я слышала о вас с детективом Пибоди, вы обе далеко не дуры и понимаете, что Деннис мухи не обидит. Извините, что все время перебиваю. Не могу сидеть на месте.
  
  Тресса вскочила с дивана и принялась мерить шагами комнату.
  
  — На ногах мне будет легче.
  
  Ева понимающе кивнула.
  
  — Когда Деннис Мира пришел в себя, сенатора уже не было. С тех пор его больше не видели — если, конечно, он не нашелся, пока мы здесь сидим.
  
  — Похищение? Но выкупа не потребовали… Вы, конечно, говорили с Мэнди. С требованием выкупа обратились бы либо к ней, либо сюда.
  
  — Да, я с ней говорила. Она не смогла предоставить никаких сведений.
  
  — У сенатора есть дом в Ист-Хэмптоне и квартира в Ист-Вашингтоне. Разумеется, вы уже их проверили.
  
  — Разумеется.
  
  Раздался стук, и в дверь заглянул Эйден.
  
  — Имени Лидди не знает. Сенатор сообщил только, что в четыре тридцать у него встреча с новым риелтором. Уехал в начале пятого — Винни отвез его в дом на Спринг-стрит. Сенатор сказал, что ждать не нужно — его подвезут. Никаких сведений о новом риелторе у Лидди нет.
  
  — Спасибо, Эйден. Попросите, пожалуйста, Вайатта отложить все дела и зайти ко мне.
  
  — Хорошо.
  
  Когда Эйден вышел, Тресса расправила плечи, села и взяла со стола чашку с кофе.
  
  — Вам нужно знать, где я вчера была. В полпятого, верно?
  
  — Скажем, с четырех до шести.
  
  — Где-то до без пятнадцати пять я проводила совещания. Вайатт, Эйден и еще несколько человек могут подтвердить. В пять встретилась с Марчеллой Кандин в бистро на Лексингтон-авеню. Мы просидели там до начала седьмого. Потом я вызвала такси и поехала к матери. У сестры вчера был день рождения, и мы устроили праздничный ужин в семейном кругу.
  
  Вайатт Бук вошел без стука — импозантный мужчина лет на двадцать старше Трессы. Шапка неестественно черных волос, строгий костюм того же цвета, глаза в тон. Вайатт зыркнул на Трессу, вперился взглядом в Еву.
  
  — Что происходит?
  
  — Эдвард исчез.
  
  — Исчез? Чушь!..
  
  — Вы говорили с ним сегодня или вчера вечером? — спросила Ева.
  
  — Нет, но это еще не значит, что он исчез. И ему точно не понравится, что полиция его выслеживает или сливает журналистам сплетни.
  
  Ева хотела было встать, однако Тресса ее опередила:
  
  — Вайатт, пожалуйста, сядь и помолчи. На Эдварда напали в доме на Спринг-стрит, после чего он исчез.
  
  — Напали? Полный бред! Где был Винни?
  
  — Эдвард его отпустил. У него была назначена встреча — предположительно с новым риелтором. На Денниса Миру тоже напали.
  
  — Ха! — Легкое беспокойство на лице Вайатта сменилось столь же легкой усмешкой. — Наверное, у них с Деннисом просто дошло до рукоприкладства.
  
  — Ну и кто здесь порет чушь?
  
  — Я вас умоляю! — Вайатт с раздражением вытащил из кармана телефон. — Сейчас вызову службу девять-один-один на его личный номер, что, естественно, тоже ему не понравится. Зато положит конец этому цирку. — Вайатт нахмурился. — Звонок не проходит — даже на голосовую почту.
  
  — Значит, похитители достаточно умны, чтобы уничтожить телефон, — заметила Ева. — Кто его новый риелтор?
  
  — Понятия не имею. Тоже полнейший цирк. Эдвард вернется к Сайласу, как только оба остынут.
  
  — Они повздорили?
  
  — Эдвард уволил Сайласа пару недель назад, когда тот отказался выставить на продажу дом на Спринг-стрит.
  
  — Сайлас не может выставить его на продажу, — продолжила Тресса, — поскольку дом не находится в единоличном владении.
  
  — Я в курсе. У сенатора Миры есть враги?
  
  Вайатт презрительно фыркнул и шлепнулся на диван.
  
  — Чей это кофе?
  
  — Угощайтесь, — ответила Ева. — Я к нему не притрагивалась.
  
  — Эдвард был юристом, судьей, потом сенатором. — Вайатт хлебнул кофе. — Дня не проходило, чтобы он не нажил очередного врага.
  
  — С тех пор как мы познакомились, Эдварду постоянно угрожали, — прямо сказала Тресса. — О любом сколько-нибудь серьезном случае сообщалось в полицию. Однако с тех пор, как Эдвард ушел из конгресса, угроз стало намного меньше.
  
  — Есть у вас кто-нибудь конкретный на примете? — Ева немного помедлила и продолжила: — Кто-нибудь из женщин, с которыми он встречался? Брошенная любовница или муж, недовольный их связью?
  
  — Я не вмешиваюсь в личную жизнь Эдварда, — сухо ответила Тресса, а Вайатт подался вперед.
  
  — Нельзя, чтобы слухи о внебрачных связях сенатора просочились в прессу!
  
  — Мистер Бук, слухи меня не интересуют. Я просто хочу найти сенатора Миру. Сбор данных о его личной жизни входит в мои обязанности ни больше ни меньше.
  
  — Я вас предупреждаю…
  
  — Осторожнее с предупреждениями, когда речь о моих обязанностях. С кем он сейчас встречается?
  
  — С какой-то художницей. — Вайатт начал было протестовать, но Тресса метнула на него гневный взгляд. — Для нас важнее найти Эдварда, чем сохранить лицо. Молодая женщина, имени я не знаю — действительно стараюсь не вникать. Эйден может выяснить.
  
  — Не надо, я уже выяснила — причем, как ни странно, в прессу не сообщила. Детектив Хэнсон свяжется с вами для повторной беседы. — Ева встала с кресла. — Он ведет расследование от отдела по розыску пропавших без вести. Если появятся новые сведения, позвоните ему или мне.
  
  — Можем мы еще чем-то помочь? — спросила Тресса.
  
  — Выясните имя риелтора. Всего хорошего.
  Глава четвертая
  
  Они пробрались через общий офис и вышли в вестибюль.
  
  — Ты разве не хочешь взглянуть на список его деловых встреч? — спросила Пибоди.
  
  — Институт кишит юристами. Без ордера никуда заглянуть не выйдет, а ордер я получу, только когда речь пойдет об убийстве. Пока пусть этим займется Хэнсон — перешли ему имя шофера и бывшего риелтора. А мы поговорим с женщинами из списка, сыном и дочерью сенатора… — начала Ева, глядя на часы, — но позже. Мы пробыли здесь дольше, чем я рассчитывала.
  
  — Едем в Центральное? На посвящение Трухарта?
  
  — Едем в Центральное, — подтвердила Ева.
  
  — Ура!
  
  — Отставить «ура». Впечатления, наблюдения, выводы? — спросила Ева, входя в лифт.
  
  — Все просто помешаны на статусе, а это обычно исходит от начальства. Я-то думала, в подобных организациях — исследовательских институтах, группах активистов и так далее — все более скромно, где-то даже убого. Мое чутье ни на кого не среагировало. По крайней мере, на сей раз. Макдональд, похоже, искренне обеспокоена. Бук — не особо.
  
  — Почему, как думаешь?
  
  — Мне кажется, как человек сенатор его мало интересует. Нет? Думаешь, дело не в этом?
  
  — Может, и в этом — хотя бы отчасти. По-моему, Бук считает, что сенатор просто укатил куда-то с художницей или еще какой-нибудь девицей. Такая версия кажется ему более правдоподобной, чем похищение.
  
  В вестибюле Ева натянула на голову шапочку со снежинкой — столько же от холода, сколько от сентиментальности.
  
  — Макдональд права, — заметила Пибоди. — Когда Эдвард был сначала судьей, а затем сенатором, у него наверняка образовался внушительный список врагов. Он всегда был сторонником жестких мер — и в суде, и в конгрессе. Пропихивал свою политику. Эдвард по-прежнему участвует в политических ток-шоу и чуть ли слюной не брызжет, когда с чем-то не согласен. Сейчас широко обсуждаются государственные расходы, а он выступает против многих программ социального обеспечения. Во время своего последнего срока в конгрессе он очень резко высказывался по поводу закона о профессиональном родительстве. Приводил цифры, сколько сэкономит государство, если урезать выплаты. Заявил, что его жена с удовольствием сидела дома с детьми и не взяла ни цента правительственных денег.
  
  — А никто не напомнил, что его жена и так купалась в роскоши? Кроме того, у нее наверняка был целый штат прислуги — задницу даю на отсечение.
  
  — Ну да, к тому же Акт о профессиональном родительстве пользуется большой популярностью, поэтому рейтинг сенатора и упал. Аналитики считают, что Эдвард не стал баллотироваться снова, потому что понимал: ему все равно не выиграть.
  
  — Аналитики?
  
  Пибоди пожала плечами и уткнулась подбородком в складки шарфа.
  
  — Смотрю иногда политические ток-шоу, пока занимаюсь рукоделием. Макнаб не возражает. Когда выступает кто-нибудь вроде нашего говносенатора или депутатши Видали… Ты ведь знаешь, кто такая Видали?
  
  — Не знаю и знать не хочу.
  
  — Видали — ханжа и лгунья. Терпеть не могу, когда она и ей подобные начинают вещать о том, чего ждет от них Бог. Как будто они с Богом запанибрата — не то что мы, простые смертные. Я просто зверею. А потом у нас бурный секс.
  
  Еве захотелось приподнять бровь.
  
  — С Видали? — уточнила она.
  
  Пибоди с трудом подавила смешок.
  
  — Ну да, мы в друг друге просто души не чаем. Если серьезно, мне все время хочется ее стукнуть. Смотрю на Видали и думаю: «Так бы и врезала по твоей лживой роже». А вместо этого сигаю на Макнаба, и все довольны.
  
  Ева подумала о шарфе, который подарила ей Пибоди. Интересно, сколько раз она сигала на Макнаба, пока его вязала?.. Пожалуй, лучше об этом не думать.
  
  Ева завела двигатель и проскочила в крошечный зазор между машинами, не обращая внимания на несущиеся вслед автомобильные гудки.
  
  — Немного передохнем после церемонии и снова за работу. Первым делом поговорим с художницей.
  
  — Ей ведь и тридцати еще нет? Фу, какая гадость! А я ведь вообще-то предрассудками насчет возраста не страдаю.
  
  — А что говорят аналитики?
  
  — По телевизору — ничего. Может, у них негласное правило такое? Зато на форумах и в политических блогах много слухов про похождения Эдварда. И не только Эдварда, но сейчас речь именно о нем, так что… Про художницу, правда, не слышала. Пока.
  
  — Может, изучишь эту тему? В смысле, тему похождений. Вдруг накопаешь что-нибудь про женщин, которых нет в нашем списке, или про особо некрасивый разрыв. Если найдешь что-нибудь интересное, отправь копию мне и Хэнсону.
  
  — С превеликим удовольствием. — Пибоди достала ППК. — Сейчас и начну.
  
  Остаток пути они проделали в молчании, которое нарушало только сердитое бормотание Пибоди.
  
  Войдя в убойный отдел, Ева быстро огляделась по сторонам. Кармайкл, одетая в полную форму, только что появилась из раздевалки. Трухарт со своим бывшим тренером, а отныне напарником, то ли еще наводили марафет, то ли уже спустились вниз. Сантьяго и Дженкинсон сидели на рабочих местах, один уткнувшись в телефон, другой — в компьютер. На голове у Сантьяго красовалась ковбойская шляпа — результат пари, которое он проиграл детективу Кармайкл. А Дженкинсон умудрился отыскать очередной галстук расцветки «вырви глаз». На этот раз в полоску: зеленую цвета рвоты и желтую цвета мочи.
  
  Ева молча покрутила пальцем в воздухе, как бы говоря: «Закругляйтесь», и заскочила на минуту к себе в кабинет — хлебнуть кофе и кое-что записать.
  
  Когда Ева вошла в раздевалку, Пибоди стояла в одних форменных брюках, лифчике и майке, а из глаз у нее катились слезы.
  
  — Что ты?.. Немедленно перестань!
  
  — Штаны велики!
  
  — Ну так подтяни пояс, черт побери!
  
  В ответ на нетерпеливый приказ Евы по щеке Пибоди скатилась еще слезинка.
  
  — Широки в талии. И даже на попе немного отвисают. Я похудела! Наконец-то похудела! В прошлый раз форма была точно по фигуре, а теперь немножко велика!
  
  — Хорошо, отлично, круто. А теперь соберись!
  
  — Я очень старалась, особенно в последнее время. Ходила в спортзал три раза в неделю. Бросила взвешиваться, потому что цифра на весах никак не желала меняться. Ты не знаешь, каково это…
  
  Ева достала из шкафчика форму. Ей неприятно было раздеваться перед кем-либо, кроме Рорка, но она начала стягивать с себя одежду.
  
  — Может, и не знаю. По крайней мере, не вполне. Зато я была тощей. Не худой или стройной, а тощей. Слабой. Пришлось потрудиться, чтобы окрепнуть и нарастить мускулы. Так что я представляю, каково смотреть в зеркало и быть недовольной тем, что видишь.
  
  — Никогда не думала об этом в таком ключе.
  
  — Сидеть на диете и качать мускулы нужно, чтобы стать сильной и подтянутой, а не чтобы увидеть цифру на весах.
  
  — Я знаю. Увидеть цифру тоже хочется, но я знаю. Занимаюсь рукопашным боем.
  
  — Хорошо.
  
  Ева натянула форменные брюки и постановила, что сидят они как всегда.
  
  — А все-таки… не стала моя попа поменьше?
  
  — Господи, Пибоди!
  
  — Ну же, будь другом — ответь. Стала или нет?
  
  Ева натянула куртку и посмотрела на Пибоди долгим пристальным взглядом.
  
  — Вообще никакой попы не вижу.
  
  Пибоди исполнила танец радости.
  
  — Спасибо. Не забудь надеть медали.
  
  — Угу.
  
  — Помочь пристегнуть? Этакая тяжесть…
  
  — Отвали. В следующий раз буду переодеваться у себя в кабинете.
  
  Пибоди с улыбкой застегнула куртку.
  
  — Сегодня я горжусь тем, что ношу форму. То есть я всегда горжусь, но сегодня особенно.
  
  — Потому что штаны тебе велики?
  
  — Ну и поэтому. Но прежде всего из-за Трухарта. Я горжусь тем, что надеваю ее ради Трухарта.
  
  Да, ради Трухарта, подумала Ева, доставая коробку с медалями.
  
  Когда она вошла в зал, Бакстер, сменивший модный костюм на полицейскую форму, уже сидел в первом ряду.
  
  — Чуть не опоздали, лейтенант.
  
  — Время еще есть. Слушай, ты должен со мной поменяться — стоять на сцене рядом с Трухартом.
  
  Бакстер поднялся на ноги.
  
  — Благодарю за предложение, но Трухарт заслуживает того, чтобы стоять рядом со своим лейтенантом. А я буду сидеть здесь, в центре первого ряда — тебе тоже занял местечко, Пибоди, — и наслаждаться моментом. Вон его мама и девушка. Скажите им что-нибудь.
  
  — Скажу — после церемонии.
  
  Ева обошла сиденья сзади, пробираясь сквозь море синих форм, и тут заметила майора Уитни, который стоял в стороне и беседовал с шефом Тибблом. Она двинулась было к Трухарту, показавшемуся ей сейчас совсем юным, слегка бледным и свежим, как майская роза, однако Уитни сделал ей знак приблизиться.
  
  — Майор Уитни, шеф Тиббл, отличный сегодня день.
  
  — И впрямь. — Уитни, широкоплечий мужчина, казавшийся приземистым рядом с высоченным Тибблом, обвел глазами собравшихся.
  
  — Хорошо, что вы смогли прийти, шеф. Это очень многое значит для тех, кто вступает сегодня в должность.
  
  — Для меня тоже, — ответил Тиббл. — Прежде чем начнется церемония, хотел бы узнать, как продвигается расследование исчезновения сенатора Миры.
  
  — Мы с детективом Пибоди только что вернулись из Института Миры. Насколько можно судить, никто из персонала не знал, что сенатор исчез. Он не сообщил администратору имени того человека, с которым должен был встретиться в Сохо, и отпустил шофера сразу же по приезде. Я обратилась к детективу Хэнсону из отдела по розыску пропавших без вести. Думаю, он уже продолжил расследование в институте. Мы с Пибоди собираемся опросить женщин, с которыми сенатор состоял в отношениях в течение последнего года. У меня есть сведения, что он регулярно принимал их в принадлежащем институту люксе в отеле «Палас».
  
  Тиббл стиснул зубы и покачал головой:
  
  — Журналисты набросятся на дело, как львы на антилопу… Требований выкупа пока не поступало?
  
  — Насколько мне известно, нет.
  
  — Сами понимаете: работать нужно так, чтобы комар носа не подточил. Когда история просочится в прессу, сенатора растерзают на части, однако отдел и само расследование тоже окажутся в центре внимания.
  
  — Ясно, сэр.
  
  — А пока давайте поздравим офицеров. Наслышан о вашем парнишке, лейтенант.
  
  — Моем парнишке, сэр?
  
  Тиббл улыбнулся, отчего морщины вокруг глаз обозначились резче.
  
  — О Трухарте. Вы хорошо его подготовили.
  
  — Трухарта готовил детектив Бакстер. Это его заслуга.
  
  — Непременно ему передам. А теперь извините.
  
  Когда Тиббл отошел на достаточное расстояние, Уитни повернулся к Еве. Его круглое чернокожее лицо было сурово.
  
  — Посылать в жопу супругу бывшего сенатора неразумно и непрофессионально.
  
  — Так точно, сэр. Прошу прощения за любые неудобства, которые причинила вам и отделу моя несдержанность.
  
  — Моя жена велела ей катиться ко всем чертям.
  
  — Что, простите?
  
  Хотя голос Уитни оставался спокойным и серьезным, в глазах плясали веселые искорки.
  
  — Анна состояла в тех же благотворительных комитетах, что и Мэнди Мира. Обычно гнев моей жены проявляется как холодное презрение.
  
  — Я в курсе, — не подумав, брякнула Ева, но Уитни только усмехнулся.
  
  — Однако Мэнди Мире удалось довести ее до белого каления, и Анна, среди прочего, велела ей катиться ко всем чертям. Теперь жена наотрез отказывается состоять в одних комитетах с супругой сенатора или как-то с ней взаимодействовать. Прошлым вечером, когда Анна услышала мой разговор с Мэнди Мирой, она пришла в восторг и с удовольствием обсудила случившееся с нашей собственной Мирой, когда та мне позвонила. Однако официально я не могу потворствовать вашему поведению.
  
  — Понимаю, сэр.
  
  — Считайте, что я сделал вам выговор. — Лицо Уитни опять стало строгим. — А теперь давайте поздравим наших бравых копов и вернемся к работе.
  
  Ева вышла на сцену вместе с другими старшими офицерами и их подопечными. Пока Тиббл с Уитни произносили речи — к счастью, короткие, — остальные стояли по стойке «вольно». Оглядев зрителей, Ева обнаружила, что все до единого копы из ее отдела сидят в зале. Приятно сознавать, что они — и детективы, и патрульные — пришли поддержать Трухарта, хотя и непонятно, кто, черт побери, занимается делом. Кроме того, Ева увидела в зале Фини, Макнаба, Миру, которая, как и Трухарт, казалась немного бледной, и, к своему удивлению, Морриса. Когда очередного офицера называли по имени, он подходил к Уитни. Ему вручали значок детектива, после чего майор произносил несколько слов, и они фотографировались на память. Среди аплодирующих зрителей легко было узнать членов семьи — по блестящим от слез глазам.
  
  — Детектив третьей степени Трой Трухарт!
  
  Раздались бурные аплодисменты, и Еве каким-то чудом удалось сохранить серьезное выражение лица, даже когда копы из ее отдела начали свистеть и топать ногами. Трухарт, уже не бледный, а раскрасневшийся, пересек сцену и принял из рук Уитни золотой значок детектива.
  
  — Лейтенант Даллас заметила ваш потенциал, — негромко сказал Трухарту Уитни. — Детектив Бакстер его развил. Но этот значок вы получаете благодаря собственным качествам. Поздравляю, детектив!
  
  — Спасибо, сэр. Спасибо, майор. Я не разочарую ни их, ни вас.
  
  Трухарт поднял значок, позируя на камеру, а потом поступил как нельзя более верно: посмотрел прямо на Бакстера, прежде чем перевести взгляд на мать и возлюбленную. Затем он повернулся, чтобы занять прежнее место в глубине сцены, и послал Еве такую праздничную улыбку, что хватило бы на Рождество, День независимости и Новый год.
  
  В конце получившие повышение копы один за другим спустились со сцены под аплодисменты зрителей, и Ева задумалась, сможет ли эхо этих аплодисментов хотя бы отчасти заглушить те оскорбления, которые им ежедневно придется выслушивать во время дежурства.
  
  Ева хотела пройти сквозь зал, потратить пять-десять минут на то, чтобы поговорить с теми, с кем поговорить необходимо, потом потихоньку ускользнуть, переодеться и продолжить работу. Но Трухарт уже поджидал ее.
  
  — Лейтенант!
  
  — Дай-ка взглянуть… — Ева протянула руку, и Трухарт подал ей значок. — Красота. Следите, чтобы он оставался таким же блестящим, детектив Трухарт.
  
  — Так точно! Просто хотел вас поблагодарить. Если бы не вы, мне бы здесь не стоять, не получить значка.
  
  — Ты прошел хорошую подготовку у Бакстера, а в остальном добился этого сам.
  
  — Не хотелось бы начинать первый день в качестве детектива с того, чтобы противоречить своему лейтенанту, но я бы, наверное, до сих пор подбирал трупы на улицах, если бы вы не предоставили мне шанс и не отдали под начало Бакстеру. Увидели, что я справлюсь, — ну, на то вы и лейтенант.
  
  — В чем-то ты прав. Поздравляю, детектив!
  
  Ева протянула Трухарту руку. Он пожал ее и тяжело сглотнул.
  
  — Знаю, вы этого не любите…
  
  Он притянул ее к себе и стиснул в объятиях.
  
  — Ну хватит, хватит…
  
  Вспомнив о важности момента, Ева потрепала Трухарта по спине и тут же отстранила его другой рукой, чтобы не уронить профессионального достоинства.
  
  — Решил перехватить вас тут, пока мы не вышли к остальным. Подумал, что обниматься на глазах у всех вам бы не понравилось.
  
  — Правильно подумал. А теперь подойди к матери.
  
  — Так точно!
  
  Когда Ева уходила, Трухарт обнимался с матерью. Его девушка — как бишь ее зовут?.. — смотрела на них с сияющей улыбкой на лице, а вокруг толпился чуть ли не весь отдел в полном составе.
  
  Ева незаметно ускользнула, чтобы перекинуться парой слов с Мирой.
  
  — Как мистер Мира?
  
  — Настоял, чтобы я поехала на церемонию. Наша дочь с ним, так что… На самом деле все в порядке. Он даже порывался поехать в университет, но я запретила. Пусть еще денек отдохнет.
  
  — Вы плохо спали.
  
  — Да, плохо. Многие дорогие мне люди ежедневно рискуют жизнью. Такова уж работа полицейского. Некоторые из них погибли, другие искалечены. Постепенно к этому привыкаешь и учишься как-то справляться. Но Деннис… Он ведет тихую жизнь, и мне даже в голову не приходило, что ему могут причинить вред.
  
  Мира замолчала и перевела дыхание.
  
  — Я поговорила с губернатором, — продолжила она.
  
  — Серьезно?
  
  — Не только у Мэнди есть связи. — Теперь голос Миры звучал спокойно и деловито. — Губернатор понимает ситуацию, а поскольку знаком с Мэнди лично… В общем, с этой стороны проблем не будет.
  
  — Хорошо.
  
  — С Мэнди я тоже поговорила.
  
  — Да вы время даром не теряете!
  
  — Я читаю ее как открытую книгу и умею с ней обращаться. Новостей от Эдварда она не получала, похитители на связь не выходили. Мэнди скорее злится, чем волнуется. Если бы не Деннис, я посоветовала бы вам бросить это дело…
  
  — Послушайте, я дело не брошу, хотя возможность получить ордера есть только у Хэнсона, и он, наверное, продвинется дальше моего. Но мы продолжаем расследование, и я буду держать вас в курсе. Мне нужно сказать что-нибудь матери Трухарта, а потом мы с Пибоди побеседуем с последней любовницей Эдварда.
  
  Мира положила руку Еве на плечо.
  
  — Он вам за это спасибо не скажет, даже если сведения, которые вы получите, помогут спасти ему жизнь.
  
  — Слава богу, я работаю не ради благодарностей.
  
  Ева подошла к матери Трухарта. Пришлось вытерпеть еще одни объятия — на этот раз несколько слезливые.
  
  — Спасибо, лейтенант! Трой мечтал об этом с детства, и вы помогли осуществить его мечту. Вчера вечером я спросила, чего он хочет теперь, когда стал детективом. Он ответил, что хочет стать таким же отличным копом, как вы.
  
  — Миссис Трухарт…
  
  — Полин, зовите меня Полин. Я рада, что вы ставите для него такую высокую планку. Не хотелось бы, чтобы он стремился к чему-то меньшему. Знайте, Трой будет каждый день гордиться тем, что получил значок детектива, а я буду гордиться им.
  
  Еве хотелось улизнуть, приступить поскорее к работе, но она не смогла промолчать.
  
  — Трухарт сообразительный и наблюдательный. Вдумчиво подходит к решению проблемы. Внешность тоже подходящая. Он симпатичный и какой-то домашний. Некоторые считают, что он мягкотелый и его легко обмануть, но это не так. А еще у Трухарта безупречный кодекс чести, так что вам действительно есть чем гордиться, ведь именно вы привили ему это.
  
  — Спасибо, спасибо большое. — Голос миссис Трухарт дрогнул, а глаза наполнились слезами. — Простите… такой день…
  
  Она стиснула руку Евы и заспешила прочь.
  
  — Ты сказала именно то, что нужно. — Рядом с Евой возникла Пибоди.
  
  — Она опять расплакалась.
  
  — Матерям это свойственно.
  
  — Давай выберемся отсюда и займемся тем, что свойственно копам.
  
  — А как же торт?
  
  — Штаны тебе велики, забыла?
  
  — Черт… — Пибоди заспешила вслед за Евой, оглядываясь на стол с угощением. — Раз они велики, маленький кусочек торта не повредил бы.
  
  — Раз они тебе велики, ты можешь быстрее их стащить и заняться делом.
  
  С тяжким вздохом Пибоди вошла в лифт вслед за Евой.
  
  Переодевшись в штатское, Ева заскочила к себе в офис, чтобы позвонить Хэнсону. Вестей от сенатора Миры или его похитителей по-прежнему не было. Хэнсон с напарником собирались допросить Винни, шофера Эдварда, и уже успели побеседовать с Сайласом Гринбаумом. Они займутся сотрудниками института, пока Ева с Пибоди объезжают любовниц.
  
  К тому времени как Ева вышла из кабинета, Дженкинсон все в том же полосатом галстуке уже сидел за своим столом, Сантьяго — за своим. Кое-кто из патрульных тоже вернулся.
  
  — Сегодня вообще кто-нибудь работает?
  
  — Все под контролем, Даллас. — Зная ее острый глаз, Дженкинсон торопливо стряхнул с одежды крошки торта. — Классная церемония.
  
  — Да, классная. А знаешь, что еще классно? Ловить подонков.
  
  — Люблю это дело даже больше, чем торты, — ухмыльнулся Сантьяго.
  
  Пибоди метнула на него обиженный взгляд.
  
  — Ребята, вы нарочно, что ли?!
  
  — В таком случае поймайте мне парочку подонков, — сказала Ева. — Пибоди, за мной!
  
  — Идешь по горячему следу, Даллас?
  
  Ева на ходу оглянулась на Дженкинсона.
  
  — Скажу, когда сама буду знать. Даже не смей ныть по поводу торта, — предупредила она, входя в лифт. Пибоди обиженно надула губы. — Побеседуем с младшей из его подружек в галерее, где она работает, но сначала осмотрим место преступления. Хочу взглянуть еще раз, да и тебе ознакомиться не помешает.
  
  — Мира сказала, что с мистером Мирой все в порядке. Однако вид у нее взволнованный, а я почти никогда не видела ее взволнованной.
  
  — Она справится.
  
  Им крупно повезло: по пути вниз лифт останавливался всего раз пять, и вошло не больше десятка попутчиков.
  
  — Объедем всех известных нам любовниц, — объявила Ева, садясь в машину. — Допустим, Эдвард все еще встречается с художницей, но она уже начинает вякать. «Ой, дедушка-сенатор…»
  
  — Бе-е!..
  
  — Есть маленько. Так вот, она говорит: «Если бы ты развелся, мы смогли бы все время быть вместе!» А он: «Ну-ну, деточка…»
  
  — Фу, фу, гадость какая!
  
  — «Не могу же я бросить жену. А как же деньги, приличия и т. д. и т. п.? Лучше скушай мороженку».
  
  — Меня тошнит. Даже торта больше не хочется. Так что спасибо.
  
  — Всегда пожалуйста. А может, у нее есть более подходящий по возрасту, но бедный любовник, и они решают угрозами и побоями выжать из сенатора немного бабла. Начать с пары фингалов, потом перейти к шантажу. Тут входит мистер Мира, они впадают в панику и меняют план действий.
  
  — Мне нравится.
  
  — Или предыдущая любовница тлеет-тлеет и наконец закипает, потому что сенатор променял ее зрелую задницу на какую-то малолетнюю потаскушку. Так пусть же заплатит за это!.. Тут тоже нужен подельник.
  
  — Чтобы, претворяясь риелтором, заманить сенатора в дом.
  
  — А потом: «Сюрприз! Ах ты, старый кобель, сейчас мы тебя отделаем!» — Ева притормозила на светофоре. — Все эти сценарии меня не вполне устраивают, но хотя бы дают отправную точку.
  
  Она какое-то время перебирала возможные варианты и наконец нашла еще один.
  
  — У Макдональд железное алиби. Хэнсон проверит, но оно подтвердится. Может, Макдональд спала с Эдвардом, или у них еще какие-то счеты, и она нанимает кого-нибудь, чтобы с ним разобраться. Надо взглянуть на ее финансы. Мы имеем дело не с профессионалом, однако юрист, тем более занимающийся политикой, наверняка знает парочку сомнительных типов.
  
  По дороге к особняку Ева изучала окрестности.
  
  — Тихий, добропорядочный, богатый район. Опрос соседей ничего не дал: большинство было на работе или занималось своими делами. В такой мерзкий денек кто же станет глазеть в окно и проверять, не происходит ли чего-нибудь необычного на улице или в соседнем доме? Преступникам просто повезло, и это меня беспокоит. Они сумели вытащить из дома и погрузить в машину раненого человека, и никто ничего не заметил.
  
  — Повезло, что день был мерзкий и пасмурный, а не солнечный?
  
  — Да, такое заранее не спланируешь.
  
  Ева вылезла из машины, оглядела особняк.
  
  — Красивый дом, — заметила Пибоди. — Старый. Вернее, старинный и величественный. Понимаю, почему мистер Мира не хочет его продавать.
  
  — Ему важнее то, что внутри — я не о вещах. Воспоминания, чувства, образы прошлого. А главное, он обещал. Если бы Эдвард Мира хоть немного понимал своего кузена, то знал бы, что мистер Мира не отступится от данного слова.
  
  — Подожди-ка! А что, если это такая уловка, чтобы заставить мистера Миру отступиться?
  
  Они прошли в калитку. Пибоди продолжала развивать свою идею, разматывая на ходу шарф.
  
  — Сенатор инсценирует собственное похищение, а когда мистер Мира чуть с ума не сходит от беспокойства, ему звонят псевдопохитители. «Дайте согласие на продажу дома, иначе вашему кузену несдобровать»?
  
  — Кто же в такое поверит?
  
  — Ты сказала, что сенатору нужны деньги, так? Псевдопохититель заявляет, что Эдвард ему должен. «Продайте дом, чтобы я мог получить свои деньги, а не то я убью его».
  
  Ева нахмурилась, подумала немного.
  
  — Пожалуй, да, тоже отправная точка — не менее правдоподобная, чем… Печать сорвана.
  
  Она сделала Пибоди знак остановиться и внимательно осмотрела полицейскую печать, которую вчера сама наложила на дверь.
  
  — Кто-то проник внутрь. Включить запись.
  
  Не говоря больше ни слова, обе достали оружие.
  
  Ева приблизилась к двери, глянула на Пибоди и кивнула.
  
  Они вошли в дом: одна пригнувшись, другая выпрямившись, одна целится вправо, другая — влево.
  
  Держа оружие наготове, Ева выпрямилась и подняла взгляд.
  
  С люстры свисало тело Эдварда Миры: лицо потемнело от синяков, горло покрыто запекшейся кровью. Бывший сенатор был совершенно обнажен, если не считать напечатанного на принтере плаката на груди: «ПРАВОСУДИЕ СВЕРШИЛОСЬ».
  
  — Похоже, это все-таки была не уловка.
  
  — А если уловка, то явно что-то пошло не так. Давай обыщем дом и сообщим в Центральное.
  Глава пятая
  
  Они обыскали дом, записывая каждый шаг. Пока Пибоди звонила в Центральное, Ева нашла механизм, опускающий люстру. О его существовании она знала только потому, что в ее собственной прихожей был такой же.
  
  — Можно чистить люстру, не залезая на стремянку, — объяснила она Пибоди.
  
  — Удобно. Черт, хорошо же его уделали, прежде чем вздернуть.
  
  — Думаю, повесили еще живым. Порезы на шее, скорее всего, нанес себе сам. Частицы кожи и кровь под ногтями тоже, вероятно, принадлежат ему. Но это установит судмедэксперт, как и причину смерти.
  
  Ева открыла принесенный Пибоди чемоданчик с полевым набором. Пока изолировались, она продолжала рассматривать тело.
  
  — Били по лицу и по гениталиям, раздели догола. Личные счеты. Причем крупные. Возможно, сексуального характера.
  
  — На попытку шантажа точно не похоже. Может, одна из тех женщин, с которыми он спал? С другой стороны, ты права — как ей удалось выволочь его из дома? Видимо, не обошлось без сообщника.
  
  Ева достала набор инструментов и измерительных приборов. Первым делом установила личность с помощью идентапада.
  
  — Убитый — Мира, Эдвард Джеймс. Шестьдесят восемь лет. На лице множественные порезы и кровоподтеки. Обе скулы, похоже, сломаны, выбито несколько зубов. — Ева надела очки-микроскопы. — Пибоди, проверь время смерти. Вряд ли побои нанесены кулаками. Возможно, резиновой дубинкой. Скорее всего, с утяжелителем. То же касается гениталий, хотя в паховой области присутствуют какие-то… следы от уколов, что ли?
  
  — Смерть наступила в три тридцать шесть.
  
  — Значит, перед смертью его довольно долго избивали. На запястьях кровоподтеки. Взгляни, как расположены.
  
  Трупное окоченение еще не прошло, поэтому Ева показала на собственных руках — соединила ладони и подняла над головой.
  
  — Похоже, его связали и подвешивали за руки — видишь, как расположены кровоподтеки? На лодыжках синяков нет. Пинали по яйцам, много раз подряд. А вот неглубокие следы от уколов… Думаю, туфли с этими дурацкими заостренными носками.
  
  — Значит, убийца — женщина.
  
  — Я видела такие и на мужчинах, хотя согласна, скорее всего, женщина. Месть на сексуальной почве. «Буду пинать тебя по яйцам, ублюдок, пока не отвалятся!» — по-моему, так. А еще его насиловали.
  
  Плечи Пибоди поникли.
  
  — Что?!
  
  — Ты не смотрела на тело со спины. Анус разорван и окровавлен. Сенатора насиловали каким-то предметом. Личные счеты на сексуальной почве, тщательно разработанный план. Его привезли обратно в дом. Может быть, изначально пытать хотели именно здесь.
  
  — Но пришел мистер Мира…
  
  — У них была машина и место, куда отвезти сенатора. Возможно, это план Б. Возможно, они с самого начала собирались забрать его с собой, потом привезти обратно и повесить.
  
  Ева села на пятки.
  
  — Готова поспорить, сенатора привязали к люстре и дождались, пока он начнет приходить в себя — пока очнется и сможет чувствовать и сознавать, что с ним происходит. Потом нажали кнопку и наблюдали, как он взмывает все выше, пытаясь разорвать веревку, как задыхается, раздирает себе горло ногтями. Когда месть настолько личная, хочется, чтобы обидчик чувствовал приближение смерти, хочется самому видеть ее наступление.
  
  — Кто пойдет на такое из-за любовной интрижки? Неужели женщина способна настолько рассвирепеть лишь потому, что ее бросили?
  
  — Конечно. Разумеется, это означает, что она совершенно чокнутая, но разве мало в мире чокнутых? Сообщник в таком случае тоже совершенно чокнутый.
  
  Ева встала на ноги и на секунду прикрыла глаза, чтобы четче увидеть картину.
  
  — Итак, вчера убитый приезжает сюда, чтобы поговорить о продаже дома, который он не может продать без согласия мистера Миры, а мистер Мира согласия давать не собирается. Сенатор сам впускает убийц. Возможно, чокнутая любовница притворилась вменяемой и предложила познакомить его с риелтором. Возможно, пришла неожиданно. В любом случае сенатора отводят в кабинет.
  
  Ева обогнула труп и сделала несколько шагов в глубь прихожей.
  
  — Он не был связан — по крайней мере, мистеру Мире так не показалось, экспертиза установит. Значит, ему угрожали шокером. Один держит на мушке, другой лупит по лицу. Приезжает мистер Мира, окликает кузена по имени, идет в кабинет. К нему убийцы шокер не применяют, просто бьют по голове.
  
  Ева ходила из угла в угол, прокручивая в голове разные варианты. Это было уравнение с переменными, и картинка менялась в зависимости от того, какие значения она в него подставляла.
  
  Недовольная результатом, Ева начала сначала.
  
  — Давай вернемся назад и прикинем время. Долго ли находился в их власти убитый до приезда мистера Миры?
  
  — Ты сказала, что убийцы уже начали избивать сенатора — что мистер Мира заметил следы побоев.
  
  — Подбитый глаз, когда планируешь такое завершение?.. Да они едва приступили! В кабинет сенатора отвели не силой, а просто в ходе осмотра. А там уже набросились.
  
  Чтобы удостовериться, Пибоди прошлась по коридору, заглядывая в комнаты, и остановилась на пороге кабинета. Да, теперь она тоже могла себе представить такую картину.
  
  — Если сенатор знал одного из убийц — а он наверняка знал, потому что счеты у них личные, — беспокойства он не испытывал.
  
  — Вот именно. Не чувствовал угрозы. Промотаем вперед. Мистер Мира лежит на полу без сознания. Совсем чокнутые его бы прикончили. Значит, убийцы не совсем чокнутые. Они решают забрать сенатора с собой — отвезти куда-нибудь, где можно спокойно поквитаться. Один из убийц достаточно соображает в технике, чтобы прихватить жесткий диск со станции безопасности.
  
  — Выходит, не совсем чокнутые и не в полной панике.
  
  — Верно. У них есть план, и они не теряются — следуют ему до конца.
  
  — А как сенатора смогли увезти? Допустим, убийцы надеялись, что в такую погоду их не заметят. Но как его заставили идти?
  
  — Применили шокер? Слегка, чтобы обездвижить. Или накачали наркотиками. Моррис проверит. Убийцы сажают Эдварда в машину. На месте им приходится проделать все то же самое в обратном порядке: вытащить сенатора из машины и отвести туда, где они собираются его пытать. Кое-какие подробности расскажет сам убитый: применили ли к нему шокер, накачали транквилизаторами или просто запугали. Все это выяснит Моррис. — Ева огляделась. — Не думаю, что дело в доме. Продажа дома — всего лишь уловка, чтобы заманить сенатора в ловушку и забрать с собой. Его повесили здесь. Значит, хотели, чтобы тело нашли. А еще хотели произвести определенный эффект.
  
  — «Правосудие свершилось», — прочла Пибоди. — Возможно, месть за то, что Эдвард кого-нибудь засадил или, наоборот, не засадил. А женщина охмурила его, чтобы подобраться к нему поближе, собрать информацию, втереться в доверие.
  
  — Возможно. Версию мы проработаем. Если дело действительно в том, что Эдвард засадил или не засадил кого-то за решетку, то наверняка по обвинению в изнасиловании. Каким-то образом все это связано с изнасилованием.
  
  — Потому что его самого насиловали.
  
  — Сделать такое с человеком и называть правосудием?.. Это месть, а с помощью секса мстят только за секс. Так что тут явно замешано изнасилование. По крайней мере, мне видится именно так.
  
  В дверь постучали.
  
  — Наверное, чистильщики или бригада из морга. Впусти их, и давай отправим кого-нибудь опросить соседей: не заметил ли кто-нибудь прошлой ночью машины рядом с домом или света в окнах. И пусть еще раз уточнят про вчерашний вечер, между шестнадцатью и восемнадцатью часами, просто на всякий случай.
  
  Ева еще раз взглянула на Эдварда Миру. Вряд ли он вызвал бы у нее симпатию при жизни, но в смерти он принадлежал ей.
  
  Когда Пибоди впустила ребят из морга, Ева достала телефон и вошла в кабинет. Затем тяжело выдохнула и позвонила Мире.
  
  — Ева… — Мира даже глазом не моргнула и не дала ей слова вымолвить. — Эдвард мертв.
  
  — Сожалею.
  
  — Не нужно. Где вы? Что случилось?
  
  — В доме на Спринг-стрит. Об этом тоже сожалею. Официально причину смерти определить не могу. Когда Моррис…
  
  — Ева!
  
  Черт, подумала она.
  
  — На лице и гениталиях следы побоев. Его насиловали каким-то предметом.
  
  — Боже мой…
  
  — Судя по следам на запястьях, руки связывали над головой. Скорее всего, когда Эдварда повесили на люстре в прихожей, он был еще жив. На шее висел плакат с надписью: «Правосудие свершилось».
  
  — Ясно. — Мира прикрыла глаза и потерла лоб. — Личные счеты на сексуальной почве…
  
  — Я не прошу вас составить портрет преступника — по крайней мере, пока. Дайте себе время оправиться. Не знаю, что именно вы скажете мистеру Мире…
  
  Мира открыла глаза.
  
  — То же, что вы сказали мне, естественно.
  
  — Хорошо. Нам придется еще раз с ним поговорить. Мне очень жаль.
  
  — Не извиняйтесь, — отрезала Мира, подняв руку. Явно успела прийти в себя. — Не извиняйтесь, — повторила она уже спокойнее. — Мы с мужем хотим, чтобы вы сделали все, что нужно, все, что в ваших силах, чтобы найти того, кто это сделал. Деннису приехать в Центральное?
  
  — Нет, не надо. Я сама приеду. Сначала сообщу ближайшим родственникам, а потом поговорю с мистером Мирой, прежде чем ехать в управление. Официально я не могу консультироваться с вами по этому делу.
  
  — Конечно. Конфликт интересов. Я еще плохо соображаю.
  
  — Однако неофициально попрошу вас составить портрет преступника, только позже. Сейчас отправляйтесь домой. Вам лучше быть рядом с мистером Мирой, когда я буду его допрашивать. Я позвоню Уитни, потом заеду поговорить с женой убитого, так что успеете добраться до дома.
  
  — Да, вы правы. Отправлюсь минут через пять.
  
  — Еще кое-что. Я сообщу обо всем Надин Ферст.
  
  — О… — вздохнула Мира.
  
  — Информация так и так просочится в СМИ. Я сообщу Надин, чтобы она смогла первой осветить произошедшее. Фильтруйте все входящие звонки: как только новость попадет в эфир, журналисты захотят поговорить с вами и с мистером Мирой. Подготовьте заявление для прессы.
  
  — Я знаю, что делать, и обо всем позабочусь. Поступайте так, как считаете должным.
  
  — Буду у вас часа через полтора.
  
  Ева обернулась — на пороге стояла Пибоди.
  
  — Чистильщики прибыли, наши ребята проводят опрос. Катафалк на пути в морг. Я сделала отметку, чтобы тело попало прямо к Моррису.
  
  — Значит, с этим все. Здесь мы закончили. Теперь нужно сообщить жене убитого.
  
  — Ненавижу эту обязанность.
  
  — На сей раз она покажется тебе особенно неприятной.
  
  Прежде чем покинуть место преступления, Ева позвонила Уитни.
  
  — Тиббл прав насчет СМИ, — заметил он. — Особенно учитывая сексуальный подтекст убийства.
  
  — Да, сэр. Я собираюсь позвонить Надин Ферст. Уж лучше пусть первый сюжет сделает человек, которому я доверяю. Человек, знакомый с супругами Мира. Что бы ни началось потом, первый репортаж будет честным.
  
  — Хорошо. А я поговорю с Тибблом и консультантом по связям со СМИ. И помните, Даллас: действуйте так, чтобы комар носа не подточил!
  
  — Поехали, — сказала Ева напарнице, когда Уитни повесил трубку. — С Надин поговорю по дороге.
  
  Сев за руль, она первым делом позвонила Надин. Журналистка, которая, как всегда, выглядела так, будто готовилась выйти в прямой эфир, поприветствовала ее ослепительной улыбкой.
  
  — Даллас! А мы с твоим обольстительным мужем как раз осматриваем пентхаус. Если бы Рорк шел с ним в комплекте, купила бы не задумываясь.
  
  — Заведи собственного. А теперь включи журналистский режим.
  
  Зеленые кошачьи глаза Надин так и впились в Еву.
  
  — Что у тебя?
  
  — Менее часа назад мы с Пибоди обнаружили труп бывшего сенатора Эдварда Миры в доме, принадлежавшем его бабушке с дедушкой.
  
  — Черт, черт, черт! Подожди, возьму диктофон!
  
  — Просто слушай. Жертву жестоко избили и повесили, предварительно изнасиловав.
  
  — Господи… Это же бомба!
  
  — Вчера около семнадцати двадцати пяти, согласно бортовому журналу скоростного такси, в котором он ехал, кузен сенатора Деннис Мира — нет, лучше профессор Мира — вошел в дом, увидел избитого сенатора и попытался ему помочь, после чего на него напали сзади и нанесли удар по голове. Профессор Мира вызвал полицию. С тех пор следователи безуспешно пытались установить местонахождение сенатора, которого, как полагают, удерживали где-то против воли, прежде чем отвезти обратно в дом деда. Главный судебно-медицинский эксперт устанавливает время и причину смерти. Старший следователь от комментариев пока воздержался, однако отдел обещает сделать официальное заявление, как только все подробности будут подтверждены.
  
  — Черт, умеешь ты ошарашить!
  
  — Мне нужно сообщить ближайшим родственникам. Не выпускай историю в эфир, пока Пибоди не даст отмашку.
  
  — Договорились. Как Деннис? С ним все в порядке?
  
  Ева перевела дыхание. Заводить друзей она не умела, но если уж заводила, то могла положиться на них во всем.
  
  — Я сливаю тебе информацию по двум причинам: во-первых, ты будешь ждать отмашки, а во-вторых, ты спросила про мистера Миру. С ним все хорошо. Его ударили по голове, но чувствует он себя нормально.
  
  — А теперь мой долг, как журналиста, спросить, подозреваешь ли ты кого-нибудь.
  
  — Нет, потому что расследование только началось. Раз уж ты все равно с Рорком, передай ему, что я разрешаю рассказать тебе про дедов дом. Подробности все равно выплывут — уж лучше раскрыть их с самого начала. Главное, никаких намеков, что мистер Мира в числе подозреваемых. Он свидетель и жертва нападения, все.
  
  — Я-то думала, ты знаешь меня лучше.
  
  — Знаю. Поэтому и позвонила еще прежде, чем сообщить ближайшим родственникам. Пибоди даст отмашку, как только мы с ними поговорим. А сейчас мне пора.
  
  — Мне тоже.
  
  Обе повесили трубку, и Ева хмуро уставилась на плотный поток машин.
  
  — Как собираешься поступить с мистером Мирой?
  
  Ева нахмурилась еще сильнее.
  
  — Что значит «поступить»?
  
  — Послушай, я прекрасно знаю, что он тут ни при чем. Я насчет слов Уитни: «Действуйте так, чтобы комар носа не подточил». Мистер Мира последним видел сенатора живым. К тому же у них с убитым были натянутые отношения — отчасти из-за того самого дома, в котором нашли тело. Я понимаю, как бы мы поступили, если бы не знали и не любили мистера Миру…
  
  — Да не подточит этот чертов комар своего дурацкого носа, не подточит!
  
  — Просто не хочу сбить тебя с ритма.
  
  — Не собьешь.
  
  К тому времени как Ева затормозила перед сверкающим небоскребом, она была уже на взводе. Незнакомый швейцар в костюме белого медведя тут же направился к ним. Ева выскочила из машины, сунула ему под нос полицейский значок.
  
  — Полиция, по полицейскому делу. Это полицейская машина, и она останется там, где стоит. Будете возражать — моя напарница арестует вас за препятствование правосудию и расследованию и отвезет прямехонько в Центральное управление.
  
  Смуглое лицо швейцара сделалось непроницаемым.
  
  — Я же ни слова не сказал!
  
  — Очень умно с вашей стороны. А теперь дайте нам допуск в апартаменты Эдварда и Мэнди Миры.
  
  Швейцар поморщился:
  
  — Послушайте, я должен следовать инструкции. Вы делаете свою работу, а я — свою. Мне нужно получить разрешение от личной охраны супругов Мира.
  
  — Так вперед.
  
  Вслед за швейцаром они подошли к зданию. Он оказался достаточно вежлив — или вышколен, — чтобы придержать для них дверь.
  
  — Минуту, пожалуйста.
  
  Швейцар подошел к тому же компьютеру, по которому говорил вчерашний, и ввел код.
  
  — Хэнк, говорит Джона. Тут у меня пара копов, которые…
  
  Ева оттолкнула Джону в сторону.
  
  — Хэнк, говорит лейтенант Даллас. Некогда тянуть резину. Дайте допуск нам с напарницей — чем скорее, тем лучше.
  
  — Мне о собственной шкуре думать надо. Миссис Мира внесла вас в черный список.
  
  — Она должна меня выслушать. Если откажется, узнает о случившемся из новостей — так ей и передайте.
  
  — А, черт с ним. Все равно место паршивое. Даю допуск. Джона, пропустите их обеих.
  
  — Вас понял.
  
  — Дорогу я знаю, — сказала Ева швейцару и подошла к тому же лифту, что в прошлый раз.
  
  — Стильненько, — заметила Пибоди, когда они вошли в кабинку.
  
  — Тут повсюду глаза и уши, — предупредила Ева.
  
  — Правда? — Мурлыча что-то себе под нос, Пибоди огляделась по сторонам, понюхала розы. — Часто используешь новое додзё?
  
  — Пару раз в неделю. Учусь быть медведем, петухом, журавлем, тигром и драконом. Целый зоопарк. К концу занятия как-то незаметно начинает нравиться.
  
  — А я бы не отказалась побыть драконом, — задумчиво произнесла Пибоди.
  
  Хэнк встретил их обиженным взглядом.
  
  — Пообещала, что велит сенатору устроить мне нагоняй. У вас ровно три минуты, после чего она звонит губернатору.
  
  — Думаю, она не сделает ни того ни другого. Открывайте дверь, Хэнк.
  
  Охранник покачал головой, но все же открыл.
  
  Мэнди стояла посреди комнаты — руки крестом на груди, подбородок поднят, взгляд исполнен презрения.
  
  — Это вторжение на частную территорию! Ровно через три минуты десять секунд я позвоню губернатору и своим адвокатам.
  
  — Миссис Мира, вынуждена с прискорбием сообщить, что ваш муж убит. Сожалею о вашей потере.
  
  Щеки Мэнди вспыхнули, словно два красных флага.
  
  — Что это значит? Да как вы смеете заявляться сюда и говорить мне такое?!
  
  — Его тело со следами побоев обнаружили повешенным на люстре в прихожей дома на Спринг-стрит. Тело отвезли на экспертизу к главному судмедэксперту, который установит точную причину смерти.
  
  Щеки Мэнди побледнели, в лице не осталось ни кровинки, однако голос звучал по-прежнему громко и яростно.
  
  — Вы лжете!
  
  — Я старший следователь по делу о смерти вашего мужа и пришла, чтобы вас уведомить. Мы понимаем, что вам тяжело, но у нас есть несколько вопросов. Ответы помогут найти убийцу вашего мужа.
  
  — Убирайтесь! Прочь из моего дома! Вы просто лжете! Лжете, чтобы меня позлить!
  
  — Сами знаете, что не лгу.
  
  Мэнди покачнулась, и Хэнк тут же бросился к ней, придержал за локоть.
  
  — Миссис Мира, мэм, вам лучше присесть. Сядьте, а я принесу воды.
  
  — Вы лжете… — повторила Мэнди дрогнувшим голосом.
  
  Ева подошла к ней. Мэнди не плакала — просто сидела, белая как полотно. Потрясение в ее глазах казалось вполне искренним.
  
  — Около часа назад мы с напарницей вошли в дом на Спринг-стрит и обнаружили тело вашего мужа. Я офицер полиции, миссис Мира, работаю в отделе по расследованию убийств. Я никогда не лгу, если дело касается убийства. Скажите, кто мог желать смерти сенатора Миры?
  
  — Никто бы этого не сделал! Никто бы не посмел!
  
  — Однако кто-то все-таки сделал. Кто-то посмел. Его пытали. Вы меня слышите? Ему намеренно причиняли боль, прежде чем убить. Кто хотел бы причинить боль вашему мужу?
  
  — Не знаю. Уходите.
  
  Пибоди сделала еще одну попытку. Голос ее звучал сочувственно и успокаивающе.
  
  — Хотите, мы кому-нибудь позвоним? Родственникам, друзьям?
  
  — Не нужна мне ваша помощь. Убирайтесь! Убирайтесь, пока я не велела выставить вас вон!
  
  Хэнк подбежал к Мэнди и предложил ей воды, но она выхватила стакан у него из рук и швырнула через всю комнату.
  
  — Убирайтесь! Все убирайтесь!
  
  — Если у вас появятся вопросы или вы захотите сделать заявление, можете позвонить мне в Центральное.
  
  На пороге Ева обернулась: Мэнди по-прежнему сидела неподвижно, сцепив пальцы в замок. Взгляд у нее был потрясенный, но глаза сухие.
  
  — Уходите? — спросила Ева, когда Хэнк вышел вслед за ними и плотно притворил за собой дверь.
  
  — Останусь пока — на всякий случай. Даже не знаю, что сказать. Можно я позвоню ее сыну и дочери?
  
  — Звоните. И не забудьте сообщить им мое имя. — Ева вошла в лифт вслед за Пибоди. — Удачи, Хэнк.
  
  — Жуткая женщина! — выпалила Пибоди. — У меня от нее просто мурашки по коже.
  
  — Она такая, какая есть, а мы сделали то, что должны были сделать.
  
  Пока ехали к дому Денниса и Шарлотты Мира, голова у Евы пульсировала от неотступной боли. Опять же, она сделает то, что должна. И на сей раз никто не станет обвинять их во лжи или швыряться стаканами. Возможно, именно поэтому ей еще тяжелее.
  
  Ева оставила машину примерно в квартале от живописного дома супругов Мира. Шагая по улице, она сунула руки в карманы и нащупала перчатки, о существовании которых совсем позабыла. Зато не успела их потерять.
  
  Дверь открыла девушка с соболино-черными волосами и голубыми глазами Миры и худощавым сложением Денниса. Джиллиан, вспомнила Ева. Дочь-неоязычница, живущая в… ах да, в Новом Орлеане.
  
  — Здравствуйте, Даллас. Добрый день, Пибоди.
  
  — Здравствуйте, Джиллиан. Не знала, что вы здесь.
  
  — Приехала вчера вечером. Внезапно почувствовала, что что-то не так…
  
  — Приятно снова увидеться, несмотря на обстоятельства.
  
  Джиллиан улыбнулась и отступила в сторону, давая им пройти.
  
  — Мне тоже приятно. Мама с папой в гостиной. Ему и так тяжело, поэтому, пожалуйста, будьте с ним помягче.
  
  — Вообще-то мы собирались надеть на него наручники и отвезти в Центральное — туда, где храним дубинки и резиновые шланги.
  
  В ответ Джиллиан только холодно посмотрела на Еву.
  
  — Давайте возьму у вас верхнюю одежду.
  
  Выполнив долг хозяйки, она провела их в гостиную. В камине горел огонь. Супруги Мира сидели рядышком на диване — точно так же, как в доме на Спринг-стрит. Ева заметила, что вид у Денниса усталый, и в сердце больно кольнуло: разговор предстоял тяжелый.
  
  — В доме копы, — шутливо сказала Джиллиан и уселась на подлокотник рядом с отцом.
  
  Единый фронт, подумала Ева.
  
  — Сожалеем о вашей потере, мистер Мира, — начала она.
  
  — Спасибо. Мы с Эдвардом… В общем, отношения у нас давно уже не те, что прежде, но я помню, каким он был в детстве. Какими мы оба были. Он очень мучился?
  
  Деннис посмотрел на Еву своими добрыми зелеными глазами. Ей захотелось солгать, избавить его хотя бы от этой боли. Но она не могла.
  
  — Да, очень.
  
  — Странно, каждый день слышу про работу Шарлотты и знаю, на что способны люди, однако никогда не думал, что нечто подобное может произойти с кем-то из близких. Эдвард ведь остается членом моей семьи, несмотря на наши разногласия. Вы говорили с Мэнди?
  
  — Только что от нее.
  
  — Мэнди не отвечает на звонки, — объяснила Мира. — Деннис за нее беспокоится.
  
  — Она… — Ева замялась, не зная, как сформулировать.
  
  — Охранник обещал сообщить ее детям, — пришла на помощь Пибоди.
  
  — Это хорошо. — Деннис похлопал Джиллиан по колену. — Всегда легче, когда рядом дети. Знаю, Мэнди непростой человек. Вежливость не позволяет вам сказать об этом напрямую.
  
  — Не больно-то я вежливая, — заметила Ева, и Деннис усмехнулся:
  
  — Вы же наверняка не обедали.
  
  Реплика застала Еву врасплох.
  
  — Вообще-то мы…
  
  — Вам нужно поесть. Я приготовлю сэндвичи.
  
  — Мистер Мира, к сожалению, нам придется задать вам несколько вопросов. Я должна зачитать ваши права и побеседовать с вами под запись.
  
  — Не смейте обращаться с ним как с подозреваемым!
  
  Джиллиан соскочила с подлокотника, словно стрела, спущенная с тетивы.
  
  — Джиллиан, я тебе объясняла. — Мира погладила мужа по ноге и поднялась с дивана. — Так положено, ничего не поделаешь.
  
  — Плевать я хотела, как положено!
  
  — У меня нет выбора, — сказала Ева и перевела взгляд на Денниса, на его мешковатый зеленый кардиган и спутанные волосы. — У меня нет выбора. Простите.
  
  — Понимаю, но поесть все-таки надо. Можете поговорить со мной на кухне, пока я делаю сэндвичи.
  
  — Папа, я же сварила суп, помнишь?
  
  — Ах да, точно… — Деннис поднялся на ноги. — Джилли готовит чудесный суп. С картошкой и луком, кажется?
  
  — С курицей и рисом.
  
  — Конечно. С картошкой и луком был в прошлый раз. Суп всегда утешает, а утешение нам необходимо.
  
  Ева не смогла сказать «нет» — не смогла проявить строгость. Вскоре она уже сидела напротив Денниса в большой кухне, где аппетитно пахло супом, а в окно светило неяркое зимнее солнце.
  
  — Сначала поешьте, — сказал Деннис, когда Джиллиан поставила перед ними тарелки. — Чарли говорит, что этого милого молодого полицейского повысили в должности.
  
  — Трухарта? Да, сегодня он получил значок детектива.
  
  — Вот и замечательно. Славный мальчик. Смышленый, наверное?
  
  — Очень. Трухарт хороший полицейский. — Ева ела только потому, что перед ней стояла тарелка. — Вкусный суп.
  
  — Очень вкусный, — подтвердила Пибоди. — Шалфей здорово его украшает. Моя бабушка тоже кладет в суп шалфей.
  
  — Любите готовить? — спросила Джиллиан.
  
  — В основном пеку пироги, когда есть время. Успокаивает нервы.
  
  Ева не слушала. Нужно прервать разговор. Нельзя просто сидеть на этой уютной кухне, угощаясь супом и ведя светские беседы. Нужно…
  
  Деннис наклонился к ней через стол, погладил по руке.
  
  — Не переживайте, это ваша работа. Я хочу помочь найти того, кто убил Эдварда.
  
  — Мистер Мира, вы не подозреваемый. Никто не считает, будто вы как-то связаны со смертью Эдварда. Но я должна вас допросить, и некоторые вопросы покажутся вам неприятными и неуместными. Мне очень жаль.
  
  — Не надо извиняться. Допрашивайте, только сначала доешьте суп. — Деннис повернулся к Пибоди: — А как ваш молодой человек? Мне он нравится. Очень колоритный.
  
  — Да, он такой. У него все отлично.
  
  Доев суп, Ева поймала на себе взгляд Миры, полный тихой благодарности. Может, она все-таки правильно поступила — дала мистеру Мире время взять себя в руки…
  
  — Сейчас приготовлю горячий шоколад, — объявил Деннис. — Вы ведь любите мой шоколад?
  
  — Конечно, но…
  
  — А вы, Делия? Любите горячий шоколад?
  
  — Это моя большая слабость. Теперь ясно, ради чего я отказалась от торта.
  
  — Мой шоколад лучше любого торта. — Деннис подмигнул, и у Евы защемило сердце. — Вы с Делией садитесь к разделочному столу, и я начну готовить. Будет чем занять руки, пока отвечаю на вопросы. Чарли, а вы с Джиллиан оставайтесь здесь. Джилли, веди себя хорошо.
  
  — Постараюсь.
  
  Пусть будет, как он хочет, решила Ева и пересела на табурет рядом с большим разделочным столом. Деннис тем временем рылся в шкафу. Когда он достал большую плитку шоколада и банку с сахаром, глаза у Пибоди засияли.
  
  — Вы сами его варите? Так приятно наблюдать, как человек сам варит шоколад!
  
  Ева сердито глянула на нее. Не мешает напомнить напарнице, что они сюда не шоколадом лакомиться приехали.
  
  Когда Деннис поставил настоящую кастрюлю на настоящую плиту, Еве пришлось напомнить себе о том же.
  
  — Включить запись.
  Глава шестая
  
  Ева продиктовала их имена и зачитала Деннису его права.
  
  — Профессор Мира, вы поняли свои права и обязанности?
  
  Когда Ева обратилась к нему «профессор», Деннис слегка улыбнулся. Он поставил на кастрюлю с водой еще одну кастрюльку, поменьше, — интересно, это еще зачем? — и начал ломать в нее шоколад.
  
  — Да, понял, спасибо.
  
  — Эдвард Мира — ваш кузен?
  
  — Да, двоюродный брат по отцовской линии.
  
  Деннис взял с полки металлическую миску и сунул ее в морозильник. Ева подумала, не указать ли на его оплошность, но продолжила допрос:
  
  — Не могли бы вы рассказать под запись, что произошло вчера, когда вы приехали в дом по адресу: Спринг-стрит 2314?
  
  Деннис принялся обстоятельно описывать погоду, поездку в такси. Когда он упомянул о злости на Эдварда, Ева пожалела, что не попросила не вдаваться в подробности. Наконец Деннис дошел до того момента, когда услышал голоса.
  
  — Сколько именно голосов? — перебила Ева.
  
  — Ох, даже не знаю… — Деннис нахмурился, и лицо у него сделалось трогательно растерянным. — По крайней мере, два. Это был диалог. Вернее, мне показалось, что это диалог. Слов я не слышал и, боюсь, вообще думал о другом. Когда окликнул Эдварда по имени, они замолчали.
  
  — По крайней мере, два голоса. Слов вы не разобрали, но, может быть, расслышали, мужские это были голоса или женские?
  
  — Отличный вопрос… — Отличный или нет, вопрос этот поставил его в тупик. — Я подумал, что один голос принадлежит Эдварду, но особого внимания не обратил. Такое со мной бывает. Чарли обучила меня одному трюку, который помогает вспомнить о том, на что сразу не обратил внимания. Похоже, я слишком часто думаю о постороннем.
  
  Деннис закрыл глаза, несколько раз медленно вдохнул и выдохнул.
  
  — Я вхожу в дом. Внутри тепло. Пахнет лимоном — значит, недавно прибиралась Сила. Я вспоминаю, каким был дом прежде, при бабушке с дедушкой, и мне становится грустно. Кое-какой мебели не хватает — ее завещали родне. На столике у входа раньше стояли свежие цветы. Жаль, что их больше нет, что в доме сумрачно. День хмурый и ненастный, и хочется, чтобы было светлее. Я слышу голоса. Мне досадно, грустно, и я слышу голоса дальше по коридору. Кажется, в кабинете, но я не уверен. Звучат они… то ли сердито, то ли возбужденно. Разговаривают двое, на повышенных тонах. Один голос вроде бы принадлежит Эдварду… да, точно Эдварду. Другой — женщине.
  
  Деннис открыл глаза.
  
  — Думаю, Эдвард был с женщиной. Я сумел вам помочь?
  
  — Да. Что вы сделали дальше?
  
  — Направился в глубь дома. Решил сказать риелтору, что ему здесь делать нечего и продавать свою долю я не собираюсь. Знал, что мы с кузеном поссоримся, но другого выхода не было. Я вошел в кабинет и увидел Эдварда. У меня словно землю из-под ног вышибли. Он сидел в кресле — не за столом, а перед ним. Из уголка губ течет кровь, один глаз… — Деннис снова зажмурился и помахал в воздухе руками. — Правый глаз подбит и опух. Вид у Эдварда был напуганный. Я бросился к нему на помощь, и тут… — Деннис поднес руку к затылку, — меня ударили по голове. Следующее, что я ясно помню, — я прихожу в себя, лежа на полу кабинета, голова раскалывается от боли. Эдвард исчез, кресло на обычном месте — позади стола. Такое впечатление, что мне просто привиделось, однако я лежу на полу, а на затылке кровоточащая рана.
  
  — Что вы делали, когда пришли в себя?
  
  — Искал Эдварда, звал его по имени. Голова у меня кружилась, мысли путались. Я прошел на кухню, затем поднялся на второй этаж. Эдварда нигде не было, и я понял: что-то не так. Позвонил Чарли… Шарлотте… доктору Мире. Сказал, что что-то случилось, и попросил ее приехать, привезти с собой вас. Поискал еще немного, а потом приехали вы.
  
  — Почему не позвонили девять-один-один? Ваш кузен был ранен и исчез, на вас напали, однако вы почему-то позвонили жене, а не в полицию.
  
  — Просто не сообразил. Моя Шарлотта работает в полиции. Работает с вами. Наверное, нужно было и впрямь позвонить девять-один-один, но я хотел, чтобы приехали именно вы, потому что с Эдвардом что-то случилось.
  
  — Я полицейский из отдела по расследованию убийств. Вы предполагали, что ваш кузен убит?
  
  — Нет-нет, даже не думал… Я до сих пор не вполне… Но вы полицейский, и это главное. Лучший из всех, кого я знаю. Я не сомневался: вы разберетесь.
  
  — Вы позвонили жене, — продолжила Ева с легким нажимом, — и попросили пригласить офицера полиции, с которым у вас… дружеские отношения.
  
  — Верно. — Деннис отмерил молока, вылил в шоколад. Затем маленьким каменным пестиком в маленькой каменной ступке растолок какой-то стручок. — Моя жена — известный и уважаемый специалист по психологии преступников, а вы — известный и уважаемый лейтенант полиции. Глупо соглашаться на меньшее, когда под рукой такие таланты.
  
  Деннис высыпал в шоколад сперва толченый стручок, затем сахар и принялся методично помешивать.
  
  Хорошо отвечает, подумала Ева. Очень хорошо — просто и логично. Однако она еще не закончила.
  
  — Профессор Мира, вы когда-нибудь ссорились с кузеном?
  
  — О да! — непринужденно, без тени лукавства ответил Деннис. — Много раз. Мы сильно расходились во взглядах. Вращались на разных орбитах, так сказать. У нас не было почти ничего общего. Не то что в детстве.
  
  — Вы ссорились по поводу того, как поступить с домом на Спринг-стрит, который завещан вам обоим в равных долях?
  
  — Да. — Ни колебаний, ни враждебности в голосе. — Мы обещали деду сохранить дом. Эдвард считал, что срок обещания истек. Я придерживался иного мнения.
  
  — Вчера вы тоже ссорились?
  
  — Нет. Не успели даже заговорить. Я произнес его имя, и тут меня ударили по голове. Думаю, мы бы обязательно поссорились, если бы не…
  
  Деннис продолжал помешивать, но смотрел на кастрюлю так, словно позабыл, зачем она здесь.
  
  — К кому переходит доля вашего кузена в случае его смерти?
  
  — Что, простите?.. Ах да. Если Эдвард не изменил завещания, принадлежащая ему доля будет разделена поровну между двумя его детьми.
  
  Деннис достал из морозильника миску и вооружился венчиком. Налил в нее какую-то жидкость из маленького пакетика — то ли молоко, то ли сливки — и добавил немного сахара. Затем подсоединил венчик к какому-то небольшому устройству, которое деловито зажужжало.
  
  — Какие у вас отношения с племянниками?
  
  — Чудесные молодые люди. Мы очень хорошо ладим. Надо будет их проведать. Они потеряли отца, и им нужна поддержка родных.
  
  — По-вашему, они более расположены сохранить дом?
  
  — Да, несомненно.
  
  Ева увидела, что Деннис приготовил взбитые сливки. Значит, когда готовят взбитые сливки, их действительно взбивают?.. Кто бы мог подумать…
  
  Деннис отставил миску со сливками в сторону, взял еще какое-то приспособление и натер остатки шоколада.
  
  — Ева… то есть лейтенант Даллас… как бы ни хотел Эдвард продать дедушкин дом, у него все равно ничего бы не вышло. Он не сумел бы заставить меня нарушить данное слово. Как я уже говорил, мы отдалились друг от друга еще в колледже. Мы оба окончили Йельский — Эдвард на год раньше меня. Если бы он остался жив, мы бы вряд ли сблизились, но я никогда не пожелал бы ему зла, а он никогда бы не вынудил меня продать дом, сколько бы ни наседал.
  
  — Иногда обидчикам дают отпор.
  
  — Да, и своих детей я учил тому же. Да и сам давал Эдварду отпор более сорока лет. — Деннис повернулся к шкафу, достал из него кружки. — Некоторые принимают мягкость за слабость, а вы?
  
  — Нет, сэр, я — нет.
  
  — Родные подтвердят: когда речь идет о чем-то важном, я бываю ужасно упрям.
  
  На другом конце комнаты Джиллиан тихонько фыркнула, и Деннис улыбнулся уголком рта.
  
  — Обещание, данное человеку, которого я любил всем сердцем, для меня важно — даже священно. Мне не за чем было причинять вред Эдварду, чтобы его сдержать. Достаточно просто не отступаться. Я не склонен к жестокости. — Он разлил густой горячий шоколад по кружкам. — Мне не нравился Эдвард — не нравился тот человек, которым он стал, — но я любил его.
  
  — Профессор Мира, не могли бы вы сообщить, где находились с одиннадцати часов вчерашнего вечера до трех тридцати сегодняшнего утра?
  
  — Здесь. То есть не здесь, в смысле на кухне, а в доме. Чарли, моя жена, настояла, чтобы я лег пораньше. Обычно я тот еще полуночник, но вчера и правда устал и лег около десяти. Чарли думает, будто я не знаю, но она проведывала меня каждые пару часов. — Деннис ласково улыбнулся и посмотрел в сторону жены и дочери. — Наша дочь Джиллиан тоже заглядывала ко мне пару раз, дабы удостовериться, что я не впал в кому, — так и сказала матери около полуночи. Спал я плохо. Хотя все равно отдохнул, — поспешно добавил он и снова глянул в сторону жены и дочери, накладывая поверх шоколада взбитые сливки. — Волновался за Эдварда, поэтому и не мог уснуть.
  
  — Хорошо. Спасибо за ваше время и готовность сотрудничать. Выключить запись.
  
  Деннис посыпал сливки тертым шоколадом и поставил перед ними кружки.
  
  — Встаньте, — велел он Еве.
  
  Она встала, внутренне напрягшись.
  
  — Вас нужно срочно обнять.
  
  Деннис привлек Еву к себе, и внутри у нее все растаяло.
  
  — Ну вот, беседа прошла не так уж и плохо, а?
  
  — Просто ужасно!
  
  — Ну ничего. Все уже позади.
  
  — Мне так…
  
  — Тс-с. Садитесь и пейте шоколад.
  
  — Меня тоже нужно обнять, — подала голос Пибоди.
  
  Польщенный Деннис расплылся в улыбке.
  
  — Вы хорошая девочка, Делия. Джилли, Чарли, идите сюда. Тут на всех хватит.
  
  Мира подошла, приложила ладони к его щекам.
  
  — Деннис, я люблю тебя.
  
  — Это радует. Иначе что бы со мной сталось?
  
  — Сядь. Я сама приготовлю.
  
  Накладывая сливки в оставшиеся кружки, Мира взглянула на Еву.
  
  — Вы вели себя правильно. Вам было тяжело, мне тоже, но вели вы себя правильно.
  
  — Извините, не могли бы вы подтвердить, что мистер Мира был здесь в обозначенное время?
  
  — Подтверждаю. Все верно. Я действительно проведывала Денниса каждые несколько часов. Джилли заглянула к нему в полночь, а потом еще раз — около трех. Мы думали, он спит.
  
  — Если бы вы узнали, что не сплю, опять устроили бы переполох.
  
  — Тоже верно. Думаете, убийца — женщина?
  
  — Убийц, по крайней мере, двое, и одна из них — женщина. Я в этом уверена, а мистер Мира мою версию подтвердил.
  
  — Вы же с самого начала не считали его подозреваемым, правда? — подала голос Джиллиан.
  
  — Нет, мистер Мира не имел ни мотива, ни возможности убить Эдварда. Однако мне нужно было проговорить это под запись. В СМИ скоро поднимется шумиха, а благодаря записи ни у кого не возникнет сомнений, что мистер Мира проходит по делу как свидетель.
  
  — Хочу кое-что сказать. — Пибоди, зажмурившись от удовольствия, поднесла кружку к губам. — Шоколад просто божественный. Мистер Мира, вы гений. Только вот не знаю, как теперь пить те помои, что продают в Центральном.
  
  — Давай быстрее, Пибоди. Пора работать.
  
  Они посидели еще немного — Пибоди хотелось растянуть удовольствие, — но Еве все равно стало легче, когда Джиллиан проводила их к двери и подала верхнюю одежду.
  
  — Должна извиниться: мне хотелось вас ударить, хотя я и видела, как вам тяжело на него давить.
  
  — Мне самой все время хочется кого-нибудь ударить, а он ваш отец.
  
  — Я люблю своего мужа по многим причинам, и одна из них такова: он всегда соглашается, когда я говорю, что папа — лучший среди известных мне мужчин. Вы ведь влюблены в него немного?
  
  — Пожалуй, чуть больше, чем немного.
  
  — И вы его защитите?
  
  — Обещаю.
  
  — Ну что ж, удачи вам обеим и счастливого пути, куда бы ни вела вас судьба.
  
  По дороге к машине Ева сунула руки в карманы, снова обнаружила и натянула перчатки.
  
  — Составь разумный маршрут, чтобы объехать сенаторских подружек.
  
  — Уже. Эллисон Байсон можно пока вычеркнуть — она неделю как в Сент-Люсии вместе с мужем и друзьями. Ездит туда раз в год — каждую зиму на полтора месяца.
  
  — Отличное алиби. Но мы все равно ею займемся.
  
  — Начнем с Карли Маккензи, журналистки-фрилансерши. Она последняя, с кем встречался сенатор, прежде чем замутить с Даунинг.
  
  В машине Пибоди забила адрес в навигатор.
  
  — Затем наведаемся к Аше Копполе, Лорен Кэнфорд и, наконец, к Чарити Даунинг, последней из любовниц.
  
  — Хочу поговорить сегодня с детьми жертвы.
  
  Лавируя в густом потоке машин, Ева вслух обдумывала тактику.
  
  — Вопросы будем задавать самые простые: когда и где познакомились, сколько встречались, кто прекратил отношения — в таком духе. Прозондируем почву.
  
  — И как сенатор в них не путался? В нашем списке пять женщин, а это только за последний год. Значит, их было гораздо больше. Как же он не путался?
  
  — Думаю, ему было примерно все равно. Он хищник: наметить жертву, выследить, настичь, поиграть немного, а когда наскучит, бросить и отправиться на поиски свежей добычи.
  
  Ева заметила свободное парковочное место на втором ярусе дороги и тут же его заняла.
  
  — Могли бы найти место поближе.
  
  — А могли бы и не найти.
  
  — Штаны велики, штаны велики, — напевала Пибоди, спускаясь по металлической лестнице на тротуар.
  
  — Станут еще более велики, когда я отвешу твоей заднице хорошего пинка.
  
  — Просто использую силу позитивного мышления. Но чтобы уберечь мою задницу… Что вы с Рорком собираетесь подарить Белле на день рождения?
  
  — Не знаю. — Еву мгновенно охватила паника. — Черт, откуда мне знать, что подарить годовалому ребенку? Как вообще это выяснить? Ребенок сказать не может, а сама ты не помнишь, чего тебе хотелось в год, так что получается пальцем в небо.
  
  — До дня рождения всего пара недель.
  
  — Заткнись, Пибоди!
  
  — Ладно, только тогда я не смогу рассказать, что ей точно понравится, а мы с Макнабом хороший не потянем.
  
  — Хороший что?
  
  Пибоди демонстративно поджала губы.
  
  — Клянусь, я сейчас тебе такого пинка отвешу, что ты пролетишь три квартала и приземлишься точнехонько посреди Пятой авеню.
  
  — Кукольный домик, вот что. Белла еще слишком маленькая для такой игрушки, но несколько дней назад ее оставили с нами на пару часов, и я показала ей свой. Просто маленький домик, который сделал мне папа, но Белла в него прямо влюбилась. Возилась с ним всю дорогу: переставляла мебель, играла, будто готовит еду на крошечной кухоньке.
  
  Ева недоумевала, какое удовольствие — нет, правда, какое?! — играть, будто готовишь.
  
  — Если куклы неживые, зачем им дом?
  
  — Это и значит «играть».
  
  — Да ну? А может, пока ты спишь, куклы устраивают вечеринки — пьют пиво, закусывают, смотрят телик?
  
  — Ты меня пугаешь!
  
  — Есть чего испугаться! А что мешает им устроить кукольную оргию? Никогда не задумывалась?
  
  — До этого момента — нет.
  
  — Такими темпами скоро начнут продавать кукольное оружие и кукольные машины.
  
  — Уже продают.
  
  — Вот видишь!
  
  Ева повернула к приземистому многоквартирному дому, где жила Карли Маккензи. Воспользовалась универсальным ключом — незачем давать фрилансерше время подготовиться, — и они с Пибоди вошли в обшарпанный вестибюль.
  
  — Мне нужно в туалет. Я от твоих слов чуть не описалась. Так что не заставляй меня лезть на третий этаж.
  
  — Ты серьезно?
  
  — Вполне. — В доказательство Пибоди нажала кнопку лифта. — Не могу избавиться от мысли о том, как компания нализавшихся кукол трахается по всему дому. Куклы-геи, куклы-натуралы, кукольные групповухи… Меня теперь будут мучить кошмары.
  
  — Может, накладные члены для кукол тоже продают?
  
  — Ох, перестань, пожалуйста! — Пибоди заскочила в открывшиеся двери лифта. — Штаны велики, штаны велики… Только не пинайся — просто пытаюсь не думать про туалет и кукол-извращенцев. Так и вижу Грейси Мейджилл с накладным членом.
  
  — Кого?
  
  — Свою любимую куклу. Штаны велики, штаны велики…
  
  — У твоей куклы была фамилия? — Ева позвонила в квартиру Маккензи. — Зачем куклам фамилии?
  
  — Чтобы получить паспорт и покупать пиво и накладные члены.
  
  — А я думала, они все это воруют, когда залезают по ночам в окна и грабят дома.
  
  — Да ты просто издеваешься!
  
  — Готова продолжать хоть целый день.
  
  Ожил интерком.
  
  — Да?
  
  — Слава тебе господи! — еле слышно выдохнула Пибоди.
  
  — Полиция Нью-Йорка, — сказала Ева, предъявляя значок. — Мы хотели бы поговорить с вами, мисс Маккензи.
  
  — О чем?
  
  — Об Эдварде Мире.
  
  Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Ева различила рыжеватые светлые волосы, собранные в неаккуратный узел на затылке, и настороженные голубые глаза.
  
  — А что насчет него?
  
  — Вы хотите обсуждать свои отношения с ним прямо на площадке?
  
  Маккензи сжала губы и зыркнула по сторонам.
  
  — Нет у нас никаких отношений, — сказала она, но дверь все-таки открыла.
  
  На ней была спортивная кофта с капюшоном, мешковатые брюки и толстые носки. Бледная кожа почти светилась под россыпью рыжих веснушек.
  
  — Но были, — заметила Ева, входя в квартиру.
  
  — Мы давно уже не виделись и не общались — с конца ноября.
  
  — Извините, — перебила Пибоди. — Можно зайти в туалет?
  
  Маккензи прикусила нижнюю губу, однако кивнула.
  
  — Ну да, пожалуйста. Вам туда.
  
  Она махнула рукой, но Пибоди уже бежала по коридору.
  
  — Спасибо!
  
  — Я так понимаю, вы хотите присесть?
  
  — Могу и постоять, — ответила Ева.
  
  — Ну, давайте присядем, что ли.
  
  В комнате стояли диван и пара стульев, обращенных к телевизору. Позади них у окна — компьютерный стол.
  
  Маккензи села на стул, сдвинув колени и сцепив пальцы в замок.
  
  — Не понимаю, почему вы хотите поговорить со мной об Эдварде.
  
  — Он мертв, мисс Маккензи.
  
  Плотно сжатые губы девушки удивленно раскрылись.
  
  — Что? Как? Когда?
  
  — Убит прошлой ночью.
  
  — У-убит?
  
  — Вы сказали, что не виделись с ним с ноября.
  
  — Да. Вы о сенаторе Мире?
  
  — Да. Как вы познакомились?
  
  — Во время… во время акции по сбору средств. У меня был журналистский пропуск — я собирала материал для статьи, и…
  
  Маккензи замолчала, потому что на пороге появилась Пибоди.
  
  — Спасибо, — сказала она еще раз и села рядом с Евой.
  
  — Не за что. Я обычно… м-м… больше наблюдаю, чем спрашиваю. По-моему, единственная из журналистов не задавала Эдварду вопросов. Он подошел, когда я сидела и делала заметки, принес мне бокал вина… Сказал, что если у меня нет к нему вопросов, то у него есть парочка ко мне. Я немного смутилась, но Эдвард вел себя так очаровательно…
  
  — Когда у вас начались сексуальные отношения?
  
  Маккензи жарко вспыхнула и отвела взгляд.
  
  — Понимаю, это нехорошо. Эдвард женат — я знала, что женат. Он уверял, будто жену все устраивает, но все равно это нехорошо.
  
  — Мы здесь не для того, чтобы вас осуждать, — сказала Пибоди. — Просто собираем сведения.
  
  — Я понимала, что это нехорошо, — повторила Маккензи. — Эдвард пригласил меня сходить куда-нибудь выпить, и я подумала, что смогу собрать материал на большую статью или даже несколько статей. Мы зашли в бар, выпили по бокалу. Потом еще по одному. Он велел своему шоферу отвезти меня домой. За мной никогда так не ухаживали. Эдвард был удивительно внимателен, и… Не знаю, как объяснить, но рядом с ним я чувствовала себя красивой и сексуальной. — Она взглянула на свои сцепленные руки. — На следующий день Эдвард позвонил и сказал, что поведет меня ужинать, и я согласилась. Знала, к чему все идет. Понимала, что он женат и — ну да — гораздо старше меня, но все равно пошла. Потом Эдвард отвез меня в отель «Палас». У него там номер люкс — красивый, как в кино. На столе ждал ужин и бутылка шампанского. Я провела с ним ночь. Мы встречались чуть больше месяца, а потом он прислал мне букет белых роз с открыткой. Написал, что было прекрасно, но все хорошее когда-нибудь кончается.
  
  — Представляю, как вы разозлились.
  
  — Скорее, обиделась. Мог бы сообщить лично. Я же не дура — понимала, что долго так продолжаться не может. Однако Эдвард должен был сказать мне об этом в глаза. Я хотела ему позвонить, но не стала. Сам он больше не появлялся.
  
  Она вздохнула.
  
  — Вы его любили? — сочувственно спросила Пибоди.
  
  — О нет! — Маккензи широко распахнула невинные голубые глаза. — Нет, не любила, просто все было так захватывающе… Возможно, отчасти именно потому, что нехорошо. Я чувствовала… — Она оборвала себя на полуслове и тихонько охнула. — Я что, под подозрением? Думаете, я его убила?
  
  — А вы его убили? — невозмутимо спросила Ева.
  
  — О господи… — Маккензи задрожала всем телом, сцепила пальцы под подбородком. — Нет-нет, я его не убивала. Я никого не убивала. Прошлым вечером, так вы сказали?
  
  — Прошлым вечером, — подтвердила Ева.
  
  — Я… я… я была дома. Работала. — Трясущейся рукой она указала на компьютерный стол. — Никуда не выходила.
  
  — Вы виделись или говорили с кем-нибудь?
  
  — Нет. Писала статью. Работа никак не клеилась, поэтому я поужинала остатками китайской лапши и рано легла спать. Думаю, около десяти. Мозги совсем не варили. Мне следует нанять адвоката?
  
  — Решать вам. Вы когда-нибудь бывали в доме Эдварда Миры на Спринг-стрит?
  
  — Спринг-стрит? Я вообще не знала, что у него там дом. Мы всегда встречались в отеле. Офицер…
  
  — Лейтенант.
  
  — Лейтенант, я веду тихую жизнь — таков мой выбор. Мне так нравится. У нас было всего несколько недель приятного волнения и… и… — Она снова вспыхнула. — Секса.
  
  — А он положил всему этому конец, прислав вам цветы и открытку.
  
  — Никто не станет убивать мужчину только за то, что он положил конец отношениям.
  
  Ева приподняла брови:
  
  — Вы уверены?
  
  Оставив перепуганную Карли Маккензи, они спустились на лифте в вестибюль.
  
  — Впечатления? — спросила Ева.
  
  — Девица не привыкла, чтобы на нее обращали внимание. Обсессивно-компульсивный синдром легкой степени. В туалете чистота и порядок, как в операционной. Все в одном стиле. В спальне то же самое — я заглянула в дверь. Постель аккуратно заправлена. Ни разбросанной одежды, ни обуви. Такие заранее уверены, что их бросят, поэтому не удивляются, когда это происходит. По-моему, невиновна.
  
  — У нее нет алиби.
  
  — Если бы я собиралась убить бывшего сенатора, то обеспечила бы себе железное алиби.
  
  — Полное отсутствие алиби — тоже неплохая стратегия, — заметила Ева. — Когда мы только вошли, Маккензи спросила, как его убили. Я не ответила, а она не повторила вопроса. Как можно писать статьи, не задавая вопросов и не настаивая на ответе?
  
  — По-моему, она искренне смущена и взволнована.
  
  — Ну, может, и так. Пока она остается в списке подозреваемых. Давай наведаемся к следующей.
  Глава седьмая
  
  Помещение «Брайтон-груп» было обустроено удобно и без претензий. Оно располагалось над преуспевающей кулинарией в приземистом здании, построенном после окончания Городских войн. Повседневно одетые сотрудники работали все вместе в шумной и веселой обстановке. Те, что рангом повыше, сидели за стеклянными перегородками. На столах громоздились семейные фото, цветы в горшках, бумаги и папки. В воздухе пахло чем-то сладким — тортом, как вскоре выяснилось.
  
  — Аша там. — Женщина, предложившая им торт, указала на кабинет за стеклянной перегородкой. — В обеденный перерыв отмечали день рождения Сэнди и только-только принимаемся за работу.
  
  — Мы воздержимся, но все равно спасибо.
  
  — Если передумаете — присоединяйтесь. Можете просто войти — у Аши всегда открыто.
  
  — Торт… — бормотала Пибоди, плетясь вслед за Евой. — Ну почему опять торт?!
  
  — Пибоди, возьми себя в руки!
  
  Ева посмотрела на Ашу сквозь стекло: ярко-красный свитер, облегающие черные брюки, заправленные в высокие, до колен, сапоги на небольшом каблуке, черные кудрявые волосы с красными концами зачесаны назад, открывая скуластое большеглазое лицо. Аша отошла от маленького холодильника, откуда достала бутылку воды, и улыбнулась профессиональной улыбкой.
  
  — Здравствуйте! Чем могу помочь?
  
  — Полиция Нью-Йорка. — Ева показала значок. — Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. Хотели бы с вами поговорить.
  
  — Конечно. Вы насчет Эдварда. — Улыбка Аши померкла. — Только что узнала из новостной рассылки. Присаживайтесь, пожалуйста. Кофе будете? Те еще помои, но…
  
  Она не договорила, покачала головой и опустилась на стул для посетителей — не на свой, стоящий за столом.
  
  — Его убили — так сказано в рассылке. Я хотела немного прийти в себя… — Аша взглянула на закрытую бутылку у себя в руках, — прежде чем прочесть подробности. Вы мне расскажете?
  
  — Расследование только началось. Вы состояли в отношениях с Эдвардом Мирой?
  
  — Да, недолго, прошлой весной. Большая глупость с моей стороны. Я ведь замужем — хотя вы, конечно, в курсе. У нас с мужем не все шло гладко, и я завела любовника. — Она вновь замолчала, поднесла пальцы к глазам. — Я знала сенатора по работе, и… У меня нет для себя оправданий.
  
  — Кто разорвал отношения?
  
  — Я, когда опомнилась. Жить двойной жизнью — отвратительно. Когда первое возбуждение проходит — а оно проходит, — остается только напряжение и чувство вины.
  
  — Вы предложили расстаться? Как отреагировал сенатор?
  
  — Он был… не то чтобы раздосадован. Скорее слегка задет. Могущественный и властный — отчасти это меня и привлекало, — он привык сам ставить точку в отношениях. Однако расстались мы без скандалов. — Аша перевела дыхание. — Как человек, Эдвард мне нравился, а вот его политические взгляды выводили меня из себя. Однако страстные споры о политике тоже подогревали влечение. Не могу поверить, что Эдвард умер, еще и не своей смертью. В новостях сказано, что его повесили. Это правда?
  
  — Да.
  
  — Боже мой… — Аша зажмурилась. — Не понимаю, как кто-то мог… Не понимаю.
  
  — Сенатор был достаточно задет, чтобы давить на вас, угрожать?
  
  — О нет! — Аша открыла блестящие от слез глаза. — Лейтенант, наши отношения мало что значили для нас обоих. В этом самое грустное. Я мстила мужу, а Эдвард просто воспользовался подвернувшимся случаем. Я причинила Джеку боль и едва не разрушила наш брак, потому что мне казалось, будто меня не ценят.
  
  — Вы рассказали мужу о своем романе?
  
  — Я не могла жить во лжи. Как бы мы спасли свои отношения, если бы я не рассказала?.. На мое счастье, Джек не хлопнул дверью, а согласился вместе ходить к психологу. Я как-то забыла — а ведь это мой второй брак! — забыла, что семейные отношения — большой труд, и в них всегда есть взлеты и падения. Больше не забуду.
  
  — Где вы были вчера с четырех до шести?
  
  — На работе, почти до шести.
  
  — Можете предоставить подтверждение?
  
  — Нас было, по крайней мере, шестеро, и я ушла не последней. Спросите кого угодно. Именно тогда его и убили?
  
  — Мне также нужно знать, где вы были сегодня ночью. Скажем, с полуночи до четырех утра.
  
  — Подождите… — Аша отпила воды и сморгнула слезы. — Так… Около семи мы поужинали с Джеком и несколькими друзьями, потом поехали в кино, а после фильма зашли куда-то выпить. Домой вернулись, думаю, около половины первого. По крайней мере, я очень устала и сразу пошла спать. Джек человек компанейский, а вот я не люблю засиживаться допоздна.
  
  — Программу на вечер составили заранее?
  
  — Об ужине договорились заранее, остальное получилось спонтанно. Я же говорю, Джек человек компанейский. Сама я предпочла бы поужинать и сразу домой, в кровать. Семейные отношения — большой труд, — повторила Аша со слабой улыбкой. — Наверное, все так говорят, но я Эдварда не убивала.
  
  Пибоди записала имена и телефоны, чтобы проверить алиби Аши. Затем они ушли, а она так и осталась сидеть на стуле для посетителей.
  
  — По-моему, у них с мужем алиби прочное, — сказала Пибоди, прежде чем Ева успела спросить ее о впечатлениях.
  
  — Пожалуй. Алиби мы проверим и с мужем побеседуем. Пока все, что она говорит, звучит убедительно. Возможно, после встречи с мужем у нас сложится другое впечатление, но, по-моему, если бы он хотел отомстить, то убил бы Эдварда — или попытался убить — намного раньше.
  
  Они вернулись к машине.
  
  — Следующая, — сказала Ева.
  
  — Лорен Кэнфорд.
  
  — Она самая. По дороге собери данные на мужа Копполы.
  
  Пока Ева выходила из себя, пытаясь отыскать парковочное место, и наконец согласилась на непомерно дорогую подземную стоянку, Пибоди докладывала:
  
  — Специалист по семейному праву. По пятницам проводит бесплатные консультации в адвокатской конторе для малоимущих. Первый брак, судимостей не имеет.
  
  — Хорошо. Оба остаются в списке на последнем месте, — решила Ева, подходя к обшарпанному лифту. — Какой этаж у Кэнфорд?
  
  — Восемнадцатый.
  
  Выйдя из лифта, они оказались в гораздо более представительной обстановке. Прошли по коридору к офису Лорен Кэнфорд. В маленькой стильной приемной не было места ни будничной одежде, ни веселой кутерьме.
  
  Ева подошла к стойке, за которой сидел молодой человек лет двадцати. Идеальный узел его ярко-синего галстука располагался точно по центру длинной шеи.
  
  — Лорен Кэнфорд.
  
  Он даже не поднял головы, продолжая пялиться в экран компьютера.
  
  — Ваше имя?
  
  Ева положила на стойку значок. Парень коротко на него глянул.
  
  — Мне нужно знать ваше имя.
  
  — Прочтите на значке. Мы с напарницей хотим поговорить с Лорен Кэнфорд.
  
  — У миссис Кэнфорд сегодня весь день встречи.
  
  — Послушай, малыш! — Парень наконец-то взглянул на Еву, причем все его лицо выражало презрительную скуку. — Одна из этих встреч будет со мной. Иначе придется тебе сообщить миссис Кэнфорд, что мы ждем ее в Центральном управлении в конце рабочего дня. Тогда встреча пройдет в комнате для допросов.
  
  — Не думаю, что у вас есть полномочия…
  
  — Юридический закончил, да? Хочешь проверить, какие у меня полномочия? — Ева наклонилась к нему через стойку. — Ну так попробуй!
  
  Презрение на лице парня сменилось обидой. Он постучал по наушнику и повернулся к Еве спиной. Разговаривал он вполголоса, однако Ева расслышала слова: «полиция», «угрожают» и «стерва». Все три были ей в высшей степени приятны.
  
  — В эту дверь и прямо по коридору. Миссис Кэнфорд уделит вам десять минут.
  
  — Правильное решение.
  
  — Меня зовут не Малыш! — крикнул он им вдогонку. — Меня зовут Майло.
  
  — Учту на будущее.
  
  Большинство дверей по сторонам коридора были закрыты. По пути им встретился человек без пиджака и с ослабленным галстуком, который, обливаясь потом, умолял в телефон:
  
  — Будь же благоразумен, Барри!..
  
  Судя по выражению лица, сам говорящий не считал Барри способным на благоразумие.
  
  Дверь в офис Лорен Кэнфорд была открыта. Ева увидела ее с порога: черный строгий костюм, черная строгая прическа обрамляет суровое красивое лицо. Рядом с ее столом стоял мужчина — весь в тонкую полоску и орнамент пейсли.
  
  — Удостоверение личности, пожалуйста, — сказал он.
  
  — А вы, собственно, кто?
  
  — Кертис Флак, глава этой организации. Кроме того, я юрист и буду представлять интересы миссис Кэнфорд. Удостоверение личности.
  
  Ева достала значок.
  
  — Лейтенант Даллас.
  
  — Детектив Пибоди.
  
  — Какова причина вашего визита?
  
  — Вы оба прекрасно знаете причину нашего визита, так что давайте не будем ходить вокруг да около. Поскольку миссис Кэнфорд воспользовалась правом на адвоката, я вынуждена сделать вывод, что у нее есть в нем необходимость. Допрос будет вестись под запись, и я зачитаю вам права.
  
  Ева выполнила все формальности и приступила к допросу.
  
  — Вы состояли в отношениях с Эдвардом Мирой?
  
  — У миссис Кэнфорд приготовлено на этот счет заявление.
  
  — Правда? — Ева улыбнулась очень, очень любезной улыбкой. — Да вы во всеоружии, как я посмотрю!
  
  — Я всегда во всеоружии, — впервые подала голос Кэнфорд. — Как только услышала новость, сразу попросила Кертиса зайти и написала заявление.
  
  Она слегка повернула голову и зачитала с экрана:
  
  — Я знала сенатора Миру около десяти лет. Летом 2060 года мы вступили в связь, продлившуюся пять-шесть недель. Когда вышеупомянутая связь себя исчерпала, мы договорились ее прервать. Решение положить начало и конец данной сфере наших отношений было обоюдным. Наши профессиональные и дружеские контакты продолжились, поскольку мы разделяли многие политические и иные взгляды. Я глубоко скорблю о смерти сенатора Миры и надеюсь, что полиция вскоре отыщет виновного.
  
  Кэнфорд скрестила на груди руки.
  
  — Что-нибудь еще?
  
  — Да, еще пара вопросов. Сенатор Мира был женат, а вы замужем.
  
  — Совершенно верно.
  
  — Что думает муж по поводу вашего романа?
  
  — У нас с мужем, как и у сенатора с супругой, существуют определенные договоренности.
  
  — То есть муж не против, что вы ходите налево?
  
  Прежде чем адвокат успел вмешаться, Кэнфорд подняла руку.
  
  — Все в порядке, Кертис. Мы с мужем понимаем, что сексуальная связь — это всего лишь сексуальная связь, не более того. Если захотите поговорить с мистером Кэнфордом, он тоже встретится с вами в присутствии адвоката.
  
  — Ясно. То есть в один прекрасный день вы с сенатором покувыркались и решили: «Было здорово, но пора разбегаться».
  
  — Если вы и дальше намерены грубить, — объявил Флак, — встреча окончена.
  
  — Хорошо-хорошо. Однажды вечером вы с Эдом в очередной раз перекинулись в картишки и постановили завязать.
  
  Кэнфорд слегка наклонила голову в знак согласия.
  
  — В общем и целом да. Подразумевалось, что, если мы оба захотим возобновить отношения, дверь открыта.
  
  — И возобновили?
  
  — Нет, а теперь уже никогда не возобновим. Если это все…
  
  — Мне нужно знать, где вы были вчера между четырьмя и шестью часами вечера.
  
  — До пяти я была здесь. Мой ассистент может подтвердить. Шофер тоже. Затем встречалась в «Тадже» с депутатом конгресса госпожой Лоуэлл. Буду признательна, если вы не станете беспокоить госпожу Лоуэлл, а уточните у сотрудников бара. Затем шофер отвез меня домой. Насколько помню, в дом я вошла около шести пятнадцати. Можете свериться с домашним роботом, если необходимо.
  
  — А сегодня между полуночью и четырьмя утра?
  
  — Мы с мужем были на приеме у Мартина и Селины Уэнделл. Прием начался в восемь тридцать. Ушли мы около часа ночи и сразу поехали домой. Опять же можете свериться с домашним роботом. Остаток ночи мы никуда не выходили.
  
  — Ясно. Спасибо за уделенное время.
  
  — Если у вас возникнут еще вопросы к миссис Кэнфорд или ее мужу, свяжитесь со мной.
  
  Флак подал Еве визитную карточку.
  
  — Хорошо. Выключить запись.
  
  Пибоди продержалась до лифта, но по дороге вниз ее прорвало:
  
  — Мразь! Одно слово — мразь! Такая запросто может убить, а потом отправиться делать маникюр.
  
  — Согласна. Именно поэтому она последняя в списке.
  
  Пибоди прямо заплясала на месте.
  
  — Да ты что?!
  
  — Если бы Кэнфорд оказалась в том доме, мистер Мира был бы сейчас мертв. Такие свидетелей не оставляют.
  
  — Но… Черт побери! — Взвинченная Пибоди вышла из лифта вслед за Евой. — Что, если в доме Кэнфорд не было? Может, она послала туда шестерок. Наверняка у нее есть шестерки. С другой стороны… как же светский прием? Но ведь она могла подтасовать факты. Ведь могла же!
  
  — Могла, но не подтасовывала. Вот почему я отмела Кэнфорд. — Ева села за руль, на минуту откинула голову на спинку кресла. — Ей на него начхать. Допустим, мы копнем чуть глубже и выясним, что сенатор бросил Кэнфорд, и ей это не понравилось. Мотив есть, но картинка не складывается. Кэнфорд никого не стала бы посвящать в свои планы, а тут орудовали, по крайней мере, двое. Она не рискнула бы положиться на напарника, потому что напарник — это всегда помеха.
  
  — Эй, я же тоже твой напарник!
  
  — Я про преступников, Пибоди. — Ева завела машину и выехала со стоянки. — Когда двое совершают преступление, второй всегда помеха. К тому же я ей верю. То, что она рассказала, звучит правдоподобно. Решили замутить друг с другом, замутили, потом стало скучно, и они разбежались. А знаешь, почему им стало скучно? Потому что они одного поля ягоды. Эгоистичные, помешанные на власти…
  
  — Бессердечные.
  
  — В точку.
  
  — Ну хоть в чем-то я права.
  
  — Что движет такими людьми, когда они вступают в брак? Такими, как Кэнфорд с Эдвардом? Политика, работа на публику, роскошные приемы, продвижение по службе. Сплошная показуха. Коппола права. Семейные отношения — большой труд.
  
  — Коппола тоже ходила налево.
  
  — Да, но она признала свою вину и понимает, что оправданий у нее нет.
  
  — А ты смогла бы?
  
  — Что смогла бы?
  
  — Простить измену. Чисто гипотетически: если бы, скажем, мы с Рорком потеряли рассудок и занялись бурным страстным сексом со множественными оргазмами, а на утро опомнились и стали молить тебя о прощении. Признали бы свою вину, как ты сказала. Смогла бы ты нас простить?
  
  С минуту Ева молча вела машину.
  
  — Это далось бы мне нелегко. Потребовало бы большого труда. Впрочем, отношения между мужем и женой — всегда большой труд. Между напарниками тоже. Думаю, смогла бы. Понадобилось бы много труда и времени, но в конце концов я смогла бы простить вас обоих. После того как сварила заживо в огромных чанах, чтобы легче было медленно и аккуратно сдирать кожу, танцуя под аккомпанемент ваших душераздирающих воплей. Потом я бы заставила тебя с Рорком смотреть, как шью из вашей кожи костюмы для парочки роботов-боксеров, которых затем расколотила бы вдребезги и похоронила вместе с вашими дрожащими окровавленными телами в безымянных могилах. После этого, пожалуй, я сумела бы вас простить.
  
  — Спасибо, что предупредила. Только вряд ли у тебя получилось бы сделать из кожи костюмы — ты не умеешь шить.
  
  — Ради такого случая научилась бы… Черт побери, опять припарковаться негде! Подожди…
  
  Пибоди с шумом втянула воздух, потому что Ева выжала педаль вертикального взлета. Машина взвилась вверх, рванула вперед и приземлилась на только что освободившееся у обочины место.
  
  — Застолбила, — довольно произнесла Ева.
  
  — Теперь мне опять нужно в туалет!
  
  — Даже не думай. Сейчас поговорим с малолетней потаскушкой и поедем в Центральное. Хочу обновить доску, подумать и выпить кофе, черт побери.
  
  — Откуда ты знала, что та машина сейчас отъедет?
  
  — Интуиция.
  
  Они прошли квартал по оживленному Сохо в толпе пешеходов, которые возвращались с покупками из магазина или спешили укрыться от холода в ресторане, откуда доносились манящие запахи горячей пищи.
  
  В витрине галереи стояла статуя изогнувшейся назад женщины с выражением то ли невыносимой муки, то ли безумного экстаза на лице. В любом случае впечатление возникало несколько неприятное. Пол и стены были выкрашены в кремовый цвет, отчего казалось, будто Ева с Пибоди находятся внутри драгоценной шкатулки. На стене висела картина с цепочкой голубых точек, соединенных красной ломаной линией. И что бы это значило?..
  
  Тишину галереи нарушил громкий стук каблуков. Ева сразу узнала Чарити Даунинг. Молодая, очень эффектная. Длинные светлые волосы, темно-синие глаза, полные чувственные губы. Короткое облегающее платье почти того же цвета, что голубые точки на картине.
  
  — Добрый день! Меня зовут Чарити. Чем могу… О боже… Я знаю, кто вы. — Она быстро оглянулась через плечо и понизила голос: — Вы насчет Эдварда. Я уже слышала. Не хотелось бы, чтобы босс и коллеги все узнали. Не могли бы вы подождать меня в кафе через дорогу? Здесь я говорить не могу.
  
  — Вы не попытаетесь сбежать?
  
  — Куда мне бежать? Да и зачем? Просто не хочу, чтобы на работе знали о наших с Эдвардом отношениях. Кафе прямо через дорогу. Я мигом — только попрошу Марили меня подменить и возьму пальто.
  
  — Хорошо. Поторопитесь.
  
  — Не боишься, что она даст деру? — спросила Пибоди, когда они вышли на улицу.
  
  — Не боюсь. Не важно, убийца Чарити или нет — она в любом случае должна была понимать, что рано или поздно к ней заявятся копы.
  
  Ева перебежала улицу, лавируя между машинами. Если ноги длинные и проворные, это не так уж сложно.
  
  В кафе заняли столик у окна с видом на галерею. Пибоди изучила меню автоматизированного подноса.
  
  — Может, выпить еще кофе латте? Я и так сегодня дважды отказалась от торта. Или лучше чаю?.. Есть жасминовый. Люблю жасминовый. Хочешь?
  
  — Ни за что на свете. А вот и она.
  
  Чарити не стала перебегать дорогу в неположенном месте, а просеменила на каблучках до угла и подождала, пока загорится зеленый. Девушка вошла в кафе, порозовевшая от холода и спешки, и подошла к столику.
  
  — До сих пор не могу осознать, — запыхавшись, проговорила она. — Эдвард мертв. Убит. Я выпью чаю, если можно. Надо успокоиться.
  
  — Собираюсь заказать жасминовый, — сообщила Пибоди.
  
  — Да, жасминовый здесь хороший. Я тоже возьму.
  
  — Кофе, — заказала Ева. — Вы с сенатором Мирой состояли в отношениях?
  
  — Начали встречаться за пару недель до Рождества. Знаю, он был женат. Знаю, это нехорошо, хотя Эдвард и утверждал, будто жене наплевать. Не понимаю, как ей может быть наплевать?
  
  — Где вы познакомились?
  
  — В галерее. Там проходила небольшая выставка моих работ. Волнительное для меня событие. Эдвард пришел… Нет, не с женой. Эта женщина слишком молода, чтобы быть его женой. Не знаю, кто она. Эдвард сказал, что ему нравятся мои работы. Купил картину. Я просто парила от счастья. А через неделю он позвонил и пригласил меня выпить. Я думала, он хочет поговорить об искусстве…
  
  — Он начал к вам приставать? — предположила Пибоди.
  
  — Все было куда более изысканно, но в общем — да. Сначала я удивилась — он же мне в дедушки годится! Однако Эдвард мужчина интересный и ухаживать умеет. Он еще раз пригласил меня выпить, потом на ужин, и я приняла приглашение. Я знала, что делаю. Знала, что это нехорошо. И все же оказалась с ним наедине — в шикарном номере с шампанским…
  
  Из окошечка выехал их заказ.
  
  — Я знала, что делаю, — повторила Чарити. — Понимала, что Эдварду просто хочется секса с молодой женщиной. Я же не дура. А еще понимала, что он может мне помочь. Эдвард советовал своим богатым друзьям и коллегам посетить галерею и расхваливал мои работы. Я продала еще пару картин. Мы пользовались друг другом, вот и все. Я позволяла ему заниматься со мной любовью, а в обмен он помогал мне приобрести известность. — Чарити поднесла чашку к губам и отхлебнула. — Прекрасно сознаю, кто я после этого, и собой не горжусь. Но я опять поступила бы так же, если бы представился случай.
  
  — Сбоев ваша система не давала? — спросила Ева.
  
  — Нет. Мы встречались в отеле примерно раз в неделю. Иногда Эдвард просил меня остаться на ночь, иногда нет. Командовал он, и претензий у меня не было.
  
  — Он бывал с вами груб?
  
  — Что? О нет! — Спокойно, почти холодно, Чарити посмотрела прямо Еве в глаза. — Послушайте, лейтенант, Эдвард принимал таблетки, чтобы у него стоял. Для человека своих лет он был в неплохой форме, но влечения я к нему не испытывала. Первый раз мной двигало любопытство, а потом… В общем, вы понимаете. Ему я ничего не говорила — просто играла свою роль.
  
  — Вы с кем-нибудь встречаетесь? — спросила Пибоди.
  
  — Нет. Поэтому убеждала себя, что никому не делаю больно. Эдвард постоянно ходил налево, и насчет его жены совесть меня не мучила. Теперь главное, чтобы не узнали на работе. Не хочу, чтобы люди шептались или переглядывались у меня за спиной.
  
  — Похоже, вас больше беспокоят сплетни, чем само убийство. Сенатор мертв!
  
  Чарити вызывающе выпятила подбородок.
  
  — Мне жаль Эдварда. Правда жаль. Просто я боюсь потерять работу. Боюсь, что кто-то узнал, чем я занималась — чем мы с ним занимались, — и убил его.
  
  — Вам угрожали? Следили за вами?
  
  — Нет, но… Персонал отеля наверняка был в курсе. Черт… — Она снова отпила чаю. — Да нет, я тут ни при чем. Не настолько я важная птица. Только сама себя накручиваю.
  
  — Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать сенатору зла?
  
  — Эдвард часто распространялся о том, как легко человек его положения наживает врагов. У могущественного человека могущественные враги. Вечно разглагольствовал про свои политические взгляды. В какой-то момент я перестала слушать — просто притворялась.
  
  — Похоже, вы здорово умеете притворяться.
  
  На этот раз Чарити слегка вспыхнула.
  
  — Пожалуй. Я завела роман со стариком, который помог мне приобрести известность. Делала вид, будто получаю удовольствие от секса, а на самом деле только мечтала, чтобы он не попросил меня остаться на ночь и я могла бы поскорее уехать. Слушала его болтовню и со всем соглашалась. Вы намекаете, что я торговала собой? Что ж, мне нечего возразить. Однако за последние полтора месяца я продала шесть картин, пять из них — благодаря Эдварду. — Чарити смахнула слезу. — Мне жаль, что он умер.
  
  — Где вы были вчера между четырьмя и шестью вечера?
  
  — Ох… точно сказать не могу. У меня был выходной. Я пообедала вместе с подругой. Мы сделали маникюр, походили по магазинам — вернее, поглазели на витрины. Зашли в бар и выпили. Потом поехали ко мне. Я приготовила в автоповаре пиццу, и мы просидели… наверное, часов до девяти или до полдесятого. Вы меня подозреваете? Боже мой…
  
  — Нам нужно имя и телефон вашей подруги.
  
  — О боже, боже… Лидия. Лидия Су. Она единственная, кто знает об Эдварде.
  
  Чарити спрятала лицо в ладони, потом уронила руки на колени и сообщила номер подруги.
  
  — Я бы не стала его убивать. Он же мне помогал! Я чувствовала, что Эдвард начинает от меня уставать, и просто ждала, когда он об этом сообщит. Может, он помог бы мне еще немного, если бы я не стала закатывать сцен. Зачем убивать его, если он мне помогал?
  
  — А где вы были сегодня между полуночью и четырьмя утра?
  
  — В постели. Я спала. Когда Лидия уехала, я еще немного порисовала, но после выпитого не могла сосредоточиться. Легла часов в одиннадцать и смотрела телик, пока не уснула. Не могу поверить, что все это происходит на самом деле…
  
  — Успокойтесь, Чарити, — сказала Пибоди. — Мы должны спросить и проверить те данные, которые вы сообщили. Так положено. Когда вы последний раз виделись или говорили с Эдвардом Мирой?
  
  — Позавчера. Эдвард позвонил, пригласил меня на ужин. Мы должны были встретиться сегодня вечером, и тут я слышу в новостях о его смерти. Обычно мы виделись раз в неделю. В последний раз — на прошлой неделе. В четверг вечером. Что же мне теперь делать?..
  
  — Возвращайтесь на работу, — сказала Ева.
  
  — Вот что я думаю. Ты же хочешь узнать, что я думаю? — спросила Пибоди.
  
  — Да я только ради того и живу!
  
  — Не издевайся!
  
  — Надоело вести беседы с хныкающими потаскушками. Предпочитаю допрашивать подонков и убийц.
  
  — Что поделаешь, работа есть работа. Хныкала она и правда немало. Что же до убийства… На ум приходит поговорка про курицу, несущую золотые яйца. Убьешь курицу — не будет яиц.
  
  — На что ей золотые яйца? На фиг вообще нужны золотые яйца?
  
  — Это, типа, метафора.
  
  — Дурацкая метафора. Золотые яйца наверняка ядовитые. Съел и отбросил копыта. И вообще, про яйца мы знаем только со слов Чарити.
  
  — Да, но ее слова легко проверить.
  
  — Непременно проверим. Все остальные сведения тоже. А как тебе такая версия? Старая похотливая курица — в смысле, петух — хочет дать деру, так что золотым яйцам скоро придет конец. Художницу это не устраивает, и она начинает на него давить. «Не будешь нести яиц — я всем расскажу, как ты совал свой старый член мне между ног». Ссора, шантаж, убийство.
  
  — Ну, если так посмотреть…
  
  — Мне нужно подумать. Выпить нормального кофе и подумать. Пока единственная, кого я точно не подозреваю, — это стерва с заносчивым адвокатишкой, и такой расклад выводит меня из себя.
  
  — Было бы здорово, если бы она все-таки оказалась убийцей.
  
  — Было бы здорово, если бы куры несли золотые яйца.
  Глава восьмая
  
  В отделе было полно копов, стоял шум и пахло вегетарианским рагу с луком. Рейнеке и Дженкинсон сидели, склонившись друг к другу, за столом у Дженкинсона, Кармайкл разговаривала по телефону, Сантьяго хмуро пялился в экран компьютера, а Бакстер только что вышел из комнаты отдыха с огромной кружкой кофе в руке. Трухарт сосредоточенно работал за компьютером. Непривычно было видеть его в штатском.
  
  — А что, на улицах преступники перевелись? — поинтересовалась Ева.
  
  — Здоро́во, лейтенант! — поднял голову Рейнеке. — Есть один в комнате А. Пускай посидит, понервничает. Этот недоумок зарезал начальника на погрузочной платформе. Арестовавшему копу сказал, что тот сам упал на нож. Три раза подряд.
  
  — Ну слава богу. Я-то уже испугалась, что останемся без работы. Пибоди, собери данные на мужа этой мымры и проверь алиби всех подозреваемых.
  
  На столе Сантьяго зазвонил телефон. Он снял трубку и поднял палец, призывая к молчанию.
  
  — Да, да. Понял. Едем. Вот и дело нашлось, — сообщил он Кармайкл. — На Шестой авеню парень выскочил из окна четырнадцатого этажа и разбился о крышу припаркованного внизу микроавтобуса. В общем, безработица нам пока не грозит.
  
  — Отрабатывайте зарплату, — сказала Ева и направилась к себе в кабинет.
  
  Уже на пороге ее остановил Бакстер.
  
  — Срочных расследований пока нет, — начал он, — так что я раскопал глухое дело и поручил его Трухарту.
  
  Ева кивнула. Она и сама поступала так же, когда значок Пибоди был еще новеньким и блестящим.
  
  — Наберется опыта, а может, и дело раскроет.
  
  — Он старательный. Нужно только объяснить ему, как должен одеваться детектив.
  
  Ева взглянула на Трухарта: темно-серый костюм, неброский синий галстук…
  
  — По-моему, нормально выглядит.
  
  Опрятно и строго, добавила она про себя, будто в церковь собрался.
  
  — Я им займусь. Если продвинемся с глухим делом, сообщу.
  
  Ева вошла в кабинет, сварила кофе, обновила доску и сделала кое-какие пометки. Затем отправила копию отчета Мире. Внесла в компьютер данные по каждой женщине и прокачала вероятности. Разумеется, компьютер выбрал тех, у кого не оказалось алиби.
  
  — Путь наименьшего сопротивления, — пробормотала Ева.
  
  Она сварила еще кофе, закинула ноги на стол и принялась изучать данные.
  
  Эллисон Байсон. Загорает в тропиках. Теоретически могла нанять кого-нибудь, чтобы разобраться с Эдвардом Мирой, хотя вряд ли. Убийство слишком жестокое — явно личные счеты. Нужно будет проверить информацию о путешествии. Не могла ли Байсон вернуться, убить Эдварда и улететь обратно? Впрочем, тут они с компьютером солидарны: вероятность близка к нулю.
  
  Карли Маккензи. Нервная. Производит впечатление мягкой, безобидной, слабохарактерной. Алиби нет, поэтому компьютеру она понравилась, и Ева не могла сказать, что несогласна.
  
  — Что-то тут нечисто, Карли. Что-то не сходится. Уж больно невинные у тебя глаза. По-моему, ты рассказала не все. Меня не убедила.
  
  Лорен Кэнфорд. Законченная стерва, сомнений быть не может. Такая способна на вспышку безудержного гнева. Способна тщательно и ловко разработать план убийства. Но… недостаточно страсти. Кэнфорд не настолько привязана к сенатору и не настолько зла на него, чтобы истязать и убивать. Такая скорее будет злословить у врага за спиной — подрывать репутацию, сеять семена сплетен.
  
  Аша Коппола. Судя по всему, честная, если не считать измены. Напортачила, признала вину, старается загладить. Убедительно.
  
  Наконец, Чарити Даунинг. Опять же, что-то тут нечисто. Что-то не совсем так, как кажется на первый взгляд…
  
  — Осторожная, — произнесла вслух Ева, глядя на прикрепленную к доске фотографию. — Больно ты осторожная. Алиби твое, естественно, подтвердится, но надо взглянуть на твою подружку Лидию Су. Друзья часто покрывают друг друга. Надо на нее взглянуть, потому что где-то в твоих словах скрывается ложь. Ложь, спрятанная среди правды.
  
  Ева поставила кружку и изменила порядок фотографий на доске в соответствии со своими предпочтениями:
  
  Чарити Даунинг
  
  Карли Маккензи
  
  Аша Коппола — вдруг ее муж несклонен прощать?
  
  Лорен Кэнфорд
  
  Надо будет поговорить по телефону с Эллисон Байсон.
  
  Художница, журналист-фрилансер, маркетолог в некоммерческой организации, лоббистка, светская дамочка.
  
  — Дело не в типаже, верно, Эдвард? Тебя больше интересовала внешность и доступность. И еще возраст. Средний возраст этой группы… черт, математика… тридцать с чем-то? А ведь это только одна группа. Разумеется, их было больше. А что, если…
  
  — Извини, Даллас. — Пибоди постучала по дверному косяку. — Приехал Эдвард Мира — в смысле, младший — и Гвендолин Мира Сайкс. Хотят поговорить с тобой… с нами.
  
  — Отведи их в комнату для допросов. Будем вести себя строго официально.
  
  — Кажется, комната Б свободна. Я их провожу.
  
  Ева кивнула и вновь перевела взгляд на доску, но мысль уже ушла. Что ж, посмотрим, что скажут дети и, скорее всего, основные наследники убитого…
  
  Когда Ева приблизилась к комнате Б, навстречу ей вышла Пибоди.
  
  — Иду за минералкой для нее и колой для него, — пояснила она.
  
  Ева вытащила из кармана пригоршню жетонов.
  
  — Купи мне пепси и себе чего-нибудь. Будем вести себя официально, но любезно.
  
  — Оба потрясены, однако держатся хорошо. А еще они друг за друга горой — сразу видно.
  
  — Ясно.
  
  Ева вошла в комнату для допросов. Она уже видела обоих на фото, и все же ее поразило, что у Эдварда-младшего мечтательные зеленые глаза Денниса Миры. Темные волосы были собраны в короткий хвост — так обычно носил свои Рорк, когда занимался серьезным делом. Лицо красивое, волевое — сразу заметно сходство с отцом. Старые рабочие ботинки, джинсы, рубашка в красную и черную клетку. Сестра пошла в мать — такая же точеная и эффектная, несмотря на покрасневшие от слез глаза. Темный костюм, темные чулки и красные сапожки на высоченных каблуках.
  
  Они сидели за обшарпанным столом держась за руки.
  
  — Мистер Мира, миссис Сайкс, я лейтенант Даллас. Сожалею о вашей потере.
  
  — Можно просто Нед. Нед и Гвен. — Голос у него был охрипший и напряженный. — Спасибо, что согласились встретиться и так быстро нас приняли. Деннис говорит, вы очень заняты — ищете… ищете убийцу нашего отца. Мы не хотели бы мешать.
  
  — Вы не помешали. Я сама собиралась заехать к вам сегодня.
  
  — Мы были с матерью. — Гвен прочистила горло. — Охранник позвонил Неду, а он заехал за мной. Первым делом хотим извиниться за то, как она с вами говорила.
  
  — Пустяки. Вы тут ни при чем.
  
  — Далеко не пустяки, — мрачно усмехнулся Нед. — По себе знаем. Но как бы мама себя ни вела, она убита горем. Мы слышали о вас, лейтенант. Знаем, что вы работаете с Шарлоттой. Так что… — Он потрепал сестру по руке. — Вы уже поняли, что брак у наших родителей был не совсем традиционный.
  
  — А какой же?
  
  Прежде чем брат с сестрой успели ответить, вошла Пибоди с напитками.
  
  — Надеюсь, ничего, что в банках?
  
  — Ничего, спасибо. — Нед снова повернулся к Еве: — Родители питали друг к другу теплые чувства, но это был скорее не брак, а партнерство — политическое, социальное.
  
  — Не надо приукрашивать, Нед, — поморщилась Гвен. — Они оба заводили отношения на стороне. Произвели на свет двух разнополых отпрысков и посчитали, что теперь вольны заниматься другими делами. Мы с детства все понимали. Пока мы поддерживали нужный имидж, равновесие сохранялось.
  
  — Но ты запорола все дело, — заметил Нед.
  
  Гвен слабо рассмеялась.
  
  — Ты прокололся первым, — парировала она, и вдруг ее глаза наполнились слезами. — Боже мой, Нед…
  
  — Все хорошо, все хорошо… — Он пододвинулся ближе и обнял сестру. — Я и правда прокололся первым. Не желал поступать в Йельский университет. Не желал изучать юриспруденцию и заниматься политикой. Поэтому решил сделать так, чтобы этого не произошло. Плохо учился, прогуливал школу при всяком удобном случае. С удовольствием ушел бы из дома, как только мне исполнилось восемнадцать, но…
  
  — Не хотел меня бросать. Я на два года младше, и брат терпел до моего совершеннолетия. Я тоже не стала учиться в Йельском — поступила в Гарвард. Изучала юриспруденцию — по собственному желанию, — а после выпуска стала адвокатом по правам детей.
  
  — Мы не оправдали родительских ожиданий, — подытожил Нед. — Особенно много разногласий было с отцом. Я объединился с двумя друзьями, не входившими в список одобренных, и мы основали свое дело. Мастерим, ремонтируем, перерабатываем и переделываем мебель. Отец так и не простил меня за то, что я работаю руками. Мы на рынке уже двадцать два года, а он упорно называл это моим бунтом.
  
  — А вы, случайно, не… Ваша компания называется «Три мебельщика»? — спросила Пибоди.
  
  Нед расплылся в улыбке:
  
  — Да, они самые.
  
  — Обожаю ваши изделия. Классная работа! Мой папа мастерит мебель, брат тоже, так что я кое-что в этом смыслю. Извини, — обратилась она к Еве, — ты просто обязана узнать, какой отменной репутацией пользуется его компания.
  
  — Спасибо. У Гвен тоже отличная репутация в своей области, но…
  
  — Мы не выполнили план, — договорила за него Гвен. — Не поддержали задуманный имидж. Женились не на тех, на ком бы хотелось родителям. И наплевать, что мы оба счастливы, нашли чудесных спутников жизни и воспитали замечательных детей. Это не вписывается в образ.
  
  — Родители никогда не признались бы, что не общаются с нами, — продолжил Нед. — Это тоже не вписывается в образ примерной семьи. Однако мы почти не разговариваем и видимся только по праздникам.
  
  — А когда все-таки видетесь?
  
  — В девяти случаях из десяти встреча оканчивается скандалом. Чарли просила рассказать вам всю правду. Так вот она, правда: отца я не любил.
  
  — О, Нед…
  
  — А какой смысл врать? Я не любил и не уважал его. Мама тоже та еще мегера.
  
  — И не говори, — вздохнула Гвен и склонила голову брату на плечо. — И все же она наша мать, и ей сейчас тяжело. Отец убит. Какими бы ни были наши отношения, он такой смерти не заслужил. Мы расскажем обо всем, ответим на любые вопросы, лишь бы помочь вам найти виновного.
  
  — А еще мы сделаем официальное заявление для прессы, отражающее сплоченность нашей семьи. Сохраним имидж — ради него и ради матери.
  
  — Давайте разберемся с формальностями, — сказала Ева. — Где вы были вчера между четырьмя и шестью вечера, а также сегодня между полуночью и четырьмя утра?
  
  — С четырех до шести — работал в мастерской. Вернее, до полпятого, — поправился Нед. — После работы мы с Грантом — одним из моих партнеров по бизнесу — немного поболтали, обсудили дела. Домой я вернулся часам к шести, возможно — чуть позже. В семь мы поужинали — я, жена и дети. К полуночи я уже спал.
  
  — До пяти я была в суде, — сказала Гвен. — Тяжба за право опекунства. Очень некрасивая история. Тревальд против Фестера. Председательствующий судья — Харрис. Потом ненадолго заглянула в офис, а к шести вернулась домой. Там творился какой-то кошмар. Наша тринадцатилетняя дочь, у которой подростковый период в полном разгаре, по десятому кругу выясняла отношения со своим одиннадцатилетним братом. У него главная цель в жизни — выводить ее из себя. К полуночи мы с мужем лежали в постели — приканчивали по второму бокалу вина, пытаясь успокоиться и недоумевая, куда подевалась наша милая, веселая, любящая девочка.
  
  — Мистер Мира — Деннис Мира — сообщил, что вы унаследуете долю отца в собственности на Спринг-стрит. По моим сведениям, речь идет о восьмизначной сумме.
  
  — Так и есть, — кивнул Нед. — Если папина доля переходит к нам, это хоть что-то упрощает. Дом останется в семье. Деньги нам не нужны. Мы с Гвен состоятельные люди, а дом очень многое значит для Денниса.
  
  — Оставим пока этот вопрос. Вы знакомы с кем-нибудь из женщин, с которыми встречался ваш отец?
  
  — Мы старались с ними не пересекаться, — ответила Гвен. — Несколько лет назад я выступала в суде против Линор Баствик. Во время перерыва она подошла ко мне в туалете и сообщила, что спит с моим отцом. Сообщила специально, чтобы вывести меня из равновесия.
  
  — Понимаю.
  
  — Когда я узнала, что с ней произошло пару недель назад, то была потрясена. Хотя, буду с вами откровенна, сна из-за этого не лишилась.
  
  — Спокойно, девочка. — Нед сжал руку сестры. — Одна из них заявилась однажды ко мне.
  
  — Что?! — вытаращила глаза Гвен. — Ты не рассказывал!
  
  — Лет двадцать тому назад. Даже не помню, как ее звали. Она зашла в наш магазинчик и зажала меня в углу. Заявила, что хочет проверить, во всем ли я похож на отца, и схватила за мошонку — не станешь ведь рассказывать такое сестре. Зои увидела. Зои — моя жена. То есть тогда мы еще не были женаты — даже не начали встречаться. Она дизайнер по интерьеру, и мы иногда с ней сотрудничали. В общем, Зои увидела, и пока я старался не завизжать, как девчонка, она вытолкала стерву за дверь и пригрозила вызвать полицию, если та еще хоть раз заявится.
  
  — Обожаю Зои, — с чувством произнесла Гвен.
  
  — Я тоже. Мне понадобился почти месяц, чтобы набраться смелости и пригласить ее на свидание, но все сложилось как нельзя лучше. Извините, ничего полезного мы не сообщили.
  
  — Ошибаетесь. Вы сообщили, что ваши родители состояли в открытых отношениях, однако каждый из вас помнит лишь один случай, когда женщина вашего отца заявила о себе. Значит, обычно они вели себя деликатно и не создавали проблем, когда роман подходил к концу. Итак, насколько вам известно, ни одна из них не устраивала скандалов и не угрожала ему?
  
  — Он бы их уничтожил. Не в буквальном смысле, — поспешно добавил Нед, — а во всех прочих. Если бы они хотя бы заикнулись о том, чтобы поднять шум, отец объяснил бы, каким образом может разрушить их жизнь, карьеру, семью. Он мой отец, и я хочу, чтобы его убийцу поймали и засадили за решетку, но человек он был мстительный и беспощадный, а о предательстве не забывал никогда.
  
  — Может, пока хватит? Ужасно говорить о нем такие вещи… — Глаза Гвен вновь наполнились слезами.
  
  — Конечно. Вы очень нам помогли.
  
  — Тогда я хочу домой, к семье.
  
  — Я тебя отвезу.
  
  Нед поднялся на ноги.
  
  — Не нужно.
  
  — А что, если попросить Зои привести детей? Могли бы вместе посидеть у тебя.
  
  Гвен закрыла глаза.
  
  — Было бы прекрасно. Приехала наша тетя — мамина сестра. В ней мама сейчас нуждается больше всего. А мы с братом будем держаться друг за друга.
  
  Именно так они и поступят, подумала Ева, когда Нед и Гвен ушли. Будут держаться друг за друга.
  
  — Тяжело, наверное, расти в такой семье, — заметила Пибоди. — Ходить по струнке, видеть, что родители не способны на настоящую любовь и верность.
  
  — Они вырвались на волю, — ответила Ева. — Нашли собственную любовь и верность.
  
  Она вернулась к себе в кабинет, сделала кое-какие записи. Немного поколебавшись, все-таки отправила копию Мире. Возможно, ей тяжело будет читать то, о чем рассказали племянники. С другой стороны, Мира наверняка знает и так.
  
  Внезапно Ева осознала, что тоже хочет домой. Она собрала вещи, взяла пальто и тут совершила ошибку — ответила на телефонный звонок. Консультант по связям со СМИ сообщил, что от нее ждут официального заявления по делу Миры. Ева даже не стала возражать — знала, что никуда не денешься. Она вышла в «загон» и приблизилась к столу Пибоди.
  
  — Сейчас сделаю заявление для прессы и поеду домой. Мне нужен отчет по мужьям подозреваемых и проверенным алиби. Можешь подготовить здесь или дома — главное, чтобы я получила все к вечеру.
  
  — Поработаю здесь, пока Макнаб не освободится.
  
  — Отправь копию Мире, только не по официальным каналам. Все ясно?
  
  — Ясно.
  
  Ева ненавидела эту часть своей работы, но деваться было некуда. Спасибо, что консультант отвел на заявление и вопросы ровно десять минут.
  
  По дороге домой вопросы консультанта продолжали отдаваться у нее в голове:
  
  Правда ли, что сенатора Миру нашли обнаженным?
  
  Почему о его похищении не сообщили сразу?
  
  Участвует ли в расследовании доктор Шарлотта Мира?
  
  Числится ли профессор Деннис Мира среди подозреваемых?
  
  Долго ли сенатора Миру пытали, прежде чем убить?
  
  Господи, думала Ева, разве посторонние имеют право знать такие подробности? Именно так она и ответила консультанту, прежде чем уйти.
  
  Домой, повторяла она про себя. Позаниматься в тренажерном зале и поплавать в бассейне, прежде чем снова приступить к работе. Чтобы хоть как-то скрасить омерзительный день. Сначала тренажерный зал, потом бассейн, решила она, въезжая в ворота. Полчаса на одно, полчаса на другое. Итого — час на отдых, а потом продолжить на свежую голову.
  
  Один вид родного дома помог ей немного успокоиться. И почему разговор с Недом и Гвен так на нее подействовал?.. Отпрыски сенатора росли, не зная побоев и унижения, пользовались всеми возможными благами. Их детство нисколько не похоже на ее собственное. Но пока Ева слушала брата с сестрой, в душе поднимался застарелый ужас и тошнотворные воспоминания о страхе и беспомощности.
  
  Нужно переключить внимание, думала Ева, паркуя машину. Для начала обменяться парочкой колкостей с Соммерсетом — полностью отойти от воспоминаний. Однако Соммерсета в прихожей не оказалось, и это еще больше выбило ее из колеи. Он же должен быть здесь — рыскать, ухмыляться, делать дурацкие замечания!
  
  — Рано? — бормотала Ева, поднимаясь по ступенькам. — Ну да, вернулась пораньше. Специально, чтобы посмотреть, как ты выползаешь из гроба… Эх, такая реплика пропала даром!
  
  Ева пошла было в спальню, однако передумала и направилась в кабинет. Надо оставить вещи и обновить доску.
  
  До кабинета оставалось еще несколько шагов, когда раздался голос. Женский голос.
  
  Кто-то напевал себе под нос.
  
  Что еще за чертовщина? Какой-нибудь домашний робот? Но разве они напевают?
  
  Ева шагнула в дверь.
  
  Нет, не робот, а гламурная рыжая красотка с планшетом в руках. Рыщет по ее, Евиной, территории, мурлыча дурацкую веселую песенку!
  
  А где же доска с материалами?.. И кто, черт возьми, эта женщина в каблукастых сапогах до самой промежности, которая разгуливает по кабинету… и садится своей тощей задницей на ее, Евин, стол?!
  
  Ева сбросила пальто, положила руку на рукоять шокера.
  
  — Ты кто такая?
  
  Рыжая тоненько взвизгнула и соскочила со стола. Потом прижала руку к высокой груди и вытаращилась на Еву.
  
  — Боже, как вы меня напугали!
  
  — М-да? — По-прежнему держа руку на шокере, Ева шагнула внутрь. — Хочешь по-настоящему испугаться? Я это устрою, если сейчас же не назовешь свое имя и не объяснишь, как ты сюда попала.
  
  — Меня зовут Шармен. А вы, должно быть, лейтенант Даллас. Приятно познакомиться. Я как раз снимала мерки.
  
  — Что еще за мерки?
  
  — Мерки для… Ох, никак не могу прийти в себя. Вы и правда меня напугали. Вообще-то я не должна ничего вам говорить, но Рорк…
  
  И тут он появился собственной персоной.
  
  — Прошу прощения, что прерываю. Не могли бы вы… Ева?!
  
  Рорк увидел ее взгляд, позу, руку на шокере и вздохнул:
  
  — Ты сегодня рано.
  
  — Ну да. Кто это и что она делает в моем кабинете?
  
  — Шармен Делакруа, лейтенант Даллас. Шармен — дизайнер по интерьеру. Я работал с ней над несколькими проектами, в том числе над твоим додзё.
  
  — Удивительно минималистичный стиль, — вставила Шармен, — однако не чопорный и не спартанский.
  
  Рорк осторожно встал между ней и Евой.
  
  — Вы сделали все, что нужно?
  
  — Все. Прямо не терпится начать! К следующей неделе подготовлю несколько вариантов. Приятно было познакомиться, — обратилась она к Еве. — Я знаю, где выход.
  
  Ева подождала секунд пять, пока не смолкнет стук каблуков, и обрушилась на Рорка:
  
  — Ты позволил ей шастать по моему кабинету?!
  
  — Просто пригласил дизайнера, дал ей осмотреться и снять мерки. Я бы все время находился здесь — хотя Шармен и так можно доверять, — но мне позвонили.
  
  — Зачем какому-то дизайнеру осматривать мой кабинет? И где, черт побери, доска с материалами?
  
  — Доску я убрал. Тебе ведь не хотелось бы, чтобы ее увидел кто-нибудь посторонний? Если бы ты не вернулась так неожиданно, я бы все поставил на место.
  
  От бешенства у Евы чуть не разорвало череп.
  
  — Значит, главное, чтобы я ничего не заметила? Значит, мне тоже можно залезть к тебе в кабинет, трогать и переставлять вещи, приглашать туда кого ни попадя — лишь бы ты ничего не узнал?
  
  — Если у тебя будет такая же достойная причина, как у меня, то да.
  
  — И по какой же причине ты передвинул мою доску и пустил на мою территорию эту мурлыкающую девицу?
  
  — Мурлыкающую?
  
  — Она мурлыкала себе под нос, черт побери!
  
  — Видимо, у нее веселый нрав. Я просто хотел сделать сюрприз и предложить несколько идей, как переделать твой кабинет.
  
  От следующего приступа бешенства у Евы из ушей едва не вырвалось пламя.
  
  — Зачем его переделывать? Меня он и так устраивает. И тебя устраивал. А теперь недостаточно хорош? Недостаточно шикарен?
  
  Глаза Рорка превратились в голубой лед.
  
  — Если ты намерена строить из себя дуреху и раздувать скандал на пустом месте, лучше поговорим после.
  
  — Я дуреха? Ты вторгаешься на мою территорию, и я же еще и дуреха?!
  
  — Ева, люди меняются — меняют взгляды, мнения, внешний вид, а часто и внешний вид своего жилья. Мне казалось, прошло достаточно времени, и ты готова что-то поменять в этой комнате, чтобы она отражала твое настоящее, а не прошлое. Я ошибался: ты не готова. Но дуреха ты не поэтому. Дуреха ты потому, что психуешь так, будто застукала меня с Шармен трахающимися на твоем драгоценном столе. Все, мне надо работать.
  
  Ева стиснула зубы, глядя в спину уходящему Рорку.
  
  — Если бы я вас застукала, то прикончила бы обоих — можешь даже не сомневаться!
  
  — Это утешает, — ответил Рорк и исчез за дверью своего кабинета.
  Глава девятая
  
  Ева буквально ненавидела такое поведение Рорка! Она готова к хорошей схватке, а он покрывается льдом и уходит… Больше всего ей хотелось распахнуть дверь и продолжить ссору, но… ему это наверняка пришлось бы по вкусу. О да, Рорк был бы в восторге, если бы она ворвалась к нему и продолжила бушевать, а он бы молча сидел, окутанный пугающим ледяным спокойствием.
  
  Конечно, Ева знала, как проломить лед, на какие кнопочки надавить, чтобы вспыхнуло пламя. Но и это придется ему по вкусу. Ну уж нет, такого удовольствия она ему не доставит.
  
  Ева вылетела из кабинета и, сердито бормоча себе под нос, зашагала в спальню. Поперек кровати, вытянувшись во всю длину, лежал кот.
  
  — Лучше молчи! — предупредила Ева, когда он открыл свои разноцветные глаза. — Интересно, как бы ему понравилось, если бы я привела кого-нибудь сюда?
  
  Она стянула пальто и бросила его на кровать.
  
  — Если бы ни с того ни с сего решила все тут переделать? Меня, видите ли, ужалил в задницу жук-дизайнер, так что я просто-напросто выброшу все вещи и наставлю новые. Как тебе такой расклад, а?
  
  Ева расстегнула ремень с кобурой, вытащила из карманов телефон, рацию, значок и прочую мелочь и бросила все на комод.
  
  Галахад знал, когда лучше сидеть и помалкивать, поэтому просто наблюдал, как она сдирает с себя одежду и натягивает спортивный костюм.
  
  — Вполне возможно, ты следующий, — предостерегла Ева, направляясь к лифту. — Вдруг Рорка ужалит в задницу еще какой-нибудь жук и он решит перекрасить тебя в розовый цвет и нарядить в смокинг?
  
  Всю дорогу вниз Ева кипела от злости. Явно не лучшее время для голографического занятия с мастером Ву. Может, расколотить очередного робота-боксера? В конце концов Ева остановила выбор на виртуальной беговой дорожке и запрограммировала ее на городской маршрут с препятствиями. Пробежка по пляжу помогла бы расслабиться, а она не готова была к расслаблению, поэтому бегала по городским улицам, отвешивала пинки уличным воришкам, перелезала, перепрыгивала, перекатывалась через препятствия, пока не намотала пять миль. Затем перешла к поднятию тяжестей и тягала гантели, пока не заболели мускулы, а напоследок выполнила несколько особо жестких упражнений для пресса.
  
  Потная, запыхавшаяся, Ева прошла в бассейн, разделась и нырнула в прохладную голубую воду. После того как она десять раз проплыла от одного края бассейна до другого, тело взмолилось о пощаде, а мысли вернулись в прежнее русло.
  
  Это ее территория. Рорк не имеет права заставлять Еву что-то менять и приводить шикарную рыжую красотку только потому, что кабинет недостаточно… шикарен.
  
  Чем плох кабинет? — размышляла Ева, лежа на воде. Удобный. Всем ее устраивает. Может, конечно, для Рорка он как бельмо на глазу — жалкая конура посреди великолепного дома. Но это ее конура, черт побери! Она раскрыла там немало преступлений. Раньше Рорк не жаловался. И вообще, он сам и обустроил этот кабинет — просто сшиб Еву с ног, воссоздав точную копию ее квартиры, вплоть до обшарпанного стола.
  
  Проклятье. Этим жестом Рорк покорил ее сердце, а теперь хочет взять и все переделать.
  
  Потому что она больше не живет в старой квартире с обшарпанным столом, напомнила себе Ева.
  
  Она с шумом выдохнула сквозь сжатые зубы, пробормотала: «Черт…» — и погрузилась под воду.
  
  К тому времени как Ева вынырнула, она успела взять себя в руки. В глубине по-прежнему клокотало бешенство, но на поверхности образовалась тонкая пленка самообладания. Ева переоделась в хлопчатобумажные брюки, рубашку и кроссовки, затем присела на кровать и погладила кота.
  
  — Рорк не станет перекрашивать тебя в розовый или наряжать в смокинг. Он любит тебя таким, какой ты есть. Насчет себя я порой сомневаюсь, но тебе волноваться не о чем.
  
  Галахад боднул Еву в плечо. Она принялась его гладить и вскоре довела до полного блаженства. Потребовалось всего несколько минут. Похоже, с кошками ладить гораздо проще, чем с людьми…
  
  Вслед за Евой кот прошел в кабинет. Дверь Рорка по-прежнему оставалась закрытой.
  
  Ева поджала губы.
  
  — И пусть сидит там хоть целый день! А мне надо работать. Ничего необычного не замечаешь? — спросила она Галахада.
  
  Кот посмотрел на нее и вспрыгнул на кресло.
  
  — Все под рукой, только доски не хватает.
  
  Доска оказалась аккуратно убрана в кладовую. Ева вернула ее на место и обновила материалы. Затем сварила кофе, еще раз оглядела доску, обошла ее кругом, кое-что подправила, потом села за стол, обшарпанный вид которого лично ее вполне устраивал, и принялась изучать свои записи.
  
  Когда вошел Рорк, Ева даже не подняла головы.
  
  Он отодвинул стенную панель и достал бутылку вина. Откупорил ее.
  
  — Вина?
  
  — Не надо. Кстати, просить прощения я не собираюсь.
  
  — Какое совпадение! Я тоже.
  
  — Не я привела сюда мурлыкающую рыжую девицу в сапогах.
  
  Рорк удивленно приподнял бровь.
  
  — Ты что-то имеешь против сапог?
  
  — Да, если у них каблуки шесть дюймов длиной и в мизинец толщиной. Хотя это к делу не относится. Можешь сколько угодно изображать из себя снежную бурю, но мне неприятно после и без того отвратного дня выяснить, что ты решил переделать мое рабочее место, не сказав мне ни слова. Не поинтересовавшись, что я об этом думаю.
  
  — Ошибаешься.
  
  — Ну да, конечно.
  
  — Ошибаешься, — повторил Рорк. — Я бы ничего не стал менять, не посоветовавшись с тобой и не спросив, что ты думаешь и чего хочешь. Ты на меня наговариваешь, Ева. Я этого не заслуживаю.
  
  — Ты пригласил ее, а меня даже не предупредил.
  
  Рорк отпил вина.
  
  — Я пригласил Шармен, чтобы она взглянула на кабинет и обдумала предложенные мной идеи.
  
  — Предложенные тобой?
  
  — Да. Я отлично знаю, где и как ты работаешь.
  
  — Я работаю именно здесь и именно так. Ты сам обустроил этот кабинет, черт побери!
  
  Ева резко встала из-за стола и вытащила за цепочку большой бриллиант в форме слезы, который носила под рубашкой.
  
  — Когда ты подарил мне этот камень и сказал, что любишь меня, я подумала, ты спятил.
  
  — Помню. — Рорк поглядел на нее и снова отпил вина. — Отлично помню.
  
  — Но когда ты показал мне этот кабинет… уголок, сделанный специально для меня… Когда я увидела, что ты создал в своем доме точную копию моей квартиры, потому что знал: мне нужна собственная, знакомая территория… Ты все понял верно, и я поверила. Поверила, что ты действительно меня любишь. А теперь, оказывается, мой кабинет тебя не устраивает!
  
  — Не устраивает, — подтвердил Рорк, поразив ее в самое сердце. — Потому что не стоит тебя и той работы, которой ты занимаешься каждый божий день. Но дело не только в этом. Когда-то тебе требовалось нечто знакомое и привычное, чтобы оставить свою квартиру и переехать сюда. Ты нужна мне, поэтому я дал тебе то, в чем ты нуждалась, чтобы ты могла жить здесь и чувствовать себя как дома. Я думал, три года — достаточный срок, чтобы отпустить прошлое и создать нечто новое — не в моем доме, а в нашем.
  
  Взгляд Рорка оставался холодным, однако Еве показалось, что за стеной голубого льда она уловила нечто новое. Обиду, вот что.
  
  — Я тревожусь: ты цепляешься за то, что было прежде — до нас с тобой.
  
  — Чушь собачья! — Нет, она не станет молча терпеть. — Чушь собачья. Ни за что я не цепляюсь… Ну, разве что чуть-чуть, — поправилась Ева. — И не психую… почти.
  
  Черт, черт, черт…
  
  — Я привыкла к своему кабинету. Меня он устраивает. Как я смогу приглашать сюда копов, если ты устроишь из него будуар? Это рабочее место, где расследуют убийства, а не выпендриваются перед гостями.
  
  Сквозь лед прорвалось раздражение — уж лучше так, чем обида.
  
  — Обновить интерьер и создать удобное рабочее место не значит выпендриваться. Господи, Ева, да ты с твоим профессиональным снобизмом только и делаешь, что выпендриваешься — просто на другой лад.
  
  — Кто бы говорил! Хочешь узнать, кто из нас больший сноб, приятель?
  
  — Нет. Хочу побеседовать об этом столе.
  
  — О… столе?
  
  — Ты к нему привязана?
  
  — Я… — Застигнутая врасплох, Ева запустила руки в волосы и хмуро уставилась на стол. — Не вижу в нем ничего плохого.
  
  — Лично я вижу в нем много чего плохого, но если ты к нему привязана, он остается. Точка. Если же нет, можешь рассмотреть несколько других вариантов, например командный центр.
  
  — Не нужен мне никакой… Командный центр?..
  
  — Большой U-образный стол со встроенными кнопками и сенсорными экранами. Основная система отображения и управления расположена по центру, дополнительная — с одной стороны, дисковая память и голографический экран — с другой. Техника развивается не по дням, а по часам, и бывает полезно идти с ней в ногу.
  
  — Не слишком-то я лажу со сложной техникой, так что…
  
  — Я это учел.
  
  Рорк перебил Еву на полуслове. Уже не столь холодно, отметила она.
  
  — Ты предпочитаешь обычную доску, — продолжил Рорк, — так что она остается. Тебе предложат несколько вариантов экранов — а экраны мы здесь заменим, как и во всем доме. Речь ведь не о диванчиках и шторках с рюшечками!
  
  — Да, но…
  
  — Мы ужинаем здесь чуть ли не каждый день, — опять перебил Рорк. — Давно пора отвести для еды особое место — скорее всего, там. Обеденный стол, стулья. Причем стол должен раскладываться — на тот случай, если нагрянет половина убойного отдела. Также не помешают дополнительные компьютеры и уголок для отдыха.
  
  — Для отдыха?
  
  Рорк сделал жест рукой с бокалом.
  
  — Можешь сколько угодно утверждать, будто не принимаешь гостей в кабинете, но у тебя часто бывают посетители. Копы, по крайней мере.
  
  — Они ни за что не уйдут, если наставить удобных кресел.
  
  Ева потерла шею. Черт, а в этом что-то есть… Да и идея с командным центром ей понравилась.
  
  — Я привыкла, вот и все. А тут вхожу и вижу какую-то мурлыкающую рыжую девицу в сапогах. Еще и ты заявляешь: «Сделаем так-то и так-то».
  
  — Повторяю: я бы ничего не стал трогать и тем более менять без твоего согласия. Это ведь не только твой кабинет, черт побери. Это твой дом.
  
  — Потому я и рассвирепела! — Не зная, что еще ответить, Ева дернула себя за волосы. — Это ведь и мой дом тоже, а мне показалось, будто ты распоряжаешься, даже не предупредив меня.
  
  Рорк немного помолчал, затем налил себе еще вина.
  
  — Пожалуй, тебя можно понять. Хорошо, что высказалась откровенно. Я не распоряжался, а закладывал фундамент для выбора, который ты вольна сделать или не сделать. Хотела бы ты работать с Шармен?
  
  — Ты спятил?!
  
  — Не спятил. Я пригласил ее, чтобы показать тебе несколько готовых вариантов, которые могли бы тебе понравиться. Если бы ни один не понравился, Шармен предложила бы еще что-нибудь. Если бы ты захотела внести изменения в некий вариант, мы бы внесли изменения. В точности как с додзё. Думаю, если бы я заранее сообщил, что хочу создать для тебя додзё, ты бы ответила: «Додзё в доме? Что за чушь?!»
  
  Рорк произнес это сварливым голосом с американским акцентом, и Ева невольно рассмеялась.
  
  — Совсем на меня не похоже!
  
  — Вполне похоже. Учти, Шармен разрабатывает новый дизайн и для спальни.
  
  — Что? Зачем? Там и так хорошо…
  
  — Спальня создавалась для меня — до того, как я тебя встретил. Задолго до того, если уж на то пошло. Теперь она будет заточена под нас обоих.
  
  — Мне и так нравится.
  
  — Я ничего не буду менять, пока ты не одобришь новый дизайн. Если неожиданно вернешься домой и обнаружишь в спальне мурлыкающую рыжую девицу, то будешь, по крайней мере, знать, что она там делает, и не станешь вести себя так, будто я собираюсь трахнуть ее на нашей кровати.
  
  Ева обиженно ткнула в него пальцем:
  
  — Я себя так не вела! Иначе один из домашних роботов уже носил бы костюм из твоей кожи. Можешь спросить у Пибоди — я сегодня ей объясняла.
  
  — По какому поводу?
  
  — Почти весь день допрашивала прелюбодеев. Пожалуй, все-таки выпью вина, — решила Ева и отобрала у Рорка бокал. — Настроение поганое. Поэтому и приехала домой пораньше, чтобы развеяться, прежде чем продолжить работу. А Соммерсета не было, и даже с ним не удалось попрепираться.
  
  — Я приехал еще раньше и предложил ему сходить куда-нибудь с друзьями.
  
  — У трупов нет друзей — разве что другие трупы.
  
  Рорк приподнял брови и склонил голову набок.
  
  — Полегчало?
  
  — Не особо.
  
  Он налил себе вина.
  
  — Я хотел сделать что-нибудь для тебя — для моего копа. Не спорь, — добавил он прежде, чем Ева успела раскрыть рот. — Ты — свой собственный коп, причем самый талантливый из всех, кого я знаю. Но ты еще и мой коп и достойна большего.
  
  Ева была тронута, потому что знала: Рорк говорит искренне.
  
  — Пытаешься соблазнить меня командным центром?
  
  — Пытаюсь. А еще преследую чисто эгоистическую цель: хочу, чтобы ты отпустила прошлое.
  
  — Прошлое? Дело не в старой квартире. Вовсе не в ней. Она принадлежит теперь Мевис, Леонардо и малышке. Они сделали ее своим домом — ничего моего в ней не осталось. Мне не нужна та квартира — ни там, ни тут. Честное слово, я не за прошлое цепляюсь. Просто я привыкла к кабинету, вот и все. Но главное, это твой подарок. Ты еще тогда знал меня как облупленную и подарил мне его. Вот чего я не хочу отпускать.
  
  Ева глотнула еще вина и буркнула:
  
  — Недотепа!
  
  Рорк подошел, провел пальцем по ямочке у нее на подбородке.
  
  — Тогда мы оба в этом нуждались, недотепа. А теперь давай попробуем что-нибудь новое. Хотя если тебе нужно, чтобы все осталось как есть, так оно и останется.
  
  — Если я скажу: «Хорошо, давай попробуем», эта рыжая не разведет тут гламур?
  
  — Ничего сколько-нибудь похожего на гламур — даю слово.
  
  — Хорошо. Но извиняться я по-прежнему не намерена.
  
  — Я тоже.
  
  — Тогда мы квиты.
  
  Он коснулся губами ее губ.
  
  — Опять расколошматила робота-боксера?
  
  — Передумала — знала, что ты спросишь. Не хотела доставлять тебе удовольствие. — Она усмехнулась и вздохнула. — Надо было все-таки расколошматить. День сегодня и правда на редкость отвратный.
  
  — Насчет сенатора ты была права: тело действительно нашли.
  
  — Ну да, одно очко в мою пользу. Его здорово отделали. Всех подробностей мы сообщать не стали, но они уже просочились в СМИ. В конце дня пришлось давать пресс-конференцию, а завтра нужно начать с морга. Сегодня я туда не успела, да это и не к спеху. — Ева обошла вокруг доски. — Токсикологическая экспертиза показала, что наркотиками сенатора не накачивали. Хотели, чтобы все чувствовал. Били по лицу, по гениталиям. Били жестоко. Изнасиловали раскаленным предметом. Думаю, сенатор был жив, возможно даже в сознании, когда на шею ему надели удавку, привязали к люстре в прихожей и запустили подъемный механизм. Понимаешь? Опустили люстру, подвесили к ней сенатора и стали поднимать. Медленно, наверняка очень медленно, чтобы чувствовал каждый дюйм, задыхался и бился. Руки оставили несвязанными — он расцарапал себе горло. Эдвард Мира умер страшной смертью, и убийцы считали, что он этого заслуживает.
  
  Действительно, отвратный день, подумал Рорк. Вслух он ничего не сказал, а про себя решил, что Евины слова еще раз подтверждают его правоту: дома она должна работать в кабинете, который ее достоин.
  
  — «Убийцы»? — переспросил он.
  
  — Как минимум двое, и по крайней мере одна из них женщина.
  
  Ей нужно выговориться, подумал Рорк, и облокотился на стол.
  
  — Откуда ты знаешь?
  
  — Секс. Изнасилование. И никаких свидетельств, что сенатор предпочитал мужчин или мальчиков. К тому же мистер Мира слышал женский голос. Сообщил об этом во время допроса на своей же собственной кухне… пока делал мне горячий шоколад. — Слезы подступили к глазам и едва не выплеснулись наружу. — Черт, черт, черт…
  
  — Тише, тише, что с тобой?
  
  Рорк быстро поставил вино на стол и подошел к Еве. Он успел забрать у нее бокал, прежде чем она обвила его шею руками.
  
  — Пришлось давить на него, чтобы проклятый комар носа не подточил. Мистер Мира держался хорошо, даже отлично, и все понимал. Они все понимали, что у меня нет выбора, но, боже мой… я видела, как он скорбит об этом никчемном сукином сыне и меня же еще утешает, потому что знает…
  
  — Тебе было тяжело, однако ты оберегала его.
  
  — Так и хотелось врезать консультанту по связям со СМИ, когда он спросил, числится ли мистер Мира в списке подозреваемых. Но я не имела права. Я должна оберегать мистера Миру, Рорк. Однако этот никчемный сукин сын — жертва убийства, и я обязана отстаивать его интересы, что бы о нем ни думала.
  
  — Тяжелый день, с какой стороны ни погляди.
  
  — Это еще не все.
  
  Ева наконец заставила слезы отступить и отстранилась.
  
  — Знаешь что? — сказал Рорк. — Давай поужинаем пораньше, и ты все мне расскажешь. А потом вместе займемся расследованием. Деннис мне тоже дорог — очень дорог.
  
  — Знаю. Не уверена, что смогу что-нибудь проглотить.
  
  — Значит, сварганим пиццу. Но только с одним условием: к пицце будет салат.
  
  — Хорошо, давай попробуем.
  
  За ужином Ева присмотрелась к интерьеру — к точной копии старого кухонного стола, за которым когда-то обедала. Иногда. Чаще же она ела — если вообще ела — прямо за компьютером.
  
  «Может, подобрать новый стол не так уж и страшно?» — думала она, ковыряя вилкой салат.
  
  Хотя…
  
  — Рассказывай, — произнес Рорк.
  
  И она рассказала ему все: как они с Пибоди посетили Институт Миры, как Трухарт получил значок детектива, как обнаружили труп, сообщили ближайшим родственникам, отправились к супругам Мира. Потом рассказала о допросах и собственных впечатлениях от женщин, с которыми встречался сенатор.
  
  — Насыщенный день.
  
  — День еще не окончен. Уверена, у сенатора были и другие любовницы. Хобби у него такое — коллекционировать женщин. Сами они тоже хороши. Чувство вины, месть мужу, холодный расчет, личная выгода. У каждой свой повод замутить с сенатором, но ни один меня не устраивает.
  
  — По-твоему, они лгут?
  
  — Нет. По крайней мере, не во всем. Те двое, что вверху списка, например… — Ева указала на доску. — Явно чего-то недоговаривают. Но я не о том. Меня не устраивает сам подход. По-моему, либо ты верен человеку, либо нет. По той же причине никогда бы не стала спать с женатым мужчиной: либо он верен жене, либо нет.
  
  — Ты видишь все в черно-белом цвете.
  
  — Именно так.
  
  — К счастью для моей шкуры, я с тобой согласен. Однако для многих измена — понятие относительное и зависит от обстоятельств.
  
  — Тогда зачем вообще жениться? Либо ты верен, либо нет, — повторила Ева. — Надо получше присмотреться к Маккензи. Производит впечатление домоседки, которая больше наблюдает со стороны, чем действует. Этакая… Как там говорят? Серая кошка?
  
  — Серая мышка.
  
  — А, ну да. Не скажу, что сенатор предпочитал женщин определенного типа, но все остальные — красотки и держатся уверенно. Маккензи — исключение? Или просто играет роль? В общем, надо присмотреться. К Даунинг тоже. Эта далеко не мышка, но с ней тоже что-то нечисто. Позволила богатенькому влиятельному старикашке трахнуть себя ради выгоды и карьерного роста — допустим. Но в чем-то она врет. Маккензи слишком серенькая и нервная, а Даунинг… слишком подготовленная.
  
  — Более подготовленная, чем та, что встретила тебя в обнимку с адвокатом?
  
  — Та, что с адвокатом, законченная стерва. А Даунинг… хитрая, как лисица. Серая мышка и хитрая лисица — целый зверинец подобрался.
  
  Ева взяла с тарелки кусочек пиццы. Редко бывало такое, чтобы ей не хотелось пиццы, однако на этот раз она жевала, только чтобы Рорк не начал ее уговаривать.
  
  — Та, что меньше всего тебе нравится, меньше всего вызывает подозрений.
  
  — Пока, по крайней мере. Но вот о чем я думаю… А вдруг подозреваемых связывают не только отношения с убитым? Они понимали, какой он кобель, и все равно с ним трахались. Что, если эти женщины знакомы? Не просто догадываются о существовании друг друга, а встречались лично?
  
  — Клуб переспавших с сенатором Мирой?
  
  — Когда у мужика много любовниц, шансы, что их пути пересекутся, резко возрастают. Интересно, чьи же именно пути пересеклись и что между ними произошло?.. У меня не было времени подумать, потому что приехали дети убитого. Второй по тяжести эпизод дурацкого дня.
  
  Рорк заметил, что Ева съела не больше ложки салата и почти не притронулась к пицце, которая обычно действовала безотказно. Значит, этот второй эпизод все еще ее мучил.
  
  — Почему? — спросил он.
  
  — Они друг за дружку горой. У него глаза мистера Миры, хотя это не важно.
  
  — Для тебя важно.
  
  — Для меня — да, но не для расследования. Они друг за дружку горой, — повторила Ева. — Когда слушаешь их, наблюдаешь, видно, что они всегда держались вместе и больше ни на кого рассчитывать не могли. Сенатору с супругой дети нужны были в первую очередь — если не исключительно — для того, чтобы создать образ. Образ дружной, примерной, состоятельной семьи. Потому что это могло помочь карьере Эдварда. Из адвокатов в судьи, из судий в сенаторы… Вряд ли он собирался остановиться на достигнутом, но предпочел отступить — не хотел проиграть на выборах.
  
  — Понимаю, — произнес Рорк. Он и правда понял.
  
  — А еще они с детства все это сознавали — сознавали, какая роль им уготована. Сознавали, какие отношения у родителей. Не семья, а просто красивый фасад и показуха. От детей ждали, что они будут жить по сценарию: Йельский университет, карьера юриста, выгодный брак. Просто пешки, которые понимают, что родители изменяют друг другу, лгут и лицемерят. — Ева положила кусок пиццы обратно на тарелку. — Знаю, это не тот же случай. Знаю.
  
  — Однако не такой уж непохожий. — Рорк понял, о чем она, и накрыл ее руку своей. — Физическое насилие — нечто материальное. Если ребенка били и насиловали, как тебя, это видно невооруженным глазом. Эмоциональное насилие тоже оставляет следы и шрамы, только в душе. Как и дети Эдварда Миры, ты знала, что создана с определенной целью. Не важно, что их ждал золотой путь, а тебя — темный и жестокий. Всех вас держали в клетке и обесценивали те самые люди, которые должны были любить и защищать.
  
  — Тебя тоже.
  
  — Да, меня тоже. Их было двое, поэтому они справились. Мы с тобой нашли друг друга, и это изменило нашу судьбу. Ничего удивительного, Ева, дорогая, что душа у тебя болит за них — и за себя.
  
  — Нельзя, чтобы чувства мешали работе. А они могли бы помешать, если бы я дала им волю. Поэтому и решила поехать домой, успокоиться и начать с чистого листа.
  
  — И наскочила на рыжую девицу в сапогах. Да, время я выбрал неудачно. Извини, что внес свой вклад в и без того ужасный день.
  
  — Ты же не знал, так что… Дети сенатора не имеют отношения к убийству. — Ева взглянула на доску, на фотографии Неда и Гвен. — Не потому, что у него глаза мистера Миры. И не потому, что я их понимаю. Они создали собственную жизнь. Не пошли по проторенной дорожке, а проложили свою. А еще они счастливы. Я проверю, соберу данные, однако семейные конфликты тут ни при чем. Тут замешан секс.
  
  — Ты почти ничего не съела, но я все равно помогу тебе собрать данные.
  
  — Оставим еду на потом. — Ева благодарно стиснула его руку. — Если немного поработаю, может, и захочется пиццы.
  
  — Хорошо, тогда займусь сенаторскими детьми. Раз чутье подсказывает, что они тут ни при чем, нечего тебе тратить на них время.
  
  — Или нервы?
  
  — Или нервы.
  
  — Ладно, тогда начну с первой по списку.
  
  И Ева взглянула на фотографию Карли Маккензи.
  Глава десятая
  
  Пересев за компьютерный стол, Ева открыла входящие сообщения: Пибоди прислала отчет. Все алиби подтвердились. Немного поразмыслив, Ева решила не начинать с Маккензи, а взглянуть на подружку Даунинг.
  
  Лидия Су. Точнее, доктор Лидия Су. Биофизик в Лотемском институте науки и технологий Нью-Йорка. Тридцать три года, не замужем. Азиатское — корейско-китайское — происхождение. Есть сестра — на четыре года младше, лингвист, живет в Лондоне. Родители женаты тридцать пять лет — неплохой срок, отметила про себя Ева. Отец — нейрохирург, мать — тоже ученый, занимается нанотехнологиями. В общем, очень целеустремленная, очень умная, очень образованная семья.
  
  Сама Лидия Су, оказывается, окончила Йельский.
  
  — Интересно… Очень интересно…
  
  С другой стороны, мало ли умных, богатых и целеустремленных окончило Йельский?
  
  И все же…
  
  На всякий случай Ева выяснила, в каком университете изучала живопись Чарити Даунинг. В Нью-Йоркском — не в Йельском. Тогда она проверила, где учились все женщины из списка, но больше никаких связей с Йельским не обнаружила. Пока не копнула чуть глубже…
  
  Совпадение — фигня, подумала Ева, встала из-за стола и прошла в кабинет к Рорку.
  
  — По-моему, насчет детей жертвы чутье тебя не обмануло, — начал он, потом поднял голову и увидел ее лицо. — Что-то накопала.
  
  — Йельский университет.
  
  — Респектабельное и престижное учебное заведение.
  
  — Его окончил убитый.
  
  — Помню. Не меньше полувека назад, наверное.
  
  — Да, дело давнее, однако двое из его любовниц тоже связаны с Йельским. Там училась подружка Даунинг — на биофизика, что бы это ни значило. Азиатка из образованной и успешной семьи.
  
  — Должен заметить, что за последние полвека там училось множество студентов из образованных и успешных семей.
  
  — Да, и одна из них — Карли Маккензи. Получила частичную стипендию на обучение. Продержалась один семестр и вылетела за неуспеваемость.
  
  — Что тоже не редкость, но… — Рорк откинулся на спинку стула. — Интересно, что из всех университетов тебе трижды встретился именно этот, да еще в такой маленькой выборке.
  
  — Такой спец по числам, как ты, мог бы просчитать вероятность, но пока пусть будет просто «интересно». Я копнула чуть глубже. — Ева присела на компьютерный стол. — Изучила личное дело Маккензи. В школе успеваемость отличная. — Она подняла руку над головой и развернула ладонью вниз. — Еще до двадцати опубликовала два рассказа в разных литературных журналах. А через два месяца в Йельском успеваемость… — Ева резко опустила руку. — В общем, запоролась по полной. Знаю, так тоже бывает. Потом сумела получить диплом какого-то онлайн-колледжа и теперь зарабатывает на жизнь фрилансом. Однако в модных литературных журналах больше не печатается.
  
  Рорк задумчиво взял со стола бутылку с водой.
  
  — Адвокат дьявола вынужден заметить, что такие ранние взлеты и падения тоже не редкость. К тому же Маккензи училась в Йельском — пусть и недолго — лет на сорок позже убитого.
  
  — Может, и так, но совпадение — фигня. Еще большая фигня считать, будто это к делу не относится. А самая расфиговая фигня в том, что одна из подозреваемых провела день убийства с выпускницей Йельского. И как, интересно, художница, работающая в галерее в Сохо, подружилась с ученым, штатным сотрудником престижного научно-исследовательского центра? Что у них общего?
  
  Рорк протянул Еве бутылку. Она мотнула головой, и он отпил сам.
  
  — То же можно сказать про тебя с Мевис.
  
  — Мевис занималась мошенничеством, я ее арестовывала. Коп и преступница — вот что у меня с ней общего. — Ева подняла два пальца, постучала ими друг о друга и указала на Рорка. — Как и с тобой, умник.
  
  — Прошу заметить, что меня никто не арестовывал. Ни ты, ни один другой коп.
  
  — Твоя изворотливость нашей общности не отменяет. Неубедительно, да? — Ева повернулась так, чтобы посмотреть прямо на Рорка. — Согласна, неубедительно, но некая связь прослеживается. Добавь к этому, что убитый менял любовниц с такой же скоростью, с какой Фини щелкает засахаренный миндаль. Плюс вероятность того, что пути кого-то из них могли пересечься. Может, стоит показать фотографию Су работникам твоего отеля? Вдруг она тоже его любовница? Если да, версия не такая уж неубедительная.
  
  — Проверю.
  
  — Мотива я пока не вижу. Подозреваемые спали с сенатором по доброй воле. Шокера к горлу им никто не приставлял. Те, с кем я говорила, утверждают, что все происходило по обоюдному согласию. Готова поспорить, если найдутся другие, скажут то же самое. Ни одна не питала к нему искренних чувств, так что отвергнутая страсть не вариант. Если две из них действовали сообща — а наверняка так и окажется, когда я во всем разберусь, — ревность тоже отпадает. «Правосудие свершилось…» — пробормотала Ева. — За что его судили? За какое преступление, грех, обиду? Вот он, мотив. Так что опять возвращаемся к убитому.
  
  — Когда Эдвард Мира учился в Йельском, женщин из твоего списка еще на свете не было.
  
  — Да знаю, знаю. Но ведь он известный выпускник известного университета. Разве такие не выступают с лекциями? Не посещают важные мероприятия и всякие там церемонии? Может, сенатор приезжал в Йельский, когда там учились Лидия Су или Карли Маккензи? Это бы кое-что объяснило. Спасибо, — сказала Ева, вставая.
  
  — Я ничего не делал.
  
  — Ты служил защитником сатаны.
  
  — Адвокатом дьявола.
  
  — Какая разница?
  
  Ева вернулась к себе, выяснила, когда именно Су и Маккензи учились в Йельском, и принялась шерстить архивные статьи о встречах выпускников и выступлениях Эдварда Миры. Потратив впустую целый час, она решила, что лучше обратиться к заведующему университетским архивом.
  
  Ева сварила кофе, доела кусок холодной пиццы, которая на этот раз ушла за милую душу, и принялась искать еще что-нибудь общее между женщинами из списка.
  
  Салоны, банки, фитнес-центры, клубы, комитеты, врачи, церкви, увлечения…
  
  Ничего конкретного она не нашла, зато выяснила, что с 2058-го по начало 2060-го Карли Маккензи проходила курс психотерапии с доктором Натали Полсон. Су посещала терапию с доктором Кимом Пином в 2055-м и бросила четыре года спустя. В 2059-м Даунинг в течение шести недель посещала некую Фелицию Фейрберн, которая позиционировала себя как целителя телесных и душевных недугов.
  
  Представитель сатаны справедливо отметил бы, что к психотерапевту ходят многие. И все же надо приглядеться повнимательнее.
  
  Йельский университет. Психотерапия. Эдвард Мира. Три линии, пересекающиеся для нескольких имен из списка.
  
  А есть ведь еще отрицательные совпадения. Никаких судимостей. Никаких признаков, что хотя бы одна из женщин страдала зависимостью, приведшей к тюремному заключению или заметному пробою в финансах. По крайней мере, никаких признаков на данный момент. К психиатру ходят, когда есть проблемы с алкоголем или наркотиками, проблемы с азартными играми, проблемы с сексом — одним слишком много, другим слишком мало. Черт, некоторые ходят к психиатру, желая определиться, что съесть на завтрак, но все же…
  
  А вдруг?..
  
  Ева принялась копать, снимать пласты, тянуть за путеводные ниточки, которые либо вели к другим ниточкам, либо в тупик.
  
  Она откинулась назад и забарабанила пальцами по бедру.
  
  Интересно… После отчисления из университета Карли Маккензи вернулась домой, а через полгода переехала в какую-то халупу к некой Марли Дэвис, которая, в отличие от Маккензи, могла похвастаться длинным и красочным полицейским досье, пестрящим неудачными попытками нападения, мелкими кражами и сексуальными домогательствами.
  
  С чего бы приличной умной девушке из Нью-Рошелла[4] дружить с мелкой неудачницей из Алфабет-сити[5], которая сейчас отбывает пятилетний срок за очередную неудачную попытку нападения?
  
  Ева проследила эту линию и обнаружила в жизни Карли Маккензи интересный сценарий. Набросала теорию, несколько вопросов и отправила все Мире, а копию — Пибоди. Затем принялась за Лидию Су. Когда дошла до Чарити Даунинг, взяла еще кусок холодной пиццы, потом не удержалась и выпила пепси.
  
  Вошел Рорк.
  
  — Вижу, ты обнаружила нечто такое, от чего у тебя разыгрался аппетит, а на лице улыбка копа.
  
  — Карли Маккензи. Умная, талантливая. Если как следует поискать, можно найти воодушевленные статейки, которые строчили про нее с раннего детства. Победила в нескольких литературных конкурсах, в некоторых получала денежные призы. В старших классах писала статьи для школьного блога, помогала подтянуть слабых учеников, работала волонтером по программе «Подростки за грамотность». Получила частичную стипендию на обучение в Йельском. Респектабельная семья из среднего класса, уютный домик в пригороде. Вот, посмотри. Компьютер, вывести на экран изображение 1-C.
  
  «Запрос выполнен».
  
  На экране появилась фотография миловидной блондинки в ярко-красном платье, прижавшейся бедром к миловидному парню в черном костюме с ярко-красным галстуком.
  
  — Хорошенькая.
  
  — Да, выглядит она что надо. Фото со школьного бала. Парень, согласно ленте ее матери на сайте «Общайся с нами»…
  
  — Секундочку… — Рорк поднял палец. — Ты что, умудрилась получить доступ к архивным данным с сайта давно не существующей социальной сети?
  
  — Когда нужно, я тоже кое на что способна.
  
  — Я так поражен, что мне, пожалуй, лучше присесть.
  
  — Отстань!
  
  — Дорогая, я даже не начинал к тебе приставать!
  
  — На странице матери полно гордых заметок о достижениях чада и фотографий вроде этой. Видно, что Карли Маккензи была симпатичной девушкой, которая встречалась с симпатичным парнем. Еще и умным — поступил в Гарвард. А месяцев через семь после того, как сделано это фото, Маккензи вылетает из университета и возвращается домой.
  
  — Значит, она симпатичная и неверно рассчитала свои силы.
  
  — Не все так просто. Через пару месяцев после возвращения Маккензи переезжает в халупу на авеню А к какой-то шлюхе — по-другому не скажешь, — у которой уже на тот момент был длинный список судимостей: за хранение наркотиков, продажу «кайфа» специально подосланному сотруднику полиции, предложение сексуальных услуг без лицензии. Где они могли познакомиться? Что у них общего?
  
  — Симпатичная Маккензи сидела на игле.
  
  — Готова поспорить на твою соблазнительную ирландскую задницу, что да. Доказательств у меня нет, но восемнадцатилетняя девушка не станет просто так бросать любящую мать в Нью-Рошелле и переезжать к шлюхе из Алфабет-сити, если шлюха не поставляет ей наркотиков. Через несколько месяцев Маккензи опять возвращается домой.
  
  — Видимо, именно поэтому она до сих пор жива и на свободе.
  
  — А шлюха отбывает третий год из пяти за нападение при отягчающих обстоятельствах. Маккензи прожила дома еще два года и за это время отмотала собственный срок: дважды лежала в клинике «Душевный покой», каждый раз по три месяца. Копать пришлось глубоко, потому что в документах клиника значится как центр психологической помощи, не реабилитации. Угадай, кто еще лечился в «Душевном покое».
  
  — Чутье дельца и твой взгляд подсказывают, что это либо Су, либо Даунинг.
  
  — Су. Не одновременно, к сожалению, но обе они учились в Йельском, обе лежали в центре. Три года назад Су взяла творческий отпуск и прошла курс «Душевного покоя». А перед этим принимала участие в программе по изучению бессонницы. Чарити Даунинг — что за совпадение?! — тоже участвовала в исследовании на тему бессонницы — правда, опять же в другое время.
  
  — Слишком много совпадений — даже для адвоката дьявола.
  
  Поскольку ничего другого под рукой не оказалось, Рорк отхлебнул пепси.
  
  — Теплая, — заметил он.
  
  — Все равно действует. Вот что я думаю…
  
  Ева принялась мерить шагами комнату.
  
  — Много лет назад все три женщины уже имели сексуальный контакт с убитым. Контакт настолько травмирующий, что Маккензи покатилась по наклонной. Скорее всего, каждая из них лечилась от, скажем так, побочных эффектов этого контакта. Так они и встретились. — Ева сцепила пальцы в замок. — Две из трех снова вступают в отношения с убитым. Ты ведь еще не успел поговорить с охраной отеля насчет Су?
  
  — Вообще-то успел. За последние полтора года она на камеры наблюдения не попадала.
  
  — Ничего удивительного. Я почти уверена, что она лесбиянка.
  
  Рорк удивленно поднял брови.
  
  — Не потому, что ее нет на камерах, — пояснила Ева. — Просто я нашла ее фотографии. Пышная церемония по случаю вручения научной премии — Су сопровождает женщина. Обед в Белом доме — Су сопровождает женщина. Наконец, интервью в известном научном журнале, где она прямым текстом говорит, что лесбиянка. — Ева снова обошла доску кругом. — Эти три знают друг друга. Знали Эдварда Миру. Чутье подсказывает, что они сговорились и убили его. Судя по характеру пыток, это месть. Месть за принуждение к сексу, домогательство или изнасилование. Три женщины не станут объединяться, пытать и убивать только потому, что переспали с женатым мужчиной.
  
  Рорк повернулся на стуле и внимательно посмотрел на фотографии Эдварда Миры — сурово-привлекательного государственного деятеля и жертвы убийства.
  
  — Думаешь, бывший сенатор был серийным насильником?
  
  — Да, думаю. — Ева тяжело перевела дыхание. — Думаю, черт возьми. Именно так мне все и представляется. А вот доказать это — уже совсем другой коридор.
  
  — Коленкор, но не суть важно. Ева, ты пускаешься в опасное плавание.
  
  — Я хороший пловец.
  
  — Хороший, — согласился Рорк, — но это дело принесет тебе боль.
  
  — Я не могу бросить расследование. Сам понимаешь.
  
  — Понимаю. — Рорк поставил на стол банку с пепси и подошел к Еве. — Я люблю тебя.
  
  Она неловко переступила с ноги на ногу.
  
  — Угу, я тебя тоже.
  
  Он сжал ее лицо в ладонях и посмотрел прямо ей в глаза.
  
  — Я люблю тебя.
  
  Сердце у Евы подпрыгнуло, и она прижала руки к его щекам.
  
  — Я тоже люблю тебя и знаю, что ты пытаешься мне сказать: «Прорвемся».
  
  — Обязательно прорвемся.
  
  — Даже если тебе придется вливать мне в глотку успокоительное.
  
  — Именно это я и хотел сказать. — Рорк прижался губами к ее лбу. — Ты сделаешь все, что от тебя требуется. Я тоже.
  
  — Возможно, я ошибаюсь, иду по ложному следу, но мне все видится именно так.
  
  — После того как ты объяснила свою логику, мне видится то же самое. Наверняка всплывут еще женщины. Если ты права и сенатор действительно силой или шантажом принуждал этих трех к сексу, наверняка были и другие.
  
  — Да, будут и другие — студентки Йельского или просто девушки, которых встретил там Эдвард. Между тем, как Маккензи училась в Йельском университете, а Даунинг — в Нью-Йоркском, прошло три года. Пять лет между Маккензи и Су. Так что непременно всплывут и другие. Однако мне не кажется — пока, по крайней мере, — что это кто-то из списка. Его дочь…
  
  — Не думаю. — По крайней мере, это утешение он может ей дать. — Не стоит даже прорабатывать такую версию. Я изучил ее биографию. Брата тоже. Никаких признаков.
  
  — Я дослужилась до лейтенанта полиции, а признаков так никто и не заметил.
  
  Он провел рукой по ее коротким волосам.
  
  — Думаешь, Мира ничего не замечала?
  
  Еве нужно было двигаться, поэтому она сунула руки в карманы и принялась ходить взад-вперед.
  
  — Ты прав. Скорее всего, Мира догадалась задолго до того, как я смогла ей рассказать. И все же…
  
  — В твоем детстве Миры не было рядом. Никого не было рядом. А Гвендолин Сайкс окружали любящие люди — брат, Мира и Деннис. Судя по тому, что я нашел, в детстве они с братом не получали ни любви, ни тепла, и Деннис с Шарлоттой брали их под крыло при всякой возможности. А теперь у них обоих успешная и счастливая жизнь. Ева, Мира бы заметила.
  
  — Ты прав. Конечно, прав. — Хотя рано или поздно она все равно должна будет спросить у Миры напрямую. — Уже что-то. Им с Деннисом и так придется нелегко.
  
  — Мы будем рядом и сделаем все, что от нас зависит. Уже поздно, а тебе завтра по новой опрашивать подозреваемых. Учитывая, куда это все может завести, лучше нам обоим выспаться, пока есть такая возможность.
  
  — Ты так и так почти не спишь. — Ева продолжала нервно ходить взад-вперед. — Не хочу, чтобы ты за меня беспокоился еще до того, как возникнет повод. Я в состоянии справиться с прошлым, как и… — Она остановилась, провела рукой по столу. — Как и с прошлым.
  
  Она уже справилась, напомнила себе Ева. Ей не нужны копии того, что было у нее когда-то. Ведь она знает, что есть у нее теперь, и дорожит этим.
  
  Ева задумчиво глянула на Рорка:
  
  — Правда хочешь избавиться от этого стола?
  
  — Тебе решать.
  
  Ева только отмахнулась.
  
  — Я про тебя спрашиваю. Хочешь ты от него избавиться или нет?
  
  — Боже мой, конечно, да! Это жалкое подобие письменного стола — и с точки зрения эстетики, и с точки зрения практичности.
  
  — М-да. Насколько же ты ко мне снисходителен, если три года терпел, что я оскорбляю твой эстетический и практический вкус. Думаю, дни стола так и так сочтены, поэтому… давай раскачаем его напоследок. — Ева села на стол и послала Рорку обольстительную улыбку. — Иди-ка сюда, дружище, и трахни меня как следует на этом жалком подобии письменного стола.
  
  У Рорка вырвался легкий смешок.
  
  — Твое нестандартное мышление меня поражает. И никогда не разочаровывает.
  
  Дело не в этом дурацком столе, подумал Рорк. Хотя, возможно, отчасти и в нем. Однако прежде всего Ева хочет доказать им обоим, что готова вынести любую мерзость, с которой ей предстоит столкнуться. Готова ко встрече с кошмарами, страхами, жуткими воспоминаниями, лишь бы выполнить ту работу, которую поклялась выполнять.
  
  Хотя блеск в ее глазах бросал вызов и требовал, Рорк подошел и снова сжал ее лицо в ладонях. Думая о кошмарах, страхах, воспоминаниях, он нежно коснулся губами ее губ.
  
  В ответ Ева вцепилась ему в волосы и с силой притянула к себе.
  
  — Ну уж нет. Это же секс на столе, а значит, будет немножечко больно.
  
  И она укусила его в губы. Потом нарочно грубо оттолкнула и стащила с себя рубашку.
  
  — Покажи мне, на что ты способен.
  
  — На что способен?
  
  — Да. И даже больше.
  
  — Когда будешь стонать, что больше не можешь, помни: сама напросилась.
  
  — О, я-то могу. Давай проверим, можешь ли…
  
  Но тут рука Рорка скользнула ей между ног, надавила, и у Евы перехватило дыхание. Когда она снова смогла дышать, Рорк свободной рукой схватил ее за шею, не давая двигаться, и впился поцелуем в губы.
  
  Теперь он тоже легонько ее покусывал, так что у Евы дух занимался и она скользила по самому краю между наслаждением и болью. Она обвила его ногами, с силой прижала к себе и принялась раскачиваться и тереться о его сводящую с ума руку.
  
  — Войди в меня… войди…
  
  — Нет, еще рано. Я способен на большее, — напомнил Рорк и легонько сжал ее сосок между большим и указательным пальцем.
  
  Игривое пощипывание и непрестанное трение сделали свое дело. Ева кончила. Ее ноги сдавили Рорка, словно тисками, но он не останавливался. Она еще стонала в экстазе, а он уже поднял в ней новую волну желания.
  
  Дыхание обжигало ей легкие, и она балансировала на узком, опасном гребне блаженства. Руками, дрожащими от невыносимой потребности, Ева потянула Рорка за пиджак.
  
  — Сними… сними…
  
  С досады Ева рванула его рубашку — во все стороны брызнули пуговицы. Наконец она нашла ладонями голое тело — горячее, упругое, принадлежащее ей одной… Она обвила Рорка руками, впивалась пальцами в его плоть, царапалась, кусалась.
  
  — Сейчас… Ну же, сейчас…
  
  — Я способен на большее, — повторил Рорк и толкнул ее назад.
  
  Он повалил Еву на стол — что-то с грохотом полетело на пол. Ее разметавшиеся руки смели вниз папки с дисками.
  
  Рорк покрывал жадными поцелуями Евину грудь, одновременно стягивая с нее брюки. Она тщетно пыталась дотянуться до ремня своего любовника, расстегнуть пряжку, найти его — взять его…
  
  Язык Рорка скользил по телу Евы, доводил до дрожи, ласкал, проникал в нее…
  
  Весь мир превратился в зной и блеск. Желание вспыхивало с новой силой, едва оно удовлетворялось; голод становился еще острее, как только его утоляли.
  
  Ева обхватила бедра Рорка, произнесла его имя — лишь имя, — заглянула в шальные голубые глаза.
  
  И наконец Рорк вошел в нее. Он двигался резко и быстро, сметая последние остатки самообладания. Ева отвечала безумием на его безумие, жадностью на его жадность, пока мир для них не исчез.
  
  Еве казалось, что сердце вот-вот проломит грудную клетку. Его бешеный стук звучал в ушах, а тело сотрясала дрожь, будто землю после землетрясения.
  
  Они лежали распластавшись на столе, словно только что пережили стихийное бедствие. В голове у Евы мелькнуло, что стол, пожалуй, не так уж плох, раз выдержал такой вес.
  
  — Я лежу на материалах об убийстве. Это неправильно. Неуважительно как-то.
  
  — Они свалились на пол. — Рорк лежал, уткнувшись лицом Еве в грудь. — Мы все подберем. Господи… не могу отдышаться.
  
  — Я тоже.
  
  Рорк с трудом приподнял голову и посмотрел на нее глазами, которые каким-то непостижимым образом казались одновременно шальными, насмешливыми и сонными. Ева, тоже с трудом, протянула руку и отвела волосы у него со лба.
  
  — Ну и? Это все, на что ты способен?
  
  Как, учитывая их позу и состояние, Рорк умудрился просунуть под нее руку и ущипнуть за попу, так и осталось для Евы загадкой.
  
  — Просто спросила. Кажется, я только что видела Бога. По-моему, он улыбался.
  
  — Ну, как-никак, он хорошо подогнал нас друг к другу.
  
  — Точно.
  
  — Точно. — Рорк поцеловал ее между грудей и встал, слегка поморщившись. — А ведь и правда немножечко больно.
  
  Ева рассмеялась, потом попробовала сесть и ойкнула.
  
  — Есть маленько. А материалы по делу мы действительно сбросили на пол. Кофейник тоже, но он был пустой… почти. Слушай, не можешь носить поменьше одежды? Боюсь, я порвала твою рубашку — пуговицы уж точно отодрала. А она, наверное, стоила больше, чем этот проклятый стол.
  
  — Если бы я знал, что на повестке дня секс на столе, непременно оделся бы попроще.
  
  — Если я таки соглашусь на командный центр, можно будет устраивать регулярный секс на командном центре. Так что одевайся соответственно.
  
  Рорк со смехом поднял с пола рубашку — светло-серую, с легким голубым отливом.
  
  — Похоже, ее уже не спасти, — объявил он. — Небольшая цена за такое удовольствие.
  
  Ева забрала у него рубашку, надела на себя, вдохнула его запах.
  
  — Нужно поднять с пола вещи, а я не могу подбирать материалы по делу голышом.
  
  — А я могу, — ответил Рорк и принялся помогать Еве собирать диски и сброшенную впопыхах одежду. — Как следует приберешься утром.
  
  — Ладно. Может, стоит выставить этот стол в витрине, снабдив какой-нибудь памятной табличкой?
  
  — «Здесь трахались Даллас и Рорк»?
  
  — Да нет! Хотя можно и так, только в более завуалированной форме. Что-нибудь вроде: «Он служил нам верой и правдой».
  
  — Не слишком ли сентиментально ты относишься к этому столу?
  
  — Возможно. Где мои штаны?
  
  — Зачем тебе штаны? Мы же прямым ходом в спальню.
  
  — А вдруг где-нибудь по пути притаился Соммерсет?
  
  — К этому времени он уже мирно посапывает у себя в постели, не сомневайся.
  
  — Может, он и правда у себя в гробу, может, и нет, но я в любом случае не пойду в спальню в одной разодранной рубашке.
  
  — Тогда поедем в лифте, — решил Рорк и нажал кнопку вызова. — Так чего ты просила? Показать все, на что я способен? И даже больше?
  
  — С задачей ты справился.
  
  — Еще нет. Я показал только, на что способен. — Он забрал у Евы ворох одежды, бросил на пол. — А сейчас будет больше.
  
  — Ты же не…
  
  Но он просто прижал ее к стене и взял прямо в лифте — быстро и неистово.
  
  Когда Рорк наконец отстранился, весьма довольный собой, Ева бессильно сползла по стене. Он поднял ее, запустил лифт, а когда двери открылись, на руках отнес в постель.
  
  — Знаешь, как говорится?.. Думай, о чем просишь.
  
  — Я вообще не думала, — пробормотала изможденная Ева, погружаясь в блаженный сон.
  
  Внезапно она подскочила в постели.
  
  — Господи боже мой! Одежда! Она осталась в лифте!
  
  — Утром разберем.
  
  — Он ведь увидит! Всю нашу скомканную одежду! Забери ее оттуда!
  
  — Если тебя это беспокоит, лифт еще здесь.
  
  Ева соскочила с кровати, нырнула в лифт и подхватила с пола одежду. Содрогаясь от облегчения, грудой бросила ее на стул, потом забралась обратно в постель, вздохнула и тут же погрузилась в сон.
  
  Похоже, на стуле скомканная одежда ее не смущает, отметил про себя Рорк. «Вот уж точно — нестандартное мышление!» — подумал он и тоже уснул.
  
  Сон впился в Еву острыми, беспощадными когтями. Она знала, что сейчас последует, но освободиться не могла. Вцепившись мертвой хваткой, сон утащил ее вниз — в кабинет дома на Спринг-стрит.
  
  Эдвард Мира сидел за столом в кресле — строгий костюм, непроницаемое лицо, блестящие черные волосы зачесаны назад.
  
  — Меня убили.
  
  — Я в курсе.
  
  — Однако пытаешься сделать жертв из моих же убийц.
  
  — Мне все видится именно так. Вы ведь их насиловали, сенатор Мира?
  
  Он подался вперед и ударил кулаком по столу.
  
  — Меня убили! Ты несешь передо мной ответственность, а сама собираешься опорочить мое имя, осквернить память обо мне! Так-то ты отстаиваешь интересы мертвых?
  
  — Я исполню свой долг. Сделаю все от меня зависящее, чтобы найти тех, кто вас убил. Даже если тем самым опорочу ваше драгоценное имя.
  
  — Все от тебя зависящее, говоришь? — Эдвард Мира криво усмехнулся. — О да, ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы меня считали чудовищем, а моих убийц погладили по головке.
  
  — Я открою правду, какой бы она ни была.
  
  — Правду?! — Он снова ударил по столу, на этот раз судейским молотком, который держал в руке. — Я знаю правду. Знаю, кто ты такая, что ты сделала. Ты ничем не лучше их!
  
  Эдвард в третий раз ударил по столу, а когда грохот стих, они оказались в комнате в Далласе, в которой вспыхивал мерзкий красный свет.
  
  — Нет… Нет…
  
  Ева шарахнулась назад. Внутри кольцами поднялся и змеей накинулся на нее панический страх.
  
  — С этим покончено! Я больше сюда не возвращаюсь! Все в прошлом!
  
  — Ничто не в прошлом! — Теперь сенатор сидел на возвышении в черной судейской мантии. — Убийца!
  
  Когда он опять стукнул молотком, Ева увидела себя — испуганную восьмилетнюю девочку, которая боролась с Ричардом Троем, умоляя его о пощаде. Со своим отцом, насилующим ее.
  
  Ева услышала свой пронзительный крик, почувствовала, как треснула кость, когда он сломал ей руку. Ощутила прилив ужаса и надежды, как только детские пальцы сомкнулись на рукоятке ножа.
  
  — Виновна! — выкрикнул сенатор, когда доведенная до отчаяния девочка вонзила нож в собственного отца. — Виновна, виновна, виновна!
  
  Ева продолжала вонзать нож в Ричарда Троя — снова и снова. В горле клокотало, по рукам текла теплая кровь.
  
  — У тебя все руки в крови! Ты виновна! Убийца! Точно такая же, как они!
  
  — Убейте сучку! — Ричард Трой уставился на нее остекленелыми глазами. На губах у него выступила кровавая пена. — Пусть получит по заслугам!
  
  Со следующим ударом молотка Ева очутилась в доме на Спринг-стрит с петлей на шее. Она дергала окровавленными руками за веревку, но та лишь затягивалась туже, а люстра поднималась все выше и выше…
  
  — Ну вот, — произнес сенатор, — справедливость восторжествовала.
  
  — Ева, проснись! Проснись, тебе говорят, и дыши. Дыши!
  
  Рорк звал ее и тряс за плечи. Она с трудом втянула ртом воздух, по-прежнему пытаясь содрать с шеи несуществующую веревку.
  
  — Это был сон, просто сон. Ты меня слышишь? Вернись ко мне!
  
  — Все хорошо… хорошо…
  
  — Еще нет, но скоро будет. Посмотри на меня.
  
  Ева не могла унять дрожь, но посмотреть ему в глаза все-таки сумела. Ярость. Да, в них была ярость, а еще отчаяние, которое она слишком хорошо понимала.
  
  — Все в порядке, — пробормотала Ева. — Прости.
  
  — Не извиняйся, а то выведешь меня из себя.
  
  Рорк нашел в ногах кровати покрывало, укутал Еву и принялся растирать ей спину и руки, а кот тем временем толкал ее головой в бедро.
  
  — Ты вся холодная. — Рорк обнял ее и стал укачивать. — Готов поклясться, что на мгновение ты перестала дышать. Просто взяла и перестала. Сейчас принесу тебе успокоительное.
  
  — Я…
  
  — Не спорь. Принесу, и все. Себе тоже.
  
  Она ничего не стала отвечать — просто сидела, укутавшись в кашемировое покрывало, и гладила кота. Они вдвоем пытались ее разбудить, подумала Ева. Муж и кот. Но она была слишком далеко.
  
  Первым делом Рорк включил камин, чтобы в комнате стало теплее и светлее. Затем подошел к автоповару.
  
  — Успокоительное тебе необходимо, — сказал он уже непринужденнее. — У тебя давно не бывало настолько сильных кошмаров.
  
  — Всем по успокоительному! — Ева попыталась унять дрожь в голосе. — Может, и коту налить?
  
  — Он сам себе успокоительное.
  
  Рорк вернулся в постель с двумя стаканами в руках, отдал один Еве, погладил верного Галахада.
  
  — Кот уже пришел в себя, хотя переволновался не меньше моего. Вот, выпей.
  
  Ева сделала большой глоток, вздохнула.
  
  — С шоколадным вкусом…
  
  — Я же знаю своего копа.
  
  На глаза Еве навернулись слезы, и она прижалась лицом к его плечу.
  
  — Я не могла выбраться. Знала, что сейчас будет, но ничего не могла сделать.
  
  — Все уже позади. — Рорк поцеловал ее в макушку, зарылся лицом ей в волосы. — Допей, детка. Допей и расскажи мне обо всем.
  
  Ева послушно допила успокоительное и принялась рассказывать, а когда закончила, Рорк убрал пустые стаканы и крепко прижал ее к себе.
  
  — Знаю, то, что сказал Эдвард — вернее, мое подсознание, — неправда. Но…
  
  — Не может быть никаких «но». Ты была невинным ребенком, который защищался от чудовища. А это взрослые женщины, совершившие преднамеренное убийство.
  
  Да, да, так подсказывали логика и здравый смысл. И все же…
  
  — Мотив тот же. И потом, если я права, то действительно погублю его репутацию.
  
  — Если ты права, его репутация — сплошная ложь, а ты отстаиваешь правду.
  
  — Да, если я права… ты примешь их сторону.
  
  Рорк поцеловал ее в одну щеку, потом в другую и уложил рядом с собой. Ева прижалась к нему, пытаясь согреться.
  
  — По некоторым вопросам мы с тобой не сходимся, но, как ты сама любишь повторять, коп у нас ты. Вы выполните свой долг, лейтенант, а я сделаю все возможное, чтобы помочь вам выяснить правду. Дальнейшее от нас не зависит, не так ли?
  
  — Так.
  
  Кот прижался к ее спине, так что с обеих сторон Еву окружали тепло и безопасность. Слезы жгли глаза, поэтому она прикрыла веки. Вскоре успокоительное подействовало, и Ева уснула.
  
  Рорк лежал без сна, крепко обнимая жену и прислушиваясь к ее дыханию.
  Глава одиннадцатая
  
  Еву разбудил резкий и настойчивый сигнал рации.
  
  — Какого черта?.. — пробормотал в темноте Рорк и скомандовал включить свет на десять процентов.
  
  — Бакстер, — прошипела Ева, взглянув на экран. — Выключить видео, — приказала она. — Даллас слушает. В твоих же интересах, чтобы это было нечто стоящее.
  
  — Простите, лейтенант. Мы с Трухартом были на дежурстве и получили срочный вызов.
  
  — Черт побери, я и так догадалась, что ты звонишь в полпятого утра не для того, чтобы поболтать о футболе!
  
  — Нет, не о футболе. Кстати, а какой там у наших счет?
  
  — Бакстер, ты что, хочешь ближайшие полгода заполнять отчеты за весь отдел?
  
  — Не то чтобы очень. Мы получили вызов, — повторил он, — но я практически уверен, что это ваш клиент.
  
  — Кто такой?
  
  — Джонас Бартелл Вайманн.
  
  — С чего ты взял, что он мой клиент, если я понятия не имею, кто это?
  
  — Убитому шестьдесят восемь. Лет десять назад был председателем Совета экономических консультантов, также служил главным экономистом Департамента труда. Ворочал крупными суммами, да и сам богатей. Учился в Йельском — на одном курсе с сенатором Мирой.
  
  — Вот черт… Время смерти определили?
  
  — Труп отправили Моррису. Бедолагу били по лицу и гениталиям. Насиловали. Повесили на люстре обнаженным — как первую жертву. На шее распечатанный на принтере плакат.
  
  — «Правосудие свершилось»?
  
  — Да.
  
  — Адрес?
  
  — Практически ваш сосед.
  
  Бакстер назвал адрес в двух кварталах от Евиного дома.
  
  — Выезжаю. Сэкономь мне время — позвони Пибоди. Место преступления оцепили?
  
  — Естественно. Мы вас дождемся.
  
  Ева нажала на отбой, и Рорк, который уже успел встать, протянул ей кружку кофе.
  
  — Спасибо. Черт… Мне нужно принять душ и ехать.
  
  — Душ примем вместе. Я еду с тобой. Все равно не усну, — добавил он, прежде чем она успела возразить. — К тому же я его знал.
  
  Глотая на ходу кофе, Ева направилась в душ.
  
  — Откуда?
  
  — Просто знакомый. Отношения у нас были не самые дружеские, но одно могу сказать точно: в вопросах экономики он гений.
  
  Рорк даже не вздохнул — только слегка поморщился, — когда Ева врубила душ на полную мощность и установила температуру на сто два градуса[6]. В конце концов, сам предложил принять душ вместе.
  
  — Естественно, он знал сенатора Миру. Теперь у нас их двое. Две важные шишки из Йельского. А если моя теория верна, еще и два серийных насильника. Но… — Ева откинула с лица мокрые волосы. — Возможно, я ошибаюсь и мы имеем дело с парой психопаток, которым нравится пытать и убивать важных шишек.
  
  Ева выскочила из душа. Мысли у нее в голове вертелись так же быстро, как воздух в сушильной кабине. Она отмела их в сторону. Лучше сохранять свежий взгляд и не строить новых теорий. Просто смотреть, наблюдать, собирать данные и улики.
  
  Они оделись. Когда Ева присела на кровать, чтобы натянуть ботинки, Рорк подал ей блюдце, на котором лежала лепешка с омлетом внутри.
  
  — Поешь. Вайманн уже никуда не денется, а ехать нам всего пару минут.
  
  Чтобы не тратить время на споры, Ева откусила и нахмурилась.
  
  — Тут не только омлет.
  
  — Разве? — Рорк с невинной улыбкой откусил от своей лепешки. — Похоже, ты права.
  
  Ева все равно доела лепешку, влила в себя еще кофе.
  
  — Мне нужно кое-что забрать из кабинета.
  
  Чтобы сэкономить время, они спустились в кабинет на лифте, а оттуда — по лестнице. Рорк удаленно вызвал Евину машину, и она уже стояла перед домом со включенным отоплением.
  
  Ева пустила Рорка за руль, а сама по дороге собрала досье на убитого.
  
  — Два брака, два развода, сейчас не женат. Трое детей, пятеро внуков. Куча званий и титулов. Окончил Йельский с отличием. Продолжил обучение сначала там же, потом в Колумбийском университете и в Оксфорде. Как приглашенный лектор выступал в Йельском и Колумбийском. Написал пару книг по экономике и кучу научных работ. Состоял консультантом при двух президентах подряд — в то же самое время, когда сенатор Мира заседал в конгрессе. Еще бы им друг друга не знать!
  
  Прежде чем Ева успела закончить сбор данных, Рорк затормозил перед трехэтажным домом. Там уже стояла пара патрульных машин, а также стильная тачка Бакстера. На ведущей к дому дорожке скучали два полицейских в теплой зимней форме, грея руки в перчатках о кружки с кофе. Один из них обратился к Еве:
  
  — Лейтенант, детективы в доме. Велели не начинать опрос соседей, пока вы сами не распорядитесь.
  
  — Не начинайте — хочу сперва как следует осмотреться. Кто первым прибыл на место преступления?
  
  — Мы. Патрулировали улицы, а в три сорок две диспетчер отправил нас сюда. Через пару минут прибыли на место. Вызов поступил от внука убитого.
  
  — Внук тоже живет здесь?
  
  — Нет, но у него есть ключи и коды. Говорит, что иногда тут ночует.
  
  — Ясно. Оставайтесь на месте.
  
  Должно быть, стоявший у дверей коп увидел, как они поднимаются по ступенькам, потому что сам им открыл.
  
  — Лейтенант, — произнес он и отступил в сторону.
  
  Тело Вайманна все еще висело в прихожей. Оно слегка покачивалось на веревке, привязанной к сложной конструкции из разноцветных витых трубок, которая служила здесь люстрой. Глаза вылезли из орбит, лицо опухло и покрыто синяками, на шее, туловище и ногах — узкие полоски засохшей крови.
  
  Бакстер стоял рядом с Евой, глядя вверх.
  
  — Ваш клиент.
  
  — Да уж.
  
  — Мой юный друг, свежеиспеченный детектив Трухарт, да и сам я хотели бы поучаствовать в расследовании.
  
  — Угу. А где внук?
  
  — Джонас Вайманн-Бейкер. Отправили его на кухню вместе с патрульной и домашним роботом. У него шок.
  
  — Вы с ним говорили?
  
  — Нет. Патрульные, которые прибыли первыми, уже задали ему основные вопросы. Мы с одного взгляда поняли, что это ваш клиент, поэтому выставили оцепление, отправили свидетеля на кухню и сразу связались с вами.
  
  — Лейтенант, Пибоди уже едет, — доложил Трухарт.
  
  — Так, давай заизолируемся и снимем его, — сказала Ева Рорку. — Где та фиговина, которая опускает эту фиговину?
  
  Рорк отыскал кнопку и по знаку Евы опустил люстру вместе с грузом.
  
  — Детектив Трухарт, установите личность убитого.
  
  Она встала на колени рядом с Трухартом и достала прибор для определения времени смерти. Рорк с Бакстером тем временем вели светскую беседу.
  
  — Время смерти — три часа одиннадцать минут. Служба девять-один-один прибыла примерно через полчаса, но убитый не дождался. На лице кровоподтеки. Челюсть, похоже, сломана. На запястьях следы от веревки. Кроме того, кровоподтеки на гениталиях. Имеются признаки анального изнасилования. Все повреждения аналогичны повреждениям на теле Эдварда Миры. Оберните ему руки пленкой, — распорядилась она. — Плакат и веревку упакуйте и отправьте в лабораторию.
  
  — Лейтенант, личность установлена. Джонас Бартелл Вайманн, проживал по этому адресу.
  
  Ева надела очки-микроскопы и придвинулась ближе.
  
  — Нос ему тоже разбили — похоже, резиновой дубинкой. Что камеры наблюдения?
  
  — Жесткий диск и записи отсутствуют, — ответил Бакстер. — Признаков взлома нет. От свидетеля патрульные добились только одного: он не мог дозвониться до деда целый вечер.
  
  — Давайте с ним поговорим. — Ева встала, переглянулась с Бакстером. — Трухарт, за мной. Бакстер, вызови чистильщиков и бригаду из морга. Посмотрим, что скажет Моррис. Позвони электронщикам — пусть проверят всю технику.
  
  — М-м… — промычал Трухарт, идя вслед за Евой.
  
  — Выкладывайте, детектив.
  
  — Мы с Бакстером обыскали дом. Никаких признаков борьбы. Ни одна из постелей не смята. На кухне два домашних робота, но поскольку мы поняли, что расследование будете вести вы, то не стали выводить их из спящего режима.
  
  — До них мы еще доберемся. Ну и хоромы!
  
  — Так точно. Ах да… — Трухарт откашлялся. — В шкафу главной спальни обнаружили секс-робота.
  
  — М-да? А откуда вы узнали, что это секс-робот?
  
  Трухарт залился краской, что ему очень шло.
  
  — Ну, понимаете, Бакстер сказал, что уже видел такую модель, и она создана именно с этой целью.
  
  — Угу, — ответила Ева.
  
  Кухня была оформлена в сверкающе-серебристом и глянцево-черном цвете. У Евы зарябило в глазах.
  
  За квадратным стеклянным столиком на серебристом возвышении сидел человек. Голова его была опущена на руки, рядом стояла кружка с каким-то напитком. Когда он поднял голову, Ева увидела неправдоподобно красивое лицо, поэтично бледное от потрясения и горя. И очень молодое, отметила она про себя. Едва ли он совершеннолетний.
  
  — Вы здесь главная?
  
  Его голос напоминал звон колокола — глубокий, ясный, звучный.
  
  — Лейтенант Даллас. Да, я здесь главная. А это детектив Трухарт. Сожалею о вашей потере, мистер Бейкер.
  
  — Не понимаю… ничего не понимаю… дедушка… его убили… ничего не понимаю…
  
  Ева бросила взгляд на патрульную, чтобы та испарилась, и села напротив Бейкера. Еще один взгляд, на этот раз на Трухарта, и новоиспеченный детектив послушно опустился на стул.
  
  — В такие минуты всегда тяжело. Почему бы для начала вам не объяснить, как вы здесь оказались? Вы ведь не живете с дедом.
  
  — Нет, сейчас нет. Жил какое-то время, когда только начал работать. Теперь гощу у него иногда. Дед ведь почти все время один.
  
  — Когда вы приехали?
  
  — Было уже поздно — скорее даже рано. Полчетвертого, кажется.
  
  — Вы всегда приезжаете так рано?
  
  — Нет. Просто дед не пришел на премьеру, а ведь он всегда… Я подумал, что он забыл или совсем закрутился. Даже обиделся немного. Это ведь моя первая…
  
  Он умолк и поднес пальцы к глазам — золотисто-карим и покрасневшим от слез.
  
  — «Как прикажете», — произнес Трухарт.
  
  Бейкер уронил руки на колени и посмотрел на него.
  
  — В прессе много писали о спектакле, — продолжил Трухарт. — Джонас В. Бейкер, исполнитель главной роли. До меня только теперь дошло. Я собирался сводить туда свою девушку. Вчера как раз была премьера, если не ошибаюсь?
  
  — Да, первое представление. Это музыкальная комедия, — пояснил Бейкер Еве. — Я играю главную мужскую роль. Моя первая крупная роль. Мать сейчас в Австралии, а отец… да он бы так и так не пришел, даже если бы не был за границей. А вот бабушка с дедушкой приходят всегда.
  
  — Бабушка с дедушкой? — переспросила Ева.
  
  — Они давно в разводе, но ради моих спектаклей объявляют перемирие. Вчера бабушка не смогла вылететь из Чикаго. Отменили рейс — их там совсем замело. Обычно во время премьеры они оба сидят в зале. Центральные места в первом ряду. Дедушка встал на мою сторону, когда я выбрал театр, а не право, медицину, политику или еще какую-нибудь специальность, которая устроила бы родителей. Он поддерживал меня, помогал, пригласил пожить у себя, когда я только начинал.
  
  Бейкер взял стоящую перед ним чашку, тут же поставил на место и отодвинул подальше.
  
  — Дед ни разу не пропустил ни одной премьеры с моим участием, поэтому, когда он не пришел, я решил, что он просто опаздывает. В тот момент было не до того — думал только о работе, только о спектакле.
  
  — Должно быть, вы расстроились, что его нет рядом, — вставил Трухарт. — Это же для вас такое большое событие!
  
  — Самое большое в жизни.
  
  — Наверное, у вас даже не было времени попытаться ему позвонить.
  
  — Я звонил. Оставил пару видеосообщений. Последнее послал во время антракта. Довольно сердитое. Боже мой… Когда спектакль кончился, нас шесть раз вызывали на поклон и аплодировали стоя. А я все продолжал дуться!..
  
  — Вы просто надеялись разделить свой триумф с дедушкой, — заметил Трухарт.
  
  — В зале сидела моя девушка, но… мне нужен был именно он. Я мечтал показать деду, что его поддержка и вера в меня не пропали впустую.
  
  — Вам хотелось, чтобы он вами гордился.
  
  — Очень хотелось. Поэтому, когда он не пришел, не позвонил, даже сообщения не оставил, я подумал: «Ну и бог с ним» — и отправился праздновать. Пил шампанское, купался в лучах славы, особенно когда пошли первые рецензии. «Суперзвезда супермюзикла» — это про меня. «Синтетический актер, король сцены». Мы все просто парили, расходиться не хотелось. Решили пойти куда-нибудь перекусить, но я не мог избавиться от мысли о деде. Поэтому сказал остальным, что отлучусь ненадолго и присоединюсь к ним позже. — Бейкер перевел дыхание. — Было уже почти три. Я начал волноваться. Со мной был педагог по вокалу, моя девушка, бывшая девушка, актеры, с которыми я работал еще до Бродвея, друзья по Джульярдской школе[7] — в общем, все-все. А самый важный человек не пришел. Меня постоянно мучила мысль: «Почему же он не пришел?» И наконец я понял — бросил обижаться и понял: что-то случилось. Возможно, дед заболел или сломал ногу. Я приехал сюда, ожидая найти его в постели с температурой или на полу без сознания, хотя для своего возраста дед в отличной форме. Потом я открыл дверь и… Боже мой… Боже мой…
  
  Бейкер крепко обхватил себя руками и начал покачиваться из стороны в сторону. По лицу у него струились слезы. Ева выждала минуту, прежде чем к нему обратиться.
  
  — Мистер Бейкер…
  
  — Джонас. Просто Джонас. Меня назвали в честь дедушки.
  
  — Джонас, дверь была заперта?
  
  — Заперта?.. Ах да. Я знаю код, и у меня есть ключ-карта. Я вошел и увидел его. Подумал: «Это неправда. Не может быть правдой». Стал звать его по имени…
  
  Дыхание у юноши перехватило, голос дрогнул.
  
  — Ничего, Джонас. — Тон Трухарта был ласков, как заботливое прикосновение матери. — Не спешите. Дайте себе время.
  
  — Понимаете… Я не знал, что делать. Стоял столбом целую вечность и повторял, что это неправда. Потом опустил взгляд и увидел у себя в руке телефон. Даже не помню, как достал его из кармана. Набрал девять-один-один. Диспетчер повторял, чтобы я не волновался, дышал глубоко, говорил, что помощь на подходе. Потом приехала полиция. Все происходило как в замедленной съемке и в то же время очень быстро. Не понимаю, как такое возможно. Я даже не знал, чем ему помочь. А он всегда приходил мне на помощь…
  
  — Вы все сделали правильно, — заверил Трухарт.
  
  — Кто-то лишил его жизни. И лишил достоинства. Почему?
  
  — Моя обязанность это выяснить. — Если Трухарт вел диалог размеренно, то Ева задавала вопросы быстро и коротко. — Когда вы говорили с дедом в последний раз?
  
  — Вчера днем. Позвонил сказать, что билет ждет его в кассе, и сразу понял: он чем-то расстроен. Его старого друга Эдварда Миру убили. Подробностей дед не знал, но… — И без того бледное лицо Бейкера совсем побелело. — Господи… Сначала сенатор Мира, потом дедушка… Их убил один человек?
  
  — Вы знали сенатора Миру?
  
  — Конечно. Они с дедом дружат с колледжа. Мисс…
  
  — Лейтенант. Лейтенант Даллас.
  
  — Лейтенант, их правда убил один и тот же человек?
  
  — Мы рассматриваем все возможные версии. — Ева немного помедлила. Бейкер невиновен. А если виновен, то и так все знает. — Между убийствами достаточно много сходства, поэтому я считаю, что это дело рук одного и того же лица или нескольких лиц.
  
  — Но это просто… уму непостижимо!
  
  — Тем не менее. В разговоре с вами дед высказывал какие-нибудь мысли по поводу убийства сенатора?
  
  — Сам я весь ушел в репетиции, за новостями не следил и впервые услышал от деда. Он сказал, что сенатора Миру похитили и убили. Дед был потрясен — как я уже говорил, они дружили с юности. Я даже не вспомнил об этом разговоре, когда он не явился на премьеру. Мне и в голову не пришло, что он, быть может, оплакивает друга. Если бы я хотя бы на минуту забыл о себе и подумал о нем, то вспомнил бы и оставил его в покое. Но тогда я не пришел бы сюда ночью. Даже не знаю, что хуже.
  
  — Сделанного не воротишь. А так как вы все-таки пришли, мы сможем начать расследование немедленно. Вы знаете кого-нибудь, кто мог затаить злобу на вашего деда? Или на них обоих?
  
  — Пожалуй, нет. — Джонас откинулся на спинку стула, потер щеки, так что они слегка порозовели. — Они оба занимались политикой, а политики легко наживают врагов. Черт, а кто их не наживает? Не всем нравились дедушкины взгляды на экономику, но кто же станет из-за этого убивать? Взгляды сенатора Миры тоже устраивали не каждого. Я и сам не питал к нему особой симпатии…
  
  — Вы его недолюбливали?
  
  — Не могу сказать, что недолюбливал, просто считал его надутым мерзавцем… Я должен сообщить маме. Господи… и бабушке… — Он снова уронил голову на руки. — И брату… Моя сводная сестра сейчас в Австралии вместе с матерью, а Гэвин здесь, учится на юридическом.
  
  — В Йельском?
  
  Джонас слабо улыбнулся.
  
  — Да, такова семейная традиция. Я пошел против течения — поступил в Джульярдскую школу и ни разу не пожалел. Нужно всем им сообщить. А еще дяде — маминому брату. Что же я им скажу?..
  
  — Если хотите, могу им сообщить.
  
  — Хочу, очень хочу, но я должен сделать это сам. Нехорошо будет, если они услышат от постороннего. Они ведь не увидят дедушку в таком состоянии? Мне бы не хотелось, чтобы они увидели то, что видел я.
  
  — Не беспокойтесь. Медицинский эксперт обо всем позаботится и вернет ему достоинство. Обратитесь в морг к доктору Моррису. Он скажет, когда можно навестить вашего дедушку и распорядиться насчет похорон.
  
  — Хорошо. — Измученные глаза Джонаса впились в Еву. — Я хочу сказать им — сказать себе, — что вы найдете тех, кто его убил, и засадите их за решетку. Так ведь и будет?
  
  — Не сомневайтесь. Найти убийцу — моя работа, а к своей работе я отношусь серьезно.
  
  — Хороший ответ.
  
  — Мне нужно задать вам еще несколько вопросов, а затем можете позвонить родным.
  
  Выйдя из кухни, Ева вполголоса сказала Трухарту:
  
  — Ты все сделал правильно — помог ему успокоиться. Это требует большого такта и проницательности.
  
  — Я его узнал. Про спектакль много писали. Я видел Джонаса на афишах, хотя и не помнил, что вчера была премьера. Должно быть, он хороший актер…
  
  — Джонас в самом конце списка. Если это игра, он заслуживает «Оскара».
  
  — На Бродвее дают не «Оскар», а «Тони».
  
  — «Как прикажете», — ответила Ева, вызвав у Трухарта улыбку.
  
  Пибоди она нашла с Бакстером. Бригада из морга как раз выносила тело, а чистильщики уже рассыпались по прихожей.
  
  — Внук ни при чем, — сразу объявила Ева. — И все равно надо удостовериться. Трухарт, проверь список имен, которые назвал Джонас — с кем он был до трех ночи, а также на момент похищения и смерти сенатора. Просто на всякий случай — чтобы окончательно его вычеркнуть.
  
  — Я привезла с собой Макнаба, — сообщила Пибоди. — Они с Рорком занимаются электроникой. Рорк уже проверил парадный вход. Никаких признаков взлома. По его мнению, тот, кто привез сюда Вайманна, воспользовался кодом и ключом.
  
  — У них был ключ самого Вайманна.
  
  — Мы прошлись по дому, — продолжил Бакстер. — Никаких признаков, что убитого связывали или били здесь.
  
  — Может, замели следы? — Ева огляделась по сторонам, сунула руки в карманы. — Хотя скорее Вайманна отвезли туда же, куда и сенатора. У них есть специальное место для пыток. Нужно выяснить, когда забрали Вайманна и откуда. Почему, понятно и так. Мотив тот же, что и в случае с сенатором.
  
  — А именно? — спросил Бакстер.
  
  — Секс. Все сводится к сексу. По крайней мере, одна из убийц — женщина. Еще одна зацепка — Йельский университет. Оба убитых учились в Йельском. Оба приезжали туда с лекциями и на встречи выпускников. Оба занимались политикой.
  
  — Секс и политика, — произнес Бакстер. — Обычная связка.
  
  — А совпадения — фигня.
  
  — Если хотите сказать, что совпадений не бывает, полностью согласен.
  
  — Две подозреваемые и свидетельница, обеспечивающая алиби третьей, тоже связаны с Йельским.
  
  Глаза Бакстера мрачно блеснули.
  
  — Совпадение — фигня!
  
  — О да. Двое богатых успешных людей. — Ева принялась мерить шагами комнату, рассуждая вслух. — Оба окончили Йельский, оба занимались политикой — в разных сферах, но оба стремились к власти. Первый убитый менял любовниц как перчатки.
  
  — Вот бы мне так в его возрасте!
  
  Ева бросила на Бакстера испепеляющий взгляд.
  
  — Нужно проверить, какие достижения в этой области у второго.
  
  — В спальне у него очень сексуальный секс-робот.
  
  — Мне уже рассказывали.
  
  — Сексуальный секс-робот сообщает, что в последний раз им пользовались тридцать два часа назад, — доложил спускающийся по лестнице Рорк. — Макнаб отвезет электронику в отдел. В ящике стола в кабинете хранится запасной мобильник. Им никогда не пользовались.
  
  — А тот, которым пользовался Вайманн, исчез. Даже если на нем что-то есть, он все равно у преступников. Бакстер, вы с Трухартом займетесь профессиональными контактами убитого. Разведайте обстановку, проверьте алиби. Разыщите любовниц, если таковые имеются.
  
  — Без проблем.
  
  — Я пошлю вам имена и фотографии любовниц первого убитого. Посмотрим, не вспомнит ли их кто-нибудь из подчиненных второго. Пибоди, передай Макнабу, что мне нужен каждый байт с каждого устройства из этого дома и офиса сенатора. Все, что совпадает, исследовать в первую очередь. Это месть. Что сделали наши жертвы, еще и вдвоем, чтобы заслужить такую смерть? Скажи Макнабу прямо сейчас, и поехали в морг.
  
  — Что хуже: завтрак после морга или морг после завтрака? — задумчиво произнесла Пибоди, поднимаясь по лестнице. — Скоро узнаем!
  
  — Профессиональные контакты, — повторила Ева. — Проверка алиби.
  
  — Лейтенант, сейчас пять утра, — напомнил Бакстер.
  
  — Мы ведь не спим, — заметила Ева. — Почему бы и подозреваемым в убийстве не встать пораньше? Вперед!
  
  — Сегодня мы с тобой будем пользоваться особой любовью, Трухарт.
  
  — А мне будут какие-нибудь приказы, лейтенант? — спросил Рорк, когда Бакстер с Трухартом направились к выходу.
  
  — Поезжай домой и купи очередной кусок Солнечной системы.
  
  — Значит, впереди обычный рабочий день. — Рорк поглядел, как чистильщица в белом костюме упаковывает веревку. — У тебя тоже.
  
  Он взял Еву под локоть и отвел немного в сторону.
  
  — Думаешь, эти двое были партнерами в какой-то грязной секс-игре? Соучастниками изнасилования?
  
  — Я пока ничего не думаю, но версию эту проработаю. Внук Вайманна сказал, что убийцы лишили его деда жизни и достоинства. И он чертовски прав. Сенатора с Вайманном не зря унизили, как не зря пытали и убили. По-моему, это месть. Только за что? Кого унизили эти двое?
  
  — Что за преступление надо было совершить, чтобы кто-то счел такую смерть правосудием?
  
  — Старые добрые приятели… Какие тайны их связывали? За всем этим кроется что-то… да, грязное. Я по-прежнему уверена, что это секс. Подбросить тебя до дома?
  
  — Сам доберусь, спасибо. Береги себя, — вполголоса произнес Рорк. — Не только моего копа, но и ту девочку, которая до сих пор живет в тебе.
  
  — За меня не беспокойся.
  
  Рорк прижал руки к ее щекам и крепко поцеловал, прежде чем она успела его остановить.
  
  — Не строй из себя недотрогу. Я позвоню, — добавил он, направляясь к выходу.
  
  Ева перевела дыхание и обернулась — как раз вовремя, чтобы заметить, как ближайшая чистильщица улыбается сквозь лицевой щиток.
  
  — Чего ухмыляетесь?
  
  — Просто представила, как мужчина с такой внешностью целует меня в губы. От такой мысли трудно не улыбнуться. — Чистильщица взяла образец крови с пола. — С нашей работенкой каждый приятный момент на счету.
  
  Пожалуй, подумала Ева. Сама она точно не нашла бы много поводов для улыбки, работая в морге.
  
  — Черт побери, Пибоди, хватит лапать Макнаба за тощую задницу! Живо ко мне, а то пойдешь в морг пешком.
  
  Ева уже открыла входную дверь, когда Пибоди сбежала по ступенькам.
  
  — Откуда ты знаешь, что я его лапала?
  
  — Я опытный детектив. — Ева глянула через плечо: чистильщица снова ухмылялась. — Еще один повод для улыбки?
  
  — Мне сегодня определенно везет!
  Глава двенадцатая
  
  Пибоди нагнала Еву, наматывая на ходу шарф — морозно-голубой с ярко-зелеными зигзагами.
  
  — Если убитые были приятелями, а мотив преступления — секс, возможно, они делили одних и тех же женщин.
  
  Ева села за руль.
  
  — Вот теперь голова у тебя работает.
  
  — Она работает, даже когда я лапаю Макнаба за тощую задницу. Хотя вообще это был просто дружеский шлепок.
  
  Пибоди влезла на пассажирское сиденье и блаженно вздохнула.
  
  — О, у сиденья включен подогрев! Моя не слишком тощая задница в восторге.
  
  — С этого момента обсуждать твою задницу или задницу Макнаба строго воспрещается.
  
  Ева глянула в зеркало заднего вида, быстро перестроилась в другой ряд.
  
  — Рорк выяснит у сотрудников отеля, пользовался ли Вайманн люксом Эдварда Миры, и если да, то кого туда приводил. Если удастся установить его связь с одной из любовниц сенатора, пойдет совсем другой разговор.
  
  — С другой стороны, зачем держать в спальне секс-робота — а Макнаб говорит, что робот запрограммирован на изощренный и бурный секс, — если регулярно спишь с живыми телками?
  
  — Ответ один: член.
  
  — Ну да, как же я забыла? — Пибоди не стала упоминать о своей заднице, а просто с удовольствием устроила ее поудобнее на теплом сиденье. — Тебе не кажется, что аппетиты должны немного поутихнуть, когда у члена седьмой десяток за плечами? Фу, мне представился член с плечами… Неприятное зрелище.
  
  — Спасибо, что поделилась. Когда чистильщики закончат, я сама обыщу дом. Держу пари на свою годовую зарплату, что найду там таблетки для повышения потенции и прочие средства сделать сексуальную жизнь длиннее.
  
  — Или сделать длиннее член. Пари принимать не стану, поскольку в доме сенатора мы уже нашли таблетки для повышения потенции — вернее, в доме его деда, что гораздо противнее. У меня еще один вопрос.
  
  Поскольку пробка на дороге не собиралась рассасываться, а рекламные экраны назойливо твердили про скидки на круизную коллекцию — интересно, это еще что за чертовщина? — Еве ничего не оставалось, как удовлетворить ненасытное любопытство Пибоди.
  
  — Последний? — спросила она.
  
  — Не обещаю. Так вот: почему мужики всегда охотятся за молоденькими? Пятидесятилетние папики ищут девушек до тридцати. Шестидесятилетние тоже. Те, которым за семьдесят, не отказались бы от двадцатилетней телочки, но готовы согласиться на тех, кому за тридцать или даже за сорок, если с двадцатилетними вышел облом.
  
  — Ответ тот же: член.
  
  — Почему?
  
  Завернув за угол, Ева увидела группу туристов, столпившихся вокруг уличного продавца с тележкой. Их сумки и кошельки прямо-таки предлагали себя направляющемуся в ту же сторону хитроглазому вору-карманнику. Ева решила, что не может спасать всех и каждого, и поехала дальше.
  
  — Член норовит убедиться, что ему по-прежнему двадцать и его хотят сексуальные партнеры того же возраста. Член отказывается признать, что принадлежит старику.
  
  — В таком случае он занимается самообманом.
  
  — Хорошо, что ты усвоила урок так рано. Многие женщины приходят к подобной мысли, только когда их собственная молодость позади. А теперь засунь этот чертов член в тот же ящик, что и задницы, и закрой крышку.
  
  Пибоди выдержала паузу.
  
  — Ты понимаешь, чем займутся член и две задницы, запертые в одном ящике?
  
  Ева невольно рассмеялась.
  
  — Пибоди, хватит думать о сексе!
  
  — Трудно не думать о сексе, когда это мотив преступления.
  
  — Ладно, ты права. Без секса тут явно не обошлось. Никто не станет насиловать мужика и бить его по яйцам, если секс ни при чем. Второй убитый дважды разводился — последний раз более шести лет назад. Мы проверим бывших жен, посмотрим, нет ли связи с первым убитым, но вряд ли жена или жены Вайманна стали бы ждать так долго, чтобы отомстить. Проверь, не встречался ли Вайманн с кем-нибудь.
  
  — Держитесь, сайты сплетен, я иду!
  
  Пибоди достала свой ППК.
  
  Ева барабанила пальцами по рулю и читала очередное объявление: «Пляжное тело еще в январе! Только в «Стройняшке»! Бесплатная консультация!» Может, пляжное тело тоже входит в круизную коллекцию?
  
  — Сценарий таков, — начала Ева, стараясь не обращать внимания на рекламу. — У сенатора с Вайманном маленький секс-клуб. В него вступают женщины из списка, которые либо заранее знают друг о друге, либо нет. Если не знают, такое открытие выводит их из себя. Если знают, то что-то пошло не так. Женщины организуют собственный клуб — клуб убийц.
  
  — Если женщины вступали в секс-клуб, зная друг о друге, значит, дело дошло до каких-то совсем уж мерзостей.
  
  — Изнасилование и есть мерзость. По-моему, когда двоим мужчинам в задний проход запихивают раскаленный предмет, это говорит именно об изнасиловании. Иначе можно пару раз пнуть по яйцам, и все…
  
  — Больше похоже на клуб насильников, чем на секс-клуб, а женщин из нашего списка не насиловали.
  
  — Так бы они нам и сказали! Зачем признаваться? Зачем предоставлять копам большой жирный мотив? Нужно проработать эту версию. Убийц было несколько. Когда люди вместе пытают и убивают, это говорит о неких узах, общей цели, а в нашем случае — общей ненависти. Нам известно, что сенатор сам впустил убийц. А значит, не чувствовал угрозы. Мужчина, для которого женщины — всего лишь вещи, сексуальные игрушки, — не воспринимает их как угрозу.
  
  — Мы до сих пор не установили имени риелтора.
  
  Большая пробоина, которую необходимо залатать, подумала Ева.
  
  — Когда найдем риелтора, найдем и убийц. Хотя, вполне возможно, никакого риелтора не было. Скорее всего, это просто уловка. Нужно выяснить, когда и где похитили Вайманна. В конце концов мы обязательно узнаем, куда отвозили их с сенатором.
  
  — Звучит оптимистично.
  
  — Хранить секреты чертовски трудно — они давят на человека. Сохранить узы, приведшие к убийству, еще труднее. Одна из них непременно оступится.
  
  Когда они добрались до места, Еве страшно захотелось кофе. Только не ту бурду, которая продается в гулком белом коридоре морга.
  
  — Купи мне банку пепси и себе чего-нибудь.
  
  Ева покопалась в карманах и протянула Пибоди пригоршню жетонов.
  
  — После шоколада мистера Миры здешний шоколад больше пить не смогу. Даже тот, что у тебя в машине, недотягивает. Кофе здесь такой же мерзкий, как в Центральном. Чай?..
  
  — Хочешь изучить полное меню, еще и продегустировать?
  
  Услышав сладкий тон Евы, Пибоди подозрительно на нее покосилась.
  
  — Или же предпочитаешь засунуть эти чертовы жетоны в автомат и купить чего-нибудь, пока я не пнула тебя под зад?
  
  — Мой зад по-прежнему в ящике, — напомнила Пибоди, довольная собой.
  
  В конце концов она купила пепси и диетическую газировку с вишневым вкусом. Автомат выплюнул заказ и принялся озвучивать пищевую ценность, которая, впрочем, равнялась нулю, но Ева уже отвернулась и зашагала по коридору. Она на ходу откупорила банку пепси, плечом открывая двери.
  
  Еве следовало бы лучше знать Морриса. Разумеется, он был уже в прозекторской. Поверх костюма цвета мокрого камня накинут защитный балахон, на шее — переливающийся лиловый галстук, черные волосы заплетены в толстую косу. На заднем плане негромко играет музыка — что-то вроде джаза, как показалось Еве.
  
  Моррис поднял голову. В руке у него был скальпель, но он еще не успел приступить к работе и сделать на теле Вайманна Y-образный разрез.
  
  — Быстро вы приехали.
  
  — Или медленно, учитывая, что вчера так сюда и не добрались.
  
  Моррис отложил скальпель и указал на соседний резекционный стол.
  
  — Я распорядился достать первого гостя из холодильника — догадывался, что сегодня-то вы точно приедете.
  
  Он шагнул к телу сенатора и сделал свет поярче.
  
  — В нашего нового посетителя я пока не заглядывал, однако на основе внешнего осмотра могу сказать, что повреждения схожие: кровоподтеки на лице и гениталиях, след от веревки на запястьях, признаки анального изнасилования посторонним предметом. В случае сенатора предмет был около двух дюймов в диаметре, с закругленным и более узким концом. Достаточно горячий, чтобы оставить сильные ожоги в заднем проходе и вокруг него.
  
  Пибоди побледнела и отвернулась.
  
  — Пресловутая раскаленная кочерга, — добавил Моррис, сочувственно похлопав Пибоди по плечу. — Предмет вводили несколько раз и с достаточной силой. Боль, конечно, была невыносимая. Судя, опять же, по внешнему осмотру, Вайманна насиловали тем же предметом.
  
  — Это не объяснить никакой жаждой мести, — сказала Ева. — Может, мы имеем дело с командой садистов вроде Эллы-Лу Парсенс и Деррила Роя Джеймса?
  
  — Не хотелось бы думать, что есть другие им подобные, — ответила Пибоди, по-прежнему стоя к столу спиной.
  
  — Подобные им всегда найдутся…
  
  Нет, подумала Ева, это не садисты вроде двух любовников-извращенцев, которых они недавно засадили за решетку. Тут другое.
  
  — Обеих жертв выбрали намеренно, а не случайно. Кроме того, изнасилование, пытки и плакат на шее ясно говорят: «Месть».
  
  — И какая! — добавил Моррис. — Согласен с твоим мнением насчет побоев: они нанесены гладкой резиновой дубинкой с утяжелителем. Кулаки в ход не пускали.
  
  — Чтобы не сломать ноготок и не испортить маникюр. Это точно женщина. Вернее, женщины.
  
  — Никаких признаков, что убитые сопротивлялись.
  
  Не было шанса, подумала Ева.
  
  — А следы от шокера есть?
  
  — Один, еле заметный даже в очках-микроскопах. В области паха.
  
  — Паха?
  
  — Легкий удар током — достаточный, чтобы обездвижить и причинить боль, похожую на нападение разъяренного осиного роя. Однако не настолько сильный, чтобы вырубить окончательно. Вполне женское поведение.
  
  Ева прокрутила сценарий в голове.
  
  — Вдвоем они легко могли усадить его в кресло. Одна избивает, другая держит шокер. Входит мистер Мира, и они действуют по ситуации.
  
  — Кстати, как Деннис? — спросил Моррис.
  
  — Держится. Что-нибудь еще?
  
  — Судя по следам на запястьях, а также недавно поврежденным мышцам рук и плеч, убитого подвешивали за руки, так что на них пришелся вес всего тела. Веревку сняли за час, максимум два до наступления смерти.
  
  — Сенатор был жив, когда его повесили?
  
  — Да, жив и с развязанными руками — пытался сорвать удавку. Под ногтями частицы его собственной кожи и волокна веревки.
  
  Моррис перевел взгляд на шею убитого.
  
  — Это был не резкий рывок, от которого ломается шея, как в случае с люком под виселицей или выбитым из-под ног стулом, а удушение. Под весом тела веревка затягивалась, давление росло, и сенатор постепенно задыхался. Умирал он медленно и мучительно.
  
  — Не просто казнь. Казнь проводится быстро. Убийцы хотели, чтобы он знал, чувствовал, страдал. Это была пытка — до самого конца.
  
  — Да. Страшная смерть. Больше никаких повреждений я не обнаружил. Сенатор регулярно делал пластику, чтобы подкорректировать лицо и фигуру, и мог похвастаться отменным здоровьем. Последний прием пищи состоялся около четырнадцати часов до смерти и включал омаровый суп, зеленый салат и вино «Пуи-Фюиссе». Поскольку во рту присутствуют следы рвотных масс, о количестве съеденного могу лишь догадываться.
  
  — Что он сделал — что они оба сделали? Склоняюсь к изнасилованию, хотя подобную жестокость не объяснить даже изнасилованием.
  
  — Может, дети? — Пибоди немного пришла в себя и осторожно пригубила газировку. — Может, они насиловали детей?
  
  — Педофилия?.. Да, она способна вызвать подобную ярость. Однако нет никаких признаков, что убитые предпочитали детей. Первый, по крайней мере, регулярно занимался сексом со взрослыми женщинами. Но мы проверим. Чтобы счесть такое убийство правосудием, преступление должно быть не менее жутким.
  
  — В таком случае оба хорошо его скрывали, — заметил Моррис. — Фигуры они публичные, и пресса каждый их поступок рассматривала под микроскопом. Чтобы скрыть жуткое преступление, требуется большое умение и труд, особенно если замешано несколько человек. Секреты редко остаются нераскрытыми.
  
  — Согласна. Теперь, когда мы знаем, что речь идет о секрете — возможно, о жутком секрете, — его будет легче раскрыть. Тут картина примерно такая же, — сказала Ева, бросив взгляд на Вайманна. — Повреждения, причина смерти и все остальное. Если обнаружатся сюрпризы, звони.
  
  — Обязательно. Кстати, сначала я не придал этому значения, но у сенатора есть маленькая татуировка.
  
  — Многие делают себе татуировки.
  
  — В том числе я. Из-за кровоподтеков я едва ее разглядел. Сделана в паху.
  
  — У него татуировка в паху?! — изумилась Ева, а Пибоди громко охнула.
  
  — Слева от основания пениса.
  
  Моррис надел одни очки-микроскопы, другие подал Еве.
  
  — Проверь второго, — распорядилась она, склоняясь над трупом. — Да, теперь вижу, хоть и с трудом. Похоже на кельтские руны… Но ведь Мира — фамилия не ирландская и не шотландская?
  
  — Скорее, арабская или индейская, но… Да, у второго убитого такая же. Та же татуировка в том же месте.
  
  — Можешь определить, когда ее сделали?
  
  — Постараюсь. Возьму образец дермы, исследую сам и пошлю в лабораторию.
  
  — Что же она значит? Пибоди, сделай снимок. Нужно проверить, есть ли у нее какой-то смысл.
  
  — Ты ближе и в очках.
  
  В ответ Ева только закатила глаза. Она достала телефон и сделала три снимка.
  
  — Изображение нужно увеличить и подчистить.
  
  — Давай сделаю, — тут же вызвалась Пибоди, но Ева уже звонила своему эксперту.
  
  — Привет!
  
  — И тебе привет, — ответил Рорк.
  
  — У меня короткий вопрос — вдруг знаешь. Сейчас, подожди…
  
  Немного повозившись с телефоном, Ева отправила Рорку фотографию.
  
  — Видишь татуировку? Кожа вся в синяках, но…
  
  — Вижу. Как-то вечером мы с приятелями напились и решили сделать себе такую же. Кельтский символ. Означает «братство».
  
  — Братство… Да, подходит. Почему же вы не сделали татуировку, если были настолько пьяны?
  
  Глаза Рорка озорно заблестели.
  
  — Не настолько, чтобы позабыть, что в определенных деловых кругах особые приметы весьма нежелательны. Если тебе больше ничего не нужно, мне пора на встречу.
  
  — Нет, у меня все. Спасибо. Иди, купи Солнечную систему.
  
  Ева нажала на отбой, глянула на обоих убитых.
  
  — Братство… — повторила она.
  
  Они с Пибоди вернулись к машине и поехали в Центральное.
  
  — Позвони Харво — спроси, не нашла ли Королева волос и волокон чего-нибудь интересного на веревке.
  
  Пока Пибоди звонила в лабораторию, Ева набрала номер Миры.
  
  — Ева?
  
  — Извините, что так рано.
  
  — Ничего, мы уже встали. Я все равно собиралась приехать на работу пораньше.
  
  — Мне нужно с вами поговорить.
  
  — Сколько угодно и когда угодно. Могу сама к вам зайти.
  
  — Это сэкономит мне несколько минут. Я должна вам кое-что сообщить: Джонаса Вайманна убили.
  
  — Я… Мы его знали. Это близкий друг Эдварда.
  
  — Умер той же смертью.
  
  — О боже… Вы в Центральном?
  
  — Скоро там буду.
  
  — Выезжаю минут через десять.
  
  — Можете передать трубку мистеру Мире?
  
  — Да, конечно.
  
  Ева услышала невнятное бормотание, шорох, и на экране появилось доброе лицо Денниса.
  
  — Неприятная новость. Джонас Вайманн… Гениальный был экономист.
  
  — Да, я слышала. Мистер Мира, вы не знаете, когда ваш кузен сделал татуировку?
  
  — Эдвард? Татуировку? — В зеленых глазах Денниса отразилось недоумение. — Совсем не в его духе.
  
  — Вы не знали, что у него есть татуировка?
  
  — Нет. До отъезда в колледж ничего такого у него не было. Последние выходные перед началом учебного года мы провели на пляже. По ночам купались голышом, так что я бы заметил. Я иногда кое-что забываю, но такое запомнил бы.
  
  — Спасибо, вы мне очень помогли. И еще кое-что: ваша фамилия, случайно, не кельтского происхождения?
  
  — Кельтского? Нет. У меня есть кельтские корни по материнской линии, если вас это интересует.
  
  — Еще раз спасибо. Как вы себя чувствуете?
  
  Похоже, Мира поколдовала над его виском волшебной палочкой, потому что синяк был почти незаметен.
  
  — Совершенно нормально. А вы?
  
  — Хорошо. Передайте, пожалуйста, доктору Мире, что я буду ее ждать. Спасибо.
  
  — Будьте осторожны. Кто-то очень обозленный не хочет, чтобы вы его нашли.
  
  — Так и есть. До связи.
  
  — Самый заботливый мужчина планеты, — вздохнула Пибоди.
  
  — Еще и проницательный. Он сказал: «Обозленный». Не больной, ненормальный, опасный или жестокий, а обозленный. И он прав: главное здесь — злоба. А ты что выяснила?
  
  — Веревка самая обыкновенная, как ты и ожидала. На теле никаких волос, кроме его собственных. Волокон тоже нет.
  
  — Сенатора как-то протащили в дом. — Ева кивнула, живо представляя себе эту картину. — Обернули полиэтиленовой пленкой и внесли внутрь. Значит, их было, по крайней мере двое. После того что с ним сделали, сенатор наверняка слишком ослабел, чтобы сопротивляться, даже если находился в сознании. Дождаться ночи, втащить его в дом, снять пленку и привязать к люстре.
  
  Ева въехала в гараж Центрального управления, поставила машину на обычное место и так и осталась сидеть задумавшись.
  
  — Ужасно много возни. Гораздо легче просто избавиться от тела, но им этого недостаточно. Если они привозят изувеченного, полуживого человека в благополучный район, пусть даже посреди ночи, значит, место убийства имеет значение. Родной дом. Безопасный уголок. Зажиточный район. Наверняка это что-то значит.
  
  — Может, безопасная и зажиточная обстановка напоминает убийцам о чем-то? Если речь о сексе, возможно, именно в таком районе все и происходило. Если же речь об изнасиловании…
  
  — Речь об изнасиловании — вот увидишь.
  
  — Ладно. Может, их насиловали в похожем месте?
  
  — Возможно. Поговори еще раз с домработницей, пока я беседую с Мирой, — сказала Ева, когда они выбрались из машины и подошли к лифту. — Человек, который убирает в доме и стирает простыни, наверняка в курсе, чем ты в этом доме и на этих простынях занимаешься.
  
  Еве внезапно вспомнился Соммерсет, но она отогнала эту мысль подальше. Как можно дальше.
  
  — Спроси, не заметила ли она каких-нибудь признаков, что в доме на Спринг-стрит занимались сексом после смерти деда. И попроси Макнаба проверить дом и секс-робота Вайманна на тот же предмет.
  
  — Насколько я понимаю, насильниками движет скорее жестокость и жажда власти, чем сексуальное желание.
  
  — Ими движет и то, и другое, и третье. Если бы секс был ни при чем, он не был бы частью изнасилования.
  
  — И все же. Секса убитые могли получить и получали сколько угодно. Оба влиятельные люди — каждый в своей сфере. Богатые, привлекательные пожилые мужчины. Если бы захотели, могли бы оплачивать услуги высококлассных лицензированных компаньонок. Зачем кого-то принуждать?
  
  Ева подумала о Ричарде Трое — не могла не подумать. Он снова и снова насиловал собственного ребенка, потому что был хищником, бессердечным животным и преследовал определенную цель. Но если отмести все это в сторону?..
  
  — Затем, что у них была такая возможность. Пусть Бакстер с Трухартом зайдут ко мне, как только вернутся. Не могут два человека знать друг друга пятьдесят лет, оставаться друзьями и умереть одинаковой смертью, если их ничего не связывает. Как минимум одна из женщин сенатора окажется в списке Вайманна. Посмотрим, какая именно.
  
  Ева прошла прямо к себе в кабинет и обновила отчет и доску. Нужно будет поговорить с бывшими женами Вайманна, с его дочерью, друзьями и коллегами. Разгадка где-то здесь — Ева уже различала отдельные ее части. Рано или поздно она найдет точку пересечения, на которой все держится.
  
  Нужно уговорить кого-нибудь из «Душевного покоя» побеседовать с ней о Су и Маккензи. Постараться раздобыть информацию об исследованиях на тему бессонницы, в которых участвовали подозреваемые.
  
  Заслышав быстрый перестук каблуков, Ева встала из-за стола, чтобы освободить для Миры единственный приличный стул.
  
  Мира влетела в кабинет. На шее небрежно намотан белоснежный шарф с льдисто-серебряными проблесками. На ногах серые сапоги с высокими серебристыми каблуками. Нежно-голубое пальто накинуто поверх ярко-голубого костюма.
  
  Ева ожидала увидеть Миру расстроенной, однако та была скорее рассержена.
  
  — Не отказалась бы от кофе, — отрывисто произнесла она, бросая пальто и шарф на стул для посетителей.
  
  — Конечно.
  
  — Сразу скажу, что при встрече Джонас всегда вел себя любезно и обходительно. В прошлом мы иногда общались: его первая жена — моя приятельница.
  
  — Правда?
  
  — Ванесса — детский хирург и просто интересный человек. У нас достаточно дружеские отношения. Обедаем вместе, когда у обеих выдается свободное время. Бывает это нечасто, потому что Ванесса живет теперь в Чикаго. Мы не настолько близки, чтобы изливать друг другу душу, но для меня не секрет: они с Джонасом развелись потому, что он ей изменял.
  
  — Представляю, как ее это злило.
  
  — Злило, наверное, но мне она об этом не рассказывала. — Мира взяла у Евы кружку с кофе, отхлебнула и принялась мерить шагами комнату. — Шума по поводу развода Ванесса не поднимала. Построила собственную жизнь и карьеру, воспитала дочь. Двенадцать лет назад снова вышла замуж — достаточно большой промежуток между браками. На вид очень счастлива. Своих внуков Ванесса просто обожает, с детьми и внуками второго мужа тоже ладит неплохо.
  
  — Одного из ее внуков зовут Джонас Бейкер?
  
  — Да.
  
  — Это он нашел тело Вайманна.
  
  — О… — Мира опустилась на Евин стул. — Печально слышать. Славный молодой человек. Очень талантливый. Какие бы обиды Ванесса ни таила на бывшего мужа, в том, что касается внука, они всегда были едины. Любили его и вместе поддерживали. Их дочь и ее муж относились к мечтам Джонаса совсем иначе.
  
  — Да, это я поняла.
  
  — Вот мое мнение — и личное, и профессиональное: Ванесса не настолько зациклена на бывшем муже, чтобы его убивать. Она живет своей жизнью — уже более двадцати лет.
  
  — У нее алиби — по крайней мере, на часть того времени, которое Вайманна пытали. Сенатора она тоже знает?
  
  — Конечно. — Мира немного успокоилась и закинула ногу на ногу. — Три женатые пары примерно одного возраста. В молодости мы пересекались от случая к случаю. Нас с Ванессой связывала еще и острая неприязнь к Мэнди. Однако не помню, когда она в последний раз упоминала о них с Эдвардом. Они уже двадцать лет как не входят в ее круг общения.
  
  — А что вам известно о второй жене Вайманна?
  
  — Немногое. Она была намного моложе Джонаса. Судя по слухам — одна из его пассий. В отличие от Ванессы, отказалась расстаться по-хорошему. Говорят, ему пришлось от нее откупиться. Не знаю, где она теперь и вышла ли снова замуж, но легко могу выяснить.
  
  — Я тоже — не беспокойтесь. Вам не кажется, что у Вайманна с сенатором общая склонность искать случайные связи, заводить романы на стороне и использовать молодых женщин?
  
  — Кажется.
  
  Ева знала, что ступает на зыбкую почву.
  
  — У сенатора есть дочь…
  
  — Да, Гвен. Она… — Внезапно Мира поняла, куда клонит Ева, и ее передернуло. — Нет. Говорю вам и как психиатр, и как член семьи: нет. Эдвард никогда бы не тронул Гвен. И Вайманну бы не позволил, если бы тот попытался. Ева, я бы знала. Если бы сама не заметила, Гвен бы мне рассказала.
  
  — А не могло их потянуть на кого-нибудь помоложе? На детей?
  
  — Опять же — нет. И Джонасу, и Эдварду нужны были победы — доказательства собственной мужественности. Дети этого дать не могут. Они искали молодых привлекательных женщин. Учитывая жестокость обоих убийств, я понимаю, почему вы спрашиваете, однако дети тут ни при чем.
  
  — Хорошо. Мне нужно было вычеркнуть эту версию.
  
  — Неслучайно оба искали таких побед и умерли одной смертью. Убийцы Вайманна тоже оставили послание?
  
  — Да, такое же.
  
  Мира отхлебнула кофе, собралась с мыслями.
  
  — Итак, хотя сами убийцы считают, что вершат правосудие, на самом деле это возмездие. Судя по характеру пыток — месть за сексуальное насилие. Убийцы объединяются. Действуют быстро и беспощадно. Целеустремленны и связаны общей миссией. Возможно, любовники. Ведут себя жестоко, безжалостно, при этом продуманно и рассудительно. Садизм отпадает — вряд ли мы имеем дело с извращенцами.
  
  — Они мстят, а не получают удовольствие. Сосредоточены на цели. Второе убийство — практически точная копия первого.
  
  — Собранные, умные. Терпеливые — чтобы продумать план, понадобилось время. Хорошо владеют собой: аккуратно вывели Денниса из игры. Не он их цель, а убить невиновного — не правосудие. Что там насчет татуировки?
  
  — У обоих убитых в области паха вытатуирован кельтский символ, который означает «братство». Смысл понятен.
  
  — Братство… — пробормотала Мира. — Секс. Мужественность. Символ братских уз и… общих наклонностей.
  
  — В какой-то момент сенатор с Вайманном перешли черту между соблазнением и изнасилованием.
  
  — Ваши выводы основаны на характере пыток?
  
  — Характер пыток ясно говорит: ты сделал это со мной — я сделаю то же с тобой. Может, сенатор с Вайманном действовали сообща, может, у них был какой-то извращенный конкурс, однако черту они в любом случае перешли. Забудьте пока о личных чувствах к убитым и скажите — основываясь на известных вам фактах и профессиональных выводах, — способны они не только насиловать женщин, но и объединиться на почве совместного насилия?
  
  Мира откинулась на спинку стула, потерла висок.
  
  — Нелегко забыть о собственных чувствах, когда знаешь кого-то столько лет.
  
  — Если вы не в состоянии…
  
  — Я сказала: «Нелегко», — повторила Мира. Она перевела дыхание и взглянула прямо Еве в глаза. — По-моему, Эдвард был антисоциальной личностью. Хорошо адаптированной к жизни, умной, успешной, но антисоциальной. Он считал, что общие правила на него не распространяются. Особенно когда дело касалось отношений. Поэтому женился на женщине, которая не требовала от него соблюдения правил. Однажды он — как бы это поделикатнее выразиться? — сделал мне непристойное предложение.
  
  — Что? Вы не говорили.
  
  — Это было много лет назад — вскоре после нашей с Деннисом помолвки. Деннису я не рассказывала — не хотела причинять ему боль. Да и зачем? К тому же я знала: Эдвард сделал это только потому, что я принадлежу его кузену. — Мира поглядела на свой кофе, отпила и вздохнула. — Воспоминания Денниса об Эдварде окрашены ностальгией. Однако по его рассказам видно, что Эдвард еще в детстве был агрессором.
  
  — «Непристойное предложение»… Звучит довольно учтиво.
  
  — Мы были в гостях у его дедушки с бабушкой. Я пошла в туалет, а когда собиралась выйти, увидела в коридоре Эдварда. Он втолкнул меня обратно и сказал, что нам нужно познакомиться поближе. Оттеснил к стене. Когда попытался приблизиться, я дала ему коленом в пах. Пообещала переломать ему руки, если еще раз до меня дотронется. — Мира поставила чашку на стол. — Я испугалась — вы же понимаете.
  
  — Понимаю.
  
  — После моих слов он отступил, рассмеялся и заявил, что просто хотел проверить, верна ли я его кузену. Больше он до меня не дотрагивался, хотя…
  
  — Выкладывайте, — потребовала Ева.
  
  Мира снова взяла со стола кружку и уставилась в нее.
  
  — Я много думала и пришла к выводу, что рассуждаю здраво. Ева, у таких женщин, как мы с вами, — у женщин, подвергавшихся сексуальному насилию, — особый нюх на хищников. Нам обеим он помогает в работе, для других это просто вопрос самосохранения. Я чувствовала, что Эдвард и Джонас хищники, но предполагала, что они отыскивают тех, кто не против, а потом их бросают. Однако, по-моему, эти двое способны создать некий союз и переступить черту между соблазнением и насилием… Вот и их жертвы тоже переступили черту и пошли на убийство.
  
  — Скажите мне вот что. — Ева указала на доску с фотографиями жертв и мест преступления. — Были ли у убитых другие «братья» — близкие друзья с такими же «наклонностями», как вы выразились?
  
  — Я… Боже мой!..
  
  — Да. — Ева сунула большие пальцы в карманы, поглядела на доску. — Возможно, убийцы еще не закончили вершить правосудие.
  
  Пока Мира обдумывала ее слова, Ева задала следующий вопрос:
  
  — Три этих женщины. — Она ткнула пальцем в фотографии Маккензи, Даунинг и Су. — Я к ним присматриваюсь. Лидия Су обеспечила алиби Чарити Даунинг. Училась в Йельском и посещала центр психологической помощи «Душевный покой». Маккензи тоже. В разное время, но все-таки. Су и Даунинг принимали участие в исследованиях на тему бессонницы — опять же в разных.
  
  — Столько совпадений… Они не могли встретиться ни в «Душевном покое», ни во время исследований, но…
  
  — Вот именно — «но».
  
  — Я о таком центре не слышала.
  
  — Может, попробуете узнать о нем побольше? Руководство центра скорее согласится поговорить с вами, чем с копом. Исследователи бессонницы тоже. Могу дать номера телефонов и даты, когда подозреваемые там лечились.
  
  — Да, да, я постараюсь. — Мира поднялась, взяла со стула шарф и пальто. Постояла немного, глядя на доску. — Эти три… Что же такое сделали Эдвард с Джонасом, что эти три убили их с подобной жестокостью?
  Глава тринадцатая
  
  Ева собрала досье на вторую жену Вайманна и сразу вычеркнула ее из списка. Та опять вышла замуж — снова за старого и богатого — и теперь жила на вилле на юге Франции. Для верности Ева все-таки проверила ее алиби. Оказалось, что во время похищения сенатора Миры вторая жена Вайманна давала торжественный прием в Каннах. Международные интернет-страницы, посвященные моде и светской жизни, пестрели репортажами и фотографиями, а также подробными разборами нарядов. От всего этого у Евы разболелась голова.
  
  Похоже, бывшие жены ни при чем. Они забыли прошлое и живут настоящим. А вот кое-кто не забыл…
  
  Ева вернулась к Даунинг, затем перешла к Лидии Су. Лидии Су, которая училась в Йельском университете и, как и Маккензи, посещала центр «Душевный покой». Пора заняться подружкой Даунинг.
  
  Но сперва еще одно дело, которое можно сделать, не выходя из кабинета: позвонить дочери Эдварда Миры.
  
  Лицо у Гвен выглядело бледным и осунувшимся, однако сна не было ни в одном глазу.
  
  — Лейтенант Даллас?
  
  — Извините, что беспокою так рано.
  
  — Ничего. Мы все равно почти не спали. Вы нашли убийцу отца?
  
  — Работаем. Если попросить вас назвать ближайших друзей отца — пока что остановимся на его ровесниках, — кто первым приходит на ум?
  
  — Хм… Наверное, Джонас Вайманн. Они дружили с университета.
  
  — Так, еще кто-нибудь?
  
  — Фредерик Бетц. Они с отцом, мистером Вайманном и Маршаллом Истердеем учились на одном курсе. Вместе снимали дом. А еще сенатор Фордхем — с ним отец подружился, когда сам был сенатором. Я сумела вам помочь?
  
  — Да, очень. Миссис Сайкс, вы все равно скоро узнаете из новостей, так что я вам сообщу: сегодня утром Джонаса Вайманна убили — тем же образом, что и вашего отца.
  
  — Что?.. — Гвен непонимающе уставилась на нее. — Я не… Почему? Почему это происходит?
  
  — Вы не знаете никого, кто желал зла вашему отцу и Вайманну? Для кого они могли быть как-то связаны?
  
  — Простите, я вообще ничего не понимаю. Когда мы с Недом были маленькими, мистер Вайманн тайком приносил нам шоколадки. И вот теперь он умер… убит… как отец…
  
  — Мне очень жаль. Если вам или вашему брату придет в голову, что может их связывать или кто мог затаить на них злобу, сообщите.
  
  — Я позвоню Неду. Не хочу, чтобы он узнал из новостей. А те, про кого вы спрашивали?.. Думаете, то же может случиться и с ними?
  
  — Не исключено. Я с ними поговорю. Если вспомните еще кого-нибудь, звоните. В любое время.
  
  — Непременно. Неду тоже передам. Спасибо, что сообщили. Я должна… Мне нужно идти.
  
  Ева выписала адреса сенаторских приятелей и уже хотела встать из-за стола, когда зазвонил телефон. Она могла бы не отвечать, однако увидела на экране физиономию Бакстера.
  
  — Даллас слушает. Что у тебя?
  
  — Потрясенные коллеги Вайманна, которых мы подняли с постели, а также горстка имен. Дамы, с которыми он встречался в течение последнего года. Для старпера подружек у него немало. Пока поговорили только с двумя. Тоже потрясены. У всех, кого мы успели опросить, алиби весьма сомнительное: утверждают, что спали. В качестве свидетелей — мужья и жены, отчего алиби менее сомнительным не становится.
  
  — Проверь, не учился ли кто-нибудь из любовниц в Йельском и не посещал ли центр психологической помощи «Душевный покой».
  
  — Проверю. Ни одного из имен, которые мы раздобыли, в сенаторском списке нет. Похоже, на чужой территории они не охотились.
  
  Человек, который охотится за наследством собственного кузена, способен охотиться и на подругу приятеля, подумала Ева.
  
  — Это мы еще проверим. Найдешь кого-нибудь, кто хоть как-то связан с Йельским, работает риелтором или жаждет душевного покоя, сразу звони.
  
  — Понял. И еще. Мы подняли с постели администраторшу Вайманна, и, когда немного ее успокоили, выяснилось, что она говорила с ним по телефону около трех дня. Вайманн оплакивал приятеля и на работу не вышел. Она подтвердила, что вечером он собирался на выступление внука. Но вот что интересно. На четыре у него была назначена встреча. Администраторша предложила ее отменить, однако Вайманн отказался.
  
  — Что за встреча?
  
  — С писательницей, которая то ли пишет, то ли собирается писать его биографию. Встретиться договорились у него дома в четыре.
  
  — Скажи, что знаешь ее имя!
  
  — Говорю. Сесили Ансон, пятьдесят восемь лет, состоит в браке, имеет одну дочь. Живет в Сохо. Ну-ка, подожди… Нет, в Йельском не училась. Окончила Университет Брауна. Ее жена — Энн Вайн, пятьдесят девять лет, разработчик программного обеспечения, окончила Массачусетский технологический институт. Дочь — Лилит, двадцать шесть лет, Университет Карнеги-Меллона, архитектор в фирме «Байстрап и Гроган».
  
  — Я все равно кое-куда собираюсь, так что заеду к ним по пути. Администратор первого убитого не знал, с кем у того назначена встреча. Уж больно удачно, что администратор второго в курсе.
  
  — Иногда удача нам улыбается.
  
  — Чаще всего нет. Но надо продолжать, пока не улыбнется.
  
  Ева положила трубку, взяла пальто. Выйдя в «загон», бросила только: «Пибоди!» — и зашагала дальше.
  
  Слегка запыхавшаяся Пибоди нагнала ее уже у лифта.
  
  — Прорыв?
  
  — Возможно. Администраторша Вайманна говорила с ним в три, а значит, он все еще сидел дома и ему ничто не угрожало. На четыре у него была назначена встреча с писательницей Сесили Ансон.
  
  — Мы знаем имя?!
  
  — Имя, адрес, общие сведения. Писательнице далеко за пятьдесят, так что для убитого старовата. А поскольку у нее есть жена, вряд ли она подходит ему по ориентации. Имеется взрослая дочь, которая, возможно, ему больше по вкусу, а также квартира в Сохо. Заедем туда, прежде чем отправиться к Лидии Су.
  
  Пибоди натянула ярко-зеленую шапку с голубой каймой.
  
  — Вряд ли убийцы оставили бы такой прямой след.
  
  — Вряд ли. Однако, вероятно, именно тот, кто пришел на встречу в четыре, похитил, пытал и убил Вайманна. Позвони Моррису. Спроси, не может ли он примерно назвать время, когда Вайманна избили. И давай отправим парочку ребят опросить соседей насчет того же временного промежутка. Вдруг кто-нибудь что-нибудь вспомнит.
  
  Вскоре в лифт набились копы, штатские с печальными глазами и парочка подозрительных типов, в которых Ева опознала переодетых полицейских. Она мужественно выдержала толкучку, повторяя про себя, что дурацкий лифт все равно едет быстрее эскалаторов.
  
  — Я узнала у Гвен Сайкс имена ближайших друзей сенатора. Нужно с ними поговорить — лично или по телефону.
  
  — Думаешь, будет и третий?
  
  — Двое из них учились в Йельском и снимали дом вместе с Эдвардом Мирой и Джонасом Вайманном. Это может оказаться интересным. Еще один подружился с Эдвардом в Вашингтоне. Сенатор Фордхем.
  
  Ева протолкалась сквозь толпу и вдохнула полной грудью. Сев в машину, она первым делом ввела адрес Ансон, подумала немного, завела мотор и позвонила Уитни.
  
  — Сэр, у меня есть дополнения к отчету по Джонасу Вайманну. Мы с Пибоди собираемся допросить человека, который может знать что-нибудь интересное. Еще я говорила с дочерью сенатора Миры, и она назвала мне имена его близких друзей. Один из них — сенатор Фордхем. Думаю, его охране и персоналу стоит сообщить о возможной угрозе похищения.
  
  — Согласен. Я все устрою.
  
  — Сэр, мне, скорее всего, придется допросить Фордхема. Учитывая обстоятельства, вряд ли получится вести себя чересчур деликатно.
  
  — Понял. Однако некоторая деликатность все-таки необходима. Если понадобится, я или шеф Тиббл организуем вам с Фордхемом встречу. Буду на связи.
  
  — Ни фига себе! — Пибоди выпучила глаза. — Ты правда думаешь, будто сенатор США состоит в каком-то сомнительном секс-клубе? Если речь, конечно, о секс-клубе. То есть… да что это я? Секс и политика, так?
  
  — Вряд ли в нашем случае секс имеет отношение к политике. Тут другое. Братство. Власть. Собери досье на Фредерика Бетца и Маршалла Истердея. Оба учились в Йельском в то же время, что и убитые. Все четверо жили в одном доме. Выясни, учился ли в Йельском Фордхем.
  
  Пока Пибоди собирала данные, Ева лавировала среди машин. Она заметила свободное парковочное место и тут же его заняла.
  
  — Бетц, — начала Пибоди. — Владелец «Бетц кемикалз» в третьем поколении. Производит всякую химию, от моющих средств до ракетного топлива. Состоит в третьем браке. Супруге двадцать девять — меньше, чем его младшей дочери. Женаты три года. У Бетца четверо детей, в том числе трехлетний отпрыск от последней жены. Зачем мужику, которому вот-вот стукнет семьдесят, обзаводиться потомством?
  
  — Еще раз повторить? Член.
  
  — Понятно. Члену стыд неведом. Маршалл Истердей — юрист, тоже в третьем поколении. Старший партнер в фирме «Истердей, Истердей и Льюис». Второй брак, уже… пятнадцать лет. К тому же ей пятьдесят два. Двое детей, оба от первого брака. Дочь — второй Истердей в названии фирмы. Сын — нейрохирург в Филадельфии.
  
  — Ясно. Мы еще займемся ими сегодня.
  
  — А Фордхем окончил Университет штата Миссисипи — никакого отношения к Йельскому не имеет.
  
  Ева вылезла из машины и оглядела пятиэтажное здание. Старый дом времен Городских войн был заново отделан и побелен. Огромные входные двери выглядели по-старинному богато и значительно, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что сделаны они из стали и выкрашены какой-то особой краской. Охранная система на доме стояла первоклассная.
  
  — Ансон живет на первом.
  
  Ева нажала кнопку домофона. Через некоторое время в динамике раздался сонный женский голос:
  
  — Что бы вы там ни продавали, сейчас слишком рано.
  
  — Полиция Нью-Йорка.
  
  Ева показала значок.
  
  — Господи… Майк? Что-то с Майком?
  
  Прежде чем Ева успела ответить, замок открылся. Едва она переступила порог, как из двери на противоположном конце стильно оформленной прихожей выбежала женщина. Беременная, босая, одетая в пижаму с пингвинами, двигалась она неожиданно проворно.
  
  — Что-то с Майком? — Женщина словно тисками сжала плечи Евы. Ее большие карие глаза остекленели от ужаса. — Говорите скорее!
  
  — Майк тут ни при чем. Успокойтесь.
  
  — Точно? С ним все в порядке?
  
  Она прижала руку к огромному животу и слегка покачнулась.
  
  Пибоди поймала ее за локоть.
  
  — Мэм, вам лучше присесть.
  
  — Вы не из службы, сообщающей родственникам о несчастных случаях?
  
  — Вовсе нет, — ответила Пибоди своим самым ласковым голосом, осторожно ведя женщину в глубь дома.
  
  — Извините. Гормоны, наверное. У меня сейчас вообще одни сплошные гормоны. Просто Майк, мой жених, как раз на дежурстве, и я подумала… Уф. Да, давайте и правда присядем.
  
  — Вы не Сесили Ансон, — сказала Ева, проходя вслед за женщиной и Пибоди в такую же стильную, как прихожая, гостиную.
  
  — Нет, это моя мама. Господи, с мамами что-то случилось?
  
  — Нет, — отрезала Ева, прежде чем у женщины успели опять разыграться гормоны. — Насколько нам известно, со всеми все хорошо. Вы Лилит?
  
  — Да. — Лилит опустилась в большое красное кресло посреди отделанной в ярких тонах комнаты. — Хотя в основном просто Лил. Извините за истерику. Я не должна так распускаться — все-таки ношу ребенка полицейского. — Она счастливо улыбнулась, и ее щеки слегка порозовели. — Мой жених — Майк Беннет. Детектив Беннет из Центрального управления. Может, знаете?
  
  — Знаем. — Решив, что кризис миновал, Пибоди тоже села. — Хороший парень.
  
  — О да.
  
  — На какой вы неделе?
  
  — Тридцать первой, так что впереди еще целый месяц. — Лилит сложила руки на огромном, как бочка, животе. — Поверить не могу.
  
  Ева тоже не могла. Неужели эта бочка может стать еще больше?..
  
  — Ваша мать дома? — спросила она.
  
  — Нет, обе мамы в Австралии. Мы с Майком занимаем третий этаж, но у нас ремонт в связи с… — Лилит похлопала по своей бочке рукой. — Так что пока, они в отъезде, мы живем здесь. Майк на ночном дежурстве. Скоро должен вернуться. Принести вам чего-нибудь?
  
  — Нет, спасибо. Мисс Ансон давно в отъезде?
  
  — Чуть больше трех недель. Мамы вернутся на следующей неделе, так что у них еще будет время со мной понянчиться, прежде чем родится малыш. А что случилось? Как это я сразу не спросила?..
  
  — Вы, случайно, не знаете, не собирается ли мисс Ансон писать биографию экономиста Джонаса Вайманна?
  
  Лилит наморщила лоб, рассеянно погладила себя по животу.
  
  — По-моему, нет. Сейчас она работает над биографией Маркуса Новака. Поэтому они и поехали в Австралию. Новак строил школы и медицинские центры в австралийской глубинке. Иногда мама одновременно работает над несколькими проектами, но я не слышала, чтобы она упоминала это имя.
  
  — Поездка в Австралию требует долгих приготовлений, — небрежно заметила Пибоди. — Должно быть, они давно ее планировали.
  
  — С прошлого лета. Мы с Майком еле убедили их не отменять поездку. Пришлось поклясться, что не рожу, пока они не вернутся. Послушайте, я уже успокоилась. К тому же я невеста копа. Какое отношение этот Вайманн имеет к моей матери?
  
  Похоже, она и правда успокоилась: взгляд ясный, голос ровный.
  
  — Мистера Вайманна убили. Вчера у него была назначена встреча с вашей матерью.
  
  Лилит только покачала головой:
  
  — Мама таких ошибок не допускает. И потом, я, честное слово, не слышала от нее о Вайманне, а она всегда рассказывает о своей работе. Теперь понимаю, почему вы здесь. Мама оказалась бы в списке подозреваемых, если бы не находилась на другом конце света. Можете ей позвонить. Я дам вам номер.
  
  — Я позвоню ей, но не потому, что она в списке подозреваемых. Я вам верю. Однако ее имя значилось в ежедневнике убитого. То есть кто-то им воспользовался, чтобы проникнуть к нему в дом. Вы упомянули, что ваша мать всегда рассказывает о своей работе. Наверняка рассказывала и о поездке.
  
  — Всем, кто готов слушать. Мамы любят путешествовать. И да, я вас понимаю. Кто-то узнал, что мамы не будет в стране, и воспользовался ее именем. Боже, она так расстроится…
  
  Входная дверь открылась, и Лилит тяжело поднялась с кресла животом вперед. Судя по тому, как она произнесла: «Майк», семя страха, зароненное ранним визитом, все-таки пустило корни.
  
  — Привет, детка, что слу… — Заметив Еву, Майк чуть ли не вытянулся по струнке. — Лейтенант!
  
  — Детектив. Ничего не случилось. Мы разыскиваем мисс Ансон для помощи в расследовании.
  
  — Сеси?
  
  Не сводя глаз с Евы, он одной рукой обнял жену.
  
  — Кто-то воспользовался ее именем — возможно, выдал себя за нее, — чтобы получить доступ в дом Джонаса Вайманна.
  
  — Вайманна?.. Да, я уже слышал. Привет, Пибоди.
  
  — Привет, Майк.
  
  — Ну что ты, Лил? Присядь.
  
  — Просто рада тебя видеть. — Она потрепала его по щеке, успевшей за ночную смену покрыться легкой щетиной. — Рада видеть твое лицо. Хочу выпить свою жалкую чашечку кофе. Может, сварить на всех?
  
  — Отличная идея.
  
  — Я сварю кофе, а лейтенант пока тебе все объяснит. Даже не спросила, как вас зовут, — обратилась она к Еве.
  
  Майк снял шапку, обнажив копну соломенных волос.
  
  — Лил, ты что? Это же Даллас!
  
  — Кто?.. Ой! — Лилит рассмеялась, держась за живот. — Совсем отупела от гормонов. Ну конечно! Даллас и Пибоди. Мы три раза смотрели фильм про вас! Ну, тогда я спокойна за наших мам. Если Майк говорит, что вы лучше всех, значит, так и есть. Сейчас сварю кофе. А Майк вам поможет, — добавила она, уходя. — Он отличный коп.
  
  — Невеста — что тут скажешь? Но я и правда помогу, чем смогу. — Майк снял куртку. Это был подтянутый парень с проницательным взглядом. — Эдвард Мира, Джонас Вайманн… важные птицы. Не понимаю, какое отношение к ним имеет Сеси или вторая мама. Они у нас очень добропорядочные.
  
  — Лилит сказала, они давно планировали поездку.
  
  — Да. — Майк сел на подлокотник кресла, которое освободила его невеста. — Пришлось практически вытолкать их за дверь из-за ребенка, но вообще Сеси очень хотелось поехать — осмотреть место, поговорить с людьми, знавшими того парня, о котором она пишет. Мы пошли на компромисс. Они собирались на шесть недель, а поехали на четыре. Мы каждый день им звоним. Иногда даже по нескольку раз.
  
  — Они сами заказывали билеты и отель или воспользовались услугами какой-нибудь фирмы?
  
  — Всем занималась Энни. Сеси и Энни — это наши мамы.
  
  — Можете назвать список людей, которые знают об их отъезде?
  
  Майк раздул покрытые щетиной щеки.
  
  — Легче назвать список тех, кто не знает.
  
  Когда вошла Лилит, он подскочил и забрал у нее поднос.
  
  — Они состоят в каких-нибудь клубах? — спросила Пибоди. — Что-нибудь вроде женских групп?
  
  В глазах Майка мелькнуло понимание: убийца — женщина.
  
  — О да, разумеется! — Явно захваченная всем происходящим, Лилит сидела в кресле, пока Майк разливал кофе. — Судя по фильму, вы очень любите кофе. Так вот. «Волевая женщина» — созданная лесбиянками группа активисток. Обе мамы — члены-учредители. Еще они посещают книжный клуб, который состоит почти из одних женщин, и помогают в паре приютов для жертв изнасилования. Мама С преподает писательство как средство выразить свои чувства, а мама Э — арт-терапию. Рисует плохие акварели. Не ужасные, а просто плохие. Хотя ей они приносят радость. Сейчас вы трое думаете, что можно говорить при мне, а чего нельзя. Могу, конечно, уйти в другую комнату, но тогда я вся изведусь.
  
  — Не волнуйся, — Майк потрепал Лилит по плечу. — Думаете, кто-то, кого мамы знают благодаря своим увлечениям или волонтерской работе, воспользовался именем Сеси?
  
  — Не исключено. Мне хотелось бы получить как можно больше имен.
  
  — Мамы не станут предавать женщин, с которыми познакомились в приютах или во время терапии, — объявила Лилит, расправляя плечи.
  
  — Я ищу только тех, кто уже числится в списке подозреваемых, — объяснила Ева. — Какая-то женщина воспользовалась именем вашей матери, чтобы добраться до Вайманна. Она уже убила двоих и, думаю, не остановится на достигнутом.
  
  — Предоставьте это мне, лейтенант, — сказал Майк, продолжая гладить Лилит по плечу. — Я поговорю с мамами и все им объясню, хотя вряд ли они знают настоящие имена женщин, с которыми встречаются в приютах и на терапии.
  
  — Возможно, это кто-то из волонтеров или сотрудников, — заметила Ева.
  
  — По средам у них так называемые встречи позитивной силы в социальном центре на Канал-стрит. Координатор — Сьюзан Липски, социальный работник с двадцатипятилетним стажем. Жесткая и проницательная. Судимостей не имела — я проверял.
  
  — Майк, как ты мог?!
  
  — Раз мы с тобой пара, они и мои мамы тоже. Естественно, я проверил, кто она такая! Липски оберегает своих женщин, но убийцу оберегать не станет. Меня она знает — может, удастся у нее что-нибудь выяснить, если есть что выяснять. Или по крайней мере немного подготовлю для вас почву.
  
  — Чем больше имен, тем лучше. И чем скорее, тем лучше, — сказала Ева, вставая. — Спасибо за время, за помощь, за кофе. И как вы живете на одной чашке в день?
  
  Лилит сделала малюсенький глоточек.
  
  — Сама не понимаю.
  
  — Они здорово смотрятся вместе, — заметила Пибоди по пути к машине. — Хорошая пара. А раз Майк лично знает координатора, может, и сумеет что-нибудь выведать.
  
  — По крайней мере, стоит дать ему шанс. Кто-то из окружения Ансон знал о ее отъезде, поэтому не боялся, что копы нападут на след.
  
  Сев в машину, Пибоди размотала шарф и сказала:
  
  — Группы поддержки — те же исповедальни. Полная конфиденциальность. Тот, кто выдал себя за Ансон, на это и рассчитывал. Участники обычно называют только имя, без фамилии, или псевдоним.
  
  — Есть еще лица, — заметила Ева, включая зажигание. — Покажем фотографии, посмотрим на реакцию. Может, прямого подтверждения не получим, но реакцию-то увидим.
  
  Того же она надеялась добиться и от Лидии Су.
  
  Пришлось оставить машину на маленькой паршивой стоянке и пройти два квартала пешком. Ветер усилился и гулял по городским каньонам. Пибоди снова укуталась в шарф, а Ева натянула шапку со снежинкой и тут же вспомнила о Деннисе.
  
  — Нужно спросить, что думает мистер Мира о приятелях сенатора, которых назвала мне Гвен. Первым делом уведомим их, поговорим с ними, а потом узнаем его мнение.
  
  — Мистера Миру чутье обычно не обманывает.
  
  — Обычно — да, однако Мира сказала, что к недостаткам кузена он слеп. Она считает Эдварда антисоциальной личностью, хотя и хорошо адаптированной. Говорит, он всегда был агрессором и домогался женщин.
  
  — Сурово, но, если мы идем по верному следу, в общую картину вписывается.
  
  — След верный.
  
  Ева остановилась перед зданием, где жила Лидия Су. Современная высотка — наверное, примерно такую подыскивала Надин.
  
  Швейцара в здании не было. Автосканер без особых препирательств согласился просканировать Евин значок.
  
  «Личность установлена. Лейтенант Ева Даллас. Пожалуйста, назовите цель своего визита и/или лицо, которое хотели бы посетить».
  
  — Дело у нас служебное — сам же сканировал значок. А посетить мы хотим Лидию Су — квартира 2204.
  
  «Спасибо за информацию. Жилец квартиры 2204 будет уведомлен. Можете пройти внутрь и подождать».
  
  Они прошли в просторный вестибюль в белых и серебристых тонах, где стояли ярко-голубые кресла, деревья в кадках и движущаяся карта комплекса. В здании был собственный рынок, бутик мужской и женской одежды, в мезонине — банк и бизнес-центр (только для жильцов и их гостей). Там же находился фитнес-клуб, два бара и три ресторана. Офисы администрации располагались на третьем этаже.
  
  К тому времени как Ева изучила карту и нашла апартаменты номер 2204 — угловую квартиру с окнами на юг и восток, — компьютер разрешил пройти в лифт.
  
  «Гости могут подняться на двадцать второй этаж, — объявил лифт. — Приятного посещения».
  
  — Почему нельзя просто заткнуться? — проворчала Ева. — Кому надо, чтобы компьютер желал приятного посещения? А быстро она нас впустила, — заметила она, оглядывая серебристую кабинку с камерами наблюдения по стенам. — Наверное, понимала, что после вашего вчерашнего разговора мы захотим еще раз с ней побеседовать.
  
  — Су была на высоте: легкое удивление и полнейшая готовность сотрудничать.
  
  — Спорим, она уже сообщила Даунинг, что мы здесь?
  
  Они вышли в широкий коридор, выстланный серебристо-серым ковром, и зашагали мимо блестящих черных дверей к номеру 2204. Одной рукой Ева нажала кнопку звонка, другой достала значок.
  
  Как только Лидия Су открыла дверь, Ева подумала: «Ты-то нам и нужна».
  
  В миндалевидных карих глазах Лидии мелькнуло злобное понимание — всего на секунду — и тут же пропало, сменившись вежливой улыбкой.
  
  — Доброе утро. Вы насчет убийства сенатора Миры? Я уже говорила вчера с вашим детективом.
  
  — Необходимо еще кое-что обсудить. Вы говорили с детективом Пибоди, — добавила Ева, указывая на напарницу.
  
  — Ах да. Ну что ж, входите. Я еще не совсем проснулась — вы подняли меня с постели. Работала вчера допоздна.
  
  — Извините, что побеспокоили. Разговор не займет много времени.
  
  — Кофе? Чаю?
  
  — Спасибо, не нужно.
  
  — Присаживайтесь, пожалуйста.
  
  Су провела их в просторную гостиную с двумя вычурными креслами и длинным низким диваном. В прозрачной квадратной вазе с черными блестящими камушками на дне стояли какие-то экзотические цветы. На окнах висели легкие струящиеся занавески.
  
  Переступая маленькими ножками в тапочках, Су подошла к дивану. На ней был кремовый домашний костюм, сверху накинут длинный черный кардиган. Может, она и правда только проснулась, однако успела расчесать свои гладкие блестящие волосы и собрать их в хвост. Су опустилась на диван, миниатюрная и грациозная, словно танцовщица.
  
  — Чем могу помочь?
  
  — Позавчера вы провели день с Чарити Даунинг.
  
  — Все верно. Мы пообедали вместе, походили по магазинам, сделали маникюр. Расставаться не хотелось, поэтому зашли выпить, а потом решили поехать к Чарити — поужинать, посмотреть телевизор. Ушла я, кажется, около девяти. Приятный день в обществе любимой подруги.
  
  — Похоже на то. А как вы подружились?
  
  — Что, простите?
  
  — У вас ведь не так много общего, — пожала плечами Ева, небрежно оглядывая комнату. На двери стоял изысканный бронзовый засов. Засов в таком месте, даже изысканный и бронзовый, — явный перебор. — Начинающая художница и доктор наук, окончившая Йельский. Давно вы стали друзьями? Я имею в виду, близкими друзьями. Вы ведь, кажется, очень близки. Чарити говорила, что о своих отношениях с Эдвардом Мирой никому, кроме вас, не рассказывала.
  
  — Вообще-то у нас много общего. Мы обе любим живопись, слушаем в основном одну и ту же музыку, предпочитаем смотреть фильмы дома, в тишине. Нам нравится общаться друг с другом. Хочется верить, что, когда Чарити рассказала мне о своих отношениях с Эдвардом Мирой, я выслушала ее без осуждения и поддержала, как и следует подруге.
  
  — Ясно. Так как вы познакомились?
  
  — Я зашла в галерею, где она работает, и мы как-то сразу друг другу понравились.
  
  — Счастливый случай. А я думала, вы подружились на почве бессонницы.
  
  — Простите, не поняла…
  
  — Ну, вы же обе участвовали в исследовании на тему бессонницы.
  
  — Я… Вообще-то да, но… Мы участвовали в разных исследованиях, а познакомились уже позже.
  
  — Вот так совпадение! Значит, вы хотели купить картину?
  
  Снова искра злобы в глазах.
  
  — Да, хотела, — сухо ответила Су. — Скорее, просто приглядывалась. А Чарити человек знающий и приятный в общении. В конце концов мы пошли выпить кофе и просто подружились. Это что, настолько невероятно?
  
  — Говорю же — счастливый случай. Как и с бессонницей. И что, купили вы что-нибудь в итоге?
  
  — Да, вот эту картину.
  
  Лидия указала на большой этюд — три куста с темно-розовыми цветами; на заднем плане — женщина со склоненной головой, стоящая спиной к зрителю.
  
  — Еще один счастливый случай — на этот раз для Чарити. Итак, вы уехали часов в девять, а дальше?
  
  — Вернулась домой, почитала немного и легла спать.
  
  — А прошлым вечером?
  
  — Прошлым вечером? А что?
  
  — Вчера был убит Джонас Вайманн, близкий друг Эдварда Миры. Вы с Чарити опять гуляли вместе?
  
  — Нет. Я была в институте почти до десяти, потом вернулась домой и проработала еще как минимум часа три. Спать легла уже после двух.
  
  — Чарити когда-нибудь упоминала о Вайманне?
  
  — Нет, это имя мне незнакомо. Не думаю, что Чарити знала кого-то из друзей Эдварда Миры, иначе она бы мне рассказала.
  
  — Даже если бы спала и с ними?
  
  Лицо Лидии напряглось, пальцы спокойно сложенных рук на мгновение сжались.
  
  — Я бы не стала ее осуждать, поэтому да, думаю, она бы рассказала. Если вы считаете Чарити шлюхой только потому, что у нее хватило глупости спать с влиятельным женатым мужчиной, у которого, судя по всему, в порядке вещей охотиться на глупеньких женщин, вы судите слишком строго. Не сомневаюсь, что смерть Эдварда Миры — большой удар для его друзей и родных, но, как по мне, он надругался над Чарити и ей подобными.
  
  — Суровый приговор, а, Пибоди?
  
  — Есть такое.
  
  — Да, у каждого свои стандарты. А как насчет Карли Маккензи?
  
  Вопрос застал Лидию врасплох, и Ева добилась своего — увидела реакцию. Не просто проблеск, а мгновенную вспышку.
  
  — Простите, не понимаю…
  
  — Вопрос несложный. Карли Маккензи. Я освежу вашу память. Вы обе лечились какое-то время в «Душевном покое».
  
  В глазах Лидии полыхала злоба, однако голос оставался холодным и сдержанным.
  
  — Мое пребывание в «Душевном покое» имеет частный характер.
  
  — Ничто не имеет частного характера, когда речь об убийстве. Вы там познакомились с Карли Маккензи?
  
  — Поскольку основное правило «Душевного покоя» — конфиденциальность, мы знали друг друга только по имени. Никакой Карли я не помню.
  
  — У меня с собой фотография, — с готовностью сказала Пибоди.
  
  Лидия коротко глянула на фото и отвела глаза.
  
  — Не узнаю.
  
  — Есть еще один интересный факт, — продолжила Ева. — Маккензи тоже училась в Йельском. Прямо как вы. Прямо как Эдвард Мира с Джонасом Вайманном. Один и тот же университет, бессонница, «Душевный покой». Не многовато ли… подскажи, Пибоди!
  
  — Совпадений?
  
  — Хм… У меня на языке вертелось что-то другое, но это тоже пойдет. Не многовато ли совпадений?
  
  Лидия откинулась назад и вновь сложила руки на коленях, соединив ладони вместе.
  
  — Полагаю, при вашей работе подозрительность необходима. Не повезло вам.
  
  — Не повезло? Отчего же? По утрам подозрительность заряжает меня энергией. — Ева улыбнулась намеренно хищной улыбкой. — Не повезло тому, кто считает, будто убийство сойдет ему с рук.
  
  — Тот день мы с Чарити провели вместе. Больше сказать мне нечего. Могу я еще чем-то помочь?
  
  — Нет, этого достаточно. — Ева встала с кресла. — Спасибо за уделенное время.
  
  У двери она остановилась.
  
  — Ах да, сообщите своей подруге, что к ней мы тоже заедем.
  
  У лифта Ева оглянулась на дверь в глубине длинного элегантного коридора.
  
  — Врет — даже не сомневаюсь.
  
  — Согласна. Тебе несколько раз удалось ее задеть. Она чуть не выдала себя, когда ты спросила про Маккензи. Су ее узнала и явно не ожидала такого поворота.
  
  — Разумеется. Интересно она выразилась насчет Эдварда Миры. Он, мол, охотился на Чарити и ей подобных. Очень беспристрастно! Эта уж точно была и судьей, и присяжными, и палачом. Еще и гордилась собой. Пора нам копнуть поглубже.
  Глава четырнадцатая
  
  Если Су врет, а следовательно, и Даунинг с Маккензи тоже, это еще не доказывает, что они убийцы.
  
  Но Ева докажет.
  
  А для этого нужно поговорить с другими возможными членами братства.
  
  Ближе всего оказалось до Истердея. Он жил в просторном особняке на Парк-авеню, который перестроили из двух трехэтажных домов, примыкающих друг к другу.
  
  Дверь открыла женщина с широким, каким-то домашним лицом, одетая в простой черный костюм.
  
  — Лейтенант Даллас, детектив Пибоди, полиция Нью-Йорка. Мы хотели бы поговорить с мистером Истердеем.
  
  — Мистер Истердей сегодня не принимает.
  
  — А мы не на прием. Передайте, что здесь копы.
  
  — Подождите в холле — на улице слишком холодно. Я спрошу, может ли он с вами побеседовать.
  
  Белый мраморный пол и тяжелые деревянные панели на стенах производили впечатление, которое Ева про себя охарактеризовала как нарочитое величие. Она взглянула на многоярусную люстру и подумала, что именно здесь и повесят Истердея, если сумеют до него добраться.
  
  Ева запоздало вспомнила про шапку, сунула ее в карман и пригладила пальцами волосы.
  
  Вскоре по длинной лестнице спустилась женщина. На ней тоже был черный костюм, но далеко не простой, как на первой. Он облегал ее стройную фигуру, подчеркивая все изгибы и округлости, и слегка мерцал в свете хрустальной люстры. Русые волосы женщины были зачесаны назад и собраны в низкий узел, открывая лицо и длинную шею. Если жене Истердея и перевалило за пятьдесят, то она умела повернуть время вспять.
  
  — Лейтенант, детектив, я Петра Истердей. — Она протянула сначала Еве, затем Пибоди тонкую руку со сверкающим алмазным перстнем. — Мой муж плохо себя чувствует. Узнал сегодня о смерти близкого друга.
  
  — Именно поэтому мы здесь. Это ведь второй близкий друг за последние два дня?
  
  — Да, Маршалл просто убит горем. Только что пыталась убедить его принять успокоительное и прилечь. — С явным волнением на лице Петра взглянула в сторону лестницы. — Буду рада сделать все возможное, чтобы вам помочь, но моего мужа сейчас беспокоить нельзя.
  
  Не успела она договорить, как на лестнице послышались шаги.
  
  — Ох, Маршалл… — вздохнула Петра. — Тебе нужно отдыхать!
  
  — Петра, полиция просто выполняет свой долг.
  
  На убитого горем явно не похож, подумала Ева, хотя вид и правда потрепанный. Темные круги под глазами и морщины около рта выдавали напряжение и горе. Несмотря на немалый рост, Истердей выглядел каким-то придавленным. На нем тоже был черный костюм с черной траурной повязкой на рукаве и неброский синий галстук.
  
  — Дорогая, я бы выпил кофе.
  
  В ответ Петра только приподняла одну бровь. Истердей слегка улыбнулся.
  
  — Ну, тогда чаю.
  
  — Сейчас распоряжусь. Надеюсь, вы отнесетесь с уважением к горю моего мужа, — добавила она, прежде чем уйти.
  
  — Жена очень за меня беспокоится, что понятно. Лейтенант Даллас, если не ошибаюсь? И детектив…
  
  — Пибоди.
  
  — Да, конечно. Проходите, пожалуйста, давайте присядем.
  
  Гостиная выглядела так же чопорно, как холл. Впечатление это слегка нарушало лишь веселое пламя в белом мраморном камине. В вазе стояли кроваво-красные цветы, большой низкий диван был покрыт пестрым цветочным рисунком, отчего казалось, что сидишь на корточках посреди сада.
  
  Истердей опустился в кресло с широким подголовником и вздохнул.
  
  — Не успел смириться со смертью Эдварда, как умер Джонас… Вы кого-нибудь подозреваете?
  
  — Извините, тайна следствия. Сожалею о смерти ваших друзей и понимаю, что вам сейчас нелегко.
  
  — Я не занимался уголовным правом уже более двадцати лет — оставил это дочери, — однако процедуру помню. У вас есть ко мне вопросы?
  
  — Да. За два дня вы потеряли двух друзей. Обоих вы знали с колледжа — около пятидесяти лет — и сохранили с ними близкие отношения. Настолько близкие, что ваше имя находится в списке.
  
  Глаза Истердея удивленно округлились.
  
  — В списке подозреваемых?
  
  — Нет, жертв.
  
  Он быстро глянул в сторону холла.
  
  — Подобное заявление расстроит мою жену.
  
  — Она расстроится еще сильнее, если я сообщу ей о вашей смерти.
  
  Истердей резко поднялся с кресла.
  
  — Чушь какая-то! Меня не за что убивать!
  
  — А ваших друзей было за что?
  
  Он снова сел и положил руки на колени.
  
  — Я знал Эдварда большую часть своей жизни. Как друг, могу сказать, что он бывал неуступчив, иногда даже груб. Наверняка нажил немало политических врагов — сначала как сенатор, потом из-за института.
  
  Истердей знал, чего ожидать. Знал, что попадет в ее список. Несмотря на горе, подготовился он хорошо.
  
  — А Джонас Вайманн? — спросила Ева.
  
  — Опять же — политика. Разумеется, вы и сами проследили связь. Джонас гениальный экономист, но его взгляды не всех устраивали. Много лет он пользовался значительным влиянием.
  
  — Есть и другая связь… — начала Ева, но тут вошли Петра и домработница, толкающая перед собой сервировочный столик, на котором стоял большой поднос с чайными принадлежностями.
  
  — Спасибо, Мэриэн. Я сама разолью.
  
  — Все в порядке, Петра, — сказал Истердей.
  
  — Я никуда не уйду, — стальным голосом отрезала Петра. — Сливок? Сахару? — обратилась она к Еве.
  
  — Нет, спасибо.
  
  — А вам, детектив?
  
  — Немного сливок и две ложки сахара, пожалуйста.
  
  — Спорить бесполезно, Маршалл, — продолжила Петра, разливая чай. — Я остаюсь. Вы говорили что-то насчет связи, лейтенант.
  
  — Не только политика объединяет убитых между собой. С вами тоже, мистер Истердей.
  
  Петра беззвучно ахнула и протянула Еве чашку чаю, которого той не хотелось.
  
  — По-вашему, Маршалл… Думаете, человек, который убил Эдварда с Джонасом, может причинить вред и Маршаллу?
  
  — Послушай, Петра…
  
  — Маршалл, не надо меня успокаивать! Мне в голову пришло то же самое, когда я узнала о Джонасе и немного оправилась от потрясения. — Она посмотрела Еве прямо в глаза. — Ему угрожает опасность?
  
  — Исключать подобную возможность нельзя. Нужно отнестись к ней серьезно.
  
  — Да, конечно, отнестись серьезно. Мы все отнесемся к ней серьезно.
  
  — Дорогая, у Эдварда с Джонасом был один круг общения и одни политические взгляды, которых я не разделяю.
  
  Петра только покачала головой.
  
  — Вы дружите много лет, постоянно общаетесь, играете в гольф и покер, вместе путешествуете. В колледже вы жили в одном доме… О боже… Итан и Фред!
  
  — Фред — это Фредерик Бетц, — встрепенулась Ева. — А кто такой Итан?
  
  — Итан Макнейми, — ответил Истердей. — Хотя в Йельском он жил вместе с нами, после университета они с Эдвардом особо не общались. Большую часть года Итан проводит в Глазго. Мы видимся не чаще раза в несколько месяцев.
  
  — Зато когда видитесь, всех этих лет словно и не было, — заметила Петра. — Вы же как братья.
  
  — Братство, — произнесла Ева, следя за реакцией Истердея. Его лицо окаменело, и он быстро отвел взгляд — всего на мгновение.
  
  — Да, можно сказать, что мы как братья, и двоих я уже потерял.
  
  — Троих, — тихо проговорила Петра и взяла мужа за руку. — Дом они снимали вшестером. Шестым был Уильям Стивенсон. Билли. Он умер незадолго до того, как мы с Маршаллом поженились.
  
  — Что с ним случилось?
  
  — Билли страдал депрессией. — Истердей потер висок. — Вкачал уйму денег в новую фирму, а она обанкротилась. Переживал второй, очень тяжелый развод. Отец Билли был и остается человеком суровым. Он разругался с сыном в пух и прах. В общем, один удар следовал за другим.
  
  — Он лишил себя жизни?
  
  — Да, без официального разрешения и предварительного психологического консультирования. Просто поехал в родительский дом в Коннектикуте, заперся в своей детской спальне и повесился.
  
  — Повесился…
  
  — Явное самоубийство, и произошло оно больше пятнадцати лет назад. Хотя все мы остаемся добрыми друзьями, Эдвард с Джонасом были наиболее близки. Их объединяли общие интересы и, повторюсь, политические взгляды.
  
  — Что еще их объединяло? — спросила Ева. — У Эдварда Миры были регулярные сексуальные связи на стороне.
  
  Истердей ударил себя кулаком по бедру.
  
  — Я не собираюсь сидеть и поливать грязью своих друзей, когда их тела лежат в морге!
  
  Вспышка гнева, сквозь который проглядывал страх.
  
  — У меня есть список любовниц Эдварда Миры за последний год. Одна из них, возможно, виновна в его смерти. Мне нужно знать, встречался ли Джонас Вайманн с кем-то из женщин сенатора и разделял ли слабость друга к женскому полу в целом.
  
  — Маршалл… — Прежде чем Истердей успел заговорить и выразить ту злобу, которая полыхала в его глазах, Петра взяла его за руку. — Они мертвы, и если причина в этом, твой долг — рассказать правду. Прошу тебя.
  
  — Эдвард не скрывал, что заводит связи на стороне. Мэнди была в курсе. — Истердей говорил отрывисто, выплевывая слова. — Джонас вел себя более скрытно, но… оба его брака распались именно потому, что он изменял женам. Однако если Эдвард с Джонасом и делили одну женщину на двоих, мне об этом ничего не известно.
  
  — А как насчет вас, мистер Истердей? Позволяете вы себе выходить за рамки дозволенного?
  
  — Разговор окончен.
  
  — Еще нет. — Петра крепко стиснула руку мужа. — Наши отношения основаны на доверии, любви и уважении. Я знаю, что первой жене Маршалл изменял. Мой первый муж тоже крутил романы на стороне. Я больше года отказывалась выйти за Маршалла, потому что разучилась доверять. Мы встретились вскоре после того, как развелись с прежними супругами.
  
  — С тех пор как мы с тобой начали встречаться, у меня не было ни одного романа.
  
  — Знаю. — Петра прижала ладонь к его щеке. — Я жила с неверным мужчиной, — обратилась она к Еве. — Признаки измены мне хорошо известны. Я пообещала себе, что больше с таким жить не стану. А я никогда не нарушаю обещаний, лейтенант. Мы с Маршаллом построили прочную семью, и ее краеугольные камни — это доверие, верность и уважение.
  
  — Вы знаете, где искать, — добавил Истердей. — Можете проверить мои финансы, информацию о поездках, поговорить с моими подчиненными. С тех пор как я встретил Петру, у меня не было отношений с другими женщинами.
  
  — А как насчет Бетца?
  
  — Лейтенант, я ценю вашу заботу о моей безопасности и с уважением отношусь к вашему званию, однако не намерен сплетничать о своих друзьях. Поговорите с ним сами.
  
  — Непременно. Вы дружите с сенатором Фордхемом?
  
  — Не особо. Он был другом Эдварда. Конечно, мы общаемся, но он скорее мой знакомый, чем друг.
  
  — То есть Фордхем вам не брат?
  
  — Нет, — резко ответил Истердей, и его рука с чашкой задрожала. Он поставил чашку на поднос. — С меня хватит. Не понимаю, чем наш разговор поможет следствию. Кроме того, вы заставляете меня предавать умерших друзей. Я хочу отдохнуть.
  
  — Да, тебе нужно отдохнуть, — сказала Петра. — Я поднимусь, только провожу офицеров.
  
  Когда Истердей выходил из комнаты, Еве показалось, что груз, давящий ему на плечи, стал еще тяжелее.
  
  — У нас хорошая охранная система, — заговорила Петра. — Я прослежу, чтобы ее поставили на максимум. Без меня муж никуда выходить не будет. Готова нанять и личную охрану, если посоветуете.
  
  — Не помешает. Пусть ни с кем не встречается наедине, — добавила Ева, вставая. — Обоих убитых заманили в ловушку именно таким образом.
  
  — Маршалл не такой, как они. Он очень любил их обоих, но сам он не такой. Да и я не Мэнди Мира, лейтенант, уж поверьте.
  
  — Верю. — Ева встретилась с ней взглядом. — Спасибо за потраченное время.
  
  Когда они вышли на улицу, Ева сделала глубокий вдох.
  
  — Какие впечатления, Пибоди?
  
  — Истердей что-то скрывает. Что-то, о чем не рассказывал даже жене. О чем ей знать не положено. Напуган до смерти. Однако если бы Истердей изменял Петре, она бы знала. Когда он сказал, что верен ей, это прозвучало искренне.
  
  — Он не говорил «верен», — заметила Ева. — Он сказал, что у него не было романов на стороне, не было других отношений. По-моему, это не одно и то же.
  
  — Не вижу разницы.
  
  — Истердей не бегает за каждой юбкой, как его приятели. Если бы бегал, жена узнала бы и вышвырнула его вон. Однако покувыркаться в постели, выпить вместе, поужинать, поговорить — не то же самое, что выследить женщину, изнасиловать, а затем вернуться к обычной жизни.
  
  — Ну и ну…
  
  — Да уж. И ты права — он что-то скрывает. А еще напуган. Напуган и обозлен. Истердей — член братства. Верность братьям и желание скрыть от жены, чем они занимаются, может стоить ему или еще кому-нибудь жизни. Посмотрим, что удастся вытрясти из Бетца.
  
  Дом Фредерика Бетца в Верхнем Ист-Сайде некогда представлял собой небольшой эксклюзивный отель для непомерно богатых. Именно непомерное богатство отеля сделало его желанной целью мародеров во время Городских войн. Само здание не было разрушено, зато всю начинку — мрамор, камень, дерево, позолоту, хрусталь, листовое серебро — разбили, разломали, отковыряли и растащили. Почти двадцать лет унылое, покрытое граффити здание простояло без дела, пока Бетц, предприимчивая натура, не купил его за бесценок в самом начале эпохи восстановления. Потратив на отделку в десять раз больше, чем на само здание, он превратил его в свой личный дворец, а заодно наглядно доказал, что вкус за деньги не купишь.
  
  На красной сводчатой двери, покрытой блестящим лаком, толстые амуры в чем-то вроде стрингов резвились с лукавыми кентаврами и крылатыми лошадьми. Скалили зубы трехголовые псы, драконы со свирепыми глазами плевались огнем. Некоторые амуры были вооружены луком и стрелами и, судя по виду, готовились пустить их в ход. Ева так и не смогла решить, какого эффекта хотел добиться художник — прихотливого или непристойного.
  
  — Жуть какая, — сказала Пибоди.
  
  — Да уж, другого слова не подберешь.
  
  Ева взглянула на сканер для считывания отпечатка ладони, который крепился к стене золотыми пальцами, и решила, что о вкусах не спорят. Непонятно, почему, но не спорят.
  
  Она нажала кнопку звонка, окруженную золотыми виноградными лозами.
  
  «Доброе утро, — произнес компьютер глубоким певучим голосом с британским акцентом. — Сейчас мистер и миссис Бетц не принимают. Пожалуйста, сообщите свое имя, если хотите, чтобы с вами связался кто-нибудь из персонала».
  
  — Отсканируй, — велела Ева и подняла значок. — Лейтенант Даллас, полиция Нью-Йорка. Мне необходимо срочно поговорить с мистером Бетцом.
  
  «Минуточку».
  
  Луч красного света просканировал значок.
  
  «Лейтенант Даллас, ваша личность подтверждена. К сожалению, мистера Бетца нет на месте. Если хотите переговорить с его личным или деловым ассистентом…»
  
  — Тогда пусть будет миссис Бетц, — перебила Ева.
  
  «К сожалению, миссис Бетц нет на месте. Если хотите…»
  
  — Да ну тебя! А кто есть на месте? Согласна на любого живого человека.
  
  «Минуточку».
  
  — Позвони Бетцу в офис, — велела Ева напарнице. — Постарайся поговорить с живым человеком. Нужно выяснить, куда, черт возьми, он запропастился.
  
  — Минуточку, — с интонацией компьютера проворковала Пибоди и поспешно отступила в сторону, доставая телефон.
  
  Прежде чем Ева решила, усмехнуться или нарычать на нее, послышалось щелканье открываемых замков.
  
  — Лейтенант, детектив…
  
  — Сила! Вы здесь работаете?
  
  — Да, мэм. — Уборщица слегка склонила голову и отступила назад, давая им пройти. — Уже полгода как. Миссис Бетц расторгла договор с предыдущей клининговой компанией, и сенатор Мира дал ей наш телефон. Что-то случилось?
  
  — Возможно. Я ищу Фредерика Бетца.
  
  — Ох, даже не знаю, где он может быть. Слышала только, как миссис Бетц говорила, что едет в загородную резиденцию — на Бимини, кажется, — вместе с ребенком, няней и няниной помощницей.
  
  — У няни есть помощница?
  
  Сила чуть заметно усмехнулась:
  
  — Еще бы! По-моему, миссис Бетц взяла с собой и личного ассистента. Возможно, мистер Бетц тоже поехал с ними, хотя ничего такого она не говорила. Мы как раз прибираемся наверху. В хозяйской спальне полный бардак — как обычно. Однако я не заметила, чтобы что-нибудь из его вещей отсутствовало.
  
  — «Мы» — это кто?
  
  — Мама и Дара — моя дочка. У нас уходит два дня, чтобы отдраить весь дом, столько в нем всяких кисточек и финтифлюшек. Домашний робот прибирается каждый день, а мы приходим два раза в месяц и вычищаем все сверху донизу.
  
  — Сила, окажите мне услугу — попросите остальных подождать с уборкой.
  
  — Я… Хорошо. — Она достала из кармана телефон, быстро набрала сообщение. — Не скажете, почему?
  
  — Произошло еще одно несчастье — убит друг сенатора. Я проверяю, все ли в порядке с остальными его друзьями.
  
  — Господи боже… Что же нам делать? Мы больше часа прибирались в спальнях.
  
  — Ничего страшного, просто больше ничего не трогайте. Хорошо бы поговорить с домашним роботом.
  
  — Он в кухне. Не знаю, как включается. Миссис Бетц сказала, что мистер Бетц отключит его на время поездки, а перед возвращением удаленно активирует и прикажет слегка освежить дом.
  
  — Если не сможем включить робота сами, вызовем кого-нибудь из электронщиков. Пибоди?
  
  — Пытаюсь добраться до администратора. Ассистенты рангом пониже то ли не знают, то ли не хотят говорить, где сейчас Бетц.
  
  — Продолжай в том же духе. Сила, покажете, где робот?
  
  — Конечно.
  
  Уборщица провела их через холл. В его центре находился пруд с золотыми рыбками, на потолке висела массивная золотая люстра, которую украшали бесчисленные…
  
  — Финтифлюшки, — вслух произнесла Ева, вызвав у Силы улыбку.
  
  — А также безделушки и побрякушки. По-моему, на этот дом ушла целая тонна золотой краски и акра два шелков и бархата. Если на что-нибудь можно привесить кисточку, Бетцы вешают шесть.
  
  Сила качала головой, проходя мимо картин в резных позолоченных рамах — резвящихся амуров, женщин в легких белых одеждах и мужчин с мечами и луками.
  
  — Я прошлась по дому и назвала цену в два раза больше обычной. Миссис Бетц даже глазом не моргнула, так что мы обе довольны. В спальне у них две отдельные ванные комнаты — мужская и женская. Ничего необычного, но у него в ванной целый бар со стойкой и табуретами, а у нее — диван, обитый розовым шелком, и холодильник с вином. Представляете? Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь принимал гостей в туалете, даже самом роскошном.
  
  Они шли мимо арок, ведущих в другие комнаты. Комнаты были заставлены мебелью, а мебель завалена подушками — каждая с тысячей кисточек. Основным цветом кухни оказался кроваво-красный. Целая миля блестящих красных шкафчиков и бытовой техники: два массивных холодильника, духовые шкафы, плита. Рабочие поверхности белые, пол — полночно-черный.
  
  — Ужас, правда? Я у многих людей убираюсь, и у каждого свой вкус, но это… что-то с чем-то, как выражается мама.
  
  Сила подошла к резной двери — красной, естественно, — с изображениями обнаженных людей: они обжирались фруктами, лежащими в вазах, свисающими с деревьев и кустов, зажатыми в руках других персонажей.
  
  — Здесь хранятся роботы — домашний и вспомогательные, — объяснила Сила. — Робот-пылесос, робот-полотер и так далее. Вот этот у них главный.
  
  Ева подошла к одетому в темный костюм роботу. Высокий, худощавый, исполненный достоинства, он чем-то напоминал Соммерсета. Черные с проседью волосы, расчесанные на прямой пробор, тонкие губы, острые скулы.
  
  Ева оглянулась на Пибоди. Та кивнула, подняла палец и продолжила разговаривать по телефону.
  
  Тогда Ева принялась искать кнопку включения и, к своему удовольствию, нашла. Кнопка оказалась слева под волосами.
  
  Робот негромко загудел, его веки задрожали, открылись, и взгляд голубых глаз сфокусировался на Еве.
  
  — Доброе утро, — произнес он тем же глубоким голосом с британским акцентом, что и домофон. — Меня зовут Стивенс. Боюсь, я не запрограммирован на то, чтобы вам помочь, пока вы не будете авторизованы мистером или миссис Бетц.
  
  Ева достала полицейский значок.
  
  — Отсканируй. Я здесь в качестве офицера полиции. Мне нужна информация. Либо ты предоставишь нужные сведения сам, либо я отвезу тебя в Центральное, и их извлекут электронщики.
  
  — Минуточку.
  
  — Прошу.
  
  — Личность подтверждена. Лейтенант Ева Даллас. Произошел несчастный случай?
  
  — Надеюсь, что нет.
  
  — Даллас…
  
  Ева сделала роботу знак подождать и повернулась к Пибоди:
  
  — Администратор говорит, что Бетца ожидают в офисе с минуты на минуту. С женой он не уехал. Она улетела вчера утром, а Бетц присоединится к ней завтра-послезавтра.
  
  Ева снова повернулась к роботу:
  
  — Когда мистер Бетц вышел из дома?
  
  — Не могу дать точный ответ. Миссис Бетц выключила меня вчера в десять тридцать восемь утра. К тому времени мистер Бетц уже уехал на работу. Он вышел из дома около девяти пятнадцати.
  
  — А вернулся?
  
  — Не могу дать точный ответ, поскольку я оставался выключен с десяти тридцати восьми вчерашнего утра.
  
  — Бетц обычно включает тебя, когда возвращается?
  
  — Обычно — да.
  
  — Как мистер Бетц добирается до работы?
  
  — Вызывает машину. Служба «Королевский лимузин». Чаще всего за ним приезжает шофер по имени Джордж. Фамилия мне неизвестна.
  
  — Пибоди!
  
  — Сейчас займусь.
  
  — Вчера у Бетца были назначены какие-нибудь встречи — здесь, в доме?
  
  — В мой ежедневник никаких встреч не внесено.
  
  Возможно, встреча не была назначена — похитители нагрянули неожиданно. Но что его похитили — это точно.
  
  — Мне нужно знать, как связаться с миссис Бетц. А еще где находится центр безопасности. Сначала центр безопасности.
  
  — Даллас, сегодня утром он машину не заказывал.
  
  — Угу, так я и думала.
  
  Робот провел Еву в другую дверь, и она с одного взгляда все поняла.
  
  — Жесткий диск и записи исчезли. Бетц тоже. Его похитили.
  
  Сила стояла на пороге, обхватив локти руками.
  
  — Боже мой, лейтенант, боже мой… Думаете, его?.. Мы не успели осмотреть весь дом. Думаете?..
  
  — Еще нет, однако дом мы все равно обыщем. Сходите за мамой и… Дарой, кажется? Отведите их в прихожую. Мне нужно знать, до чего именно вы дотрагивались. Пибоди…
  
  — Звоню электронщикам. Бакстера с Трухартом тоже вызвать?
  
  — Отправь их к администратору. Возможно, понадобится ордер, основания достаточные. Пошли кого-нибудь следить за домом Истердея. За остальными тоже. Скорее всего, Истердею пока ничего не грозит, но рисковать не стоит.
  
  Возможно, Бетцу уже ничем не помочь. А значит, счет три — ноль. Но будь она проклята, если позволит убить хотя бы еще одного.
  Глава пятнадцатая
  
  Ева собрала клининговую команду и тут же получила первые интересные сведения от «пенсионерки» Фрэнки.
  
  — Первым делом мы принялись за хозяйскую спальню. Она одна сойдет за целый дом — две ванных и куча всяких завитушек. Начали с ванных и гостиных. Сила предложила мне заняться детской, и я как раз собиралась приступить, как пришли вы и попросили ничего не трогать.
  
  — Ничего необычного не заметили?
  
  — В спальне — нет. Но когда вы велели подождать с уборкой, я сразу поняла, что что-то не так, и по пути сюда заглянула в комнату для гостей — в золотую. Это самая большая из гостевых спален, самая дальняя от хозяйской. Там все приготовлено.
  
  — К чему?
  
  Фрэнки слегка поджала губы.
  
  — Скажем так — к рандеву. Бутылка французского шампанского в серебряном ведерке — лед растаял, так что теперь она стоит в воде. Два дорогих бокала и клубника, залитая шоколадом — темным и белым. Хотя не знаю, можно ли считать белый настоящим шоколадом?
  
  — Не важно, — ответила Ева.
  
  — На подушке — роза. Раз уж я все равно сунула туда нос, то заглянула и в ящик прикроватного столика — в нем полно, так сказать, взрослых игрушек и прочих приспособлений. По-моему, мистер ждал кого-то в гости — не жену, — что, в общем-то, бывало и раньше.
  
  — Раньше?
  
  — С тех пор как мы здесь работаем, я дважды там убирала. Оба раза миссис отсутствовала, и комнатой явно пользовались. Кровать была расправлена, а я заправляю кровати достаточно долго, чтобы понять, чем в них занимались. Смятые простыни, ведерко из-подо льда, пустая бутылка, бокалы и так далее. Набор всегда один и тот же. В ванной принимали душ. В этот раз постелью и ванной не пользовались, но все приготовлено для шуров-муров.
  
  — Мама… — Сила покачала головой. — Ты сама у нас что-то с чем-то.
  
  — Сенатор Мира умер страшной смертью, а теперь и тот, другой. Я знаю — пока мы ждали, попросила Дару проверить по наладоннику, не убили ли еще кого. Ужасное несчастье, хотя я и не любила сенатора. Но нельзя же убивать человека только за то, что он мудак.
  
  Дара захихикала и тут же прикрыла рот рукой.
  
  — Извините.
  
  — Ничего. Миссис Трент, вы очень нам помогли. Еще что-нибудь заметили?
  
  Фрэнки втянула носом воздух, наморщила лоб.
  
  — Ну, не знаю, насколько это вам поможет… По-моему, мистер Бетц переоделся, когда приехал с работы. На кресле лежал смятый деловой костюм, под креслом стояли туфли. Тут никто не кладет вещи на место. Не могу сказать, что именно он надел, но мне кажется, дело было так: мистер Бетц вернулся домой, принял душ, переоделся в чистую одежду и приготовил гостевую спальню. Думает, если не приводит женщин в супружескую постель, это не считается. Прикрой рот, Дара, потому что я собираюсь сказать, что мужчина, который изменяет жене, последний мудак, однако надеюсь, его за это не убьют.
  
  Ева думала точно так же, поэтому спорить не стала.
  
  Она задала еще несколько вопросов — просто на всякий случай — и разрешила им уйти.
  
  В холл вошла Пибоди.
  
  — Позвонила жене. Постаралась ее не напугать. Сама она слишком увлечена своим утренним массажем, чтобы что-то заподозрить. К тому же тупа как пробка. Причем я бы на месте пробки на такое сравнение обиделась. Сказала, что «Фредди» присоединится к ней завтра или послезавтра. Говорит, ей нужно немного побыть одной. «Одной» — значит с целым штатом прислуги, личным ассистентом, двумя нянями и массажистом. Массажиста зовут Свен.
  
  — Если Бетца убьют, у нее будет полно времени, чтобы побыть одной. Фрэнки Трент говорит, Бетц водит подружек в гостевую спальню, когда жена в отъезде. Сейчас комната тоже приготовлена. Не использовалась, но приготовлена. — Ева дернула подбородком в сторону лестницы и направилась наверх. — За те полгода, которые они здесь работают, Фрэнки убирала там дважды, после того как Бетцу тоже якобы хотелось немного побыть одному.
  
  — Гадость какая! Почему нельзя хотя бы снять номер в отеле?
  
  — Так безопаснее. К тому же Бетц ленив. Женщина приходит, он поит ее вином и трахает. Она уходит, а он возвращается к себе в спальню и засыпает в собственной постели.
  
  — Как можно жить в доме, где столько красного? — Пибоди мрачно глянула на красный ковер под ногами. — И столько золотой тесьмы? Кстати, я случайно забрела в столовую. Все стены в зеркалах, потолок тоже. Как можно есть и смотреть на жующего себя? Не представляю, как…
  
  — Боже милостивый! — закричала, почти завизжала Ева.
  
  — Что? Что такое?
  
  Пибоди схватилась за оружие.
  
  — Там! Господи всемогущий! Они повсюду!
  
  Медленно, с опаской Пибоди повернулась, ожидая увидеть комнату, полную гигантских пауков. Волосатых, красноглазых пауков.
  
  И увидела комнату, битком набитую куклами. Младенцами, взрослыми, улыбающимися, плачущими. Куклами в балетных пачках и на пуантах и куклами в пеленках. Куклами в диадемах, мехах, национальных костюмах всех стран и народов. Куклами размером с ладонь и с двухлетнего малыша.
  
  Пибоди сама любила кукол — играла с ними в детстве и никогда не понимала того отвращения, которое питала к ним Ева. Но при виде этой кукольной орды она невольно отступила назад.
  
  — По-моему… лучше закрыть дверь.
  
  — А по-моему, ее нужно запереть на засов и забаррикадировать. Вон та, на коне… — Ева медленно указала пальцем. — Кажется, она моргнула.
  
  Пибоди осторожно покосилась на улыбающуюся куклу в розовой ковбойской шляпе.
  
  — Неправда! Ты просто меня пугаешь.
  
  — Ты же сама видела! Кем надо быть, чтобы завести целую комнату маленьких человечков с мертвыми глазами?
  
  — Даже знать не хочу.
  
  Медленно, очень медленно Пибоди протянула руку и захлопнула дверь.
  
  — Их там столько… — пробормотала Ева. — Если захотят, сумеют выбраться.
  
  — Прекрати! Прекрати сейчас же! — Пибоди заспешила вперед и убрала оружие, только когда отошла на почтительное расстояние. — Не говори больше ничего. Вообще ничего. Давай лучше думать о сексе и убийствах.
  
  Ева вошла в комнату для гостей, глянула через плечо — на всякий пожарный — и принялась за работу.
  
  — Фрэнки не ошиблась — Бетц ждал женщину. Неоткупоренная бутылка шампанского, два бокала, клубника, роза на постели…
  
  Она открыла ящик прикроватного столика.
  
  — Вибраторы на любой вкус. Смазки с разными запахами. Презервативы — тоже с разными запахами. Зажимы для сосков — со стразами.
  
  — Ай…
  
  — Некоторых возбуждает. Бархатные наручники. «Эротика», «Стойкий» и прочие таблетки. В том числе нелегальные. Сюда похитители не поднимались. Скрутили Бетца еще внизу — легко и быстро. Разряд в пах. В доме избивать не стали — этот урок они усвоили с первого раза. Обездвижить, вытащить на улицу, засунуть в машину. Бетц сам их впустил. Возможно, сразу договаривался на секс втроем, возможно, решил, что ему просто повезло. Или же его застали врасплох. В любом случае он открыл дверь, и его увезли.
  
  — Если Бетца похитили прошлым вечером, значит, Вайманн все еще был у них.
  
  — Угу, два по цене одного. — Еве вспомнилась большая уродливая люстра в холле. Сегодня вечером Бетца захотят к ней подвесить.
  
  — Судя по сценарию, его привезут сюда.
  
  — Если привезут, мы будем ждать. Предавать похищение огласке не станем. Ни разговоров, ни журналистов, ни ориентировок на розыск. А пока попытаемся выяснить, с кем у него была назначена встреча.
  
  Они направились в хозяйскую спальню, далеко обходя комнату с куклами. В дверь позвонили.
  
  — Я открою, — сказала Ева. — Наверное, электронщики.
  
  Пибоди остановилась как вкопанная.
  
  — Ты оставишь меня одну? Здесь? С ними?
  
  — Ты вооружена. Они, скорее всего, нет. Проверь столик, шкаф и ванную Бетца. Если он что-то прячет от жены, то именно там.
  
  Спустившись вниз, Ева взглянула на экран и увидела Макнаба в большой вязаной шапке с полосатыми ушками, а также, как ни удивительно, капитана электронного отдела и своего бывшего напарника. Фини стоял без шапки, засунув руки в карманы волшебного пальто, которое она ему подарила.
  
  Ева отключила замки и открыла дверь.
  
  — Не думала, что приедет сам большой начальник.
  
  — Нужно же иногда выбираться из кабинета, детка. К тому же третий вызов за три дня, так что заслужила. Что это за дверь такая?
  
  — Мегабезумная и супердикая, — сказал Макнаб.
  
  — Ну, это разве безумная? Наверху есть такая комната, что у Макнаба волосы закудрявятся.
  
  — Садомазо? — поинтересовался Фини.
  
  — Куклы. Целая тысяча.
  
  Фини присвистнул.
  
  — Больные, что тут скажешь? — Не вынимая рук из карманов, он поднял взгляд на золоченую люстру. — Тут его и повесят — прямо над прудом со странными плоскими рыбками. Охранная система хорошая. На остальных двух дверях никаких следов взлома?
  
  — Нет, да и тут вряд ли будут. Можете проверить, но мне все видится так…
  
  Пока Ева вводила их в курс дела, Макнаб проверил охранную систему на парадной двери.
  
  — Татуировки в паху и многочисленные любовницы… — Фини пожал плечами. — Это уже не секс-клуб, а клуб насильников какой-то. Если первых двух так отделали, значит, кто-то очень на них рассердился.
  
  — Фини, им посылают электрический разряд в пах, а потом насилуют не выходящей из моды раскаленной кочергой. По-моему, «рассердился» — слабо сказано.
  
  — Не поспоришь. Тут явно замешан секс, однако на месть брошенной женщины не похоже. Мы с Макнабом займемся электроникой. Если есть клуб, где-то должен быть устав или список членов.
  
  — В парадную дверь без кода никто не входил, — доложил Макнаб. — Сейчас проверю остальные двери и окна. Пибоди наверху?
  
  — Наверху. Только не смейте лапать друг друга за задницу. Как я уже говорила, Бетц ожидал в гости женщину, причем не в первый раз. Нужно исключить возможность взлома, однако я уверена, что он сам впустил ее. Или их. А значит, знал, по крайней мере, ту, которую собирался трахнуть, и беспокойства она у него не вызывала. Бетц слышал об Эдварде Мире — не мог не слышать, — но все равно не беспокоился.
  
  — Его же похитили? Вот и побеспокоится. Есть в доме кабинет? — спросил Фини. — С него и начну.
  
  — Уборщицы сказали, что кабинет на третьем. Сама я там еще не была. Сейчас проверю, как там Пибоди, и присоединюсь к тебе. Хочу взглянуть на его личную территорию.
  
  Пибоди стояла в гардеробе у Бетца.
  
  — Еще секс-игрушки, — доложила она. — В прикроватных столиках у обоих целые ящики этого добра. Видимо, причиндалы из гостевой спальни предназначены только для любовниц, не для жены.
  
  — Очень деликатно с его стороны.
  
  — В гардеробе — специальный компьютер. Вся одежда распределена по категориям. Я еще не закончила, но пока никаких признаков, что Бетц готовился к отъезду. Согласно отметке, он вынул из шкафа черные шелковые трусы, серые саржевые брюки, темно-синий кашемировый свитер с вырезом лодочкой, серые туфли и темно-синие кашемировые носки. По данным компьютера, все вещи достали вчера в восемнадцать часов шестнадцать минут. Еще нашла сейф с драгоценностями, но он заперт.
  
  — Фини с Макнабом разберутся.
  
  — Фини здесь?
  
  — Макнаб занимается дверями и окнами, Фини — кабинетом. Если тебе помощь не нужна, я тоже займусь кабинетом и другими комнатами, которые принадлежат только ему.
  
  — Не нужна. — Пибоди уперла руки в бедра и повернулась кругом. — Меня мучает чувство, что где-то должен быть тайник. Если Бетц занимается чем-то противозаконным, то не станет хранить улики в рабочем кабинете, так ведь? Зачем оставлять компромат там, где кто-нибудь любопытный может его обнаружить? Что же до спальни… Здесь достаточно трудно спрятать что-то от жены. Она же раньше была его любовницей, верно?
  
  — Верно.
  
  — Изменял со мной — изменишь и мне. По-моему, так. Наверняка жена время от времени роется в его вещах — просто для проверки. А если не роется, он все равно ее в этом подозревает. Куда она заглянет в первую очередь?
  
  — На его личную территорию, — согласилась Ева. Она нахмурилась и оглядела огромный, размером с комнату, гардероб. — Потайная панель в стене или в ящике? Люк в полу?
  
  — Пока ничего такого не обнаружила, но смотрю в оба.
  
  — Молодец.
  
  — Ту жуткую комнату с куклами я обыскивать не стану. — С решительным видом Пибоди рубанула рукой по воздуху. — Всему есть пределы.
  
  — Вряд ли Бетц играет в куклы. Это ее уголок.
  
  — Просто предупреждаю.
  
  — Я на третьем. Если понадобятся еще глаза и руки, вызову Бакстера с Трухартом.
  
  — Может, попросишь приехать Рорка? Если в комнате есть тайник, он его отыщет.
  
  — Оставим Рорка на крайний случай.
  
  Если в доме есть потайная панель, ящик, сейф, ниша, Рорк непременно отыщет, причем быстрее любого копа. Но нельзя же позвонить ему и попросить отменить очередную встречу мирового значения только потому, что у ее напарницы появилась догадка. Хорошая, но всего лишь догадка. Однако Ева, как и Пибоди, будет смотреть в оба.
  
  Кабинет Бетца оказался таким же помпезным, как остальной дом. Стол, должно быть, делали на заказ, потому что на твердой темной древесине были вырезаны вездесущие амуры. Столешницей служила черная мраморная плита со множеством серебристых завитков и вкраплений. Позади стола стояло похожее на трон кожаное кресло ярко-золотого цвета. От этого сочетания у Евы свело зубы. Если та дизайнерша, которую нанял Рорк, предложит что-нибудь хотя бы отдаленно похожее, она вышвырнет ее в окошко.
  
  Фини восседал на кожаном троне — помятый, морщинистый, как и всегда.
  
  — В этом уродливом столе два запирающихся ящика. Оба открыты.
  
  — М-да?
  
  — Похоже, в них кто-то рылся.
  
  Ева подошла ближе. Красный ковер под ногами был такой пышный, что ноги в нем почти увязали. Фини выдвинул два нижних ящика с кодовыми замками.
  
  — Бумаги?
  
  — Личные документы — в одном, рабочие — в другом. Расписки, страховки, счета за ремонт и так далее. Многие, в том числе ты, не доверяют технике и на всякий случай хранят бумажные копии.
  
  — Угу. — Ева перебирала содержимое ящика. — Либо Бетц очень неаккуратен, либо кто-то тут шарился. Интересно, что искал?
  
  — Не могу сказать, но в компьютере тоже копались. В девять двадцать выполнена полная проверка и поиск.
  
  — Примерно за час до того Бетц переоделся — готовился к свиданию. Женщина приходит, да не одна, а с подругой — их явно было две, а то и три. В него посылают разряд, возможно, избивают немного. У Вайманна в доме ничего такого мы не заметили, но я вернусь туда и еще раз проверю. Что им было нужно?
  
  Ева обошла кабинет кругом.
  
  — В доме на Спринг-стрит искать нечего, а в сенаторский пентхаус им не пробраться.
  
  — Вайманна пытали.
  
  Ева обернулась к Фини, кивнула.
  
  — Да. Возможно, он сообщил им нечто о Бетце. У Бетца есть то-то и то-то. Может быть, тот самый устав или список членов, о котором ты говорил. Или еще какая-нибудь информация о братстве. Но зачем она убийцам, если они все равно хотят повесить «братьев»? Им не нужны улики. Они уже провели судебное разбирательство и вынесли приговор.
  
  Ева заглянула за картину, на которой были изображены странные собаки с вытянутыми телами и вставшие на дыбы лошади. Ничего не обнаружив, она снова повернулась к Фини, который проверял телефон.
  
  — Ты изменяешь жене.
  
  — Ну нет — мне жизнь еще дорога.
  
  — Представь, что изменяешь. Ты женился на бывшей любовнице и продолжаешь ходить налево — такой уж у тебя характер. Станешь ты хранить что-нибудь, связанное с изменами, а тем более с преступлением, за которое женщине захочется тебя убить, там, где может найти жена?
  
  — Я бы открыл отдельный счет в банке, а то и ячейку, о которой жене ничего не известно. Будь я так же богат, как этот придурок, завел бы особое потайное место. То, где я изменял с ней бывшей супруге, давно продано и забыто.
  
  — Место, место… — пробормотала Ева. — У Эдварда Миры был номер люкс в отеле, однако его жена знала, что он ей изменяет, так что ему не приходилось особо таиться. Вайманн не был женат — Рорк выясняет, не пользовался ли он тем же люксом. Бетца тоже проверим. Но отдельное место… место специально для секса… Комнатой для гостей пользоваться можно, только когда жена в отъезде и сильно приспичило. Где-то должен быть ключ, магнитная карта, код — что-то в этом роде. Бетц не стал бы хранить нечто подобное в столе, даже под замком, чтобы жена не обнаружила.
  
  Ева открыла дверь, заглянула в красный с серебром туалет, повернулась к бару в углу кабинета.
  
  — Знаю, куда жена точно не заглядывает!
  
  Она сбежала по лестнице и вернулась в хозяйскую спальню. Пибоди с Макнабом стояли рядом с огромной, разумеется, красной кроватью с целой грудой подушек. Они многозначительно смотрели друг на друга, но, к счастью для них самих, за задницу никто никого не лапал.
  
  — Вряд ли убийцы взломали окно на втором этаже, — заметила Ева.
  
  — Вообще никто ничего не взламывал, — ответил Макнаб. — Две остальные двери не открывали последние двадцать шесть часов. Окна заперты уже несколько недель. Просто решил взглянуть на компы с телефонами.
  
  — М-да?..
  
  Макнаб ухмыльнулся:
  
  — А заодно поболтать с Пибоди.
  
  Ничего не ответив, Ева заглянула в ванную миссис Бетц. Как она и подозревала, все там было розовое и оборчатое. Уборщицы уже успели здесь поработать, так что свежие розовые и белые с розовым полотенца стопкой лежали на расписной скамеечке и висели на вешалке. Белоснежные поверхности сверкали, а в воздухе стоял легкий цитрусовый запах. На длинной столешнице между двумя розовыми раковинами стояла целая шеренга баночек с разной девчачьей дребеденью. Серебристые краны были выполнены в виде русалок, как и насадка в стеклянной душевой кабине. Кроме дивана в белую и розовую полоску, в ванной также стоял туалетный столик на изогнутых ножках. В ящиках полно кремов и лосьонов, шкафчик до отказа набит халатиками и тапочками, в стену встроен автоповар и холодильник. Туалет находился в отдельной маленькой комнатке с русалками и телевизором во всю стену.
  
  Ева вернулась в спальню.
  
  — Ты там была?
  
  — Да, — ответила Пибоди. — Любая женщина убила бы за собственную ванную, но миссис Бетц доказала, что даже такое огромное пространство можно испоганить.
  
  — Ее сторона комнаты. Ее ванная, шкаф, он же гардеробная, гостиная, ее половина кровати, прикроватный столик — тот, на котором шеренга розовых бутылочек. Так?
  
  — Так. А это — его сторона. — Пибоди указала большим пальцем. — У них маленький ребенок, но в родительской спальне нет никаких детских вещей. Даже забытого плюшевого мишки. Грустно как-то.
  
  — Когда у няни есть собственная няня, родители не слишком много времени проводят с ребенком. А эта комната только для взрослых, с четкой демаркационной линией. В общем, так. Ты хозяйка дома.
  
  — Королева своего замка, — подтвердила Пибоди, а Макнаб подмигнул.
  
  — Этого дома, Пибоди. Не тупи. У тебя целый штат прислуги и три этажа на то, чтобы угробить их отделкой. В какую комнату ты никогда не заходишь?
  
  — В комнату с куклами. Ладно, это мои личные тараканы. Ей, наверное, нравится. Судя по моей краткой беседе с миссис Бетц, я бы вычеркнула прачечную. Территория прислуги. Да и на кухню она вряд ли часто заглядывает.
  
  — А если так? В какую комнату он заходит, а ты нет?
  
  — М-м… в его туалет! — Пибоди подняла два указательных пальца. — У нее все такое розовенькое и блестящее, а у него — брутальное. Какой женщине захочется ходить в один туалет с мужиком?
  
  — Мы же как-то уживаемся, — заметил Макнаб.
  
  — Тоже правда, — ответила Пибоди, но как только он отвернулся, картинно закатила глаза. — Думаешь, где может быть тайник?
  
  — Давай проверим.
  
  Если женская ванная была розовой и ажурной, мужская оказалась донельзя брутальной. Вдоль одной стены тянулась стойка — красная, с вырезанными амурами, — позади висел портрет полулежащей пышногрудой дамы с жирной сиреневой сливой в руке. В черную столешницу вделана квадратная красная раковина с краном в виде волчьей головы, извергающей воду из пасти, пол и стены покрыты черной с красными вкраплениями плиткой. На полках выстроились всевозможные баночки и бутылочки в красных и черных кожаных футлярах с мужскими аналогами кремов, лосьонов и масел. Остальная часть волчьей стаи занимала душевую кабинку, плюясь водой из душа и кранов. В сушильной кабине стояла мягкая банкета — на тот случай, если хозяин притомится и решит отдохнуть те две минуты, которые нужны на просушку обычным смертным.
  
  У Бетца тоже был свой туалетный столик, больше напоминающий письменный. С него-то и начала Пибоди.
  
  — По-моему, мужская ванная еще уродливее женской, хотя идут они ноздря в ноздрю. Ух ты, у него столько же средств по уходу за лицом и телом, сколько у нее… почти. Всякие крема для искусственного загара и средства для волос. Этот столик — просто жуть, но сделан на совесть. Пропорции нигде не нарушены. Ничего похожего на потайные отделения.
  
  — А как насчет бара? У тебя хороший глаз на тайники.
  
  Именно благодаря этому Пибоди впервые обратила на себя Евино внимание, когда, еще простым патрульным, обнаружила тайник в квартире убийцы.
  
  — Опять же, сделан хорошо, хоть и уродлив.
  
  Пибоди крутанулась на вращающемся стуле и оглядела бар.
  
  — Вся эта резьба, конечно, повторяет общий стиль дома, однако в ней легко спрятать потайной механизм. А такой хороший плотник может спрятать надежно. Мой отец, например, делал потрясающие тайники.
  
  Ева провела рукой по резным амурам.
  
  — Может, очки-микроскопы помогут? — предположила Пибоди, склоняя голову набок.
  
  — Возьми в чемоданчике с полевым набором.
  
  Ева присела на корточки, отгоняя мысль о том, как странно водить пальцами по толстым голеньким попкам. Точно не на передней панели, решила она. А вдруг кто-нибудь случайно нажмет на рычаг?
  
  Ева выпрямилась и зашла с другой стороны. Бокалы, миксеры, бутылки со спиртным. Шкафчик с резными дверцами. Она открыла его и поглядела на машину для изготовления льда и маленький холодильник с вином. Закрыла дверцу, снова открыла, закрыла.
  
  — Вот очки.
  
  — Зачем прятать холодильник и ледогенератор за дверцей? Каждый раз, как понадобится лед, придется ее открывать. Все остальное стоит на полках — прямо под рукой.
  
  — Может, просто дизайн такой. Или Бетц не хотел, чтобы техника бросалась в глаза.
  
  — Может, и так. Но сколько места она занимает? Ведь не всю глубину бара?
  
  Пибоди присела рядом с ней.
  
  — Папа с Зиком делали классные бары на заказ. Один был примерно такого же размера. По-моему, на лед не требуется столько места.
  
  Ева снова закрыла дверцу, надела очки и принялась дюйм за дюймом осматривать шкафчик.
  
  — Нашла!
  
  Глядя на Еву огромными за стеклами очков-микроскопов глазами, Пибоди ухватила одного из амуров за толстый зад и слегка повернула.
  
  — Почему он поворачивается, но ничего не открывает? — возмутилась Ева.
  
  — Код или определенная последовательность… — пробормотала Пибоди. — Что-то вроде головоломки. Ну да, я уже видела такую систему. Нужно вычислить, каких амуров поворачивать и в какой последовательности. Хитрая штука. И сделана на совесть.
  
  — Я пошла за молотком.
  
  — Нет! — в ужасе воскликнула Пибоди. — Я разберусь. Ну-ка, подвинься. Как можно ломать такую вещь?!
  
  — Она уродливая.
  
  — И все же это искусство. Вот еще один. Наверняка их три. Набор из трех.
  
  Ева предпочла бы воспользоваться молотком, но поскольку под рукой его не оказалось, она позволила Пибоди вращать, дергать и поглаживать амуров.
  
  — Эй, Даллас. — В дверях появился Макнаб. — На телефоне голосовое сообщение от Маршалла Истердея. Звонок сделан сегодня в восемь пятьдесят две.
  
  — Сразу после нашей с ним беседы, — заметила Ева. — Когда он пошел наверх, якобы отдыхать.
  
  — Голос у него не отдохнувший. Говорит, что им нужно срочно посовещаться и что пытался звонить Бетцу на сотовый и на работу. Похоже, напуган до полусмерти.
  
  — Еще бы! — Ева хотела было встать, чтобы самой прослушать сообщение, но тут что-то щелкнуло, и Пибоди издала победный возглас. Когда она открыла дверцу шкафа, полки с ледогенератором и холодильником медленно отъехали в сторону.
  
  — Круто, — восхитился Макнаб, присаживаясь на корточки рядом с Евой и обдав ее запахом вишневых карамелек.
  
  Внутри оказался небольшой серебристый ящичек. Ева достала его из шкафа и поставила на стойку.
  
  — Старинная вещь, — заметила Пибоди. — Антиквариат. Знаю, он заперт, но я не позволю его ломать.
  
  — Макнаб, принеси мой чемоданчик с полевым набором.
  
  — Сейчас. — Он встал, обернулся и расплылся в улыбке. — Здрасьте, капитан! Моя девушка только что нашла в туалете тайник, и теперь у нас есть старинный ящик.
  
  — Какая-то комната смеха для ненормальных, — сказал Фини, оглядываясь по сторонам. Он надавил на кнопку, и черный пол со стенами превратились в зеркала. — Черт! — выругался Фини и нажал выключатель. — Нашел в компьютере письмо от Маршалла Истердея.
  
  — Отправлено сегодня утром?
  
  — Да. Копия Итану Макнейми. С пометкой «срочно». «Братья, будьте бдительны. Немедленно позвоните мне. Соблюдайте осторожность. Возвращайтесь домой».
  
  — Возвращайтесь домой… — повторила Ева.
  
  — Принес полевой набор. — Макнаб поставил чемоданчик рядом с ящичком. — Можно отвезти эту штуку в Центральное и попытаться открыть ее там.
  
  — Погодите минуту.
  
  Ева достала из чемоданчика маленький кожаный кошелек — подарок от Рорка — и вынула из него несколько отмычек.
  
  — Суперкруто, — прокомментировал Макнаб.
  
  — А то…
  
  Ева принялась за работу, полагаясь не только на осязание и слух, но и на собственное чутье, как учил ее Рорк.
  
  — Отойдите. — Она раздраженно повела плечами. — Не толпитесь вокруг и не дышите в спину.
  
  Наверное, Рорк взломал бы ящичек в мгновение ока, однако Ева испытала немыслимое удовлетворение, когда через три минуты замок наконец-то открылся.
  
  — Новые навыки? — поинтересовалась Пибоди.
  
  — Я много практиковалась.
  
  Ева откинула крышку ящичка. На темно-синем бархате лежали два больших старинных ключа и две современные ключ-карты.
  
  — Маленький тайник, в котором хранятся ключи к большим тайникам. К старым дверям — такие большие подойдут только к дверям. И к новым дверям.
  
  Она пинцетом подцепила ключ-карту и повернула обратной стороной.
  
  — Ни логотипа, ни названия или кода. Возможно, код спрятан внутри. Можешь извлечь его, Фини?
  
  — Если не смогу — откажусь от капитанских нашивок.
  
  В одном из бесчисленных карманов своих ярко-оранжевых брюк Макнаб отыскал сканер и протянул его Фини.
  
  — Давай посмотрим.
  
  Фини просканировал карту, нахмурился.
  
  — Стоит защита, но ее можно сломать. Судя по коду и уровню защиты, это ключ-карта от банковской ячейки или хорошо охраняемого помещения. Он же химик, да? Может, от секретной лаборатории? Давайте посмотрим вторую… Тоже защищена, но не настолько.
  
  Фини немного поколдовал над сканером, отчего тот тоненько запищал, надел Евины очки-микроскопы и еще раз просканировал первую карту.
  
  — Вижу код доступа и еще что-то… С трудом, но разобрать можно. «ЛНБ. ФКБ. 842».
  
  — ФКБ — Фредерик Кайл Бетц. ЛНБ… Это не название его фирмы. Может, банк?
  
  Фини кивнул.
  
  — Скорее всего. Для секретной лаборатории защита слишком слабенькая. Склоняюсь к банковской ячейке. Вероятно, в «Либерти нэшнл банк» — у них филиалы по всей стране.
  
  — А число — номер ячейки. Понадобится еще один ордер. Пибоди, позвони Рио. Нам нужны достаточные полномочия, чтобы выяснить, есть ли у Бетца ячейка в тех филиалах, куда мы обратимся, а затем ее открыть. Что со второй картой, Фини?
  
  — Потерпи немного. Мы заберем первую карту с собой — для ручного сканера защита слишком сложная. Возможно, установим адрес филиала, и тебе не придется делать полмиллиона звонков.
  
  — Договорились.
  
  — А на второй… опять же инициалы Бетца и число — 5206.
  
  — И все? Названия банка нет?
  
  — Не думаю, что это банк. Скорее, номер почтового ящика или сейфа. Возможно, адрес. Допустим, человек теряет ключ-карту, блокирует и заводит другую. Не стоит оставлять на ней данные, которые могут привести нашедшего на место, прежде чем хозяин успеет ее заблокировать. Мы отвезем обе карты в отдел и посмотрим, что еще удастся выяснить.
  
  Фини заглянул в ящик, где лежали большие старые ключи, осмотрел их своими печальными глазами бассета и потер подбородок.
  
  — А вот эти — совсем другое дело. Возможно, в лаборатории смогут определить тип замка и установить дату изготовления, но место тебе придется отыскать самой.
  
  — Кое-какие соображения уже есть.
  
  Ева вызвала Бакстера с Трухартом и продолжила обыск, хотя чутье подсказывало, что главную жилу они уже нашли.
  
  Когда Бакстер и Трухарт приехали, Ева сама открыла дверь.
  
  — Рассказывайте, что у вас.
  
  — Да почти ничего. Много потрясенных физиономий и пара слезинок на работе у Вайманна. Получили ордер, и Каллендер еще с каким-то компьютерным гением забрали всю электронику к себе в отдел. По словам администраторши, писательница обратилась к Вайманну на каком-то приеме. Он назначил ей встречу и попросил администраторшу внести ее в календарь. Сама она с писательницей ни разу не виделась и даже не разговаривала. Похоже, все произошло спонтанно.
  
  — Вам не показалось, что Вайманн обхаживал кого-нибудь на работе?
  
  — Нет, но Трухарт посмотрел на администраторшу своими серьезными глазами молодого детектива, и она сообщила ему пару имен. В списке первого убитого они не значатся. Мы уже поговорили с обеими. Алиби у них надежное. — Бакстер огляделся по сторонам. — Это что, пруд с золотыми рыбками? Кто же устраивает пруд прямо на пороге? С другой стороны, а кто изображает на парадной двери оргию упитанных младенцев?
  
  — Ты еще и половины не видел. Пока дело обстоит так.
  
  Ева сообщила им новости.
  
  — Хотелось бы посмотреть на этот туалет!
  
  — Еще посмотришь. Вы с Трухартом засядете в доме на тот случай, если похитители решат привезти Бетца и повесить его над прудом с золотыми рыбками. Мне нужно уехать — проверить пару наводок. Скорее всего, Бетца привезут после наступления темноты. Однако я все равно пришлю подкрепление — вдруг они явятся до моего возвращения.
  
  У Евы зазвонил мобильник.
  
  — Даллас слушает, — сказала она в трубку и отошла в сторону.
  
  Вскоре она вернулась и громко позвала Пибоди по имени.
  
  — Не понимаю, как можно держать в доме рыбок. — Бакстер стоял над прудом и смотрел в воду. — Как-то неестественно.
  
  — В детстве я каждое лето выигрывал золотую рыбку на ярмарке, — сказал Трухарт. — До конца осени ни одна не доживала.
  
  — Я же говорю — неестественно.
  
  — На втором этаже есть комната, полная кукол. Вот что действительно неестественно.
  
  — Ну, у них же маленькая дочка… — начал Трухарт.
  
  — Если бы туда зашел ребенок, он получил бы травму на всю жизнь, а его крики были бы слышны отсюда до самого Куинса. Там сотни кукол. И все глазеют. Прямо на дверь. И ждут…
  
  — Господи, Даллас…
  
  Бакстера передернуло.
  
  — Мы уезжаем, — объявила Ева, когда на лестнице показалась Пибоди. — Детектив Беннет расчистил нам путь к социальному работнику.
  
  — Майк Беннет? — переспросил Бакстер. — Славный парень.
  
  — Сидите в засаде. Покормите рыбок. Здесь никого не было со вчерашнего дня. Вдруг они начнут лопать друг друга?
  
  — Глазеющие куклы, рыбы-каннибалы… ну и местечко!
  
  — Никуда не отлучайтесь и держите ухо востро. Еще не хватало, чтобы над рыбами-каннибалами болтался очередной труп.
  
  — Липски назвала Майку имена? — спросила Пибоди по пути к машине, наматывая свой длиннющий шарф.
  
  — Нет, и вряд ли назовет. Но, быть может, как-то намекнет, знает она этих женщин или нет.
  
  — А в чем разница?
  
  — По-моему, Майк ей нравится — и правда, славный парень. Кроме того, она очень уважает его будущих тещ. Нужно нажимать на то, что убийцы воспользовались именем Ансон, чтобы похитить Вайманна. А если их не остановить, убьют и Бетца. Тогда, возможно, Липски кивнет, если показать ей нужное фото.
  
  Оказавшись в машине, Пибоди тут же включила подогрев сиденья.
  
  — Рио передает привет и обещает выдать ордер, как только выясним адреса на ключ-картах. Кстати, ты так и не рассказала о своих догадках насчет старых ключей.
  
  — Старые ключи — старые двери. Члены братства давно знают друг друга. Вместе снимали дом. Возможно, он до сих пор им принадлежит. Возможно, они завели новый. В любом случае это место, где встречается братство.
  
  — Видимо, Бетц не хотел, чтобы жена узнала об этих встречах, раз так тщательно спрятал ключи.
  
  — Если у сенатора тоже были ключи, он бы не стал их прятать. Нужно получить еще один ордер и обыскать его апартаменты, потому что жена, ясное дело, по-хорошему нас не впустит. У Вайманна ключей либо нет, либо мы не там искали. Еще надо поговорить с этим Итаном Макнейми — по телефону или по голографической связи.
  
  — А что насчет сенатора Фордхема?
  
  — Фордхем не один из них, но мы все равно сообщим его охране, чтобы смотрели в оба — на случай, если он присоединился к братству позже. И нужно найти досье на того, который покончил с собой. На Уильяма Стивенсона.
  
  Ева увидела на экране лицо Рорка и ответила на звонок.
  
  — Привет!
  
  — Подумал, тебе захочется узнать. Охрана проверила: в «Паласе» Вайманн никогда не регистрировался и на видеозаписях за последний год не замечен.
  
  — А как насчет Фредерика Бетца?
  
  Рорк молча уставился на нее.
  
  — Почему бы тебе самой не позвонить Ллойду Ковальски в «Палас» и не спросить все, что нужно? Твой посредник сегодня немного занят.
  
  — Конечно, спасибо. И чтоб ты знал: я не стала тебе звонить, когда мы искали тайник и обнаружили запертый ящик. Пибоди нашла тайник, я вскрыла ящик.
  
  — Молодцы. Горжусь вами обеими. Не забудь пообедать. Если понадоблюсь, после трех буду свободнее.
  
  — Мне может понадобиться вертолет с пилотом.
  
  — А вот это гораздо интереснее, чем беседовать с Ковальски. Если что, звони.
  
  Рорк положил трубку.
  
  — Вертолет с пилотом?
  
  — Дом, который «братья» снимали в колледже. Если он все еще существует, надо взглянуть. Возможно, найдем дверь, к которой подойдет один из ключей. Возможно, нет. В любом случае хочу там побывать. Но сначала нужно выяснить, где он.
  
  — Могу поискать. Понадобится некоторое время, если, конечно, кто-нибудь из членов братства не владеет им сейчас или не владел раньше. Может, мистер Мира в курсе?
  
  Ева вздохнула и в очередной раз принялась искать, где бы припарковаться.
  
  — Может, и в курсе. Надо спросить, прежде чем начнем поиск.
  
  Сьюзан Липски занимала тесный маленький кабинет в обшарпанном здании, где находился центр помощи жертвам изнасилования. Центр делал все, что можно сделать на те жалкие средства, которые удавалось наскрести, и предоставлял поддержку, информацию, медицинскую и психологическую помощь. Кабинет был меньше Евиного отдела в Центральном. На стенах — успокаивающие и оптимистичные постеры: безмятежная водная гладь, туманные леса, солнечные пляжи. А также доска с номерами телефонов.
  
  Ева остановилась и изучила флаер с фотографией живописной летней поляны под безупречным голубым небом, рекламирующий центр психологической помощи «Душевный покой».
  
  — Опа… — пробормотала она.
  
  Липски сидела на скрипучем вращающемся стуле позади обшарпанного металлического стола, заваленного всякой всячиной. Окна в комнате не было, однако на древнем картотечном шкафу росло под специальной лампой какое-то растение.
  
  Липски оказалась тощей женщиной лет шестидесяти со спутанной копной курчавых седых волос. Лицо узкое, длинное, смуглое. Темные глаза говорят, что видели в этой жизни всякое и еще не раз увидят, прежде чем закроются навсегда.
  
  — Спасибо, что согласились нас принять, — начала Ева.
  
  — Майк уговаривать умеет. Вы выполняете свой долг, и я вас не виню. Наоборот: спасибо за то, что вы делаете — от всей души. Но и я должна выполнять свой долг. Для меня на первом месте женщины, приходящие в центр, в финансируемые мной приюты и на группы поддержки, которые я веду. Я несу за них ответственность. Этих женщин насиловали, избивали, унижали, отнимали у них чувство безопасности. А закон и общество зачастую заново срывают с них покровы.
  
  Ева не собиралась спорить — чаще всего так и было.
  
  — Женщины, которых я разыскиваю, били, пытали, насиловали и лишили жизни двоих мужчин. Думаю, они похитили третьего и прикончат его сегодня вечером. Что бы ни произошло с ними в прошлом, это не оправдывает их действий.
  
  — Вы же не знаете, что именно с ними произошло.
  
  Ева положила на стол фотографии обоих трупов.
  
  — Это не правосудие.
  
  Липски откинулась назад и вздохнула:
  
  — Могущественные, влиятельные, богатые люди. Для вас имеет значение, чем они вызвали подобную ярость?
  
  — Имеет. Если Эдвард Мира и Джонас Вайманн насиловали тех, кто их убил, я бы сделала все в рамках закона, чтобы они предстали перед судом.
  
  — В рамках закона!.. — Липски подняла длинный костлявый палец. — Лейтенант, детектив, я верю в закон. Если бы не верила, не сидела бы здесь. Но часто — слишком часто — мне кажется, что закон холоден, суров и слеп. И все же если бы я знала, кто это сделал, то попыталась бы убедить их остановиться и самим прийти в полицию.
  
  — Первое, о чем я вас прошу… Смотрите на меня! Смотрите и слушайте внимательно. Если вы знаете или догадываетесь, кто это сделал, ни в коем случае не обращайтесь к ним сами. Ими движет холодная ярость, которая обрушится на вас. Я считаю, что они наметили еще трех жертв и не остановятся, пока не закончат начатое. Их не образумят ни ваши доводы, ни сострадание.
  
  Липски стиснула зубы и пристально посмотрела на Еву.
  
  — А как насчет намеченных жертв? Если вы остановите этих женщин, засадите за решетку, что будет с теми, кого они собирались убить?
  
  — Если приятели Эдварда Миры насиловали женщин, которых я собираюсь засадить, то будь они так же могущественны, влиятельны и богаты, как сам Господь Бог, я их разоблачу.
  
  Ева положила ладони на обшарпанный стол и подалась вперед.
  
  — Эти женщины будут убивать снова и снова. Теперь, когда они ощутили вкус возмездия, что помешает им покарать и других? Один изнасиловал, другой избил подружку, третий домогался. Такой цели вы служите? Если тебя изнасиловали, найди насильника и убей его?
  
  — Нет, не такой цели мы служим, но я не против жестокости как таковой.
  
  — Я тоже.
  
  На суровом лице Липски впервые мелькнула слабая улыбка.
  
  — Мы с вами наблюдаем жестокость каждый день, имеем с ней дело и все же не против использовать ее, чтобы защитить других.
  
  — В данном случае речь не о защите.
  
  — Если эти мужчины — насильники, их смерть защитит тех, кого они могли бы изнасиловать в будущем.
  
  — Разве можно наказывать людей за преступления, которых они еще не совершали? Я здесь не для того, чтобы обсуждать последствия изнасилования для тела, ума и сердца. Я здесь по поводу убийства. Чарити Даунинг, Лидия Су, Карли Маккензи, Эллисон Байсон, Аша Коппола, Лорен Кэнфорд. Вы кого-нибудь из них знаете?
  
  Липски задрала подбородок и скрестила на груди руки.
  
  — Я не могу и не стану разглашать конфиденциальную информацию о женщинах, которые обращаются в центр.
  
  — А как насчет групп поддержки? Сесили Ансон и Энн Вайн работают волонтерами в группах, с которыми вы сотрудничаете. Именем мисс Ансон воспользовались, чтобы заманить в ловушку этого человека. — Ева ткнула пальцем в фотографию Вайманна, сделанную на месте преступления. — Ее время, сострадание и великодушие обратили в орудие чужой мести.
  
  — И я возмущена. — Липски сжала тонкие губы, а в ее глазах сверкнул подлинный гнев. — Только поэтому я с вами и разговариваю. Нет никого добрее Сеси и Энни. Но даже если кто-то из убийц посещал их группы, участницы не обязаны называть себя. А когда называют, ограничиваются одним именем, без фамилии. Без конфиденциальности никуда. Кроме того, я просто-напросто не знаю всех женщин, которые ходят на группы. Слишком мало часов в сутках, чтобы уделить время каждой.
  
  Ева глянула на напарницу.
  
  — Может, вы узнаете их в лицо? — сказала Пибоди, доставая фотографии. — Кстати, я хиппи.
  
  Липски приподняла брови и улыбнулась чуть шире.
  
  — Коп-хиппи? Большая редкость.
  
  — Балансирую между двумя крайностями. Но одному меня научило и мое воспитание, и работа. Хладнокровная месть не исцеляет, мисс Липски. Она лишь сильнее разъедает рану. Эти женщины не обретут покоя, не изгладят память о той боли, которую им причинили. Если их не остановить, они никогда не оправятся от того, что с ними сделали. Так что…
  
  Пибоди подняла фотографию Лорен Кэнфорд, затем Аши Копполы. Ева заметила на лице Липски облегчение, которое длилось, пока Пибоди показывала ей фото Эллисон Байсон.
  
  — Не думаю, что когда-либо видела кого-то из этих женщин.
  
  — Еще несколько.
  
  Пибоди продемонстрировала фото Лидии Су.
  
  Должно быть, Липски отлично играла в покер, однако ее умений оказалось недостаточно, чтобы полностью скрыть мелькнувшее в глазах узнавание. То же самое повторилось и с Чарити Даунинг.
  
  Ева открыла было рот, но тут Пибоди подняла фото Карли Маккензи, и она заметила на лице Липски нечто новое. Замешательство и, кажется, глубокую скорбь.
  
  — Вы узнали последних трех, — объявила Ева.
  
  — Ничего не могу вам сказать. — Однако ее темные глаза ясно говорили: «Да». — Даже если у вас будет ордер.
  
  — Мы не собираемся получать ордер. Я могла бы пригрозить, что арестую вас за препятствие следствию или выдвину обвинение в пособничестве, если вы свяжетесь с кем-то из подозреваемых. Ничего подобного я делать не стану, однако повторю еще раз: если вы попытаетесь с ними связаться, они немедленно убьют человека, которого похитили, и, скорее всего, сбегут. Это убийство будет на вашей совести. Я хочу найти их, остановить и выслушать.
  
  — Я не оправдываю убийства, — Липски опустила взгляд на снимки с места преступления. — Не оправдываю подобного возмездия. Но преступники понесут долгое и тяжкое наказание. Жертвы снова станут жертвами — по собственной вине, да, но и по вине закона.
  
  — Закон бывает холоден и суров. Я тоже. Закон бывает слеп, но я-то не слепа. Мне нужно их выслушать. Обе мы знаем: моя напарница права. То, что они делают, будет лишь сильнее разъедать рану, пока кроме раны ничего не останется. Не мешайте мне делать свое дело.
  
  — Я не стану никому звонить — даю слово. Потому что знаю, что такое справедливость, а то, что они совершили, несправедливо. Но если арестуете кого-то из них, свяжитесь со мной. Хочу быть рядом. Сделать для них все, что смогу.
  
  — Обещаю.
  
  Пока выбирались из тесного кабинета, шли по коридору и спускались по лестнице, Ева говорила по телефону.
  
  — Бакстер, три имени подтверждены: Даунинг, Маккензи, Су. Жди одну или всех сразу.
  
  — Значит, их три.
  
  — Похоже на то. Мы едем брать Маккензи. До нее ближе всего. Сообщу, когда арестуем всех трех. Продолжайте сидеть в засаде.
  
  — Разослать ориентировку? — спросила Пибоди, труся вслед за Евой.
  
  — Пока не надо. Нужно отвезти их в участок, надавить немного. Кто-нибудь из них непременно расколется. Пошли наряд за Су — двух копов на квартиру, двух в офис. Мы с тобой заберем Маккензи, а затем и Даунинг прежде, чем они узнают, что мы едем.
  
  Ева врубила сирену и заглушила ее только за квартал до дома Маккензи. Вместо того чтобы искать свободное место, она включила сигнал «На дежурстве» и припарковалась во втором ряду, не обращая внимания на возмущение водителей и злостное нарушение общественного спокойствия.
  
  — Наряд уже в пути. Даже если Липски нарушит слово — а я так не думаю, — она не успеет предупредить всех трех.
  
  — Я не об этом беспокоюсь.
  
  Ева воспользовалась универсальным ключом и побежала вверх по лестнице.
  
  — Штаны велики… штаны велики… — пыхтела у нее за спиной Пибоди.
  
  — Хватит думать о собственной заднице!
  
  На этаже Маккензи Ева перешла на шаг. Она позвонила, подождала немного и принялась колотить кулаком в дверь.
  
  — Этого я и боялась.
  
  Ева позвонила в дверь напротив.
  
  — Я же сказала, что сейчас спу… — Открывшая женщина оборвала себя на полуслове. — Вы кто?
  
  — Полиция Нью-Йорка. — Ева предъявила значок. — Где Карли Маккензи — ваша соседка из квартиры напротив?
  
  — Мне-то откуда знать? — Женщина наморщила лоб под большой мохнатой шапкой. — Послушайте, я опаздываю. Уже собиралась выходить. — Как бы в доказательство она застегнула пальто. — Да и вообще мисс Маккензи, кажется, уехала.
  
  — Куда?
  
  — Откуда я знаю? Встретила ее сегодня утром, когда выходила из квартиры. Мы вместе спустились в лифте. В руке у нее был чемодан. Ну, я и спросила — по-соседски, понимаете? — не едет ли она в отпуск. Сказала, что приятно, наверное, сбежать из города в такой холод. Она ответила только: «Угу». Вот и все. Мне пора. Вторую половину дня должна была работать на дому, но нас опять вызвали в офис. Мне нужно идти.
  
  — Еще минуту. — Ева сделала шаг в сторону, не давая женщине пройти. — Что за чемодан?
  
  — Господи! Да обычный, на колесиках. Ну, поехала женщина в отпуск. Она и выглядела соответственно.
  
  — Как именно?
  
  — Ну, укладочка, макияж. Обычно она за собой почти не следит, а тут стильные сапожки, духи… Я даже комплимент ей сделала. Если думаете, что мисс Маккензи в чем-то виновата, вы явно ее с кем-то путаете. Она из квартиры-то почти не выходит, да и к ней никто не заглядывает. Тихая такая, ни с кем не общается. Может, слишком высокомерная, может, просто стеснительная. Как бы там ни было, я в ее дела носа не сую.
  
  — Во сколько вы ее видели?
  
  — Ох ты господи… — Женщина демонстративно взглянула на часы. — Около восьми тридцати — я как раз шла на работу.
  
  — Вы вместе спустились в лифте, значит, из дома тоже вышли вместе. Маккензи села в такси?
  
  — Черт, я что, по-вашему, за ней слежу? Хотя подождите… Она села в подъехавшую машину.
  
  — В машину?
  
  — Да, в фургон. Открылась боковая дверь, и она залезла внутрь вместе с чемоданом. Я обратила внимание, потому что стоял холод и я подумала, как было бы здорово, если бы меня тоже кто-нибудь подбросил. Тогда не пришлось бы тащиться в метро, чтобы попасть на это чертово утреннее совещание.
  
  — Опишите фургон.
  
  — Ну… — Раздался звонок, похожий на хор автомобильных гудков, и женщина вытащила из сумки телефон. — Нечего ругаться, Джорджи. Я уже стояла на пороге, но тут меня задержали копы по поводу мисс мямли из квартиры напротив. Не знаю, какого черта. Просто подожди. — Она сунула телефон обратно в сумку. — Теперь мы с Джорджи точно опоздаем.
  
  — Фургон, — напомнила Ева.
  
  — Да не помню я! Белый, кажется. Точно не черный. На вид новый. Мне нужно было на метро, и записей я не вела!
  
  — Вы видели шофера или других пассажиров?
  
  Женщина тяжело вздохнула:
  
  — Не помню. Может быть. Стекла, кажется, были тонированные, но когда дверь открылась, я увидела за рулем женщину. Миниатюрную. Еще подумала, что она слишком маленькая, чтобы водить такую большую машину. Черные волосы, собранные в хвост. Темные очки. Больше ничего не разглядела. Слушайте, или арестуйте, или отпустите!
  
  — Не надо меня искушать. Пибоди, фотографии. Вы раньше видели кого-нибудь из этих женщин? Кстати, чем больше сопротивляетесь, тем дольше продлится разговор.
  
  — Почему, когда надо, копа ни за что не найти, а когда не надо, он сам заявляется к тебе на порог? — Однако соседка все-таки взяла у Пибоди стопку фотографий. — Нет, нет, нет, нет… Погодите… — Она еще раз посмотрела на фото Чарити Даунинг. — Возможно. Да, кажется, я ее видела. Пару недель назад. Как раз выходила из дома, а эта красотка входила. Не смотрела, куда идет, и толкнула меня плечом — довольно сильно. Я начала возмущаться, но она извинилась. Похоже, недавно плакала и опять собиралась заплакать. Было около десяти. Я шла на встречу с друзьями и уже опаздывала. Около десяти вечера, — уточнила соседка. — Наверное, с парнем поссорилась — мне это знакомо. Почти уверена, что это была она. Не помню, чтобы еще где-то ее видела. У меня, в отличие от мисс мямли, жизнь насыщенная.
  
  — Почему вы так ее называете?
  
  — Потому что она такая и есть. Когда встречаю ее в коридоре — а бывает это нечасто — и делаю какое-нибудь вежливое замечание, только мямлит в ответ. В глаза никогда не смотрит. Ходит с опущенной головой. Что, зарубила кого-нибудь топором?
  
  Почти, подумала Ева.
  
  — Если еще что-нибудь вспомните, позвоните. Если увидите мисс Маккензи, тоже позвоните. Сами с ней не заговаривайте. Пибоди, дай мисс…
  
  — Лейси. Дина Лейси.
  
  — Дай мисс Лейси визитку. Спасибо за помощь.
  
  — Я покажу визитку боссу, когда он пообещает оштрафовать нас с Джорджи за опоздание. Будьте готовы, что он вам позвонит.
  
  — Да ради бога.
  
  Ева подождала, пока женщина не заперла за собой дверь и не побежала к лифту, вытаскивая на ходу телефон.
  
  — Джорджи, я спускаюсь. Ты не поверишь!..
  
  — Узнай, что там насчет Су. — Ева достала телефон. — Рио, — сказала она без всяких предисловий. — Мне нужен ордер.
  
  Она мерила шагами коридор, пока объясняла подробности, пока Рио выбивала для нее ордер на обыск квартиры.
  
  — Даунинг не открывает. В галерее ее нет и вчера тоже не было. Ребята опрашивают соседей. Су на работу не вышла, трубку не берет, дверь не открывает. Похоже, они сбежали.
  
  Ева покачала головой:
  
  — Обрати внимание на время. Маккензи упаковала вещи и уехала в фургоне, за рулем которого сидела женщина, примерно через час после нашего визита к Су. Но при этом успела привести себя в порядок. Нет, они не сбежали — пока. Занимаются Бетцом и мечтают заполучить Истердея. Просто залегли на дно.
  
  — Думаешь, мы их напугали?
  
  — Думаю, они все заранее спланировали, шаг за шагом. Но с самого начала все пошло не так, потому что мистер Мира застал их за избиением сенатора.
  
  Ева продолжала ходить взад-вперед, пытаясь силой воли ускорить выдачу ордера.
  
  — К тому же мы напали на след гораздо быстрее, чем они ожидали. Су должна проходить по делу как свидетель, а мы нажимали на то, что она знает не только Даунинг, но и Маккензи. Эти женщины далеко не дуры.
  
  — В общем, они впали в панику.
  
  — В панику? Вряд ли. Соседка сказала, что Маккензи навела марафет. Макияж, прическа, духи. Если бы впала в панику, не стала бы прихорашиваться. Скорее, это план Б. «Когда станет жарко, заляжем на дно». Маккензи принарядилась. Возможно, будет служить приманкой для Истердея.
  
  — Нужно быть сумасшедшими, чтобы попытаться похитить его сейчас.
  
  — Они уже разбередили рану. Им больше ничего не остается. У них есть место, о котором мы не знаем. Место, где они строят планы и пытают мужчин — мстят им. Попробуй что-нибудь откопать. Любую недвижимость, зарегистрированную на их имена — настоящие или измененные. На девичьи фамилии матерей.
  
  Ева выхватила телефон.
  
  — Рио!
  
  — Почти, — ответила та.
  
  — Мне нужно еще два ордера. Лидия Су и Чарити Даунинг.
  
  Она продиктовала адреса.
  
  — Даллас…
  
  — Рио, эти три работают сообща. Убили двоих и похитили третьего. Если я их не найду, жить ему не больше пары часов.
  
  — Я постараюсь.
  
  — Старайся быстрее. Ордер пришел. Перезвоню позже.
  
  Ева прочла ордер. Допускать ошибок сейчас нельзя.
  
  — Можно входить.
  
  Она проверила диктофон, вскрыла замок универсальным ключом и вытащила шокер.
  
  — Лейтенант Ева Даллас и детектив Делия Пибоди входят в квартиру Карли Маккензи, имея на то ордер и необходимые полномочия.
  
  Ева снова заколотила в дверь.
  
  — Карли Маккензи! Это полиция. Мы входим в квартиру.
  
  Они вошли, пригнувшись и держа перед собой оружие. Ева выпрямилась.
  
  — Маккензи уехала и возвращаться не собирается.
  
  — Мебель на месте, — заметила Пибоди.
  
  — Исчез рабочий компьютер и вся электроника. Сейчас обыщем квартиру, но она точно уехала.
  
  Постель аккуратно заправлена, в туалете и на кухне ни пятнышка. Никто не посмеет сказать, что Карли Маккензи не содержала квартиру в чистоте!
  
  — Судя по тому, как развешана одежда, кое-что она забрала с собой, — сказала Пибоди. — Однако в шкафу еще много вещей.
  
  — Вещи не имеют для нее значения. Миссия — вот что имеет значение. Маккензи забрала только то, что может понадобиться. Не оставила никакой электроники, которая могла бы помочь ее вычислить или с помощью которой она общалась с остальными.
  
  Ева обошла кругом маленькую голую гостиную.
  
  — Скорее всего, у каждой есть особый телефон для связи с другими. Если переписываются через компьютер, используют код. Однако рисковать не хотят: уходишь — забери все с собой. Но точно ли ты ничего не забыла? Никакой мелочи? Давай перевернем все вверх дном и проверим.
  
  — Они не нашли ключи Бетца, — заметила Пибоди, пока обыскивали квартиру.
  
  — Бетца — нет. Возможно, у Вайманна или сенатора были такие же. У них же братство, так что ключи, скорее всего, есть у каждого. А это — сестринство. Единая цель, верность, сплоченность. — Ева закрыла ящик шкафа и огляделась по сторонам. — Никаких признаков, что Маккензи занималась тут сексом. Ни игрушек, ни смазок, ни эротического белья.
  
  — Может, забрала с собой?
  
  — Зачем? Для миссии это не нужно. Она оставила одежду, украшения, фотографии, диски с аудиокнигами — разные мелочи жизни. Зато забрала всю электронику — диски, флешки, распечатанные файлы. Оставила даже еду в автоповаре. Соседка утверждает, что не сует нос в чужие дела, но она ведь не слепая и не глухая.
  
  Ева побродила немного по квартире, чтобы проникнуться ее атмосферой. Одинокая берлога. У нее самой была такая же. Квартира, копию которой создал в своем доме Рорк. Ее берлога. Тогда в жизни у Евы тоже не было почти ничего, кроме миссии — работы в полиции. Она понимала Маккензи. Понимала, как саму себя.
  
  — Квартира Маккензи — место для сна и работы, не для любви. Соседка обратила бы внимание, если бы к ней регулярно наведывался любовник или любовница. Она узнала Даунинг, потому что та плакала и толкнула ее плечом. Это врезалось ей в память. Соседка бы вспомнила, если бы видела ее прежде. Значит, либо раньше Даунинг сюда не приходила, либо приходила редко и тайком.
  
  — Думаешь, они с Маккензи любовницы?
  
  — Нет. Не думаю, что у Маккензи вообще были любовные связи. Они сестры — вот что важно. Общий опыт. Общая цель. Что делает одна сестра, когда другая приходит к ней в слезах?
  
  — Выслушивает. Сочувствует.
  
  — Угощает алкоголем и чем-нибудь сладким. Пойдем осмотрим кухню.
  
  На кухне они обнаружили почти пустую бутылку белого вина и полную бурбона.
  
  — Давай вызовем чистильщиков — сделаем все как положено. — Ева подошла к автоповару и запустила программу. — Набит почти до отказа. Всякая полезная фигня.
  
  — В морозильнике лежит мороженое — настоящее. «Шоколадная кома» — вкуснятина. Упаковка не вскрыта.
  
  — Наверняка купила на смену той, которую скормила Даунинг. Как тебе такое? Даунинг — приманка для сенатора. Играет роль его любовницы. Нервы у нее на пределе — она не знает, сколько еще продержится. Су не из тех, с кем можно выпить и поесть мороженого, поэтому за сочувствием Даунинг приходит сюда. А еще потому, что до нее ту же роль играла Маккензи. Маккензи знает, каково ей, и может посочувствовать. Возможно, именно потому, что Даунинг на пределе, они и решают действовать.
  
  — Одна из них изображает риелтора, — продолжила Пибоди. — А позже — биографа и… Тебе не кажется, что именно Маккензи привела сенатора в «Эклектию», чтобы передать его Даунинг?
  
  — Да, кажется. Они обрабатывали его по очереди.
  
  — Итак, молодая сексуальная риелторша, которая на самом деле никакая не риелторша, готова помочь сенатору обойти данное умирающему деду обещание.
  
  — Звучит правдоподобно. Если только их не четыре.
  
  — Черт…
  
  — Или больше.
  Глава шестнадцатая
  
  Соседка Даунинг, Лорел Эсти, оказалась гораздо разговорчивее. Она уже пригласила офицеров к себе и угостила кофе с печеньем.
  
  — Говорит, что не видела Даунинг последнюю пару дней, однако ничего необычного в этом нет: Лорел работает по ночам. А вот ее сосед по квартире видел сегодня утром, как Даунинг выходила из дома с двумя чемоданами.
  
  — Где сосед?
  
  — Скорее всего, на работе. Мы записали его имя и телефон.
  
  — Передайте их моей напарнице и стряхните крошки с формы, черт побери!
  
  Ева прошла мимо полицейского в гостиную, посреди которой на небольшой голубой кушетке сидела бойкого вида блондинка. При появлении Евы она подскочила, точно на пружинах, и чуть не пролила газировку, которую держала в руке.
  
  — Вот это да! Только что звонила своему соседу — офицер Танкер разрешил, — и сказала, что слышала, как офицер Танкер сказал офицеру Мессингу, что лейтенант Даллас скоро будет. Реб — мой сосед — заявил: «Чушь, Лори, не может быть!». А я ответила: «Еще как может!» Но он так и не поверил. И вот вы здесь, собственной персоной. Мы смотрели про вас фильм. Джулиан — просто душка! А Реб сказал, что соблазнил бы вас за полсекунды. Ой, это, наверное, невежливо. Извините. Можно я ему перезвоню и покажу, что вы действительно здесь?
  
  — Нельзя. Вы знаете Чарити Даунинг?
  
  — Да, конечно. Она живет в соседней квартире. Я редко ее вижу, потому что по ночам работаю в «Силверадо» — это бар для городских ковбоев. Иногда к нам захаживают и настоящие, так вот они…
  
  — Когда вы в последний раз виделись или говорили с мисс Даунинг?
  
  — Ну, э-э… несколько дней назад, наверное. Я обычно возвращаюсь около трех, а она уходит часов в девять, иногда в десять. Я к тому времени седьмой сон вижу. Мы иногда перебрасываемся парой слов, когда пересекаемся — на выходных, например, или в прачечной. Очень милая девушка. Реб считает, что она лесбиянка, но он же мужик. Если девушка не ведется на его… — Лорел нарисовала в воздухе кавычки, — «обаяние», то сразу попадает в лесбиянки. Я не считаюсь, потому что мы с Ребом дружим целую вечность и не крутим любовь друг с другом, даже когда не крутим ни с кем другим. Такой у нас уговор.
  
  — Замечательно. Пибоди, фотографии.
  
  — Жаль, что вы умерли, — обратилась Лорел к Пибоди. — В смысле, актриса, которая играла вас в фильме. Вы с ней очень похожи. Жутковато, правда?
  
  — Немного. Вы знаете кого-нибудь из этих женщин?
  
  — Ох… — Лорел поставила газировку на стол, словно только что вспомнила о ее существовании. — Присаживайтесь. Могу принести кофе, или газировки, или еще чего-нибудь.
  
  — Не нужно. Взгляните, пожалуйста.
  
  Лорел села, закусила нижнюю губу и принялась изучать фотографии.
  
  — Я их не знаю. Может, просто не замечала, как они приходят, потому что работаю по ночам. Но этих двух я видела.
  
  Она показала фото Су и Маккензи.
  
  — Где?
  
  — В квартире у Чарити.
  
  — Вы же сами сказали, что не видели, как они приходили.
  
  — Я видела их на картине. Чарити нарисовала этих двоих, себя и, кажется, еще двух женщин. Все очень грустные, но очень сильные. Я ей так и сказала.
  
  — Пибоди, проверь. Других женщин с фотографий на картине не было?
  
  — Не-а. Одна была старая — в смысле, старше остальных. Лет пятьдесят. Другая совсем молоденькая, очень грустная и очень красивая. Они все очень красивые. В общем… Ага! — Лорел хлопнула в ладоши, словно сама себе аплодируя. — Вспомнила! Тогда-то я и видела Чарити в последний раз. Собиралась на работу. Реб забыл сходить в магазин, и в автоповаре не было кофе. Положение отчаянное. Я пошла к Чарити — спросить, не одолжит ли она мне немного. Она ответила: «Да, конечно, я с вами поделюсь». А потом мне приспичило. Я ведь побежала за кофе еще до того, как сходить в туалет. Сказала, что мне нужно пописать, и Чарити разрешила зайти к ней в туалет. У нее двухкомнатная квартира, как у нас. Во второй комнате — студия. Там я и увидела картину с женщинами и ту, другую, жуткую.
  
  — Жуткую?
  
  — Наверное, Чарити занавесила ее простыней, но простыня упала, и я увидела картину с мужчинами. Они все кричали и падали в огненную яму перед большим горящим домом, как в фильме ужасов. Ну, знаете, будто в аду. На них были маски дьяволов и больше ничего. Кажется, они изображали собой дьяволов, но я смотрела на картину совсем недолго. Потом пришла Чарити с кофе и закрыла дверь. — Лорел опустила плечи и покраснела. — Я не вынюхивала, клянусь! Дверь была открыта, и я случайно увидела картину — вот и все. Извинилась и объяснила, что просто заглянула в комнату. По-моему, Чарити не рассердилась. Однако я почувствовала, что она не хочет об этом говорить, поэтому поблагодарила за кофе, сказала, что она спасла мне жизнь, и ушла. Это было несколько дней назад. Не вчера и не позавчера, но и не больше недели. Может быть, Реб вспомнит — я ему рассказывала. Первым делом написала ему сообщение, потому что было действительно жутко.
  
  — Вы сможете описать обе картины подробнее? Особенно лица женщин, которых нет на фотографиях?
  
  — Ох… — Лорел опять прикусила нижнюю губу. — Даже не знаю…
  
  — Познакомитесь с детективом Янси… — Только что вернувшаяся Пибоди прижала руку к сердцу.
  
  — Правда? — Глаза Лорел заискрились интересом, а ресницы затрепетали. — Что ж, может быть. Я согласна.
  
  — Хорошо. Мы устроим вам встречу с детективом Янси. Спасибо за помощь.
  
  — Можно позвонить Ребу? Он бы улизнул с работы ради такого случая. Если честно, мне было бы спокойнее, если бы Реб поехал со мной. Он мне как брат.
  
  — Разумеется.
  
  — Мне нужно одеться. Офицер Танкер поднял меня с постели. Лейтенант Даллас, я не верю, что Чарити могла совершить что-то плохое, хотя…
  
  — Хотя?
  
  — Та картина, которую она нарисовала. С мужчинами-дьяволами. Я видела ее всего секунду, но меня потом мучили кошмары.
  
  Вместе с Пибоди Ева перешла в соседнюю квартиру.
  
  — Никаких картин с женщинами или мужчинами-дьяволами. Кстати, что еще за мужчины-дьяволы?
  
  — Мужчины, похожие на дьяволов, которые с криком падают в ад. На заднем плане — горящий дом.
  
  — Жуть какая! Похоже, Даунинг рисовала собственные страхи.
  
  Квартира производила впечатление заброшенной. Мебель на месте, на солнечном окне — цветы в горшках, но никакой электроники. Кисти, краски, готовые картины. Однако ни одна не подходила под описание Лорел. Похожих набросков тоже не обнаружилось.
  
  — Белье для секса. — Ева взяла в руку трусики с разрезом в области промежности. — И много. С собой брать не стала: оно ей больше не понадобится.
  
  — Забрала почти всю косметику, кроме совсем старой, а вот это забыла. — Пибоди протянула Еве маленькую склянку. — Нашла среди кремов. Снотворное. Очень мощное — вырубает на всю ночь.
  
  — Когда проверим автоповар, наверняка окажется, что Даунинг регулярно принимала успокоительные и транквилизаторы. Она, так сказать, воевала на передовой и сейчас на пределе. Снотворное и страшные картины. Непременно расколется, когда мы их поймаем.
  
  В квартире Су повторилось то же самое. Ни нетерпеливых, ни общительных соседок, зато все признаки того, что Су скрылась и забрала с собой все самое важное.
  
  — Поговори с охраной, — велела Ева. — Достань видеозаписи за последние два дня. Посмотрим, как она уходила и что взяла с собой. Фургон наверняка принадлежит ей, так что будем копать и в этом направлении тоже.
  
  — На имя Лидии Су ни одной машины не зарегистрировано — я проверяла.
  
  — У нее есть машина. Посмотрим, нет ли чего на имя родителей. Если и это не поможет, обратимся к нашему эксперту-консультанту, чтобы выяснил ее вымышленное имя. У Лидии Су есть машина, а еще у кого-то из них — жилой дом, здание или другая недвижимость.
  
  Пока Пибоди общалась с охраной, Ева продолжала осматривать квартиру. Су жила далеко не бедно. Хорошая квартира в хорошем доме, тщательно подобранная мебель. В шкафу много дорогой одежды — возвращаться она не собиралась. Су выросла в благополучной семье — по крайней мере, на первый взгляд. Получила великолепное образование, выбрала непростую специальность. Работала в лаборатории. Скорее всего, много времени проводила одна. Никаких признаков, что состояла в романтических отношениях.
  
  Что-то случилось в Йельском, снова подумала Ева. Что-то, заставившее Су избрать путь жестокой мести. На этом пути она повстречала Даунинг, Маккензи и еще двух женщин, пока неопознанных. Если, конечно, картина Даунинг несла тот смысл, который виделся Еве. Скорее всего, они познакомились в группе поддержки или в центре психологической помощи.
  
  Опять все указывает на изнасилование. Братство насильников.
  
  Ева повторно обошла квартиру, на этот раз в поисках секретных ящиков или других тайников.
  
  Когда Пибоди вернулась, она стояла в гардеробе на четвереньках.
  
  — Надеялась отыскать тайник, но ничего не нашла.
  
  — Я принесла диски с записями.
  
  — Посмотрим на плеере в спальне.
  
  Ева шагнула из шкафа в строго опрятную спальню с простой и элегантной кроватью — высокая спинка, обитая темно-серой тканью, мягкое серое одеяло, несколько подушек в голубых тонах. Она потыкала пальцем в спинку, заглянула за нее.
  
  — Если у Су был тайник, она наверняка забрала его содержимое с собой, — сказала Ева — столько же себе, сколько напарнице.
  
  Пибоди кивнула и вставила диски в плеер.
  
  — Все сорок восемь часов?
  
  — Начнем с того момента, как мы пришли к Су. Остальное посмотрим в Центральном.
  
  Пибоди промотала вперед.
  
  Ева смотрела, как они подходят к двери, разговаривают с охранной системой. Вестибюль, лифт, коридор, ведущий к квартире Су…
  
  — Увеличь немного скорость и сделай так, чтобы одновременно видеть изображение с камеры на входе и на этаже.
  
  На экране Ева с Пибоди вышли на улицу.
  
  — А мое волшебное розовое пальто волшебным образом стройнит!
  
  — Заткнись, Пибоди.
  
  В здание вошел курьер с большой вазой красных и голубых цветов. Вышла женщина в травянисто-зеленом пальто и клетчатом шарфе, с белой собакой на поводке. Затем — мужчина с портфелем, явно опаздывающий и задерганный. Потом…
  
  — Стоп-кадр. Посмотри на нее. Прячет лицо от камеры.
  
  — Возможно. — Пибоди сжала губы. — С другой стороны, стоял зверский холод, и все кутались по самые глаза.
  
  — Волосы спрятаны под шляпу — ни пряди не торчит. Голова опущена, нижняя часть лица замотана шарфом. Длинное пальто, перчатки. Пусти дальше — на обычной скорости. Не местная: видишь, звонит по домофону? Однако где находятся камеры, знает. Сколько прошло с нашего ухода? Минут двадцать?
  
  — М-м… двадцать три.
  
  — В вестибюле все время смотрит вниз. В лифте — в сторону. Для Маккензи слишком высокая. Двигается не как Даунинг. Возможно, кто-то четвертый. Выходит на этаже Су, приближается к квартире, исчезает за дверью. Когда мы ушли, Су кому-то позвонила. Мы ее напугали, и она вызвала сообщницу. Не выключай изображение с других камер — на случай, если Су вызвала и остальных. Можешь сделать видео из коридора побыстрее?
  
  — Макнаб точно смог бы. Подожди минуту.
  
  Пока Пибоди возилась с техникой, Ева мерила шагами комнату.
  
  — Они знали, что мы скоро их вычислим. Поэтому и решили залечь на дно. Су и та другая совещаются, обдумывают положение, звонят остальным. Су собирает вещи — жопу даю на отсечение.
  
  — Получилось! Ух, да я крута! Смотри, Даллас, вот они выходят — спустя сорок шесть минут.
  
  — У Су в руках чемодан и большая сумка, у ее подруги — второй чемодан. Подруга сохраняет достаточное хладнокровие, чтобы не забывать отворачиваться от камер. Точно не Маккензи. И вряд ли Даунинг. Кто-то из остальных. Отдадим запись электронщикам — пусть займутся. Может, что-нибудь выяснят.
  
  — Если Янси сумеет воспроизвести картину по воспоминаниям Лорел, может, и выяснят.
  
  — Обрати внимание, как одета Су. Сапоги скорее рабочие, чем выходные, под пальто — повседневные брюки. Кроме чемодана, большая черная сумка. Поставь на паузу — взгляни на ее лицо. Смотрит прямо на камеру. Нет, не на камеру, — поправилась Ева, — на нас с тобой. Понимает, что рано или поздно мы увидим запись. Взгляни на выражение лица…
  
  — Злое, но… самодовольное.
  
  — Точно.
  
  — Сейчас она заедет за остальными, — тихо произнесла Пибоди.
  
  — И снова примется за Бетца. Наверняка они занимаются им по очереди — надо же когда-то зарабатывать на жизнь. Но на месте они не стоят. Им еще нужно выкрасть Истердея, а в таком костюме обольщать его будет не Су. На сей раз это задача Маккензи.
  
  — Машина принадлежит Су, как ты и сказала.
  
  — Да, скорее всего. Перемотай на предыдущий день. Начни часов с пятнадцати.
  
  В пятнадцать десять Су вышла из квартиры. Вся в черном, в руке — большая черная сумка. Волосы забраны в хвост, глаза скрыты за темными очками. В лифте она натянула перчатки, сжала руки в кулаки.
  
  — Дальше, — пробормотала Ева. — Давай посмотрим, как она возвращается.
  
  Они наблюдали вечернюю жизнь здания: люди спешили на вечеринку, на ужин, на ночную смену, возвращались с работы, из магазина, после посиделок с друзьями. Мужчина с женщиной, которые, судя по языку тела, в течение вечера успели поссориться, возвращались домой с каменными лицами. Еще одни мужчина и женщина, видимо, не ссорились, зато изрядно выпили. Смеясь и пошатываясь, они вошли вслед за первыми. Кому-то повезло, кому-то — нет.
  
  — Вот она. Почти в четыре утра. Самодовольной больше не выглядит, — заметила Ева, наблюдая, как Су входит в здание и поднимается на свой этаж.
  
  — Вид очень усталый. Не то чтобы я ей сочувствовала — наверняка она только что убила Вайманна и, возможно, поработала немного над Бетцем. Но вид у нее больше чем просто усталый.
  
  Старается не расплакаться, подумала Ева. Возясь с ключ-картой, Су бросила вызывающий взгляд на камеру, но в глазах у нее блестели слезы.
  
  — Ей тяжело, возможно, даже немного дурно, потому что убийство — уже второе убийство — не принесло того, что ей нужно, — чего ей хочется больше всего на свете.
  
  — А чего ей хочется?
  
  — Покоя. Того самого душевного покоя, черт бы его побрал.
  
  Единственное, чего хочется, когда приходят кошмары. Но именно его-то и невозможно получить.
  
  — Правосудие, о котором они пишут на трупах, мелочь. Су хочет спокойно спать по ночам. Хочет, чтобы все закончилось. А главное, чтобы никогда не начиналось. Но ничего подобного убийство дать не может. Если Су не сознавала этого раньше, то начинает сознавать теперь, когда от ее рук, сколько бы она их ни мыла, пахнет кровью.
  
  — Но Бетц по-прежнему у них.
  
  — Да. Понимание их не остановит. А вдруг, когда все кончится, они все-таки обретут то, что ищут? Вдруг опять смогут спать по ночам? Но нет, не смогут.
  
  — По-моему, Су выглядит не только усталой, но и отчаявшейся.
  
  — Отчаяние, решимость — практически одно и то же. Они закончат начатое или, по крайней мере, попытаются. Назад пути нет. Утром, когда мы на нее надавим, Су сядет в фургон, заедет за остальными и отвезет их туда, где держат Бетца. Домой его отвозить не станут. Они достаточно умны, чтобы понимать: мы будем их ждать. — Ощутив внезапную усталость, Ева опустилась на край кровати. — Мы отзовем Бакстера с Трухартом, однако пошлем туда другую команду. Рисковать не стоит. Ключи, найденные у Бетца… Может, они направят нас на след? Давай поторопим электронщиков.
  
  — Мне нужно кое-что тебе сказать.
  
  Ева откинула волосы с лица и встала на ноги.
  
  — Что?
  
  — Расследование и мотив преступления. Наверняка они на тебя действуют. Напоминают о том, что с тобой произошло. Но это не то же самое, Даллас. Не то же самое.
  
  — Да, напоминают. Однако убийство, которое я совершила, оправданно. Или он, или я. К тому же я была ребенком. Это не то же самое. Он насиловал меня, а моя рука… — Ева подняла руку, почти чувствуя, как трескается кость. — Когда он сломал мне руку, меня охватило потрясение и боль. Убийство было единственным способом положить им конец, остановить его, выжить. Так что да, это не то же самое.
  
  Ева перевела дыхание. В животе все сжималось и переворачивалось.
  
  — Но остальное… страх, боль, нарушенные границы — все то, что пускает в тебе корни и остается навсегда… все это мне знакомо. Поэтому я знаю: проливая кровь, они не найдут покоя или правосудия, которого ищут. Я уж точно не нашла.
  
  — А как нашла?
  
  — Когда найду — сообщу.
  
  Пибоди только кивнула и наклонилась за чемоданчиком с полевым набором.
  
  Ева сунула руки в карманы.
  
  — Это нечестно, к тому же не совсем правда.
  
  — Ты не обязана объяснять. Я не собиралась на тебя давить. Просто хотела сказать то, что сказала.
  
  Чертова тошнота, подумала Ева. Чертова пульсирующая боль в затылке. Но она им не поддастся.
  
  — У меня есть схожий опыт — наверное, отчасти поэтому мы напали на след раньше, чем они ожидали. Ты моя напарница и… Ты моя напарница, — повторила Ева, как будто этим все было сказано. — Меня окружали врачи, психиатры, психологи и копы. Они могли разобраться с телесными повреждениями — последствиями изнасилования, переломами, побоями. Все остальное я схоронила так глубоко, что сама не могла отыскать. Это был вопрос выживания — как вонзить нож в Ричарда Троя.
  
  Ева опустила руку в карман, зажала в кулаке полицейский значок, твердый и надежный.
  
  — Я справилась. Конечно, меня мучили воспоминания и кошмары, но я схоронила и их. Если я не способна до них добраться, значит, другие тоже не способны. Никто больше не мог причинить мне боль. А еще у меня появилась цель. Насколько помню, с той самой минуты, как пришла в себя в далласской больнице, я решила стать копом. Это помогло мне справиться. Когда получила значок, почувствовала себя… сильной. Собранной. Такова была моя цель, как цель этих женщин — стереть своих обидчиков с лица земли. Значок. Работа. Служить и защищать. Отстаивать интересы жертвы. Другого выхода не оставалось. Опять же, вопрос выживания. Потом появились Мевис и Фини. Я обрела что-то вроде семьи, хотя и не понимала этого. Каждый день — каждый, черт побери! — когда я брала в руку значок…
  
  Ева достала значок из кармана и внимательно оглядела.
  
  — Каждый день у меня была цель. Я взяла верх над тем, что схоронила в себе. Я отстаивала что-то важное. Жертвы имели для меня значение, Пибоди, кем бы они ни были, что бы ни сделали. Я несла за них ответственность.
  
  — Да, ты и меня учила тому же.
  
  — Может, ты думаешь, я не знаю, что ты чувствовала в тот день, когда получила значок детектива? Не знаю, что чувствовал вчера Трухарт? Но я знаю. Точно помню, что тогда испытывала. Детектив Даллас… Помню восторг и ужас, смешанные с гордостью. А когда я стала лейтенантом — вновь тот же восторг, ужас, гордость и ощущение цели. Жертвы имели для меня значение, копы из моего отдела тоже. Я хотела стать лучшей — ради жертв, ради копов.
  
  Она взвесила значок на ладони, убрала обратно в карман.
  
  — Потом нацелилась на капитанские нашивки. «Капитан Даллас» — звучит! Я все глубже загоняла то, что схоронила в душе, пока ничего не осталось. Пока кошмары, хватающие ночью за горло, и воспоминания, от которых подкатывала тошнота и страх пробирал до костей, не превратились в ничто. Я шла к цели, черт побери, и больше не собиралась становиться жертвой. Но… Пошли, — внезапно сказала Ева. — Только зря теряем время.
  
  Пибоди молча надела пальто и вслед за Евой направилась к двери. Всю дорогу до вестибюля она хранила почтительное, но обеспокоенное молчание.
  
  — Отправь домой к Бетцу группу из четырех человек во главе с офицером Кармайклом. Нужно выбрать еще троих. Двоих из нашего отдела. И проверь, свободна ли офицер Шелби.
  
  — Шелби?
  
  — Работает в пятьдесят втором участке. Первой прибыла на место преступления в деле об убийстве Катианы Дюбуа.
  
  — А, вспомнила.
  
  — Я к ней приглядываюсь. Если оправдает мои ожидания и согласится, переведу ее к нам в отдел. Нам нужен новый патрульный.
  
  По пути к машине Ева позвонила Бакстеру и ввела его в курс дела.
  
  — Когда вам на смену прибудет новая команда, поезжайте в Центральное. Как только электронщики выяснят адрес банка, мы туда отправимся. Может, лаборатория сотворит чудо, и от старых ключей тоже будет толк. А пока попробуем накопать что-нибудь на трех известных нам женщин. Вы с Трухартом займетесь Маккензи. Меня интересует все: какое слово она произнесла первым, что ее мать ест на завтрак, какие магазины, банки, места отдыха она посещает, где жила с тех пор, как родилась, и даже до того.
  
  — Понял, лейтенант. Проинструктируем сменщиков и тут же приступим.
  
  Ева хмыкнула и нажала на отбой. Когда сели в машину, соседние тачки опять возмущенно загудели. Ева мысленно показала им средний палец, отключила сигнал «На дежурстве» и завела двигатель.
  
  — Но все же этого было недостаточно, — продолжила она, словно и не прерывалась. — Я убеждала себя в обратном, но этого было недостаточно, чтобы и дальше удерживать меня на плаву. Мира это видела, и, боже мой, как же я негодовала! Ведь она заметила то, что я хотела от нее скрыть. Хотела скрыть от себя самой. Просто не лезь ко мне в душу — со мной все в порядке! Однажды мне поступил срочный вызов. Придурок, обколовшийся «Зевсом», и девочка — совсем малютка. Я опоздала. Не успела его остановить. После того случая я едва не сломалась. Не знаю почему. Может, переступила какую-то черту, может, это просто была — как там говорится? — последняя капля, но удар оказался тяжелый, а тут еще мне поручили расследовать убийство Дебласс. Со мной все в порядке! Мне нипочем увидеть разрезанного на куски ребенка. Нипочем пройти проверку эмоционального состояния после того, как пришлось прикончить того придурка. Нипочем дело об убийстве Дебласс с присвоенной ему категорией пять.
  
  Ева остановилась на светофоре, потерла лицо, стараясь силой воли побороть усталость и мерзкое ощущение в животе.
  
  — И тут появился Рорк. До сих пор помню, как собирала досье, как на экране возникла его фотография. Я тогда подумала: «Только посмотрите на него! Богач — баснословный богач. Мистер Загадка без имени, с одной фамилией и таким лицом, что дух захватывает». Я не имела права увлекаться. Но все началось с первой же секунды, и остановиться я не могла. Это не было физическое влечение.
  
  Ева рассмеялась, тронула машину с места.
  
  — То есть было, конечно. Еще какое! Я имею в виду, это не было оно одно.
  
  — Понимаю.
  
  — Словно кто-то сказал: «Давайте дадим этим двоим передышку. Пора бы им найти друг друга». То, что я схоронила внутри, пошло первыми трещинами. Я наконец-то смогла встретиться с прошлым лицом к лицу, потому что не сомневалась: Рорк за меня постоит. Поможет мне самой за себя постоять. Свои чувства к нему я схоронить не могла. Не могла остановиться или вернуться назад, а в какой-то момент уже и не хотела. Думаю, без Рорка я бы себя потеряла. Рано или поздно убитые перестали бы иметь для меня значение, работа стала бы просто работой. Может, я бы успела получить капитанские нашивки — кто знает? — но перестала бы быть тем копом, которым должна быть.
  
  А это, Ева знала, ее бы прикончило.
  
  — Я бы не смогла выжить без того, что впустила в свою жизнь вместе с Рорком. Возможно, я перевела бы тебя к себе в отдел, как собираюсь перевести Шелби, но мы бы не стали напарницами. У меня не хватило бы на это духу.
  
  Ева завернула в гараж Центрального управления.
  
  — Так что я все-таки обрела покой. Подобные расследования могут его пошатнуть. Иногда я его теряю, словно вода утекает сквозь пальцы. Но я знаю, где вновь обрести покой и с кем. Ты тоже часть — часть этого «где и с кем».
  
  Ева припарковала машину и взглянула на Пибоди: по щекам девушки струились беззвучные слезы.
  
  — Прекрати! Хватит реветь. Мы в гараже полицейского участка, а в участке не ревут — сами полицейские, по крайней мере.
  
  — Я не реву.
  
  Но Пибоди все-таки тихонько всхлипнула, роясь в карманах в поисках бумажных салфеток.
  
  — А еще я не обнимаю тебя крепко-крепко, хотя мне очень хочется, — добавила она. — Просто знай: когда душевный покой пошатнется, всегда можешь на меня рассчитывать.
  
  Пибоди высморкалась и вылезла из машины.
  
  Мгновение Ева сидела неподвижно.
  
  — Я знаю, — проговорила она наконец и тоже выбралась из машины, готовая вновь приняться за дело.
  Глава семнадцатая
  
  Ева направилась прямиком в отдел электронного сыска в надежде, что компьютерные гении сообщат ей что-нибудь полезное.
  
  В лаборатории было людно. Макнаб стоял перед компьютером и пялился в какую-то трубку — бедра в ядовито-оранжевых брюках зажигательно виляли, в ушах поблескивали серьги. Фини сидел за столом в своем мятом коричневом костюме и работал на двух машинах одновременно. Волосы у него торчали дыбом, словно его ударило током. Пышногрудая Каллендер бегала между двумя мониторами, пританцовывая и дергая плечами, от чего ее пышная грудь, обтянутая красной футболкой с обезьянкой на одноколесном велосипеде, тоже подпрыгивала. Еще один электронщик, которого Ева помнила довольно смутно, ерзал на табурете и разбирал разложенные на столе компьютерные внутренности. Его такие же красные, как футболка Каллендер, волосы были заплетены в длинные дреды с солнечно-желтыми концами, гармонирующими с цветом комбинезона. Ева пожалела, что не надела темные очки.
  
  При виде их с Пибоди Макнаб пошевелил бровями.
  
  — Прием, капитан, к нам пожаловал убойный отдел.
  
  — У нас две новости — плохая и хорошая, — доложил Фини.
  
  — Начни с хорошей.
  
  — Удалось считать название и код с одной ключ-карты. Она открывает ячейку в «Либерти нэшнл банк». Мы немного поколдовали и выяснили номер отделения. Что бы Бетц ни прятал, он прячет это в Бронксе. Как раз собирался отправить тебе адрес.
  
  — Отправь — я проверю. И спасибо за помощь. А плохая новость?
  
  — Вторая ключ-карта. Код считали без проблем, а вот названия нет. Мы еще не закончили, но единственное, что можем предположить, это частный дом. На компанию не похоже. Может и компания, но все-таки склоняемся к дому.
  
  — Лучше, чем ничего. А что с компами убитых?
  
  — Я еще раз запустил полную проверку данных, полученных от Института Миры, но нашел только всякую политическую и деловую ерунду. Каллендер занимается Вайманном, Джу-Джу[8] — Бетцем.
  
  — Джу-Джу?
  
  — Потому что я везунчик.
  
  Парень с красными дредами взглянул на Еву и расплылся в улыбке. Такое впечатление, что кто-то забрызгал его широкое светлокожее лицо рыжей краской и окрестил это веснушками.
  
  — С Бетцем покончено, — доложил он, стуча по полу носками ярко-голубых сапог на воздушной подошве, зашнурованных до самых колен. — У чувака бабок до фига. Было бы больше, если бы не скакал на хромых клячах. Выкачивает много, пашет мало. Две хаты — одна в Яблоке, другая в Сигарной. Внушительное стадо телок для пенса. Выстраивает их в очередь и тасует. Три тачки и куча превышений.
  
  — Хватит! — Ева подняла руку, чувствуя, что голова идет кругом. — Он вообще по-английски разговаривать умеет?
  
  — Я билингв, — объявил Джу-Джу, снова улыбаясь. — Американский английский и жаргонный английский. Предпочитаю жаргонный. — Он повернулся к Каллендер: — Освежиться не желаешь?
  
  — Давай. Мне вишневую.
  
  — Заметано. Вам «черной смерти», капитан?
  
  — Нет, мне чего-нибудь сладенького. Удвой заказ Каллендер.
  
  — Легко. Макнаб?
  
  — Утрой.
  
  Джу-Джу поднялся. Оказалось, что он высоченного роста, что до некоторой степени объяснялось сапогами на воздушной платформе, усыпанными серебряными звездами.
  
  — Вам тоже? — спросил он Еву.
  
  — Не надо, чем бы это ни было.
  
  — Учетвери, спасибо, — ответила Пибоди, когда он указал на нее согнутым пальцем.
  
  — Момент.
  
  Джу-Джу выскочил за дверь.
  
  — У меня от него голова болит.
  
  Каллендер пожала плечами и улыбнулась:
  
  — Иногда перебарщивает с жаргоном, но он и правда везунчик. Сказал, что у Бетца много денег и он часто проигрывает на скачках. По официальным данным, у него два дома — один здесь, в Нью-Йорке, другой на Кубе.
  
  — Мне нужен адрес. Дом на Кубе надо проверить.
  
  — Все получите. Еще Джу-Джу сказал, что Бетц… как это называется?.. Ловелас? Для мужчины такого возраста у него много женщин. У Бетца есть список их имен, чтобы при необходимости чередовать.
  
  — Господи… мне нужны эти данные.
  
  — Пришлем. Еще у него три автомобиля и масса штрафов за превышение скорости.
  
  — Тоже пришлите. Посмотрим, куда это он так торопится. Для начала неплохо.
  
  — Спасибо Джу-Джу, — улыбнулась Каллендер. — Я занимаюсь экономистом. Судя по всему, этот на тотализаторе не играет — в смысле, не играл. По крайней мере, в компе я ничего такого не обнаружила. В отличие от Бетца — Джу-Джу сказал, что он выкачивал из семейного бизнеса деньги, а сам почти не работал, — экономист вкалывал по-черному, но и отдыхать умел. Отпуска, поездки. В компе полно фоток — семейных, я так понимаю. Есть внук — в «Избранном» ссылки на статьи и рецензии о нем. На почте — переписка с внуком, друзьями, родственниками. Кое-какие деловые письма. Списка любовниц нет, зато куча имен и телефонов по этой части. Много недвижимости — в основном просто вложение средств, но есть также квартира в Лондоне и дом в Ист-Хэмптоне.
  
  — Если похитители добрались до ключей, возможно, используют дом в Хэмптоне или еще какую-нибудь недвижимость убитых, но…
  
  Слишком просто, подумала Ева. Слишком прямолинейно.
  
  — Скорее, у них есть собственный дом. Не могли они обустроить пыточную на бегу. Однако нужно проверить дополнительные резиденции жертв, даже те, в которых они не жили. Просто чтобы их исключить.
  
  Ева взглянула на часы. Время бежало быстро, и Бетцу оставалось жить все меньше и меньше.
  
  — Перешлите мне данные и все, что еще накопаете. Я сейчас к Янси, потом буду у себя в кабинете. Мне нужно подумать.
  
  На пороге они встретили Джу-Джу с подносом в руках, на котором стояли огромные стаканы с газировкой. Джу-Джу одарил Пибоди своей фирменной счастливой улыбкой.
  
  — Получи! — сказал он, вручая ей стакан.
  
  — Спасибо.
  
  Когда она начала вытаскивать жетоны, Джу-Джу только махнул рукой:
  
  — Угощаю.
  
  Они соприкоснулись кулаками, и он протанцевал дальше.
  
  — Классный парень, — сказала Пибоди, прежде чем отхлебнуть газировки. — Общалась с ним пару раз.
  
  — Мне достаточно знать, что Фини ему доверяет. Спустись вниз и займись Даунинг.
  
  — Передавай Янси привет.
  
  Ева направилась в отдел к детективу Янси. Когда она вошла, полицейский художник сидел за столом и, наморщив лоб, глядел на экран компьютера. Он поднял голову и рассеянно посмотрел на нее.
  
  — Доброе утро.
  
  — Доброе утро. Тебе привет от Пибоди. Ты уже встречался с Лорел Эсти?
  
  — Она только что ушла, и ее приятель Реб тоже. Встречался… ну да, можно и так сказать. У меня свидание после смены.
  
  — С Эсти?
  
  — Как-то само собой получилось. — Янси смущенно рассмеялся. — Она спросила, не свожу ли я ее выпить. Кажется, я ответил: «Конечно». Тогда она сказала: «Прекрасно. Тогда давайте в семь». Так что…
  
  Ева приподняла брови.
  
  Характеристика Пибоди — прижатая к сердцу рука — вполне соответствовала истине. У полицейского художника была симпатичная, если не сказать сексуальная, внешность. Лицо обрамляли спутанные темные кудри.
  
  — Так, — сказала Ева, — судя по всему, Эсти не нервничала.
  
  — Похоже на то. Она даже не подозревала, что видела и запомнила то, что видела и запомнила. Так часто бывает. Главное, помочь человеку расслабиться. Лорел ведь просто свидетель, да? Даже не свидетель преступления — видела относящуюся к делу картину.
  
  — Все верно. — Ева машинально прислонилась бедром к углу стола. — Нет ничего предосудительного в том, чтобы сводить ее выпить, если ты об этом. Что тебе удалось у нее выяснить?
  
  — Кроме номера телефона и того обстоятельства, что она ни с кем не встречается? — ухмыльнулся Янси. — Думаю, я воспроизвел обе картины настолько точно, насколько возможно, не видев их своими глазами. Пользовался обычным альбомом для рисования. Как раз хотел скинуть набросок в компьютер и переслать вам.
  
  — Так и сделай, но сперва давай посмотрим.
  
  Янси раскрыл альбом, перевернул страницу.
  
  — Для начала я воспроизвел обе картины целиком, как видела их Лорел. Вот пять женщин.
  
  — Символизируют единство, верно? — Ева изучила групповой портрет пяти женщин, стоящих плечом к плечу. — С Даунинг свидетельница знакома. Су и Маккензи вышли довольно похоже, а ведь она никогда с ними не встречалась. Пожалуй, можно попытаться опознать двух остальных с помощью компьютера.
  
  — Учтите, что это приблизительное воспроизведение творческой интерпретации художника. Что касается последних двух женщин, первая совсем молодая. Максимум лет двадцать с хвостиком. Вторая старше. Лет сорок пять или больше.
  
  — Самая младшая — в центре… Остальные как бы ее поддерживают.
  
  — Возможно. — Янси наморщил лоб, разглядывая собственный набросок. — Вполне возможно. Я нарисовал каждое лицо отдельно, но подробно Лори смогла описать только Даунинг. Как вы сами сказали, она знала ее лично, часто видела, беседовала с ней. Могу прогнать остальных через программу опознавания по лицу.
  
  Ева хотела ответить, что сама прогонит, но оборвала себя на полуслове. Чем больше рук, тем лучше.
  
  — Спасибо за помощь.
  
  — О чем речь?! Показать вам вторую картину?
  
  Янси быстро пролистал наброски отдельных лиц и остановился на изображении шестерых мужчин с похожими на маски лицами, на которых застыла злоба и невыносимая мука. Все шестеро падали в огненную бездну. На заднем плане тоже бушевало пламя.
  
  — Мрачное произведение, — заметил Янси.
  
  Ева забрала у него альбом и внимательно изучила рисунок. Художнику удалось выяснить у Лорел дополнительные подробности. Дом оказался трехэтажный и вытянутый. Вырывающиеся из окон языки пламени озаряли стены — скорее всего, кирпичные. На современное здание не похоже. Скорее богатое и старинное. Пожалуй, Ева узнает его, если увидит, как узнала шестерых мужчин с демоническими лицами-масками.
  
  — Эдвард Мира, Джонас Вайманн, Уильям Стивенсон. Все трое мертвы. Стивенсон, правда, умер довольно давно. По официальной версии — самоубийство, но лучше проверить. Фредерик Бетц, числится пропавшим без вести. Маршалл Истердей, трясется от страха у себя дома. Итан Макнейми, жив-здоров, сейчас в Глазго под присмотром местной полиции. Отлично постарался, Янси.
  
  — Работа у нас такая. Лори говорит, получилось похоже. Не думаю, что она сказала это только потому, что положила на меня глаз.
  
  Ева перевернула несколько страниц и взглянула на отдельные наброски пяти женщин. Пожалуй, есть шанс их опознать. Больше, чем пятьдесят на пятьдесят.
  
  — Пришли мне наброски. Если получишь какие-нибудь результаты по двум оставшимся женщинам, сообщи.
  
  — Обязательно.
  
  Когда Ева вошла в свой отдел, Бакстер как раз распекал Дженкинсона за новый галстук.
  
  — Как можно носить пурпурно-золотое с костюмом такого оттенка коричневого?
  
  — Этим галстуком все сказано.
  
  — Этим галстуком сказано: «Чувство вкуса я забыл дома». Надо же думать о цветовых семействах и правильных контрастах!
  
  — В моде нельзя без риска, — ответил Дженкинсон, просто чтобы последнее слово осталось за ним. — Эй, Трухарт, могу рассказать, где такие продают. Сможешь недорого обновить профессиональный гардероб.
  
  — Спасибо, Дженкинсон, но прошлой ночью твоя жена уже подарила мне такой — в благодарность.
  
  — Воображает, что теперь имеет право умничать. Здоро́во, босс. Что думаете о моем новом галстуке?
  
  — Стараюсь вообще не думать о твоем новом фетише.
  
  — Просто пытаюсь добавить немного красок в этот мрачный мир. Рейнеке, покажи лейтенанту свои носки.
  
  — Не желаю я смотреть на…
  
  Ева замолчала, потому что Рейнеке уже высунул из-под стола ногу и продемонстрировал ей красный носок в синих зигзагах. Еве вспомнились башмаки Джу-Джу.
  
  — Сумасшедший дом! — пробормотала она.
  
  — Нельзя же мне отставать от напарника, — заявил Рейнеке. — Решил сделать ставку на ноги, а обувь слишком дорого стоит, чтобы менять ее каждый день.
  
  Лучшие в мире копы, подумала Ева, исчезая за дверью кабинета. У нее в отделе работают лучшие в мире копы, но временами их просто невозможно терпеть.
  
  Ева опять позвонила Рио и попросила достать еще один ордер — на сей раз на обыск банковской ячейки Бетца.
  
  Она сварила кофе, обновила отчет, затем сделала то, чего ей уже давно хотелось, — закинула ноги на стол и принялась думать.
  
  Пять женщин, связанные общей тайной, общей целью. Нет, неслучайно в квартире Даунинг оказались те две картины. Она рисовала то, что ее мучило. Рисовала собственные чувства. Любовь и ненависть? Да, возможно. Сколько же нужно преданности и решимости, чтобы сохранить подобную тайну?..
  
  Пять женщин, думала Ева. Если верить портрету, примерно от двадцати пяти до сорока пяти. То есть с разницей минимум в двадцать лет. Старшая не входит в возрастную группу, которую обычно предпочитали те двое, что лежат сейчас в морге.
  
  Шестеро мужчин. Трое мертвы, и ни один не умер в результате болезни или несчастного случая. Шестеро мужчин, которых связывает общее университетское прошлое и — Ева не сомневалась — многое другое. Могущественные, богатые люди… Двое убитых — бабники, падкие на молоденьких.
  
  Что-то сблизило их в колледже. Шестеро молодых людей из привилегированных семей. Шестеро студентов престижного университета.
  
  Что обычно объединяет молодых людей?
  
  Девушки — влечение к ним, стремление завоевать.
  
  В таком университете, как Йельский, приходится пахать, учиться, показывать результат, иначе вылетишь, несмотря на все свое богатство. Много стресса, особенно учитывая недовольство в обществе и угрозу войны. А недовольство это подогревается злобой на привилегированный класс. Отсюда — дополнительные ограничения. В целях безопасности.
  
  Чего, кроме женщин, хотят и получают в колледже молодые люди? Свободу от родительской опеки. Родители больше не контролируют их время и поступки. И вот колледж накладывает собственные ограничения — урезает только что обретенную свободу.
  
  Секс, выпивка, наркотики. Разве не так отмечают освобождение из-под родительской опеки? Забить на правила. Доказать, что ты взрослый — что ты мужчина.
  
  Но когда за воротами кампуса стоят повстанцы, размахивают кулаками и швыряют камни, ворота запирают. И что делать тогда?
  
  В студенческих досье нигде не значится, что кого-то из членов братства штрафовали за распитие спиртного или употребление наркотиков. Возможно, дело замяли — война и деньги могут объяснить многое. В любом случае остается секс.
  
  Секс — ключ ко всему.
  
  Шестеро молодых людей… Неужели все началось еще в колледже?
  
  Старинные ключи в тайнике. Богатый старинный дом, охваченный пламенем, — реальность или метафора?
  
  Шестеро стареющих мужчин на пути в ад.
  
  Ева взглянула на экран компьютера — пришло сообщение. Заметив, что оно от Морриса, она быстро спустила ноги на пол.
  
  «Провел анализ татуировок. Скоро пришлю полный научный отчет. В двух словах: татуировки сделаны сорок-пятьдесят лет назад. Ближе к пятидесяти. Отправил образцы в лабораторию для дальнейшего анализа и подтверждения, но мои собственные результаты говорят, что убитые сделали татуировки еще в юности».
  
  Шестеро молодых людей, объединившихся в братство…
  
  И пять женщин, связанных одной тайной.
  
  Ева открыла следующее сообщение — наброски Янси.
  
  — Компьютер, произвести поиск недвижимости в радиусе двадцати пяти миль от Йельского университета, которая соответствует рисунку номер два не менее чем на восемьдесят процентов и построена не менее пятидесяти лет назад. Существует ли здание до сих пор, значения не имеет. Все результаты поиска скопировать на мой домашний компьютер.
  
  «Параметры заданы. Идет поиск…»
  
  — Ты занимайся своей работой, а я займусь своей.
  
  Ева потерла шею и ответила на входящий звонок.
  
  — Ева, — сказала Мира, — хотелось бы дать вам больше.
  
  — Вы это насчет «Душевного покоя»?
  
  — Да, причем во всех смыслах. Законы о соблюдении конфиденциальности очень строги, даже когда дело касается общения между медицинскими работниками. Но поскольку мне уже известно, что Су и Маккензи посещали «Душевный покой», это немного упростило дело. Подробностей их личные терапевты и руководители групп разглашать не могут, однако профессиональный этикет чего-то да стоит. Скажем так, кое на что они намекнули, кое-что я предположила сама, а они не стали отрицать. Обе женщины обратились за помощью в связи с повторяющимися кошмарами. Обе проходили курс психотерапии, чтобы восстановить вытесненные воспоминания. Это подтверждается еще и тем, что Су с Даунинг участвовали в исследованиях на тему бессонницы.
  
  — Ясно. Каждая деталь помогает восстановить целое.
  
  — Обе лежали в отделениях, предназначенных только для женщин. По моим данным, отделения специализируются в основном на жертвах физического и сексуального насилия. Поднятие самооценки, духовный поиск — все это тоже присутствует. Но основная специализация — жертвы изнасилования.
  
  — Они залегли на дно.
  
  — Что?
  
  — Три и еще как минимум одна. Залегли на дно.
  
  — Еще одна?..
  
  — Всего их пять. Сегодня утром Су, Маккензи и Даунинг собрали вещи и уехали. Четвертая женщина попала на камеру в доме Су. Еще есть пять набросков с картины, которую видели в квартире у Даунинг. Возрастная группа — примерно от двадцати до сорока пяти.
  
  Мира заговорила не сразу:
  
  — На основании имеющихся данных можно сделать вывод, что убийства — месть за сексуальное насилие, которое продолжалось много лет и от которого пострадали многие жертвы.
  
  — Согласна. Мне нужно работать. Выясните еще что-нибудь — сообщите.
  
  — Пять, Ева. И с такой разницей в возрасте… Нужно только заполнить пробелы, чтобы прикинуть реальное число жертв.
  
  — Да, их гораздо больше, чем пять. Буду на связи, — добавила Ева и отключилась.
  
  Она встала, надела пальто и вышла в «загон».
  
  — Бакстер, Трухарт, все, что найдете, посылайте на мой домашний компьютер. Я, скорее всего, не вернусь. Пибоди, то же самое.
  
  — Но…
  
  — Еду в Бронкс — осмотреть банковскую ячейку Бетца. Без особой необходимости в Центральное возвращаться не планирую. Янси пытается опознать по лицу двух неизвестных женщин с первой картины, а я запустила поиск дома со второй. Если что-то найдем, я тебя вызову. А пока постарайся нарыть все, что только можно нарыть. Пути этих женщин каким-то образом пересеклись. Где и когда? Пока мы знаем только про трех, а я хочу знать про пять.
  
  Ева направилась к эскалатору — даже думать не могла о лифте, — на ходу доставая звенящий телефон.
  
  — Даллас слушает. Скажи, что получила ордер.
  
  — Получу к тому времени, как ты за мной заедешь, — ответила Рио.
  
  — Что? Зачем это?
  
  — Банки любят ставить палки в колеса — юрист не помешает. К тому же после того, как я выбила для тебя столько ордеров за один день, я заслужила небольшую поездку.
  
  — Это же в Бронксе!
  
  Ева нетерпеливо огибала людей, согласных просто стоять и ждать, пока эскалатор их довезет.
  
  — Заедь за мной. Буду ждать перед зданием суда.
  
  Прежде чем Ева успела возразить, Рио повесила трубку.
  
  Продолжая пробираться сквозь толпу пассажиров, Ева недовольно ворчала себе под нос. Она-то надеялась подумать по дороге в банк, а заодно немного поторопить лаборантов, электронщиков, Янси. Возможно, позвонить Рорку и попросить о помощи.
  
  К тому времени как Ева добралась до гаража, она смирилась. Иногда и правда полезно иметь с собой юриста.
  
  Рио сдержала слово и действительно ждала на улице. Поверх светлых волос надет сдвинутый набок кокетливый красный беретик. Длинное пальто в тон доходит до середины икры. На ногах — черные сапоги с высоченными изогнутыми каблуками.
  
  — Как ты в них ходишь? — поинтересовалась Ева, когда заместитель окружного прокурора Шер Рио запрыгнула в машину.
  
  — Грациозно и сексуально — вот как.
  
  Она поставила на пол аккуратный портфель и огромную дамскую сумку и тут же включила подогрев сиденья — прямо как Пибоди.
  
  — Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к нью-йоркской зиме.
  
  — Она бывает каждый год, — заметила Ева.
  
  — Ты злишься, потому что я еду с тобой. Сколько ордеров я сегодня выбила?
  
  — Ладно, ладно.
  
  — Мы одна команда, Даллас. Я так понимаю, Фредерика Бетца по-прежнему не нашли?
  
  — Если похитители не решили прикончить его по-быстрому и сбежать — а я так не думаю, — Бетц еще жив. Однако терпит невыносимые муки, и дышать ему осталось недолго.
  
  — Какой непобедимый оптимизм!
  
  Рио достала зазвонивший телефон, глянула на экран и нажала кнопку «игнорировать».
  
  — Тебе разве не нужно ответить?
  
  — Нет, я вся твоя, — весело ответила Рио. — Кое-что я уже знаю. Расскажи остальное.
  
  Ева обрисовала картину преступления. Никогда не повредит проговорить все еще раз — столько же для себя, сколько для Рио.
  
  — Думаешь, двое убитых и остальные трое — с самоубийцей четверо — насиловали этих женщин?
  
  — Да. А поскольку одна из пяти на добрых два десятка старше их обычной возрастной группы, подозреваю, что они насиловали женщин минимум лет двадцать. Возможно, гораздо дольше.
  
  — Из-за татуировок.
  
  По крайней мере, не надо разжевывать ей каждый шаг.
  
  — Если руководительница центра узнала трех, вероятно, все пять там и встретились.
  
  — Вряд ли пять жертв из одной выборки случайно пришли в один и тот же центр. И ни одна не сообщила в полицию об изнасиловании.
  
  — Значит, группа поддержки, психотерапевт, еще что-то, что их объединяет.
  
  — Все пять обратились к одному специалисту независимо друг от друга? Верится с трудом, но других версий у меня нет. Маршалл Истердей здорово напуган. Если не найду Бетца, вызову Истердея на допрос. Нужно вытрясти из него признание.
  
  Ева глянула на Рио. Миниатюрная, хорошенькая, а внутри — непреклонная.
  
  — Мне может понадобиться твой авторитет.
  
  — Истердей юрист, так что с ним будет целая толпа консультантов, советующих воспользоваться правом сохранять молчание.
  
  — Если смогу убедить Истердея, что его жизнь висит на волоске, он расколется. А она и впрямь висит на волоске. Еще нужно как-то попасть в квартиру к Эдварду Мире без согласия его жены. Она будет ставить мне палки в колеса всеми возможными способами.
  
  — Вот видишь, и юрист бывает на что-то годен. Когда ты туда собираешься?
  
  — Лучше сегодня, в крайнем случае — завтра. — Ева потерла лицо рукой. — Учитывая, сколько у меня еще дел, скорее всего, завтра. Утром. Пораньше. Сын и дочь Эдварда не будут возражать. Возможно, даже помогут. Я все устрою, если достанешь мне ордер. Хочу забрать в участок электронику, так что нужен ордер на обыск и конфискацию.
  
  Рио достала ППК и что-то записала.
  
  — Думаешь, жена знает? Если все так, как тебе кажется, и Эдвард Мира принимал в этом участие?
  
  — Такая может знать и в то же время говорить себе, будто не знает. А когда правда выплывет наружу, будет заявлять, что жертвы сами напросились и были не против.
  
  — Видела таких. Мы имеем с ними дело не реже вашего. А жена Истердея?
  
  — Не знает. Она не из тех, кто носит наглазники и кому наплевать на все, что не мешает светской жизни. Именно этим рычагом я и воспользуюсь, когда затащу Истердея в комнату для допросов.
  
  — Ты всегда так водишь?
  
  — Как «так»?
  
  — Будто пытаешься сбежать от землетрясения.
  
  — Время не ждет. Вообще-то… — Ева врубила сирену и активировала вертикальный взлет. — Видишь? Вот как убегают от землетрясения!
  
  От Манхэттена до Бронкса они добрались в рекордно короткий срок, и Рио, надо отдать ей должное, взвизгнула только раз, когда то чертово скоростное такси попыталось проигнорировать сирену.
  
  Ева остановилась под знаком «Парковка запрещена» и включила сигнал «На дежурстве».
  
  Рио оглядела себя в зеркало.
  
  — Хочу удостовериться, что глаза не вылезли из орбит.
  
  Затем достала из сумочки ярко-красную помаду.
  
  — Дает власть над людьми, — пояснила она. — У тебя — полицейский значок и нахальство, у меня — авторитет юриста и сногсшибательная красная помада.
  
  Рио бросила помаду обратно в сумочку, и ее губы сложились в улыбку хищницы.
  
  — Вместе мы непобедимы.
  
  В дверях их остановил охранник в форме.
  
  — Мэм, вы под наблюдением. Пожалуйста, сдайте оружие.
  
  — Лейтенант полиции Нью-Йорка. Мой значок, — добавила Ева, держа его двумя пальцами.
  
  Охранник просканировал значок, сурово глянул на Еву.
  
  — Политика банка требует, чтобы вы сдали оружие — в целях безопасности.
  
  — Я здесь по делам службы, и на мне оружие в полной безопасности. Рио?
  
  — Естественно. Заместитель окружного прокурора Шер Рио. — Она одарила охранника ослепительной улыбкой и достала из портфеля ордер. — Мы уполномочены войти в здание и получить доступ к указанной банковской ячейке. А поскольку мы занимаемся расследованием, лейтенант не обязана сдавать оружие.
  
  — Вам придется подождать, пока я вызову менеджера. Такова политика банка.
  
  — Ордер имеет больший вес, чем политика банка. Однако мы согласны подождать ровно минуту. — Рио глянула на часы. — Время пошло.
  
  Охранник сердито зыркнул на нее, однако поспешно удалился.
  
  — С одной минутой — это здорово, — похвалила Ева. — Сдержишь обещание?
  
  — Если ты не против устроить сцену.
  
  В банке было тихо, как в церкви, и красиво, как в музее. Стеклянный потолок поддерживали колонны под мрамор. Кассиры сидели на табуретах за армированным стеклом и вполголоса беседовали с клиентами.
  
  Пожалуй, она не против устроить сцену.
  
  Вестибюль широкими шагами пересекла женщина в черных туфлях на шпильках. Темные волосы расчесаны на прямой пробор, лицо суровое.
  
  — В чем проблема, офицер?
  
  — Лейтенант. — Ева постучала пальцем по значку. — Никаких проблем, если вы признаете правомерность ордера, который показывает вам заместитель окружного прокурора Шер Рио, и проведете нас к указанной в нем ячейке.
  
  — Согласно политике банка и федеральному законодательству, право наших клиентов на конфиденциальность…
  
  — Не отменяет ордера, выписанного по всем правилам, — перебила Рио. — Раз вы менеджер банка, вам это отлично известно. Если вы не дадите нам доступ к ячейке, лейтенант Даллас арестует вас за препятствие следствию.
  
  — Как менеджер, я обязана связаться с мистером Бетцем и уведомить его о происходящем.
  
  — Ну-ну, желаю удачи. — Ева выпятила грудь. — Свяжетесь с ним после того, как отведете нас к ячейке и откроете замок. Мы всем даем минуту, так, Рио? У вас ровно минута на размышление. Время пошло.
  
  — Мне нужно больше одной минуты, чтобы позвонить мистеру Бетцу.
  
  — К концу минуты я надену на вас наручники, и единственным, кому вам захочется позвонить, будет ваш адвокат. У вас еще сорок пять секунд.
  
  — Я обо всем сообщу вашему начальству.
  
  Однако она пересекла вестибюль, приложила к сканеру ключ-карту и ввела код. Стальные двери разъехались в стороны. За ними оказался ряд небольших помещений с металлическими сейфами вдоль стен.
  
  — Вы должны предъявить удостоверение личности и расписаться.
  
  Пока Ева и Рио выполняли формальности, менеджер хмуро изучала ордер — каждое слово.
  
  — Вы не оставили мне выбора, и я действую против воли. Конфиденциальность наших клиентов…
  
  — Ну да, ну да. — Ева отыскала по номеру ячейку Бетца. — Уходите.
  
  Менеджер фыркнула и удалилась, захлопнув за собой дверь.
  
  Ева достала пакет с уликами, вынула из него ключ-карту. Прежде чем воспользоваться ею, она включила запись и зачитала необходимые данные.
  
  Когда сейф выскочил из стены, Ева поставила его на стол и откинула крышку.
  
  — Боже мой… — пробормотала Рио. — Экая куча денег!
  
  — Точнее, куча денег, не внесенных в налоговую декларацию.
  
  — Сколько тут, как думаешь?
  
  — Где-то полмиллиона.
  
  — Ни фига себе! Нам понадобится мешок.
  
  — Раздобудем.
  
  Ева вынула пачки стодолларовых купюр и обнаружила под ними коллекцию запечатанных пакетиков.
  
  — Это что… Ну да, волосы.
  
  — Да. — В животе у Евы все сжалось. — Сувениры. ДНК наверняка те же, что и у женщин, которых он — скорее даже они — насиловал.
  
  — Боже милостивый, Даллас, их десятки! И все с именами.
  
  Ева быстро пересчитала пакетики.
  
  — Сорок девять. Сорок девять сувениров. Многие насильники не могут удержаться, чтобы не взять что-нибудь на память. Есть парочка Лидий, одна Чарити и одна Карли. Только имена, без фамилий, но это все равно нам поможет.
  
  Нахмурившись, Ева достала из сейфа большой диск в прозрачной пластмассовой коробочке.
  
  — Смотри, какой большой. Никогда таких не видела. — Она повертела диск в руке. — Наверное, старый. Не удивлюсь, если записан сорок девять лет назад. Название написано от руки.
  
  Ева показала Рио коробочку.
  
  — «Братство. Год первый», — прочла та.
  
  — Сходишь за мешком?
  
  — Хорошо.
  
  Когда Рио вышла и закрыла за собой дверь, Ева позвонила Рорку.
  
  — Извини. Знаю, у тебя дела.
  
  — На сегодня их количество заметно уменьшилось. Что случилось?
  
  — Мне нужна помощь. Взгляни сюда.
  
  Ева подняла диск так, чтобы Рорк смог его увидеть.
  
  — Ух ты, какая древность.
  
  — Хранился в банке Бетца в Бронксе.
  
  — А теперь повтори то же самое пять раз подряд и в быстром темпе, — сказал Рорк, а сам даже не улыбнулся — только пристально смотрел на Еву.
  
  Неужели заметил? Неужели по лицу видно, что внутри у нее все переворачивается? Конечно, видно. От него ничего не скроешь.
  
  — Послушай, я…
  
  — Хочешь, приеду?
  
  — Нет, не нужно. Можешь достать что-нибудь, чтобы проиграть этот диск?
  
  — Могу, конечно. Собираешься домой?
  
  — Да, только заеду кое-куда по пути. Я догадываюсь, что тут записано, и… предпочла бы посмотреть дома, а не обращаться к Фини.
  
  — Буду дома часа через полтора. Если надо раньше — приеду раньше.
  
  — Полтора часа меня устраивает. Я сейчас с Рио, нужно еще кое-что сделать. Расскажу, когда приеду.
  
  — Береги моего копа — и тело, и душу.
  
  — Постараюсь. Увидимся через полтора часа.
  
  Ева нажала на отбой. Она стояла и смотрела на запечатанные пакетики с прядями волос. Смотрела, подавляя волны отвращения.
  Глава восемнадцатая
  
  — Я не собираюсь возвращаться в Манхэттен, — сказала Ева.
  
  — Подвези меня докуда сможешь, а там я вызову такси.
  
  Пока машина летела по улицам, Рио что-то быстро печатала.
  
  — Сорок девять, Даллас. У них у всех есть такие сувениры?
  
  — Пока не могу сказать.
  
  — Мне нужно посмотреть, что на диске.
  
  — Когда сброшу содержимое в компьютер, пришлю тебе копию. Послушай, Рио, я заберу его домой. Деньги тоже. Пересчитаю под запись, упакую и оформлю. Но в хранилище вещдоков они попадут только завтра. Скорее всего, завтра утром.
  
  Рио закончила печатать и убрала ППК.
  
  — Даллас, во-первых, я нисколько не опасаюсь, что ты сокроешь улики, а во-вторых, в той крепости, где ты живешь, они не в меньшей, если не в большей безопасности, чем в Центральном.
  
  — Прекрасно. А вот волосы я попрошу тебя отвезти в лабораторию к Харво. С этим ждать нельзя. Нужно срочно приступить к установлению личностей жертв.
  
  — Отвезу, не вопрос. С тобой все в порядке?
  
  — Сорок девять… Чего только не делают люди друг с другом! Мне все время кажется, что меня уже ничем нельзя удивить. Оказывается, можно.
  
  — Если братство существует настолько давно, первой жертве сейчас лет шестьдесят, а то и семьдесят. Прошло почти полвека. Срок исковой давности истек. Надеюсь, для нее все осталось далеко позади.
  
  Осталось, подумала Ева. Такое всегда остается где-то позади. Сидит в темном углу у тебя за спиной и мерзко хихикает.
  
  — Первым делом наведаюсь к Истердею. Возможно, наша находка поможет что-нибудь из него вытрясти. — Ева стиснула зубы. — Использую его жену, если понадобится. Потом поговорю с мистером Мирой и поеду домой.
  
  — Могу поймать такси рядом с домом Истердея. Хочешь, загляну к нему вместе с тобой — надавлю на него авторитетом, прежде чем отправиться в лабораторию к Харво?
  
  Ева немного подумала.
  
  — Давай, почему бы нет?
  
  Она снова припарковалась во втором ряду — ей уже на все было наплевать, — и подошла к двери.
  
  Открыла та же женщина, что и в первый раз.
  
  — Лейтенант… Даллас, если не ошибаюсь?
  
  — Да, и заместитель окружного прокурора Шер Рио. Нам нужно поговорить с мистером Истердеем.
  
  — Входите, пожалуйста. Сейчас позову миссис Истердей. Она в комнате отдыха, а мистер Истердей спит наверху. Принести вам чаю или кофе? — спросила домработница, проведя их в гостиную.
  
  — Нет, спасибо.
  
  — Красивый дом, — заметила Рио, когда домработница вышла. — Нарядно и элегантно. Приятно посидеть у огня в такой день. Итак… — Она стянула перчатки. — Как держаться? Мрачно или сочувственно?
  
  — Мрачно пойдет. Все более чем мрачно.
  
  В комнату вошла Петра Истердей.
  
  — Лейтенант, у вас есть новости? Вы нашли того, кто убил Эдварда с Джонасом?
  
  — Мы прорабатываем новую версию. Это заместитель окружного прокурора Шер Рио.
  
  — Присаживайтесь, пожалуйста. Чем могу помочь?
  
  — Нам нужно поговорить с вашим мужем.
  
  — Знаю, это важно, но он так расстроен… Сами можете представить.
  
  О да, Ева вполне могла представить.
  
  — Маршалл хотел поехать к Мэнди, помочь ей с подготовкой похорон, а я наотрез отказалась его отпускать, и теперь он на меня сердится. Но я все равно решила последовать вашему совету.
  
  — Муж должен быть вам благодарен. Однако нам нужно с ним поговорить. Немедленно.
  
  — Хорошо-хорошо. Пойду скажу ему. Дайте мне несколько минут. Как я уже говорила, Маршалл на меня сердится. Я оставила его одного, чтобы немного отдохнул.
  
  Миссис Истердей вышла из гостиной и взбежала вверх по лестнице. В каждом ее шаге чувствовалась тревога.
  
  — Когда ты сказала, что она ничего не знает, я не поверила. — Рио опустилась в кресло. — Теперь верю. Не напугана, не злится — просто волнуется за мужа.
  
  — Петра любит Истердея и доверяет ему. Когда она узнает, чем он занимался, это ее убьет. Еще одна жертва. Можешь присвоить ей номер пятьдесят.
  
  Ева шагала взад-вперед. Ей нужно было двигаться, двигаться, двигаться. Она глянула в сторону лестницы, хотела подойти, может быть даже подняться, но тут по ступенькам сбежала Петра.
  
  — Маршалл исчез. Наверху его нет. Пыталась звонить Мэнди, но она не отвечает. Он оставил мне записку.
  
  Дрожащей рукой она протянула записку Еве. В ней было всего одно слово: «Прости».
  
  — Ничего не понимаю! О чем он только думал? Вы можете его найти? Если какой-то псих убивает его друзей…
  
  Проскочил мимо копов, которых Ева оставила следить за домом. Надо было разместить их в самом доме — у обоих выходов.
  
  — Я поднимусь на второй этаж.
  
  — Вы мне не верите?
  
  — Верю, миссис Истердей. Я поднимусь на второй этаж, а вы пойдете со мной и посмотрите, не взял ли он с собой чего-нибудь.
  
  — Хорошо, если это поможет. Пожалуйста, быстрее. Я спросила домашний компьютер, где Маршалл, и он ответил, что в доме его нет — ушел более двух часов назад. Знаю, муж хотел помочь… помочь своим друзьям… — говорила Петра, поднимаясь по лестнице. — Но он должен быть здесь, в безопасности, должен отдыхать.
  
  Они миновали несколько комнат, еще одну гостиную и наконец вошли в большую спальню.
  
  Кремовое покрывало было смято, шоколадно-коричневый плед скомкан, как будто на постели кто-то пытался отдыхать. В камине негромко потрескивал огонь.
  
  — Надо было остаться с ним, заглядывать к нему…
  
  — Проверьте, пожалуйста, не взял ли он с собой чего-нибудь.
  
  — Зачем ему брать с собой вещи?
  
  — Проверьте, пожалуйста, — повторила Ева.
  
  Петра с легким раздражением подошла к шкафу и распахнула створки больших дверей. Ева встала позади нее, глядя, как она отодвигает панель в задней стенке.
  
  — Ему совершенно не за чем…
  
  — Здесь вы храните чемоданы. — Ева шагнула внутрь. — Что он забрал?
  
  — Свой складной чемодан… Не понимаю… — Петра открыла ящик комода. — Боже! Свитер, который внучка подарила ему на Рождество. Сама связала. Маршалл его очень любит. А еще… даже не знаю… несколько рубашек, кажется. И брюк. Собрал вещи и уехал. Как же так?
  
  — У мистера Истердея есть в доме наличность?
  
  — Что?.. Ах да, у нас обоих есть. В сейфе.
  
  Петра активировала скрытый механизм, и комод отъехал в сторону, открыв встроенный в стену сейф. Дверца была не заперта, и Петра распахнула ее настежь.
  
  — Пусто. Маршалл держал здесь деньги. Драгоценности хранятся отдельно.
  
  — Вы знали код к сейфу мужа? Знали, что он там прячет?
  
  — Нет, это же его сейф. У меня свой. Мы уважаем право друг друга на… Боже мой, он собрал вещи и уехал, потому что боялся, что они придут сюда и причинят мне вред. — С побелевшим от волнения лицом Петра прижала к груди сжатые в кулаки руки. — Вы должны его найти! Пожалуйста!
  
  — У него есть кабинет?
  
  — Да, сюда, пожалуйста. Разве вы не можете разослать ориентировку или что вы там обычно делаете? Мне нужно составить отчет, заявление?
  
  — Мы будем его искать, — заверила Ева. — Мне нужно ваше разрешение на то, чтобы вызвать поисковую команду, а также чтобы отдел электронного сыска забрал и просканировал электронику.
  
  — Я на все согласна, если это поможет. Я жена юриста и знаю, что не должна бы соглашаться, но я на все пойду, лишь бы вы доставили его домой живым и невредимым. Попробую позвонить родственникам Джонаса. А вдруг…
  
  Петра выбежала из кабинета, оставив Еву и Рио одних.
  
  — Ударился в бега.
  
  — По крайней мере, попытался. — Ева достала рацию. — Диспетчер? Говорит лейтенант Ева Даллас. Передайте ориентировку на розыск Маршалла Истердея.
  
  Ушел почти час на то, чтобы вызвать поисковую команду и отослать детективов, следящих за домом. Ева распорядилась насчет конфискации электроники, допросила Петру и прислугу. Просмотрела запись, как Истердей выскальзывает в заднюю дверь с чемоданом в руках. Лицо испуганное и виноватое.
  
  Истердей оказался слишком умен, чтобы сесть на такси, — Ева проверила. Возможно, поймал такси в нескольких кварталах от дома или вызвал автомобиль. Однако не в той компании, в которой обычно, — она проверила и это. А может, просто шел пешком, пока не затерялся на улицах города.
  
  — Фора у него небольшая, — заметила Рио, пока ждала такси. — Ты ведь уже уведомила транспортные станции — общественные и частные.
  
  — На его месте я бы вызвала машину из Нью-Джерси и уехала из города — в тот же Нью-Джерси, на север Нью-Йорка или в Пенсильванию. Там наняла бы другую машину и отправилась еще куда-нибудь. А потом с паспортом, который у меня, естественно, есть, села на самолет и полетела в другую страну, у которой нет договора об экстрадиции с США. Сменила бы имя, внешность, цвет волос — и вуаля.
  
  — Ты коп, и тебе, пожалуй, все это сошло бы с рук. Но Истердей не рассуждает настолько трезво. А вот и мое такси. Если понадоблюсь — позвони.
  
  Ева села за руль и с тяжелым сердцем поехала еще раз допросить Денниса Миру.
  
  Она не ожидала, что откроет сам Деннис. В глубине души Ева надеялась, что он будет еще в университете и тем самым избавит ее от неприятной обязанности. Однако Деннис стоял на пороге в застегнутом наперекосяк кардигане и смотрел на нее своими добрыми улыбающимися глазами.
  
  — Ну разве не замечательно? Не успела Джилли уйти к друзьям, как вы приехали составить мне компанию. Не стойте на холоде — входите.
  
  — Извините, что побеспокоила.
  
  — Нисколько. Занятия у меня сегодня только с утра, и мысли весь день вертятся вокруг неприятных предметов.
  
  Деннис взял у Евы пальто, прежде чем она успела его остановить, и так и остался стоять с ним в руках, словно позабыл, что собирался делать.
  
  — Я ненадолго. Может, повесить его на стул?
  
  — Конечно. По-простому, по-семейному. Чем вас угостить?
  
  — Ничем, спасибо. Мистер Мира, я очень сожалею, но мне придется затронуть те самые неприятные предметы.
  
  — Разумеется, — непринужденно ответил Деннис и ласково подтолкнул Еву к стулу. — Лучше сразу перейти к ним, а не вертеться вокруг да около. Вы правы.
  
  — Вы знаете Фредерика Бетца?
  
  — Его убили?
  
  — Нет. Пока нет. Похитили — в этом я убеждена. В ходе расследования мы… я нашла ключи. Два обычных и две ключ-карты. Одна карта от банковской ячейки, в которой целая куча денег.
  
  — Да, похоже на Фреда. Прятать деньги про запас — вполне в его духе.
  
  — Еще я нашла сорок девять запечатанных пакетиков.
  
  — С наркотиками? — Зеленые глаза Денниса удивленно расширились. — Никогда бы не подумал. Он же химик — мог бы сам смешать что и когда ему нужно.
  
  — Не с наркотиками. В каждом пакетике прядь волос. На каждом имя. Женское имя.
  
  Деннис как-то сразу поник, и у Евы болезненно сжалось сердце.
  
  — И вы не думаете, что женщины срезали их добровольно.
  
  — Мистер Мира, я считаю, что у Бетца, Вайманна, вашего кузена, Маршалла Истердея, Итана Макнейми и Уильяма Стивенсона было что-то вроде клуба, который они называли братством. Начиная с колледжа они выбирали себе жертв и насиловали их.
  
  — Эдвард… — пробормотал Деннис, пристально глядя в огонь. — Я знал этих людей. Не близко. Не очень близко. А теперь думаю, что и вовсе не знал. Уильям Стивенсон… Уилли — так ведь его называли?
  
  — Билли.
  
  — Да, Билли. Он ведь, кажется, умер довольно давно? Точно не помню.
  
  — Давно.
  
  — А Итан… В колледже он нравился мне больше остальных. Мы оба играли в университетской футбольной команде, так что я знал его немного лучше. Он живет в Европе, если не ошибаюсь. — Деннис направил на Еву исполненный боли взгляд. — Вы хотите спросить, знал ли я?
  
  — Нет. Понимаю, что не знали.
  
  — А должен был бы знать… Я подозревал, что у них есть какие-то тайны, и думал… Если честно, даже не помню, что тогда думал, но чувство было такое, будто я лишний. Поначалу я обижался, когда Эдвард от меня отмахивался. У него вечно не хватало на меня времени. Мы почти не виделись.
  
  — Они снимали отдельный дом.
  
  — Да, жили вместе. Своего рода маленькое студенческое общество или… ну да, братство, — печально пробормотал Деннис.
  
  — Вы знаете, где этот дом?
  
  — К сожалению, нет. Эдвард прямо заявил, что это не мое дело. Думаю, они часто устраивали вечеринки, однако меня не приглашали. Кампус уже в те годы был очень велик и очень хорошо охранялся из-за Городских войн, но я никогда не навещал Эдварда в колледже. — Деннис опять поглядел в огонь. — Понимаю. Вы считаете, что все началось еще там, в том доме. Теперь ясно, почему Эдвард был со мной так жесток. Почему дал понять, что я не вхожу в это их… общество. Братство. Хотелось бы верить, что он пытался защитить меня, однако Эдвард защищал только себя. Я любил кузена, но непременно остановил бы его. Нашел бы способ остановить.
  
  — Он это понимал.
  
  — Сколько, вы сказали? Сколько имен?
  
  — Сорок девять. — Ева немного помедлила, но все же продолжила: — Некоторые пакетики запечатаны давно, некоторые… недавно.
  
  Деннис с ужасом посмотрел на нее.
  
  — Думаете, они до сих пор?.. Думаете, все эти годы они продолжали?..
  
  — А зачем останавливаться, если все сходит им с рук?
  
  — И ведь не просто напились или обкололись и потеряли контроль над собой… Нет, это бы тоже их не оправдало, но то, о чем вы говорите… Холодный расчет. План, составленный и осуществленный дикой стаей. Бешеными животными. Нет, нет, нет… не животными.
  
  Деннис на мгновение поднес пальцы к глазам и уронил руки на колени. Отчаяние у него на лице пронзило Еву в самое сердце.
  
  — Не животными, а людьми, которые возомнили, будто у них есть право так поступать. Они хуже, гораздо хуже животных.
  
  В следующее мгновение отчаяние сменилось гневом:
  
  — У Эдварда дочь! Как можно совершать такое и не думать, каково было бы тебе, если бы подобное произошло с твоим собственным ребенком? У его дочери тоже есть дочь. Боже милостивый… Это и погубило Эдварда — его же собственная гордыня и жестокость.
  
  — Мне очень жаль. Мистер Мира, я не сумею спасти Бетца. Клянусь, я пыталась, но вряд ли мы успеем его найти. Истердей сбежал. Я сделаю все возможное, чтобы его отыскать. Не только для того, чтобы он ответил за содеянное. Если убийцы найдут его первыми, он труп. Убийство не есть правосудие. То, что сделали с вашим кузеном, нельзя считать правосудием. Наверное, вы думаете, будто я именно так и считаю — из-за того, что со мной произошло, — но…
  
  В глазах Денниса отразилось сначала потрясение, затем скорбь и наконец такое острое сострадание, что внутри у Евы все затрепетало.
  
  — Я… я думала, доктор Мира вам рассказала.
  
  — О нет! Шарлотта никогда бы не предала чужое доверие. Милая моя девочка… мне так жаль. То, что вы делаете каждый день, так благородно… и так опасно.
  
  — Это произошло не на работе. — Еве хотелось встать, выйти из комнаты, сбежать от его кроткого сострадания, но ноги у нее превратились в желе. — Я была тогда ребенком, — услышала она собственный голос. — Это сделал мой отец.
  
  Деннис подошел, взял ее холодные руки в свои. Не говоря ни слова, поднял на ноги и притянул к себе — так нежно, что Ева почувствовала, что вот-вот разрыдается.
  
  — Все в порядке… со мной все в порядке… — выдавила она наконец, начиная дрожать.
  
  — Тише… тише… Здесь вы в безопасности…
  
  — Это было очень давно… я…
  
  — Само по себе время не лечит, что бы там ни говорили. Все зависит от того, как мы это время используем.
  
  Деннис гладил Еву по спине, прямо как Рорк, а горло ей словно раскаленные угли жгли слезы.
  
  — Присядьте. Присядьте и подождите минутку. Я сейчас.
  
  — Мне нужно идти…
  
  Он усадил Еву в кресло, дотронулся до ее щеки.
  
  — Сидите и ждите.
  
  Ева послушно осталась ждать, стараясь вновь обрести равновесие. Она-то думала, Мира все ему рассказала. Конечно, соблюдение врачебной тайны… но ведь они женаты чуть ли не целую вечность. Неужели семейные узы не перевешивают… Нет. Разумеется, не перевешивают. И оба они понимают это и уважают.
  
  Ева закрыла глаза, заставила себя дышать глубоко и медленно.
  
  Ну вот, вывалила собственные проблемы на человека, которому и без того тяжело. Нужно взять себя в руки и продолжить работу.
  
  Деннис вернулся — косо застегнутый жакет, домашние тапочки, в руках — две изящные чашки на изящных блюдцах. При одном взгляде на него к глазам подкатили слезы.
  
  — Сейчас выпьем вкусного чаю с хорошей порцией бренди. Это всегда помогает.
  
  Еве не хватило духу признаться, что она не любит ни чай, ни бренди.
  
  — Пейте.
  
  Ева послушно сделала глоток. Какой бы волшебный ингредиент ни добавил в чашку Деннис, ощущение было такое, словно по душе погладили теплой рукой. Она отпила еще.
  
  — Простите, мистер Мира. Речь ведь не обо мне. Я просто хотела заверить вас, что сделаю все возможное, чтобы найти убийц вашего кузена.
  
  — Не сомневаюсь. Не нужно оправдываться. И вы не обязаны рассказывать мне то, о чем вам неприятно говорить. Но если вы готовы ответить, я хотел бы спросить: где была ваша мать?
  
  — Мать была ничем не лучше отца. Может быть, даже хуже. Она меня ненавидела и бросила. Просто взяла и ушла. Мать умерла. Я ее не убивала. Я убила его, но ее не убивала. — Ева закрыла глаза. — Господи…
  
  — Неужели вы думаете, я стану вас осуждать? Моя храбрая девочка, вы судите себя слишком строго.
  
  — Нет, я… Я сделала то, что должна была сделать, — знаю.
  
  — Но это расследование возвращает вас в прошлое, и вы не можете забыть. А ведь вы вправе забыть.
  
  — Если я забуду, значит, он победил. Если я забуду, то не заслуживаю носить полицейский значок.
  
  — Слишком строго судите… — тихо повторил Деннис. — Сколько лет вам было?
  
  — Восемь. Когда меня нашли, сказали, что мне восемь. Никто не знал, кто меня изнасиловал и сломал мне руку. Не знал, что я его убила. То есть в Министерстве национальной безопасности знали — все очень запутанно, — а полиция и врачи нет. Сама я не помнила — не желала помнить. Блокировала воспоминания.
  
  Его добрые глаза неотрывно смотрели на нее.
  
  — Нормальная реакция. Вы же были всего лишь ребенком. Ребенок не должен бояться собственного отца. Отец не должен покушаться на собственного ребенка. Биология — всего лишь наука. Мир не объяснить одной наукой, а человеческое сердце — ДНК и генами. Он никогда не был вашим отцом в истинном смысле слова. Надеюсь, вы это понимаете.
  
  Самая суть, подумала Ева. Конечно, он смотрит в самую суть.
  
  — Я над этим работаю. — Кончай и уходи, сказала она себе. — Отец меня запирал. Мне даже имени не дали — для них я была всего лишь вещью. Он запирал меня, когда уходил из дома. Как изнасиловал в первый раз, не помню. Все дни слились в один, кроме последнего. Отец вернулся домой — мы жили в Далласе, поэтому в приюте мне дали такую фамилию. Он был пьян, однако недостаточно. Ударил меня — я упала. Пыталась сопротивляться, но от этого стало только хуже. Он сломал мне руку. Я увидела собственную боль — ослепительную белую вспышку боли. Нашарила ножик, который сама же уронила на пол. Пока отца не было, я искала что-нибудь поесть. Мне так хотелось есть… Мои пальцы сомкнулись на рукоятке. Я вонзила нож и продолжала вонзать снова и снова, пока меня всю не залило его кровью. Пока он не умер. Всего лишь маленький ножик… Наверное, мне повезло — случайно перерезала артерию. Как бы там ни было… — Ева перевела дыхание, отпила еще чаю. — Меня нашли на улице. Я выбралась из дома и бродила по городу. Сама я ничего этого не помнила.
  
  — Но теперь помните.
  
  — Все вернулось несколько лет назад. У меня бывали слабые проблески, кошмары, кое-какие воспоминания, но я их блокировала. А несколько лет назад все вернулось. Доктор Мира мне помогала. Даже когда я не хотела ее помощи.
  
  — Конечно. Она прекрасная и гениальная женщина и очень вас любит. А Рорк? Ему вы рассказали?
  
  — Думаю, он и послужил спусковым крючком. Или пальцем на спусковом крючке. Да, я ему рассказала.
  
  — Хорошо. Это правильно. Он славный молодой человек и любит вас до безумия. Найти настоящего спутника жизни — большой подарок и большая редкость.
  
  Суть самой сути, подумала Ева. Он и ее увидел.
  
  — Сама не знаю, как это случилось, но даже когда Рорк выводит меня из себя, я все равно благодарна, что все-таки случилось.
  
  — Прекрасное описание счастливого брака.
  
  — Я не собиралась приезжать сюда и рассказывать вам об этом, просто… вы мне дороги, мистер Мира. Что бы ни совершил Эдвард, вы потеряли близкого человека. Я сделаю все, чтобы вычислить, найти и остановить тех, кто отнял у него жизнь. Клянусь.
  
  — Вы принесли клятву, когда стали офицером. Как давно вы служите в полиции? Не могу припомнить.
  
  — Лет двенадцать.
  
  — А ведь такая молодая… — Деннис улыбнулся той ласковой, чуть мечтательной улыбкой, от которой у Евы таяло сердце. — Вы принесли клятву задолго до сегодняшнего дня, и, судя по тому, что я знаю, что я вижу, вы ее сдержали. Только посмотрите, какой женщиной вы стали. Лейтенант Ева Даллас, сильная, умная и смелая. Простите меня, но в эту минуту я чувствую, что Эдвард вас не стоит. Зато его дети стоят, и ради них я благодарен, что вы сдержите клятву.
  
  — Коп служит и защищает, и этого каждый достоин. А вот вас Эдвард действительно не стоит. Мне нужно возвращаться к работе.
  
  Когда Ева встала с кресла, Деннис тоже поднялся и снова обнял ее.
  
  — Я вами горжусь.
  
  — Господи, мистер Мира…
  
  Слезы подступили к горлу, к глазам. Кажется, все ее существо обратилось в слезы.
  
  — Ну-ну… — Деннис отстранился и начал рыться в карманах брюк и жакета. — Вечно платка нет там, где ожидаешь.
  
  — Ничего. — Ева утерла слезы руками. — Спасибо. Спасибо за все. — Она поспешно схватила пальто, боясь, что совсем раскиснет. — С вами все будет хорошо?
  
  — Да, Чарли скоро вернется. Все хорошо.
  
  Однако когда Ева уходила, Деннис сидел у огня и горевал о том, что человек, которого он якобы знал, умер — во всех смыслах слова. А еще горевал о маленькой девочке, которой не знал совсем и которую никто не защитил.
  
  Ева достала впитывающие салфетки из набора криминалиста и высморкалась. Затем отыскала в бардачке темные очки. Рорка они не обманут, но, быть может, помогут проскочить мимо Соммерсета.
  
  Ей хотелось поскорее попасть домой, окунуть лицо в миску ледяной воды и приняться за работу.
  
  Ева говорила правду, когда сказала Деннису Мире, что шансы спасти Фредерика Бетца практически равны нулю. Если она не ошиблась в этом… сестринстве, Су и компания не станут приканчивать Бетца у него дома, потому что знают: Ева их ищет.
  
  Нужно опознать дом с картины Даунинг, если, конечно, чутье ее не обманывает и он действительно существует или когда-то существовал.
  
  Нужно найти дверь, которую открывает вторая ключ-карта из тайника.
  
  Наконец, нужно посмотреть запись.
  
  Но пока все это в сторону.
  
  Истердей, думала Ева, ведя машину. Он напуган, доведен до отчаяния, хочет и выжить, и сбежать.
  
  «Прости меня».
  
  Оставленная жене записка ясно говорит, что Истердей знает: то, чем он занимался — чем они все занимались, — скоро выплывет наружу.
  
  Куда ему бежать?
  
  Рио права: фора у Истердея небольшая. Если он сразу не уехал из города, выбраться ему будет нелегко. Тем более что на руках у него только те деньги, которые он забрал из сейфа. Кредитной или дебетовой картой воспользоваться Истердей не может: полиция тут же узнает. Путешествие на самолете, поезде, машине или другом транспортном средстве он тоже не оплачивал.
  
  Истердей не из тех, кто станет отсиживаться в ночлежке. Отель? Возможно, но отель не гарантирует приватности. Вся принадлежащая «братьям» недвижимость под наблюдением. Если же о какой-то Резиденции Еве неизвестно, Петра наверняка бы сообщила. Она напугана и хочет одного: чтобы муж вернулся живым и невредимым.
  
  Простит ли она, когда узнает, почему он сбежал?
  
  Это тебя не касается, сказала себе Ева и чуть не разрыдалась от облегчения, въехав в ворота дома.
  
  Она усилием воли взяла себя в руки. Нужно проскользнуть мимо Соммерсета и подняться наверх. И нельзя раскисать на глазах у Рорка. У нее нет на это времени.
  
  Ева вылезла из машины, забрала с заднего сиденья пакет с уликами, еще раз спросила себя, не стоило ли самой отвезти волосы в лабораторию вместо того, чтобы поручать это Рио.
  
  Так быстрее, решила она, а чем быстрее, тем лучше.
  
  Ева подошла к двери. Главное, просто идти и не останавливаться.
  
  Облегчение от того, что в прихожей не оказалось Соммерсета, высушило готовые хлынуть слезы. Она взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и сразу пошла в кабинет. Затем услышала голос Соммерсета и замерла на месте.
  
  — Лет тридцать таких не видел, если не больше.
  
  — Мальчишкой я стащил такой в магазине — еще до того, как мы с тобой познакомились. Модель уже тогда устарела, но никогда не знаешь, на чем можно немного подзаработать. Упер его вместе с целой стопкой дисков. На них оказалась старинная порнушка, и мы с ребятами здорово тогда просветились. Я продал его Мику… Нет-нет, не Мику, Брайану, много лет спустя. Насколько мне известно, проигрыватель все еще у него.
  
  — Я так понимаю, к этому порнушка не прилагается?
  
  — Увы.
  
  — Где ты его раздобыл?
  
  — Один мой подчиненный собирает все что ни попадя. Клянется, будто проигрыватель работает как новенький. Проблема, как видишь, в том, чтобы подсоединить его к компу.
  
  — Подсоединишь к компьютеру и выведешь изображение на экран?
  
  — План именно такой. Черт… Дай-ка мне вон тот гаечный ключ. Штепсель не подходит по размеру, но, думаю, я сумею его заменить.
  
  Ева подумала, не уйти ли потихоньку в спальню и не умыть лицо. Однако она и так потратила на себя слишком много времени, поэтому расправила плечи и решительно вошла в кабинет. Рорк сидел за столом и возился с ее компьютером и каким-то черным ящиком. Соммерсет заглядывал ему через плечо.
  
  — Вот и ты, — сказал Рорк, не поднимая головы. — А я тут соединяю старинное с современным. Осталось немного.
  
  — Отлично.
  
  Когда Соммерсет взглянул на нее, Ева поняла, что темными очками никого не обманешь. Дворецкий положил руку на плечо Рорку, легонько сжал и выпрямился.
  
  — Не буду мешать, — сказал он, когда Рорк поднял голову и посмотрел на Еву.
  
  Пожалуй, она должна быть благодарна Соммерсету, ведь он просто вышел из комнаты и не поставил ее в неловкое положение.
  
  — Что случилось? — спросил Рорк.
  
  — Много чего.
  
  — Ты плакала.
  
  — Просто небольшой нервный срыв. Послушай, ты занят очень важным делом. Я все тебе расскажу, в том числе про срыв, только не бросай то, чем занимаешься. Пойду сварю кофе.
  
  — Тебе нужно поспать.
  
  — Возможно, но это сейчас не вариант. Земля все еще подрагивает у меня под ногами, так что дай мне прийти в себя.
  
  — Хорошо.
  
  Рорк потянулся за очередным инструментом, а Ева пошла на кухню, чтобы сварить кофейник черного кофе.
  Глава девятнадцатая
  
  Ева рассказала Рорку все — с того момента, как они расстались утром, до того, как попрощалась с Деннисом Мирой.
  
  — Я правда думала, что Мира ему рассказала — что после… скольких? тридцати лет брака? — правила супружеской жизни перевешивают все остальное. Я ни за что бы не стала… — Ева не договорила и только покачала головой. — Хотела заверить Денниса, что выполню свой долг, несмотря ни на что, а в итоге все ему выложила. В сокращенной форме, но с перечислением самых красочных моментов… вернее, самых мрачных.
  
  — По-моему, нет человека добрее. Надежное плечо, на которое всегда можно опереться.
  
  — Я шла туда не затем, чтобы на него опереться. Но именно так и вышло. — Глаза снова защипало. — И да, он был со мной добр. Я принесла Деннису горе, его и свое собственное, а он был со мной добр. И еще принесу, потому что каждое мое действие на шаг приближает меня к правде. Речь ведь о добром имени его семьи.
  
  — Человек — не только имя. Кому знать это лучше, чем мне? Он сам создает себе имя. На этот счет я за Денниса спокоен. Да и тебе не стоит волноваться.
  
  — Ты прав. — Еву обдало освежающей волной облегчения. — Ты прав, — повторила она и повернула его лицо к себе. — Ты славный молодой человек и любишь меня до безумия.
  
  — Ну, «славный» — понятие растяжимое. Возможно, я и подпадаю под парочку определений. А вот второе — чистейшая правда.
  
  — Ты славный молодой человек, — повторила Ева. — Я знаю об этом из надежного источника. Итак… думаешь, эта штука будет работать?
  
  Рорк поглядел на старый проигрыватель, на кабель.
  
  — Думаю, да.
  
  Ева раскрыла пакет с вещдоками, достала диск в прозрачной коробочке.
  
  — Давай запустим.
  
  Рорк вставил диск в маленький выдвижной ящичек. Проигрыватель издал не внушающее доверия скрежетание. Рорк набрал что-то на клавиатуре и тихо выругался.
  
  — Нужно просто…
  
  Он снова потыкал в клавиатуру, проверил разъемы, потыкал еще. Проигрыватель запищал.
  
  — Готово.
  
  — Разве?
  
  — Да, просто нужно немного подождать.
  
  Ева хмуро уставилась на экран. Когда он посинел, она нахмурилась еще сильнее.
  
  — Что…
  
  — Сейчас все будет, — заверил Рорк и тут же довольно кивнул, потому что в верхнем правом углу появилось слово «Воспроизведение».
  
  — Видишь? Я же говорю, готово!
  
  Он нажал разом две клавиши — одну большим пальцем, другую мизинцем.
  
  И тут на экране появились они — шестеро молодых людей в комнате, освещенной десятками свечей. Неровный свет играл на обнаженных мускулистых телах. Один — Уильям Стивенсон, догадалась Ева, — пьяно захихикал.
  
  — Перестань, Билли.
  
  Итан Макнейми хотел сохранить серьезный вид, но тоже осоловело улыбался.
  
  — Извините. Но вам не кажется, что как-то странно стоять тут голышом? Тем более что она без сознания. — Стивенсон глянул через плечо. — Хороша, но без сознания.
  
  — Еще очухается. — Глаза молодого Эдварда Миры блестели — не только от того наркотика, который все они приняли. — И сама будет нас умолять.
  
  — Мы что, правда это сделаем? — Макнейми провел рукой по губам. — Все по очереди? Еще и на камеру?
  
  — Братство! — Бетц толкнул Макнейми в грудь. — Так мы скрепим наш союз — раз и навсегда. Мы ведь договорились, все приготовили, да и телка есть.
  
  — Давайте начинать. — Истердей тоже оглянулся через плечо. — На вечеринке она сама меня лапала. Дадим ей то, чего хотела. Запись идет?
  
  — Я же сам настраивал камеру. — Бетц посмотрел прямо в объектив. — Да, все работает. Хватит тянуть резину — начнем уже.
  
  — Сделаем все, как полагается. — Вайманн исчез из кадра, и зазвучала музыка — что-то негромкое и первобытное. — Мы — братство!.. Ну давайте же, ребята, сделаем все, как надо. Это наше первое ежегодное празднование. Двенадцатое апреля 2011 года.
  
  По кивку Вайманна все хором произнесли:
  
  — Мы — братство! Берем, что пожелаем. Берем, кого пожелаем. С этого дня и навсегда. Мы связаны, мы едины. Когда один брат в чем-то нуждается, остальные это предоставляют. Когда один брат чего-то хочет, того же хотят остальные. Все завидуют тому, кто мы, что мы имеем и что делаем. И никто, кроме нас шестерых, не узнает. Нарушить клятву — значит смерть. Сегодня мы скрепим наш союз, нашу клятву, разделив друг с другом одну избранную. Мы вольны распоряжаться ею, как пожелаем. Женщина — сосуд для нужд братства.
  
  — Говорим ли мы все как один? — вопросил Эдвард Мира.
  
  — Все как один! — хором ответили остальные, а Стивенсон глупо хихикнул.
  
  — Он под кайфом, — заметила Ева. — Посмотри на его глаза. Другие тоже что-то приняли, но Стивенсон принял больше остальных. Или же он более восприимчив.
  
  — Вряд ли это оправдывает то, что они собираются сделать.
  
  — Нет, однако им пришлось искусственно себя подбодрить — в первый раз, по крайней мере.
  
  — Мы бросили жребий, — объявил будущий сенатор Эдвард Мира. — Первому сосуд достанется мне.
  
  — Подожди! — Бетц повернул камеру. — Сейчас настрою.
  
  — Давай быстрей.
  
  Изображение затряслось и накренилось. Ева увидела отдельные фрагменты комнаты. Большое помещение. Диваны, кресла, игорные столы, бар.
  
  — Похоже на клуб или гостиную. Окон я не заметила. Богато обставленный подвал? Помещение просторное.
  
  Потом на экране появилась девушка — совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати. Длинные светлые волосы, миловидное лицо с округлым подбородком, широко расставленные глаза. Веки опущены. Девушка тоже была обнажена и лежала с разведенными руками и ногами, привязанная к матрасу.
  
  — Кресло-кровать или что-то вроде того. Ноги привязаны кожаными ремнями. Ногти на руках и ногах накрашены розовым лаком. Женственная. В ушах — блестящие сережки. Макияж несколько смазан. Белая женщина лет восемнадцати, рост примерно пять футов пять дюймов, вес — около ста двадцати фунтов.
  
  Эдвард Мира склонился над девушкой и ударил ее по щеке. Кто-то из мужчин за кадром воскликнул:
  
  — Эй! Ты что, Эд?
  
  Но Эдвард не обратил внимания на протест и снова ударил ее.
  
  У него большие руки. Ева знала, каково это, когда просыпаешься от удара большой руки.
  
  — Проснись, сука!
  
  Веки девушки задрожали, и она открыла голубые глаза, мутные и блуждающие.
  
  — Что?.. — Она со стоном повернула голову. — Мне нехорошо… Что…
  
  Девушка пошевелилась, почувствовала, что связана, и на ее лице отразились первые признаки страха. Страх перешел в панику, когда ее взгляд сосредоточился на шестерых мужчинах. На том, что склонился над ней.
  
  — Нет, не надо… пожалуйста… Что это?
  
  — Это братство!
  
  Когда Эдвард Мира сел на нее верхом, она стала умолять и плакать.
  
  — Эдвард, давай вколю ей зелье. Тогда она сама тебя захочет.
  
  — Мне плевать, хочет она или нет. Я беру то, что пожелаю.
  
  — Пожалуйста… пожалуйста…
  
  Девушка продолжала плакать, пока Бетц возился со шприцом и неуклюже вводил иглу ей в руку.
  
  — Подожди пару минут, пока не подействует.
  
  Не удостоив Бетца вниманием, Эдвард с силой вошел в нее.
  
  Она закричала.
  
  Когда он кончил, девушка отвернула лицо и проговорила:
  
  — Пожалуйста…
  
  Лишь одно слово: «Пожалуйста» — снова и снова…
  
  — Фредди уже готов.
  
  — Не то слово! — Бетц погладил член. — Во какой стояк! Посмотрим, работает ли волшебное зелье.
  
  Он оседлал девушку и ущипнул ее за сосок.
  
  — Привет, детка!
  
  — Что?.. Что?.. Горячо… Очень горячо…
  
  — А, это все волшебное зелье. Будет еще горячее.
  
  Девушка натянула ремни, пытаясь подняться. На лице ее больше не было ужаса и потрясения, а глаза стали остекленелыми и безумными.
  
  — Какая-то ранняя форма «Шлюхи» или «Кролика», — заметила Ева. — Химический факультет, семейный бизнес…
  
  Рорк ничего не ответил, только опустил руку в карман и стиснул в кулаке маленькую серую пуговицу, которую всегда там носил.
  
  Пока Бетц насиловал девушку, за кадром слышались голоса, смех, звон стаканов. Хотят напиться еще сильнее, подумала Ева. Распаляют себя и ждут своей очереди.
  
  Когда Бетц с победным рыком кончил, остальные зааплодировали.
  
  — Черт побери! Лучший секс в моей жизни.
  
  — Подвинься, Фред! — Вайманн оттолкнул его в сторону. — Моя очередь.
  
  — Хватит, — сказал Рорк и повернулся к компьютеру.
  
  — Нет, не хватит. Я высмотрю все.
  
  Еву тошнило, бросало в пот, но она высмотрела все. Высмотрела, как «братья» один за другим насиловали девушку по второму заходу и по третьему — даже после того, как она потеряла сознание.
  
  — Черт, она совсем отрубилась. — Истердей растянулся рядом с девушкой, которая лежала теперь лицом вниз, неподвижная и обмякшая. — Неинтересно, когда она просто валяется как труп.
  
  — Давайте ее подмоем. Выстираем подстилку. — Бетц захихикал над собственной омерзительной шуткой.
  
  — Она ничего не вспомнит? — спросил Эдвард Мира.
  
  — Ты что, во мне сомневаешься? — Бетц фыркнул. — Будет помнить вечеринку, и то смутно, и ничего после первого бокала с наркотиком, который ей подлили. Мы хорошенько ее вычистим, чтобы внутри не осталось ДНК. Оденем и выбросим на улицу. Как и собирались. Может, она и станет кричать, что ее изнасиловали, потому как у этой сучки будет болеть все, что только можно. Но на нас ничего повесить не смогут. Мы сами друг другу алиби.
  
  — Братство! — воскликнул Вайманн.
  
  — Вот именно, браток.
  
  Бетц посмотрел в камеру и ухмыльнулся.
  
  — На этом первый ежегодный трах-фест братства окончен. Спасибо за внимание, спокойной ночи.
  
  Экран снова посинел.
  
  После долгого молчания Рорк вынул диск, убрал обратно в коробку.
  
  — И это те, ради кого ты готова работать до изнеможения? Эти больные, испорченные, злобные животные? Их интересы ты отстаиваешь?
  
  — Я не выбираю. — Ева попыталась унять дрожь в голосе. — Я же не выбираю. Я обязана… Черт, меня тошнит…
  
  Она выбежала из кабинета, повалилась на пол в ближайшем туалете. Из нее выходило все мерзкое и горькое, пока не остались одни сухие спазмы.
  
  — Вот так… — Рорк положил на шею Еве смоченное в прохладной воде полотенце, другим вытер ее бледное, пылающее лицо. — Прости за то, что я сказал. Прости, малышка.
  
  Ева только помотала головой.
  
  — Ты прав — это животные. И я буду работать до изнеможения, чтобы засадить в клетку тех из них, кто еще жив. Если бы могла, зарыла бы эту клетку так глубоко, чтобы они никогда в жизни не увидели солнечного света. Тебе больно смотреть, когда с кем-то так обращаются. И еще больнее от того, что ты думаешь обо мне. О том, что со мной произошло.
  
  Рорк ничего не ответил, только взял со шкафа бокал, который поставил туда, когда вошел.
  
  — Выпей.
  
  — Не могу.
  
  — Доверься мне. Всего пару глотков. Сразу полегчает.
  
  — Дубасить их, пока не превратятся в кровавое месиво. Вот от чего бы мне полегчало.
  
  Ласково — так же ласково, как Деннис Мира, — Рорк прижал ладонь к ее щеке.
  
  — Узнаю свою Еву. Ну же, всего глоточек.
  
  Она отпила.
  
  — Ты же знаешь, я не могу. Не могу избить их до полусмерти.
  
  — А теперь узнаю своего копа. И я безумно влюблен в обоих. Давай, еще глоток.
  
  Как и чай с бренди, которым поил ее Деннис, напиток Рорка, чем бы он ни был, успокаивал и помогал обрести равновесие. Быть может, волшебный ингредиент — это любовь?
  
  — Тебе больно, — сказала Ева.
  
  Рорк вздохнул, коснулся губами ее лба. Уже не такой горячий, подумал он, хотя в лице по-прежнему ни кровинки.
  
  — Да, больно. И да, я думаю о тебе.
  
  — Тебе больно, — в третий раз повторила она, — но ты все равно мне поможешь.
  
  — A ghrá![9] — Рорк заставил Еву отпить еще. — Я всегда с тобой.
  
  Ева приникла головой к его плечу. Когда он обнял ее, она позволила себе уронить несколько слезинок.
  
  — Каждый день… — пробормотала Ева. — Не знаю, как мы здесь оказались, как и почему ты со мной, но я благодарна. Каждый день. — Она отстранилась, поцеловала его в щеку. — Сожалею, что приходится этим заниматься.
  
  — Никаких сожалений — только не об этом, только не между нами. Давай отыщем хотя бы одного из них живым, чтобы с удовольствием засадить в клетку.
  
  — Договорились. — Ева утерла слезы тыльными сторонами ладоней. — Так и сделаем.
  
  Когда пошли обратно в кабинет, Рорк обнял ее за талию.
  
  — Тебе нужно чего-нибудь поесть. Немного супа, быть может.
  
  — Боюсь, меня снова вывернет. Попозже, ладно?
  
  — Хорошо. Опять будешь смотреть эту мерзость?
  
  — Да, придется. Но позже.
  
  Ева оглядела доску. Она обновит ее, отчет и заметки. Нужно проверить входящие сообщения. Может, Харво — королева волос и волокон — что-нибудь выяснила. Может, Янси повезло.
  
  — Я знаю три имени. Всего их пять, две пока не опознаны. Если у одной из известных нам женщин есть недвижимость — скорее всего, частный дом, старое здание, склад, словом, место, где можно… выполнять такую работу, — ее нужно найти. Как и второй дом Бетца. У меня есть только число — видимо, номер улицы. Вероятно, искать надо в Бронксе.
  
  — Ячейка оказалась именно там, — кивнул Рорк. — Зачем ехать в Бронкс, если с ним больше ничего не связано? Могу заняться и тем и другим. Однако поиск такого масштаба быстрее выполнить на незарегистрированной системе. Можно обойти больше правил, когда Компнадзор за тобой не следит.
  
  Согласиться на использование незарегистрированной системы — значит самой пойти в обход правил.
  
  Ева подумала о девушке, которую подвергли групповому изнасилованию в подвале, и о сорока восьми других, бывших после нее.
  
  Иногда стоит пойти в обход.
  
  — Ладно. Если займешься поиском, я займусь другими делами. А потом присоединюсь к тебе.
  
  — Это по-честному. — Рорк провел пальцем по ямочке у нее на подбородке. — Никакого кофе.
  
  — Что?! — Ева не ожидала, что что-то еще способно вызвать ее возмущение. — Ты умом повредился по дороге от туалета досюда?
  
  — Ты выложила весь обед, или что ты там сегодня ела вместо него, — напомнил Рорк. — Если есть потребность в кофеине, выпей пепси. Лучше бы, конечно, имбирного эля, но подозреваю, что ты на это не пойдешь.
  
  — Мой мозг не может работать на эле из имбиря. Я даже не знаю, что это такое!
  
  — Тогда пепси — как будто ты знаешь, из чего она сделана! И немного бульона, когда будешь готова.
  
  — Хорошо, мамочка.
  
  Рорк поцеловал ее в лоб, словно любящая мать.
  
  — Если будешь умницей, получишь конфетку. Начну, пожалуй.
  
  — Могу скинуть все данные на диск.
  
  Рорк снисходительно посмотрел на нее.
  
  — Я тебя умоляю! Да я быстрее хакну твой комп и скачаю все сам.
  
  Еве пришлось признать, что он, пожалуй, прав. Она прижала руку к животу. Мозг умолял: «Кофе!», но Рорк опять же был прав, черт бы его побрал. Организм говорил: «Только попробуй, и я тут же вырублюсь».
  
  Так что Ева открыла банку пепси и принялась просматривать входящие сообщения. При виде их количества она с шипением втянула ртом воздух. Первым делом прочла сообщение от Янси.
  
  «Даллас, поиск по молодой выдал два результата с большой долей вероятности. Отправляю оба, но сам склоняюсь к номеру два. Элси Ли Аддерман, двадцать лет — на момент смерти. Покончила с собой девятого сентября прошлого года. Подробности в прилагающейся статье. Расследование вел детектив Рейнеке из вашего отдела при содействии Дженкинсона, так что можете получить их отчет и личные впечатления. Аддерман училась в Йельском. Другая девушка нет. Второй поиск еще не завершен. На свидание возьму с собой альбом — может, узнаю еще что-нибудь и уточню параметры поиска.
  
  Янси».
  
  — Молодчина. Хорошо поработал.
  
  Ева приказала вывести на экран вложенное фото. Молоденькая и очень-очень хорошенькая: большие зеленые глаза, каштановые волосы, длинные и волнистые. Ева быстро просмотрела досье. Родилась в Крофорде, штат Огайо. Оба родителя живы и до сих пор женаты — друг на друге. Есть младший брат и младшая сестра. Училась прекрасно, получила частичную стипендию на обучение в Йельском. Поступила на медицинский, занималась внеклассной деятельностью. Проучилась весь первый курс и почти весь второй. Весной прошлого года успеваемость резко упала.
  
  — Прямо как у Маккензи, — пробормотала Ева.
  
  Была отчислена, переехала в Манхэттен, работала сиделкой в нью-йоркской больнице.
  
  — Об изнасиловании в полицию не заявляла, но…
  
  Ева схватила рацию и связалась с Рейнеке.
  
  — Прием, босс!
  
  — В сентябре прошлого года ты получил срочный вызов — самоубийство. Элси Ли Аддерман. Двадцать с небольшим, смешанной расы. Каштановые волосы, зеленые глаза. Четвертая улица, на углу с Лексингтон-авеню.
  
  — Так, подождите минутку… Все, вспомнил! Покончила с собой, лежа в ванне. Перерезала вены. Провалялась в воде около суток, если не ошибаюсь, пока коллега не уговорила управляющего открыть дверь. Девушка пропустила две смены, не отвечала на телефон и звонки в дверь. Вызов достался нам с Дженкинсоном. Ничего подозрительного — явное самоубийство.
  
  — Записку оставила?
  
  — Да, что-то насчет демонов, которых не может больше выносить. Наркотических веществ в крови не обнаружено, да и в квартире ничего такого не нашли. Еще написала, что ей очень жаль. Возможность убийства судмедэксперт сразу исключил, так что нам особой работы не осталось.
  
  — Мне нужен отчет — все материалы, какие есть.
  
  — Вот черт! Что мы упустили?
  
  — Ничего. Просто мне кажется, что она имеет отношение к моему делу. Так пришлешь отчет?
  
  — Конечно. Я пью пиво с напарником и еще парочкой друзей. Сейчас вернусь в Центральное и все отправлю.
  
  — Спасибо.
  
  Ева продолжила читать статью или, скорее, некролог. Панихида состоялась двадцать первого сентября в родном городе умершей.
  
  — Компьютер, искать информацию о поездках двадцать первого сентября 2060 года для следующих имен.
  
  Ева продиктовала имена, встала из-за стола — страшно хотелось кофе — и выпила еще пепси.
  
  С Элси Ли Аддерман сделали то же, что с девушкой на записи. Где-то между изнасилованием в апреле — годовщина, так сказать, — и девятым сентября Элси что-то вспомнила. Встретила других женщин. В группе поддержки — больше негде. Элси не смогла с этим жить, не смогла справиться и решила уйти из жизни.
  
  А где-то между сентябрем и сегодняшним днем остальные разработали план мести.
  
  Все сходится. Детали головоломки подходят друг к другу также идеально, как рука и одна из тех меховых перчаток, которые постоянно покупает ей Рорк. Однако это не поможет найти Бетца, найти Истердея.
  
  «Поиск завершен. Двадцатого сентября 2060 года Карли Маккензи, Лидия Су и Чарити Даунинг вылетели из аэропорта Ла-Гуардиа в Колумбус, штат Огайо, и вернулись обратным рейсом двадцать первого сентября того же года».
  
  — Как далеко от Крофорда до Колумбуса?
  
  «Идет обработка запроса… Крофорд расположен в девяти целых шести десятых мили от Колумбуса и представляет собой процветающий спальный район».
  
  — Компьютер, искать манифест рейса. Составить список пассажиров женского пола в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Начать с тех, кто сидел впереди, позади или рядом с одним из предыдущих лиц. Проверить полеты в обе стороны.
  
  «Идет поиск…»
  
  Сестринство, подумала Ева. Летали на панихиду. Отдать последние почести умершей сестре и скрепить клятву мести. Они все там были.
  
  «Предварительный поиск завершен».
  
  — Вывести результаты на экран. По одному. Имя и фотография. Выполнить.
  
  «Идет обработка запроса… Марция Баумберг, сорок два года».
  
  — Нет, — сказала Ева, когда на экране появилось фото. — Дальше.
  
  «Грейс Картер Блейк, сорок четыре года».
  
  — Стоп. Вот она. Собрать полное досье. Черт побери… черт побери…
  
  Картина или, вернее, набросок Янси оказался недалек от истины. Лицо более худое, а рот, пожалуй, чуть шире. Но вот она, пятая женщина.
  
  — Компьютер, приостановить поиск. Когда данное лицо училось в Йельском?
  
  А она наверняка училась в Йельском или еще как-то с ним связана.
  
  «Грейс Картер Блейк училась в Йельском университете с сентября 2035-го по май 2043-го, включая аспирантуру. С отличием окончила юридический факультет».
  
  — Когда они затащили тебя в ту комнату, Грейс? В тот подвал?
  
  «Недостаточно данных».
  
  — Да, пока недостаточно. Продолжить поиск.
  
  Ева прослушала сообщение от Харво.
  
  «Привет, Даллас! Сорок девять образцов — прямо именины сердца! Специально задержусь в лаборатории, чтобы с ними поиграть. Уже опознала по ДНК трех — легче легкого. Данные и фотографии во вложении. Остальных буду посылать по мере поступления.
  
  Харво, Королева В. и В.».
  
  Ева быстро открыла отчет. Новые имена. Три женщины. Возраст — пятьдесят два, тридцать четыре и двадцать три.
  
  Она позвонила в лабораторию. Экран заполнило нечто вроде моря расплавленной лавы. Потом Харво повернулась, и Ева поняла, что это не стихийное бедствие, а ее прическа.
  
  — Привет, Даллас! Как нельзя более вовремя. Только что опознала еще одну. Работаю в алфавитном порядке. Результаты решила отправлять группами.
  
  — Харво, ты моя лучшая подруга.
  
  — Круто! Давай напьемся вместе и закадрим какого-нибудь бодибилдера.
  
  — Потом. У тебя должен быть образец с подписью «Грейс».
  
  — Дай посмотрю… Да, два образца с подписью «Грейс». Брюнетка, на вид натуральная, и рыжая, крашеная.
  
  — Мне нужен образец, взятый между 2035-м и 2043-м. Если можешь проанализировать оба, перезвони, как только получишь результаты. У меня есть подозреваемая — Грейс Картер Блейк, — и мне нужно подтверждение. Ты меня очень обяжешь.
  
  — Все сделаю.
  
  Харво повернулась к какой-то странной машине, и крошечное зеленое колечко в центре ее левой брови блеснуло.
  
  — И не могла бы ты проверить образец с подписью «Элси»? Мне нужна Элси Ли Аддерман.
  
  — Конечно, дружище.
  
  — Обеих проверь сегодня, если сможешь. И еще одну — эту можно завтра — самую первую.
  
  — Придется остановить несколько поисковых операций, но не вопрос. Или могу определить на глаз. Результат не стопроцентный, но я же королева волос и волокон. Отберу вручную пять-шесть наиболее ранних образцов и проведу анализ.
  
  — Делай как знаешь. Когда выяснишь имя первой жертвы, сообщи. Нужно тебе мое влияние, чтобы не было проблем с начальством?
  
  — Даллас! — Харво нарисовала в воздухе круг и ткнула себя пальцем в грудь: — Я же королева! Дикарь никогда не ставит действия королевы под сомнение. Ой, я так понимаю, мы имеем дело с жертвами изнасилования, и не хочу показаться легкомысленной. Но если я начинаю задумываться, это мешает работать.
  
  — Харво, работай, как привыкла. Главное, получить результаты.
  
  — Результаты я получу и отправлю тебе.
  
  — Спасибо. Как называются эти волосы? В смысле, которые у тебя на голове.
  
  Харво расплылась в улыбке.
  
  — Моя королевская корона!
  
  — Угу. Вообще-то я про цвет.
  
  — «Поток лавы». Пикантный, правда?
  
  — Да уж, определенно пикантный. Будем на связи.
  
  Отчет можно обновить и попозже, решила Ева, забрала банку с остатками пепси и пошла проведать Рорка.
  
  Рорк показал ей свой личный кабинет и незарегистрированное оборудование еще на ранней стадии отношений. В знак доверия, решила она. А еще он добавил ее в список тех немногих, кто имел туда доступ.
  
  Ева прижала ладонь к сканеру. Когда дверь открылась, она увидела Рорка — волосы собраны в хвост, пиджак снят, рукава закатаны до локтей. На большом C-образном командном центре светились многочисленные кнопки, а за широкими тонированными окнами — огни Нью-Йорка: на город уже опустилась ночь.
  
  Одной рукой Рорк водил по сенсорному экрану, другой — печатал на клавиатуре. Он на минуту оторвался от работы и посмотрел на Еву.
  
  — Щеки у тебя немного порозовели. А судя по взгляду, тебе повезло больше, чем мне.
  
  — Вычислила неизвестных женщин с картины. Обеих. Молодая покончила с собой осенью прошлого года. Когда копнула немного глубже, выяснилось, что четыре остальные летали в пригород Колумбуса на панихиду. Харво проверяет, есть ли они в коллекции Бетца.
  
  — Хорошо постаралась. Назови мне имя той, что жива, и я попробую что-нибудь разузнать.
  
  — Грейс Картер Блейк. Юрист. Окончила Йельский. Около шести лет назад оставила высокооплачиваемую должность в адвокатской конторе, консультирующей крупные корпорации, где скоро должна была стать партнером. И что же дальше? Основала собственную маленькую фирму, которая специализируется на помощи жертвам изнасилования и женам, пострадавшим от насилия в семье. Кроме того, служит юрисконсультом в трех центрах помощи жертвам изнасилования.
  
  — Да ты времени даром не теряла!
  
  — Картинка складывается сама собой, но я по-прежнему не знаю, где Бетц, Истердей или женщины, которые мечтают их убить. У меня есть имена и адреса. Пошлю кого-нибудь домой и в офис к Блейк, но ее там не будет. Какое-то время она очень хорошо зарабатывала. Возможно, настолько хорошо, что скопила на дом, где можно устраивать пытки, не опасаясь полиции или соседей.
  
  — Я проверю, но сначала тебе нужно поесть.
  
  — Нужно. Живот бунтует и сообщает, что пуст. Чур никакого вонючего бульона. Что-нибудь такое, что можно есть за работой.
  
  — Никакой пиццы.
  
  — Так нечестно! Ни кофе, ни пиццы… это что, тюрьма?
  
  — Тушеная курица с клецками.
  
  Еве не хотелось уступать, но времени не было, к тому же…
  
  — Люблю курицу с клецками.
  
  — Знаю, и в автоповаре она есть. Почему бы тебе не заняться ужином, пока я запускаю следующий поиск?
  
  — Мне нужно настроить пересылку сообщений, чтобы шли прямо сюда.
  
  Рорк повернулся в сторону, поколдовал над блестящими кнопками.
  
  — Готово. Можешь делать все, что необходимо, за дополнительным компьютером — в том числе есть.
  
  Ева запрограммировала автоповар, добавив к курице бутылку вина — Рорк заслужил. Сама она, впрочем, пока предпочла бы воду или пепси. Поскольку Рорк был поглощен работой, она молча поставила перед ним тарелку и бокал с вином и повернулась к собственному компьютеру, который сигнализировал о получении входящего сообщения.
  
  Отчет Рейнеке. Они с Дженкинсоном сделали все, как положено, хотя с самого начала было ясно, что это самоубийство. Ева прочла показания соседей, коллег, родственников, а также врача, прописавшего Элси снотворное.
  
  Девушка страдала бессонницей. Обратилась к психотерапевту с жалобой на кошмары и посещала группу поддержки, потому что кошмары вызывали страх перед мужчинами, сексом, демонами, которые могут ее изнасиловать. Начала ходить в церковь.
  
  Ева прочла копию предсмертной записки:
  
  «Простите за боль, которую вам причиню. Я оказалась недостаточно сильной, недостаточно смелой и больше не могу выносить демонов — бороться с тем, что они сделали с моим сознанием, телом, душой. Я должна положить этому конец, а другого способа не знаю. Простите, что выбрала путь трусов. Я люблю свою семью и понимаю, что мой уход заставит вас страдать. Спасибо моим подругам, моим духовным сестрам за поддержку, понимание, за правду, которую они помогли мне открыть. Но правда слишком темна, слишком жестока, и я навсегда закрываю глаза — закрываю глаза, чтобы обрести покой. Мне легко от сознания того, что это в моей власти. Не горюйте слишком сильно или слишком долго, потому что я ухожу в лучший мир. Пусть эта мысль утешит вас так же, как утешает меня.
  
  Элси».
  
  Она не была готова вспомнить, подумала Ева, поэтому не сумела выжить.
  
  Шестеро «братьев» в буквальном смысле убили Элси в ту ночь, когда изнасиловали. И те из них, кого Ева сумеет отыскать, заплатят за ее смерть. Она посвятит этому всю жизнь, если потребуется.
  
  Ева отправила Янси имя второй женщины и подтвердила, что насчет первой он оказался прав. Затем побеседовала с копами, которых посылала на квартиру и в офис к Блейк, попросила Рио достать очередной ордер на обыск.
  
  Не отрываясь от работы, Ева поела — желудок не воспротивился. Она сумела взять себя в руки. В следующий раз, когда ей придется смотреть эту мерзость, она выдержит.
  
  Ева посмотрела на Рорка. Как же ей повезло, что сама она вспомнила, когда была к этому готова, а он оказался рядом. Ева не стала бы вскрывать себе вены — не ее стиль. Но есть и другие способы покончить с жизнью. Она могла бы выбрать один из таких способов, даже не вполне осознавая собственного выбора.
  
  Она будет отстаивать интересы Элси Ли Аддерман, как и тех, кто ее изнасиловал.
  
  Ева прослушала еще одно сообщение — противоестественно жизнерадостный рапорт от Харво — и убедилась, что Грейс Картер Блейк и Элси действительно есть среди жертв изнасилования.
  
  Ева встала, чтобы выпить воды. Рорк — еще одно очко в его пользу — прав: лучше пока пить одну воду.
  
  — Попался, мерзавец! — произнес он с таким удовлетворением, что она замерла на месте.
  
  — Который мерзавец?
  
  — Я составил краткий список недвижимости в Бронксе и собрал всяческую информацию на этого мерзавца Бетца. Нужно признать, мерзавец он умный, но я еще умнее. Я нашел дом, оформленный на имя Элиса Фратера.
  
  — Откуда ты взял это имя? Оно ведь даже близко не лежало!
  
  — Элис — народное название Йельского университета. Образовано, вероятно, от сокращенной формы имени основателя[10]. Фратер — «брат» на латыни. Я задал поиск по слову «брат» или «братство» на любом из существующих языков.
  
  — Серьезно? — Пожалуй, такая идея могла бы прийти в голову и самой Еве — со временем. — Придется тебе стерпеть оскорбление, умник. Из тебя вышел бы классный коп.
  
  — Не в этой жизни. Еще у Бетца есть офшорный счет на то же имя, на котором лежит кругленькая сумма в три целых четыре десятых миллиона плюс мелочь.
  
  — Надо попасть в этот дом. Вдруг там есть другие записи или еще что-нибудь.
  
  — Тогда поехали.
  
  — Мне позарез нужны данные, которые ты ищешь.
  
  — Поиск может идти и без меня. К тому же мы обернемся достаточно быстро, если полетим на вертолете.
  
  — На вертолете?
  
  Рорк улыбнулся:
  
  — Ты же сама сказала, что он может понадобиться.
  
  — Ну да, сказала. — Господи, как же она ненавидит летать… — Ладно, так и поступим. Можешь сделать, чтобы входящие сообщения поступали мне на телефон?
  
  Рорк вздохнул:
  
  — Я только что отыскал тебе этого чертова Элиса Фратера, а ты еще спрашиваешь?!
  Глава двадцатая
  
  Ева и правда ненавидела летать. Кроме того, когда вертолет парит над Манхэттеном, петляет между шпилями зданий и огибает неторопливый воздушный трамвайчик, курице с клецками сложно как следует улечься в желудке. До Бронкса недалеко, напомнила себе Ева. Почти всю дорогу она провела, уткнувшись в телефон.
  
  Пибоди немного обидится — она, как ни странно, любит летать. Нужно еще уведомить местное полицейское управление об их прибытии…
  
  — Рио сделала все в лучшем виде. У нас есть ордер. В другой резиденции Бетца пока тихо. Шотландские копы повязали Макнейми и держат его под присмотром.
  
  — Это сохранит ему жизнь. Собираешься переправить его сюда?
  
  — Еще бы! Перешлю эту мерзкую видеозапись в Шотландию, как только переговорю с Уитни.
  
  Вертолет вздрогнул, и Ева глянула сквозь лобовое стекло — большая ошибка… От движущихся рядов машин и фонарей у нее закружилась голова. Уж лучше голова, чем желудок, сказала она себе, но все же тяжело сглотнула.
  
  — Если опознаем дом на картине — а я уже над этим работаю, роюсь в архивах, пробую выяснить, где жил хотя бы один из шестерых мерзавцев во время учебы в Йельском, — этот чертов вертолет может опять понадобиться.
  
  — Полет над озаренным луной Коннектикутом… Романтика!
  
  Когда вертолет пошел на посадку, Ева с шумом выдохнула.
  
  — Где ты собираешься приземлиться? И почему я не подумала об этом раньше?! Почему вертолет так трясет? Господи, как же я это ненавижу!.. Где ты сядешь?
  
  — Здесь не менее безопасно, чем в доме, — сказал Рорк, борясь с сильным ветром.
  
  — Что в домах безопасного?! В них постоянно врезаются вертолеты. Они сгорают до основания. Куда ты посадишь эту летающую жестянку?
  
  — На удобную крышу того самого здания, которое мы собираемся посетить.
  
  Ага, если прежде их не впечатает в него ветром…
  
  — Ближе некуда.
  
  Пожалуй, но теперь перед лобовым стеклом мелькали здания — слишком близко для Евиного спокойствия.
  
  Вертолет приземлился на удобную, хотя и узкую крышу рядом с чем-то, похожим на сарай. Однако дыхание у нее не выровнялось до тех пор, пока Рорк не выключил двигатель и его урчание не стихло.
  
  — Слава богу! — Ева расстегнула ремень безопасности и соскочила на успокаивающе надежный бетон — навстречу порывистому ветру. — В здание проникнем через крышу! — прокричала она, кивая на стальную дверь. — Ведем себя так, как будто подозреваемые внутри. Обыщем этаж за этажом. Знаю, оружие при тебе.
  
  — Разумеется. Хочешь, чтобы я взломал дверь?
  
  Ева достала универсальный ключ и включила диктофон.
  
  — Лейтенант Ева Даллас и гражданский эксперт-консультант Рорк входят в резиденцию Фредерика Бетца в полном соответствии с полученным ордером.
  
  Она открыла дверь и кивнула Рорку.
  
  Они шагнули внутрь — один целится вверх, другой — вниз.
  
  — Полиция Нью-Йорка! — выкрикнула Ева. — Входим в здание. Мы вооружены.
  
  Они спустились по короткой лестнице еще к одной двери и повторили ту же процедуру, включая предупреждение. Ева зажгла фонарик и провела вокруг себя лучом, не переставая целиться.
  
  — Похоже, пусто, — тихо произнесла она. — Но нужно убедиться.
  
  Ева махнула Рорку в одну сторону, сама направилась в другую.
  
  Заставленные мебелью комнаты, больше похожие на склад, чем на жилые помещения. Безупречно чистый туалет и ведущая вниз лестница.
  
  — Никого, — объявила Ева.
  
  — Здесь тоже, но иди посмотри, что я нашел.
  
  Она предпочла бы спуститься вниз, обыскать второй и первый этажи, но все-таки пошла на голос Рорка и оказалась в небольшой, хорошо оборудованной лаборатории.
  
  — Не удивлюсь, если обнаружу еще парочку секретных счетов, — сказал Рорк. — Судя по всему, у Бетца здесь небольшая фабрика по производству наркотиков. Могу поспорить, в свободное время он готовит возбуждающие средства для своих жертв.
  
  Ева шагнула к холодильнику со стеклянными дверцами, оглядела аккуратно расставленные ящики с пробирками.
  
  — У него есть семейные деньги, семейный бизнес, но, по моим сведениям, он им особо не занимается. Бетц любит играть на скачках. Вот и готовит запрещенные наркотики, чтобы были деньги на развлечения и на отложить про запас. Хобби у него такое, — добавила Ева и отвернулась. — Давай обыщем нижние этажи.
  
  Они спустились на второй этаж и снова разошлись в разные стороны. На этот раз Ева сама позвала Рорка.
  
  — В спальне для гостей — чемодан. Постель смята, как будто на ней лежали. Бутылка со спиртным, грязный стакан.
  
  Она открыла чемодан. На груде одежды, среди которой Ева, знакомая с рукоделием Пибоди, опознала вязаный свитер ручной работы, лежала вставленная в рамку фотография Петры Истердей.
  
  — Истердей. Решил здесь укрыться. У одного брата ключи от дома другого.
  
  — Вещи не распаковывал — или упаковал снова.
  
  — Думаю, не распаковывал. Занес чемодан на второй этаж, достал бутылку, лежал на кровати и пил.
  
  — Жалея самого себя, — добавил Рорк.
  
  — О да. У бедного серийного насильника выдался тяжелый день. Пошли вниз. Если зажмем его в угол, он попробует бежать. Возможно, начнет сопротивляться, но особых проблем с ним не будет.
  
  Они вышли из комнаты и направились к лестнице, однако застыли на полдороге при виде Бетца.
  
  На первом этаже царила темнота. Рассеивал ее только луч Евиного фонарика, и этот луч выхватил тело, свисающее с люстры в прихожей.
  
  Ева особо не рассчитывала взять Бетца живьем, отвезти в камеру и заставить трястись от ужаса. Но все же она надеялась. Надеялась всей душой, что такой случай представится.
  
  — Четверо из шести, — сказала она. — Не стали ждать — привезли сюда и вздернули раньше обычного. Сначала закончим с обыском. Подозреваемых здесь нет, а вот Истердей — возможно.
  
  В глубине прихожей Ева нашла перевернутый стол и осколки стекла. Затем брызги и пятна крови. Она аккуратно обогнула их и заметила след в том месте, где по полу волокли что-то тяжелое.
  
  — Дом пуст, — объявила Ева, — а Истердей похищен. Судя по всему, когда женщины вошли, он сидел на первом этаже, вероятно, немного пьяный. Возможно, подумал, что приехал братец Бетц, потом увидел их и попытался бежать. Они бросаются следом, вырубают его шокером. Истердей падает, опрокидывает стол, ударяется головой об пол. Его волокут назад в прихожую. Хотят, чтобы посмотрел. Сначала наблюдал, как Бетц их насилует. Теперь пусть посмотрит, как они вздергивают Бетца.
  
  Ева убрала оружие в кобуру, включила свет.
  
  — Нужно сообщить местным копам, что тут произошло, но расследование в любом случае наше. Пожалуй, все-таки вызову Пибоди.
  
  — Если попробуешь отправить меня домой, я рассержусь.
  
  — Надо бы, но не стану. Да и не хочу, — призналась она. — Я могу справиться и справлюсь, но все равно предпочитаю, чтобы ты был рядом. Мне легче, когда ты рядом.
  
  — Я всегда буду рядом.
  
  — Знаю, и от этого тоже легче. Если «сестры» не глупы, а пока непохоже, они понимают, что добраться до шестого — до Макнейми — шансов практически нет. Возможно, поэтому уделят Истердею больше времени — он ведь последний. В противном случае Истердей уже мертв, а они сбежали.
  
  Рорк погладил ее по волосам.
  
  — Если бы я был на их месте и зашел настолько далеко, то выбрал бы первый путь. Мне бы захотелось… отдать должное последнему из братьев.
  
  Ева кивнула и достала телефон, чтобы вызвать местных копов.
  
  — Говорит лейтенант Ева Даллас, полиция Нью-Йорка. У меня здесь труп.
  
  Она позвонила Уитни и предоставила ему улаживать дела с начальством полиции Бронкса, если понадобится. Потом вызвала собственных чистильщиков и поговорила с двумя местными детективами, которые приехали на вызов.
  
  К тому времени как Пибоди и Макнаб прибыли в черно-белой патрульной машине с включенной сиреной, Ева уже сняла тело с люстры и установила время смерти.
  
  — Двадцать пятнадцать. Мы опоздали меньше чем на час. Адрес они, естественно, узнали от Бетца или еще кого-то из братьев. Славно они его отделали. Меньше времени, тяжелее побои.
  
  — Именно он вкалывал им наркотик, — заметил Рорк.
  
  — Вкалывал наркотик? — переспросила Пибоди.
  
  Ева взглянула на нее:
  
  — На записи из банковской ячейки. Там видны все шестеро. Групповое изнасилование — что-то вроде спортивного состязания. Бетц ввел жертве — первой, судя по всему, — нечто такое, от чего она перестала кричать, сопротивляться и просить о пощаде и стала умолять о продолжении.
  
  — Он сделал ей укол? — Зеленые глаза Макнаба под низко надвинутой ярко-синей шапкой сделались жесткими и холодными. — Что-то вроде «Шлюхи»?
  
  — Что-то вроде того. Бетц готовил наркотики сам. На верхнем этаже у него лаборатория.
  
  Ева заметила во взгляде Макнаба нечто такое, при виде чего резко бросила:
  
  — Детектив, мы говорим под запись!
  
  Он только отвернулся и начал возиться с установленной над входом камерой.
  
  — Как и у предыдущих жертв, — продолжила Ева, — у убитого в паху татуировка. Область вокруг нее сильно повреждена, поэтому неясно, есть ли след от шокера — это установит судмедэксперт. Скорее всего, повреждения нанесены резиновыми дубинками с утяжелителем. Кроме того, присутствуют ожоги, вероятно, оставленные тем же раскаленным предметом, которым его насиловали. На туловище также имеются ожоги и следы побоев — у двух предыдущих жертв их не было. Многочисленные кровоподтеки на лице. Порезы на шее и горле, скорее всего, нанесены самим убитым в попытке сдернуть удавку. Под ногтями на обеих руках — кровь и частицы кожи.
  
  Ева потерла пульсирующую от боли точку в центре лба и выпрямилась.
  
  — Упакуйте и оформите вещдок. Морриса я уже уведомила. Макнаб!
  
  Он обернулся. Лицо его по-прежнему напоминало застывшую маску.
  
  — Так точно!
  
  — Надо забрать электронику. Консультант уже установил, что записи с камер наблюдения отсутствуют, как и в случае предыдущих убийств. Жесткий диск преступники забрали с собой. Мне нужно, чтобы ты разобрал все компы и средства связи, какие найдешь. Вызови себе помощников.
  
  Ева отвернулась и перевела дыхание.
  
  — Наши чистильщики обыщут место преступления, а здешние копы выставят охрану. Пибоди, мы с тобой проверим вещи Истердея на втором этаже. Посмотрим, не укажет ли что-нибудь, куда его увезли.
  
  Когда Ева поднялась на второй этаж, Рорк подошел к Макнабу.
  
  — Не думай, будто она ничего не чувствует — не испытывает той же ярости, что и ты.
  
  — Да понимаю, просто… — Макнаб стянул с головы шапку и сунул в карман. — Я всякой мерзости насмотрелся, когда работал в полиции нравов. Изнасилование — само по себе мерзость, а групповое — вообще нечто запредельное. Но вкалывать «Шлюху»… Как будто недостаточно, что собираешься изнасиловать женщину, — надо еще сделать ее соучастницей. А если доза слишком большая или введена неправильно, у жертвы может случиться флешбэк, и она захочет, чтобы ее кто-нибудь трахнул, прямо здесь и сейчас. Я много такого видел. Слишком много.
  
  — Ева тоже.
  
  Рорк стиснул плечо Макнаба. С минуту молодой человек стоял неподвижно, словно пытался взять себя в руки. Из кармана ярко-зеленой куртки торчал конец полосатой шапки, в ухе полукругом блестели кольца, на свитере танцевал давным-давно умерший Элвис. Темно-зеленые глаза на симпатичном лице Макнаба смотрели мрачно.
  
  — Я не говорю, что с ним поступили справедливо. Нет, это несправедливо. Но трудно считать подобную смерть незаслуженной. Легче сказать «несправедливо», чем «незаслуженно».
  
  — Твоя правда. Я не так свято верю в то, во что верите вы с Евой и Пибоди. Однако понимаю, почему вы предпочли бы найти Бетца живым и заставить его испытать унижение и утрату свободы, а не мертвым на полу, сколько бы он перед этим ни выстрадал.
  
  — Иногда верить бывает труднее обычного, но да, я действительно в это верю. Спасибо, что напомнил.
  
  — Не за что. Давай подсоблю тебе, пока не приедут помощники или пока не понадоблюсь лейтенанту.
  
  Занимаясь электроникой, Рорк ждал Еву. Он понимал: волноваться за нее бессмысленно, но не мог ничего с собой поделать. Она не остановится, знал Рорк, чего бы ей это ни стоило.
  
  Когда Ева спустилась — лицо такое же окаменевшее, как у Макнаба, тени под глазами еще сильнее подчеркивают обычную бледность, — Рорку пришлось прикусить язык, чтобы не попросить ее прерваться и отдохнуть.
  
  Они вместе наблюдали, как бригада из морга выносит мешок с телом.
  
  — Если у Истердея было что-нибудь, относящееся к делу, они это забрали. Деньги, которые он взял с собой, исчезли. В чемодане лежит паспорт. Значит, планировал уехать.
  
  Ева отступила в сторону, чтобы не мешать чистильщикам, которые уже принялись за работу.
  
  — Хотел оставить жену и прежнюю жизнь. Это яснее ясного. Уж лучше так, чем то, что ждало его иначе.
  
  — Жалкий трус, — вставил Рорк.
  
  — Да, жалкий. Я хорошо на него надавила, поэтому он знал, что его ждет. Приехал сюда — думал, будет здесь в безопасности, пока не сможет выехать из страны. Возможно, напился от жалости к себе, как ты и говорил. Бедный я, несчастный! Потом пошел на первый этаж — за выпивкой или едой.
  
  Она подошла к перевернутому столу, рядом с которым алели пятна крови и валялось битое стекло.
  
  — Когда входят женщины, Истердей совершенно не готов. Возможно, слегка пьян. Они ведут Бетца, вталкивают его в дом. На это нужны как минимум две, а их четыре. Они моложе, быстрее, настроены решительно. Нетрудно догнать мужика, если ему под семьдесят и он слегка навеселе. Истердей хочет сбежать, но женщины окружают его всей стаей — око за око, так, по-моему? Что бы это ни значило. Они борются, опрокидывают стол, разбивают стеклянную вазу. Истердей падает. Скорее всего, ударяется головой. Возможно, режется о стекло. Он либо оглушен, либо без сознания, и его связывают.
  
  Ева оглянулась на чистильщиков, которые снимали отпечатки с люстры и веревки.
  
  — Связать его не составляет труда. Потом они ждут, пока он придет в себя, а сами надевают на Бетца удавку. Теперь у них две жертвы, и они заставляют Истердея смотреть, как поднимают люстру, как петля затягивается, а Бетц раздирает ногтями собственное горло, дергает ногами, корчится в судорогах.
  
  Ева перевела дыхание.
  
  — «Ты смотрел, как твои братья насилуют нас. Они смотрели, как ты насилуешь нас. Теперь посмотри, как твой «брат» умирает, и знай, что тебя ждет то же самое».
  
  — Они могли бы поставить точку прямо здесь. — Пибоди ссутулила плечи — слова Евы заставили ее ярко представить себе картину преступления. — Убить обоих и скрыться.
  
  — У них другой план. Истердей должен страдать. Им есть что ему сказать, что с ним сделать. Он должен молить, как молили они, и знать, как знали они, что мольбы не помогут. Подождите немного…
  
  Ева шагнула к только что вошедшему офицеру Кармайклу.
  
  — Извини, что вызвала.
  
  — Такая уж у нас работа, лейтенант.
  
  — Хочу, чтобы ты руководил опросом соседей. Нужно разбудить весь квартал, выяснить хоть что-нибудь. У преступников есть машина. Скорее всего, фургон. Цвет темный, современная модель. Проследи, чтобы у каждого копа были наброски Янси. Придется тебе согласовать свои действия с местной полицией.
  
  — Не беда. У меня здесь двоюродная сестра работает. Я уже ей позвонил, ввел в курс дела. Она поможет все уладить, если понадобится.
  
  — Отлично. Пусть местные выставят оцепление, но ты за ними проследи — я ведь их не знаю.
  
  Ева снова подошла к Рорку, Пибоди и Макнабу.
  
  — Проверили электронику, — доложил Макнаб. — На первый взгляд — ничего. Сейчас приедет команда электронщиков и отвезет все в Центральное. Хотите, чтобы я поехал с ними?
  
  — Нет. Нужно обыскать квартиру и офис Блейк. Вы с Пибоди займетесь офисом, а мы с экспертом-консультантом — квартирой. Так в каждой команде будет по электронщику. Есть рядом с офисом место, где можно посадить этот чертов вертолет?
  
  Рорк знал, что Ева воспротивится — возможно, с применением силы, — если похлопать ее по заду. Поэтому похлопал по плечу:
  
  — Место есть всегда.
  
  — Тогда полетите с нами и доберетесь до офиса от этого места, где бы оно ни было.
  
  — Полет на вертолете… Класс! — воскликнула Пибоди.
  
  — Рио пытается выбить ордер на конфискацию электроники. Речь об офисе юриста, так что это несколько осложняет дело, однако улик у нас более чем достаточно. Пока не получим ордер, переверните все вверх дном, но электронику с документами не трогайте.
  
  — Поняли.
  
  — Здесь мы закончили. — Ева последний раз обвела взглядом прихожую. — Поехали.
  
  Пока возвращались в Манхэттен, Ева обменивалась эсэмэсками с Рио и читала досье на Маккензи и Даунинг, составленные Бакстером, Трухартом и Пибоди.
  
  — Когда знаешь, где искать, картина становится ясна. Все четверо летали одним рейсом на панихиду по Элси Аддерман. Все четверо делали ежегодные пожертвования центрам, которые помогают женщинам или жертвам изнасилования. Суммы разные, организации тоже, но каждая жертвовала деньги на дело, связанное с ее собственной травмой. Ни одна не состоит в отношениях. Все, кроме Даунинг, учились в одном университете. Мы еще выясним, как она связана с Йельским. Все, кроме Блейк, были отчислены или пережили душевный кризис. У нее кризис случился позже — так мне видится.
  
  — Липски из центра психологической помощи узнала Су, Даунинг и Маккензи, — добавила Пибоди.
  
  — Теперь нам известно, что Блейк работала там же юрисконсультом. Если показать Липски портрет Аддерман, она и ее узнает. «Сестры» пересеклись либо в центре, либо в группе поддержки — до или после того, как к ним вернулись воспоминания.
  
  Рорк посадил вертолет на крышу.
  
  — Мы всего в одном-двух кварталах от офиса и в паре от квартиры.
  
  — Пойдет. — Ева вылезла из вертолета, утешая себя тем, что лететь в нем придется всего еще один раз.
  
  Пока вокруг завывал ветер, а Рорк открывал выход на крышу в обход системы безопасности, она повернулась к Пибоди с Макнабом:
  
  — Дождитесь ордера, прежде чем заняться электроникой. Действуйте строго по уставу. Что бы вы о них ни думали, это серийные убийцы, и последняя жертва уже у них в руках.
  
  — Извините за то, что было раньше, — произнес Макнаб.
  
  — Раньше чего? — спросила Ева, и он слегка улыбнулся.
  
  Они вошли в дверь и спустились по лестнице.
  
  — Все, что можно найти, мы найдем. Если что, звоните.
  
  Когда Пибоди с Макнабом ушли, Ева ссутулилась, пытаясь защититься от ветра, и потерла усталые глаза.
  
  — Никак не могу решить, убьют Истердея сразу или растянут удовольствие. Убийцы не ожидали, что его схватят, — это для них приятный бонус. Если с ним разделаются по-быстрому, мы не успеем его спасти.
  
  — Если бы хотели разделаться по-быстрому, мы бы нашли тело Истердея рядом с трупом Бетца.
  
  — Говорю себе то же самое, а потом начинаю думать, как бы поступила на их месте. Я бы прикинула, сколько у меня времени, велик ли риск. Если они хотят избежать наказания, им нужно поскорее закончить начатое и скрыться.
  
  — А ты не думала, что их не волнует, избегут они наказания или нет?
  
  — Думала. Это еще хуже.
  
  Они подошли к нужному зданию. Не шикарное, но респектабельное. Швейцара нет, зато система безопасности, судя по всему, вполне приличная. На первом этаже — тайский ресторан и магазин недорогой обуви.
  
  Ева подошла к двери, подождала, пока Рорк взломает замок, и включила диктофон.
  
  — Пока не получим дополнительный ордер, это просто обыск. Если, конечно, Блейк не сидит в квартире, жуя соевые чипсы и смотря телик.
  
  Ева даже не взглянула на крошечный лифт и прямиком направилась к лестнице.
  
  — Блейк живет на четвертом.
  
  — Я в курсе.
  
  — Наверняка секретное помещение — пыточная камера — принадлежит именно ей. Не здесь — квартира для этого не приспособлена, — а где-то в другом месте. Нужно копнуть поглубже. У остальных слишком мало денег, чтобы купить или снять дополнительное жилье. Никаких сведений, что кто-то из них унаследовал недвижимость или достаточную сумму для покупки.
  
  Лестница чистая, хорошо освещенная, в здании довольно тихо. Звуковая изоляция, правда, неполная: на втором этаже из квартиры доносится приглушенный гул голосов, на третьем — громкая музыка. Взобравшись на четвертый, Ева забарабанила в дверь, подождала немного, забарабанила снова и прокричала:
  
  — Грейс Картер Блейк, это полиция!
  
  Дверь противоположной квартиры слегка приоткрылась.
  
  — Ее нет дома.
  
  Ева обернулась, глянула на маячащее за дверью смуглое лицо, настороженный темный глаз и предъявила значок.
  
  — Вы знаете, где она?
  
  — Нет. Ее не было весь день. Ночью, по-моему, тоже. Может, уехала в отпуск?
  
  — В отпуск?
  
  — Вчера выходила из дома с чемоданами, а пару дней назад выносила из квартиры какие-то вещи. Мисс Коло со второго этажа сказала, что вчера офис Грейс Блейк был закрыт. Сегодня тоже. Натворила что-нибудь?
  
  — Мне нужно с ней поговорить.
  
  — Последние пару недель дома ее почти не бывало.
  
  Ева достала наброски.
  
  — А как насчет этих женщин?
  
  Темный глаз сузился, дверь приоткрылась чуть шире.
  
  — Видела ее с этой.
  
  Костлявый палец просунулся в щель и ткнул в портрет Лидии Су.
  
  — Здесь?
  
  — Нет, на рынке, в «Джинаро» — в двух домах отсюда.
  
  — Когда?
  
  — Не помню. На прошлой неделе, кажется. Скорее всего, на прошлой, потому что я стояла за прилавком — завтра опять придется. Они покупали овощи, но в квартиру не отнесли — пошли дальше по улице и завернули за угол.
  
  — На юг до угла, потом на запад?
  
  — Да. Если она что-то и натворила, то ведет себя тихо. В чужие дела не лезет. Не устраивает гулянок, как эта компашка на третьем. Мне через пол слышно, как они хохочут и завывают.
  
  — Мисс…
  
  — Джексон.
  
  — Мисс Джексон, у меня ордер на обыск квартиры мисс Блейк. Мы собираемся туда проникнуть. Если желаете убедиться, позвоните в Центральное полицейское управление.
  
  — У вас значок, — ответила женщина. — Я тоже умею вести себя тихо.
  
  С этими словами она захлопнула дверь.
  
  Ева воспользовалась универсальным ключом, вскрыла три замка — один стандартный, два дополнительных, выпущенных в полиции.
  
  — Хотела чувствовать себя в безопасности, — пробормотала Ева. — Полиция! Входим в помещение.
  
  Для проформы она вытащила оружие, провела им перед собой, пока Рорк включал свет.
  
  «Скромно», — первое, что пришло ей в голову. Мебель немногочисленная, но качественная, в том числе кожаный диван, который Блейк наверняка купила еще в те времена, когда консультировала корпорации. Кое-что она действительно увезла с собой.
  
  — Забрала картину, которая висела на стене, — заметно, что краска немного другого оттенка, и гвоздь по-прежнему на месте. Пять к одному, какая-то из картин Даунинг. Вон там не хватает стола, видишь? Зачем нужно кресло посреди комнаты, если нет стола? Ни стакан поставить, ни лампу прицепить.
  
  — Женщине легче вынести стол, чем кресло.
  
  — Пожалуй. Никаких фотографий, хороший телик, кругом порядок. Давай убедимся, что в квартире никого нет.
  
  Они разошлись — Еве досталась ванная и спальня. Обыск вели систематически: маленькая кухонька в стенной нише, небольшая комната, отведенная под кабинет, — ни компьютера, ни телефона.
  
  — Взяла с собой кое-какую одежду, — сказала Ева, убирая оружие в кобуру. — В шкафу заметны прорехи между вешалками. Из ванной тоже почти все забрала — ни дамских принадлежностей, ни средств по уходу. — Она небрежно открыла ящик прикроватного столика. — Пусто.
  
  Рорк обыскал столик по другую сторону широкой кровати, застеленной простым белым покрывалом.
  
  — Тоже пусто. В автоповаре на кухне шаром покати. Даже куска хлеба не завалялось.
  
  — У Блейк было время составить план и место, куда постепенно перевезти вещи. Поэтому, когда уезжала, она забрала с собой все, что еще осталось и могло понадобиться. В офисе будет то же самое. Наверняка прихватила электронику, чтобы не рисковать. Похоже, действовала не впопыхах и все продумала, а потому и ошибок не допустила.
  
  — Если у нее есть еще один дом, мы его найдем.
  
  Ева кивнула и продолжила обыск.
  
  Пришел ордер на конфискацию электроники, хотя толку от него было мало.
  
  Выйдя из здания, они пошли на юг, на углу свернули на запад.
  
  — Парковка. Явно не из тех, которые станут хранить записи целую неделю. Но все равно проверим.
  
  Сплошные тупики, подумала Ева и позвонила Пибоди.
  
  В офисе тоже не оказалось ни электроники, ни документов.
  
  — Отправляйтесь домой и поспите, — велела Ева. — Пусть Макнаб запустит поиск фургона Лидии Су. Попробуйте разные варианты имен — всех пяти. А также фамилии ее родственников. Заведите будильник, чтобы звенел на каждый результат, и если что — звоните.
  
  — Не хочу изображать из себя мамочку, — сказал Рорк, обнимая Еву за плечи, — но здравый смысл подсказывает, что тебе нужно поспать.
  
  — Мне нужно выпить кофе и как-то вырваться из тупика. Может, твоя система что-нибудь нашла, пока нас не было?
  
  — Я проверял. Пока ничего. На некоторые поисковые запросы уходит больше времени, чем обычно.
  
  Как раз времени у нее и нет. У Истердея тоже.
  
  В вертолете Ева закрыла глаза. Если очистить сознание, может, что-нибудь и всплывет. Что-нибудь такое, что она не заметила или упустила…
  
  Проснулась она, когда Рорк расстегнул ее ремень безопасности.
  
  — Задремала немножко.
  
  — Как бы тебе ни хотелось продолжить, организму нужен сон. Это касается и «сестер», — напомнил Рорк, обнимая ее за талию.
  
  — Они могут работать посменно. Но ты прав: им тоже нужен сон, пища, общение.
  
  Еве чудилось, будто она движется под водой. Она чувствовала, как подходит к двери, оказывается в тепле.
  
  — Сегодня убивать Истердея не станут. И как до меня раньше не дошло? Ты прав. Хотели бы разделаться с ним по-быстрому, убили бы сразу и бросили тело в доме у Бетца. Истердей там, где ему следует быть, а им тоже нужно поспать, поговорить, заставить его заплатить сполна. Убить — несложно. А вот на расплату требуется время.
  
  Рорк провел ее в лифт, потом сразу в спальню.
  
  — Может, выпьешь успокоительного, чтобы я не волновался?
  
  — Я не пила кофе уже несколько часов, поэтому и так достаточно спокойна. Мне нужно поспать, иначе придется принимать тонизирующее, а я не хочу тонизирующего. Посплю до пяти. Где кот?
  
  — Подозреваю, что с Соммерсетом, поскольку нас не было. Хочешь, принесу его?
  
  Ева хотела, как это ни глупо, однако не настолько, чтобы посылать за ним Рорка.
  
  — Просто спросила.
  
  Ева разделась, все еще ощущая себя под водой. Сколько же она на ногах? Никак не сообразить, да и не важно. Она поспит и встанет еще до рассвета. Другого выхода нет.
  
  Ева нырнула в постель, готовая погрузиться в сон, но, как только закрыла глаза, в голове начала прокручиваться запись изнасилования, даже несмотря на близость Рорка.
  
  — Стивенсон — Билли — не смог с этим жить, поэтому и покончил с собой.
  
  — Успокойся. Выкинь все из головы.
  
  — Постоянно вижу ее глаза, ужас во взгляде. — Ева легла на бок, прижалась лицом к его плечу. — Тот момент, когда ужас становится слишком велик и нужно спрятаться. Уйти в себя, уйти куда-нибудь. Знаю, каково это, когда ужас настолько силен, что больше невозможно выносить. Невозможно выносить боль, страх, понимание, что ты не в силах ничего изменить. А они просто… упивались ее ужасом. Именно этого им и хотелось, поэтому они продолжали ее насиловать, а потом находили других, чтобы вспомнить свою гнусную молодость. Все равно что встретить бывших однокурсников и заново пережить времена, когда царил на футбольном поле или на кампусе.
  
  — Тут нет ни логики, ни здравого смысла, дорогая. Вообще ничего человеческого.
  
  Рорк был такой теплый, такой надежный… Его рука гладила ее по спине, словно пытаясь отогнать мрачные мысли. Внутри у Евы все дрожало, к глазам подступали жгучие, бесполезные слезы.
  
  Боже, боже… Нет, она не хочет снова раскисать.
  
  Ева приподняла голову:
  
  — Покажи мне. Напомни, что может быть по-другому. Что должно быть по-другому.
  
  — Ты слишком устала, — прошептал Рорк.
  
  — Будь моим успокоительным. — Она дотронулась губами до его губ. — А я буду твоим…
  Глава двадцать первая
  
  Она принадлежала ему, и это чудо всегда помогало осветить окружающую ее тьму.
  
  Ева знала, каков этот плотский акт, когда за ним стоит насилие, жажда власти, физиологическая потребность, страсть или похоть. А еще она знала — знала благодаря Рорку, — каков тот же акт, когда за ним стоит любовь. Именно это ее и спасло.
  
  Он был нежен с ней, а она с ним. Оба чувствовали, что нуждаются в нежности. Долгие, осторожные поцелуи, словно бальзам на раны, лекарство для потрепанных, кровоточащих душ.
  
  Зыбкая усталость перешла в сонное счастье. Он отдавал, она отдавала, и вместе они обретали утешение.
  
  Заботливые руки Рорка на ее коже, отогревающие холод, запрятанный так глубоко, что сама Ева никогда бы до него не добралась. Его губы без слов говорили, что она любима — она желанна.
  
  Но были и слова, шепот на ирландском, словно мягкое прикосновение к больному месту.
  
  Она отвечала тем же, зарываясь пальцами в его шелковистые волосы, скользя руками по сильным плечам. Дотронуться — просто дотронуться — до главного чуда в ее жизни.
  
  Лежа в темноте в теплых и крепких объятиях Рорка, Ева чувствовала, как сонное счастье постепенно переходит в сонное возбуждение.
  
  Наконец она расслабилась. Рорк сразу почувствовал, когда это произошло, когда мрачные мысли отступили, и в ее сердце, в сознании остались только они двое.
  
  Когда Ева обвилась вокруг него, прося и отдавая, он тоже расслабился. Одна она, одно это мгновение. Одна любовь.
  
  Одна любовь… Ее сердце пульсирует под губами Рорка, стройное тело ритмично двигается, сильные уверенные руки ласкают его. Ева всегда была и останется воином, но даже воину нужна забота.
  
  Рорк вошел в нее — нежно, по-прежнему нежно — и заполнил собой, продолжая шептать те слова, что переполняли его сердце. Они двигались медленно, раскачиваясь на длинных, сладостных волнах. А когда эти волны разбились, то разбились с такой красотой и преданностью, которых ни он, ни она не знали ни с кем другим.
  
  — Теперь сможешь уснуть?
  
  Ева глубоко вздохнула:
  
  — Пожалуй, но… полежим еще немного вместе, ладно?
  
  — Мы всегда будем вместе — я и ты.
  
  Рорк почувствовал, как Ева расслабилась и уснула. Он подождал еще немного, желая убедиться, что во сне тьма ее не преследует, и последовал за ней, не размыкая объятий.
  
  Ева проснулась в темноте с бешено колотящимся сердцем. Кто-то кричал. Неужели она сама?..
  
  — Все хорошо, все хорошо… — Рорк прижал ее к себе, ругаясь сквозь зубы. — Просто будильник.
  
  — Что? Уже пять?
  
  — Нет и четырех. Я завел будильник на тот случай, если поиск выдаст результаты. Сейчас посмотрю, какого черта он звенит.
  
  — Нашли! Свет на двадцать процентов. Нашли!
  
  — Дай хотя бы взглянуть, черт побери!
  
  Вчерашнего нежного любовника как не бывало. Вместо него был очень раздраженный и очень усталый человек.
  
  Рорк схватил с тумбочки ППК и хмуро уставился на экран.
  
  — Свари кофе, — бросил он. — Нам обоим. Отказываюсь разбираться с этим прежде чем выпью кофе. И да, что-то нашли. Сейчас проверю, стоило ли оно того, чтобы сдирать нас с постели.
  
  Ева не стала спорить. Да, ей хотелось возразить, но кофе хотелось еще сильнее. К тому же она так редко видела Рорка усталым и раздраженным, что решила дать ему время, прежде чем на него давить.
  
  — Вот он! О да, она очень умна, и наверняка ей кто-то помогал. Но вот он.
  
  — Что? Скажи, что, или я выплесну этот проклятый кофе!
  
  — Адрес. Дай сюда! — Рорк выхватил у Евы кружку и залпом осушил половину. — Адрес дома. Если не ошибаюсь, всего в паре кварталов от Центрального. Мне надо выпить кофе и принять душ — только не кипяток! Вертолет все еще на крыше, так что доберемся за считаные минуты.
  
  — Я должна все подготовить.
  
  — Делай что нужно, а я пошел в душ — достаточно прохладный, чтобы проснуться.
  
  — Дай сюда! — Ева выхватила у него ППК. — Теперь можешь идти.
  
  Она прочла адрес. Рорк оказался прав: совсем близко от Центрального. Настолько, что достаточно меткий коп мог бы бросить в окно камнем.
  
  Ева набрала Пибоди, вспомнила, что неодета, и отключила видео.
  
  — Пибоди слушает, — произнес невнятный сонный голос.
  
  — Мы нашли адрес. Поезжай в Центральное. Буду там минут через пятнадцать. Позвони Бакстеру с Трухартом — они оба мне понадобятся. А еще офицеру Кармайклу. Слышишь?
  
  — Да-да, слышу. Я слышу.
  
  — Возьми с собой Макнаба, если захочет, и попроси Кармайкла вызвать еще троих копов. Действуй, Пибоди!
  
  — Встала. Действую. Позвоню.
  
  Ева положила трубку. С остальным можно разобраться и по дороге, а сейчас — в душ. Она набралась смелости и шагнула под льющуюся воду…
  
  На этот раз закричала действительно Ева.
  
  — Ох ты господи! Совсем ледяная!
  
  — Ровно девяносто градусов[11].
  
  Поскольку голос у Рорка звучал спокойно, даже иронично, Ева взревела:
  
  — Вылезай, потому что я поднимаю температуру до ста одного![12] Буду через две минуты.
  
  Рорк вылез из душа, взял полотенце, услышал, как Ева блаженно застонала, установив температуру на сто один.
  
  Ровно через две минуты она влетела в спальню, сухая, но голая, и нырнула в шкаф. К тому времени как Ева выскочила оттуда, натягивая штаны, Рорк уже надел брюки и черный свитер и как раз засовывал шокер в пристегнутую к лодыжке кобуру.
  
  — Чтобы я не видела этого шокера, если никто не будет целиться прямо в тебя.
  
  Она влезла в черный свитер — первый, который попался под руку, — и застегнула кобуру. Потом тоже прицепила к лодыжке дополнительный шокер и натянула ботинки.
  
  — Мне нужен план здания, чтобы подготовить операцию. Действовать придется быстро.
  
  — Могу либо искать план, либо вести вертолет. Что предпочитаешь?
  
  — Черт… Объясни, как получить доступ к плану, только покороче. — Ева схватила одно пальто, другое бросила Рорку. — Волшебные пальто, приятель. «Сестры» будут вооружены и очень недовольны.
  
  Чтобы сэкономить время, она направилась к лифту.
  
  — Сколько человек участвует в операции? — спросил Рорк.
  
  — Пибоди, Макнаб, Бакстер, Трухарт, офицер Кармайкл и трое копов по его выбору. Можно привлечь еще кого-нибудь, но сначала надо взглянуть на дом и осмотреться. Установим видеонаблюдение и прослушку — можешь в этом помочь. Не хочу беспокоить Фини.
  
  — А он бы хотел, чтобы побеспокоила, и страшно обидится.
  
  — Черт…
  
  Ева выбежала из дома, на ходу вытаскивая рацию. Не телефон, а именно рацию — так официальнее. Если Фини не услышит вызова, она тут ни при чем. Ева подождала пару гудков, оставила голосовое сообщение и отключилась, затем залезла в вертолет и пристегнула ремень безопасности.
  
  — В это время можно с той же скоростью добраться на машине.
  
  — Вертолет уже здесь и готов к взлету.
  
  Они взмыли в воздух с такой скоростью, что Еве показалось, будто желудок так и остался на земле. Она стиснула зубы и позвонила дежурному офицеру — предупредить, что прибудет по воздуху на гражданском транспортном средстве. Не успела закончить разговор, как запищала рация.
  
  Фини тоже оставил ей сообщение:
  
  «Выезжаю».
  
  — Как получить доступ к плану здания?
  
  Паря над крышами, Рорк дал ей пошаговую инструкцию максимально простым языком.
  
  — Звучит не вполне законно.
  
  — Спорный случай.
  
  Ева крякнула, выполнила его инструкцию и вскоре уже смотрела на план двухэтажного здания с подвалом.
  
  — Вот где его держат, — пробормотала она и принялась изучать расположение входов и выходов и разрабатывать стратегию захвата.
  
  Вертолет неловко сел на посадочную площадку, расположенную на крыше Центрального полицейского управления. Ева выскочила на холод и ветер.
  
  Они вошли в здание по ее значку, заскочили в лифт.
  
  — Двери спереди, сзади, по бокам. Угловой дом. Элитная недвижимость. Есть подвал, и чутье подсказывает, что пыточная именно там. Снаружи в подвал не проникнуть, так что придется изнутри.
  
  — Они нас услышат.
  
  — Возможно, но если бы у меня была пыточная… у меня ведь нет пыточной?
  
  — Нет, но можно попросить Шармен, чтобы спроектировала.
  
  — Очень смешно. Если бы у меня была пыточная, я бы позаботилась о полной звуковой изоляции. — Они вышли из лифта на Евином этаже. — Думаю захватить конференц-зал. Хочешь побыть героем?
  
  — Твоим, дорогая? Хоть каждый день!
  
  — Ха-ха. Помоги перетащить туда доску из моего кабинета и свари канистру настоящего кофе. Мне нужно вывести план здания на экран, чтобы как следует его рассмотреть. Пибоди приедет довольно скоро, но не достаточно скоро.
  
  — Разве в конференц-зале нет сенсорной доски?
  
  — Терпеть их не могу. — Ева с шумом выдохнула. — Ну ладно, так быстрее.
  
  — Ох уж эти высокие технологии! — На этот раз он все-таки похлопал ее по заду. — Свари кофе, а я пока скопирую данные. Потом можешь расположить все, как пожелаешь. Которая комната?
  
  Ева распахнула первую попавшуюся дверь — пусто.
  
  — Эта.
  
  В кабинете Ева занялась автоповаром, а Рорк сел за компьютер. Поскольку канистры у нее не было, она прикинула в уме и сварила три больших кофейника. Должно хватить.
  
  — Даже с сенсорной доской не повредят, — пробормотала Ева, запихивая в папку наброски Янси. — Начну обустраиваться. Принеси остальной кофе.
  
  Не дожидаясь ответа, она вышла.
  
  Войдя в конференц-зал, Ева бросила мрачный взгляд на компьютер.
  
  — Активировать сенсорную доску.
  
  «На данный момент данное помещение и данное оборудование на вас не зарегистрированы».
  
  — Чтоб ты сдох! Лейтенант Ева Даллас. Зарегистрировать, черт побери!
  
  «Использование обсценной лексики не…»
  
  — Я разобью тебя молотком, а остатки растопчу в пыль. Пыль подожгу. Зарегистрируй данное помещение и данное оборудование на лейтенанта Еву Даллас, черт бы тебя побрал! — Она стукнула значком о сканер. — Отсканируй, живо! Иначе клянусь — через две минуты отправишься на металлолом.
  
  «Личность установлена и подтверждена. Данное помещение и данное оборудование зарегистрировано на лейтенанта Еву Даллас».
  
  — Все верно. А теперь активируй эту долбаную сенсорную доску!
  
  «Доска активирована. Использование обсценной лексики запрещено правилами, и о нем будет доложено».
  
  — Хорошо, заложи меня на этот раз. И выведи на экран все данные, скопированные с моего компьютера.
  
  На доске возникли фотографии. Не обращая внимания на компьютер, который продолжал нудить о правилах и нарушениях, Ева расположила их в нужном порядке.
  
  — Активировать настенный экран. — Ева поглядела на свой ППК, на компьютер, на экран и принялась за мудреный — для нее — процесс копирования данных, но тут вошел Рорк с двумя большими кофейниками. — Пожалей материнскую плату этого компа — выведи план здания на экран, а я пока налью тебе кофе.
  
  Не успела Ева взять в руку кофейник, как все было готово, поэтому кофейник она сунула Рорку.
  
  — Мне нужно взглянуть…
  
  Рорк налил им обоим кофе, а Ева шагнула ближе к экрану, сунув руки в карманы пальто, которое так и не успела снять. Словно генерал перед битвой, подумал Рорк и молча подал ей кружку.
  
  — Все ясно, — наконец объявила она и обернулась, заслышав стук ботинок Пибоди и танцующую походку Макнаба.
  
  Глаза у обоих были немного заспанные, но оба принюхивались, как идущие по следу гончие.
  
  — Это что, настоящий кофе? — спросила Пибоди.
  
  — Угощайтесь. Вот здание. Оно в двух кварталах отсюда.
  
  — Мать твою!.. — Макнаб повернул голову в очередной вязаной шапке в синюю и зеленую полоску. — Как вы его нашли?
  
  — Коммунальные платежи, — ответил Рорк. — Что же до самого дома… Записан на фиктивного владельца. От него след ведет к другому фиктивному владельцу, затем — к прабабке Грейс Блейк, причем под девичьей фамилией. Документы на дом выданы по доверенности, поскольку прабабка мертва, а сама доверенность…
  
  — Подробности расскажешь позже, — перебила Ева.
  
  — В общем, схема сложная и потраченного времени стоит, но если вкратце, я вычислил Блейк по платежам за отопление и прочие коммунальные услуги. Счета выписаны не на ее имя, иначе я бы разобрался быстрее, а опять же на прабабку — Элизабет Хэвиршем, урожденную Потер. Оплачивались они со счета Бет Потер, так что связать это все воедино было непросто.
  
  Рорк глянул на Еву, которая снова изучала план.
  
  — У нее есть счет на то же имя, если тебе интересно, в брокерской конторе в Айове, где жила Элизабет Хэвиршем. На счету достаточно много денег, хотя именно с него оплачивалась покупка здания и коммунальные расходы. Вплоть до прошлого года покойная миссис Потер сдавала недвижимость внаем и получала неплохой и постоянный доход.
  
  — А в прошлом году Грейс решила, как использовать дом, — произнесла Ева, по-прежнему глядя на экран. — Она познакомилась как минимум с одной из жертв, узнала их общую историю, и все началось.
  
  Вскоре прибыл офицер Кармайкл в сопровождении еще трех копов. Вслед за ними приехали Бакстер с Трухартом. Пока они приканчивали кофе, вошел Фини.
  
  — Надеюсь, еще осталось? — Фини умыкнул кружку, которую только что налил себе Макнаб — на случай, если не осталось. — Тот самый дом?
  
  — Да, и вот как мы его захватим.
  
  Все сработает, думала Ева, просчитывая время и непредвиденные обстоятельства. Если захватить дом до того, как начнет светать, они застигнут женщин врасплох.
  
  Пока она объясняла Бакстеру с Трухартом, где их позиция, Рорк куда-то вышел. Вскоре он вернулся со стопкой коробок. Все в комнате уловили запах дрожжей и сахара.
  
  И как она сразу не догадалась?..
  
  — Возможно, пончики — клише, но со своей задачей справляются, — заявил Рорк, ставя коробки на стол. — Как и вы все.
  
  Он быстро глянул на Еву и ухмыльнулся, а копы тем временем уже разбирали пончики — закрученные и в форме медвежьей лапы, с джемом и с медовой глазурью.
  
  — Жуйте быстрее, и приступим. Фини, ты пойдешь с королем пончиков. Пибоди, Бакстер и Трухарт — со мной. Офицер Кармайкл, отведите своих людей на позицию. Входим как можно тише.
  
  Когда Рорк протянул ей пончик, она смерила его долгим пристальным взглядом.
  
  — С баварским кремом и посыпкой. Овсянку варить слишком долго, да и на ходу не пожуешь.
  
  Не поспоришь. Ева взяла пончик и выполнила собственный приказ: быстро прожевала и принялась одеваться.
  
  В Нью-Йорке редко бывает тихо, однако около пяти утра наступает краткое затишье. Ночная смена еще на работе, дневная обнимается с подушкой. Уличные проститутки уже разошлись по домам, а те, что классом повыше в пищевой цепи, спят у себя дома или в постели клиента — в зависимости от тарифа. Магазины закрыты — даже в круглосуточных безлюдно. В такое время оцепить квартал вокруг определенного здания можно тихо и быстро, даже не вызвав ряби в холодном воздухе.
  
  В доме было темно.
  
  Ева тщательно продумала, кого, где и с кем поставить, и теперь все они бесшумно двигались сквозь тьму, словно тени.
  
  Бакстер с Трухартом к боковой двери, Пибоди с Макнабом — к парадной. Сама Ева вместе с Рорком будет у задней — ближайшей ко входу в подвал.
  
  Она услышала в наушнике голос Фини.
  
  — Начинаем установку глаз и ушей.
  
  Рядом с ней Рорк достал портативный компьютер и принялся за работу. Макнаб доложил, что тоже приступает. Не обращая внимания на хакерский жаргон и переговоры в наушнике, Ева беззвучно повторяла одно: «Покажите мне, где они. Просто покажите».
  
  — Обнаружены источники тепла.
  
  Ева сощурилась — она была почти уверена, что Фини руководит операцией, жуя пончик.
  
  — Два на втором этаже, три в подвале. Засекли?
  
  Рорк с Макнабом ответили утвердительно.
  
  Рорк пропустил под дверью тонкую, как волос, проволоку и принялся колдовать над своим ППК.
  
  — На нашем фронте все тихо.
  
  — На моем тоже, — отозвался Макнаб. — Вижу движение в подвале.
  
  — И я, — подал голос Фини. — Один человек стоит на ногах лицом ко второму. Третий движется на восток. Остановился.
  
  — Работают посменно, — кивнула Ева. — Двое спят наверху, двое занимаются Истердеем. Значит, он все еще жив. Пибоди, Макнаб, по моей команде взбежите по лестнице. Бакстер, Трухарт, проникнете внутрь и разойдетесь, как договаривались. Кармайкл?
  
  — На позиции.
  
  Ева кивнула Рорку, и он начал проворно и точно работать над замками и подключенной к ним сигнализацией. Остальные двери высадят тараном — быстро, но шумно. Сама она проникнет в подвал прежде, чем подозреваемые успеют понять, что происходит.
  
  — Готово, — объявил Рорк.
  
  — Входим в здание. Всем оставаться на местах.
  
  Рорк открыл дверь, и Ева, пригнувшись, вошла внутрь, держа перед собой шокер и фонарик.
  
  Большая кухня, пустая и темная. Прямо впереди — закрытая дверь в подвал.
  
  — Мы внутри. Фини?
  
  — На втором этаже все тихо. Трое человек в подвале, Ева приблизилась к двери, медленно повернула ручку. Когда дверь приоткрылась, послышались крики, всхлипывания, голоса.
  
  — Все оперативные группы — вперед! Входим! Входим!
  
  Ева сбежала вниз, держа перед собой оружие. Воздух рассекали вопли Истердея, подвешенного за руки к крюку в потолке. Тело его было покрыто синяками, ожогами, потом и кровью. Чарити Даунинг в одной майке и спортивных шортах стояла рядом с резиновой дубинкой в руке. Лидия Су с оскаленными зубами кричала:
  
  — Сильнее! Пусть хорошенько почувствует!
  
  — Полиция! Руки вверх! Живо, живо!
  
  Сверху послышались удары тарана и вой сигнализации.
  
  В отличие от лестницы, в подвале свет горел на полную мощность. В его ярком блеске Су отскочила в сторону и воспользовалась Истердеем как щитом.
  
  — Мы еще не закончили! Не закончили!
  
  Ева увернулась от электрического разряда и выпустила собственный — широкий и несильный.
  
  — Вы окружены! Все кончено!
  
  — Нет!
  
  Рыдая, Су наставила шокер на Истердея, не оставив Еве выбора. Она обездвижила Су, и в тот же миг Даунинг выронила дубинку и подняла руки вверх.
  
  — Пожалуйста, не надо! Не делайте ей больно! Лидия! Лидия!
  
  Даунинг упала на колени, схватила Су в объятия.
  
  — Перестань, перестань! Вспомни, что говорила Грейс.
  
  Глаза у Су расширились от боли. Ее трясло.
  
  — Не закончили…
  
  — Вызовите медиков и автобус! Бакстер, надень на них наручники.
  
  Бакстер сбежал по ступенькам.
  
  — Сделаю, босс.
  
  — Пибоди?
  
  — Мы задержали Блейк и Маккензи. Все в порядке.
  
  Ева повернулась к хрипло рыдающему Истердею.
  
  — Помогите! Помогите!
  
  — Наверняка они говорили то же самое, — пробормотала она, но все же убрала шокер в кобуру. — Рорк, помоги мне его снять.
  
  — Меня пытали!
  
  — Вы живы, — ответила Ева без тени сочувствия.
  
  Он жив. Она выполнила свой долг.
  
  — Отвези женщин в Центральное, — велела она Бакстеру. — Размести в отдельных камерах.
  
  Су, все еще не оправившаяся от удара током, бросила на Еву исполненный ненависти взгляд.
  
  — Он заслуживает смерти! Все они заслуживали смерти!
  
  — Не вам это решать. Уведи их, Бакстер.
  
  Она глянула на распростертого на полу и стонущего Истердея.
  
  — Медики сейчас приедут.
  
  — Они убили Фреда… заставили меня наблюдать…
  
  Ева ничего не сказала, а про себя подумала: «Ты же любишь наблюдать».
  
  Рорк снял с дивана одеяло и накинул на дрожащего Истердея. Ева присела рядом на корточки, заглянула в его опухшие, окруженные синяками глаза.
  
  — Я выслушаю ваши полные показания после того, как вам окажут медицинскую помощь, а пока, Маршалл Истердей, вы арестованы за незаконное лишение свободы, насильственные действия сексуального характера и совершение изнасилования по предварительному сговору.
  
  — Вы не можете… не можете…
  
  — Еще как могу.
  
  Когда в подвал вбежали медики, Ева отошла в сторону и взяла одного за локоть.
  
  — Этот человек арестован. Во время и после транспортировки он должен оставаться в наручниках. В машине и в палате при нем будет постоянно находиться офицер полиции. Все поняли?
  
  — Понял. А теперь дайте нам привести его в порядок. Он не в лучшей форме.
  
  — Подлатайте его как следует, — кивнула Ева, а когда медики принялись за Истердея, зачитала ему права.
  
  — Двух первых отправил, — доложил Бакстер. — Остальных тоже скоро отправлю. Сопротивления не оказали. А с ним что?
  
  — Зачитала ему права. Попрошу Кармайкла отрядить офицера, чтобы его сопровождал. — Она протянула Бакстеру наручники. — Пристегнешь его к каталке. Хочу проведать остальных.
  
  — Все понял. Ничего себе местечко, — добавил он, когда Ева уже собиралась уйти.
  
  — Да уж.
  
  Копия комнаты на видеозаписи. Есть кое-какие изменения и дополнения, однако братство, вероятно, внесло такие же. Женщины погрузили своих мучителей в тот же кошмар и обратили его против них. Принесли с собой свое прошлое.
  
  Ева поднялась на второй этаж, где под присмотром Пибоди ждали Маккензи и Грейс Картер Блейк, которую она узнала по наброскам полицейского художника.
  
  — Вы не знаете, что они с нами сделали! — Голос Маккензи дрожал. — Не знаете, во что они нас превратили!
  
  — Тише, — произнесла Блейк. Она стояла в простой белой пижаме и накинутом сверху пальто — том же, что и на камере наблюдения в доме Су. Плечи расправлены, в глазах усталость.
  
  — Она должна узнать! Они уничтожили нас. Украли наши жизни.
  
  — У вас будет возможность мне рассказать, — ответила Ева. — Пибоди, ты зачитала им права?
  
  — Зачитала. Могу отвезти в участок.
  
  — Нет, ты мне понадобишься. Поручи их кому-нибудь другому. Поговорим позже, — добавила она, обращаясь к обеим женщинам.
  
  — Мы все воспользуемся правом на адвоката, — заявила Блейк.
  
  — Как пожелаете.
  
  — Вы не понимаете… — опять начала Маккензи, но Блейк не дала ей договорить.
  
  — Не сейчас, Карли. Адвокат. — Блейк смотрела как бы сквозь Еву. — Без адвоката мы ничего не скажем. Как юрист, я буду выступать в роли консультанта, пока мы не свяжемся с другим специалистом.
  
  — Чушь. Если вы юрист, а не идиотка, то понимаете, что арестованы по обвинению в убийстве по предварительному сговору с другими подозреваемыми. Конфликт интересов не дает вам права консультировать кого-либо, кроме себя самой. Пибоди, уведи их.
  
  Ева потерла глаза, достала телефон.
  
  — Дай догадаюсь… — Рио лежала в постели, свернувшись калачиком и не поднимая век. — Очередной ордер?
  
  — Я только что разоблачила клуб убийц и братство насильников и произвела пять арестов.
  
  В ответ Рио только удивленно распахнула глаза.
  
  — Сообщи своему начальству и жди меня в больнице Сент-Олбанс, где я буду допрашивать Маршалла Истердея.
  
  Ева нажала на отбой и чуть не налетела на Рорка.
  
  — Не спрашивай, — предупредила она. — Ответ: со мной все в порядке. Мне нужно закончить с этим, на что уйдет некоторое время, но… потом ты мне можешь понадобиться вместе с чертовым вертолетом. Не успокоюсь, пока не увижу дом братства. Наверняка найти его не составит теперь труда.
  
  — Ни малейшего. Он уже найден. Результаты поиска поступили, когда мы брали дом. Результаты по фургону тоже.
  
  — Очень кстати. Итак… позвоню насчет вертолета?
  
  — Конечно. Выкрою время, когда будешь готова.
  
  — Не надо меня обнимать. — Ева предвидела, что Рорк попытается. — Представь, что обнял, и я представлю, что обнял. А когда все закончится, обнимешь по-настоящему.
  
  — И на это выкрою время, — пообещал он и просто провел пальцем по ямочке у нее на подбородке. — Оставляю вас, лейтенант.
  
  — Благодарю за помощь. Во всем.
  
  На мгновение она позволила себе забыть о профессиональном достоинстве и сжала его руку.
  
  Когда Рорк ушел, Ева перевела дыхание и снова принялась за работу.
  
  Через час она вместе с Пибоди и Рио стояла в отдельной больничной палате, куда поместили Истердея. На ее взгляд, он выглядел лучше, чем имел на то право.
  
  — Как вы можете?! — Истердей приподнял руку, прикованную к кровати. — Эти женщины убили моих друзей, пытали их, пытали меня. Заставили смотреть, как убивают Фредди.
  
  — Они понесут наказание за свои действия. Однако мы здесь для того, чтобы поговорить о вас и о братстве — о том, что началось сорок девять лет тому назад.
  
  — Не понимаю, о чем вы. Эти женщины…
  
  — У нас есть видеозапись первого изнасилования. Жертву звали Тара Дэниелс. — Боже, благослови Харво… — Помните ее?
  
  — Не понимаю, о чем вы. Не знаю никого с таким именем.
  
  — А еще говорят, что мужчина всегда помнит свою первую. — В голосе Евы сквозило отвращение. — Бетц заснял первое изнасилование на камеру и хранил оригинальный диск в банковской ячейке в Бронксе вместе с сувенирами от всех последующих жертв.
  
  В глазах Истердея мелькнул испуг. Он явно не знал о существовании ячейки.
  
  — Сейчас мы устанавливаем личности жертв по ДНК. Вы живы только потому, что мы сумели вовремя вас отыскать, хотя вы и предпочли бежать, а не ответить за содеянное.
  
  — Вы ошибаетесь. Просто ошибаетесь. Я требую…
  
  — У меня есть доказательства. — Ева наклонилась к Истердею, заглянула в его покрытое синяками лицо. — Я смотрела запись. Видела, как ты насилуешь Тару Дэниелс, а потом глазеешь, пьешь и смеешься, пока ее насилуют твои дружки. Я видела, как Фредерик Бетц вкатил ей дозу, чтобы вы могли притворяться, будто она вас хочет. Желаешь посмотреть? Могу устроить просмотр прямо здесь, в палате.
  
  — Нет, нет, я… Вы не понимаете!
  
  — Так просвети меня.
  
  — Мы… мы были молоды и жили в постоянном стрессе. Нужно было как-то выпустить пар — без разрешения за пределы кампуса нас не выпускали. А она… она… она напилась и сама с нами заигрывала. До того переспала с Эдвардом, а тут подкатила ко мне.
  
  — То есть сама напросилась?
  
  — Эдвард сказал… в общем, время было особое.
  
  — Настолько особое, что можно связать женщину, бить по лицу, насиловать, накачивать наркотиками без ее согласия? А когда закончили, проделали с ней по очереди все, что пожелаете, можно просто «выстирать подстилку» и вышвырнуть на улицу?
  
  — Мы слишком много выпили. Жили в постоянном стрессе. Она все равно ничего не вспомнила. Какой от этого вред?
  
  — Однако они все-таки вспомнили. — Вперед выступила Пибоди. — Элси Ли Аддерман вспомнила и испытала такой шок, что покончила с собой.
  
  — Кто? Не знаю, кто она такая.
  
  — Одна из сорока девяти, — ответила Ева. — Ты, жалкое подобие человека! Кто дал тебе право?
  
  — Всего лишь традиция! Одна ночь в году! И потом, мы не причиняли им вреда. Это был просто секс. Братские узы, понимаете? Нечто, нас объединяющее.
  
  — Похоже, Билли так не думал. Как и Элси, он не смог с этим жить.
  
  — Я… это нас связывало. Приносило удачу. Мы все стали успешными, оставили в мире свой след. Пережили то ужасное время и оставили след. Всего одна ночь в году…
  
  — Вы изнасиловали сорок девять женщин.
  
  — Это не было изнасилованием! Просто секс, традиция, просто…
  
  — Вы вводили им наркотик?
  
  — Это был просто…
  
  — Вводили или нет?
  
  — Да, да, чтобы сделать все проще — для них, для них же самих.
  
  — Вы их связывали?
  
  — Да, чтобы было увлекательнее — для них в том числе.
  
  — Они говорили: «Перестаньте»? Говорили: «Нет»?
  
  — Только в начале… ритуала. Это ведь нечто вроде ритуала. Мы тщательно их отбирали. Стать нашей избранницей — своего рода честь.
  
  При звуке собственных слов в его глазах отразился ужас.
  
  — Изнасилование — честь?
  
  — Это был просто секс!
  
  — Убеждайте в этом себя. Вы накачивали женщин наркотиками, связывали, овладевали ими против воли, пока они молили вас перестать. Вполне возможно, в тюрьме вы сами окажетесь в подобной ситуации. Посмотрим тогда, будете ли вы по-прежнему считать это просто сексом.
  
  — Вы не можете засадить меня в тюрьму! Да вы вообще знаете, кто я такой?
  
  — Отлично знаю.
  
  — Вы работаете на меня! — Истердей в бешенстве попытался подняться, и наручники загремели. — На таких, как я!
  
  — Я работаю на город Нью-Йорк, а таких, как вы, сажаю за решетку. Чертовски люблю свою работу, особенно сейчас.
  
  — Эти женщины преступницы! Ненормальные! Убийцы! Они меня избивали! Жгли раскаленным железом!
  
  — О, не волнуйтесь — медики приведут вас в порядок, прежде чем вы отправитесь в камеру. У вас и вашего последнего брата — Итана Макнейми, которого как раз экстрадируют в Нью-Йорк, — будет сколько угодно времени подумать о своих традициях. Достаточно, Рио?
  
  — Более чем. Мистер Истердей, под запись и после оглашения ваших прав вы признали себя виновным в многократных изнасилованиях.
  
  — Нет! Это не было изнасилованием! Я просто объяснял! — По лицу у него потекли слезы. — Не желаю с вами разговаривать. Меня пытали! Больше мне сказать нечего.
  
  — Ваше право, — небрежно ответила Рио. — А вот мистеру Макнейми нашлось что сказать. Если продолжит в том же духе, я предложу ему сделку, которую собиралась предложить вам.
  
  — Что еще за сделка?!
  
  Ева подала условленную реплику, делая вид, будто возмущена.
  
  — Я выполняю свою работу, лейтенант. А часть моей работы — избавить город от расходов на долгое и некрасивое судебное разбирательство. Но поскольку мистер Истердей решил воспользоваться правом сохранять молчание…
  
  — Хочу узнать условия.
  
  Рио посмотрела на него и кивнула.
  
  — Лейтенант, детектив, не могли бы вы нас оставить?
  
  — Чушь какая-то!
  
  Ева вылетела из палаты и тут же замедлила шаг.
  
  — Что еще за сделка? — спросила Пибоди. — Я видела, как вы с Рио шептались.
  
  — Пожизненное заключение, без возможности условного освобождения, но зато на земле, а не на спутниках. Скорее всего, именно такой приговор ему бы и вынесли, однако Рио запугает его так, что он добровольно на все согласится. Для Истердея это конец. Для Макнейми тоже — в Шотландии он выложил достаточно, а мы вытрясем из него остальное. — Ева провела рукой по волосам — для нее это еще далеко не конец. — Теперь поговорим с женщинами.
  Глава двадцать вторая
  
  По ее собственной просьбе первой Ева вызвала Блейк. Теперь на ней была оранжевая тюремная форма.
  
  — Вы решили отказаться от права на помощь и представительство адвоката?
  
  — Пока да. Как вы напомнили, я могу представлять собственные интересы. И хотя я бы посоветовала своей клиентке молчать, она испытывает глубокую эмоциональную потребность сделать заявление и тем самым помочь тем трем женщинам, которых вы скоро будете допрашивать. Они жертвы, лейтенант.
  
  — Я слушаю.
  
  — Я получала образование в Йельском университете. Много трудилась, чтобы поступить, много трудилась, чтобы выделиться. Моей целью было право, корпоративное право. Я хотела найти престижную работу, надеялась стать полноправным партнером еще до того, как мне исполнится сорок. Мечтала о большой роскошной квартире и блестящих друзьях. Я добилась всего этого и была довольна жизнью. Убеждала себя, что довольна, что повторяющиеся кошмары вызваны стрессом и не имеют под собой никакой реальной основы. В кошмарах я лежала привязанная к кровати в большой комнате с разноцветными огнями. Вращающиеся огни, громкая музыка, мужской смех. Я плакала и кричала. Снова и снова переживала шок, боль, унижение. Безликие мужчины силой овладевали мной. Силой заставляли выпить что-то, отчего я, когда каждый взял меня по одному разу, превратилась в животное и стала умолять о продолжении. Тогда они развязали меня, подвесили за руки в центре вращающихся огней и стали брать сразу по двое.
  
  Блейк замолчала, отпила воды из стакана, который поставила на стол Пибоди. Хотя рука у нее не дрожала, из груди вырвался прерывистый вздох.
  
  — В мечтах мне виделись мужчины — достойные, интересные, — среди которых я выберу спутника жизни и построю с ним семью. Однако в реальности, когда я пыталась остаться с мужчиной наедине, меня охватывала паника и невыносимое отвращение. Я подумала, что со мной что-то не так, и начала посещать психотерапевта.
  
  Блейк снова замолчала и постаралась взять себя в руки.
  
  — Потом решила, что просто предпочитаю женщин. Но какой бы нежной ни была моя возлюбленная, меня все равно охватывала паника. На время я смирилась с тем, что не могу завести отношений, не способна на близость, и полностью ушла в работу, сосредоточилась на карьере. Однако кошмары не отступали. Они бесновались у меня внутри, как бесновались населявшие их мужчины. Мое состояние начало сказываться на работе. Постепенно я стала вспоминать больше, видеть больше, различать лица. Я отказывалась верить, что это произошло на самом деле. Как могло произойти нечто столь ужасное? Разве смогла бы я жить и работать после такого? Однако я начала осознавать, что это все-таки правда. Не могла работать, не могла спать, не могла есть. Хотела покончить с собой, чтобы положить всему конец. Принимала лекарства, которые прописал психотерапевт, но они не помогали. Однажды я посетила группу поддержки для жертв изнасилования, где познакомилась с Сеси Ансон, добрейшей из женщин, а через нее — с Лидией Су.
  
  — Ее мучили те же кошмары, те же воспоминания.
  
  — Да. Мы стали подругами, и я подумала, что с ней… Но даже ее прикосновений не могла выносить. Я рассказала Лидии о своих то ли снах, то ли воспоминаниях и обнаружила, что ее посещают те же кошмары. Мы сидели в темноте обнявшись, а наши воспоминания выходили наружу и сплетались вместе. Сначала это казалось невозможным, но потом…
  
  — Слишком много похожих подробностей.
  
  — Да. Я ушла из фирмы, продала свою роскошную квартиру и купила дом, в котором вы нас нашли. Думала когда-нибудь открыть центр психологической помощи, школу или… сама толком не знала, что именно. Я предложила свои услуги группе поддержки и центру Сьюзан Липски. Продолжала посещать собрания группы. Это стало для меня своего рода спасательным кругом. Потом начала проводить бесплатные консультации в «Душевном покое», потому что там помогли Лидии.
  
  — Так вы встретили Карли Маккензи.
  
  — Да.
  
  — И поняли, что она пережила то же, что и вы.
  
  — Шли недели, месяцы, и со временем мы стали «ранеными друзьями», как сами себя называли. После группы поддержки мы вместе пили кофе и разговаривали. Постепенно осознали, что всех нас мучают одни и те же кошмары, а то, что с нами произошло, не просто совпадение. — Грейс подалась вперед. — Вы верите в судьбу?
  
  — При чем тут судьба?
  
  — Сначала я встретила Лидию, потом нашла Карли, и нас стало три. Однажды меня пригласили проконсультировать еще одну женщину. Чарити. Она посещала другую группу поддержки, и во время собрания с ней произошло что-то вроде нервного срыва: начала домогаться одной из присутствующих. Сеси позвонила мне, чтобы я оказала Чарити юридическую помощь. Сама девушка объяснила, что, когда настала ее очередь говорить, у нее случилось подобие флешбэка. Острое желание, потребность в близости. Такое бывало и раньше. У меня в кабинете она расплакалась и рассказала о своих кошмарах.
  
  — И вас стало четыре.
  
  — Да. Было ясно, что это повторяющийся сценарий. Я начала рыться в архивах центра, что, естественно, противозаконно. Однако нам отчаянно хотелось узнать, есть ли другие жертвы. Так я нашла Элси. Позже я сообщу вам все подробности — как, где и когда. А сейчас просто обрисую общую картину.
  
  — Хорошо.
  
  — Элси была моложе, а ее раны, так сказать, свежее и болезненнее. Может, ей случайно устроили передозировку. Может, решили поэкспериментировать. Не знаю. Но с ней флешбэки происходили постоянно, и Элси то и дело просыпалась в постели с абсолютно незнакомым человеком. Ее мучили настолько сильные кошмары, что она могла поранить себя во сне. Она… она стала резать себе руки.
  
  Блейк отпила еще воды.
  
  — Ее изнасиловали недавно, весной прошлого года, поэтому во сне Элси ясно видела лица — такими, какие они сейчас.
  
  — А Чарити их нарисовала.
  
  — Да. Эдварда Миру я узнала, постепенно вычислила и остальных. След, как мы и подозревали, привел в Йельский. Из нас пяти только Чарити не училась в Йельском, однако встречалась с местным студентом и иногда посещала университетские вечеринки и лекции. В одно из таких посещений она пришла в себя, бредя по кампусу ранним утром и не имея ни малейшего понятия, что с ней произошло. Сначала Чарити думала, будто выпила слишком много и отрубилась. Или, быть может, ее опоили и изнасиловали. Точно она не помнила. Никто из нас не помнил, пока память не вернулась ко всем одновременно.
  
  — И тогда вы разработали план убийства.
  
  — Не сразу. Сначала просто встречались в здании, где вы нас нашли. Оно стало нашим домом, нашим убежищем. В каком-то смысле в нем и правда был центр психологической помощи. Мы обсуждали, где взять улики и поверят ли нам, если обратиться в полицию. Можно еще воды?
  
  Пибоди встала и вышла.
  
  — Пять женщин, разодранных на куски. Мы хотели найти доказательства. Найти правосудие.
  
  — Искать доказательства — работа полиции, а отправлять правосудие — задача суда.
  
  — Мы обязаны были что-то сделать после того, как Элси… Я выпустила эту часть. Очень больно о ней говорить.
  
  Когда Пибоди вернулась со стаканом воды, Блейк вновь прервала свой рассказ.
  
  — Спасибо. Я читала соответствующие законы. Я корпоративный юрист, но самостоятельно изучила уголовное право. Для всех, кроме Элси и Чарити, срок исковой давности давно истек. Мы не сообщили в полицию, потому что не знали, что стали жертвами преступления. А когда узнали, было слишком поздно. У Чарити времени оставалось немного.
  
  Блейк сжала губы.
  
  — Теперь я понимаю — а должна была понять еще тогда, — что мы слишком давили на Элси. Только она и Чарити могли еще подать в суд. Мы присовокупили бы собственные истории и наверняка сумели бы доказать, что эти люди насиловали женщин — снова и снова. Речь ведь не только о нас пяти. Нашлись бы и другие. Многие бы вспомнили, когда правда всплыла бы наружу, но…
  
  — Элси не выдержала.
  
  — Она была такой хрупкой… и сломалась. — Слезы выступили у Блейк на глазах, потекли по щекам. — Это вечно останется на нашей совести. Они изнасиловали Элси, сломали ей жизнь, но именно мы сокрушили ее окончательно, пытаясь собрать себя по кускам. Тогда-то мы и стали думать, как добиться правосудия — для нее и для всех нас. Сначала хотели найти доказательства, но не смогли. Карли и Чарити приносили немыслимые жертвы, однако так ничего и не отыскали.
  
  — Вы заставили Карли спать с Эдвардом Мирой.
  
  — Она сильная и сама согласилась. Мы надеялись, Карли найдет что-нибудь такое, что бы его выдало: найдет других жертв, недавних жертв вроде нашей Элси. Но Эдвард Мира вел себя осторожно. Потом ее место заняла Чарити. Карли больше не могла выносить, и ей на смену пришла Чарити. Однако мы так ничего и не обнаружили. Тогда начали думать, как добиться правосудия — для Элси, для всех нас.
  
  Блейк поставила стакан на стол и вытерла слезы.
  
  — Я изображала риелтора. Назначила Эдварду Мире встречу в доме, который он собирался продать. Чарити пришла вместе со мной. Мы обездвижили его шокером, избили. Хотели, чтобы он понял, кто мы и что его ждет. Потом появился тот, другой. Сначала мы запаниковали, потом просто вырубили его ударом по голове. Я его вырубила. Он не имел отношения к братству, и у нас не было ни желания, ни повода причинять ему вред. Мы запихали Эдварда в фургон Лидии, отвезли в подвал.
  
  — Который оформили в точности, как ту комнату, где вас насиловали.
  
  — Да. То, что мы сделали, противозаконно, и мы за это заплатим. Бог свидетель, самую тяжелую цену мы уже заплатили. Но мы заслужили право на то, что сделали, потому что закон на их стороне.
  
  — Вы ошибаетесь. Вы не имеете права пытать и казнить. Не имеете права решать, какую цену они должны заплатить. Закон не стал бы их защищать.
  
  — А как же срок об исковой давности?
  
  — Они вступили в сговор, а это меняет дело, госпожа юрисконсульт. Лучше бы вы занимались своим корпоративным правом. Сговор с целью одурманить наркотическими средствами, привести в беспомощное состояние, похитить, удерживать против воли, изнасиловать и причинить телесный, моральный и эмоциональный ущерб. Я бы всех их засадила за решетку, если бы вы дали мне шанс, как засажу Маршалла Истердея с Итаном Макнейми.
  
  — Это богатые, могущественные люди, а закон обтекаем и полон лазеек. Они бы непременно…
  
  — Посмотрите на меня! — Ева ударила кулаком по столу. — Я бы засадила их за решетку, и они бы расплачивались долгие годы. Подумайте! Годы, а не одну-единственную ночь. Вы решили стать судьей, присяжными и палачом и теперь тоже понесете наказание. Я была бы на вашей стороне, закон был бы на вашей стороне. А теперь мне приходится выступать на стороне тех, кто вас насиловал. Тех, кого вы убили.
  
  — Мы не могли больше терпеть. — В глазах у Блейк блестели слезы. — Не могли больше выносить, особенно после смерти Элси. Это монстры. Монстры. Представьте, как монстр силой овладевает вами. Представьте, что каждую ночь заново переживаете этот кошмар. Мы не могли больше терпеть. — Она вытерла мокрые щеки. — Каждая из нас повторит то же самое. Но остальные будут говорить с вами только в присутствии адвоката. Мне тоже больше нечего добавить, пока не приедет адвокат.
  
  Ева кивнула и поднялась с места.
  
  — Допрашиваемая воспользовалась правом на помощь адвоката. Допрос окончен. Пибоди, отведи мисс Блейк обратно в камеру, чтобы она смогла связаться с юристом по собственному выбору.
  
  — Так точно! Мисс Блейк…
  
  Блейк встала на ноги.
  
  — Каждую из нас ждала целая жизнь, карьера, быть может, любовь и семья. Дети. Кто знает? И у каждой из нас все это отняли, нас погрузили во мрак, где вечно будут обитать кошмары. Они убили тех женщин, которыми мы были когда-то. Тех женщин, которыми мы могли бы стать. Какое наказание назначает за это закон?
  
  — Двое оставшихся в живых проведут остаток жизни за решеткой. Теперь их очередь почувствовать себя загнанным зверем. У вас был и по-прежнему есть выбор стать теми, кем вы могли бы стать. Вы этот выбор сделали.
  
  — Элси была девственницей. Изнасилование — ее единственный сексуальный опыт. Ей не дали шанса.
  
  Как только Пибоди вывела Блейк из комнаты для допросов, Ева прижала руки к глазам. Горло горело, голова пульсировала от боли. Когда появилась Мира, Ева уронила руки на колени.
  
  — Ну и? — Ева пожала плечами. — Ограниченная дееспособность? Несмотря на тщательно составленный план?
  
  — Возможно, они проведут остаток жизни в больнице, пройдут лечение и курс психотерапии. Однако эти женщины вступили в сговор о совершении убийства и трижды осуществили свой план.
  
  — Закон обтекаем и полон лазеек.
  
  — Да, но вы выполнили свой долг и даже больше. Вы защищали интересы этих женщин, Ева, и защитите интересы остальных, когда их личность установят.
  
  — Харво прислала новые имена. Думаете, нужно им позвонить? А что, если они ничего не помнят и живут нормальной жизнью? Что хорошего это принесет?
  
  Мира положила руки на плечи Еве и принялась массировать напряженные мускулы. Их взгляды встретились в большом зеркале на стене.
  
  — Самой вам необходимо было вспомнить, иначе вы не смогли бы жить. Полноценной жизнью, по крайней мере. Той жизнью, которой заслуживаете. Вы могли бы без зазрения совести не сообщать остальным жертвам.
  
  — Именно совесть мне бы не позволила.
  
  Мира развернула Еву лицом к себе, прижала ладони к ее щекам.
  
  — Потому что вы предпочли принять свое жуткое прошлое и стать тем, кем стали. Мы обе испытываем сострадание к Грейс Блейк — ко всем им. Но то, что вы ей сказали, правда. Это правда, Ева. Я помогу вам сообщить остальным и предложу им психологическую помощь, если они захотят получить ее от меня.
  
  — Вы заслуживаете друг друга.
  
  — Простите?
  
  — Вы с мистером Мирой заслуживаете друг друга. Вам очень повезло. Сообщите ему, что все закончилось?
  
  — Сообщу.
  
  — Наверное, он рассказал вам, что я ему рассказала, потому что думала, будто вы и так уже рассказали?
  
  Мира понимающе кивнула.
  
  — Да, мы с ним говорили. Он всегда будет вашим рыцарем. Деннис неприметный герой, Ева, но надежный и верный. Он никогда не предаст вашего доверия и всегда будет готов вас поддержать.
  
  На этот раз, когда Ева прижала руки к глазам, на них остались слезы.
  
  — Ладно, надо заканчивать. Хочется поехать домой и отоспаться пару дней.
  
  — Поезжайте домой и поспите.
  
  — Нет, нужно допросить остальных.
  
  — Тогда я понаблюдаю.
  
  — А потом нужно съездить туда, где все происходило. Посмотреть, задокументировать, выставить оцепление. Наверняка там будут и другие записи… проклятая традиция!
  
  — Хотите, поеду с вами?
  
  — Нет-нет, отправляйтесь домой. У вас такой вид, будто вы целую неделю не спали. Только без обид.
  
  — Конечно, без обид — я же смотрюсь в зеркало. Сделаете кое-что ради меня?
  
  — Если смогу.
  
  — Когда все закончится и мы обе отоспимся, придете к нам на ужин вместе с Рорком? Деннис испечет свой фирменный шоколадный трайфл. Пока вы его не попробовали, можете считать, что и не жили.
  
  — Я даже не знаю, что это такое!
  
  — Это восхитительно. — Мира поцеловала Еву и, возможно потому, что нуждалась в этом не меньше ее самой, приникла щекой к ее щеке. — Я приготовлю вам с Рорком великолепный ужин с восхитительным трайфлом на десерт, и мы не станем говорить о расследовании. — Она отстранилась. — Так сделаете? Ради меня.
  
  — Да, конечно. Звучит заманчиво.
  
  — А теперь закончите с допросами, раз уж должны.
  
  Ева вышла за дверь, где тактично ждала Пибоди.
  
  — Следующей допросим Даунинг, когда приедет ее адвокат. Она ближе всего к нервному срыву.
  
  — Я ее приведу. Она уже позвонила адвокату. Пусть подождет в комнате для допросов. Они должны были нам доверять. Предоставить поиск улик и отправление правосудия копам вроде нас с тобой.
  
  — Да, но не предоставили.
  
  Несколько часов спустя, показавшихся Еве днями, она сидела в кабине вертолета, летящего в сторону Коннектикута.
  
  — Все рассказали одну и ту же историю, но не дословно — непохоже, чтобы отрепетировали. Думаю, обсудили заранее. Если нас поймают, скажем то-то и то-то. Однако они не лгут.
  
  — Что Истердей?
  
  — Согласился на сделку. Позвонил жене. По моим сведениям, она вошла в палату, а через полчаса вышла и зашагала прочь, не останавливаясь.
  
  — А последний?
  
  — Макнейми? Тоже согласился. Оба они достаточно умны и понимают, что судебное разбирательство их убьет. Записи — а в подвале дома их еще сорок девять — их уничтожат. Оба не хотят публичного унижения. Они ведь никогда не испытывали настоящего унижения. Только подвергали ему других.
  
  Рорк накрыл ее руку своей.
  
  — А ты как?
  
  — Держусь. Пришлось поговорить с сыном и дочерью Эдварда Миры, и наш разговор их просто убил. Родственников Вайманна тоже. — Ева закрыла глаза. — Харво вычислила больше половины жертв. Я собрала на них данные. Двое мертвы — покончили с собой. Одна погибла в результате несчастного случая. Две — уличные проститутки. Одна наркоманка, мотает срок за нападение. Еще две тоже на игле, проходят реабилитацию. Однако у некоторых с виду вполне нормальная жизнь. Мира говорит, что им необходимо узнать.
  
  — Отчасти они уже знают — ты ведь тоже отчасти знала. Если вытащить правду на свет, это может помочь им таким образом, о котором ты даже не подозреваешь.
  
  — Может быть. Надеюсь, что так. Дорога внизу — та самая, на которой Бетц получил столько предупреждений за превышение скорости. Сколько же раз он приезжал сюда, чтобы посмотреть записи? Это кампус?
  
  Ева поглядела на засыпанный снегом величественный городок, на бесчисленные элегантные башенки.
  
  — Монстры могут вырасти где угодно, — заметил Рорк. — Мы оба это знаем. Дело не в месте и не во времени, а в самих людях.
  
  — Деннис Мира учился здесь же. То же время, то же место. Этого доказательства мне достаточно.
  
  Когда Рорк посадил вертолет, поднявший целый снежный вихрь, Ева осталась сидеть, разглядывая дом. Большой, старинный, величественный, хорошо сохранившийся. Даже сейчас дорожки были расчищены, на деревьях сверкал снег. В центре парадной двери вырезан кельтский символ братства. При виде его к горлу подкатила тошнота.
  
  — Су сказала, они тоже его нашли. Внутрь проникнуть не смогли и подумывали сжечь, но побоялись уничтожить улики.
  
  — Они не знали, что их снимали на камеру?
  
  — Нет. Когда дело дошло до них, проклятые «братья» уже перешли с ручной модели и треножника на камеры, установленные по всей комнате. Я узнала об этом от Макнейми.
  
  — Готова?
  
  Готова ли она?.. Ева посидела еще немного, ища ответ. И нашла.
  
  — Да. Я не сумела бы войти туда без тебя. Все было бы как с той комнатой в Далласе. Я бы заставила себя войти, но не смогла бы делать то, что должна, так, как должна. Без тебя не смогла бы. — Ее бросило в жар. — Мне нужно высказаться прежде, чем мы войдем.
  
  Рорк повернулся к ней, взял ее за руки.
  
  — Что такое?
  
  — Я понимаю, что двигало этими женщинами. Понимаю, как они смогли пойти на такой шаг. Что бы я ни говорила во время допроса, что бы ни говорила под запись, я понимаю.
  
  — Конечно, понимаешь. Любой на твоем месте понял бы. Ева, разве можешь ты не испытывать к ним сострадания, чего бы там ни предписывал закон?
  
  — Я бы хотела остановить их еще до Эдварда Миры. До того, как они сделали выбор, который будет стоить им свободы. Но… им помогут. Они потеряют свободу, однако закон, возможно, спасет им жизнь. Я говорила с ними, Рорк, с каждой из них. По-моему, Элси Аддерман — не единственная, кто готов был покончить с собой, чтобы положить всему конец. Закон, который они преступили, в который не верили, спасет их. И эта вера поможет мне спать по ночам.
  
  — Им необязательно знать, как ты стараешься их спасти. А ты стараешься. Сама знаешь. — Он поцеловал ее руки. — Мой коп…
  
  — Твой коп должен войти туда. А потом ему очень хочется поехать домой. Вместе с тобой.
  
  — Тогда так и сделаем. Давай покончим с этим днем, а ночь оставим себе.
  
  Да, она на это способна, подумала Ева, вылезая из вертолета и ступая в глубокий, доходящий до лодыжек снег. Скоро, очень скоро она оставит позади этот день и все его горести. И насладится ночью и кратким покоем — вместе с ним.
  
  Вдруг Ева осознала, что способна отпустить прошлое: старый стол, старое кресло — старые фрагменты старой жизни. Потому что у нее есть новая. Она взяла Рорка за руку и крепко сжала. У нее есть настоящая жизнь, которую они с ним построили.
  
  — Нужно все-таки избавиться от старого стола, — сказала она, подходя к дому, где слишком долго царила жестокость.
  
  Рорк приподнял одну бровь.
  
  — Ты серьезно?
  
  — Да. А знаешь почему?
  
  — С удовольствием узнаю.
  
  — Потому что мы заслуживаем друг друга.
  
  Рорк рассмеялся, поднес ее руку к губам.
  
  — А ты чертовски права!
  Сноски
  1
  
  Сохо — жилой район Манхэттена. (Здесь и далее — примечания переводчика.)
  (обратно)
  2
  
  С отличием (лат.).
  (обратно)
  3
  
  «Фи-Бета-Каппа» — старейшее студенческое общество в США, куда принимают только учащихся с хорошей успеваемостью. Название по первым буквам греческого девиза «Philosophia biou kubernetes» («Философия — рулевой жизни»).
  (обратно)
  4
  
  Нью-Рошелл — тихий зажиточный городок на юго-востоке штата Нью-Йорк.
  (обратно)
  5
  
  Алфабет-сити — район Манхэттена с высоким уровнем преступности, где живут в основном иммигранты.
  (обратно)
  6
  
  Тридцать два градуса Цельсия.
  (обратно)
  7
  
  Джульярдская школа — престижное высшее учебное заведение, где готовят актеров, танцоров и музыкантов.
  (обратно)
  8
  
  Джу-джу — амулет у некоторых африканских народов.
  (обратно)
  9
  
  Любимая (ирл.).
  (обратно)
  10
  
  От имени Йеля Илайхью (1649–1721), богатого английского купца, оказавшего университету значительную финансовую помощь. С 1718 г. университет носит его имя.
  (обратно)
  11
  
  Тридцать два градуса Цельсия.
  (обратно)
  12
  
  Тридцать восемь градусов Цельсия.
  (обратно)
  Оглавление
  Пролог
  Глава первая
  Глава вторая
  Глава третья
  Глава четвертая
  Глава пятая
  Глава шестая
  Глава седьмая
  Глава восьмая
  Глава девятая
  Глава десятая
  Глава одиннадцатая
  Глава двенадцатая
  Глава тринадцатая
  Глава четырнадцатая
  Глава пятнадцатая
  Глава шестнадцатая
  Глава семнадцатая
  Глава восемнадцатая
  Глава девятнадцатая
  Глава двадцатая
  Глава двадцать первая
  Глава двадцать вторая
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"