Шкондини-Дуюновский Аристах Владиленович : другие произведения.

Поцелуй кобры Прелестная умница Удивительный случай Убийство на Сорок седьмой улице

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Поцелуй кобры
  Глава первая
  Самолет непальской коммерческой авиакомпании пролетал над макушкой мира. Я взглянул в иллюминатор и вздрогнул: мне в лицо топорщились пики фантастических гор, убеленные искрящимся снегом. Полупрозрачные ледяные завесы, ниспадающие с вершин, врастали в громадные глетчеры, драпированные густым туманом, и холод, исходящий от них, проникал, казалось, сквозь двойные стекла круглого окошка.
  «Макушка мира» — удачное название для этого уголка планеты, значащегося на картах как королевство Непал — царство отшельников, подлинный рай для альпинистов, клочок скудной земли между Индией и Тибетом, застрявший в зубастой пасти грозного китайского дракона.
  Мой коллега Тед Каллендар, проживший здесь несколько лет еще в ту пору, когда Непал был британским доминионом, описывал его так: «Это место, где определенное кажется неопределенным, вероятное — невероятным, где вера мирно уживается с суевериями, деликатность делит ложе с изуверством, а красота и ужас неразлучны, словно сиамские близнецы».
  Я понял его слова так, что нормальном человеку с рациональным западным склада ума и трезвым взглядом на мир сюда лучше не соваться.
  Теда уже давно нет в живых, но его предостережение вспомнилось мне, когда авиалайнер начал резко снижаться, дрожа всем корпусом, над плато Кхумбу у подножья Эвереста — горы высотой в двадцать девять тысяч футов в самом центре Гималаев. В Намчи-Базаре уже расчистили, должно был посадочную полосу для другого самолета, который должен был забрать оттуда Гарри Энгслея, человека, с которым мне надлежало встретиться до его отлета в Англию. Сразу же после встречи мне предстояло покинуть этот район, однако я с удовольствием сделал бы это уже сейчас. И даже миловидная индианка в униформе стюардессы не могла поднять мне испорченное настроение.
  Я был дьявольски зол — на эту чертов дыру, на своего зануду босса, который отправил меня в нее, и вообще на проклятую профессию, обязывающую агента секретной службы США в ранге магистра убийств быть готовым в любое время суток отправиться на очередное задание центра. Мне следовало бы давно привыкнуть к участи заплечных дел мастера, однако желание послать Хоука ко всем чертям не оставляло меня. Ведь еще несколько часов назад жизнь казалась мне чудесной сказкой…
  …Раздевшись догола, Донна легла на кровать, дразня меня своим молочно-белым шикарным телом. Мне это удовольствие стоило трех корзин фруктов, четырех коробок шоколадных конфет и двух билетов на дневное эстрадное представление. Подарки, разумеется, предназначались не самой девушке, а ее матери — вдове покойного старшины клана Рудричей. Донна готова была отдаться мне уже при нашей первой встрече на вечеринке у Джека Дункета, но ее бдительная мамаша не спускала с нее внимательных глаз, следя за любимым чадом, как скорпион за кузнечиком, и всем своим видом давая понять, что не отдаст единственную дочь смазливому прохвосту, охотящемуся за богатыми невестами.
  Если бы только вдова знала, что сказали мне прекрасные, с поволокой, глаза ее дочери, едва лишь наши взгляды встретились, что шептали мне ее пухлые губки позже, когда мы с ней уединились в укромном уголке…
  В конце концов мне удалось притупить бдительность старой леди и отправить ее с подругой на дневное шоу. Мы с Донной тотчас же поехали ко мне и после второго бокала мартини избавились от стесняющей нас одежды. И вот, когда я с вожделением разглядывал ее нежное юное тело, напрягшееся от неутоленной страсти, пронзительно заверещал проклятый синий телефон в моем кабинете.
  — Не отвечай, Ник! — хрипло попросила она, протягивая ко мне руки.
  — Я сейчас, — виновато промямлил я, теша себя надеждой, что дело не срочное и может подождать хотя бы пару часов. И теперь, уныло созерцая обледенелые вершины, я невольно вспомнил, как продрог, разговаривая со своим шефом по телефону…
  По своей привычке, Хоук сразу же взял быка за рога.
  — Сейчас половина четвертого, — скрипучим голосом сказал он. — Так что ты успеешь улететь в Вашингтон шестичасовым рейсом, если поторопишься.
  — Но это невозможно, босс! — взмолился я, лихорадочно выдумывая уважительную причину для уклонения от приказа. — Я никак не смогу, я крашу кухню! Не бросать же мне дело незаконченным! Я приготовил краску и малярную кисть…
  Этот довод казался мне логичным и весомым, но шеф придерживался иного мнения, о чем свидетельствовала томительная и многозначительная пауза в разговоре.
  — Готов поверить, что инструмент ты действительно подготовил, — наконец послышался голос этого старого хитрого лиса. — Но предназначается он для иной работы. Мог бы выдумать что-нибудь позабавнее, Ник!
  Но мне уже ничего другого не оставалось, как отстаивать свою легенду: в конце концов, именно этому меня когда-то учили.
  — Я не успею помыться, переодеться и добраться в аэропорт к шестичасовому рейсу, босс! — продолжал беззастенчиво врать я. — Как насчет первого же утреннего рейса?
  — Завтра утром ты будешь лететь уже в другом направлении, — сказал Хоук. — Жду тебя сегодня у себя ровно в восемь. Так что спрячь свою кисточку и выезжай немедленно!
  Он положил трубку, а я громко выругался. Старый черт видел меня насквозь и без видеотелефона. С понурым видом вернулся я к Донне и хмуро заявил ей:
  — Вставай и одевайся! Отвезу тебя домой!
  Захлопав длинными ресницами, она села, спустив ноги с кровати и надув губки.
  — Ты что, ненормальный? Кто это звонил, черт бы его побрал!
  — Твоя мамочка, — огрызнулся я, натягивая брюки. Это отрезвило ее, но лишь на мгновение.
  — Мама? — переспросила удивлен» Донна. — Но ведь она еще на концерте!
  — О’кей, значит, это была не твоя мама, — вздохнул я. — Все равно ты должна ехать сейчас же домой.
  Вскочив с кровати, Донна стала одеваться, морща лобик и стиснув зубы от ярости. Я не сердился на нее, ведь она думала, что я заурядный чиновник госдепартамента, а мне вдаваться в подробности совершенно не хотелось. Прихватив заранее собранный чемодан, я повез девушку домой, намереваясь потом поехать прямо в аэропорт «Кеннеди»
  — Передай от меня привет своему психиатру, — бросила Донна мне на прощание вылезая из машины.
  — Непременно, — осклабился я в ответ. — Он будет польщен.
  Людям моей профессии лучше не расслабляться и держать язык за зубами: информация обладает удивительным свойством по крупицам стекаться в ненужные руки…
  …Наш самолет пошел на посадку, слепящее полуденное солнце ударило мне в лицо и я зажмурился. Откинувшись на спинку кресла в ожидании толчка при соприкосновении колес авиалайнера с бетонной дорожкой, я мысленно вернулся в штаб-квартиру своего ведомства в Вашингтоне, куда прибыл накануне точно в назначенный боссом час и был препровожден охранником в его просторный кабинет.
  Новая секретарша шефа встретила меня очаровательной улыбкой. На столе перед ней я увидел свое досье, видимо, это милое создание знакомилось с ним до моего появления. В моем личном деле содержится немало любопытнейших сведений обо мне, и не только о выполненных заданиях, но и о некоторых других моих достижениях и качествах.
  Так, заглянув в эту папку, можно узнать, например, что я холост и не склонен связывать себя узами брака, близких друзей не имею и предпочитаю ограничиваться знакомыми; что я — чемпион страны по парусному спорту, заядлый автогонщик и обладатель черного пояса по каратэ.
  Секретарша была миловидной пухленькой блондинкой, что навело меня на мысль при случае поинтересоваться у босса, почему это у него, столь ревностно пекущегося о моей личной жизни, в приемной всегда сидит соблазнительная юная особа…
  — Рад тебя видеть, — промолвил шеф, впившись в меня пронзительным взглядом своих стальных глаз. — Я не сомневался в твоей дисциплинированности.
  Встав из-за стола, Хоук пружинистой походкой подошел к кинопроектору, установленному напротив белого экрана.
  — Будем смотреть кино? — улыбнулся. — Надеюсь, это нечто сексуальное и зарубежное.
  — Даже лучше того, — хмыкнул шеф. — Снято скрытой камерой. Британская разведка любезно предоставила нам редкую возможность заглянуть в тайную жизнь загадочного Непала.
  Я попытался вспомнить, что мне известно об этом королевстве. Перед моим мыс ленным взором возникла карта этого крохотного государства размером в пятьсот на сто милей, где дороги считаются роскошью, а об угрозе со стороны соседних держав — Индии и Китая — стараются не думать.
  Хоук выключил свет и включил проектор. На экране появились мужчины и женщины, одетые в национальные костюмы типа сари, чумазые ребятишки в лохмотьях, погоняющие горбатых яков. Лица стариков напоминали пергамент своей желтизной и глубокими морщинами, молодежь отличалась гладкой смуглой кожей и быстрыми живыми глазами. В своеобразной архитектуре ощущалось влияние как индийской, так и китайской культуры, равно как и в физиономиях местных жителей угадывались черты и китайцев, и индийцев.
  Мое внимание привлек высокий бритоголовый монах — типичный непалец, судя по его широким скулам и впалым щекам. Но в нем не было ничего аскетического, напротив, весь его облик говорил о властном и надменном характере человека, привыкшего повелевать послушной толпой и чуждого монашеской кротости.
  — Это Гхотак! — воскликнул Хоук. — Запомни его хорошенько! Он объявил себя хранителем духа Каркотека — Повелителя Змей, могущественного персонажа непальской мифологии. В своем храме Гхотак организовал целую армию из преданных ему фанатиков. Он рвется к власти…
  На экране появилась каменная статуя божества с миндалевидными глазами, сплошь обвитая змеями.
  — Это изваяние Каркотека — Повелителя Змей, — пояснил шеф. — Змеи в Непале священны, убивать их разрешается исключительно жрецам во время религиозных обрядов. Самовольно убивший змею рискует навлечь на себя страшный гнев Каркотека.
  В следующих кадрах камера запечатлела мужчину и женщину, сидящих на тронах, увенчанных позолоченным девятиголовым змеем.
  — Это король и королева, — сказал Хоук. — Его величество — добрейший человек, стремящийся к прогрессу. Но ему мешают местные суеверия и коварный Гхотак, который сплотил вокруг себя сепаратистски настроенных почитателей культа Каркотека. Все дело заключается в том, что непальская традиция запрещает монарху принимал чью-либо помощь. Если он будет в этом уличен, он потеряет свое лицо.
  — И что это означает для нас? — поинтересовался я.
  — Это означает, Ник, что тебе придется соблюдать крайнюю осторожность, тайно помогая ему, — сказал шеф. — А вот это — патриарх Лиунгхи, — пояснил он, когда на экране возник старец в белой сутане и френче типа того, что носил Неру. Его худое благородное лицо с высоким лбом венчали седые волосы. — Это он передал нам эту пленку. Патриарх Лиунгхи — друг короля и противник Гхотака, чьи коварные намерения он давно раскусил. Можешь ему доверять, это наш человек.
  Хоук выключил проектор и продолжил инструктаж.
  — Итак, тебя известны основные лица, с которыми тебе предстоит иметь дело в Непале, — сказал он. — Гхотак сумел убедить людей, что в него вселился дух Каркотека и что он исполняет его волю. Он и в самом деле исполняет чужую волю, но не Повелителя Змей, а китайцев — они стремятся подчинить себе это королевство, наводнив его потоком переселенцев. Но прежде им нужно заставить короля подписать закон, позволяющий иммигрантам свободно поселяться в Непале. Если Гхотаку удастся собрать нужное число подписей под петицией непальцев к королю, тот будет вынужден уступить. Тебя все ясно?
  — Выходит, Гхотак старается любыми путями пропихнуть этот законопроект, — кивнул я. — Понятно.
  — Как носитель духа Повелителя Змей, Гхотак настаивает на том, чтобы всем переселенцам из Китая оказывался самый радушней прием. Для пущей убедительности своих требований, он выдвигает два весомых аргумента: свою личную армию и легендарного йети — снежного человека. Ты слышал что-нибудь об этом омерзительном существе?
  — Разве оно все еще дает о себе знать? — удивился я.
  — Йети всегда играл существенную роль в жизни непальцев, — сказал Хоук. — Особенно почитают его шерпы, непальские горцы. И с этим нужно считаться.
  — А фотографии йети у вас нет? — спросил я с невинным видом, но шеф пропустил мой вопрос мимо ушей. — Но почему мы, американцы, влезаем в это дело? Кажется, Непал — зона британских интересов…
  — Верно, — кивнул Хоук. — Англичане занимаются этой проблемой. Но их агент Гарри Энгслей заболел, и тогда они обратились за помощью к нам. Стратегическое значение Непала трудно переоценить, и правительство США понимает это: ведь попади эта страна под власть Китая, под угрозой окажется Индия. Пока в Непале существует дружественный нам режим, китайцам не расколоть этот твердый орешек. Вот почему необходимо поддержать короля и оградить от происков Гхотака, стремящегося заставить его подписать указ об иммиграции. Сейчас этот интриган как раз заканчивает сбор подписей непальцев под прошением к своем властелину.
  — Теперь ясно, к чему такая спешка, — вздохнул я, снова подумав о прекрасной Донне Рудрич. — Я смогу поговорить с Энгслеем?
  — Он находится в Намчи-Базаре, в больнице, — сказал Хоук. — Вы должны успеть поговорить с ним до его отлета на родину. Ты полетишь сначала на военном реактивном самолете, а в Индии пересядешь на авиалайнер местной коммерческой компании. Действуй быстро и решительно, Ник! Времени у нас совсем мало, а китайцы не сидят сложа руки. Игра пока складывается в их пользу…
  Под левым крылом самолета промелькнул поселок, притулившийся на крохотном плато среди громадных гор. Уже видно было посадочную полосу вдоль обрыва скалы. Я тяжело вздохнул: повелители змей, честолюбивые монахи, ужасные йети, суеверней народ — все это напоминало голливудский боевик, однако существовало в реальности.
  Сбежав по трапу самолета, я тотчас же отправился в местную больницу проведать англичанина. Он был похож на мертвеца: запавшие глаза, осунувшееся лицо. Дежурная медсестра сказала, что Энгслей подхватил опасную форму малярии, чреватую смертельным исходом для заболевшего. Очаг этой напасти находился в болотистой местности на границе с Индией. Мой британский коллега, однако, сохранял свойственную англичанам бодрость духа и готов был ввести меня в курс дела.
  — Опасность подстерегает здесь нас на каждом шагу, Картер! — предупредил он меня. — У Гхотака на руках все козыри. Мне это дело кажется безнадежным. Этот монах умудрился одурачить почти все местное население.
  Гарри зашелся в приступе кашля, а отдышавшись, пристально взглянул мне прямо в глаза.
  — Однако тебя, Ник, это вряд ли остановит, — прохрипел он. — Жаль, что мне не придется поработать вместе с тобой. Слушай внимательно. Тебе нужно незаметно проникнуть в Катманду и там объявиться в качестве друга патриарха Лиунгхи.
  — Завтра вечером меня должен встретить на перевале Теси проводник, — сказал я. — Он проведет меня мимо постов людей Гхотака. Мне понадобится специальное снаряжение. Где можно его приобрести?
  — Здесь же, в Кхумбу, — сказал англичанин. — Я дам тебе адрес надежного торговца. У него же купишь себе винтовку. И еще: шерпы — прекрасные скалолазы и проводники, они тоже суеверны, как и все непальцы, но пока еще не окончательно одурачены Гхотаком. Попытайся склонить их к сотрудничеству, они будут тебе весьма полезны. И держись подальше от журналистов, все мои неприятности возникали исключительно из-за этих гончих псов. У них особое чутье на сенсацию, а нам огласка происходящего здесь совсем ни к чему.
  — Об этом не беспокойся, — кивнул я. — Ладно, поправляйся и ни о чем не думай, я забегу к тебе еще завтра.
  Встреча с Гарри не способствовала улучшению моего мрачного настроения. В лавке, адрес которой он мне дал, я выбрал из груды вещей ботинки из кожи яка на меху, плотную парку, перчатки и снегоступы. Винтовка марки «марлин-336» меня тоже вполне устраивала. Сложив покупки в большую сумку и расплатившись с любезным продавцом, я направился к выходу, но в дверях столкнулся с фигурой в ярко-зеленой нейлоновой лыжной куртке с капюшоном, — такие любят носить отдыхающие на склонах швейцарских Альп. Из-под мохнатой тибетской шапки на меня задорно смотрели синие насмешливые глаза.
  — Привет, янки! — с типичным британским акцентом воскликнула розовощекая девица с тонким носиком на открытом лице. — Тебя-то я и разыскиваю! Я только что от нашего общего друга Гарри Энгслея. Меня зовут Хилари Кобб, я репортер журнала «Манчестер Рекорд».
  Энгслей не предупредил меня, что у него есть столь привлекательная знакомая журналистка. Пока я разглядывал ее длинные стройные ноги в слаксах и высокую грудь, распирающую куртку, она успела окинуть любопытным взглядом мои покупки.
  — Собираешься в горы, янки? — ухмыльнулась она. — Нужно потолковать. Я с удовольствием помогу тебе, если согласишься сотрудничать со мной.
  Как я уже догадался, это была одна из тех напористых англичанок, которые стремятся во что бы то ни стало доказать всему свету свой героизм, чем лишь портят впечатление от своей женственности. Такая обуза мне лично была не нужна, и я решил сразу же отшить эту нахальную особу.
  — Вот что, крошка, — мрачно произнес я. — Рекомендую раз и навсегда забыть обо мне. Представь себе, что мы не встречались.
  — Между прочим, меня зовут Хилари, — напомнила она.
  — О’кей, Хилари, — ухмыльнулся я. — Договоримся так: если у меня появится что-либо интересное для тебя, я дам знать. А пока будь умницей и запасись терпением.
  — Не нужно водить меня за нос! — вспыхнула англичанка. — Уже то, что ты здесь, представляет для меня интерес. Назревают какие-то события, иначе сюда не прислали бы Гарри Энгслея. И не пытайся меня запугать, я не из пугливых.
  Я не выношу колючих девиц, они вечно ищут повода затеять войну с представителем противоположного пола, сами выдумывая причину для нее.
  — Предлагаю честное сотрудничество, янки, — с очаровательной улыбкой закончила свой пылкий монолог Хилари Кобб.
  — Эго звучит, как угроза, куколка, — сказал я и решительно шагнул навстречу холодному ветру.
  — Один совет! — крикнула мне вслед Хилари. — Не пытайся от меня отделаться! Я все равно не оставлю тебя в покое, янки! И ты скоро в этом убедишься!
  — Считай, что уже убедился, — рявкнул я, оборачиваясь. — А теперь послушай моего совета: исчезни немедленно!
  Хилари застыла на месте как вкопанная, а я пошел своей дорогой, ощущая спиной ее ненавидящий взгляд. При иных обстоятельствах я, возможно, и попытался бы изменить ее враждебное отношение ко мне, принимая во внимание ее симпатичную физиономию и прочие очевидные достоинства, но сейчас я думал лишь о том, как мне поселиться в местной гостинице.
  К счастью, Энгслей попросил оставить для меня номер, и администрация выполнила его просьбу: мне отвели крохотную комнатушку с квадратным грязным оконцем. Гостиница напоминала большую конюшню, чем, впрочем, и являлась в недалеком прошлом, но в ней было тепло, а внизу даже имелась харчевня. Я оставил свою сумку в номере и пошел перекусить, едва не наступив на двух цыплят, устроившихся на нижней ступеньке лестницы, как на насесте.
  В углу зала пылал большой камин. Я заказал бифштекс из мяса яка, оказавшийся жестковатым на вкус, и вареный картофель.
  Местное пиво не привело меня в восторг, к тому же оно было тепловатым, поэтому я попросил принести мне чаю — он, был, по крайней мере, покрепче пива. Я уже собирался уходить, когда в зале появилась Хилари. Одетая в голубой свитер, обтягивающий ее бюст, она направилась прямо ко мне, горделиво вскинув свою хорошенькую головку с коротко подстриженными пепельными волосами. Я скользнул взглядом по ее красивым ногам и с многозначительным вздохом уставился на ее выдающийся бампер.
  Остановившись перед столиком, Хилари некоторое время молча рассматривала меня, поджав губы и прищурив глаза, потом наконец спросила:
  — Ты удовлетворен осмотром, янки?
  — Отличное снаряжение, — проглотив кусок мяса, промычал я. — Жаль, что оно досталось девушке со вздорным характером.
  — А ты любишь покладистых, которые теряют голову при виде твоих небесных глаз и стальных мускулов, — усмехнулась она. — И готовы прыгнуть в твою постель, едва ты снимешь шляпу.
  — Пусть вместо шляпы будут брюки, — улыбнулся я. — Так вернее.
  — Ты обдумал мое деловое предложение? — холодно спросила она, пропустив реплику мимо ушей.
  — Я уже забыл о нем, крошка! — ухмыльнулся я.
  — Значит, сотрудничать со мной ты не собираешься, — уточнила она, морща лобик.
  — Именно так, моя прелесть, — кивнул я.
  — Я тебя предупредила, — сказала она и удалилась, покачивая бедрами.
  — Хилари! — окликнул я ее. — Не нужно так со мной разговаривать! Можно и напугать меня до смерти! Смотри, я весь дрожу от страха!
  Возмущенно виляя задом, англичанка ретировалась. Я доел бифштекс и принялся за остывший чай, когда в харчевню вошел мальчик-посыльный. Он подошел ко мне и вручил записку. Я развернул ее и прочитал. В ней говорилось: «События получили непредвиденный поворот, срочно зайди ко мне в больницу. Энгслей».
  Я дал мальчику монетку, расплатился за ужин и вышел на улицу.
  Уже стемнело, колючий ледяной ветер с яростью набросился на меня. Пряча лицо в капюшон парки, я заметил группу шерпов, возвращающихся в поселок с горного перевала.
  Сиделка в больнице сказала мне, что Гарри спит. Я показал ей записку.
  — Этого не может быть, сэр! — нахмурилась она. — Мистер Энгслей спит уже несколько часов, и за это время сюда никто не приходил. Мы дали ему снотворное, так что он не проснется до утра.
  Наступила моя очередь хмуриться, у меня засосало под ложечкой. Обратный путь до гостиницы я проделал бегом и едва не обжег холодным ветром легкие. Мои худшие опасения подтвердились, как только я, рванув на себя дверь, вбежал в свой номер, то убедился, что все мое снаряжение исчезло! А без снегоступов и винтовки не стоило и пытаться добраться до перевала Теси, где меня должен был встретить проводник. Без снаряжения я вообще не мог ступить ни шагу!
  «Опасность подстерегает нас здесь на каждом шагу!» — вспомнились мне пророческие слова Гарри. Меня очень ловко отстранили от работы. Я в растерянности оглянулся на дверь: замок легко мог открыть даже ребенок. За окном валил крупный снег. Приставив к двери кресло, я завалился спать, надеясь, что утром мне удастся подобрать себе что-нибудь подходящее в уже известной мне лавке. В полдень мне предстояло отправиться в путь.
  Рядом с подушкой я положил свой «люгер» в кобуре и стилет, с которыми никогда не расставался. Другого оружия на этот раз я с собой не прихватил: Хоук слишком торопил меня с вылетом.
  Проснувшись с первыми лучами солнца, я отправился в лавку. Как я и предчувствовал, там не оказалось ни одной подходящей мне вещи. Уныло бредя в больницу к Энгслею, я столкнулся с Хилари Кобб.
  — Отцепись! — рявкнул я не нее.
  — Может, я могу помочь? — сказала она. — Тебя, как я слышала, вчера обворовали…
  Я остановился: чутье подсказывало мне, что она что-то знает.
  — И чем же ты можешь мне помочь? — спросил я, внимательно разглядывая нахальную девицу. Она держалась уверенно и невозмутимо.
  — Возможно, у меня найдется кое-какое снаряжение твоего размера. Например, теплые ботинки, снегоступы и даже винтовка, — сказала она, чрезвычайно довольная своей ловкостью. — Но за это ты должен дать согласие сотрудничать со мной!
  Мысленно обозвав ее стервой, я широко улыбнулся и кивнул. Картина прояснилась: Хилари послала мне с посыльным записку и, пока я бегал в больницу, проникла в мой номер. Что ж, теперь настала моя очередь преподать ей урок!
  — Похоже, мне от тебя не отделаться, — миролюбивым тоном произнес я. — И где же это снаряжение?
  — У меня в номере, — ухмыльнулась она. — Так ты обещаешь сотрудничать со мной?
  — Можешь в этом не сомневаться! — заверил я ее. — Пошли скорее за вещами, я тороплюсь.
  — Мы торопимся, — самодовольно поправила меня она.
  Я сдержался, как опытный рыбак, выжидающий, пока рыбка заглотнет червячка вместе с крючком, и с подчеркнутым уважением заметил:
  — Кажется, я недооценил тебя, крошка.
  Едва Хилари отперла дверь своего номера, как я проскользнул мимо нее и осмотрел стоящую возле окну сумку. Все вещи были целы. Подождав, пока Хилари снимет куртку, я схватил ее за шиворот и, ткнув лицом в кровать, другой рукой стянул с нее свитер и связал им ей за спиной руки. Она вскрикнула, но я слегка дал ей по зубам, так что они лязгнули, и у нее тотчас же пропала охота орать. Рывком подняв девицу на ноги, я швырнул ее в кресло и привязал к нему чулками, которые нашел в ее сумке.
  — Что ты собираешься со мной делать? — заикаясь, спросила она, вытаращив на меня испуганные глаза.
  Я сорвал с нее лифчик, и на глазах у англичанки выступили слезы.
  Грудь у нее была девственная, с розовыми торчащими сосками.
  — Гнида! — крикнула она сквозь слезы. — Ведь ты же дал мне слово!
  — Вот мы и начнем сейчас наше сотрудничество, — я с ухмылкой погладил ее по груди. — Тебе не придется мерзнуть в горах, увязая в снегу и рискуя сорваться в пропасть.
  Она отшатнулась, задрожав от гнева.
  — Клянусь, тебе придется плохо, янки! Развяжи меня немедленно!
  — Лучше послушай, что я скажу тебе, малышка! — спокойно сказал я, поглаживая ее сосок. — Я могу сделать с тобой все, что мне вздумается. Тебе следовало бы научиться вести себя с мужчинами. Мало того, я мог бы сбросить тебя в ущелье, и никто даже не стал бы тебя разыскивать здесь. Ты нарушила правила игры, Хилари. Ты забавляешься, а мне совсем не до шуток. И заруби у себя на носу на будущее: не доверяй тому, кого ты унизила.
  — Подай мне одежду, — сказала она.
  — И не подумаю, — усмехнулся я. — Сама ты развяжешься не раньше полудня, вот тогда и оденешься. Кроме легкой простуды, тебе ничего не грозит. Должен сказать, что порой я бываю и большей гнидой, так что тебе еще повезло.
  Поймав на своей груди мой взгляд, Хилари густо покраснела.
  — Отправляйся-ка ты лучше назад в свой Манчестер, — посоветовал я ей. Непал не для тебя, моя милая.
  Прихватив свою сумку и винтовку, я вышел из ее номера и запер за собой дверь. Спустя десять минут я уже направлялся по известному мне маршруту к перевалу Теси. Постепенно домишки поселка становились все меньше и наконец совершенно исчезли из вида.
  — Хилари Кобб! — подставив лицо холодному ветру, крикнул я. — Ты еще не знаешь, какую я оказал тебе услугу! Прощай, малышка, и не поминай меня лихом!
  Глава вторая
  Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким и беспомощным, как во время этого путешествия по предгорью Гималаев. Ледяной ветер рвал с меня капюшон и хлестал меня снегом, словно свирепый злой дух, вознамерившийся уничтожить чужеземца, вторгшегося в его владения. За спиной у меня подпирал мглистое небо Эверест, а рядом с ним возвышались пики Лхотце, Макелу и Чо-Ою. Чем глубже проникал я в ущелье, тем обширнее становились ледники и тем чаще зияли страшные расселины, способные поглотить целую армию. Природа словно насмехалась над жалким самонадеянным созданием, карабкающимся по узким тропинкам среди снежного безмолвия: то и дело раздавался треск ломающихся льдин и шум снега, срывающегося в пропасть. Я нагнулся, чтобы затянуть шнурки, и почувствовал, как теряет чувствительность кожа лица под беспощадным ветром. Впереди у меня был долгий путь через перевал, и я содрогнулся, представив себе, что меня там ожидает.
  Укрывшись за скалой, я достал карту и, сверившись с ней, убедился, что не отклонился от маршрута. Вдруг подозрительный звук заставил меня скинуть с плеча винтовку и быстро оглянуться назад. По каменистому склону, занесенному снегом, проворно поднимались горные козы, сверкая своим заиндевелым рыжеватым мехом, искрящимся в лучах тусклого закатного солнца. Проводив животных завистливым взглядом, я продолжил изнурительное восхождение.
  Вскоре солнце скрылось за вершинами гор, сумерки быстро сгущались, предвещая скорое наступление кромешной мглы. Я ускорил шаг и вскоре очутился у входа в горный проход, откуда извилистая тропа уходила к остроконечным вершинам, извиваясь между обширными ледниками и зыбким снежным покровом высоких склонов. В этом месте мне надлежало развести костер и дожидаться своего проводника. Я выбрал защищенное от пронизывающего ветра местечко и стал собирать хворост.
  Как ни удивительно, но и в этой каменистой пустыне на схваченной льдом почве росли кривенькие, пригнувшиеся деревца рододендрона, покрытые мхом. Я уже набрал охапку веток, когда увидел в десятке шагов от себя кабаргу, а чуть подальше — фазана. У меня было вполне достаточно сушеного мяса в рюкзаке, поэтому я лишь полюбовался издали этими экзотическими животными и вернулся к выбранному для привала месту.
  Но лишь только я разжег огонь, как ощутил чье-то присутствие. Я взял винтовку на изготовку и обернулся: в пятидесяти ярдах от меня стоял человек. Он помахал мне рукой и стал медленно приближаться. Из-под низко надвинутого на широкоскулое лицо капюшона на меня смотрели раскосые глаза-бусинки. На ногах у незнакомца были сапоги из кожи горного козла.
  — Ты ждать проводник! — крикнул он на ломаном английском. — Мой приходить рано. Твой ходить в гости к Лиунгхи?
  Я кивнул, опустив ствол винтовки, и он взмахом руки предложил мне следовать за ним.
  — Долгий путь! Всю ночь нужно идти по |этой дороге!
  Я пожал плечами: идти ночью столь опасным путем, по-моему, вообще не стоило, но спорить с проводником мне не хотелось. Проводить ночь у костра под завывание волков и ветра — тоже не лучший выход, тем более, что на огонек вполне мог заглянуть и загадочный снежный человек йети, обитающий в этих глухих местах. С сожалением посмотрев на сложенный костер, я последовал за непальцем.
  Он шел с ловкостью и уверенностью горного козла, и вскоре я начал отставать, спотыкаясь и едва не падая на неровной тропе. Проводник мой, однако, внезапно сошел и с нее и начал карабкаться по склону, цепляясь за выступы и камни. Мы поднимались в темноте вверх почти на ощупь, пока из-за туч не появилась полная луна, осветив окрестности волшебным серебристым светом. Снег и лед тотчас же засверкали, словно бриллианты, чудесным образом контрастируя с черными утесами и мрачными бездонными расселинами. Фигура непальца четко вырисовывалась на широком уступе в нескольких шагах от меня.
  — Мы отдыхать здесь, — сказал он, присаживаясь на корточки.
  Я опустил рюкзак на снег и обвел восторженным взглядом изумительную панораму, впечатление от которой не мог испортить даже свирепый мороз.
  Мой шеф любит повторять, что хороший сотрудник специальной службы должен обладать ловкостью кошки, выдержкой акробата, чутьем спрута и прозорливостью ясновидца, — лишь в этом случае он имеет шанс остаться в живых, занимаясь столь опасным делом, как наше. Эти слова вспомнились мне, когда я внезапно почувствовал, что волосы у меня на голове вдруг стали подниматься. Я обернулся как раз в тот самый момент, когда мой проводник подкрался к мне с вытянутыми вперед руками, намереваясь спихнуть меня с выступа вниз.
  Упав плашмя, я схватил его за ногу — он не устоял на скользкой поверхности, повалился на меня, и мы оба поползли к краю скалы. Оттолкнувшись одной ногой, я выбрался из-под коварного туземца, но проворный сын непальских гор извернулся, словно барс, и прыгнул на меня. Я снова упал, ударившись спиной, и злобный азиат вцепился мне в глотку. Я отпихнул его и вскочил на ноги. Непалец стал медленно приближаться, и я мысленно упрекнул себя за то, что не положил пистолет в карман парки. Моя винтовка валялась на снегу в нескольких шагах от меня. Слегка присев и вытянув вперед руки, проводник не спускал с меня настороженных глаз.
  Я взглянул на его ноги и заметил, что он переносит центр тяжести тела на правую ступню, готовясь к удару. Нырнув влево, я двинул ему снизу по подбородку. Он отлетел назад и треснулся затылком о выступ калы. Я ринулся к нему, чтобы добить, но споткнулся о камень и сам едва не растянулся, лишь в последний миг успев схватиться за выступ руками. Непалец воспользовался моим промахом и попытался ударить меня ногой по голове. Однако мне удалось перехватить его ногу и вывернуть ему ступню. Проводник упал, я рубанул ему ребром ладони по руке и ткнул локтем в горло. Защищенный толстой паркой от этого приема каратэ, непалец извернулся и выхватил длинный кривой кинжал. Я успел отшатнуться, но острое лезвие распороло на мне парку от груди до полы. Воспользовавшись этим, я сунул в дыру руку, нащупал свой «люгер» и выстрелил. Пуля отбросила мерзавца назад, он медленно осел и, повалившись на бок, испустил дух.
  Я обыскал труп, но ничего не нашел. Его парка оказалась мне мала, но я все равно стянул ее с него и засунул под свою, закрыв дыру от ветра. Мне ничего другого не оставалось, кроме как вернуться к костру. Пойди я один вперед, наверняка замерз бы в безлюдном ледяном ущелье. Убитый непалец, как мне стало ясно, не был моим настоящим проводником. Но придет ли кто либо еще на место встречи? Оставалось лишь терпеливо ждать. Я подобрал винтовку и отправился в обратный путь. Вскоре я вновь оказался возле сложенной мною пирамиды из веток, разжег костер, согрелся и задремал.
  Разбудил меня скрип снега под чьими-то ногами. Схватив винтовку, я выскользнул из круга света в темноту и затаился, держа палец на спусковом крючке. По тропинке, освещаемой неверным светом луны, ко мне приближалась фигура в толстой парке и меховой шапке.
  — Стой! Не двигайся! — крикнул я, когда фигура подошла к костру.
  Человек замер на месте. Я подошел к нем поближе и увидел, что он совсем маленького роста, едва ли мне по плечо.
  — Что тебе нужно? — строго спроси я. — Ты просто идешь мимо?
  — Я пришла, чтобы отвести тебя к своему отцу, — ответил нежный женский голос по-английски.
  — Девушка? — опустил я от изумлении винтовку.
  Незнакомка шагнула вперед, и я смог оглядеть ее совсем юное лицо с карими глазами и симпатичным носиком.
  — Не удивляйся, — сказала она, присаживаясь на корточках у огня. — Женщины шерпов умеют лазить по горам не хуже мужчин. И хотя я не принадлежу к этому народу, я выросла в этих горах.
  — Здесь удивляешься на каждом шагу, — пускаясь на снег рядом с ней, сказал я. — Сегодня ночью, например, мне уже преподали один сюрприз… — Я рассказал ей о том, что со мной случилось.
  — Отец расстроится, когда узнает об этом, — сказала девушка. — Извини, что задержалась в пути. Мы предвидели, что нечто подобное может произойти, но изменить ничего не могли. Лишь три дня тому назад мы узнали, что один из слуг отца, являвшийся связным господина Энгслея, член секты почитателей змей. Поэтому отец и послал меня к тебе навстречу, мне он полностью доверяет.
  Она протянула ладони к огню, согревая их, и я подбросил в костер еще веток.
  — Меня зовут Кхален, — представилась девушка. — Я единственная дочь патриарха теперь, после смерти мамы, полноправная хозяйка в его доме.
  — Ник Картер, — представился я. — Где ты так хорошо выучила английский?
  — В Англии, — улыбнулась Кхален. — Я училась там и вернулась домой совсем недавно, когда отец овдовел. Мы очень надеемся на твою помощь, Ник! Отец в отчаянии: ведь Гхотак близок к победе!
  — Я постараюсь сделать все возможное, — сказал я. — Пока счет в этой смертельной игре один — ноль в мою пользу, но этот убийца, подосланный Гхотаком, потрепал мне нервы.
  Кхален обнажила в улыбке ровные белы зубы и подсела поближе ко мне.
  — Мне кажется, ты сможешь помочь нам, Ник, — сказала она, и я пожалел, что сейчас зима и на девушке целая гора одежды. — Нам нужно переночевать у костра и набраться сил для перехода.
  Уложив меня рядом с собой, она повернулась ко мне спиной и тотчас же уснула. Обняв винтовку, вскоре уснул и я, ощущая исходящее от девушки тепло.
  На рассвете Кхален разбудила меня:
  — Пора отправляться в путь. Он будет долгим и трудным.
  Мы забросали костер снегом и вошли ущелье. Я едва поспевал за Кхален, любуясь ее легкими и грациозными движениями. Он без видимых усилий преодолевала крутые подъемы и хладнокровно проходила по кромке уступов над пропастью. Вечером, достигнув долины, поросшей буйной зеленой растительностью, мы развели костер и подкрепились сушеным мясом. Поужинав, мы почувствовали страшную усталость и моментально уснули.
  На другое утро мы продолжили свой путь и на закате дня уже пробирались по тихим улочкам Катманду. Подведя меня к большому дому с крышей, как у пагоды, покоящемуся на деревянных колоннах, Кхален отперла дверь и что-то крикнула на непонятном мне языке. Из комнаты тотчас же вышел пожилой человек, знакомый мне по кадрам, которые демонстрировал Хоук в Вашингтоне. Это был патриарх Лиунгхи.
  Кхален быстро и взволнованно рассказала ему о происшествии с лжепроводником. Старец помрачнел и, окинув меня внимательным взглядом, сказал по-английски:
  — Я очень сожалею, что вам пришлось толкнуться со смертью, едва вы ступили на нашу землю. Вы производите солидное впечатление, господин Картер, а в нашей стране, где люди весьма восприимчивы, это может сыграть решающую роль. Присаживайтесь, нам нужно о многом поговорить.
  Я проследовал за Лиунгхи в комнату, обшитую темным деревом, и уселся на низкую скамеечку напротив каменного очага. Старец достал из ниши медную посуду и разлил по кружкам душистый чай. Толстый ковер, устилающий пол, придавал помещению особый уют.
  — Завтра ночью в храме Гхотака состоится собрание его секты, — сказал Лиунгхи. — Полагаю, вы будете удивлены своеобразным обрядом, молодой человек.
  — Меня трудно чем-либо удивить, — сказал я.
  — Гхотак намеренно возбуждает этим обрядом в людях сильнейшие эротические чувства, доводя их до экстаза, после которого они ощущают сильный упадок сил и полнейшее равнодушие ко всему, — продолжал старец. — В момент всеобщего расслабления жрецы Гхотака предложат членам секты подписать петицию к королю, и все поставят свои подписи, не задумываясь о последствиях.
  — У вас есть план, как этому помешать? — спросил я.
  — Да, и единственный возможный при сложившихся обстоятельствах, — кивнул старец. — Я представлю вас собравшимся как своего друга, который принес нам из далекой страны весть от Каркотека. Легенда гласит, что его дух витает над всей землей.
  — А я сообщу людям, что Каркотек и выражал одобрения позиции, занятой Гхотаком в вопросе о переселенцах, — догадался я. — Верно?
  — Именно так, — кивнул старец. — Гхотак начнет спорить и угрожать, так что будьте готовы ко всему, молодой человек. Он намерен драться не на жизнь, а не смерть. Наша задача — сорвать сбор подписей под петицией во время ритуала в храме.
  — Все ясно, — сказал я. — А вы полагаете, что эти фанатики прислушаются к моим словам? Ведь я же чужеземец!
  — Люди прислушаются к вашим словам по нескольким причинам, — успокоил меня старец. — Во-первых, я скажу им, что вы мой друг, а меня они почитают. Во-вторых, на них произведет большое впечатление уже то, что вы проделали столь долгий и трудный путь, чтобы донести до них весть от их божества.
  Я улыбнулся: этот многоопытный старец хорошо знал сердца своих соотечественников.
  — Ваша комната наверху, — встал со скамейки хозяин дома. — Там есть даже ванна, я привык к ней, когда служил в британской армии. Пожалуй, только в королевском дворце еще имеется ванна, в других домах подобного удобства нет.
  — Кстати, о дворце короля, — сказал я. — Как там поживает его величество? Какую позицию он занимает в этой интриге?
  — Король здоров и молится за наш успех, — ответил Лиунгхи. — Однако традиция вынуждает его оставаться в тени. Если нам с вами не удастся остановить Гхотака король вынужден будет уступить его требованиям. Спокойной ночи, юноша.
  Я поклонился ему в ответ и поднялся в отведенную мне комнату с широкой кроватью, покрытой одеялом из козьего пуха. В небольшой соседней комнатке находилась ванна, рядом с которой стояла полочка для полотенца и туалетных принадлежностей. Я с наслаждением вымылся в горячей воде насухо обтерся полотенцем и залез под одеяло, чувствуя, как расслабляются уставшие мышцы.
  Внезапно раздался стук в дверь, и в спальню впорхнула Кхален, одетая в прозрачный голубой халатик. Распущенные черные волосы мягко струились по ее хрупким плечам. Она с улыбкой присела на край кровати, дразня меня маленькими упругими сосками своей груди, торчащими, как рожки козленка.
  — Повернись лицом вниз, — с улыбкой сказала она, кладя руки мне на плечи. — Я сделаю тебе массаж.
  — У вас так принято? — спросил я, повинуясь.
  — Гостям, проделавшим столь долгий и опасный путь, мы оказываем особое внимание, — сказала она.
  Я замолчал, доверившись ее сильным и умелым рукам, ласкающим меня. Кхален сдернула с меня одеяло и стала поглаживать спину, надавливая на определенные точки и массирую мышцы. Потом она велела мне лечь на спину и стала массировать мне грудь и руки. Когда она наконец вновь накрыла меня одеялом, я взял ее за запястье и усадил на кровать. Девушка не сопротивлялась.
  — Ты прелесть, Кхален, — сказал я. — Тебе это известно?
  — У тебя красивое тело, Ник! — прошептала она, улыбаясь мудрой азиатской улыбкой, и мне все стало ясно без слов.
  Вдруг она вскочила, рассмеявшись, поцеловала меня и выбежала из комнаты. Я же тотчас уснул сном младенца.
  На другое утро, выпив чаю, я отправился на прогулку по городу. Мое внимание привлек оригинальный храм с пристроенным к нему просторным залом. Из его дверей вышел сам Гхотак, сопровождаемый крепкими телохранителями в синих рубахах.
  — А вот и наш долгожданный гость! — воскликнул монах, направляясь ко мне.
  — В самом деле? — ухмыльнулся я. — А мне показалось, что вы хотели лишить меня удовольствия лицезреть вас.
  Монах смерил меня холодным надменным взглядом. Ни один мускул не дрогнул а его лице.
  — Рекомендую вам не вмешиваться в чужие дела, — с заметным британским акцентом произнес он.
  — Благодарю за добрый совет, — сказал я, решив играть в открытую. — Но считайте, что я уже забыл его.
  Сверкнув глазами, монах повернулся и молча направился к дверям храма, что-то сказав своим охранникам. Те вернулись ко мне.
  — Следуй за нами, — приказал мне один из них. — Будешь кричать, мы объявим всем что ты обидел ламу, и толпа растерзает тебя.
  Подумав, что в этой угрозе есть некоторая доля правды, я последовал за ними. Телохранители Гхотака завели меня во двор за храмом. Один из них обернулся ко мне и сказал:
  — Гхотак велел нам преподать тебе суровый урок, чтобы ты больше не тревожил нас. Так что не обижайся, приятель!
  С этими словами он выхватил из-за пояса бамбуковую палку и огрел меня по плечу. Пронзенный острой болью, я отступи на шаг и улыбнулся, вытянув вперед руки:
  — Одну минуточку, друзья! Не торопитесь!
  Охранники послушно застыли на месте ожидая, что я им скажу. Я глубоко вздохнул и резко ударил ногой в живот громилу, стоявшего справа от меня. Он вытаращил глаза и согнулся пополам, раскрыв рот. Второй сокрушительный удар я нанес в пах вожаку этой троицы. Он заорал и завертелся юлой, согнувшись в три погибели. Третий охранник стукнул меня палкой по спине, но я поймал его руку и выкрутил ее. Присев от боли, он завопил, и я рубанул ребром ладони ему по горлу. В этот момент вожак пришел в себя и лягнул меня ногой в бедро. Я с размаху двинул ему по подбородку, он ударился затылком о дерево, лязгнув зубами, и сполз по стволу на землю. Тем временем тот, которому я врезал в солнечное сплетение, встал на четвереньки, пытаясь отдышаться, и я размозжил ему носком ботинка нос. Захлебываясь кровью, он повалился на бок. Третьего я взял за шиворот и швырнул под дерево, после чего поднял за волосы голову вожака и медленно произнес:
  — Я приношу вашему хозяину свои извинения за этот урок. Надеюсь, он пойдет вам на пользу.
  Вполне удовлетворенный проделанной работой, я вышел со двора на улицу. Люди, подобные Гхотаку, уважают силу и безжалостность, однако никогда не отказываются от мести, и мне следовало быть готовым к ответному удару.
  Вскоре я достиг конца поселка. Навстречу мне со стороны гор вышли три человека. Когда они приблизились, я узнал в одном из них английскую журналистку. Двое других, судя по их одежде, были ее проводниками.
  — Какая приятная встреча! — радостно воскликнула Хилари. — Даю тебе последний шанс начать сотрудничать со мной, упрямый янки!
  — Я тронут таким вниманием, — поклонился ей я.
  — Иного ответа я и не ожидала, — надменно сказала она и пошла своей дорогой.
  Я проводил ее насмешливым взглядом и покачал головой: упорство англичанки было достойно восхищения. Оставалось надеяться, что она усвоила урок, полученный в гостинице, и не будет слишком досаждать мне. «Иначе урок придется повторить», — решил я.
  Проходя вновь мимо храма, я расхохотался, увидев знакомую мне троицу: поддерживая друг друга, незадачливые монахи с трудом поднимались по ступеням, чтобы упасть к ногам своего хозяина, вымаливая прощение.
  Глава третья
  Вернувшись в дом патриарха, я нашел Лиунгхи сидящим за сервированным чайным столиком. На этот раз он основательно ввел меня в курс дела, и услышанное насторожило меня.
  Кхален, занятая домашними хлопотами, время от времени проходила мимо нас, бросая на меня многозначительные взгляды. Мне стоило определенных усилий заставить себя не вспоминать о прикосновении ее нежных рук и сосредоточиться на рассказе старца.
  — В Непале обосновалось более пяти тысяч переселенцев из Китая, — говорил он. — И каждый из них — опытный агитатор, прошедший курс специальной подготовки. Они умело сбивают с толку наш народ, и с этим нельзя не считаться. Если Гхотаку удастся вынудить нашего короля разрешить свободный въезд в Непал иммигрантов из Китая, он вскоре сам станет управлять этой страной, разумеется, по указке своих зарубежных хозяев.
  — Неужели люди верят, что Гхотак выполняет волю духа Каркотека? — спросил я.
  — Да, — кивнул головой старец. — Он ловко играет на суевериях. Сегодня вечером вы сами увидите, как он использует в своих интересах один из древних обрядов.
  Кхален, одетая в шаровары и черную блузу, тоже подсела за столик. В этом костюме она выглядела совсем юной.
  — Но этот хитрец использует не только культовые обряды, — продолжал Лиунгхи, — а и страшного йети! С его помощью он наказывает непокорных.
  — Йети? — вскинул я брови. — Мифическое существо, называемое еще снежным человеком? Выходит, это не легенда? |
  Старик и его дочь обменялись встревоженными взглядами, и я понял, что не далек от истины.
  — Неужели и вы верите в существование этого существа? — спросил я.
  — Никто из непальцев не сомневается в существовании йети, — с серьезным видом ответил старик. — Но я полагаю, что Гхотак спекулирует тем, что имеет над йети непосредственную власть.
  Я лишь тяжело вздохнул, сообразив, что спорить на эту тему бессмысленно.
  — А вы не думали, — на всякий случай задал я еще один вопрос, — что Гхотак просто убивает неугодных ему людей с помощью своих сподручных, а вину сваливает на снежного человека?
  — Нет, их убивает йети, — убежденно сказал старик. — Ни один человек не способен так уродовать тела своих жертв.
  Мы молча допили чай. Старик поднялся к себе в комнату отдохнуть, а я вновь пошел знакомиться с городом. Однако не успел я делать и сотни шагов, как столкнулся нос к носу с Хилари Кобб. На ней был костюм из тонкой шерсти, который выгодно подчеркивал все прелести ее фигуры.
  — Мне удалось взять интервью у самого настоятеля храма почитателей змей! — радостно сообщила мне она.
  — Я вижу, ты не теряешь времени даром, — усмехнулся я. — И как только этот отшельник согласился ответить на твои вопросы! Не так-то легко добиться его аудиенции!
  — Для журналистов не существует преград! — хвастливо заявила Хилари. — Он высказал свое мнение о проблеме иммиграции.
  — Ловкий ход! — отметил я.
  — Как прикажешь тебя понимать? — накурилась Хилари.
  — Забудем об этом! — махнул рукой я.
  — Не пытайся обмануть меня! — воскликнула она. — Здесь какая-то тайна! Уж не из-за нее ли появился в Непале Энгслей? А теперь еще и ты, янки!
  — А не лучше ли тебе убраться отсюда, милашка, пока не поздно? — угрюмо спросил я.
  — Не нужно сгущать краски и запугивать меня! — покачала головой Хилари, однако в ее глазах я заметил испуг.
  — Похоже, ты забыла урок, который я тебе преподал, — заметил я. — Советую не умничать и не лезть в чужие дела.
  — Я не из пугливых, — огрызнулась Хилари. — Почему бы нам не заключить мирное соглашение? Ты не будешь мешать мне, а я тебе. Договорились?
  — Боже! — воскликнул я. — Вразуми эту упрямую девицу! Послушай мой совет, Хилари: уноси отсюда ноги, пока не поздно. Здесь в любую минуту могут начаться страшные события!
  — И тогда я получу наконец великолепный материал для своего репортажа! — просияла она.
  — Проваливай! — рявкнул я на нее. — И не попадайся мне на глаза! Иначе я за себя не ручаюсь!
  Я повернулся и пошел прочь, не желая тратить время на болтовню с глупой англичанкой. У меня хватало своих забот. Мне предстояло докопаться до сути проблемы, разобраться в ситуации и выведать замыслы противника. Здесь все было окутано тайной и не поддавалось логическому анализу. Я попытался сосредоточиться на Гхотаке. Он уже дважды наносил по мне удары. Не втянуть ли его в открытый бой, вынудив совершить ошибку?
  Я вернулся в дом Лиунгхи и лег на кровать, стараясь избавиться от назойливых мыслей о йети и змеином боге. Эти проклятые суеверия и магические обряды плохо действовали на мою психику. Чтобы отвлечься от тяжких мыслей, я стал думать о Кхален.
  Из приятных фантазий меня вывел мелодичный звук гонга: настало время обеда. Старец сказал, что нам лучше прийти в храм пораньше, чтобы ознакомиться с обстановкой, в которой будет совершаться ритуал. Он втянулся дымом из кальяна, выпустил струйку в воздух и промолвил:
  — На месте вы сами все поймете, поэтому не будем предвосхищать ход событий. Кстати, вам известно, что здесь объявилась еще одна гостья из далекой страны?
  — Известно, — кивнул я. — Но откуда узнали об этом вы?
  — Англичанка спрашивала у меня, где ей лучше остановиться. Она довольно общительная девушка, должен отметить, — хитро прищурившись, сказал старик.
  — И не глупая, — добавил я, пытаясь представить себе, какое впечатление произведет на Хилари оригинальный обряд.
  Кхален, на минуту выходившая из комнаты, появилась вновь, переодевшись в платье из переливающегося шелка. Ее лиф, украшенный драгоценными камнями, сверкал и переливался всеми цветами радуги, черные волосы контрастировали с розовыми напомаженными щечками, а острые груди, соблазнительно торчащие из-под оранжевой накидки, придавали всему ее облику особую пикантность. Кхален походила на оживший алмаз, прекрасный и ослепительный.
  Когда мы вошли в пристройку храма, она уже была переполнена возбужденной публикой. На небольшом помосте гордо восседал сам Гхотак. Его помощники расселись прямо на полу в зале, наблюдая за собравшимися. Подвешенные на цепях к потолку курильницы источали сладковатый аромат благовоний и дурманящих трав. Справа от помоста, рядом со статуями Каркотека, сидели музыканты — два гитариста и барабанщик. Масляные светильники не столько освещали полутемное помещение, сколько добавляли смрада своим чадом. К музыкантам присоединилось еще несколько человек с инструментами, и полилась чарующая потусторонняя мелодия, в которой звуки гитары и трубы причудливо смешивались с аккомпанементом ударных.
  Усевшись между старцем и его дочерью, я долго высматривал в зале знакомую белокурую головку, пока не заметил, что Хилари устроилась у колонны прямо напротив меня.
  Наконец Гхотак встал и подошел к краю помоста. Публика тотчас же притихла. Жрец вскинул руки над головой, обнажив их из широких рукавов халата шафранового цвета, и стал выкрикивать заклинания. Толпа вторила ему приглушенным бормотанием. Вот Гхотак опустил руки, обвел зал гипнотизирующим взглядом и воскликнул:
  — Мы собрались здесь, чтобы вновь восславить Дух Каркотека, Повелителя Змей! Да поможет священный ритуал облегчить нам душу и тело! Великий Каркотек наказал мне сообщить всем вам, его почитателям, что настало время просить нашего властелина, потомка Вишну, оказать гостеприимство всем желающим переселиться на эту землю из Китая, чтобы и они смогли вместе с нами исполнять волю Каркотека!
  Толпа одобрительно загудела.
  — После завершения обряда вы должны подписать прошение королю, тем самым подтвердив свою преданность Повелителю Змей! Да исполнится его воля! Горе тому, кто станет противиться ей!
  Лиунгхи вскочил с места и с ненавистью посмотрел на Гхотака.
  — Каркотек не говорит устами этого самозванца! — воскликнул он, и толпа ахнула. — Я всегда утверждал это, но сегодня мою правоту подтвердит чужеземец, прибывший к нам издалека. Он совершил свое трудное путешествие только ради того, чтобы предупредить вас о грозящей вам опасности, ибо сердце его встревожено слухами, достигшими его ушей.
  Старец сделал мне знак начинать, и я вышел вперед, не обращая внимания на яростный взгляд Гхотака.
  — Уважаемый Лиунгхи сказал истинную правду! — громко заявил я, обводя взглядом собравшихся. — Пришельцы из Китая вынашивают недобрые замыслы против вашей страны! Именно это и велел мне передать вам Дух Каркотека! Будьте бдительны, не доверяйте коварным переселенцам и их слугам! Слушайте Лиунгхи!
  — Старик выжил из ума! — перебил меня Гхотак. — А его гость лжет! Их накажет йети, исполняя волю Повелителя Змей. Вспомните, что стало со всеми, кто осмелился выступить против меня! Эта же участь ожидает и всех других непокорных!
  — Йети никому не принесет вреда! — воскликнул я. — Это все выдумки Гхотака.
  — А разве снежный человек не разорвал на куски всех тех, кто осмелился перечить мне? — возразил Гхотак, и толпа взорвалась ревом. — Разве это не знак для всех нас от Каркотека? — продолжал кричать он и, обернувшись к старцу, указал на него пальцем: — Ступай в горы, Лиунгхи! Если вернешься домой живым, значит, Дух Каркотека больше не говорит моими устами, и чужеземец говорит правду.
  Старик лишь улыбнулся уголками рта в ответ.
  — Я принимаю твой вызов, — наконец промолвил он. — Я докажу свою правоту.
  Толпа ахнула и захлопала в ладоши. Лиунгхи сел на свое место и прошептал мне на ухо:
  — Гхотак сам загнал себя в ловушку. Нужно воспользоваться его оплошностью.
  — Но вы же верите в существование йети! — удивился я.
  — Безусловно, но я не уверен, что он подвластен Гхотаку. Возможно, что все предыдущие несчастные случаи были обыкновенным совпадением. Вряд ли подобное повторится.
  Я был склонен с ним согласиться, тем более что считал йети персонажей народного придания. Скорее всего, монах рассчитывал, что старик струсит.
  — Начинаем наш ритуал! — возвестил с помоста Гхотак.
  Тихая мелодия сменилась резким воем, духовых инструментов и пугающим стуком барабанов. Подчиняя всех своему пульсирующему ритму, он то затихал, то усиливался. Под пронзительный аккомпанемент бесконечно повторяющиеся аккордов на помост выпорхнуло шесть босоногих девушек в костюмах свободного покроя. Каждая из них держала в руке предмет, напоминающий свечу. Когда девушки присели на край помоста, я разглядел, что это были восковые фаллосы на луковицеобразной подставке, с горящими фитильками на конце.
  — Воск пропитан специальным маслом и быстро плавится, — сказал Лиунгхи. — Сейчас начнется самое интересное.
  Девушки пали ниц перед фетишами, потом вскочили на ноги и сгрудились в середине помоста.
  — Гхотак должен выбрать ту, которая принесет себя в жертву Каркотеку, — пояснил старик.
  — И кого же он может выбрать? — спросил я.
  — Любую из присутствующих здесь девушек. Таков обычай. Избранница начнет своими телодвижениями возбуждать сексуальные эмоции у собравшихся. Она обязана выбрать кого-то из мужчин до того, как сгорит последняя свеча, и этой же ночью отдаться ему.
  Верховный жрец обвел взглядом девушек, сгрудившихся на помосте, потом внезапно обернулся и указал рукой на кого-то в зале.
  — Именем Каркотека я выбираю Кхален, дочь Лиунгхи! — провозгласил он. — Сегодня она станет нашей жертвой Повелителю Змей!
  Старик замер, скованный ужасом.
  — Но почему же она не выходит на помост? — с издевкой в голосе воскликнул монах. — Может быть, она не уважает нашего бога? В таком случае, какое право имеет ее отец говорить за Каркотека?
  — Если мы не подчинимся решению Гхотака, я не смогу больше с ним бороться! — зашептал старик. — И он это знает!
  — А если вы согласитесь с его требованием, то тем самым пошлете свою дочь бог знает в чьи объятия, — возразил я ему. — Пусть катится ко всем чертям, я еще доберусь до него!
  — Это настоящий дьявол, рядящийся в тогу монаха! — пробормотал старик. — Он нанес мне удар прямо в сердце!
  Нечто яркое и воздушное вдруг выпорхнуло на помост: это пробежала мимо нас Кхален в своем прозрачно-оранжевом наряде. Я окликнул ее, но она не оглянулась, публика приветствовала храбрую девушку одобрительным гулом. Громче и живее зазвучала музыка, из курильниц повалил желтый дым, толпа пришла в движение, некоторые женщины начали скидывать с себя одежду.
  Отступив на край помоста, Гхотак с ухмылкой посматривал на догорающие восковые фаллосы. В глазах Кхален вспыхнув странный, дикий огонь. Пульсирующая мелодия оглушала, накатываясь, словно огромные океанские волны, притупляла сознание и будоражила чувства. Кхален медленно начала танцевать, постепенно убыстряя движения. Мне доводилось наблюдать экзотические танцы в разных странах мира, Но ничего подобного я еще не видел. Запрокинув голову и прикрыв глаза, Кхален кружила вокруг восковых изваяний, изгибаясь всем телом и касаясь их. Вот она выскочила к середину помоста и начала все быстрее покачивать бедрами, ее длинная легкая юбка развевалась, обнажая стройные ноги.
  Из толпы послышались вздохи и стоны кто-то даже вскрикивал от перевозбуждения. Расставив ноги, Кхален выгнулась дугой, и какая-то женщина закричала, увлекаемая на пол сидевшим рядом с ней мужчиной. Обернувшись, я увидел его спину, обвитую ее судорожно подергивающимися ногами. Мужчины и женщины слились в сладострастных объятиях. Помещение наполнилось визгом и стоном, публику охватил эротический экстаз. Хилари Кобб оцепенела, прижавшись спиной к колонне в темном углу и наблюдала за происходящим глазами, полными ужаса. По ее лицу струился пот.
  Упав на помост, Кхален выгнула дугой спину и стала быстро двигать животом и бедрами вверх-вниз, окруженная догорающими восковыми фаллосами. У меня тоже вспотели ладони. На помост начали выбегать мужчины, но Кхален перекатывалась на живот, показывая тем самым, что отвергает претендентов одного за другим. Охваченная экстазом, она уже никого не замечала, продолжая бешеный сексуальный танец. Между тем фаллосы неумолимо догорали, становясь все меньше и меньше.
  Сидевшая рядом со мной непалка упала утробным криком мне на колени и, извиваясь, словно змея, стала обнимать меня за ноги. Все новые и новые мужчины выбегали на помост, но она неизменно отвергала их поворотом головы или движением тела.
  — Свечи догорают! — прохрипел старик. — Она не может больше отказывать претендентам! Ей пора сделать выбор, время истекло!
  Сдавленные крики и сладострастные повизгивания в зале слились в один общий животный стон. Толпа требовала развязки. Пот застилал мне глаза. Я вскочил с места, оттолкнув обхватившую мои бедра непалку, перепрыгнул через клубок конвульсирующих обнаженных тел и, побежал к помосту. Хилари Кобб впилась в меня откровенным призывным взглядом, тяжело дыша и вздрагивая всем телом. Я вспрыгнул на помост и окликнул Кхален по имени. Она открыла глаза, но не прекратила ритмичные движения торсом. Я почувствовал, как напрягаюсь, наливаясь неукротимой мужской силой и до боли сжал кулаки, пытаясь поборот желание упасть на нее и тотчас же овладеть ею. Но мой трезвый внутренний голос строго напомнил мне, что я послан сюда совсем не для этого. Я обязан был предотвратить беду, а не ускорять ее приближение своими необдуманными поступками. Кхален резко приподнялась и, обхватив руками мои ноги прижалась лицом к моему животу и стала тереться о него. Потом она откинула голову назад и издала вопль облегчения.
  Шум тотчас же стих, и в зале воцарилась тишина.
  Восковые культовые изваяния погасли, зал погрузился в темноту. Лишь из углов доносились негромкие всхлипывания и вздохи.
  Кхален лежала в обмороке, раскинув ноги. Я поднял ее на руки и устремился к выходу из зала, провожаемый ненавидящим взглядом разъяренного Гхотака. Пинком открыв тяжелую дверь, я выскочил из душного помещения на улицу и с наслаждением вдохнул полной грудью ночной воздух. Легкая, словно пушинка, Кхален спала у меня на руках как младенец. Следом за мной из храма выскочила Хилари Кобб и прислонилась спиной к стене, пытаясь прийти в себя посыле колоссального потрясения.
  Кхален открыла глаза и улыбнулась мне.
  — Ты можешь идти самостоятельно? — опросил я ее.
  Она кивнула, и я поставил ее на ноги. Подбежавший к нам старик обнял дочь за талию.
  — Ты молодец, Кхален! — воскликнул я. — Все обошлось благополучно.
  Старик смотрел на меня с благодарностью и облегчением.
  Кхален склонила голову мне на плечо.
  Я решил, что сейчас им с отцом лучше побыть вдвоем, и пошел прогуляться по улице. Нужно было трезво оценить ситуацию. Теперь мне стало окончательно ясно, насколько опасна моя миссия в этой загадочной стране. Вызов был брошен, и я принял его, как и бесстрашный Лиунгхи. Утром ему предстояло отправиться в горы и, рискуя жизнью, опровергнуть хвастливое заявление монаха, взявшего на себя роль вещателя воли Каркотека.
  Предания и реальность сплелись в один чудовищный змеиный клубок, и распутать его я пока был не в силах. Здесь все скрывалось под маской, и, сорвав одну из них, можно было взглянуть в глаза своей смерти.
  Глава четвертая
  Прогулявшись по прохладным тихим улочкам, я вернулся в дом Лиунгхи и поднялся к себе в спальню. Зрелище, свидетелем которого я стал этой ночью, лишило бы сна и мраморную статую. Я долго ворочался в постели под теплым и мягким одеялом, когда наконец задремал, вдруг скрипнул дверь. Схватив лежавший под подушкой пистолет, я спустил ноги с кровати. Спальню освещал голубоватый свет луны. Перед мной возникла хрупкая женская фигурка в шелковом халате.
  — Ты не спишь, Ник? — раздался нежный голос.
  — Кхален? — удивился я. — Что ты здесь делаешь?
  Девушка присела на край кровати и обняла меня.
  — Я должна отдаться своему избраннику, так сказано в наших священных книгах. Мой избранник — ты, Ник!
  — Кхален! — я обнял ее за плечи. — Ведь я просто пришел к тебе на помощь! Я хотел избавить тебя от этого гнусного обряда. Мне показалось, что ты и сама это поняла…
  — Я все поняла, — прошептала Кхален. — Ты рисковал жизнью ради меня. Но в старинных писаниях сказано, что девушка проникается страстью к своему избраннику. И это правда.
  — В самом деле, Кхален? — нахмурился я.
  Она молча скинула с себя халат и стала покрывать меня поцелуями. Внезапно Кхален выгнулась дугой, откинув голову и выпятив грудь с острыми сосками, глубоко вздохнула и воскликнула:
  — Это правда, Ник! Люби меня!
  Ее тело содрогнулось, опускаясь все ниже и ниже. Она начала целовать мне грудь и живот. Губы ее ласкали мое тело, словно крылья бабочки. Я сжал в ладонях ее грудь, и она простонала:
  — Возьми же меня скорее, Ник! Я твоя!
  Хрупкое на вид, ее юное тело оказалось на удивление сильным и выносливым. Кхален обвивала меня, словно змея, предлагая себя в самых невероятных позах. Теперь я понял, почему она так легко и проворно двигалась в горах. Ее энергия и фантазия были неистощимы, снова и снова мы сливались в пляске любви, изнемогая от желания и лишь на мгновение замирая в постели, чтобы перевести дух. Наконец, в последний раз испытав сладкую боль наслаждения, Кхален затихла, прижав мою голову к своей груди, словно заботливая мать свое дитя.
  Я приподнялся на локте и окинул восхищенным взглядом это удивительное создание, женщину-ребенка, загадочную и противоречивую. Она походила на драгоценный алмаз в цветке лотоса, очаровательная в своем совершенстве.
  — Я твоя навеки, Ник! — прошептали она, не открывая глаз.
  Мы уснули, заключив друг друга в объятия, а на рассвете она ушла — так тихо, что я даже не проснулся.
  Разбудили меня лучи жаркого солнца, упавшие мне на лицо.
  Едва я умылся и побрился, как в комнату вошла Кхален.
  На ней был просторный халат с широким поясом. В руках она держала поднос с чайником, чашками и печеньем. Поставив поднос на кровать, она разлила крепкий ароматный чай по чашкам. Бодрящий напиток моментально восстановил мои силы. Допив чай, мы улеглись с Кхален в постель.
  — А если отец станет искать тебя? — спросил я.
  — Он знает, что я здесь, — улыбнулась она. — Сейчас он молится перед походом в горы.
  Мне стало не по себе.
  — Не нравится мне эта затея, — вздохнул я. — Гхотак способен подстроить ему ловушку. Этот монах очень опасен.
  — У него ничего не выйдет на этот раз, — сказала Кхален. — Тропу будут охранять шерпы. До завтрашнего утра в ущелье не проскользнет ни одна живая душа.
  Она прижалась ко мне своим горячим телом, нашептывая ласковые слова, но у меня из головы не выходил ужасный снежный человек. Догадавшись, что мне теперь не до любовных игр, она вскочила с кровати и надела свой халатик.
  — Отец выйдет в горы за час до заказа, — сказала она.
  — Я пойду с тобой провожать его, — сказал я.
  Кхален ушла, а я оделся и вышел из дому.
  Улицы уже наполнились народом: горожане спешили по своим делам, крестьяне торговали плодами своего труда, брели куда-то одинокие монахи.
  Я прогуливался по торговым рядам, размышляя о возможных действиях коварного Гхотака. Таинственная улыбка на его губах, с которой он воспринял смелое решение старца, не давала мне покоя. Смогут ли горцы устоять перед этим хитрым монахом? Ему ведь ничего не стоит убедить этих наивных людей пропустить его в горы и никому не рассказывать об этом. Шерпы не осмелятся ослушаться хранителя духа Каркотека. Я решил подготовить этому интригану свой собственный сюрприз.
  Глава пятая
  Вскоре я заметил, что за мной вдет Хилари Кобб, и остановился возле торговца коврами. Блондинка тотчас же спряталась за повозку. Улыбнувшись, я пошел дальше. Достигнув храма, я обошел его и очутился во дворе, куда выходили окна длинной пристройки. Пригнувшись, я подкрался к одному из них и осторожно заглянул внутрь. В просторной, но скудно обставленной комнате, неподвижно сидел Гхотак. Не дожидаясь, пока он меня заметит, я снова вернулся со двора на улицу.
  Хилари Кобб выглядывала из-за угла дома на другой стороне. Я быстро пересек улицу и, прижав ее к стене, строго спросил:
  — Какого черта ты шпионишь за мной? Детектив из тебя не получится, крошка. Лучше не играй в эти игры!
  — Я веду журналистское расследование, а не играю в разбойников и сыщиков! — надменно ухмыльнулась она. — Разве это запрещено законом?
  — Нет, не запрещено, — окидывая взглядом ее грудь, обтянутую коричневой ветровкой, сказал я. — Странно лишь, что тебе мало впечатлений, полученных минувшей ночью.
  Щеки Хилари зарделись, она потупилась и промолчала.
  — И как это ты не включилась в общее веселье? — с издевкой воскликнул я. — А мне показалось, что тебе хотелось это сделать.
  — Зато уж ты не упустил такую возможность, — хрипло сказала она, скользнув по мне ревнивым взглядом.
  — Если даже я и расскажу тебе, как все было на самом деле, ты все равно мне не поверишь, — сказал я.
  — Ты, конечно же, спасал это хрупкое невинное создание от варварского обряда! — с усмешкой воскликнула Хилари. — Ты пожалел эту бедняжку, благородный янки!
  — Именно так все и было, — кивнул я.
  — Ах, ради Бога! — простонала она. — Избавь меня от благородных поз и жестов! Просто ты воспользовался удобным случаем в собственных интересах, как похотливый самец.
  — Ты, похоже, меня ревнуешь, Хилари? — улыбнулся я.
  — За такие слова мне следовало бы влепить тебе пощечину! — вспыхнула она, раздувая ноздри.
  — Но ты не посмеешь этого сделать, — сказал я. — Потому что получишь сдачи.
  — Этой ночью мне кое-что удалось узнать, — выпалила Хилари. — И теперь-то я точно напишу свой сенсационный репортаж. Так что можешь не переживать так из-за этих китайских иммигрантов! Мне все известно янки! И скоро об этом узнают мои читатели!
  — А знаешь, Хилари, я тоже думал о тебе, — спокойно сказал я. — И пришел к выводу, что ты зря суетишься. Даже если ты получишь материал для репортажа, тебе не удастся его отсюда передать в редакцию. У буду постоянно контролировать каждый твой шаг.
  — Посмотрим, что у тебя из этого получится! — фыркнула Хилари и с гордым видом удалилась.
  Провожая озадаченным взглядом ее аппетитную фигурку, я пытался сообразить, что она имела в виду. На блеф это не походило, вид у нее был весьма решительный.
  Операция в Непале носила исключительно деликатный характер, поскольку затрагивала интересы такого опасного противника, как Китай. Обе противоборствующие стороны прибегали к изощреннейшим уловкам, используя разветвленную агентуру, и утечка любой информации повлекла бы за собой не только скандал, но и серию взаимных болезненных ударов, необходимых ради спасения своей репутации. А это уже никуда не годилось, не для того наша разведка затеяла весь этот спектакль.
  Я возвращался домой подавленным, брошенная взбалмошной англичанкой реплика требовала немедленной проверки. Кхален я застал сидящей у раскрытого окна в шелковом халате. Она сказала:
  — Ты разговаривал с англичанкой, я вас видела, когда шла с базара. Она очень миленькая девушка. Отец решил выйти пораньше, так что я пойду переоденусь.
  Выходя в соседнюю комнату, она скинула с себя халат и замерла в дверном проеме, освещенная лучами предзакатного солнца. Ее обнаженное тело сулило мне новые сказочные наслаждения, напоминая о минувшей волшебной ночи. Нимфа улыбнулась мне и исчезла за ширмой, довольная произведенным эффектом. Я поднялся в свою спальню, переоделся и снова спустился вниз, готовый к прогулке в горы.
  Укутанная в многослойную плотную материю, Кхален теперь походила не на мифическую богиню, а на тряпичную куклу, на Лиунгхи была кожаная куртка на меху, теплые штаны и сапоги, отороченные мехом. За спиной у него висел рюкзак, в руке старик держал посох. Мы пожали друг другу руки, обменявшись многозначительными улыбками, и вышли из дому.
  Встречавшиеся нам по дороге крестьяне низко кланялись отважному старцу, прижимая к груди руки в знак особого уважения к нему. По мере приближения к горловине ущелья, становилось все холоднее. Гхотак и трое его охранников, а также четверо шерпов поджидали нас в условленном месте. Патриарх и лама приветствовали друг друга легким поклоном. Я заметил, что из-под полы теплого балахона монаха выглядывают сапоги, запорошенные снегом.
  — Вы уже побывали в горах? — спросил я у него.
  — Да, рано утром, — ответил он. — Два раза в неделю я уединяюсь там и медитирую в снежном безмолвии.
  — Это правда, — прошептала Кхален. — Он поступает так вот уже много лет подряд. В священных книгах говорится, что святой человек должен молиться в полной тишине и в одиночестве, сливаясь с природой.
  Старец поцеловал дочь на прощание в щеку, поклонился мне и сказал, обернувшись к Гхотаку:
  — Завтра, когда я вернусь домой целым невредимым, всем твоим коварным интригам настанет конец. Народ узнает правду!
  Гхотак скользнул по лицу гордого старца бесстрастным взглядом, кивнул своим спутникам и молча пошел в направлении города.
  Мы с Кхален смотрели вслед удаляющейся фигурке ее отца, пока она не слилась с темными пиками гор, превратившись в крохотную точку. Домой мы вернулись уже в сумерках.
  — Я приду к тебе ночью, Ник! — прижавшись ко мне, сказала Кхален.
  — Нет, мне нужно сделать одно неотложное дело, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Ты будешь меня ждать?
  — Англичанка? — печально спросила она.
  — Нет, малышка, — усмехнулся я. — Кое-что поважнее.
  — Я буду тебя ждать, — сказала она.
  Я вышел из дому и в темноте пошел к храму Каркотека. В окнах жилой пристройки горел свет. Я был уверен, что Гхотак намерен вернуться в горы и до рассвета осуществить свой злодейский план. Внезапно я увидел приближающегося ко мне охранника с бамбуковой палкой в руке. Прижавшись спиной к стене, я затаился, надеясь, что он не заметил меня. Монах прошел мимо, и я уже было вздохнул с облегчением, как вдруг коварный охранник обернулся и занес палку для удара. Я резко ударил его ребром ладони по горлу и, вырвав у него из руки палку, стукнул ею по его бритой голове. Монах с хрипом рухнул на землю, как мешок с песком. Я переступил через него и вновь припал к окну.
  Скрестив ноги, Гхотак сидел на ковре и читал старинный свиток, покуривая кальян. Я связал охранника, оттащил его в кусты и снова вернулся к окну. Гхотак продолжал сидеть в той же позе, выпуская кольцами дым и изучая свиток. В горы идти ему было явно поздновато. Я оставил свою наблюдательную точку и крадучись выбрался со двора.
  Итак, Гхотак не пошел в горы следом за Лиунгхи. Мне следовало бы радоваться этому, но на душе было тревожно: слишком спокойным казался мне монах, хотя наверняка и понимал, чем для него чревато возвращение старца из его опасного путешествия. В чем же дело? Ответа на этот вопрос у меня не было.
  В кромешной мгле прокрался я к дому и поднялся в свою комнату, надеясь, что Кхален не дождалась меня и мне удастся выспаться. Но едва я скинул с себя одежду, положив на пол возле изголовья кровати кинжал и пистолет, как из-под одеяла ко мне потянулись маленькие, но сильные теплые руки и принялись ласкать мое утомленное тело. Мы предались неистовой любовной игре, словно бы стремясь забыть о мерзнущем в горах старике и не думать о грозящей ему смертельной опасности. И когда мы, совершенно обессиленные, наконец начали погружаться в сон, я обнял Кхален и прижал к себе, как беззащитного ребенка.
  Проснувшись, мы не обмолвились о Лиунгхи ни словом. Пока я совершал утренний туалет, Кхален приготовила завтрак. Я вышел во двор и взглянул на далекие вершины гор. Моя тревога с каждой минутой усиливалась. Кхален невозмутимо занималась уборкой.
  Время шло, но старик все не возвращался. Это затянувшееся тягостное ожидание начинало бесить меня, ведь нет ничего хуже неопределенности. И нужно же было этому англичанину заболеть в самый неподходящий момент! Мы, американцы, по своей натуре не годимся для игры в кошки-мышки, у англичан это лучше получается. Как же я заблуждался, рассуждая подобным образом: вскоре мне предстояло убедиться в том, что это вынужденное бездействие — лишь передышка перед бурными событиями…
  Хилари Кобб возникла на этот раз передо мной на улице в белом свитере и шотландской юбке.
  — Он еще не вернулся? — без обиняков спросила она.
  — Не твое дело! — огрызнулся я, возмущенный ее бесцеремонностью.
  — А ты все такой же грубиян! — выпалила она в ответ, нахмурившись. — Сам толком ничего не понимаешь и не знаешь, оттого и злишься.
  Меня так и подмывало свернуть ей шею за такую прозорливость.
  Хилари взглянула на свои часы, и я взорвался:
  — Если только ты сейчас скажешь, что ему давно уже пора вернуться, я спущу тебя пинком под зад с Эвереста!
  — Ник, а ты веришь в существование йети? — съежившись под моим гневным взглядом, прошептала она, хлопая глазами, как напуганная школьница.
  — Нет, черт бы тебя побрал! Я не верю: ни в йети, ни в духов, ни в добрых фей!
  Бормоча себе под нос проклятья, я повернулся и зашагал домой. Ни слова не говоря, я прошел мимо Кхален, схватил свою меховую куртку, аккуратно зашитую ею, и направился к выходу.
  — Я пойду с тобой, Ник! — воскликнула она,
  — Нет! — отрезал я. — Мне достаточно будет и двух проводников. Твой отец, возможно, попал под снежный обвал или же провалился в трещину. Мы выручим его, не волнуйся и жди нас здесь.
  Кхален поцеловала меня, и я вышел из дому, исполненный решимости найти пропавшего в горах Лиунгхи. Из головы у меня не выходил Гхотак, невозмутимо покуривающий кальян в своей обители. Взяв с собой двух шерпов, я отправился в царство льда и снега, ступая по следам старца. Он забрался высоко в горы, на самый хребет перевала, и мы изрядно утомились, пока дошли до его стоянки. Синий рюкзак старика валялся на снегу, но его самого не было видно.
  — Йети! Йети! — пронзительно закричал вдруг один из шерпов.
  Я взглянул туда, куда он указывал трясущейся рукой, и увидел на снегу совершенно невероятные отпечатки огромной человеческой ступни, но только с медвежьими когтями. Судя по следам, загадочное существо тащило что-то за собой по насту. Мы обогнули выступ скалы и в нескольких шагах от себя увидели окровавленную бесформенную груду. Я приблизился к ней и содрогнулся: окровавленная куча оказалась остановками растерзанного Лиунгхи. Одной руки не было вообще, из тела вырваны огромные куски, вторая рука валялась в нескольких шагах от трупа, ноги переплелись совершенно чудовищным образом, а из разодранного бока торчали обломки ребер. Меня едва не стошнило.
  — Это работа йети! — твердили в один голос проводники.
  — Чушь! — отмахнулся я. — Это сделал медведь-шатун или же какой-нибудь другой крупный зверь.
  Шерпы качали головами и указывали на странные отпечатки на снегу. Я не стал с ними спорить, мы завернули останки Лиунгхи в одеяло и двинулись с этой жуткой ношей в обратный путь.
  Обитатели поселка, выходившие нам навстречу, со страхом глядели на растерзанный труп и произносили лишь одно слово:
  — Йети! Йети!
  Дурная весть долетела до Кхален еще до моего возвращения.
  Проводники подсказали мне, куда нужно отнести тело, чтобы его подготовили к погребению. После похорон по традиции должны были состояться поминки. Представляя, как ликует Гхотак, я побрел к осиротевшей Кхален.
  Она молилась, стоя на коленях, но, заметив меня, тотчас же встала и воскликнула со слезами на глазах:
  — Йети сказал свое слово! Гхотак оказался прав! Мы проиграли.
  — Твоего отца растерзал барс или медведь, — возразил я ей. — Никакого йети не существует на свете, это все сказки!
  — Ник, лучше тебе покинуть нашу страну, — печально сказала Кхален. — Я готова уехать вместе с тобой. Но сперва мне нужно побывать на собрании в храме: обычай требует, чтобы я поклонилась Гхотаку.
  — Нет, Кхален! — воскликнул я в сердцах. — Не ходи туда! Не унижайся!
  — Это мой долг, — сказала она. — Отец принял вызов ламы и потерпел поражение. Я, дочь Лиунгхи, обязана публично признать это.
  — Хорошо, ступай, — неохотно согласился я. — Но все же Лиунгхи убил не снежный человек, а кровожадный хищник.
  — Ник, ты сильный и смелый человек, — обнимая меня, сказала она, — но ты не веришь, что существуют пока еще необъяснимые явления. Мы, непальцы, разбираемся в подобных вещах лучше вас, белых людей.
  Мне нечего было ей на это возразить: старик погиб, наказанный за свою дерзость йети, как и предсказывал Гхотак, и непальцы поверят теперь ему, а не мне. Однако сдаваться без боя не в моих правилах.
  — Ступай в храм, — сказал я. — Ho я пойду с тобой.
  Мы направились к храму Каркотека. С всех сторон к нему уже стекались люди. Среди них я заметил и Хилари Кобб.
  — Примите мои глубочайшие соболезнования, — сказала она, подойдя к нам. — Печально, что все так обернулось. Как теперь поведет себя Гхотак, хотелось бы знать.
  — А ты, я вижу, все еще не теряешь надежду закончить свой репортаж, — ухмыльнулся я.
  — Извини, Ник, — пожала плечам она, — но это моя работа.
  — А моя работа — не допустить публикации этого репортажа, — резко сказал я. — Так что ты уж не обижайся на меня, Хилари! И я позабочусь о том, чтобы ты не смогла передать отсюда текст в редакцию.
  — Мы еще посмотрим, чья возьмет, — усмехнулась она.
  Зал ритуальных собраний был переполнен. Мускулистые сподручные Гхотака внимательно наблюдали за публикой. Сам ж верховный жрец произносил речь, суть которой сводилась к одному: дух Повелителя Змей покарал строптивца, и, чтобы умилостивить его, следует слушаться Гхотака.
  Я пробрался на помост и крикнул:
  — Он вас обманывает! Патриарха Лиунгхи растерзал кровожадный зверь! Йети существует лишь в страшных сказках, которыми запугивают детей!
  Толпа недовольно зашумела. Обернувшись ко мне, Гхотак воскликнул:
  — Этот чужеземец просто смеется над нами! Он оскорбил наши традиции и легенды! Вы только посмотрите, что он сегодня натворил! Внесите доказательство его преступления!
  Двое помощников ламы внесли в зал огромную змею, толщиной с канат, с разбитой головой.
  — Чужеземец убил священную кобру! — вопил Гхотак. — Ее нашли возле дома покойного Лиунгхи, в котором он остановился. Видимо, ему доставляет особое удовольствие издеваться над нашими святынями.
  — Но я впервые вижу эту кобру, — воскликнул я. — Гхотак снова лжет!
  Толпа яростно заревела, требуя расправы о мной.
  — Так ты утверждаешь, что не убивал кобру? — спросил Гхотак.
  — Именно так, — кивнул я.
  — В таком случае тебе придется доказать свою правоту! — хитро прищурившись, воскликнул жрец. — Ты должен сразиться с коброй, причем — без оружия! Останешься жив — значит, Каркотек пощадил тебя. А победит кобра — мы будем знать, что Повелитель Змей покарал тебя за твой злой поступок. Согласен?
  — Похоже, у меня нет выбора, — сказал я. — Ты нашел способ избавиться от меня.
  Толпа была готова тотчас же расправиться со мной. Сделай Гхотак лишь знак, и фанатики разорвали бы меня на кусочки. Более того, мой отказ лишь подтвердил бы мою виновность.
  На тонких губах Гхотака играла победная улыбка, глаза его смотрели на меня с глубоким презрением. Кхален и Хилари застыли на месте от ужаса. Решиться сражаться с коброй без оружия мог только самоубийца! Я мог бы выхватить пистолет, продырявить Гхотака и попытаться бежать. Но взглянув на толпу, я понял, что у меня больше шансов уцелеть в схватке со змеей.
  — Пусть принесут змею, — сказал я.
  — Чужеземец согласился на испытание! — объявил собравшимся жрец. — Сейчас мы пойдем к яме со змеей и кобра скажет нам правду!
  Меня вывели под охраной во двор. Гхотак подошел к краю ямы с коброй и спросил:
  — У тебя есть с собой оружие? Отдай его мне!
  Я отдал пистолет и кинжал Кхален. Она прошептала:
  — Я буду за тебя молиться!
  — Одумайся, Ник, пока еще не поздно! — воскликнула Хилари. — Ведь ты обрекаешь себя на верную смерть!
  — Ты мне сейчас нравишься, малышка, — сказал ей я. — Но вынужден еще раз повторить: не суй свой нос в чужие дела!
  — Не будь идиотом, янки! — нахмурилась англичанка. — Ведь ты же не мангуста!
  — А ты уверена в этом, крошка? — усмехнулся я. — Если потребуется для дела, я стану кем угодно — и мангустой, и полным идиотом. Такова уж наша профессия!
  Помощники Гхотака принесли корзину с коброй, и я прыгнул в яму. Люди окружили ее, некоторые залезли на деревья, чтобы верху наблюдать за смертельным поединком.
  Змея шлепнулась на дно ямы и угрожающе зашипела. Это была громадная кобра, приблизительно футов девять в длину. Подняв голову, гадина злобно раздувала шею, грозя мне своим язычком и поднимаясь все выше и выше над землей. Я чувствовал, что она вот-вот метнется на меня, и медленно двинулся по кругу вправо, покачиваясь из стороны в сторону. Мне нужно было обмануть кобру.
  Я поднял правую руку — змея метнулась ее сторону, но я тотчас же отпрыгнул влево, успев убрать руку, и зубы кобры схвати ли воздух. Я упал на бок и, откатившись к стенке ямы, вскочил на ноги. Змея подняла голову, прицеливаясь для нового броска. Я отпрыгнул в сторону и отшатнулся, но зубах гадины остался кусок рукава моей рубахи.
  Тяжело шлепнувшись на землю, она быстро поползла ко мне. Я отбежал в другой угол — змея свернулась в кольцо, вновь подняла свою мерзкую голову и прыгнула на меня. Я едва увернулся, и кобра стукнулась о стенку ямы, успев, однако, распороть зубами мне рубаху на спине, словно бритвой. Я стал кружить по яме, держась на расстоянии, но силы покидали меня. Близилась развязка. Не спуская с кобры глаз, я начал прыгать из стороны в сторону, покрываясь холодным потом. Наконец зубы ядовитой твари впились в брючину. Я отдернул ногу оставив кусок ткани в ее пасти. Взгляд мой упал на порванный рукав рубахи, и меня пронзила отчаянная мысль: а что, если попытаться отвлечь змею этим куском материи, как отвлекает быка тореадор?
  Оторвав рукав окончательно, я стал помахивать им в воздухе перед глазами кобры. Она бросилась вперед и вцепилась в рукав зубами. Я мгновенно стянул его узлом у нее на голове, зажав ей пасть, и, ухватив гадину за хвост, раскрутил в воздухе так, что она вытянулась во всю длину. Улучив момент, я дарил кобру головой о стену, потом с размаху стукнул об пол и ногой раздавил ей голову. Не успокоившись на этом, я топтал ее каблуками до тех пор, пока она не задергалась в конвульсиях.
  Лишь после этого я отшвырнул кобру носком ботинка в угол. Руки у меня дрожали, я в изнеможении привалился к стене ямы. На этот раз смерть отступила, но моя схватка с Гхотаком на этом не закончилась. Кто-то протянул мне сверху руку, я ухватился за ее и выбрался из ямы наружу.
  Гхотак соблюдал правила игры.
  — Каркотек сказал свое слово! — громко воскликнул он. — Чужеземец не виновен в гибели кобры, найденной возле дома покойного Лиунгхи!
  — Сегодня ночью я поднимусь в горы, — заявил я притихшей толпе, — и завтра утром вернусь оттуда живым. Этим я докажу вам, что никакого йети не существует в природе, а Повелитель Змей не говорит устами этого самозванца. Вы должны наконец понять, что Каркотек вовсе не желает, чтобы Непал захлестнул поток иммигрантов из Китая!
  Гхотак нахмурился, но принял мой вызов.
  — Пусть чужеземец отправляется в горы, если ему так угодно, — усмехнулся он. Дух великого Каркотека покарает его. Этой ночью снег в ущелье вновь обагрится кровью. Запомните мои слова! Йети растерзает иностранца!
  Пошатываясь от усталости, я побрел прочь со двора, и публика начала расходиться. Кхален догнала меня и, отдав мне мое оружие, прижалась ко мне. Хилари Кобб молча шла рядом.
  — Тебе чертовски везет, янки, — наконец сказала она. — Зачем ты постоянно испытываешь судьбу?
  — Что ты этим хочешь сказать? — спросил я у нее.
  — А то, что не стоит тебе идти в горы, — вздохнула она. — Сколько же можно рисковать жизнью?
  — Она права, Ник, — сказала Кхален. — Я тоже боюсь за тебя. Не ходи в горы!
  — Теперь уже поздно отступать, — ответил я. — Гхотак принял мой вызов и готовит ответный удар. В схватке победит тот, кто выиграет время.
  — Но йети убьет тебя. Ник, как он убил моего отца!
  — Он не посмеет даже прикоснуться ко мне своей лапой, — усмехнулся я.
  Кхален потупилась, хмуря брови.
  — Йети или какое-то иное свирепое существо непременно нападет на тебя в горах, Ник, — заметила Хилари. — Так зачем же становиться живой приманкой? И напрасно ты усмехаешься, Ник, дело-то не шуточное!
  — Благодарю за заботу и поддержку, — поклонился ей я. — Отныне я знаю, что даже у бесстрастных английских журналисток бывает чуткое сердце.
  — Катись ты к черту! — махнула рукой Хилари и быстро пошла прочь.
  Я проводил ее насмешливым взглядом и обнял Кхален.
  Глава шестая
  Проспав до заката, я проснулся бодрым и вполне готовым к опасному путешествию. Получив от меня публичную пощечину, Гхотак должен был отомстить мне. Пока еще ему сопутствовала удача, однако на этот раз, как мне казалось, он не намерен был использовать для расправы со мной медведя или же барса. Скорее, он готовил для меня какой-то сюрприз, новое оружие.
  Кхален обняла меня на прощание и жарко выдохнула:
  — Я твоя, Ник! Возвращайся скорее! Я буду тебя ждать!
  Глаза девушки не оставляли сомнений, что она влюблена в меня, но я успокоил себя, надеждой, что это всего лишь душевный, порыв, вызванный перенапряжением и страхом, который пройдет, как только вся эта история благополучно завершится. И еще мне показалось, что Кхален не верит в мое возвращение…
  Повесив на плечо винтовку, я решительно зашагал по тропе к ущелью, уверенный в том, что не только вернусь живым из этого похода, но и расквитаюсь с тварью, убившей ее отца. Я шел тем же маршрутом, что и он, решив заночевать неподалеку от его стоянки. Сумерки быстро сгущались, и я ускорил шаг.
  Вскоре совсем стемнело, задул холодный ветер. Горы оскалились во мраке клыками из камня и льда, готовые сожрать меня своими разверстыми пастями расселин. Любой мой неверный шаг мог обеспечить Гхотаку легкую победу.
  Тяжелый рюкзак и винтовка оттягивали мне плечи. Я шел медленно и осторожно, едва различая тропу в темноте. Небо затянули плотные облака, повалил густой снег. Холод проникал в рукава парки и в рукавицы, ломило пальцы, стыло лицо. Наконец я достиг широкого уступа, на котором встретил свою смерть Лиунгхи, но решил подняться повыше и попытаться найти площадку пошире для привала. Мне это, к счастью, вскоре удалось, и я наконец смог перевести дух.
  Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что нахожусь на плато, поросшем кривыми деревцами. Я набрал охапку хвороста и, поставив рюкзак возле отвесной скалы, разжег костер. Над головой у меня нависал каменный выступ, покрытый снежной коркой, со всех сторон топорщились пики одиноких скал. Я положил винтовку на снег, привалился спиной к каменной стене и стал пить из кружки горячий кофе, слушая тоскливую песню ветра.
  Подозрительный шум вынудил меня схватить винтовку. Из-за скалы возникла темная фигура.
  — Привет, янки! — раздался бодрый голос Хилари. — Ты здесь? Что-то я тебя не вижу.
  Винтовка едва не выпала у меня из рук. Я встряхнул головой, тяжело вздохнув, и дрожащим от ярости голосом прохрипел:
  — Какого дьявола тебе здесь нужно? Зачем ты притащилась сюда одна ночью? Ты совсем спятила, Хилари?
  — Не нервничай, янки! — криво усмехнулась англичанка. — Я разбила свой лагерь чуть повыше, так что не буду досаждать тебе.
  — Лучше бы ты вообще вернулась в поселок, — сказал я.
  — Черта с два! — рассмеялась Хилари. Мой бивак в отличном месте, и я не уйду отсюда, пока не раздобуду материал для своего репортажа. Горы открыты всем, ты не можешь меня прогнать!
  — Боже, как ты мне надоела со своим репортажем! — воскликнул я. — Странно, что ты еще жива. Поблизости бродит снежный человек. К тому же, ты можешь свалиться в пропасть.
  — Ерунда! Я заядлая альпинистка и горнолыжница, и горы меня не пугают. А в йети я просто не верю. Но я пришла сюда не для того, чтобы болтать с тобой на ветру. У тебя есть чай? Я забыла захватить пакетик, когда собиралась в спешке. Очень хочется пить.
  — Чая у меня нет, забирай пакетик растворимого кофе и проваливай, — опуская винтовку, сказал я. — Сейчас мне не до тебя, Хилари!
  — Спасибо и за кофе, янки! — согласилась она, и я отдал ей целых два пакетика. — Очень любезно с твоей стороны. Если я понадоблюсь тебе, позови меня.
  Она пошла назад к своему костру, а я, выглянув из-за скалы, проводил ее взглядом и улыбнулся: Хилари было не занимать настойчивости в достижении поставленной цели. Она сказала, что не отцепится от меня, пока не добьется своего, и выполнила свое обещание. Но и я тоже не из покладистых парней и дорожу своей работой, поэтому и вынужден был ей мешать. Я достал из рюкзака одеяло, укрылся им до пояса и закрыл глаза. Костер согревал меня, тихо потрескивая, и вскоре я задремал.
  Повалил крупный снег, треск льда и вой ветра время от времени будили меня, и я открывал глаза. Наконец забрезжил рассвет, серый и хмурый, как и весь открывшийся моему взору пейзаж. Горные вершины резче выделялись на фоне бескрайних снегов, напоминая острые зубы мифического дракона.
  Внезапно я услышал отчаянный пронзительный крик Хилари и жуткий звериный рев, от которого у меня кровь застыла в жидах. Подхватив с земли винтовку, я бросился ей на помощь. Девушка бежала вниз по откосу, преследуемая настоящим пришельцем из ада, истинным демоном из потустороннего мира. Тело этого чудовища было покрыто длинной сероватой шерстью, лицо напоминало рыло медведя, на лапах имелись острые когти. Страшилище было ростом примерно в семь футов и обладало невероятной силой. Догнав девушку, оно схватило ее лапой за шиворот и, словно пушинку, подняло ее в воздух.
  Я выстрелил в воздух для острастки, не рискнув целиться в йети. Снежный человек бросил свою жертву и, с яростью взглянув на меня, с ужасным ревом бросился прочь, размахивая лапами на бегу. Я выстрелил и попал ему в плечо. Взвизгнув от боли, йети обернулся и устремился прямо на меня. Припорошенный снегом лед ушел у меня из-под ног, и я грузно шмякнулся спиной о землю, уронив винтовку.
  Отвратительное рыло с глазами-пуговками, как у медведя, нависло надо мной, обдав смрадом из пасти, но я дотянулся до винтовки и умудрился огреть йети по лбу. Человеческий череп треснул бы от такого удара, но башка йети оказалась прочнее. Он лишь пошатнулся, застыв на миг, и снова бросился на меня. Я выстрелил в воздух, надеясь отпугнуть его, и откатился в сторону. Снежный человек перепрыгнул через меня, едва не зацепив своими острыми когтями, и побежал к расселине. Я сделал еще один выстрел ему в спину, но промахнулся, и йети успел завернуть за утес.
  Хилари тяжело дышала, широко раскрыв рот и вытаращив испуганные глаза. Я запахнул на ней разорванную куртку и спросил:
  — С тобой все в порядке?
  Упав в мои объятия, она разрыдалась. К счастью, чудовище не ранило ее, а только испортило на ней одежду.
  — Что это было, Ник? — сквозь слезы спросила она. — Йети?
  — Не знаю, — глухо ответил я осевшим голосом. — Ожившая легенда, материализовавшийся миф, нечто, чего не должно быть. Мне все еще самому не верится, что йети существует…
  Я натянул ей на голову капюшон, и она прошептала:
  — Но мы же только что видели его, Ник! Он едва не убил нас! Снежный человек — не существо из легенды, нужно это признать! Это сенсация! Ура! Английская журналистка чуть не стала жертвой сексуальных домогательств непальского снежного человека! Но храбрый американец Ник Картер спас ее! Эти заголовки потрясут мир! Да, отныне я иначе стану относиться к мифам и легендам…
  Ее лицо раскраснелось, в голубых глазах заплясали веселые чертики, на длинных ресницах заискрились снежинки. Вся она дышала возбуждением и восторгом.
  — А он больше не вернется? — вдруг спросила она, изменившись в лице.
  — Думаю, что нет, — сказал я. — Йети рад, что унес ноги. И я, признаться, тоже. Но странно, что он напал не на меня, а на тебя! Значит, он действует вовсе не по повелению Гхотака и духа Каркотека!
  — Мне кажется, что снежный человек вообще никому не подчиняется, — задумчив во сказала Хилари. — Разве можно контролировать дикое существо?
  — Верно, ведь это не дрессированная собака, — кивнул я. — Но бывают разные формы контроля. Сдается мне, что йети не случайно бродит в поисках жертвы именно в этом ущелье.
  Хилари встала и раздраженно воскликнула, с тревогой оглядываясь вокруг:
  — Пурга усиливается! Похоже, нам не выбраться отсюда, ведь можно запросто провалиться в расселину и свернуть себе шею.
  — Лучше переждать пургу в пещере, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Запасов еды и кофе нам хватит на двое суток. За это время снежная буря стихнет. Интересно, где прячется йети?
  — Перестань пугать меня им! — нахмурилась Хилари. — Мне и без того жутко.
  — Хватит болтать, — решительно сказал я. — Пошли искать пещеру!
  Мы уложили в рюкзак ее вещи и отправились на поиски убежища. Ледяной ветер хлестал нас колючей снежной крупой, каждый шаг давался с огромным трудом. Подъем становился все круче, а уступ — все уже, но внезапно расширился, и мы очутились перед входом в пещеру.
  — Мы спасены, Хилари! — радостно воскликнул я. — Пурга нам больше не страшна.
  Протиснувшись через узкий проход, мы оказались в сухом и просторном убежище, служившем, как я догадался, временным пристанищем многим путникам: в углу имелся солидный запас дров. Мы разожгли костер и спустя час согрелись и почувствовали себя вполне уютно. Разомлев у огня, Хилари расстегнула куртку и совершенно успокоилась. Она стала рассказывать мне о своей жизни в Англии, а я веселил ее шутками и анекдотами. В моей жизнерадостной собеседнице трудно было узнать прежнюю сердитую журналистку, озабоченную только своим репортажем, и я сказал ей об этом.
  — Такой нудный тип, как ты, янки, способен вывести из себя любую девушку, — улыбнулась Хилари. — Ты ведешь себя так, словно презираешь всех женщин, считая их бестолковыми и глупыми созданиями.
  — Многие девушки со мной в этом согласны, — заметил я.
  — Выходит, я не такая, как все твои знакомые девицы, — сказала она.
  — Поэтому-то ты и пошла следом за мной в горы, — улыбнулся я.
  — Это верно, но лишь отчасти, — потупилась она.
  — Как мне понимать твои слова? — вскинул я брови.
  — А ты мне поверишь, если я скажу тебе правду? — обожгла она меня своими голубыми глазами. Я кивнул, и она продолжала:
  — Честно говоря, я волновалась и беспокоилась из-за тебя, Ник. После твоей схватки с коброй, я поняла, что ты настоящий сверхчеловек и наверняка выполняешь какое-то секретное задание правительства США. И мне захотелось помочь тебе.
  — Я тронут таким вниманием к своей скромной персоне, — сказал я. — Но у меня уже были надежные помощники — старик Лиунгхи, проводники, Кхален. Без нее мне пришлось бы трудно.
  — В этом я и не сомневалась, — улыбнулась Хилари. — Но мне жаль эту девушку, она влюблена в тебя, и это ее погубит.
  — Почему? — нахмурился я.
  — Ты и сам знаешь ответ на свой вопрос, Ник, — сердито насупилась Хилари. — Ты не создан для истинного чувства.
  Она, конечно же, была права.
  — И ты сделаешь ей больно, хочешь ты этого или нет. Ведь тебе все равно придется покинуть эту страну. Вот почему мне жаль Кхален.
  — Сегодня ты настроена весьма романтично, Хилари, — заметил я с улыбкой.
  — А ты, как всегда, не желаешь разговаривать серьезно, — обиженно фыркнула она и закусила губу.
  Я полез в свой рюкзак за съестными припасами, надеясь, что еда поднимет Хилари настроение, но сушеное мясо выглядело совершенно не аппетитно. Я надел парку и взял в руки винтовку.
  — Попытаюсь разнообразить наше меню, — направляясь к выходу из пещеры, сказал я. — А ты, слабая женщина, оставайся здесь и стереги наш огонь!
  — Слушаюсь, мой повелитель, — с улыбой поклонилась она.
  Пурга продолжала бушевать, но я не терял надежды подстрелить фазана, засевшего редких зарослях. И действительно, в заснеженных кустах я обнаружил двух жирных птиц и первым же выстрелом обеспечил нам Хилари шикарный обед. Оставалось лишь щипать фазана и зажарить его не вертеле.
  — Жаль только, что у нас нет вина к этому королевскому блюду, — сказала Хилари, когда птица была готова. Тем не менее она принялась поглощать нежное горьковатое мясо с большим аппетитом и удивительной быстротой. Насытившись, она спросила:
  — Скажи честно, Ник! Что ты делаешь в Непале? И зачем здесь торчал Гарри Энгслей?
  Я решил сыграть с ней в открытую и в общих чертах разъяснил ей политическую ситуацию в этой стране, коварные замыслы Китая и роль хитрого Гхотака в этой интриге. Мой рассказ произвел на журналистку глубокое впечатление. Улыбка сползла с ее лица, и она озабоченно сказала:
  — Я предполагала нечто в этом духе, но не думала, что китайцы настолько приблизились к осуществлению своего плана… Похоже, снег будет валить еще долго, — вдруг сменила тему разговора она, поймав мой заинтересованный взгляд. — Нам придется заночевать здесь… Ты, наверное, попытаешься овладеть мной, не так ли, Ник?
  — Не попытаюсь, а просто овладею, — холодно ответил я.
  — Тебе это не удастся, пока я сама этого не захочу, — фыркнула она.
  — Захочешь, — ухмыльнулся я. — Ты уже давно хочешь меня, это заметно по твоим глазам.
  С этими словами я вышел подышать свежим воздухом, оставив англичанку размышлять над услышанным. Уже совсем стемнело, снежная буря свирепела. Во мне же нарастало беспокойство перед лицом неподвластной мне стихии. Постояв немного у входа в пещеру, я вернулся к костру. Во взгляде Хилари я прочел и вызов, и смятение одновременно. Увидев меня, она медленно легла на спину и закрыла глаза. Под маской безразличия она безуспешно пыталась скрыть закипающую в ее сердце страсть. Я наклонился и поцеловал ее в полные губы. Она замерла и вдруг стала яростно отталкивать меня. Я подмял ее под себя и продолжал целовать. Губы ее вдруг стали податливыми, она обвила меня руками и ногами и издала низкий сладострастный стон.
  Я сжал ладонью ее упругую грудь, и она прошептала:
  — О Боже! Как мне хорошо с тобой, Ник!
  Стянув с нее свитер и расстегнув ей лифчик, я стащил с нее слаксы и стал целовать ее розовые соски.
  — Я хочу тебя, Ник! — прохрипела она, и я вошел в ее нежное лоно. Она впилась мне в спину ногтями, утробно рыча, и взмолилась:
  — Быстрее, Ник! Умоляю тебя, еще чуть-чуть! Я хочу тебя!
  Она колотила кулачками по моей спине и вопила так громко, что сотрясались гранитные своды нашего каменного алькова.
  — Люби меня сильнее, Ник! Быстрее! Еще, еще, умоляю тебя!
  Закрыв глаза, она утопала в пучине неведомого ей доселе наслаждения и взлетала на гребень восторга, вынуждая меня ускорять телодвижения. Наконец я достиг недр ее сокровищницы удовольствия, и она содрогнулась, словно пронзенная молнией, и замерла, выгнувшись дугой, издав глухой стон! Тело ее тотчас же расслабилось в моих объятиях, я повернулся на бок и, подперев голову рукой, с восхищением окинул взглядом ее мраморную божественную фигуру. |
  — Ведь ты знал, что я безумно хочу тебя, Ник! Ты нарочно мучил меня, признайся! — прошептала она.
  — Я слишком поздно догадался об этом, — улыбнулся я. — Но теперь исправил свою ошибку. Надеюсь, ты рада этому.
  — Мне бы хотелось, чтобы эта пурга никогда не кончалась, — обняла она меня.
  Потом мы еще долго ласкали друг друга в своем уютном и теплом убежище, и Хилари снова и снова взмывала на вершины экстаза. Ее ласки не отличались восточной утонченностью и нежностью, но были естественны и напористы, словно бурный горный поток. На рассвете снегопад прекратился, мы с ней оделись и выбрались из пещеры.
  — Мне никогда не забыть этой ночи, — поцеловала она меня. — И мне больше не жаль Кхален. Ведь ты способен лишь разрушать сердца, коварный соблазнитель. Но воспоминания о тебе остаются навсегда…
  — Кхален переживет это, не волнуйся, — сказал я. — Между прочим, я и не пытался соблазнить ее, она сама пришла ко мне, повинуясь местной традиции. Я даже хотел сперва прогнать ее из своей спальни.
  — Но это желание быстро исчезло, — рассмеялась она. — Верно?
  — Узнаю прежнюю Хилари Кобб! — воскликнул я. — Нет, эта ночь совершенно не изменила тебя!
  — Но ведь и мир не изменился, — сказала она, грустно вздохнув. — А ночь прошла, ее уже не вернуть…
  Вокруг все покрылось толстым слоем снега. Я глянул вниз и вздрогнул: в узком горном проходе стояло не менее десятка больших армейских палаток, из них выбирались солдаты.
  — Это китайцы! — прошептала испуганно Хилари.
  — Да, черт бы их побрал, — угрюмо кивнул я. — Это они.
  — Но что им здесь нужно, Ник? И откуда они взялись?
  — Об этом мы можем только догадываться, — усмехнулся я. — Скорее всего, они идут на подмогу Гхотаку. Видимо, он больше не полагается на собственные силы и вызвал подкрепление.
  — Зачем ему подкрепление?
  — На случай, если в решающий момент ему помешают довести до конца его план. Ведь король может заупрямиться и не подписать указ. И тогда Гхотак совершит государственный переворот, и возьмет власть в свои руки.
  Присев на корточки, мы стали наблюдать, как солдаты обтираются снегом. Вот из палатки вышел офицер и распорядился выставить часовых. Один из них занял позицию как раз под нашим уступом.]
  — Они пришли из Тибета, — сказал я. — Но лучше будет, если об этом нам расскажет часовой. Держи винтовку и оставайся здесь. И не вздумай сама ничего предпринимать! Обещаешь, Хилари?
  — Обещаю, — кивнула она. — Я буду ждать тебя на этом месте.
  Я осторожно подобрался к самому краю уступа и спрыгнул в сугроб. Отряхнув с головы снег, я огляделся по сторонам и стал медленно спускаться по склону вниз. Китайский часовой стоял ко мне спиной между двумя скалами, не подозревая о грозящей ему опасности. В нескольких шагах от него разверзлась глубочайшая трещина в леднике, дна которой даже не было видно.
  Я спрыгнул точно ему на плечи, едва не сломав ему хребет, и он упал лицом в снег, потеряв сознание от удара по затылку. Я оттащил его за камень и, взяв его за ноги, подтолкнул к самому краю пропасти так, что он завис над ней головой вниз. Солдат пришел в себя, и я просил его по-китайски:
  — Что вы здесь делаете?
  — Ждем команды к выступлению, — прохрипел китаец.
  — От кого?
  — Не знаю, — сказал он. — Я ведь только солдат.
  — Кто должен отдать приказ? — спросил я, подтолкнув его еще немного вперед, так что его глаза вылезли из орбит от ужаса. — Не пытайся обмануть меня, ты наверняка что-то знаешь.
  — Монах, — выдохнул он.
  — И когда вы ждете от него сообщений? — спросил я.
  — С минуты на минуту. Если бы не пурга, мы давно бы уже заняли город.
  Я вытащил его за ноги на площадку, намереваясь лишь отключить его на время приемом каратэ, но китаец извернулся и ударил меня ногой. В ответ я рубанул его ребром ладони по горлу и столкнул в пропасть, куда он полетел, не издав ни звука. Я вернулся к Хилари и сказал ей:
  — Нам нужно срочно возвращаться в город. Но прежде разделаемся с этой бандой.
  — Ты сошел с ума, Ник! — с грустью покачала она головой. — Ведь нас только двое! Или ты шутишь?
  — Сейчас не до шуток, — сказал я. — Делай то, что я тебе скажу, и мы с ними легко справимся. Во-первых, отдай мне мою винтовку и возьми вот эту, китайскую, протянул я ей свой трофей. — А во-вторых, посмотри-ка вон на ту гору напротив. От как ты видишь, покрыта толстым слоем снега. Достаточно небольшой вибрации, чтобы вся эта многотонная снежная масса обрушилась на головы китайцев. Ты улавливает мою мысль?
  — Вибрация может возникнуть от эха выстрелов, многократно усиленного ущельем. Верно? — догадалась она.
  — Ты просто умница, — похвалил я ее. — Для снежной лавины порой достаточно и одного выстрела, но мы не можем рисковать. Поступим так: я проберусь на другую сторону ущелья и начну стрелять в воздух с того склона, а ты сделаешь шесть выстрелов отсюда и спрячешься в пещеру, чтобы тебя не завалило снегом. Когда все будет кончено, спускайся вниз, я буду ждать тебя там.
  Перебравшись на противоположны склон, я укрылся в нише как раз напротив того места, где оставил Хилари, и выстрелил. Хилари тоже начала стрелять. Китайцы заметались между палатками, не понимая, что происходит. Я выпустил всю обойму и прислушался: тихий гул перерос в грозны рокот, и тонны снега с ужасающим ревом обрушились со склонов гор на головы незваных гостей, в считанные мгновения похоронив их под собой. Потрясенный редким зрелищем природной катастрофы, я молча вслушивался в наступившую гробовую тишину, обводя изумленным взглядом бескрайные снежные покровы на необычной братской могиле, из-под которых торчали, словно памятники, огромные валуны.
  Обратный путь мы с Хилари проделали почти без слов, остро ощущая свое бессилие перед могучей и необузданной природой.
  Первые же двое непальцев, встретившиеся нам в поселке, бросились бежать от нас прочь, торопясь сообщить всем, что неуязвимый иностранец вернулся с перевала живым и невредимым, в очередной раз посрамив Гхотака.
  — Похоже, эта история еще не закончилась, — сказала Хилари, прощаясь со мной возле дома Кхален. — До скорой встречи, Ник! Будь осторожен!
  — И ты побереги себя, малышка! — сказал я ей. — Ведь тебе предстоит закончить свой сенсационный репортаж.
  Хилари криво ухмыльнулась и поспешно ушла, а из дому выбежала Кхален.
  — Ты оказался прав, Ник! — обнимая меня, воскликнула она. — Теперь все убедятся в этом!
  — Нет, кое в чем я заблуждался, — сказал я. — Йети все-таки существует. Я ей его видел.
  — Ты видел йети? — в ужасе отшатнулась она от меня. — Надеюсь, только издали.
  — Я дрался с ним, Кхален, — сказал я. — И заглянул в его глаза. Это было ужасно.
  — Тот, кто видел лицо йети, — с дрожью в голосе сказала Кхален, — непременно вскоре погибнет. Так гласит легенда.
  — Ради Бога, Кхален! — махнул я рукой. — Избавь меня от всех этих глупостей. Ничего со мной не случится. Нет правил без исключений, запомни это сама и передай всем своим знакомым.
  Она обиженно повернулась ко мне спиной и ушла в дом.
  Сожалея, что расстроил ее, я побрел к храму. Гхотак, видимо, предупрежденный о моем возвращении, ждал меня на ступенях! Он хмуро уставился на меня, не выказывая ни малейшей радости по поводу нашей встречи.
  — Созывай народ, — сказал я. — Звони во все колокола.
  — Зачем зря беспокоить людей! — возразил он. — Каркотек сам подаст нам знак.
  — Тебе лучше знать, — пожал я плечами, видя, что люди уже спешат к храму со всех сторон. — Только учти: этот знак Повелителя Змей станет для тебя последним! Скоро наступит конец всем твоим проискам. Кстати, китайцы, которых ты ждешь, случайно попали в снежную лавину…
  Гхотак обжег меня ненавидящим взглядом, скрипнул зубами и исчез в дверях храма. Выстроенный им карточный домик коварной интриги рушился, грозя похоронить под обломками несбывшихся надежд и своего создателя, и его банду.
  Я вернулся домой, лег на кровать в своей спальне и тотчас же уснул, немного расстроенный тем, что со мной рядом нет Кхален.
  Глава седьмая
  Когда на другое утро я спустился вниз, Кхален уже ждала меня за накрытым чайным столиком.
  — Не сердись на меня за вчерашнее, — сказала она. — Мне не следовало надеяться, что ты всерьез воспримешь наши легенды, возможно, когда-нибудь в них перестану верить и я…
  В ее глазах я подметил и печаль, и страх, и любовь, и надежду — прозорливая англичанка, похоже, оказалась права: мне нужно было срочно направить отношения с Кхален в иное русло…
  — Гхотак не сдается, — перешел я прямо к делу. — Он что-то замышляет, но я обязан его опередить. Ты сказала, что он дважды в неделю уединяется в горах для медитации. Почему же на него ни разу не напал йети? Это подозрительно…
  — Немногим довелось увидеть снежного человека, — задумчиво произнесла Кхален. — Чаще видели только его следы на снегу, Гхотак — святой, его защищает дух Каркотека.
  — Как можно называть этого мерзавца святым! — вспылил я. — Ведь он повинен в гибели твоего отца!
  — В Гхотака вселился дьявол! — нахмурилась Кхален. — Но рано или поздно он вернется на праведный путь. Люди считают его святым.
  — Когда он отправится в горы?
  — Завтра. А потом — в конце недели.
  После завтрака мне предстояло закончить кое-какие дела. В первую очередь я намеревался заглянуть в «Трактир Странников», где остановилась Хилари Кобб. Признаться, меня серьезно беспокоила многозначительная реплика, как-то сорвавшаяся с губ журналистки. Ее номер находился на втором этаже, из-за двери слышался стрекот пишущей машинки. Я спрятался в нише в коридоре и затаился. Спустя некоторое время Хилари вышла из комнаты, одетая в белый свитер и шотландскую юбку, и направилась в ресторан. Как только стихли ее шаги на лестнице, я проник в ее номер, легко справившись с замком, и огляделся вокруг.
  В крохотной комнатушке с единственным квадратным оконцем и стенами, обшитыми деревом, царил хаос. Повсюду в беспорядке валялись предметы одежды англичанки. Я извлек из шкафа большую сумку Хилари и под блузой, свитером и бюстгальтером обнаружил то, что искал: портативный передатчик. Сняв заднюю крышку, я вынул батарейки и засунул их в карман. После этого я положил передатчик на место, убедился, что запасных элементов питания у Хилари нет, и с дьявольской ухмылкой на губах покинул ее номер, скользнув насмешливым взглядом по пишущей машинке, из которой торчал листок с новой страницей репортажа. Хилари с таким аппетитом ела в ресторане суп, что даже и не заметила, как я проскользнул мимо нее к выходу из трактира.
  Довольный проделанной операцией, я с благодушным видом отправился на прогулку по наиболее людным местам поселка, помня о том, что в этой стране слухи распространяются с невероятной быстротой, и чем больше народу увидит меня, тем лучше.
  Домой я вернулся после полудня, но не застал там Кхален: она пошла молиться в храм за упокой души своего отца. Я получил возможность спокойно обдумать свои дальнейшие шаги.
  Я предвидел, что Кхален захочет уехать из Непала вместе со мной, но это не входило в мои планы. Как ни жаль мне было с ней расставаться, этого было не избежать, поэтому я решил с ней поговорить откровенно, когда она вернется.
  Поужинав с вином, мы легли спать раньше, чем обычно. Кхален сразу же принялась целовать меня, но я прервал ее ласки, подняв ей голову за подбородок.
  — В чем дело, Ник? — обиженно спросила она. — Тебе не приятно то, что я делаю?
  — Дело вовсе не в этом, Кхален! — сказал я. — Нам нужно серьезно поговорить. Ты понимаешь, я надеюсь, что скоро нам придется расстаться…
  — От судьбы не уйдешь, — вздохнула она. — Но пока мы все еще вместе, я хотела бы доставить тебе удовольствие, любимый.
  Она вновь склонилась надо мной, разжигая губами и языком во мне огонь страсти, а я вздохнул и мысленно извинился перед Хилари: в конце концов я сделал все, что мог в этой ситуации.
  За завтраком на следующее утро Кхален поинтересовалась, куда я направляюсь в столь ранний час, но я уклонился от прямого ответа.
  — Нужно закончить кое-какие дела, — сказал я. — Не беспокойся, все будет хорошо.
  Захватив с собой пистолет, стилет и газовый баллон, я отправился по безлюдной улице в сторону гор. Достигнув входа в ущелье, я спрятался за большим камнем и стал ждать. Вскоре появился и Гхотак, одетый в шафрановый балахон и теплые кожаные ботинки. В руке у монаха был длинный посох. Пропустив его вперед, я пошел по тропе следом за ним по хорошо известному мне маршруту. Неожиданно монах нырнул в овраг. Я едва поспевал за ним, рискуя свернуть себе шею, поскользнувшись на камне. Желтое пятно впереди меня становилось все меньше и меньше.
  Я почти выбился из сил, карабкаясь по каменным уступам, когда очутился вдруг на ровной тропе. Гхотак исчез за валуном. Я побежал на звук его удаляющихся шагов, но внезапно со всех сторон на меня навалились его охранники в голубых рубахах.
  Я ударил ногой одного из них, ухватил за волосы и стукнул лбом о камень второго, двинул локтем в зубы третьему, но четвертый огрел меня по затылку дубинкой, и я упал лицом в снег, успев ухватить чью-то руку и выкрутить ее. Раздался вопль, я сделал кувырок вперед и вскочил на ноги, готовый к бою. Но в этот момент кто-то ударил меня по виску. У меня перед глазами все потемнело…
  Очнувшись, я обнаружил, что лежу на боку со связанными за спиной руками, а надо мной стоит ухмыляющийся Гхотак.
  Охранники рывком поставили меня на ноги.
  — Я недооценивал тебя, чужеземец, — сказал Гхотак. — Это моя серьезная ошибка. Но ты тоже ошибся: я догадался, что ты пойдешь следом за мной, и устроил засаду. Мне нужно возвращаться в храм, — крикнул он охранникам, — отведите его на то место!
  Подталкивая меня в спину, охранники погнали меня вверх по тропе, нисколько не заботясь о том, чтобы я не сорвался с обрыва. Наконец мы очутились на ровной площадке и остановились по команде Гхотака.
  — Дальше я поведу его сам, — сказал он охранникам. — А вы возвращайтесь в храм и ждите меня: я приду, как только расправлюсь с ним. Ступайте! Да поможет нам дух Каркотека!
  Проводив своих сподручных строгим взглядом, монах запустил руку под балахон и достал оттуда короткоствольный английский армейский револьвер тридцать восьмого калибра.
  — Одно резкое движение, — предупредил он меня, — и я пристрелю тебя. Вперед!
  Спустя некоторое время мы достигли узкого прохода между двумя скалами, откуда со свистом дул холодный, пронизывающий до мозга костей ветер.
  — Не останавливаться! — ткнул меня в спину дулом револьвера Гхотак, и я пошел в горловину ущелья, с трудом сохраняя равновесие на льду. Вскоре мы вошли в тоннель, вдоль стен которого пылали факелы, пропитанные животным жиром. Из темноты подземелья слышались резкие вопли, от которых у меня по спине побежали мурашки. Я уже слышал этот крик: так кричал в горах йети, напав на Хилари Кобб. Завернув за угол, мы очутились перед большой металлической клеткой.
  Завидев монаха, йети радостно запрыгал по клетке, пуская по заросшему шерстью подбородку слюну из клыкастой пасти. Меня поразило удивительное сочетание в нем медвежьих и человеческих черт — вытянутого рыла и умных глаз, длинных когтей и вполне нормальных, хотя и очень сильных, пальцев на руках и ногах. Страшилище узнало и меня и угрожающе зарычало.
  — Йети запомнил тебя, — злорадно отметил Гхотак. — Я тебе не завидую, чужестранец.
  — Так это и есть легендарный йети? — спросил я у него. — Тот самый мифический снежный человек?
  — Легендарному йети более тысячи лет, а этому существу только двадцать. Но я не возьму на себя смелость утверждать, что оно — не одно из перевоплощений того самого йети.
  — Значит, именно эта кровожадная тварь убила Лиунгхи и чуть было не прикончила меня самого? Откуда взялось это странное создание, похожее и на человека, и на медведя?
  — Вам, людям иной культуры, не дано понять, какие силы сотворили это существо, — хитро прищурившись, ответил Гхотак. — Только избранные сыны востока способны осознать, что далеко не все земные явления поддаются логическому объяснению. Надеюсь, ты слышал, янки, что одинокие женщины порой удовлетворяют свою похоть с самцами животных? Так вот, одна местная вдова затеяла такую игру со своим ручным медведем. Я в ту пору был послушником в горном монастыре и частенько навещал ее, помогая ей по хозяйству. По странному капризу природы, эта женщина забеременела от медведя. Однако когда жуткий плод греха созрел в ее чреве и появился на свет, она сбросила чудовище в пропасть. Но детеныш зацепился за дерево и выжил. Я подобрал его и стал выкармливать, а когда он подрос, заказал европейским мастерам специальную клетку и посадил его в нее, поскольку, как я заметил, звериное начало уже брало верх над человеческим. Так я и стал хозяином снежного человека, наводящего ужас на все окрестности.
  — И йети слушается тебя? — с недоверием спросил я.
  — Я иногда выпускаю его в горы, и он ловит и пожирает зверей и людей. Но при всей ограниченности ума, он всегда возвращается сюда, потому что я оставляю для него в клетке мясо. Он вбегает в клетку, хватает мясо — и дверь захлопывается. Ха-ха-ха! — рассмеялся монах.
  — А он не может наброситься на тебя, когда ты будешь выпускать его голодного из клетки?
  — Вряд ли, — пожал плечами монах. — Он понимает, что именно я кормлю его. Ведь в нем есть и человеческое начало!
  Йети злобно зарычал, в его глазах вспыхнул хищный огонь.
  Гхотак достал из-под балахона кривой нож и разрезал им веревку у меня на запястьях.
  — Беги! — приказал он мне, берясь за цепь, чтобы поднять дверь клетки. — Дам тебе возможность скрыться от йети. Благородный жест с моей стороны, не правда ли, чужестранец?
  — Весьма, — шутливо поклонился я ему. — Что же ты задумал, монах?
  — Я хочу, чтобы йети растерзал тебя и твой труп нашли в горах шерпы. Это очень важно сейчас для меня. Ты все понял? Прощай!
  — Спасибо, старина, — пробормотал я, поглядывая на чудовище в клетке.
  Монах явно не допускал и мысли о том, что мне удастся убежать от него.
  — Между прочим, — поднимая дверь клетки, добавил Гхотак, — твое оружие тебе не поможет. Кожа йети грубее, чем шкура слона!
  Дверь начала со скрипом подниматься, время разговоров истекло, наступило время уносить ноги. Я помчался вниз по извилистой скользкой тропинке, падая и сбивая в кровь ладони и колени. Ущелье сотрясалось, от пронзительного визга снежного человека. Он гнался за мной с поразительной легкостью, переваливаясь, как медведь, на задних лапах-ногах. Я спрятался за камнем и стал поджидать его.
  Йети промчался мимо, не заметив меня, и я изо всех сил ударил его сбоку по голове. Он упал и покатился к обрыву, издав жуткий рык, но ухитрился остановиться в дюйме, от пропасти. Я подбежал и попытался поразить его в самое уязвимое у мужской особи место, но йети сумел подставить бедро. Встав на четвереньки, он зарычал, оскалив клыки, и я двинул ему ногой под нижнюю челюсть. Жуткий выродок лишь встряхнул косматой башкой и потянулся ко мне своей передней рукой-лапой. Я высоко подпрыгнул и, метнувшись в сторону, стал карабкаться по склону утеса. Достигнув широкого уступа, я перевел дух и взглянул вниз. Йети проворно поднимался ко мне, явно собираясь положить конец этой гонке.
  Отступать мне было некуда, да и не имело смысла: в этих скалистых горах, покрытых снегом и льдом, никто не мог соперничать со снежным человеком в ловкости и силе. Я выхватил из кобуры «люгер», переложил его в левую руку и сжал правой рукой рукоятку кинжала. У меня оставался всего один шанс, чтобы выжить, и настал момент воспользоваться им. Я лег плашмя и стал ждать, когда голова чудовища появится передо мной. Монах уже наверняка отправился в обратный путь, уверенный, что со мной давно покончено. Что ж, у него имелись все основания так полагать, подумалось мне.
  Наконец из-за края уступа возникли поросшая грязной серой шерстью голова йети и его страшные лапы. Я резко ткнул кинжалом ему в правый глаз — он завизжал, раскрыв клыкастую зловонную пасть, и я выстрелил ему прямо в глотку. На морде страшилища появилось грустное, почти человеческое, выражение, я выстрелил еще раз — и кровь брызнула у него из горла, ушей и даже глаз. Отпустив край уступа, чудовище сорвалось в пропасть, кувыркаясь в полете. Все-таки зацепившись лапой за камень, йети на мгновение задержался, но тотчас же покатился по крутому склону в высокий сугроб.
  Я спустился вниз и долго рассматривал его смертоносные длинные когти, представляя себе, что бы со мною стало, если бы они вцепились в меня. Собравшись с духом, я взял йети за заднюю лапу и потащил по снегу за собой. Когда я достиг наконец поселка, едва не падая от усталости, меня тотчас же окружила толпа зевак. Но ни один из них не помог мне тащить мой страшный трофей: даже мертвый, снежный человек внушал непальцам смертельный ужас.
  Глава восьмая
  Перезвон колоколов зазывал народ в храм Повелителя Змей,
  Дотащив мертвого йети до ступеней, я бросил его там и обернулся на звук чьих-то шагов. Ко мне спешила Кхален. Помахав ей рукой, я решительно направился в зал собраний. Предупрежденный своими телохранителями, Гхотак вышел из-за колонны и выстрелил в меня из револьвера. Отколов щепку от столба, пуля пролетела в дюйме от моего виска. Я упал на пол, и вторая пуля тоже не задела меня. Сорвав с себя маску святого, Гхотак вступил со мной в открытый бой. Люди в ужасе побежали к выходу. Монах воспользовался суматохой и, нырнув в нишу за помостом, скрылся за дверью. Свернув челюсть охраннику в голубой рубахе, вставшему на моем пути, я побежал следом за ним по потайному ходу в храм. Кхален устремилась за мной.
  — Сейчас же уходи отсюда! — крикнул я ей. — Гхотак способен на все!
  — Нет, я останусь с тобой, — упрямо заявила она. — Тебе может понадобиться помощь!
  У меня не было времени на споры с ней.
  — Держись от меня подальше, — бросил я ей и выскочил в храм.
  В храме царила тишина, и я замер, прислушиваясь. Вдруг из другого потайного хода выбежал испуганный охранник и опрометью бросился к выходу. Я не стал преследовать его, мелкие сошки меня не интересовали.
  Нужно было любой ценой схватись Гхотака, иначе он мог снова заморочить головы доверчивым непальцам, и без того обремененным грузом суеверий и предрассудков. После всех подлостей, которые он мне подстроил, я испытывал настоятельную потребность расквитаться с ним. В дверях возникла белокурая головка англичанки, а за спиной у себя я слышал торопливые шаги Кхален. Не теряя более ни секунды, я направился к лестнице, ведущей в подвал.
  Из темноты подземелья грохнул выстрел. Прижавшись спиной к стене, я затаил дыхание. Второго выстрела не последовало, я вгляделся в темноту и понял, что нахожусь в просторном помещении, вдоль стен которого расставлены изваяния богов. Вдруг из-за статуи выскочил Гхотак. Он выстрелил в меня из револьвера, но промахнулся, второй раз боек сухо щелкнул по пустому гнезду барабана. Монах отшвырнул револьвер и принял боевую стойку. Предвкушая сладость возмездия, я кинулся на него. Гхотак нажал на одну из стенных панелей, пол подо мной разверзся, и я провалился в черную дыру. Стукнувшись коленями и руками о землю, я услышал скрип закрывающегося люка и злорадный смех монаха.
  Когда глаза мои привыкли к темноте, в нескольких шагах от себя я увидел клубок змей. Угрожающе шипя, ядовитые твари начали подползать к моим ногам: они явно проголодались и весьма обрадовались моему появлению.
  Крышка люка откинулась, сверху раздался сдавленный крик:
  — Ник! Мы сейчас спустим тебе скрученную штору!
  Пока Хилари бегала за шторой, Кхален спустила в люк ноги и, повиснув на руках, спрыгнула вниз. Не успел я удержать ее, как она стала топтать ногами змей, закусив губу.
  — Скорее беги отсюда, любимый! — крикнула она мне. — Спасайся!
  Хилари спустила мне самодельный канат из скрученной завесы, тоже умоляя меня не медлить. Я стал подтягиваться на руках наверх, но, взглянув на мокрое от слез лицо Кхален, передумал и снова спрыгнул вниз. Я не нашел в себе сил оставить девушку на растерзание гадинам, хотя она и была обречена.
  Мои ботинки из грубой кожи яка пришлись змеям не по вкусу. Раздавив головы нескольким тварям, я отшвырнул ногой тех, что были рядом, обхватил одной рукой Кхален за талию и, вскинув ее на плечо, стал снова подниматься вверх, зажав жгут из шторы ступнями и перехватывая его руками.
  Когда я наконец вылез из подвала, Кхален едва дышала. Ей оставалось жить не более минуты. Она открыла глаза, прошептала:
  — Я твоя, Ник! — и замерла, содрогнувшись в предсмертной конвульсии.
  Я скрестил ей на груди руки и с яростью воскликнул:
  — Проклятое змеиное гнездо! Зачем она спрыгнула в него?!
  — Так велело ей любящее сердце, — сквозь слезы произнесла Хилари, стараясь не смотреть на меня.
  Сжав кулаки, я бросился разыскивать монаха. В храме я его не обнаружил, зато поймал одного из его охранников.
  — Где твой хозяин? — стукнув его головой о стену, спросил я.
  — Убежал, — прохрипел он, вытаращив на меня полные ужаса глаза.
  — Куда он убежал? — сдавив ему глотку, спросил я. — Говори, иначе я сверну тебе шею, как цыпленку!
  — К реке… — неохотно выдохнул охранник. — Пощадите меня!
  Я влепил ему на всякий случай затрещину, от которой он упал, потеряв сознание, и выбежал на улицу.
  Хитрый монах надеялся, что я не стану искать его у реки. Но он вновь просчитался, в который уже раз недооценив меня. Едва не сбив с ног женщину, возвращающуюся домой с тазом выстиранного белья, я успел добежать до берега как раз в тот момент, когда челнок с монахом достиг середины реки.
  На мою удачу, к берегу причалили трое крестьян, переправившихся через бурный поток на надутых шкурах буйволов. Я отнял у них шкуру и весло и устремился на этом экзотическом плавательном средстве в погоню за монахом, чувствуя себя между торчащими вверх ногами животного, как на плывущей по воде перевернутой кровати.
  Течение быстро уносило меня все дальше и дальше вдоль берега, поросшего густыми зарослями. Шафрановый балахон Гхотака вскоре исчез за поворотом, я отчаянно заработал веслом, но когда наконец обогнул мыс, монах уже вылезал из челнока на крутой берег. Внезапно он обернулся и выстрелил в меня из револьвера. Пуля пронзила надутую шкуру, послышалось громкое шипение воздуха, и я очутился в воде.
  Гнусно расхохотавшись, Гхотак пустился наутек, а я поплыл к берегу, борясь с быстрым течением. Выкарабкавшись на сушу, я скинул с себя набухшую от воды куртку и побежал к заброшенному строению, стоявшему примерно в пятидесяти ярдах от реки. Как ни странно, я благополучно достиг этого каменного дома и, выбив ногой дверь, ввалился внутрь.
  — Выходи, Гхотак! — крикнул я, оглядываясь по сторонам.
  Строение оказалось конюшней, посередине которой стояла повозка, запряженная осликами. Посматривая на балкон, где хранились кипы сена, я осторожно двинулся вдоль стойлов к лестнице. Из-за перегородки на меня косились низкорослые ослы местной породы. Я подошел поближе и увидел, что животные навьючены кожаными сумками. Запустив в одну из них руку, я вытащил пригоршню золотых и серебряных монет. Присвистнув от изумления, я открыл один из лежащих в повозке ларцов. Меня ослепил блеск золотых украшений и драгоценных камней. Гхотак исподволь готовился к бегству, рассчитывая, в случае неблагоприятного развития событий, провести остаток своих дней в укромном уголке вдали от Непала.
  Но куда же он запропастился? Неужели бежал, испугавшись меня, и бросил свои несметные сокровища? Достав пистолет, я стал подниматься по лестнице на балкон. Он был весь заполнен кипами сена, между которыми оставался лишь узкий проход. Не успел я сделать по нему и нескольких шагов, как послышался шум, и впереди мелькнул яркий балахон монаха. Гхотак выглянул из-за угла и тотчас же вновь спрятался за кипой сена.
  Я сорвался с места и слишком поздно понял, что он заманил меня в ловушку. Стальные зубья огромного капкана с лязгом впились мне в ботинок, и я упал на колени. Гхотак выбежал из своего укрытия и, подбежав ко мне, двинул мне сапогом по зубам так, что у меня искры посыпались из глаз. Мой пистолет отлетел в сторону, и монах расплылся в дьявольской улыбке.
  — Я мог бы сейчас же прикончить тебя, чужестранец, — сказал он. — Но эта победа досталась мне слишком дорогой ценой. Поэтому ты умрешь медленной и мучительной смертью.
  Я изловчился и врезал ему по голени носком ботинка.
  — Ты похож на кобру — крайне опасен, пока жив! — охнув от боли, воскликнул он, доставая коробок спичек. Гхотак одарил меня прощальной иронической ухмылкой, поджег тюк сена и сбежал по ступеням лестницы вниз. Пламя быстро набирало силу.
  Я сел и стал разглядывать капкан. Разжать его зубья можно было только с помощью специального ключа. Длинная цепь позволяла мне подползти к самому краю балкона, и я воспользовался этим. Монах распахнул двери и, усевшись верхом на осла, стукнул его пятками по бокам. В этот момент я размахнулся и метнул в Гхотака стилет. Лезвие вошло в основание черепа и вышло из горла. Беглец попытался нащупать рукоятку слабеющими пальцами, но силы покинули его, руки упали, как плети, Гхотак в последний раз посмотрел на меня, обернувшись, и рухнул на землю с раскрытым ртом и остекленелым взором.
  Между тем дым становился все гуще, пламя уже лизало потолок. Обмотав голову платком, я подполз к тому месту, где штырь кольца цепи был вбит в стену, и что было сил ударил по ней ногой. Штырь не поддавался, как ни дергал я за цепь. Задыхаясь от едкого дыма и обливаясь потом, я принялся лупить ногой по алебастру, рискуя переломать кости ступни. Реальная угроза мучительной смерти подстегивала меня лучше кнута. Дергая кольцо резкими рывками, я содрал на ладонях кожу. Над головой у меня уже трещала кровля, но толстый штырь не желал вылезать из стены.
  В конце концов я уперся, стиснув зубы, в стенку обеими ногами и, поднатужившись, потянул на себя цепь. Штырь поддался и пополз из стены. Я дернул сильнее — и он выскочил из гнезда, словно пробка из бутылки. Я упал на спину, но тотчас же вскочил и на ощупь дополз до лестницы. Ничего не различая слезящимися глазами и задыхаясь от дыма, я скатился кубарем по ступеням вниз и на четвереньках выбрался из конюшни.
  Потом я долго лежал на земле, раскинув руки, и жадно пил ртом свежий воздух, прежде чем встать и оглядеться. Ослики спокойно бродили неподалеку от меня, я доковылял до одного из них, сел на него верхом и поехал на нем в поселок. Остальные животные, в том числе и запряженные в повозку, последовали за мной. За моей спиной раздался страшный треск: это обвалилась крыша конюшни. Но на душе у меня было спокойно. Несмотря на боль в ноге я испытывал странное удовлетворение, быть может потому, что в этом очистительном огне сгорало величайшее зло.
  Глава девятая
  Я въехал верхом на осле в поселок и с невозмутимым видом слегка утомленного шерифа из кинобоевика вывалил золото и драгоценные камни на ступени храма. Потом кузнец освободил меня от капкана, мне перевязали ногу, и я пошел в опустевший дом Кхален. Там я быстро собрал в сумку свои вещи и поспешно покинул свое временное пристанище, пока мною не овладели сентиментальные воспоминания.
  Лодыжка побаливала, но благодаря тугой повязке ступня не вихляла, так что я лишь слегка прихрамывал, когда входил в номер Хилари Кобб, дверь которого оказалась незапертой.
  Хилари молча подскочила ко мне и влепила мне оплеуху.
  — Отдай немедленно мои батарейки, паршивая гнида! — закричала она, занося руку для новой пощечины, но я успел присесть, и ее рука просвистела у меня над головой.
  — О чем ты говоришь, моя прелесть? — с невинной физиономией поинтересовался я у нее. — Какие батарейки?
  — Я тебя убью! — взревела она, бросаясь на меня с кулаками, но я мягко отпихнул ее на кровать. Она подпрыгнула на матрасе и снова ринулась на меня, так что я был вынужден отступить за столик.
  — Ты объяснишь мне наконец, в чем дело? — спросил я.
  — Ты сам знаешь, в чем дело, мерзкая жирная вошь! — воскликнула она и вдруг разрыдалась, бессильно уронив руки. — Ты не имеешь права, я рисковала ради этого репортажа своей жизнью!
  Я обнял ее и уложил на кровать. Мне стало искренне жаль эту девушку, столько претерпевшую ради сенсационной статьи в своем журнале. Но я не мог допустить, чтобы ее напечатали.
  — Послушай, крошка, — сказал я. — Подожди, пока я свяжусь со своим шефом и получу от него разрешение на публикацию этих сведений. Он проконсультируется с британской разведкой, и, если твои соотечественники не будут возражать, ты передашь материалы в редакцию. Договорились?
  — В таком случае, — живо вскочила она с кровати, — не будем здесь задерживаться. Приглашаю тебя погостить у меня в Англии! Мы прекрасно проведем время в моем загородном домике, Ник! Ты согласен?
  — Что ж, неплохая идея, — сказал я. — Осталось лишь осуществить ее как можно быстрее.
  Мы упаковали ее вещи и покинули гостиницу. Нам предстоял нелегкий путь через перевал до Кхумбу, но возвращаться домой всегда легче, особенно, если успешно справился с порученным делом. Главный злодей был уничтожен, а король этого крохотного государства сохранил не только власть, но и свое лицо. Правда, в этой смертельной схватке со злом погибли хорошие люди, но ни одна победа не одерживается без потерь.
  По дороге нам встретилась странная похоронная процессия.
  — Это хоронят йети, — сказала Хилари, перехватив мой недоуменный взгляд. Лица у людей были скорее веселыми, чем грустными.
  Перед моим мысленным взором вновь возникло это жуткое чудовище, и я с горечью подумал о том, что в этом мире еще много неразгаданных тайн, хотя порой мы и не хотим в этом признаться даже самим себе.
  Прибыв в Кхумбу, я немедленно связался с президентом британской разведки, и он отправил нас специальным рейсом прямо в Лондон. Оттуда я позвонил в Вашингтон Хоуку и обо всем ему подробно доложил, упомянув и о сенсационном репортаже Хилари.
  — Публикация этого материала чрезвычайно важна для нее, — добавил я при этом. — Если он утратил актуальность для нас, то почему бы и не ознакомить с ним мировую общественность?
  — В нашем деле ничто не утрачивает актуальность, Ник! — сухо возразил шеф. — Дипломатический скандал порой вспыхивает из-за сущего пустяка, а заканчивается военным конфликтом.
  — Значит, репортажа не будет, — упавшим голосом сказал я.
  — А знаешь — пусть публикует! — неожиданно воскликнул Хоук. — Китайцы все равно напечатают опровержение и обзовут нас лжецами и интриганами. К их негодующим воплям все уже привыкли.
  — Она очень обрадуется, — сказал я.
  — И на радостях отблагодарит тебя, как водится, — съязвил Хоук. — К концу недели жду тебя в офисе, так что не увлекайся.
  — Так точно, сэр! — ответил я и положил трубку.
  Хилари тотчас же повезла меня знакомиться с ее родителями и младшим братом. Как и любой подросток, он был полон энергии и энтузиазма. Он засыпал меня вопросами, а потом потащил нас с Хилари в свою комнату и с гордостью продемонстрировал клетку со своим любимцем.
  — Это черный полоз, — пояснил он. — Очаровательное существо, не правда ли? Хотите подержать его в руках? Вы ведь не боитесь змей?
  У меня вытянулось лицо, а Хилари прыснула со смеху.
  — Ты что-то говорила мне об уютном домике в деревне, — напомнил ей я.
  — Сейчас возьму ключи, — рассмеялась она.
  Мы попрощались с ее братом и его любимцем и поехали в Суррей. Только там, в тишине английской провинции, я обрел наконец желанный покой. Добравшись до коттеджа уже в сумерках, мы сперва поужинали в местном трактире, а потом уселись возле камина в гостиной на толстом ковре. Щеки Хилари раскраснелись, волосы отливали золоченой бронзой. Мы словно бы снова очутились в пещере в Гималаях. Дрожа от страсти, Хилари упала ко мне в объятия, стаскивая с себя одежду. Я целовал ей грудь, живот и бедра, и ее сладострастные вздохи и стоны становились все громче и пронзительней. Она умоляла меня любить ее еще и еще, и так продолжалось трое суток, в течение которых мир за стенами коттеджа перестал для нас существовать.
  На рассвете четвертого дня я вспомнил, что через несколько часов мне нужно быть в Нью-Йорке, чтобы оттуда добраться до Вашингтона, где ждет меня Хоук.
  — Ты когда-нибудь еще навестишь меня? — с грустью спросила Хилари.
  Я не стал обнадеживать ее, а лишь криво улыбнулся ей в ответ.
  — Но я все равно буду надеяться, Ник, — вздохнула она. — Ты помнишь, что я тебе сказала тогда, в пещере?
  — Что именно? — вскинул брови я.
  — Я сказала, что ты бесподобный любовник, но не создан для настоящей любви.
  — А я и не пытался это опровергнуть, — улыбнулся я.
  — И еще я сказала, что после тебя в сердце остается незаживающая рана, — добавила она. — Как я только сейчас поняла, я в этом не исключение.
  Утром Хилари отвезла меня в аэропорт. Ее открытое милое лицо стояло у меня перед глазами, пока самолет не оторвался от земли и не взмыл к белым облакам, напоминающим снежные сугробы. На меня вдруг снова пахнуло холодом, и перед мысленным взором возник образ Кхален. Что же сильнее — любовь или страсть, задумался я. Конечно, порой эти чувства приходят одновременно, но лучше стараться не смешивать их. А может быть, и нет?
  Прелестная умница
  Глава 1. Чек на предъявителя
  Роберт Л. Брэндон — видный политик. Многие по-свойски называют его Бобом — даже те, кто только хотел бы с ним познакомиться.
  Он — не сенатор, он — не реформатор, он — не кандидат на какой-либо пост. Он — бизнесмен, а политика является рекламной стороной его бизнеса.
  Можно ведь делать деньги и на политике, а не только воровать их. В Нью-Йорке же можно стать богатым, просто, будучи достаточно известным.
  В течение двадцати лет имя Роберта Л. Брэндона чего-то да стоило в любом деловом предприятии. Он одалживал свое имя охотно, но осмотрительно, и сейчас он стоит несколько миллионов долларов — только ему самому известно, сколько именно.
  Боб Брэндон может взяться за свои мозги и побриться ими, так как они острее бритвы. Это известно всему Нью-Йорку.
  Поэтому мистер Николас Картер, детектив, был очень удивлен, получив следующую записку, написанную энергичным и кратким стилем мистера Брэндона.
  Дорогой Картер!
  Меня надули на сорок тысяч долларов. Приходите и помогите мне выпутаться. Моя контора, завтра в девять тридцать.
  Записка была отправлена вечером, и Ник имел удовольствие внимательно изучить ее на следующее утро за завтраком.
  Только что-нибудь очень важное могло удержать детектива от этого свидания.
  Свое мнение об этом деле он подытожил, передавая записку через стол своему ассистенту Чику:
  — Боба Брэндона объегорили. В городе завелось что-то новенькое. Пора в этом разобраться.
  Он был в конторе Брэндона в назначенный час.
  В приемной работали три обычных бухгалтера и один, исполнявший обязанности лжеца. Первые следили за маршрутом денег, которые делал Боб Брэндон, а лжец давал ему возможность делать новые, отшивая под разными предлогами тысячи бесполезных посетителей, отвлекавших шефа.
  Это очень способный и приятный выдумщик. Слушать его объяснения, почему мистер Брэндон отсутствует и не может принять вас в назначенное время, доставляет настоящее удовольствие, хотя вы и знаете, что на самом деле мистер Брэндон сидит сейчас в своем уютном логове и разговаривает с кем-то, кто пришел со стоящим предложением.
  Тем не менее, существуют пределы даже для его лживости. Нику Картеру он говорит правду.
  — Мистер Брэндон болен, — сказал он, — и хотел бы, чтобы вы, если сможете, приехали к нему домой. Мне только что передали его слова по телефону.
  Ник выбрал кратчайший путь, но мистер Брэндон живет на улице Св. Николая, и добраться туда из центра города занимает немало времени. Времени, действительно, ушло достаточно, чтобы состояние здоровья мистера Брэндона резко ухудшилось.
  Старый доктор Болс был в гостиной, куда провели Ника. Все знают Болса. Он как раз тот доктор, у которого лечатся люди из того же круга, что и Брэндон, и ему придется держать ответ на Страшном Суде за продление жизни многих ведущих политиков.
  Он только что сообщил миссис Брэндон свои выводы о состоянии здоровья ее мужа. Более кратко он повторил их в личной беседе с Ником.
  — У Брэндона болезнь сердца, — сказал он. — Не обязательно фатальная. Может дожить до ста лет. Но он очень нервничает из-за своего здоровья. Когда у него приступ, я советую ему не дергаться и оставить свои дела в покое. Он так и поступает. Правда, он спросил меня, не лучше ли ему все-таки повидаться с вами. Я сказал — нет. И он не станет. Но дело вам изложат. Я не знаю, в чем оно, но вы узнаете все факты. Вы получите их от умнейшей девчушки, которая…
  — Кто она? — спросил Ник.
  — Родственница Брэндона. Дальняя. Выросла в Вермонте. В маленькой деревушке, без связи с цивилизацией, за исключением автобуса, проезжающего раз в неделю. Брэндон в последнее время стал вспоминать о своих родственниках. Припадок милосердия в связи с больным сердцем. Он написал отцу девушки в августе, узнать, не заложил ли тот свою ферму. Старый Хезикайя Брэндон ответил, что не заложил — никто не хочет одалживать деньги под его ферму. Он писал, что он беден, но беда не в этом. Он жалеет лишь о том, что его дочь не сможет повидать свет и получить шанс выйти замуж за кого-либо, кроме фермера. Она прочитала все книги из библиотеки воскресной школы Гринвилля и научилась играть на мелодионе. Но у Хезикайи есть смутное подозрение, что этого недостаточно, чтобы считаться культурным человеком. Он добавил в письме, что его дочь — «стоящая баба», и ей сильно не повезло, что ей приходится жить взаперти в таком маленьком местечке «с населением из сорока мужчин и одного демократа», — так принято оценивать число жителей в сельских местностях Вермонта. Это письмо сильно подействовало на Боба Брэндона. Он немедленно послал за Энни. Послал также и чек на расходы, достаточный для того, чтобы дважды обернуться вокруг земного шара и еще завязаться двойным узлом. Энни этого стоила. Подождите и сами увидите. Эта девчонка, Картер, взяла нас приступом. Она пробыла здесь неполные шесть недель, а все друзья Брэндона, от старого судьи Бемиса до юного Тома Моргана зачастили в этот дом по три раза на неделе. Я встречал их в гостиной дюжинами, они собирались, чтобы послушать, как она поет. Она знает прелестные сельские песенки и может аккомпанировать на пианино, хотя и не видела его никогда прежде. Однажды вечером я оценил ее аудиторию более чем в сорок миллионов долларов недвижимости. А хорошенькая ли она? Картер, скажу вам, что роза Шарона и лилия долин не идут с нею в сравнение. Она…
  Он был прерван звуками приглушенного смеха. Обернувшись, доктор и Ник увидели, как сдвинулись занавески на дверном проеме — как раз вовремя, чтобы скрыть за собою копну золотистых волос и пару голубых глаз.
  Вскоре занавески медленно раздвинулись снова, и между ними выглянуло милейшее в целом мире личико.
  — Вы говорите обо мне, доктор? — спросила девушка. — Если так, я могу войти. Но если у вас еще много приятных слов в мой адрес, я лучше останусь здесь и послушаю.
  — Входи, Энни, — добродушно сказал доктор. — Есть шанс познакомиться еще с одной знаменитостью, хотя ни одной другой девушке не удавалось встретить столь многих за такое короткое время. Но этот человек — самый знаменитый из всех. Мистер Картер, величайший детектив в мире.
  — Я уже все знаю, — сказала Энни. — Дядюшка послал меня повидаться с ним. Как поживаете, мистер Картер? Я надеюсь, что все в порядке. А как миссис Картер?
  — О, у нее все отлично, спасибо, — сказал Ник. — А как ваша родня?
  Энни рассмеялась так мило, что было приятно посмотреть на нее.
  — Ну, вы, видно, родились в Вермонте, — сказала она, — вы говорите прямо как мы. Что касается родни, дядюшке совсем плохо. Ему стало значительно хуже уже после того, как он отправил вам записку.
  — Тогда я приду в другой раз, — сказал Ник.
  — Незачем откладывать, — вмешалась миссис Брэндон, возвращаясь в гостиную, которую она покинула сразу, как пришел Ник. — Мистер Брэндон ввел Энни в курс дела, и она вам все расскажет.
  — Да, я вам все расскажу, — воскликнула Энни, сгорая от нетерпения. — Дядюшка мне разрешил.
  — Не удивляйтесь, мистер Картер, — сказала миссис Брэндон, — Энни вникла в суть дела значительно лучше, чем я.
  Она извинилась перед Ником и, выходя, пошепталась с доктором Болсом. Детектив понял, что Брэндону стало хуже — вместо того, чтобы уйти, доктор поспешил в комнату больного.
  Энни Брэндон тотчас приняла деловой вид. Смышленость, которую излучало ее юное личико, была просто восхитительна.
  — Вот чек на предъявителя, — сказала она, вынимая его из кармана. — Он был оплачен в банке «Леонард, Фиск и К®», и на нем значится дядюшкино имя.
  Чек поддельный, но деньги были выплачены. Чек был предъявлен в понедельник утром. На него обратили внимание моего дядюшки вчера, когда ему случилось зайти в банк. Что касается подписи, дядюшка признает, что подделка превосходна. Бланк взят из его чековой книжки, и серия совпадает.
  Его могли оторвать примерно четыре недели назад. Соответствующий корешок в книжке помечен «погашено». Одно-единственное слово.
  Вот корешок. Слово «погашено» подделано под дядюшкин почерк очень грубо, но секретарь, который занимался чековой книжкой, не обратил на это внимания. Он подумал, что дядюшка случайно смазал свою подпись, вырывая чек.
  Что еще? Дайте подумать.
  Она загибала свои прелестные беленькие пальчики и хмурила пушистые бровки. Она была похожа на отличника, повторяющего урок на экзамене в районной школе, в присутствии комиссии и публики.
  Ник не мог сдержать улыбки. Ее платье было самым лучшим и самым модным из тех, какие можно купить за деньги. Ее манеры были безупречны. Но, несмотря на все это, она оставалась маленькой деревенской девчушкой.
  — О, да, — сказала она, — теперь сообразила: вот описание мужчины, предъявившего чек. Это все, что я могу вспомнить. Задавайте вопросы, если хотите.
  Она передала Нику клочок бумаги с описанием, составленным кассиром банка.
  Среднего роста, около тридцати пяти лет; темные волосы, карие глаза, темно-каштановые борода и усы; хорошо, но слегка вызывающе одет; смахивает на политического деятеля.
  — Почему банк выплатил такую большую сумму неизвестному лицу, не наведя предварительно справок? — спросил Ник.
  — Я знаю, в чем дело, — сказала девушка. — Тут замешана политика. Мой дядюшка выплачивает иногда большие суммы, и никакие имена не произносятся. Это чек на предъявителя, и кто знает, на что пойдут эти деньги. Иногда они уходят в Олбани, иногда в Вашингтон. Их используют для подкупа судей. Вы не проговоритесь? Дядюшка меня успокаивал, но я все равно боялась. Теперь я вижу, что напрасно. Однажды банк не оплатил дядюшкин чек на предъявителя, и этот отказ чуть не навлек большие неприятности на очень важную персону. Что, в свою очередь, чуть не навлекло большие неприятности и на сам банк, так как дядюшка был вне себя от бешенства. Он сказал им, чтобы впредь они смотрели только на его подпись. Это рискованно, но другого пути в политике нет. Ну, а теперь, поднимется кутерьма, потому что банк утверждает, что подпись дядюшкина, а он — что не его. Вы просто обязаны поймать мошенника и доказать, что прав дядюшка. Ведь вы сумеете, мистер Картер?
  Глава 2. Удивительный альбом
  — Спасибо, мисс Брэндон, — сказал Ник, — вы изложили дело настолько ясно, насколько это возможно. Позвольте спросить: подозревает ли ваш дядюшка кого-нибудь?
  — Он подозревает восемнадцать различных людей, — ответила Энни после короткой паузы, — включая всех работающих в его конторе, двух банковских служащих и дюжину друзей-политиков.
  — Для меня это слишком неопределенно, — рассмеялся Ник. — А могу я узнать ваше мнение?
  Ее хорошенькое личико приняло сверхъестественно серьезное выражение.
  — Я еще не знаю, — сказала она, — но у меня есть какое-то странное ощущение. Мне кажется, что именно мне предначертано судьбой найти мошенника.
  — Неужели?
  — Вы подумаете, что я очень глупая. Я всего лишь деревенская девушка и не понимаю в бизнесе ничего, кроме того, чему научил меня дядюшка. Но он так хорошо ко мне отнесся, что я просто должна чем-то ему отплатить. И вот, как это ни странно, я думаю, что именно мое участие в деле позволит поймать вора и вернуть дядюшкины деньги. Для деревенской девушки, вроде меня, это было бы настоящим триумфом, не так ли, мистер Картер?
  — Если вы опередите меня в этой охоте, — ответил Ник, — в городе найдется несколько человек, которые назовут вас умницей. А теперь к делу. Есть ли у вас дядюшкина роспись, настоящая, разумеется?
  — Не знаю, где и взять ее. Может быть, если дядюшке не очень плохо, я могу попросить его расписаться для вас.
  Она встала, чтобы привести свое намерение в исполнение, но миссис Брэндон остановила ее в дверях.
  — Он спит, — сказала она, — а я не стала бы будить его сейчас даже за двойную цену против той, о которой идет речь в этом деле.
  — В этом нет необходимости, — сказал Ник. — Мне нужна лишь его подпись. Я могу заполучить ее в конторе или в банке.
  — Можно мне пойти с вами? — воскликнула Энни. — О, пожалуйста, позвольте мне! Мы пойдем прямо сейчас. Будьте так добры!
  Она схватила Ника за руку и потащила из комнаты, когда миссис Брэндон сказала:
  — Есть же твой альбом, Энни. Там, конечно, есть роспись мистера Брэндона.
  — Конечно. Ну, и гусыня же я? Сию минуту принесу его.
  Она выбежала из комнаты, и ее золотые волосы струились по плечам, как солнечные лучики.
  Через минуту ее голос был слышен в соседней комнате.
  — Как же так, тетушка, его здесь нет!
  Она вбежала обратно, быстро сделала круг по гостиной, осматривая столы с книгами.
  — Что это за альбом? — спросил Ник.
  — Это фотоальбом, — ответила она. — В нем фотографии, как в обычном фотоальбоме. И под каждым снимком оставлено место, для подписи того, кто на нем изображен. Там собраны фотографии дядюшки и всех его друзей… Ну, куда я его дела?.. Я купила альбом в городе. Мне просто пришло в голову, что это будет очень мило.
  — Кто был с вами, когда вас осенила эта замечательная мысль?
  — Дайте подумать. О, со мною был мистер Морган.
  — Юный Том Морган, которого упомянул наш друг доктор?
  — Да, он. Мне пришлось обойти несколько магазинов, чтобы найти подходящий альбом, и он ходил со мною.
  — А затем вы попросили всех дядюшкиных друзей подарить вам свои фотографии и подписать свои имена?
  — Да.
  — Кому первому пришла мысль об альбоме, вам или мистеру Моргану?
  — Я даже не знаю. Она возникла в разговоре. Мне кажется, мы придумали это вместе, во время хождений по магазинам. А почему вас это интересует?
  — Превосходная идея — заполучить таким образом подписи важных персон. Они стоили бы кучу денег, оказавшись на чеках.
  — Вы так думаете? Доктор Болс сказал мне однажды, что имена в этом альбоме тянут на пятьдесят миллионов долларов.
  — Ну что ж, давайте посмотрим, не сможем ли мы отыскать такой замечательный альбом.
  Они не смогли. Его не смогли найти нигде. После осмотра всех мест, где он мог бы оказаться, они вернулись в гостиную.
  — Мисс Брэндон, — сказал Ник, — я думаю, что ваши предчувствия в связи с этим преступлением не лишены основания. Мне кажется, что именно вы снабдите нас ключом к разгадке.
  — А я думаю, что ключ уже у нас в руках, — сказала миссис Брэндон. — Альбом был украден. Очевидно, что тот, кто украл альбом, и тот, кто предъявил чек — одно и то же лицо. Альбом украли, чтобы скопировать подписи.
  — Кажется, так, — сказал Ник. — Вопрос в том, кто взял альбом.
  — Я знаю, кто это сделал, — воскликнула Энни. — Это Том Морган. Он подбил меня купить альбом. Он просто одурачил меня, чтобы ограбить дядюшку. А ведь Том казался мне таким симпатичным.
  Губы у Энни задрожали, и голубые глаза сверкнули сквозь слезы.
  — Бедная девчушка, — пробормотала миссис, Брэндон. — Ты «увидела свет» так, как твой отец и вообразить не мог. Что за город! Нельзя доверять лучшему другу.
  — Мне все равно, — воскликнула Энни. — Я ненавижу его сейчас и заставлю его страдать.
  Она всхлипнула.
  — Похоже, что мистер Морган одержал победу, — пробормотал детектив себе под нос. — Какой негодяй!
  — Мы не должны спешить с выводами, — сказал Ник громко. — Альбом мог взять и кто-то другой. Его ценность ясна любому мошеннику.
  — Мы льстили себя надеждой, что подобных людей в этом доме не принимают, — сказала миссис Брэндон с горечью.
  — Мне кажется, что умозаключения, связанные с этим альбомом, достаточно очевидны, чтобы сомневаться в них, — сказал Ник. — Не опишете ли вы мне мистера Моргана?
  Энни мгновенно оказала ему эту услугу. Ее описание совпало с тем, которое было составлено в банке, кроме бороды и усов. У Моргана их не было.
  — Где он живет? — спросил Ник.
  — В отеле «Бельмонт», — сказала Энни. — Это на Бродвее. Там живут холостяки. Он однажды показал мне окно своего номера.
  — Я думаю к нему зайти, — сказал Ник.
  — Возьмите меня с собой! — воскликнула Энни. — О, пожалуйста, возьмите меня. Я его знаю в лицо, а вы нет. Мы можем столкнуться с ним на улице, и я бы указала вам на него.
  Ник был вовсе не против ее общества, и так как миссис Брэндон тоже не возражала, девушка отправилась в город вместе с Ником.
  Когда они подошли к «Бельмонту», она показала Нику окно номера Моргана.
  — Вам лучше не входить со мной, — сказал Ник. — Подождите меня вон там, в лавке художника. Я не задержусь.
  Мальчишка-лифтер считал, что Морган у себя, хотя и не был в этом уверен.
  Ник подошел к дверям номера и постучал, но никто не ответил. Было не до церемоний. Детектив повозился с замком и вошел.
  В комнатах никого не было. Он тщательно их обыскал, но не обнаружил ни альбома, ни чего-либо подозрительного.
  Он вышел из отеля и направился в лавку художника, где оставил мисс Брэндон. Ее там не было. Слегка сбитый с толку, он вернулся в «Бельмонт». Возможно, Энни сама пошла его разыскивать.
  В вестибюле он столкнулся со швейцаром, державшим в руке записку.
  — Вы мистер Картер? — спросил тот.
  — Он самый, — ответил Ник.
  — Значит, это для вас. Ее только что принес мальчик.
  Ник развернул записку и прочитал:
  М., должно быть, чего-то испугался. Я видела, как он перелезал из своего окна в соседнее. Он сошел вниз по лестнице, пока вы были в его комнате. Я слежу за ним.
  Он собирается ехать в центр в электричке, с шестой авеню. Я пишу на платформе.
  Отправляйтесь в город как можно скорее. Если будет нужно, я последую за ним до Иерихона. Поезжайте в контору к дядюшке; я попытаюсь туда передать, как нам соединиться.
  — Опасное дело, — пробормотал Ник. — Мне не следовало брать ее с собой. Но кто мог предвидеть? Необходимо ее отыскать.
  Он поспешил в контору мистера Брэндона. Но там не было никаких новостей. Ник прождал час, а затем послал за тремя из своих ассистентов.
  С их помощью и при содействии полиции, но, прежде всего, используя сыскное искусство, которым он владел в совершенстве, Ник Картер потратил весь остаток дня, чтобы напасть на след Энни Брэндон.
  Но все было напрасно.
  Ему пришлось сообщить миссис Брэндон об исчезновении девушки. Она очень разволновалась, но перенесла потрясение стойко и, что особенно важно, в одиночестве. Она не решилась рассказать правду мистеру Брэндону в его болезненном состоянии, и ей пришлось придумывать историю, объясняющую отсутствие Энни.
  В девять часов вечера Ник получил известие, что Морган вернулся в «Бельмонт».
  Не теряя времени на церемонии. Ник вошел к нему в номер.
  Морган вышел из спальной в нижнем белье и с полотенцем вокруг шеи. Ник бросил взгляд через плечо Моргана и заметил рубашку с манжетой, забрызганной кровью.
  Молодой человек проследил за взглядом сыщика.
  Он покраснел.
  — Я только что брился, — сказал он, — и порезался.
  Он показал маленькую ранку на щеке.
  Глава 3. Судьба Энни Брэндон
  Ник не стал терять времени на хождения вокруг да около. Он выложил Моргану все факты так ясно, как только позволяет английский язык.
  Молодой человек настаивал на своей полной невиновности. Он заявил, что не имеет ничего общего с этим делом.
  Он был рядом, когда мисс Брэндон покупала альбом, давал свои фотографии и автограф, но альбома не крал.
  На вопрос о том, что он делал в течение дня, Морган дал исчерпывающие показания, но такие, что проверить их было весьма трудно.
  Тогда Ник передал Моргана на попечение одного из своих помощников. Ему было также поручено проверить слова молодого человека.
  Исчезновение Энни Брэндон полностью заслонило историю с подделкой чека. Но Ник чувствовал, что эти загадки связаны: не разобравшись в последней, он не разрешит первую.
  В течение дня он собрал целую стопку использованных чеков за подписью мистера Брэндона. Все они были подвергнуты им тщательному изучению по возвращении в дом Брэндона.
  Как графолог Ник не имеет равных в целом мире.
  Вывод, сделанный им после изучения и сравнения подписей, был весьма неожиданным. Он убедился, что подпись на чеке в сорок тысяч долларов была поставлена никем иным как Робертом Л. Брэндоном!
  Сумма же, вписанная в чек, хотя и напоминала почерк Брэндона, была подделкой, причем не очень хорошей.
  Сорок тысяч долларов, прорезанные на чеке, были исполнены не обычной чековой печатью, а искусной рукой и острым ножом.
  Подделка была очевидной. Но подпись была настоящей. За это Ник был готов поручиться головой. Какой же хитростью заставили мистера Брэндона подписать этот чек? Сыщик просидел всю ночь в библиотеке мистера Брэндона, ломая голову над этой задачкой.
  Тем временем пришло несколько сообщений от его помощников, но никто из них не сумел напасть на след Энни Брэндон.
  Утром мистеру Брэндону стало лучше. Он смог принять Ника в своей спальне около семи часов.
  Он еще не знал об исчезновении племянницы.
  Ник изложил ему факты в очень деликатной форме, но старик все равно пришел в состояние, близкое к шоку. Было очевидно, что прожженный политик отнюдь не лишен сердца, и золотоволосая фея заняла в нем место родной дочери.
  Были все основания подозревать, что Энни стала жертвой насилия, и поэтому никто из них не заговорил о подделке чека. Это представлялось сейчас сущим пустяком.
  Ник пытался найти — не столько для себя, сколько для Брэндона — хоть какой-то проблеск надежды. В ходе разговора он уселся на широкую кушетку рядом с окном.
  Вскоре он почувствовал, что между подушками проступает что-то твердое.
  Он засунул руку и вытащил пропавший альбом.
  Находка была, что и говорить, неожиданной. Как мог альбом оказаться в таком неподходящем месте, мистер Брэндон не знал.
  Ник раскрыл альбом. На первой странице была фотография мистера Брэндона, но его подписи под ней не было. Прорезь в картоне была пустой.
  На следующей странице была фотография судьи Бемиса. Подписи тоже не было.
  Затем шла фотография доктора Болса. Подпись была на месте. Следующими были две фотографии А. С. Ролстона, коннозаводчика и завсегдатая скачек, миллионера в кубе. Один снимок был обычным, а другой с фокусом: голова миллионера была смонтирована с туловищем лошади.
  — Ролстон поставил свою подпись под обоими снимками? — спросил Ник.
  — Ну, конечно, — ответил Брэндон. — Я помню, мы очень смеялись над этой шуткой.
  — Что же, пора действовать, — откликнулся Ник. — Я позвоню вам днем около четырех.
  Он выскочил из комнаты, не обращая внимания на летевшие следом вопросы.
  Ролстон, к счастью, был в городе. Ник застал его в гостинице, где он регулярно снимает номер на полгода.
  Детектив изложил миллионеру суть дела.
  — Вот как все было проделано, — начал он. — Вы вписывали свое имя в этот альбом. Под каждой фотографией оставлено пространство, где картон срезан, чтобы было место для подписи.
  Ну, а затем чек заполняется и складывается так, чтобы его можно было подсунуть под прорезь, причем место для подписи на чеке оказывается как раз под снимком.
  Ставя свою подпись, вы писали прямо по чеку, мистер Ролстон!
  — Не может быть!
  — Я в этом уверен. Такой же финт проделали где-то на Западе. Фермер, думая, что подписывает контракт на установку громоотвода, подписал долговое обязательство.
  Вы поставили подпись дважды. У вас два счета в банке?
  — Нет, один.
  — Тогда, вероятно, вы подписали не два различных чека. Скорее, вас заставили подписать чек с одной стороны листа и подтвердить свою подпись на другой стороне. Ведь ваша вторая фотография находится на обороте, прямо под первой. Не сомневаюсь, что вскоре всплывет чек, подписанный вами и помеченный на другой стороне: «передаточная подпись верна, А. Ролстон». Исходя из этой гипотезы, я собираюсь послать своего человека для наблюдения в ваш банк.
  — Но если эти фокусы проделывал Морган, то он в банке не объявится — ведь вы держите его под арестом.
  — Я пришел к выводу, что Морган здесь ни при чем. Мои помощники только что сообщили, что его алиби подтверждено.
  — О, Господи! Картер, не хотите же вы сказать, что виновата девушка? Но не могла же она проделать все это?
  — Именно так.
  — Бесподобно! Ха-ха-ха!
  Он смеялся так, что тряслись стены.
  — Подумать только, маленькая деревенская девчушка приехала в Нью-Йорк, чтобы объегорить Боба Брэндона!
  — А также мистера А. С. Ролстона, который тоже не числится в простаках, — сказал Ник.
  — Да, она обработала всю команду. Обманула самых осторожных дельцов в Нью-Йорке. Но, конечно, у нее есть сообщник?
  — Да, и за этим человеком мы сейчас охотимся.
  — Тогда двинемся в банк. Как вы думаете, сегодня мы его поймаем?
  — Шанс есть. Они будут спешить. по-моему, это произойдет именно сегодня или никогда.
  Кассир банка, в котором Ролстон держал свои деньги, был соответствующим образом проинструктирован. Условились, что если подобный чек появится, он подаст сигнал.
  Чек появился около одиннадцати часов. Ник, ожидавший неподалеку от окошечка кассы, заметил сигнал.
  Чек был выписан на имя Р. Б. Мартина, и передаточная подпись была подтверждена, как и предполагал Ник Картер.
  «Р. Б. Мартин» выглядел иначе, чем человек, предъявивший чек за подписью мистера Брэндона, но разница была только в цвете бороды, усов и волос.
  Чек был оплачен, и Ник вышел из банка следом за Мартином.
  В это утро Мартин предъявил еще три чека в разные банки и заполучил общим счетом девяносто пять тысяч долларов.
  Ник проследовал за ним в гостиницу на Бродвее, не теряя его из виду до самого номера.
  Открыв дверь отмычкой, сыщик вошел так тихо, что хозяин номера не сразу заметил его присутствие.
  «Мартин» стоял около стола с клочком бумаги в руке. Весь его вид указывал на страшное волнение, и его лицо побелело от ужаса еще до того, как он обернулся и увидел сыщика.
  — Она права, — выдохнул он. — Я попался.
  Клочок бумаги, кружась, опустился на пол. Ник щелкнул наручниками, а затем прочел записку, которая так напугала сообщника Энни. Она гласила:
  До свидания, Гарри!
  Я смываюсь — с деньгами. Виноват ты сам. Не надо было приводить за собою Ника Картера. Я выглянула из окна и увидела, что он идет следом за тобой. Так что пока. У меня больше нет времени.
  — Сколько ей досталось? — спросил Ник.
  — Шестьдесят тысяч, — простонал преступник. — По чеку Брэндона и еще одному.
  В этот момент в дверь постучали. Ник впустил своего помощника, Пэтси.
  — Вот ответ на вашу утреннюю телеграмму, — сказал молодой человек.
  Ник телеграфировал в Гринвилль, чтобы узнать все, что можно, об Энни Брэндон. Это был ответ:
  Характеризуется с лучшей стороны. В настоящее время преподает в районной школе. Ею довольны.
  Сыщик оторвал взгляд от этого неожиданного сообщения.
  — Приятель, — сказал он, — может, расскажешь все по порядку?
  После недолгих уговоров последовало полное признание.
  — Меня зовут Хармон, — сообщил их пленник, — а эта женщина — моя жена. Прошлым летом нам пришлось срочно смыться из города из- за одного небольшого дельца, и мы обосновались в Гринвилле, штат Вермонт. Мы сняли квартиру у Хезикайи Брэндона. Вскоре пришло это письмо от Боба Брэндона.
  — Я присматривал за почтой Хезикайи Брэндона, — продолжал он, решив, вероятно, выложить все начистоту, — и приметил письмо от известного воротилы. Хезикайя его так и не увидел. Я ответил на письмо сам и закрутил все дело. В Нью-Йорк отправилась моя жена, чтобы сыграть роль Энни Брэндон. Я остался у Хезикайи, чтобы присматривать за почтой и вести за него переписку с «Энни». Неделю назад я приехал сюда. Остальное вы знаете.
  — Поздравляю Вас, сэр, — сказал Ник. — Вы женились на самой ловкой мошеннице из тех, что попадались на моем пути.
  Миссис Хармон успела добраться до Нового Южного Уэльса, прежде чем ее настигла полиция. Возможно, ее никогда бы не поймали. Но Ник решил, что на карту поставлена его репутация, а противник заслуживает того, чтобы их поединок был доведен до конца.
  Что касается настоящей Энни Брэндон, она вскоре приехала навестить своего дядю. И хотя она оказалась не так привлекательна и не так умна, как ее предшественница, она все-таки сумела завоевать сердца дяди и тети. И в итоге оказалась и богатой, и счастливой.
  Удивительный случай
  Глава I
  Убийство на Сорок седьмой улице
  Однажды вечером Нью-Йорк взбудоражило известие о том, что одна из его самых любимых горожанок стала жертвой жестокого убийства.
  Эжени Ла Верди была найдена мертвой в своей комнате, и убийца не оставил ни единой, даже самой маленькой улики, которая помогла бы выйти на его след.
  Два сезона публика знала мадемуазель Ла Верди как прекрасную danseuse3, которая своей яркой красотой и скромностью, как и неподражаемой грацией, чувствовавшейся в каждом ее движении, проложила дорогу к сердцам всех, кто был с ней знаком или имел удовольствие видеть.
  Вечером перед убийством она танцевала, срывая шумные аплодисменты и купаясь в водопаде цветов, которые бросали на сцену восторженные почитатели.
  Сразу после выступления она поехала к себе домой на Сорок седьмую улицу. Сопровождала ее только горничная, которая служила ей много лет и почти никогда с ней не расставалась.
  В тот вечер горничная выполняла свои обычные обязанности: оставалась с хозяйкой, пока та не разделась, потом по ее просьбе принесла книгу, после чего оставила ее одну.
  Эжени, как всегда, пожелала горничной спокойной ночи и попросила не беспокоить ее до десяти утра.
  На следующее утро, ровно в десять часов горничная, которую звали Делия Дент, вошла в комнату хозяйки, чтобы помочь ей одеться. Открывшаяся ей картина ужаснула ее настолько, что она лишилась чувств.
  Бездыханная Эжени Ла Верди лежала на кровати в легком пеньюаре, который накануне вечером горничная помогла ей надеть перед тем, как вышла из спальни. Лицо Эжени было перекошено и распухло так, что стало почти неузнаваемым. В некоторых местах, там, где под кожей свернулась кровь, оно потеряло естественный цвет. Рот разинут, в широко раскрытых глазах — застывшее выражение ужаса, испытанного ею перед смертью. Пальцы тонких рук, достойных кисти художника, были сжаты так, что ногти до крови впились в нежную плоть. Мертвое тело всем своим видом говорило о жестокой борьбе и попытках вырваться из рук убийцы, а темно-синие отметины на шее отчетливо указывали на причину смерти.
  Постель также не оставляла сомнений в том, что перед смертью жертва отчаянно сопротивлялась. Одеяла и простыни громоздились беспорядочной кучей, одна из подушек упала на пол, книга, которую убитая читала перед тем, как на нее напали, была изорвана и смята.
  Эжени была мертва, и все в комнате безгласно указывало на то, что умерла она страшной мучительной смертью, пытаясь спастись от душегуба.
  Поиски следов преступника не дали результатов. Как он проник в комнату танцовщицы и каким путем покинул ее после того, как сделал свое страшное дело, оставалось загадкой, которую не могли разрешить даже самые опытные сыщики.
  Версий было как комаров в июне, но среди них не было таких, которые подкреплялись бы хоть какими-то фактами. Одна за другой они рушились из-за отсутствия улик и отбрасывались как лишенные смысла.
  В конце концов подозреваемой, за неимением других, стала горничная Делия Дент. Но все понимали, что это временно. Даже самые недалекие из следователей не могли всерьез полагать, что она способна совершить столь чудовищное злодеяние, не говоря уже о том, что она просто не обладала достаточной физической силой для того, чтобы вытворить нечто подобное.
  Не хватило бы у нее на это и душевных сил, ибо по природе своей была она женщиной слабой и уступчивой, и забота о покойной хозяйке уже давно стала смыслом ее жизни.
  Делия Дент не надолго пережила хозяйку. Ее хрупкая натура не выдержала потрясения, каким стало для нее жуткое зрелище, открывшееся ей в спальне танцовщицы. У нее случилось нервное расстройство, и после четырех недель угасания она скончалась в больнице.
  Некоторое время кое-кто считал, что Делия Дент была в сговоре с убийцей, что это она впустила его в дом и потом помогла незаметно уйти. Но эта версия тоже отпала, как еще более абсурдная, чем остальные. Делия оставалась в сознании до последнего дня и перед самой смертью передала все свои сбережения, почти десять тысяч долларов, своему адвокату с тем, чтобы он отдал их тому, кто привлечет убийцу Эжени Ла Верди к ответственности. Дом на Сорок седьмой улице, в котором была убита танцовщица, в то время занимали лишь она сама и горничная, в подвал они не спускались. Раз в месяц туда наведывался специалист, проверявший газовый счетчик. Но, когда он уходил, Делия всегда запирала на замок и закрывала на цепочку дверь, ведущую в подвал. Открывалась она снова лишь через месяц, когда наступал срок очередной проверки.
  Эжени никогда не ужинала дома, и горничная сопровождала ее повсюду. Завтраки танцовщицы неизменно состояли из кофе и булочки, горничная всегда варила кофе в спальне Эжени на спиртовке.
  После того как стало известно о преступлении, были тщательно проверены все окна и двери в доме, имеющие связь с внешним миром. Все они оказались надежно запертыми, к тому же каждая дверь была снабжена цепочкой для лучшей защиты. Даже люк, ведущий на крышу, оказался заперт на висячий замок со сложным механизмом.
  Следов взлома нигде не было обнаружено. Задвижки на окнах, дверные замки, цепочки, люк — все было нетронутым.
  Обстоятельства дела в том виде, в каком они предстали сразу после совершения преступления, указывали на то, что убийца не мог проникнуть в дом, не оставив никаких следов. Кроме того, если предположить, что преступник спрятался в доме заранее, он, точно так же, не мог выйти из него, не оставив ни единой зацепки для сыщиков.
  Делия Дент, как уже говорилось, лишилась чувств, когда увидела убитую хозяйку. Придя в себя, она кое-как дошла до телефонного аппарата в коридоре и, собрав последние силы, вызвала полицию. Потом, все еще на грани обморока, сумела спуститься по лестнице, но не успела снять цепочки с двери до приезда полиции. Должно быть, за это время горничная пару раз лишалась чувств или впадала в полубессознательное состояние.
  Чем больше сил тратилось на расследование, тем глубже становилась тайна.
  За дело взялись пожилые, видавшие виды сыщики. Поначалу они делали умные лица и заверяли всех, что со дня на день схватят злодея. Но вскоре пылу у них поубавилось, а затем они и вовсе зашли в тупик. Наконец самые мужественные открыто признали, что не приблизились к раскрытию тайны ни на йоту, а один, наиболее рассудительный из них, смело заявил, что единственный способ узнать, кто убийца, — это дождаться, когда он сам признается, на что вряд ли можно было рассчитывать.
  Все это тянулось, пока общественный разум не отвлекся на другие события. Сначала газеты отводили этому делу страницы, потом несколько колонок, через неделю стало хватать одной колонки. Наконец репортеры дошли до того, что лишь изредка и вскользь упоминали об этом жутком событии, а потом и вовсе перестали о нем писать. Загадочное убийство отошло в прошлое и забылось.
  Однако один человек о нем не забыл. И человеком этим был старший инспектор Главного полицейского управления.
  Были задействованы все имеющиеся в его распоряжении ресурсы, лучшие люди брались за это дело и опускали руки. Он и сам все свободное от других дел время посвящал убийству Эжени Ла Верди, однако так и не нашел очевидного или рационального решения.
  Драгоценности убитой были найдены нетронутыми в несессере. Свернутые в рулончик купюры на сумму в несколько сотен долларов лежали в верхнем ящике комода, куда явно были небрежно брошены вечером накануне убийства хозяйкой дома.
  Убийца, несомненно, тихонько подкрался, до нападения ничем не выдав себя. Он как тисками сжал горло жертвы и, задушив, ушел так же незаметно, как и появился. На теле убитой не обнаружилось ссадин, кровоподтеков или других отметин, и это указывало на то, что его единственной целью было — убить. Также было очевидно, что он даже не пытался подавить ее сопротивление физическим насилием.
  С особым вниманием следователи отнеслись к необычным следам на шее жертвы. Одни сыщики считали, что убийца душил девушку обеими руками, другие полагали, что он использовал какую-то веревку, которую обкрутил вокруг шеи дважды и затянул за концы.
  Все выдвигаемые версии разбивались о следующие факты: дверь спальни, выходящая в коридор, была закрыта, но не заперта; кровать, на которой была убита Эжени, располагалась так, что никто не смог бы войти в комнату незаметно; газовая лампа в спальне горела ярко и продолжала гореть утром после убийства. На памяти Делии Дент хозяйка ни разу не засыпала во время чтения книги и не забывала выключить газ на ночь.
  Возможно ли, что в доме находился третий человек, о чем было известно только Эжени? Абсолютно исключено! Делия не могла не знать об этом, и этот человек не смог бы покинуть дом незамеченным и не оставить следов.
  Имя Эжени Ла Верди никогда не становилось предметом слухов или кривотолков, и коронерское дознание показало, что репутация честной и скромной женщины ею была вполне заслужена.
  Примерно через месяц после преступления, однажды вечером, когда город окутали сумерки, старший инспектор Бирнс поднялся по лестнице дома Ника Картера.
  Все были уверены, что шеф отказался от безнадежного дела, и его вполне устраивало, что публика осталась при этом мнении.
  Глава II
  Беседа
  Когда пришел инспектор, Ник Картер был дома, и принял он его так, как не принял бы ни одного другого человека, живущего в Нью-Йорке, — в своем истинном обличье. Ник считал, что, если скрывать себя настоящего абсолютно от всех, различные гримы обеспечат полную защиту, и это было одним из важнейших постулатов его веры в себя.
  — Рад вас видеть, инспектор! — приветствовал он шефа. — Присаживайтесь, берите сигару, и давайте все обговорим. Я полагаю, вы ко мне по делу пожаловали.
  — Вы правы, Ник.
  — У меня вы появляетесь, только когда случается что-то действительно важное. Что на этот раз?
  — Дело Эжени Ла Верди.
  — Я полагал, от него отказались.
  — Отказались. Все, только не я.
  — Вот как! К слову, я узнал, что…
  — Что Делия Дент умерла? Да, это так.
  — Как думаете, инспектор, она действительно ничего не знала об убийце?
  — Я уверен в этом. К этому убийству она имела отношения не больше, чем вы или я.
  — Я тоже так думаю, хотя и не знаю подробностей.
  — У вас есть предположения, Ник?
  — Нет. Я избегаю предположений, как сыпного тифа или оспы. Они опасны и очень заразны.
  — Верно, но человек ведь не может не думать.
  — Да, к сожалению.
  — Ник, я хочу, чтобы вы взялись за это дело и досконально разобрались, что произошло.
  — Проще сказать, чем сделать, инспектор.
  — Я верю, вам это по плечу.
  — Дело весьма непростое.
  — Никто ничего не смог сделать. Вы попытаетесь, Ник? Где-то разгуливает убийца, и его нужно найти, пусть даже на это уйдут годы.
  — Да.
  — Спасибо. Признаться, я очень боялся, что вы откажетесь, и все же…
  — Иногда стоит рискнуть, так ведь?
  — Именно.
  — Когда приступать? Инструкции?
  — Начинайте, когда сами сочтете нужным. Действуйте на свое усмотрение, независимо ни от кого. У меня только одно условие.
  — Какое?
  — Никто, кроме нас двоих, не должен знать о вашем участии в этом деле.
  — Я бы и сам поставил такое условие, инспектор.
  — Полагаю, вам известны все детали.
  — Гм! У Эжени есть родственники?
  — Да, мать.
  — После убитой остался кое-какой капитал, не так ли?
  — Да, все унаследовала мать. Мне не много известно об их отношениях.
  — А что с домом? Он принадлежал ей?
  — Да. Сейчас он заперт и пустует.
  — И у вас, разумеется, есть ключ.
  — Само собой!
  — Отдадите его мне?
  — Да. Я его прихватил с собой. Вот, пожалуйста.
  — Пока я буду готовиться, инспектор, вы можете проследить, чтобы в дом никто не входил?
  — Сделаю.
  — В газетах про убийство писали все правильно?
  — О да! Фантазии репортеров просто негде было развернуться, поэтому им пришлось излагать только факты.
  — Ваши люди, конечно же, искали потайные люки, съемные стенные панели, подвижные шкафы и тому подобное?
  — Разумеется. Мы все тщательно осмотрели.
  — И ничего не нашли?
  — Ничего.
  — Но, если поищу и я, думаю, хуже не станет.
  — Разумеется.
  — Я такие вещи находил в домах, где меньше всего ожидал это обнаружить. Кто знает, может быть, и там что-то найду.
  — Может быть.
  — Но вы в это не верите?
  — Откровенно говоря, нет.
  — И тем не менее, как иначе убийца мог проникнуть в дом?
  — Мой дорогой Ник, я задавал себе этот вопрос самое меньшее десять тысяч раз.
  — И не нашли ответа?
  — Увы, нет.
  — Ну а я склонен думать, что мне все же удастся найти что-нибудь.
  — Надеюсь на это.
  — Дело обстоит следующим образом. Убита молодая женщина. Убийство могло произойти лишь при условии, что в ее комнату проник посторонний человек.
  — Верно.
  — Однако многократный осмотр дома позволяет утверждать, что никто не мог войти в дом или выйти из него после того, как Делия Дент в тот вечер покинула хозяйку.
  — Именно.
  — Следовательно, это было осуществлено таким способом или такими средствами, о которых вам не известно.
  — Это понятно.
  — Так как же он это сделал, если там нет ни потайных дверей, ни сдвижных панелей, ни других подобных приспособлений?
  — В том-то и вопрос. Как же?
  — Это первое, с чем я собираюсь разобраться.
  — А что последует за этим?
  — Это будет зависеть от того, чем закончится разбирательство по первому пункту. Это все, инспектор?
  — Почти. Дом вы найдете точно в том же состоянии, в каком нашел его я, когда приехал туда впервые. А теперь спокойной ночи, Ник, — сказал инспектор, поднимаясь и доставая из кармана большой конверт. — Здесь изложены все обстоятельства дела, от начала до конца. Прочитайте на досуге. Тут ничто не упущено и тем не менее читать почти нечего.
  — В материалах говорится, что Эжени Ла Верди была задушена и что убийца сбежал, не оставив ни единого следа.
  — Совершенно верно. И теперь вы должны найти его.
  — Я попытаюсь.
  — Если кто-то и может с этим справиться, то это вы, и у вас получится.
  — Спасибо, я попытаюсь.
  — Спокойной ночи.
  — Спокойной ночи.
  Дверь закрылась, и великий начальник сыщиков ушел.
  Глава III
  Первая улика
  На следующее утро, чуть свет, Ник, приняв облик водопроводчика, отправился на Сорок седьмую улицу в дом Эжени Ла Верди. Ее комната сохранилась почти в том же состоянии, в каком ее обнаружили на следующее утро после убийства, и обстоятельные поиски ничего не дали сыщику.
  Выйдя из спальни, он спустился на первый этаж, где тщательно обследовал все оконные замки и другие запирающие приспособления, рамы и панели. Снова впустую.
  Наконец Ник подошел к лестнице, ведущей в подвал. Дверь находилась внизу лестничного пролета и была заперта на замок и цепочку с наружной стороны. Ни на замке, ни на цепочке никаких необычных следов не оказалось, и Ник переключил свое внимание на лестницу.
  Лестницы — подходящее место для устройства тайных ходов, о чем Ник никогда не забывал. И вдруг он сделал открытие: третья ступенька снизу шаталась. Следующие два часа Ник продолжал осматривать дом, но больше ничего необычного не нашел. Когда на улице начало темнеть, организм напомнил Нику, что пора бы поесть, и он, стараясь оставаться незамеченным, покинул дом, чтобы найти какой-нибудь уютный ресторанчик. В двух кварталах он обнаружил пивной паб с вывеской, обещавшей еду двадцать четыре часа в сутки.
  Когда он приступил к трапезе, в харчевню вошли двое смуглых молодых мужчин неопрятного вида. Сели они за соседний столик, и первые же их слова заставили Ника насторожиться.
  — Капитан, инспектор Бирнс вчера ходил в гости.
  — К кому? — спросил тот, кого назвали капитаном.
  — К тому чертову сыщику. Не хочу произносить его имя.
  — А, это тот, кого Синдар кличет маленький великан?
  — Да.
  — И что с того?
  — Боюсь, как бы он не натравил его на нас.
  — Да нет, с чего бы? Инспектор даже не знает, что мы есть.
  — Он много чего знает.
  — Да, но не о нас. Хотя стоило бы… Ты следил за маленьким великаном?
  — Да.
  — Он выходил?
  — Поди пойми… Думаю, что нет. Я ушел оттуда час назад, и Тони занял мое место. Но я голову даю на отсечение, что он не выходил, пока я был там.
  Ник улыбнулся.
  — Идем, Джон, — сказал капитан. — И так уже здесь долго торчим, а у нас работа есть. Идем.
  Они торопливо вышли из паба. Ник решил за ними проследить.
  Глава IV
  Слежка
  Однако же Ник не выбежал из паба вслед за двумя неизвестными. Он с беззаботным видом подошел к стойке бара, расплатился за еду и питье и спокойно вышел.
  Как он и подозревал, те двое были недалеко — стояли на тротуаре и делали вид, что заняты разговором, хотя на самом деле проверяли, не пойдет ли кто-нибудь за ними.
  То, что они были настороже, только делало слежку интереснее. Сыщик прошел мимо них как ни в чем не бывало. В двух сотнях ярдов от паба, на другой стороне улицы, между двумя магазинами очень кстати оказалась открыта какая-то дверь, и он вошел в нее с видом человека, который живет в этом доме.
  Остановившись в темном подъезде, Ник принялся поспешно менять облик и очень быстро преобразился в пожилого мужчину в стесненных обстоятельствах, который работал не покладая рук весь день и вечерком решил расслабиться, побаловать себя двумя-тремя стаканами пуншу.
  Минут через десять двое мужчин неожиданно разошлись в разные стороны. Человек по имени Джон быстро зашагал по тротуару, а капитан запрыгнул на подножку трамвая, который проезжал мимо, и повернулся лицом к тротуару, как будто проверяя, нет ли слежки. По улице с другой стороны приближался еще один трамвай, который должен был проехать между Ником и трамваем, на который сел капитан. Пару секунд Ника не было видно с подножки идущего в центр трамвая, и он использовал этот короткий промежуток времени с наибольшей выгодой для себя — проворно выпрыгнул из подъезда на улицу и, пока трамваи проезжали один мимо другого, успел добежать до двери. Когда трамваи разъехались, Ник уже стоял там, ковыряясь в зубах, как будто только что вышел из паба. Потом он пошел по улице, довольно быстро, не на настолько, чтобы вызвать подозрение. Вскоре его догнал еще один трамвай, и он запрыгнул на переднюю подножку. Трамваи разделял всего один квартал, и Нику было прекрасно видно капитана.
  На Четырнадцатой улице капитан развернулся, заскочил в вагон и подошел к передней двери. Последовавшие прерывистые вспышки огонька спички указали на то, что он раскуривал сигару.
  Потом Ник спрыгнул с подножки и быстро догнал трамвай капитана. Там он занял место в передней части вагона.
  «Здесь будет удобнее, — подумал он. — И наблюдать гораздо проще».
  Они проезжали квартал за кварталом, но капитан, похоже, и не собирался покидать вагон, Ник, естественно, тоже. Наконец, когда прибыли на конечную остановку у «Астор-хауса», капитан сошел, сел на трамвай, следующий в южную часть города, и доехал на нем до Саут-Ферри. Там капитан сел на паром «Гамильтон», высадился в Бруклине и пошел вдоль береговой линии. Ник следовал за ним, и примерно через милю капитан неожиданно повернулся и вышел на пирс.
  «Там он остановится и будет осматриваться, — подумал Ник. — Пожалуй, останусь здесь».
  Он зашел в густую тень у причала, где была привязана лодка.
  «То, что нужно!» — мысленно обрадовался Ник.
  Он отвязал лодку, взял одно из весел, и через секунду крошечное суденышко бесшумно и быстро поплыло вдоль причала.
  Неожиданно человек, за которым он следил, замер, потом повернулся, подошел к краю причала и посмотрел прямо на Ника.
  Глава V
  В ловушке
  — Эй, там! — произнес капитан, достаточно громко, чтобы услышал Ник.
  Он перестал грести, но не отозвался.
  — Хочешь заработать пару долларов? — последовал вопрос.
  — А то! — коротко ответил Ник.
  — Тогда греби сюда.
  — Зачем?
  — Мне нужно проплыть немного вдоль берега бухты.
  — Это не по адресу, командир. Я такими делишками не промышляю.
  — Плачу пять.
  — Далеко плыть-то?
  — С полмили.
  — А зачем?
  — Это мое дело. Так что, берешь меня на борт или нет? Я не могу тут весь вечер торчать и спорить с тобой.
  — Никак тебя фараоны ищут, командир?
  Человек на пирсе пожал плечами и отвернулся.
  — Так и быть, возьму, если недалеко плыть. Прыгай в лодку.
  Капитан повернулся, Ник подвел лодку к самому пирсу, и незнакомец легко спрыгнул в нее.
  — Теперь греби, да поторопись.
  — В какую сторону плыть, командир?
  — Прямо.
  — Далеко?
  — Пока не велю остановиться.
  Ник послушно взялся за весла и благодаря сильному отливу развил большую скорость. В полном молчании они проплыли милю, и Ник перестал грести.
  — Командир, ты говорил полмили, а мы прошли уже больше мили… Далеко еще до твоего места-то?
  — Уже близко. Греби дальше.
  — Ну нет, я сперва хочу получить свои пять долларов!
  — Хочешь, да? Погляди-ка сюда.
  Он направил шестизарядный револьвер прямо Нику в сердце.
  — Я и гляжу, — сказал Ник, ничуть не смутившись. — Только сдается мне, это не пять долларов.
  — Ты будешь грести?
  — Нет, пока не получу денег.
  — Чтоб тебя! Делай, что велено, или я в тебе такую дырку сделаю, что через нее солнце сиять будет.
  Ник спокойно сложил весла.
  — Слушай-ка, командир, — сказал он, — за кого ты меня держишь, а? Я что, кролик, чтоб твоего пугача бояться? Думаешь, я не догадываюсь, что ты не рискнешь стрелять в такое время? Еще слишком рано для убийства. Я сам два раза такую работенку делал, так что знаю, о чем толкую. Раскошеливайся, командир, и я поплыву, куда скажешь, но я с места не сдвинусь, пока не получу свои денежки.
  Пассажир прорычал явно какое-то ругательство, но достал золотую монету и бросил ее Нику.
  — Теперь вперед, а то я много времени потерял.
  — Так сам виноват, — сказал на это Ник, после чего взялся за весла, и лодка снова полетела вперед.
  — Теперь давай помедленнее, — неожиданно потребовал пассажир. — Видишь вон ту яхту?
  — Да.
  — Высадишь меня на нее.
  — Сделаем, командир. Я и сам к ней присматриваюсь.
  — Да ну? И зачем?
  — Я этим промышляю.
  — А, речной пират?
  — Я? Нет. Я оценщик. Ну-ка, хватайся за поручень. Вот так.
  Пассажир вскарабкался на яхту, но Ник не спешил отплывать.
  — Ну, чего ждешь?
  — Так тебя и жду. Или ты не хочешь, чтоб я тебя обратно отвез?
  — Не хочу.
  — И приплывать за тобой не надо?
  — Нет.
  — И что ж ты будешь делать? Вплавь вернешься, что ли?
  — Возможно.
  — Тогда спокойной ночи, командир. Осторожнее с пугачом своим, а то еще выстрелит ненароком.
  — Очень даже может быть, если ты сейчас не исчезнешь.
  Ник беззаботно рассмеялся и оттолкнул лодку от борта яхты, потом взялся за весла и уплыл в темноту.
  «Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что сегодня его вез в лодке Ник Картер?» — подумал сыщик.
  Недалеко от того места, где стояла на якоре яхта, находилось другое судно, не такое роскошное, хоть и гораздо крупнее. Это была шхуна, и Ник направил лодку прямиком к ней.
  Очертания судна можно было различить с большим трудом, ибо ночь уже вступала в свои права. С востока надвигались огромные тучи, и сыщик с удовлетворением отметил, что через полчаса стемнеет окончательно.
  Он доплыл до шхуны, миновал ее и сложил весла. Лодка по инерции проплыла еще какое-то расстояние и оказалась надежно скрыта черным корпусом судна.
  Следующие полчаса Ник ждал, не трогаясь с места.
  Темнота сгущалась. Наконец стало темно так, что Ник ничего не видел дальше своего носа. С неба посыпались редкие тяжелые капли.
  «Идеальная ночь для такой работы, — размышлял сыщик, отталкиваясь от борта шхуны. — Теперь, пожалуй, получится подплыть к яхте незаметно. Во всяком случае, попробовать стоит».
  Все еще был отлив, поэтому Нику, чтобы добраться до нужного места, достаточно было только направлять лодку.
  В кромешной тьме казалось, что весь мир вдруг перестал существовать, оставив после себя лишь густую непроглядную тьму.
  Наконец Ник вытащил из воды весло и пересел на нос. Оказалось, вовремя. Не увидев, а скорее почувствовав, что вот-вот столкнется с яхтой, он протянул вперед руку, благодаря чему удара не последовало. Если бы лодка врезалась в борт судна, Ника наверняка обнаружили бы, что совсем не входило в его планы. Пока что он двигался совершенно бесшумно.
  Ник взобрался на яхту и стал неслышно пробираться к сходному трапу, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь, но вокруг стояла тишина. Он прошел через всю палубу и так же осторожно спустился в каюту.
  Ник уже решил, что его провели и на яхте никого нет, как вдруг на его голову обрушился мощнейший удар и он без чувств повалился на пол.
  — Ну что, он готов, Джон? — раздался голос человека, которого называли капитаном.
  — Готов, кэп.
  — Хорошо. Закрой люк, чтобы свет не проходил, и давай посмотрим на него.
  — Лучше его сразу в воду швырнуть, — мрачно предложил Джон. — Я его так огрел, что и дюжина черепов не выдержала бы.
  — Нет. Делай, что говорю. Когда убедимся, что он мертв, тогда и выбросим его.
  Люк был закрыт и свет зажжен.
  Капитан наклонился над неподвижно лежащим Ником Картером и всмотрелся в его лицо.
  — Ребята, — наконец произнес он, — этот парень подставной. Это переодетый фараон. Он должен умереть.
  Глава VI
  Душитель Тони
  Зловещая тишина повисла после слов капитана. Нарушил ее Джон.
  — Проткнуть его сейчас? — прорычал он.
  — Нет, погоди. Спешка до добра не доводит. К тому же я хочу его допросить до того, как он пойдет купаться.
  В рот Ника влили немного бренди, через какое-то время он открыл глаза и осмотрелся.
  Увидел он, что в каюте помимо него находятся пять мужчин, и сразу понял, что оказался в руках банды. Эти люди явно готовы были убивать не задумываясь, но по их лицам он понял, что ему дана отсрочка. Последовавшие события доказали правильность его догадки.
  Ближе всех к нему стоял капитан. Лицо его было суровым, взгляд — холодным и беспощадным.
  Помимо этого Ник с удовлетворением отметил еще кое-что. Молодчики были настолько уверены в своей силе и кротости получившей столь сокрушительный удар жертвы, что даже не посчитали нужным его связать.
  Им не приходило в голову, что один человек может противостоять пятерым, тем более что они окружили его в маленькой каюте.
  — Ты кто такой? — холодно спросил капитан.
  — Сам гадаю, — ответил Ник. — Я, как меня по голове приложили, стал туго соображать.
  — Отвечай!
  Мало того, что приказание было произнесено суровым тоном, перед глазами сыщика появился нож с широким сверкающим лезвием.
  — Я речной оценщик, — спокойным тоном произнес Ник.
  — Я тебе напомню, молодой человек, что сейчас мы далеко от берега и никто не услышит твоих криков, когда я пущу в дело вот эту штуку. — Он придвинул к нему нож. — Ты был такой храбрый, когда знал, что я не выстрелю, но поверь, сейчас я тебя на куски порежу, если будешь с нами в игры играть. Отвечай, кто ты такой?
  — Я Большая Вода Билл, слыхал о таком?
  — Ты меня за дурачка держишь? Мы все знаем Билли.
  — Знаете, да? Тогда зачем спрашиваешь?
  — Назови свое имя.
  — Я уже его называл.
  — Настоящее.
  — Наверное, ты его лучше меня знаешь.
  — Ты зачем вернулся на яхту?
  — А зачем, по-твоему, я на яхтах-шхунах или других посудинах бываю, а? Скажи.
  — Знаешь что? С нами этот номер не пройдет. Мы раскусили тебя, приятель. Речные пираты не надевают парики и не клеят усы.
  — Да ну?
  — Ты — фараон.
  — Фараон, да?
  — И мы хотим знать, что ты здесь делаешь.
  — Хотите знать, да?
  — Хотим, да. Мы сегодня здесь не развлекаться собрались.
  — Я тоже.
  — А зачем?
  — Ради выгоды.
  Ник специально тянул время, чтобы набраться сил, а заодно рассмотреть лица и оценить силу окружавших его людей. В конце концов у него созрело решение: положившись на свою силу и ловкость, освободиться быстрым неожиданным рывком. Он все так же лежал на полу каюты, но это ему ничуть не помешало бы, потому что его крепкие мышцы позволяли ему вскочить на ноги из такого положения так же быстро, как если бы он сидел на стуле.
  Капитан неспешно достал из кармана часы.
  — У тебя есть минута. Решай, рассказать нам всю правду или умереть, — сказал он. — Доставайте ножи, ребята. Когда я уроню этот платок, можете покончить с фараоном.
  В тот же миг у каждого в руке блеснул нож.
  — Осталось пятьдесят секунд, — сказал капитан.
  Глаза Ника метались от лица к лицу: он выбирал, с кого начать.
  — Сорок пять секунд.
  Ник не шевелился, но головорезы оживились, предвкушая миг, когда можно будет накинуться на беззащитную жертву и разорвать ее на куски.
  — Тридцать секунд.
  В каюте стояла полная тишина, слышно было только тиканье часов в руке капитана.
  — Пятнадцать секунд.
  И тут Ник молниеносно вскочил на ноги. Первый «пушечный удар» пришелся на Джона, который стоял чуть ближе остальных, и тот повалился на пол, как бык на скотобойне. Остальные, кровожадно сверкая глазами и размахивая ножами, с диким ревом бросились к Нику. Но он оказался им не по зубам.
  Его нога взлетела в воздух и выбила нож из руки самого быстрого. За ногой последовал кулак, и оглушенный бандит полетел на своих товарищей, притормозив их на пару секунд.
  Ник с каждым мгновением развивал успех. Он нырком устремился вперед и сжал в стальных объятиях человека, которого только что ударил. Потом, подняв его, как ребенка, он бросил бесчувственное тело на его приближающихся сотоварищей. Снаряд в виде человека угодил прямо в цель, и трое из нападавших рухнули как подкошенные. Оставался еще капитан. Он прыгнул к Нику. Теперь, осознав, что перед ним находится не кто иной, как Ник Картер, маленький великан, он еще больше разъярился.
  Но Ник встретил его на полдороге. Стремительным движением он перехватил руку, сжимавшую нож, и, вложив всю силу в следующее движение, быстро вывернул запястье капитана. Раздался хруст, как будто сломался черенок курительной трубки, и капитан завопил от боли. Левая рука Ника вылетела вперед, и его кулак с ужасающей силой обрушился прямо на нос бандита.
  Теперь нельзя было терять ни секунды. Ник развернулся и одним прыжком подскочил к люку. Тот был заперт, но разве Ник мог спасовать перед таким препятствием? Он одним могучим ударом выбил люк и выпрыгнул в темноту. Тут же загремели револьверные выстрелы, и у его виска просвистело несколько пуль. Но он не пострадал.
  Ник прыгнул в черную, как царство мертвых, ночь и заполз за небольшую шлюпку, которая лежала вверх дном на палубе. В следующую секунду на палубу высыпали охваченные жаждой мести бандиты. Один из преследователей догадался захватить горящий фонарь, и с его помощью они принялись осматривать поверхность воды вокруг яхты. Ника, разумеется, они не увидели.
  — Нужно обыскать палубу, — сказал кто-то. — Может, он не стал в воду прыгать.
  — Думаешь, он мог здесь остаться? Это вряд ли.
  — А парень не промах, да?
  — И кто это такой?
  — Слушай, Тони, в Нью-Йорке есть только один человек, который может вытворить нечто подобное, и это молодой дьявол, которого зовут Ник Картер.
  — А, маленький великан!
  — Это он, точно! Нужно его порешить.
  Человек по имени Тони громко рассмеялся.
  — Работка для меня, верно, Морган? — сказал он, и по телу Ника прошла дрожь, когда он услышал возбуждение и восторг в голосе Тони.
  — Да, для тебя и твоей удавки.
  — Она всегда при мне, Морган. Все ж таки не зря я столько в Индии проторчал. Когда кого-то нужно на тот свет отправить, нет лучше орудия, чем удавка. Помнишь Красного Майка?
  — Брр! — произнес Морган. — Ты меня пугаешь, Тони. Я вполне могу человека зарезать или холодного свинца в него запустить, но когда ты затягиваешь шнурок на горле и видишь, как вылезают глаза и вываливается язык… Нет, это не для меня.
  В ответ раздался глухой смех Тони, и убийцы начали обыскивать палубу. Однако они не верили, что Ник мог остаться на яхте и потому искали не особенно усердно. Нику не составило труда скрыться от них, перемещаясь с места на место под прикрытием шлюпки.
  Свет фонаря освещает лишь то место, на которое он направлен, при этом делая окружающую темноту совсем непроглядной. Нику сей факт был только на руку, и он не преминул воспользоваться этим.
  В первый раз услышав слово «удавка», он очень заинтересовался разговором душегубов, и их последующие реплики явно указывали на то, что Тони был душителем.
  Его упоминание о том, что он обучился использованию этого необычного и страшного оружия в Индии, говорило о многом. Все знают о странной, дикой секте душителей, которые осторожны, как кошка, непреклонны, как судьба, и смертоносны, как кобра. Эжени Ла Верди была задушена. Возможно ли, что к ее смерти имела отношение эта банда, которая устроила себе лежбище на яхте посреди Нью-Йоркской бухты? Возможно ли, что Ник наткнулся на ключ к разгадке преступления, совершенного на Сорок седьмой улице, там, где он меньше всего этого ожидал? Как бы то ни было, он решил хорошенько присмотреться к душегубу Тони и разузнать, что задумали эти пятеро.
  Глава VII
  Угроза душителя
  Решив, что сыщику удалось сбежать, трое бандитов, Тони, Морган и их товарищ, которого они между собой называли Крофти, вернулись в каюту. Ник последовал за ними и оказался рядом с люком как раз вовремя, чтобы ничего не пропустить из их разговора.
  — Ну что? — требовательным тоном осведомился капитан.
  — Ушел.
  — Как?
  — Наверное, улетел. Никаких следов.
  — Видишь? — Капитан поднял правую руку, демонстрируя сломанное запястье. — За это он должен заплатить. Тони, ты знаешь, кто это был?
  — Морган сказал.
  — Что он сказал?
  — Маленький великан.
  — Правильно. Это не мог быть никто другой. Я о нем много слышал, но никогда прежде не встречал. Тони, он должен умереть.
  — От моих рук?
  — Да.
  — Когда?
  — Прямо сейчас. Чем скорее, тем лучше.
  — Значит, завтра.
  — Пф! Если ты доберешься до него в течение недели, я заплачу тебе тысячу.
  — По рукам, капитан. Считай, что он уже мертвец. Моя удавочка меня еще ни разу не подводила. Сколько людишек-то она повидала! О, как же мне нравится, когда они начинают задыхаться!
  — Что с ветром?
  — Нет ветра, — ответил Морган. — Дождь приглушил. Сегодня до логова не добраться.
  — Значит, отправляемся на берег. Синдар нас ждет. Идем.
  Продолжения разговора Ник дожидаться не стал, а торопливо вернулся к своей лодке и отвязал ее от яхты. Отплывая, он услышал тихий гул голосов выходящих на палубу людей. Вскоре раздался всплеск, и он догадался, что они спустили на воду шлюпку, ту самую, за которой он прятался, когда они его искали. Ник был уверен, что они высадятся на берег где-то неподалеку, и решил любой ценой проследить за ними. Стоя на корме своей лодки с веслом в руках, он мог управлять ею совершенно бесшумно. Но бандиты, рассудил Ник, не будут грести бесшумно, и это давало ему возможность следовать за ними, ориентируясь по плеску весел.
  И он не ошибся.
  Очень скоро они сели в лодку и налегли на весла. Ник поплыл за ними. Направились они к расположенному неподалеку длинному причалу, далеко выступающему в море.
  Наконец плеск весел стих, и Ник остановился, сообразив, что бандиты заплыли под причал. Немного выждав, он осторожно поплыл вперед. Когда его лодка ткнулась в причал, он отложил весло и, взявшись за край причала, стал толкать лодку вперед, перебирая руками. Оказавшись под пирсом, он остановился и снова прислушался. Тишина смерти и чернота Стикса царили вокруг. Ник осторожно достал из кармана маленький фонарик, надавил на пружинку и открыл крышечку. Темноту над водой прорезал тонкий луч света. Шлюпка, на которой приплыли люди с яхты, оказалась прямо перед ним, но в ней никого не было. Шлюпка была привязана к поперечной балке причала возле одной из уходящих в воду опор. Вряд ли они прыгали в воду, поэтому логично было предположить, что на опоре имелась какая-нибудь лестница или что с этого места можно было выбраться наверх.
  Ник протащил лодку вперед и начал осматривать опору, но вдруг что-то, он и сам не понял что, заставило его повернуться, и это спасло ему жизнь. Сверкнула вспышка, хлопнул выстрел, и у его уха просвистела пуля. Ник, не раздумывая, прыгнул в ту сторону, откуда стреляли, потому что успел различить темный контур человека. В следующее мгновение его крепкие, как тиски, руки вцепились в несостоявшегося убийцу. Однако тот и не подумал сдаваться. Несколько секунд они боролись, стоя на планшире, а потом рухнули в воду и их подхватил отлив. Борьба была недолгой, ибо мало кто мог противостоять Нику.
  Как только они выплыли на поверхность, Ник высвободился из объятий противника и нанес ему короткий мощный удар в лицо. Вряд ли удар плотом оглушил бы человека быстрее. Подхватив обмякшее тело, Ник спокойно поплыл к краю причала. Положив пленника на доски, он обыскал его с ловкостью опытного карманника. Не обнаружив ничего интересного, он оставил его на причале приходить в себя. Ник, отменный пловец, снова ринулся в воду и подплыл к своей лодке. После этого он отвел ее к тому месту, где нашел, ибо понимал, что сейчас интересующие его люди слишком насторожены, и в этот раз узнать что-нибудь еще не получится.
  Выйдя на берег, он поспешил к парому, чтобы попасть в Нью-Йорк. Путь его лежал к дому на Сорок седьмой улице.
  «Эти люди что-то знают о смерти Эжени Ла Верди, — размышлял он. — И Тони известно о подробностях больше других. Предположим, Тони проник в дом в ночь убийства и задушил девушку своей удавкой. Каковы мотивы убийства? Чем смерть танцовщицы могла быть выгодна этим людям? Деньги и драгоценности их не интересовали — они наверняка видели и то и другое в ее комнате и не тронули. Как они попали в дом и как вышли? Что смерть Эжени могла дать этому капитану, явно американцу? Сейчас эти ребята знают, что я вышел на их след, и будут все время начеку, если только Тони не затянет удавку на моей шее!»
  Вскоре он снова оказался в доме на Сорок седьмой улице, где столь таинственным образом внезапно оборвалась жизнь прекрасной Эжени Ла Верди. Переступив порог, Ник направился в спальню Эжени, но, открыв дверь комнаты, вдруг остановился. Ему показалось, что он услышал какой-то шуршащий звук, похожий на шелест женского платья. Ник прислушался. Снова тот же звук! Он быстро достал фонарик и нажал на кнопку. Комнату прорезал луч света. Не сходя с места, Ник поводил лучом по комнате. Никого. Последовавший торопливый обыск комнаты подтвердил это, но точно так же он был уверен в том, что ему не послышалось. Что это был за звук? Если в спальне находился человек, желавший скрыться, почему он сделал это, когда Ник уже входил в комнату, а не раньше, когда сыщик был еще в прихожей? Быть может, он спал и проснулся, лишь услышав шаги? Не зная, что и думать, Ник направился к кровати. У него появилось странное ощущение, что в комнате до него находилось не человеческое существо, но разум не соглашался и убеждал его в обратном.
  Он зажег газ, повернулся к кровати и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Прямо перед ним находилось доказательство того, что кто-то здесь побывал.
  Ник совершенно точно помнил, как были разложены подушки, когда он видел их в последний раз, теперь же одна лежала в изножье, вторая на полу. Обе были смяты, как будто на них спали.
  Глава VIII
  Бой с «тенью»
  Лишь некоторое время спустя Ник узнал, как близок к смерти он был в тот вечер, когда переступил порог спальни Эжени Ла Верди. Тем не менее странные мысли лезли ему в голову, когда он обыскивал комнату и осматривал подушки. Кроме того, Ник почувствовал какой-то особенный, незнакомый ему запах, от которого неизвестно почему его нервы натянулись как струны.
  Подушка на полу выглядела так, будто ее специально примяли с боков, как это иногда делается, чтобы было удобнее лежать. Однако самой кроватью, похоже, не пользовались. Если бы кто-то, мужчина или женщина, ложился на нее, какие-нибудь следы, несомненно, остались бы. Но ничего подобного сыщик не увидел.
  Изначально Ник собирался по-быстрому осмотреть дом и пойти к себе отсыпаться до следующего утра, теперь же он заколебался.
  Поразмыслив, он спустился на первый этаж, открыл и закрыл входную дверь, но, вместо того чтобы выйти, бесшумно вернулся к подножию лестницы и замер, прислушиваясь.
  Почти час он стоял не шевелясь, но не услышал ни единого звука, который мог бы указать на присутствие в доме кого-либо еще. Наконец, поняв, что дальнейшее ожидание все равно ничего не даст, он неслышно вышел на улицу.
  Когда Ник был уже рядом со своим домом, его внимание привлекло едва заметное движение густой тени на противоположной стороне улицы.
  «За мной следят, — подумал он. — Интересно, это Тони с его удавкой? Если так, то его столь скорое перемещение сюда может объяснить шум, который я слышал в доме на Сорок седьмой улице. Если это и впрямь душитель, я устрою ему небольшой сюрприз».
  Он поднялся по лестнице и вошел в дом.
  Многие знали, в каком доме жил Ник, но мало кому было известно, что ему принадлежит еще один дом, стоявший позади первого и обращенный фасадом на другую улицу. Он купил его какое-то время назад и обустроил так, чтобы иметь возможность входить или выходить из основного дома, не опасаясь слежки.
  Но сейчас у него была другая цель — сделать так, чтобы Тони понял, что он и есть Ник Картер. Поспешив в свою комнату, он переоделся в сухую одежду, сунул в карманы кое-какие необходимые вещи и снова вышел на улицу.
  Завернув за угол, он убедился, что Тони следит за ним, и ускорил шаг. Пройдя по Третьей авеню, он взбежал по лестнице и в последнюю секунду успел вскочить в вагон отправляющегося поезда. Целью этого маневра было заставить Тони тоже побежать, ибо «развлекался» он с душителем только лишь ради того, чтобы рассмотреть его лицо. Да, он видел его в каюте яхты во время заварухи, только дело в том, что там было несколько человек, и он понятия не имел, кто из них Тони.
  Ник увидел, как его «хвост» припустил через дорогу, не задумываясь о соблюдении правил дорожного движения, и запрыгнул на подножку вагона уже движущегося поезда, несмотря на попытки проводника не пустить его.
  Сыщик прошел по вагонам, увидел сидящего душителя и сел на свободное место прямо напротив него. Не стараясь скрывать это, он внимательно рассмотрел его лицо.
  Когда поезд остановился на Хьюстон-стрит, Ник встал и вышел из вагона.
  Тони сделал то же самое.
  Ник спустился по лестнице и сел в трамвай.
  Тони не отставал.
  «Каков наглец! — подумал Ник. — Неужели он принимает меня за идиота? Но я уже устал от этого. Сейчас отделаюсь от него и пойду домой».
  Доехав до Четырнадцатой улицы, он вышел из трамвая и двинулся в западном направлении. Дойдя до Мортон-Хауса, он резко свернул за угол, опережая Тони примерно на две сотни футов. Расстояние небольшое, но ему этого было достаточно. Едва зайдя за угол, он начал быстро перевоплощаться. Не прошел он и двадцати футов, как его внешность изменилась полностью.
  Из молодого человека он превратился в старика. Тонкие усики уступили место белоснежным бакенбардам «а-ля Грили». Котелок исчез (он имел особую конструкцию), его сменила широкополая фетровая шляпа. Изящная трость была разобрана на части и спрятана в карман. Нос украсили очки, походка сделалась неуверенной, как у человека, который давно страдает от ревматизма.
  Преображение заняло не больше минуты, и, как только оно завершилось, Ник развернулся и пошел в обратном направлении. Выйдя из-за угла, он направился в сторону Третьей авеню.
  Разминувшись с Тони, он улыбнулся, так как увидел, что душитель ускорил шаг. Ник прошел мимо него так близко, что мог бы прикоснуться к нему, и, надо сказать, у него появилось сильнейшее желание сделать это, причем без всяких нежностей.
  Но он сдержался, и в следующий миг Тони завернул за угол и исчез из поля зрения.
  «Надеюсь, на сегодня с ним покончено, — подумал Ник. — Теперь можно вернуться домой и лечь спать».
  Он дошел до Третьей авеню, сел в трамвай, доехал до своей остановки и вышел. Внезапно он остановился и губы его сложились в удивленную улыбку: на углу стоял Тони и, похоже, ждал его возвращения.
  — А этот парень умнее, чем я думал! — пробормотал Ник.
  «Неужели он меня узнал в новом виде? Или просто ждал, надеясь, что я покажусь в прежнем обличье?»
  Он прошел мимо Тони, но тот даже не взглянул на него. Пройдя чуть дальше по улице, Ник достал маленькое зеркальце и поднял до уровня глаз. В зеркальце отразился Тони. Он торопливо подкрадывался сзади, приближаясь с каждым шагом.
  «Мерзавец вознамерился сегодня исполнить свою работу, — подумал Ник. — Надеюсь, до этого дойдет, чтобы я мог проучить его так, что он запомнит надолго».
  Тони подходил все ближе и ближе. Ник продолжал держать зеркальце, чтобы не упускать из виду по-змеиному крадущегося будущего убийцу.
  В движениях мужчины ощущался азарт, как будто он жаждал крови и, почувствовав решающий миг, не мог справиться с охватившими его чувствами.
  Все ближе и ближе.
  Они дошли до места, где темнота была гуще. Неожиданно Тони мягко, по-кошачьи, метнулся вперед. В тот же самый миг Ник развернулся, одновременно наклоняясь и отпрыгивая в сторону.
  Вовремя.
  В воздухе зло свистнул шнурок душителя, которым тот хотел оплести шею Ника. В мгновение ока Ник оказался рядом с Тони. Он схватил его и уже хотел с размаху швырнуть на тротуар, но Тони вывернулся из его цепких рук, как угорь. Снова свистнула удавка, и опять Ник едва успел присесть, чтобы избежать странного, но смертельно опасного оружия. Сыщик понимал, что, каким бы сильным он ни был, если шнурок оплетет его шею, ничто уже его не спасет. Он снова прыгнул на Тони и схватил его. На этот раз выскользнуть преступнику не удалось, и ничего удивительного: с Ником Картером один трюк дважды не проходит. Однако, как только Ник сжал руки, раздалось громкое шипение и в нос ему ударил резкий неприятный запах.
  Это был удушающий смрад кобры. Ник мгновенно понял, что его пленник — заклинатель змей и что его питомцы будут защищать хозяина.
  Разжав руки, он отскочил в сторону, а потом выбросил руку, и его тяжелый кулак врезался душителю прямо между глаз.
  Глава IX
  Планы негодяя
  Неудивительно, что душитель от удара Ника Картера рухнул, как убитый. Подняться он не пытался, потому как потерял сознание.
  Ник приблизился, чтобы осмотреть его, но злое шипение остановило его, и в то же мгновение над сердцем душителя загорелись, как искры, и начали раскачиваться вперед-назад два глаза-бусинки.
  Ядовитая кобра почувствовала, что ее хозяин пострадал. Ник содрогнулся. Он понимал, что Тони скоро придет в себя и змея его не оставит. Однако, опасаясь, что случайный прохожий может попытаться помочь лежащему без чувств человеку и в результате получить укус кобры, он шагнул к ближайшей двери и стал ждать.
  К счастью, никто не подошел, и через какое-то время Тони начал постепенно приходить в себя. Через пару минут он сел и удивленно потер лоб, как будто соображая, где находится и как сюда попал. Как видно, воспоминания вернулись разом, потому что он вдруг вскочил и быстро зашагал по улице.
  Ник, снова изменив облик, последовал за ним. Возможность проследить за Тони нельзя было упускать.
  Не воспользовавшись трамваем, Тони прошел пешком все расстояние от Сорок седьмой улицы до Ист-Хьюстона. Там он вышел на Гоэрк-стрит и вдруг нырнул в дверь какого-то высокого здания самого неприглядного вида.
  Ник не отставал. Душитель поднялся на верхний этаж, и Ник бесшумной тенью следовал за ним. Оказавшись у двери, в которую вошел Тони, почти в ту же секунду, как она закрылась, он тут же припал ухом к замочной скважине.
  — Ну что? — услышал он хриплый голос Джона. — Готово?
  — Нет.
  — Почему?
  — Вот почему. — Судя по всему, Тони указал на синяк между глаз.
  Джон рассмеялся.
  — Похоже, нашелся парень, которому твоя удавочка не подходит, — глумливо произнес он.
  — Зато она подойдет тебе, — многозначительно произнес Тони, и эти слова, очевидно, проняли Джона, потому что больше он не смеялся. — Я решил это сделать сегодня, — продолжал Тони, — потому что капитан хочет убрать сыщика с дороги побыстрее. Но теперь я буду преследовать его, пока он не сдохнет, потому что он ударил меня… потому что он победил меня…
  — Может, он теперь даст деру и ты вообще его не достанешь своим шнурком.
  — Тогда есть другой способ, еще вернее.
  — Какой?
  — Смотри!
  Громкое шипение указало Нику на то, что Тони достал из-за пазухи кобру.
  — Тьфу, терпеть ее не могу! — прорычал Джон. — Зачем ты ее сюда притащил?
  — Кобра всегда при мне. Мы с ней не разлучаемся.
  — Фу! Слушай, Тони, у меня были змеи, но, провалиться мне на этом месте, если я захочу снова иметь с ними дело. Не люблю я их.
  — То были не такие змеи.
  — Ну да, мои почти все были зеленые, а у некоторых было по семь голов. Убери ее, или они снова появятся. Меня от нее колотит.
  — Ты дурак, Джон.
  — Это почему? Потому что змей не люблю? Может, и не люблю, но мало ли кто кого не любит. Ладно, скажи лучше, как ты собираешься своей зверушкой фараона «упаковать», если удавкой не смог.
  — Я пущу в ход не эту, а других.
  — Так у тебя их много?
  — Достаточно. Что мне стоит запустить их в дом сыщика?
  — Разрази меня гром, хорошо придумано!
  — После укуса кобры никто не может выжить.
  — Погоди…
  — Что?
  — Они ж могут покусать и других людей. Всю семью, да?
  — Ну и что?
  — Нет, ничего, просто интересуюсь.
  — Если сыщик сдохнет, мне все равно, сколько уйдет с ним. А он сдохнет!
  — Дай пять, Тони.
  Мужчины скрепили заговор смерти рукопожатием.
  — Когда собираешься этим заняться?
  — Сперва попробую еще раз удавкой. Если опять не получится, пущу змей.
  — А ты сможешь в его дом залезть?
  — Ты когда-нибудь видел дом, в который я бы не мог залезть?
  — Нет.
  — Мне всего-то и нужно, что открыть дверь, снять крышку с корзины и вытряхнуть змей на пол. Встряска разозлит их, они расползутся по всему дому. Если они найдут кровать, они заползут в нее. Если на кровати будет лежать человек, тем лучше, потому что так теплее. Когда человек, лежащий рядом с ними, пошевелится, кобры опять разозлятся, потому что у них у всех плохой характер. Человек может повернуться во сне и придавить кобр, тогда они его точно укусят. Если он проснется и попытается встать с кровати, кобры все равно сделают свое дело. Он может неожиданно проснуться и увидеть покачивающуюся голову с выпрыгивающим языком и горящими глазами в футе от своего лица. Он закричит от испуга, попытается отодвинуться, и это станет последним, что он сделает. Для него единственный шанс спастись — это лежать совершенно неподвижно и закрыть глаза. Но у кого хватит на это выдержки? Ты бы смог?
  — Нет, черт меня побери!
  — В следующий раз, когда у тебя будет змея, попробуй, Джон.
  — У меня будет не одна, а четыре тысячи змей. Но скажи…
  — Что?
  — На утро в доме не останется никого живого, кроме змей, так?
  — Никого.
  — Брр! Как по мне, так уж лучше быть вздернутым.
  — Если не сойдешься поближе с моими кобрами, твое желание может исполниться.
  — Нет уж, благодарю покорно. Без обид, Тони, но ты со своими змеями совсем рехнулся. Даже ту девчонку, Эже…
  — Заткнись! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не упоминал это имя?
  Голос Тони задрожал от ярости. Помолчав секунду, он продолжил:
  — Клянусь, Джон, если ты еще раз при мне произнесешь ее имя или хотя бы намекнешь на то, как она умерла, я тебе кобру в рожу швырну. Запомни мои слова.
  — Извини, Тони, я забыл.
  — Смотри, чтобы больше не забывал. Можешь быть уверен, Синдар не забудет. Передай-ка вон ту бутылку.
  Через несколько мгновений Джон спросил:
  — Ты когда в логово-то возвращаешься?
  — После того как Ник Картер умрет.
  — Понятно.
  — Мы ничего не можем сделать, пока он путается у нас под ногами.
  — Да, страшный человек.
  — У него силы, как у троих.
  — У троих? Скорее, как у дюжины. Двигается чертовски быстро, как молния, и ничего не боится.
  — Ему не жить.
  — Ну да. Как по мне, сейчас лучше быть Джоном Криспи, чем Ником Картером. Где ты его сегодня встретил?
  — Возле его дома. Он вошел туда, а потом вышел.
  — Думаешь, он не уйдет снова?
  — Нужно будет забраться в его дом.
  — И задушить его в постели, да?
  — Вот именно.
  — Ох и любишь ты это дело…
  — Да, так мне больше всего нравится.
  — И когда ты этим займешься, Тони?
  — Как только буду знать наверняка, что он заснул в своей кровати. Хоть сегодня после полуночи. Он уже никогда не проснется. Я все сделаю так быстро и бесшумно, что девка в его кровати даже не услышит, что происходит у нее под боком.
  После этого разговор продолжался еще какое-то время, но уже через пару минут двое негодяев улеглись на кровать и крепко заснули — Ник услышал их храп.
  Удовлетворенный Ник отправился домой, но сердце его было полно тревоги, в голову лезли мысли об Этели.
  О себе он не думал, но угрозы Тони и его столь красочное описание того, чем чревато присутствие в доме кобр, заставило его как никогда ясно осознать, какой опасности он себя постоянно подвергал.
  — Ну и черт с ним! — пробормотал он. — Кто предупрежден, тот вооружен. И я не верю, что судьба уготовила мне и моей любимой жене стать жертвами душителя Тони. Тони явится за мной завтра, и я должен быть готов к встрече.
  И он подготовился.
  Глава X
  Поиск ответов
  На следующий день Ник вернулся в дом на Сорок седьмой улице, чтобы продолжить поиски, ибо он понимал, что для расследования этого дела очень важно выяснить, как убийца проник в дом и вышел из него.
  Со вчерашнего вечера здесь ничего не изменилось. Тот, кто вчера находился в спальне, когда Ник переступал порог этого дома, очевидно, посчитал, что возвращаться сюда неразумно.
  Первым делом сыщик спустился в подвал и занялся поиском тайного хода. Потратив впустую час, он вернулся на лестницу, которая заинтересовала его в прошлый раз.
  Великие открытия делаются случайно. Так произошло и на этот раз. Чтобы осмотреть обратную сторону лестницы, Ник подтащил под лестницу ящик и стал на него. Но, как только он вытянулся в полный рост, ящик под ним покачнулся. Ник потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился за балку два на четыре дюйма, которая выглядела так, будто ее приделали там для дополнительной опоры лестничного пролета.
  Но оказалось, что балка прикреплена не намертво. Под весом Ника она подалась, но, к счастью, не слишком легко, и он сумел не упасть.
  Спрыгнув на пол, он передвинул ящик и снова стал на него.
  Однако необходимость дальнейших поисков отпала. Когда он убрал деревянную балку, под ней обнаружились обычные крючок и скоба, удерживавшие на месте раздвижную лестницу. Он снял крючок, и лестница разложилась. Выходит, из подвала можно было попасть на первый этаж не через дверь. Это открытие очень обрадовало Ника. Теперь оставалось найти такой же простой выход на улицу. Проходил час за часом, но поиски плодов не приносили.
  Наконец он обратил внимание на одну из подпорок, поддерживавших перекрытие, которая была немного сдвинута в сторону. У Ника не было мысли ее выравнивать, когда он взялся за нее и сильно дернул.
  Каково же было его изумление, когда оказалось, что верхняя часть подпорки вовсе не закреплена. Потянув ее на себя, он почувствовал сопротивление и понял, что подпорка эта служила рычагом. Одновременно с этим сзади раздался скрежещущий звук, как будто что-то передвигалось на железных колесиках. Повернувшись, он пустил луч фонаря по стене, но ничего не увидел. Тем не менее он оттянул рычаг и, повесив на него груз, зафиксировал, после чего начал поиски хода, который при помощи этого рычага должен был открываться.
  — Ага! — радостно воскликнул он, увидев на полу подвала рядом со стеной отверстие.
  Одна из каменных плит, которыми был выложен пол, опустилась почти на пять футов. В открывшийся прямоугольник легко мог поместиться человек средней комплекции. Посветив вниз, Ник увидел галерею, тянущуюся в сторону улицы. Вне всякого сомнения, это и был тот тайный ход, который он искал.
  Ник предусмотрительно повесил на рычаг дополнительный груз и только после этого спустился в открывшуюся зловещую дыру в полу.
  В тесном и низком подземном коридоре нельзя было ни развернуться, ни выпрямиться в полный рост. Длиной футов двадцать, он уходил наискосок в сторону улицы, где резко обрывался.
  Ник посмотрел вверх. Над головой у него находились ведущие к парадному входу в дом каменные ступени.
  — Еще один проход через лестницу, — пробормотал он. — Вряд ли он так же хорошо замаскирован.
  Ник не ошибся. Люк был заперт на обычную щеколду. Открывая ее, Ник заметил, что щеколда эта была расположена так, что ее можно было поднимать и снаружи, для чего у соседнего камня был отколот кусочек, и достаточно было ввести небольшой стальной штырь через это отверстие, чтобы поднимать и опускать щеколду.
  Сначала он попытался приподнять камень. Не получилось. Потом он, наоборот, стал тянуть камень вниз, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. Оставалось одно — сдвинуть его в сторону. Попытка мгновенно увенчалась успехом. Камень легко сместился, и открылась дыра, достаточно большая для того, чтобы сквозь нее мог протиснуться взрослый человек.
  Итак, путь, которым убийца мог проникнуть в дом Эжени Ла Верди и выйти из него, был найден.
  Часть преступления перестала быть загадкой.
  На улице все еще было светло, и Ник поспешил закрыть дыру, не забыв при этом посмотреть, как при необходимости ее можно будет открыть снаружи. После этого он вернулся в подвал и снял груз с рычага. Рычаг не поднялся, как Ник и предполагал. Затем он снова спустился в потайной коридор, поднял камень и поставил его на место. С его внутренней стороны обнаружилась ручка. Ник потянул за нее, и камень упал ему на руки. Загадок не осталось. Теперь он знал, как можно беспрепятственно попасть в тайный ход и выйти из него с обеих сторон. Тайна перестала быть тайной.
  «Осталось только доказать, что убийца — Тони, и все встанет на свои места. Но еще нужно выяснить мотив, — размышлял Ник. — Зачем этим людям понадобилось убрать Эжени Ла Верди? Мне предстоит разгадывать еще одну загадку».
  Плоский камень, закрывавший ход в полу подвала, управлялся рычагом, соединенным со стальным прутом и двумя зубчатыми колесами. Механизм этот был довольно сложным, и человек, который соорудил его, должен был иметь серьезные основания, чтобы взяться за сооружение подобной конструкции.
  «Здесь больше делать нечего, — подумал Ник. — Пойду-ка я домой».
  Проведя дома примерно час, он встал и, в задумчивости тихонько насвистывая, подошел к окну. Вдруг он вздрогнул.
  Сумерки уже начали сгущаться, но Нику хорошо было видно, что в дверном проеме пустого дома напротив, наполовину скрытый тенью, стоит душитель Тони.
  «Совсем забыл про него! — удивился Ник. — Не годится ему разгуливать на свободе. Пожалуй, арестую его вместе с кобрами и всем остальным и отправлю в управление. Он наводнит весь дом своими змеями, как только у него появится такая возможность. А мне бы этого не хотелось. Особенно когда меня не будет дома».
  Несколько секунд Ник размышлял, стоя у окна, а потом улыбнулся. У него появилась заманчивая идея. Он подошел к телефону и позвонил инспектору Бирнсу.
  — Я приведу вам человека, чтобы вы подержали его у себя, пока я не заберу его, — сказал он, как только их соединили.
  — Хорошо, — ответил инспектор. — Что вы о нем знаете?
  — Он убийца, хотя, возможно, не тот, которого мы ищем.
  — Но его все равно нужно посадить.
  — Да.
  — Рассказывайте.
  — Этот парень — заклинатель змей, и, чтобы его взять, мне придется убить кобру, которую он повсюду носит с собой. Мне нужны два человека на углу Мотт и Бликер через час, это можно организовать?
  — Да. Как они вас узнают?
  — Легко. Сначала я его ударю. Потом они увидят кобру, поднимающую голову у него на груди, после чего, если будут смотреть внимательно, увидят, как я эту кобру пристрелю.
  — Хорошо. Только не убейте человека вместо кобры.
  — Не убью.
  — Как вы его туда заманите?
  — Сейчас он стоит у моего дома, ждет меня.
  — Рассчитывает, что вы пригласите его войти?
  — Да. Он за мной следит. Этот парень обещал задушить меня своей удавкой и теперь не отстает от меня.
  — Что ж, приводите его, я хочу на него посмотреть.
  — Хорошо. Всего доброго.
  — До свидания.
  Ник повесил трубку и торопливо внес кое-какие изменения в свою внешность, после чего отправился за Тони, которого собирался препроводить в Главное полицейское управление, чтобы посадить за решетку.
  — Теперь, мой добрый Тони, пойдем со мной, — бормотал Ник, сбегая по лестнице. — Я не смогу продолжать расследовать это дело и спокойно чувствовать себя дома, если не упеку тебя туда, где ты не сможешь заниматься своими мерзкими делишками. Если позволишь, я покажу дорогу.
  Для того чтобы душителю было проще за ним следить, Ник сел в трамвай. До пересечения Бликер-стрит и Бауэри доехали вместе. Там сыщик вышел из трамвая и двинулся в западном направлении неспешным шагом, чтобы душитель мог его без труда нагнать, не боясь быть замеченным.
  Тони приближался. В это время Бликер-стрит кишела людьми, и для того, чтобы не потерять из виду жертву, душителю приходилось держаться к ней поближе. Когда дошли до Мотт-стрит, их разделяло не больше десяти футов. Ник продолжал спокойно идти, пока не дошел до бордюра. Там он резко развернулся и оказался лицом к лицу с человеком, который искал возможности накинуть ему на шею удавку. Этот маневр явно застал врасплох и удивил Тони, но Ник не дал ему времени поразмышлять над этим. Кулак сыщика вылетел вперед. Никто не смог бы выдержать удар, в который Ник вложил всю свою силу. Тони упал как подкошенный. Голова его ударилась о тротуар, и он потерял сознание.
  Не прошло и секунды, как случилось то, чего ждал Ник. Над грудью бесчувственного человека грозно поднялась змеиная голова с раскрытым капюшоном и начала раскачиваться из стороны в сторону, как маятник часов. Несколько прохожих, остановившихся поглазеть на драку, завидев змею, в ужасе отпрянули. Ник взмахом руки приказал им отойти и достал револьвер.
  — Не делайте этого! — крикнул кто-то. — Вы убьете человека.
  Но Ник Картер был слишком уверен в себе, чтобы опасаться подобного исхода. Он пригнулся к самой земле, чтобы пуля, пройдя через змею, не попала в Тони. Бросив быстрый взгляд по сторонам, чтобы оценить обстановку, он удостоверился, что окружающим ничего не угрожает. Раздался громкий выстрел. Змея с пробитой головой начала скручиваться и извиваться, пока не выпала из-под одежды Тони.
  Как только змея оказалась на тротуаре, мужчины и вездесущие мальчишки начали колотить ее камнями и палками так, что очень скоро она превратилась в месиво.
  Пока толпа уничтожала рептилию, двое мужчин подошли к Нику и сказали, что ждут указаний.
  — Берите этого человека и несите в управление, — сказал Ник, указывая на Тони.
  Мужчины заколебались, должно быть, решив, что в его одежде могли прятаться и другие змеи.
  Несколько слов, сказанных Ником, убедили их, и в скором времени Тони уже сидел в камере полицейского управления, а Ник заперся с инспектором в кабинете. Пробыл он там недолго и лишь вкратце обрисовал шефу ход расследования.
  — Вы удивительный человек, Ник! — восхищенно произнес шеф. — Но что дальше?
  — Не знаю. До свидания. Проследите, чтобы мой человек не сбежал, он мне еще понадобится. Я завтра зайду поговорить с ним, если будет время.
  Ник поспешно вышел из управления и взял курс на Гоэрк-стрит. Там он рассчитывал найти Джона, которого хотел использовать в своих интересах.
  Рядом с нужным домом он зашел в какой-то подъезд и через несколько секунд вышел оттуда в облике негра — с лицом черным, как окружавшая его ночь.
  Сделал он это как нельзя вовремя, потому что почти сразу из дома вышли и направились в сторону Хьюстон-стрит капитан и Морган.
  Ник последовал за ними на безопасном расстоянии.
  Мужчины сели в зеленый трамвай, который довез их до начала Западной сорок второй улицы, там они сели на паром до Уихокена. То же самое сделал и Ник. Он чувствовал, что наконец-то приближается к «логову». В Уихокене капитан и Морган пошли прямиком в небольшую конюшню в заброшенном районе и сели в открытый экипаж, запряженный крепкой лошадью.
  Как Нику продолжить слежку и остаться незамеченным? Это был трудный вопрос, и Ник уже начал думать, что все-таки потеряет их, когда вдруг услышал, как капитан сказал Моргану, что хочет сходить через улицу за сигарами, и велел ему подержать лошадь.
  Морган подошел к голове лошади, а капитан направился по своим делам.
  Настало время Ника. Он осторожно прокрался к заднему правому колесу экипажа. Человек, наделенный меньшей физической силой, чем Ник, ни за что не смог бы сделать то, что сделал он. Ник взялся за гайку, удерживавшую колесо на оси, и голыми руками, без гаечного ключа отвинтил ее и положил себе в карман. Потом бесшумно, словно тень, снова спрятался. В следующий миг вернулся капитан, двое злодеев запрыгнули в экипаж, и он резко сорвался с места. Ник побежал за экипажем, зная, что незакрепленное колесо не позволит им уехать далеко.
  Однако колесо продержалось дольше, чем он рассчитывал, — проехали они почти милю. Ник был рад возможности отдохнуть после затянувшейся пробежки в быстром темпе. К счастью для пассажиров экипажа, они как раз немного сбросили скорость, чтобы дать лошади отдышаться.
  Когда экипаж накренился, Морган вылетел на дорогу и принялся громко ругаться, но капитан успел на ходу выпрыгнуть с другой стороны и травм не получил. После этого они осмотрели колесо и быстро установили, что произошло.
  — Ничего, нам все равно недолго осталось ехать, — сказал капитан.
  Повозившись, они все же сумели приделать колесо так, чтобы оно не отваливалось, если ехать очень медленно, и Ник смог без труда следовать за ними.
  После часа или чуть больше такой езды они свернули на проселочную дорогу и примерно через четверть мили оказались у довольно большого здания, одиноко стоявшего на краю рощи и, похоже, необитаемого.
  «Логово! — решил Ник. — Еще полчаса — и я узнаю много нового. И они тоже».
  Двое мужчин завели экипаж в сарай на задворках и распрягли лошадь. Ник не упускал их из виду ни на секунду. Наконец они вошли в дом, и, как только появилась возможность сделать это незаметно, Ник последовал за ними.
  Глава XI
  Два убийства за одну ночь
  Ник оказался в полной темноте, но быстро приспособился к этому неудобству. Ему достаточно было нажать на кнопку карманного фонарика, чтобы тьму прорезал яркий луч света. Прямо перед собой Ник увидел дверь. Через нее он попал в широкий коридор.
  Спустившись в цокольный этаж, он услышал приглушенные голоса. Ник пошел на них и оказался перед дверью, которая явно вела в комнату, где собрались несколько человек.
  Грубый голос Моргана узнать было нетрудно, время от времени улавливались и ровные интонации капитана. Был слышен еще один голос, но этот человек говорил слишком тихо, чтобы что-то разобрать, и Ник решил, что это Синдар.
  О чем они говорили, было непонятно, и Ник осмотрелся, думая, как бы подобраться к ним поближе. Чуть дальше по коридору он увидел другую дверь, ведущую в соседнюю комнату. Туда сыщик и направился.
  Голоса сразу стали слышны отчетливее. Посветив вокруг себя фонарем, Ник увидел, что находится в бывшей столовой и что вдоль всей перегородки, отделяющей ее от комнаты, в которой шел разговор, стоят шкафы, буфеты и прочая мебель.
  Если бы буфеты эти открывались через перегородку, что было вполне вероятно, подслушать разговор не составило бы труда.
  Двигаясь бесшумно, как тень, Ник с величайшей осторожностью открыл дверцу одного из буфетов. Буфеты не только соединяли два помещения, но дверцы на противоположной стороне перегородки оказались стеклянными, благодаря чему Ник получил возможность наблюдать за всем, что там происходило, и слышать каждое произнесенное слово.
  В комнате собралась довольно разношерстная компания: капитан, Морган, Синдар и старая негритянка, которая очень внимательно слушала разговор.
  Все они сидели за столом, на котором стояли бутылка, несколько стаканов и коробка сигар.
  — Нет, — говорил капитан, — сегодня он сюда не явится. А жаль. Клянусь, на этот раз он бы от меня не ушел.
  — Это сущий дьявол! — вставил Морган.
  — Дьявол не дьявол, но, если мне еще раз подвернется такая возможность, как в прошлый раз, он умрет. Я не стану с ним торговаться.
  — Откуда ты знаешь, что он нашел это место? — спросил Морган.
  — Я не знаю, я боюсь этого. Если он его нашел, мы здесь уподобимся крысам в крысоловке.
  — Верно!
  — Короче говоря, нам лучше отсюда уйти.
  — Сюда не так-то просто добраться!
  — Да, зато ничего не стоит проследить за любым из нас. Сейчас для нас самое безопасное место — это дом на Сорок седьмой.
  Ник насторожился.
  — Разве за ним не наблюдают?
  — Нет.
  — Как же так?
  — Они уже давно перестали искать убийцу, и в доме пусто, как в могиле.
  Морган усмехнулся.
  — Можешь представить сыщика, которому хватит ума докопаться до истины?
  Тут уж оба мужчины рассмеялись.
  — По-моему, еще смешнее представить, что он наденет браслеты на убийцу.
  Видимо, эта мысль показалась им необычайно смешной, потому что они буквально покатывались со смеху.
  — Хотел бы я увидеть, как кто-то из них будет это делать, — насмеявшись, сказал Морган. — Особенно этот парень, Ник Картер.
  — Да, я думаю, нам нужно поскорее от него избавиться. Его кулаки, его сила… А где Тони?
  — Не знаю. Может, Картер его забрал?
  — С коброй?
  — Это, конечно, непросто, но этот парень способен на все.
  — Нет, кэп, одно ему не под силу.
  — Что?
  — Поймать убийцу Эжени Ла Верди.
  — Кто знает!
  — Я думал, ты с ним разделался.
  — Нет, Тони не хотел, и я не стал спорить.
  — Странный он.
  — Да уж. Он каждую неделю носит туда еду.
  — Дьявол! Кормить убийцу собственной сестры!
  — Вот именно.
  — Знаешь что, кэп?
  — Что?
  — Я, пожалуй, не буду жить в том доме.
  — Вздор!
  — Нет, я серьезно говорю. Не хочу я там жить, если мы будем не одни.
  Капитан рассмеялся.
  — Ты боишься убийцы Эжени?
  — Да, боюсь.
  — Я тебя не виню, Морган. Но там совершенно не опасно.
  Конечно же, Ник с большим интересом слушал этот разговор. За считаные минуты он получил немало важнейшей информации. Во-первых, ни Тони, ни Морган, ни Синдар не убивали Эжени Ла Верди, хотя все знали, кто это сделал. Во-вторых, убийца скрывался в том самом доме, где было совершено преступление. В-третьих, Тони был братом Эжени Ла Верди, и при этом не только защищал убийцу сестры, но даже время от времени снабжал его едой.
  Ник понимал, что до сих пор еще ни разу не видел убийцу, хоть однажды и находился в нескольких футах от него в темноте, когда входил в комнату Эжени Ла Верди и услышал шуршание.
  «Если он так опасен, как думает Морган, почему он не попытался меня задушить так же, как Эжени?» — подумал сыщик.
  Капитан неожиданно сменил тему.
  — Ну все, хватит! — произнес он, посмотрев на часы. — Скоро полночь, нам пора.
  Негритянка послушно вышла из комнаты, а три злодея остались.
  — Морган, — сказал капитан, — ты уходи первым, а мы с Синдаром возьмем другую лошадь — и за тобой. Заезжай прямо на паром, а оттуда сразу на Сорок седьмую. Но, когда будешь в Нью-Йорке, не гони, чтобы мы с Синдаром попали к дому первыми.
  — Синдар не ехать, — спокойно произнес араб.
  — Что? — вскричал капитан.
  — Синдар никуда не ехать.
  — Тебе придется, мой друг.
  — Синдар, пока живой, никогда не входить в тот дом.
  — Так ты отказываешься мне подчиняться?
  — Синдар сказал.
  — Ну так получай! — Молниеносным движением он выхватил револьвер и разрядил его чуть ли не в лицо араба. Тот, не издав ни звука, обмяк. — Засунь его под стол. Я давно от него устал, — хладнокровно произнес капитан, пряча револьвер в карман. — И, между нами, Морган, от Тони я тоже устал.
  — Пусть он сперва прикончит сыщика, а после можно будет его сдать. Даже убивать не придется, — сказал Морган.
  — Мне все равно, как мы от него избавимся.
  — А что с этим телом делать?
  — Пусть валяется здесь под столом и гниет. Сегодня мы покинем этот дом навсегда.
  — Теперь давай о других делах, пока Сэл не вернулась. Для выполнения нашего плана все готово?
  — Все.
  — Когда начнем?
  — В среду. А на дело мы пойдем в пятницу, в полдень.
  — И мы получим…
  — Сто тысяч.
  — Отлично. Еще один вопрос.
  — Ну?
  — Зачем нам делиться с Джоном и Тони?
  — Потому что Джон и Тони живы.
  — Вот именно. А если бы они умерли?
  — Тогда все досталось бы нам.
  — Ты был бы не рад, Фил?
  — Я бы не стал задавать вопросов, если бы они не пришли за своей долей.
  — Хорошо. А вот и Сэл!
  В комнату вошла негритянка. Морган по сигналу капитана встал, собираясь выйти из комнаты.
  — Жди меня во дворе, — бросил ему напоследок капитан, после чего остался с негритянкой один на один. — Итак, Сэл, — сказал он, — твои услуги нам больше не понадобятся, и я готов тебе заплатить.
  — Да, сэр.
  — Сколько я тебе должен?
  — Двадцать четыре доллара, сэр.
  — Всего-то? Недорого ты себя ценишь! Подойти, возьми их.
  Негритянка, не ожидая подвоха, обошла стол и остановилась перед капитаном. Даже Ник не мог предположить, что последует за этим.
  — Это тебе за труды! — воскликнул негодяй и вонзил нож прямо в сердце женщины.
  Она вскрикнула и осела на пол.
  Капитан Филип за одну ночь совершил два умышленных убийства.
  Глава XII
  Ниточки соединяются
  Нику ничего не стоило задержать обоих мужчин прямо в их логове, но он рассудил, что делать этого не стоит. Убийца Эжени Ла Верди по-прежнему оставался неизвестен, и эти двое поспособствуют раскрытию тайны. Они направлялись в дом на Сорок седьмой улице, и там он мог арестовать их в любое время, решив, что на свободе они ему больше не нужны.
  Как только чернокожая женщина умерла, капитан вышел из комнаты, не испытывая ни капли раскаяния по поводу того, что оставил после себя два трупа. Ник последовал за ним.
  Морган к этому времени уже почти подготовил лошадь и экипаж, и его товарищ помог ему закончить работу.
  — Садись, — сказал капитан Филип.
  — Что будешь делать со второй лошадью? Теперь она не пригодится.
  — Оставлю здесь. Все равно она ничего не стоит.
  — Но она сдохнет от голода.
  — Ну и пусть.
  — Хотя бы выпусти ее.
  — Садись в экипаж, тряпка! У меня нет времени ерундой заниматься.
  Морган послушался, и Ник содрогнулся от небывалой жестокости этих людей.
  И все же они, сами того не зная, сослужили ему службу, ибо теперь ему не нужно было возвращаться в город на своих двоих.
  Следить за ними Ник не собирался, потому что знал, где их сможет найти. На ближайшее время у него были другие планы. Выждав, пока они отъедут подальше, он вывел из стойла лошадь. В сарае нашлась старая упряжь, и после некоторых усилий ее удалось приспособить. Гайка от колеса лежала у него в кармане, и вскоре он уже забрался в экипаж и покатил по дороге, ведущей в город. В Уихокене он останавливаться не стал, а поехал дальше, в Хобокен. Там он оставил лошадь в частной конюшне и, сказав, что вернется за ней, поспешил в Нью-Йорк.
  Добравшись до города, Ник сразу же направился к инспектору Бирнсу.
  — Инспектор, — сказал он, когда шеф принял его, — сегодня люди, которых я преследовал, совершили два убийства. Этим же людям все известно об убийстве Эжени Ла Верди! Тела убитых сейчас лежат там, где они их оставили, — в доме недалеко от Палисейдс.
  — Ник, вы удивительный человек! Опишите место, и я телеграфирую полиции Джерси.
  Ник рассказал, где находится дом, и предупредил:
  — Только не поднимайте шума. Сообщите шефу Мерфи из Джерси, что вы знаете убийц и что вы передадите их ему до конца недели. Не хочу их спугнуть.
  — Хорошо.
  — Еще два вопроса.
  — Да?
  — Вы пойдете со мной арестовывать убийцу Эжени Ла Верди?
  — Конечно. Когда?
  — Завтра вечером. Приходите ко мне домой в восемь.
  — Буду. Второй вопрос?
  — Мне нужно разрешение на встречу с задержанным, которого я доставил в управление. Я хочу с ним поговорить.
  — Сейчас?
  — Да.
  Разрешение было оформлено, и Ник, не теряя времени, отправился в полицейское управление на Малбери-стрит, где его сразу провели в камеру Тони.
  — Тебе известно, кто я, Тони? — спросил он.
  — Нет. С ниггерами я не знаюсь.
  — Вот, значит, как. А я тебя знаю. И хочу задать несколько вопросов.
  — Задавай.
  — Почему ты кормишь убийцу своей сестры?
  — Чтобы он с голоду не умер.
  — Я думал, ты хочешь убить его.
  — Зачем это? Я бы скорее задушил человека, который убил мою ручную кобру.
  — И что ты сможешь для меня сделать, если я приведу тебе этого человека?
  — Все, что попросишь.
  — Если покажешь мне, как будешь кормить убийцу твоей сестры, я сделаю это.
  — Как ты узнал, что она моя сестра?
  — Не важно. Но я это знаю.
  — Его нужно поскорее покормить, а не то он умрет от голода или уйдет из дома.
  — А до завтрашнего вечера это терпит?
  — Да, но он будет недоволен.
  — Ты боишься его?
  — Я? Нет. Меня он не посмеет тронуть.
  — Очень хорошо. Завтра вечером я отведу тебя туда и обещаю, что ты встретишь человека, который убил твою кобру.
  — И руки у меня будут свободны?
  — Да.
  — Кто ты?
  — Это имеет значение, если я сдержу слово?
  — Нет.
  — Тогда счастливо оставаться. Встретимся завтра вечером.
  На следующий день вечером, ровно в восемь часов, инспектор Бирнс вошел в дом Ника Картера. Ник пересказал ему свои вчерашние приключения от начала до конца. Потом, оставив шефа ждать, Ник поспешил в управление и забрал Тони.
  По улице душитель шел в наручниках, но Ник, снова принявший облик чернокожего, пообещал ему снять наручники, как только они окажутся в доме на Сорок седьмой улице.
  Когда добрались до места, Ник, к неописуемому изумлению Тони, вошел в дом через потайной ход под лестницей. Он раньше спрашивал у Тони, чем нужно кормить убийцу, но душитель заверил его, что все необходимое спрятано в доме.
  Итак, они вошли.
  Оставив Тони и Бирнса в подвале, Ник бесшумно поднялся по лестнице и нашел капитана в одной из гостиных. Он сидел в кресле и читал газету с совершено невозмутимым видом, как будто этот дом принадлежал ему. Ник издал негромкий звук, чтобы привлечь его внимание, и капитан тут же оторвался от газеты. Потом с пистолетом в руке он встал и медленно пошел в сторону коридора, где в темноте его ждал Ник. Как только капитан оказался поблизости, Ник схватил его. Воспользоваться оружием преступник не успел. В один миг он оказался на полу, а на его руках и лодыжках защелкнулись стальные браслеты.
  — Так-то лучше, капитан Филип, — удовлетворенно произнес Ник.
  Капитан не проронил ни слова. Даже не выругался. Он был спокоен и сосредоточен, очевидно, пытался придумать, как освободиться.
  Когда Ник вернулся в подвал, его ожидал сюрприз — капитан Бирнс задержал Моргана точно таким же образом. Он услышал, как Морган идет по тайному ходу, и скрутил его так быстро, что тот и опомниться не успел.
  Двоих преступников надежно связали друг с другом и оставили в гостиной.
  — Теперь, Тони, мы покормим убийцу, — сказал Ник. — Идем.
  — Смотрите, чтобы он вас не увидел! — предупредил Тони.
  — Мы спрячемся.
  — Снимите браслеты.
  Ник снял с него наручники, и Тони повел их за собой вверх по лестнице.
  — Где еда? — спросил Ник.
  — В той же комнате. Спрятана.
  Тони дошел до двери спальни Эжени, там остановился и прислушался. Потом открыл дверь, быстро вошел и зажег газовую лампу.
  Глава XIII
  Убийца Эжени находит новую жертву
  Тони вышел на середину комнаты и громко хлопнул в ладоши. Немного погодя висевшая на стене большая картина вдруг сильно затряслась, и вдруг из-под нее показалась змеиная голова. Тони затянул какую-то заунывную песню, и змея начала выползать из своего убежища. Двенадцатифутовый питон спустился на комод с зеркалом и оттуда на пол. Они отошли к стене, чтобы не попасться змее на глаза, Ник приготовил свой надежный револьвер.
  Тони, продолжая напевать, начал водить головой из стороны в сторону. Питон скользнул по полу к нему и начал подниматься перед ним, пока его глаза не оказались на уровне глаз Тони. Потом змея положила голову ему на плечо и начала медленно оплетать душителя своим отвратительным телом.
  Тони повернулся и подошел к другой картине, которую отодвинул в сторону, открыв зарешеченное отверстие. Приподняв решетку, он запустил руку в дыру, достал из нее кролика и бросил его на пол.
  Зверек немного попрыгал по комнате, а потом, заметив открытую дверь, юркнул в нее и исчез. Тони хотел его перехватить, но, не успев сделать и шагу, вскрикнул от боли и остановился. Питон, недовольный бегством потенциальной добычи, начал сжимать кольца на теле душителя. Напрасно Тони пел, напрасно использовал все трюки, известные в его профессии, — ничто не действовало на змею. Все крепче и крепче сжимались кольца, в то время как голова питона зловеще покачивалась перед лицом жертвы.
  Вдруг Тони упал на пол, а змея начала плавно перемещать кольца на горло душителя. Ник тем временем ждал возможности воспользоваться револьвером. Такая возможность ему представилась, когда питон снова поднял голову. Пуля точно попала в цель. Ник и инспектор прыгнули вперед, освободили Тони и подняли его. Он был жив, но без сознания.
  — Он не выживет, — сказал Ник. — Можно попробовать его спасти, но у него сломаны ребра и продолжается внутреннее кровотечение. Это было ужасно.
  Наконец Тони открыл глаза.
  Рассказ его был временами бессвязным, но многое прояснил.
  Тони родился в семье заклинателей змей, причем он и Эжени, его сестра, считались самыми талантливыми из всех. Когда-то давно они с Эжени поссорились. Причиной ссоры стало непорядочное поведение Тони. Эжени отказалась от брата.
  По наущению капитана Филипа он уговорил ее купить дом на Сорок седьмой улице, который преступники уже давно использовали в своих целях. Им так или иначе удавалось уходить от ответственности. Тайные ходы были старыми, Тони не знал, ни кто их соорудил, ни где собирались использовавшиеся в них механизмы. Эжени отдала Тони всех змей, кроме питона, которого очень любила. Даже ее горничная Делия Дент не знала о страстном увлечении хозяйки змеями и не догадывалась, что в их доме живет огромный питон. В ночь смерти сестры Тони пришел в дом вместе с Джоном и Синдаром, чтобы потребовать деньги. Он оказался у двери ее спальни в тот самый миг, когда питон выполз из укрытия в стене за картиной, и его появление, вероятно, разозлило пресмыкающееся, которое свернулось кольцами вокруг шеи хозяйки и громко зашипело. Осознав, что змея душит Эжени, Тони бросился спасать сестру, но, увидев, что питон собирается напасть на него, развернулся и убежал, оставив сестру на произвол судьбы. Он рассказал Джону и Синдару о том, что увидел, и впервые узнал, что Синдар в детстве был загипнотизирован змеей и с тех пор боялся приближаться к ним. В дом на Сорок седьмой улице идти он не хотел из-за питона.
  Позже Тони вернулся сюда и накормил рептилию. Зачем — но и сам не знал, должно быть, просто из любви к змеям. Он рассказал, где содержатся кобры, и инспектор лично истребил их всех до одной. Тони умер от повреждений, не закончив рассказ, и история жизни Эжени Ла Верди так и осталась неразгаданной.
  Но убийца был найден, им оказался питон.
  Съездив на Гоэрк-стрит, сыщики узнали, что Морган сдержал слово и убил Джона. Его нашли с кинжалом в сердце, и было собрано достаточно улик, указывающих на то, что это сделал Морган.
  Впоследствии капитан Филип был передан полиции Джерси. И он, и Морган заплатили сполна за свои преступления.
  Яхта и убежище под причалом в Южном Бруклине тщательно обыскали, после чего яхта была продана, а убежище засыпали камнями.
  Убийство Эжени Ла Верди перестало быть загадкой, а убийцу, питона, сразила пуля, выпущенная из револьвера Ника Картера.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"