Пчёлка уже не плакала. Она вообще плакать не собиралась. Просто мама её ударила. Впервые. Щека болела совсем чуть-чуть. Сильнее болело что-то внутри. Но Пчёлка твердо решила больше не плакать. Ведь она это заслужила. И мамины крики, и мамины слёзы, и этот удар.
Сейчас мама и староста деревни о чём-то сильно спорили за дверью. Дверь была хорошая, тяжёлая, ещё отец делал. Поэтому разобрать, о чём говорили взрослые, не получалось. Хотя Пчёлка и так знала, из-за чего они спорят. Из-за неё. Поэтому она терпеливо сидела на крыльце.
Солнце уже садилось, и постепенно начинало холодать. Лето в Придорожье пришло совсем недавно. И ночи ещё были по-весеннему промозглые.
К Пчёлке подошёл Кузька, доверчиво ткнулся холодным носом в подставленную ладошку. Потом шлёпнулся перед крыльцом, деловито почесал задней лапой за ухом, посмотрел на девочку и неуверенно гавкнул.
- Нет, Кузька. Не могу я сейчас с тобой поиграть, - Кузька наклонил морду вбок и поднял длинное волосатое ухо, будто так он мог лучше расслышать, что сказала хозяйка. - Глупый ты, Кузька! Маленький ещё, поэтому глупый! - Пчёлка сползла с крыльца на землю и обняла пса. - Я всё равно уйду, слышишь! Даже если мамка не пустит!
Тут дверь с жутким грохотом открылась, так что Кузька только тихо тявкнул и смело бросился в сторону своей будки. А Пчёлка осталась сидеть на земле около крыльца. И вид разгневанного старосты снизу-вверх ей очень не понравился. Но вставать было уже поздно.
Мужчина быстро спустился с крыльца и пошёл в сторону калитки, даже не взглянув на застывшую девочку. Старосту Придорожья знала вся округа, аж до самых Петухичей, знала за крутой нрав, зверский аппетит и тяжёлую руку. Знала и поэтому старалась под эту самую руку попадаться как можно реже.
Так что Пчёлка только тихонько вздохнула, когда староста, сейчас больше похожий на растопленную на всю мощь печку, прошёл мимо неё. Но внезапно почти у самой калитки мужчина остановился. Оглянулся, внимательно оглядев Пчёлку, так что девочка невольно попыталась прикрыть рукой пятно на подоле сарафана и сделать как можно более взрослое выражение лица. Но сидя на земле и то, и другое получилось очень плохо.
- Глупость делаешь, девочка, - глухо пророкотал староста. - Глупость. Думаешь, лучшую долю найдешь? А сама в лесу сгинешь! - Пчёлка молча смотрела ему в глаза, казалось, даже не моргая. - Ну, упрямая, как знаешь. Дурная девка, вся в отца. Обычай знаешь - у тебя есть три дня, чтобы одуматься. А потом начинай готовить Проводы. Три дня, слышишь? - Пчёлка даже дышать перестала. Но глаз не отводила и продолжала молчать.
Староста ещё постоял, но понял, что ответа он не дождется. Досадливо сплюнул, развернулся и пошёл прочь.
Кузька тихо поскуливал из конуры. Приблизиться к такому большому и злобному человеку он так и не решился.
Пчёлка медленно поднялась с земли, отряхнула сарафан и осторожно вошла в избу.
Мама готовила. Только котелки у неё сегодня громыхали сильнее, чем обычно, и глаза были ещё красные и опухшие.
- Есть будешь?
Пчёлка только головой мотнула, сказать что-то почему-то не получалось.
- Тогда иди, спать ложись. Поспишь, авось утром сама одумаешься, а то... - мама украдкой вытерла набежавшие слёзы уголком полотенца и вышла из избы, громыхая пустыми вёдрами.
Пчёлка шумно шмыгнула носом, пытаясь удержать предательски набежавшие слёзы. И полезла на чердак. На чердаке они с сестрой любили спать летом, когда было не так холодно. И ещё туда перебираться было рано. Но девочке казалось, что сегодня надо спать именно там. И завтра. И послезавтра. До самого ухода.
Пчёлка снова шмыгнула носом, сворачиваясь клубочком на такой родной лежанке. Спать ещё было дико рано. Но сегодня из-за такой мелочи девочка решила с мамой не спорить. Может, правда завтра все проблемы будут не такими страшными и неразрешимыми.
Скоро вернулась с водой мама, зашумела, забренчала посудой. Запахло рыбой. Мама варила уху. С визгом ворвалась домой Таська, начала что-то громко рассказывать маме, порой заливаясь звонким смехом. Пчёлка уже этого не слышала. Она спала.
Разбудила её тихое сопение Таськи над ухом.
- Ты спишь?
- Сплю, - буркнула Пчёлка, не открывая глаз.
- А почему тогда разговариваешь?
- Это я во сне разговариваю. - Пчёлка нехотя приоткрыла левый глаз и еле различила в полумраке чердака склонившееся над ней личико сестры. - Ты чего сюда залезла? Иди к маме спать!
- А я с тобой хочу.
- Замерзнешь!
- Не замерзну! Мне мама одеяла дала. Сказала тебе тоже отдать.
Пришлось встать, забрать одеяло, укутать сестру и укрыться самой. Последнее, надо сказать, обрадовало замерзшую уже Пчёлку.
Было тихо. Только вдали, на другом конце деревни кто-то пел. И Таська громко сопела и ворочалась.
- А ты правда уйдешь?
- Правда.
- Не надо, - Таська выпрыгнула из-под своего одеяла, прошлёпала босыми пятками до сестры. Юркнула под Пчёлкино одеяло и прижалась к ней крепко-крепко.
- Не ходи на Дорогу. Ты же слышала мамины сказки! Она людей кушает. Все, кто уходит по ней, никогда больше домой не возвращаются.
- Таська, это же сказки. Ну как Дорога может людей кушать - у неё же рта нету.
- А она без рта кушает, - упрямо повторила Таська. - Она нашего папу скушала и тебя скушает.
- Не скушает - подавится! Я же жу-у-утко невкусная и костлявая, - Пчёлка скинула одеяло и начала щекотать сестру. Таська пищала, смеялась и даже похрюкивала от восторга. Какое-то время девочки дурачились, а потом опять притихли.
Пчёлка встала, чтобы поднять упавшее одеяло, когда Таська вновь тихо прошептала:
- Не уходи.
- Не могу, Таськ.
- Зачем тебе уходить? Ты нас не любишь?
- Глупая, люблю, конечно.
- Тогда зачем?
- Потому что так надо.
Таська начала тихо хныкать.
- Дурацкая Дорога.
- И ничего не дурацкая. И я же не навсегда ухожу, Таська. Не реви! - Пчёлка укутала себя и сестру обоими одеялами. Может, они и не замерзнут к утру. Таська всяко уже к маме не уйдет спать. Да и от неё, Пчёлки, до утра не отлипнет.
- А почему тогда бабка Доротья говорила, что те, кто на Дорогу уходят не возвращаются никогда?
- Потому что взрослые не хотят, чтобы мы на Дорогу уходили, вот и рассказывают нам страшные сказки.
- А ты знаешь не страшные?
- Знаю.
- Расскажи!
- Если мама об этом узнает, она и меня, и тебя выпорет, - вздохнула Пчёлка.
- А мы ей не расскажем, - заговорщически прошептала Таська.
- Ну, хорошо, слушай. Мне это папа рассказывал. Ты тогда ещё совсем маленькая была, не помнишь.
- Я и папу почти не помню! - обиженно буркнула Таська.
- Тихо, а то не буду рассказывать!
Таська обиженно засопела, но перебивать больше не решилась. Сестра часто рассказывала сказки ей и другим детям в деревне. Таське порой казалось, что в такие моменты её сестра становится чуть-чуть другой. У неё даже голос мягче становился. А взгляд такой странный, будто она смотрит куда-то далеко-далеко, куда никто другой заглянуть не может. Таська очень любила, когда сестра рассказывала сказки. Особенно, когда она рассказывала ей, вот как сейчас, на полутёмном чердаке, укрытом почти летним вечером. Только ей, и никому больше.
- Папа рассказывал, что никто не знает, когда и почему появилась Дорога. Может, она всегда была здесь. Ещё до папы. И до папы его папы. И до папы его... Таська. Не вертись, мне же больно, когда ты меня локтём пихаешь... И много-много лет люди из самых далеких стран приезжали в нашу деревню, чтобы выйти на Дорогу. Одни мечтали найти на ней славу, другие - богатство, третьи - мудрость. Мы очень мало знаем о Дороге, но самое важное то, что если сможешь пройти Дорогу до конца, то обязательно встретишь своего Учителя.
- Кого? - недоуменно переспросила Таська.
- Учителя. Человека, который научит тебя всему-всему.
- А зачем для этого идти на Дорогу? Ведь тебя всему может мама научить? Или дядя Цепий, который за рекой живёт. А ещё я слышала, что в больших-больших деревнях есть дома, куда детей собирают и учат читать.
Пчёлка молчала. Она когда-то тоже задавала отцу этот вопрос. Он тогда рассмеялся и что-то ей ответил. Но она уже не помнила что.
- Потому что тот Учитель особенный. Папа говорил, Дорога всегда знает, что у тебя лучше всего получается. Учителя же тоже разные бывают. Одному суждено быть торговцем, как нашему дядьке Цепию, а другому - ткачом. И вот каждый на Дороге встречает именно своего Учителя. И говорят, если ты его встретишь, то обязательно станешь знаменитым, у тебя всё будет получаться. И будет много денег.
- Ой, здорово! А почему тогда Дорогой пугают? Ведь она же хорошая получается?
Пчёлка вздохнула.
- Говорят, на Дороге каждого ждут испытания. Только никто не знает, какие. Но помнишь, сколько народу уходит на Дорогу каждый год. А Учителя встречают очень и очень мало людей. Куда деваются остальные - никто не знает. Дед Митяй как-то говорил, что они просто прячутся. Что им стыдно вернуться домой ни с чем. А другие говорят, что они умерли... Не пищи. Папа тоже не знал, куда люди пропадают.
Девочки лежали под двумя лоскутными одеялами и молчали. Молчали очень долго и думали об одном и том же.
- А почему папа ушёл на дорогу? У него ведь были мы... Он ведь не вернулся... Значит он тоже... пропал? - голос Таськи слегка дрожал. Девочка сама боялась своего вопроса. Но не спросить не могла. - Эй, ты спишь?
Пчёлка молчала. Глаза её были закрыты. Но девочка не спала. Она ждала этого вопроса. Ждала и боялась. Потому что не знала, что отвечать.
Но ей казалось, что она понимает отца. Она сама не могла понять, что её тянуло на Дорогу. Звало, тянуло, не давало покоя. Она просто знала, что она выйдет на неё. Как когда-то вышел её отец. Но только она обязательно вернется к маме и Таське. Обязательно. Потому что они без неё будут плакать.