Я стою перед зеркалом и машу руками. Кажется, Ляля собирается воспользоваться моей беспомощностью, пока я сушу ногти: он похотливо ухмыляется, утробно ухает и ходит вокруг да около, постепенно сужая круги. Я сердито шиплю на него, и он с ворчанием отступает, но я все равно смотрю с подозрением в его сторону, тем более что расхаживаю по квартире голышом. Впрочем, я сама виновата: никак не могу избавиться от дурной привычки - чуть что, сразу замуж. Мы учились в одном классе, и уже тогда этот длинный рыжий отличник пытался распускать руки. Но сразу после школы вихрь взрослой жизни закружил и унес меня прочь, так что ему пришлось немного подождать, пока его принцесса обретет покой и умиротворение в его терпеливых объятиях, освященных узами моего четвертого брака. Почему Ляля? Сама не знаю. Это прозвище родилось в пароксизме страсти, хотя, сказать по правде, это двухметровое волосатое чудовище менее всего похоже на ляль. Чудовище утверждает, что в тридцать четыре я такая же очаровательная, как и семнадцать лет назад. Это правда, но только теперь это очарование занимает у меня на два часа больше, чем во времена моей юности.
Молодой, любящей поспать женщине средних лет, которой приходится ездить на работу к девяти, живется несладко. Подъем затемно, контрастный душ, обтирание лица льдом из зеленого чая, укладка. На завтрак - стакан свежевыжатого апельсинового сока и мюсли (будь они прокляты!).
Муж выходит из дому на час позже, чем я, но вместо того, чтобы поспать лишних шестьдесят минут, поднимается вместе со мной и все утро не дает мне прохода. У него, видите ли, утренние рефлексы. Он плотоядно косится на мою грудь (на меня он может дуться, на нее - никогда), разговаривает с ней ("Ах, вы мои ма-а-а-аленькие!"), отчаянно подлизывается и строит мне глазки в иллюзорной надежде на блиц...
Я надеваю трусики, лифчик и надолго задумываюсь. Какие колготки надеть? Бежевые или цвета загара? Натягиваю цвета загара. Нет, пожалуй, все-таки бежевые. Ляля подглядывает за мной из-за приоткрытой двери и восхищенно цокает. Я прогоняю его, он ретируется на кухню, но стоит мне удалиться в туалет, начинает беспокоиться, подкрадывается, подозрительно принюхивается, наконец не выдерживает, и вот уже я вижу в замочной скважине его горящий негодованием глаз:
- Ты что, какаешь?! - подозрительно спрашивает он меня сквозь запертую дверь.
Я молчу.
- Какаешь, что ли?!
Ну вот, началось. Теперь он будет с потерянным видом бродить по квартире, подтягивать трусы до самых подмышек, тяжело вздыхать, как змея, посаженная в кувшин, заламывать волосатые руки и сетовать на то, что три года назад злые люди обманули его и подсунули какую-то ненастоящую принцессу. "Принцессы не какают", - так написано на краеугольном камне, лежащем в основе вселенной его представлений о семейной жизни.
Незадолго до того как податься в гомосексуалисты, Кельвин Кляйн сказал: "Ничто не красит женщину так, как косметика". Я полностью с ним согласна, но для начала - освежающая маска. Чувствую, как Ляля сопит где-то у меня за спиной, но близко подходить боится, рискуя получить локтем в живот. На всякий случай показываю ему кулак в зеркало и обращаюсь к помощи корректора, чтобы скрыть следы недосыпа. Затем наношу слой тонального крема (пожалуй, лучше выбрать на тон светлее) и слегка припудриваю лицо пудрой со светоотражающими частицами - это заставит кожу сиять. Румяна натуральных оттенков, тени пастельных тонов, тушь - черная или коричневая в зависимости от настроения. Помада? Пожалуй, нет: сегодня обойдусь блеском для губ.
Половина девятого.
- Дорогая, - жалобно взывает Ляля ко мне из гостиной, - мне нужны деньги!
- Возьми в сумочке, - кричу я ему, пытаясь застегнуть "молнию". Черт возьми, а ведь еще две недели назад я это проделывала без труда! Здесь есть одно правило: если ты не влезаешь в любимую юбку, а та, в которую влезаешь, тебе не нравится, - иди и купи себе новую сумочку. Или шубу.
Я слышу, как он безнадежно вздыхает и отправляется в коридор, где на кушетке, распахнув пасть, неприязненно скалится на чужака мой "Марк Джейкобс" в компании двух хищников помельче... Вообще-то ни одному мужчине не разрешается кормить их с руки, но Ляле я доверяю. В конце концов, если я шарю в его карманах, то почему бы не разрешить ему немного пошарить в моих? Впрочем, он не злоупотребляет моим доверием: женская сумочка для мужчины - предмет хтонический, а следовательно, лучше держаться от него подальше. Некоторые вещи там исчезают бесследно (муж это знает и поэтому никогда не просит меня положить к себе в сумочку его солнцезащитные очки, пачку сигарет или кредитную карту), зато другие появляются словно из ниоткуда: несколько дней назад я обнаружила в ней пассатижи! Вопрос "Чего нет в женской сумочке?" вгоняет Лялю в ступор, я же считаю, что единственное, чего там нет, так это свободного места. Ключи, паспорт, водительские права, мобильный телефон, зарядка для телефона, набор косметики "Эсте Лаудер" (румяна, компактная пудра, корректор, карандаш для глаз, тени, тушь, блеск и карандаш для губ, помада (2 шт.), лак для ногтей), флакончик духов "Буа дез Иль", шариковый дезодорант, средства для снятия макияжа и ацетон на случай, если заночую у подруги, маникюрный набор, набор бумажных салфеток, миниатюрная губка для обуви, початая бутылочка "Эвиана", мятные конфетки, блистер "Ношпы", зонтик, сложенный пополам журнал "Психология", запасные колготки и кошелек - вот стандартный набор, без которого уважающая себя женщина никогда не выходит из дома.
- В какой именно? - в отчаянии кричит Ляля.
- В коричневой, - кричу я в ответ, и в моем голосе чувствуется раздражение.
Муж кряхтит, мнется и, собравшись с духом, опасливо, как будто она в любой момент может вцепиться ему в запястье, запускает в сумочку руку, долго роется, шелестит какими-то бумажками, чертыхается вполголоса и наконец двумя пальцами, словно дохлого хомяка или жабу, выуживает на белый свет кошелек.
- Нашел! - радостно орет он.
"Три минуты семнадцать секунд, - отмечаю я про себя. - Да ты идешь на рекорд, мой милый!"
- Здесь нет денег! - снова орет он, и тут я взрываюсь: с проклятиями бегу в прихожую, выхватываю жабу у него из рук и, словно фокусник, достаю из пустого кошелька две пятисотрублевые купюры.
Ляля смотрит на меня с восхищением, но старается держаться на расстоянии. В сердцах посылаю его к черту и иду обуваться: нагибаюсь, а сама поглядываю назад из-под руки: мало ли что?
Уф, кажется, все. Еще раз критически оглядываю себя в зеркале: ну что же, неплохо. Теперь я готова встретиться с реальностью лицом к лицу.
- Ляля, - зову я его для ритуала прощального поцелуя.
Молчание. Опять, что ли, медитирует перед стиральной машиной на крутящееся в барабане белье? Или ногти стрижет? Нет, в ванной комнате пусто. Заглядываю в спальню и вижу: муж раскрыл все шкафы, а сам, понурившись, сидит на краю кровати, рыжий, волосатый, никому не нужный, печальный, как сиротка-орангутанг, и нюхает на предмет пригодности свой вчерашний носок. И тут вдруг мне становится так его жалко, такая горячая волна нежности поднимается до самого горла и начинает щипать в носу, что я отбираю у него носок, обреченно вздыхаю (еще одно утро оказалось напрасной тратой косметики) и начинаю раздеваться. В конце концов, все равно я уже опоздала.
Выползать из-под земли я уже привыкла. Даже научилась не плакать, когда открытый простор принимает меня в свои пределы. Ненадолго - двадцать секунд ходьбы от метро, и я на уже на месте, в доме под перевернутой "дубль-вэ" на крыше.
Как давно, кажется, я прилетала сюда на крыльях. Не только любви, на реальных, с перышками. И "M" казалась мне с высоты перевернутой "W", началом красочной сказки от "Walt Disney"!
Как все изменилось... Ни крыльев, ни любви, и "M" каждый день бессердечно напоминает об этом. "Malt Whiskey". Холодный растворимый кофе без сливок.
Шлеп-шлеп подносом. Хлюп-хлюп под носом. Пшшш - ваше латте, пожалуйста. Поплачь, на судьбу пожалуйся, Тася... Руку вверх: "Свободная касса!"
Костик не приходит. На днях мелькнуло за окном его полосатое кашне, и я бросилась к двери, забыв закрыть кассу! Не он. Вернулась под неон прилавка за выговором и вычетом. Спасибо, не уволили.
Отругала себя: так и будешь на все полосатое кидаться, дурочка?! Привыкай! Нет крыльев - нет Благодати, запомни. Нет сродства к человеку близкому. Далекому теперь. Где ты, Костик, гад неистовый?!!
***
Небритый бомж в вонючем полосатом шарфе, накрученном по нос. Его гоняли, его лупили - он снова приходил. Пряча глаза, выпрашивал у посетителей котлетку или пай, заталкивал в себя, рыгал и... шел клянчить, чем бы запить. В карманах ни копейки, а помирать не хотел. Глупо, это ж не жизнь. Но цеплялся!
Однажды зацепился карманом пальто за ручку входной двери. Поскользнулся, повис на кармане, ножкой сучит - встать пыжится. А тут я на смену бегу. Посмотрела сверху - а лицо у него умиротворенное, в глазах синь небесная плещется, через край бьет! Едва не утонула я, еле выгребла. Сгребла мужчинку в охапку, в сортире мужском умыла. Благо, поутру никому не приспичило.
Стоит предо мной, мнется. Нестарый. Ножки бантиком, глазки домиком, похож на... нет, не на гомика! На заплутавшего смахивает. Будто вышел из дому с утра, а очутился в другом измерении.
- Ты заблудился? - спрашиваю.
- Я не блужу, - говорит, в пол уставившись, - я от чистого сердца.
Покормила. Из своей ученической зарплаты, понятно. Строго, встряхнув за ворот, наказала сегодня не пить и вечером прийти снова.
***
В конце смены к моей кассе явился он чистенький, отутюженный до хруста стрелок на брюках. На шарфе ни пятнышка. Незнакомый пряный запах одеколона, гладко выбрит. Правда, глаза чуть потускнели. Или освещение такое?
Бросил на прилавок красненькую:
- Латте, пожалуйста. Разрешите пригласить на ужин?
До лекции в колледже оставалось два часа. Я обалдела и согласилась. Или сперва согласилась, не помню. Устроились в кафе по соседству.
- Ты кто, Костик? - поинтересовалась для начала.
- Аниматор, - он пожал плечами, разливая шампусик. Ага, художник! У творцов причуды в крови.
- А почему бомжуешь? Работы нет? - я отпила глоточек. Вкусно, ага.
- Работы навалом. Смертность высокая, - он покрутил фужер на столе двумя пальцами, не поднимая. - Благодати нет, вот что плохо!
Слово за слово, счетом по столу - мы вышли в вечер города, как родные. Брусчатка искрила под моими каблучками. Я слышала стук его сердца, он видел цвет моих мыслей. Удивляться не успевала! И тут он совсем огорошил:
- ТЫ станешь моим ангелом-хранителем, - говорит, за локоть придерживая - брусчатка коварна.
- С чего бы? - не понимаю.
- Так ведь первый день цикла, - он пожимает плечами снова, будто я глупость сморозила. Верно, у меня первый день. Он ведун, что ли? Кровь бросилась в голову, душно стало.
- Ну да, - он остановился, развернул меня лицом к лицу, - и у тебя тоже. И у меня прилив. Циклы совпали. Смотри, - он указал глазами на мусорный контейнер.
Две серые вороны тащили за хвост дохлую крысу. Судя по ранам, ими же и заклеванную. Вернее, тащил самец, а самка подкаркивала, чтобы поторопился. Костик покачал головой, осуждая птиц. Те оставили трупик в покое и, понурив головы, отступили в сумрак сквера.
- Помогай, - попросил Костик, присев перед крысой на корточки. Накрыл тельце ладонями. Интересно, чем я должна помогать? Встала сзади, крыс я даже дохлых побаиваюсь. Голый хвост дернулся, потом еще раз. Костик распрямился. Животное стояло на лапках. Кровь засочилась из раны на темечке и вскоре остановилась. Крыса, покачиваясь, процокала под контейнер.
- Ты умница, - сказал Костик, обернувшись ко мне. - Есть у нас Благодать! - он потянул меня за локоть дальше по улице, но я не тронулась с места. Пробил озноб, ноги подгибались.
- Ты кто? - просипела я.
- Аниматор.
***
Первый мужчина, говорят, самый лучший. Потому что единственный, и сравнить не с кем. Лекции перепишу, не беда. Главное - у меня есть он. Посеревшие глаза тревожно смотрят из-под одеяла:
- Как ты?
- Нормально, - отвечаю. Что в таких случаях говорят, интересно. О погоде что-нибудь? - Ты это так... здорово делаешь... нет, сделал... со мной... что?
- Сделал? - он поднял брови. Ну да, плечи-то под одеялом, а то бы пожал. - Анимировал, я больше ничего не умею.
- Но я же... живая! - удивляюсь.
- Теперь да, - отвечает глухо, губы шелестят о ткань пододеяльника, - теперь по-настоящему.
- И что будет?
- Полетишь. Под лопатками чешется?
***
Зачесалось назавтра. А через неделю напал жор, еле сдерживала себя, чтобы не умыкнуть пирожок из заказа клиента. Исходила слюной, каждые полчаса отпрашивалась у менеджера якобы в туалет. По дороге через кухню выхватывала тайком щепоть картофельных палочек или дольку соленого огурца.
Поварихи зашептались в тот же день. Директор вызвал на следующий:
- Беременная? - пригвоздил меня суровым взглядом к входной двери кабинетика.
- Не знаю, неделя всего, - я отважно не отвела взгляд. Ведь у меня теперь есть Костик, он защитит, если что.
- Судя по аппетиту, у тебя минимум двойня, - усмехнулся моей простодушности директор. - Скажешь поварихам, чтобы кормили без ограничений. Пользуйся, пока я тебя не уволил.
***
Глаза у Костика посерели. Он знал, и стеснялся. Выключал свет, не спрашивая. И неистово любил! Я задыхалась, не успевая отвечать.
А потом он ощупывал бугорки на моей спине, целовал их и по-отцовски басом подбадривал:
- Давайте, растите! Время не ждет!
Костик трудился беззаветно, возвращался домой затемно, когда я уже прибегала с занятий и успевала настрогать сытный ужин. Мой крохотный холодильник утром распухал от свежих деликатесов, а к ночи облегченно выдыхал. И так уже месяц. Я с удивлением для себя жалела этот агрегат.
Порой аниматор брал работу на дом. Отравленные дог-хантерами бродячие псы, раздавленные голуби, обгоревшие кошки наполняли вечером наше жилище вонью. А утром отпускались живыми на волю - на волю случая, под колеса, в руки безжалостных мальчишек.
- Они снова погибнут? - спрашивала я.
- Они стали умней, - отвечал он.
Однажды на кухне появился супер-холодильник. Упираясь в потолок, он сиял новеньким металлом и урчал. Заурчало и у меня в желудке.
- Откуда деньги? - спросила я смертельно уставшего Костика.
- Заплатили. Тут замочили одного подонка. Восемь пулевых. Еле вытащил.
- Зачем? - мне казалось, что старый холодильник еще справлялся.
- Я не властен, - лед засверкал в его белеющих глазах. - Как и ты, меня хранящая.
***
На работе мне выдали просторную форменную сорочку - размеров на десять больше. Коллеги косились на область моего живота, чтобы укрепиться в своих догадках. Откуда им было знать, что тайное кроется с обратной стороны! Отрастающие крылья я прижимала к спине эластичным бодиком, что для красивой поддержки бюста. Может, и грудь когда-нибудь потребует поддержки, мечтала я, покупая с дальним прицелом эту недешевую тряпочку. Но пока у меня в размерах ничего не увеличивалось. Кроме крыльев.
"Не сутулься, - советовали поварихи, - все равно не спрячешь". "Пока получается", - думала я.
Перья вылезли на пятом месяце. Они щекотали спину. Костик зарывался в них лицом и чихал. А я училась расправлять крылья. Для этого надо повести плечами... не шевеля ими. Усилие передается на лопатки, с которыми срослись плечевые кости крыла. В зеркале отражался недоощипанный сорокакилограммовый бройлер. С куриной грудкой.
На шестом я уже отрывалась от пола, гоняя по комнате пыль и чеки из продмага. Костик лежал на тахте и улыбался. Глаза он дома теперь не открывал, не хотел пугать бельмами. Я выключала в полете свет и мягко опускалась на моего аниматора.
***
К исходу седьмого месяца я легко носила Костика по воздуху. Выдергивала из помоек и притонов, тащила домой. Я всегда чувствовала его и находила, где бы он ни был. По стуку сердца. Если аниматор еще не совсем отключался, кормила и любила на потолке. Мужчина должен быть сверху, считала я, а Костик боялся повредить мои крылья.
- Когда уходишь в декретный? - как-то спросил директор, - готовлю тебе подмену.
- Скажу, когда будет пора.
Пора пришла на следующий день - Костик пропал.
Три ночи я кружила над городом, пугая двухметровыми крыльями прохожих и вертолеты МЧС. От испуга падали замертво птицы, и некому было их оживить. Сердце аниматора молчало. Не мог умереть Костик, не мог! Я бы почувствовала его боль!
На четвертый день крылья отказались слушаться, повисли тряпками. На пятый они выпрямились, волочились за мной по полу, ни в какую не желая укладываться под бодик. Я попросила на работе отгул. "На два месяца?" - хмыкнул директор по телефону. "Как получится", - ответила я.
Через неделю крылья почернели и отвалились. Под лопатками загноились раны, и районный хирург, охренев от увиденного, оформил больничный.
Я умирала. Я потеряла Костика и смысл жизни. Я потеряла Благодать вместе с крыльями. Или раньше, когда впервые не услышала его сердце.
***
Прошел год. Я выжила, свыклась с ролью несостоявшейся соломенной вдовы, но не смирилась. Я стою за тем же прилавком и высматриваю Костика - каждый день, каждую минуту!
- Нам два кофе и пирожок, - говорит девчушка, зажав в кулаке мятую сотенную. Рядом с ней мужчина с... глазами, полными неба! Бородатый, в шляпе. Без полосатого шарфа, но чем-то напоминающий Костика. Боже, чем?!
Пара отходит с подносом к столику. Бородатый оборачивается. "Прости", - говорит он мне одними губами.
Он! ОН! А толку-то... У него новая хранительница, и мне нет места рядом. Что ж, я ждала чего-то такого.
Как он изменился, гад! Может, цикл аниматора затейливей женского - не возвращает в исходную точку, а спиралью уносит в новые измерения? А мой? А как же я?!
- Ты посмотри на себя, Вова. На кого ты похож! - смеётся она, и светлый локон трясется и качается у её щеки.
Чего, думаю, на себя смотреть. Не видел как будто. Лучше я на тебя буду смотреть. Ты красивая. И самая лучшая. И я тебя люблю. Хоть и страшно боюсь сказать тебе об этом.
- Ты самая лучшая, - деревянно выдавливаю я. - С днём рождения.
И протягиваю ей цветы. Пожалуй, нести их за пазухой было не лучшей идеей. Прямо скажем, невзрачный букетик получился. И помятый, и слегка подвявший какой-то. Когда успел? Вроде, всего час назад я цветочки самолично нарвал из навесного ящика на балконе соседки. Чувствую, сегодня вечером еще придется серьезно объясняться по этому поводу. Скажет мне соседка много-много добрых слов. И в общем, её можно понять. Некрасиво, конечно, получилось. С другой стороны, где бы я еще в семь утра букет раздобыл. А поздравлять любимую (и самую лучшую на свете) девушку с днём рождения без цветов - это, сами понимаете...
- А мне Данилов духи подарил, - как бы между прочим сообщает Светка, глядя на отражение в стекле, поворачивая голову влево-вправо и поправляя локон. - А Петров - машину. Знаешь Петрова?
- Он не слащавый, - Светка деловито гримасничает, чтобы, значит, губы были красные.
Что она там, интересно, в стекле видит, думаю. Стекло же не по-цветному отражает. По-чёрно-белому. Машину он ей, видите ли, подарил. Я и сам мог ей машину подарить, даже две. Просто не догадался.
- Просто у него правильные черты лица, - продолжает моя прекрасная мучительница. - И очень интересные глаза... Кроме того, он очень нравится моей маме.
- Я ему черты-то поправлю, - не очень убедительно обещаю я.
- Как бы он тебе не поправил, - смеется Светка, забирает наконец букет и как-то странно на меня смотрит. - Эх, ты, Вова, Вова... "пудра, розы, с неба звезды...". Дай-ка я тебе воротник поправлю. Да стой спокойно, горе ты моё...
А я и так стою. Почти спокойно. На вас когда-нибудь выливали бочку счастья? Если выливали - вы меня понимаете. Я прикрываю глаза и изо всех сил ловлю самый прекрасный запах на свете - запах Светкиных рук - и их легкие, невыносимо приятные касания в области моей шеи. Ну почему, почему я не надел сегодня десять, сто, тысячу рубашек и не перекрутил все их воротники...
- Спасибо, Вовка, - слышу я. - Очень красивые цветы... Мне пора идти. Если хочешь, можешь проводить меня сегодня домой. Я познакомлю тебя со своей мамой.
И она... целует меня. Вас когда-нибудь били мешком по голове? Мешком, полным отборного оглушительного счастья. Если били - вы меня понимаете.
- Веди себя хорошо, - говорит она мне с лукавой улыбкой (по сто сарацинов могли убить рыцари былых времен за одну такую улыбку!) и уходит. Вверх по лестнице уходит. Сейчас ей на третий этаж, а мне на второй. Но вечером... вечером я смогу проводить её домой, и она познакомит меня со своей мамой.
Я иду по лестнице вниз, на второй этаж, кладу руку на ручку второй слева двери... решительно разворачиваюсь и открываю первую справа дверь.
Ага! На ловца и зверь бежит.
- Петров! - окликаю я.
- А, здорово, Вовчик, - машет мне рукой Петров. - Как дела?
- Отлично мои дела, - сообщаю я ему: - А вот у тебя, Петров, дела сейчас будут неважные. Ты зачем Светке машину подарил?
- День рождения у неё, - удивленно говорит мне Петров. Как будто я сам не знаю.
- Если я тебя рядом с ней когда-нибудь увижу... - говорю я, и тут мой голос самым предательским образом сипнет. Впрочем, всё самое главное уже сказано. Умный, как говорится, поймет. А он не дурак, этот слащавый Петров.
Петров подбирается, слегка наклоняет голову и сжимает руки в кулаки. И взгляд его становится серьезен и холоден.
Ну, чувствую, сейчас меня научат старших уважать. Петров в два раза здоровее меня и к тому же занимается каратэ. Но мне плевать. На моей щеке - печать поцелуя самой прекрасной девушки на свете, а мы, посвященные рыцари, никогда не сдаемся. Поколотить нас можно, но победить - никогда.
Видимо, Петров каким-то шестым чувством ощущает мою сегодняшнюю непобедимость. Во всяком случае, не заметно, чтобы его распирало желание драться со мной. Скорее, он этого даже совсем не хочет.
- Да чего ты, в самом деле, - примирительно бурчит он (не разжимая, однако, кулаков). - Я просто так подарил. День рождения же... А вообще-то, мне Лариса Лапшова нравится.
- Нравится? - туповато переспрашиваю я.
- Я её люблю, - признается Петров. - Очень сильно.
- А я Светку, - говорю... и, спохватившись, спешу добавить: - Лапшова тоже красивая. И веселая.
- Ага, - говорит Петров. - Самая лучшая.
Я не спорю с ним. Хотя на этот счет у меня другое мнение. Но я Петрова понимаю. Очень хорошо понимаю.
Мы садимся на скамейку у стены и какое-то время просто сидим. Сидим и молчим. Согласитесь, иногда хорошо вот так посидеть, помолчать с понимающим тебя человеком. Особенно, если с этим человеком ты вместе взрослел. Нет, не просто старел-годы набирал. Это мелочи. А именно - взрослел. Кажется, мы с Петровым немножко повзрослели вместе. Теперь мы с ним живем не сами по себе. Теперь у нас есть любимые женщины. И мы теперь должны о них заботиться, защищать их и дарить им цветы-розы и машины, и другие подарки. Чтобы им было хорошо и приятно. Чтобы они всегда были счастливые.
А взамен нам и не надо ничего. Лишь бы только они иногда целовали нас, нежно касались шеи, поправляя рубашку, и говорили - "горе ты моё", и притворно хмурились.
А Петров - ничего такой парень... И никакой он и не слащавый вовсе. Просто у него черты лица правильные. Он же не виноват. Такое с каждым могло произойти.
- Ладно, - говорит Петров, поднимаясь. - Пора. А то опоздаем... Ты это, Вовка... в общем, если какая помощь понадобится - ты говори. Чем смогу - помогу.
И он протягивает мне руку.
- Спасибо, - говорю, поднимаясь и отвечая на честное мужское рукопожатие. - Я, вообще-то, привык сам справляться, но все равно - спасибо. И ты говори, если что надо.
Я, конечно, скорее всего, не буду обращаться к Петрову за помощью, я действительно привык справляться сам, но не могу не признать, что его предложение для меня крайне лестно. Всё-таки Петров уже в подготовительную ходит, и ему почти целых шесть лет.
Меня зовут Бу, для близких друзей - Гай. Племя мое проживает на берегу большой реки с оригинальным названием - Большая река. Народ у нас обитает все больше простой, можно даже сказать - первобытный. Жизненный уклад не отличается большим разнообразием - поесть, поспать да... в-общем, такие вот жизненные приоритеты. Насчет поесть, правда, не все просто - сначала нужно с воплями побегать по лесу, размахивая копьем с кремниевым наконечником. Этим у нас занимаются преимущественно мужчины, а женщины целыми днями бездельничают. Не велик труд убирать пещеру, таскать воду, варить обед, стирать шкуры да нянчиться с детьми и при этом еще обзывать мужчин дармоедами. Те, конечно, обижаются.
На днях мне стукнуло восемнадцать весен, я прошел обряд и был принят в сообщество охотников. Казалось бы, чего еще желать для полного счастья, разве что любви? Вроде бы и это не проблема, как я уже говорил - нравы у нас самые первобытные. Но любовь- это нечто иное...
Теплым летним солнечным утром я бродил по берегу Большой реки и вдруг повстречал дочь вождя Лану, первую красавицу племени. Она прошла мимо меня, не удостоив даже взглядом. Я воровато огляделся и последовал за ней, держась на приличном расстоянии и делая вид, что прогуливаюсь. Красавица скрылась в густом орешнике. Я припустил туда же, продрался сквозь заросли и вдруг кто-то набросился на меня сзади! Я извернулся и схватил врага...
-Задушишь, дурачок,-звонко рассмеялась Лана.
От прикосновения ее губ у меня подкосились ноги и, чтобы не упасть, пришлось прислониться к дереву. Я обнимал ее хрупкие плечи, тонул в васильковых глазах и чувствовал, как все семь пудов моих чистых мышц без капли жира тают от нежности. Как бы я хотел, чтобы безжалостное время остановило свой ход и я бы мог вечно чувствовать биение ее сердца и сладость ее уст. Увы, суровая реальность бесцеремонно вторгалась в наше счастье.
-Ты говорила с отцом?- спросил я, справившись с собой.
-Он о тебе и слышать не хочет,-вдруг всхлипнула она.-Говорит, что ты просто накачанный дебил.
Я понурился. Возразить было нечего. Вроде бы ни силой, ни ростом не обижен, могу ударом кулака убить буйвола и душа у меня, говорят, добрая. Однако, моя жизнь в племени - сплошная череда скандалов и слез. Вероятно,проблема в моем ненормальном физическом развитии, от которого умственное, к сожалению, отстает. Короче говоря, не умею я соразмерять свою силу, отчего мои душевные порывы часто имеют катастрофические последствия. Добрые намерения при этом не учитываются.
-Что нам делать, милый?-прошептала она горько.-Отец никогда не согласится, чтобы я стала твоей женой.
Легко сказать - придумаю. Полдня я бродил по лесу в тяжких размышлениях, пока вдруг не повстречал дрыхнущего под кустом шамана.
Наш шаман-большой оригинал. Общение с духами требует от него постоянной сосредоточенности и состояния транса, которого он регулярно достигает в питейной пещере. Любимым его занятием являлось изгнание демонов, причем преимущественно из симпатичных особ женского пола. Ритуал изгнания был довольно специфичным, за что мужья не раз собирались настучать шаману в бубен, однако опасались духов.
Он выполз из-под куста, увидел меня и обрадовался:
-А, Бу! Ты чего тут делаешь?
-Иду, куда глаза глядят,-вздохнул я.
-А чего такой смурной? Что-нибудь случилось?
-Да так...-снова вздохнул я.
Растрепанный служитель культа извлек из необъятных глубин своей набедренной повязки хвост дремучей змеи и помахивая этим могущественным талисманом, трижды обошел вокруг меня.
-Духи поведали мне причину твоего горя. Вождь не желает выдать за тебя свою дочь.
-Понятное дело,-кивнул я.-А то, что об этом сплетничает все племя, как бы ни при чем.
-Атеист!-укорил меня он.-Значит, бесплатный совет от духов тебе не нужен?
-Еще как нужен,-горячо заверил я его.
Шаман довольно хмыкнул.
-Есть у нас один красивый старинный обычай - похищение невесты...
Все остальное он договаривал уже в пустоту, поскольку меня с поляны как ветром сдуло. И как же я до этого не допер, сокрушался я на бегу. Украсть мою Лану - что может быть проще?
Глубокой темной ночью я пробрался к пещере вождя и затаился в кустах. В свете горящего у входа костра, опершись на копье, сладко спал Зоркий Крот. Я прокрался мимо него на цыпочках,борясь с желанием переставить конец копья в костер.
У самого входа в пещеру я наступил на что-то омерзительно мягкое и оно вдруг задергалось и заверещало диким голосом! Внутри меня все обмерло. В слепом ужасе я бросился бежать и врезался во что-то огромное. Оно отлетело и с ревом рухнуло в костер, подняв сноп искр, а я помчался прочь от этого кошмара, пока кто-то со всего маху не двинул мне по голове. Когда звезды перестали водить вокруг меня хоровод и заняли соответствующее положение на небе, я сообразил, что бежал в самый центр стойбища и вломился в Священный Дуб.
Я вскарабкался на дерево и устроился в густой листве. Вокруг пещеры мелькали факелы и колыхались многочисленные тени. Ор стоял просто жуткий. Появился вождь и с трудом навел некое подобие порядка. Началось разбирательство.
Виновником переполоха оказался Пук, которого из-за порока, созвучного с его именем, часто выгоняли из пещеры спать на улицу. На него-то я и наступил в темноте.
Трясясь от пережитого ужаса, он поведал леденящую кровь историю о том, как на него напал гигантский медведь. Пук храбро защищался и даже одолел чудовище, которое умчалось во тьму, визжа от страха. Крот, чье обожженное седалище мазали барсучьим жиром женщины, также утверждал, что на него набросился медведь. Бесстрашный воин Крот пронзил его копьем и упал в костер, а медведь убежал помирать. От всех этих былинных подвигов у вождя явно случилось помутнение в мозгах, поскольку он никак не мог понять, один был медведь или двое, - он решил звать шамана. За ним отправились, но вскоре вернулись ни с чем. Шаман дрых в питейной пещере. С трудом разбуженный, он идти не захотел, а в ответ на все уговоры лишь мычал и пинался ногами. Разбирательство отложили до утра и толпа понемногу рассосалась. На всякий случай охранять пещеру осталось трое охотников. Я проклял черными словами вонючку Пука, слез с дерева и под видом запоздалого зеваки юркнул в свою пещеру.
Утро, как обычно испортили мерзкие вопли ручного павлина, служащего у нас будильником. Крикуна кто-то быстро взял за глотку, но было поздно - большинство обитателей пещеры уже проснулись. Поднялись и загромыхали посудой женщины, закашляли старики,а из соседнего закутка неслось нечто вообще невообразимое - недолюбившиеся за ночь молодожены Дикобразы торопливо наверстывали упущенное. Я поднялся и вышел из пещеры.С наслаждением умылся у каменного корыта и присел на деревянное ведро.
Мимо проковыляла Карга, сварливая ехидная старушонка из пещеры вождя.
-Слыхал, Бу?-прошамкала она,-Балун решил дочурку свою выдать за самого лучшего охотника племени. Пошел бы, штоль, какому медведю башку открутил, глядишь- и стал бы лучшим.
Я взвыл от негодования, вскочил и пнул ведро, некстати подвернувшееся под ноги.
Оно по крутой траектории улетело в далекие заросли крапивы, которые служили племени отхожим местом. Из кустов раздался долгий гневный вопль. Перепуганная Карга припустила от меня галопом, зажав свою клюку под мышкой. А я в тоске и печали побрел сам не зная куда и очутился у питейной пещеры, где толпа охотников обсуждала свежие сплетни. Много говорили о ночном переполохе, кое-кто трепался о "вождёвой дочке" но большинство мусолило новость, услышав которую я замер как вкопанный.
Оказывается, рано утром в стойбище приперся Волосатый Ног. Злые языки утверждают, будто его мать согрешила с питекантропом и всякий, кто его хоть раз видел, в этом не усомнится. Ног - редкостный урод, тупой и злобный. Благодаря этим достоинствам он не особо популярен в племени и появляется лишь изредка, чтобы надраться в питейной пещере и посплетничать. На этот раз он принес известие о том, что неподалеку, в Вонючем ущелье, расположилось стадо мамонтов. Предстояла большая охота. Вот он, мой звездный час!!!
На следующее утро толпа охотников собралась у входа в ущелье. Вождь Балун огласил план действий. План был таков: одна группа охотников во главе с вождем отделяет от стада мамонта и с помощью факелов и диких воплей гонит его вдоль по ущелью. В одном месте ущелье раздваивается. Задача второй группы - не допустить мамонта в тупиковый проход, и объединившись с первой, гнать жертву дальше, к обрыву. Мамонт навернется с обрыва и всем останется лишь разделать свежатинку.
Стараясь не шуметь, все дошли до развилки. Там вторая группа и я в том числе, осталась, а свою вождь увел поверху, к стаду.
Потянулось долгое ожидание. Сначала все напряженно прислушивались и даже зажгли факелы, но лишь ветер посвистывал в скалах и постепенно народ расслабился. Кто-то травил байки, некоторые улеглись на камни подремать, а я погрузился в мечты о том, как всажу копье в сердце мамонта, а вождь подведет ко мне мою Лану и...
Близкий трубный рев заставил меня вскочить на ноги. А затем задрожала земля и из-за поворота ущелья выбежал мамонт - мохнатая гора высотой в три человеческих роста с огромными бивнями.
Все наши дружно заорали и начали тыкать в его сторону копьями и пылающими факелами, однако скотина попалась не из пугливых и поперла напролом. Охотники прыснули в разные стороны за исключением Волосатого Нога, который умудрился споткнуться на ровном месте. Секунда - и от него останется мокрое пятно на камне!
Я схватил валявшийся неподалеку обломок скалы и швырнул в мамонта.
Зверюге это не понравилось: оглушительно затрубив от боли и обляпав соплями несчастного Нога, он развернулся в поисках обидчика и увидел меня. Я что было сил рванул по ущелью, а сзади нарастал тяжелый топот и злобное сопение взбешенного исполина. Впереди на склоне я заметил выдающийся кусок скалы и отчаянным прыжком дотянулся до него, вцепился в другой, чуть повыше, и полез по отвесной (!) стене, словно огромный муравей.
И почти уже добрался до верха, но... Кусок скалы вдруг поддался под ногами и полетел вниз, а я бесполезно поскреб пальцами гладкую стену и последовал за ним, зажмурившись в ожидании последнего удара.
Земля оказалась неожиданно мягкой, теплой и мохнатой.
Когда подоспели мои опомнившиеся соплеменники, их взорам явилось невероятное зрелище: Бу Гай, восседавший на огромной туше мертвого мамонта. Потом охотники говорили, что был я как бы не в себе и почему-то неотрывно смотрел на огромную каменную глыбу, лежащую неподалеку.
Последним нарисовался вождь со своей группой. От увиденного его челюсть широко отвисла. К вождю подскочил Молчаливый Дятел и громко зашептал в ухо, делая страшные глаза: "Бу Гай убил мамонта! Один!! Долбанул его кулаком в рыло!!!"
Тогда я стряхнул с себя тупое оцепенение, поднялся во весь рост и сказал:
"Семь бед - один ответ", сказал себе Федор, а вслух скомандовал: "Заноси!".
И посторонился, пропуская в прихожую комель шершавого горбыля. Грубо отструганная, не ошкуренная доска казалась бесконечной. Федор смотрел на проплывающую мимо древесину, и перед глазами проносились кадры из фильмов, посвященных Большому Концу света. Кадры были сочными, красочными и убойными. Душераздирающе отдавали они в Федины пятки гигантскими смерчами, которым фантазия придавала облик его жены. Ему чудилось, что вот прямо сейчас на него с прищуром смотрят ее зеленые глаза. Федор хотел уже крикнуть: "Стойте! Я передумал! Отбой!", но тут перед ним вырос могучий Степаныч, небрежно держащий на плече чудовищный вес горбылевой доски. "Там за мной, поди, столько же будет", - сказал Степаныч, перебрасывая изжеванную папиросу из одного уголка рта в другой. Этот жест красноречиво показывал, что обратного хода ни для него - Степаныча, ни для кого-нибудь еще быть не может по определению, и вообще - свалил бы ты, парень, с дороги. "Ну, вот и все", - обречено подумал Федор, отходя на безопасное расстояние. В квартире взвизгнула электропила, и он вздрогнул, когда первая еловая плаха с грохотом упала на мраморный пол каминного зала. И еще долго перед потухшим Фединым взором проплывал караван горбылей, огнеупорного кирпича, мешков цемента и битой глины.
"Все должно быть по Фен-шую!", крикнула ему на прощанье Оксанка, громыхая колесиками чемодана по ступенькам подъезда в направлении поджидающего такси. Хлопнула дверь, машина тронулась.
"И я тебя люблю!" - тихо ответил Федор удаляющемуся бамперу. В руках он держал тетрадь, мелким, но очень аккуратным подчерком предписывающую положения квартирного ремонта. Скрипнула, отворяясь, соседская дверь, в ее проеме нарисовалась сухонькая Антонина Ивановна. "Здравствуйте, Федор Петрович! А куда это Оксана Николаевна отправилась? Я в окошко смотрю - такси у подъезда стоит, кто это думаю, у нас уезжает? А это Оксана Николаевна...". Поток словоохотливой старушки был таким долгоиграющим, что Федор никак не мог ввернуть что-то вроде: "А Оксана Николаевна с любовником на Кавказ уехала". Поэтому сказал просто: "Вызвали!", и многозначительно глянул на потолок.
Это было правдой. Жену действительно вызвали на аудиторскую проверку в другой город. Полтора месяца врозь впервые со дня свадьбы. Федор вернулся в квартиру, прошел на кухню и сел за стол. Негромкое тиканье часов, да легкий гул холодильника составили компанию в опустевшем доме. Он открыл тетрадь и пробежал глазами многочисленные страницы. Сметы, поставщики, альтернативные замены по отделочным материалам, подробнейшие графики поставок и проведения работ, все телефоны и контакты строительных бригад, тщательно, до миллиметра проставленные размеры на чертежах, полная технологическая проработка, презентация дизайн-проекта, согласовательные документы... Федор подумал, что ради такой тетради, любой мало-мальски соображающий в своем деле прораб, не раздумывая, продаст душу дьяволу. А вот он, Федор, задаром обладает этим сокровищем и никаких у него восторгов от титанического труда жены. Он встал, подошел к холодильнику, потянул на себя его мощную створку. Перед глазами вознеслись вверх десятки пронумерованных белоснежных контейнеров. К тыльной стороне дверцы была приклеена табличка, где по дням недели предписывалось какой номер идет на завтрак, а который на ужин, сколько минут разогревать в микроволновой печи, и на какой мощности. "Ты ведь занят ремонтом будешь, когда тебе о правильном питании думать? А у меня тут все расписано: что, когда... Запаса на две недели хватит, я тебе потом инструкцию на почту скину, как еще на две недели приготовить", - чмокнула его в щеку жена перед отъездом.
"Нет! Ты не женщина... Ты Терминатор!" - процедил сквозь зубы Федор, с трудом вытаскивая из цепких объятий контейнеров уцелевшую бутылку пива.
Господи, а как все прекрасно было до этой ее работы - старшим аналитиком в аудиторской компании! "Деловая колбаса!" - высказал себе Федор, приложив после хорошего глотка к раскаленному лбу запотевшее бутылочное стекло. - "На работе ей статистического анализа мало, теперь и на домоводство формулы перевела. Счетно-вычислительной машиной стала, а не женщиной!"
Все так и было. Строжайшие расписание на месяцы вперед, тщательный расчет "входящих и исходящих" калорий, научное согласование витаминов, микроэлементов, утренний туалет с выбором юбок и блузок методом дифференциального сравнения по таблице цветопередачи, его галстуки, заботливо повязываемые с измерением золотого сечения штангенциркулем. Все должно быть если не идеально, то гармонично. Всегда. И во всем.
А увлечение новомодными тенденциями? Если гору журналов и книг по сыроедению, йоге, и водолечению, которую Оксана прочитала за последние три года, сдать, в далеком семьдесят восьмом году, то хватило бы минимум на дефицитную "Спидолу". И вот теперь, страстно увлекающаяся натура его жены подалась до "Фен-шуя".
Он пытался сравнить Оксану с той женщиной, что осталась в прошлом - мягкой, доброй, отзывчивой и страстной. Той, которая любила алые розы, и для которой хотелось играть на скрипке. Той, с которой они читали вслух Маленького принца и по очереди смотрели в старенький телескоп на звезды. Той, с которой так вкусно было есть пышки, румяные, посыпанные сахарной пудрой, в их любимом кафе. Той, которой не чужды были порыв и импровизация, непосредственность и загадочность. Пытался и не находил ничего общего "той" с уверенной, деловой, практичной, расчетливой и властной машиной с безукоризненными манерами и волосами.
"Фен-шуй, тебе? Будет тебе фен-шуй!", - сказал холодильнику Федор, приканчивая бутылку. План, его собственный план спасения лодки "Любовь", был вычитан, отредактирован и подшит. Федор с гордостью выудил из кармана смятую бумажку и бережно разгладил ее. На газетном клочке химическим карандашом был криво выведен телефонный номер, под которым с трудом разбиралось слово "Степаныч". Собственно говоря, весь план и заключался в том, чтобы вытащить к себе Степаныча. Этого известнейшего плотника-каменьщика-кудесника, способного силой своего таланта решить его, Федора, проблему. Но для начала, следовало избавиться от контейнеров, ибо по его, Федину, убеждению кормить "таким" Степаныча было нельзя. Оставалось решить, куда их пристроить.
На кухне шла большая мужская пьянка. Присутствовали трое: Степаныч - могучий старик высоченного роста и засыхающий розовый куст, горшок которого гость приспособил для тушения окурков и сам Федор.
"Так значит, не было забот - захотелось твоей бабе ФеншуЯ?" - с ударением на последний слог, после каждого лафитничка вопрошал сильно захмелевший Степаныч. - "Ты, мил человек, оглянись кругом себя", - капая рассолом, показывал он вилкой с соленым огурцом. - "Тут никаким ФеншуЕм дело не исправить!"
Степаныч важно потыкал огрызком беломорины в керамзит, - "Эвон, даже растения понимают, на корню посреди вашей математики сохнут! Ладно, помыслю еще, как горю твоему помочь".
- "Но этого", - он даже привстал, указывая пальцем на испанский камин, что выдавался задней своей стороной в кухонный зал, - "этого гада по любому сносим!"
Федор поперхнулся еще не донеся стопку до губ.
И начался Ремонт. Федор придумывал всяческие заделы, задерживался на работе чуть не до полуночи, все - чтобы меньше присутствовать в разрушенной до основания квартире. И даже придя домой, тайком, не включая свет, пробирался на цыпочках в огороженный угол, где устраивался на раскладушке и забывался тревожным сном.
В первый же день ремонта, в шесть часов утра его разбудили страшные булькающие звуки, раздававшиеся из-за стены. Вскочил, набросил халат и выбежал на площадку. "Антонина Ивановна" - забарабанил он в соседскую дверь. - "У вас все в порядке?"
Дверь медленно, и как ему показалось, торжественно отворилась без привычного скрипа. На пороге, кутаясь в махровый халат, стояла хозяйка. В старческих глазах светился молодой блеск. - "Доброе утро, Федор Петрович! Вы, наверное, к Гавриилу Степановичу? Проходите, они на кухне чай пьют". От этих слов Федора слегка качнуло. Взгляд упал на смазанные петли, страшная догадка поразила воображение. Как во сне он прошел на кухню, где его качнуло уже более основательно. "Когда успел????" - подумалось Федору, - "Ведь всего один раз виделись? Ну да, когда он ей про несмазанные петли намекнул!"
За столом, в одном исподнем сидел Степаныч и с громовым хлюпаньем тянул из блюдечка кирпичного цвета чай. На столе кроме электрического самовара стоял опустевший пластиковый контейнер с номером 3.
"Хозяйка, скажу тебе, хоть куда!" - поведал Степаныч Федору позже. - "Так быстро и вкусно готовит, просто на удивление!"
Не зря она ощущала этот зуд! Ключи выпали из ослабевших пальцев и гулко брякнули где-то внизу. Оксана медленно сползла следом, пытаясь придти в себя среди этого тесового царства, тускло освещенного сквозь ажурное дерево оконного переплета закатным солнцем. Вверх уходили гладко отструганные балки, поддерживающие низкий закопченный потолок, с которого по стенам в неприхотливом порядке свешивались связки чеснока и лука. Стена, отделявшая прихожую от каминного зала, была снесена. На месте ее испанского камина, который с таким трудом поместился в проект распределения зон Ба-гуа, теперь находилась настоящая русская печь. На поду которой в беспорядке сгрудились глиняные горшки. На массивном столе, придвинутом к низенькому окну, стояла бадейка с розовым кустом, выпустившим несколько новых побегов с завязывающимися бутонами.
Крашеные доски пола хорошо вытягивали жар из разгоряченного тела. Вставать и куда-то идти уже не хотелось. Глаза не пытались найти гармонию в простых линиях, что, казалось, брали свое начало не из расчета, но из самой человеческой души. Разум не пытался определить окружающую геометрию набором прямых отрезков и дуг. Ей было необыкновенно уютно и хорошо. Она впервые осознала, что сама, все последние годы стремилась к такому совершенству, но стремилась к нему, насилуя свой разум и волю, презрев чувства и душу, отдав их на откуп безжалостному, безраздельно царствующему в ее жизни расчету. И осознав это, она разрыдалась. Не сдерживаясь, выплескивая со жгучими слезами накопленную усталость души. Оксана почувствовала ладони мужа у себя на плечах. "Ну полно, полно тебе, жена", - сказал Федор зарываясь лицом в шелк ее волос. - "С возвращением!"
Как сказал бы классик, дона Роза Кальвадорес была дамой приятной во всех отношениях. Перечисление всех ее достоинств и добродетелей заняло бы слишком много времени. Достаточно упомянуть лишь, что спать она могла двадцать часов в сутки, ну а выпивала за один присест никак не меньше бутылки кальвадоса. Посему нет ничего удивительного, что в дону Розу был по уши влюблен дон Педро Шапирес. Он буквально носил свою сожительницу на руках - это, когда она выпивала больше бутылки того самого кальвадоса. Пел ей душещипательные романсы, одаривал цветочками, иногда даже мыл посуду.
Единственное, что пробегало черной кошкой в их отношениях - была татуировка с изображением Президента на левой ягодице доны Розы. Это натурально отравляло жизнь дона Педро - он жутко ревновал ее к Владимиру Владимировичу. Особенно перед минутами интимной близости, когда его сожительница вставала на четвереньки - задом, обращенным к нему. Приходилось тушить свет и зажмуривать глаза.
- Милая дона Роза, я весь в тоске. Я весь в печали. Сведите к шутам вашу татуировку, - не выдержав, плаксивым голосом попросил дон Педро. - Она приносит мне моральные страдания.
- Никак нельзя - я патриотка! - гордо ответила его сожительница. - Такой меня воспитали мои родители! Это у нас семейная традиция. Еще у моего прадедушки на груди были выколоты Ленин и Сталин.
- К вашему прадедушке я не имею ни малейших претензий. Другое дело вы, дорогая. Вы толкаете меня в стан несистемной оппозиции.
- Я уважаю ваши политические убеждения, дон Педро, но все одно не сведу.
- Ладно, вытатуируйте хотя бы на второй вашей ягодице мой портрет - мне тогда будет не так обидно.
- Никак нельзя - я ее берегу для нашего следующего Президента.
- Дались вам эти Президенты! Что они вам дали? А я вот принес в ваш дом двадцать метров крепдешина, пудру, крем, одеколон. Три бидона самогона и ленинградский патефон, с белой шерсти полушалок, фирмы "Мозера" часы...
- Как же помню-помню. Еще два атласных одеяла и спортивные трусы. Но все равно не вытатуирую вас. Мало ли в России донов Педров, а Шапиресов, тех и того больше - на всех моей задницы не хватит!
"Понятно, что ее не уговорить. Нужны стимулы. Но какие?" - мрачно подумал дон Педро. Может, достать доне Розе звезду с неба? Но до них не дотянешься даже со стремянки на крыше многоэтажки! Потом зачем, собственно, его сожительнице звезда? Ею не закусишь, в карман и тот не положишь. Подумал так дон Педро, пошел в тату салон и попросил нанести себе на правую ягодицу изображение леди Гаги в купальнике и шляпке. Да, в полный рост и в очень откровенном купальнике.
Когда дона Роза увидела эту его татуировку, то сперва впала в ступор, лишившись дара речи, затем зарыдала навзрыд. А чуть спустя разозлилась и хотела сгоряча выгнать дона Педро вон из своей квартиры. Чтоб духу его не было! Но, слава Богу, опомнилась - ведь этот паразит наверняка прихватит с собой двадцать метров крепдешина, пудру, крем, одеколон. Три бидона самогона и ленинградский патефон, с белой шерсти полушалок, фирмы "Мозера" часы, два атласных одеяла и спортивные трусы. Поэтому пригласила на дом мастера тату и сделала на свободной ягодице портрет дона Педро. Тот, будучи настоящим сеньором, тоже не остался в долгу и вытатуировал себе в аналогичном месте портрет доны Розы.
Теперь оба они счастливы - в особенности на нудистском пляже, когда прочие раздетые граждане любуются высокохудожественной живописью на их неприкрытых задах.
- Да. Именно так. Бабы-дуры придумали любовь, - Леша с запалом продолжал меня убеждать, - и это не я придумал. Это известная поговорка.
- Нет, Лех, ты не прав. Любовь, она есть, просто мы ее еще не встретили. - С упорством сопротивлялся я.
- Любовь! - Леха пристально посмотрел на меня, - а ты знаешь, что врачи давно поставили диагноз твоей любви? Это заболевание, похожее на меланхолию. И зачем такие муки нужны?
- Не знаю и ответить тебе не могу. Не нашел я свою любовь, как видишь.
- Вот и я о том же, - продолжал гнуть свое Лешка, - ты весь отпуск убил на поиски этой самой любви и меня еще подключил.
- Да, как опытного товарища, - перебил его я, - ты ведь у нас бабник.
Вообще-то Леха был прав. Я это мероприятие запланировал уже давно. Очень хотелось устроить свою жизнь. Найти подругу. Нам уже по тридцать, а мы все еще как дети. Леша, конечно, не упускает ни одной юбки. Но мне хочется большего.
Верится, что где-то есть она, та единственная, которая полюбит меня таким, какой я есть. Хочется сильных чувств. Наверное, я романтик.
План заключался в усиленном поиске этой единственной и неповторимой. Раз я ее еще не встретил, то нужно этому поспособствовать. Отпуск мы запланировали на лето. Гулять пошли одновременно, хотя сделать это было трудно. Работали мы в одну смену, и начальство не хотело нас отпускать вместе.
И вот две недели пролетели. Лешка таскал меня по клубам, тусовкам и посиделкам. Для него отдых превратился в сплошной праздник. Почти каждый вечер он уезжал домой с новой подругой. А я вот все ищу.
Мы решили поужинать в кафе и подвести итоги отпуска. Немного выпили и потянуло нас опять на вечную тему.
- Я докажу тебе, что нет никакой любви, - заявил Лешка, - и ты успокоишься и будешь нормальным пацаном.
- Не, не надо, хочу остаться ненормальным, - резюмировал я, - мы с тобой никогда не сговоримся.
- Согласен, - с ухмылкой ответил товарищ. - Поехали в клуб, а? Потанцуем.
- Поехали, - не стал сопротивляться я.
На улице стемнело. Ритм города разительно перестроился на ночное время. Городские здания приветливо зазывали неоновыми огнями в свои заведения. Судорога дорог сменились спокойным течением московского транспорта. Пешеходы помолодели, и в их лицах читалось предвкушение ночных забав.
У входа в метро цыганка приставала к двум молоденьким девушкам. Они явно пытались от нее отделаться, но сдерживать натиск бывалой гадалки было трудно.
- Поможем девчатам? - Лешка подмигнул мне и устремился к метро.
Помощь девушкам не понадобилась. Освободившись от внимания назойливой цыганки, они скрылись в недрах подземки.
- Слушай, у меня идея. - Леха потянул меня за рукав.
- Боюсь я твоих идей-то.
- Не трусь, сейчас мы узнаем, где искать твою любовь. А то, может, зря паримся. Вдруг ждать лет десять!
Цыганка как будто почувствовала наши намерения, ухватилась за нас взглядом и стремительным броском очутилась перед нами.
- Эй, молодой, красивый, тебе такое счастье будет! Дай погадаю!
Я растерялся, стоял и хлопал глазами.
- Ну, чего ждешь, руку давай, - подыграл ей Лешка.
- Э, позолоти ручку, - заявила она.
- А ты точно всю правду скажешь? - засомневался я.
- Кон мангэ на патяла, одолэс обхухувава; кон мангэ патяла, последнёнэса угостинова.*
- Чего? - Хором спросили мы.
- Ладно, держи, - протянул я ей купюру, - только скажи, когда я встречу свою любовь.
- Ой, вижу я, что тебе надо помочь. Ты хороший, добрый человек. Но горе у тебя, злые люди околдовали. А душа у тебя золотая, но на сердце камень тяжелый, от проклятия злых людей. Ох, сделаю я, что плохо им будет.
- Тпру, стой, - остановил тараторку Леха, - ты нас не разводи и зубы не заговаривай. Давай по существу. Когда встретит и как ее узнать. Все остальное лишнее.
- Ай, та, что придет с неба, подарит цветы, позовет в кино и есть твоя. Скоро встретишь.
- Да ну, - возмутился я, - цветы, кино - это ясно, только не она, а я дарить буду. И как это с неба? И скоро - понятие растяжимое.
- Позолоти ручку, все расскажу!.
- Все, хватит! - Леха сунул ей купюру. И пока она ее прятала, мы сбежали.
В клубе я не задержался. Пришло чувство окончания праздника. Так всегда бывает, когда заканчивается отпуск или большие выходные. Не было желания веселиться. Да и завтра с утра в смену.
- Леха, поехали по домам!? - прокричал я товарищу на ухо.
- Неа, ты езжай, у меня тут дело, - он кивком указал на барышню, изображавшую подобие танца.
- Леш, ты что? Она же это, как сказать...
- Страшненькая?
- Ага.
- Ты не понимаешь, Бог - он ведь все видит. За то, что я кручу со страшненькой, он мне потом симпатичную пошлет.
- Ну ты циник, - я покрутил пальцем у виска.
- Иди ты, - зло буркнул Леха.
- Завтра не опаздывай. Пока.
На работу он, конечно, опоздал. И, согласно главному постулату закона подлости, с самого утра именно наш экипаж был поднят по тревоге. Так вышло, но в выходной день только мы могли оперативно прибыть на место ДТП. Послали именно нас, так как мы базировались в области рядом с МКАД,.
Подхватив напарника в воротах, и, освещая встречный поток дачников огнями спец сигнала, я устремился навстречу своей судьбе.
Она была прекрасна. И, что примечательно, пришла с неба.
Вертолет скорой помощи прибыл вместе с нами. Пока мы возились с грудой металла, в которую превратился спортивный автомобиль, врачи развернули бурную деятельность. И вот когда я упаковал гидроножницы и смог перевести дух, то увидел ее.
Молодая, красивая, деловая. Она ловко руководила своими помощниками и колдовала над пострадавшим. В мешковатом одеянии врачей скорой помощи угадывалась великолепная фигура. А глаза...они даже на расстоянии завораживали своей небесной лазурью.
- Хм, думаешь она? - спросил Леха, глядя на вертолет.
- А вдруг?
- Надо проверить. - Лешка решительно направился к ней. Пострадавший уже был загружен в вертолет, а она что-то решала с лейтенантом из дорожно-постовой службы.
- Стой, Леха!
Он только отмахнулся от меня. Уверенно подошел к ней и начал говорить, в какой-то момент она обернулась и, как мне показалось, холодно и серьезно посмотрела на меня.
И вот вертолет устремился ввысь, туманя пылью все вокруг и унося мою надежду на любовь.
Знаете, что такое любовь? Это - море, бушующее страстями, теплой лаской, искрящейся улыбкой. Это сложно передать словами. Ты все время думаешь о предмете своего обожания. Алчешь ее взгляда, тоскуешь по ее запаху. В любой встречной девушке видишь черты милого для тебя лица. При встрече наслаждаешься мгновением, что проводите вместе. А потом вновь и вновь вспоминаешь её.
Жизнь делится на две половинки. Ты с ней или без нее. То мучаешься от тоски и торопишь время, а то упиваешься даже молчанием, если она рядом.
Это глубокий омут, из которого не хочется выныривать. Вы готовы держась за руки опустится даже на дно. И то, что недавно еще было черным, вдруг становится белым или вам принципиально все равно, какой цвет, главное, он должен радовать вашу любимую.
Я уже месяц тонул в этом омуте под названием Любовь.
- Я тебя люблю, - банально, но я говорил ей эти слова уже много раз. И всегда кажется, что этого мало. Сейчас, стоя на Арбате и обняв свою любимую, я лихорадочно метался мыслями и искал тот поступок, который может показать всю полноту моих чувств. Но она меня опередила.
Аккуратно отстранившись от меня, она сорвала цветочек с клумбы и, сунув его мне в руку прошептала: "Пойдем в кино..."
- Вот, - Леха перебил мой рассказ на полуслове, - и ты рад до слюней, что цыганка оказалась права?
Я неопределенно повел плечами.
- Пора раскрыть все карты. Тогда у вертолета я ей все растрепал. Про твои поиски, про гадание. Она все знает. Я попросил ее поучаствовать в розыгрыше. Она все сделала специально, так как была в курсе всех наших дел. И нет никакой любви. Она просто охомутала тебя самым верным и надежным способом. Понял?!
- Дурак ты, Лешка.
- Э, нет, дурак как раз ты, - товарищ откровенно скалился довольный своим поступком.
- Знаю я, что ты ей говорил, она в первую же встречу мне рассказала. А помнишь девчонок, которые от цыганки убежали? Это была она с подружкой. И ей нагадали, что она подарит цветочек и пригласит в кино.
- Да ладно.
- Ага. Скудный арсенал баек оказался у цыганки. А цветок и кино - это было ее решением, которым она просто сказала мне, что хочет связать наши судьбы.
- Не может быть, - Леха явно выглядел растерянным.
- Понимаешь, дружище, просто кому-то везет с бабами. Как тебе, например. А кому-то везет в Любви. И я рад, что мне повезло.
* Кто мне не верит, того обману; кто мне верит, последним угощу. (Цыганская пословица)
Роза, человеческий смышлёныш пяти лет, мечтала о ребёнке. Жить с взрослыми ей становилось всё труднее и труднее: они никогда ничего не понимали сами, не видели главного, обращали внимание на пустяки и к тому же задавали глупые вопросы. В три годика Роза впервые показала взрослым свои шипы: "Дядя Петя, ты дурак? Я люблю больше маму, потому что я жила в мамином животике, а не в папином".
Считая себя цветочной девочкой, Роза решила завести Дюймовочку самостоятельно. Детское воображение дарило и сестрёнок Дюмовочки: то Вершинку, то Пядичку. Но когда появилась пушкинская Аршинка, мечтательницу охватило беспокойство: детки росли, а сама Роза по-прежнему оставалась маленькой девочкой. "Как быть?" - призадумалась Роза и обратилась за помощью к маме мамы.
- Бабушка, когда у меня появятся свои дети?
- Не торопи время, внученька, детей плодить - чай не подснежники собирать. Ещё не скоро придёт твой звёздный час. Сначала тебе надо встретить особенного принца, - предупредила бабушка и объяснила причину: - В военное лихолетье я помогла одной цыганке избежать беды, и в знак благодарности женщина посоветовала назвать мою первую внучку Розой - чтобы Розу нашёл особенный принц.
После посиделок с бабушкой ботанический интерес Розы к пыльце, опылению и опылителям угас. Зато юная натуралистка начала присматриваться к маленьким принцам пролетариата.
Во дворе малышнёй верховодил задира и задавака первоклассник Борька Козлов. В первые дни июня, когда в песочнице появилась гора жёлтого песка, а следом за ней и куча ребятни, случилось нечто мистическое. На чугунный забор, ограждающий дворовый скверик, села галка. Птица внимательно изучила играющих в песочнице детей и загалдела, обращаясь к заводиле Борьке. Потому что сорванец стряхнул песок с коленок, встал во весь рост и громогласно заявил: "У меня в кармане гвоздь!" И в подтверждение сказанному хлопчик хлопнул по карману коротких штанишек. Роза в два прыжка оказалась возле оратора и сунула руку в указанный карман. Детские щупальца нащупали детородный щуп в мягкой обложке и, ублажив девчачье любопытство, извлекли на свет настоящий железный гвоздь.
- Кто скажет, где у борькиного гвоздика находится жопка, тот вытащит занозу из моей попы! - и Роза, задрав платье, на мгновение оголила ягодицу...
Вечером к родителям Розы нагрянули супруги Козловы и бдительные соседки. Под давлением общественности дома образцового быта было принято совместное решение - показать Розу специалисту по детской психологии.
- У девочки зачатки парадоксального мышления, - сделал вывод детский доктор и достал из жёлтого чемоданчика книжку. - Вот посмотрите, мамочка, если вместо Красной Шапочки пирожки понесла бы Роза, то сказка, скажу я вам, сложилась совсем иначе.
С тех событий, произошедших в песочнице, мальчишки Розу сторонились. Ну а школьные подружки с помощью словесных уколов, придуманных Розой, завязывали на танцах знакомства с понравившимися юношами или наоборот - отшивали на улице привязавшихся приставал. Обычно, чтобы запудрить мозги паренькам, хватало двух вопросов: "Из чего сделана дубина?" и "Из чего сделана семья?". В свою очередь особо настырные парни пытались закадрить девчат заурядным вопросом "Девчонки, где находится нофелет?", но местную шпану всегда усмиряла розкина шпилька: "А где у гвоздика находится жопка?".
Достойно пройдя срочную службу в рядах Советской армии, сержант запаса Борис Козлов было предпринял попытку завязать отношения с совершеннолетней Розой, однако девушка легко отсекла убогую связь и тактически, и стратегически: "Боренька, ищи себе не розочку, а козочку. Видишь ли, козловоние с благовонием розы не сочетаются в принципе".
...Годы душевного одиночества Розы растянулись на ударные пятилетки, в которых советская страна воплощала в жизнь решения очередных коммунистических съездов. Однажды поздней осенью, уединившись в самом тихом уголке городского парка, Роза сидела на скамейке и с закрытыми глазами представляла лучшее продолжение своей жизни. По щеке Розы стекала трудовая слеза: женщина воображала свою будущую дочурку, уютное семейное гнёздышко и его - взрослого Маленького принца. Где-то рядом лязгнула железная дверь, потом звякнули бубенцы.
- Ваша слеза проложила интимную тропинку к клитору, - мужской голос приятно проник во внутренние переживания нашей героини.
- Вы любите детей?
- Очень. Меня зовут Илья Садовников. Наше Третье творческое объединение занимается проектированием детских садов будущего.
- Тогда вам как зодчему воздушных зданий должно быть известно, где у гвоздика находится жопка, - и Роза из кармана пальто вынула тот самый трофейный гвоздь.
Собеседник улыбнулся и приподнёс Розе ответ знатока:
- Такими гвоздиками к небесам прибиты звёзды.
- Нашлась, - едва слышно произнесла Роза и открыла глаза навстречу долгожданному счастью.
Армия У, Нижний Новгород, 23 января - 01 февраля 2013 года.
Дик чувствовал себя идиотом. Никогда в своей жизни он не покупал мебель. Мотели, меблированные съёмные квартиры, жилища друзей, наконец. Угонщика колёса кормят. Чуть перестанешь колесить по городу, осядешь где-нибудь в одном месте и готово дело -- какой-нибудь жирный коп натыкает на карте флажков и вычислит логово.
-- Настоятельно рекомендую взглянуть на другие модели. У меня есть для вас настоящее чудо -- носатый продавец в двубортном пиджаке сделал попытку затащить его в пыльные недра магазина.
-- Да нет, мне этот нравится -- Дик поспешно плюхнулся на диван у окна.
-- Отличный выбор! -- носатый повёл своим носом, чуя созревающего клиента и обрушил на Дика кучу полезной информации об изделии, начиная с количества пружин и заканчивая характеристиками велюровой обивки.
Дик раскачивался на диванных подушках, задумчиво щупал ткань, интересовался, хорошо ли она чистится. На мебель ему было плевать, а вот вид из окна его интересовал чрезвычайно. Бар-бильярд "У Розы" был отсюда виден как на ладони. Невзрачное, унылое строение с пыльными окнами, выцветшей вывеской и стоянкой потрёпанных машин. Всё как обычно -- среди машин нет фургончиков с коммерческими номерами, никто не слоняется, ведя скрытое наблюдение. Условный знак, забытая швабра в окне, рядом с облезлым макетом розы, присутствует. Значит, кокаиновая точка работает исправно и радушно ждёт Дика. У него сегодня будет славный вечер, если он раздобудет порошок. Это у отмороженной ботвы День Святого Валентина катится по накатанной программе -- шоппинг в ювелирке, шампанское в ресторане, мерный секс с полным пузом дома. А у него всё по-другому, у него есть Шанти! Шанти -- умопомрачительная куколка с порочным телом стриптизёрши и голоском ангела, когда "припудрит носик", творит такое, что все позы "Камасутры" кажутся невинными играми детишек в песочнице. Очень удобно, лучший подарок всегда ценим и желанен -- пакетик кокса. При мысли о Шанти он невольно заёрзал. Продавец в этот момент называл цену и, восприняв движения Дика как колебания, мгновенно заговорил о скидках.
Пора было закругляться. Сюда, в мебельный магазин, Дик зашёл для перестраховки. Простое правило угонщика: "Десять раз посмотри, один раз угони". Он наплёл продавцу о въедливой жене, без которой не решается сделать покупку, сфотографировал сотовым телефоном диван, взял визитку носатого и заверил, что, несомненно, свяжется с ним.
К бару Дик шёл обычной походкой праздношатающегося безработного, но все чувства были напряжены до предела. Ходят слухи, что спецподразделению копов "Затмение" собираются урезать бюджет и чтобы показать свою полезность, они принялись громить даже самые мелкие точки сбыта. А попадаться ему резона нет -- пробьют его пальчики по базам данных и всплывёт на нём куча угнанных тачек. Многие горели по мелочи. Глупо сыпаться из-за понюшки кокса, но как вспомнишь, как извиваются выпуклости Шанти, так выцарапаешься на небо и в зубах луну притащишь. Как она прикусывает губку, сотрясаясь от желания, с трепещущими после "дорожки" ноздрями! Дикая, невзнузданная кобылица! Ничего, и не таких объезжал ковбой Дик. А что копы? Копы как погода, будут всегда и нечего ждать от них милости. Сегодня дождик, завтра может, вообще, буря.
Когда он открыл дверь бара, его охватило привычное спокойствие. Всегда с ним так. Сначала сомнения и подозрения, а потом бац, и всё -- идёт работа, суете в мозгах нет места.
В баре было уютно: в полумраке телевизор мельтешит полями для гольфа, динамики мурлычут приятную музыку. У входа на пухлом диване лениво листает пёстрый журнал Майки Сломанные Уши.
Постороннему может показаться, что этот барный вышибала отдыхает перед бурной ночкой, погружённый в прелести кинозвёзд, но Дик знает, что Майки охраняет закладку кокса в диване. Отлично отлаженная схема сбыта. Платишь хозяйке у стойки, охранник отваливает, садишься со стаканом на его место, незаметно забираешь свой кокс. В случае чего, администрация ни при делах -- мало ли кто пакетик на диване обронил, вот он между подушек и провалился. Клиент тоже совершенно случайно подобрал, что там в этом пакетике, понятия не имеет.
С видом завсегдатая, Дик окинул небрежным взглядом бар. Посетителей немного -- двое катают шары. Один скучает у барной стойки. Несколько пенсионеров горбятся у игральных автоматов. Идиллия барной жизни. Дик бросил четвертак в автомат, высыпал в стаканчик горсть орешков и задумчиво их грызя, отправился осмотреться. Пенсионеры его порадовали -- настоящие зомби, суют банкноты в пасть машин и молотят по кнопкам. Бильярдисты парни крепкие, под свитерами при ударах киями перекатываются налитые мускулы. Вполне могут быть оперативниками силового прикрытия. Дик задержался у их стола, глазея на игру. Рыжий здоровяк уверенно разбил пирамиду, красный шар бомбой влетел в лузу.
-- Красный цвет, выручки нет -- его напарник заржал.
-- Да, неплохо мне вкатали фараоны -- рыжий зло ударил и смазал.
-- А ты меньше свою лузу разевай на перекрёстках.
-- Меньше болтай Френк, а не то я в твою лузу затычку вкатаю.
Хм, похожи на таксистов. Спускают пар после мотания по городу. Подопьют, и к вечеру будут буянить. Дик разжевал очередной орешек и двинулся к стойке. За ней сама хозяйка -- мадам Роза. Молодящаяся крашеная блондинка неопределённого возраста, необъятных размеров и необъятной жадности. Не доверяет сбыт кокса персоналу, всё контролирует сама. Просто мания величия, не зря бар назвала "У Розы".
Дик поздоровался, поставил стакан с остатками орешек на стойку, опустился на табурет. Что делает бедолага, обожравшийся остро перчённой дряни? Правильно, пьёт дерьмовое пиво. Он заказал дешёвое пиво, получил свой бокал, неторопливо отхлебнул. Рассматривая ряд пёстрых бутылок, скользнул взглядом по посетителю у стойки. Землистый цвет лица, обвисшие щёки престарелого бульдога. Цедит какую-то жутко зелёную дрянь, по стоимости не дороже пива Дика. Потёртый пиджак с лоснящимися рукавами. Небось, о барные стойки и вытер.
Ничего подозрительного, можно было начинать закупать кокс.
-- Мне "Чёрного русского". Ликёр как обычно -- он сделал заказ и протянул деньги.
Сверху двадцатка, под ней крупные купюры. Заслышав слова пароля, мадам Роза отставила бокал, который протирала и под его прикрытием быстро проверила деньги. В этот момент Дик почувствовал тревогу -- боковое зрение уловило, что бульдог-забулдыга бросил взгляд на деньги. Может, показалось? В ожидании заказа Дик ещё раз, украдкой глянул на него. Спокоен, неторопливо допивает зелёную жуть, заказывает ещё. Взопрел от этой выпивки, вытирает блестящую лысину салфеткой. Случайность, не более того, обычный пьянчуга.
-- Эй, Майки, принеси льда, у меня закончился -- зычным голосом мадам Роза позвала вышибалу и поставила перед Диком стакан. Он продегустировал коктейль. Вкус напитка мягким кофейным дурманом пощекотал нёбо. Дик сделал ещё один глоток, обернулся посмотреть, как Майки оставляет свой пост. Теперь черёд Дика читать его журнал. Он слез с табурета, отправился побродить по залу. Пенсионеры исправно кормят автоматы деньгами. Здоровяки азартно стучат шарами. На столе их осталось немного. Рыжий, определённо, в ударе. Целится в полосатый шар, мощно бьёт. Шар мельтешит зеленью, стрелой вонзается в лузу.
Всё спокойно, но тревога не отпускает. Дик опустился на диван, ещё не утративший тепло задницы Майки, взял журнал. Сейчас немного его почитает, скрытно достанет пакетик, спрячет между страниц, а потом спокойно уйдёт, прихватив журнал с собой. Уйдёт к своей Шанти, и она будет любить его так, что мощи Святого Валентина перевернутся в своём ковчежце.
Его рука уже потянулась к заветной щели между подушками и замерла. Стоп! Он понял, что не так! Рыжий не должен забивать полосатый шар! Первым у него был цельный красный, значит бить он должен по цельным шарам. Этот доходяга у стойки дал им знак салфеткой. Ребята отвлеклись и лупят по шарам не думая. Дика прихватят сразу, как только он возьмёт кокаин в руки.
Обдумывая эту нерадостную перспективу, Дик сделал хороший глоток коктейля. Самое разумное сейчас плюнуть на деньги, подняться и уйти. Копы позволят ему сделать это. На осечки они не имеют права. Пресса с радостью цепляется за любой их промах. Им не нужна шумиха, когда федералы собираются подстричь бюджет.
Уйти, забиться в нору и пережидать пока волкодавы угомонятся? Без Шанти, без горячего безумия их тел? А ведь оно рядом, руку протяни. Святой Валентин назовёт его в свой день лузером, если он выйдет из бара без кокаина и не будет у него хрен стоять во веки веков после такого облома. Аминь. Ха! Да он выгрызет свой кокаин у копов, чего бы это ему не стоило!
Он допил свой коктейль и всё той же, расхлябанной походкой безработного, вернулся к стойке. В глазах мадам Розы читалось удивление.
-- Посидел на вашем диванчике, мадам Роза и разомлел. Не продадите его? Целый день сегодня по магазинам езжу, хочу диван купит. Уступите. Он у вас всё равно в одном месте подпаленный -- заявил он, снова усаживаясь на табурет.
Не увидел, а скорее почувствовал, как поник рядом бульдожка. В кутерьме с грузчиками, вне бара, за пакетиком с кокаином не уследишь.