Работы
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
| © Copyright Эксперикон(experiment-konkurs@yandex.ru)
Добавление работ: Хозяин конкурса, Голосуют: Номинанты
Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 5k до 20k
Подсчет оценок: Сумма, оценки: 0,1,2,3,4,5
Число работ: 34
Суммарный объем: 441k
Аннотация: |
Список работ-участников:
1 Амадей Мал клоп 20k "Рассказ" Хоррор
2 Бел Д. Ре.Ми.Ни 20k "Рассказ" Мистика
3 Беляев Н.В. Мрамор лейтенантов 18k Оценка:8.98*7 "Рассказ" Фантастика, Мистика
4 Бородкин А.П. Туман 8k Оценка:9.63*11 "Рассказ" Проза, Мистика, Хоррор
5 Бреннан Н. Убивая любимых 8k "Рассказ" Хоррор
6 Вербина Э. Бумажная комната 20k "Рассказ" Мистика, Хоррор
7 Виноградов П. Грибник 13k Оценка:4.92*7 "Рассказ" Мистика, Хоррор
8 Винокур Р. Призраки старой деревни 8k "Рассказ" Приключения, Хоррор
9 Волк С. Китагава 7k "Рассказ" Мистика
10 Вэдер О. Осенняя охота 10k Оценка:8.66*5 "Рассказ" Мистика, Хоррор
11 Голышев Г. Алый отряд 18k "Рассказ" Фэнтези
12 Данта И. Как все 17k "Рассказ" Проза
13 Ечеистов В.В. Лютый морок 20k "Рассказ" Фантастика, Мистика, Хоррор
14 Крошка Ц. Поводок 19k "Рассказ" Хоррор
15 Кучеренко Л. Ешь, люби и не умирай 8k "Рассказ" Мистика, Хоррор
16 Махавкин А.А. Реальность 14k "Рассказ" Хоррор
17 Найвири Агата 16k Оценка:10.00*4 "Рассказ" Проза, Мистика, Хоррор
18 Орестов В. Сквозь стену 13k Оценка:8.00*3 "Рассказ" Хоррор
19 Павлова Н.Н. Зеркало Близнецов 9k "Рассказ" Мистика, Хоррор
20 Поповская И.И. Побег из тела 20k Оценка:9.47*4 "Рассказ" Мистика
21 Ремельгас С. Женщина в колодце 17k "Рассказ" Мистика
22 Римских Р. Литания Дагни 7k "Рассказ" Проза, Хоррор
23 Стасисбрынза Сдерживающий фактор 9k "Новелла" Проза
24 Сухарь&cушка На другой стороне темного коридора Затмения 11k "Рассказ" Постмодернизм
25 Танагура Смеркалось 9k "Рассказ" Проза, Юмор
26 Тарасова А.М. А капелла 16k "Рассказ" Мистика
27 Улыбкин А.Л. Исповедь 12k Оценка:7.00*4 "Рассказ" Фантастика, Мистика, Хоррор
28 Федоров А. Седьмой круг ада 5k "Рассказ" Проза
29 Филиппова Е.Л. Денежное дерево 15k Оценка:9.64*5 "Рассказ" Хоррор
30 Цокота О.П. Бледный Лик Полнолуния 7k "Рассказ" Мистика
31 Шагманов Р.К. Вой Волков, идущих по следу 8k "Рассказ" Мистика
32 Шауров Э. Завтрак с вдовой 14k "Рассказ" Хоррор
33 Щербак В.П. Большое песчаное плато 13k Оценка:7.45*10 "Рассказ" Фантастика
34 Ютта Утопленник 12k Оценка:10.00*3 "Рассказ" Мистика
Трудно подняться в собственном мнении, когда все девушки при знакомстве смотрят сверху вниз.
Решил идти на фронт, убедив родню, что в такую маленькую мишень, как я, точно не попадут.
Мина срубила дерево, на котором я сидел, осматривая в бинокль чужие окопы.
Остальное было как во сне. Медленное падение и два удара: один спиной о землю, а второй - падающим стволом по груди.
***
Очнулся я от методичного постукивания по голове.
Сквозь розовую пелену увидел двух бугаев в белых рубашках с черными бабочками. Мужики тащили меня за ноги вниз по широкой лестнице в подвал.
Теперь понятно - откуда этот стук.
- Эй, а поаккуратней нельзя? - прохрипел я и тут же пожалел об этом.
Последнее, что помню - это летящий навстречу носу кулак, раза в два больше моей головы. Ах, да! На пальцах была синяя татушка "БОЛТ" и огромный серебряный перстень с черным камнем. Последней мыслью было: "Надо повернуть голову, чтобы не поцарапать печаткой мой чудный римский профиль!".
Судя по хлюпанью в носу - не успел. Пощупал второй рукой. От профиля практически ничего не осталось, сплошное кровавое месиво. Жаль. Светке это не понравится. Она моим носом с горбинкой все уши подругам прожужжала.
Короткий полет в темноту и приземление в мягкую кучу. Кто-то подо мной коротко пискнул. Крысу я раздавил, что ли?
Я, шатаясь, встал на ноги и сделал в полной темноте несколько осторожных шагов вдоль стены.
Ага, подвал квадратный. Один угол завален мягким старьем. Ни труб, ни кранов с водой не было.
Когда усаживался на кучу, под руку попался мячик. Но почему он волосатый? А что это за выступы?
Поняв, что держу в руках отрезанную человеческую голову в потеках крови, брезгливо отбросил в сторону. А на чем тогда я сижу?
Быстро откинул в сторону оторванные человеческие руки, ноги и головы. Так это воняет не сдохшими крысами, а человеческими останками!
На четвереньках переполз в другой угол, подальше от этой мерзкой кучи. От холода зубы выбивали чечетку, а горло от жажды полыхало огнем.
Почему я так мало хлебал холодную хрустальную воду из своей баклажки? Она плавала перед моими закрытыми глазами, маня чистотой и свежестью. Если бы мне сейчас предложили английскую принцессу и стакан воды, клянусь, выбрал бы стакан.
Сверху раздался скрип открываемой двери. Амбал во фраке за ногу потащил меня наверх.
Ну, почему не за руку? С трудом согнул голову, усердно пересчитывающую каменные ступеньки. Господи, да когда же они кончатся? Ага, затылок скользит по мягкому ковру.
Какое облегчение! Не наслаждение, конечно, но все-таки.
- Болт, повьерни его мне, - визгливый голос напоминал писк ножа по стеклу.
Болт, Болт. Что-то знакомое. А, это же тату на кулаке, который поменял мой чудный профиль на попу макаки, неудачно съехавшей с каменистой кручи.
Пинок блестящего ботинка пришелся прямо в открытый глаз. Половину панорамы тут же заволокло красным туманом. В красном кресле в углу комнаты сидел шибздик в красном халате с золотыми драконами Красное на красном. Не есть хорошо. Тем более к красному не подходит отштукатуренное чем-то белым раскосое лицо. Явно третьей свежести.
- Ти, чучило, жить хочьешь? - просипел карлик с диким акцентом. Явный америкос.
Ага, этот сугубо философско-риторический вопрос можно пропустить. Пусть сначала цену назовет, чтобы потом поторговаться.
- Болт, ти его, как ето по-вашему, не охандокал? Почьему он молчать?
- Щас проверю, господин Скот.
Горилла три раза полирнул свой ботинок у меня между ног. Боже мой, как хорошо, что я не иду сегодня на свидание! Бедная Светка, на ее долю остается все меньше и меньше наслаждений.
- Слышу я, слышу, как вас там?
- А, очинулся, как ето, дохлый куриц?
- Извините, пан Скот, это скорее петух, в смысле, мужицкого рода. Был, - прошамкал Болт, почему-то поддерживая свою челюсть неандертальца указательным пальцем. Наверное, совсем недавно его с дерева сняли и хвост отрубили.
- Ти, пьетух, жить хочьешь?
Что он заладил, как попугай?
- Не хочу! Нахрена мне такая жизнь, когда разные твари всяких надежд на потомство лишают?
- Ага, значит, хочьешь, раз о бабье вспомнил. Но ти должьен, как ето, заслюжить право на жизнь.
- Я, кроме воевать, ничего не умею.
- Поньимаю, не дурак. Будьешь воевать за жизнь. Я снимаю про ты. Двенадцать серий до тьебя. Ти тринадцать серия. Болт, говори правил.
- Сюда морду вертай, сучонок недоношенный, - на этот раз австралопитек полирнул ботинок об меня всего два раза.
Уже не так и больно. Какая все-таки скотина человек! Даже к боли привыкает, а некоторые садо-мазы и наслаждение от нее ухитряются получить. Вот выберусь отсюда, надо будет со Светкой попробовать. Нет, не ногой в пах, - плеткой там, или ладошкой по эротическим местам.
- Тебя посадим в камер с убийцей. Он тебя на куски рвать будет, а мы снимать. Кино. Усек, Васек? Выживешь, отпустим. Гы-гы-гы.
Ну, вот теперь многое прояснилось.
- Выбирай себе другана на ночь, петушок, - Болт кинул на пол пачку фотографий.
Боже мой, и таких уродов носит мать-земля, бедная наша старушка. Нет, если уж идти в последний путь, то только не с ними.
- Твоя выбирал себе куриц? - карлик хихикнул из кресла.
- Гы-гы, курочку, во хохма! Только наоборот. Курочка будет топтать петушка, гы-гы-гы.
- Выбрал.
- Кого, покажи, - нагнулся ко мне Болт.
- Тебя, - я ткнул в него пальцем.
Появились у меня на него некоторые виды после полировки ботинок. Это вдвоем против меня они герои, а вот один на один - это еще будем посмотреть...
- Меня нет в раскладе.
- С другими драться не буду, можете хоть сейчас пристрелить. Петушок хочет склевать только этого червяка.
- Как ты меня обозвал, падаль? Это я - червяк? Да ты у меня до камеры не доползешь, об пол сотрешься, ветошь сортирная! - горилла ревел и плевал слюной, кося на хозяина кровавым глазом.
Тот задумчиво переводил взгляд с меня на своего сторожевого пса, сравнивая габариты.
- А что, Болт, это есть хороший идея. Назовьем серий Слон и Моська. Идьот.
Я не понял, это он служку своего обозвал или согласился на мой вариант?
- Только, Болт, не надо бистро. Надо, чтобы пьетух визжал, как свинья, ровно час. Нам нужен польный серия. Будьем Оскар подавать.
- Сделаю в лучшем виде, не сумлевайтесь, герр Скот. Будет подыхать долго, но верно. Я ему мозги буду вычерпывать чайной ложечкой.
- Хорошо. Неси этот вонючка в девятый камер.
- Это - где склад сушеных актеров?
- Да. Где много рук и ног.
Бог мой! О чем они говорят? Хотят меня, боевого разведчика всея страны, напугать? Фигушки им. Как говаривал комвзвода: "Мотай нервы перед штыковым боем не на ус, а на руку, тяжельше удар будет".
- Ти все поньял, Болт? Начал съемок ровно полночь.
- Сделаю в лучшем виде, ваш бродь. Кровью писать будет от злости. Я ему для завязки в причинные места десятка два иголок насую, чтобы юлой крутился.
- А ти есть, Болт, большой шалун!
- А то! Будет у меня целый час скакать, как оскопленный заяц по поляне.
Интересно, а как они в этой темнице время определяют, что-то не видать часов на стенах? И тут, словно, чтобы развеять мои сомнения, за стенами тюрьмы десять раз бабахнула пушка.
Итак, Значит, в моем распоряжении еще целых два часа. Времени обожраться и оборжаться, как говорила моя сильно интеллигентная бабушка-балерина.
Интересно, а почему мне не страшно? Болту, который опять, скотина, тянет меня за ногу по витым ступенькам вверх, конечно, смехом да весельем представляется предстоящее смертоубийство.
А чем мне? Странное спокойствие овладело моим скорбным телом, я даже ладошку под затылок подложил, чтобы смягчить такой приятный для моего стража-палача костяной стук головы о грязные камни. Пока других забот не было, я считал ступеньки и этажи этой башни-тюрьмы, где, как я заметил, на каждом этаже было по две железных двери с тремя засовами.
Бросив меня в угол девятой камеры, Болт по раздвижной лестнице полез протирать линзы четырех видеокамер. Со всех сторон хотят снимать, сволочи, чтобы не упустить ни один смачный момент моей погибели. Я молча следил за его суетой, присматриваясь к обстановке.
Сейчас для меня важна любая мелочь, как перед атакой на передовой.
Шрамов на заросшей рыжей шерстью морде Болта не было. Небитый, что ли? Это очень хорошо! Сколько там за одного битого небитых дают? То-то же!
И тут сверкнул лучик света в моем темном царстве. Лучик отразился от лезвия ножа, которым Болт обрезал лишнюю изоленту на штативе видеокамеры. А сунул он его в карман своего уродского фрака из шинельного сукна. Зря.
Идя на смертельный бой, надо всегда поинтересоваться не только внешними данными противника, но и его благоприобретенными навыками. А я года два после школы шмонал бомжей и алканавтов по городским подъездам. Да и, как говорил мой комвзвода: "Сделай чужое оружие своим - будешь в два раза сильнее!".
Мое внимание привлекла мощная стальная стремянка. Я начал прикидывать варианты бегства из этой тюряги. Тупого орангутанга я уже вычеркнул из своей жизни. С ним будет хлопот меньше всего. Он для меня не преграда на пути к свободе.
Реальных преград я видел только две: решетка на узком, но достаточно высоком окне, и высота башни. Судя по числу ступенек, между этажами чуть больше трех метров, значит, если сорвать решетку, до земли, а, значит, и до свободы, останется только спуститься по веревке.
Посчитаем высоту. Метр - фундамент. На первом этаже камер нет. Значит, девятая - на шестом этаже. Пятнадцать, плюс фундамент и метр до окна камеры. Получается семнадцать метров. Многовато, однако.
Веревкой мне послужит эта волосатая горилла. Нет, я вовсе не собираюсь распустить его кожу на полоски и сплести из них канат. Это нудная и грязная процедура, да и времени займет много. Главное для меня быстрота - ведь надо успеть до начала съемки справиться с этим рычащим динозавром, сделать веревку и спуститься вниз. Свидетели в виде оператора мне не нужны.
Куча проблем. План окончательно сформировался, когда мой обезьян полез протирать четвертую видеокамеру.
Итак, приступим. Главное в моем плане было использование веса противника - превратить его преимущества в громадные недостатки. На моей стороне только скорость мысли и скорость движения. А ведь в умелых и быстрых руках и маленький гвоздь - могучее оружие.
Гвоздя у меня не было, зато была стальная перекладина, которая двумя крючьями удерживала складную стремянку. Она просто на нужной высоте цеплялась за ступеньки. Стоило ее поднять вверх и стремянка на колесиках разъедется.
Как только Болт включил четвертый софит над камерой и сунул тряпку в карман, я вскочил с пола и сдернул метровую перекладину.
Кабанья туша с поросячьим визгом рухнула с двухметровой высоты. Костяной стук головы о каменный пол был для меня слаще поминального колокола.
Я с поднятым стальным стержнем осторожно приблизился к повергнутому стражу. Поднял веко. Глубокий нокаут. В этом я хорошо разбирался после диких уличных драк. Будет отходить не меньше десяти минут.
Маловато, конечно. Я быстро вынул из его кармана острый нож и распорол его суконный фрак сверху донизу. Нарезал из него метровые полосы. Теперь самое сложное - надежно привязать этого монстра к лестнице. Просунул руки этого жеребца в нижние проемы стремянки и надежно связал за саженными плечами. Лестница превратилась в оглобли. Верхний крюк стремянки зацепил за середину оконной решетки и еще надежнее привязал.
Телега с запряженным десятипудовым жеребцом готова. Теперь, чтобы свирепый бык начал двигаться, нужно показать ему красную тряпку. Так и быть, я согласен несколько секунд побыть тряпкой, и стал у самой двери с опущенным стальным стержнем, вытащенным из основания лестницы. К нападению готов.
Мой конь оказался здоровее, чем я ожидал, и уже через пять минут вскочил и начал бить копытами и метать молнии глазами. Ни то, ни другое до меня не долетало. Полтора метра не хватало Слону, чтобы затоптать насмерть Моську. Я чувствовал себя одинокой мишенью на поле битвы под градом стрел. Пока все убийственные молнии летели мимо.
И тут он рванулся ко мне, блеснув кровавыми от напряжения белками. Я даже испугался, как бы эта гора мышц не сдохла раньше времени от инсульта. Решетка на окне хрустнула, наполовину выдранная из основания. Рычащая туша была теперь всего в метре от меня. Болт сделал шаг назад для разбега и, угрожающе шевеля пальцами-сардельками, с открытой слюнявой пастью ринулся на меня. Решетка с жалобным визгом сдалась и грохнулась на пол. Я уверен, что ей не было больно.
А вот на меня летел озверевший от злобы паровоз, обдавая зловонным жаром из разверстой пасти. Но я просто поднял приготовленный стержень и упер его в железную дверь.
Сталь с характерным хрустом разодрала грудную клетку недоумка, и из паровоза со свистом вышел пар. Я осторожно сделал шаг в сторону, выбираясь из-под навалившейся на меня, брызжущей во все стороны кровью, туши.
На минутку присел на хрюкнувший труп. Это из него вышли наружу невысказанные пошлости в мой адрес. В таком свинотном виде согласен их засчитать за извинения и поздравления с победой.
Нет, я не мечтал о лавровом венке, который мог превратиться в похоронный, вовсе нет.
Я набирался решимости перед очередным шагом к свободе. Решетка повержена, осталось спуститься по веревке с семнадцатиметровой высоты.
Да, да, решимость мне была нужна именно для изготовления веревки из этого кабана. На все, про все у меня по расчетам осталось около полутора часов. Надо уложиться в полчаса, чтобы за час уйти подальше от башни.
Нервно вскочил и перевернул Болта на спину. Разрезал впившийся в брюхо ремень и откинул вверх подол рубашки на открытые глаза. Нечего подглядывать.
Зажмурившись, полоснул ножом по жирному пузу. Никаких познаний в медицине у меня, конечно, не было, кроме школьных представлении о длинных кишках. Вот их, теплых и скользких от крови, я и стал вываливать из недр вонючего брюха на холодный каменный пол.
Обрезал толстую кишку и стал вымерять. Черт, мои представления о длине оказались сильно преувеличенными. Набралось всего восемь метров. Полметра уйдет на узел. Метр на высоту окна. До земли останется еще десять метров. Минус полтора метра мой рост. Нет, высоко.
Прыгать с такой высоты - самоубийство. Если не сверну шею, то ноги поломаю точно. А тогда на чем убегать? Далеко ли я уползу? Я вгляделся в темноту за окном. Как назло, даже луну закрыли мрачные облака. Все было против меня.
Внизу слабый плеск воды. Рискнуть и прыгнуть? А если там мелко? Упасть в воду и захлебнуться? Нет. Надо как-то нарастить кишки этого идиота. Ремень - всего метр. Если распустить брюки на ленточки? Так плести их надо не меньше получаса. Эх, если бы время не поджимало.
Стремянка! Я просуну ее боком в окно и получу еще три метра. Решетка поперек окна послужит упором. Надо только нижнюю ступеньку лестницы привязать ремнем. Так будет надежно.
А теперь проверим кишки и веревки на прочность.
Отвязал суконные полоски от рук Болта. Поставил стремянку и сначала привязал кишку к верхнему крюку. Тянется, скользит, но не рвется. Спускаться по веревке нас научили еще в школьных спортзалах. Надо обмотать ее винтом вокруг руки и медленно разжимать кулаки.
Потом закинул две связанные суконные полоски за верхний крюк. Повис на них. Нет, расползаются даже от моих сорока килограмм. Надо сплетать. Но на это у меня нет времени. Катастрофически. Итого, с учетом стремянки, мне не хватает всего пять метров. Опять многовато.
Есть надежда, что еще на метр растянутся кишки.
А время бежит неумолимо. Скоро включатся камеры и сюда прибежит разъяренная стража.
Что ж, остается одно. Придется прыгать.
Выкинул из окна стремянку и осторожно спустился на три метра вниз. Шум воды стал яснее. Намотал на руку кишки Болта и стал скользить дальше. Опустился до нижнего узла и отпустил сдвоенный конец.
Через секунду с шумом больно ударился спиной об воду. Хорошо, что успел перед этим вдохнуть побольше воздуха. Дно оказалось рядом, но волны сбили с ног. С трудом сделал несколько шагов к темному берегу, где воды было по пояс.
Как ни странно, ледяная вода совершенно приглушила боль. Теперь надо как можно дальше уйти от башни. Но, когда поднял голову, то понял, что мир вокруг меня кружиться.
Сделал несколько шагов к берегу и упал, сбитый волной. Падая, ткнулся носом в холодный щебень. Как ни странно, боли не почувствовал.
Но выходить на берег нельзя. Я опасался, что пустят по следу собак.
***
Неделю пробирался лесополосами до своих. Радовался только березовым рощам. Обрывал сладкие сережки и обгладывал горькую кору стройных красавиц.
Лучше горькая жизнь, чем сладкая смерть.
Утробный визг и скрежет металла рассекли воздух. Всего лишь дети летели на цепочной карусели сквозь небо. Следом - смех, чуть истеричный, без тормозов, привычных взрослым. Вика с Ваней тоже хохотали, неясно отчего и почему. Тим понял, что слишком сильно сдавил их ладони. Так много шума. Он ослабил кулаки, и племяшки помчались пугать птиц возле эстрады. Тим шагнул вперед, потянувшись за очередью в кассу - словно подвязанный невидимым тросом к стоявшему впереди мужчине.
По асфальту лязгали самокаты, голуби осоловело отлетали на мнимо-безопасное расстояние, нервно хлопая крыльями. Дети гоготали что есть сил. Если бы грянул гром, никто бы и не заметил. Черный силуэт пронесся над пиками деревьев, недовольно гаркнул. Тим вскользь глянул на стенд с объявлениями, стараясь отвлечься от окружающих. Но и оттуда, с одинокого, еще свеженького листка, на него смотрел пропавший мальчик с темной шапочкой волос, смутно знакомым обиженным лицом и узкими, будто заплаканными, глазами.
Белобрысые Вика и Ваня юрко подлетели к очереди, потянув Тима за руки в разные стороны.
- Дядя Тим, хотим ваты, поп-корна, когда уже купишь билеты, на колесо хотим...
Они тараторили, захлебываясь словами и растравленной сладкими запахами слюной. Тим машинально облизнулся. Приторный аромат действовал и на него. Однако он услышал иную сладость. Дерзкую цветочную ноту. Жасмин, понял он, но дети снова отвлекли, закладывая ему уши безобидной чепухой. Как ватой. Сладкой ватой с жасмином. Среди гомона - музыки из громкоговорителя, карусельных мелодий, слов и фраз, переносимых по воздуху, как вирус, - Тим засек негромкое хлюпанье. Чавканье. Причмокивание. Солоноватый привкус наполнил рот. Но в носу еще стояла сладость. Его затошнило. Мужчина перед ним забрал билет и развернулся, держа в другой руке вафельный стаканчик и высасывая из него остатки сливочно-белого мороженого.
Тим поскорее купил билеты на чертово колесо, зная, что наверху его ждет спасение. Сколько он не был в парке? Сколько он не был в этом парке? Он не мог вспомнить последний раз. И предыдущий, впрочем, тоже. Каждый раз, когда пытался, утыкался в стену и растерянно шел обратно.
Купили поп-корн. Купили вату. Он не мог отказать детям, которых два дня назад бросил отец, а их мать - его старшая сестра, по горсти подсыпавшая ему под ноги твердый грунт, пока он не перестал падать - еще не научилась заново соображать. Как можно в одночасье потерять все, чем жил?
- Смотри, дядя Тим, какие воробушки! - воскликнула Вика возле колеса обозрения, окруженная ручными птахами.
Здесь их было множество. Под свежевыкрашенной красной оградкой валялись хлебные крошки, но Вика протянула воробью поп-корн на ладошке, и один хитрец шустро забрал угощение. Трехлетний Витя взбаламутил птиц, и они роем оторвались от земли, неожиданно бросившись в сторону Тима. Дети засмеялись, а он замахал руками, прогоняя воробьев прочь. Щеку засаднило.
- Дядя Тим, у тебя класная щека, - весело сказал Витя.
- Не класная, а крррасная, - грозно поправила его Вика.
Тим стер с щеки кровь. Воробей задел или сам поцарапался? На задворках сознания что-то всколыхнулось. И он увидел прежний парк. Сюда их часто водили со школьными экскурсиями, вспомнил Тим, снова касаясь щеки.
На чертовом колесе еще не было таких закрытых кабин-капсул, в какую они сели с племяшками. Прежние напоминали летающие тарталетки под желтыми и красными облупленными зонтиками. И небо - так близко, что можно потрогать рукой. В этом парке он как-то подрался с мальчишкой из своего класса. Как его звали? Из-за чего они подрались? Должно быть, из-за пустяка. Высокие деревья, белые скамейки. Ему померещился ворох альбомных листов с звездами клена, березовыми каплями, зонтиками каштана. Они рассыпались из картонной папки с потрепанными завязками, а поверх легла фотокарточка. Тим не мог разглядеть ее. Не повздорили же они из-за листьев?
Кабина зашаталась, выдергивая Тима из раздумий и прокалывая его желудок страхом, - но это прыгали дети. Ничего в мире не изменилось, облегченно вздохнул он, дети оставались детьми, в какую бы "безопасную капсулу" их не посадили.
- Дядя Тим, а что там? - спросила Вика, когда Тим сказал ей спокойно сесть рядом и не раскачивать кабину.
Племянница указала на круглую площадь внизу, в заброшенной части парка, посреди которой возвышался купол из кованых прутьев. Он был плотно обвит плющом, только небольшой просвет, как окошко, оставался сверху.
- Смотли, там птица! - вскрикнул Витя. - Кондол!
- Кондоррр! - поправила его Вика.
Тим невольно улыбнулся. Ну какая там может быть птица?
- Нет, там живет принцесса! - заявила Вика.
Тим лишь пожал плечами, выслушивая поток наивных детских догадок. Только его не покидало навязчивое ощущение - он словно знал, что там. И в то же время не знал. Уши заложило странным свистом. Он слышал взмах тяжелых крыльев. Но как?
Утром Тим путался в пальцах, неловко завязывая шнурки на кроссовках. Еще рассвет не коснулся окон, а он уже мчался в парк. Накануне Рита устроила ему взбучку, будто он по-прежнему был ребенком. Она встретила их растрепанной, было ясно, что она долго плакала, и это старило ее сильнее морщин. "Ты повел детей в этот парк? С ума сошел?! - ревела сестра. - У тебя память отшибло?" Тим не хотел говорить о памяти. Только спросил, не сохранились ли в квартире его вещи. Сестра, строго поджав губы, вручила ему коробку. Именно там Тим нашел старую папку с гербарием.
По парку еще летала утренняя дымка, словно стая призраков. Людей почти не было. Как и птиц. Неужели они тоже еще не выбрались из своих теплых гнезд? - подумал Тим.
Кроссовки гулко отдавали эхом по асфальтной дорожке, которая плавно растворилась в красной кирпичной крошке. В сознании Тима все еще висел эйдетический образ, появившийся ровно через три секунды после того, как он взял в руки папку. На ней были пятна крови поверх цены - 3руб.33 коп. "Чья это кровь? Моя? Или мальчика?" - успел подумать он, прежде чем вспомнил.
Как они катались по земле. Как он вцепился Стасу - да, так его звали, - зубами в щеку. Как тот кричал, пытаясь вырваться.
Тим бросил папку. Оттуда выпал листок, напоминавший черное сердце. Он словно был меткой из прошлого или обещанием будущего.
Все случилось на круглой площади, возле купола, обвитого темно-зеленым плющом. Сейчас ноги сами вели туда Тима. Он может и не хотел идти, но и не мог повернуть обратно.
Кругом стояла такая тишина, какую он всегда мечтал обрести. Глубокая, бархатная. Только его прерывистое дыхание, стук сердца. Никаких людей. И бульканье. Пришло ли оно из далеких уголков его памяти? Разве могло быть иначе?
Он достиг круглой площади с аккуратными белыми скамейками, расставленными по контуру. Около одной кто-то раскрошил белый хлеб. А в центре нависал купол, непроглядный, непроницаемый, зловещий. Только наверху виднелся слабый просвет. Прострел, сквозь грудь.
Тим шагнул вперед. Под кроссовками заскрежетала мелкая крошка, царапая слух. Что на него только нашло? Почему он дрался с тем мальчишкой? Почему прокусил ему щеку?
Перед глазами двумя черными взмахами всплыли надменные брови. И длинное узкое лицо. Женское, несомненно изящное, но размытое, кроме этих двух четких галок. Тим тряхнул головой, стараясь прояснить мысли. Но высокие деревья словно давили на него сверху, закрывая собой небо. Неясные образы приходили неожиданно, некстати. Он закружился на месте. Но кружился ли он? Вращалась ли площадь? Он оказался совсем рядом с куполом. Возле одинокого куста жасмина. Может, он одурманил его? Тим прикоснулся к мягкому, едва ли не черному плющу, обвивавшему стальные прутья. Развернулся, ища глазами тропинку назад в парк, к жизни, к людям. Бархатистый плющ дотронулся до его ладони. Нет, не плющ. Рука.
Тим вздрогнул и закричал. Дернулся, желая убежать. Рука держала его. Он повернулся, опустил взгляд, не веря в то, что она настоящая. Но она была там. Тонкая, почти прозрачная, с бледно-зелеными венками. Совершенная, безупречная рука. Чья? Кто был внутри купола? Несомненно красавица, вдруг подумал он, по-новому глядя на хрупкую руку и восхищаясь ею.
Страх ушел. Рука была не более чем мираж и в то же время абсолютно реальна. Она крепко держала его.
- Кто ты? - неровным голосом спросил Тим.
- Я та, что пострадала от людской глупости, та, что была игрушкой, а после стала невидимкой, - раздался женский голос, гладкий, как мелодия. - Но это не важно, Тим, сегодня я подарю тебе обещание.
Новые воспоминания нахлынули на Тима приступом тошноты. Это голос выпустил их на волю, а Тим отмахивался, словно от тех воробьев. Он услышал голос матери, неземной, будто пришедший из другого мира. Когда она пела, все кругом стихало.
- Ты придешь ко мне еще два раза, - сказал мучительно-прекрасный голос из купола. - А на третий - поцелуешь меня, Тим. Правда ведь? Поцелуешь?
Он сам не понял, как кивнул. Рука больше не держала его, пальцы шелковистыми ленточками скользили по его запястью, только слегка царапал кожу неровный ноготок на безымянном. На мгновение рука скрылась за стеной плюща, только чтобы вложить ему в ладонь мягкий локон, похожий на золотой песок. Столь яркий, что Тим прикрыл глаза. А когда открыл - не было ни манящей его руки, ни голоса, что растревожил душу. Только локон, золотой спиралью устроившийся на ладони.
После пробежки Тим решил доконать себя и предпочел дойти до восьмого этажа по лестнице. Он еле дышал. Из головы не шел настойчивый образ пленницы купола. Девушки, которую он не видел. Существовала ли она? Локон волос - ее обещание - говорил, что да. Разум утверждал, что нет. Девушка без имени. Кто же она?
Его мысли, как пожар, перекинулись на другой образ. Женщину без лица. Он не мог вспомнить его, сколько бы ни старался. Возможно, так настойчиво пытался забыть.
С порога Тим попросил у сестры фотографии матери.
- Да что с тобой такое? - всхлипывая, сказала Рита. - Зачем тебе ее фото? Тут такое творится, а ты...
- Дай мне семейный альбом, - твердо произнес Тим, снимая кроссовки.
Рита фыркнула, махнув рукой в сторону полок.
- Сам знаешь, там ее нет и никогда не было!
Конечно Тим знал. Они росли с бабушкой, без отца и почти без матери. Он все равно упрямо пролистал страницы их с Ритой детства. Брат и сестра, такие разные. Она - блондинка, он - брюнет, в мать. Тим знал, что похож на нее. Но все равно не мог представить себе лица. Тогда он полез в Интернет: все же их мать была народной артисткой страны. "Саяра Лебедева" - нашел он статью с фотографией. Но как ни силился, лица не видел. Оно находилось перед его носом, только взгляд Тима отчего-то терял фокус. Все, что он видел, - вспученные, как вены, брови. Мать была запредельно популярной и слишком рано умерла...
- Тим, - осторожно зашла в комнату сестра, говоря с ним мягче, печальнее, - прости, что сорвалась, я совсем недавно узнала, у моей хорошей подруги старшая дочь пропала. Договорилась с друзьями в парке встретиться и так и не дошла. Ты же юрист, у тебя есть связи, вдруг ты чем поможешь...
Они вместе посмотрели фото девушки в соцсетях: угрюмая брюнетка, с нарисованными на глазах черными стрелками. Она смутно напоминала ту, которую он не мог увидеть. Неужели совпадение?
Тим пообещал сестре позвонить знакомым, а сам снова понесся в парк.
"Ты придешь ко мне еще два раза, а на третий - поцелуешь".
Еще не прошло и дня, а он бежал обратно к куполу. Сумасшествие? И что он надеялся там найти?
Чем больше приближался Тим к круглой площади, тем меньше людей встречал. На парк легли невесомые сумерки. Среди мелькающих деревьев обнимались парочки, что-то шептавшие друг другу, одиночки встречались редко. Правда, как раз перед ним шла девушка. В безумно-розовых туфлях и мини-юбке. Услышав за спиной шаги, она обернулась, изумленно глянув на Тима раскосыми глазами, и улыбнулась, а его сознание снова затрещало по швам и взорвалось. "Шлюха! - услышал он далекий мальчишеский голос. - Твоя мать просто шлюха..ха..ха..ха..." Голос принадлежал его однокласснику, Стасу. Мальчишка засмеялся, а через секунду они покатились по земле.
Тим перешел на бег, оставляя девушку в броском наряде за спиной. Но резко замер у входа на площадь. Ему открылась новая картина из прошлого: мать лежит в крови, а ее лицо... ее лицо... Он затряс головой, не желая видеть - и сгорая от желания увидеть. И он увидел. Ее лицо было обезображено. "Жутко... птицы поклевали", - услышал он. И вспомнил то, что было после. Похороны, сплетни, очерненное имя любимой всеми певицы, погибшей от алкогольного отравления, в парке. Бесславная смерть.
И вновь все закружилось перед глазами. До ушей донеслось знакомое хлюпанье. Это он шаркал носом, смахивая с глаз непрошеные слезы, сидя возле уютно шуршащего на ветру плюща. Бледная рука с зелеными прожилками вен гладила его по голове. Тихий, добрый голос утешал:
- Я знаю, тебе тяжело, Тим. Я все видела, я была здесь. Но ты не должен грустить. Это в прошлом... в прошлом... - Слова незнакомки эхом проносились в мыслях Тима. - А я здесь. Я настоящая. Я - твое настоящее. И сегодня я дам тебе ключ, Тим.
Его боль утихла так же резко, как появилась.
- Ключ? - спросил он. - От чего?
Плющ зашевелился - незнакомка отодвинула ветви рукой, - и Тим увидел профиль ее лица. Тонкий нос, острый подбородок, грустная улыбка на губах. Она чуть качнула головой.
- Я скажу тебе ключ, Тим. Ре-ми-ни, - легонько пропела она. - Повтори.
- Ре. Ми. Ни, - отрывисто произнес Тим.
- Хорошо. - Она снова впилась в его руку. - Это мое имя, Тим. Помни его. Не вздумай забыть. - Ремини потянула Тима на себя, царапая ему запястье своим зубастым ногтем. На коже проступила кровь. - Ты придешь ко мне в третий раз, Тим. Ты поцелуешь меня, правда?
Он неловко кивнул. Он не мог отказать этой прекрасной женщине. Ремини отпустила его, взглянула на свою ладонь, где осталась красная капелька. И слизнула розовыми губами влагу. Тим ощутил во рту вкус крови. Ему стало дурно, он прикрыл глаза. Спустя миг, когда открыл, на языке осталось лишь три слога. Ре. Ми. Ни.
Девушки не было.
- До, ле, ми, - бурчал под нос Витя, не выпуская из рук игрушечное пианино, - до, ле, ми... ми, ле, до...
Вика крутилась по комнате, изображая из себя принцессу. Тим сидел на диване, неотрывно глядя на фотокарточку матери, которую нашел в папке. Именно этот снимок выпал тогда в парке. "Твоя мать шлюха!" - закричал Стас, наверное толком и не понимая, что говорит. Но Тим бросился на него немедленно. Сейчас он наконец видел резкое, но красивое лицо, с надменными бровями. Саяра была прекрасной, блистательной певицей, но чудовищной матерью.
- А это кто? - подлетела к нему Вика.
- Твоя бабушка, - ответил Тим. - Она...
Он не смог ничего выговорить. Оцепенел. Позвоночник парализовало. Он знал, что могло скрываться за красивой маской. Да, он знал... Не хотел верить в это, но где-то внутри знал, кто находится в куполе. Нет, там вовсе не прекрасная девушка. Там...
Тим бросился к ноутбуку, просматривая одну за другой статьи обо всем, что мог так или иначе приписать Ремини. Ведьма, вампир, суккуб? Пожалуй, он свихнулся. Тиму вспомнилось объявление о пропавшем мальчике. Внутри все перевернулось. Он понял, на кого тот похож. Раскосые темные глаза, с горьким отпечатком одиночества. Он вспомнил и другие случаи, и каждый раз находил сходства - с собой. Как он был связан с этим... монстром внутри купола? Или же все дело было лишь в нем одном?
Тим вылетел из квартиры. Он бежал к куполу в третий раз.
Ремини, Ремини... Обманщица, заманивающая людей, Тим уже не сомневался. Но он упрямо шел к куполу, вместо того, чтобы сломя голову бежать обратно. Но он шел. Больше не бежал. Небо над парком нависло, угрожая ему, потемнело как вечером. Свинцовый воздух еле проталкивался в легкие, Тим почти не дышал. Вместе с тяжестью явился удушающий аромат жасмина. Тим не видел идущих мимо людей, не слышал обычной парковой кутерьмы, только вдалеке - словно взмах огромных крыльев. Кто все-таки был в куполе? Принцесса или кондор? Грудь Тима сдавило, руки безвольно повисли вдоль тела, лишь ноги не теряли красную дорожку. Что вела его к Ремини. Он должен был увидеть, узнать, услышать от нее - почему она звала его? Почему именно он? Эта мысль не отпускала Тима. Но он знал одно - он не сделает то, о чем она просила. Не поцелует ее.
Тим замер на круглой площади с деревьями-колоннами, деревьями-стражами. Он ощущал на спине сотни взглядов. Враждебных или любопытных - не важно. Чужеродных. Он не хотел стоять спиной к неизвестному, это было страшнее, чем встретиться с чудовищем лицом к лицу. Так ли это? Тима снова завертело на месте, и он мельком увидел под белой скамейкой ярко-розовое пятно - брошенную там туфлю. Тим закричал.
Он хотел убедиться. И убедился. Немедленно в сознании вспыхнул образ девушки, что встретилась ему вчера в парке. Она улыбалась, но ее лицо скривилось до неузнаваемости, отслаиваясь, становясь лицом матери, а после - Ремини. Он вновь оказался под сенью черного плюща. В полдень словно наступило затмение. А Ремини смотрела на него с любовью, нежностью, плескавшейся в ее ночных глазах. Лишь волосы - как факел среди темноты. Он был так близко от ее губ, лишь несколько прутьев решетки разделяли их. Ремини молча вобрала носом воздух, точно втягивая его запах.
Тим вдруг очнулся от чар. Он вспомнил, зачем пришел сюда. И в эту же секунду увидел лицо Ремини полностью, а не в профиль. Прекрасное, обрамленное завитками золотых волос, с одной стороны. А с другой... кожа на голове была словно выжженна, и из нее торчал закрученный в спираль рог. За спиной же Тим уловил размах огромных черных крыльев.
- Я знал! - снова крикнул Тим. - Ты чудовище!
В глазах Ремини появилась обида.
- Тим, стой, ты ничего не понимаешь!
- Я не стану тебя целовать! Это ведь ты их всех убила! Ты! Отпусти! - Она вцепилась ему в руки, и он увидел, что вторая ее ладонь - это даже не ладонь, а лапа, когтистая лапа. Ремини с силой прижала его к решетке. Плющ полностью укрыл его от дневного света.
- Смотри, Тим! Ты все увидишь сам!
Вдруг за пределами видимости раздалось знакомое бульканье. Тим перестал дышать, а Ремини чуть раздвинула листья плюща, чтобы он мог увидеть.
Странное существо склонилось возле скамьи над телом. Грязное, взъерошенное. Тим с трудом признал в нем человека. Рвотные спазмы сдавили горло, когда он смотрел, как этот недочеловек обкусывает, обгладывает лицо своей жертвы.
- Это не я убила их, - тихо сказала Ремини. - А он!
- Кто он? - шепнул Тим, боясь, что существо увидит их, но то не замечало ничего, кроме своей добычи.
- Ты не узнаешь его, Тим?
Мир опрокинулся, и Тим разглядел в человеке того, кем он был... он узнал его, спустя столько лет. Стас. Мальчик, которого он укусил.
- Но почему...
- Из-за тебя, Тим, он стал таким из-за тебя.
- Что?
- И еще... - Ремини помедлила. - Это он убил твою мать.
Эти слова алым безумием вспыхнули в голове Тима. Слишком быстро жажда мести забурлила в нем, поглощая прочие чувства. Под ногами он вдруг заметил разбитую бутылку. То, что надо. Тим видел кровь, затмевающую глаза. Чувствовал кровь на языке, как тогда, давным-давно. Он бежал вперед - Ремини милосердно отпустила его...
А после убаюкивала, держа в ладонях его окровавленные руки.
- Ты все сделал правильно, Тим, этот человек был плохим.
Неужели все так просто? Плохой, хороший... Именно это решало, кому жить, а кому умереть? Или же он - не более чем чудовище. Нет, монстр не Ремини. Монстр он сам.
Она вытирала его слезы своими волосами. Она плакала вместе с ним, что-то шептала.
- А теперь, Тим, ты выполнишь свое обещание? - вдруг спросила Ремини.
Тим не помнил, что давал ей обещаний. Но сейчас он был слишком разбит. Этот поцелуй... он нуждался в нем. В тепле Ремини. В ее красоте и чудовищности.
- Ключ, - напомнила она.
Слова сами пришли к нему. Нотки сорвались с языка, как мелодия, проигранная наоборот.
- Ни. Ми. Ре.
Тим поцеловал ее, пленницу купола, прекрасную принцессу-чудовище.
Он прикрыл глаза.
Когда Тим разомкнул веки, то увидел солнце. Много солнца, целую площадь, залитую белым светом. И на ней - изящную девушку со светлыми волосами. Ремини. Солнце выжгло из нее чудовищные черты, оставив лишь прекрасное. Вот только...
Тим понял, что сам он не на той площади. Он все так же сжимал прутья купола, но стоял по другую сторону. Он закричал, но не издал ни звука.
Ремини повернулась к нему. Улыбнулась. Искренне, чуть наивно.
- Здесь так чудесно, Тим. Я обещаю, что вернусь за тобой. Если не забуду. Но ты зови, зови меня.
Он услышал ее счастливый смех. Она удалялась прочь.
Да, он был внутри купола, а к тошнотворному запаху жасмина примешивалось еще что-то... неподдельно омерзительное... Запах крови и умершей плоти. Тим провалился в забытье.
А когда очнулся, то немного успокоился. Его мысли потускнели. Он обнаружил в кармане спичечный коробок, с золотым локоном внутри. На его языке неуклюже ворочались три слога, словно неправильные ноты. Ре. Ми. Ни.
|
|
| 18k Оценка:8.98*7 "Рассказ" Фантастика, Мистика |
|
Костёр уютно потрескивал, выбрасывая в темнеющее небо искры. Вдоль земли стелился туман, прохладой от подболоченных низин тянуло вполне ощутимо, и многие из ребят кутались в курточки или старались пересесть к костру поближе - к тому же, у костра не так донимали комары.
Старший в этом походе, Сашка Тихонов по прозвищу Тихон, нескладный парень чуть помладше тридцати, пошевелил прогорающие поленья, и искры рванулись кверху тучей, свиваясь в спирали.
- Давайте-ка, ребята - отбой. Уже почти полночь, засиделись мы с вами.
- Ну светло же, Александр Николаич! - запротестовал кто-то. - Белые ночи!
- И не холодно совсем, - поддакнули с другой стороны, как раз оттуда, где кто-то тянул на плечи плащ-палатку.
- Ну хорошо, ровно до полуночи, - сдался Тихон. - Потом сразу спать.
Где-то протяжно вскрикнула какая-то ночная птица, девочки почти синхронно ойкнули.
- Расскажите ещё, - попросил Артурчик, круглолицый восьмиклассник.
- Ну, а что ещё рассказывать, - вздохнул Сашка. - Фашистов выбили. А в этих местах ещё долго находили и оружие, и останки... и боеприпасы. Да и сейчас иногда находят. Ну-ка, кто знает, почему мы перед разведением костра полностью раскопали старое кострище?
- Чтобы золу выгрести, чтоб горело лучше? - неуверенно спросил кто-то из девочек, вроде Катя.
- Чтобы костёр был поглубже, ветром сдувать не будет! - авторитетно заявил Славка.
- Чтобы угли не раскатывались, - добавил Артур. Несколько ребят пожали плечами.
- Потому, что до сих пор есть шутники, которые могут в прогоревший костёр бросить найденный тут же патрон, а то и несколько, - сказал Тихон. - Или даже что-то посерьёзней.
- Ой...
Ребята затихли. Потом Славка спросил:
- А фашистов тут много убили?
- Много. Но и наших полегло не меньше... даже больше.
- Вот! Кто к нам с мечом придёт, прямо с мечом и погибнет! - безбожно переврал классическую фразу мальчик. - Их же было очень много, да?
- Много, - согласился Сашка. - И более того - они были очень хорошо организованы.
- Но мы всё равно победили, - вступил в разговор Коля, белобрысый девятиклассник. - Иначе и быть не могло, правда?
- Да, и гнали фашистов до самого Берлина, - это Арина, красивая и умная девятиклассница.
- И правильно, так им и надо! - почти крикнул Артурчик.
Ребята зашумели, и Сашка подумал, что всё же следовало дать отбой гораздо раньше. Он уже знал - сейчас поднимется тема "можем повторить".
Резко и остро заболела голова - прямо как пресловутая мигрень, подумал Сашка, хотя по возрасту для головных болей без причины вроде как рановато. Но организм словно выработал условный рефлекс.
Собственно, наставником в детский патриотический клуб Сашка пошёл всего с одной целью - остановить в меру своих сил забивание неокрепших детских мозгов разнообразной дрянью.
Конечно, патриотизм - дело хорошее, но слишком уж много вокруг него вертится людей, которых, по Сашкиному мнению, не то что к детям подпускать нельзя, а вообще следует упрятать за решётку. Впрочем, никто Тихона и не спрашивал - патриотическое воспитание как-то внезапно оказалось поделено меж странными людьми, от внезапно появившихся ниоткуда "казаков" и одетых в военную форму выпускников гуманитарных ВУЗов до отъевшихся депутатов и крепких бритоголовых ребят с наколотыми "коловратами", обожающими слушать "Небо славян".
Плюсы в этом, несомненно, были - ребята в достаточно юном возрасте учились пользоваться оружием, обрабатывать раны, разводить костры и находить дорогу в лесу, но... вместе с тем они сбивались в организованные группы, свято уверенные в своей непогрешимости и в том, что их взгляд на мир - единственно правильный. Опять же, красивая форма, плечо друга рядом - это тоже организовывает.
"Знамёна ввысь! В колоннах, крепко сбитых..." - зазвучала у Сашки в голове слышанная когда-то мелодия, и он поморщился. Да, ТАМ начиналось так же. Объединение, "вместе мы - сила", поиски общего врага, потом... потом - охота на ведьм. А дальше - за жизненным пространством.
И Европа, залитая кровью.
А ребята уже галдели вовсю, и Сашка выругал себя. Отбой в 11 вечера - вот решение. Дисциплина... та самая, которую пропагандируют ТЕ.
Уже раздавалось про то, что "они там в Европе фашизм у себя устроили", "да мы их всех - одной левой", про украинскую военщину, про англосаксов, столетиями точащих зубы на Россию, про славянские корни Рюрика, про то самое "желающим пересмотреть итоги войны - можем их перепоказать".
Стиснув зубы от боли в висках, Сашка нащупал в кармане таблетку и уже раскрыл было рот, чтобы скомандовать отбой, как сзади раздалось негромкое и задумчивое:
- Малой кровью, могучим ударом...
Суета вокруг костра мало-помалу стихла. Ребята, многие раскрасневшиеся и взъерошенные, садились на места, удивлённо глядя на неожиданного гостя. Тихон повернулся боком на бревне, на котором сидел, чтобы получше его рассмотреть.
На вид не старше самого Сашки, в солдатской форме времён войны, с петлицами защитного цвета с двумя жестяными кубарями - лейтенант, в наброшенном на плечи местами продранном ватнике, на ногах - почищенные, но видавшие виды сапоги. Голова непокрыта, отросшие после короткой стрижки волосы топорщатся, двухдневная щетина. Гимнастёрка подпоясана довоенным офицерским ремнём со звездой, на котором нет ничего, кроме кобуры и фляги.
Темнело. По траве стелился туман, пахло сыростью и землёй.
Вот оно что. Реконструктор.
Эта тема была хорошо знакома и Тихону, и ребятам - на военно-патриотические мероприятия клуб выезжал часто и организованно. Посмотреть бой, в котором нет погибших, сфотографироваться с историческим оружием или на фоне танков, выстрелить холостым, если повезёт - прокатиться на БТРе... Детям это нравилось неимоверно и, как предполагал Сашка, лишний раз убеждало их в правильности прививаемых взглядов.
А вот правда, почему в последнее время на военных реконструкциях так мало "убитых", пусть и убитых понарошку? Почему Красная Армия наступает волной, сметая всё на своём пути, неуязвимая для пусть холостых, но всё же выстрелов? Почему без одетых в историческую военную форму людей не обходится практически ни одно памятное мероприятие? Может, реконструктора и расспросить?
Само появление ряженого - Сашка в последнее время чаще всего воспринимал реконструкторов именно так - ничуть не удивило. Те военно-исторические клубы, что считали себя более "продвинутыми", иногда устраивали так называемые "полевые выходы". Правда, дальше уже всё зависело от организатора - кто-то занимался тактикой, а кто-то попросту бухал подальше от семьи... Интересно, этот "лейтенант" из которых?
Надо же, как продран ватник. Антуражно... Обычно все они ходят в новеньком, как с иголочки. По виду - гопник гопником. Скорее всего, из тех, что бухают... Сашка запоздало подумал, что ночной гость вполне может быть агрессивен... а шокер - в палатке, в рюкзаке. Угораздило же... нельзя из кармана выкладывать.
- Позволите присесть? - хрипловатым голосом, но довольно вежливо поинтересовался "лейтенант". - Холодно... тут.
Спиртным от него не пахло, и Сашка чуток успокоился. Сдвинулся по бревну, ребята тоже потеснились, благо тесниться почти и не пришлось - на поваленных давным-давно стволах деревьев места было достаточно.
Лейтенант, перешагнув бревно, осторожно опустился на него, протянул к костру руки. Ладони у него были небольшие, почти детские, но вот кожа - грубая, с многократно содранными мозолями. Надо же, не офисный планктон, подумал Сашка. Возможно, даже рабочий - например, с завода или железной дороги.
- Здравствуйте, - нестройно пробежало по череде ребят. - А вы кто?
Опередили, грустно подумал Сашка. Тормоз ты, Тихон. Дети перехватывают у тебя инициативу второй раз за пять минут. И куда ж ты полез - воспитывать... Кого? Их? Они дадут тебе сто очков вперёд, и - они непробиваемы. Кажется.
- Да я так, проходил... мимо, - неопределённо сказал лейтенант, держа руки у огня. - Эти места, они для меня... как родные, - добавил он, помолчав.
- А вы сам откуда? - спросил Артур.
- А я родом из Ворошиловграда... Луганска, - добавил лейтенант, видя непонимание на лицах.
- А как у нас оказались? У вас же там война... - начал кто-то.
- Значит, тут я был нужнее, - пожал плечами "ряженый". - А вы знаете, что такое присяга?
- Это клятва, которая... которая... - Арина начала было говорить, но, видимо, поняла, что сформулировать не удаётся. - Клятва, которую не нарушают, вот, - вывернулась она.
- А вы готовы дать такую клятву? - прищурился лейтенант. - Ну, не именно ты, девочка - тебя не призовут на службу, особенно... сейчас. Вот вы, ребята - готовы?
- Дааааа, - нестройно протянули дети.
- Значит, вы понимаете, что если после этого вам отдадут приказ - вы не сможете его нарушить?
- Ну... да, - отозвался кто-то - кажется, тот же Артур.
- И вам придётся идти под пули, даже если вы будете твёрдо знать, что если не первая, то вторая пуля точно достанется вам?
Ух ты. А ряженый-то жёстко говорит. Особенно при том, что перед ним дети. Впрочем... во время войны пятнадцатилетние уже вовсю воевали. Более того - сбегали на фронт, чтобы воевать. Но те, тогда, отлично знали, что могут не вернуться. А эти - понимают ли?
- Сейчас ведь техника воюет, - наставительно сказал Коля. - Беспилотники, ракеты, авиация. Пушки, вертолёты. И танки наши - самые лучшие!
- Танки Т-34 и КВ тоже были лучшими, - моментально парировал лейтенант. - Сильно помогли они нам в сорок первом?
- Нууу, - чуть не хором протянуло сразу несколько детских голосов. Потом заговорил Коля: - Вы с той-то войной не сравнивайте! Сейчас ведь всё совсем не так. И армия у нас профессиональная...
- Так и в сорок первом была... профессиональная, как вы говорите, - вздохнул лейтенант. - Кадровая. Но это мало помогло. И воевать собирались точно вот так, как вы сейчас говорите - малой кровью, на чужой территории... А вы знаете, что такое война? - вдруг резко сменил он тему разговора.
- Это герои, покрывшие себя славой в победе над фашизмом, - заученно, хоть и нестройно отозвались сразу несколько детей.
Сашке показалось, или "лейтенант" стиснул зубы?
- Я не об этом, - тихо сказал ряженый. - я вот о чём... Хоть кто-то из вас представляет, как это - лежать в траве, за бугорком, который ты еле-еле успел накидать лопаткой, а фрицевский пулемёт хлещет так, что земля вокруг фонтанами? А тебе нужно встать и идти в атаку? Кто из вас смог бы встать?
Молчание.
- Когда артиллерия жарит так, что блиндаж ходит ходуном? - продолжал лейтенант. - Когда окопы даже не роют, потому что их сразу заливает болотной водой? Когда убитые на морозе замерзают и стоят, как статуи? Когда того, кто рядом с тобой, разрывает пополам миномётной миной?
А ведь многие побледнели, это даже в полутьме видно...
- ...Когда мало кто интересуется именами ребят из пополнения, потому что знают, что их могут убить в этот же день? - забил последний гвоздь лейтенант.
Мёртвая тишина.
А ведь ребята это и так знали, подумал Тихон. Ряженый не сказал ничего нового - всё, что он сейчас перечислил, есть хоть в книгах, хоть в кино. Но одно дело - читать, и совсем другое - услышать это вот здесь, у костра, когда всё вокруг укутывают хлопья тумана... А может, дело и в самом рассказчике. Вокруг него словно какая-то... аура, что ли? Как-то непроизвольно веришь.
Значит, непрост этот "лейтенант". Мало кто может сказать так, чтобы проняло до печёнок. Был в горячих точках? Афган? Вряд ли, слишком молод. Кавказ, Сирия, Донбасс? Одна из многочисленных необъявленных войн, о которых по телевизору показывают лишь светлую сторону, а вся грязь остаётся "за кадром"? Из тех войн, вернувшиеся с которых не рассказывают ничего и никогда, лишь смотрят пустыми глазами, а язык развязывается только глубоко за полночь, после пятого стакана, да и то рваными фразами, из которых можно ухватить разрозненные моменты, но никогда не узнать суть или подробности?
- А ребята были такими же, как и вы, - отсутствующим голосом негромко продолжал "ряженый". - Любили, мечтали, строили планы. Жить хотели. И верили, что всё у них в жизни будет хорошо...
- И совсем не хотели воевать, - тихонько, почти неслышно сказал кто-то из притихших детей.
- Нет, назначались сроки, готовились в бои - готовились в пророки товарищи мои... - грустно продекламировал лейтенант, но ощущение было странным - словно сказанное произнесли не голосовые связки, а каждая клеточка его тела.
- Высоцкий? - наконец-то стряхнул с себя оцепенение Сашка, услышав знакомые с детства строки.
- Нет, - обернулся к нему лейтенант. - Но стиль, вы правы, похож на гениального вашего... нашего, - поправился он, - поэта. К сожалению, я не застал его... к сожалению. Так хочется пожать ему руку за многое из написанного.
- На том свете все свидимся, - грустно пошутил Сашка.
- Вот только живые не знают, что творится на том свете, - в тон ему ответил лейтенант, вставая. - Спасибо за тепло, ребята. Что, есть ещё те, кто по своей воле хочет... повторить? - и удовлетворённо кивнул, увидев, как дети испуганно замотали головами.
Посмотрел ещё раз на костёр:
- Прощайте.
И шагнул в темноту. Сашке на мгновение показалось, что он просто испарился.
Первым нарушил тишину Славка:
- Александр Николаич... а кто это был?
Сашка даже не сразу сообразил, что ответить. Потом собрался с мыслями:
- Реконструктор... наверное, из тех, кто бывали в горячих точках. И видели настоящую войну, а не такую постановку, что мы смотрели в январе тут, недалеко, на Высотах.
- Александр Николаич, мне показалось, что он говорил не о современной войне. А о той, Отечественной, - робко проговорила Арина.
- Может, чтобы вам понятней было? - предположил Сашка, но почему-то не отпускала уверенность, что дело совершенно не в этом. Но в чём?
- У него кровь на гимнастерке, - тихо сказал Артур. - Вам не видно было, ватником прикрыто...
- Да, вся левая сторона в чём-то, коричневом, как засохшая кровь, - добавил Коля, сидевший напротив. - Мне хорошо было видно.
- Значит, умный парень. Понял, как прийти и как рассказать вам то, что пытался рассказать я... но так, чтобы проняло. А я смотрю, взгляды кое-у-кого поменялись? - Сашка пытался говорить уверенно.
- Александр Николаич, мне страшно стало, - отозвался кто-то.
- И мне, - послышались голоса. - И мне...
- Значит, реконструктор приходил к нам не зря, - громко подытожил Сашка. - Так, молодёжь - отбой! Бегом по спальникам! Я посижу, дождусь, пока костёр догорит.
Полянка быстро опустела. Сашка сидел и размышлял. Правда ли, или только почудилось?..
Прошло около получаса. Костёр почти догорел, когда из палатки тихонько выбрались Артур и Коля. Не спрашивая разрешения, сели рядом.
- Не спится? - безразлично спросил Сашка, глядя на багровеющие угли.
- Александр Николаевич, это ведь был никакой не реконструктор? - тихо спросил Артур.
- Я помню реконструкторов, они совсем не такие, - добавил Коля.
- Сейчас всё это странно, звучит всё это глупо - в пяти соседних странах зарыты наши трупы... - пробормотал себе под нос Сашка. - Давайте-ка, ребята, спать. А утром... - он помолчал, - утром осмотрите-ка края этой поляны. Не сильно удаляясь от лагеря.
- А что искать? - моментально понял намёк Коля.
- Что-то старое. Совсем старое. Поляна не перекопана, здесь не работали поисковики - они копают чуть в стороне, на старых позициях. Что-то вполне могло сохраниться... почти на виду.
Табличку нашёл Артур. Нашёл рано утром, когда дежурные под присмотром Сашки только-только разожгли костёр. Такое ощущение, что Артур и Коля вообще не спали и вскочили, ещё когда на поляне лежали пласты синеватого ночного тумана.
Дощечка была, видимо, когда-то прибита к молодому деревцу примерно на уровне груди, но за семь десятков лет дерево разрослось, и теперь дощечка, почерневшая от времени и непогоды, словно вросла в него. Наверное, на ней когда-то было что-то написано, но слов сейчас не было и в помине - лишь несуразный перпендикулярный дереву 30-сантиметровый обрезок доски.
В угол его была вбита облезлая красноармейская звёздочка с остатками эмали.
Неудивительно, что до сих пор никто не обратил на дощечку внимания - заметить её можно было лишь случайно... либо при целенаправленных поисках.
- И мрамор лейтенантов - фанерный монумент: венчанье тех талантов, развязка тех легенд... - промолвил Сашка. - Так ведь оно и есть. А они хотели жить... Надо будет сказать знакомым поисковикам. Пусть поднимут парня - может, и имя удастся узнать.
- Разве так бывает, Александр Николаич? - неуверенно спросил Коля. - Ну, чтобы кто-то... вот так... появился... пришёл...
Сашка машинально пожал плечами. А в голове крутились строки:
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые,
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые...
|
|
| 8k Оценка:9.63*11 "Рассказ" Проза, Мистика, Хоррор |
|
| Сергей Волк
Последний поезд прибыл на станцию Китагава строго по графику - в четверть второго ночи. Сонный Алексей вышел на безлюдный перрон под моросящий дождь и засеменил к эскалатору.
На электронном табло мигнули цифры. И погасли под шум проносящегося мимо состава, серого с глазастыми осьминогами и головастыми человечками на боку. За два года жизни в стране Восходящего Солнца Лёха привык к подобным выходкам и чудачествам местного населения.
В спину шибанул ветер, колючий и злой. Пошатнувшийся Алексей попал ногой в лужу и выматерился на мешанине родного русского и чужого японского. Ещё бы чуток - и рухнул прямиком на рельсы.
Оставалось лишь задрать воротник куртки, поправить рюкзак и прибавить шагу.
Крыша спасла от усиливающегося дождя.
Натужно поскрипывая, недовольный эскалатор полз вверх с иностранцем. Будь неладен, этот гайдзин.
Напротив туалетов хищно разинули пасти контейнеры для мусора. Помнится, в них по вечерам любила рыться здешняя бездомная. Пять иен за мангу, пусть и зачитанную, это наглость. Больше, увы, в книжном не давали. А журналы мод вообще брали за так. Неплохой бизнес сколотили предприимчивые азиаты на нищих старичках.
У турникетов за стеклом вытянулся в струнку работник станции в фуражке и строгом тёмно-синем костюме.
Алексей достал из кармана джинсов кошелёк с "Суйкой" и стукнул по турникету. Тот пикнул и высветил оставшиеся две тысячи иен. За проезд японцы брали о-го-го.
- Ки о цукете! - бросил вдогонку работник станции.
Лёха вздрогнул. "Будь осторожен!" С чего бы это?
Ёжась, он сбежал вниз по ступенькам прямиком под негостеприимный дождь.
Слева тёмным окнами уставился "ХАК", где в дневное время продавали лекарства, шампуни и всякие продукты. Из "Фэмили Марта" справа выскочила молодая японка на шпильках с кулёчком сандвичей и онигири в руках. На кривозубую улыбку Алексей ответил ухмылкой. Некогда ему шуры-муры заводить. Расстроенная девица села на велосипед и укатила в ночь. Крутить педали, когда у тебя двенадцатисантиметровые каблуки. Краситься, стоя в переполненном вагоне, уворачиваясь от норовящего ухватить за зад престарелого чикана. Кушать ещё шевелящегося кальмара и кричать пискляво "Оиши-и!" Да, тутошние представительницы прекрасного пола удивлять умели.
Умела удивлять и захолустная станция Китагава. Здесь постоянно воняло рыбой. Хотя окрестные любители закинуть удочку зачастую возвращались с пустыми руками. И если бы не ячин в три мана, Лёха так бы и жил себе в Кавасаки, пускай там и галдели по утрам школьники. Соблазнился Китагавой - вот и нюхай теперь.
Мазнув взглядом по витрине "Фэмили Марта", Алексей не увидел ничего нового. Как всегда, какой-то отаку (на сей раз угреватый пузан) читал мангу. За прилавком суетилась молодая китаянка; ночное байто за тысячу двести иен в час помогало оплачивать учёбу в языковой школе.
Кобан встречал неизменным красным "нолём" - нет жертв за прошедшие сутки - и плакатом, с которого ухмылялся длинноволосый очкарик. За информацию о нём обещали кругленькую сумму. Сатоши Кириджима, однако, умудрялся скрываться вот уже полвека, после того как сварганенные им бомбы отправили в лучший из миров то ли восемь, то ли двенадцать соотечественников. Прошлой осенью Алексей даже попытался отыскать бунтаря-анархиста среди бомжей на Синдзюку, но спешно оставил эту неблагородную затею.
Со второго плаката смотрел фоторобот унылой старухи с огромным чемоданом на колёсиках. И кому в голову взбрело расчленить неизвестную бабку и спрятать её в камере хранения на станции? Уже год ищут преступника. Безрезультатно.
Озноб продрал одинокого иностранца, и он пошёл быстрее.
Как там у Ильфа и Петрова? Горожане рождались, чтобы побриться, остричься и умереть? Тут же японцы рождались лишь за тем, чтобы стричься, стричься и ещё раз стричься. Лёха и представить себе не мог, что в Токио будет так много парикмахерских. Даже вокруг маленькой станции Китагава их полтора десятка! Причём в трёх за услуги брали ничуть не меньше, чем в элитных салонах на Сибуе.
Заливисто прозвенел колокольчик. Хлопнула дверь. И дорогу перегородила дородная парикмахерша с длинными, выкрашенными в рыжий цвет волосами. Эту толстуху Алексей встречал регулярно. Но не посреди же ночи!
По спине побежали мурашки. Студёный ветер бесстыже ощупывал ноги и лез по ним вверх.
Остолбеневший Лёха сглотнул ком в горле. Толстуха не двигалась и не моргала. Одна рука за спиной. С неба, изрезанного проводами, глазела любопытная луна. Её отражение плескалось в лужах, сморщенных от ветра.
Воняло гнилью и рекой. И зачем переехал сюда? Жил бы себе в Кавасаки. А ещё лучше - в родной Самаре, на берегу Волги-матушки.
Губы парикмахерши расплылись в хищной улыбке. Парня прошил холод. Секундой позже бейджик на груди японки блеснул её именем "Мири Китагава".
|