Доводилось ли Вам попадать в такие заведения, которые именуются больницами? Если нет, то Вам крупно повезло, но с другой стороны, Вы лишились огромной кучи впечатлений. Хотя все же, такой опыт лучше изучать не на личном примере. Поэтому держите кусочек именно такого опыта, жуйте и переваривайте.
Небольшая комнатка с двумя кроватями. Грубо оштукатуренные стены покрыты белой масляной краской, которая местами облупилась и под ней проглядывает серый бетон. Сквозь грязно-серое стекло окна в комнату проглядывает свет. До кровати он не достает, но это и к лучшему. С трех до шести вечера, в комнате душно и просто невозможно находится. Из стен торчат обрывки каких-то проводов, плафоны настенных светильников выломаны и висят на честном слове местных электриков. Крышки розеток приклеены к стене лейкопластырем, потому как больше им держаться не на чем.
Говорят, приговоренных к расстрелу заставляют идти по коридору, который освещен только с одного конца. Больничные коридоры, очевидно, проектировались теми же людьми - длинный темный коридор, длиной около сотни метров, окон нет, только в середине мерцает тусклая лампочка. Вдохновляет на выздоровление, не так ли?
Постоянное соседство со своей и чужой болью заставляет несколько иначе взглянуть на окружающий мир и вещи. Есть что-то языческое во всем этом ритуале, называемом - лежание в больнице. Разные процедуры, назначение которых представляет полную загадку, приношения в виде частиц себя на алтарь столов лабораторий. Эта одинаковая униформа жрецов тайной науки, хотя не такая уж она и одинаковая, здесь есть и свои различия, вроде Плюковской дифференциации цвета штанов, но только без необходимости приседаний. Санитарки в белом, персонал реанимаций в голубом, хирурги в синем или зеленом. Плюс ко всему у хирургов есть еще свои внутренние различия по статусу, которые очевидно определяется по толщине золотой цепи, висящей на груди. Почему этот ново русский атавизм прижился в этой среде, наука пока ответить не может.
Ко всему, что здесь с тобой делают, начинаешь привыкать. Надо поставить лишний укол - пожалуйста, и стягиваешь штаны. Еще одну капельницу - да никаких вопросов и протягиваешь руку. Вид твоей крови, которая забрызгивает стену, кровать, пол, тебя и медсестру, неудачно воткнувшую иглу, не вызывает практически никаких эмоций, разве что легкий интерес к происходящему. Синяки на венах здесь вполне обычное явление и никто не примет тебя за наркомана, а вот вне этих стен уже нельзя будет некоторое время носить рубашки со слишком короткими рукавами. Исчезает чувство стыдливости. Ходить абсолютно голым перед толпой народу, в том числе и очень симпатичных девушек, не заливает краской щеки, все это обыденно и естественно. Есть и более изощренные методы проверки на стыд, но о них лучше вообще здесь умолчать.
Хотя не у всех это проходит гладко, кто-то хватается за остатки морали принесенной с собой из "вне" и не хочет принять эту реальность в поисках "фиговых листков". Но опять же, есть и другая крайность. Люди, которым это все очень даже нравится и подобная среда как питательный раствор для бактерий, вызывает лишь обострение затаенных порывов.
Интересно, смутило бы появление в палате медсестры, мужчину, который, развалившись на кровати, раздвинув ноги, бреет себе мошонку, попутно спрашивая соседей по палате, а все ли гладко у него получилось? Не знаю, впрочем, наверное, смутило бы.
Но все это не важно, все условности цивилизации остались снаружи, а внутри, это совершенно иной мир со своими устоями, впрочем, как в любой замкнутой на себя социальной группе.
Но что-то мы отклонились от темы, так вот, все эти ежедневные мини-пытки, которые приходится выносить совершенно добровольно, постепенно приучают к себе. Это не то чтобы мазохизм, просто это входит в привычку. Филейная часть туловища не пронзенная иголкой в определенное время суток, напоминает о себе чувством некоторого беспокойства и свидетельствует о каком-то нарушении порядка в окружающем мире, хотя дырок в этой части тела уже более чем достаточно и при подключении воображения в них можно угадывать рисунки знакомых созвездий. Ходить, а особенно сидеть, становится больно, но все равно при крике медсестры: "На уколы!", берешь в руки шприц и бодро идешь, ковыляешь, ползешь (это уж кто как может по причине своего состояния или в зависимости от срока проведенного в этих стенах) в процедурный кабинет, где медсестра творит таинство иглоукалывания.
Шлеп! и ты уже ковыляешь, обратно потирая ноющее место укола.
Заметное оживление у мужской половины "болеющих" вносит появление практиканток из медицинских училищ, которые учатся делать уколы. Они щебечут в процедурках, сверяясь с конспектами лекций, готовят лекарства к раздаче больным. Сама процедура укола напоминает уже театрализованное представление, а не рутинную процедуру. Одна девушка смотрит список больных и называет лекарство, вторая отыскивает нужную ампулу и набирает препарат в шприц, третья ставит укол, четвертая прикладывает вату со спиртом и растирает место укола. Полное разделение труда.
Но есть хоть и ежедневные процедуры, которые не вызывают привыкания. Процедуры, которые ослепляют болью и замутняют сознание, вводят в диссонанс весь организм, хоть на короткий срок, но от этого не становится легче.
По процедурам обычно отмеряешь день, вот одна прошла, вот вторая..., а вот и можно жить спокойно до завтра.
В этом понятии "лежать в больнице" заключено именно самое неприятное во всей этой затее - это лежать... Первые несколько дней проходят спокойно, наслаждаешься покоем, возможностью валяться и ничегонеделанием. Но вот потом, когда спина начинает помнить каждую вмятину на матрасе, а коих, если это настоящий больничный матрас, а не дешевая китайская подделка, огромное количество, когда от сна сильно болит голова, а лежачее положение еще и обязательно... то становится совсем туго. Особенно тяжелым это занятие становится летом или весной, когда великолепие природы за окном можно наблюдать только из этого самого окна. Еще интересней, когда 3-4 недели нет горячей воды, и ежедневно обещают отключить холодную. Бритье водой, от которой после 10-ти секунд застывает кровь в руках, это сомнительное ежедневное удовольствие. Мужчинам в этом отношении несколько проще, а вот женщинам...
Отдельного разговора заслуживает больничная пища... или еда? Эта субстанция служит для поддержания в больных веры в светлое для них будущее. Что как не надежда нормально поесть, когда выйдешь на свободу, должно двигать больного к выздоровлению?
Кашка, кашка, кашка, жиденький супчик с крупами и хрящиками, опять кашка, картофельное пюре без соли или тарелка вареной свеклы с котлеткой из риса, туалетной бумаги и легким запахом мяса. Некоторые больные на такой диете умудряются набрать пару, тройку лишних килограммов. Но нужно отметить, что все это бывает довольно вкусно, а может просто действие употребляемых лекарств отрицательно сказывается на вкусовых рецепторах.
Особенно важным продуктом в рационе, считается хлеб, на столах в столовой его всегда не хватает, так как больные стараются взять несколько кусочков с собой в палату, чтобы уже там перекусить что-нибудь питательного.
Местные тараканы больничную еду предусмотрительно не трогают, видно есть в этих тварях зачатки разума. В палатах больных им тоже подкормиться особенно нечем, если бы не женщины в резиновых перчатках, которые время от времени раскладывают по углам ароматную отраву, то тараканы вымерли бы как вид. А так, пожевав этой кашицы, они обалдело носятся или наоборот становятся скучными и неинтересными, впрочем, это как воздействие алкоголя на людей, на всех по-разному.
Где-то за стеной стучит водопроводный кран, санитар моет коридор, который впрочем, после этой процедуры не станет заметно чище. Больница готовится ко сну. Угомонились вездесущие деды, которые наполняют больничные дни своим говором, напоминающим встрепенувшуюся в вечерних сумерках стаю птиц. Только молодежь еще где-то ходит и будет бродить еще несколько часов, а то и до утра, все зависит от того кто найдет себе какое развлечение.
За окном постепенно темнеет, сна нет ни в одном глазу, но чтобы поскорее закончить еще один день, кое-как устраиваешься на кровати, слушая раздраженный скрежет пружин, стараешься прогнать все мысли о мире за оконным стеклом, иначе так можно промаяться всю ночь.
Ночь в больнице это унылое состояние, ничего хорошего ночью случиться по определению не может. Если слышен какой-то шум и беготня, то значит кому-то сейчас плохо и причем совсем плохо. После таких ночей бывает, появляются палаты, двери, которых заклеены бумажными лентами.
Ночью обычно обостряются все чувства и ощущения, которые днем сознание блокирует и старается отодвинуть на задний план. Если у вас днем что-то болело, то ночь превратится для вас в настоящую пытку. Все происходит как будто в тумане. Сознание то проваливается в сон то, как поплавок выскакивает из него, по зову неумолимой боли. На твой стон может прийти сонная и уставшая медсестра, вколет обезболивающее, от которого место укола болит гораздо сильнее предыдущего болезненного ощущения. После этого можно провалиться в забытье на полчаса или час, как повезет, а потом все по новой.
После нескольких бессонных ночей подряд, когда от боли готов грызть спинку кровати, начинаешь бояться ложиться спать. Заснуть днем можно запросто, но вот с приходом ночи... Но за каждой ночью наступает утро, и все что было буквально несколько часов назад кажется далеким и нереальным. Проще думать, что этого и вовсе не было. Все это нужно просто перетерпеть и забыть, а потом спустя какое-то время вспоминать, быть может, даже с улыбкой.
В больнице живешь надеждой на выписку, что сможешь вдохнуть чистого воздуха, погреться на солнце. Но никогда нельзя загадывать, когда именно тебя отсюда отпустят (это одно из больничных суеверий), потому как этот срок обязательно сорвется, будешь рассчитывать на одно, а в реальности получится все в точности до наоборот. И от этого становится только хуже.
Выходные, самая трудная часть больничной жизни. Если что-то в эти дни случится, то тебе толком никто и не поможет. Сделают что-нибудь, чтоб не помер до утра, и забудут. И эта скука, которая без конца и начала. Когда чувствуешь, что организм уже не может переносить все "прелести" лечения.
Дни похожи на горячий асфальт, который плавится под летним солнцем. Такие же тягучие, черные и неприятно пахнущие, в которые медленно проваливаешься, и они с чавканьем не хотят тебя сразу отпускать.
Но всему приходит конец. И вот тебя уже готовят к выписке. Врач подписывает бумаги, ты получаешь вещи и свобода! Выходишь из этого серого здания и стараешься не оглядываться. Воспоминания постепенно тускнеют. По больничной жизни может даже появиться ностальгия, но это уже патологический случай.
Проведя относительно не так много времени в этих стенах, начинаешь удивляться и уважать тех людей, для которых это обычная ежедневная работа.