Улица медленно погружалась во мрак и вместе с тем она замирала. Дневная суматоха растворялась в тишине и легком поскрипывании окон и дверей старых, и оттого великолепных каменных строений и домов, порой скрывавшихся в зарослях кустарника. Изредка можно было услышать топот копыт отличного жеребца или кобылы, ударяющихся о брусчатую дорогу и переплетающегося со скрежетом одинокой кареты или звонкого гула автомобиля, доставивших сеньора или сеньору до родного порога.
Пустел и рынок, и лавки, и всевозможные салоны, и церковь, соседствующая с высокой колокольней, живописно обосновавшейся на пустой окраине города, к которым вела каждая из его извилистых улочек.
Влажная вечерняя прохлада приносила в город легкую свежесть и смешивалась с ароматами улицы. Приятно было вдохнуть прекрасный воздух и закинуть глаза к бездонному небу и сияющим вдалеке звездам, сидя на скамье в аллее или потягивая привычный мате в уличном ресторане.
В центре города, неподалеку от церкви, расположился самый большой в городе особняк. Он принадлежал семье Альворадо, которая владела главным предприятием города - Сахарная Империя, - именно оно обеспечивало работой основную часть населения Сьюдад-Дивино и близлежащих поселений постоянной работой и стабильным доходом.
Огромная территория старинного особняка с множеством комнат и гостиных, столовых и спален была только частью знаменитого имения. Дом был окружен шикарным садом со всеми возможными цветами, растущими в нем. Кроме этого, во владении богатой семьи находились конюшня, раздольные поля на несколько гектаров и горная река, в народе называемая "Дикой" за ее крутые склоны и водопады. Многие бы желали побывать, хоть глазком глянуть на всю эту невиданную роскошь, но позволено это было только избранным.
В одном из тусклых окон особняка показался изящный женский силуэт, укутанный легкой шалью из пашмины. Глаза незнакомки, скрытые за небольшими очками, глядели в немую темноту, и, казалось, были наполнены радостью. Женщина была уже не молода, но это не делало ее непривлекательной. Напротив, она была безупречна. Лицо ее было утонченным и глубоким. Глаза ее были нежно синими, губы тонкими. Вдруг она встрепенулась, поправила свои чуть седые волосы, заправленные в аккуратный пучок, стряхнула с хрупкого плеча невидимую соринку и обернулась.
Наверняка ее заставили отвлечься от беззаботных мечтаний, а, возможно, и от горьких размышлений звуки, вдруг полившиеся из комнаты, что находилась за ее спиной. Прекрасная мелодия, - спокойная и романтичная, - она соскальзывала с глянцевых клавиш рояля, стоявшего посреди огромной комнаты с несколькими окнами и большими люстрами на высоком потолке. Кроме рояля, небольшого столика на тонких ножках с книгами и тетрадями и двух невысоких табуретов в комнате не было ничего.
- С каждым днем ты играешь все лучше и лучше, моя дорогая, - женщина подошла к молодой девушке, сидящей за инструментом, и улыбнулась, - я рада тому, что у меня такая способная ученица.
- Мелина, - девушка прекратила играть, обернулась и ответила слабой улыбкой, - это только твоя заслуга.
Девушка привстала и подошла к окну. Ее молодое, еще совсем невинное и несказанно красивое лицо обвил слабый ветерок, подувший с улицы. Темные, как сама ночь, ее волнистые волосы обвивали тонкую шею и спадали на левое плечо. Сей нехитрый прием делал ее образ еще более изысканным. Сквозь легкое, почти прозрачное платье в пол молочного цвета без труда можно было разглядеть безупречность ее форм и тонкую талию, перевязанную небольшим атласным пояском розового оттенка.
Мелина подошла к ученице и обняла девушку, склонив ее голову к своей груди.
- Скучаешь по родителям, девочка? - ласково спросила она, - ничего, скоро они навестят тебя. Не грусти, моя радость.
- У них нет возможности приехать, - с грустью ответила девушка и подняла глаза на Мелину, - они трудятся на гасиенде с утра до ночи, - она замолчала, а затем добавила, - а у меня нет возможности приехать к ним.
- Может, стоит поговорить с сеньором Элисео? - предложила Мелина, - возможно, он бы сам отвез тебя к ним.
- Это исключено, - девушка напряглась, - он не позволит.
- Меня пугают твои слова, Ана Роса, - проговорила Мелина, следя за своей ученицей, за ее растерянным и смятенным взглядом, - он плохо к тебе относится?
- Это неважно, - коротко ответила девушка и присела на табурет, - скоро в этот дом переедут все остальные. Я наконец-то поговорю с Бенито. Он замечательный, правда? - сменив тему, Ана Роса искренне улыбнулась.
- Верно, - согласилась Мелина, - хороший малый. Жаль, что его постигла такая страшная болезнь - эпилепсия. Но, несмотря на это, все его чудачества всегда забавляли меня. Он веселит тебя?
- Именно так. Мы хорошо с ним ладим, - Ана Роса незаметно сбросила кристальную слезу.
- И все-таки как могут быть не похожи друг на друга родные люди, - рассуждала Мелина, - Бенито - славный парень, похожий на взрослого ребенка при том, что ему уже за тридцать. Он всегда вызывает умиление и радость. И его брат - сеньор Элисео. Такой представительный, важный, но в то же время спокойный и справедливый. Он многого достиг.
- Все правильно, Мелина, - Ана Роса привстала, - может, закончим на сегодня? Уже стемнело, пора ложиться. Завтра приедут Элисео и Ампаро. Нужно подготовиться к их приезду.
- Ох, эта Ампаро, - рассмеялась Мелина, сопровождая Ану Росу до ее спальни по длинному пустому коридору, - она всегда рядом с твоим мужем. Ни на шаг от сеньора Элисео. Ты не ревнуешь, моя дорогая?
- Она предана ему как никому другому, - подтвердила Ана Роса, войдя в спальню, - но ревновать. Нет. Я уверена в своем муже, - девушка оглядела мрачную комнату, теперь ставшую для нее домом, а после прошла к приготовленной ко сну огромной кровати.
Тут в комнату постучали. Это была Мерседес. Или просто Меча. Служанка, работавшая на семью Альворадо вместе с матерью Ампаро с самого совершеннолетия. Для своих лет она выглядела гораздо старше. Пышные формы, нескромный макияж, короткая юбка в униформе делали ее женщиной. Желанной женщиной. Несмотря на то, что она всю свою короткую жизнь работала с матерью в качестве прислуги, Мерседес твердо знала, чего она хочет от жизни. Она не собиралась всю жизнь ждать, как это делала ее мать - верная слуга и союзница хозяина. Мерседес планировала стать сеньорой в самом скором будущем, о котором она грезила днем и ночью, и, забыв обо всех правилах приличия, уже давно поставила перед собой цель, не добиться которой она себе никогда не позволит.
Когда Мелина удалилась, Мерседес сообщила о том, что душистая ванна для хозяйки уже готова и ждет ее. Служанка помогла Ане Росе раздеться и разместиться в ванне. Затем, она взяла ароматное мыло и принялась растирать его по тонкой спине Аны Росы. Тут же уставшее тело девушки погрузилось в глубокую истому. Она закрыла глаза и забыла обо всех невзгодах, преследующих ее подобно злому року.
- Вот бы мне твою жизнь, Ана Роса, - то ли злобно, то ли завистливо промолвила Меча, продолжая натирать тело молодой хозяйки.
- Прости? - не поняла ее слов Ана Роса.
Она знала о скверном характере молодой служанки и уже не раз за короткое время жизни в семье Альворадо замечала за нею подобные проступки. И дело для самой Аны Росы было не в том, что она была ее хозяйкой, а Меча ее служанкой, нет. Она и сама выросла в бедности и допускала, что слуги ничем не хуже ее самой и справедливо заслуживают уважения. Но уважением слова и поступки Мерседес даже не пахли. Именно это раздражало Ану Росу и выводило из созданного ею, пусть и обманчивого, состояния равновесия.
- Ты живешь, как королева, - нескромно продолжала Меча, выполняя свою работу, - такая молодая и уже замужем.
- Послушай, Мерседес, - Ана Роса открыла глаза и выпрямилась, - это не твое дело. Когда-нибудь и тебе повезет.
- Я итак это знаю, - гордая собой заявила Меча, - когда-нибудь мы, возможно, станем подругами, имея под боком богатых мужей, - она рассмеялась. Причина ее смеха Ане Росе была непонятна.
- Ты не знаешь, чему завидуешь, - прервала ее хозяйка, - и стремишься не к тому, к чему стоило бы стремиться.
- Я не завидую, - снова едко улыбалась Меча, - мне это не нужно. Я в шаге от своей мечты.
- Хорошо, Мерседес, - согласилась с ней Ана Роса, чтобы закончить неприятную беседу, - ты можешь идти, я сама справлюсь.
Указаний более не требовалось. Мерседес за мгновение вытерла руки и прошла к выходу.
- Как скажете, сеньора Альворадо, - саркастично проговорила Меча и затем исчезла.
Оставшись наедине с собой, Ана Роса погрузилась в тоскливые мысли о родном доме, горячо любимых родителях, с которыми ее развела жестокая судьба в лице Элисео Марко Альворадо. Именно с его появлением в ее беспечной жизни она потеряла покой и все, что было ей дорого. Она вспоминала их первую встречу на улице, рядом с ее домом, когда он приехал вместе со своим наемником - противным Гонсало, чтобы выбить свои деньги из трудолюбивых рук ее отца. С каким напущенным почтением и фальшивой любезностью относился тогда к ней Элисео, желавший завоевать внимание юной Аны Росы!
Тогда и сейчас эта встреча казалась ей омерзительной, самой ужасной из всех, которые с ней когда-либо случались. Она вспоминала и слезы отца, который просил ее, умолял принять предложение сеньора Альворадо. И то, как она вместе с матерью просила Элисео простить им займ, взятый отцом на строительство дома и обустройство собственного хозяйства. Нет, их мольбы Элисео не слышал. Ему нужна была только Ана Роса, замужество которой, как он лукаво обещал, не только покроет долг, но и поможет без забот приобрести уже готовую для жизни и работы гасиенду. Перед ее глазами плыли последние дни в отчем доме, которые она провела, слушая, как мать, обуреваемая злобой на мужа, сокрушалась на него и называла трусом, который не смог устоять перед властью мерзавца Альворадо.
Ана Роса отчетливо помнила и тот день, когда сама приняла решение выйти замуж за Элисео и тем самым помогла родителям найти выход из сложившейся ситуации.
Только она знала, какой высокой ценой ей далось их безмятежное спокойствие.
- Это того стоило, - внутренне убеждала себя Ана Роса, пробуждаясь от тяжелых мыслей.
Девушка высушила тело белоснежным полотенцем, оставленным Мерседес и, пройдя в спальню, обставленную новой мебелью в европейском стиле и тонувшую в легком свете нескольких бра, висевших в изголовье кровати, присела на стул подле резного антикварного трельяжа цвета дуба с большим зеркалом, удобным для любой истинной ценительницы красоты.
Она вглядывалась в зеркало на свое отражение так, словно искала ответы на свои вопросы, словно надеялась на спасение. Осознание приходило само собой - спасения нет и быть не может.
Ана Роса перевела глаза на стоящее рядом фото, заключенное в элегантную позолоченную рамку. На нем были изображены улыбающиеся она и Элисео в день их свадьбы. И не было ничего, что могло бы указать на несчастье Аны Росы, поселившееся в ее душе в тот кошмарный день...
***
Мелина, находясь в своей спальне, неподвижно сидела за письменным столом и вспоминала печальное лицо своей ученицы. Наивные попытки Аны Росы скрыть происходящее от мудрых глаз гувернантки не увенчались успехом. Без ее слов и рассказов она понимала, что Элисео не сделал Ану Росу счастливой, более того, жизнь с ним была для молодой девушки невыносимым испытанием. Мелина, - добрая и мягкая, немного сентиментальная по натуре, всей душой сострадала Ане Росе и считала своим долгом помочь несчастной.
Вновь в ее памяти всплывали тревоги Аны Росы оттого, что родители не отвечают ей на послания и не пишут сами, не навещают ее, словно решили забыть родную дочь и вычеркнуть ее из своей новой жизни. Саму Мелину смущала жизнь ученицы потому, что девушка по указанию Элисео Марко проживала в отдельном крыле особняка, отделенном от остальной части дома многими метрами и нескончаемыми комнатами, будто ее хотели спрятать от глаз домочадцев. Тягостные мысли, надеялась Мелина, всего лишь мысли, никак не граничащие с реальностью, но все же ей хотелось убедить себя в своей ошибке.
Женщина медленно встала и подошла к окну. Сквозь темнеющую густую поросль кустарника в саду она видела, как в спальне Аны Росы погас свет, а затем и то, как Камило - зять сеньора Элисео, прибывший вместе с ними и своей женой в новый дом еще вчера, во мраке пробирался в сторону дома, стараясь остаться незамеченным. Мудрая Мелина предпочитала не соваться в семейные интриги и поэтому решила забыть об увиденном.
Она вернулась к письменному столу и быстро сложила вчетверо лист бумаги, на котором уже успели засохнуть чернила. С уверенностью в правильности своих действий она вложила готовое письмо в конверт и положила его в ящик стола.
Мелина знала - только встреча с родителями сможет помочь Ане Росе прийти в себя, поэтому и решила отправить письмо на гасиенду в предместье Кордовы, чтобы Рита и Мануэль, наконец, навестили свое чадо...
***
Камило, убедившись в том, что его супруга Карменса легла и предавалась снам, незаметно проскочил по коридору и широкой лестнице, ведущей ровно к центру комнаты, бесшумно пересек гостиную и оказался на кухне, где его в сумраке ночи дожидалась страстная Мерседес. При виде его, - подтянутого, черноволосого, курчавого, словно в его густых локонах гулял свободный ветер, в самом расцвете сил мужчины, - девушка снова теряла голову, набрасывалась на него с нежными поцелуями, лаская разум горячими речами.
- Я хочу, чтобы ты был только моим, - пылко шептала Мерседес, ощущая, как Камило освобождает ее от навязчивой униформы, сковавшей не только ее бушующее тело, но и всю ее никчемную жизнь прислуги.
- Я только твой, моя милая, - отвечая на ее ласки еще более жаркими поцелуями, говорил в ответ Камило.
В порыве страсти он бросил ее на стол и навалился сверху, забыв о всякой предосторожности. В полной тьме они ласкали друг друга и в какой-то момент Мерседес поняла - мгновение блаженства совсем близко. Словами было сложно описать то чувство, которое заставляло ее не сдерживаться в воплях и криках, а, наоборот, со всей страстью отдаться сладким утехам, но чужая холодная рука, дотронувшаяся до ее обнаженного плеча и затем стремительно исчезнувшая во мраке, отрезвила Мерседес. Она в мгновение сбросила с себя Камило и вскочила со стола, пытаясь дотянуться до выключателя.
Зажегся свет. Глаза любовников непроизвольно закрылись. Но тут же им пришлось забыть о боли и открыть их.
- Что с тобой? - непонимающе спросил Камило, глядя на испуганную любовницу. Меча в тот момент не слышала его вопросов. Она взволнованно оглядывала кухню, но никого, кроме них в помещении не было.
- Здесь кто-то был, - в ужасе прошептала Мерседес, отведя взгляд в неизвестность, - я почувствовала чужое прикосновение.
- Успокойся, милая, - Камило прижал к себе испуганную девушку, пытаясь защитить от дурных подозрений, - здесь никого нет. Что на тебя нашло? К тебе мог прикоснуться только я, - он расплылся в игривой улыбке.
- Дай мне свои руки, - вдруг попросила Мерседес. Не разделяя ее уверенности в таинственном присутствии третьего лишнего, Камило все же повиновался. Он протянул ей свои руки, а Мерседес слабо сжала их в своих ладонях, - они горячие, как и мои, - заключила она, доказав себе объективность своих странных догадок.
- Нет, я не верю, - отмахнулся он, - здесь, кроме нас, нет никого. А тебе просто нужно отдохнуть, - решил Камило, - наверняка так на тебя действует переезд в новый дом. Замечу, этот особняк действительно мрачный, но это не означает, что в нем водятся приведения. Успокойся, моя милашка, - он снова улыбнулся и поцеловал ее в алые губы, теперь скованные неведомым самой Мерседес страхом.
- А вдруг это была твоя жена? - предположила Меча, надеясь на то, что это была именно Карменса, а не загадочный призрак, всегда обитающий в подобных местах, таких, как описаны во многих романах, так любимых служанкой. Девушка уже давно хотела предъявить Карменсе свои права на ее мужа, и теперь, вероятно, ей не придется усердствовать, чтобы разбить ненавистную идиллию их семьи.
- Карменса уже давно спит. Можем проверить вместе, - откровенной смелости Камило можно было только позавидовать. Но такова была его сущность. Он всегда был неугомонным бабником, проживая каждую минуту своей веселой жизни, буквально танцуя на лезвии ножа. Поэтому волнение в нем отсутствовало, как совесть и принципы скучной морали.
В Кордове, откуда они и переехали в Сьюдад-Дивино, слава дамского угодника была единственным его достижением. Видимо, на новой, девственной территории он решил не менять своих стратегий. Впрочем, ему не зачем было отказываться от столь приятного и сладкого внимания слабого пола, ведь жена догадывалась о его похождениях, в некоторых была уверена, о нескольких знала лично, но терпела и ни словом не пыталась намекнуть ему о своих переживаниях. Терпела не столько из чувств к неверному мужу, живущих в ее беспокойном сердце, сколько из страха быть опозоренной на всю округу. "Пусть смеются за спиной, пусть перешептываются", - думала Карменса. Главным для нее было то, что никто не говорит ей об этом в глаза, а, значит, все правильно и ей не о чем беспокоиться. Она старательно созидала образ идеальной супружеской четы, защищала своего непутевого спутника жизни перед отцом в минуты их громких размолвок на почве совместного ведения дел на фабрике "Az;car Imperio", рискуя быть отверженной им за неповиновение. Но возможно ли то, что женщина будет терпеть внутренние обиды и болезненное разочарование вечно?
Наглые любовники, перешептываясь и оглядываясь, вместе поднялись на второй этаж и, пройдя к двери спальни супругов, открыли ее.
К радости Камило и недоумению Мерседес Карменса спала. Спала в неестественной позе, откинув от себя шелковое одеяло.
Лицо молодой служанки вновь вернулось к неуверенному выражению, отражавшему страх перед неизвестным.
- Я повторяю, тебе нужно отдохнуть и хорошенько выспаться, Мерседес, - наставнически советовал Камило, прикрыв дверь.
- Но все же я уверена, что до меня кто-то дотронулся, - не унималась девушка.
***
С первыми лучами щедрого солнца Ана Роса открыла глаза. Девушка окинула спальню взглядом и заметила Мелину, которая уже бодрствовала и неслышно раздвигала плотные серые портьеры, отчего приятный свет заполнил спальню, и она сделалась не такой уж и угрюмой, какой она казалась Ане Росе вчера перед сном.
- Доброе утро, дорогая, - не оборачиваясь, приветствовала ее гувернантка, продолжая хлопотать. Она была свежа и полна энергии, а новое платье, в котором Мелина впервые предстала перед своей ученицей, из плотной ткани цвета слоновой кости с хитрым орнаментом в области скромного декольте и парой глубоких карманов на подоле, почти не заметных, придавало ее образу несколько уловимых мягких очертаний доброго ангела, который спустился с небес и тот час примчался к ней помочь скрасить угрюмое одиночество.
- Доброе утро, Мелина, - улыбнулась и потянулась Ана Роса, - который сейчас час?
- Семь тридцать, - женщина, улыбаясь, присела рядом с ней, - просыпайся, скоро приедет Элисео, - радость сошла с лица Аны Росы, - а я приготовила для тебя сюрприз, - загадочно проговорила Мелина.
- Сюрприз? С некоторых пор я не очень люблю сюрпризы, - хмуро ответила Ана Роса.
- Не надо так, - Мелина заботливо погладила девушку по ее темным и густым волосам, напоминавшим черную бездну разыгравшегося перед штормом океана, - ты меня обижаешь. Мой сюрприз тебя обрадует. Только придется немного подождать...
- Интриганка, - шутливо отозвалась Ана Роса.
После они вместе спустились в гостиную, где их уже ожидали Карменса и Камило. Первым подал голос мужчина.
- Как прошла ночь на новом месте, сеньоры? - любезно поинтересовался он, искренне не понимавший, почему Ана Роса, - такая молодая и красивая девушка, - отдала свое тело и душу в руки такого противного старика, как Элисео Альворадо. Ему были неведомы истинные причины их брака.
И сейчас он смотрел на Ану Росу с вожделением, так, словно она была беззащитной степной ланью, а он крупным хищником. Правда, добыча была непостижима. Он знал и побаивался Элисео, и потому не смел приближаться к его молодой красавице-жене, а довольствовался ласками Мерседес.
- Превосходно, - скромно обронила Ана Роса, смущенно отведя глаза от присутствующих.
- Предлагаю перебраться в столовую, господа, - сказала Карменса, и они дружно покинули гостиную
Все четверо разместились за длинным деревянным столом, покрытым лаком, отчего его поверхность отчетливо блестела в лучах утреннего света, исходящего с прохладной улицы и беспрепятственно проникающего сквозь большие решетчатые окна. Во главе стола место хозяина пустовало, дожидаясь приезда Элисео. В столовую вошла Мерседес, обязанная помочь хозяевам с раскладыванием завтрака на тарелки. Воцарилась полная тишина.
Служанка как никогда скромно опустила свои глаза, боясь поймать на себе презренный взгляд того неизвестного, кто вчера так нежно и в то же время угрожающе прикоснулся к ее гладкому плечу своей ледяной рукой. За время бессонной ночи обдумываний и жутких мыслей, что не покидали ее голову, она пришла к выводу, что Камило прав и никаких приведений нет и быть не может, и, соответственно, была уверена в одном, - этот неизвестный сейчас сидел за столом и ждал, когда она подаст еду. Единственной кандидатурой, опасной и одновременно удобной для развязки образовавшейся интриги, для нее была Карменса, мирно сидевшая справа от супруга и медленно перебиравшая свои тонкие ухоженные пальцы левой руки, стараясь не задеть скатерти и не привлечь к себе внимания.
- Мерседес, - вдруг обратился к служанке Камило, чтобы снять напряжение, витавшее в воздухе, и скрасить нелепое молчание, отчего и без того смятенная девушка чуть было не выронила из дрожащих рук стеклянный графин с соком.
- Да, сеньор, - коротко ответила она, сверкнув темными глазами и на мгновения переведя взгляд на ожидающую Карменсу.
- Сеньор Элисео не звонил? - спокойно спросил Камило, - или, может, ты общалась со своей матерью? Они не сообщали, во сколько прибудут?
- Перед отъездом из Кордовы мама сообщила мне, что они прибудут к обеду, - с внутренним облегчением ответила Меча, продолжая обслуживать напряженную от услышанного Ану Росу.
Вдруг послышались шорохи, доносившиеся со стороны гостиной.
- Кто бы это мог быть? - вслух подумала Мерседес и отвлеклась от молодой хозяйки, чтобы встретить раннего гостя.
Это был совсем не гость. Вопреки прогнозам пунктуальной Ампаро, хозяин вместе с братом и матерью прибыл раньше назначенного. Водитель хлопотал за их спиной, старательно укладывая чемоданы с вещами возле лестницы, когда Бенито, обрадованный встрече с близкими, а особенно с Аной Росой, вбежал в столовую, чтобы обнять родных ему людей.
При виде его, - непосредственного и веселого, отличающегося от остальных своей неуклюжестью и безграничной искренностью чувств, - на лицах каждого засияла добрая улыбка. Бенито бросился к Ане Росе с объятиями и поцелуями, которые, как родной сестре, он готов был дарить вечно.
- Бенито, я скучала по тебе, - говорила радостная Ана Роса.
- Я тоже, дорогая, я тоже, - справедливо убежденный во взаимности своих истинных чувств к невестке, Бенито обнял ее еще крепче.
Появление Элисео Марко, а именно его привычный для всех обитателей грозный взгляд, заставили их прервать бурное приветствие.
- Здравствуй, Ана Роса, - он окинул всех присутствующих оценивающим взглядом и остановился на жене, а затем сухо поцеловал ее в бархатную щеку. Сейчас она смотрела на него без страха, пытаясь разглядеть в нем хоть немного добрых и мягких черт, но не находила ничего. Его лицо, покрытое морщинами и легкой щетиной, его глубокие зеленого цвета глаза, в которых застыло пустое выражение тихой злобы, деревянная лакированная трость, на которую он без особой надобности опирался во время ходьбы, - все указывало на его жесткий нрав и строгость, привитую ему с самого детства, - вижу, ты не ждала меня так рано.
- Ампаро сказала, что вы приедете позже, - настроение голоса мужа говорило о его недовольстве.
Он хотел было что-то добавить, но за его спиной появилась донья Эстер, медленно идущая под руку с преданной домоправительницей Ампаро.
Две совершенно разные женщины - уже совсем постаревшая Эстер, - умиротворенная и безмолвная, и Ампаро, - такая же молчаливая, но таящая в своей, казалось бы, каменной душе огромную и безответную любовь к Элисео. Именно поэтому она, на все готовая ради своего патрона, выполняла любое его желание. Стоящих рядом Эстер и Ампаро, объединяло именно это чувство - любовь к Элисео Марко.
Эстер, как и полагается, любила его, как старшего сына, невзирая на его своенравную вспыльчивую натуру. Надо сказать, что не раз она попадала под его горячую руку, но даже в этом она не винила никого, кроме себя. Ведь это она, считала старая Эстер, в свое время не сумела воспитать в нем чувства любви к ближнему, мягкости и доброты души, которой сама обладала. Насколько это возможно, Элисео Марко был похож на своего покойного отца Хоакина, который в их сходстве видел только свою заслугу и чем без скромности гордился.
Эстер прожила долгую, но несчастливую жизнь. Еще задолго до того, как стать вдовой Альворадо, она расценила свою беспросветную от жестоких побоев мужа и постоянного унижения жизнь как кару Господню. Она никогда не жаловалась на судьбу, которую всегда сравнивала с ветром:
- Судьба подобно ветру одних ласкает приятным дуновением, а других с лица земли стирает. И неведома нам сила того ветра, что преследует нас, - говорила она, сидя на кушетке рядом с Бенито в своем любимом саду возле дома в Кордове.
Бенито - был ее единственной радостью. Только в его добрых и поистине сыновних объятиях она находила поддержку и успокоение, необходимые ей в ту минуту, когда жизнь теряла всякий смысл. То, что в нем, признаться, необычном человеке, всегда раздражало брата и отца, Эстер казалось милым и безобидным, отчего ее материнская любовь усиливалась с каждым взглядом на проделки младшего сына.
Сердце ее обливалось кровью, когда она в очередной раз становилась свидетелем частых ссор и порой даже драк между братьями. Элисео Марко - любимец отца и Бенито - простак, любимый всеми остальными, никогда не были родственными душами, напротив, их можно было сравнить разве что с пламенем и льдом - навеки непримиримыми противниками.
Смирившись с взаимной ненавистью сыновей, только об одном Эстер часто молила святых, стоя на коленях перед статуей Девы Марии, чтобы она не дала Бенито скончаться раньше, чем ее саму заберет к себе Господь. За какие грехи небо наградило ее сына страшной болезнью, часто проявляющей себя в виде приступов и судорог, Эстер не имела понятия. Все, что было в ее силах - это постоянно быть рядом с ним и заботиться о том, чтобы его не постигла смерть, равнодушная к своим подвигам.
Ампаро стояла рядом с Эстер, украдкой наблюдая за утренними обитателями столовой, но каждую минуту ее осторожный взгляд был прикован к хозяину. Она со скрытым интересом следила за разговором Элисео и Аны Росы, внутренне восхищаясь его мужественностью и силой, сквозившей в каждом его жесте или слове и проклиная молодую хозяйку, занявшую ее место в жизни хозяина, а заодно и себя, способную лишь на тайную страсть и боязнь признаться в своих горячих чувствах.
Всю свою жизнь она посвятила ему. Она была его верной слугой с незапамятных времен, была его надежной помощницей, а иногда и близкой подругой, готовой выслушать и поддержать Элисео в трудную для него минуту.
Ее душевные переживания, начавшиеся с момента ее появления в доме семьи Альворадо еще при жизни старого хозяина дона Хоакина, продолжались и теперь. Никому неизвестные, ее страдания стали частью ее жизни, более того, они стали ее судьбой.
Любовь Ампаро сыграла с ней злую шутку и отравила ее душу. Домоправительница втайне ненавидела каждого члена семьи: будь то старая Эстер, Карменса или молодая жена Элисео. Она ненавидела их за то, что они просто существовали и занимали каждый свое место в его доме и семье. Врагов Элисео она, в свою очередь, не имея личных причин для неприязни, ненавидела еще неистовее. Враги Элисео Марко были ее врагами. И, какой бы изощренной не была пакость, в очередной раз придуманная гением Элисео, Ампаро была готова действовать на благо хозяина подобно солдату, отправленному в бой приказом генерала.
Ампаро провела Эстер к столу, чтобы пожилая женщина присела и смогла отдохнуть после долгой и изнуряющей дороги. Сама же она проследовала на кухню, незаметно для остальных потянув за локоть Мерседес, в стороне наблюдающую за беззаботным общением Карменсы, Камило и Бенито. За ними в кухню направился и только что прибывший вместе с Элисео Гонсало - помощник хозяина во всех делах, касающихся не только фабрики и производства, но и тех, о которых принято было молчать. Гонсало был из той породы людей, что вечно следили по темным углам и слушали чужие разговоры, чтобы затем донести о них Элисео. Он был кем-то вроде личной ищейки, сторожевого пса, охраняющего бесценный покой сурового хозяина. Грязная работа и темные дела весьма гармонично сочетались в его невероятно гадком образе, который он усердно поддерживал. Черная ковбойская шляпа, ассиметричное лицо, обезображенное шрамом на небритой щеке, кожаный жилет поверх темно-лиловой рубашки, не скрывающий кобуры и пистолета в ней - все говорило о его преступной жизни.
- Как вела себя молодая жена? - сухо спросила Ампаро, остановив дочь посреди кухни, - надеюсь, за время нашего вынужденного отсутствия ничего не случилось?
- На удивление Ана Роса вела себя хорошо и сумела сохранить образ примерной жены, - с усмешкой ответила Мерседес, обернувшись к входящему Гонсало, - чем вы так озабочены, "сеньор смотритель"? - так она без стеснений называла Гонсало, сравнивая его с наемниками, смотрящими за рабами, существовавшими в прошлом, за его должность, отведенную ему хозяином, - на вас лица нет.
- Уйди, девчонка, - скомандовал Гонсало и сел во главе стола.
- Боже, вам стоит успокоиться, - смешливо рекомендовала Меча, удаляясь, - мама, приготовь ему чай на травах.
Единственное, что слышала Мерседес, покидая кухню, это то, что Гонсало своим грубым и низким голосом сообщил ее матери о непредвиденной поездке в Уругвай по приказу Элисео Марко. Причин и других указаний по поводу того, что именно ему нужно было сделать в чужой стране, ради чего стоит пересечь границу, Мерседес не интересовали.
На входе в гостиную она встретила хозяина и его молодую супругу.
- Переезд забрал у меня все силы, - говорил Элисео в то время как Ана Роса, покорно склонив перед ним голову, внимала его словам, - сейчас я отдохну несколько часов, а после мы прогуляемся по городу, посмотрим местные достопримечательности.
- Хорошо, Элисео, - заметно оживившись, согласилась Ана Роса, мечтавшая выйти из дома на воздух, побывать на улице, где нескончаемо кипела жизнь, которая, к великому ее сожалению, проходила мимо нее. Стоит добавить и сказать вернее, Ана Роса не согласилась, а поддержала, потому, что согласия жены и кого бы то ни было другого в любом принимаемом Элисео решении, вовсе не требовалось. Мнение, отличное от мнения самого хозяина, несомненно, имело право на существование, но оно, как незначительная формальность, было всего лишь выслушано им, а после, как правило, отклонено за глупостью и нелогичностью.
- Смею заметить, сеньор Элисео, что собирается сильный дождь, - послышался голос возникшей из ниоткуда Ампаро. Она указывала на темнеющее с каждой минутой небо и облака, сгустившиеся, казалось, прямо над особняком.
- Вы правы, сеньор, - закусив губу, ответила Ампаро, - жаль, что достопримечательностей здесь не так много, как в Кордове. Самая большая - это ваша фабрика, - она улыбнулась, оголив ровный ряд мелких белоснежных зубов.
- Значит, я буду не смотреть, а показывать, - Элисео обернулся к жене, - показывать главную новоиспеченную достопримечательность Сьюдад-Дивино, - свою Ану Росу, - заключил он, отчего лицо Ампаро, не ожидавшей адресованных сопернице комплиментов, исказилось.
- Благодарю, Элисео, - улыбнулась и Ана Роса, скрывая в себе неприятное чувство, вызванное сравнением мужа
- Вы правы, сеньор, - продолжила Ампаро, вновь проглотив незаслуженную обиду, - вам есть что показать. Вам будет завидовать весь город, - домоправительница дотронулась до лица Аны Росы, указывая на ее природную красоту.
От продолжения разговора с ними девушку спасло появление Мелины и Бенито, закончивших завтрак и показавшихся в гостиной.
- А сейчас занимайся с Мелиной, - сказал Элисео перед тем, как подняться наверх.
- Я вас оставлю, - распрощалась Ампаро и скрылась за дверью, ведущую в кухню. Раздался оглушительный и зловещий раскат грома.
- А можно мне с вами! - вдруг воскликнул содрогнувшийся Бенито, неумело скрывая свой страх быть оставленным наедине со стихией, и преградил путь смеющимся Ане Росе и Мелине.
- Обещаешь спеть для нас? - шутливо спросила гувернантка, еле сдерживаясь от смеха.
- Обещаю! - торжественно ответил он, - даже две песни. Одна про неуклюжего медвежонка, а другая... другая... - вдруг замялся Бенито, держа палец во рту и вспоминая название второй любимой им песни, услышанной когда-то по радио, - а другую я вспомню, когда буду петь первую!
- Хорошо, - согласилась Мелина, - пройдите в комнату, а мне нужно кое-что разузнать у водителя, - она сделала пару шагов в сторону выхода, - я вернусь к вам через пару минут.
Затем они расстались, и Мелина, немедленно достав серый конверт из кармана, отправилась на улицу, захваченную непогодой. Вслед за ней в гостиной вновь появилась Ампаро, неприметно сторожившая их за дверью. Ее основной обязанностью было следить за всем и всеми в доме, от ее холодных ищущих глаз не должен был уйти никто. Поэтому она не могла позволить себе пропустить скверную задумку гувернантки мимо себя.
Ампаро подошла к окну, осторожно отвела в сторону занавесь и стала ждать, пока Мелина доберется до водителя, идя навстречу могучим ветряным вихрям. С упорным терпением и жгучим любопытством женщина наблюдала, как гувернантка, поздоровавшись с шофером и справившись о его здоровье, передала в его толстые руки интересующее ее письмо...
Гроза разыгралась не на шутку и больше походила на ураган, так часто обрушивающийся на местные земли. Дождавшись, пока Мелина вернется в дом и скроется в его глубине, Ампаро вооружилась своим черным дамским зонтом и отчаянно бросилась на улицу, чтобы изъять конверт из рук водителя.
Завидев ее, бредущую по сырой каменной дорожке и весьма забавно укрывающуюся от безжалостного ливня, мужчина поспешил ей навстречу.
- Что вам угодно, сеньора Ампаро? - поинтересовался он, остановившись возле нее.
- Отдай мне письмо, Олаво, - коротко приказала женщина. Шофер не старался изобразить неведение. Он знал, - глаза и уши домоправительницы повсюду и скрыться от них едва возможно. Олаво безвольно протянул ей конверт и виновато опустил глаза.
Не сказав ни слова, Ампаро сунула конверт под пиджак, дабы его строки не размыл бесстыдный дождь, ливший не переставая, и удалилась.