Проснувшись рано утром, Павел Дощечкин, поморщился от луча солнца, которое резко ударило в не до конца открывшийся глаз. Павел, в народе известный, как Thrash, сладко потянулся. В голове всплыли картины вчерашнего дня, который так удачно завершился. Суббота выдалась на редкость приятной: он успел сходить на концерт, успел жестоко пнуть под зад своим шипованным железом ботинком какого-то придурка, успел обматерить в чате какого-то заморыша... Да, день был определенно хорош. Павел прокрутил еще пару разочков в голове все эти очаровательные картины и решил, что уже морально готов к тому, чтобы подняться с кровати. Сегодня было воскресение, на часах было ровно 14.46, что означало: Павел вполне выспался. Опустив ноги в плюшевые, зеленые, с полоской цвета ранних одуванчиков тапочки, он почесал немытый затылок, посмотрел довольно на грязь, оставшуюся под ногтями, и в предвкушении завтрака потопал на кухню. Бабуля, как всегда милая и уютная, заботливо осведомилась, как ему спалось и что угодно на завтрак. Павел откликнулся, что все сделает сам, а спалось ему "средней паршивости", наполовину утонув в распахнутом холодильнике. Хм... В холодильнике было, пожалуй все, что можно было только придумать: красовалась накануне запеченная в ананасах для любимого внучка курочка, толпились банки с соленостями, лежали на блюдце свежие круассаны с шоколадом и мандариновым джемом, аккуратно прикрытые салфеткой, тут были и мидии, и креветки в винном соусе, и всевозможные салаты, и равиоли с разнообразной начинкой, и даже фуагра, приготовленная по рецепту, который бабуля достала с великим трудом... Она полгода мучила на балконе несчастного гуся, откармливая его до нужного состояния. Павел порылся еще, старательно что-то выискивая. Бабуля с интересом за ним наблюдала все это время, затаив дыхание, боялась помешать. "Хм... может быть, за вот этой баночкой... - думал Павел, взгляд его стал задумчивым и напряженным, - или, нет, наверное, здесь..." Бесполезно.
День был испорчен. В холодильнике не оказалось его любимого сырка "Дружба". Бабку в этот момент хотелось убить. За такое упущение. Павел яростно шмякнул дверью холодильника и направился в свою скромную келью. Хотелось что-нибудь сломать. Он заметил стоящие у дверей носки, схватил один из них и запустил в стену. Носок воткнулся в обои. От разлома побежала трещинка. В образовавшейся дыре он увидел недоумевающее лицо бабули. Бабуля - женщина была понимающая и, сделав вид, что ничего не произошло, ушла в зал довязывать велюровый свитерок. "Как же так, - думал Павел, - так хорошо вроде день начинался... Да, правда ведь, если вчера было хорошо, сегодня будет фигово..." После нескольких минут бессмысленного блуждания взгляда с носка в стене на второй, преодолев желание, воткнуть второй носок рядышком, Павел решил собраться и сходить в магазин за сырком. "Нет, - подумал он, - ничто мне сегодня не помешает позавтракать, как человеку!" Он глянул на часы и понял, что это уже не завтрак, проснулось чувство досады, но тут же снова заснуло. Какая разница? На поесть всегда есть время, неважно, какое. Павел стал шарить рукой под диваном, нащупав несколько твердых предметов, он выгреб оттуда все, что было. Перед ним валялись носки. Все разные. По одному. Все твердые. Как кирзовые сапоги. Павел стал принюхиваться. К счастью оказалось, что остались еще два носкосапога, от запах которых голова кружилась не так сильно, как от остальных. Их он и решил напялить. Было немного тяжеловато - ногти на ногах мешали. Вздохнув, Павел решил, что выхода нет - придется постричь. Проковырявшись с ногтями добрых сорок минут, он, злой, оттого, сколько на это ушло времени, влез в носкосапоги, натянул все остальное из одежды и двинулся в ванную уже одетым. Посмотрев на свою небритую мину в зеркало, он остался доволен. Оскалился своему отражению, хмыкнул и пошел в прихожую. Натянув, не без труда, ботинки на носки, он открыл дверь и, буркнув бабуле "скоро буду", вышел на площадку.
На улице стояла жаркая июльская погода, детишки орали, как резаные, в песочнице, собаки метили деревья, а бабки обсуждали очередного ухажера Любочки из третьего подъезда. Павел, не спеша, направился в сторону продуктового магазина, он находился не слишком далеко, пара кварталов и все. Бабки притихли, когда Thrash проходил мимо них и перешли мгновенно с Любочки на "страшного металюгу" из второго подъезда. Павел вышел на главную улицу и гордо зашагал по проспекту. Глаза слепило солнце, пахло горячим асфальтом и чем-то жареным из окон старых домов. Павел уже почти успокоился и стал мирным и добрым, как какая-то подлючая болонка вцепилась неожиданно в штанину. Эта зараза никак не хотела отпускать, хотя Павел ей и вежливо намекнул, помахивая ногой. Болонка оказалась беспробудно тупа и не хотела уступать. Наверное, от него неслабо пахло чем-то вполне ее устраивавшим. "Ну, я предупредил." - придумал себе оправдание Павел и придал навязчивой болонке скорости в направлении противоположной стороны дороги. Может, он немного и переборщил с пинком, собачка, жалобно взвизгнув, сделала в воздухе нехилое такое сальто и приземлилась ровно на противоположной стороне. Там она очухалась, потрясла головой, презрительно фыркнула в сторону Павла и побежала дальше. Thrash отряхнул замазанную слюнями штанину и продолжил свой поход, имевший самую благородную цель. Тут Павел только сообразил, что было не так. Он забыл дома свой любимый плеер. То-то все было таким радужным и слащаво милым. В ушах не рубило, не орало, не кряхтело и не кашляло. "Лоханулся." - с досадой отметил про себя Павел. Тут он увидел какую-то девицу, свесившуюся с балкона третьего этажа. Она, видимо, думала, что сейчас покинет этот жестокий мир. "Дурная, - подумал Павел, - тока ноги себе переломает." И от мысли, что кому-то еще хуже, чем ему, по телу разлилось приятное спокойствие и удовлетворение. Он решил поглядеть, что будет дальше. Девица не заметила зрителей, она перегнулась через перила и неуверенным оценивающим расстояние взглядом уперлась в асфальт под балконом. Павел ждал. Девица глядела по сторонам, глядела вниз, снова по сторонам, но ничего не происходило. "Тьфу ты, какая нерешительная." - возмутился Павел. И тут из-за угла нарисовалась злопамятная болонка и со всех своих лап неслась на Павла. Такая уверенность во взгляде этой мелкой собачонки поперла к стенке самоуверенность даже Thrash"а, и он попятился назад. Вдруг его охватило какое-то тревожное чувство, видимо, злобная гадина задумала что-то нехорошее. Павел решил не показывать свою тревогу и пошел, как прежде, не торопясь вперед. Он где-то вычитал, что на собак это действует отрезвляюще, да и болонка еще, слава Богу, находилась на приличном расстоянии, если что - успеет еще убежать. И тут его как молнией ударило. В темя прилетело что-то сверху, и от неожиданности происходящего сработала шоковая реакция. Павел понесся со всех ног прямо по улице. Оказалось, что девица и не думала кончать жизнь самоубийством, ей просто было не фиг делать, и она одаривала прохожих смачными плевками с балкона. В случае с Павлом ее вообще постигла такая удача: попасть ровно в темечко. Высший пилотаж! "Зараза, - вдруг осенило Павла на бегу, - лучше бы прыгнула..." Он бежал, а болонка не отставала. Звеня цепями, как свинья-копилка, наполненная ровно наполовину, Павел резко свернул за угол. Как и рассчитывал, болонка оказалась слишком тупа, чтобы свернуть следом, и пронеслась мимо. Инерция - великая вещь. Павел успокоился, выждал на всякий случай пару минут и вернулся на прежнюю траекторию. Только он подумал, что до магазина уже недалеко совсем и скоро совсем уже домой, скоро сырок "Дружба" будет мирно перевариваться в его желудке, скоро он зайдет в чат и обругает очередного придурка, как его мирные раздумья прервала какая-то девочка. Это подбежало к Павлу сзади, лопоухое, косоглазое и прихрамывающее на левую ногу, и стало дергать за нестиранную довольно давно рубаху. Павел оглянулся. Взгляд косоглазой девочки выбил его на некоторое время из равновесия. Девочка, по всей видимости, силилась заглянуть ему в глаза, а получалось куда-то за спину. На секунду в ее косеньких глазах тоже прописался шок от небритого и не слишком довольного лица дяди, который был похож на магнит, на который поналепились канцелярские кнопки и скрепки. В голове ответственной девочки мелькнула мысль о сдаче металлолома, которая намечалась на следующей неделе в их дворе по просьбам старушек возродить эту милую традицию. Но она быстро отмахнулась от этих мыслей и жалобно пропищала: "Дядя, вы не видели мою собачку? Маленькая такая... беленькая. Я ее на пять минут оставила, а она куда-то убежала..." Павел глянул на кроху в коротком платьице с ободранными коленками и неаккуратно завязанными в хвост волосами. "Неа." - как ни в чем не бывало, сказал он. Досада. Нарушили его покой. В который раз уже за сегодня. Что за день такой? Девчонка отстала и посеменила дальше. Он хмыкнул, заметив, как на солнце просвечивают ее оттопыренные уши. "Лопоухая, -подумал он, - следила бы за своей заразой лучше." Он даже образовал на лице подобие улыбки и пошел дальше. На глаза попались часы, гордо восседающие на верхушке какого-то столба посреди улице. Они беспощадно вырезали в мыслях у Павла цифры 17.29. Но его уже сложно было расстроить. Магазин показался на горизонте. Павел подумал, что вот оно, вот, наконец. Компенсация за то, что его так бесстыдно облаяли на улице, жестоко плюнули на голову, и даже (о, ужас!) подергали за рубашку ради каких-то глупостей. Павел буквально влетел в магазин и понесся к прилавку с сырками. Заграничные названия раздражали глаз, нигде не было "Дружбы". Есть! Вот она! Вот он! Сырок "Дружба"! Счастливый Павел даже зарделся румянцем, что ему несвойственно в стандартной ситуации, подлетел к кассе, плюхнул круглую коробочку перед немолодой, накрашенной на манер стареющей актрисы советского театра (тогда как раз грим был в дефиците, карандаши для глаз были только синие, а помада - только красная) кассиршей. Она неторопливо, пытаясь строить глазки по старой привычке, впилась взглядом в коробочку и продекламировала бесстрастным голосом: "Двадцать три рубля с вас..." Она, видимо, хотела обозвать его молодым человеком, мужчиной или юношей, но запуталась, что будет уместнее, потому воздержалась, сглотнув окончание предложения. Павел выгреб из кармана грязные монеты, между которыми застряли нитки и комки какой-то пыли. "Стареющая актриса" с удивлением немного нагнулась вперед, чтобы разглядеть, что же имелось в кармане этого "железного человека" неопределенного возраста кроме денег.
Домой он возвращался довольный и голодный. Никто его более не тревожил, а карман оттопырился от кругляшки с сырками "Дружба". Оставляя после себя на асфальте ровные штрихи, Павел дошел уже практически до дома. Старухи все еще сидели на лавках, но уже обсуждали Варфоломея Игнатьевича из первого подъезда, который давеча затопил соседей. Они снова примолкли, пока Павел проходил мимо, но темы, однако ж, не сменили. Thrash поднялся в квартиру и скинул громоздкие ботинки. Бабуля кемарила в кресле, он решил, что пусть так и будет. Стянул с себя носкосапоги, облачился в флисовую пижамку цвета морской волны, залез в любимые мягкие тапочки, заглянул в ванную, решил все-таки помыть руки, причесался, как перед каким-то особым ритуалом, затянул волосы в хвостик, стрельнул в зеркало контрольным взглядом и пошел на кухню, захватив по дороге из штанины коробку с сырками.
После ужина Павел преспокойно налил себе огромную кружку ароматного чая и уселся за компьютер. Чат работал все время. Приват от одной девицы был забит до отказа. Павел вздохнул, пивнул чая и принялся стучать по кнопкам, набирая ответ. Настроение было хорошим, но что-то он снова проголодался. Не став на этот раз привередничать, он решил довольствоваться курочкой с ананасом. Притащив огромную бадью с курицей в комнату, он вновь уселся за чат. Бабуля проснулась, заглянула в комнату Павла, полюбовалась с минуту на любимого внучка и, довольная тем, что он все же решил скушать курочку, пошла на кухню приготовить что-нибудь еще. Павел же, заляпав стол по всему периметру курицей, сидел счастливый с чувством выполненного долга и набирал жирными от соуса пальцами ответ...